Клюкина Ольга. Визажистка

В первое мгновение ей показалось, что она все еще смотрит странный сон, от которого пыталась всю ночь отделаться, но он, наоборот, как будто еще больше разрастался и становился многолюднее.

Как будто бы Вера все же купила сыну лего-конструктор, возле которого тот может часами стоять в "Детском мире". (Шестьсот семьдесят три рубля! Безумие! - прострелила сквозь сон реальная цифра.) Разумеется, Антоша немедленно начал строить свои домики и замки, но вдруг под его руками они каким-то образом сделались большими, и принялись с треском рушиться, почему-то при этом отскакивая в разные стороны, как мячи. Вера испугалась, что сейчас разноцветные обломки упадут на самого строителя, которого почему-то теперь нигде не было видно. И от этого с каждой минутой становилось страшнее: может, Антон где-нибудь уже лежит, придавленный и зареванный, а ей за грохотом не слышно, откуда он зовет маму?

Но к ужасу примешивалось и другое, неизбывное, гложущее материнское чувство вины: вот-вот, сама купила, своими руками устроила такую жуть, никто ведь не заставлял. Получила? Сидел бы ребенок спокойно за столом, красками рисовал - к тому же и экономия.

Вера бросилась искать Антошку, и вдруг лицом к лицу столкнулась с молодым мужчиной, который нес на голове ящик с кистями и красками.

Ничего себе: да это же был художник Карл Павлович Брюллов, изобразивший сам себя в таком виде на знаменитой картине "Последний день Помпеи"! Вера пригляделась и увидела, что все вокруг действительно поразительным образом напоминает кошмарную фантазию художника на тему извержения Везувия, который когда-то похоронил древний город под пеплом. Если только представить, что все здания и башни были сделаны из пластмассового лего-конструктора, а люди в развевающихся древних одеждах остались точь-в-точь такими же, как на картине Брюллова, и даже издавали гортанные крики на непонятном языке.

"Главное - ничего не боись, хуже того, что есть, не бывает, - вдруг по-русски и совсем по-простецки сказал Вере великий живописец, подмигнул одним глазом, а потом наперерез толпе полуобнаженных, обезумевших от страха людей протиснулся в здание с башенками, откуда жители лего-Помпей, наоборот, в ужасе выбегали.

"Ага, это он мне подсказывает куда идти, потому что он - русский, свой. Значит, Антошка тоже может быть там", - по-своему поняла странные слова Вера, и следом за художником ринулась в дом. А потом здание стало медленно раскачиваться, подпрыгивать под ногами, и вдруг появилась как раз эта трещина на потолке...

Ну конечно, ведь она сегодня первую ночь провела в своей новой, а точнее, очень, и даже слишком старой квартире, где, засыпая, невесело размышляла об этой самой трещине, весеннем ремонте, стройматериалах. Но больше всего - о деньгах, которых на ремонт все равно в ближайшее время не предвиделось, потому что в первую очередь нужно было отдавать долги за эти самые руины.

Наконец-то осталась позади волокита с обменом квартиры, хождения по каким-то деревянным сараям, в которые ее с Антоном норовили заселить веселые и услужливые маклеры, простаивание в бесконечных очередях за справками с печатями и планами квартиры, заполнения бланков... И росписи, росписи, росписи, множество закорючек с росписями, поставленных на разных бумагах.

Такое ощущение, что за все годы работы в школе Вере не приходилось ставить сколько подписей, сколько за один последний месяц.

Клем... с хвостиком, а потом в скобках, уже разборчиво: Клементьева В.М. Что, гражданочка Клементьева Вера Михайловна, - никак переселились? Поздравляем! Но что это вы теперь не радуетесь, а грустно таращитесь в потолок?

Самое тяжелое обменной эпопее для Веры было то, что ей слишком часто приходилось в разных конторах, по необходимости, встречаться с Сергеем и его молодой женой. Квартира-то у них, которая продавалась и теперь поделилась на две, все же, как-никак, была общей, и потому встреч в казенных домах, где Сергей тоже под договорами и квитанциями должен был ставить свою подпись, избежать оказалось невозможно.

СКл... А дальше витиеватая гордая закорючка и расшифровка - Клементьев С.В., Сергей Владимирович. То есть в недавнем прошлом - законный муж.

Хуже всего, что Сергей почти никогда не появлялся один, а приходил под ручку с Лерой, с которой он сочетался законным браком буквально через месяц после развода. Вере постоянно казалось, что при встречах Лера слишком уж пристально и почти что покровительственно разглядывает ее своими большими серыми глазами, словно знает некую засекреченную формулу счастья, о которой другим ведать не дано, не положено.

Только рядом с этой девушкой Вера впервые в жизни начала ощущать свой возраст, о котором раньше особенно не задумывалась.

Хотя - ну что тут такого особенного? - разница-то всего на каких-то семь лет: Вере - почти тридцать, а новенькой жене... далеко не тридцать. Впрочем, ровно столько, сколько было и самой Вере, когда она выходила замуж за Клементьева С.В., правда, уже в придачу с Антошей, который родился через четыре месяца.

И легкое к ней участие, как к безнадежной больной, и кроткие, полные обожания взгляды на Сергея, и новые щеточки для мытья посуды, деликатно выглядывающие из сумки, - все в этой девушке вызывало у Веры сильнейшее раздражение, почти что протест.

Ее имя, как не склоняй, не возводи в степень и не уменьшай, все равно будет звучать коротко и просто - Вера. А эта, видишь ли ты, - Валерия, Валерочка, Лерочка, даже - Лерчик.

"Получается, Антон - мой, только мой", - впервые в жизни сделала Вера такой вывод, и чуть не заплакала от внезапной жалости к себе и особенно к Антошке. Но сдержалась, оставила слезы на потом.

"Это мы еще посмотрим", - пробормотал Сергей, но как-то невнятно, без особого выражения. Типа того, что там будет видно, как в новой семье сложится - зачем зря заранее загадывать насчет мальчишки?

Именно после этого короткого разговора Вера поняла, что теперь точно все, конец. Их общий мир, который казался когда-то сияющим и нерушимым, рассыпался окончательно и бесповоротно, и нет никакого смысла пытаться что-то собирать заново, выяснять отношения, захлебываться от рыданий. Лучше как можно быстрее пройти через все формальности, дележки, обмены ...

Вот бы она удивилась, если бы еще год назад кто-нибудь сказал, что Клементьева Вера Михайловна скоро проснется в полуразрушенной коммуналке, главное достоинство которой - высокие, но очень сильно потрескавшиеся потолки, побелить которые сможет только верхолаз. Бред какой-то... Хорошо еще, что Антошка не замечает всего этого убожества, и радуется, что теперь они будут жить в самом центре города, близко от цирка.

Давно надо было вставать - Вера не привыкла залеживаться - но сегодня подниматься с кровати почему-то особенно не хотелось.

Сколько раз, глядя в чей-нибудь затылок в очереди регистрационной палаты, Вера вынашивала утешительные мысли, как замечательно, прекрасно, свободно, независимо она начнет другую жизнь. Как бы родится заново в новой, пусть даже и совсем старой на вид квартире.

Ведь живут же многие женщины годами одни, без всяких мужей - и прекрасно себя чувствуют! И потом даже рассказывают по всем телевизору, какими они после развода сделались свободными и счастливыми.

Приподняв с подушки голову, Вера оглядела разруху, царящую после вчерашнего дня в обеих комнатах, и содрогнулась. Да уж, вот оно - счастье. Вот уж точно: хуже того, что есть, не бывает, - вспомнила она фразу из недавнего сна.

Вчера только к ночи кое-как удалось затащить на третий этаж шкафы, ящики и тюки - еле успели до темноты - все сбросили в общую кучу, и теперь это барахло надо было как-то разбирать. Одной.

Пустая кровать Антошки, к счастью, уже стояла на своем месте. Вера зорко вчера проследила, чтобы ее сразу же поставили в нужный угол. Сам Антон, самозабвенно таскавший в машину маленькие связочки детских книг и коробки с игрушками, на выходные дни, был отправлен к бабушке. Подразумевается, что за это время Вера расчистит ему пространство для жизни.

"Хоть бы эта крепость продержалась как можно дольше, - подумала Вера про свою мать, снова вспоминая жутковатый сон. - Нет, пока я все же не совсем одна, нечего зря ныть..."

Вера еще раз окинула глазами коробки с посудой, ящики, связки книг. Вроде бы до переезда и не заметно было, что книг в доме накопилось уже так много. Самые любимые, по античной философии и искусству, заботливо лежали в отдельных коробках. Можно было бы сейчас, чтобы поднять себе настроение, начать разборку именно с них. Но тогда вначале нужно книжный шкаф каким-то образом придвинуть к стене, а то потом он и вовсе сделается неприподъемным.

Вера отыскала глазами ящик, в котором лежали старые письма, фотографии, записки в роддом - то, что до недавнего времени она считала своей главной драгоценностью. К этим пакетам она не прикасалась уже несколько лет, но при переезде их тоже пришлось извлечь из дальнего угла шкафа и даже прочитать несколько первых попавшихся строк..

В последнее время у Веры незаметно выработался свой, личный способ внутренней самозащиты. В самые трудные минуты жизни она научилась думать не о сегодняшних проблемах, а мысленно переключаться на античную эпоху и вспоминать изречения древних мудрецов. И с этой точки обзора все ее личные обиды постепенно начинали казаться не слишком большими, а потом уже маленькими, совсем крошечными, пока вовсе не исчезали из вида.

Подумаешь, тайна не сложившейся личной жизни Клементьевой В.М., жительницы города Саратова! Сотни историков разных веков и народов так и не смогли толково объяснить, почему, в конце концов, античный мир превратился в руины, а многие древнейшие восточные цивилизации до сих пор существуют и даже процветают.

В дверь явно трезвонили. Вера еще не привыкла к новому звонку, и потому не сразу поняла, что кто-то рвется именно в ее дверь. Она сразу же вскочила, набросила халат.

"Только бы не Сергей. Может, забыл что-нибудь? А я, как нарочно, в таком виде, даже не умылась, " - по привычке пронеслось у Веры в голове.

В глазке двери, оббитой черной потрескавшейся клеенкой, Вера разглядела круглое лицо соседки, и сразу же начала возиться с замками, которые не очень-то торопились слушаться новую хозяйку.

- Все дрыхнешь? А я гляжу, тебя, Вер, и не слышно что-то, - ввалилась через порог Ленка, занося вместе с собой в дом морозный воздух и одновременно аппетитный запах чесночной колбасы. - Думаю, схожу-ка к соседке. Может, чего двинуть надо? Или приколошматить? У меня задница, Вер, видишь, вон какая стала, любой шкафчик одна запросто ломану...

- Ой, спасибо, - невольно растрогалась Вера. - А я как раз думаю: как бы книжный шкаф в угол поставить? Он вообще-то не очень тяжелый. Но, может, сначала чаю хоть попьем? А то я только что... проснулась.

- Чаю? Можно и чаю, - согласилась Ленка, которая уже с деловым и весьма неодобрительным видом расхаживала по комнатам, осматривая стены и потолки. - А покрепче после переезда разве уже ничего не осталось? Неужто грузчики-гады все подчистую вылакали?

- И не спрашивай. У меня, Вер, сегодня трудный день. Можно сказать - стрессовый. На переломе, Вер, всей моей судьбы: быть или не быть. С утра хожу сама не своя, просто жуть.

- Да нет, Вер, я, кажись, наоборот, теперь лишку, через край хватила. Так высоко закинула, что - о-го-го! Кстати, я тут на всякий случай огурчиков прихватила соленых, колбасы и половину батона - у тебя ведь, небось, в этом бардаке с утра и куска хлеба не найдешь. С голода тут лежишь пухнешь, думаю, вот потому и притихла.

- Ничего, главное, Вер, сначала посуду найти - кастрюли, ложки, чашки, а остальное как-нибудь приложится. В каком, говоришь, ящике? Не помнишь? Могла бы фломастером подписать. То ты у нас вроде как ученая чересчур, а когда надо, крестика на коробке поставить не можешь. Чудная ты, Вер, все же, как я погляжу, - заворчала Ленка, открывая один за другим картонные ящики из-под конфет, печенья и водки, которые Антошка приносил для переезда пустыми из ближайшего продуктового магазина, а потом непременно покупал у добренькой продавщицы свои любимые леденцы на палочке.

Ленка Калашникова сегодня с утра тоже была не в форме: не накрашенная, одетая в теплый фланелевый халат и сильно потертые шлепанцы на босу ногу.

Обычно Вера видела соседку в более цивильном виде, и теперь невольно удивилась природной неказистости этой полной тридцатипятилетней женщины: ее большим, выпирающим из выреза халата грудям, и бесцветным ресницам на бледном, несколько конопатом лице.

- Эх, страхолюдина! - сама себя оценила Ленка, остановившись перед зеркалом, кое-как прислоненному к стене, и слегка вертя перед ним своим объемным задом. - Мда-а-а, прямо скажем - не Клавка Шифер. Ну, ничего, мы к вечеру в парикмахерской на своей крыше такого шифера положим, и так заштукатуримся, что любой закачается. Я забыла, ты, что ли, училась на парикмахершу? Или это не ты, Вер, рассказывала?

- На курсы ходила, два или три месяца. Где твой батон? - отозвалась Вера, открывая ящик, в котором оказались ножи и вилки, а также чашки и заварочный чайник.

Ленка все еще стояла перед зеркалом: теперь она распахнула на груди халат в виде декольте, что есть силы поджала живот, томно вздыхала и закатывала глаза.

- Да тетя у меня в центре квалификации работает, где курсы всякие - и компьютерные, и парикмахерские, и даже плетения из лозы. Ты, случайно, не хочешь плетению научиться? Могу с ней поговорить. Зато я теперь Антошку сама подстригаю.

- У меня на всякое плетение- вязание, учебу, да и вообще на учебу все равно терпежа никакого нет, - хохотнула Ленка и потянулась к бутылкам, не дожидаясь, когда Вера закончит приготовление бутербродов. - Ты что будешь: водку или вино?

- Утро вечера мудренее, а вечером мы тебе уже что-нибудь другое нальем. И как ты только, Вер, можешь эту краску пить? Потому ты у нас и худая такая, что беленькую не признаешь.

- Марганцовка. Для больных - кишки полоскать, - заявила Ленка авторитетно. - Ну что, махнем? За новую жизнь, новоселье, и все такое прочее.

С Ленкой Калашниковой Вера познакомилась случайно, когда та возле школы торговала на лотке канцтоварами, то и дело зубоскаля со старшеклассниками, а в обеденный перерыв обменивая у них же шариковые ручки на пирожки.

Но так получилось, что именно Ленка в августе первой узнала про Верино сокращение из школы. Когда ей вдруг сообщили, что, мол, глубоко сожалеем, Вера Михайловна, но часы сокращаются, и, вроде того, вы должны понять, что мы не можем просить об уходе Абрама Семеновича, заслуженного историка, но в тоже время высоко ценим ваши способности, и не теряем надежды... И так далее, что-то в этом же роде - журчащим и равнодушным потоком слов.

Вера спокойно, не дрогнув вышла в тот день из школы, весело поприветствовала двух попавшихся навстречу учеников из своего класса, а потом остановилась у лотка с тетрадками, повернулась к главному входу спиной и не выдержала - всхлипнула, разревелась. И мало того - начала зачем-то рассказывать незнакомой круглолицей продавщице про все свои напасти, которые вдруг словно намертво сцепились в один клубок.

Сын должен пойти в первый класс - и перед первым сентября вывихнул на пляже ногу, теперь пропустит первые недели, а то и целый месяц. Муж все лето вел себя как-то странно: то и дело являлся домой навеселе, постоянно уезжал с сослуживцами то на рыбалки с ночевками, то на турбазы, все время рассказывая про "мальчишники", и "деловые встречи без жен и детей." Огурцы, которые летом с мамой закручивали, и те вдруг взрываться ни с того, ни с сего начали - наверное, забыли в банки чего-нибудь положить. А теперь вдруг оказалось, что она к тому же осталась без работы.

- Полоса поперла, - серьезно подтвердила Ленка, почему-то сильнее всего отреагировав на огурцы. - Главное, не раскисай, дальше еще хуже будет, вот увидишь. Пока замри и не дрыгайся.

Но Ленка только пожала плечами, и в порядке обмена опытом рассказала историю про своего братишку-наркомана, который недавно задремал ночью на унитазе с зажженной сигаретой, уронил окурок в таз с бельем, и прожег насквозь ее выходное платье, колготки, новый кружевной бюсгалтер. В общем, как раз все то, в чем Ленка накануне ходила в гости к своему любовнику, и собиралась потом одним разом простирнуть.

- Вот и пришлось мне тогда из-за моего гаденыша исколотого с интересным мужчиной расстаться, - подвела итог Ленка. - Скажешь, не обидно?

- Ну, ты балда! Потому что пока я, Вер, себе новое нижнее белье для интимных встреч купила, он себе уже другую нашел, не стал меня дожидаться. Зато тогда я раскусила, что это за принц, а то, как в тумане вся была. Не было бы счастья, Вер - да несчастье помогло, то-то!

И ведь Ленка как знала, что дальше у Веры действительно в жизни начнется такая полоса, когда августовские всхлипы у лотка покажутся просто детскими вздохами. Уже в конце сентября Сергей рассказал про свои мальчишники вдвоем с Лерой, и сразу же ушел из дома, в ноябре оформили развод и начали искать размен квартиры, в декабре молодые поженились.

Новый год Вера встречала одна - нарочно отвела Антошу к маме, и отказалась от всех приглашений, чтобы как следует собраться с мыслями, настроиться на что-то другое, светлое, совсем новое. Маме, конечно, пришлось сказать, что будет праздновать вместе с новым другом, которому пришлось на ходу придумать имя - Александр.

Но вместо этого Вера выпила в одиночку половину бутылки водки и заснула на диване прямо в одежде, не дожидаясь боя курантов, а последние мысли в старом году были про Сергея и Валерию - как они там сейчас?

Наверное, сидят вдвоем, или, скорее всего, давно уже лежат вдвоем, обнимаются, пьют шампанское, а Сергей небрежно держит в одной руке пульт от телевизора и улыбается ...

- Как хочешь. А я махну. Мне сегодня, Вер, надо быть в тонусе, и в идеальной форме. Погоди, ты мне еще за эту квартирку спасибо скажешь, попомни мое слово.

- Но это ты пока так, не от всей души, просто из-за своей дурацкой учительской вежливости. Но скоро, Вер, ты совсем по-другому запоешь.

А ведь, действительно, так получилось, что именно Ленка, которую Вера случайно встретила на базаре (в то время она уже торговала в продуктовых рядах), и снова по привычке заговорила о своих новых проблемах, теперь уже с обменом, рассказала про эту квартиру. Оказалось, что в Ленкином старом жилфонде, этажом выше, сосед в ускоренном порядке по дешевке продавал квартиру.

"У нас со Стаськой были кое-какие дела, - шепотом пояснила тогда Ленка, перегибаясь через прилавок, и задевая грудями блюдо с малосольными селедками. - Сугубо интимные. Он теперь все сделает под мою дудочку. Неплохой мужик, не жадный, вот только агрегат у него плохо работает".

"Какой агрегат? Смеситель, что ли?" - не поняла Вера, которая как раз в это время ежедневно занималась смотринами различных комнат и хибар, где ей непременно показывали унитазы, трубы, раковины, эффектно демонстрировали работу сливных бачков.

"Другой агрегат, - усмехнулась Ленка. - Я про него сейчас, как про мужчину, Вер, говорю. Совсем от пьянки испортился. Вот и торопится поскорее к жене бывшей прописаться, пока та еще не до конца разобралась. Поняла, что ли? Тебе, Вер, сроду все надо по сто раз объяснять, ты как с луны свалилась.

Главное - квартира. Вот она, родимая, так и появилась: с промасленными обоями, вся в трещинах, зато просторная - хоть танго танцуй. С Антошкой.

- Слушай, давай-ка я теперь, Вер, шкаф твой двину, а то, чую, силушка могучая распирает. И чего это я все время вширь ползу? - поднялась Ленка со стула, зевнула, и подмигнула новой соседке: - Мужичка бы сейчас сюда, а?

- Балда! Чтобы шкафчики толкать. А ты что подумала? Эх, жалко, брательник мой, Вовчик, совсем стал слабосильным. На одних конфетках живет.

- Он что, конфеты очень любит? - спросила Вера, вспоминая при этом своего Антошку - родного, румяного, с леденцом на палочке.

- Да ты не знаешь, Вер, что ли? Нарки - они ведь все на сладком помешаны. Я после брата дома полное мусорное ведро нахожу всяких оберток от кексов и шоколадок, и под диваном тоже. Ни кусочка, подлюка, сроду не оставит. Да мне, Вер, и не жалко. Я и сама, когда деньги есть, ему халву покупаю. Младший он у нас в семье, слабеньким уродился...

Все это время Ленка не просто вела вслух свой привыч-ный рассказ о младшем брате, но при этом ловко двигала коробки, расчищая место для мебели. Затем, распластавшись на полу, принялась подкладывать под ножки шкафов и диванов какие-то тряпки и дощечки, чтобы легче было двигать.

- С бандитами, я говорю. Конечно, попадаются среди них и нормальные пацаны, душевные, ничего не могу сказать. Но по многим тюрьма давно плачет. Да ты, Вер, и сама скоро всех увидишь, всех до одного узнаешь, они всегда тут крутятся, - пообещала Ленка, с силой налегая на шкаф, который медленно поехал, и сразу же вписался в нужный угол. - Гол! За точное попадание полагается премия - наливай.

Не прошло и получаса, как основная мебель Веры худо-бедно стояла по своим углам. По крайней мере, можно было разбирать из мешков и раскладывать по полкам одежду, расставлять книги, и приводить жилище в порядок.

После физической работы и стакана красного сухого вина, Вера раскраснелась и даже расхрабрилась. Права Ленка: чего зря унывать? У людей и похуже бывает!

- Я, главное, вот чего еще к тебе заскочила, - сказала, Ленка, обмахиваясь газетой. - Ты, Вер, ко мне вечерком обязательно приходи, гости будут - посидим по-соседски. У тебя пацан где?

- Ты меня не поняла, - нахмурилась Ленка. - Я же тебя не просто на пьянку-гулянку зову. Вопрос, Вер, можно сказать, всей моей дальнейшей личной жизни. Ты должна мне, помочь.

- Понимаешь, он сегодня должен увидеть, что я не простая торгашка с рынка, а такая, что с интеллигентными людьми дружу, Вер, которые не только про колбасу разговаривают. Расскажешь разочек вслух что-нибудь умное, историческое, из школьной программы, вот и все дела. Знаешь, Вер, я ведь, кажется, втрескалась по самую макушку, как никогда в жизни. А теперь и сама не знаю, что делать, прямо вся напрочь извелась.

- Президент России - Путин. В него, говорят, сейчас многие по телевизору влюбляются, особенно когда он речи на немецком языке говорит. Ну, ладно - наш губернатор. Неужели не угадала? Никогда раньше не видела, чтобы ты так из себя выходила.

- Смешно тебе, ну, конечно, смейся теперь, - обиженно надула Ленка свои полные губы, обычно вызывающе накрашенные ярко-малиновой помадой, а сегодня - бледненькие, несчастные.

удержалась от смеха при виде ее торжественной физиономии. - А ведь я, Вер, с самого детства мечтала познакомиться с настоящим артистом. И могу теперь сказать громко: да, я спала с артистом! И очень даже ему понравилась - он мне сам про это прозрачно намекнул.

- Думаешь, я вчера просто так не помогала тебе шмотки наверх тягать? Думаешь, Вер, я забыла? Нет, я просто была... в самом вихре, в буре страстей, на вершине блаженства, - сказала Ленка, закатывая зеленые, бутылочного цвета глаза.

- Нет, вижу, что смеешься. А я, Вер, почти что плачу. Смотри сюда: Павлик артист - так? Ничего, что он пока играет маленькие роли. Но ты как только его увидишь, сразу поймешь, что скоро он будет в кино на самых главных ролях сниматься. А я кто такая? Ты же знаешь - я сейчас, Вер, вообще толком нигде не работаю.

- Ясное дело. Но на лотках, Вер, я тоже больше не хочу свои последние женские органы застужать из-за всяких жирных гадов. Да я, главное, Вер, и сама не знаю пока толком, чего хочу. Не могу понять, что мне надо. Вот тебе в твоей школе нравилось работать?

- Нравилось, вообще-то. Если бы только денег побольше платили. И если бы педсоветы по пять часов не длились, и открытых уроков для показухи не заставляли проводить, - вспомнила Вера. - Да, и еще чтобы директрисса была другая, и не нужно было бы кабинет с Абрамом Семеновичем делить, который все время карты на свой ключ запирал. А так - ничего, нормально.

- Вот видишь, тоже полная фигня, - обобщила Ленка, и снова просительно, и даже робко поглядела на Веру. - Так ты как, придешь вечерком-то, часам к девяти? Все равно к этому времени притомишься...

- Приду, - пообещала Вера, и Ленка сразу засобиралась, вспомнила, что надо идти в парикмахерскую, покупать продукты к столу.

С замками на этот раз удалось справиться гораздо легче. Но, вообще-то, в газетах пишут, что при переезде в другую квартиру нужно первым делом сменить замок. Вера задумалась: потратить на замок последние деньги? А вдруг потом Антошку будет кормить нечем?

- Да ты, Вер, не грусти, - по-своему поняла Ленка озабоченность, появившуюся на лице соседки. - Павел с собой сегодня друга детства приведет. Настоящего журналиста, между прочим, не шухры-мухры. У меня все рассчитано, как в аптеке! Немного вместе посидим, а потом вы с ним сюда подниметесь. Нечего тебе, Вер, в тоске тут одной сохнуть. Это не для нас - красавиц!

Как только Вера присела на стул, то сразу почувствова-ла, как сильно от усталости дрожат руки и ноги, непривычно ноет спина. Многое из того, что сейчас пришлось делать, прикола-чивать гвозди, прилаживать вешалки и веревки, таскать тяже-лые коробки, - по сути дела, Вере довелось осваивать впер-вые, и нельзя сказать, чтобы это доставило ей особое удо-вольствие.

Может быть, теперь ей еще прикажете нарядиться в оранжевый жилет и отправиться вместе с другими бабами шпалы ворочать или ас-фальт укладывать? Позвольте, но зачем тогда надо было учиться в университете, а потом вместо предложенной аспирантуры сдуру потратить столько лет на замужество?

Из окна новой квартиры была видна ночная зимняя улица, и напротив - слабо освещенное фонарем здание нежилого общежития, явно под снос. Когда-то на его первом этаже кочегарила столовая, от которой еще и теперь теперь оста-лась вывеска, и, похоже, от постоянного пара и чада дом состари-лся и пришел в негодность гораздо раньше отпущенного срока.

"Вот и я скоро стану такой же развалюхой. Нет, не хочу оранжевый жилет, не хочу подъезды мыть. Нет, Сережень-ка, и не надейся, - подумала Вера, с неприязнью разглядывая свои покрасневшие после уборки руки, и вспоминая утреннюю решимость заниматься какой угодно работой, ради Антона. - Это мы еще поглядим".

Вера еще раз посмотрела на стену общежития. Странно, что на этом убогом желтом строении все же сохранилось незатейливое украше-ние, что-то наподобие античных колонн. Над центральным подъездом, между симметрично расположенными и одинаково ржавыми водопроводными трубами, можно было различить четыре выступа, изображающих колонны ио-нического ордера - когда-то Вера учила своих учеников различать их по характерным закруглениям в верхней части.

Немыслимо, каким же невыразимо прекрас-ным было, должно быть, античное искусство, если его осколки, росчерки, тени долетели через несколько тысячелетий в такую невообразимую даль, как Саратов - провинциальный российский городок, где Вера родилась, и прожила всю свою жизнь, почти что тридцать лет!

Вера рассматривала выщербленную стену с четырьмя белыми вертикальными линиями с таким видом, словно перед ней был неразга-данный ребус, она и про уставшие свои руки давно забыла, когда в дверь кто-то нетерпеливо позвонил.

Вид у Ленки и правда был странный - из-под шапки в разные стороны торчали растрепанные светлые волосы, губы дрожали, под глазами виднелись потеки черной туши.

- Огра-а-абили! -- выдавила из себя Ленка, и с грохо-том опустилась на детский стульчик Антона, стоящий в коридо-ре. - Всю выпотрошили, сучки черные. Теперь - все! Хана.

- Цыганки на базаре, кто ж еще! Я и понять ничего не успела, а они, Вер, окружили меня скопом - шала-бала, ша-ла-бала по-своему, а кошелька нет. Все деньги стащили, до последней копеечки!

- Зачем, Вер? Я погадать по-человечески захотела, и вот тебе, получила, - всхлипнула Ленка, и попыталась выте-реть глаза, но еще больше размазала по щекам тушь.

- Не хочу-у-у, ничего теперь не хочу-у-у! - прогудела Ленка, но все же, не разуваясь, прошла на кухню, и села за стол с сосредоточенным видом человека, с которым случилось страш-ное, непоправимое несчастье.

- Не в этом дело, - вздохнула Ленка. - Все равно я теперь к вечеру уже ничего не успею. Значит, такая моя судьба. Вот, погада-ла.

- Вот и дура. Знаешь, как все сходится? В копееч-ку. Это только сейчас мне случайно такие стервы попались. В общем, выхожу я, Вер, из рынка - хорошо еще, что сначала все-таки продуктов закупила! - а одна цыганка молоденькая, беременная, смотрит на меня и говорит: "Краса-вица, давай погадаю. Вижу, что тебя сегодня ждет встреча с твоим принцем. Позолоти ручку - и я скажу, что у тебя с ним дальше будет". Ну, я, Вер, само собой, прямо обалдела от та-ких слов, сразу за кошельком и полезла...

- А вот и не всем, не болтай зря, раз ничего в этом деле не понимаешь! А эта девчонка к тому же так посмотрела на меня, так посмотрела, как буд-то через глаза меня всю наизнанку вывернула, и все там про нас с Павликом увидела. Вот так посмотрела!

- Не знаю, мне, честно говоря, толком никто и не га-дал, - ответила Вера уклончиво, чтобы уж совсем не уничто-житься разом в глазах соседки.

- А чего - не надо? На тебя, наоборот, легко будет гадать, раз ты чистенькая. Вот те, кто по три раза в день на себя по-разному перегадывают, - с ними, Вер, и правда одна морока. Но у меня и с такими получается.

- Не будет никакой встречи. Позвоню в его театр, и скажу, что заболела, заразу какую-нибудь подхватила. Сейчас знаешь, Вер, как грипп гонконгский людей недуром косит? А я чего, желез-ная, что ли?

- Очки надень! - рассердилась Ленка. - Не видишь, что ли, какой у меня шухер на голове! Я же как раз с базара хотела в парикмахерскую пойти, химию нормальную сделать, а эти прошмондовки меня как окружат... Я потом как крикну во все горло: "Где мой ко-шелек?" А цыганочка беременная с большими глазами, которая вот так смотрела, говорит: "Какой еще кошелек? Ты мне только пятирублевик давала, красавица, вот он", - и протягивает его назад с та-кой улыбочкой...

- Ну, конечно! Там старуха у них одна, карга столетняя с железными зубами, вся в каких-то тряпках, как кукла, в ме-ня пальцем ткнула и говорит: "Никогда мало гадалкам не давай - ослепнешь!" И заржала, как лошадь: "Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!" Я думала, у нее зубы изо рта посыплются. И потом все цыганки сразу как сквозь землю провалились.

- А, ладно, нечего сопли зря гонять, - шмыгнула носом Ленка. - Что же теперь поделаешь? Ты, Вер, тут пока чайку пос-тавь, а я картишки все-таки принесу.

Ленка вернулась буквально через пять минут, одетая уже в свой любимый халат с малиновыми розами и белые шерстяные носки на голые ноги. Под мышкой она снова держала какой-то сверток.

- Почему-то Павлик по этим киви прямо с ума сходит. Говорит, что они - овощи жизни, и нужно хотя бы по одной штуке каждый день съедать, чтобы быстро от нашей экологии не окочуриться. Но мне бананы все равно больше нравятся.

- Интересное кино: а нам с тобой что, разве жить нео-хота? И вообще, Вер, давай про него пока не будем больше, - гроз-но нахмурилась Ленка. - Не судьба сегодня свидеться - зна-чит, не судьба. Она все, злодейка... А он у меня правильный попался, за здоровьем следит. Или, может, передо мной спектакли гоняет?

- Свечку бы зажечь. Свет у тебя какой-то дурацкий - отвлекает, - попросила она Веру, с любовью глядя на замусо-ленную колоду. - На этих картах еще моя бабка гадала, по-койница. Увидишь, здесь у одного короля кое-что подрисовано - это она на своего деда-кобеля гуленого так сильно злилась, что не сдержалась.

Вера послушно зажгла свечу в красивом керамическом подсвечнике - хорошо, что сегодня повкалывала, зато многие нужные вещи сразу же нашлись.

Что-то шепотом считая и приговаривая, Ленка долго расклады-вала перед собой колоду то в одном, то в другом порядке, и вдруг резко, с ошарашенным видом откинулась на спинку стула:

- А что там такое? - невольно заинтересовалась Вера, ко-торой просто сейчас нравилось сидеть в полутьме, есть фрукты, рассматривать колебания теней на непривычно высоком потолке. Она и трещин-то наверху никаких не замечала!

Каким-то образом к ней по каплям возвращалось ощущение, если еще не покоя, то смутного довольства жизнью, порядком подзабытое и приятное. Сейчас Вера испытывала прямо-таки настоящую нежность к своей сумасбродной, доброй и щедрой соседке.

- Вот смотри сама, - торжественно показала она на свой расклад. - Ты у меня, Вер, крестовая дама, и твой му-жик бывший, соответственно, тоже крести. Так? Значит, здесь у вас выпадает разлука, случайные встречи в казенных домах и его бубновый интерес, то есть новая его мадамочка...

- А если бы и не знала? Гляди сама - на крестового короля одни бубни ложатся: тут тебе и бубновый интерес, и бубновая дорожка. Они ехать, что ли, куда-то намылились?

- Я про то и говорю. А теперь смотри дальше: черным по белому написано, что откуда-то тебе привалит богатство - раз! И не просто там какая-то мелочь, а о-го-го! Потом вдруг король пиковый, главный сердцеед появляется, и у тебя с ним выходит любовь. Но тебе, Вер, нужно вести себя с ним осторожно...

- Хватит смеяться, глядим дальше. Бац - чья-то смерть. Погоди, или, Вер, наоборот, свадьба? Но все равно, для тебя это снова к хорошему, опять к большим деньгам. Нет, ну ты, Вер, только посмотри! Я, сколько ни гадала, сроду не видела, чтобы у кого-нибудь такие карты выпадали! Будешь нарочно подтасовывать - ни за что не получится, - взволнованно бормотала Ленка.

- Хотелось бы, конечно, верить, - сказала Вера уклон-чиво, чтобы не слишком расстраивать гадалку своим скепсисом. - Особенно в богатство.

- Хочешь - верь, хочешь - не верь, от тебя уже все равно ничего не зависит. Тут все как есть написано, -- сделала вы-вод Ленка, собирая карты. - Эх, мне бы хоть разочек вполо-вину этого выпало. Счастливая ты все же, Вер.

- Может, я и правда слишком мало тогда дала? Цыганочке той глазастой? Беременная все же, и чего я, идиотка, пожадилась? - снова вспомнила о своей истории Ленка. - Эх, пойду Павлу в театр звонить. Злосчастная все же моя житуха, и сроду так, Вер, у меня в любви.

- А как я в таком виде буду? Ты же видишь, Вер - у меня не волосы, а мочалка на голове. А мою химию цыгане сей-час, наверное, пропивают. Им-то хорошо, они и так, подлюки, кучерявые.

- Но тогда ведь ты ему и так, без парикмахерской, понрави-лась, - не отставала Вера. - Что изменилось-то? Вымоешь голову, сделаешь как было...

- Нет уж, лучше тогда никак, - покачала головой Лен-ка. - Понимаешь, Вер, я ведь хочу не на одну только ночь, а на всю жизнь, чтобы он в меня влюбился без памяти. И потом, я посмотрела, какие у них там в театре фифы отборные ходят - одна другой лучше, что артистки, что зрительницы. И тут, значит, я рядом, такая чу-вырла. Здрасьте вам с кисточкой!

- А хочешь, я сама тебе сейчас такую прическу сделаю, что он ахнет? - предложила Вера и сама удивилась, что это на нее вдруг такое нашло.

- Не пойму - зачем тебе химия? - с видом знатока ос-мотрела Вера жиденькие светлые волосы Ленки, длиной чуть по-ниже плеч, а сейчас завязанные в хвостик. - Можно придумать что-нибудь и поинтереснее...

Может быть, он как раз этот момент имел в виду? Вера снова мысленно увидела страдальческие лица мо-лодых помпеянок - у Ленки сейчас было примерно такое же.

Эту картину - "Последний день Помпеи" - Вера когда-то подробно разглядывала в Русском му-зее, а потом не раз видела на репродукциях. Девушку на первом плане, опустившуюся на колени, у которой в волосы вплетена си-няя лента, почему-то всегда хотелось спасти в первую очередь.

- Понимаешь, у гречанок, а потом и у римлянок тоже, было в ходу огромное разнообразие причесок, гораздо больше, чем у нас сейчас. Они носили и такие особенные пучки на за-тылке, распущенные и перевязанные на конце лентами, и двой-ные косы, и делали кудри со спиральными локонами, причем постоянно вплетали в волосы ленты, украшали себя диадемами и венками.

- Смотри, мне кажется, будет очень красиво, если воло-сы собрать на затылке - у тебя же красивый, высокий лоб! - а потом вплести в них ленты. Я как раз сегодня вещи перебирала, и целый пакет разных ленточек нашла. И потом все это можно оригинально соединить в виде цветка, - отчего-то по-настоящему разволновалась Вера. - Правда, придется немного концы подстричь, и потом завить по бокам, чтобы получились такие трогательные локоны, которые вроде бы сами собой из-за ушей выпадают. Ну, ты знаешь, видела, наверное, на многих картинах...

- А, валяй, делай что хочешь! - разрешила Ленка. - Я даже глаза закрою, чтобы не расстраиваться. Он ведь у меня артист. Я заметила - ему чем чуднее, тем милее.

А Вера вдруг почувствовала прилив настоящего вдохновения, когда даже вслух что-нибудь запеть ни с того, ни с сего хо-чется.

Но теперь Вера и сама принялась Ленке расска-зывать все подряд, что только приходило в голову. Впрочем, ясно почему: этим самым она незаметно отвлекала клиентку от пытливого самосозерцания в зеркале, незаметно расширяя границы для вольной импровизации.

- А ты знаешь, что воспетая многими художниками и поэ-тами египетская царица Клеопатра Седьмая Филопатра имела на редкость отталкивающую внешность? Можно сказать, была настоящей уродиной.

- Да ну, брось ты, - округлила свои зеленые гла-за-крыжовники Ленка. - Это та, которую потом змея укусила? Да я кино видела - всем бы быть такими уродинами. Девять, или даже десять раз баба замуж выходила. Вот это я понимаю!

- Кто? Элизабет Тейлор? Так это же актриса! А я говорю про настоящую, историческую Клеопатру. Сохранились монетные изображения, где хорошо виден ее длинный загнутый книзу нос и острый под-бородок, как у Бабы Яги. Однако, заметь, именно в эту женщи-ну, был страстно влюблен Це-зарь, а потом римский полководец Антоний, провозгла-сивший Клеопатру "царицей царей"...

- Богатство, конечно. А еще - обаяние. Шарм, - уверенно ответила Вера, накручивая щипцами пряди волос, и принимаясь фоном рассказывать про первую красавицу Рима Поппею Сабину, которая поддерживала свою божественную красоту при помощи ванн из молока ослиц, и необыкновенных кремов собственного приготовления.

- Еще хуже - она была женой императора Нерона. И ког-да Поппея была беременна, Нерон убил ее, а потом решил обо-жествить и заказал множество скульптурных изображений. Но почему-то ни одна из статуй Поппеи до наших дней не сохрани-лась, и мы лишь можем гадать, как она выглядела.

- Я же говорю - судьба проклятая. Не змея, так мужик ужалит, - вздохнула Ленка. - Знаешь, Вер, а интересно ты эти свои сказки рассказываешь. Прямо заслушаешься. Ты за столом сегодня тоже не молчи, ладно?

- Но ведь было! Только очень давно. Поэтому нам теперь трудно представить. Но на самом деле - они были такими же так же, как и мы, также чувствовали, любили, мучились... так же гадали, наверное. Ну, почти что...

- Чудная ты все же, Вер. Я таких, как ты, раньше сроду не встречала, улыбнулась Ленка, пристально разглядывая в зеркале свое новое обличие. -- Слушай, а ведь ничего! Как будто и не я, а какая-то твоя Помпея из Греции. Пойдет.

- Вот только макияж я бы тоже посоветовала немного сменить. Никаких малиновых помад! Светлая пудра, слегка серебристые веки, чтобы ты была немного... ну, как это сказать? Как статуя! Тебе, с твоей внешностью, пойдет некоторая прохладность и неприступность.

- Ладно, я побегу тогда к столу все скорее готовить, а лицо мы потом нарисуем, - вихрем сорвалась с места Ленка. - Ну, Вер, ты, оказывается, мастак! Тыща поцелуйчиков, встре-чаемся внизу. - Да, я у тебя подсвечник на вечер возьму по-гонять - уж больно красивый! Будем трескать при свечах, как в греческом зале. И с мужчинами, черт бы их всех побрал!

Один из них оказался, можно сказать, писаным красавцем - голубоглазым, кудрявым, даже с ямочками на щеках. Но это был журналист - Борис К., как сообщил он с загадочным видом. Можно было не сомневаться, кому в театре доставались бы все роли царевичей- елисевичей и принцев, если бы Борис не предпочел трудиться в местной газете.

Павел был высоким, худым и очень бледным человеком да-леко за тридцать, а на фоне бойкого, подвижного друга вообще казался сонным и скучным. Возможно, такое впечатление возникало из-за его карих, невыразимо печальных глаз, прикрытых большими темными веками.

Но особенно впечатляюще выглядели густые черные брови, которые словно жили на лице у Павла своей отдельной жизнью - то удивленно поднимались, то хмурились, то иронично подраги-вали, при том, что его глаза даже в минуты всеобщего веселья продолжали хранить странное, застывшее выражение.

"Болеет, может быть, чем-нибудь? Странный какой-то", - пронеслось у Веры в голове в первый момент, когда Павел как-то нервно запрокинул голову, и церемонно приложился гу-бами к ее ручке.

То же самое, но уже с веселыми ужимками, как бы передраз-нивая старомодные манеры друга, проделал Борис, с миловидного лица кото-рого никогда не сходила ироническая, многозначительная улыбка. Как будто бы он настолько хорошо понял, что и зачем делается на этом свете, что находил это забавным и не стоящим серьезного внимания.

- Ой, спасибо, - как-то сразу растерялась Ленка. - Пойдемте к столу - у меня тут сегодня продуктов много. А что, правда я - ничего?

- Неординарно, - сквозь зубы пробормотал Павел, и Ленка прямо-та-ки просияла, действительно что-то в ней такое появилось вдруг от "О, госпожи!".

- Сколько я тебя, Борька, помню, ты всю жизнь один и тот же сонет читаешь, который в школе к восьмому марта выучил, - заметил Павел. - Сменил бы пластинку.

-... Копаю, можно сказать, под каждую букву? Ты же сам рассказывал, что Михаил Чехов со сцены простую телефонную книгу читал, а зрители рыдали. При чем здесь вообще слова?

- Сравнил, тоже, - сказал Павел хмуро. Но Борис вовсе не обиделся, а лишь лучезарно улыбнул-ся, и принялся ловко чистить банан.

Застольное веселье набирало обороты как-то с натугой, тяжело, но водка, и постоянные шуточки Бориса все же постепенно делали свое дело. Он сразу же положил посередине стола два плода киви, между ними пристроил самый большой ба-нан, и эта эротическая композиция вызвала у Ленки долгий припадок смеха.

Павел ел как-то вяло, задумчиво оглядывал всех из-под сонных век, подолгу задерживаясь взглядом то на одном, то на другом лице, и пил только одну газированную воду.

- Везет человеку: совсем не пьет, спортом с утра до вечера занимается, на ушу ходит. А тут - тяжелые будни журналиста, фуршеты за фуршетами, и везде выпивка на халяву, - притворно вздохнул Борис, в оче-редной раз разливая по рюмкам водку.

С первой же минуты он начал выказывать Вере повышенное вни-мание: наполнял ее рюмку первой, подкладывал на тарелку кружки апельсина, и даже умудрялся временами слегка приобни-мать Веру за талию, держа в другой руке то вилку, то ложку, и мелькая ими в воздухе с быстротой фокусника.

Ей почему-то не хотелось сейчас объявлять, что она - простая "училка-историчка", к тому же уволенная из школы по сокращению штатов, и вообще - безработная.

- А я и так, сам отгадаю! - не отставал Бориска, у которо-го, видно, были свои, хорошо накатанные приемы знакомства с симпатичными девушками. - Спорим? У меня такая профессия, что я всех людей насквозь вижу.

- Мне кажется, ты занимаешься рекламой, в каком-то агенстве. Или на телевидении. Где-то я тебя видел. Правильно? - широко улыбнул-ся Бориска, и на щеках его еще сильнее обозначились прелест-ные ямочки.

- Ой, мама родная, за что? - притворно взмолился обрадованный Борис. - Тогда вот что: я почти уверен, что Вера - врач. Точнее, нет - работает фармацевтом в аптеке, в общем, где-нибудь, в белом халатике на каблучках ходит, ножки красивые всем показывает.

- Чего это тебе вдруг в голову взбрело? - уди-вилась Ленка. - Да ты только посмотри на мою соседку, разуй глаза! Ее бы в фотомодели отдать, а ты - в аптеку!

А Вера подумала, что догадка Павла была "горячее" - после школы она сильно колебалась между биофаком и истфаком, и не сразу сделала выбор.

- Мамы всякие нужны, мамы всякие важны, - вспомнила Вера вслух стишок из детской книжки, которую непонятно поче-му одно время обожал Антоша, заставляя до одури читать про то, как "Толя пел, Борис молчал, Николай - ногой качал".

- Ладно, так и быть, придется расколоться, - пришла тогда на выручку подруги Ленка. - Она у нас классные прически дела-ет, и особенно макияж всякий. Мастер мирового класса во всех направлениях красоты.

- Однако! Мне это очень даже нравится! - заулыбался Бориска. - Модная профессия. Может, салончику в нашей газете рекламу организуем?

Павел ни с того, ни с сего сердито заговорил о каком-то спектакле, который кроме него все равно никто не видел, то и дело называя постановку "идиотской", или "глюками старого маразма-тика". Остальные ели, делая вид, что им интересно.

- Слушай, Павлик, а ведь нам как раз для рекламы понадобится хороший визажист! - вдруг перебил его Борис. - Я все равно хотел куда-нибудь идти договари-ваться, а тут под мастер под рукой.

- Да вы чего, девки, там же деньги хорошие заплатят. Скажи, Павлик? Я договорился, чтобы ролик был сделан по самому высшему тарифу - и костюмы, и грим... Они на все согласны. Да скажи хоть ты, что ли, что-нибудь? Ты же там сниматься бу-дешь, - подтолкнул Борис застывшего друга.

- Ну, уж нет, я им сразу сказал, что никакой халтуры лично мы делать не будем! - разгорячился Борис. Бизнес - так бизнес, по полной программе. Со сценарием, настоящими актерами...

- А вы что будете рекламировать? Какой-нибудь шампунь? Тоже будешь, как Дима Маликов? - пожирала Ленка глазами Павла, словно он уже сделался мировой знаменитостью.

- Да что ты теперь выделываешься? Нормальная работа, - воз-мутился Борис. - И сюжет интересный, из литературы. У них водка называется "Геракл", вот они и хотят что-нибудь такое в древнем духе изобразить. Другой артист от счастья кипятком бы пи-сал, а он -ни за что!

- И что, ты, Павлуша, будешь Гераклом? - не могла успокоить-ся Ленка, глядя на артиста гипнотическим взглядом, почти та-ким же безумным, как во время гадания на картах.

- Не знал. Так мы, значит, еще больше размахнуться сможем, хорошо, что подсказала. Значит, завтра в двенадцать вся творческая группа собирается в офисе фирмы "Алфей", улица Тараса Шевченко, дом два. Учти, Верунчик, мы тебя там ждем.

- Эх, мы вот тут сейчас веселимся, а на пятом этаже Толян-слесарь покойником лежит, - вдруг вздохнула, закатив глаза к потолку, Ленка. - Надо хоть одну выпить за него, не чокаясь. Кто теперь мне прок-ладку в кране заменит, или батарею из ЖКО украдет?

В дверях кто-то тихо выматерился, и в комнату, не раз-деваясь, зашел щупленький чернявый паренек в длинном пальто нараспашку, заснеженной шапке и ярко-красном шарфе.

Ни за что невозможно было с первого взгляда подумать, что это - младший родной брат пышной, зеленоглазой Ленки, настолько разной была их внешность.

- Эй, дай денег, Ленк, - сказал братишка, равнодушно скользнув взглядом по гостям. - Я тебе оставлял сегодня. Срочно надо хоть стольник. Если что - завтра подброшу.

- Слушай, а я как раз хотела тебя с соседкой нашей но-вой познакомить. Вот, Вер, мой братишка. Помнишь, я тебе сколько про него хорошего рассказывала? Ты садись, Вовчик, махнешь с нами рюмашку, - продолжала юлить Ленка.

- Куда столько дела, дура? - и не подумал стронуться с места Вовчик. Он по-прежнему стоял посреди комнаты, не выни-мая из карманов рук и нервно раскачиваясь на каблуках.

- Цыганки. Цыганки скрали, стервозы. Скажи, Вер, - сжалась под его взглядом Ленка, которая сразу стала похожа не на "о, госпожу!", а на самую жалкую из рабынь.

- Цыганки, говоришь? - втянул в себя воздух Вовчик, и только теперь с хищным прищуром оглядел собравшуюся в комнате ком-панию.

И особенно - стол, на котором тут и там виднелись пустые салатницы, банановая кожура, и свеча в подсвечнике, ин-тимно освещающая бутылочные горлышки, а также нетронутую эротичес-кую композицию из фруктов.

- Пьете-жрете? Я, значит, выкручиваюсь, из последних сил бобы срубаю, а у тебя тут все пристраиваются, кормятся на халяву? - взвизгнул вдруг Вовчик неожиданно тонким голосом. - Ду-маешь, я такие бешеные бабки заколачиваю, чтобы весь город кормить?

- Перестань, Вовчик, пошли, я тебе все объясню, - схватила Ленка за ло-коть своего "младшенького", но тот выдернул руку и так силь-но заехал ей по щеке, что Ленка с размаха упала на стол, по-гасила свечку, громко вскрикнула в темноте. Следом послышался звон разбитой посуды, звуки борьбы.

Свет загорелся - и стало видно, как Павел на полу ка-тается с Вовчиком, сцепившись с ним клубком, причем братик Ленки от бессилия плюется ему в лицо.

- Отпусти мальчишку! Видишь, ему же больно! - заорала вдруг Ленка дурным голосом, и выскочив из своего угла, огрела Павла по голове керамическим подсвечником, ко-торый тут же разлетелся на мелкие кусочки.

- И нечего лезть в наши дела, вот, и нечего тут. Мы в своей семье уж как-нибудь сами разберемся... - сказала она в наступившей тишине.

Вере показалась, что она сейчас видит кадр из какого-то нашумевшего боевика, когда оскорбленный в лучших чувствах герой поднимается с земли, на глазах делается словно бы в два ра-за больше, берет в руки огнемет, и теперь уже собирается по-настоящему расправиться с врагами.

- Ой, что делать? Кто виноват? - округлил глаза Борис-, на всякий случай тоже вооружившись вилкой и десертным ножом, и выставляя их перед собой. - Не жди меня, мама, хо-рошего сына!

Но случилось непредвиденное: ни на кого не взглянув, Павел молча шагнул к выходу, сорвал с вешалки пальто и с перекошен-ным от отвращения лицом выскочил в дверь.

- Шапочку! Ты шапку свою забыл! Там же холодно! Мороз минус двадцать! - закричала ему вослед Ленка в полном отчаянии. - Февраль же сегодня только начался!

- Мудрое решение, следует принять во внимание и занести в протокол, - заметил Борис, и взяв Веру за руку, тоже стал пробираться к выходу.

- Как же он без шапки-то? - глядя на дверь, продолжала растерянно приговаривать Ленка. - Я же... я и так всю голову ему расшибла. Ведь мороз же, заболеет теперь из-за меня, а ему в кино сниматься.

От ее макияжа и прически в античном духе больше не ос-талось и следа: синяя шелковая ленточка удавкой болталась на груди, волосы, как пакля, торчали в разные стороны. К тому же Ленка в полном отчаянии теперь размахивала в разные стороны руками, давая понять, чтобы ее все, и да-же Вера, как можно скорее оставили в покое.

- Ну, вот, повеселились, - пробормо-тал Борис, сосредоточенно разбираясь в прихожей со своей верхней одеждой. - Мне в этом доме сразу подъезд не понравился, у меня на такие вещи нюх...

Зато Вовчик с видом смертельно оскорбленного хозяина уже уселся за разгромленный стол, налил в первую попавшуюся рюм-ку водки, опрокинул в нервно перекошенный рот.

- Да ладно тебе притворяться, чего тогда вообще собирались? - сердито оборвал ее Борис, который после боевой сцены все еще был сильно не в духе. Не дожидаясь приглашения, он начал первым подниматься наверх.

Однако - ничего подобного, даже малейшего намека на вчерашнюю хандру она сегодня не ощущала, а, наоборот, удивительный прилив сил. Вера быстренько прикинула в уме, что нуж-но сделать за день, чтобы вечером со спокойной душой забрать у мамы Антошку, бодро встала с постели. А причесываясь перед зеркалом, невольно вспомнила про Ленку: вот, наверное, кому сейчас не сладко!

Поставив на плиту чайник, Вера несколько раз тихонько постучала ножом по батарее: мол, если что - я с тобой, имей в виду, и не унывай.

Неожиданно в ответ раздался такой грохот, что Вера подпрыгнула на месте, и уже через несколько секунд круглое лицо Ленки виднелось в дверном глазке.

"Нужно успокоить человека, пусть хотя бы расскажет, как там было дальше, вы-говорится", - подумала Вера, открывая дверь, и одновременно подыскивая в уме нужные слова.

Но к великому удивлению Веры, Ленка выглядела не просто довольной, а даже просто-напросто счастливой, ее глаза так и лучились от счастья, и казались с утра ярко-зелеными.

- Чего сигналишь? - спросила с порога Ленка, смачно дожевывая на ходу большой соленый огурец. - Еще, что ли, чего двинуть надо?

Вид зеркала, перед которым накануне вечером происходило создание образа прекрасной Елены, тоже не вызвал у Ленки ровным счетом никаких эмоций и воспоминаний.

"Может, у них здесь всегда, каждый день так? И чего я зря разволновалась?", - удивилась по себя Вера, но все же спро-сила для порядка:

- Вчера? Да нет, все нормально, вроде, - беспечно от-озвалась Ленка. - Потом Валет зашел за братом, посидели вместе немно-го, и мальчишки дальше куда-то умчались, они же у нас деловые. Ничего особенного. А что?

Тихонько напевая, Вера принялась мыть посуду, но Ленка вовсе не торопилась уходить, а принялась вслух рассуждать, каким порошком сейчас дешевле всего и лучше стирать, и одновременно отчищать сковородки, затем рассказала новый рецепт, как сделать коврижку из теста на подсолнечном масле, не потратив на вы-печку ни одного яйца.

- Что-то я не пойму... А ты разве, Вер, никуда не то-ропишься? - спросила вдруг Ленка, и в голосе ее послышалось искреннее недоумение.

Вера почувс-твовала, что начинает тихо выходить из себя. Как когда-то в школе, когда приходилось иметь дело с особо тупыми учениками.

- И чего ты теперь такая, не пойму? - тоже нахмури-лась Ленка. - Я вон тебе рекламу бесплатную среди мужиков сделала... И работа хорошая - уж куда лучше, чем училкой.

- Слушай, а ты хоть помнишь, что вчера было самое главное? - вдруг тихо спросила Ленка, и мечтательно, загадочно улыб-нулась.

- Ничего не помню, - пробормотала Вера, у которой и так половину ночи стоял в ушах визг, звон разбитой посуды, матершина - в подобной истории она участвовала первый раз в жизни. - Бред какой-то. Страшный сон.

- Правда, досталось ему потом от Вовчика по зубам, да и от меня тоже, но это не важно! Главное, что он вел себя как рыцарь, как лев, как ... настоящий Геракл.

- Про Геракла, про кого же еще, - вздохнула Вера. - Этот Геракл в припадке безумия отправил на тот свет свою жену Мегару, бросил в огонь троих детей, случайно убил своего учителя, и смертельно ранил друга... В общем, тоже натворил дел.

- Нет, поклянись! Просто ужастик какой-то. Но почему же он тогда считается героем? Раз детей своих поубивал? У меня, Вер, даже морозом по коже продрало.

- Потому что, несмотря на множество роковых ошибок, он потом взялся за ум, и начал делать хорошие дела, совер-шеть подвиги, - вспомнив свое недавнее учительское прошлое, подвела итог Вера. - Неплохой сюжет, скажи?

- А я бы, Вер, пошла. Но мне пока нельзя Павлу на глаза по-казываться. Хотя бы три дня, пока с него обида за битье не схлынет. Как же он теперь, Вер, будет без шапки? Он ведь ка-кую попало не наденет - модный он очень, артист.

- Тебе что, деньги, что ли, не нужны? Сама говорила, что долгов прорва, - помолчав, сказала Ленка. - Слышала же, что у этих водочников деньги реками льются, только руки подставляй? И Павлику шапку заодно отнесешь, узнаешь, сильно ли он там на меня злится, намекнула бы...

- Ну, что я тут того, сильно по нему плачу, - подумав, сказала Ленка, и, глядя на ее веселую, хитрую физиономию, Вера не-вольно улыбнулась.

А потом вздохнула: ничего себе, деньги не нужны! Несколько походов на базар за продуктами, а дальше - полная неизвестность.

Не подъезды ведь ей мыть, в самом-то деле! И не асфальт укладывать. Вот и мама постоянно спрашивает: ты, мол, как, подыскиваешь работу? Мо-жет быть, и правда на этих съемках понадобится какая-нибудь историческая консультация за умеренную плату? Или рискнуть - и попробовать макияж кому-нибудь сделать? А почему бы и нет?

- Знаешь, Вер, что-то я тебя не понимаю. Странная ты очень. Тебе люди непыльную работенку предлагают, а ты кочев-ряжишься... Отличное ведь дело - визажистка, никакой ответственности, и никогда недостачи не бывает, - словно подслуша-ла сейчас ее мысли Ленка. - Кисточкой помахала, и - готово дело! А если не понравится, скажи: вы ничего не понимаете, от моды отстали, в Париже все сейчас под глазами себе зеленой краской мажут. Тебе там и делать ничего не надо, только деньги загребай.

- Ну и что? Что тут такого? - даже вскочила от воз-буждения со стула Ленка. - У тебя с первого раза нормально получается! Скажешь, на курсах не училась? Учи-лась! Книжек и журналов не читала? Да у тебя этого добра - вон, полные ящики! Чего еще-то?

- Ух, ты, какие мы гордые! С косметикой решим. А ты по-ка сходишь, вроде бы как на поглядку. Послушаешь, прикинешь, что к чему, с умным видом. Там же пока будут только переговоры. Вот и нужно с самого начала в дело встрясть, чтобы потом им уже деваться от тебя было некуда.

Все лучше, чем ходить по объявлениям, где каждый второй пытается тебя заставить распространять какие-нибудь пилюли, или продавать газеты.

Через каких-то полчаса после этого разговора Вера стояла на заснеженной автобусной остановке, загораживаясь от ветра воротником старенькой дубленки. Поднялась метель, от которой Вера безуспешно пыталась укрыться от ветра за газетным стендом, начиная тихо проклинать себя за слабость и сговорчивость, но еще больше Ленку, и ее Павла, и Вовчика, а заодно Клеменьтьева С.В. вместе с Лерой, и весь белый свет. Как назло, перед глазами оказалась колонка криминальной хро-ники, и Вера еще сильнее содрогнулась, уже не только от холода.

С одной фотографии на Веру смотрело совершенно ужас-ное лицо с открытым ртом, а точнее - застывшая маска неиз-вестного убиенного мужчины, который овалом лица, и залысина-ми на широком лбу кого-то ей напоминал, кого-то из древних...

Вера помотала головой, отвернулась, но искоса жуткое лицо с провалом рта еще больше было похоже на античную теат-ральную маску - символ трагедии.

Некоторые ученые считают, что древ-ние греки были самой жизнерадостной нацией из когда-либо су-ществовавших на земле. Но интересно, почему тогда именно у них возникла трагедия, и стала любимым народным зрелищем?

Слава Богу, подошел автобус, и Вера оторвала взгляд от газетного стенда... И зачем только она так долго смотрела на это лицо?

Недалеко от дома номер три на улице Тараса Шевченко Вера невольно обратила внимание на двух странных типов, ко-торые топтались под голым, заснеженным, деревом и о чем-то оживленно переговаривались между собой.

Один из них не по сезону был одет в весеннее, элегантное пальто, черную шляпу с большими полями, надвинутую на лицо, на котором все равно можно было разгладеть узенькие солнцезащит-ные очки. Другой, в ярко-красной куртке, что-то с итальянским темперамент-ом втолковывал товарищу, размахивая во все стороны руками в кожаных перчатках с высокими, мушкетерскими раструбами.

Вера только недавно видела по телевизору фильм, где убийца, душивший в ванной свою жертву, предварительно надел примерно такие же перчатки, чтобы не оставить следов.

- Чего стоишь? Иди сюда, - вдруг махнула в ее сторону рука в пер-чатке, и только тогда Вера узнала в опасных типах своих не-давних знакомых. В шляпе и черных очках Павел был просто неузнаваем.

- Пришла? - нисколько не удивился ее появлению Борис, и с озабоченным видом посмотрел на часы. - Вот и хорошо, как раз пора. С этими воротилами бизнеса нужна точность до секунды, они это любят.

Вера решила, что, наверное, и ей пока лучше не приста-вать с разговорами, а следует дождаться более удобного мо-мента, когда дело будет сделано.

В воскресный день секретарши в офисе не оказалось, но из-за одной из дверей был слышен чей-то негромкий, монотонный го-лос.

- Друзья мои! - проникновенно говорил голос. - Братья! Вы - русские люди. Поэтому вам не могут быть без-различны мои слова, и программа нашей партии - очистить местное правительство от жи-домасонов, которые упорно прикрывают свою национальную при-надлежность русскими фамилиями. Но начать можно с малого и прямо сейчас, с того, что по силам каждому: отказаться от употребления импортных вин-но-водочных изделий, от дорогой и неподходящей для нашего климата заморской одежки и обувки... Нет, лучше сказать, обуви и одежки... Или - заморской одежки и обувки? Обувки? Обуви - обувки? Обувки - обуви?

- Заело, - прошептал Борис, останавливаясь за дверью с блестящей табличкой:" Роман Анатольевич Сумятин, вице-пре-зидент фирмы "Алфей". - Самое время протянуть другу руку помощи...

- Бред сумасшедшего, - коротко высказался Павел, открывая дверь в кабинет, где в воскресный день царила уютная, почти до-машняя атмосфера.

Видно было, что здесь скорее отдыхали, чем работали: на столе стояло несколько бутылок импортного пива, тарелка с аппетитно нарезан-ным сыром и колбасой, открытый пакетик с фисташками. Видиомагнитофон в углу беззвучно показывал какой-то боевик.

А на кожаном диване, задрав ноги, лежал сам Роман Анатольевич Сумятин - пожилой, толстенький мужчина, с небольшой русой бородкой и славянской прической "на пробор".

В лакированных ботинках господина Сумятина слегка отражался свет хрустальной люстры. Больше в комнате никого не было - он разговаривал сам с собой.

- Роман Анатольевич, нам на это время назначено, - ответил за всех Борис и по-военному приложил руку к своей курчавой голове - Творческая группа артистов, визажистов, а также писателей прибыла в полном составе для выполнения осо-бо важного задания.

- А, вон вы чего, - вздохнул мужчина, присел на диван, и начал нехотя застегивать на груди рубашку и заправлять в брюки мятую рубашку, выбившуюся из-под подтяжек. - Ну, пришли - значит, пришли, куда теперь от вас денешься. Вы же из-под земли достанете.

Мужчина нагнулся, и вдруг принялся зачем-то рукавом до-рогого замшевого пиджака полировать свои шикарные ботинки - сначала один, а потом второй, и затем снова первый. Похоже, что такой нелепой процедурой он занимался даже не ради демонстрации свое-го прикида, а просто так, от нечего делать, чтобы потянуть время.

Вера заметила, как выразительно при этом Борис уставил-ся на бутылки с пивом. Казалось, он вло-жил в свой вопросительный, радостный взгляд всю силу актерс-кого мастерства, но недостаток профессиональной подготовки явно давал о себе знать.

- Да я уже понял. Эх, голова сегодня совсем не варит, - доверительно сообщал хозяин офиса, наливая лишь себе до самых краев фужер пива с густой шапкой медленно оседающей пены. - Перебрал вчера, приходится под-лечиваться.

- Слушайте, актер на главную роль, снимите, к чертям собачьим, свои черные оч-ки, - вдруг повернулся в сторону Павла хозяин офиса. - Невозможно ни о чем разговаривать. Как, кстати, ваша фамилия?

Только теперь Вера поняла, почему Ленка с утра до вече-ра гоняет у себя внизу одну и туже песню: "Крошка моя, я по тебе скучаю...", вкладывая в нее свой, совершенно конкретный смысл.

- Значит, так, сценарий пока не утвержден начальством, - скучным, монотонным голосом заговорил Роман Анатольевич. - Скажу откровенно: мы с самого начала немного промахнулись с назва-ниями своих изделий, и теперь из-за этого приходится постоянно менять по-литику продаж. Наши конкуренты, которые продают водку "Илья Муромец" или "Добрынюшка", находятся в более выгодных условиях, им не нужно ничего снимать про авгиевы конюшни... Или, к примеру, про орла, который клевал чью-то там пе-чень. Как бы наши клиенты не поняли это напрямую, как напоминание, что водка разрушает печень... К тому же, с "Гераклом" мы все равно думаем пока повременить, потому что думаем к лету запустить в производство новый винный напиток "Ме-дея"...

- Наоборот, нравится. Ох, - не выдержала Вера и, закрыв лицо руками, вдруг рассмеялась - частично виной этому было нервное пере-напряжение и чувство неловкости. - Простите меня, пожалуйста, но... это так смешно... нет... Все, я больше не буду, сейчас...

- Но ведь Медея - это была такая женщина, очень... недобрая, - постаралась справиться с собой Вера. - Она зарезала двух своих маленьких детей, а девушку, кото-рая отбила у нее мужа - отравила. Ой, может быть даже, ка-кой-нибудь такой медовухой. По одной версии, она сопернице каким-то ядом пропитала рубашку, а по другой... Нет ... сейчас, я больше не буду...

- Точно, а мы сыграем сыновей Медеи, - сказал Борис, кивая на покрытого синяками Павла. - Которые кое-как сумели от нее отбиться.

- Черт, надо сказать завтра нашим, - первым остано-вился вице-президент. - А то ведь снова вляпаемся. Вы, девушка, тоже у нас артистка?

- Она у нас мастер-визажист ... первой категории, - подсказал Борис Не поверите - с трудом уговорил сегодня придти, к ней весь город валом валит...

- Впрочем, она мне все равно ни о чем не скажет, эта моя супруга всех парикмахеров, визажистов и массажистов в городе знает. Вот что, Верочка, а приходите-ка вы послезавтра часикам к шести в ресторан Злата. Там фуршет будет в честь для рождения моей благоверной, полно народа, но она всегда жалуется, что слишком много вокруг старичья, а у нее от этого потом бывают сильные депрессии. Можете и подружку с собой какую-нибудь прихватить, такую же молоденькую и хорошенькую...

- Дружков у нас своих хватает, - ответил Роман Анатольевич, прихлопывая себе по животику и явно имея в виду себя самого. - Не нужно, Верочка, слишком скромничать, хотя вам это, конечно, идет, я на всякий случай внесу вас в список. И про Медею заодно начальству расскажем, вы мне поможете, а то я не запомнил. А дела мы пока на потом отложим, сами видите, не до того мне сейчас...

Павел аккуратно положил шляпу с полями в пакет, натянул на уши принесенную Верой вязаную шапочку, но снова ничего не сказал про Ленку. Молча поднял воротник пальто, и, кивком попрощавшись, торопливо завернул за угол.

- Смотри, уши не отморозь, а то одних танкистов всю жизнь играть будешь, - прокричал ему вслед Борис, но тут же переключился на Веру. - Ты как, наверное, уже прикидываешь, что послезавтра вечером наденешь?

- Всегда так. Нет, все же жалко, что я не твоя подружка - такую светскую хронику потом можно было отгрохать, пальчики оближешь! А про Ленку лучше не напоминай. Из-за этой дуры у Пашки калым сорвался - двенадцать серий! - вдруг разозлился Борис. - Целый сериал, чтоб ей самой пусто было.

- А ты сама не видела, как Ромашка от фигнала отшат-нулся? И сразу же передумал. Слушай, а как ловко ты ему про Ме-дею ввинтила! Ты откуда знать могла? Заранее готовилась? - вспомнил Борис.

Она спешила по направлению к базару, чтобы успеть купить продуктов, но Борис почему-то вовсе и не думал от нее отставать, скользил рядом.

- Ты за меня возьмись, а то упадешь, - подставил он Вере услужливо свою руку "кренделем". - А я чувствую, ты нам еще сильно пригодишься. Мы теперь с тобой в одной связке. Ска-жешь, нет?

Вера промолчала, но под руку его подхватила. Она не испытывала к Бориске никаких чувств, даже в зачаточном состоянии, и поэтому в его обществе не ощущала даже тени неловкости.

- Пашка, что ли? - сразу понял Борис, о ком идет речь. - У него сейчас проблемы - и в театре, и вообще в жизни. Хотя, на мой взгляд, он просто дурью мается. Представляешь, у него год назад брат помер, они с ним были типа близнецов, или двойняшек. Что-то у Кольки с кровью там приключилось, я точно не знаю. И теперь этот вбил себе в голову, что тоже должен умереть, чуть ли не обязан... Постоянно про смерть говорит, то про Гамлета, разными цитатами сыплет... Я уже слышать всего этого не могу, хоть уши затыкай.

- То-то и оно. Я поэтому вчера обрадовался, когда он вдруг меня к бабе какой-то позвал. Ну, думаю, отпустило! Но для него эта Ленка - тоже не вариант, он у нас по уши в дос-тоевщине погряз. Я уж и рекламой его нарочно отвлекать пыта-юсь. Но, знаешь, тоже надоедает нянчиться. Вот куда он сей-час поперся? В театр? А, может, вешаться? Фиг его знает! - в сердцах проговорил Борис.

Но как только они вышли на площадь перед базаром, за-полненную лотками с мороженым и стеклянными ящиками, внутри которых в пламени свечей согревались обморочные зимние цве-ты, Вере пришлось схватиться за локоть спутника еще крепче.

- Привет, - остановился от неожиданности бывший муж, с интересом глядя на улыбающуюся Веру и, особенно, на смаз-ливую до неприличия, румяную от мороза мордашку Бориса. - Гуляете?

Вера вдруг подумала, что у бывшего мужа почему-то всегда были на редкость чистые, холеные руки - даже когда он сидел в лесу возле костра, и разгребал угли, копал землю. Ее всегда удивляло, насколько Сергей даже в мелочах был продуман, подтянут - он казался ей взрослеющим мальчиком из дворянской семьи, человеком, обладающим какой-то врожденной способностью устраивать вокруг себя свой собственный поря-док, хотя родители его явно были не из аристократов.

Чтобы не выдать своего волнения, Вера старалась смотреть не на лицо Сергея, а на каракулевую шапку с козырьком, которую он носил уже несколько зим.

Они вместе покупали эту самую шапку тогда, когда ни у кого еще и мыс-ли не было, что когда-нибудь они навсегда расстанутся, и потом лишь изредка случайно будут встречаться на улице.

Она дернула Бориса за рукав и поспешно отошла в сторону, заметив краем глаза, какое недовольное, и вместе с тем затравленное выражение появилось на лице у Сергея - как всегда, когда он начинал злиться.

"Ленка бы сказала, что Сергей меня еще любит, раз так его перекоси-ло, что я уже с кем-то под ручку хожу. Или что-то другое? " - вздохнула про себя Вера, смешиваясь с рыночной тол-пой.

Одно время Сергей прямо-таки гордился, что его жена за-кончила истфак университета и имеет высшее образование. Но потом начал называть ее "училкой" или "историчкой" - сначала, в шут-ку, разумеется.

Ну ладно еще, когда она писала диплом: хочешь, не хочешь, а приходилось рыться в старых книгах и альбомах. Но когда жен-щина, кормящая грудью ребенка, или катающая коляску, в дру-гой руке держит какого-нибудь Плутарха или Гомера - это Сергею каза-лось полнейшей дикостью, ненормальностью. Или, как он любил говорить - аномалией.

И особенно он ненавидел все эти афоризмы на латыни, непонятные словечки, рассказы из жизни древних с такими подробностями, словно речь шла о соседях по дому.

"Ты все же чокнутая, - сказал однажды Сергей за ужи-ном, со стуком отставляя тарелку. - Честное слово -- чокну-тая. Все, что ли, исторички такие? Я тебе дал денег, чтобы ты себе на день рождения купила не тонну макулатуры, а что-нибудь путное. Сама же говорила: нужны новые туфли. Я бы понял, если бы себе пусть какие-нибудь серьги дорогие купила, или другую бабскую безде-лушку. Но тут... Опять эти книги. Неразумно".

"Только не надо меня уверять, что ты именно этого хо-чешь. Не зли меня, ладно? Нормальная баба - вроде пока не похожа на этих обезьян очкастых в библиотеках, - действительно не на шутку разозлился отчего-то муж. - И не надо только иди-ота из меня строить, о кей? Ведь туфли все равно покупать придется".

Вера вспомнила, что после подобных сцен она действи-тельно старалась совсем не разговаривать с Сергеем на исторические темы, и даже старалась при нем книг в руках не держать, чтобы лишний раз не раздражать.

Она же не запрещала мужу читать все эти дурацкие глянцевые журналы с изображением множества похожих коробочек - нови-нок в области техники?

Новые марки телевизоров, музыкальных центров, каких-то непонятных для Веры агрегатов - все это Сергей мог часами разглядывать в журналах, лежа на диване, и делиться вслух своими соображениями насчет преимуществ лазерных голо-вок и каких-то принимающих устройств.

В это время Сергей уже работал старшим продавцом-консультантом в фирмен-ном магазине видео и аудиотехники, и, похоже, очень болезненно пере-живал тот факт, что не в состоянии купить всех суперновинок, захватывающих его воображение.

Но, с другой стороны, кто-то все эти вещи постоянно раскупал. Мало того - многие покупали. Подходили к прилав-ку, интересовались с прищуром, что тут самое последнее и навороченное, и тут же, без всяких раздумий, выписывали товарный чек.

Это были и мужчины, и женщины, и молодые, и старые, но, естественно, не из тех, кто за гроши с утра до вечера рабо-тает в школе, и читает по ночам на кухне старые, размахрившиеся книж-ки.

Так было: Сергея порой раздражал даже просто вид книг, особенно если они случайно оказывались лежать на красивой, блестящей, новенькой аппаратуре. Он вообще с ка-кой-то брезгливостью относился к любым старым вещам, будь то письменный стол, табуретка или допотопный коврик, который могла притащить откуда-то в дом Вера или теща.

При разделе имущества Сергей забрал только свою одежду и аппаратуру. Впрочем, оказалось, что это были самые крупные и дорогие покупки за всю их совместную жизнь.

Вере досталась кое-какая мебель, которую Сергей называл "рухлядью", повседневная посуда, связки с книгами и семилет-ний сын. И теперь еще двухкомнатная квартира в старом жил-фонде, которую придется ремонтировать, наверное, до конца жизни. Жалко, что нельзя было уехать в другой город или вообще переселить-ся на Луну.

Вера остановилась возле места, где кучковались частники, пристроившиеся возле стены Крытого рынка продавать с ящиков и перевернутых коробок все, что у них было, и теперь никак не могла оторвать взгляд от странной вещи.

На одном из ящиков стола большая голова козла с совершенно человечьей бородкой и мефистофельским выражением застывших, мертвых глаз. Именно к этой рогатой голове приценивалась сейчас старушка в сером пуховом платке.

- Прошу двадцать, не уступаю, - весело твер-дил ей старичок, приплясывая на месте от мороза и, тыча паль-цем, не то в рогатую голову, не то в единственное желтое, старое ко-пыто, которое лежало тут же.

- Отходи, хозяйка, не заслоняй зря товар - глядишь, у других хватит, кто тебя побогаче, - ответил старичок, любовно поглаживая рог на козлиной голове с вдохновенно закатившимися глазами. И вдруг скосил в сторону Веры глаза и подмигнул ей, как заговорщик.

Вера еще раз посмотрела на ящик и содрогнулась: неужели из этой рогатой башки вообще можно приготовить какое-нибудь варево?

В сценке с козлиной головой был словно скрыт какой-то тайный смысл, знак, который необходимо было разгадать, и Вере вдруг пришло в голову, что именно сейчас, в эту самую минуту, в ее жизни может произойти что-то очень важное. Прекрасное и ужасное. Трагическое - и до одури счастливое. У нее вдруг перехватило дух, и сердце кольнуло уже по-настоящему.

- А знаешь, как переводится с древнегреческого слово "трагедия"? - спросила Вера Бориса почти автоматически, чтобы справиться с дыханием. - "Песнь козлов".

Но Вера могла бы поклясться чем угодно, что она в мель-чайших подробностях помнила и откуда-то знала это лицо, ко-торое показалось ей сейчас невероятно, божественно красивым.

Какой-то секунды хватило, чтобы охватить взглядом исси-ня-черную прядь спускающихся на лоб волос, чуть заметную горбинку на носу, нежные, капризно сложенные губы, и даже крошечный порез на подбородке от торопливого бритья.

Мужчина прижимал к груди несколько больших пакетов, в которых прос-вечивали апельсины, яблоки, а сверху виднелась крупная гроздь черного винограда, совершенно нереальная в этот фев-ральский метельный день. Поравнявшись с Верой, он посмотрел в ее сторону, но... подскользнулся, на время потерял равновесие, и несколько красных яблок покатились в разные стороны по растоптанному снегу. Вера подняла яблоко, подкатившееся к ее ногам, подняла, но мужчина только улыбнулся и отрицательно мотнул головой.

- За удовольствие. Приятно увидеть в первый же день в родном городе такие лица. Я два года в Саратове не был, и мне казалось... А, ладно.

" Наверное, я смогла бы его полюбить, - растерянно пронеслась у Веры в голове странная мысль - первая за пос-ледние месяцы после развода, когда она приказала себе отка-заться от спонтанных влюбленностей, и всевозможных глупос-тей. - Точно, смогла бы".

Казалось удивительным, что на мужчину никто не огляды-вался, и не обращал особого внимания. Зато Вера отчет-ливо, в мельчайших подробностях все еще видела перед собой его лицо, словно на мгновение ос-вещенное вспышкой яркого света.

Ей даже пришло в голову, что сейчас этот че-ловек непременно снова посмотрит в ее сторону и улыбнется. Но он остановился возле машины цвета кофе с молоком, каким-то быстрым, неуловимым, интимным движением открыл дверцу, небрежно бросив на переднее сиденье свои пакеты, по-ложил на руль руки - как показалось Вере, жестом пианиста.

- Ты говорил, что почти всех в городе знаешь, - быст-ро спросила она Бориса, кивая на машину. - Кто это? Кого-то ужасно напоминает.

- Не знаю, - удивленно сказал Борис. - Он же сказал, что приехал откуда-то, два года его тут не было. Нет, все равно не помню. Но вроде бы среди политиков я его физиономии не видел. Может, бизнесмен какой-нибудь, новый нерусский?

- Вряд ли, - сказала Вера, отводя глаза, чтобы не видеть, как машина цвета кофе с молоком будет отъезжать, но потом все равно разворачиваясь всем телом в сторону шоссе.

- Слушай, а с тобой интересно. Обратила внимание, как он нас назвал? Кажется, это намек, имей в виду, что я почти согласен. Эй, ты не заснула? Ты же на базар идти хотела, что-то покупать, - постучал пальцем в спину Борис. И Веру по-чему-то сильно, болезненно поразило странное ощущение, словно под лопатку ей попала та самая пресловутая стрела амура, которую все равно не может вынуть никто из смертных.

Ей показалось, что за одну эту минуту она вполне могла даже внешне измениться до неузнаваемости даже внешне, сделаться другой с ног до головы. И было немного странно и обидно, что это Борис ничего этого не заметил, видел ее прежней, точно также смотрел в глаза с радостным, щенячьим обожанием.

Машины цвета кофе с молоком не ней видно не было, но над тем местом, где она только что сто-яла, под только включенным фонарем, снежинки метались особенно взволнованно, отливая при этом всеми цветами радуги.

... Через пару часов Вера поднималась домой по лестнице, и несла с собой не только тяжелую сумку, но и целый ворох невеселых мыслей и нерешенных проблем.

У Антошки заболело горло, и мама на несколько дней ос-тавила его у себя - это ужасно, но в тоже время хорошо, что есть время для уборки. В одном месте требуется учитель истории, но с зарплатой четыреста пятьдесят рублей, и, к тому же, школа находи-тся на другом конце города. Соглашаться, или попро-бовать поискать что-нибудь другое? Сергей поглощен своей новенькой, с иголочки жизнью, и, похоже, не собирается им с Антошкой больше помогать. По крайней мере, сегодня он снова не сказал об этом ни слова. И она опять не спросила, не сумела победить свою гордость. А ведь дала себе слово напомнить ему, что Антону к весне нужна новая куртка...

А где-то существует совсем другой мир, где живет тот немыслимо красивый человек с монетным профилем, в походке которого чувствуется и сила, и кошачья, хищная грация - что-то со-вершенно неотразимое. Она, Вера, даже голос его теперь знает, и то, что у него есть чувство юмора, и привычка к красивым жестам. Она знает, как он улыбается, пожимает плечами, кладет руки на руль... Но его мир все равно мерцает так далеко, что, наверняка, теперь их пути больше никогда не пересекутся, даже случайно. А яблоко она Антошке отдаст, даже на вкус не будет пробовать...

Больше всего Вере сейчас хотелось бы побыть одной, по-сидеть в тишине. Поэтому она чуть не застонала вслух, увидев на кухонном столе записку, написанную размашистом почерком:

Веру несколько удивило, что Ленка не сразу бросилась отпирать дверь. Она позвонила еще раз - дверь открылась нараспаш-ку, но за порогом было темно и тихо.

- Оп, ля-ля! - послышался в тишине голос Ленки. И вдруг повсюду резко загорелся свет, на полную громкость заг-ремела музыка.

"Крошка моя, я по тебе скучаю, крошка моя..." - сотря-сался весь дом от звуков песенки, которую Ленка особенно обо-жала и, как уже могла Вера по-соседски убедиться, была гото-ва слушать до бесконечности.

В комнате на диване сидели две незнакомые девушки, а сама Ленка, в короткой юбке и в туфлях на высоких каблуках, танцевала в центре зала, интенсивно крутя в разные стороны объемным задом.

- Не у вас, а у нас, балда греческая, - поправила ее Ленка, не останавливая свой танец. Судя по тому, как она время от времени проводила руками по шарообразным грудям, и закатывала к потолку глаза, он был явно эротического направления. - Не гулянка! Презентация!

- Шампанского! Пли! - скомандовала Ленка, и темнень-кая, испуганного вида девушка, встряхнув и подняв на вытяну-тых руках над головой бутылку шампанского, громко бабахнула.

Вторая незнакомка, с рыжим, туго затянутым на затылке хвостом, с визгом начала подсовывать под горлышко бутылки стаканы, чтобы не вся пенящаяся жидкость вылилась на пол.

- А теперь смотри сюда! - перестала дергаться в кон-вульсиях Ленка, и стало понятно, что ее безумный танец имел особую цель - заслонять телом "сюрприз".

Вера увидела, что старомодное трюмо, которое еще вчера стояло у Ленки в коридоре, теперь было перенесено на почет-ное место у окна. Перед трюмо стоял стул с высокой спинкой, накрытый каким-то балахоном. А на тумбочке в трогательном порядке были разложены три разнокалиберных расчески, пара ножниц, тюбик с кремом, знаменитая губная Ленки ярко-малинового цвета, и флакон туалетной воды "Цветы России" с таким густым ланды-шевым запахом, по которому соседку можно было безошибочно отыскивать в самой кромешной мгле.

Но особенно бросалось в глаза, что стена возле трю-мо была теперь залеплена картинками из журнала "Плейбой", и других подобающих изданий с обнаженными красотками, стоящими и лежащими в самых откровенных позах.

- Ты чего? Не поняла? Это же салон! Ты здесь, Вер, теперь бу-дешь клиентов обслуживать, стричь там, всякие маски делать, а я - тебе помогать, на подхвате. Хватит дурью мается, будем, Вер, свое дело открывать, - объ-явила Ленка. - Без презентации, сама, понимаешь, никак нельзя.

- А я, глядя на картинки, подумала про другое обс-луживание, - улыбнулась Вера. - Может, лучше тебе не тратить зря времени, а сразу организовать более прибыльный биз-нес?

- Ни фига! Не смейся. Ты еще главной новости не знаешь, - нисколько не обиделась Ленка. - Я сегодня с Вовчиком моим перетол-ковала, он нам денег взаймы на открытие своего дела подбросил - на первоначальный капитал. Пока пару тыщонок, у него сейчас больше нет. Но уч-ти, они с Валетом тоже будут в доле.

- Да ладно тебе - рублей, конечно! Чтобы мы могли всякой косметики накупить, ножницы хорошие, и все, что надо. Он сказал, что будет нам тоже клиентов пригонять. А что? У него теперь свой интерес, чтобы мы ему побыстрее должок отдали, и начали на общую кассу работать.

- Уже есть! - воскликнула Ленка, показывая на подружек. - Вот видишь, уже целая очередь собралась. Я им рассказала, как мне вчера стихи посвящали после твоей прически - они тоже хотят. Знакомься, обе Люськи. Можно сразу загадать желание. Правда, они денег пока не дадут, они уже шампанским расплатились, на последние деньги, Вер, купили....

Вера посмотрела на разлитую по полу лужу шампанского и поняла, что другого выхода нет - придется подстригать первых клиенток. Как получится.

- Ладно, - сказала она Ленке. - Тогда я приглашаю тебя на вторую часть презентации нашего, так сказать, салона. Она будет проходить после-завтра в ресторане "Злата"...

Но не успела Вера договорить, как в дверь позвонили, и Ленка, топая каблуками, побежала открывать. Но вернулась одна, с озабоченным лицом.

- Слушай, Вер, там мой братец просит тебя с ним съездить куда-то. Говорит, дело очень важное. Совсем ненадолго, - шепотом сообщила Ленка.

- Да, тебя. Ты не пугайся, они же свои. Там в машине еще Вась-ка, брат Валета. Говорят, по дороге все объяснят. Да ты че-го, боишься, что ли?

Вера села на переднее сиденье "Жигуленка" с прицепом, за рулем которого в полумраке можно было различить грузную фигуру парня с большой лысой головой.

- А, в одно место, тут недалеко, - нехотя ответил Вовчик, и Веру поразила странная гримаса какого-то звериного страдания на его худеньком, подвижном лице.

В полумраке автомобильного салона глаза Вовчика лихора-дочно блестели, почему-то он то и дело шмыгал носом. Вере пришло в голову, что брат Ленки, наверное, только что кольнулся, или нанюхался какой-то своей гадости.

- Надо, - подал свой хриплый басок лысый, который гнал машину по городу на полной скорости - благо, ночные улицы были почти что пустынными.

От этого человека буквально исходило неуловимое чувство опасности, чего-то невыразимо жуткого. Вера бы нисколько не удивилась, если бы ей сейчас сказали, что лысый шофер до нее уже убил и расч-ленил десяток людей, предварительно прокатив их с ветерком по ночному городу до ближайшего леса.

Но пока машина, громыхая на поворотах прицепом, пока мчалась по ярко освещенным огнями и рекламными вывесками знакомым улицам, и это поневоле обнадеживало.

"Может, хоть гаишник какой-нибудь остановит? - подумала Ве-ра. - Вон ведь как несемся, и еще прицеп этот болтается. А у меня к тому же ремень не пристегнут. Я как раз быстро успею выско-чить, начну кричать, звать на помощь...

Она почти что возликовала в душе, и даже развернулась всем корпусом к дверце, заметив на краю дороги приткнувшуюся машину дорожной инспекции и человека в форме. Но гаишник, вглядевшись в автомобиль, кивнул шоферу словно хорошему знакомому и при этом даже широко улыбнулся.

Его плоское, выхваченное на одно мгновение из темноты огнями фар лицо, с темной щелью рта, изображающей улыбку, заставило Веру содрогнуться.

- Михейка работает, глянь-ка, пришипился, - тихо прокомментировал с заднего сиденья Вовчик. - Я же говорил, что мы все-таки его уделаем...

Вера почувствовала, что по-настоящему влипла в какую-то непонятную, темную историю. Какой черт ее дернул добровольно садиться в машину?

Начать с того, что не черт, а все та же Ленка. Но ведь Вера уже имела некоторое представление об их семейке, чтобы у нее хватило ума не связываться с этой компанией! Лен-ка и не скрывала, а даже с некоторой гордостью неоднократно сообщала, что ее Вовчик - самый настоящий бандит, по которому давно тюрьма плачет, хотя потом и прибавляла, как любит и жалеет своего младшенького. И говорила, что подробностей о его делишках она не знает, и знать не желает. Или просто делала вид, что не знает?

Вере неожиданно пришло в голову, что ведь и с самой Ленкой она вплотную знакома всего несколько дней. Может, у них метод такой: сестра усыпляет бдительность, а потом брат...

Но что дальше должен по плану делать брат, у Веры поче-му-то сочинялось туго. Чего сейчас они от нее хотят, эти лысые? При-бить? Изнасиловать? Но - зачем? Как будто у них нет других кандидатур, и зачем понадобилась именно она?

А что, вот это уже вполне возможно! Появляется одинокая соседка, в случае пропажи которой никто быстро не спохва-тится. Соседка перевозит домой вещички, потом ее увозят в лесок... Можно спокойно заходить и брать все, что понравится. Вера вдруг живо вспомнила, как подробно Ленка осматривала ее вещи, одежду, с нескрываемым интересом рылась в коробках, помогая расставлять все по своим местам.

Но, с другой стороны, она слышала и совершенно дикие истории, когда наркоманы за любую дребедень, которую можно по дешевке продать, убивали людей, лишь бы купить себе зелья. Уж что-нибудь из одежды и посуды у Веры продать при желании все же было можно, Ленка сама толь-ко вчера громко нахваливала новый плащ Веры, а потом еще джинсы...

"Все тоже так думают: нет, не может быть, - возразил ей тут же другой голос. - А потом весной из-под сугроба чьи-нибудь ножки выглядывают".

"А как ты думаешь, почему они тебя на переднее сиденье посадили? Не догадываешься? Сейчас город проедем, и Вовчик сзади ре-мешок на горло накинет... Вот тебе и вся презентация. Ты не зевай, следи".

У Веры только что появился план - если вдруг машина каким-то чудом все же остановится, сразу же выскочить и бежать в темноту со всех ног, а там видно будет. В такой ситуации и заорать не грех - авось, кто услышит!

Но теперь от удивления Вера о своем плане тут же поза-была. Машина остановилась в таком месте, которое Вера могла бы узнать с закрытыми глазами - в университетском городке. Фары тускло высветили знакомые очертания корпусов и стен, где прошла ее свободная и счастливая юность. И этот род-ной, любовно истоптанный, исписанный, воспетый тысячами сту-дентов уголок города, точно не мог сулить Вере ничего плохо-го.

- Ты как, здесь пока посидишь? Хотя, нет, пошли лучше на всякий случай с нами, а? - совершенно будничным голосом, спокойно спросил Вовчик, и Вера поневоле устыдилась тех кровавых картин, ко-торые разыгрались по дороге в ее воображении.

И хотя ей до сих пор было непонятно, что затевает странная парочка, но то, что к продолжительности ее жизни это не имеет ни малейшего отношения, было очевидно.

Мало того, раз Вера была им для чего-то нужна, значит, наоборот, сейчас они от нее зависели. Но вот только зачем она им все-таки понадобилась?

- Отсюда зайдем, я пробовал, - сказал Вовчик, показы-вая на разбитое подвальное окно. - Там по низу можно прой-ти. А на обратном пути Юрик сам выпустит, куда он денется?

Буквально через минуту Вера начала жалеть, что согла-силась идти с Вовчиком и его лысым товарищем: получалось, что они сейчас вместе, втроем, шли на дело. Или - куда?

Но теперь при всем желании она бы уже не смогла найти дорогу назад, к тому разбитому окошку, в которое еле-еле протиснулась.

К тому же, Вера теперь не сомневалась, что "мальчишки" собрались воровать книги. А она им, выходит, понадобилась в качестве эксперта, чтобы подсказать, какие вытаскивать наи-более ценные. Она вспомнила, что в библиотеке действительно есть отдел редких книг, где за каждое издание настоящий кол-лекционер может отвалить целое состояние. Правда, этот отдел наверняка хорошо охраняется. Но если там ждет какой-то подкупленный Юрик, который мог заранее что-нибудь хапнуть, и теперь ночью поджидать дружков с готовеньким товаром, то ведь ограбление может и получиться?

Скорее всего, именно туда, к хранилищу редких книг, они теперь двигались в полум-раке через запутанные подземные переходы. Причем, Вовчик то и дело ловко открывал отмычкой внезапно появляющиеся из полумрака, и потом снова их за собой аккуратно запирал. Один раз пришлось проходить через совершенно жуткий коридор университетского корпуса, на стенах которого в лунном свете белели какие-то таблицы и диаграммы.

"Физики, что ли? Или - мехмат? - пыталась сориентиро-ваться Вера, которая окончательно запуталась и теперь совсем не понимала, в каком месте университетского городка они на-ходятся.

Но Вовчик, похоже, хорошо знал, куда они держат путь, и его могучий лысый друг неслышными шагами двигался следом, почему-то придерживая рукой правый бок.

"Во-первых, если начнут спрашивать мое мнение, буду на-рочно хвалить самые плохие книги, которые не очень жалко, - лихорадочно закрутился в го-лове у Веры новый план. - Главное, надо постараться запом-нить названия книг, которые будут выносить. Потом нужно придумать способ, как сообщить в милицию, чтобы меня не..."

Она сделала в темноте несколько шагов, споткнулась о какую-то тележку и вскрикнула - на ней лежало накрытое бе-лой простыней тело.

Вере, наоборот, захотелось как можно сильнее зажмурить глаза, чтобы ничего больше не видеть. Но открылась еще одна дверь в помещение, залитое неестественным дневным светом, и Вера увидела перед собой живого человека с приятным, румяным лицом и в белом медицинском халате.

бы немного раньше, я бы разместил вашего бра-тишку в отдел неопознанных и невостребованных трупов... У нас таких до пятисот в год таких бывает - никто бы особо ничего не заметил, но теперь - извините, ничем не могу помочь...

- Ты чего, Йорик, крутишь? Что-то я тебя не пойму, - снова как-то опасно передернул квадратными плечами Вася, и человек в белом халате быстро уловил его движение.

- Я объясняю - в журнал регистратор уже занес его основные данные, как у нас обычно делается, - засуетился он сразу. - Разрез глаз, особые приметы, татуировки там вся-кие. И милиция сегодня уже интересовалась сведениями по ва-шему брату, потому что дежурный судмедэксперт, который выезжал на место преступления, вынес заключение о насильственной смер-ти. Я, когда соглашался вам посодействовать, не владел такой информаци-ей, вы же сказали, что это - случайность, никакого криминала...

- Нет-нет, когда начинаются подобные дела, прокуратура и все такое прочее, то я - пас, даже говорить на эту тему не хо-чу, - заволновался Йорик. - Милиция уже затребовала подробное заключение о причинах смерти. Наверное, будет заведено уго-ловное дело...

- Но вы меня тоже должны понять, - сказал Йорик, лицо которого стало покрываться неестественно красными пятнами. - Я же не знал, что покойный, о котором у нас предварительно шла речь, связан с преступной группировкой и сразу же окажется под прицелом милиции. Поэтому наша договоренность не может оставаться в силе. И потом, как раз вскрытие и может доказать, что смерть произошла вовсе не насильственным путем, как вы сейчас тут утверждаете...

- Не дам копошиться, скорее, тебя самого распотрошу. Где он? - и с этими словами Вася схватил Йорика за грудки, и приподнял в воздух.

Вера очень плохо понимала, что происходит, и с трудом вникала в диалог. Большими от ужаса глазами она смотрела на дверь, приоткрытую в соседнюю комнату. Там на столе лежал труп мужчины, который почему-то был ярко-лимонного цвета. Вера понимала, что надо как можно скорее оторвать от него взгляд, но никак не могла этого сделать - наверное, с ней случилась своеобразная форма шока, что-то вроде столбняка.

Неожиданно громко, натужно зазвонил телефон - словно кто-то пытался, но никак не мог дозвониться с того света на этот, но Вася своей широкой лапой накрыл телефонный аппарат, а второй - вынул из-за пояса пистолет и приказал коротко:

Но так как она по-прежнему глядела на него непонимающи-ми ошалевшими глазами, сам взял ее руку и вложил в нее пикающую короткими гудками телефонную трубку.

- Раз договорились - всегда надо расшибиться, но сде-лать. Учти, за такие отмазки ведь и пришить как-нибудь мо-гут, - излагал свою философию жизни Вася, сопровождая под конвоем совершенно смирившегося со своей участью ночного де-журного областного бюро судебно-медицинской экспертизы, а попросту - морга при медфаке, о существовании которого Вера раньше знала лишь понаслышке.

- Значит, так, - говорил на ходу Вася. - Слушай те-перь внимательно. Можешь сказать, что труп украли. Мы тебя для порядка даже связать можем и, если хочешь, по роже нада-вать. Но кто, что, зачем - ты ничего не видел и не знаешь. Скажешь, в масках были, сразу дали по мозгам, ничего не пом-нишь. Но учти, если вдруг накапаешь лишнего, я тут же узнаю. И тогда лежать тебе самому вон за той дверью, где у тебя объекты... Ясно излагаю?

- Тю, чумной, нашел о чем страдать, я бы, наоборот, радовался, -- оскалил свое обезьянье лицо Вовчик, у которого после обхода и знакомства с работой этого заведения до сих пор мелко тряслись руки. Почему-то его впечатлило не столько главное хранилище, сколько неболь-шой селекционный зал, где проводились вскрытия.

- А чего тут бояться? Живых боюсь! Вас боюсь! - не выдержал и закричал дядя Юра по прозвищу "Йорик", но тут же быстро взял себя в руки. - Идите отсюда скорее! Я дверь за вами закрою! Ведь нарочно же заперся. Как вы только сюда просочились? Здесь у нас тараканы - и то не водятся! И девку зачем-то с собой приволокли, как будто у нас тут бордель...

Выйдя на улицу, Вера остановилась, и чуть не упала, захлебнувшись свежим воздухом. За все это время она не только не произнесла вслух ни слова, но да-же ни разу как следует не вздохнула. Девка!, бордель - кошмар какой-то! Как страшный сон.

Она стояла в стороне и мрачно наблюдала, как ее спутни-ки пристраивают носилки в прицепе, о чем-то между собой тихо переговариваясь.

Вера до сих пор не понимала, какое она имеет или должна иметь отношение ко всей этой истории, и потому не представ-ляла, как себя вести дальше. Молча развернуться и пойти до-мой? В гордом одиночестве зашагать по ночному темному горо-ду? Но после только что увиденных картин, смерть от ножа в подворотне с бесплатной доставкой к Йорику казалась почему-то на ред-кость реальной и убедительной, почти что неизбежной.

Впрочем, больше всего, даже сильнее самых леденящих душу картин, Веру сейчас поразило другое - будничное, равнодушное от-ношение Йорика к покойникам и к объектам. И в нем, в этом равнодушии, была скрыта какая-то простая, безутешная правда жизни. Пока человек живет и трепыхается, вокруг него в воздухе словно бы расходятся круги из волнений, забот, переживаний, пусть даже даже бед и несчастий - но это еще ничего, не самое худшее, что может быть. А вот потом...

Вера даже испытала некое подобие симпатии к лысому Васе, который и после смерти брата относился к нему, как к существу одушевленному, и был готов на любой риск, чтобы эту одушевленность отстоять, отвоевать у равнодушной вечности.

Она не знала, о чем сейчас говорить, зачем, да и нужно ли это вообще - произносить вслух какие-нибудь слова. И потому упорно хранила молчание.

- Он, того, разбился немного... лицом, ну, когда падал, - первым заговорил Вася, лихо выруливая на ночной проспект. - Ты его сейчас подкрасишь маленько, чтобы матери показать можно было.

- Я там, у сеструхи, у Ленки, захватил всяких ваших красок, ко-робку с гримом. Ты уж того... постарайся. Он, Валет, знаешь какой парень был... нормальный, - добавил Вовчик.

- В Евсеевку, в деревню нашу - это всего-ничего, ка-ких-то семьдесят километров от города. Мы его прямо завтра и схороним, чтобы милиция не докапывалась. Пацаны уже могилку роют, надо не забыть водки им завезти, - вдруг разговорился Ва-ся, у которого оказался не такой уж и сиплый голос, а в речи проскальзывали степенные интонации деревенского мужика, хозяина.

- Интересно: искать будут или обойдется? - помолчав, обра-тился к товарищу Вовчик. - Может, надо было с Йориком еще пост-роже, как следует припугнуть? Как бы менты не набежали.

- Не набегут. Они живых-то не ищут, а ты хочешь, что-бы за трупами... Бумагу какую-нибудь состряпают - и все де-ла. Но если уж сильно соваться начнут, откупимся, - заверил его Вася, и прибавил снова с невыразимой тоской в голосе, как песенный припев: - Мы его завтра сразу и схороним.

- Ты же видела, как он уперся со вскрытием, - пояснил Вася. - А нам нельзя, у нас мать сильно верующая. Будет потом говорить, что душу раньше времени выпустили, об-рекли на вечные муки - я слышал, она сильно ругалась на кого-то. Нет, нельзя нам этого. У нее всего-то два сына, и вот, один...

Надо же, мать сильно верующая, а оба сына настоящие бандиты. А бывает и наоборот: у какой-нибудь пьяницы вырастает вдруг светило науки. Интересно, будет ли Ан-тошка уважать ее в старости, как Вася свою богомольную старушку? А вдруг у нее тоже когда-нибудь родится второй сын? Или лучше все же девочка, дочка?

Потом Вера вдруг почему-то, вспомнила миф о любви Афро-диты и бога войны Ареса, у которых было пятеро детей - четыре мальчика и одна девочка.

Старшие - Эрос и Антиэрос были похожи на мать и указы-вали людям на неразрывную сущность притягательной и отталки-вающей силы любви.

Младшие сыновья - Деймос и Фобос, или по-другому - Страх и Ужас, унаследовали основные черты отца и сопровожда-ли Ареса в битвах.

"Хочу дочку - свою Гармонию, - заныло неожиданно в груди у Веры, когда она, подпрыгивая на ухабах, мчалась в ка-кую-то неведомую темень, но еще быстрее незаметно въезжала в свой сон. Потому что пространство вкруг нее постепенно становилось светлее, и начало заполняться странными полупрзрачными глыбами, похожими на куски льда, но только с тем отличием, что сквозь них просвечивали еще не вырубленные античные скульптуры...

- Приехали! Гляжу, прикимарила немного? - участливо заглянул Вере в лицо Вася. - Ты сейчас здесь ... того, сде-лаешь, подкрасишь ему лицо, как надо, а я пока мать схожу подготовлю. Это мой дом, а мамка на другой улице живет.

"Что я могу сделать? Я же не умею. Тем более, с покой-никами", - подумала про себя Вера, но Вася понял ее медли-тельность по-своему:

- Вот чего: я могу тебе паспорт Валерки дать с фотокар-точкой. На всякий случай. Да ты хотя бы просто синяки ему на ли-це замажь, и то хорошо. А то еще подумает, что били.

Вера покрутила в руках паспорт: оказывается, Валет в жизни на самом деле был Валерием Летовым, - отсюда, наверное, и прозвище.

С первой вклеенной в паспорт фотографии на Веру смот-рел конопатый мальчишка с оттопыренными ушами. Со второй, должно быть, совсем недавней - парень в белой рубашке, с настороженным, словно чего-то выжидающим взглядом. Третьей фотографии никогда не будет.

Спрятав в карман пальто паспорт, Вера вошла в дом, прошла через сени, увидела большой деревянный стол, на кото-ром уже лежало тело покойника.

- Только ты быстренько, ладно? А то одевать надо, и вообще... Мы где-то на полчасика. А ты, Вовец, на кладбище сгоняй пока - посмотри, как там дела, - отдавал распоряже-ния Вася. - Твоя сумка с красками вон там, в углу...

Вера открыла сумку: там действительно лежала коробка с театральным гримом, который у кого-то в свое время выторговала в театре Ленка, какие-то блестящие баночки. В этом мрачном деревенском доме с закрытыми ставнями содержимое сумки казалось оскорбительно легкомысленным, бес-печным.

Но она не увидела никакого лица - перед ней была зас-тывшая маска страдания. Почти точь-в-точь такая же, как на той газетной странице, от которой она долго не могла оторвать взгляд на автобусной остановке.

Ну почему ему, недавнему лопоухому мальчишке, досталась такая жестокая смерть? А за что ей, Вере, сейчас выпала эта работа?

Как все же никогда не хочется думать о грустном, о страшном, о смерти, как тяжело видеть перед собой чье-нибудь изуродованное лицо!

Но рок непостижим. О нем нет смысла ни думать, ни гово-рить. Но тогда можно вовсе замкнуться в себе, замереть душой в неизбывном страхе, еще при жизни окаменеть...

И Вера вдруг подумала о том, что когда-то этот страх был человечеством преодолен. Столкнувшись вплотную с ужасом смерти, древние греки сумели найти в себе силы сначала приоткрыть рот - в любом варианте античной маски: уголками губ вверх или вниз, - а потом сделать и жест, издать громкий протестующий звук.

По сути дела, тем самым сделали отчаянный по своей смелости шаг в сторо-ну жизни и света, сумели увидеть со стороны, и тем самым, практически, свести на нет идею неотвратимости человеческого страдания.

Ну, вот и все. Представление закончено, тысячи зрителей встают со своих мест, стряхивают со щек слезы и капли пота, допивают вино, берут в руки подушечки, подложенные для удобства на каменные ступени, и с довольным видом расходятся по домам.

Наверное, именно тогда, еще в глубокой древности, люди впервые бесстрашно заглянули в лицо собственной судьбе, смерти, року - и громко захлопали в ладоши.

Вера взяла на кончики пальцев грим и опустила руки на холодное лицо Валета, испытывая теперь только одно чувство и желание - сделать его как можно красивее, суметь преобра-зить, победить безобразную гримасу смерти.

- Родненький, сынок, как будто спит спокойненько! - зарыдал за спиной Веры женский голос. И тогда она отошла в сторону, догадавшись, что ее работа принята самым пристрастным и самым несчастным в мире судьей.

- Я скоро в город поеду, кое-что докупить надо, отвезу тебя, - сказал шепо-том Вася и что-то сунул Вере в карман. - Это тебе, за рабо-ту. А Вовчик передал, что он с тебя долг какой-то снимает. Ну, в смысле, за Валета, они сильно с ним дружили.

- Что? - переспросила Вера, которая никак не могла разом стряхнуть с себя странное чувство, которые испытывала впервые в жизни. Что-то очень печальное, но одновременно - трагическое, торжественное.

в молочной февральской мгле вдоль дороги уютно светились витрины газетных киосков, круглосуточных мини-маркетов, ларьков.

Нащупав в кармане деньги, и достав несколько сотенных бумажек, Вера на радость заспанной киоскерши скупила все толстые женские журналы, ес-ли в них хоть что-то было написано про косметику, новые при-чески, или встречались советы модных визажистов.

- Для работы очень нужно, - пояснила Вера Васе, который не ждал от нее никаких объяснений и был погру-жен в свои мрачные думы. - Хочу живых людей делать красивыми. Я теперь действительно этого хочу.

Несколько раз дома сквозь сон Вера слышала, как Ленка призывно колотила по батарее, да и потом, когда она уже проснулась, с нижней площадки то и дело доносились громкие взвизги, смех, хлопанье входной двери.

Вера пролистывала один за другим журналы, все больше удивляясь, как сложен и многообразен мир, куда ее вдруг занесло случайной волной.

Разумеется, можно кем угодно назваться. Но вот как сделаться действительно хорошим визажист-ом? Не поздно ли? Все-таки уже не восемнадцать...

"Ну, нет, в самый раз, - жестко оборвала сама себя Ве-ра, вспомнив загадочно-насмешливый взгляд Лерочки. - В древних Афинах считалось, что сорок лет - вершина развития че-ловеческих способностей, возраст расцвета, а мне еще гораздо меньше..."

- Да это я так, на всякий случай. Забежал узнать, мо-жет он у твоей нижней соседки, и заодно к тебе на огонек погреться. И дельце одно есть. И мороз на улице.

- Ладно, я только на тебя буду смотреть, - сказал Бо-рис, но Вера сделала вид, что не расслышала, пошла на кухню ставить чайник.

- Знаешь, а меня сегодня в редакции уговаривали в городском конкурсе красоты участвовать. Вот анекдот, правда? - улыбнулся Борис, усаживаясь за кухонным столом и вынимая из кармана большую шоколадку. - Там хотят, чтобы были люди разных профессий.

- Вот глупости! Да я же ничего еще не умею! Мне учить-ся надо! - решила выдать себя Вера. - Тебе нужен настоящий профессионал.

- Мне без разницы, что ты сейчас будешь говорить, - с этими словами Борис засунул в рот лимон, и сделал такую гри-масу, при виде которой невозможно было удержаться от улыбки. - Меня интересует только одно слово - да или нет. Точнее, меня интересует одно слово из этих двух. Угадала какое?

- Заметано! Так что деваться некуда. Теперь Павлушу бы только отыскать... Он, говорят, сегодня на спек-такль не пришел, в театре все переполошились. Дома у матери тоже нет. Подумал, вдруг все же со своей мадам загу-лял?

- Вряд ли, они же тогда поссорились, - пожала плечами Вера. - Хотя лучше у нее самой спросить. Погоди, сейчас мы по-нашему, по мобильному быстро все узнаем.

И Вера простучала по батарее начало песни про крошку, по которой кто-то так безумно скучает, что про это слышно во всем доме и днем и ночью.

- Сила! - прошептал Борис восторженно. - Нет, все же я ошибался: нашего Павлушку только такая и сможет оживить. По крайней мере, шансы на реанимацию есть.

- Да я же только подружку одну выходила проводить до автобуса. А чего ты на поминки Валета не осталась? - сразу переключи-лась Ленка на другую тему. - Хорошо было. Жалко вот только Галку, соседку из второго подъезда не застали дома. Вот кого нужно было точно с собой прихватить...

- Не в том дело! Представляешь, насчет похорон у чело-века настоящий талант! Сама по характеру жестокая, любого с полслова отбривает, не подступишься. Но зато уж если плакать начинает - как крокодил, невозможно остановить. Ее вся родня и все знакомые, если что случится, первым делом зовут. Так плачет - от гроба не оттащишь...

- Н-да! Однако, ндравы у вас тут! - покачал головой Борис. - А Павлика вы с собой на поминки случайно не прихватили? Он сегодня в театр на "Вишневый сад" не явился - в жизни тако-го, говорят, с ним не было. Он там прохожего играет, пяного на кладбище.

- Да кто знает, что у него на уме, - и Борис вырази-тельно поглядел на Веру, которая поняла, что он имел в виду. - Вообще-то Павел с матерью живет, но есть еще одна кварти-ра, после Николая которая. Он там не любит бывать, вот толь-ко если...

- Тут недалеко. Я там даже жил одно время, с месяц примерно, с одной девчонкой... Ну, вот, бегай теперь за этим артистом по всему городу, как будто мне делать нечего, - заворчал Борис.

Еще несколько минут понадобилось, чтобы подняться на пя-тый этаж ничем не примечательного серого крупнопанельного дома, и всем по очереди несколько раз нажать на кнопку звонка.

- Никого, я так и думал, - оглянулся на девушек трезвонивший последним Бо-рис. - Не представляю, куда он мог запропаститься. Все, те-перь точно не знаю. По домам.

- А, ну-ка, погоди, - оттеснила его Ленка, еще раз на-жала на кнопку, и долго не отнимала от нее палец. - Должен подойти, от такого звонка и мертвый вскочит.

Он достал брелок с маленьким ножичком, на удивление ловко открыл замок, но изнутри дверь оказалась запертой еще и на цепочку.

"Опять какой-то сюрприз", - вдруг вспомнила Вера не-давнюю Ленкину "презентацию", поездку в морг, а затем в Евсеевку, и у нее по спине пробежали мурашки.

- Чего ждать-то? - сказала Ленка, и с этими словами так мощно несколько раз навалилась на дверь, что цепочка порва-лась, и ее куски беспомощно закачались в воздухе. - Айда!

Борис щелкнул выключателем. На диване в пальто, свернувшись "калачиком", лежал Павел. Он был один, и тихо, беспомощно стонал.

- Кто? Ребята? Откуда? - поднял, наконец, Павел всклокоченную голову. Ста-ло видно, что он просто мертвецки, до невменяемости пьян.

- Две бутылки. И третья начата, - прокомментировал Борис, показывая на валяющуюся возле дивана пустую тару. - Ты почему на спек-такль не пришел? Там режиссер твой взбесился.

- Проспал. Не смог я, заснул. Испугался. Ниче-го не смог, - залился вдруг Павел пьяными слезами. - Слышишь, Борь, не смог я. Тварь я дрожащая.

- А вы не лезьте к нему теперь, нечего тут обзываться, - заслонила грудью диван Ленка. - Ему теперь покой нужен, и еще гази-ровки бы какой-нибудь гадкой выпить, чтобы как следует проб-леваться. А я ведь как сердцем чуяла, что он - скрытный алкоголик. Ме-ня судьба только с алкашами состыковывает.

- Елена, ты - прекрасна! - проговорил заплетающимся языком Павел. Он попытался было приподняться на локтях, но не смог, снова рухнул на диван.

- А ты зачем "Трою" пил? Водки нормальной, что ли, не мог купить? Зачем препарата косметического нажрался? - пригляделась Ленка к бутылкам на полу. - Это же только бо-лячки протирать, чтобы скорее отсыхали!

- А я нарочно... Может, у меня в душе как раз боляч-ка... э-э-э... - попытался выразить какую-то туманную, фи-лософскую мысль Павел, но у него ничего не получалось, и он не нашел ничего лучшего, как растопырить руки и громко воск-ликнуть: - Елена, ты прекрасна! Из-за тебя погибла Троя!

- Не нужно никакой скорой - я тут с ним сама разбе-русь, привычная. А вы идите, идите, - оттесняла спутников к выходу Ленка. - Видите, он вас стесняется, вон аж как весь позеленел от натуги.

Похоже, Ленка постепенно входила во вкус новой жизни. Особенно после того, как Вера утром проделала над ее головой сложный эксперимент, и при помощи всевозможных пенок и оттеночных шампуней придала волосам Ленки нежно-рыжий, золотистый тон.

Удивительно, но после этого на лице у Ленки этого как-то еще за-метнее стал чувственный росчерк пухлых губ, загадоч-но заблестели зеленые глаза.

Но гораздо более трудным делом оказалось убедить Ленку в том, что любое платье до колен поневоле будет делать ее фи-гуру слишком толстой. Переворошив весь гардероб, пришлось зас-тавить ее нарядиться в длинную, до пола, черную юбку и свободную шелковую блузу с широким вырезом, в которой она сразу сде-лалась ну, прямо-таки, величественной дамой.

А началось все - со случайного разговора с Ленкой, когда та от нечего делать, томясь в ожидании, когда можно будет после окраски помыть голову и посмотреть, какой полу-чился цвет, взяла у Веры с книжной полки первый попавшийся альбом, и начала рассеянно рассматривать репродукции.

- Да как же? Неужто и на картинки не пробовала? Вот темнота. Мы так играли: берешь любой альбом музейный, вроде этого, и спрашиваешь по кругу: сейчас кто будет? Другой го-ворит, что, допустим, Ирка Сапожникова, в нашем дворе была одна такая девчонка. Хлоп, открываешь, а там - какая-нибудь старушенция скрюченная нарисована.

- Смешно же! А вот была умора, вспомнила - одному па-цану, Вер, все время картинка выпадала, где мужик руку кост-лявую тянет, и подписано: "Помоги". Он, кстати, потом у нас вором стал, сел годков на десять. Скажешь, не судьба?

- А другой мальчишка, Дрюня, помню, один раз даже заплакал. Как сейчас помню, потому что я тогда гадала - и ему какая-то древняя скульптура выпала, у которой руки, ноги и даже пиписька отломаны, только яички видно, и он вот так стоит, как будто что-то кидает... А Ирка Сапожникова к нему тогда привязалась, говорит: покажи, может у тебя тоже так? Приста-ла к нему: покажи, да покажи, она к нему не равнодушна была. Вот что, сейчас я на тебя тоже погадаю, вспомню детские годы. Погоди только настроюсь.

"Чем бы дитя не тешилось", - подумала про себя Вера, продолжая отглаживать черное, вечернее платье, которое осо-бенно подчеркивало ее стройную фигуру.

- Раз, два, три. Кто тут Вера - посмотри! - объявила Ленка, открывая наугад альбом, и вдруг громко взвизгнула. - Ой, мамочки родные!

- Чего там такое? - поинтересовалась Вера, не отрыва-ясь от работы, - она уже гораздо меньше обращала внимания на бесконечные выходки соседки.

- Мамочки, да это же вылитая ты, Вер! - изумилась Ленка. - Никогда бы не поверила, что бывает такое сходство! Это же твой прямо двойник! Гляди сюда - и глаза, и рот, и ноги прямо один к одному сходятся! Вот только у этой волосы длиннее, и разве-ваются. А если ее постричь как тебя, то и не отличишь. Как будто с тебя нарисовали!

- И не говори, с меня, причем еще в пятнадцатом веке, - улыб-нулась Вера, заглядывая к подружке через плечо. - Это же "Рождение Венеры" Боттичелли. Видишь, она из пены морской родилась, стоит на раковине...

- Да какая к шутам разница, что в пятнадцатом веке, - начала серчать Ленка. - Я тебе точно говорю, Вер - одно с тобой лицо. Нарочно будут с тебя рисовать, и то так похоже не получится. Вот смотри, если волосы убрать.

И Ленка закрыла ладонью ту часть репродукции, где у Венеры волнистыми прядями развеваются на ветру воло-сы, еще больше подчеркивая ее рождение из бурной морской стихии.

- Вообще, что-то есть. Вот только она Венера, а я Ве-ра. Одного слога не хватает, - согласилась Вера, еще раз посмотрев на репродукцию, которую много раз видела, но никогда прежде не рассматривала с такой автобиографической точки зрения.

- Вот и я про что. Какого-то одного слога не хватает и волос длинных, а все остальное - вылитое. Давай я теперь на себя погадаю, - снова захлопнула книгу Ленка.

Но ей не повезло: выпала почему-то знаменитая "Смерть Марата", где мертвый мужчина откинулся в ванной, сжимая пос-леднее послание в ослабевшей руке.

Оставить комментарий © Copyright Клюкина Ольга (olga@blaze.tvheaven.com) Размещен: 03/06/2002, изменен: 01/09/2006. 192k. Статистика. Роман: Проза		Ваша оценка:

Клюкина Ольга : другие произведения.

Визажистка