Аннотация: Чем мы отличаемся от животных? Чем они от нас? Те же два глаза, рот и нос, зубы. А в том, что люди лучше прочей животины - не уверен
МОЯ СОБАКА РОНА
Собаки чувствуют унижение от того, что человек ходит вертикально, а они - как бы внизу. И если становишься на четвереньки или садишься на корточки, моя Рона бывала рада. Она породы боксер. То есть - немецкий бульдог. Однажды давно я пришел в собачий клуб и сказал, что хочу купить боксера. Я был очень удивлен, когда мне сказали, что в Томске боксеров нет.
-Да как же нет? - изумился я, - их на базаре десятками продают, каждое воскресенье вижу.
- Так-то ублюдков продают, - поясняли мне, - помесь. Вы присмотритесь, у них экстерьера нет. Иногда здоровенных кобелей продают, чистопородные боксеры таких размеров не бывают. У настоящих: особая пасть, особый прикус, особая постановка лап. Чистопородных можно в стране по пальцам сосчитать...
Закручинился. Ладно, думаю, обойдусь без мечты своего детства. А тут вдруг однажды пришел ко мне скульптор Леонтий Усов и принес за пазухой малюсенького щенка. Сказал:
- У меня один щенок лишний образовался. Дарить нельзя, продам символически за пятак. У меня наш актер этого щенка просил, но я подумал так, что рядом с тобой этот актер, как кучка дерьма на фоне Арарата. Бери! Давай пятак!
Я дал ему пятак , и взял у него собачонку боксерку трех месяцев отроду.
Выбраковали этого щенка, видать, не случайно. Не очень-то рослая. Но может, именно по этой причине с особенной силой рвалась в бой. Будучи четырех-пяти месяцев от роду моя собачка грызла догов, доберманов, ройтвеллеров, взрослых! Из-за этого я не мог с ней нормально гулять. Только выводил на улицу, она со страшной силой тянула поводок вперед, да так, что я едва с ног не валился. Рука у меня отрывалась. "Куда прешь!" - кричал я на неё. Казалось в собачонку бес вселился. Но тащил её вперед не бес, а нюх, который у собак раз в тридцать сильнее, чем у человека. Она чуяла: вот тут прошла собака, вот она отметилась, пописала совсем недавно, её еще можно догнать! И действительно, вскоре мы нагнали молодого стройного дога, он крутился в скверике возле скамеек с молодежью. Моя малявка присела, подпрыгнула и вцепилась щучьими оборотными зубами верхней челюстью в нос этому догу, а нижней челюстью, как замком, закрыла его пасть. Высоченный красавец, собачий аристократ, попытался вспомнить, что он собачий король, утробно рыкнул, но Рона только сильнее сжала пасть, кровь запузырилась на дожьей морде, он завизжал, как десять недорезанных поросят, еще громче его завизжала, вскочившая со скамьи девушка, по виду- старшеклассница. Парни пообещали убить и меня, и мою собаку, которую я никак не мог оторвать от этого обкакавшегося дога. Все же как-то оторвал, отшлепал её, чтобы показать парням, что меры приняты. Они меж тем сказали:
- Чтобы мы тебя, дед, в этом сквере больше никогда не видели!
Тогда я подумал, что собаководы выбраковали мою собачку как-то разглядев в щенке чрезмерную агрессивность.
В книжке написано, что если собака сильно тянет поводок, то надо купить металлический ошейник с шипами. Она станет тянуть, шипы вопьются ей в шею, а я в это время дерну поводок и крикну:
-Рядом!
Я купил металлический строгий ошейник, надел на шею Роне, ну, думаю, сегодня погуляем нормально! Черта с два! Она тянула с еще большей силой, так что порвала металлический ошейник. Купил другой - тоже самое. Боксеры потому и драчливы, и часто удачливы в собачей драке, что в азарте почти не чувствуют боли. И носа у них почти нет, одна пипка. Это не только придает им комический, озорной вид, но имеет практический смысл. В драке противник не сможет передавить носовые ходы, они упрятаны глубоко.
Благодаря Роне я убедился, что собаки не только многое понимают, но даже обладают чувством юмора. Рона еще малявкой была, но однажды завидела здоровенную овчарку, вывернулась из ошейника и ринулась бой. Огромный кобель тоже помчался ей навстречу. Они вот-вот должны были столкнуться, но кобель этот, оглушительно гавкнув, перескочил через Рону. Она развернулась догонять его, а он опять помчался ей навстречу и опять перескочил через неё, весело гавкнул на прощанье, и исчез из вида. В общем, пошутил кобель, посмеялся над моей бедной злючкой Роной.
Со временем я понял, что Рона, это как бы отчасти недоразвитый человек, ну, ребенок, что ли, но умеющий рычать и кусаться. Моя собака буквально всё, чувствует, как и я. И даже интонации у неё такие, понятные без слов. Всё, всё понять можно: "Ну что ты?", "Ну вот еще!", "Ой-еей!". Или, бывает: "Ой, кто пришел!", "Ой, что ты делаешь, больно!" Она почти не лает, но если лает, то когда на плите что-то горит или кипит, выплескивается, или в ванне кран не закрыт, вода начинает переливаться через край.
Маленькая была всё на постель лезла ко мне, несколько раз отстегал, чтобы отвадить. Долго помнила. Руку поднимаешь погладить, а вижу думает: "А вдруг ударит?" То есть нет полного доверия. Но и убедилась уже, что никого нет другого, кто был бы лучше меня. Я же кормлю её.
Лает и рычит иногда вроде бы не по делу. Я смываю в туалете воду, а она как бы приветствует лаем мое естественное оправление. Значит - жив, функционирует, салют ему!".
Перестилаю её постилку тоже рычит. Здесь смысл такой: "Мог и не перестилать, перебилась бы. Ну, это я так ворчу для порядка, вообще-то когда ты перестелешь, мне лежать удобнее бывает!"...
Музыку понимает. Играю на баяне: слушает. Палец мой попадет не на ту клавишу, она повернет ухо, с укоризной смотрит на меня. "Чего играешь-то?"
Когда кормлю и даю что-то не очень вкусное, подойдет, понюхает, лизнет пару раз, потом повернется и долго, пристально смотрит мне прямо в глаза: "Чего это ты такое мне дал-то? У тебя с мозгами все в порядке?"
Щенком была, оторвала от шляпы подкладку, от Людмилиных туфель кнопки отгрызала, несколько ботинок попортила. Повзрослев, почти не хулиганила. Десять с половиной лет ей стало или чуть больше. Но бывает, что зазеваешься, стащит мою рубаху или пиджак, и лежит на них. Хозяином пахнет! Носильная вещь для собаки тоже самое, что для нас фотокарточка любимого человека. Я уж теперь не ругал. Отберу рубаху , да выстираю.
Боксер - капризен, чересчур эмоционален. Любопытен. Как охранная собака мало полезен, кто бы ни пришел: воспринимает как объект своего развлечения. Но если кто меня душить станет, то, думаю, тут-то моя собака поймет, что надо делать и без всякого обучения. Однажды с одним гостем о политике поспорили, Рахманов голос на меня повысил, Рона с грозным рычанием кинулась на него: "Ты чего на моего хозяина рычишь? Ты на мои клыки посмотри, они большие и, как у щуки назад загнуты, как схвачу, уж не оторвешь меня, понял?" Рахманов сразу голос понизил до шепота.
Сидит Рона, ждёт меня целый день. Но на ласки скупа, подойдет, поприветствует, и к себе её не прижмешь, и не погладишь. Хотя и видно, что рада. Таков темперамент. Ну что - привычное дело: хозяин пришел. Волнует её всё новое. Мешок с мукой принесли, так дня три меня к мешку не подпускала: что-то красивое, моё, значит. Ишь, какой, себе хочет захапать!
Меньше у собаки мозгов, но они у неё работают. Писала она у меня в фото-ванночку, которую я ставил возле туалета. И что же? Ночью, когда я сплю, никто её не отвлекает, она писает точно в ванночку, ну, ни капельки - мимо! А днем может немножко мимо ванночки написать. А если кто в гости пришел, тут уж она полностью мимо ванночки напрудит. А как же? Мозгов-то маловато, не хватит на всё: и чтобы за гостями следить, и за хозяином, и струю свою контролировать. И она не виновата, что природа дала ей такой маленький череп.
За долгие годы привык я к ней. И даже удивлялся: а как это я раньше мог жить без этой курносой вредины? Хлопот с ней много: убираться надо чаще, чем обычно, кашу ей варитьс мясом или жиром, которую она почти не ест. Каждую неделю ходил на базар к закрытию, тогда можно купить говяжьи обрезки, подешевле. Но пару килограммов вам не продадут, набьют в целлофановый мешок килограммов шесть-семь, вот и бери всё, и тащи, мучайся с этой тяжестью. А что сделаешь? Домой принесешь: на дне целлофанового пакета под обрезками обнаружишь килограммов на пять громадный мосол. Никакой собаке не разгрызть, положили туда для веса. Пенсия - мизер, квартплата растет. Что делать? Выгнать собаку? Это значит - убить. Она же не сможет жить на улице, как живут бездомные собаки. Она и в чьей-то чужой семье не сможет приспособиться.
Да только ли в этом дело? Где-то мне наплюют в душу, давление подскочит, возвращаюсь домой чуть жив. Ляжет у ног, положит свою голову на лапы и смотрит мне прямо в глаза. И мне - легче.
Однажды заметил: неладное что-то творится с моей собакой. Скучная. Вроде бы выделения какие-то. Течка? Да какая к черту течка - в десять-то с половиной лет! Точно я не знал, сколько боксеры живут, но понимал, что собачка моя уже старушка.
Позвонил в частную собачью клинику, она ближе других к моему дому, сказали:
-Приводите, посмотрим!
Привел, а клиника-то лучше человечьей: модным финским кафелем блестит, никелированными кранами. Плиточный пол сверкает! Врач, женщина средних лет, попросила присесть к столу, записала мое имя, адрес, мой пенсионерский статус, и все такое, записала имя собаки, глянула через очки:
- Знаете, у нас все дорого. Только за осмотр - пятьсот.
Оглядываясь, я видел, как поспешно и брезгливо затирают санитарки какой-то дезинфицированной жидкостью оставленные моей Роной следы. Я кивнул:
Я обнял дорогую мою животину. Собака все понимала, не рычала, не скулила, не дергалась, только, когда игла глубоко ушла в синюшную опухоль, ойкнула тоненько.
- Щенки были? -спросила целительница.
- Нет.
- Ложные беременности были?
- Да, кажется, что-то такое, впрочем, не знаю...
- У неё воспаление матки. Скорее всего рак. Вообще - неизлечимо. Может, сделать дератизацию? У вас есть тысяча рублей?
-У меня есть. Но зачем же? Это вы её убить предлагаете?
- Умертвить. Десять с половиной лет. Они так и живут. Ну одиннадцать иногда живут.
Она что-то прочла в моем лице. Одинокий старик. Боится остаться совсем одиноким. Утопающий за соломинку хватается. Она сказала:
- Ладно. За прием я с вас ничего не возьму, только за укол. Выпишу вам рецепт: пойдете в зоомагазин, "Айболит" называется, купите лекарства, потом шприцы - в аптеке. Будете сами колоть три раза в день в загривок, оттягивайте сильнее кожу, тогда собака укола не почувствует. Может и поживет еще немножко.
Я шел, не чувствуя под собой земли. В "Айболите" продавщица завопила громче пароходной сирены, почему я не положил пакет в ячейку?
- Какую на хрен ячейку! - вырвалось у меня, - вот вам рецепт, дайте лекарство, скажите цену, я с собакой у входа постою
Не знаю, как я удержался от мата, увели бы вместе с больной собакой в милицию.
Уже подходил к дому, когда откуда-то вывернулся подвыпивший мужик с молодым кобельком тоже боксерской породы.
- С-стой! Пусть они подерутся! - заблажил мужик, подпуская своего кобелька к моей собаке.
-Отстань мужик! - только успел я сказать, Рона рванулась в бой, сзади у неё хлестала сукровица, она хрипло рычала. Рона вдруг упала и бока её заходили часто-часто. "Сердце зашлось" - догадался я. Схватил свою бедную собаку на руки и пошел скорым шагом, повторяя:
- Роночка, не надо! Не умирай!
Мужик с пьяных глаз не мог врубиться в ситуацию, не отставал:
- Ну, чё ты, ну, пусть подерутся!..
Кое как я дотащил её до дома. Потянулись кошмарные дни и ночи. Дрожащими руками я ставил ей уколы, менял окровавленные подстилки, на которые извел все старые брюки, куртки, рубахи. Я вообще плохо сплю, а тут потерял сон совсем. Давление зашкаливало. Ночью она иногда вдруг отчаянно вскрикивала: " Ой! Ой-ё-ёй!", словно она человек, осознавший свое положение.
Пришел друг, поэт. Посовещались. Нет я не смогу видеть, как её усыпляют. Он обещал решить дело назавтра, в выходной. Я сбегал на базар, купил самой лучшей дорогой говяжьей вырезки. Дал Роне. Будет есть, не будет? Кашу ведь уже не ела совсем. Она подошла, понюхала, принялась есть, собака все таки!
На другой день пришел друг, долго звонил по телефону, договаривался. Потом на углу улиц Красноармейской и Никитина мы с другом долго ожидали машину, которая должна была отвезти Рону на казнь. Друг боялся, что Рона уже что-то почувствовала и покусает нас. Держался поодаль.
Рона спокойно стояла у моей ноги. Даже теперь в болезни, в старости, она была красива. У неё были, словно нарисованные тонкой кисточкой, длинные брови. Прохожие обычно, увидев её, оборачивались со словом: "Красавица!". Теперь брови опушились сединой и все равно были красивы. Губы были громадные: два теплых и упругих плюшевых башмака. Гладкая, короткая коричневая шерсть блестела, на груди была снежно-белая "манишка", на всех четырех лапах - такие же белые аккуратные ровные "носочки". Глаза её, чуть навыкате, были подобны двум огромным черным виноградинам. Неужто все это должно теперь исчезнуть?
К нам подкатила подержанная "Волга", крепыш на втором сиденье спросил:
- Кто хозяин? Как зовут собаку?
Я подал ему поводок, назвал имя моей бедной собаки. Друг подал ветеринару тысячу рублей.
- Рона, садись! -скомандовал я. Она стояла как бы в нерешительности. Ветеринар в машине потянул за поводок, Рона, не оглядываясь, влезла на сиденье. Хлопнула дверца и машина резко рванула с места.
Меня мучили сомнения. А вдруг они не усыпят мою собаку, а свезут на живодерню, или отвезут в ближайший лесок и выпнут из машины? И её, больную, ослабевшую, загрызут дикие вольные собаки?
Друг-поэт успокаивал: все будет честно. Но откуда он мог это знать?
Не раз я потом просыпался в ночи и мне чудилось, что кто-то скребется за дверью. Часто виделось, что вон она Ронка, лежит на подстилке в своем углу и, положив голову на лапы, внимательно смотрит мне в глаза своими большими цыганскими глазами. Терять бессловесных тяжелей, чем людей. Не знаешь, что они думали в свои последние часы о нас, какие образы возникали в их мозгу, что там высветилось в их последние минуты?
Я часто прихожу на то самое место, откуда увезла мою Рону эта машина. Почему Рона даже не обернулась? Понимала ли, куда её везут? Наверное, да. А я не знаю места её упокоения. Морякам утонувших кораблей, летчикам упавших в море самолетов венки кладут на морские волны. Приблизительно там, где эти люди погибли. Я прихожу на то место, откуда уехала эта ветеринарская машина. И кладу здесь свой мысленный венок.