Аннотация: Тревожное ожидание повисло над Новгородом. Великий князь Иван III прислал взметную грамоту и решающее сражение все ближе.
Ох, волна, ты, Шелони волна,
Ты от крови и слёз солона...
Этот странный незнакомец в новгородском кафтане и надвинутой по самые брови широкополой, закрывающей все лицо фряжской шапке появился в корчме хромого Твердислава в разгар торгового дня. Тихим гундосым голосом спросил кувшин пива, заплатил, не торгуясь, да забился в самый дальний и темный угол, где сохранялось еще некоторое подобие утренней прохлады. Впрочем, обитатели Торговой стороны повидали немало на своем веку, да и у каждого было своих дел невпроворот. Особливо теперь, когда уже две седмицы как великий князь Московский прислал грамоту о розмирье, что делало войну неизбежной и грозило в самом ближайшем будущем отъездом всех немецких гостей.
Горячее июльское солнце заметно клонилось к закату. Большой пятничный торг уже близился к концу и распахнутые двери корчмы, что примостилась в конце Нутной улицы, невдалеке от волховских вымолов, все больше и больше манили мелкий городской люд. Да и как после трудового дня отказать себе в удовольствии выпить кружку-другую пенного с ледника в такую жаркую сухмень - от самой Троицы ни единого дождя!
Десяток молодых житьих при оружии, распаренных и разгоряченных - разве только броней и шеломов не хватает! - со смехом ввалились в корчму и заняли один из столов, бесцеремонно заставив пересесть других посетителей. Впрочем, обошлось без особого шума - места за другими столами доставало, да и связываться с шумной ватагой никому не хотелось.
- Ну, что, молодцы, готова ли рать? Как о том воеводы наши - Казимер да Борецкий мыслят? - спеша узнать новости, хозяин сам, не доверяя работникам, споро расставил на столе кружки с пивом да тарели с вяленым снетком.- А прочие бояре, какие на нонешнем смотре были, они что кажут?
- Бояра-то? Ждут! Им хорошо ждать у моря погоды! - недовольно махнул рукой рослый, кровь с молоком, детина.- У их, небось, добра полны сундуки! А меня возьми - деревенька в три двора, совсем испротерялся конем и доспехом! Коли зипунов не добуду - кто я нынче? Старец! Калика перехожий!
- Погодь, погодь, Грикша! - перебил приятеля другой.- Воевода Казимер дело добре знает, еще пятнадцать летов тому под Русой отличился паче других! Коли вечем решали всесть всем на конь, то иных ремесленных мастеров и подучить хоть немного нать! Ты ж видел сам: иной гончар али там плотник еле-еле в седле держится. Им десяток дней, аль хоть седмицу еще, тогда хоть немного на воев походить будут!
- И много навоюешь с такими?
- Не сумуй! У псковичей-то, сам знаешь, в рати тоже не московские дворяна! Навалимся всей громадой - переможем! А там, глянь-ко, и литовская помочь подоспеет!
- Твоими устами, Станята, только мёд-пиво пить! - детина в один мах осушил кружку, неторопливо зажевал снетком и, налив себе еще одну, недовольно продолжил.- Московляне-то уж на усть-Шелони стоят. Судовую рать, что должна была в Порхов по реке идти, разбили напрочь, бают мало кто и спасся. У ну как раз с нима ратиться придет?
Его собеседник тоже сделал пару глотков, переждал возмущенные возгласы невольных слушателей и рассудительно промолвил:
- Не железные же они в самом деле! Такие ж люди как я да ты! Еремей-чашник архиепископский, всех воевод владычного полка велел в железа поковать за то, что судовой рати на подмогу не пришли. Пришли бы, глядишь, дело совсем инако повернуться могло!
- ЛЖА!!! - вдруг коротко и страшно прозвучало из темного угла. Это было так неожиданно, что посетители корчмы разом примолкли, обернувшись в сторону давешнего незнакомца. Первым опомнился рассудительный Станята:
- А ты кто таков есть, что лаешь владычного ближника, аки пёс смердячий?
- Я кто?- хрипло расхохотался незнакомец и, выйдя на середину, сдернул шапку с головы.- Был я зелейный мастер Упадыш. А теперь только ни на что не годный огрызок людины остался!
Молодые бражники с ужасом уставились на его обезображенное лицо и искалеченную правую руку.
- Кто ж тебя так? - еле выдавил из себя хозяин.
- А был я на том самом побоище на усть-Шелони, что поминалось давеча. Еремею Сухощеку нужно было к рукам полк владычен прибрать, а потому вольно рассуждать о том если бы да кабы. А на деле от голинского брода, где их застава комонная стояла до Коростыни по прямой восемь верст, а взаправду - ежели вкруг мстоньского болота - все пятнадцать. Просто доскакать - и то не меньше двух часов уйдет, а срядиться для боя, разведать как и что - надо аль нет? - Упадыш судорожно сглотнул и здоровяк Грикша поспешно подвинул ему свою ополовиненную кружку. Тот поблагодарил кивком и, смочив пересохшее горло, продолжил.- Московляне стан почти на берегу реки разбили, чтоб лошадей поближе на водопой водить. Судовой воевода наш Матвей Потафьев должно подумал, что это там не вся конная рать Данилы Холмского, о которой убеглые рушане сказывали, а один из отрядов, в зажитье посланных. Вот и решил их врасплох взять, хотел - как вы давеча - зипунами разжиться. А может славы себе ратной хотел - теперь уж и не спросишь. Отправил гонца к владычному полку, а наши струги, не мешкая к берегу из-за камыша и выскочили. У московлян там отроки да обозные мужики пополошились сперва, с криками разбегаться стали, ну, мы и бросились вслед за зипунами к стану их...
Он помолчал, видно, заново переживая страшные минуты, коротко вздохнул и продолжил:
- Только заместо чаемой добычи нам встречь - рать кованная! Пятеро на одного! Я один раз из ручницы выпалил, свалил кого, ай нет, не ведаю. А со второго выстрела разорвало пищаль, видно второпях много больше зелья поклал. Я и упал без памяти. А остальных мужиков - стоптали московляне враз и не вспотели даже. Другие немногие, кто выжил, сказывают, что меньше часу у них ушло на все про все. Больше полутора тыщ душ хрестьянских - как корова языком слизнула! В одном свезло - прознал князь Данила про иную судовую рать, что по Ловать-реке к деманской крепости отправилась, велел всем своим немедля против нее идти. Даже доспехов с павших обдирать не стали, только если в спешке в торока похватали, что поценнее.
А еще часа через полтора и наши комонные из владычного полка подоспели. Только куды там! Московлян уж и след давно простыл. А и подоспели бы владычные вовремя, стало б их не пять на одного, а три на одного - все одно не перемогли, дуром все загинули бы только, Возвернулись мы к Новагороду, еще и ран зализать не успели, а тут инша напасть. Совет посаднич, бают - по наущению Марфы Борецкой, повелел людишкам из посадов да загородних монастырей повыселиться, чтобы как полки великокняжеские подойдут на все пал пустить! Взаравду аль нет, кто скажет?
- Правду кажут! А как иначе, коли испокон веку, от дедов-прадедов при всех осадах так делали! - раздалось со всех сторон.
Зелейный мастер выслушал перебивающие друг друга голоса и досадливо поморщился:
- Дурни вы, как есть дурни! Баба вертит вами как хочет, а вы и уши поразвесили! От дедов-прадедов! Тьфу! В иншие-то годы неприятель завсегда зимой приходил, вот чтоб ему не давать в тепле устроиться посады и жгли. А по нонешней жаре под открытым небом даже сподручнее московлянам будет. Опять же - рожь не сжата еще, чем баб да детишек в осаде кормить? Боярской пшеничкой что ль? А хватит ее на всех или опять кору глодать да исподнее сымать будем? А потом что? Куды всем посадским деваться?
- Когда потом?
- А когда замиримся с великим князем Иваном! Так ли, другояк ли - чего всем людишкам, что своего жила в одночасье лишатся, делать опосле войны? Как домы-то свои заново отстраивать? Всем в боярскую кабалу идтить?- Упадыш обвел угрюмо молчавшую корчму яростно-тяжким взором, под которым все низили глаза, не находя что ответить.
- Дак ты чего предлагаешь-то?- наконец робко вопросил тщедушный мужичонка.- Выход где?
- Выход? Выход там!- увечный мастер качнул головой в сторону раскрытых дверей корчмы.- А путь... путь он один. Мириться с Москвой, пока не поздно! Пока всем Новым городом с головой кровью не умылись.
- А вам, молодцы, желаю на рати живыми остаться!- он махом опружил кружку и, шваркнув ее так, что только глиняные осколки брызнули во все стороны, ушел в сизые закатные сумерки, оставляя за спиной растерянные взгляды и недоуменные пересуды.
И никто еще не ведал, что ни ему, ни его молодым собеседникам не суждено пережить это страшное лето. Лето шесть тысяч девятьсот семьдесят девятое от сотворения мира. Житьи падут в числе прочих двенадцати тысяч погибших на Шелонь-реке через девять дней после этой встречи, а Упадыша растерзает невменяемая, озверелая после страшного поражения толпа. Растерзает за слова о мире с великим князем...
Примечания.
Все имена, названия и события в рассказе подлинные.
Вымолы - временные речные причалы из бревен, ежегодно устраиваемые новгородцами на Волхове после ледохода.
Житьи - землевладельческое сословие в Новгороде, аналог служилого дворянства в Московском великом княжестве. Составляли - наряду с постоянным архиепископским (владычным) полком - основу вооруженных сил боярской республики.
Зелье - порох. Зелейные мастера не только занимались изготовлением пороха, но и обслуживали во время боевых действий огнестрельное оружие.
Лето шесть тысяч девятьсот семьдесят девятое от сотворения мира - соответствует 1471 году от р.х.
Чашник - Управитель дворцового хозяйства князи или, как в данном случае, архиепископа. Чашник ведал также административным и судебным управлением на подчиненных территориях, дворцовыми сёлами и деревнями, населёнными добывающими мед бортниками и дворцовыми бортными лесами, сбором налогов и податей с лиц занимающихся бортничеством. Одной из основных функций чашников было производство и поставка воска для свечей в церкви и монастыри. Чашники относились к числу ближайших советников князя.
Шелонь - большая река, протекающая к юго-западу от Новгорода и впадающая в озеро Ильмень. На Шелони состоялось два крупных сражения московско-новгородской войны лета 1471 года. Об одном из них - у села Коростынь близ устья реки - подробно говорится в тексте.