Филоненко Вадим : другие произведения.

Атри_1908_Начало

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.93*6  Ваша оценка:

  Вадим Филоненко
  
  АТРИ. 1908. НАЧАЛО
  
  От автора
  
  Каждый из нас хотя бы раз слышал о загадочном Тунгусском метеорите. Вернее, метеорит ли это был, исследователи спорят до сих пор. Изучать феномен ученые начали только через 13 лет после катастрофы. Поэтому многие свидетельства произошедшего были получены, что называется, из третьих рук. В основном это воспоминания местных жителей. Тем не менее, в общих чертах удалось восстановить, как развивались события в тот день.
  Итак, во вторник 30 июня 1908 года в 7-15 утра по местному времени в Восточной Сибири, в районе реки Подкаменной Тунгуски на высоте примерно пять - десять километров произошел небывалый по мощности взрыв. Его силу часто сравнивают с энергией двух тысяч атомных бомб, вроде тех, что уничтожили Хиросиму и Нагасаки. Некоторыми исследователями даже высказывались предположения, что в сибирской тайге проводились первые испытания атомной бомбы. Но поскольку радиационный фон в эпицентре взрыва не повышался, данную гипотезу не стоит рассматривать всерьез.
  Тунгусская катастрофа вызвала последствия общемирового масштаба, в частности, на несколько часов изменилось магнитное поле Земли. Этим объясняются многие необычные явления. Например, в течение трех суток после события наблюдалось сильное свечение атмосферы. На небе появились странные серебристые облака. Они сыграли роль линзы, отражающей солнечный свет. В результате, белые ночи наблюдались в таких местах, где их не бывало отродясь. Так, по свидетельствам очевидцев, в Севастополе летом 1908 года несколько ночей подряд было настолько светло, что можно читать газету!
  Отголоски чудовищного взрыва зафиксировали сейсмические станции по всему миру.
  Однако поначалу тунгусское событие не привлекло широкого внимания ни общественности, ни ученых. Более того, в июне-июле 1908 года в междуречье Подкаменной и Нижней Тунгусок находилась экспедиция географического общества под руководством А. Макарова. Но в последующем отчете экспедиции нет ни единого упоминания о Тунгусском взрыве!
  Почему?
  Ответов тут может быть несколько.
  Возможно, ученые не увидели ничего экстраординарного утром 30 июня 1908 года. Для них этот день ничем не отличался от остальных. Предположим, они находились в другой реальности, где Тунгусского взрыва не было вовсе.
  Но есть и более очевидный ответ: они сознательно умолчали о том, что произошло. Правда, такой ответ порождает еще больше вопросов...
  Официальное исследование места Тунгусской катастрофы начали лишь в 1921 году благодаря научному любопытству и настойчивости минералога Леонида Алексеевича Кулика. Он провел несколько экспедиций, каждая из которых сама по себе похожа на захватывающий приключенческий роман. Но, увы, разгадать тайну произошедшего в тунгусской тайге ему так и не удалось.
  Уже после Великой Отечественной Войны, в 1948 году, состоялась еще одна - секретная - экспедиция на Тунгуску. Под видом геологов в сибирскую тайгу был направлен отряд оперативников из ведомства Л.П. Берии. Что они искали - не известно. Вряд ли метеорит или остатки кометы. Ведь даже обнаружив нечто подобное, сотрудники госбезопасности его просто не опознали бы - для этого надо быть учеными, а не военными. Так или иначе, результаты того похода так никогда и не были обнародованы.
  Так что же произошло в Восточной Сибири в далеком 1908 году?
  Этот вопрос не дает покоя исследователям на протяжении уже более ста лет. Существует множество гипотез. Самая распространенная - падение крупного железного или каменного метеорита. Но кратера не нашли и тогда появилась теория о метеоритном дожде. Но она не могла объяснить ни те самые серебристые облака, ни аномальные белые ночи. А самое главное, на месте Тунгуской катастрофы не было найдено никаких остатков метеоритного вещества.
  Были и другие идеи: извержение гигантского палеовулкана, столкновение Земли с ледяной кометой, облаком космической пыли и даже с антивеществом. Рассматривались версии крушения над Сибирью космического корабля пришельцев. Также поговаривали о том, что тунгусский феномен - результат экспериментов Николы Тесла по передаче энергии. И прочее, прочее, прочее - более сотни гипотез. Но ни одна из них пока так и не сумела объяснить всех загадок, которых на месте тунгуской катастрофы по-прежнему остается в избытке.
  До тех пор, пока ученые не пришли к единому мнению, каждая из гипотез имеет право на существование.
  У меня тоже есть собственная теория. Она и легла в основу данной книги. Идея, безусловно, весьма фантастическая. Но ведь и сам тунгусский феномен не укладывается в рамки обыденности.
  Хочу предупредить, что все совпадения имен случайные. Названия некоторых реальных населенных пунктов и географических объектов сознательно искажены. Кроме того, чтобы облегчить восприятие текста, я не стал воспроизводить речь персонажей-тунгусов так, как она звучала бы на самом деле. Иначе получилась бы трудно-перевариваемая мешанина из русских и эвенкийских слов. То же самое с некоторыми терминами и понятиями - устаревшие и вышедшие из употребления частично были заменены современными. Мера вынужденная - иначе пришлось бы делать глоссарий, который по количеству страниц легко переплюнул бы саму книгу.
  Итак, уважаемый Читатель, предлагаю Вашему вниманию еще одну версию тунгусской катастрофы. А насколько она выглядит реальной, судить Вам...
  
  
  ЧАСТЬ 1
  КРУЧИНА
  
  Из пояснений к опросным листам тунгусов-очевидцев, составленным в 1920-30-х гг.:
  '...кручиной тунгусы называют катаклизм, произошедший 30 июня 1908 года...'
  
  
  Вечер 29 июня 1908 г., за десять часов до Тунгусской катастрофы,
  Восточная Сибирь, стойбище оленеводов на реке Хушмо
  
  Павел Берестов, ссыльный студент-медик двадцати четырех лет от роду, волею случая осевший в Ванаваре фельдшером, всегда любил травяной чай. Особенно тот, который заваривал его друг - тунгус Василий Дженкоуль.
  Внешне напиток выглядел страшновато. По цвету походил на жидкий деготь, но был настолько душист, что у Павла всегда слегка перехватывало дыхание от предвкушения первого обжигающего глотка. Вот и теперь, прежде чем прикоснуться губами к краю кружки, Павел по привычке закрыл глаза и несколько мгновений вдыхал опьяняющий аромат.
  Дело происходило в одном из летних чумов семьи Дженкоуль. Василий и Павел сидели, поджав ноги, на оленьих шкурах и пили чай. Уютно потрескивал разведенный посреди чума костер, но гари внутри почти не чувствовалось - дым поднимался высоко, проходя через отверстие в конусной крыше так, что внутри оставался лишь его легкий привкус. 'Чаёк с дымком', - Берестов хмыкнул, не открывая глаз. Павел обожал эти запахи. Он буквально 'дышал' чаем, изредка делая осторожные маленькие глотки, и наслаждался ощущениями.
  С семьей Дженкоулей Павел познакомился позапрошлой весной. Их младшего сына двадцатилетнего Василия тогда сильно порвал медведь, и Берестов больше месяца выхаживал его, фактически силой выдернув с того света. А год спустя Василий очень вовремя вытащил Павла из гнилой топи, куда тот опрометчиво забрел, увлекшись сбором лекарственных трав. С тех пор они подружились и часто общались - по делу и просто так.
  ...Берестов сделал очередной крохотный глоток.
  - Это чай, а не нюхательный табак, - ворвался в таинство чаепития насмешливый голос Василия. - Пей. Чего его нюхать?
  - Много ты понимаешь, варвар. Дикарь, - пробормотал Берестов.
  - Я варвар, - согласился Дженкоуль. Недавно Берестов объяснил ему значение этих слов: дескать, дикарь - это дитя природы, охотник и кочевник. А варвары - это самые сильные из дикарей. - Ты пей, да спать ложись. Завтра рано-рано тебя подниму, до рассвета идти надо.
  - Куда еще? - рассеянно отозвался Павел, смакуя дивный напиток.
  - К Чургиму. Там стаю видали.
  - Какую стаю? - не понял Берестов.
  - Иргичил (*иргичил - волки, эвенк.). Много. Их бить надо, они наших оленей режут. Со мной пойдешь.
  - Не, Вась, не пойду, - отказался Берестов. - Не люблю я охоту, ты ж знаешь. Я лучше в Ванавару вернусь. Жене твоей полегчало, лихорадка у нее почти прошла, так что...
  - Успеешь еще в Ванавару. Поутру со мной пойдешь! - отрезал Дженкоуль. - Буду делать из тебя человека. Дикаря. Варвара. - Он громко хлебнул чаю и неодобрительно взглянул на друга. - Ты неправильно живешь: оленей нет, жены нет, детей нет, палить из ружья не умеешь.
  - Ну, положим, умею, - возразил Берестов. - Умею, но стрелять из ружья по божьим тварям не хочу.
  - Мы не 'божьих тварей' бить пойдем.
  - Волк тоже тварь божья.
  - Сколько раз тебе говорить: зверь не божья тварь, у зверя души нет, - упрямо покачал головой тунгус.
  - Это вопрос спорный.
  - Ничего не спорный, - решительно прервал Дженкоуль. - Божья тварь - это человек. У него душа есть. А у зверей души нет. Поэтому мой дед зверя бил. Отец бьет. Старшие братья бьют. Я бью. И дети мои, как подрастут, будут. И тебя научу. И жену тебе найду. Потом оленей заведешь. Будешь правильно жить... - он сделал короткую паузу и веско добавил: - Как настоящий дикарь.
  Берестов усмехнулся и покрутил головой: 'Похоже, Вася решил, что варвара из меня он сделать не сможет, только дикаря. Ну, и за это ему большое спасибо!'
  Павел допил чай, отставил кружку. Встал, подвигался, разминая затекшие ноги. Откинул матерчатый полог чума и шагнул наружу, с головой окунаясь в тревожные вечерние сумерки. Тунгус вышел следом, глянул ввысь, покачал головой:
  - Плохо. Небо горит.
  - Видно какой-то природный феномен, - машинально откликнулся Павел.
  Северное сияние и впрямь сегодня было необычайно яркое - красно-желтое, огненное. А вчера небосвод полыхал ядовито-фиолетовым, с интенсивными изумрудными сполохами. Небо пламенело и позавчера, и три дня назад.
  Павел задумался, вспоминая. Да, точно. Похоже, уже несколько дней с природой творится что-то странное. Взять хотя бы чудные серебристые облака. Они появляются под вечер, и тогда кажется, что сумеречное небо окутывает блестящая мерцающая вуаль. В общем, странные облака. А может, и не облака вовсе...
  Атеист по убеждению, Берестов поежился, помялся нерешительно, а затем украдкой перекрестился. Еще раз глянул на полыхающее, огненно-красное небо, и признался:
  - Беспокойно мне, Вась. Ох, и беспокойно! Сердце щемит. Словно жду чего-то...
  - Всем беспокойно. Шаман говорит: Аксири сердится, скоро стрелять начнет.
  - Слушай, у тебя одна стрельба на уме, - засмеялся Павел. - Аксири - это, по-вашему, бог неба, в кого ему стрелять? На небе волки не водятся! И вообще, ты вроде крещеный, у тебя крест нательный есть, а в Аксири веришь.
  - Я в них во всех верю: и в Аксири, и в Иисуса. Что мне трудно, что ли? А им приятно, - Дженкоуль глянул на Берестова с хитрецой. - Глядишь, там, где Богородица подведет, Аксири выручит. А от гнева Огды (*Огды - бог огня, эвенк.) Иисус спасет.
  Их разговор прервал отец Василия - крепкий, в годах, тунгус с морщинистым, безбородым лицом, раскосыми глазами-черточками и гортанным голосом, которым он привык покрикивать и на оленей, и на членов семьи. Семья Дженкоулей считалась очень зажиточной - общее поголовье их оленей давно перевалило за шесть сотен.
  - Мэнду (*мэнду - здравствуйте, эвенк.), - старший Дженкоуль приветливо кивнул Павлу и повернулся к сыну: - Завтра на Илимпо пойду, олень встречать.
  Из уважения к лекарю он заговорил по-русски. Чужой язык давался ему не так легко, как младшему сыну, поэтому речь старого тунгуса была путаной мешаниной русских и эвенкийских слов. Впрочем, Павел уже давно научился понимать подобную 'кашу'.
  - Василий, - продолжал старший Дженкоуль, - ты бае лекаря до Ванавары веди, укчакья (*укчакья - букв. верхового оленя, эвенк.) дай.
  - Я прежде хотел Пашу к Чургиму сводить. Там иргичил. Стая. Пусть поможет мне их бить.
  - Так, хорошо, - кивнул пожилой тунгус.
  - Слыхал, что аминми (*аминми - мой отец, эвенк.) сказал? Теперь точно идти придется, - хитро улыбнулся Василий, когда отец ушел в чум. - Старших слушать надо!
  - Да у меня и ружья-то нет, - сделал последнюю попытку увильнуть Павел. - Запрещено мне, я же ссыльный. И если урядник узнает...
  - Не узнает, - отрезал Василий. - А ружье... Я тебе одно из наших дам.
  - А, черт с тобой. Пойдем, - махнул рукой Берестов.
  - Э, нечистого не поминай, - нахмурился тунгус. Он с опаской покосился на огненное небо и поспешно забормотал то ли христианскую молитву, то ли обращение к своим, варварским богам.
  
  Утро 30 июня 1908 г., за полчаса до Тунгусской катастрофы
  
  Наступающий июль по праву считался здесь, в тунгусской тайге, самым жарким месяцем в году, хотя не редки были и резкие перепады температур: то жара под тридцать, то едва больше десяти и холодный дождь, а временами и мокрый снег.
  Но в последний день июня погода решила побаловать обитателей Тунгуски. Утро выдалось на редкость погожее - тихое, ясное, безветренное. Небо было синее, а воздух свеж, но не холоден. И все же Берестова почему-то била мелкая противная дрожь. Он на ходу поправил ремень ружья, поплотнее запахнул армяк и поежился. 'Не выспался что ли? Или, упаси Боже, лихорадку подцепил?'
  Павел привычно отмахнулся от ненасытных комаров и посверлил раздраженным взглядом спину шагающего впереди бодрого, веселого Дженкоуля.
  - Дикарь он дикарь и есть. Поднял меня ни свет ни заря, потащил не известно зачем, - проворчал Берестов, обращаясь к спине.
  - Вы, лючи (*лючи - русские, эвенк.), страсть как болтать любите! - весело оскалился тунгус. - Ты ногами работай, а язык пускай отдохнет.
  Берестов собрался было достойно ответить, но тут его нога соскользнула с кочки, угодив в чавкающую болотистую жижу, и он прикусил язык.
  Дальше пошли молча. Павел машинально шагал по мшистому, временами хлюпающему под ногами, зеленому, бугристому ковру, а его взгляд по привычке высматривал кустики ягеля, густые заросли брусничника и прочей, ценной в его профессии растительности.
  Вскоре сырой лес остался позади - началась обширная территория безлесного торфяного болота, кое-где заросшего карликовой березой хаяктой. Тонкоствольные деревца в человеческий рост высотой образовывали заросли, которые приходилось обходить стороной. Радовало одно - жаркое летнее солнышко успело подсушить торф, болото подсохло, и идти по нему стало легче.
  Внезапно поднялся ветер. Он раскачивал тонкие березовые стволы, трещал ветками, издавая щемящие тоскливые звуки, и Берестову вдруг показалось, что деревья заплакали. Подчиняясь внезапному предчувствию, он схватил Дженкоуля за плечо, останавливая.
  - Ты чего? - удивился тунгус.
  Ответить Павел не успел. Раздался короткий, резкий, очень громкий звук, будто выстрелили из пушки. Земля содрогнулась. Берестов невольно согнул ноги в коленях, стремясь удержать равновесие.
  И тут выстрелили еще раз.
  Звук был длиннее и громче настолько, что у Берестова заложило уши. Он почти оглох. Павел видел побелевшие от ужаса глаза Дженкоуля, его разинутый в крике рот:
  - Пэктрумэ!!! (*пэктрумэ - катастрофа, бедствие, беда, эвенк.)
  Крик Василия показался Павлу шепотом. Повинуясь какому-то внутреннему чувству, Берестов схватил обезумевшего от страха тунгуса за руку и потащил вперед - туда, где виднелась небольшая яма от высохшей не так давно мочажины.
  Жесткая рука ветра догнала их, толкнула в спины с такой силой, что они, не устояв на ногах, кубарем полетели в яму, буквально пропахав носами пожухлый ковер травы. Именно это спасло им жизнь - прямо над головами пронесся огненный вихрь, охватывая пламенем заросли хаякты и уносясь дальше - к оставленному позади лесу.
  Лиственницы вспыхивали факелами. Но пожар так и не занялся - следом за огненным валом по тайге прокатилась мощная воздушная волна, гася огонь и вырывая с корнем деревья, как травинки. Небывалой силы ураган в один миг смел не успевших спрятаться обитателей тунгусской тайги, поднял в воздух тучи пыли так, что на какой-то миг день превратился в ночь.
  И снова яма спасла Берестову и Дженкоулю жизнь - воздушная волна прошла выше, на прощание щедро присыпав их землей.
  Ошалевший и почти полностью потерявший ориентацию Павел едва не помер от ужаса, ощутив себя погребенным заживо. К счастью, земля была рыхлой, сухой и легко раздвигалась руками. Инстинктивно затаив дыхание, Берестов в панике принялся выкапываться, отбрасывая руками землю от лица. Но та все не кончалась и не кончалась, а легкие настойчиво требовали кислорода. Павел был вынужден сделать вдох, ожидая, что нос заполнится землей, но вместо этого втянул ноздрями воздух, правда, обильно насыщенный пылью. Берестов сильно чихнул и тут только осознал, что выбрался-таки из земляной ловушки.
  Рядом ощутимо шевелилась земля. Дженкоуль! Чихая и кашляя, Павел принялся рыть со скоростью очумевшей землеройки. Вскоре из-под земли показалось сначала лицо Василия, а потом и он весь целиком. Тунгус сел, жадно хватая ртом воздух. Частицы земли попали ему в рот и нос, и он зашелся мучительным кашлем, пряча лицо под подолом охотничьей парки, чтобы вновь не надышаться пылью.
  Ветер стих. Поднятые в воздух частицы почвы постепенно оседали на землю. Теперь стало видно, что же творится вокруг.
  Ни дальнего леса, ни близлежащих зарослей хаякты больше не было. До самого горизонта простирались лежащие на земле деревья - поломанные ветром тонкоствольные березы и вывороченные с корнем лиственницы.
  Некоторые вековые листвени устояли - не сломались под штормовым ветром. И теперь торчали этакими обугленными телеграфными столбами, почти полностью лишенными некогда роскошных пушистых крон.
  Павел и Василий обвели окрестности ошарашенными взглядами.
  - Пресвятая Богородица! - ахнул Берестов.
  - Да-а... Видать, крепко Огды на людей осерчал, - высказал свою версию произошедшего Дженкоуль.
  Павел покосился на него, но спорить не стал. Вместо этого спросил:
  - Как думаешь, Вась, все закончилось?
  Тунгус неопределенно повел плечами. Встал, отряхивая с одежды землю, но тотчас завыл, схватился руками за голову, завертелся на месте, а потом его ноги подогнулись, и он потерял сознание.
  - Э! Вась, ты чего? - испугался Павел, но тут его собственная голова словно разорвалась от бесшумной ослепительно-белой вспышки, которая мгновенно погасила сознание, увлекая в небытие...
  
  Павел Берестов открыл глаза. Первое, что он увидел - ясное голубое небо. Тишина стояла такая, что Павлу показалось, будто он оглох. Эта мысль моментально привела его в чувство. Он сел, опираясь расцарапанными до крови кулаками в мокрое земляное месиво.
  Мокрое?..
  Ему показалось, или воды вокруг и впрямь прибавилось? Вроде изначально земля в этом месте была довольно сухой, теперь же размокла, как после сильного дождя.
  Берестов машинально потер рукой лоб, пытаясь сосредоточиться. Что произошло? Сначала был чудовищный взрыв. Или даже два взрыва подряд. Потом все стихло... Почему же так плывет в глазах? Контузия? Но после взрыва ничего такого не было. Что же случилось потом?.. Кажется, яркая вспышка света... Хотя нет, вначале потерял сознание Василий, а потом... Все-таки вспышка была... Или нет?..
  Так и не вспомнив в точности, Берестов огляделся по сторонам. Сознание выхватывало окружающую реальность кусками - словно разрозненные фрагменты мозаики.
  ...Гигантский вывал леса вдалеке. Торчащие над землей корневища, переломанные древесные стволы...
  ...Разбросанные по округе, будто спички, тонкоствольные карликовые березки...
  ...Блестящее зеркальце озерка по соседству. Вроде раньше тут было засохшее торфяное болотце. А теперь вся растительность скрылась под водой.
  Странное какое-то озерко... Его поверхность будто затянута тонкой радужной пленкой жидкого масла. А на берегу что-то блестит.
  Павел присмотрелся. Что это? Вроде камень. Относительно крупный - размером с оленя или чуть поменьше. Хотя для камня форма слишком правильная - овальная, гладкая. И цвет - блестящий, ртутный.
  Не камень - капля. Гигантская капля ртути.
  Мечущийся взгляд Берестова наткнулся на тунгуса, о котором он совсем было забыл. Дженкоуль сидел на земле, перемазанный с ног до головы грязью, и очумело тряс головой.
  - Вася! Живой! - обрадовался Павел.
  Ему показалось, что он произнес это вслух, но сам не услышал своего голоса. И Дженкоуль не обратил на него внимания. Тунгус по-прежнему сидел, уставившись в болотистую грязь под ногами, и по-собачьи мотал головой, словно пытался выплеснуть из ушей воду.
  Подумав о воде, Павел спохватился - ее и впрямь стало заметно больше, и она продолжала прибывать. 'Затопит! Уходить надо!' Эта разумная мысль промелькнула и тут же исчезла в череде других бессвязных образов и ощущений.
  Взгляд Берестова снова зацепился за странный ртутный блеск. Пошатываясь, Павел поднялся на ноги. Казалось, необычный камень зовет его, призывно играя бликами на солнце. Форма камня тоже постоянно менялась - словно гигантская капля дрожала от ветра. Все это одновременно манило и пугало.
  Павел пошел к загадочному камню.
  Тотчас накатила головная боль. Она ударила резко, наотмашь. Берестов невольно охнул и сделал шаг назад. Боль стихла, как ни бывало. Удивленный Павел снова шагнул к камню... и тут же схватился руками за голову. Отскочил назад. Боль прошла. Странно. Словно кто-то наказывал его болью за попытку приблизиться к загадочному камню!
  И тут Берестов услышал слабый женский голос, который доносился как раз со стороны 'капли ртути':
  - Помогите...
  Павел сжал кулаки, стиснул зубы и ринулся к камню. Боль рвала его голову на части, но он сумел сделать несколько шагов. Перед глазами плавали огненные круги, шумело в ушах, во рту стоял отчетливый привкус крови. Не устояв на ногах, он упал на колени и пополз на голос, едва не проваливаясь по уши в мутную торфяную жижу.
  - Помогите... я здесь... - просила женщина.
  Павел подвывал от боли, но полз. Почти в беспамятстве добрался он до 'ртутного' камня. Посреди грязной лужи кто-то лежал. Под мутной водой разглядеть одежду и лицо оказалось невозможно. О том, что перед ним женщина, Павел догадался только по ее голосу.
  Вода продолжала прибывать. Еще чуть-чуть и незнакомка полностью утонула бы в грязной жиже. Едва не теряя сознание от боли, Берестов подхватил ее за плечи, и поволок-пополз прочь от таинственного камня.
  Постепенно боль уменьшалась и, наконец, затихла совсем. Тогда Берестов выбрал кочку повыше, куда еще не успела дойти вода, пристроил спасенную на мшистом ковре и рухнул рядом. Сил у него больше не оставалось.
  Вероятно, Павел задремал или на какой-то миг потерял сознание от пережитой боли и усталости. Очнулся он оттого, что кто-то сильно встряхнул его за плечи. Берестов резко сел, обмирая от ужаса, но тут же расслабился и выругался:
  - Васька! Что б тебе пусто было! Напугал, черт!
  - Кто она? - Дженкоуль кивнул на лежащую неподвижно женщину.
  - Не знаю.
  Берестов взглянул на незнакомку. Теперь он смог рассмотреть ее получше. Перепачканное грязью, но все равно симпатичное лицо. По виду русская, лет семнадцати-восемнадцати. Русые волосы заплетены в косу. Одежда обычная - скромное темное платье с высоким воротом и длинной юбкой до щиколоток.
  - Паша, откуда она взялась? - спросил Василий.
  - Она звала на помощь. Лежала там, у камня.
  - У какого камня?
  - Да вон у того... - Берестов осекся.
  Камня не было!
  - Как же так?! - Павел рысцой рванул к знакомому озерцу, подсознательно ожидая возвращения головной боли. Но боли не было. Как не было и камня-капли. Ни следа. Вернее, если след и был, он уже скрылся под водой. Берестов пошел по колено в мутной холодной жиже, шаря руками по вязкому дну, будто и впрямь надеялся разыскать пропажу.
  Дженкоуль рассеянно понаблюдал за ним и вновь повернулся к незнакомке. Потряс ее за плечо, похлопал по щекам. Девушка застонала, пошевелилась, приходя в сознание. Села, удивленно взглянула на Василия, нахмурила темные красивые брови, будто не понимала, где находится.
  - Ты кто? - спросил Дженкоуль. - Как тебя зовут?
  - Не помню, - девушка потерла виски, будто у нее вдруг разболелась голова. - А где это я?
  - Недалеко от Чургима.
  - Что еще за Чургим?
  - Дык речка так называется. Ты что, не знаешь? Все же знают, - удивился Василий. - По-вашему, по-русски, 'чургим' - это 'черный камень'.
  - Черный камень... Нет, не слышала о таком. Вот про речку Злата Водяница в здешних местах слыхала. А про Чургим нет.
  Дженкоуль посмотрел на незнакомку с сочувствием. Водяница какая-то. Отродясь тут ничего подобного не было. Сразу видать, не в себе, девка. Небось, когда деревья падали, ее веткой по голове и приложило.
  Вернулся перемазанный грязью Павел, сообщил:
  - Исчез камень. Нету его. Сгинул. А может, он мне померещился?
  - Да Бог с ним, с камнем, - Василий протянул Берестову чехол с ружьем, о котором тот уже успел забыть. - На, возьми. Я подобрал. Надо глянуть, много ли туда грязи набилось. Если что, почистить.
   - Некогда. Потом почистим. А сейчас нужно уходить. Вода идет. Скоро тут все затопит. Вы можете сами идти? - спросил Берестов у девушки.
  - Конечно, - она вскочила на ноги, покачнулась, словно у нее закружилась голова, но тут же выпрямилась. - Все в порядке, я могу идти.
  Вода и впрямь прибывала. Она уже затопила низинки и подбиралась к кочке, на которой стояли Василий, Павел и незнакомка.
  - Откуда же она поступает? - удивился Берестов. - Словно подземную реку прорвало. Так ведь не было тут такой.
   - Ну, почему вы, лючи, все время о какой-то ерунде думаете? - возмутился Василий. - Тут думать надо, как быстрее ноги унести, а все остальное уж потом.
  Тунгус первым спустился с кочки и захлюпал по воде. Она уже доходила ему до колена, заливалась в охотничьи сапоги-олочи. Из воды торчали лишь ветки переломанных карликовых берез, да высокие кочки.
  Дженкоуль поднял с земли одно деревце, снял с пояса топорик, смахнул лишние ветки, превращая древесный ствол в слегу. Протянул девушке:
  - Будешь в воду тыкать. Что б знать, куда ногу ставить. А то так недолго ее и сломать.
  Такая же слега досталась Павлу. Не забыл Дженкоуль и себя. Разобравшись с экипировкой, Василий осмотрелся, прикидывая, куда идти, и вдруг уставился на лесистую гряду в направлении полуночи, прищурив и без того узкие глаза. Теперь они вообще превратились в черточки.
  Берестов перехватил взгляд тунгуса, обрадовался:
  - Идем туда! Гряда высокая, от воды точно спасемся.
  - Погоди, - Дженкоуль и не подумал тронуться с места. - Туда не пойдем...
  - Там высоко, вода не дойдет! - Берестов не сразу понял, о чем говорит тунгус. - Что? Как не пойдем?
  - Нельзя туда ходить. Плохая гора, - заявил Дженкоуль.
  - Да с чего ты взял? Гора как гора, - Павел еще надеялся уговорить Василия.
  - Нет! Не было такой возле Чургима! Никогда не было. А теперь есть. Нельзя туда! Богов прогневаем.
  Василий завертел головой по сторонам, прикидывая, где еще можно укрыться от поднимающейся все выше воды. Но таинственным образом возникшая гряда оказалась единственным высоким местом в округе. Все остальное пространство, насколько хватало глаз, теперь напоминало огромное болотистое озеро, и лишь вдалеке виднелся вывал леса, но вода уже подступала и к нему.
  Незнакомка не сразу уяснила, что за 'плохая гора', и о чем вообще речь. А когда поняла, расплылась в улыбке:
  - Туда можно идти. И нужно. Я узнаю это место. Видите утес, напоминающий рогатую голову оленя? Он тут такой один, так что не перепутать. А гряда называется Грива Святого Петра. Прямо за ней речка Злата Водяница и золотой прииск. И наша экспедиция тоже где-то там. Ее возглавляет мой папа... э-э-э... Воронцов Виктор Николаевич. А меня зовут... м-м-м... Ксюша... Ксения Викторовна Воронцова! - Девушка засмеялась: - Я все вспомнила!
  Дженкоуль многозначительно посмотрел на Берестова и незаметно покрутил пальцем у виска, дескать, бред какой-то. Сроду здесь не было ни Златы Водяницы, ни прииска. Впрочем, и гряды тоже раньше не было. А теперь она есть.
  И вода есть. И ее становится все больше...
  Берестов с тревогой огляделся.
  - Вась, придется все же идти к этой Гриве. Больше некуда... - Павел осекся. Над таинственной грядой внезапно вспыхнул ослепительно-яркий луч. Он словно вырывался из одной из вершин и уходил вверх, теряясь в небесной синеве.
  - Что это, а?! - испуганно спросила Ксения.
  - Бугады (*бугады - дух охоты, хозяин территории, эвенк.) сердится, - уверенно заявил Дженкоуль и упрямо добавил: - Нельзя туда идти!
  - А что делать? Здесь оставаться? Ждать, пока вода накроет нас с головой? - возразил Берестов.
  Луч пометался по небу и исчез, как ни бывало. Зато появился гул. Он шел с заката - с противоположной от гряды стороны, был монотонным и ровным. Заволновалась вода. Ее поверхность пошла рябью, постепенно превращаясь в невысокие волны. Они били по ногам, будто предупреждали: нельзя стоять! Надо идти!
  Василий Дженкоуль еще раз торопливо осмотрелся, прикидывая. С двух сторон до самого горизонта раскинулось новоявленное болотистое озеро, с третьей торчал гигантский вывал леса, а на восходе возвышалась 'плохая гора'. Она не нравилась тунгусу совершенно. Плохое место! Злое. Василий ощущал это всем своим существом.
  В отличие от него, Берестов ничего такого не чувствовал. Гряда как гряда. А что до утверждения тунгуса, будто ее тут раньше не было, так это все ерунда. Как это не было, если сейчас вон она - стоит. Горы ведь просто так не появляются. Просвещенный и образованный петербуржец Павел Берестов в подобные чудеса не верил.
  - Вась, ты как хочешь, а я иду к гряде, - заявил он.
  - Нет, - Дженкоуль решительно схватил его за плечо, повернул к гриве спиной и указал на вывал леса: - Туда пойдем.
  - Куда туда? - возмутился Берестов. - Там бурелом, не укрыться!
  - Вы слышите? - перебила Ксения. - Гул стал громче.
  Странный звук и в самом деле усилился.
  - Смотрите! - Воронцова указывала на горизонт. Там быстро двигались какие-то точки. Много точек. - Что это?
  Тунгус несколько мгновений всматривался вдаль:
  - Орор (*орор - олени, эвенк.). На нас идут.
  Сотни оленей и впрямь двигались, будто живая, очумевшая от паники волна. Они шли прямиком на гряду, не замечая, что на их пути оказались трое людей.
  - Затопчут... - Дженкоуль с тревогой всмотрелся в приближающийся животный вал, приметил среди оленей несколько лосей, стаю волков. Все животные двигались рядом друг с другом, не помышляя об охоте, гонимые чем-то невероятно страшным. Смертельно-опасным и безжалостным, словно лесной пожар.
  Олени и лоси бежали, шумно расплескивая воду. Коротконогие волки местами не доставали до дна и пытались плыть. Частенько животные с разбегу спотыкались о коряги, падали, но подняться уже не успевали - десятки копыт и лап сородичей молотили по их телам, затаптывая насмерть, топя. Овладевшая животными паника гнала их вперед, не разбирая пути. Некоторые пытались свернуть в бурелом, но тут же выворачивали обратно на торфяник. У животных оставался лишь один путь - прямиком на гряду.
  - От чего они бегут? - машинально спросил Берестов. - Гул вроде доносится как раз с той стороны. Это он их гонит, интересно?
  Тунгус не ответил. Он вновь посмотрел на обезумевших зверей, на плохую гору и решился:
  - Пойдем к горе. Быстро!
  Но бежать толком не получилось. Ноги увязали в топком дне. Ямки и кочки, скрытые коварной водой, так и норовили оказаться на пути, а это грозило нешуточными травмами. Поэтому двинулись быстрым шагом, пристально вглядываясь в воду перед собой и проверяя путь слегами.
  Вода уже почти доходила до середины бедер.
  Павел ясно слышал за спиной шумный плеск. Он становился все громче, почти перекрывая монотонный гул - животные нагоняли. От их движения поднялись волны. Они били людей в спины, словно торопили: скорее, скорее!
  Волны подняли со дна разжиженный торф. Сразу стало труднее идти - в мутной воде было почти невозможно различить препятствия. Споткнулась и упала Ксения, уйдя под воду с головой. Павел помог ей подняться. Она зашлась мучительным кашлем - случайно вдохнула воду.
  Берестов с тревогой оглянулся. Живая лавина находилась пока далеко, но приближалась с неумолимой быстротой. А до спасительной гряды оставалось не так уж и близко.
  - Не успеем! - воскликнул Павел. - Они нас сомнут!
  Ксения тоже оглянулась, ахнула и бросилась к берегу, но вновь споткнулась и полетела носом в воду. Павел снова помог ей подняться.
  - Стойте! Так только ноги зря переломаете! - крикнул им Дженкоуль. От волнения он перешел на родной тунгусский, но Павел понял его. Благодаря длительному общению с Василием и пациентами-тунгусами, он худо-бедно говорил на местном наречии. - Нужно не так.
  - А как? - Берестов остановился и придержал Ксюшу: - Обожди. Васька что-то задумал.
  - Костер разведем, - пояснил свою задумку Дженкоуль. - Большой. За ним укроемся. Олени в огонь не пойдут, обогнут стороной.
  - Как же мы костер в воде-то разведем? - удивился Берестов. Он машинально отвечал по-русски, так что разговор велся на двух языках сразу.
  - Не болтай. Помоги мне. - Тунгус быстро стал собирать шалаш из хаякт.
  Замысел тунгуса был прост. Потоп начался недавно, деревья пролежали в воде совсем чуть-чуть, и не успели толком отсыреть. Если найти подходящий материал на растопку, то деревья начнут гореть.
  - У меня есть спирт, - вспомнил Павел, машинально тиская рукой небольшую медицинскую сумку, которая как всегда была при нем.
  Берестов и Дженкоуль заработали с утроенной энергией. Павел продолжал складывать вместе карликовые березки, а Василий отбирал сушняк. Мертвых, сухих деревьев среди хаякт хватало. Влажное снаружи дерево оставалось сухим внутри. Василий выбрал несколько подходящих березок.
  Ксения не понимала смысла их суеты. Больше всего на свете ей хотелось броситься бежать к спасительной гряде, но в тоже время было ясно, что не успеть - живая смертоносная лавина приближалась слишком быстро. Оставалось ждать и надеяться, что задумка тунгуса их спасет. Иначе - смерть под копытами взбесившихся оленей. И Ксюша оставалась на месте, приплясывая от нетерпения, не сводя испуганного взгляда с приближающейся стены ополоумевших животных.
  Дженкоуль мельком посмотрел на нее, быстро снял с себя охотничью парку и принялся стаскивать нательную рубаху, велев Павлу:
  - Ты тоже рубаху скидывай. Она у тебя еще, кажись, сухая.
  Берестов поспешно стал раздеваться. Василий надел парку прямо на голое тело, а рубаху протянул Ксении:
  - Рви пополам.
  - Не понимаю... - покачала головой девушка.
  Василий, забывшись, по-прежнему говорил на родном языке, которого она не знала.
  - Рубашку пополам порви, - быстро перевел Берестов. - Только в воду ее не макай, повыше держи.
  От волнения он забыл приличия и перешел с девушкой на 'ты'.
  Воронцова почти с радостью рванула ткань косоворотки. Любое занятие сейчас казалось ей благом по сравнению с тревожным ожиданием. Но материя оказалась прочной и не поддалась рывку. Ксения вцепилась в рубашку зубами.
  Дженкоуль сорвал с пояса нож, протянул ей:
  - На. Так споро дело пойдет, - перешел на русский Василий.
  Ксения неумело ткнула в ткань ножом. Она очень торопилась и от этого становилась неуклюжей. Непонятный ровный гул и плеск воды под копытами оленей изрядно действовал девушке на нервы. У нее дрожали руки, и она чуть не порезалась сама.
  - Дай сюда, - Дженкоуль отобрал и нож, и рубаху, быстро разорвал ткань на две половины. Протянул Павлу: - Спиртом облей.
  - Сейчас... - Берестов смочил спиртом обе рубахи. Свою пристроил на шалаше среди сложенных Василием сухих стволов хаякты.
  Две проспиртованные половинки рубашки Дженкоуля пошли на факелы - Василий намотал их на ветки.
  - Подержи, - Дженкоуль сунул факелы Павлу, а сам достал огниво и принялся высекать огонь. Удар кремня о кресало высек искру, она перекинулась на смазанную спиртом ткань, и вскоре оба факела уже полыхали огнем. Один достался Павлу, второй схватил Василий.
  Берестов принялся торопливо разжигать костер из хаякт, тыча факелом в пропитанную спиртом ткань, разложенную среди березок. А Василий сделал несколько шагов вперед и гортанно закричал, размахивая факелом, пытаясь отпугнуть оленей. Ксения тоже принялась кричать и махать руками, желая помочь.
  До оленей было рукой подать. Воронцова уже ясно видела налитые кровью обезумевшие глаза животных, пену у рта и тяжелые ветвистые рога.
  - Прячься! - Василий отпихнул ее назад, требуя, чтобы она укрылась за шалашом из хаякт, где уже постепенно разгорался огонь. Пропитанная спиртом ткань полыхнула сразу, огонь перекинулся на сушняк, а затем медленно и нехотя пополз на влажные березовые стволы, чадя дымом.
  Первые из животных уже были рядом. Павел дернул Ксению в укрытие, а сам выскочил вместе с Василием сбоку от набирающего силу костра и принялся кричать и размахивать факелом.
  Дженкоуль выдернул из чехла двустволку, зарядил оба ствола и выстрелил в набегающих животных. Два оленя с разбегу зарылись в воду. Идущие сзади рогачи споткнулись о них, образуя кучу малу. Дженкоуль перезарядил ружье и выстрелил вновь. В нескольких саженях (1) перед костром образовалось препятствие из мертвых животных. Налетающие на них олени спотыкались и были вынуждены сбрасывать скорость. Замечали огонь и дым и шарахались в стороны, обтекая костер и трех людей живыми испуганными потоками.
  Один из длинноногих лосей сумел перескочить преграду из оленьих трупов, едва не сбив чадящий дымом и огнем шалаш. Тунгус сорвал с пояса топор и бросился к сохатому. Взмахнул остро-заточенным лезвием. Лось с перебитой шеей рухнул, как подкошенный, щедро окрашивая воду в красный цвет.
  Ксения вся затряслась, глядя, как растекшаяся кровь окружает подол ее платья, проникает сквозь ткань и касается тела. Девушку замутило, ей показалось, что она стоит по колено в крови. Да так оно на самом деле и было. Ксения покачнулась, чувствуя дурноту, и чтобы не упасть, уцепилась за Павла.
  - Ты чего? - встревожено повернулся он.
  Воронцова не ответила, но Павел понял и сам. Посоветовал:
  - Не смотри вниз. Гляди на небо. Или закрой глаза.
  Мимо них, обтекая с двух сторон живой рекой, неслись обезумевшие животные. Постепенно их становилось все меньше - большая часть успела проскочить далеко вперед, а самые шустрые уже достигли Гривы и выбрались на сушу.
  Внезапно Павлу показалось, будто далекий гул стал намного громче - словно приблизился. Он перестал быть слитным, распадаясь на отдельные громкие звуки, напоминающие барабанную дробь. Дженкоуль тоже услышал это, вгляделся вдаль и... застыл, вытаращив глаза. Павел удивился - он даже не подозревал, что глаза тунгуса способны раскрываться так широко!
  Берестов только собирался взглянуть, что же такого увидел Василий, но его опередила Ксения. Она сделала шаг из-за костра, посмотрела на запад и завопила:
  - Матерь Божья! Что это?!
  Зрелище и впрямь оказалось невероятным - водная гладь за спинами последних рядов бегущих животных то и дело взрывалась фонтанами, словно под водой срабатывали бомбы.
  Бах! В воздух поднялось очередное облако брызг. Бах! Бах!
  Взрывы звучали так часто, что сливались в сплошную барабанную дробь, а в воздухе постоянно висело водяное марево.
  Но самое страшное - эти 'барабанщики' приближались! Именно они и гнали обезумевших животных.
  Основной поток оленей иссяк. Остались лишь слабые и больные. Их было мало. Они двигались гораздо медленнее своих сородичей, и вскоре невидимые 'барабанщики' их догнали. Неведомая сила разрывала тела животных изнутри. Мгновение и олени превращались в кровавый фонтан. Вода вокруг помутнела от крови.
  Павел, Василий и Ксения смотрели на приближающуюся полосу взрывов, как завороженные.
  Первым опомнился Дженкоуль. Он развернулся спиной к 'барабанщикам', крикнул:
  - Бежим!!! - и рванул со всех ног в сторону лесистой гряды. Теперь она не казалась ему такой уж страшной. По крайней мере, по сравнению с непонятными взрывами.
  Ксения и Павел бросились следом.
  Вода к этому времени поднялась уже по пояс. Передвигаться стало невероятно трудно - приходилось преодолевать ее нешуточное сопротивление, изо всех сил напрягая мышцы. Ноги разъезжались и вязли на скользком топком дне. Все трое спотыкались о кочки и коряги.
  К тому же вода становилась все холоднее и холоднее. Хорошо хоть солнце жарило по-летнему, но постепенно всех троих охватил озноб.
  Более выносливый тунгус шагал впереди, Ксения и Павел отставали. Им не хватало дыхания от усталости, ноги теряли чувствительность в холодной воде, а в боку начинало колоть от чрезмерной нагрузки.
  Мимо них продолжали двигаться удирающие от 'барабанщиков' животные. Очень близко, на расстоянии вытянутой руки, проплыла лисица. Берестов позавидовал зверенышу черной завистью - хорошо ей, маленькой, может плыть. А для людей было мелковато - хоть кролем, хоть брасом ноги задевали о кочки и ветки лежащих на дне деревьев. Приходилось идти, а это отнимало уйму сил.
  За спиной грохотали взрывы, подгоняя не хуже плетки.
  Двигающийся впереди Дженкоуль внезапно резко остановился, напряженно глядя куда-то направо.
  Берестов и Воронцова догнали его. Ксения в изнеможении привалилась спиной к Павлу, жадно хватая ртом воздух, пытаясь хоть немного отдышаться.
  - Вась, ты чего? - спросил Павел.
  - А ты глянь, - тунгус указал рукой на одного из оленей.
  Животное намертво застряло в двадцати саженях от берега, словно его копыта прочно увязли в болотистом дне. Олень дергался всем телом, мотал головой, но не мог сдвинуться с места.
  - Застрял, - отмахнулся Берестов. - Может, копыта защемило бревнами...
  - Ты на воду вокруг него глянь, - перебил Дженкоуль.
  - А что вода? - скривился Берестов. Сейчас его больше интересовали рокочущие взрывы 'барабанщиков', вернее, насколько они близко.
  - Там лед! - внезапно сказала Ксения.
  - Да наплевать!.. - Берестов осекся, только сейчас осознав смысл ее слов.
  Он уставился на застрявшего оленя, не веря своим глазам. Вода вокруг животного и впрямь промерзла от поверхности до дна, образовав твердый островок льда. И это в разгар лета посреди целого озера обычной - жидкой - воды! Ноги животного оказались вморожены в этот чудовищный постамент.
  - Льда было меньше. Он растет, - озадачено сказал Дженкоуль.
  Островок и в самом деле очень быстро увеличивался в размерах. Льдистая корка побежала не только в стороны, но и вверх, замораживая тело животного. Олень запрокинул рогатую голову и жалобно затрубил, предчувствуя кончину.
  Он так и заледенел - с разинутым для предсмертного крика ртом.
  Ксения, Василий и Павел тоже застыли, не сводя потрясенных взглядов с ледяной скульптуры, в которую превратился олень.
  Бух! Прогремел сзади в опасной близости взрыв. Молодых людей окатило фонтаном воды. Все трое как-то разом поняли, что следующий удар 'барабанщика' достанется им.
  Ноги сами понесли к берегу. Подгонять никого не пришлось. Все трое инстинктивно старались держаться подальше от странного льда. Для этого приходилось забирать левее, делая крюк с риском угодить-таки под взрывы.
  Дженкоуль, не останавливаясь, пихнул Берестова кулаком в бок:
  - Смотри!
  От ледяной скульптуры оленя по поверхности воды побежали тонкие прозрачные нити. Они сплетались паутиной, образуя ломкую корочку льда, которая быстро замораживала воду, отрезая Павла, Василия и Ксению от суши. Вместо того чтобы двигаться к берегу напрямки, теперь приходилось забирать все левее и левее.
  Сзади на пятки наступали 'барабанщики', а справа растекалось непонятное, но смертельно-опасное 'покрывало' льда.
  - Да что ж это за чертовщина? А?! - прохрипел Берестов, не сводя взгляда с быстро нарастающего льда.
  - Просто морозка какая-то, - потрясенно откликнулась Ксения. - Все замораживает вокруг, будто зима пришла!
  Все трое понимали, что надо любыми силами избежать прикосновения странного льда, иначе придется разделить участь замерзшего насмерть оленя.
  Нити холода очень быстро замораживали воду - гораздо быстрее, чем бежали люди.
  В очередной раз споткнулась и плюхнулась в воду Ксения. Девушка машинально оперлась ладонью о дно, пытаясь встать. Внезапно ее пальцы ощутили прикосновение чего-то невероятно холодного. 'Та самая морозка! - накатила убийственная мысль. - Оледенею, как тот олень!'
  Ксения закричала от ужаса и резко выдернула из воды руку, непроизвольно сжав пальцы.
  - Что? - подскочил к ней Берестов.
  На ладони девушки переливался сине-зеленым светом чудной и очень холодный на ощупь предмет. Ксения испуганно посмотрела на свою находку и хотела выбросить ее обратно в воду, но Берестов успел подхватить непонятную вещь.
  - Брось! - испуганно крикнула Ксения. Ей казалось, что странная ледышка сейчас заморозит их всех.
  Павел с удивлением смотрел на необычный камень в своей руке, размерами и формой точь-в-точь как куриное яйцо. Только оно словно было сделано из цветного, светящегося изнутри льда. Время от времени яйцо вспыхивало фиолетовым или сверкало сиреневыми искрами.
  - Словно яйцо райской птицы, - зачарованно пробормотал Павел. - Только холодное... Просто сосулька.
  - Тогда уж не сосулька, а леденец, - поправила Ксения. - Он вон, какой красивый - как леденец на ярмарке.
  - Эй! Вы что, спятили? - Дженкоуль опять начал кричать на родном языке.
  Он уже почти добрался до спасительного берега, ему осталось сделать всего несколько шагов. Обернувшись, тунгус увидел остановившихся Павла и Ксению и перепугался - ему показалось, будто они стали пленниками смертельно-опасного льда. Но, присмотревшись, Василий заметил, что вокруг них обычная хоть и грязная вода. Тогда почему они не двигаются с места?..
  - Вы там совсем ума лишились?! Нельзя стоять, надо бежать! - завопил по-тунгусски Дженкоуль.
  На этот раз даже Ксения догадалась о смысле его слов. По крайней мере, и она, и Павел разом очнулись от наваждения - вздрогнули, переглянулись. Берестов торопливо сунул находку в медицинскую сумку, которая висела у него через плечо.
  Ксения, тем временем, зашагала к берегу. Павел двинулся было за ней, но тут заметил, что двустволки на плече больше нет. Видно, она соскочила, когда Берестов ловил 'леденец'. Будь ружье обычной шомпольной дешевкой, которой десятка красная цена в базарный день, Павел плюнул бы и рванул к берегу. Но, как назло, двустволка была из дорогих - казнозарядных (2). И Берестов поспешно закрутился на месте, пытаясь разглядеть потерю, а потом погрузился в воду почти с головой, разыскивая ружье, но под руку попадались лишь коряги, да ветки.
  'Бах! Бах!' - грохотало за спиной. Берестову показалось, что звуки больше не приближались, будто 'барабанщики' решили сделать привал. А может, их остановил странный лед.
  Ксения давно ушла вперед, а Павел все возил руками по дну. Дженкоуль выбрался на сушу, увидел, что Берестов по-прежнему топчется на месте, и закричал:
  - Ты чего там?
  - Ружье потерял.
  - Брось! Беги!!! - Дженкоуль ясно видел, что смертельная ледяная полоса почти догнала Берестова, но сам Павел пока не замечал приближающейся опасности. Василий бросился в воду, вопя во всю силу легких: - Па-ша!!! Сбоку!!!
  Берестов оглянулся, в панике дернулся бежать и вдруг закричал - одно из ледяных 'щупалец' зацепило его, мгновенно пробило армяк и ввинтилось в тело чуть пониже ребер.
  У Павла от боли глаза на лоб полезли. Ему показалось, что его постепенно насаживают на очень тонкую острую спицу. Он выгнулся дугой, пытаясь сорваться со смертельного крючка, но не тут-то было - ледяное 'щупальце' не собиралось отпускать добычу.
  Василий уже был рядом.
  - Уходи... - простонал Павел. - Спасайся сам...
  Дженкоуль не ответил. Он быстро поднял топор и рубанул по ледяной нити, которая держала Павла. Василий намеревался перебить узкое и длинное 'щупальце' льда, но не тут-то было. Соприкоснувшись с металлом, оно разделилось на два. Одно словно приклеилось к топорищу, а второе по-прежнему впивалось в тело Берестова. Но теперь 'щупальце' стало слишком тонким. Василий отбросил топор и со всех сил дернул Павла на себя. Ледяная нить не выдержала, порвалась. Берестов оказался на свободе.
  Оба припустились со всех ног. К счастью, до берега было рукой подать. К тому времени Ксения уже успела выбраться на сушу и рухнула, как подкошенная, почти теряя сознание от усталости.
  Василий и Павел тоже выскочили на берег, преследуемые попятам колючими холодными нитями. Дженкоуль крикнул на бегу Ксении:
  - Вставай! Надо отойти как можно дальше. Вдруг вода дойдет и сюда? И лед вместе с ней?
  Воронцова подскочила, как ошпаренная.
  Все трое бросились бежать вверх по склону. Остановились только тогда, когда от воды их отделяло почти сто саженей. Дженкоуль углядел нависающий над водой утес - тот самый, напоминающий голову оленя - и осторожно вышел на самый край, выглядывая вниз на раскинувшуюся до горизонта водную гладь.
  Уровень воды больше не повышался. 'Барабанщики' стихли, как ни бывало. Да и заморозок на сушу далеко не пошел - лишь чуть-чуть заледенил прибрежную траву. А вот само болотистое озеро промерзло насквозь, словно в разгар зимы. Его поверхность даже инеем покрылась. Или это был снег? Но чем бы это ни было, оно очень странно смотрелось посредине лета.
  'Ладно, разберемся. Эта штука осталась внизу и нас не достанет. Кажется, самое страшное позади. Мы все-таки вырвались, спаслись'. Дженкоуль повеселел и пошел к Павлу и Ксении.
  
  Всем троим требовалась передышка, поэтому решили сделать небольшой привал.
  У Берестова продолжал дико болеть бок. К тому же его внезапно бросило в жар. На висках проступили крупные горошины пота. Павел достал из сумки переливающееся яйцо-леденец и приложил к пылающему лбу. Стало чуточку легче, хотя жар до конца не прошел.
  'Похоже, у меня началась лихорадка. Это все из-за раны в боку. Плохо дело... - Павел попытался самостоятельно рассмотреть, что там, но ничего не вышло. Рана находилась почти на спине. - Мне бы к врачу в Кежму... А то ведь окочурюсь не за грош... Хотя какая там Кежма, сейчас и до Ванавары-то не добраться - мешает этот чертов лед. Хотя... А туда и не надо. Ксюша ведь говорила, что на золотом прииске обосновалась научная экспедиции. Возможно, среди них есть врач?'
  - Ксения Викторовна, - вежливо окликнул девушку Берестов. Говорить было трудно, каждое слово отзывалось в боку звенящей болью. - А на прииске есть фельдшер?
  - Вроде нет, - неуверенно ответила Воронцова.
  'Вот это я влип, - промелькнула у Павла растерянная мысль. - Что же делать?'
  Василий перебрался поближе к Берестову, заметил его покрытый испариной лоб, мутные от боли глаза и озабочено покачал головой:
  - Ты плохой совсем. Может, травку какую насобирать? Пожуешь. Ты только скажи, что надо, я мигом.
  - Погоди, Вась. Глянь, что у меня в боку.
  Дженкоуль помог Берестову снять мокрый армяк и осмотрел рану. Озадачено поцокал языком.
  - Ну, чего там? - поторопил его Берестов.
  - Тебя бугады коснулся. Метку свою оставил.
  - Вась, - поморщился Берестов, - ты диагноз не ставь. Просто опиши, что видишь.
  - Тут пятно. Белое и холодное. Словно снег.
  - Большое?
  - Как глаз оленя. Давай попробуем отогреть. Наладим костер, нагреем камень, приложим.
  Вскоре затрещал огонь, рассыпая искры. Ксюша и Дженкоуль помогли Берестову лечь поближе к костру. Павлу стало хуже, теперь жар у него сменился страшным ознобом. Его трясло так, что, казалось, слышно как стучат друг о друга не только зубы, но и кости.
  Василий нашел подходящий камень, нагрел, приложил к ране. Но от этого Павлу стало только хуже - ему показалось, что тысяча медведей когтями раздирают бок на части. Берестов оттолкнул руку Василия. Камень отлетел прочь.
  Боль сразу чуть-чуть отступила. Зато накатила слабость. В ушах зашумело, во рту появился отчетливый привкус крови. Павел без сил распластался на земле. Дженкоуль склонился над ним:
  - Ты как?
  - Бери нож... - прохрипел Павел. - Деваться некуда, придется вырезать эту штуку из меня.
  Он замолчал, прикидывая. Интересно, насколько глубоко она вросла в тело? Вроде не очень. Да и расположена 'метка бугады' удачно - никаких жизненно-важных органов в том месте нет. Хоть в чем-то повезло. Можно попробовать удалить ее, а рану потом зашить и перевязать.
  Моток тканых бинтов, как и иголку с ниткой Берестов всегда носил при себе. А вот спирт весь использовали для костра, спасаясь от животных.
  - Вася, у меня в сумке бинты...
  - Я сейчас, - Ксюша опередила Дженкоуля, резво вскочила и подбежала к вещам Павла. - Ой! Здесь все мокрое...
  Матерчатая сумка с красным крестом, в которой лежал нехитрый медицинский скарб Берестова, и в самом деле промокла насквозь.
  - Бинты надо высушить, - Воронцова растерянно оглянулась на костер.
  - Давай сюда, - Дженкоуль отобрал у девушки моток бинтов и принялся прилаживать матерчатые полоски над костром.
  'Прежде чем сушить, хорошо бы их прокипятить. Но у нас при себе ни котелка, ни кружек, - подумал Павел. Они с Дженкоулем уходили всего на полдня, потому и вещей не брали. - Спирта нет, бинты не прокипятить. Вот это я попал... Ладно, обойдемся...'
  - Ксения Викторовна, вы вот что... - Павел сделал паузу, переводя дух. От слабости было трудно говорить. - Разыщите Иван-чай. Наверняка его внизу полно... Ищите на солнечной полянке или склоне... Знаете, как он выглядит?
  - Розовый такой, - кивнула девушка.
  - Да... - Павел вновь замолчал, прикидывая. Сок Иван-чая промоет рану, да и боль чутка ослабит. Правда, вручную много сока не надавишь, но уж сколько получится. Всяко лучше, чем ничего. - Ксения Викторовна, только берите молодые листья вместе с верхушками стеблей... И побольше соберите... Охапку. Ладно?
  Ксюша собралась бежать выполнять указания, но Дженкоуль остановил ее. Протянул нож:
  - Возьми. На деревьях себе метки делай, чтоб не заблудиться.
  Девушка кивнула и торопливо побежала вниз по склону.
  Берестов окликнул Дженкоуля:
  - Вася, а тут поблизости есть родник? Тебе бы руки вымыть, прежде чем меня резать.
  - Воды здесь нет, - тунгус оглядел склон. - Юктэ (*юктэ - родник, ключ, эвенк.) в низинке надо искать.
  - Но там везде лед, - напомнил Павел. - Туда нельзя.
  - Можно посмотреть с другой стороны гряды. Вдруг там льда нет. Только на поиски воды время уйдет.
  Берестов мгновение колебался. Конечно, риск получить заражение от грязных рук Дженкоуля велик, но, с другой стороны, Павел буквально чувствовал, как 'метка бугады' вытягивает из него жизнь. Перед глазами то и дело вставала мутная пелена. Слух ухудшался, а лицо и тело покрылось холодным потом.
  'Я вот-вот потеряю сознание, - понял Берестов. - Времени на поиски воды просто нет!'
  - Вася, Бог с ней, с водой, - торопливо заговорил Павел. - Будешь резать прямо так. Подержи нож над костром. Какая-никакая, а дезинфекция.
  Дженкоуль сунул лезвие в огонь, вытащил, спросил:
  - Дальше что?
  - Сейчас лезвие чуть-чуть охладим, - Берестов взял леденец и приблизил к ножу, не прислоняя. - Эту белую дрянь, что у меня в боку, вырезай полностью, на всю глубину. Чтоб ни кусочка внутри не осталось... Кровь, конечно, сильно потечет, тебе ее промакивать придется, иначе края раны не увидишь. Делай это бинтом, а руками постарайся раны не касаться, а то инфекцию занесешь.
  - Я понял, - кивнул тунгус.
  - Как вырежешь, - продолжал Павел, - дырку зашей. Только иголку тоже сперва на огне прокали... Если Ксюша найдет Иван-чай, непременно оботри его соком и руки, и иголку, и бинт, которым будешь кровь промокать... Но главное, часть листьев ножом измельчи и на рану эту кашицу положи. Все-таки хоть какая-то дезинфекция... А если Иван-чая не будет, молодую хвою собери. Разотрешь между ладонями. Она тоже худо-бедно заразу убьет... Значит, как метку из тела вырежешь, дырку зашей, а потом бинтом потуже перетяни...
  Берестов замолчал, пытаясь вспомнить, все ли он сказал. Вроде что-то упустил. Что-то очень важное. Мысли путались, и было трудно сосредоточиться.
  - Паша...
  Берестов очнулся от прикосновения ко лбу чего-то очень холодного. Оказывается, он только что на миг потерял сознание, и Дженкоуль привел его в чувство, приложив яйцо-леденец.
  - Вот что я забыл, - обрадовался Павел. - Вась, перед тем, как начать резать, ты на некоторое время положи мне на спину леденец. Только не прямо на 'метку бугады', а рядом. Он все равно весь бок заморозит.
  - А зачем? - не понял Дженкоуль.
  - От холода сосуды сужаются, значит, кровь меньше потечет. Ты и потом, как все сделаешь и перевяжешь меня, тоже этот леденец поверх бинтов положи. Тогда кровотечение быстрее остановится. Понял?
  - Да. - Василий кивнул и протянул Павлу короткую ветку. - На, зажми в зубах.
  Но Берестов не отреагировал. Его сознание вновь потихоньку начало уплывать. Уши словно залило водой. Он видел, как губы Дженкоуля шевелятся, как тунгус что-то ему протягивает, но звука уже не слышал. А потом Берестов словно провалился в черную глухую бездну...
  
  Когда Ксюша вернулась с полной охапкой Иван-чая, Дженкоуль шептал какие-то молитвы и вырезал остаток 'метки бугады'. Осторожно, чтобы не навлечь на себя гнев божества, тунгус положил окровавленный кусочек на приготовленный заранее плоский камень. Там уже лежала прокаленная на огне игла и кусок бинта, которым Дженкоуль вытирал кровь.
  Ксюшу замутило от вида страшной раны. Стараясь не глядеть в ту сторону, она протянула растения тунгусу. Тот взял несколько штук, остальные положил рядом. Велел Воронцовой:
  - Бинты над костром висят, давай их сюда, - а сам начал растирать между ладонями листья Иван-чая, выдавливая сок. Вытер руки бинтом и взял следующую порцию растения, повторив процедуру. Потом протер соком иголку, смочил кожу вокруг разреза, стянул края пальцами, стараясь не прикасаться к кровоточащей ране, и сделал первый стежок.
  Кровь обильно струилась из разреза. Василий попытался промокнуть ее, но бинт уже и так был пропитан кровью под завязку и не впитывал новую. Дженкоуль отбросил его в сторону и прикрикнул на Ксюшу:
  - Бинты давай! Чего застыла?
  Девушка подошла с бинтами. Василий взял одну из полосок, свернул, промокнул кровь. Велел:
  - Остальные держи пока. Потом подашь.
  Ксения кивнула, машинально посмотрела на рану и тотчас ощутила дурноту. Она бросилась в сторону, но далеко не убежала - ее вывернуло прямо под ближайшим деревом. Она едва успела убрать за спину бинты, чтобы не запачкать.
  Дженкоуль пробормотал в ее адрес несколько слов на своем языке, и принялся быстро зашивать рану. Закончив, пристроил на шов порубленные в кашицу листья Иван-чая, повернулся к девушке и недовольно крикнул:
  - Ну, где ты там? Давай бинты!
  Ксюша подошла, стараясь побороть очередной приступ дурноты. Дженкоуль взял у нее бинт и начал неумело прилаживать его на теле Павла.
  - Стойте, - Воронцова на мгновение замолчала, судорожно сглотнула, помотала головой и продолжила: - Не так. Надо сначала один бинт свернуть и наложить на рану, как подушку, а потом уже перевязывать.
  - Откуда знаешь? - недоверчиво поинтересовался тунгус.
  - Так мама делала, когда у нас кухарка порезалась.
  Дженкоуль скомкал один из двух оставшихся бинтов и положил на шов. Затем приподнял Павла и другой полоской ткани начал обматывать тело Берестова. Бинт постоянно соскакивал, ложился неровно, складками. Дженкоуль прикрикнул на девушку:
  - Да помоги же! Не стой! Подержи его.
  Стараясь не смотреть на кровь, Ксения придержала Павла за плечи. Бывший студент хоть и выглядел, как сбежавший экспонат музея скелетов, тем не менее, оказался тяжелым. И все же Василию удалось перебинтовать Павла. Но тут стало очевидно, что перевязочного материала не хватило - бинт лег в один слой. Как следует затянуть рану, не вышло. Ткань быстро окрасилась в красный цвет, и кровь опять начала капать на землю, только теперь с бинтов.
  Дженкоуль и Ксения растеряно смотрели на истекающего кровью Павла, не зная, что предпринять. Первой очнулась Ксюша. Она подняла юбку и рванула подол нижней рубахи. Сил не хватило, и теперь уже девушка недовольно крикнула тунгусу:
  - Чего смотрите? Помогите!
  Тот понял, схватил нож и начал быстро резать мокрую ткань нательной рубахи девушки. Тут только Ксюша с ужасом поняла, что ее голые ноги стали видны выше колена. Для благовоспитанной петербургской барышни это был верх неприличия. Стыд и позор.
  Дженкоуль, правда, вроде не обратил на этот факт никакого внимания. Зато сама Ксения едва не умерла от стыда и попыталась спрятать открывшиеся прелести под краем верхней юбки.
  Тунгус не понял ее действия и продолжал резать подол, оттолкнув девичьи руки. Между ними даже завязалась борьба, но тут застонал Павел, о котором оба горе-хирурга на мгновение забыли. Этот стон решил дело. Закрыв глаза, Ксюша подняла юбку и перестала сопротивляться, внутренне сгорая от стыда, когда руки тунгуса случайно касались ее бедер.
  Нарезав бинты, Дженкоуль повернулся к Павлу, велев Ксюше:
  - Подержи его.
  Воронцова поспешно одернула подол юбки, опустилась на колени рядом с Берестовым и вновь обняла его за плечи. Василий перебинтовал раненого обрезками бывшей нижней юбки.
  Все это время Берестов что-то шептал в горячке. У него начался бред. Ксюша пристроила голову Павла себе на плечо и баюкала словно маленького:
  - Все уже, сейчас полегчает... Еще чуть-чуть...
  Наконец тунгус закончил перевязку и отстранился, осматривая результат. Из обрезков получились неплохие бинты. Теперь рана была крепко затянута. Кровь почти не текла. Ксюша и Василий осторожно положили Берестова на землю животом вниз. Дженкоуль пристроил поверх бинтов 'леденец'. Вытер руки травой, встал на ноги и поглядел на Ксению:
  - Пригляди за ним. А я схожу кое-куда.
  - Куда? - не поняла девушка.
  - Ружье хочу забрать.
  - Какое ружье?
  Дженкоуль не ответил. Он молча побежал вниз по склону. Ксюша растерянно глядела ему вслед. Тунгус уже скрылся за деревьями, когда Воронцова поняла, о каком ружье идет речь - о том самом, которое потерял в воде Павел.
  - Но там же везде 'Морозка', - потрясенно прошептала Ксения. - Туда нельзя!
  Она вскочила на ноги, намереваясь догнать тунгуса и остановить его. Потом ее взгляд упал на Павла. 'Его нельзя оставлять одного', - промелькнула растерянная мысль.
  Ксюша вдруг почувствовала, как устала. Все события сегодняшнего дня навалились на нее разом. Нервное напряжение начало выходить судорожными рыданиями. Немного поплакав, девушка вытерла слезы и тут почувствовала, что ее бьет озноб. Несмотря на теплое солнышко, одежда все еще оставалась мокрой. Она неприятно липла к телу и вызывала дрожь.
  Ксюша осмотрелась. Дженкоуль ушел далеко, Павел больше не бредил, лежал тихо, явно находясь без сознания.
  Девушка помедлила, а потом сняла с себя платье. Повесила на рожнах, на которых раньше сушились бинты. Подумав, стянула и остатки нательной рубахи, и мокрые панталоны, пристроив вещи поближе к костру. Летнее солнце быстро высушило обнаженную кожу. Девушка почувствовала, что согрелась. Стало даже жарко. Захотелось спать.
  - А где Вася? - раздался внезапно позади нее голос Берестова.
  Ксюша вскрикнула от неожиданности, оглянулась. Павел очнулся, но еще не до конца пришел в себя. Он по-прежнему лежал на животе и смотрел на Ксению, не понимая толком, что же именно видит.
  Девушка охнула, прикрыла обнаженную грудь одной рукой и торопливо сдернула с жердочки еще влажное платье. Кое-как прикрылась им.
  Павел только сейчас осознал, что она раздета.
  - Простите, Ксения Викторовна, я не хотел вас смутить. - Он попытался отвернуться, но резкое движение вызвало жгучую боль в боку. Павел громко застонал.
  Ксюша дернулась к нему, забыв на мгновение про свою наготу. Взору Павла открылась великолепная грудь, плоский животик. 'Вот это да!' - промелькнуло в голове. Он поспешно закрыл глаза, но так и не смог отогнать видения точеных бедер и стройных ног.
  Ксения принялась торопливо надевать еще влажную одежду, удивлялась сама себе. С одной стороны ей было очень стыдно. Но с другой, реакция Павла на ее наготу, а особенно его взгляд, вызвало в душе какое-то странное томление.
  - Все я оделась. Можете открывать глаза, - неловко объявила Ксения. Она старалась не думать о том, что сразу двое мужчин видели ее раздетой.
  Берестов зашевелился и попытался сесть, привалившись спиной к валуну.
  - Вам лучше? - светским тоном спросила Ксения, решив делать вид, будто ничего неприличного не произошло.
  - Да, спасибо... - Берестов не соврал. Конечно, слабость от потери крови была, но без 'метки бугады' он и в самом деле чувствовал себя значительно лучше.
  Воцарилось неловкое молчание. Оба мучительно искали тему для разговора, стараясь не встречаться друг с другом взглядами.
  Напряженную обстановку разрядил Василий. Он появился возле костра, словно приведение. Двигался тунгус настолько тихо, что под его ногой не треснуло даже веточки.
  - Паша, ты очнулся? - обрадовался Дженкоуль.
  - А ты где был? - спросил Берестов.
  - Да вот к 'Морозке' ходил. Думал, ружье твое достану. Не вышло...
  - Значит, там все еще лед? Не пройти? - надежда, что дорога в стойбище Дженкоуля свободна, развеялась, как дым.
  - Не пройти, - подтвердил тунгус. - Придется много в сторону ходить.
  - А на прииск мы разве не пойдем? - удивилась Ксения. - Тут недалеко. Перейти гряду. Там речка Злата Водяница. И вдоль нее еще чуть-чуть... На прииске может быть мой отец, - вырвалось у нее.
  - Пойдемте на прииск, - поддержал девушку Павел.
  - Можно, - согласился Дженкоуль.
  Он не очень-то верил в существование этого прииска, но все равно, чтобы обойти 'Морозку', пришлось бы пройти вперед вдоль гряды. А, по словам Ксении, прииск находился именно там. 'Так почему бы и не взглянуть на него?' - прикинул Дженкоуль. Только прежде чем идти, надо, чтобы Паша хоть чуть-чуть оклемался. А пока есть время, стоит привести в порядок оружие. Тем более что ружье осталось всего одно. Значит, нельзя допустить, чтобы оно подвело в самый неподходящий момент.
  Тунгус извлек из чехла свою двустволку, шомпол, паклю и принялся за дело.
  - Ксения Викторовна, а как вы вообще оказались в тайге? - заговорил Берестов. - Вроде не женское это дело - по экспедициям мотаться.
  - А, по-вашему, женщина только в домохозяйки годится? - тут же ощенилась Воронцова. Она терпеть не могла этот махровый мужской шовинизм, при котором женщине отводилась скромная роль жены и матери. Нет, Ксения мечтала о большем. Ее кумирами были Мария Складовская-Кюри и некая француженка, которая в прошлом году стала пилотировать аэропланы наравне с мужчинами.
  Павел слегка растерялся от ее резкого ответа и счел за лучшее промолчать. Зато Дженкоуль заинтересованно взглянул на девушку и бесцеремонно спросил:
  - Ксюша, а у тебя муж есть?
  Теперь растерялась Воронцова. Так фамильярно - по имени и на 'ты' - звали ее только отец и мать. Ну, и подружки, разумеется. Все же остальные и на прииске, и дома в Санкт-Петербурге, соблюдали приличия, обращаясь на 'вы' и по имени-отчеству. Так было заведено в приличном обществе. Вот только этот дикий тунгус плевать хотел на приличия.
  Острая на язычок Ксения без колебаний поставила бы на место наглеца... если бы они только что все втроем не удирали от 'Морозки' и взбесившихся оленей, а потом вместе с тунгусом не оперировали бы Павла.
  Воронцова ясно понимала, что эти двое, молодой неотесанный тунгус и симпатичный раненый юноша, спасли ей жизнь, причем дважды - когда она тонула возле ртутного камня и потом, когда их чуть не затоптали олени. Ксения не была неблагодарной скотиной, но и стерпеть такое обращение было трудновато. И она молчала, не зная, как же ей себя вести.
  - Так есть муж или нет? - настаивал Василий, не прерывая своего занятия по чистке ружья.
  - Нет, - выдавила Ксения.
  Берестов внезапно поймал себя на мысли, что ему очень понравился такой ответ.
  А тунгус все не унимался:
  - Нет? - удивился он. - Тебе сколько лет?
  Слишком прямолинейные вопросы доводили девушку до отчаяния. Поведение тунгуса казалось ей хамством. В отличие от нее, Берестов понимал, что Василий и не думает оскорблять Ксению.
  В среде тунгусов вообще бытовало весьма уважительное отношение к женщинам, но проявлялось это не в словах, а в главном - в заботе о ее безопасности, жилье и пропитании.
  Василий спрашивает Ксению напрямую и говорит то, что приходит ему в голову, потому что привык общаться именно так. У тунгусов существовали довольно свободные отношения между мужчинами и женщинами. Недаром их, в отличие от тех же якутов, частенько называли 'сибирскими французами'. К примеру, со своей юной женой Василий впервые переспал за несколько месяцев до свадьбы, и оба считали такое вполне нормальным. Но в интеллигентном российском обществе начала двадцатого века это восприняли бы, как разврат. И уж тем более не приняли бы тот факт, что Василию вначале пришлось заплатить калым за девушку, и только потом идти с ней в постель. Кстати, если бы Василий после близости отказался жениться, это не выглядело бы катастрофой - выкуп остался бы в семье девушки, и ее потом продали бы очередному жениху еще раз.
  Хуже пришлось бы самому Василию. Оставшись и без жены и без калыма, ему пришлось бы долго объясняться со своим отцом по поводу бестолкового разбазаривания имущества семьи.
  Сам Павел в силу своей профессии тоже смотрел на приличия более свободно. Во время обучения и последующей медицинской практики ему приходилось видеть обнаженных женщин - пациенток, и даже прикасаться к ним. Случалось задавать им и не слишком приятные вопросы, выясняя симптомы или обстоятельства возникновения болезни. Поэтому он не вмешивался в разговор Василия и Ксении. Тем более что и его тоже весьма интересовали ее ответы...
  - Ксюш, ты уснула там что ли? - вновь окликнул девушку Дженкоуль. - Тебе сколько лет?
  - Семнадцать, - Ксения поняла, что тунгус все равно не отвяжется, пока не добьется ответа.
  - Много, - протянул Василий. - Старая ты. Давно пора быть при муже. Чего-то ты в девках засиделась. Вроде и лицом, и телом ладная. Что ж не берет никто?
  Ксюша вспыхнула, готовая провалиться сквозь землю.
  - Небось, твой отец за тебя много оленей запросил, - предположил Дженкоуль, не дождавшись ответа. - Или он деньгами выкуп хочет взять? Не переживай. Ты красивая. Кто-нибудь тебя обязательно купит.
  Ксению от негодования едва удар не хватил. Да за кого этот наглый тунгус ее принимает! Увидел ее ноги и уже решил, что она продается! Как бордельная девка, прости Господи! Ведь только их покупают мужчины. А порядочные девушки выходят замуж бесплатно - по любви.
  - Пусть только посмеет кто-нибудь предложить за меня деньги! - выпалила Ксения. - Да я... я... - от возмущения она не могла подобрать слова. - Я ему глаза выцарапаю! И тебе!
  - А мне-то за что? - опешил Дженкоуль. Он не понял, почему эта странная девчонка не хочет, чтобы ее купили. Ведь чем дороже выкуп, тем больше почета девушке! А бесплатно в жены берут только неумех и уродин. Они достаются всяким оборванцам, и потом всю жизнь носят обноски и питаются тухлой рыбой. Неужто Ксения жаждет для себя такой участи?..
  - Ксюш, да ты чего? - попытался вразумить девушку Дженкоуль.
  - Не Ксюша, а Ксения Викторовна, - отрезала Воронцова. - А ты - хам!
  До Берестова только сейчас дошло, что Ксения и Василий говорят на разных языках. Столкновение двух культур того и гляди закончится огромной ссорой. Он поспешил вмешаться и перевести все в шутку:
  - Он не хам, он тунгус. Ксения Викторовна, простите его, дикаря такого, - Павел с улыбкой посмотрел на девушку, а потом стал серьезным: - Так вы говорите, ваш отец возглавляет экспедицию?
  - Да, - буркнула Воронцова, остывая.
  'Павел прав. Этот тунгус всего лишь неотесанный дикарь, который и понятия не имеет о приличиях. Вот Паша совсем другое дело. Симпатичный, воспитанный, образованный', - подумала про себя Ксюша, а вслух произнесла:
  - Мой папа - известный ученый. Геолог, профессор. Сейчас возглавляет экспедицию Российского географического общества.
  Ксения замолчала, вспоминая. Вообще-то с экспедицией было не все так просто. Да, официально она проводилась под эгидой того самого научного общества. Но у нее имелась и другая - тайная - цель...
  
  Сколько Ксюша помнила, отец постоянно был в разъездах. Возвращался похудевший, усталый, но веселый. Привозил разные интересные камни: зернистый зеленый малахит, темно-красную, в черных прожилках, яшму или сахарно-льдистый необработанный хрусталь. От его одежды чуть-чуть пахло хвоей и дымом. Он садился у камина, наливал рюмку шерри и рассказывал дочке захватывающие истории о далеких землях и потрясающих месторождениях, которые они там открыли.
  Ксения мечтала когда-нибудь побывать в тех неизведанных землях. Ей хотелось романтики и приключений. Она просила отца взять ее с собой. Но тот отшучивался, говорил, что молоденькой барышне не пристало мотаться по диким горам или глухой тайге.
  Но Ксюша не теряла надежды. И в этот раз она тоже просила отца и, как обычно, получила отказ. Но потом ситуация переменилась...
  Примерно за неделю до выезда экспедиции из Санкт-Петербурга к отцу пришел посетитель. Виктор Николаевич принял его в кабинете. Через некоторое время Ксения услышала сердитый голос отца, который что-то возмущенно кричал. Это было удивительно - спокойный, уравновешенный и прекрасно воспитанный Виктор Николаевич почти никогда не повышал голос. По крайней мере, Ксения таких случаев не помнила. Изнывая от любопытства, она прошла мимо кабинета, надеясь расслышать хоть слово.
  Ей повезло - наверное, посетитель уже собирался уходить, поэтому приоткрыл дверь, но остался стоять в кабинете, заканчивая разговор.
  Ксюша услышала его слова:
  - У вас милая жена и очаровательная дочь. Будет жаль, если они погибнут в самом расцвете сил. Подумайте об этом.
  - Вы мне угрожаете?! - вспылил отец.
  - Разумеется, - спокойно согласился гость. - А что мне еще остается? Я вас прошу о такой малости, о сущем пустяке...
  - Это отнюдь не пустяк! - отрезал Виктор Николаевич. - Моя обязанность, как ученого и гражданина, немедленно сообщить о нашем разговоре...
  - Ваша обязанность, как мужа и отца, заботиться о благополучии близких, - с нажимом перебил гость. Он заговорил короткими рублеными фразами, словно вбивал их в голову оппоненту: - Вы поедете в Сибирь. Встретитесь там с моими людьми и сделаете то, что я вам сказал. Обо всем об этом будете держать язык за зубами. Иначе последствия для вашей семьи будут плачевными.
  - Убирайтесь вон! - яростно выкрикнул отец.
  ...А на следующий день на мать Ксении напали грабители. Причем прямо посреди дня, на одной из центральных улиц города. Они пырнули ее ножом, отобрали деньги и скрылись. К счастью, женщину быстро доставили в больницу. Оказалось, что ни один жизненно-важный орган не задет. Она отделалась легкой потерей крови и испорченными нервами.
  Виктор Николаевич стал мрачнее тучи. На следующий же день к нему снова пришел тот странный визитер.
  На этот раз Ксения с самого начала обосновалась у кабинета, в надежде подслушать разговор, но не услышала ни слова: двери были плотно закрыты, а говорили отец с гостем очень тихо.
  Внезапно дверь кабинета распахнулась. На пороге показался визитер. Увидел Ксюшу, ласково улыбнулся ей и спросил, будто продолжал начатый разговор:
  - Милая барышня, вы же не откажетесь поехать с Виктором Николаевичем в увлекательное путешествие? Не правда ли?
  - Не откажусь, - только и сумела пробормотать застигнутая врасплох девушка.
  - Ксения... Ты здесь? Иди к себе, - велел ей отец.
  Девушка послушалась и поспешила скрыться в своей комнате. Вскоре она услышала, как хлопнула входная дверь, и осторожно выглянула в коридор.
  Отец задумчиво стоял в прихожей, хмуря брови.
  - Папа, - осторожно окликнула его Ксения.
  - Что, солнышко? - рассеянно отозвался Виктор Николаевич.
  - Из-за этого человека попала в больницу мама? Да?
  - С мамой все будет хорошо, - ушел от ответа отец. Он пристально посмотрел на дочь, будто что-то прикидывал, и, наконец, принял решение: - Собирайся, Ксения. Ты поедешь в Сибирь со мной...
  
  - Значит, геолог, говоришь? - Дженкоуль и не подумал переходить на 'вы'. Вот еще! Глупость, какая! Он закончил чистить ружье, открыл патронташ и начал проверять патроны. - И что делают геологи?
  - Ищут всякие полезные месторождения. Например, железной руды. Или меди.
  - Нужная работа, - одобрил Василий. - А что твой отец делал на прииске? Там ведь уже все найдено.
  - У нас там временная стоянка. Мы должны были кое с кем встретиться, а потом пойти дальше.
  - Ну, и как? Встретились?
  - Да. Еще на прошлой неделе.
  - Если так, что ж на прииске столько дней сидели?
  - Меня слепень в шею укусил, - призналась Ксюша. - Плохо так укусил. Шея распухла, и жар начался. Вот отец и решил переждать на прииске. А вчера мне полегчало, поэтому сегодня мы собирались уходить.
  - И чего ж не ушли?
  - Так ведь катаклизм случился, - напомнила Ксюша. - Мы только-только от прииска отошли, как оно и долбануло.
  - То есть вы, Ксения Викторовна, были вместе со всеми? - удивился Берестов.
  - Конечно.
  - А почему тогда тут оказалась одна? - теперь вопрос задал Дженкоуль.
  - Не знаю... Я помню очень громкий звук. А потом с неба ударили молнии. И ведь ни облачка не было. Ясное синее небо, а с него бьют молнии. Нашего проводника-тунгуса Ольчу убило. И минеролога Кузьму Федоровича. Рядом со мной стоял олень с поклажей. И молния угодила прямо в него! Я закричала и побежала... Да там все бегали и кричали... А молнии все били и били... Кто-то под деревьями прятался. Но им еще хуже досталось. От молний деревья быстро вспыхивали, и люди тоже загорались... Такая жуть... - девушка поежилась.
  - А потом что было? - поторопил ее Дженкоуль.
  - Я споткнулась и упала. Больше ничего не помню. Наверное, сознание потеряла. Очнулась в воде. Меня почти затопило. Я хотела встать, но не смогла - тело будто парализовало. Только кричать и оставалось. А потом вы появились... Вытащили меня...
  - Это Паша... - Дженкоуль явно гордился таким другом. Он закончил проверять патроны. Почти все бумажные гильзы, а соответственно, и порох отсырели. Годными остались лишь две штуки. - Ладно, сидите тут, я скоро приду.
  - Ты куда опять? - удивился Павел.
  - Хочу оленя найти. Их же сюда много убежало. Тебе бы сейчас на пользу кровь пошла.
  - Какая кровь? - не поняла Ксения.
  - Оленья. Какая ж еще? Паша своей много потерял, значит, ему надо чужую выпить, восполнить. Да и потом, нам всем поесть не помешает. По куску печени сейчас в самый раз пошло бы. Я на камнях быстро бы пожарил. А требуху бугаде поднесем.
  - Какому бугаде? - вновь не поняла Ксения.
  - Бугады - хозяин здешний. Дух этой самой гряды. Его задобрить надо - подношение принести. Тогда и у Паши быстрее хворь пройдет.
  - Ох, Вася, Вася. Лекарь ты доморощенный, - покачал головой Берестов. - Дикарь ты, Вася, дремучий. Вот сколько раз тебе говорить, что подношения духам на скорость выздоровления не влияют. Да и кровь оленья... Бесполезно ее пить, не заменит она мою собственную. Понятно тебе, варвар?
  - Бугады сердится, раз на тебе свою метку оставил. Надо ему подношение сделать! - заупрямился Дженкоуль, как обычно пропуская поучения мимо ушей.
  - Позже сделаем. - Берестов прислушался к себе. Кое-как зашитая рана в боку болела нещадно, от кровопотери слегка кружилась голова и накатывала слабость, но без 'метки бугады' с каждой минутой становилось все лучше. Крепкий молодой организм быстро восстанавливал силы. Хотя чтобы выздороветь окончательно, желательно отлежаться где-нибудь. Лучше не на голой земле, а в избе с печкой, чтобы и воду согреть, и лечебный отвар сварить. Рану заново перебинтовать. Спиртом ее продезинфицировать. Да и горячего сладкого чаю хорошо бы попить.
  Мысль о чае вызвала прилив активности.
  'Хватит тут рассиживаться', - решил Павел.
  - Предлагаю оленей никаких не искать, - решительно заговорил он, - а сразу пойти на прииск. Ксения Викторовна, вы помните дорогу?
  - Э-э-э... Да. Вернее, если выйдем к Злате Водянице, то там уже вдоль речки по прямой. Думаю, что не заблудимся.
  - А речка за грядой? - уточнил Дженкоуль.
  - Да, - уверенно кивнула Ксения.
  
  По молчаливому согласию с Павлом, Василий забрал единственную оставшуюся двустволку себе, закинул ее за спину и первым зашагал вверх по склону, петляя между деревьями, стараясь идти не слишком быстро, примериваясь к скорости Берестова.
  Они уже перевалили гряду и спускались вниз по склону, когда внезапно увидели большое брошенное кострище.
  - Тут были люди! - обрадовалась Ксения.
  Она хотела подойти к черному кругу выжженной травы, но Дженкоуль схватил ее за плечи, останавливая.
  - Руки уберите! - Воронцова резко высвободилась и посверлила Василия гневным взглядом. - Не смейте ко мне прикасаться! Дикарь!
  - В самом деле, Вась, - вмешался Берестов. - Ты бы поаккуратнее. Зачем сразу хватать?
  Дженкоуль ткнул пальцем в сторону кострища и торопливо пояснил:
  - Нельзя туда
  - Почему? - удивился Берестов.
  Василий ответил не сразу, присматриваясь к засыпанной пеплом земле. Что-то тут было не так. Очень не так!
  Взять, к примеру, муравейник. Кострище расположилось от него всего в двух шагах. Кто, скажите, станет разводить костер рядом с муравейником? Кому захочется терпеть этих мелких и беспокойных соседей? Среди людей вряд ли найдутся такие ненормальные. Да и зачем разводить костер именно тут, когда можно сделать это на несколько саженей дальше. Или ближе. И все же кострище сделали рядом с муравейником, выбрав самое неподходящее из всех возможных мест.
  Это первая странность. А вот и вторая: угли. Вернее, их отсутствие. Вместо них - мелкий жирный черный пепел.
  Странный пепел. Такой остается не от углей, а если сжигать, к примеру, тушу животного. Не готовить, а именно сжигать. Но кому могло понадобиться такое? И потом, если тут и в самом деле сгорел кто-то живой, должны были остаться кости - их очень трудно сжечь дотла. Но никаких костей не видно.
  И третья странность. Муравьи не лезли в кострище, а тщательно обходили его стороной. Подбегали к самой границе выжженной земли, шевеля усиками, и тут же отскакивали прочь.
  - Это оставили не люди, - уверенно заявил Дженкоуль. - Здесь Огды пировал. Это его кострище.
  - Кто пировал? - не поняла Воронцова.
  - Бог огня. Это плохое место.
  - Ерунда, - фыркнула Ксения. - Нет никакого бога огня. Есть один-единственный Бог. И он никак не мог тут пировать.
  - Да ну его к черту это кострище, - поспешил вмешаться Берестов, предвидя новый конфликт, на этот раз на религиозной почве. - Пойдемте отсюда. Доберемся поскорее до реки.
  Они двинулись дальше, оставив странное место. И только Василий задержался на мгновение, пробормотал какую-то молитву и бодро зашагал следом за остальными.
  
  За грядой никакой речки не оказалось. И вообще воды. Вместо нее раскинулась поросшая редколесьем сухая низина.
  Трое молодых людей остановились на склоне, рассматривая окрестности.
  - Ну, и где эта твоя Водяница? - ехидно поинтересовался Дженкоуль у Ксении.
  - Должна быть здесь... Как же так?.. - Воронцова протерла глаза, помотала головой, словно надеялась, что пропажа найдется, и завопила: - Речка была тут! Вернее, там, внизу!
  - Ты чего орешь? - зашипел на нее Дженкоуль. - Не можешь говорить потише? Какая же ты все-таки непутевая. В кострище Огды чуть не влезла. Про речку все перепутала. Теперь вот в лесу во весь голос орешь, беду на нас накликаешь. Понятно почему тебя замуж никто не берет. Бестолковая ты. От тебя, небось, все парни шарахаются. Вот лично я бы за тебя и двух оленей не дал. Тело у тебя, конечно, хоть куда, а вот мозгов нет.
  - А-а-а... Да ты!.. Ты!.. - Ксюша едва не потеряла дар речи от возмущения. - И никто от меня не шарахается! А ты!.. Сам бестолковый!.. И кстати, я бы за тебя и за тысячу оленей не пошла! Лучше в петлю головой, чем за такого дурака замуж!
  - Вась, ну, в самом-то деле. Чего ты все время цепляешься к Ксении Викторовне? - заступился за Воронцову Берестов. - Она вовсе не бестолковая, просто растерялась маленько. Вот тебя если в Петербурге на Дворцовую площадь выпустить, ты тоже растеряешься. И потом, у нас, у русских, за невест оленей не дают...
  - Неправильно вы живете, - осуждающе покачал головой Дженкоуль. - Все у вас, у лючи, не как у людей.
  - Да ты сам дикарь неотесанный! - возмутилась Ксюша.
  - Погоди, - перебил Дженкоуль. Глазастый тунгус разглядел кое-что между деревьями. - Вы лучше туда гляньте. Видите, в низине, между полуднем и закатом?
  - Люди! - обрадовалась Ксюша. - Пойдемте к ним!
  - Да тихо ты, - вновь цыкнул на нее Дженкоуль.
  Но было поздно - их заметили.
  Незнакомцев оказалось четверо. По виду русские, не тунгусы. В потрепанных рубахах, в мятых бесформенных штанах и стоптанных сапогах. Заросшие косматые головы. Неопрятные, давно не стриженые бороды.
  Один из людей сидел на поваленном дереве, двое других стояли рядом, а третий что-то делал на земле.
  Услышав громкий возглас Ксении, все четверо дружно развернулись на шум и взяли на изготовку оружие. Да не охотничьи двустволки, как у Дженкоуля, а пехотные винтовки-трехлинейки с примкнутыми штыками.
  Дженкоуль тотчас нырнул в сторону, укрываясь за толстой лиственницей, и тоже на всякий случай приготовился стрелять, хотя у него в наличии было всего два патрона.
  Ксения и Павел так и остались стоять на открытом пространстве между деревьями, и потому сразу угодили под прицел трехлинеек.
  - Вы кто такие? - спросил один из бородачей. Крепкий высокий мужчина, он был старше остальных - его шевелюра пестрела сединой. - С прииска? Золотишко несете?
  - Нет, мы не с прииска, - откликнулся Павел. - Я фельдшер из Ванавары. Ксения Викторовна - дочь известного ученого, руководителя научной экспедиции. А вы кто?
  - Не твоего ума дело, - отрезал седой. - Ты, фельдшер, армяк-то расстегни. Покажь, что у тебя там на поясе? Не револьвер ли?
  - У меня нет оружия, - Павел миролюбиво развел полы армяка в стороны.
  Но четверо незнакомцев не только не опустили винтовки, но и продолжали целиться в Берестова и Воронцову.
  - Спускайтесь к нам. Оба, - потребовал седой.
  - Паша, не вздумай! - прошипел из-за дерева Дженкоуль.
  - А там у нас кто? - седой указал штыком на лиственницу. - Пусть вылазит. Слышь, мил человек? Выходи на свет божий. Покажись, какой ты есть.
  - Винтовку убери, тогда выйду, - откликнулся Василий.
  - А ну, вылазь, тебе говорят! - обозлился седой. - Не то фельдшер в момент в башку пулю словит!
  - Да вы чего? - возмутилась Ксения. - Совсем спятили? В людей оружием тычете? Извольте немедленно прекратить! Мы вам не беглые каторжники какие-нибудь!
  - Зато мы как раз они самые и есть, - хохотнул тот, что был моложе остальных. У него, у единственного, на голове почему-то была солдатская фуражка.
  - Беглые каторжники?! - Воронцова испуганно примолкла.
  Седой недовольно покосился на подельника: чего, мол, язык распустил, и закричал Дженкоулю:
  - Выходи по-хорошему! Иначе фельдшера порешу!
  - Валяй. А потом я тебя положу. И остальных тоже, - тунгус и не подумал покидать укрытие. - Вы у меня, как на ладони.
  Отличный охотник, привыкший к ружью с малолетства, он и в самом деле с такого небольшого расстояния мигом положил бы всех четверых... если бы у него было четыре патрона, а не два, как сейчас.
  Из-за недостатка боеприпасов ситуация складывалась скверно.
  Василий прикинул обстановку. Двоих он подстрелит сразу - так, что они и пикнуть не успеют. Зато двое других изрешетят пулями Павла и Ксению. Беглые каторжники, как пить дать, не побоятся открыть стрельбу - терять-то им уже нечего. Существует, конечно, вероятность, что бородачи плохие стрелки, тогда у Берестова и Воронцовой есть шанс спрятаться в укрытие.
  Пока же они оба торчали на склоне, не сводя зачарованных взглядов с направленных на них винтовок. Вернее, Павел хотел было броситься бежать, таща за собой Ксюшу, но прикинул, что не успеть - рядом, как назло, росли лишь тонкоствольные деревца. Самая толстая лиственница досталась Дженкоулю, и стояла она довольно далеко от них с Ксенией - под пулями не добежать.
  Это все понял и Дженкоуль. Он досадливо поморщился, сознавая, что о стрельбе пока лучше забыть. Придется точить лясы в надежде, что бравада сработает.
  - Я с пятидесяти саженей белке в глаз попадаю, - нагло заявил беглым каторжникам Василий, - а вы-то покрупнее белок будете. Так что лучше бросайте винтовки и не злите меня!
  Но седой оказался не дурак. Он мудро рассудил, что, если бы Василий мог, он сразу начал бы стрелять. А раз не стреляет, то либо нечем, либо не умеет. Поэтому седой грозно сдвинул брови и приказал:
  - А ну, вылазь из-за лиственя! Ей богу, щас фельдшера порешу, грех на душу возьму. А потом и бабу кончу.
  - Не, Савва, бабу оставь, - вякнул парень в солдатской фуражке.
  - Бабу оставь, - поддакнул еще один бородач с кривым шрамом через лоб и щеку, отчего лицо его стало перекошенным.
  Седой Савва крякнул, покосился на подельников и прицелился в Павла, предупредив Дженкоуля:
  - Стреляю!
  - Не надо. Я выхожу. - Дженкоуль появился из-за дерева, миролюбиво держа двустволку в вытянутой в сторону руке.
  - Положь ружьишко на землю, - скомандовал Савва.
  Дженкоулю ничего не оставалось, как выполнять. Двое бородачей мигом подскочили, подобрали оружие.
  Седой главарь по имени Савва имел среди беглых каторжников непререкаемый авторитет, и троица подельников выполняла его приказы беспрекословно.
  - Руки им свяжите, - велел Савва.
  - А чем? - почесал кудлатую башку один из каторжан. Его черные волосы вились так сильно, что сразу напомнили Берестову о цыганах.
  - Кушаки с них снимите, - посоветовал Савва. - Да не спереди им руки вяжите, а за спиной. Чтоб рыпнуться не могли.
  Пока цыган и кривой связывали Берестова и Дженкоуля, парень в солдатской фуражке подошел к Воронцовой, ощупывая ее прелести масляным взглядом.
  - Хороша баба, - он попытался схватить девушку пониже спины и привлечь к себе, но получил звонкую затрещину.
  - Убери руки, мерзавец! - завопила Ксения и отвесила ему еще одну оплеуху уже с другой руки.
  То ли от страха у нее и впрямь прибавилось сил, то ли парень сам отшатнулся от неожиданности и споткнулся, случайно зацепившись ногой за камень, в любом случае он не устоял на ногах и плюхнулся на землю под восторженный гогот остальных беглых.
  - Вы только гляньте! Фому баба завалила! - радостно хлопнул себя по ляжкам цыган, давясь от смеха.
  - Гы-гы-гы! Завалила! - вторил ему кривой.
  Фома взревел дурниной, вскочил на ноги и замахнулся на Ксению кулаком. Берестов мгновенно заслонил собой девушку. Со связанными за спиной руками он не мог полноценно драться, и потому сделал то единственное, что было ему по силам - поднырнул под кулак Фомы и боднул его головой в лицо, нарочно целя в нос.
  Берестов, несмотря на жилистость, особой физической силой не отличался. Да и приемов кулачного боя не знал. Зато он прекрасно разбирался в анатомии. Что называется, врач от бога, он точно знал под каким углом и в какое именно место надо бить, чтобы, особо не напрягаясь, сломать человеку нос...
  Лицо Фомы мгновенно стало красным от крови, а сам он издал рев боли и закрутился на месте. Теперь ему стало не до Ксении.
  - Ах, ты ж паскуда! - цыган врезал Берестову прикладом (3) винтовки под дых. Павел согнулся пополам и на некоторое время напрочь разучился дышать. Цыган добавил ему по ребрам. Берестов упал на землю, машинально подтянув колени к животу в ожидании новых ударов.
  - Не трогайте его! - Ксения попыталась выцарапать цыгану глаза, но тот со смехом скрутил ее, крепко прижимая к себе.
  Несмотря на связанные за спиной руки, Дженкоуль тоже сделал попытку вмешаться в драку. Кривой тотчас сбил тунгуса с ног и приставил штык винтовки к его животу, проколов одежду и весьма ощутимо оцарапав кожу:
  - Лежи, не дрыгайся!
  Ксения продолжала вопить и брыкаться в руках цыгана.
  - Да успокой ты ее, Кузьма, - раздраженно потребовал седой. - А то буйная очень.
  - А я как раз таких люблю. С норовом, - хохотнул цыган. - Такую кобылку объездить - ух!
  - Успокой, говорю! - повысил голос Савва. - Баловством позже займетесь. А сперва дела решить надо.
  Цыган с видимым сожалением стукнул Воронцову кулаком по затылку. Девушка обмякла, теряя сознание.
  - Вот так, - удовлетворенно кивнул головой Савва. - Тепереча и поговорить можно.
  Он подошел к Дженкоулю:
  - Ты здешний?
  - А по моему лицу не видать? - огрызнулся Василий.
  - Видать, - согласился Савва. - Только что-то ты по-русски здорово лопочешь. Обычно ваши тунгусы так не умеют.
  - А меня вот он почти два года учил, - Дженкоуль кивнул на Берестова. - Тебе чего надо-то?
  - Места эти хорошо знаешь?
  - А как же, - соврал Дженкоуль. Вернее, сказал полуправду. Он действительно мог бы пройти тут с закрытыми глазами, но раньше - до кручины. Теперь же здесь многое поменялось, начиная с той самой гряды, возле которой они находились.
  - Тут вроде как раньше речка была, - продолжал Савва.
  - Злата Водяница? Знаю такую, - продолжал уверенно врать Дженкоуль.
  - И где она?
  - Дальше на полночь. Полдня пути.
  - Отведешь нас туда?
  - Руки развяжи. Нам с Пашей обоим развяжи, тогда отведу.
  Седой не успел ответить - очухался после удара в нос Фома. Первоначальный болевой шок у него прошел, и он решил отомстить Берестову. Схватил винтовку и попытался пырнуть обидчика в живот штыком. От боли и ярости Фома толком не видел, куда бить, действовал довольно неуклюже, и Павел сумел увернуться - откатиться в сторону. Берестов хотел подняться на ноги, но со связанными за спиной руками это оказалось сложновато. Тем более он еще не оправился от предыдущего удара под дых.
  Фома издал рев и вновь ринулся на Павла со штыком.
   - Э! Останови его! - рявкнул Дженкоуль, обращаясь к седому. - Останови, говорю! Иначе никуда вас не поведу!
  Савва сделал знак цыгану. Тот перехватил Фому за плечи, оттащил от Берестова:
  - Ну-ну, браток, угомонись. Ты потом ему кишки выпустишь. Успеешь еще.
  'Кажется, живыми они нас отпускать не собираются. Меня уж точно', - сделал грустный вывод Берестов.
  - Ну, чего? К Злате Водянице вести вас али как? - напомнил о себе Дженкоуль.
  Савва проигнорировал вопрос, велел кривому:
  - Матвей, обыщи тунгуса. Кузя, - окликнул он цыгана, - а ты девку и фельдшера.
  - Угу, - цыган весело ощерился и занялся Воронцовой. Она по-прежнему была без сознания. Каторжанин залез рукой ей за пазуху и принялся щупать груди, похрюкивая от удовольствия.
  - Ну, ты, полегче, - не выдержал Берестов. - Руки от нее убери.
  - А то что? - нагло улыбнулся цыган. - Мне тоже нос сломаешь?
  'Нет, второй раз этот номер не пройдет. Ты начеку и увернешься', - подумал Павел.
  - Тебе я для разнообразия шею сверну, - мрачно пообещал Берестов, отлично понимая, что свою угрозу он выполнить не сможет. Вернее, не со связанными руками.
  - Шею, говоришь... - Цыган оставил в покое Ксению и подошел к Павлу. - Давай, сворачивай. Ну, что же ты? Али руки коротки?
  Цыган неприятно сощурился, рассматривая сидящего на земле Берестова. Заметил его перевязанный бок и, словно невзначай, саданул ногой по ране.
  На бинтах тотчас проступила свежая кровь. Павлу показалось, что под ребрами взорвалась бомба. Он подавился стоном.
  - Ох, прости, это я случайно задел, - издевательски усмехнулся цыган. - А вот теперь не случайно.
   Он вновь ударил ногой, на этот раз сильнее. У Павла перехватило дыхание от боли. Перед глазами заплясали кровавые мухи.
  - Так-то, молчи и не тявкай! Понял? - цыган склонился к лицу Берестова. Черные глаза в упор посмотрели на Павла. - Мы таких, как ты, знаешь, скольких положили? И когда на воле гуляли, купчишек чистили. И после, когда с каторги бежали. Думаешь, откуда это у нас? - он поднял трехлинейку.
  Берестов промолчал - пытался справиться с острой болью в боку. За него ответил кривой:
  - Попросили у солдатиков, что нас на каторге стерегли! - заржал он.
  - Ага, - заулыбался цыган. - Мы попросили, но они невежливыми оказались... Вот как ты сейчас... Хамили нам...
  - Больше не нахамят, - процедил сквозь зубы покалеченный Фома. В его взгляде явственно читалось жгучее желание убить.
  - Кончайте балаган, - вмешался седой. - Кузя, ну что? Нашел чего?
  - Сейчас, - цыган принялся торопливо обыскивать медицинскую сумку Берестова. Нашел леденец и завопил: - Савва, глянь! Что за штука такая? Холодная, черт...
  Беглые каторжники с интересом уставились на леденец.
  - Что это? - спросил седой у Берестова.
  - В озере нашли, - охотно пояснил тот, втайне надеясь заманить каторжан в 'Морозку'. Василий же говорил, что она еще не утратила своей убийственной силы.
  Но седого Савву сейчас больше волновали другие заботы.
  - Фляги с водой у них есть?
  - Нету, - помотал головой цыган.
  - Вы чего без воды пошли? - Савва легонько пнул ногой Дженкоуля.
  - А зачем с собой тащить, когда в тайге ее полным-полно? - не понял тунгус.
  - М-да? И где же она тут? - ехидно прищурился седой.
  Василий огляделся, насколько позволяла неудобная поза - он по-прежнему лежал на земле, а в живот ему упирался штык винтовки кривого. Увидел возле одного из валунов пышную, сочную траву, а чуть поодаль муравейник - верные признаки родника, но промолчал. Стал осматриваться дальше. Заметил в земле свежую яму. Видимо, это ее копали беглые каторжники, когда на них так некстати вышли Павел, Василий и Ксения.
  - А вы чего тут рыли? Воду что ли искали? - догадался Дженкоуль.
  - Точно, - кивнул Савва. - Я ведь эти места вроде как неплохо знаю. И был уверен, что Злата Водяница течет именно здесь. А когда реки не оказалось, решил, что она пересохла от жаркого лета. Но, может, подземные ключи какие остались. Вот и копали.
  'Судя по растительности, тут никакой реки отродясь не было. Ни Златы Водяницы, ни любой другой', - мог бы сказать Дженкоуль, но не стал. Вместо этого уверенно заявил:
  - Ошибся ты. Река не здесь течет. Но тут поблизости и в самом деле есть родник.
  - Где? - встрепенулся Савва. Да и остальные каторжане проявили живой интерес.
  Запас воды у них кончился еще вчера. Они собирались пополнить его в знакомой речке, но на привычном месте ее не оказалось. Савва малость растерялся в полной уверенности, что перепутал гряду и заблудился. Поэтому появление местного тунгуса стало для него подарком небес. Девка тоже оказалась кстати - изголодавшиеся по женской ласке бывшие каторжники могли сполна удовлетворить свою похоть. И только фельдшер был лишним. Но раньше времени убивать его Савва не стал. А то мало ли что. Кто этого тунгуса знает, вдруг захочет отомстить за смерть товарища и заведет в непролазные топи. А так он спокойно поработает проводником. Можно ему даже плату пообещать. Ну, и свободу, конечно. Пусть верит в светлое будущее - свое и друзей.
  'Пускай все трое поживут маленько, - решил Савва. - Как в знакомые места выйдем, тунгуса и фельдшера в расход, а с бабой тогда уж и позабавимся всласть'.
  - Где родник? - переспросил Савва.
  - Покажу, - кивнул Василий. - Ты только это... скажи своему псу, чтоб перестал в меня штыком тыкать.
  - Матвей, - сделал знак кривому Савва. Тот наконец-то убрал винтовку от Дженкоуля.
  Василий напружинился, одним ловким движением вскочил на ноги и потребовал у седого:
  - Руки мне развяжи.
  - Ага, щас. Тебе, может, и ружьишко вернуть? - издевательски прищурился Савва.
  - Хорошо бы, - серьезно кивнул Дженкоуль. - Ты же хочешь добраться до Златы Водяницы?
  Савва пожевал губами, разглядывая тунгуса, а потом веско произнес:
  - Значит, так мы с тобой решим. Ружье я тебе покамест не верну. И руки не развяжу. Ты, я смотрю, и без них ловко управляешься. А как доведешь нас до реки, там уже рассчитаемся, честь по чести. Развяжу вас с ним обоих, - седой кивнул на Павла. - И двустволку верну. Да еще сверху восемь рублей дам. Как? Щедрая оплата?
  'Ничего так. Два рубля доплатить и можно купить оленя. Или шомпольную двустволку, она аккурат восемь рубликов стоит. Нет, лучше револьвер. Не 'Наган', конечно, он на двадцать пять рублей потянет, а подержанный 'Смит и Вессон' или 'Лефоше'. Зато с патронами, - прикинул Дженкоуль. - Или машинку для закатки гильз, а то наша старая совсем. Хотя машинка всего четыре рубля стоит. С ней вместе можно пороху прикупить, свинца для дроби. Или пуд муки, соль, сахарную голову... Только ведь не даст он денег, паскуда. Обманет...'
  - По рукам, - вслух ответил тунгус.
  - Тебя как звать-то? - поинтересовался Савва.
  - Можно Васей.
  - Ага. Так вот, Вася, перво-наперво родник. Он далече?
  - Вон на том склоне, - уверенно соврал Дженкоуль.
  Савва задумался, как лучше поступить: пойти к роднику всем вместе или отправить с тунгусом кого-то одного. Выходило, что вместе идти не резон - по словам Дженкоуля, Злата Водяница находилась в другой от родника стороне, значит, придется возвращаться. А таскать за собой туда-сюда пленников показалось Савве очень плохой идеей. Вон этот фельдшер чего вытворяет - умудрился с одного удара Фому покалечить. И это со связанными руками! На что же он способен, будучи свободным?..
  Савва досадливо поморщился. На вид вроде фельдшер хиляк хиляком. На деле же, оказывается, боец каких поискать. В пути за ним в оба глаза следить придется, а то как бы еще чего не выкинул. Тунгус, в этом смысле, кажись поспокойнее будет. Ему деньги пообещали, он и рад до соплей, дурачок...
  - К роднику пойдете вдвоем, - решил Савва и велел кривому: - Матвей, ты с Васькой пойдешь. Фляги наполнишь. А ты, Вася, чтобы без фокусов там, понял? Вздумаешь сбежать, мы фельдшера и бабу на куски порвем.
  'А вы и так их порвете, - подумал Дженкоуль, - только позже, когда я вас до речки доведу. И их порвете, и меня заодно...'
  Тем временем кривой собрал фляги. Их у каторжников оказалось пять штук - все с солдатскими бляшками. Видно, тоже отобрали у караульных с каторги.
  - Матвей, ты поосторожнее там. Следи за тунгусом в оба, - напутствовал кривого Савва. - Винтарь наготове держи. Ежели чего, сразу стреляй.
  Тот кивнул и легонько подтолкнул Дженкоуля штыком в спину:
  - Шагай!
  - Слышь ты, - обозлился Василий. - Кончай в меня все время железякой тыкать! А то будете вместо воды мочу свою пить. Понял?
  - Ах ты, паскуда... - начал развивать конфликт Матвей, но Савва урезонил его:
  - Оставь. Не цепляйся к нему. Васька и без понуканий пойдет. Так, Вась?
  - Ага, - кивнул тунгус, подумав: 'Еще как пойду! Бегом побегу!'
  Бегом не бегом, но вверх по склону Василий и впрямь двинулся шустро. Ему даже почти не мешали связанные за спиной руки. Матвей пыхтел следом, бдительно держа наперевес винтовку. Он в точности выполнял приказ Саввы и был начеку.
  'Вот сволочь, - недовольно поморщился Василий, останавливаясь. - Ну, что? Далеко мы отошли? За деревьями нас уже не видно, это точно. А вот будут ли в низине слышны выстрелы?..'
  - Ты чего застыл? - зарычал на него Матвей, но штыком тыкать не стал.
  - Да тут такое дело, - замялся Василий. - Золотишко у меня здесь припрятано...
  - Где? - алчно подался к нему кривой. Силой его Бог не обидел, зато умом явно обделил.
  - Да тут, неподалеку... Вот думаю, по дороге к роднику зайти, забрать. Не возражаешь?
  - Пошли, - слишком охотно согласился кривой, подумав: 'Нет, все-таки эти тунгусы - конченые дураки! Кто ж про свои схроны чужакам рассказывает? Ну, точно дурак. А дураков учить надо. Золото себе заберу, а тунгуса припугну, чтоб подельникам моим лишнего не вякал... Нет! Лучше порешу его у родника, как только воды наберу. А Савве скажу, бежать, мол, пытался. Да, это я здорово придумал'.
  Кривой весело посмотрел на Дженкоуля:
  - Пошли к твоему схрону, Вася.
  'Пошли-пошли, дурилка каторжная, - хмыкнул про себя Дженкоуль. - Ты мое золото век не забудешь!'
  Он уверенно направился к тому месту, где не так давно пировал Огды...
  
  Тем временем, в низине обстановка обострилась. Присутствие Ксении будоражило цыгана. Женщины у него не было уже почти год, а тут вдруг молодая баба под боком. Да не деревенщина какая-нибудь. Настоящая барышня городская. Ладная, белая. Кожа, вон, аж светится. И фигура хороша. Как говорится, все при ней. Есть за что подержать. И цыгану не терпелось сделать это как можно скорее.
  Он подвалил к седому и заговорил в полголоса, чтобы не услышали пленники:
  - Савва, а давай, пока воду ждем, девку оприходуем? И нам хорошо, и она покладистей станет. А то, как ее по лесу вести, если она снова брыкаться начнет? Не на себе же тащить. А после этого дела она враз присмиреет. Шелковой станет.
  Седой с сомнением посмотрел на Ксению. Она уже очнулась и теперь сидела на земле в двух шагах от Павла. Ближе сесть ей не разрешил Савва, опасаясь, что она развяжет пленнику руки. Саму девушку связывать не стали. Зачем? Куда она денется. Сбежать, не сбежит. А если снова драться полезет, так ее недолго и скрутить.
  После недавней битвы с цыганом девушка выглядела растрепанной. Коса распушилась, лента затерялась в траве, и волосы рассыпались по плечам волнистым русым водопадом. Часть пуговиц с платья отлетело, и в распахнутый ворот виднелся верхний край соблазнительной ложбинки, что пролегает между двух грудей.
  Взгляд Саввы надежно застрял в этой самой ложбинке. Умом он понимал, что сейчас девку трогать нельзя, нужно обождать до знакомой реки, но давно не удовлетворявшиеся мужские потребности почти заглушили голос разума.
  - Давай, а? - продолжал подзуживать цыган. - Ты первым будешь. Потом я. А Фоме, что останется. Да он и не хочет поди. Этот фельдшер ему всю хотелку отбил, - коротко хохотнул Кузьма.
  - Вот именно что фельдшер, - остатки разума Саввы напомнили о себе. - Он из-за девки опять бузить начнет. Не иначе его это баба.
  - Да плевать, - возразил цыган. - Кончим его и всего делов.
  - Нет, нельзя. Вдруг он тунгусу не чужой? А нам без проводника сейчас зарез.
  - Ну, тогда фельдшера Фома придержит. Штыком, а? - настаивал цыган. - На штык же он не полезет? Или к дереву его привяжем, и пусть бузит, сколько влезет.
  - Давай лучше к дереву. А то Фома его прирежет, только повод дай, - решил Савва. Ему, как и цыгану, до смерти хотелось женщину. - Ты только это... Фельдшеру руки не развязывай, а прямо так его к дереву вяжи. На вот, - Седой снял с себя кушак и протянул цыгану, а потом снова посмотрел на Ксению.
  Она почувствовала чужой взгляд, поежилась и торопливо стиснула рукой распахнувшийся ворот платья.
  Цыган подошел к Берестову, направил на него винтовку и приказал:
  - Подымайся, фельдшер. Вон к тому дереву иди.
  - Зачем? - напрягся Павел.
  - Давай, я сказал, - повысил голос цыган. - Или прикладом по морде хочешь получить? Так это мы с превеликим удовольствием.
  Павел встал, Ксения вместе с ним.
  - Э нет, - возразил цыган. - Пусть фельдшер один идет, а ты, цыпа, тут обожди.
  Ксения встретилась с каторжником взглядом и внезапно все поняла.
  - Нет... - она сделала шаг назад, инстинктивно прижимаясь к Берестову. - Не надо...
  - Хочешь, чтобы я его пристрелил? - прошипел цыган Ксении.
  - Нет, - замотала головой девушка.
  - Тогда будь паинькой, отойди от него. И не кочевряжься тут. Делай, что велят. Поняла?
  Ксения молча заплакала и отошла в сторонку. Павел не сразу понял, что происходит, но и до него, наконец, дошло.
  - Ну, ты, рожа каторжная. Тронешь ее и тебе конец, - яростно пообещал он Кузьме.
  - Руки коротки, - отрезал тот и направил штык на Павла: - Иди, давай. А то в миг кишки выпущу.
  'Нельзя дать привязать себя к дереву, иначе они снасильничают Ксюшу прямо сейчас, - лихорадочно размышлял Берестов. - Что же делать? Не лезть же на штык, в самом-то деле?! Хотя... А почему бы и нет? Винтовку-то он держит неправильно - острие штыка направлено мне в грудь. Точнее, в грудину, а в этом месте у человека очень крепкая кость. Ее так просто не пробьешь. Сразу видно, что ты, Кузьма, солдатом не был. Их учат, куда надо штыком колоть. Для тебя же винтовка - оружие непривычное. Ты, небось, больше привык из револьвера палить, а вблизи действовать не штыком, а ножом. Да не в грудь, а в спину бить. Вот ты сейчас и ошибся. А я твоей ошибкой воспользуюсь... Главное, надо все сделать очень точно, а то штык соскользнет вверх и горло мне пропорет. Тогда конец...'
  Павел резко шагнул вперед навстречу штыку, как бы отталкивая винтовку собственным телом. Его расчет оказался верен - острие прокололо одежду и кожу, но кость и в самом деле не пробило.
  От удара цыган пошатнулся, машинально сделав несколько шагов назад. Ствол винтовки ушел в сторону.
  Не ожидавший ничего подобного от пленника цыган оказался застигнут врасплох, и потому пропустил следующее движение Берестова. А тот ринулся вперед, сильным толчком сбил противника с ног и хотел со всей силы ударить его ногой по шее, ломая кадык.
  Не успел...
  Вмешался Фома. Он с ревом обрушил на Берестова приклад винтовки. Удар пришелся по спине, чуть пониже лопатки. У Павла мгновенно перехватило дыхание. Он едва успел увернуться от следующего удара, а потом его сбили с ног, и удары посыпались со всех сторон.
  Озверевшие от ярости Кузя и Фома топтали Берестова ногами, а он даже не мог закрыться руками, поскольку те по-прежнему были туго стянуты за спиной. Толстый армяк неплохо смягчал удары по туловищу. Но Фома все норовил заехать носком сапога по незащищенному лицу Павла, пытаясь поквитаться за сломанный нос. Хорошо хоть прикладами больше не били. Но и без них у Берестова очень быстро зашумело в ушах, рот наполнился кровью, а в голове воцарился неприятный ровный гул.
  Он слышал, как что-то дико кричит Ксения. Вроде она пыталась вмешаться в драку, но ее отбросили прочь.
  К счастью, избиение продолжалось недолго - вмешался Савва.
  - Э! Хватит! - закричал он. - Кузя, Фома! Хватит, я сказал!
  Бывшие каторжники послушались седого. Остановились.
  - У, сволочь! - Фома смачно харкнул, метя Павлу в лицо. Промахнулся. Плевок угодил на землю рядом.
  - А ты куда смотрел? - накинулся на цыгана Савва. - Почему мордобой допустил? Не мог, что ли фельдшера штыком придержать?
   - А я и придержал, - огрызнулся Кузьма. - Только он, сволочь, прямо на штык попер! И как только живым остался, не пойму?
  - Везучий, черт. - Савва с недоумением уставился на Берестова: - Ты псих, что ли? На штыки бросаться?
  Павел не ответил, продолжая неподвижно лежать на земле.
  Седой легонько пихнул его ногой:
  - Эй, ты живой?
  - Не дождешься, гад, - прохрипел Павел. - Первым сдохнешь, тварь. Сегодня и сдохнешь. И ты, и шайка твоя.
  - Да он потешается над нами! - завопил Фома. - Савва, можно я его порешу?
  - Нет! - Седой склонился над Павлом, кивнул на плачущую Ксюшу: - Твоя что ль баба?
  - Моя, - без колебаний ответил Берестов.
  - Ну, раз твоя, тогда смотри, что мы сейчас с ней делать станем, - с ненавистью процедил Савва.
  Берестов попытался подняться на ноги, но не смог - избитое тело отказывалось повиноваться.
  Цыган злорадно оскалился и сделал шаг к Ксюше...
  
  ...Кострище Огды никуда не исчезло - оно по-прежнему зловеще темнело на земле, резко выделяясь среди по-летнему сочной зеленой травы.
  - Пришли, - заявил Дженкоуль, останавливаясь в нескольких шагах от неровного черного круга. - Я мешочек с золотишком здесь в землю зарыл, а сверху пеплом присыпал. Аккурат в серединке.
  - Доставай, - велел Матвей.
  - И как? - искренне удивился Дженкоуль. - Носом прикажешь землю рыть? Сам доставай. Или руки мне развяжи, я достану.
  Кривой с недоверием взглянул на тунгуса. 'Ага, щас! Я тебя развяжу, а ты на меня кинешься. Нет уж, не выйдет! Моя мамка дураков не рожала. Сам золотишко твое достану...' Матвей угрожающе направил винтовку на тунгуса:
  - А ну-ка быстро под дерево сел. И не балуй. Понял?
  Василий послушно опустился на землю в указанном месте, всем своим видом демонстрируя послушание и дружелюбие. Но Матвей расслабляться не стал. Он подошел к кострищу по-умному - держа тунгуса на виду. Сгрузил на землю фляги, чтобы не мешали. Рядом с ними положил винтовку, рассчитав, что успеет схватить ее в любой момент. Достал из-за голенища сапога нож, чтобы копать им землю, и подался вперед, утыкаясь коленями прямо в черный жирный пепел...
  Огненный столб в сажень высотой взметнулся настолько быстро, что Матвей даже не успел ничего толком понять. А уж тем более сделать. Яростное пламя с утробным гулом рванулось к небу, охватив беглого каторжника с ног до головы.
  На Дженкоуля пыхнуло горячим воздухом, но тунгус не двинулся с места. Он потрясенно глядел на адский столб пламени, который вырывался прямо из-под земли. Вскоре чудовищный огонь потух, как ни бывало. От Матвея осталась только горстка мелкого жирного пепла да несколько капель расплавленного металла. Нетронутыми оказались лишь голени и ступни, обутые в ношенные солдатские сапоги - ими он не успел влезть в костер. Все остальное сгорело: и тело, и кости, и одежда, и нож.
  Василию потребовалось время, чтобы прийти в себя. Он впервые видел, чтобы огонь был настолько горяч. Обычный костер не способен на такое: в считанные мгновения не только испепелить человека, но и расплавить металл. Да не мягкий свинец, а твердую сталь!
  - Велик Огды в гневе. Ох, и велик! - благоговейно прошептал Дженкоуль.
  Теперь надо как-то освободить руки, связанные за спиной кушаком.
  Дженкоуль задергался, стремясь ослабить узлы. Не тут-то было - превращенный в веревку пояс держался крепко. Но кушак сместился к запястью. Отлично! Еще немного. Василий протащил ноги через кольцо рук так, что запястья оказались не за спиной, а спереди. Теперь можно было попробовать развязать узлы зубами. Дженкоуль вгрызался в пояс-кушак с животной яростью - словно стремящийся вырваться из капкана волк.
  И кушак поддался.
  Отбросив обрывки пояса, тунгус несколько мгновений постоял на месте, растирая онемевшие запястья, а потом осторожно приблизился к кострищу Огды. Опустился на колени и начал шептать молитву божеству. Потом осторожно взял обугленные ноги бывшего каторжника и бросил их в центр круга золы. Костер опять вспыхнул на мгновение - Огды принял подношение.
  Дженкоуль с благоговейной осторожностью, как и подобает вблизи от места пиршества бога Огня, потянулся к лежащей неподалеку винтовке. Ее и фляги Огды не тронул - значит, разрешает Василию забрать трофеи. Но Дженкоуль жадничать не стал - забрал только одну флягу, остальные оставил лежать, где лежали. Отошел подальше от кострища, непрерывно продолжая благодарить всемогущего Огды.
  Наконец Василий решил, что с богом они договорились. Теперь можно заняться первоочередными делами и для начала осмотреть винтовку.
  Пехотная трехлинейная винтовка образца 1891 года стояла на вооружении российской армии, и потому не была такой уж редкостью. Василий не только много раз видел такие винтовки, но даже стрелял из них, договорившись за кусок оленины с солдатами в Енисейске, куда ездил несколько раз продавать пушнину.
  По разговорам с солдатами он знал сильные и слабые стороны этого оружия, и потому сейчас первым делом осмотрел насаженную на ствол муфту трехгранного штыка. Как правило, на этих винтовках штык почти никогда не снимали, поскольку крепление быстро разбалтывалось, что сильно ухудшало точность боя (4). Но на винтовке, которая досталась Василию, с муфтой все было в порядке.
  'Должен быть точный бой, - удовлетворенно решил про себя Дженкоуль. - Видать за винтовочкой неплохо ухаживали. Вон даже ложе почти не поцарапано'.
  Вообще, оружие - особенно огнестрельное - с детства было слабостью Василия. Подобное пристрастие обычно не свойственно мирным, по сути, оленеводам.
  Конечно, все тунгусы умели стрелять - в тайге нужно уметь защитить себя и от лихих людей, и от хищников. Да и охота на пушного зверя неплохо пополняла кошельки. Поэтому худо-бедно таежные жители стрелять умели все - и мужчины, и женщины, но им по большому счету было абсолютно все равно, из чего именно это делать.
  Василий же стал исключением из правила. Он с интересом разглядывал каждую винтовку, ружье или револьвер, который попадал ему в руки. Беседовал с владельцами оружия, выясняя все достоинства и недостатки. Мог с одного взгляда определить марку револьвера, какой он системы: Нагана, Смит-Вессона или Лефоше.
  У самого Василия в загашнике кроме всевозможных охотничьих ружей имелся пистолет 'Маузер' и офицерский вариант револьвера 'Наган' (5), выменянный в Енисейске на редкую шкуру серебристой лисицы. Этим 'Наганом' Василий страшно гордился.
  Естественно, что при своем пристрастии к оружию, Дженкоуль умел отлично стрелять, причем навскидку, почти не целясь. Чтобы безошибочно точно поразить мишень, ему было достаточно увидеть ее глазами.
  ...Дженкоуль нежным жестом погладил березовое ложе трехлинейки - чуть потемневшее, но гладкое, без выбоин и задиров, а затем откинул нижнюю крышку магазина и стал разряжать винтовку.
  Вообще-то, составляющий одно целое с винтовкой несменяемый магазин трехлинейки был рассчитан на пять патронов. Но в той, что досталась Василию, их оказалось всего три. Тунгус тщательно оглядел каждый из них, прикидывая, что делать дальше. Каторжников тоже осталось трое - значит, по одному патрону на каждого.
  Василий поморщился. Маловато. Из незнакомого оружия поразить три цели тремя выстрелами - на такое способны единицы. Если бы винтовка была его собственной, и он знал все ее капризы и выверты, то тогда задачка оказалась бы простецкой. Или если бы патронов было пять. Тогда два пристрелочных выстрела тоже худо-бедно решили бы дело. А так...
  - Что ж ты, Матвей, винтовку-то не дозарядил? - укорил сгоревшего кривого Дженкоуль. - Нечем было или поленился?
  Возможно, у шайки и имелся при себе запас патронов, но не пойдешь же к Савве с протянутой рукой: дескать, подкинь патрончиков, а то мне в вас стрелять нечем!
  Тунгус снова поморщился, отвел затвор и принялся заряжать винтовку, проталкивая в магазин по одному патрону через верхнее окно ствольной коробки...
  
  А в низинке, тем временем, во всю разгоралось 'веселье'. Цыган опрокинул брыкающуюся Ксению на спину. Крепко схватил ее за руки, прижал их коленями к земле. Савва придержал ей ноги.
  Кузьма резко рванул ворот платья Ксении так, что оставшиеся пуговицы посыпались в траву, оголяя грудь девушки. Савва задрал ей юбку и принялся сдирать с нее панталоны. Ксения сопротивлялась изо всех сил - извивалась, визжала и кусалась.
  Павел снова попытался подняться на ноги, но сил хватило только на то, чтобы сесть, привалившись спиной к поваленному дереву. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Все тело болело, напоминая один большой синяк. Несколько зубов были выбиты, губа распухла и кровоточила. Шов на боку разошелся, оттуда сочилась кровь, обильно смачивая армяк. Кровь лилась и из рассеченной брови, заливая один глаз. Второй полностью заплыл, превратившись в щелку. Павел почти ничего не видел. Зато слышал отлично - напряженное дыхание мужчин и сдавленные крики Ксении.
  'Убью гадов...' - Павла затрясло от ненависти. Собрав всю ярость в кулак, он все-таки поднялся. Встал, шатаясь, и сделал шаг к Савве.
  - Далеко собрался? - приглядывающий за Берестовым Фома пнул его ногой под колени, заставляя рухнуть на землю. - Или ты хочешь получше рассмотреть, как твою бабу имеют? - Он злорадно загоготал.
  Савва справился с панталонами Ксении и теперь снимал собственные штаны, уже предвкушая несколько приятных мгновений.
  ...Он так и умер - с голым задом, не успев насладиться женским телом. Пуля пробила ему щеку и разворотила затылок, расплескивая мозги. Седой рухнул ничком на Ксению и застыл неподвижной колодой.
  - Савва, ты чего? - успел удивленно спросить Кузьма.
  Это были последние слова цыгана - кусочек свинца ударил его в спину, пробивая легкое.
  Фоме повезло меньше всех - он словил пулю в живот, упал на землю и забился в агонии, крича от невыносимой боли. Из его рта хлынула кровавая рвота.
  Ксения почувствовала, что ее руки свободны, шустро выбралась из-под трупа Саввы, откатилась в сторону и села, сжавшись в дрожащий комочек, судорожно поправляя подол и стискивая рукой разорванный ворот платья.
  Дженкоуль вышел с винтовкой из-за лиственницы. С затаенной гордостью оглядел побоище, полюбовался развороченным затылком Саввы. Похвалил сам себя: 'От молодец! Как точно пулю ему в башку пристроил! Правда, целился-то я в грудь. Пуля чуть выше прошла...'
  Василий мазнул взглядом по Ксении и подошел к Павлу.
  - Ну, до чего ж вы, лючи, народ неприспособленный, - сварливо попенял Берестову тунгус. - Ни на минуту вас одних оставить нельзя. Стоило мне отлучиться, как вы с Ксюхой едва себя до полусмерти не довели. Ты вообще живой?
  - Почти, - с трудом шевеля разбитыми губами, ответил Павел. - У тебя нож есть?
  - Сейчас будет, - Василий направился к еще живому, корчащемуся в агонии Фоме. Вытащил у него из-за отворота сапога клинок, прихватил винтовку и вернулся к Павлу. Ножом разрезал превращенный в веревку кушак.
  Берестов пошевелил сведенными судорогой руками, растер запястья, возвращая чувствительность пальцам, утер рукавом кровь с лица.
  - Вась, ну-ка дай мне нож.
  Тунгус протянул Павлу клинок. Берестов нащупал кровоподтек под глазом, примерился и вскрыл опухоль ножом. Хлынула кровь, зато отек сразу опал. Павел стал видеть.
  Все это время Фома продолжал надсадно кричать, зажимая руками пробитый живот.
  Берестов рукавом армяка промокнул струящуюся из рассеченной брови кровь, скривился, слушая вопли каторжника, и попросил Дженкоуля:
  - Добей его, а? А то он так до вечера будет подыхать.
  Тунгус кивнул, забрал у Павла нож. Склонился над Фомой, сильно запрокинул ему назад голову и вскрыл горло, словно забивал животное.
   Берестов одобрительно проследил за ним взглядом.
  Дженкоуль сегодня впервые убил не зверей, а людей, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал. Только облегчение и радость, что он успел вовремя - Павел и Ксения живы.
  Эти четверо каторжников сами поставили себя за грань добра и зла и перестали быть людьми.
  Берестов чувствовал то же самое - облегчение и радость. К ним, правда, примешивалось беспокойство за Ксению. Она по-прежнему сидела в отдалении, подтянув колени к подбородку и упрятав лицо в ладони.
  - Снасильничали девку? - вполголоса спросил у Павла Дженкоуль.
  - Не успели, - ответил Берестов. - Ну-ка, помоги мне встать.
  С помощью Василия Павел с трудом поднялся на ноги, постоял, привыкая к головокружению, и поплелся к девушке, зажимая одной рукой кровоточащий бок, а второй рассеченную бровь. Плюхнулся рядом, изо всех сил сдерживая стон. Ксюша вздрогнула и попыталась отодвинуться в сторонку.
  Берестов достал иголку с ниткой - они так и были все это время у него, не заинтересовав беглых каторжников. Протянул иголку Ксюше:
  - Ксения Викторовна, держите. Надо зашить...
  Воронцова машинально подняла на него заплаканные глаза. Увидела страшную кровавую маску, которая теперь была у Павла вместо лица.
  - Платье, говорю... Зашить надо... - повторил Берестов. - А то ведь порвано...
  Сказано было так, будто порванное платье - это самое страшное, что произошло с Ксенией сегодня.
  Берестов вложил ей в руку иголку. Девушка внезапно вспомнила, как он до последнего пытался защитить ее от насильников. Как сломал Фоме нос. Как ринулся грудью на штык. Как его били, а он раз за разом упрямо пытался встать на ноги. И как назвал ее своей, когда Савва спросил его об этом...
  Эти воспоминания почти полностью вытеснили другие - страшные - в которых по ее телу шарили чужие грубые руки. Глядя на Павла, Ксения почти забыла о мерзких насильниках - словно на прошлое опустилась черная непроницаемая штора.
  Она улыбнулась - внезапно для себя самой, и поудобнее перехватила иглу:
  - Спасибо, обязательно зашью. Но сначала... Паш, у тебя кровь. Надо промыть и перевязать, - она посмотрела на тунгуса: - Вася, ты вроде за водой ходил. Принес?..
  
  Хозяйственный тунгус тщательно обыскал трупы каторжников. У Саввы нашел расшитый бисером кисет. Мешочек явно был не пустой, и Берестов решил, что там махорка.
  - Зачем она тебе? Ты ж не куришь, - удивился Павел.
  - Это не махорка, а соль, - пояснил Дженкоуль.
  - Запасливые какие мерзавцы были, - хмыкнул Павел. - Интересно, поблизости еще такие же двуногие звери есть, или сбежали только эти четверо?
  Ксюша ощутимо напряглась и спросила Павла:
  - Ты научишь меня стрелять?
  - Да, конечно... Вернее, Вася тебя научит. Он в этом деле лучше разбирается.
  Не сговариваясь, все трое перешли на 'ты'. После пережитого это казалось правильным и естественным.
  Дженкоуль подобрал трехлинейки и патроны к ним, ножи, одну лопату, котелок и флягу, которую наполнил водой из родника. Не забыл отобранные бандитами двустволку, топор и леденец. Спросил у Берестова:
  - Паша, ты сможешь идти? Нам хотя бы на версту (6) отойти, а там уже стоянку устроим. Поедим, отдохнем.
  - Смогу, - Берестов решительно поднялся, всем своим видом демонстрируя, что готов идти. - Негоже тут оставаться. Того и гляди, волки на падаль сбегутся.
  О том, чтобы похоронить каторжан, никто не обмолвился и словом. Вот еще, силы на этих нехристей тратить! Не заслужили. Раз они вели себя по-звериному вот пусть зверям и достаются.
  Отошли на версту, разбили лагерь. Дженкоуль сделал из мягкого лапника подстилку для Павла. Но тот лежать отказался - переделал лежанку в кресло, вместо спинки использовав поваленное дерево, и сел с комфортом. Рядом пристроилась Ксения - места с лихвой хватило на двоих.
  Василий занялся обедом. Хотел было привлечь к делу и Воронцову, но увидел, как девушка клюет носом, привалившись к плечу Павла, и решил: 'Пускай отдохнет. Намаялась, поди, с непривычки по болотам, да сопкам бегать. Еще и насильники эти... Натерпелась сегодня девка, что и говорить...'
  Пока Павел и Ксения дремали, Василий разыскал молодые побеги борщевика (7), набрал стеблей и листьев. Затем растревожил муравейник, собрав добрую горсть муравьиных яиц.
  Из очищенных побегов сварил густую похлебку, добавив пригоршню листьев в качестве приправы, отчего блюдо получило насыщенный грибной вкус. Муравьиные яйца пошли в качестве сытной белковой добавки, заменив собой мясо. Очень кстати пригодилась соль.
  Когда еда была готова, Василий разбудил Ксению и Павла. Протянул им кусочки коры вместо ложек.
  Берестов по запаху и внешнему виду сразу понял, что именно приготовлено на обед. Ксения же потянула носом и неуверенно спросила:
  - Грибами пахнет. Что это?
  - Грибы, - соврал Павел, не позволив Дженкоулю и рта раскрыть.
  - А почему зеленые? - уточнила Ксения.
  - А это местные грибы. Зеленые сыроежки называются. Ешь. Очень вкусно. - Берестов ловко зацепил порцию варева кусочком коры и отправил в рот.
  Дженкоуль тоже уже наворачивал во всю.
  Ксения посмотрела на них, зачерпнула порцию 'грибов' и разглядела в еде муравьиные яйца.
  - А что это такое маленькое и беленькое?
  - Умуктанилви... (*умуктанилви - яички, эвенк.) - начал Василий, но Павел поспешно перебил:
  - Это перловка. Ее еще называют ячменем. Дикий ячмень. Тут его много растет. Перловку всегда добавляют в похлебку из зеленых сыроежек.
  - Ага, - Воронцова отбросила сомнения и принялась есть 'грибную похлебку с перловкой'.
  От голода блюдо показалось ей вполне съедобным. Ну, да, на вкус необычно, но, как говорится, есть можно. Ксения постаралась забыть, что все трое едят из одного котелка, что вместо ложек - полоски коры, кусочки которой попадают в пищу, вместе с хвойными иголками, не говоря уж о так и норовившем залететь в рот гнусе.
  Голод оказался сильнее брезгливости. Да и вообще, Ксения, будучи девушкой разумной, предпочитала не замечать каких-то мелочей, выделяя главное. Сейчас главным стал голод, который требовалось утолить. Как только горячая пища наполнила желудок, возникло приятное чувство сытости, и Ксения подумала, что так жить можно. Единственное, что вносило диссонанс в гармонию - это назойливые комары, но и к ним Воронцова уже успела немного притерпеться.
  Котелок опустел, Василий велел Ксении:
  - Пошли со мной. Ты ополоснешь котелок у родника, а я травку для чая соберу.
  Ксения замялась. Идти к роднику было страшновато. Оттуда до побоища с трупами каторжан было не так уж и далеко, а Воронцова страсть как боялась мертвецов. Страх был скорее иррациональный, чем осознанный, поскольку до сих пор Ксении трупы видеть не приходилось. Ей даже в Петербурге днем на центральном кладбище всегда было не по себе. А тут глухая тайга и свежие мертвяки.
  - Давай-давай, - подбодрил ее Василий. - Возьми золу от костра, и пошли к роднику. Там как раз полянка с Иван-чаем рядом. Я буду его собирать и за тобой приглядывать.
  - Я с вами, - вызвался Павел.
  - Куда тебе? - остановил его Дженкоуль. - Тебя вон, даже когда ты сидишь, шатает.
  - Не выдумывай, - отмахнулся Берестов.
  - В самом деле, Павел, - поддержала тунгуса Ксюша, - посиди, отдохни. А то на тебе живого места не осталось.
  Внешне Берестов и впрямь выглядел страшновато, да и чувствовал себя не ахти. Бок зверски болел, все тело ныло, а лицо саднило, но голова уже почти не кружилась - лишь, когда Павел резко двигался, мир вновь превращался в сумасшедший хоровод.
  - Сиди, имущество охраняй, - велел ему Дженкоуль. - Если делать нечего, вон пока винтовками займись. Разряди их. Патроны в кучку сложи. Я потом выберу две трехлинейки, какие получше, а остальные тут где-нибудь припрячем. Позже с оленем вернемся, заберем, а то чего сейчас на себе такую тяжесть таскать.
  
  Несмотря на теплое летнее утро, вода в роднике оказалась холодной, и у Ксюши моментально озябли пальцы. Она спрятала их подмышками, надеясь чуть-чуть отогреть, и вдруг почувствовала на затылке чей-то пристальный взгляд.
  Обмирая от ужаса, Ксюша резко вскочила на ноги и обернулась, готовясь кричать, чтобы воплем привлечь внимание Дженкоуля, но так и застыла с открытым ртом - за спиной никого не было. И все же она могла поклясться, что еще мгновение назад тут кто-то стоял! Очень близко - возле тех кустов шиповника.
  Ксюша с подозрением уставилась на кусты. Ветки шиповника зашелестели, словно кто-то невидимый задел их своим телом. Воронцова едва удержала рвущийся из горла крик и бочком попятилась прочь от шиповника, а затем и вовсе бросилась бежать к опушке, где собирал траву Дженкоуль.
  Иван-чай вымахал тунгусу почти по грудь, и Василий старался не углубляться в его заросли, отираясь по самому краю. Подходящих для напитка растений хватало и здесь, к тому же отлично был виден родник с Ксюшей.
  Василий краем глаза наблюдал, как девушка спокойно моет котелок. А потом она ни с того ни с сего вдруг вскочила на ноги и бросилась бежать. Дженкоуль мгновенно вскинул винтовку, готовый выстрелить в любой момент. Но Воронцову никто не преследовал.
  - Ты чего, Ксюш? - удивился Дженкоуль.
  - Там, в шиповнике, кто-то есть... был... - возбужденно пояснила Ксения.
  - Пойду, гляну, - предложил Василий. - А ты тут обожди.
  Не успел тунгус отойти и на десять шагов, как Ксюша вновь почувствовала тот же взгляд. И снова он упирался ей в затылок. На этот раз невидимый наблюдатель подошел еще ближе - Воронцова расслышала над ухом его тихое дыхание.
  Ксюша похолодела - кто-то стоял в зарослях Иван-чая прямо у нее за спиной!
  Девушка взвизгнула и бросилась догонять Василия. Тот мгновенно обернулся, но никого не увидел. На первый взгляд опушка с Иван-чаем была пуста. Ни единого движения вокруг - даже ветер не шевелил траву. Тишь да благодать.
  Дженкоуль попытался разглядеть следы, но безуспешно. Они если и были, то полностью затерялись в густой траве. Тунгус еще несколько мгновений напряженно разглядывал окрестности, но так ничего подозрительного и не заметил.
  - Ксюша, хватит бегать, - строго сказал Василий. - Иди лучше котелок домывай.
  - Нет! Мне страшно! Он все время ходит за мной.
  - Кто? Тут никого нет! Померещилось тебе.
  Вокруг и впрямь царило спокойствие. Стрекотали стрекозы, гудел над цветком шиповника шмель. По стволу лиственницы пробежала белка.
  - Померещилось, - повторил Дженкоуль.
  Воронцова проводила белку напряженным взглядом и огляделась вокруг. Вроде и в самом деле никого. Ксения перекрестилась и пошла к роднику, решив, что действительно ошиблась. На всякий случай обошла подозрительный куст шиповника стороной. Поискала взглядом котелок... и застыла. Сейчас он лежал прямо в воде, хотя она оставляла его на берегу!
  'На берегу или все же в воде? - лихорадочно стала вспоминать Ксения. - Я терла котелок золой, потом ополаскивала водой... У меня замерзли пальцы, и я засунула руки подмышки... А котелок? Вроде положила рядом в траву, Да, точно, он лежал в траве... Тогда, как же котелок попал в воду?! Сам скатился? Но тут и откоса-то нет... А я могла его толкнуть ногой, когда побежала? Да, наверное, могла. Точно, это я сама его в воду и скинула'.
  Ксения постаралась успокоиться.
  - Померещилось... Мне все это померещилось, - пробормотала она и опять перекрестилась.
  Но в следующее мгновение кто-то весьма ощутимо положил ей руку на плечо. Стоял этот кто-то прямо за спиной девушки, так, что она не видела его. Только чувствовала на плече чью-то руку. Огромную сильную ладонь. И дыхание. Теплое, едва слышное, медленное.
  Воронцова окаменела от ужаса, не смея шевельнуться. Только жалобно пролепетала:
  - Вася, это ты?
  В ответ - тишина.
  Ксения медленно повернула голову. За спиной никого не было. А ощущение чужой руки на плече осталось.
  - А-а-а!!! - Воронцова хлопнула себя по плечу, будто пыталась убить комара. Под ладонью почему-то оказалась густая жесткая шерсть. Пальцы чувствовали ее очень четко. Но глаза видели только собственное плечо.
  Это оказалось для Ксении уже слишком.
  Она зашлась в истошном крике и закрутилась на месте, размахивая руками.
  Из зарослей Иван-чая выскочил встревоженный Дженкоуль. Заметил, как закачались и затрещали ветки шиповника, словно сквозь них кто-то ломился. Пальнул навскидку по кустам.
  - Стойте! Не стреляйте! - внезапно раздался испуганный мужской голос.
  - А вы покажитесь! - потребовал Дженкоуль.
  Из злополучных зарослей шиповника неловко выбрался мужчина. На вид чуть-чуть постарше Дженкоуля - лет двадцати пяти. Худой и долговязый, с длинным носом, он почему-то сразу напомнил Василию карандаш, вроде тех, которыми пользуются купцовы приказчики в Ванаваре.
  Одет незнакомец был вполне обычно: бесформенные, заправленные в сапоги штаны, рубаха-косоворотка, перепоясанная кушаком, сверху армяк. За спиной не слишком объемистый вещевой мешок. А из оружия - какая-то незнакомая Василию винтовка и нож.
  Каждая по отдельности вещь выглядела вполне обычной, но все они на 'карандаше' смотрелись невероятно нелепо. Армяк был ему явно велик в плечах, зато короток в рукавах, а косоворотка почему-то имела нарядный, вышитый цветными нитками узор. Такую рубаху хорошо надевать по праздникам, но уж никак не для похода в тайгу. Кушак был вполне обычным - суконным, темного цвета, а вот засунутый за него огромный тесак показался Василию очень странным.
  Во-первых, он был слишком большим для ножа - длиной чуть-чуть поменьше локтя. А во-вторых, имел странную форму - прямоугольную, без острия. Одна режущая кромка у него была прямая, а вторая зазубренная, вроде пилы. Вдобавок на правой кромке торчал острый металлический нарост, напоминающий клюв.
  Василий никогда раньше не видел таких ножей, и теперь недоуменно пожал плечами - необычный тесак выглядел не устрашающим, а, скорее, нелепым, как и его владелец.
  Выбравшись из кустов, 'карандаш' сразу споткнулся на ровном месте, но устоял на ногах, зато уронил на землю картуз (*головной убор). Суетливо наклонился за ним и чуть не потерял винтовку - перекинутый через плечо ремень соскользнул вниз по руке, и лишь в последний момент нелепый человек сумел подхватить свое оружие.
  Дженкоуль еле сдержал улыбку - наблюдать за незнакомцем без смеха было трудно. И уж тем более глупо показалось держать его под прицелом трехлинейки - ну, какая, скажите, от него может исходить опасность? Поэтому Василий опустил винтарь и снисходительно-дружелюбно спросил:
  - Ты кто такой?
  - Я... Т-Т-Т... - 'карандаш' к тому же оказался заикой, - Т-Тюлькин... Фрол К-К-К-К...
  - Кузьмич? - подсказал Василий.
  - Т-т-т... - радостно закивал головой 'карандаш', - т-точно... Я ф-физик и э-э-э...
  - Ладно, Фрол, - перебил Дженкоуль, - потом расскажешь. А чего ты в кустах-то забыл? - спросил было Василий, но тут же пожалел о заданном вопросе. Похоже, отвечать на него карандаш-заика будет до вечера.
  К счастью, вмешалась Ксюша. Она узнала Тюлькина и обрадовалась:
  - Вася, это наш, с прииска. Вернее, из экспедиции. Ну, помнишь, я рассказывала, что мы должны были с кем-то встретиться на прииске? Так это он и есть! Фрол Кузьмич и в самом деле физик-изобретатель. Он изобрел для папы какой-то прибор...
  - Д-да... Это п-п-прибор д-для из-м-мерения к-к-к... - попытался объяснить Тюлькин.
  - А зачем вы меня пугали? - не дослушав, высказала ему претензии Воронцова. - В затылок дышали, руку на плечо клали. Котелок в воду сбросили.
  - Я?! - ужаснулся Фрол. - Н-н-ну, что вы, К-к-к-сения В-в-в... - он мучительно пытался выговорить отчество Воронцовой, а сам все косился на кусты шиповника и делал страшные глаза Дженкоулю.
  Василий понял, вскинул винтовку и пальнул поверх кустов.
  Ксения от неожиданности охнула.
  - Выходи по-хорошему, - скомандовал кустам Дженкоуль. - Вылазь, слышь? А то у меня патронов много, я все кусты изрешечу.
  На шиповнике не дрогнуло даже веточки, а рядом с кустами появился еще один мужчина. Дженкоуль готов был поклясться, что незнакомец возник прямо из воздуха, настолько его движения были плавными и беззвучными. Сначала тунгус даже решил, что перед ним амикан. (*амикан - медведь, эвенк.) Тем более ростом в добрую сажень и плечистой кряжистой фигурой странный мужик и впрямь напоминал медведя. Да и волосатостью он тоже не сильно отличался от звериного хозяина тайги. Лицо незнакомца почти полностью скрывалось под такими густыми волосами, бородой, усами и бровями, что не получалось рассмотреть ни глаз, ни рта. Возраст незнакомца, как и внешность, определить оказалось невозможно.
  Одет человек-медведь был подстать Фролу Тюлькину, только косоворотку носил не праздничную, а обычную - из сероватого небеленого полотна. Да и смотрелась одежда на нем очень гармонично, а в движениях не было присущей Тюлькину нелепости. Зато чувствовалась угроза. Дженкоулю почему-то подумалось, что выпусти незнакомца безоружного против настоящего медведя, и еще неизвестно, на чьей бы стороне оказалась победа.
  Из оружия у него на виду была винтовка - висела за спиной. Револьверы и ножи, если они имелись, скрывал застегнутый наглухо армяк.
  - Ты кто? - Василий продолжал целиться в незнакомца.
  - Иван Лаптев, - неожиданно-густым басом представился тот.
  - Каторжанин? - Дженкоулю вдруг очень захотелось выстрелить в 'медведя'. Острое чувство опасности требовало выпустить в этого странного чужака весь магазин. А потом еще и ножом по горлу его чиркануть для верности. Василий с трудом подавил внезапный порыв.
  - С прииска я, - пробасил Лаптев.
  Он качнулся в сторону, уходя с линии огня. Движение было настолько естественным и незаметным, что Дженкоулю показалось, будто 'медведь' просто переступил с ноги на ногу. Тунгус не сразу сообразил, что ствол его трехлинейки теперь смотрит мимо Лаптева. Дженкоуль подправил прицел, и 'медведь' тут же вновь качнулся в сторону.
  Между Дженкоулем и Лаптевым было не больше семи-восьми шагов. Плевое расстояние для такого отменного стрелка, как Василий. И все же тунгус почему-то не сомневался, что промахнется. Почти в упор не сможет попасть в Лаптева!
  'Наваждение... - Василия прошиб холодный пот. - Это не человек! Дух! Мэлкун!(*мэлкун - злой лесной дух, эвенк.)'
  - Ксения Викторовна, - внезапно окликнул Воронцову Лаптев. - А вы меня не признали? Меня же ваш батюшка подрядил в... кпедицию, - Иван с трудом произнес сложное для него слово. - Тяжести таскать. Запамятовали?
  - Да, верно, - кивнула девушка. - Я помню вас, Иван... э-э-э...
  - Просто Иван. Мы люди маленькие, чинами не вышли.
  - Ну, пусть будет Иван, - рассеянно согласилась Ксения.
  Девушка не сводила взгляда с руки Лаптева - огромной и волосатой. 'Уж не она ли лежала у меня на плече?' - металась у Воронцовой паническая мысль.
  - Ну, что, мил человек? Может, хватит мне в брюхо винтарем тыкать? - дружелюбно спросил Лаптев Дженкоуля.
  - Да, в самом деле, Вась, опусти ружье, - спохватилась Воронцова. - Фрол Кузьмич, Иван, пойдемте к нам. Мы вас чаем угостим. Жаль, грибов с перловкой у нас не осталось. Зато чай будет. Правда, Вась?
  - Угу, будет, - хмуро пообещал Дженкоуль. Убирать прицел трехлинейки от Лаптева ему почему-то совсем не хотелось...
  
  Кроме Иван-чая Василий собрал еще и белые соцветия таволги. Они придали напитку медовый аромат, да и вкус получился отменным.
  Котелок с чаем пошел по кругу.
  - А кто это вас так? - спросил Лаптев у Павла, глядя на его распухшее лицо.
  - Да были тут одни... Лихие люди, - уклончиво ответил Павел.
  - Беглые каторжники, - пояснила Ксения. - Они напали на нас. Хотели... - Она резко замолчала. Рассказывать о произошедшем чужим людям было неприятно.
  - А это не те ли самые, что в версте отсюда лежат? - догадался Иван.
  - Они, - кивнул Павел.
  Лаптев сделал длинный шумный глоток чая, передал котелок Берестову, и вроде как равнодушно уточнил:
  - А кто из вас в них стрелял?
  - Ну, положим, я, - неохотно признался Василий.
  - А горло кто вскрывал? - продолжал допытываться Лаптев.
  - Тоже я.
  - Ага. - Иван замолчал, тут же теряя интерес к разговору.
  - А что у вас, у обоих, за винтовки такие? - Дженкоуля распирало любопытство. - Первый раз такие вижу.
  - А бог их знает... - Лаптев пожал плечами. - Что выдали, из того и пуляем.
  - А-а-американские, - вмешался Тюлькин. - Их з-а-акупило Г-г-геогра-а-афическое общество для экспед-д-диции. В-в-в-о-о-от здесь, в-в-видите? Н-н-написано: 'В-в-винчестер' (8).
  - Глянуть можно? - попросил Дженкоуль.
  - Смотри, - Лаптев протянул винтовку.
  Дженкоуль с удивлением покрутил странное оружие. Погладил приклад, прицелился. Взвесил на руке - тяжелая. И баланс плохой. Вон как ствол перевешивает (9). Василий был явно разочарован тем, что увидел.
  - Еще штык-нож полагается. - Лаптев протянул что-то больше похожее на клинок или короткий меч.
  В отличие от игольчатого штыка трехлинейки этот был намного короче. Зато острие и две режущие кромки позволяли не только колоть, но и рубить.
  - Этот штык удобнее, - вынужден был признать Дженкоуль.
  Берестов тоже с интересом взглянул на 'американку'.
  - А это для чего? - Василий бережно перевернул винтовку и аккуратно провел рукой по странной металлической скобе под спусковым крючком (10).
  - Для перезарядки. Ну, как затвор, вроде, - откликнулся Лаптев.
  - А почему снизу, а не сбоку? - удивился Дженкоуль.
  - Да черт его знает, - пожал плечами Лаптев. - Мериканцы... Что с них взять?
  Пока Лаптев и Дженкоуль возились с винтовкой, Тюлькин обратился к Воронцовой:
  - К-к-к-сения В-в-в-в-в...
  - Просто Ксюша, - поспешила прервать его мучительное заикание она.
  - К-к-сюша, - Тюлькин произнес имя с придыханием и даже слегка покраснел, видно возомнив, что такая привлекательная и порядочная девушка решила с ним пококетничать. - А ч-ч-то в-в-вы дума-а-а-ете д-д-д...
  - Делать дальше? - договорила за него Ксения. - На прииск собирались. А вы?
  - И мы с вами, - за себя и Тюлькина ответил Лаптев.
  - Погодите! - спохватилась Воронцова. - Павлу нужно отлежаться. Куда ему такому идти?
  - Не надо мне отлеживаться. Я здоров, - заявил Берестов. Он не собирался быть обузой. Тем более не хотелось показывать свою слабость перед Ксенией.
  - Это неразумно, - мягко укорила его девушка.
  Лаптев посмотрел на нее, прищурив глаза, потом кольнул взглядом Берестова, словно что-то прикидывал, и уверенно заявил:
  - Думаю, Павел Аркадьевич прав. Он вполне сможет идти. Тем более что тут недалеко - верст пять или даже чуть меньше.
  Павел едва заметно улыбнулся. Неожиданная поддержка Лаптева была приятной.
  Затушили костер, стали собираться в дорогу. Берестов взял остатки чая, умыл им лицо, промывая ссадины и раны.
  - Ты что делаешь? - удивилась Ксения.
  - Лечусь, - хмыкнул Павел. - Отваром таволги и Иван-чая, хорошо любые раны промывать. После него ни заражений, ни нагноения не бывает. Не хуже спирта. В общем, и вкусно и полезно.
  - Да-а... - с чувством протянула Ксения. Она явно была поражена. Вот только кем: Павлом или полезным напитком? Для Берестова это так и осталось загадкой...
  Дженкоуль незаметно скорчил Павлу рожу: дескать, распушил хвост, будто тетерев на токовище. Берестов в ответ показал Василию кулак. Тунгус хмыкнул, забрал опустевший котелок и направился к роднику.
  
  Через некоторое время вновь собрались у погасшего кострища, но двинуться в путь не успели - внезапно раздались выстрелы. Стреляли откуда-то сверху - с вершины гряды.
  - Там могут быть наши! Папа! - Ксения побледнела и хотела бежать туда, но Лаптев ее остановил:
  - Нет! Не суйся, - Иван посмотрел на Павла: - Присмотришь за ней?
  - Да.
  - Вася, а мы с тобой пойдем глянем, что там да как, - предложил Лаптев.
  Тунгус коротко кивнул.
  Взгляд Лаптева переметнулся к Тюлькину. Тот весь съежился и сделал вид, будто увлеченно копается в вещевом мешке. Идти под выстрелы ему явно не хотелось. Иван понял, усмехнулся и вновь посмотрел на Дженкоуля:
  - Пошли, бродяга.
  - Я не бродяга, - резко ответил тунгус.
  Бродягами звали матерых уголовников, и Василию такое обращение показалось обидным. Кстати, в ходу было и другое прозвище для криминальных авторитетов - 'Иван'.
  Василий с подозрением уставился на Лаптева, гадая, Иван - это его имя, данное при крещении, или уголовное прозвище. Тот, словно прочитав мысли тунгуса, снова усмехнулся, подмигнул Дженкоулю и побежал вверх по склону. Даже не побежал - потек. Двигался он очень странно - плавно и в то же время быстро. Так обычно скользят по свежему насту волки - едва касаясь снега подошвами лап. Или преследует добычу лиса. Но Дженкоуль впервые в жизни видел, чтобы подобным образом двигался человек.
  'Дух! Ну, точно, он злой дух! Мэлкун!' - Василий несколько мгновений смотрел на Лаптева, а потом пригнулся и побежал следом.
  
  Вершина горы густо поросла смешанным лесом. Меж берез и осин тут и там попадались островки лиственниц и елей.
  Между деревьями крутились несколько человек, отбивая нападение змей. Вернее, Дженкоулю эти твари показались змеями. Только чудными...
  В тунгусской тайге обычно встречались лишь гадюки - ядовитые, но пугливые создания темно-серого, почти черного окраса в полсажени длиной. Они очень редко нападали на людей - предпочитали уползать прочь.
  Эти же змеи - коричневые и шершавые - казались оторвавшимися от деревьев сухими ветками, только очень уж длинными. Некоторые достигали сажени, а то и полутора.
  Твари вели себя крайне агрессивно - атаковали из травы, падали людям на плечи с ближайших деревьев, оплетали кольцами, связывая руки получше веревки.
  Люди палили по ним из револьверов и винтовок, но чаще всего безрезультатно - очень непросто оказалось попасть в тонкую верткую тварь. К тому же змей было много. Очень много.
  Василий увидел, как две такие 'ветки' набросились на одного из незнакомцев. Одна тварь оплела ноги, а вторая в мгновение ока обвила туловище, прикрутив руки к телу так, что бедолага и шевельнуться не мог. Человек повалился на землю, издавая хрипящие звуки - видно змеюка так стянула ему грудь, что он толком не мог ни кричать, ни дышать.
  Дженкоуль глазам своим не поверил - тела обеих тварей менялись! Они становились уже и длиннее, с них исчезала древесная шероховатость и мелкие сучки. Теперь твари уже походили не на ветки, а на веревки, только гладкие.
  Василий смотрел на них, вытаращив глаза.
  Без глаз и пастей они были кем угодно, только не змеями!
  На голове одной из тварей появился шип - по виду острый, хоть и короткий - размером с треть мизинца, не больше. Змеюка только-только примерилась всадить его в шею пленника, как вдруг рядом оказался Лаптев. В одной руке он сжимал штык-нож, а в другой большой прямоугольный тесак с клювом - точь-в-точь как у Тюлькина, только у Ивана он не выглядел нелепо. Внушительно, страшно - да, нелепо - нет...
  Несколько едва различимых движений, и обе змеюки уже валялись дохлыми на земле буквально порубленные на куски. Очень кстати оказался крюк-клюв на тесаке - Василий видел, как Иван подцепил им живую хищную 'веревку' и рассек пополам. Обычным ножом так сделать было бы сложнее - тварюки слишком сильно впивались в человеческое тело.
  И все же любой, даже самый обычный, нож в этом странном бою был предпочтительней винтовки. Осознав это, Дженкоуль последовал примеру Лаптева, закинул трехлинейку за спину и обнажил охотничий клинок, который носил привязанным к правому бедру. И очень во время - из травы по ногам скользнула гибкая тварь травянисто-зеленого цвета.
  Василий резко наклонился вперед, вонзая лезвие ножа в тело странной змеи. Тут что-то пролетело мимо, будто копье - это еще одна змеюка прыгнула с дерева, намереваясь упасть тунгусу на плечи, но промахнулась и улетела в траву. Дженкоуль быстро заработал клинком, кромсая тело оплетшей ноги твари. Из порезов почему-то не текла кровь, а сочился какой-то странный, молочного цвета, сок.
  Дженкоуль горько пожалел, что его нож не имеет такого клюва, как тесак Лаптева - в спешке Василий резал не только связавшую ноги змею, но и собственную одежду, так что вскоре его штаны и мягкие сапоги-олочи украсились порезами и царапинами.
  Тварь пыталась сопротивляться и тыкала в Дженкоуля своим шипом. К счастью, пробить сделанные из ровдуги (11) штаны ей не удалось, но в порез на одежде один раз кольнуло весьма ощутимо. Василию показалось, что ногу в этом месте обожгло огнем.
  Даже порубленная на несколько частей змеюка продолжала жить. Куски твари сжимали ноги тунгуса конвульсивным движением, пытались утончаться и ползти вверх по туловищу, метя шипом в открытую шею и лицо.
  Успокоилась она только покромсанная на куски размером с ладонь, не больше.
  К счастью, Василий находился на отшибе, и потому большинство змей не успевали добраться до него - им хватало добычи и так. Зато людям, которые оказались ближе к вершине, приходилось несладко - на них набрасывались по три-четыре твари за раз.
  В отличие от Дженкоуля, Лаптев пробился в самую гущу странного боя, кромсая чудных змей с нечеловеческой быстротой. И все же тварей даже для него было слишком много.
  Змеи явно выигрывали это сражение у людей, большинство из которых уже лежали на земле, погребенные под змеиными телами.
  На ногах кроме Лаптева оставались лишь двое: сорокалетний мужчина с 'Бульдогом' и еще один молодой светловолосый парень с ножом.
  Дженкоуль машинально отметил, что Лаптев явно защищает того мужчину, что постарше, а на молодого парня ему плевать. Но светловолосый и сам оказался не дурак - понял, что вместе, помогая друг другу, легче отбиться, и потому держался рядом с Лаптевым и 'Бульдогом'.
  Все трое пытались покинуть место боя, но это оказалось непросто. Твари набрасывались на них со всех сторон. Лаптев поражал большинство змеюк еще в полете, действуя обеими клинками с дьявольской резвостью. Те же из тварей, которым удавалось проскользнуть мимо Ивана, попадали под выстрелы 'Бульдога'.
  Короткоствольный, но убойный револьвер 'Бульдог' оказался весьма подходящим оружием для этого странного боя. Пули мощного, пятилинейного калибра (12) разносили тварей на куски практически в упор. Да и светловолосый парень не стоял без дела - он орудовал ножом пусть и не так искусно, как Лаптев, но тоже весьма умело.
  И все же змеи не сдавались, подавляя огромным численным превосходством. Правда, большинство тварюг предпочитало выбирать добычу послабее, чем ощетинившаяся ножами и 'Бульдогом' троица. В этом смысле одиночка Дженкоуль казался агрессивным тварям более легкой жертвой. Все больше змеюк заинтересованно ползли в его сторону.
  Василию такая перемена не понравилась категорически. В подобной ситуации умному человеку следовало сделать лишь одно - бежать. Он совсем уже собрался было выполнить собственное мудрое решение, но тут один из лежащих на земле людей сумел подняться на одно колено, пытаясь сбросить с себя змеюк, и Василий ринулся ему на помощь.
  - Васька! - внезапно закричал Лаптев.
  Дженкоуль машинально взглянул на него.
  - Брось! Уходи! - Иван делал недвусмысленные знаки одной рукой, требуя, чтобы Дженкоуль не вмешивался, а напротив, уносил ноги.
  - Помогите... - прохрипел оплетенный змеями человек.
  Василий сделал шаг к нему. Но тут резко прогремел выстрел. На Дженкоуля брызнула кровь, а человек с прострелянной головой рухнул на землю, тут же исчезая под шевелящимся клубком.
  Лаптев закинул винтовку за спину и вновь прокричал Дженкоулю:
  - Уходи! Иначе следующая пуля тебе!
  Василий попятился, но уйти не успел - ему на плечи упало что-то гибкое. Шею сразу сдавило так, что потемнело в глазах. Дженкоуль попытался тут же поднять руку с ножом, чтобы разрезать тварь, но не смог - обе руки мгновенно оказались намертво прижаты к туловищу другими змеями.
  Василий в панике завертелся на месте, пытаясь скинуть с себя тварюг. Но они наоборот, все больше оплетали его тело, сдавливали шею. Перед глазами тунгуса завертелась кровавая метель. Он рухнул на землю, из последних сил пытаясь разорвать смертельные путы.
  Дженкоуль почти потерял сознание и потому не сразу осознал, что свободен - с его туловища посыпались обрывки змеюк, срезанные ножами Ивана.
  Лаптев схватил не очухавшегося до конца тунгуса за шиворот парки, рывком поднял на ноги, встряхнул и яростно прошипел:
  - Делай, что говорю! Сказал, уходи, значит, уходи. Понял? - Лаптев взмахнул ножами, и еще одна тварь рассыпалась на куски прямо в воздухе. Иван разделался с ней, не глядя, так как его глаза по-прежнему буравили лицо Дженкоуля. - Вася, ты понял?!
  - Да. - Дженкоуль сделал несколько судорожных вдохов, приходя в себя, а в голове тем временем билась дикая мысль: 'Он только что спас мне жизнь... Злой дух меня спас!'
  - Держись рядом с геологом! - приказал Дженкоулю 'злой дух' по имени Иван.
  - С кем? - не понял Василий.
  Но Лаптев не ответил, а молча пихнул Дженкоуля к человеку с 'Бульдогом'.
  Отбивая нападения змей, Иван крутился во все стороны так, словно у него была сотня глаз и столько же рук.
  'Вот это да...', - только и смог ошарашено подумать Василий.
  Внезапно из травы поднялся еще один человек - чернявый юноша лет двадцати. Каким-то чудом он сумел вырваться из объятий змеюк.
  - Кирилл! Демин! - завопил ему мужчина с 'Бульдогом'. - Идите к нам!
  Лаптев дернул волосатой щекой, но возражать не стал.
  Почти бегом все вместе спустились по склону. Странные твари их не преследовали.
  
  Еще издалека завидев мужчину с 'Бульдогом', Ксения ахнула, прижала руки к лицу и бросилась, спотыкаясь, им навстречу:
  - Отец! - девушка повисла у него на шее. - Ты жив!
  Воронцов прижал к себе дочь:
  - Солнышко... Ксюшенька...
  - Виктор Николаевич, - завопил чернявый Кирилл Демин, - вы с ума сошли! Надо бежать отсюда, пока змеи нас не догнали!
  - Не суетись, - осадил его Лаптев. - Залипалы никогда добычу не преследуют. - Иван уперся взглядом в шею Кирилла и добавил: - А тебе лично так и вообще торопиться уже некуда.
  - Что? - пролепетал Кирилл. Его затрясло. По лбу покатились крупные горошины пота. Он закатил глаза и потерял сознание.
  Берестов присел на землю рядом с Кириллом, пощупал ему пульс.
  - Брось, Паша. Бесполезно все, - негромко пробасил Лаптев. - Он уже не жилец.
  Берестов промолчал, приподнял Кириллу веко, рассматривая зрачки.
  - Не веришь? Смотри, - Лаптев опустился на одно колено рядом с Деминым и резанул ножом ему по шее, вскрывая сонную артерию. Тот даже не дернулся.
  - Ты со всем сдурел?! - завопил Берестов.
  Его крик привлек внимание остальных. Воронцов, Ксения, Дженкоуль, Тюлькин и светловолосый парень подошли ближе, не понимая, что происходит.
  - Ты его убил! - обвинил Павел Лаптева, в порыве гнева не замечая, что из поврежденной артерии почему-то не хлещет фонтаном кровь, как должна бы.
  - Это не он его убил, - внезапно вмешался светловолосый незнакомец. - Смотрите! - он указал рукой на шею Кирилла.
  Зрелище оказалось тошнотворным. В открытой ране вместо крови и мяса виднелась какая-то полужидкая желтоватая субстанция, по цвету и вязкости напоминающая гной.
  Ксения отшатнулась, зажимая себе рот руками, ощущая рвотные позывы. Тюлькин смешно ойкнул и рванул в кусты, где его и вывернуло на изнанку. Виктору Николаевичу Воронцову и Василию тоже стало сильно не по себе. Они поежились и отвели глаза в сторону, не в силах смотреть на отвратительную рану.
  В отличие от них, Лаптев и незнакомый светловолосый парень не ощутили брезгливой тошноты. Как и Берестов. За свою активную двухгодичную медицинскую практику в тунгусской глубинке он навидался всякого - и вонючих, пораженных газовой гангреной конечностей, и гнойных язв, и кишащих личинками запущенных рваных ран от медвежьих зубов и когтей. Поэтому сейчас его потряс не сам отвратительный вид тошнотворной раны, а невозможность происходящего.
  - Этого не может быть... - потрясенно пробормотал он. - Что это такое? А?!
  - Хотелось бы ошибиться, но... Боюсь, его переварили заживо, - пояснил светловолосый парень. - Думаю, это существо вонзило ему в артерию шип и впрыснуло яд. Нечто вроде очень сильного желудочного сока. Так что теперь его тело очень быстро разлагается изнутри.
  - Как такое может быть? - переспросил Павел.
  - В самом деле, Юзеф, - назвал незнакомца по имени Воронцов. Он преодолел брезгливость и теперь рассматривал рану на шее Кирилла с отстраненным любопытством ученого. - Ты уверен? Я никогда не слышал о таких животных. Насколько мне известно, только у пауков есть... как это у вас, у зоологов, называется...
  - Внешнее пищеварение, - подсказал тот, кого назвали Юзефом. - Но я не слышал, чтобы такое было у змей... - Он на мгновение задумался, а потом добавил: - Я вообще не думаю, что это змеи. Больше похоже на... растение. Хищное и очень необычное, но - растение. Надо бы взять образец с собой, чтобы потом провести... хм... ну, пусть будет вскрытие...
  В голосе Юзефа слышался едва сдерживаемый восторг. Еще бы! Открыть новый вид, если не класс, животных или растений. 'Может быть, это существо назовут моим именем', - промелькнула у него мысль. То что, у твари уже имелось название - залипала, Юзеф забыл. Вернее, в суете не обратил внимания на слова Лаптева.
  А вот Дженкоуль обратил. Он внимательно смотрел и слушал. И запомнил, что злому духу с человеческим именем Иван Лаптев знакомы эти твари. О-о-очень давно знакомы, судя по тому, как ловко он их крошил на куски. Почти не глядя, крошил. Словно занимался этим много-много лет, и подобное занятие уже успело ему порядком надоесть...
  'Он точно дух. Вот только, может, не плохой мэлкун, а хороший бугады?' - засомневался Василий.
  Внезапно резко кольнуло в ноге. Дженкоуль посмотрел на расползающегося студнем Кирилла, вспомнил недавний бой с залипалами...
  - Меня тоже укусила эта тварь! - Василия прошиб холодный пот.
  - Куда? - взгляд Лаптева стал острым, словно клинок.
  - Вот, - тунгус приспустил штаны, обнажая бедро, даже не заметив покрасневшей Ксюши. Она тут же отвернулась.
  На месте укуса виднелся багровый кровоподтек.
  Берестов и светловолосый зоолог Юзеф принялись рассматривать его, обмениваясь репликами типа: 'Надо сделать надрез и отсосать яд...', '...прижечь. Нож раскалить над костром и прижечь...'
  В отличие от них, Лаптев потерял интерес к Дженкоулю. Зевнул и отошел в сторонку.
  - Садись, - велел Павел Василию, обнажая нож. - Сейчас сделаем надрез и...
  - Не надо, - перебил тунгус. Его взгляд был прикован к Лаптеву.
  - Как так, не надо? - удивился Берестов. - Хочешь, как он? - Павел кивнул на растекшегося зловонной лужей Кирилла.
  - Да... То есть, нет... Погоди, мне отлить надо, - Дженкоуль отпихнул Берестова в сторону, надел штаны, подошел к Лаптеву и тихонько спросил так, чтобы не слышали остальные: - Ты скажи: мне конец?
  - Поживешь еще, - после паузы отозвался Лаптев. - Твой укус - ерунда. Яд попал в мышцу. Он быстро рассосется без последствий. Ну, поболит в этом месте немного и все, - Иван сделал паузу, глядя на приближающегося Берестова, замялся на мгновение, решая, продолжать или нет, но все же договорил: - Страшно, когда яд попадает в вену или артерию. А в мышцу ерунда. Не зря залипала метит своим шипом в шею. Или в запястье, или под коленку, или в сгиб локтя. Там вены близко к коже.
  Берестов с разинутым ртом выслушал медведеобразного заросшего волосами Ивана, которого наняли, чтобы таскать тяжести, и который еще недавно с трудом произносил слово 'экспедиция'.
  - Что ты сказал?! - ошарашено переспросил Павел, не веря своим ушам.
  - Ты что, глухой? - без тени насмешки, совершенно серьезно спросил Иван. - Или тупой? Тебе надо все по два раза повторять?
  - Да кто ты такой, черт тебя раздери?! - удивление Берестова нарастало.
  - Ну, точно, по два раза надо повторять, - вздохнул Иван и скучным голосом пробасил: - Лаптев я, Иван Казимирович. Уроженец Енисейска, одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года рождения. Бурлачил на Ангаре, а потом меня подрядил Воронцов...
  - Паша, он бугады. Дух, - с легким благоговением в голосе перебил Дженкоуль. Тунгус как обычно пропустил незнакомые слова вроде 'вен' и 'артерий' мимо ушей, вычленив главное: участь Кирилла ему не грозит. А еще он крепко-накрепко запомнил, что нельзя допускать укуса залипалы в определенные места тела.
  Воцарилось молчание.
  Почти скрытые усами и бородой губы Ивана дрогнули в усмешке:
  - Бугады... Как меня в жизни только не обзывали, но такого колоритного прозвища еще не было.
  - Колоритного, говоришь... - почти по слогам произнес Павел слово, которого не могло быть в лексиконе простого бурлака из Енисейска - малограмотного и наверняка не умеющего ни читать, ни писать. Впрочем, квалифицированно рассуждать про вены, артерии и мышцы бурлак тоже не мог.
  - Колоритного, - подтвердил Иван. Теперь глаза его откровенно смеялись. - Ты раскусил меня, Паша. Я беглый каторжник. Но не уголовник, а политический. Сам из Москвы. В некотором роде твой коллега... Но пусть это останется между нами, ладно? - торопливо договорил он, заметив, что к ним направляется Юзеф.
  - Чего с ним решили? - зоолог указал на тунгуса.
  - Да у меня уже все прошло, - соврал Дженкоуль. - Пойдемте лучше на прииск.
  - Надо похоронить его по-людски, - Воронцов указал на то, что осталось от Кирилла.
  Лаптев охотно поддержал геолога:
  - Вась, дай лопату. Тут земля мягкая, быстро управимся.
  Пока рыли могилу, Павел поискал глазами Ксению. Девушка отошла в сторонку и тихо плакала.
  - Ксюша, ты чего? - Берестов несмело положил ей руку на плечо.
  - Жалко Кирилла, - всхлипнула девушка. - Он папин студент... Вернее, уже закончил университет... Отец говорил, что он способный, у него большое будущее... Ты знаешь, - Ксения улыбнулась сквозь слезы, - Кирилл ухаживал за мной... Думаю, папа хотел, чтобы мы поженились...
  Берестов нахмурился, внезапно поймав себя на ужасной мысли: 'Как хорошо, что этого Кирилла с нами больше нет!'
  - А Юзеф? - вырвалось у Павла.
  - Что, Юзеф? - не поняла Ксения.
  - Ты его хорошо знаешь?
  - Нет. Знаю, что фамилия у него смешная - Тамм. Юзеф Тамм. Он вроде из обрусевших поляков. Или финнов. А может, латышей. Не знаю точно... По профессии зоолог. С папой уже не первый раз ездит. А все остальное... Ты лучше у отца про него спроси. Кстати, а чего ты вдруг им заинтересовался?
  - Да так... Надо же знать, кто с тобой рядом, - сказал полуправду Берестов.
  
  Никакого прииска на месте не оказалось - ни единой постройки. Не было даже самого захудалого сараюшки. Во все стороны величаво простиралась необузданная тайга, словно поглотившая малейшие следы деятельности человека.
  Там, где должен был располагаться прииск, бродили в полной прострации несколько золотодобытчиков и инженер. У инженера из рассеченного лба текла кровь, но он не замечал этого, явно находясь в шоке.
  - Виктор Николаевич, миленький! - едва завидев профессора Воронцова, инженер бросился к нему, как к последней надежде. - Как же так, батенька?.. А?.. Что же это?.. Куда все подевалось? - бессвязно выкрикивал он.
  Воронцов ответил ему что-то успокаивающее, но такое же бессвязное.
  Лаптев на подобные бессмысленные действия отвлекаться не стал - предпочел заняться насущными делами.
  - Вася, - окликнул он Дженкоуля, - пора подумать о ночлеге. Можешь сообразить что-нибудь на ужин? А я пока костер налажу.
  - Ночлег? - тунгус недоуменно огляделся.
  По ощущениям, этому затянувшемуся дню и впрямь пора было подойти к концу. Солнце уже давно исчезло, небосвод утратил синеву, но и назвать сумерками воцарившееся серое марево язык не поворачивался. Тусклое выцветшее небо напоминало грязный весенний снег, а в воздухе повисла чудная дымка, похожая на туман.
  - Светло... - задумчиво произнес Павел. - Будто в Санкт-Петербурге, - он повернулся к Лаптеву. - Это что, последствия взрыва? Да?
  - А я почем знаю, - равнодушно пожал плечами тот.
  
  На ужин был бугу - домашний олень. Из тех, кто в панике убежал во время кручины. Он не боялся людей, и доверчиво подошел к Дженкоулю.
  Олень оказался совсем молодой - двухлетка. Таких, как правило, не пускают на мясо - не выгодно, надо дать подрасти, поэтому Василию было до смерти жаль забивать его. Но люди в лагере хотели кушать. Вместе с золотодобытчиками там оказалось полторы дюжины человек, а такую ораву муравьиными яйцами не накормишь. И Дженкоулю пришлось, скрепя сердце, забить оленя.
  Вскоре вокруг большого костра торчали воткнутые в землю рожны с нанизанными кусками оленьего мяса и печени. Все это жарилось, испуская дивный аромат.
  В качестве особого лакомства Дженкоуль приготовил извлеченный из полых оленьих костей мозг. Это кушанье полагалось есть сырым, разве что посыпанным солью. Очень нежное на вкус, оно отлично дополняло жареное мясо.
  Мозга было не так много, поэтому Дженкоуль предложил его только Воронцовым, Павлу, ну и конечно Лаптеву, которого он искренне считал духом - потусторонним хозяином здешних мест.
  Виктор Николаевич, Лаптев и Берестов с удовольствием приняли изысканное угощение, а Ксения, к величайшему удивлению Василия, отказалась. Причем почему-то при виде беловатых комочков сырого мозга девушка побледнела и сделала движение, будто собиралась бежать в кусты, но справилась с собой и торопливо отказалась от еды, пояснив:
  - Я не голодна. Мы же недавно ели зеленые сыроежки с перловкой.
  - Что ели? - удивился ее отец.
  - Сыроежки с диким ячменем, - пояснила Ксения. - На вкус не очень изыскано, конечно, но есть можно.
  - Какие, ты сказала, сыроежки? - еле сдерживая улыбку, уточнил Воронцов.
  - Зеленые. Это местные грибы такие. Правда, Паша? - обратилась она за поддержкой к Берестову.
  - Ну... в общем... можно сказать и так... - промямлил тот, избегая встречаться взглядом с Виктором Николаевичем.
  - Зеленые сыроежки... Вот это кушанье... Деликатес! А что, ячмень был прямо-таки диким? Ну, хоть не хищным, а? Долго его ловили? Силки ставили или на прикорм брали? - Отец Ксении посмотрел на Павла. Глаза его смеялись.
  Берестов не знал, куда деваться от смущения.
  - Ксения Викторовна, - вмешался Тамм, - вы, наверное, что-то не так поняли. В природе не бывает зеленых сыроежек, да и дикий ячмень...
  - Юзеф, - перебил Виктор Николаевич, - передай мне, пожалуйста, еще порцию этого замечательного шашлыка. Кстати, я хотел тебя спросить об этих змеях... или растениях...
  Тамм сразу забыл про все сыроежки на свете, переключившись на любимую тему, а Ксения придвинулась к Павлу и тихо сказала:
  - Ты меня обманул! Выставил перед всеми полной дурой!
  - Ну, извини. Я боялся, что иначе ты не будешь есть и останешься голодной, - признался Берестов. - Вот как сейчас с мозгами. Ты знаешь, что это такое, и потому не ешь. А на самом деле это очень вкусно.
  - Да? - Ксения замешкалась, а потом, явно пересиливая себя, взяла с порции Павла кусочек и решительно положила себе в рот. Проглотила. - Ничего, есть можно. Только надо привыкнуть... А грибы с перловкой - это что было на самом деле?
  - Борщевик. Растение такое, - быстро ответил Павел, надеясь, что она забудет про 'дикий ячмень'.
  Не тут-то было.
  - А маленькие белые крупинки 'перловки', это что? - настаивала Ксения.
  - Э-э-э... - Берестову очень не хотелось отвечать.
  - Да говори уже, - подбодрила его Ксения.
  - Муравьиные яйца, - признался Павел.
  - Матерь Божья, - только и смогла сказать Ксения в ответ. - Я ела муравьев! Даже не их самих, а... О, Господи! - Она коротко рассмеялась, а затем решительно отобрала у Павла его порцию оленьего мозга: - Ну, после муравьиных яиц мне уже ничего не страшно.
  Ксения принялась за еду, пересиливая брезгливость, пытаясь думать не о составе блюда, а только о его, кстати сказать, и в самом деле очень нежном вкусе.
  Когда первый голод был утолен, у собравшихся возле костра людей возник вопрос, что делать дальше. Инженер и большинство золотодобытчиков настаивали на том, чтобы идти в Ванавару.
  Воронцов поддержал их. Это категорически не понравилось Тюлькину.
  - В-виктор Н-николаевич, в-вы к-кое о чем заб-б-были, - попытался намекнуть он. - У на-а-ас с в-вами есть н-неоконченные д-де-е-ла.
  - Я помню, Фрол Кузьмич, - кивнул геолог. - Но обстоятельства изменились. Мы не сможем продолжить нашу миссию с вами вдвоем. Нужны люди, оборудование... Съестные припасы, в конце-то концов!
  - Вы не правы, Виктор Николаевич, - мягко возразил Лаптев. - У нас есть все, что нужно. Вам нужны люди? А чем они плохи? - он указал на сидящих вокруг костра Тамма, золотодобытчиков, Павла и Василия.
  - Д-действительно, - подхватил Тюлькин. - А об-б-борудование у меня с со-о-обой, - он похлопал ладонью по своему вещевому мешку.
  - А продовольствие? - язвительно усмехнулся Воронцов. - Скажете тоже там?
  - А продовольствие - вот оно, - Лаптев кивнул на Дженкоуля.
  - Предлагаете его съесть? - мрачно пошутил Берестов.
  - Ни в коем разе, - замахал руками Лаптев. - Он не само продовольствие, а его источник. Кто, по-вашему, обеспечил нам этот ужин?
  Все машинально посмотрели на Дженкоуля.
  - Спасибо Василию... э-э-э... как тебя по батюшке? - спросил Лаптев.
  - Федорович. Но можно просто Василий. А вообще, бугады... э-э-э... Иван прав, - поддержал Лаптева Дженкоуль. - Зачем нести с собой еду, когда ее вокруг и так полно? Тайга она завсегда прокормит.
  - Спасибо, Вася, - с чувством поблагодарил Лаптев.
  - Не понимаю, что мы тут обсуждаем, - вмешался инженер прииска. - Мне кажется, после случившегося двух мнений быть не может - надо идти в Ванавару. И точка!
  - В самом деле, Фрол Кузьмич, - принялся уговаривать Тюлькина Воронцов. - Я думаю, самым разумным для нас сейчас будет воротиться в Ванавару. А еще лучше, в Петербург. Заново оснастить экспедицию и вернуться сюда на следующий год. Эти наши, как вы изволили выразиться, дела никуда не убегут. Через год мы снова...
  - Да я-то не п-против, - вздохнул Тюлькин. - Но те лю-ю-юди, что отп-п-правили н-нас с в-вами сюда, могут р-разозлиться. Мы же не в-выполнили т-того, что они н-нам велели... - Он сделал многозначительную паузу.
  Василий и Павел сразу вспомнили рассказ Ксении о том, как ранили ее мать, чтобы заставить Воронцова поехать в Сибирь. 'Похоже, и Тюлькин тут не по своей воле, - сделал вывод Берестов. - Интересно, а у него кто из близких оказался под ударом? Сестра? Мать? Отец? Или все сразу?'
  Воронцов помрачнел, видно тоже вспомнив о своей жене и петербургском 'госте'.
  - Петербург откладывается, - решил геолог. - Но до Ванавары все же предлагаю дойти. Тут ведь всего дня три пути, не больше? - спросил он у Дженкоуля.
  - Можно и быстрее, - кивнул тунгус. - Только, если придумаем, как обойти 'Морозку'. Заодно и мимо моего стойбища пройдем. Надо посмотреть, что там кручина натворила. Все ли живы-здоровы.
  - Что за 'Морозка'? - удивился Воронцов.
  - Это лед такой, за грядой.
  - Давайте-ка все по порядку, - предложил Воронцов.
  - Ну, если по порядку... Мы пошли с Васей бить волков возле Чургима, - начал Павел. - И вдруг... - он задумался, подыскивая слова, чтобы как можно точнее описать произошедшее.
  - Кручина случилась, - вмешался Дженкоуль. - Огды два раза стрелял. Огонь был. Ветер. Потом буручел (*буручел - лес, поваленный ураганом, эвенк.).
  - Ну, в общем, если в двух словах, то да, все так и было, - хмыкнул Берестов. - А еще вода поднялась. Там, за грядой, все затопило.
  - Мы чуть не погибли, - вступила в разговор Ксения. - Вначале нас едва олени не затоптали, а потом 'Морозка' началась. Мы еле убежали, а олень насмерть замерз. Еще взрывы были. 'Барабанщики'. Они двигались прямо на нас.
  Лаптев скучающе достал засапожный нож и принялся обстругивать щепки для растопки костра. Остальные слушали, разинув рты, время от времени перебивая и громко обсуждая. Разговор то и дело сбивался в сторону или превращался в спор.
  И лишь Воронцов в споре не участвовал. Он внимательно выслушал рассказ дочери, дополненный разъяснениями Берестова, и задумался.
  - А у нас все было по-другому, - скорее для Павла, чем для всех остальных сказал он. - Наша экспедиция вышла с прииска ближе к обеду. Хотели с утра, но подзадержались маленько. Где-то на версту отошли, и началось...
  - Погодите, - вмешался Берестов. - Вы что-то путаете. Катаклизм начался утром. А вы говорите, к обеду.
  - Когда мы выходили с прииска, на моих часах было ровно одиннадцать по полудню, - Воронцов продемонстрировал механические часы-луковицу на серебряной цепочке. - Они ходят точно, можете не сомневаться. Так что вышли мы в одиннадцать, потом еще какое-то время шли. Выходит, первые молнии ударили около двенадцати, а это уже далеко не утро.
  - Как же отвратительно август начался, - вздохнула Ксения.
  - Июль, - машинально поправил Берестов. - Июль начался. Вернее, завтра начнется. Сегодня тридцатое июня.
  - Вы что-то путаете, молодой человек, - вмешался инженер прииска. - Тридцатого июня я был в Енисейске с отчетом. А сегодня третье августа 1908 года от рождества Христова.
  - Точно так, - подтвердил Воронцов.
  - В-в-ерно, - кивнул Тюлькин. - Т-третье авгу-у-уста.
  - Ну, хотя бы год совпадает, - ошарашено протянул Берестов.
  - Знаете, я тут припомнил еще одну странность, - заговорил Тамм. - Сначала ударил гром, и только потом молния. Причем прямо с чистого неба.
  - Действительно чудно, - подхватил один из старателей. - Обычно гроза с тучами приходит. При чистом небе ее не бывает.
  - Странность не только в этом, - нахмурился Воронцов. - Не может гром идти впереди молнии. Сначала свет, а потом звук. И никак наоборот.
  - Верно, - подтвердил Дженкоуль. - Всегда сперва дюсэн (*дюсэн - молния, эвенк.) бьет, а уж потом громыхает.
  - Обычно да, так, - согласился Воронцов. - Только на сей раз все было наоборот.
  - Чудно, - удивился тунгус.
  - Виктор Николаевич, а дальше что с вами было? - спросил Берестов.
  - Я потерял сознание, причем даже не понимаю толком от чего. Просто в глазах потемнело и всё.
  - И я тоже, - вспомнил Тамм.
  - А я башкой о дерево шмякнулся, когда от молнии убегал. Дальше ничего не помню, - поделился своей историей один из старателей.
  Остальные тоже загалдели, вспоминая.
  - Выходит, сознание теряли абсолютно все, - сделал вывод Берестов. Он вопросительно посмотрел на Лаптева.
  - Я тоже, - подтвердил тот.
  - А знаете, что еще очень странно, - неожиданно осенило Воронцова.- Сознание потеряли все в одном месте, а вот очнулись почему-то в разных. Когда ударили молнии, и Ксения, и Фрол, и остальные из экспедиции были рядом со мной. Нас всего было семнадцать человек.
  - С-е-е-мнадцать, - подтвердил Тюлькин.
  - А очнулись мы вшестером, - продолжал Виктор Николаевич. - Причем не в низине, где нас застали молнии, а почему-то на вершине.
  - Мы вдвоем остались в низине, - пробасил Лаптев.
  - А меня отбросило аж за гряду, - напомнила Ксения.
  - Да. А где остальные вообще не известно, - вздохнул Воронцов.
  - Так и у нас большую часть народа раскидало, - добавил инженер. - На прииске больше тысячи рабочих было. Куда они все подевались? И где сам прииск?
  Вопрос остался без ответа. Все потрясенно молчали.
  - В произошедшем катаклизме вообще очень много непонятного, - вернулся к прежней теме Берестов. - Вы описываете гром и молнии, а у нас было больше похоже на чудовищный взрыв огромной бомбы. Вернее, аж двух бомб...
  Сам Павел бомбистом никогда не был, но в их революционном кружке, в Санкт-Петербурге, числился один химик. Тоже из недоучившихся студентов. Он пытался сделать бомбу, чтобы подорвать некоего жандармского генерала. Берестов дважды присутствовал на испытаниях этих самоделок, которые проходили за городом в лесу.
  Бомбы выходили маломощными, больших разрушений не причиняли - оставляли лишь углубления в земле, размерами в четверть сажени. Но Павел хорошо запомнил, как выглядели сами взрывы: громкий звук и волна горячего воздуха пополам с землей, а короткая вспышка огня в самом центре взрыва.
  Сегодня же все оказалось по-другому. Сначала два громких звуковых удара - словно раскаты грома - подряд, потом огненный вал, а следом воздушная волна. Не слишком похоже на взрывы от огромных бомб. Впрочем, в таких делах Берестов почти не разбирался. Весь его опыт ограничивался наблюдением с почтительного расстояния за испытаниями двух кустарных самоделок.
  - Ладно, оставим в покое взрывы, - продолжал Павел. - И без них какая-то чертовщина получается. Смотрите. Гряда эта появилась из ниоткуда. Но вы ее узнаете, а мы нет. Вы говорите про речку Злату Водяницу и прииск... кстати, каторжники тоже про нее говорили... но мы про такое и слыхом не слыхивали, хотя Василий ходил тут тысячу раз.
  - Верно, - поддакнул тунгус.
  - А про прииск и я бы знал. Наверняка ездил бы туда лечить рабочих. И про экспедицию вашу, Виктор Николаевич, я бы знал, ведь вы не могли не побывать в Ванаваре. Вам же надо было где-то купить провизию.
  - Из Енисейска мы действительно отправились в Ванавару, - подтвердил Воронцов. - Прибыли на факторию к обеду. До конца дня занимались закупками продуктов. Нанимали проводников и оленей. Потом заночевали, а утром двинулись дальше - к прииску.
  - То есть вы провели там почти день, но мы с вами так ни разу и не встретились. Как такое могло быть? Ванавара - фактория маленькая, все пришлые на виду. О таком событии, как экспедиция из самого Санкт-Петербурга обычно судачат все, кому не лень. А я ничего подобного не слышал. Почему? Кстати, а в чьем доме вы ночевали, не помните?
  - У купца... м-м-м... Онишина, кажется. Его супругу Ольгой Дмитриевной зовут.
  - Онишин вдовец, - покачал головой Берестов. - Его супруга... только не Ольга, а Наталья Дмитриевна... прошлой зимой от грудной жабы преставилась.
  Ксения недоуменно пожала плечами:
  - Странно как-то. Я очень хорошо помню Ольгу Дмитриевну. Мы же с ней виделись меньше двух недель назад.
  - Смотрите, - азартно продолжал Павел. Кажется, он ухватил суть и теперь разматывал нить происходящего, словно запутанный клубок. - Жены у купца разные. Сегодняшние даты у нас с вами тоже разные. Время начала катаклизма не совпадает: у вас все произошло около двенадцати, а у нас почти на пять часов раньше. Да и сама кручина протекала по-разному. Такое чувство, что... - Берестов на мгновение запнулся, а потом выпалил: - Мы с вами, как будто, живем не в одной Сибири, а в двух разных! В вашей есть и гряда, и речка с прииском, а в нашей их нет. В вашей купец Онишин женат, а в нашей вдовец. Тогда понятно и то, почему экспедиция заходила в Ванавару, а я об этом ничего не знаю. Потому что разные это Ванавары! У вас своя, у нас своя! Мы бы никогда и не узнали о существовании друг друга, но что-то такое произошло... Не знаю... Возможно, причина в том самом сегодняшнем катаклизме... Как бы там ни было, обе Сибири словно перемешались, и мы встретились!
  Сидящие у костра люди уставились на Берестова, как на сумасшедшего.
  - Как вообще такое возможно? Две Сибири одновременно! Вы, конечно, извините, юноша, но ваше предположение больше похоже на бред! - высказал мнение большинства инженер. - Судя по вашему лицу, вы сегодня явно головой ударялись...
  - И не раз, - хохотнул Тамм.
  - Вот у вас в голове все и перепуталось, - договорил инженер.
  Павел насупился и машинально посмотрел на Ксению. Выглядеть в ее глазах психом и дураком ему совсем не хотелось. Но девушка не смотрела на него. Она не отводила глаз от пламени костра.
  - Зато это объясняет все загадки, - внезапно поддержал Павла Лаптев. - И путаницу с датами и все остальное.
  - Бред! - уверенно повторил инженер. - А объяснить все, как вы изволите выражаться, загадки можно и проще - последствия контузии. Провалы в памяти, потеря ориентации. Галлюцинации, в конце-то концов!
  - Павел, вы же, насколько я понял, врач, - подхватил Юзеф. - Образованный человек. Не можете же вы всерьез верить во всю эту чушь про две Сибири? И где они, по-вашему, находятся? На разных планетах? - зоолог ехидно ухмыльнулся, тоже мельком посмотрел на Ксению и язвительно посоветовал: - Вам, Павел, приключенческих романов надо поменьше читать.
  Берестов заиграл желваками. Язвительный тон Тамма воспринимался как удар ниже пояса. Тем более что ответить Павлу было нечего. На первый взгляд, его предположение и впрямь выглядело бредом. Впрочем, и на второй взгляд, и на третий тоже...
  Общий разговор распался. Люди зашевелились, укладываясь спать. Светлая странная ночь оставалась по-летнему теплой, и потому можно было лежать прямо на земле у костра, подстелив для мягкости армяки и парки.
  Для себя, Ксении, ее отца и Павла Дженкоуль соорудил широкую подстилку из лапника. Кое-кто из золотодобытчиков последовал его примеру. Тюлькин и Тамм хотели было приткнуться рядом с Воронцовыми, но Дженкоуль нагло заявил:
  - Сами себе лежанки делайте. - Он в упор посмотрел на Юзефа: - Или ты только языком работать горазд? А руками совсем не умеешь?
  Тамм явно разозлился, но накалять обстановку не стал. Отошел в сторонку, бросив на тунгуса отнюдь не дружелюбный взгляд.
  Лаптев подошел к Берестову:
  - Паша, ну-ка пойдем, прогуляемся.
  - Ну, пошли, - не стал возражать Павел.
  Иван подтолкнул Берестова вперед. Сам пошел чуть сзади, приобняв его за плечи, вроде как помогая идти раненому. Внезапно Павел ощутил острую боль в шее - Лаптев воткнул ему в тело иглу странного на вид шприца и принялся вводить какую-то мутноватую жидкость.
  - Эй, ты чего?! - Павел попытался отстраниться, но тело почему-то не слушалось, будто стало чужим.
  - Да успокойся ты, - пробасил Лаптев, - я тебе помочь хочу.
  Он закончил ставить инъекцию и убрал опустевший шприц за пазуху. Похлопал Павла по плечу, и тотчас к Берестову вернулась способность двигаться.
  Павел шарахнулся в сторону от Лаптева:
  - Ты что мне ввел?!
  - Это лекарство, которое повысит твой иммунитет, - миролюбиво пояснил Иван. - Что такое иммунитет, знаешь?
  - Ты мне зубы не заговаривай! При чем здесь иммунитет?
  - Видишь ли, Паша. Скажу тебе как... хм... лекарь лекарю: твой собственный организм - это лучший доктор на свете. Он сам, без всякой помощи извне, справится с любой болячкой при одном-единственном условии: сильном иммунитете.
  - Что за бред? Где ты только медицине обучался? - фыркнул Павел.
  - Далеко отсюда... Но это не бред. Это доказано на практике. Возможно, и ваша медицина со временем переросла бы в иммунологию... А может и нет, - одернул сам себя Лаптев. - Короче, Паша, утром убедишься, что я тебе не враг - когда проснешься почти здоровым.
  - Что, и дырка в боку зарастет? - скептически скривился Берестов.
  - А у тебя там дырка? Пуля? Нож? - деловито уточнил Иван.
  - 'Морозка', - в тон ему так же кратко ответил Павел.
  - Тебя 'Морозка' зацепила, а ты живым ушел? - удивился Лаптев и забормотал сам себе: - Странно... Хотя... Видимо, тут аномалии еще молодые, не зрелые...
  - Эй! Я все еще здесь, - напомнил о себе Берестов. - И все еще жду ответа на свой вопрос: что за препарат ты мне ввел?
  - Самый обычный имульгетик. Его еще иногда регенерином кличут.
  - Обычный? - Павел нахмурился. - Да ты издеваешься, что ли?!
  - Паша, я тебе не враг, - повторил Лаптев и посмотрел Берестову в глаза. - Мы можем и должны помочь друг другу. По одиночке нам из этого дерьма не выбраться, уж поверь мне на слово... А препарат... Неважно, как его называть. Он подсобит твоему организму бороться с болячками. И он посильнее твоего Иван-чая будет. Дырка в боку сразу, конечно, не зарастет, но воспаления точно не будет. Да и заживление пойдет намного быстрее. Этакая мини-регенерация... Короче, завтра утром ты проснешься почти здоровым и сможешь идти наравне со всеми, - быстро договорил Иван, заметив гримасу раздражения на лице Берестова.
  Павел не понимал почти ни слова из объяснений человека-медведя. Какая-такая мини-регенерация? И как вообще возможно быстрое заживление таких ран, как у него?
  Он чувствовал, что с ним и остальными происходит нечто из ряда вон выходящее. Самое страшное - ситуацией никто из них, кроме, возможно, вот этого Лаптева, не владел. И все это приводило Берестова в раздражение.
  - Ты кто такой, а? - в очередной раз спросил Павел Ивана.
  - Лаптев Иван Казимирович, москвич. Политический ссыльный. Попал на каторгу. Определили на солевой завод. Бежал, - скучным голосом зачистил тот очередную выдумку.
  - Да хватит уже из меня дурня-то делать, - окончательно обозлился Берестов, смерил Лаптева недружелюбным взглядом и пошел в лагерь.
  Иван за ним. Шел молча рядом, будто ничего не произошло.
  В лагере Лаптев отыскал тунгуса:
  - Вася, пойдем со мной...
  - Ему тоже хочешь свое чудо-лекарство вколоть? - насторожился Берестов. Несмотря на заверения Ивана, препарат на деле запросто мог оказаться медленнодействующим ядом или еще какой пакостью.
  - Нет, ему не надо. Он и так здоров, - ответил Лаптев Берестову и повернулся к Дженкоулю: - Поможешь сделать мне охранный периметр.
  - Охранный что? - не понял тунгус.
  - Неважно как называть, - отмахнулся Лаптев. - Пусть будет охранное кольцо.
  Иван выбрал из заготовленного для костра сушняка несколько изогнутых небольших веток и принялся раскладывать их на земле, окружая временный лагерь подобием кольца. Укладывал так, чтобы ветки не привлекали к себе особого внимания и в то же время любой, кто попытается подойти к лагерю, обязательно наступит хотя бы на одну из них. Сухая ветка вмиг захрустит, извещая о непрошенном госте.
  Веток оказалось мало, на весь периметр не хватило, и Лаптев отправил Дженкоуля собирать еще. Велел натаскать в запас и сложить возле костра.
  - Если будут лишними, на растопку пойдут, - пояснил Иван.
  Когда работа была окончена, Лаптев предупредил Василия:
  - Спать вполглаза, оружие из рук не выпускать. Как ветки затрещат, сразу стреляй, а уж потом будем разбираться, кто да зачем.
  - Погоди. А если это кто из наших до ветру пойдет? А я его застрелю, - высказал сомнение Василий.
  - Своих мы предупредим. Пусть терпят до утра и за периметр не шастают, - отрезал Лаптев.
  
  По старой охотничьей привычке Василий и без указаний Лаптева спал очень чутко. Едва слышный треск мгновенно прервал его сон, но стрелять сразу Дженкоуль не стал - вначале решил рассмотреть, кто идет. Это оказался один из старателей - большая нужда заставила его забыть о предостережении Лаптева. Справлять ее вблизи от спящих людей он постеснялся, терпеть не мог или не захотел, и решил отойти подальше за деревья.
  Лаптев тоже проснулся, проводил старателя злым взглядом, проворчал:
  - Теперь вот периметр восстанавливать придется, - и принялся выбирать подходящие ветки из запаса.
  - Погоди, - остановил его Василий, - этот же скоро назад пойдет, снова их переломает. Пусть он вернется, тогда и разложим.
  Лаптев не ответил. Разбросал новые ветки взамен сломанных и молча улегся спать.
  Дженкоуль удивленно понаблюдал за ним, а потом все же решил пока не спать, а дождаться ушедшего рабочего и вновь восстановить после него периметр.
  
  Вокруг лагеря росли редкие лиственницы, высоких кустов поблизости не было, и старатель решил отойти подальше. Светлая ночь больше напоминала пасмурный день, легкий туман почти не скрывал видимости, и привыкший к жизни в тайге золотодобытчик совершенно не боялся.
  Конечно, можно было случайно столкнуться с медведем, но надежное ружье за спиной придавало уверенности. Старатель знал, как себя вести при встречах с любыми хищниками тайги. Не впервой. Как и всякому таежному жителю, ему приходилось неоднократно бить зверя, и рысь с медведем в том числе. Поэтому прежде чем удаляться от лагеря, он предусмотрительно зарядил свое шомпольное ружье. Из сумки-пороховницы сыпанул прямо в дуло жменьку пороха, засунул войлочный пыж, закинул двенадцать шариков свинцовой дроби и закрыл все это еще одним пыжом. Затем с силой вбил шомполом получившийся импровизированный патрон в дуло ружья. Действовал быстро, привычно, да и бурлящий живот подгонял.
  Зарядив ружье, старатель выскользнул из лагеря. Отошел шагов на тридцать и решил, что тут никого не потревожит громкими звуками, сопровождающими опорожнение кишечника. Выбрал местечко под широкой лиственницей, приспустил штаны и занялся делом.
  Внезапно раздался легкий шорох, и на стоящей в отдалении лиственнице закачалась нижняя из веток. Старатель посмотрел в ту сторону, но никого не увидел.
  - Наверное, белка, - решил золотодобытчик.
  Шорох повторился уже ближе. Показалось, что хрустнула ветка под чьей-то ногой или лапой. Теперь источник звука явно находился прямо перед золотодобытчиком на расстоянии всего шести-семи шагов. Старатель вытаращил глаза и зашарил взглядом в поисках источника звука, но по-прежнему никого не заметил. Зато очень явственно разглядел, как покачнулась лежащая на земле прошлогодняя шишка, словно задетая чьей-то невидимой ногой.
  Старатель сдернул с плеча ружье, чувствуя, как волосы на голове и теле начинают шевелиться от страха. Он не понимал, что происходит, и это пугало больше всего. Забыв натянуть штаны, он выпрямился и сделал шаг вперед.
  Внезапно ему показалось, что рядом и чуть сбоку кто-то стоит.
  Нет, не показалось - старатель мог бы поклясться в этом! Некто невидимый стоял, почти касаясь левого плеча золотодобытчика. Старатель слышал его тихое дыхание, вернее сопение - медленное, спокойное. Казалось, невидимка с интересом разглядывает человека, решая, что это за существо, и что с ним делать.
  Старатель отшатнулся, вскидывая ружье, но запутался в приспущенных штанах и рухнул на землю, успев все же выстрелить. Видно дробь краем задела невидимку - раздался обиженный рев, и воздух внезапно окрасился красным. Старатель почувствовал, как на него надвинулась волна теплого воздуха, а потом резкая боль полоснула по животу. Чудовищные невидимые ножи в один миг разодрали и одежду, и кожу, и мясо.
  Золотодобытчик закричал от боли и ужаса, глядя, как из его распоротого живота вываливаются внутренности. Почти погасшее от болевого шока сознание успело заметить возникшее из ниоткуда уродливое, заросшее бурым мехом лицо-морду и огромную, когтистую то ли лапу, то ли руку. Морда приблизилась совсем близко к золотоискателю. Черные глаза-бусинки с интересом осмотрели гримасу боли на лице человека. Ноздри странного существа зашевелились, втягивая запах свежей крови. Рука-лапа подцепила выпавшие из распоротого живота кишки и потянула их в рот-пасть.
  Последнее, что услышал в своей жизни старатель - это отвратительное чавканье уродливого существа, которое пожирало его заживо...
  
  Выстрел, непонятный рев и предсмертный крик старателя переполошили лагерь. Люди спросонок вскакивали на ноги, не понимая, что происходит и куда бежать. Четко действовали лишь Лаптев и Дженкоуль. Они первыми добрались до растерзанного трупа золотодобытчика, успели заметить чудное огромное поросшее мехом существо, склонившееся над ним.
   Два выстрела прозвучали практически одновременно. Пуля из Винчестера прошила существу голову, а вторая - из трехлинейки, разворотила спину. Существо взревело, вскочило на ноги и попыталось броситься на обидчиков.
  Дженкоуль выстрелил снова. И снова. Иван не отставал, быстро передергивая зарядную скобу своей 'американки'.
  Пули из Винчестера и трехлинейки буквально изрешетили туловище и голову существа. Оно рухнуло наземь, но не сдохло - глухо ревело и пыталось встать.
  Лаптев добил его выстрелом в упор, а Дженкоуль на всякий случай еще и всадил ему штык в грудь, в то место, где обычно находится сердце.
  Тут прибежали остальные: зоолог Тамм, Берестов, Воронцов и некоторые из старателей, кто посмелее или любопытнее. Увидели два трупа. Один - разодранный и надкусанный золотодобытчика, и второй - убившей его твари.
  - Матерь Божья! Свят-свят-свят, - забормотал один из старателей, бледнея и крестясь. - Это что ж за бес-то такой? Али сам черт из преисподней?
  Убитое существо и впрямь навевало мысли о гиене огненной. Не хватало только копыт, рогов и хвоста.
  Внешне странное создание походило на заросшего мехом человека, только уродливого и очень высокого - ростом сажени в полторы, не меньше. Чересчур широкие плечи опускались книзу, словно существо постоянно сутулилось. Огромные и явно сильные руки с пятью пальцами имели непропорциональную длину, почти достигая колен. Вместо ногтей торчали длинные, желтоватые, острые и по виду прочные когти. Ноги с широкими ступнями выглядели крепкими, но не массивными.
  Глядя на мощный костяк твари, Василий про себя отметил, что этот зверь, или демон, кто бы он ни был, двигался при жизни невероятно быстро. Во всяком случае, неуклюжим его точно не назовешь.
  Тяжелая массивная челюсть существа выдавалась вперед, а огромный рот с таким же успехом можно было принять за пасть. Посередине низкого лба, чуть выше двух маленьких глаз, торчало нечто странное, сейчас прикрытое чем-то, напоминающем веко.
  - На гориллу похож, - неуверенно предположил зоолог Тамм.
  - Ну, откуда ж взяться гориллам в Сибири? - засомневался Воронцов. - И потом... Я конечно, не зоолог, но гориллы людей не едят.
  - Новый вид. Сибирская трехглазая плотоядная горилла, - размечтался Тамм, мысленно уже приписывая себе второе научное открытие после змей-залипал.
  - Трехглазая? - переспросил Воронцов. - Полагаешь, что эта бульба посреди лба - третий глаз?
  - Во всяком случае, очень похоже, - настаивал Юзеф.
  - А он такой тут был один? - неожиданно прервал полет научной мысли практичный инженер.
  Вообще-то эта простая мысль беспокоила и остальных. Никто не желал оказаться на месте погибшего старателя.
  -Давайте вернемся внутрь периметра, - предложил Лаптев. - Снова хворост разбросаем и будем по очереди караулить до утра.
  - А как же?.. - инженер указал на тело старателя. - Надо похоронить.
  - Утром и похороним, - отрезал Лаптев.
  Переговариваясь и со страхом оглядывая окрестности, люди вернулись к костру. Дежурства распределили быстро. Впрочем, в очередности не было нужды - большинство и так до утра не сомкнуло глаз.
  Уснули лишь шестеро: Лаптев, Берестов, Дженкоуль, Воронцов-старший, зоолог Юзеф Тамм и... заика и трусишка Тюлькин.
  Он не пошел смотреть со всеми на трупы - остался у костра с Ксенией и еще двумя осторожными или нелюбопытными старателями.
  Когда вернувшиеся люди, перебивая друг друга, в захлеб принялись рассказывать об увиденном, Тюлькин поежился, суетливо перекрестился и сказал:
  - В-вот в-види-и-те, К-ксюша, к-как хорошо, что м-мы с в-вами не пошли. А т-то бы до ут-тра гла-аз от ужаса не сомкнули.
  - А я и так теперь не сомкну, - возразила девушка.
  - На-апрасно, г-г-голубушка. Н-а-апрасно... - Тюлькин немного повозился на подстеленном для мягкости на землю армяке и затих. Заснул.
  Берестов с уважением посмотрел на него и обратился к Ксении:
  - Он прав, тебе надо отдохнуть. Не бойся, все уже позади. Эта тварь мертва. До утра все будет спокойно.
  Сказано было настолько уверенно, что Ксения поверила и сумела расслабить взведенные до предела нервы. 'Раз Паша говорит, значит, так и будет', - решила она, пододвинулась поближе к Берестову и через некоторое время и впрямь заснула.
  Воронцов-старший украдкой понаблюдал за ними, но вмешиваться не стал.
  
  Ночь и в самом деле прошла спокойно. Утром пошли хоронить старателя, но трупов на месте не оказалось. Оба тела - и человека и твари - исчезли без следа. Вернее, кровь и обрывки внутренностей человека никуда не делись. Но это было единственное, что напоминало о ночном кошмаре.
  Конечно, тут же посыпались предположения о том, куда делись трупы. Причем догадки высказывались одна нелепее другой. Василий в бесполезном обмене мнениями участвовать не стал. Отметил про себя только, что вокруг не было следов ни волков, ни других падальщиков.
  Он отловил Лаптева и тихо спросил:
  - Ты ведь знаешь, что это за зверь. Да? Про залипал знал, и про него знаешь!
  - Нет. Вернее, про залипал да, знаю. Почитай с самого детства с ними дело имею. А вот урода этого трехглазого вчера увидел впервые. Там, откуда я родом, таких зверей... или людей... нет.
  Лаптев замолчал и отошел в сторонку, показывая, что разговор окончен.
  Дженкоуль задумчиво посмотрел ему вслед: верить или нет. Иван - бугады, хозяин тайги. Значит, должен знать обо всех бесах и духах, что водятся на его земле. А тот заросший мехом, похожий на человека и медведя одновременно, трехглазый монстр совершенно точно злой дух. Кем же еще он может быть?
  Выходит, Лаптев не может не знать о нем! Хотя с другой стороны, какой смысл Ивану врать?..
  
  
  ЧАСТЬ 2
  МАЯН
  
  'Маян - злой рок охотника, эвенк.'
  
  По негласному уговору дорогу выбирал Дженкоуль.
  - Пройдем вдоль гряды на полдень, - решил тунгус. - Попробуем обойти 'Морозку'. Нам бы только к Хушмо выйти, а там и до моего стойбища недалеко.
  Возражений не последовало. Сбитые с толку, растерянные и напуганные люди были готовы идти за кем угодно, лишь бы побыстрее выбраться из страшных и непонятных мест.
  Воронцов и Тамм заинтересовались было 'Морозкой'. Юзеф даже хотел отколоть кусок странного льда, но Лаптев резко оттолкнул его в сторону:
  - Не прикасайся, если жить охота!
  - Отвали от меня, скотина! - Зоолог зло поиграл желваками и сжал кулаки.
  Лаптев ответил веселым взглядом, дескать, давай, помахаемся, если хочешь.
  - Юзеф, успокойся, - остановил зоолога Воронцов. - Иван прав, это опасно. Вон замерзшего оленя видишь? Хочешь, как он?
  Тамм пробурчал что-то неразборчивое, посверлил Лаптева злым взглядом и отошел в сторонку, разом теряя интерес и к наглому 'рабочему', и к необычному льду.
  Двинулись дальше вдоль гряды. Дженкоуль шел первым, выискивая, где бы свернуть, чтобы обойти 'Морозку'. Остальные шли более-менее вытянутой толпой, переговариваясь между собой, обсуждая кровавое ночное событие.
  Зоолог Юзеф Тамм ввязался в спор с инженером прииска по поводу существования обезьян в Сибири, и их голоса, в запале, звучали громче остальных. Дженкоуль оглянулся на них, хотел сказать, чтоб говорили потише, но в последний момент передумал. Промолчал. Понял, что все равно бесполезно. Заносчивый Тамм считает себя умнее всех и не прислушается к доброму совету.
  Лаптев догнал Берестова, придержал за плечо:
  - Поговорить бы. С глазу на глаз.
  Павел коротко кивнул и замедлил шаг, пропуская вперед остальных.
  После чудо-лекарства Лаптева Павлу и впрямь значительно полегчало. Рана в боку выглядела так, словно ей уже как минимум неделя. С лица почти сошли кровоподтеки, и только новые зубы не выросли взамен выбитых, на что Павел втайне немножко надеялся. Но, как оказалось, этот самый регенерин тоже не всесилен.
  И все же отношение к Лаптеву у Берестова переменилось в лучшую сторону. 'Конечно, Ваня очень странный, и у него полным-полно секретов, но в целом он мужик - что надо', - решил Павел.
  Лаптев и Берестов пристроились группе в хвост.
  - Паша, за нами кто-то идет, - тихонько сказал Иван.
  - В смысле идет? - не понял Павел.
  - В прямом. За нами следят. Ты только не оглядывайся, а то спугнешь.
  - Ага... - Берестов внутренне напрягся. Он хорошо помнил, что такое слежка еще по Петербургу. Прежде чем арестовать, за ним несколько дней ходили агенты охранки. Но там ситуация была понятной, а кому надо следить за ними здесь, в глухой тайге?.. - Ваня, ты уверен?
  - Абсолютно. У меня на это дело чутье.
  - И зачем ему это, как думаешь?
  - А зачем охотник выслеживает дичь? - вопросом на вопрос ответил Лаптев.
  - Снова беглые каторжники? - вырвалось у Павла.
  - Вот мы с тобой это сейчас и выясним. Тихонько отойдем в сторонку и затаимся где-нибудь поблизости. Посмотрим, что за охотник такой на наши головы выискался... Паша, делай как я. Только осторожно, не спугни.
  Они прошли вместе со всеми еще немного вдоль гряды, выискивая подходящее место для засады. Поравнявшись с молодым ельником, Лаптев исчез. Вернее, плавно нырнул в сторону пушистых елочек и затерялся среди колючих ветвей. Это произошло настолько быстро, что Берестов в первый момент и не заметил его исчезновения, и только рассерженное шипение Ивана:
  - Паш, ты чего, заснул? Давай сюда! - побудило Павла последовать примеру Лаптева.
  Под прикрытием ельника они поднялись повыше, намереваясь держать под наблюдением весь склон - на случай, если охотники идут не точно по следу людей, а держатся параллельным курсом.
  Лаптев выбрал каменистый уступ и сделал жест Павлу: мол, тут устраивайся. А сам отошел чуть в сторонку так, чтобы видеть и склон, и Берестова и залег, держа наготове винтовку.
  С непривычки Павлу сидеть, вернее, лежать в засаде оказалось непросто. Иван, как занял позицию, так и застыл каменным изваянием, ни разу не шелохнувшись. Павлу даже показалось, что он и дышать перестал. А вот самому Берестову постоянно что-то мешало - то комар прямо на веко сел, то шишка под локоть попала. Павел прихлопнул комара и поерзал, принимая позу поудобнее. Сделал это очень тихо и осторожно. И все же Лаптев укоризненно посмотрел на него и покачал головой: не дергайся, мол, лежи смирно.
  Павел замер. И тут, по закону подлости, сильно зачесался нос. 'Не хватает только чихнуть. То-то Ваня обрадуется', - Берестов осторожно почесал переносицу двумя пальцами, останавливая свербение в носу, и тотчас заработал еще один красноречивый взгляд Лаптева.
  Постепенно люди ушли вперед - их голоса звучали все тише и тише и, наконец, умолкли совсем, но охотник... или охотники... так и не появились.
  'Похоже, Ваня ошибся', - решил Берестов и сам стал бросать на Лаптева красноречивые взгляды.
  Иван тоже понял, что дальнейшее ожидание бессмысленно - охотники либо распознали засаду, либо их и не было вовсе. Лаптев озадачено нахмурился и собирался встать на ноги, но тут же застыл, прислушиваясь. Павел тоже услышал человеческие голоса. Вначале едва слышные, они становились все громче, явно приближаясь. Раздался выстрел. И еще один. Вскоре Берестов смог различить слова, которые кричали люди:
  - Павел!!! Казя!!! Иван!!! Казимир!!! Берестов!!!
  - Это же нас кличут, - Павел хмыкнул. - Решили, что мы потерялись, не иначе.
  Лаптев и Берестов поспешили вниз по склону, навстречу кричавшим.
  - Паша! - бросилась к Берестову Ксения. - Где ж ты был?! Я так испугалась за тебя... - она осеклась и поправилась: - И за Ивана с Казимиром тоже.
  - С Казимиром? - не понял Павел.
  - Это старатель с прииска, - пояснила Ксения.
  - А он разве не с вами? - спросил у Берестова инженер.
  - Нет. Мы с Ваней вдвоем были.
  - Казимир - это парнишка молоденький, да? У него еще армяк на плече порван? - уточнил Лаптев. - Он прихрамывал маленько и потому последним шел.
  - Да, точно, - подтвердил инженер.
  Павел вспомнил этого старателя. Действительно, когда они с Лаптевым пропускали людей вперед, прихрамывающий парнишка шел последним. Берестов сделал себе зарок, посмотреть, что у него с ногой, сразу после возвращения из засады. Не успел...
  - Ну, куда он мог уйти? - риторический вопрос инженера повис в воздухе.
  - Он шел следом за мной, - пояснил один из старателей. - Потом я обернулся, чтобы у него табаку попросить. Глядь, а Казика-то и нету. Ну, я сразу закричал, чтоб все остановились.
  - Ну, да. Мы смотрим, а вас с Иваном тоже нет, - обратилась Ксения к Берестову. - Павел, почему вы отстали, не предупредив нас?
  - По малой нужде отходили и забыли вам доложиться, - отрезал Лаптев, не дав Павлу и рта раскрыть.
  Ксения обиженно насупилась. Нахмурился и ее отец, но выговаривать Ивану за резкость не стал.
  - Мы не хотели вас волновать, - попытался сгладить ситуацию Павел.
  - Казя!!! - вновь завопил один из старателей.
  - Погоди, не кричи, - остановил его Дженкоуль. - Тут след есть. - Тунгус указал на едва заметные капли крови. - Это Казика, вашего, не иначе.
  - Так что ж мы стоим? - завопил инженер. - Пойдемте скорее за ним! Он ранен, ему нужна помощь.
  - Это вряд ли. Думаю, бедолага уже мертв, - проворчал Лаптев. Но его не стали слушать.
  Старатели принялись бестолково топтаться вокруг в поисках капель крови.
  - Вы затаптываете следы! - прикрикнул на них Дженкоуль.
  - В самом деле, ребята, стойте, - поддержал его инженер. - Среди нас есть настоящий следопыт. Голубчик, ведите нас.
  Дженкоуль не заставил себя просить дважды. Он двинулся вперед, внимательно вглядываясь в землю и траву под ногами.
  Кровавый след тянулся вверх по склону гряды, но до вершины не дошел - внезапно начал петлять, будто до сих пор некто, похитивший Казика, шел прямо, а потом учуял наступающую на пятки погоню и решил запутать преследователей. Ему бы это удалось, если б не кровь - ее становилось все больше. Теперь темные кляксы были хорошо видны на усеянной хвойными иголками редкой траве.
  Внезапно след повернул за огромный, поросший мхом валун...
  Люди резко остановились, потрясенные открывшимся зрелищем. В землю была воткнута палка, сделанная из толстой древесной ветки. А сверху на ней красовалась отделенная от туловища голова пропавшего Казика. Самого тела поблизости видно не было.
  Лицо мертвеца смотрело на бывших товарищей кровавыми опустевшими глазницами.
  - Матерь Божья!!! - ахнул инженер.
  Ксения побледнела и едва не упала в обморок от ужаса. Воронцов поспешно прижал дочь к себе, заставляя отвернуться от чудовищного 'подарка'. Его самого замутило, он еле сдерживал тошноту. Некоторых старателей рвало. Остальные бледнели и крестились. Заика Тюлькин тоненько пискнул и потерял сознание.
  Лучше всех держались зоолог Юзеф, Дженкоуль, Берестов и Лаптев, но даже им стало не по себе от подобного зверства.
  - Надо снять его. Похоронить, - Дженкоуль приблизился к шесту.
  - Кто ж на такое изуверство-то способен? Обезглавить и на шест посадить! Вот ведь упырь! Зверь! - выдохнул Юзеф.
  - Нет, это сделал человек, - возразил Дженкоуль. - Любой хищник растерзал бы труп. А тут... На жертвоприношение похоже.
  - Вряд ли. Скорее, это предупреждение, - медленно протянул Лаптев.
  - Кому предупреждение? - не понял Павел.
  - Нам. Чтобы не вздумали продолжать погоню.
  - Ты знаешь, кто это сделал? - тут же уточнил Василий.
  - Нет. Но мы с Пашей пытались его выследить. Для того и отстали.
  - Думаешь, это тот самый охотник, который шел за нами? - уточнил Берестов.
  - Конечно. Больше некому, - уверенно кивнул Лаптев. - Выходит, он сумел как-то незаметно мимо нас проскользнуть и украсть парнишку. Мы с тобой, Паша, растяпы, раз ничего не заметили.
  - Не только мы. Тот старатель, который шел прямо перед Казиком, тоже не понял, что прямо у него за спиной смертоубийство творится, - напомнил Павел.
  - Наш охотник - ловкач, каких поискать, - согласился Лаптев. Его настроение ощутимо испортилось.
  - Да о каком охотнике вы все время говорите? - поинтересовался Юзеф.
  Павел рассказал о подозрениях Лаптева и об устроенной засаде.
  Дженкоуль тем временем попытался снять голову с шеста, но вдруг остановился и позвал странным тоном:
  - Паша, Иван, идите сюда. Гляньте, - в голосе тунгуса прозвучали смятение и ужас.
  - Что там еще? - не на шутку встревожился Берестов, поспешно приближаясь к шесту. Лаптев и Тамм следом за ним. Увидели, переглянулись, потрясенные...
  - Это то, о чем я думаю? - севшим от напряжения голосом спросил Юзеф.
  - Да... Голова не отрезана... Она... оторвана!.. - сам себе не веря, был вынужден констатировать Берестов.
  Он замолчал, пытаясь представить себе, какой силой надо обладать, чтобы сделать такое. 'Если двух лошадей пустить в галоп в разные стороны, то вот так человека разорвать можно. Кажется, в средневековье был такой способ казни, - заметалась растерянная мысль. - Хотя, о чем это я? Откуда тут лошади? Да и времени бы на это не хватило...'
  - За нами наблюдают, - внезапно негромко сказал Лаптев. - Только не вертитесь по сторонам. Не высматривайте его, а то хуже будет...
  - Думаешь, это тот самый охотник? - занервничал Тамм. Встречаться с отрывателем голов ему явно не хотелось
  - Охотник, - подтвердил Лаптев. - Проверяет нашу реакцию на свой... хм... подарок... Давайте. Забираем голову и уходим. Вернемся к подножию, там и похороним останки... Только остальным пока ни слова. Нечего панику нагонять...
  Потрясенные люди без возражений согласились покинуть отвратительное место. Один из старателей заикнулся было о том, что, мол, неплохо и тело Казика отыскать, чтобы похоронить. Но пришедший в сознание Тюлькин яростно закричал на него:
  - Да вы, батенька, не в своем уме! Какое тело? Его давно уже хищники сожрали! А нам надо ноги отсюда уносить! Как можно быстрее до Ванавары добраться, иначе все тут без голов останемся! Вы что не видите, голубчик, какая здесь чертовщина творится? Не-ет, надо к людям выбираться. К людям!
  От страха он даже почти перестал заикаться.
  Панические крики возымели свое действие - больше желающих искать останки Казимира не нашлось.
  Старатели наперегонки бросились вниз по склону. Быстро вырыли неглубокую яму, похоронили голову погибшего Казика, и продолжили путь к стойбищу Дженкоуля. Теперь последним идти никто не хотел. Но Лаптев решил проблему, добровольно встав замыкающим. Берестов пристроился рядом с ним, держа наготове трехлинейку.
  Люди шли, не снимая пальцев со спусковых крючков, ежеминутно озираясь по сторонам и нервно вздрагивая от любого звука - крика птицы или хруста веток под ногами. У некоторых не выдерживали нервы, они начинали бестолково палить по дятлам и белкам, а то и просто по дрожащим от ветра деревьям.
  Дженкоуль досадливо морщился от каждого выстрела, сетуя про себя на бестолковость спутников, которые зазря тратят ценный порох, и ускорял шаг, стремясь быстрее добраться до Хушмы и родного стойбища. Там отец, мать, братья, шаман, в конце-то концов. Они старше и мудрее. Рядом с ними не страшны ни 'Морозка', ни жуткий отрыватель голов. Отец и шаман справятся с любыми бесами и злыми духами, в этом Василий не сомневался ни минуты.
  'Только бы добраться до Хушмо', - как заклинание повторял про себя Василий и все ускорял и ускорял шаг. Будь его воля, он бы вообще весь оставшийся путь до стойбища проделал бегом. Но его спутники явно осудили бы такой способ передвижения, и Василию приходилось сдерживать свое нетерпение.
  Наконец, впереди показался родной знакомый берег, и Василий испытал облегчение и радость - добрались! Теперь еще немного вверх по течению и он дома...
  
  Хушмо - река по большей части неглубокая, в некоторых местах человеку всего по колено. Зато отличный водопой для оленей, да и людей тоже. Хотя есть на Хушме и стремнины, и омуты, которые так любит водяная крыса - ондатра.
  Живописные берега реки покрыты сочной растительностью. На мелководье можно найти кусочки разноцветной яшмы, а на берегу - яркую сибирскую лилию, которая очень красиво смотрится в черных, как смоль, волосах тунгусских девушек.
  Но сейчас Василию было не до красот природы - он первым начал переходить Хушмо в брод, напряженно высматривая среди деревьев конусы берестяных чумов родного стойбища.
  К счастью, сюда воздушная волна вчерашнего катаклизма докатилась уже ослабленной, растерявшей свою убийственную силу. Деревья в большинстве своем устояли, сломались лишь мертвые - ссохшиеся изнутри.
  Легкие берестяные чумы, видно, все же раскидало ветром, а потом их вроде как собрали заново, но почему-то установили кое-как - два чума лепились рядом друг с другом, а один вообще втиснулся в ольховый подлесок - не войти, не выйти.
  Василий плюхал по колено в воде, пытаясь ускорить шаг, и хмурился все больше, предчувствуя беду.
  Обычно летнее тунгусское стойбище строилось по определенным правилам. В центре - чум шамана, ориентированный по сторонам света и украшенный ритуальными знаками. Вокруг располагались чумы сородичей. На краю поселения сооружался загон для важенок - только что отелившихся самок оленей с потомством. Разводили костры-дымокуры, чтобы отгонять гнус. Если род был богатым, у него имелась собственная переносная кузня. В качестве кладовых для съестных продуктов использовали лабазы - небольшие избы в одну комнату, поднятые на высоких столбах-опорах, чтобы уберечь припасы от грызунов, лис и особенно падких на воровство медведей. Прочие вещи, вроде зимней одежды и выделанных оленьих шкур, хранили на деревянных помостах - дэлкенах.
  Была и еще одна обязательная постройка - солонец. Как правило, его делали в виде большого деревянного корыта и размещали под навесом от дождя. В корыто насыпали соль-лизунец - лакомство и приманку для оленей. После выпаса олени сами охотно возвращались в стойбище - за солью. Недаром тунгусская пословица гласила: 'Олень за соль душу продаст и добровольно в рабство пойдет'. Поэтому в стойбище Дженкоулей за солонцами следили особо - смотрели, чтобы не растрескались корыта, и лизунец всегда был в достатке.
  Теперь же корыто было опрокинуто, куски серовато-зеленоватого лизунца вывалились на землю.
  Это выглядело очень странно. Пусть даже солонец опрокинуло давешним ураганом, но ведь с момента кручины прошло уже полтора дня! Властный и авторитарный отец Василия - Дженкоуль-старший, глава древнего рода Бирар, любил порядок во всем. Он ни за что не допустил бы, чтобы до сих пор не восстановили солонец. Не позволил бы, чтобы чумы расставляли так небрежно. Значит, с отцом что-то случилось. Он ранен, болен или вообще мертв.
  При мысли об этом Василий взвыл и припустился к берегу. Ему навстречу из стойбища выскочили три лайки. Признали хозяина, завертели хвостами, повизгивая от радости. Василий отпихнул их в сторону и бегом бросился к чумам.
  Внезапно ему показалось, что там никого нет, что стойбище пустое. Люди либо ушли, либо погибли. Иначе, почему так тихо? Не слышно голосов, разве что редкое поскуливание лаек. Хотя сибирская лайка вообще собака молчаливая - несмотря на название, лает очень редко и всегда по делу. Пустобрехов среди этих собак практически нет. Так что отсутствие собачьего лая Василия не удивило. Гораздо чуднее показалось молчание людей.
  Обычно в стойбище всегда довольно шумно. Толстая тетка Булбичок кричит на собак, называя их обжорами и дармоедами. Вредная тощая Хусивлук ругается с молодой невесткой, выговаривая ей за неряшливость, а в Хушмо плескается и визжит ребятня. Но сейчас все было по-другому. Тихо и непривычно, будто на кладбище...
  Василий ошибся - в стойбище люди были. Они безучастно сидели на земле или вяло бродили вокруг, словно через силу выполняя привычные дела.
  Кое-кто из тунгусов устанавливал чумы, причем так, будто не понимал, что делает. Дженкоуль с изумлением глядел, как его племянник втыкает жерди в землю рядом с тлеющим дымокуром. Худшего места для жилья и придумать сложно - при полуденном ветре весь дым тотчас окажется внутри чума. Но племянник, казалось, не замечает этого.
  'Ты что делаешь?' - хотел было спросить у парнишки Василий, но тут его внимание привлекли две женщины-тунгусски.
  Они шили одежду, вонзая иголки куда попало. Василий видел, как одна из них, постарше, по имени Амардак уверено пришивает рукав к подолу, будто так и надо. Вторая же, молоденькая Мелерик, вообще вонзила иглу себе прямо в руку, но не заметила этого, а продолжала меланхолично шить, пришивая штанину прямо к собственному запястью. Из проколов в руке девушки почему-то не хлестала кровь. Ее вообще почти не было - лишь несколько густых, словно древесная смола, темно-красных капель.
  Василий окаменел, потрясенно глядя на эти, похожие на кровавый янтарь, бусинки на руке Мелерик.
  Тем временем, старатели и члены экспедиции тоже перебрались через реку, громко переговариваясь, предвкушая безопасный отдых и сытный обед.
  От звука их голосов Василий очнулся. Подскочил к девушке. Встряхнул ее за плечо:
  - Мелерик, ты что делаешь?! Не видишь, что ли?!
  На крик Василия тунгуска отреагировала вяло. Она прекратила шить, посмотрела на Дженкоуля пустыми остекленевшими глазами и равнодушно произнесла:
  - Есть хочу.
  Девушка медленно начала вставать, не сводя с него оловянного немигающего взгляда. Пришитая штанина повисла на ее руке, но Мелерик, казалось, не замечает этого.
  Василий отшатнулся, чувствуя, как по спине бегут две холодные струйки пота. Попятился прочь от девушки. Почему-то ему стало страшно поворачиваться к ней спиной.
  Тут он увидел своего старшего брата Тукарчэ, в крещении Федора.
  - Тукарчэ, что происходит? - завопил Василий, но тут же осекся, только сейчас разглядев, что же именно делает брат...
  Федор сидел прямо на земле и ел собаку. Судя по свежей крови, животное было убито только что. Брат отрезал ножом от лайки кусок за куском и жадно запихивал себе в рот, прямо с шерстью.
  Василий смотрел на брата и не верил своим глазам. Такого просто не могло быть! Тунгусы не едят собак, да еще так - смачно, жадно, тошнотворно, словно Тукарчэ голодал как минимум месяц!
  - Да что здесь происходит, черт меня побери?! - Василию показалось, что он закричал, но на самом деле севший от ужаса голос прозвучал едва слышно.
  Тукарчэ не ответил. Мельком взглянул на младшего брата и вернулся к тошнотворной трапезе.
  Василию показалось, что он сходит с ума. Что все это кошмарный сон, который начался еще вчера и никак не закончится.
  'Надо найти отца! - забрезжила спасительная мысль. - И шамана! Да, надо их найти, и тогда этот ужас, наконец, прекратится!' Василий приободрился и бегом бросился вглубь стойбища...
  
  Люди из экспедиции не сразу поняли, что с тунгусским поселением дело неладное.
  Один из старателей подошел к Мелерик, не замечая пришитой к ее руке штанины, и вежливо попросил:
  - Хозяюшка, а мой армяк не зашьете? Видите, вот тут за сук зацепил...
  Договорить он не успел - тунгуска издала хриплый рык и внезапно бросилась на старателя, схватила двумя руками за голову и вонзили зубы ему в щеку. Золотодобытчик взвыл и постарался отпихнуть Мелерик, но та держалась крепко, как клещ. Старатель не устоял на ногах, и они покатились по земле в яростной схватке.
  Инженер удивленно вытаращился на них, не понимая, что происходит и почему старатель так кричит, но тут же закричал сам - ему в ляжку вонзились зубки малолетнего тунгусского пацаненка. Штаны маленький хищник не прокусил, но ногу инженеру прищемил весьма ощутимо. Инженер завопил от боли и изумления.
  Тамм попытался оттащить кусачего мальчишку, но тот так лягнул зоолога ногой, угодив в пах, что Юзеф на некоторое время потерял интерес к проблемам инженера, полностью поглощенный своими собственными. Он согнулся, зажимая руками покалеченное место, и проскулил:
  - Вот ведь сучонок...
  - Папа, что происходит?! - Ксения испуганно прижалась к отцу.
  - Д-думаю, н-нам л-у-учше в-вернуться за ре-еку, - Тюлькин попятился, подкрепляя слова делом.
  Внезапно старший брат Василия, Тукарчэ, оставил недоеденную собаку, молниеносно-быстро подскочил к одному из старателей и вонзил нож ему в живот. Выдернул клинок и принялся наносить удар за ударом - яростно и бездумно. Старатель замертво осел на землю, а перемазанный кровью Тукарчэ зацепился взглядом за Воронцова и сделал движение к нему, занося для удара нож.
  Раздался выстрел. Тукарчэ повалился замертво с прострелянной головой прямо возле ног Виктора Николаевича и Ксении.
  Лаптев тотчас передернул затворную скобу винчестера, досылая новый патрон в патронник, и выстрелил в Мелерик, которая умудрилась перегрызть старателю глотку и теперь терзала зубами его шею, вырывая целые клоки мяса. Пуля размозжила девушке голову, но крови из раны почему-то вылилось очень мало. Павел машинально отметил этот факт, но удивиться как следует не успел - Лаптев вновь перезарядил винтовку и теперь явно собирался вышибить мозги мальчишке, который продолжал атаковать инженера.
  - Ты что ж делаешь, сволочь?! - Павел сбил ствол винчестера в сторону. - Это ж ребенок!
  - Паша, протри глаза! Он больше не человек! Они тут все - не люди! - Иван попытался вновь прицелиться, но Берестов не позволил:
  - Нет! Не дам!.. Это же... Они люди! Я жил среди них... Они же... - Павла трясло. Он не понимал, что происходит, и почему знакомые, мирные и дружелюбные тунгусы ведут себя так агрессивно, но полагал, что это болезнь. Временное помешательство. - Им надо помочь, а не убивать!
  - Им уже не помочь, - Лаптев стоял на своем.
  Павел вскинул трехлинейку, целясь Ивану в живот:
  - Опусти винтарь! Ей богу, я выстрелю в тебя!
  Лаптев смерил его раздраженным взглядом, пробормотал:
  - С тебя станется, идиот, - но винчестер опустил.
  - Давайте-ка выбираться отсюда, - предложил Виктор Николаевич. Он отступил к берегу, по-прежнему крепко прижимая к себе дочь.
  - В-верно! - Тюлькин бодро рванул через реку, обогнав всех. За ним потянулись и остальные.
  Юзеф и инженер не смогли последовать их примеру. Зоолог еще не отошел от удара в пах, а на ноге инженера по-прежнему висел мертвой хваткой кусачий пацаненок. Инженер взревел и принялся яростно бить его кулаком по голове, но тому было хоть бы хны - словно детская щекотка.
  Берестов подскочил к инженеру и пережал мальчишке сонную артерию, желая, чтобы тот потерял сознание и отпустил, наконец, закушенную ногу. Не тут-то было - пацаненок даже не поморщился. Павла прошиб пот - он вдруг понял, что не ощущает под пальцами биения пульса. У мальчишки не работало сердце! 'Будто он уже труп!' - с ужасом осознал Берестов.
  - Да оттащите же его от меня! - взмолился инженер.
  Очухавшийся Юзеф схватил камень и жахнул мальчишку по голове прежде, чем Павел успел помешать. Юзеф принялся наносить удар за ударом, разбивая мальчишке череп. Только тогда он разжал зубы, и мертвым кулем повалился на землю.
  - Бежим! - Юзеф подхватил ковыляющего инженера под руку и крикнул Берестову: - Да помоги же мне его тащить!
  Павел машинально подхватил покалеченного инженера под вторую руку. Все втроем они перебрались на другой берег, где уже ждали остальные.
  Тунгусы их не преследовали - они вдруг словно растеряли весь свой агрессивный запал, вновь стали квелыми и вялыми. Некоторые сгрудились возле трупов двух убитых старателей и принялись пожирать их еще не остывшие тела.
  Люди на другом берегу с ужасом смотрели на отвратительный пир.
  - Надо убираться отсюда, - один из старателей поежился и машинально потянулся к сумке-пороховнице, намереваясь зарядить свое шомпольное ружье.
  - Д-да! П-пойдемте, с-скорее в В-ванавару! - подхватил Тюлькин и поискал взглядом Василия: - Г-голубчик, в-ведите н-нас ско-орее... - Он осекся, только сейчас сообразив, что Дженкоуля рядом нет.
  Это понял и Павел. Он сделал несколько шагов назад к Хушмо, пристально вглядываясь в тунгусов на том берегу. Но Василия не увидел.
  - Вася! Эй!!! - закричал Берестов. - Ягур! Окирэ! Ты где?!
  Тунгусы на крик отреагировали вяло - некоторые поднимали головы и смотрели на стоящих за рекой людей пустыми равнодушными глазами. Но самое плохое - Василий так и не объявился. Сгинул в недрах охваченного безумием стойбища.
  Павел замялся. Он понимал, что надо идти искать Василия, но переходить реку вновь было страшно. 'Что делать, если они на меня набросятся? - металась в голове паническая мысль. - Стрелять, как Лаптев? Нет, не смогу. Я ж знаю их почти два года. Они мне заменили семью... И все-таки надо идти...'
  Он решительно повернулся к Воронцову:
  - Виктор Николаевич, я пойду, поищу Ягура.
  - Кого? - не поняла Ксения.
  - Васю, - поправился Берестов. - Ягур - это его второе имя.
  У всех тунгусов имелось несколько имен. Василий - русское, данное при крещении, было официальным. В разного рода документах и купчих, так и значилось: Василий Дженкоуль. Но при рождении младенца нарекли Окирэ. В среде тунгусов это имя считалось истинным, родовым. Если бы документы писали по тунгусским правилам, там стояло бы: Окирэ из рода Бирар из семьи Дженкоулей. Хотя у тунгусов не принято произносить вслух родовое имя - так можно прогневать духов и навлечь на человека беду. Поэтому ребенку частенько давали еще и прозвище, которое, по сути, заменяло имя. Окирэ прозвали Ягуром - то есть смышленым и разговорчивым. Не зря он русский язык влет выучил.
  Берестов, естественно, знал все три имени друга: Окирэ, Ягур и Василий, хотя чаще всего называл его более привычным русским именем.
  Павел внезапно подумал, что Ягура уже возможно нет в живых. Его могли сожрать сошедшие с ума тунгусы - как тех двух старателей.
  - Виктор Николаевич, - заторопился Берестов. - Идите к Ванаваре сами, а мы с Васей вас догоним. Знаете, куда идти?
  - Очень приблизительно, - откликнулся Воронцов.
  - Я знаю, - не слишком уверенно заявил один из старателей. - Туда, кажись, - он махнул рукой в сторону солнца.
  - Не совсем, - Павел помрачнел, не зная, что делать. И Ваську бросать нельзя, и эти в одиночку наверняка заблудятся. Ни вжисть до Ванавары сами не дойдут, туристы. - Ладно, - решил Берестов. - Держитесь пока вдоль Хушмо, а там, глядишь, и мы с Васей вас догоним. А нет, так там караванная тропа есть. Если не слепые, разглядите.
  Он махнул на прощанье рукой и пошел к воде.
  Ксения сделала было шаг за ним, но отец схватил ее за руку, останавливая:
  - А ты куда собралась?
  - С Пашей. Он же не может один идти. Там же, в стойбище, психи ненормальные, - пояснила Ксения.
  - Не бойся, красавица, я за ним пригляжу, - Лаптев подмигнул девушке и решительно двинулся вслед за Берестовым.
  Павел покосился на человека-медведя, но возражать не стал.
  
  Василий торопливо шел по стойбищу. Тунгусы на него реагировали вяло - кто-то провожал пустым равнодушным взглядом, а некоторые так и вовсе словно не замечали ничего вокруг, продолжая отрешенно заниматься своими странными делами.
  Ягур надеялся разыскать шамана и отца в центральном - шаманском чуме, но жилище оказалось пустым, если не сказать опустошенным. Все священные предметы для камлания, включая одежду и бубен, исчезли.
  Зато возле опорной жерди посреди чума лежал труп.
  То, что это именно мертвец, а не просто спящий человек, Василий понял сразу. Да и трудно было не понять - у трупа оказалась разрублена голова. Орудие убийства - длинный древковый нож пальма - застрял в черепе. Кровь залила лицо убитого, и Ягур не сразу узнал его. На миг показалось, что это сам шаман.
  Василий поспешно склонился над мертвецом, вглядываясь в лицо, и тут же с облегчением перевел дух. Нет, не шаман. Убитый - один из дальних родственников. Но кто же его убил? И почему оставили труп валяться тут?
  Происходило нечто из ряда вон выходящее. У Ягура голова шла кругом от ужаса и растерянности. Он ясно сознавал лишь одно - привычный мир рухнул! И возврата к прежнему уже не будет...
  В каком-то равнодушном отупении Ягур вышел из чума, оставив труп лежать в одиночестве. Прошел вдоль широкого дощатого помоста-дэлкена. Увидел ворох разбросанной зимней одежды. Еще недавно она была аккуратно разложена на дэлкене и заботливо укрыта шкурами от дождя, но, видно, ураган сбросил ее на землю, а поднять никто не удосужился.
  Раньше подобная небрежность вызвала бы удивление у Ягура, но теперь беспорядок воспринимался привычно - как новый облик перевернувшегося мира...
  
  Лаптев и Берестов пересекли Хушмо.
  Иван склонился над трупами Тукарчэ и убитого им старателя. Обнажил короткий кривой засапожный нож, позвал:
  - Паша, иди сюда. Ты мне не веришь что они не люди, так посмотри сам.
  Лаптев рассек руку мертвого старателя. Разрез тотчас наполнился кровью.
  - Видишь?
  - Ну, вижу, - буркнул Павел. - Тело еще не остыло, кровь еще не свернулась. И что?
  - А вот что, - Лаптев сделал точно такой же разрез на руке Тукарчэ. На этот раз крови почти не было, и вообще края раны выглядели синюшными, несвежими. - Разницу понял?
  - Не может быть... - Павел склонился над телом Тукарчэ. - Они же оба погибли почти одновременно, но брат Васи выглядит так, будто...
  - ...Будто мертв уже как минимум сутки, да? - договорил за него Лаптев.
  - Не совсем... Но, в общем... Да, можно сказать и так, - был вынужден согласиться Берестов. - Но как такое может быть?!
  - Может, Паша, может. Привыкай. Теперь и не такое возможно... А они... - Лаптев кивнул в сторону тунгусов. - Им просто не повезло. Их накрыло 'желтым безумием'. Есть такая коварная штука, под которую лучше не попадать... Видно, во время вчерашнего катаклизма стойбище и накрыло. И теперь они больше не люди, а зомби. Трупы ходячие. Мертвецы, понимаешь? У них сердце не бьется и мозг поражен. Они не помнят ни себя, ни тебя...
  'Сердце не бьется.... - Павел вспомнил, как не ощутил биения пульса на шее кусачего пацаненка. Вспомнил пустые оловянные глаза Тукарчэ. - Мозг поражен... Да, похоже, Иван прав...'
  Хладнокровный рассудок ученого принял страшный факт и тотчас стал искать решение задачи:
  - Это болезнь, Иван. А болезни лечатся. Этот твой регенерин...
  - Нет, - покачал головой Лаптев. - Регенерин - усиливает иммунитет человека, и за счет этого идет лечение. А у мертвецов иммунитета нет. Пойми ты, наконец, они уже мертвы! А от смерти лекарства еще не придумано.
  - Но они же двигаются! - запротестовал Павел. - Интересно, как, если у них сердце не бьется?
  - А черт их знает... Я знаю только одно: они мертвы. Но что еще хуже - они ненавидят живых. У них сохранился только один инстинкт: убивать все живое. Убивать и жрать... И еще одно: чтобы их убить, целиться надо в голову...
  
  Загон для важенок был разрушен - во время урагана на забор упало дерево, придавив двух оленят. Остальные животные явно разбежались по округе, но никто и не думал идти их искать.
  'Разве что отец с шаманом пошли. Вот почему их нет в стойбище! - мелькнула у Василия спасительная мысль. - Да, точно. Они пошли искать важенок. И мать с ними заодно. И моя Настя тоже...'
  Ягуру почти удалось убедить себя в этом. Но вспыхнувшая надежда почти сразу сменилась отчаянием - он увидел свою мать.
  Она лежала на животе, лицом вниз, а на спине у нее зияли страшные раны, словно ее несколько раз ударили топором. Само окровавленное орудие лежало тут же, будто убийца и сам испугался содеянного, выпустил топор из рук и бросился бежать, куда глаза глядят.
  Ягур опустился на колени рядом с телом матери, перевернул ее на спину, заглянул в лицо, поцеловал в лоб.
  - Хочу есть, - внезапно раздался за спиной знакомый голос.
  Василий обернулся. К нему подходила жена одного из братьев, молоденькая девушка по имени Куликан, в крещении Евдокия. За ней маячили еще несколько тунгусов. У некоторых в руках были пальмы, топоры или просто жерди.
  Куликан смотрела исподлобья и в глазах ее была пустота. Она поглядела на Ягура, облизнулась и страшно ощерилась, будто дикий зверь.
  - Дуня! - Василий схватил женщину за плечи и сильно встряхнул. - Очнись! Это я, Окирэ! Ты что, не узнаешь меня?!
  - Окирэ... - эхом откликнулась Куликан. В ее взгляде промелькнула тень узнавания и радости. - Ягур! Ты жив! А мы боялись, что ты погиб. Вы же с Пашей в самую кручину пошли... Тукарчэ даже хотел идти вас искать...
  - Что тут произошло, Куликан? Почему все такие? - спросил Василий, радуясь, что хоть кто-то ведет себя разумно.
  Но проблеск рассудка у женщины закончился так же внезапно, как и начался. Ее глаза остекленели. Взгляд вновь стал хищным и пустым. Она облизнулась и повторила:
  - Есть хочу.
  Тунгуска напружинилась, и Василий вдруг понял, что она сейчас бросится на него. Ягур отпрянул. Зацепился ногой за тело матери, споткнулся и упал на землю. Куликан издала звериный рык и прыгнула на Ягура. Он откатился в сторону, машинально подхватывая топор. Вскочил на ноги.
  - Есть хочу... - Женщина вновь приготовилась к броску.
  Остальные тунгусы пока стояли чуть поодаль молчаливыми зрителями, словно еще не решили, как им поступить.
  - Не надо, Куликан! Дуня, остановись! - взмолился Ягур, вскидывая для защиты топор.
  Но сошедшая с ума женщина не вняла просьбе. Она оскалила зубы и ринулась в атаку. Василий увернулся и подсек ноги Евдокии топорищем, стараясь не поранить ее лезвием. Тунгуска упала, но тут же вновь поднялась. Отступать она явно не собиралась.
  Ягур попятился, не зная, что делать. Ну, не драться ведь с женой брата всерьез!
  - Окирэ! - внезапно услышал Василий оклик. Он подскочил, мгновенно узнав любимый голос. Завертел головой, закричал в ответ:
  - Настя! Дериток! Ты где?
  - Я тут! - в стоящем чуть в стороне лабазе приоткрылась дверь. В проеме показалась стройная фигурка жены Василия. При рождении ее нарекли тунгусским именем Дериток, а при крещении дали русское имя Настя. - Ягур! Лезь ко мне!
  Лабаз был поднят на высоких опорах, высотой примерно в две сажени. Подняться туда можно было только по высокой приставной лестнице. Обычно она лежала рядом в траве, но сейчас Настя держала ее наверху, в тереме, опасаясь спятивших соплеменников.
  Дериток спустила лестницу Василию. Тот быстро забрался в лабаз и попытался втянуть лестницу следом. Не тут-то было. В конец потерявшая разум Дуня вцепилась в березовые перекладины руками и зубами и принялась грызть их, рыча и роняя мутную слюну.
  Ягур попытался выдернуть лестницу из рук Евдокии, но у тунгуски вдруг появилась прямо-таки нечеловеческая сила. Она резко рванула лестницу на себя, едва не скинув вниз Василия. Тот был вынужден выпустить спорный предмет из рук. Перетягивание лестницы завершилось полной победой обезумевшей тунгуски.
  К счастью, Куликан и не подумала лезть в лабаз. Евдокия бездумно поглядела на трофей так, будто видела лестницу впервые в жизни и не знала, что с ней делать. Потом подняла голову и встретилась взглядом с Ягуром. Лицо тунгуски исказилось. Она прорычала:
  - Еда... - и принялась прыгать возле лабаза, не сводя голодного взгляда с Василия.
  Сам Ягур будто впал в ступор. Его сознание отказывалось воспринимать происходящее безумие. 'Этого не может быть! Я сплю!', - в такт биению пульса стучала спасительная мысль.
  - Ягур, иди сюда, - Настя потянула мужа внутрь терема. - Прикрой дверь. Она скоро забудет про нас и уйдет.
  - Дериток, - Василий обнял жену, - я так волновался за тебя... И отца... А мать...
  - Ее убил шаман, - перебила Настя. - Я сама видела!
  Василий даже не удивился. После увиденного в стойбище он вообще, кажется, разучился удивляться.
  - Настя, расскажи, что тут происходит? - попросил он.
  - Вчера, как вы с Пашей ушли... - начала Дериток. Но ее перебил знакомый, доносящийся снаружи звук.
  Ягур выглянул за дверь и посмотрел вниз...
  Лабаз окружили несколько тунгусов - тех самых, что наблюдали скоротечную схватку Василия с Куликан. Только теперь они больше не были зрителями. Один из мужчин рубил топором деревянную опору лабаза. Остальные бродили вокруг и явно ждали того момента, когда терем-хранилище упадет. В руках некоторых как мужчин, так и женщин были топоры, разделочные ножи, а один пацаненок почему сжимал в цепких ладошках охотничью пальму.
  К счастью, дровосек был один - остальные тунгусы не помогали ему, словно такая простая мысль даже не пришла им в голову. Сами опоры лабаза были прочные - из толстых бревен. Но еще несколько взмахов топора, и лабаз рухнет. Василий и Настя попадут прямо в 'объятия' озверевших и потерявших разум тунгусов.
  - Мне страшно! - Настя прижалась к мужу в поисках защиты.
  'Мне тоже страшно', - подумал он, а вслух сказал: - Не бойся, мы выберемся отсюда.
  - Как? Там же... они... - Настя поежилась.
  'Да... Наши родичи. Семья... Только теперь их души сожрали злые духи, и они перестали быть людьми', - узкие глаза Василия превратились в черточки, а скуластое лицо закаменело. - Настя, я сейчас спрыгну вниз, а потом, как скомандую, сразу прыгай и ты.
  - Высоко, - Дериток зябко обхватила себя за плечи, будто ей стало холодно.
  - Я поймаю тебя, - заверил Ягур.
  - А как же... они? Нас сожрут!
  - Подавятся, - Василий поудобнее перехватил трехлинейку, примериваясь бить штыком, и подошел к краю помоста...
  
  
  Текст не закончен - находится в процессе написания.
  
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ
  
  Сколько минуло лет? Может век, может два...
  Старый кратер уже затянула трава.
  Сотни летних дождей гарь и копоть смели.
  Зарубцеваны швы опаленной земли.
  Сгнил поваленный лес - всё плотнее тайга.
  Пересохших озер не найти берега.
  АТРИ - место сие назовет человек.
  А пока только ждать... Может год, может век...
  
  Тихонов Александр
   http://zhurnal.lib.ru/t/tihonov_za_graniy/
  
  
  ПОЯСНЕНИЯ:
  
  (1) 1 сажень = 2,13 м
  
  (2) У шомпольного ружья казенная часть ствола заглушена, не переламывается. Заряд вводится через дульное отверстие с помощью шомпола. Вначале из сумки-пороховницы в дуло засыпается порох, затем закладывается войлочный или бумажный пыж, после него дробь, и закрывается все еще одним пыжом. Потом этот составной заряд с силой проталкивается с помощью шомпола на всю длину ствола. Ружье заряжено и готово к стрельбе. Понятно, что на перезарядку шомпольного ружья требуется значительное время. В отличие от него, казнозарядное оружие не требует сложной перезарядки. Снаряженный заранее в гильзу патрон вводится со стороны казенной части, как в современных ружьях. При таком способе заряда ствол или стволы переламываются возле казенной части.
  
  (3) Термин 'приклад' в данном тексте использовать не совсем корректно, так как в описываемые времена эта часть винтовки называлась 'ложе'. Слово 'приклад" появилось только в советские времена. Автор сознательно пошел на использование более позднего и привычного термина.
  
  (4) На трехлинейке образца 1891 года ствол имел правый шаг нарезки - и штык, соответственно, располагался справа от ствола. Штык действовал на пулю, как газовый компенсатор, смещая ее влево действием пороховых газов относительно линии прицеливания. Этим устранялось влияние деривации. Избыточное смещение пули влево при стрельбе со штыком компенсировалось пристрелкой. При снятом штыке или разболтанной муфте точность боя ухудшалась. В последующих модификациях трехлинеек штык перестал играть роль газового компенсатора и практически не влиял на точность стрельбы.
  
  (5) В конце ХХ века на вооружение Русской Императорской армии были приняты револьверы системы Наган двух образцов: офицерский и солдатский. Офицерский имел ударно-спусковой механизм двойного действия, т.е. взвод курка мог производиться, как вручную, так и самовзводом. В солдатском варианте Нагана УСМ был одинарного действия, то есть прежде чем сделать выстрел, требовалось взвести курок вручную.
  
  (6) 1 верста = 1,066 км = 500 саженей
  
  (7) Имеется в виду растение - борщевик рассеченный. Вообще, в России распространены несколько десятков видов борщевика. Большая часть из них несъедобна, более того, прикосновение к ним вызывает на коже сильнейшие ожоги. Съедобными для человека являются лишь два вида: борщевик рассеченный и борщевик сибирский. Именно их издревле на Руси употребляли в пищу, нарезая в салаты, а так же использовали как заправку для борща. В просторечье борщевик и еще несколько похожих растений прозвали общим словом 'дягиль'.
  
  (8) Это так называемый русский вариант винтовки Винчестера М1895 под патрон три линии (в переводе на современный калибр 7,62х54R).
  
  (9) справка про баланс Винчестера
  
  (10) Вместо привычного продольно-скользящего поворотного затвора (как на трехлинейке) у Винчестера сделана затворная скоба, которая расположена под ложем винтовки рядом со спусковым крючком. Это так называемая затворная качающаяся скоба Генри (см. иллюстрации http://samlib.ru/img/k/klimowy_w_i/1908_111/index.shtml ). С ее помощью перезарядка 'русского винчестера' шла быстрее, чем с помощью продольно-скользящего затвора трехлинейки. Соответственно и скорострельность винчестера была выше, чем у трехлинейки. Но у затворной скобы имелся огромный минус - перезаряжаться из положения лежа было затруднительно.
  
  (11) Ровдуга или наякса - тонко-выделанная оленья или лосиная кожа. Из нее тунгусы шили летний вариант одежды: штаны, юбки, охотничьи парки, кафтаны.
  
  (12) С 18 века в России в оружейном деле была принята система калибров по линиям. 1 линия = 0,1 дюйм = 2,54 мм. Таким образом, калибр три линии составлял 7,62 мм, а пять линий равнялся 12,7 мм. Упоминающийся в тексте револьвер типа 'бульдог' - это карманное оружие с небольшой длиной ствола, но большого калибра (не меньше пяти линий, то есть 0,5 дюймов) (0,5 дюймов = 12,7 мм). У бульдога хорошая убойность, но меткость и дальность невелика. Оружие ну очень ближнего боя - стрелять желательно в упор, зато можно завалить и слона.
  
  
Оценка: 7.93*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"