Алия¹ 90-ых.... Уехав от советской власти, евреи и члены их семей потихоньку-помаленьку стали осваивать новое для себя государство, провозгласившее себя их новой старой родиной, - Израиль - учить язык, историю и традиции, словом, 'возвращаться к корням'.
Самые принципиальные по прибытии восстанавливали имена-отчества. Так, Борис здесь снова становился Бени, Михаил - Моше, Станислав - Эфраим, а Светлана Харитоновна - Сара Хаимовна.
Реже возвращали прежние фамилии. Репатриант из Одессы гордо вывел на бланке Кац - коэн-цадик, вместо изменённой ради поступления в мединститут Кацев (если уж быть совсем откровенным, то и стремление к высшему образованию здесь не причём, просто Софочка, жившая этажом ниже, сказала, что её первым мужчиной должен стать русский).
Вопиющий случай произошёл в городе Нацерет-Илит, неофициальной столице Галилеи. Некто Ефим Бондарь, шестидесятипятилетний репатриант из Харькова, решил стать евреем до конца - сделать обрезание. Откуда ему, рано лишившемуся родителей, было знать, что эту процедуру он уже проходил однажды - в младенчестве! Отец-коммунист и мама, вечно пропадавшая в своей больнице, несколько ночей подряд не могли прийти к единому мнению - чей гнев мягче - Б-жий или партийный, пока бабушка Циля сама не взяла маленького Фимочку на руки и не отнесла к Шаю Соломоновичу, старому раввину, жившему на Киевской. 'Ни о чём не беспокойтесь, Циля Яковлевна! Сделаем всё так, что и заметно не будет!' - повторял нараспев лишённый практики раввин, потирая руки. О том, что было дальше, ребёнку никогда ничего не рассказывали, - боялись, что взболтнет чего лишнего среди приятелей-сверстников - не оберёшься беды!
К раву² Куперштейну Бондарь пришёл уже сам. Пятнадцать минут ходьбы вдоль забора, на котором в несколько слоёв были наклеены плакаты с изображением кандидатов в мэры города, каждый из которых непременно был снят на фоне государственного флага со звездой Давида в центре, лишь утвердили его в стремлении пройти брит³.
Дверь открыл сам рав. Широко улыбнулся, отчего в воздухе повис крепкий запах ритуального вина, и пригласил войти, слегка попятившись. Рав не сразу сообразил что нужно двум этим уже не молодым, но весьма похожим между собой людям, пока они, удивительно синхронно, жестом не слишком приличным, но весьма красноречивым, не объяснили цель прихода. 'А-а-а-а! - мелькнуло в голове рава, - конечно - конечно, помню, - недели три тому один из них приходил с Хаимом Овшиевичем, у которого снимает квартиру, и тот говорил со мной про 'брит'! А я, сославшись на занятость, просил прийти ближе к концу месяца!'
Надо сказать, рав Элиезер Куперштейн, потомок евреев из Румынии, слова не знал по-русски, и все эти мысли мелькали в его не слишком ясной теперь голове на иврите. По этой причине диалог как-то сразу не заладился, и решено было перейти от слов к делу. Подойдя несколько ближе к пациентам, рав вдруг заметил, что один из них куда-то исчез, верно, испугался. 'Что ж, хоть в 'Торе' и чётко указано когда следует вступать в союз со Всевышним, эти двое уже всё равно так безнадёжно опоздали, что ...' - мысль покинула его голову. Он слегка пошатнулся, взял из рук оставшегося пациента пакет, достал из него бутылку красного вина, как велит традиция, аккуратно разложил на столе необходимые инструменты, сунул в руки Ефиму 'кипу'-ермолку, и, жестом объяснив что следует делать с 'кипой', а что - с брюками, надел одноразовые перчатки, откинул голову слегка назад, закатил глаза и стал петь молитву.
Ах, если бы не усталость! Если бы не вино, выливать которое - грех! Если бы не то злосчастное обстоятельство, что Ефим был сегодня уже седьмым или даже восьмым, рав Элиезер, имевший солидный опыт, несомненно, заметил бы, что после покойного раввина Шая Соломоновича, делать ему уже ничего не надо! Более того, сам прекрасный специалист, он воздал бы должное искусству коллеги! Увы... даже то, что рав пятился в дверях, говорило скорее о желании стать поустойчивее, нежели пригласить в дом пришедшего.
Молитва - стакан вина вместо анестезии (кто не в курсе - анестезии общей, а не местной) - выверенное движение скальпелем ...
Волонтёр, помогавший медицинской комиссии в качестве переводчика, был в немалом затруднении, пытаясь объяснить её видавшим виды членам, на основании чего господин Бондарь Ефим требует процент инвалидности ...