Скорбил по зиме март. Мы настилали полы и, в перекуры, прячась от сквозняка, забивались в один из углов строящейся избы и грелись, гоняя по кругу ста-кан с дешевым вином. К концу дня изрядно вымота-лись и томились в ожидании застолья. Егор, основа-тельно высморкавшись, завелся про север, который, с его слов, сидел у него в печенках. Я пялился в небо, где в разрывах туч мерцали божественные огни космоса.
- Случай этот был на далеком полуострове Ямал, - прохрипел он, - и я поставил уши торчком.
- Так вот, дело прошлое, случай был на дале-ком Ямале. Н-нда. Работал я со своим приятелем Ни-колкой на рыбзаводе, а народ туда, надо сказать, при-бился все опаленный свободой: алиментщики, зэки вчерашние и пр. и пр. Не вам толковать, но вольница, понятно, хороша при деньгах. В общем "штормило" в общагах в дни авансов и получек, а так, в остальном, жизнь, как и везде - неприглядная. Так вот, скрашивая
будни, трахнул Никола жену директора этого самого завода. Тому, надо понимать, это не понравилось, и после очередной попойки завернул он ему в трудовую 47 КЗОТ (сейчас 33) и наше вам с кисточкой! Н-нда. Невеселая получилась история. В общем, днем рань-ше, днем позже, подался Никола в рыбкооп. Надо ска-зать, господа, что кроме этих предприятий на сотни верст округ, ни одной шараги! Все. Кругом снег, тунд-ра. Н-нда.
Эта история тем печальней, что в рыбкоопе сделали Николе в трудовой точно такую же отметку, будто в нашем законодательстве других статей не су -
ществует! И на материк не махнуть. Зима. Навигация закрыта, а чугунку вообще проложить забыли. Труба дело. И вот узнаем как-то, что директор рыбзавода в Тюмень улетел. Никола бегом к заместителю. Дескать, пойми ты меня, сук еловый! А тот тоже, будь здоров, забулдыга, но себе на уме, падла! И вот, ни слова, ни говоря, тащит он Николу в нежилой дом, что метрах в семидесяти от клуба и, проталкивает в дверь. Никола, от неожиданности, смешался и бызнул. Там, по всем углам, стоят как столбы, жмуры раздетые. Оказывается, привезли их откуда-то с тундры и для эскулапа к утру их отогреть требуется.
- Сделаешь, - кричит зам. - возьму на работу.
Тому, понятно, выбирать не приходится и торгуется он для себя на пару бутылок, толкуя, что жутко ему будет с мертвяками ночью. Надо заметить, что продолжительность светового дня, в ту пору, полтора- два часа в сутки. Раздобыл Никола пару ведер, натаскал угля, дров и ждет. Притащил зам. спирт. Выпили, разумеется, и он свалил. Растопил Колян печку, сгонял в общагу, прихватил томик Есенина, сидит, читает. Хотя, какое там читает, букв со страха не видит. Но вот ровно в полночь, предупредительно мигнув три раза, элек -
тричество гаснет. Свет сквозь щели буржуйки - пе-чальней лампадного. Пока народ в клубе, как-то тер-пимо было, даже представлял, как завтра выпендри-ваться будет, что ночь со жмурами провести - сплош-ной кейф! Без света "хворь" эта быстро прошла. Размер хаты в темноте настолько сократился, что все четыре угла ее сбежались к печке и мертвецы из них пристально разглядывали его. Никола, таращась в темноту, до боли в руках сжимал увесистую клюку уве-
ренный, что именно это сдерживает жмуров от их вполне понятных намерений. Уголь в печке догорал, но сидеть не шевелясь казалось безопаснее и он от -
тягивал время, боясь упустить момент.
Шорох Никола уловил шкурой и, сдавленно всхлипнув, кинулся в дверь, но, второпях, промазал и едва не вытряс об косяк мозги. За спиной грохнуло и, рывком отклеившись от стены, он выпал за дверь. Очухался. На улице морозище, темнотища, хоть глаза коли, и ни души, даже собак не слыхать, и сердце в горле стучит, не сглатывается.
Тут притащилась хозяйка, и рассказ был пре-рван. Мужики упирались, оспаривая пять минут на за-вершение, но женщина была непреклонна: закуска, видишь, стынет.
Угощение было знатное и мы быстро "окосе-ли". Нестройно, но громко пели прекрасные, задушев-ные песни, к сожалению, безнадежно подзабытые и отлучались от стола дырявить снег на хозяйском дво-ре. И там, тщетно пытаясь застегнуть ширинку, я слы-шал, как Егор пел совершенно не знакомую мне песню.
Здесь под небом чужим
Я как гость нежела-ан-ный ...
Я здорово "перебрал" и запомнил тогда только эти две строчки. А потом наступило завтра ...
Так сложилось, что проскитался Егор по чуж-бине всю свою жизнь, но под старость вернулся на родину. Родня его уже почти повымерла, а оставшиеся признавали, когда нуждались в дармовой силе. В хорошие времена таких родственников не привечают, сторонятся. Я не знаю, в чем их вина. Да и сам-то я в этой жизни не очень удачлив и, может, нет тут никакой вины, может, все-таки судьба, когда везде небо чужое?