Каждый из нас хотя бы раз слышал о загадочном Тунгусском метеорите. Вернее, метеорит ли это был, исследователи спорят до сих пор. Изучать феномен ученые начали только через 13 лет после катастрофы. Поэтому многие свидетельства произошедшего были получены, что называется, из третьих рук. В основном это воспоминания местных жителей. Тем не менее, в общих чертах удалось восстановить, как развивались события в тот день.
Итак, во вторник 30 июня 1908 года в 7-15 утра по местному времени в Восточной Сибири, в районе реки Подкаменной Тунгуски на высоте примерно пять - десять километров произошел небывалый по мощности взрыв. Его силу часто сравнивают с энергией двух тысяч атомных бомб, вроде тех, что уничтожили Хиросиму и Нагасаки. Некоторыми исследователями даже высказывались предположения, что в сибирской тайге проводились первые испытания атомной бомбы. Но поскольку радиационный фон в эпицентре взрыва не повышался, данную гипотезу не стоит рассматривать всерьез.
Тунгусская катастрофа вызвала последствия общемирового масштаба, в частности, на несколько часов изменилось магнитное поле Земли. Этим объясняются многие необычные явления. Например, в течение трех суток после события наблюдалось сильное свечение атмосферы. На небе появились странные серебристые облака. Они сыграли роль линзы, отражающей солнечный свет. В результате, белые ночи наблюдались в таких местах, где их не бывало отродясь. Так, по свидетельствам очевидцев, в Севастополе летом 1908 года несколько ночей подряд было настолько светло, что можно читать газету!
Отголоски чудовищного взрыва зафиксировали сейсмические станции по всему миру.
Однако поначалу тунгусское событие не привлекло широкого внимания ни общественности, ни ученых. Более того, в июне-июле 1908 года в междуречье Подкаменной и Нижней Тунгусок находилась экспедиция географического общества под руководством А. Макарова. Но в последующем отчете экспедиции нет ни единого упоминания о Тунгусском взрыве!
Почему?
Ответов тут может быть несколько.
Возможно, ученые не увидели ничего экстраординарного утром 30 июня 1908 года. Для них этот день ничем не отличался от остальных. Предположим, они находились в другой реальности, где Тунгусского взрыва не было вовсе.
Но есть и более очевидный ответ: они сознательно умолчали о том, что произошло. Правда, такой ответ порождает еще больше вопросов...
Официальное исследование места Тунгусской катастрофы начали лишь в 1921 году благодаря научному любопытству и настойчивости минералога Леонида Алексеевича Кулика. Он провел несколько экспедиций, каждая из которых сама по себе похожа на захватывающий приключенческий роман. Но, увы, разгадать тайну произошедшего в тунгусской тайге ему так и не удалось.
Уже после Великой Отечественной Войны, в 1948 году, состоялась еще одна - секретная - экспедиция на Тунгуску. Под видом геологов в сибирскую тайгу был направлен отряд оперативников из ведомства Л.П. Берии. Что они искали - не известно. Вряд ли метеорит или остатки кометы. Ведь даже обнаружив нечто подобное, сотрудники госбезопасности его просто не опознали бы - для этого надо быть учеными, а не военными. Так или иначе, результаты того похода так никогда и не были обнародованы.
Так что же произошло в Восточной Сибири в далеком 1908 году?
Этот вопрос не дает покоя исследователям на протяжении уже более ста лет. Существует множество гипотез. Самая распространенная - падение крупного железного или каменного метеорита. Но кратера не нашли и тогда появилась теория о метеоритном дожде. Но она не могла объяснить ни те самые серебристые облака, ни аномальные белые ночи. А самое главное, на месте Тунгуской катастрофы не было найдено никаких остатков метеоритного вещества.
Были и другие идеи: извержение гигантского палеовулкана, столкновение Земли с ледяной кометой, облаком космической пыли и даже с антивеществом. Рассматривались версии крушения над Сибирью космического корабля пришельцев. Также поговаривали о том, что тунгусский феномен - результат экспериментов Николы Тесла по передаче энергии. И прочее, прочее, прочее - более сотни гипотез. Но ни одна из них пока так и не сумела объяснить всех загадок, которых на месте тунгуской катастрофы по-прежнему остается в избытке.
До тех пор, пока ученые не пришли к единому мнению, каждая из гипотез имеет право на существование.
У меня тоже есть собственная теория. Она и легла в основу данной книги. Идея, безусловно, весьма фантастическая. Но ведь и сам тунгусский феномен не укладывается в рамки обыденности.
Хочу предупредить, что все совпадения имен случайные. Названия некоторых реальных населенных пунктов и географических объектов сознательно искажены. Кроме того, чтобы облегчить восприятие текста, я не стал воспроизводить речь персонажей-тунгусов так, как она звучала бы на самом деле. Иначе получилась бы трудно-перевариваемая мешанина из русских и эвенкийских слов. То же самое с некоторыми терминами и понятиями - устаревшие и вышедшие из употребления частично были заменены современными. Мера вынужденная - иначе пришлось бы делать глоссарий, который по количеству страниц легко переплюнул бы саму книгу.
Итак, уважаемый Читатель, предлагаю Вашему вниманию еще одну версию тунгусской катастрофы. А насколько она выглядит реальной, судить Вам...
ЧАСТЬ 1
КРУЧИНА
Из пояснений к опросным листам тунгусов-очевидцев, составленным в 1920-30-х гг.:
'...кручиной тунгусы называют катаклизм, произошедший 30 июня 1908 года...'
Вечер 29 июня 1908 г., за десять часов до Тунгусской катастрофы,
Восточная Сибирь, стойбище оленеводов на реке Хушмо
Павел Берестов, ссыльный студент-медик двадцати четырех лет от роду, волею случая осевший в Ванаваре фельдшером, всегда любил травяной чай. Особенно тот, который заваривал его друг - тунгус Василий Дженкоуль.
Внешне напиток выглядел страшновато. По цвету походил на жидкий деготь, но был настолько душист, что у Павла всегда слегка перехватывало дыхание от предвкушения первого обжигающего глотка. Вот и теперь, прежде чем прикоснуться губами к краю кружки, Павел по привычке закрыл глаза и несколько мгновений вдыхал опьяняющий аромат.
Дело происходило в одном из летних чумов семьи Дженкоуль. Василий и Павел сидели, поджав ноги, на оленьих шкурах и пили чай. Уютно потрескивал разведенный посреди чума костер, но гари внутри почти не чувствовалось - дым поднимался высоко, проходя через отверстие в конусной крыше так, что внутри оставался лишь его легкий привкус. 'Чаёк с дымком', - Берестов хмыкнул, не открывая глаз. Павел обожал эти запахи. Он буквально 'дышал' чаем, изредка делая осторожные маленькие глотки, и наслаждался ощущениями.
С семьей Дженкоулей Павел познакомился позапрошлой весной. Их младшего сына двадцатилетнего Василия тогда сильно порвал медведь, и Берестов больше месяца выхаживал его, фактически силой выдернув с того света. А год спустя Василий очень вовремя вытащил Павла из гнилой топи, куда тот опрометчиво забрел, увлекшись сбором лекарственных трав. С тех пор они подружились и часто общались - по делу и просто так.
...Берестов сделал очередной крохотный глоток.
- Это чай, а не нюхательный табак, - ворвался в таинство чаепития насмешливый голос Василия. - Пей. Чего его нюхать?
- Много ты понимаешь, варвар. Дикарь, - пробормотал Берестов.
- Я варвар, - согласился Дженкоуль. Недавно Берестов объяснил ему значение этих слов: дескать, дикарь - это дитя природы, охотник и кочевник. А варвары - это самые сильные из дикарей. - Ты пей, да спать ложись. Завтра рано-рано тебя подниму, до рассвета идти надо.
- Куда еще? - рассеянно отозвался Павел, смакуя дивный напиток.
- К Чургиму. Там стаю видали.
- Какую стаю? - не понял Берестов.
- Иргичил (*иргичил - волки, эвенк.). Много. Их бить надо, они наших оленей режут. Со мной пойдешь.
- Не, Вась, не пойду, - отказался Берестов. - Не люблю я охоту, ты ж знаешь. Я лучше в Ванавару вернусь. Жене твоей полегчало, лихорадка у нее почти прошла, так что...
- Успеешь еще в Ванавару. Поутру со мной пойдешь! - отрезал Дженкоуль. - Буду делать из тебя человека. Дикаря. Варвара. - Он громко хлебнул чаю и неодобрительно взглянул на друга. - Ты неправильно живешь: оленей нет, жены нет, детей нет, палить из ружья не умеешь.
- Ну, положим, умею, - возразил Берестов. - Умею, но стрелять из ружья по божьим тварям не хочу.
- Мы не 'божьих тварей' бить пойдем.
- Волк тоже тварь божья.
- Сколько раз тебе говорить: зверь не божья тварь, у зверя души нет, - упрямо покачал головой тунгус.
- Это вопрос спорный.
- Ничего не спорный, - решительно прервал Дженкоуль. - Божья тварь - это человек. У него душа есть. А у зверей души нет. Поэтому мой дед зверя бил. Отец бьет. Старшие братья бьют. Я бью. И дети мои, как подрастут, будут. И тебя научу. И жену тебе найду. Потом оленей заведешь. Будешь правильно жить... - он сделал короткую паузу и веско добавил: - Как настоящий дикарь.
Берестов усмехнулся и покрутил головой: 'Похоже, Вася решил, что варвара из меня он сделать не сможет, только дикаря. Ну, и за это ему большое спасибо!'
Павел допил чай, отставил кружку. Встал, подвигался, разминая затекшие ноги. Откинул матерчатый полог чума и шагнул наружу, с головой окунаясь в тревожные вечерние сумерки. Тунгус вышел следом, глянул ввысь, покачал головой:
- Плохо. Небо горит.
- Видно какой-то природный феномен, - машинально откликнулся Павел.
Северное сияние и впрямь сегодня было необычайно яркое - красно-желтое, огненное. А вчера небосвод полыхал ядовито-фиолетовым, с интенсивными изумрудными сполохами. Небо пламенело и позавчера, и три дня назад.
Павел задумался, вспоминая. Да, точно. Похоже, уже несколько дней с природой творится что-то странное. Взять хотя бы чудные серебристые облака. Они появляются под вечер, и тогда кажется, что сумеречное небо окутывает блестящая мерцающая вуаль. В общем, странные облака. А может, и не облака вовсе...
Атеист по убеждению, Берестов поежился, помялся нерешительно, а затем украдкой перекрестился. Еще раз глянул на полыхающее, огненно-красное небо, и признался:
- Всем беспокойно. Шаман говорит: Аксири сердится, скоро стрелять начнет.
- Слушай, у тебя одна стрельба на уме, - засмеялся Павел. - Аксири - это, по-вашему, бог неба, в кого ему стрелять? На небе волки не водятся! И вообще, ты вроде крещеный, у тебя крест нательный есть, а в Аксири веришь.
- Я в них во всех верю: и в Аксири, и в Иисуса. Что мне трудно, что ли? А им приятно, - Дженкоуль глянул на Берестова с хитрецой. - Глядишь, там, где Богородица подведет, Аксири выручит. А от гнева Огды (*Огды - бог огня, эвенк.) Иисус спасет.
Их разговор прервал отец Василия - крепкий, в годах, тунгус с морщинистым, безбородым лицом, раскосыми глазами-черточками и гортанным голосом, которым он привык покрикивать и на оленей, и на членов семьи. Семья Дженкоулей считалась очень зажиточной - общее поголовье их оленей давно перевалило за шесть сотен.
- Мэнду (*мэнду - здравствуйте, эвенк.), - старший Дженкоуль приветливо кивнул Павлу и повернулся к сыну: - Завтра на Илимпо пойду, олень встречать.
Из уважения к лекарю он заговорил по-русски. Чужой язык давался ему не так легко, как младшему сыну, поэтому речь старого тунгуса была путаной мешаниной русских и эвенкийских слов. Впрочем, Павел уже давно научился понимать подобную 'кашу'.
- Василий, - продолжал старший Дженкоуль, - ты бае лекаря до Ванавары веди, укчакья (*укчакья - букв. верхового оленя, эвенк.) дай.
- Я прежде хотел Пашу к Чургиму сводить. Там иргичил. Стая. Пусть поможет мне их бить.
- Так, хорошо, - кивнул пожилой тунгус.
- Слыхал, что аминми (*аминми - мой отец, эвенк.) сказал? Теперь точно идти придется, - хитро улыбнулся Василий, когда отец ушел в чум. - Старших слушать надо!
- Да у меня и ружья-то нет, - сделал последнюю попытку увильнуть Павел. - Запрещено мне, я же ссыльный. И если урядник узнает...
- Не узнает, - отрезал Василий. - А ружье... Я тебе одно из наших дам.
- А, черт с тобой. Пойдем, - махнул рукой Берестов.
- Э, нечистого не поминай, - нахмурился тунгус. Он с опаской покосился на огненное небо и поспешно забормотал то ли христианскую молитву, то ли обращение к своим, варварским богам.
Утро 30 июня 1908 г., за полчаса до Тунгусской катастрофы
Наступающий июль по праву считался здесь, в тунгусской тайге, самым жарким месяцем в году, хотя не редки были и резкие перепады температур: то жара под тридцать, то едва больше десяти и холодный дождь, а временами и мокрый снег.
Но в последний день июня погода решила побаловать обитателей Тунгуски. Утро выдалось на редкость погожее - тихое, ясное, безветренное. Небо было синее, а воздух свеж, но не холоден. И все же Берестова почему-то била мелкая противная дрожь. Он на ходу поправил ремень ружья, поплотнее запахнул армяк и поежился. 'Не выспался что ли? Или, упаси Боже, лихорадку подцепил?'
Павел привычно отмахнулся от ненасытных комаров и посверлил раздраженным взглядом спину шагающего впереди бодрого, веселого Дженкоуля.
- Дикарь он дикарь и есть. Поднял меня ни свет ни заря, потащил не известно зачем, - проворчал Берестов, обращаясь к спине.
- Вы, лючи (*лючи - русские, эвенк.), страсть как болтать любите! - весело оскалился тунгус. - Ты ногами работай, а язык пускай отдохнет.
Берестов собрался было достойно ответить, но тут его нога соскользнула с кочки, угодив в чавкающую болотистую жижу, и он прикусил язык.
Дальше пошли молча. Павел машинально шагал по мшистому, временами хлюпающему под ногами, зеленому, бугристому ковру, а его взгляд по привычке высматривал кустики ягеля, густые заросли брусничника и прочей, ценной в его профессии растительности.
Вскоре сырой лес остался позади - началась обширная территория безлесного торфяного болота, кое-где заросшего карликовой березой хаяктой. Тонкоствольные деревца в человеческий рост высотой образовывали заросли, которые приходилось обходить стороной. Радовало одно - жаркое летнее солнышко успело подсушить торф, болото подсохло, и идти по нему стало легче.
Внезапно поднялся ветер. Он раскачивал тонкие березовые стволы, трещал ветками, издавая щемящие тоскливые звуки, и Берестову вдруг показалось, что деревья заплакали. Подчиняясь внезапному предчувствию, он схватил Дженкоуля за плечо, останавливая.
- Ты чего? - удивился тунгус.
Ответить Павел не успел. Раздался короткий, резкий, очень громкий звук, будто выстрелили из пушки. Земля содрогнулась. Берестов невольно согнул ноги в коленях, стремясь удержать равновесие.
И тут выстрелили еще раз.
Звук был длиннее и громче настолько, что у Берестова заложило уши. Он почти оглох. Павел видел побелевшие от ужаса глаза Дженкоуля, его разинутый в крике рот:
Крик Василия показался Павлу шепотом. Повинуясь какому-то внутреннему чувству, Берестов схватил обезумевшего от страха тунгуса за руку и потащил вперед - туда, где виднелась небольшая яма от высохшей не так давно мочажины.
Жесткая рука ветра догнала их, толкнула в спины с такой силой, что они, не устояв на ногах, кубарем полетели в яму, буквально пропахав носами пожухлый ковер травы. Именно это спасло им жизнь - прямо над головами пронесся огненный вихрь, охватывая пламенем заросли хаякты и уносясь дальше - к оставленному позади лесу.
Лиственницы вспыхивали факелами. Но пожар так и не занялся - следом за огненным валом по тайге прокатилась мощная воздушная волна, гася огонь и вырывая с корнем деревья, как травинки. Небывалой силы ураган в один миг смел не успевших спрятаться обитателей тунгусской тайги, поднял в воздух тучи пыли так, что на какой-то миг день превратился в ночь.
И снова яма спасла Берестову и Дженкоулю жизнь - воздушная волна прошла выше, на прощание щедро присыпав их землей.
Ошалевший и почти полностью потерявший ориентацию Павел едва не помер от ужаса, ощутив себя погребенным заживо. К счастью, земля была рыхлой, сухой и легко раздвигалась руками. Инстинктивно затаив дыхание, Берестов в панике принялся выкапываться, отбрасывая руками землю от лица. Но та все не кончалась и не кончалась, а легкие настойчиво требовали кислорода. Павел был вынужден сделать вдох, ожидая, что нос заполнится землей, но вместо этого втянул ноздрями воздух, правда, обильно насыщенный пылью. Берестов сильно чихнул и тут только осознал, что выбрался-таки из земляной ловушки.
Рядом ощутимо шевелилась земля. Дженкоуль! Чихая и кашляя, Павел принялся рыть со скоростью очумевшей землеройки. Вскоре из-под земли показалось сначала лицо Василия, а потом и он весь целиком. Тунгус сел, жадно хватая ртом воздух. Частицы земли попали ему в рот и нос, и он зашелся мучительным кашлем, пряча лицо под подолом охотничьей парки, чтобы вновь не надышаться пылью.
Ветер стих. Поднятые в воздух частицы почвы постепенно оседали на землю. Теперь стало видно, что же творится вокруг.
Ни дальнего леса, ни близлежащих зарослей хаякты больше не было. До самого горизонта простирались лежащие на земле деревья - поломанные ветром тонкоствольные березы и вывороченные с корнем лиственницы.
Некоторые вековые листвени устояли - не сломались под штормовым ветром. И теперь торчали этакими обугленными телеграфными столбами, почти полностью лишенными некогда роскошных пушистых крон.
Павел и Василий обвели окрестности ошарашенными взглядами.
- Пресвятая Богородица! - ахнул Берестов.
- Да-а... Видать, крепко Огды на людей осерчал, - высказал свою версию произошедшего Дженкоуль.
Павел покосился на него, но спорить не стал. Вместо этого спросил:
- Как думаешь, Вась, все закончилось?
Тунгус неопределенно повел плечами. Встал, отряхивая с одежды землю, но тотчас завыл, схватился руками за голову, завертелся на месте, а потом его ноги подогнулись, и он потерял сознание.
- Э! Вась, ты чего? - испугался Павел, но тут его собственная голова словно разорвалась от бесшумной ослепительно-белой вспышки, которая мгновенно погасила сознание, увлекая в небытие...
Павел Берестов открыл глаза. Первое, что он увидел - ясное голубое небо. Тишина стояла такая, что Павлу показалось, будто он оглох. Эта мысль моментально привела его в чувство. Он сел, опираясь расцарапанными до крови кулаками в мокрое земляное месиво.
Мокрое?..
Ему показалось, или воды вокруг и впрямь прибавилось? Вроде изначально земля в этом месте была довольно сухой, теперь же размокла, как после сильного дождя.
Берестов машинально потер рукой лоб, пытаясь сосредоточиться. Что произошло? Сначала был чудовищный взрыв. Или даже два взрыва подряд. Потом все стихло... Почему же так плывет в глазах? Контузия? Но после взрыва ничего такого не было. Что же случилось потом?.. Кажется, яркая вспышка света... Хотя нет, вначале потерял сознание Василий, а потом... Все-таки вспышка была... Или нет?..
Так и не вспомнив в точности, Берестов огляделся по сторонам. Сознание выхватывало окружающую реальность кусками - словно разрозненные фрагменты мозаики.
...Гигантский вывал леса вдалеке. Торчащие над землей корневища, переломанные древесные стволы...
...Разбросанные по округе, будто спички, тонкоствольные карликовые березки...
...Блестящее зеркальце озерка по соседству. Вроде раньше тут было засохшее торфяное болотце. А теперь вся растительность скрылась под водой.
Странное какое-то озерко... Его поверхность будто затянута тонкой радужной пленкой жидкого масла. А на берегу что-то блестит.
Павел присмотрелся. Что это? Вроде камень. Относительно крупный - размером с оленя или чуть поменьше. Хотя для камня форма слишком правильная - овальная, гладкая. И цвет - блестящий, ртутный.
Не камень - капля. Гигантская капля ртути.
Мечущийся взгляд Берестова наткнулся на тунгуса, о котором он совсем было забыл. Дженкоуль сидел на земле, перемазанный с ног до головы грязью, и очумело тряс головой.
- Вася! Живой! - обрадовался Павел.
Ему показалось, что он произнес это вслух, но сам не услышал своего голоса. И Дженкоуль не обратил на него внимания. Тунгус по-прежнему сидел, уставившись в болотистую грязь под ногами, и по-собачьи мотал головой, словно пытался выплеснуть из ушей воду.
Подумав о воде, Павел спохватился - ее и впрямь стало заметно больше, и она продолжала прибывать. 'Затопит! Уходить надо!' Эта разумная мысль промелькнула и тут же исчезла в череде других бессвязных образов и ощущений.
Взгляд Берестова снова зацепился за странный ртутный блеск. Пошатываясь, Павел поднялся на ноги. Казалось, необычный камень зовет его, призывно играя бликами на солнце. Форма камня тоже постоянно менялась - словно гигантская капля дрожала от ветра. Все это одновременно манило и пугало.
Павел пошел к загадочному камню.
Тотчас накатила головная боль. Она ударила резко, наотмашь. Берестов невольно охнул и сделал шаг назад. Боль стихла, как ни бывало. Удивленный Павел снова шагнул к камню... и тут же схватился руками за голову. Отскочил назад. Боль прошла. Странно. Словно кто-то наказывал его болью за попытку приблизиться к загадочному камню!
И тут Берестов услышал слабый женский голос, который доносился как раз со стороны 'капли ртути':
- Помогите...
Павел сжал кулаки, стиснул зубы и ринулся к камню. Боль рвала его голову на части, но он сумел сделать несколько шагов. Перед глазами плавали огненные круги, шумело в ушах, во рту стоял отчетливый привкус крови. Не устояв на ногах, он упал на колени и пополз на голос, едва не проваливаясь по уши в мутную торфяную жижу.
- Помогите... я здесь... - просила женщина.
Павел подвывал от боли, но полз. Почти в беспамятстве добрался он до 'ртутного' камня. Посреди грязной лужи кто-то лежал. Под мутной водой разглядеть одежду и лицо оказалось невозможно. О том, что перед ним женщина, Павел догадался только по ее голосу.
Вода продолжала прибывать. Еще чуть-чуть и незнакомка полностью утонула бы в грязной жиже. Едва не теряя сознание от боли, Берестов подхватил ее за плечи, и поволок-пополз прочь от таинственного камня.
Постепенно боль уменьшалась и, наконец, затихла совсем. Тогда Берестов выбрал кочку повыше, куда еще не успела дойти вода, пристроил спасенную на мшистом ковре и рухнул рядом. Сил у него больше не оставалось.
Вероятно, Павел задремал или на какой-то миг потерял сознание от пережитой боли и усталости. Очнулся он оттого, что кто-то сильно встряхнул его за плечи. Берестов резко сел, обмирая от ужаса, но тут же расслабился и выругался:
- Васька! Что б тебе пусто было! Напугал, черт!
- Кто она? - Дженкоуль кивнул на лежащую неподвижно женщину.
- Не знаю.
Берестов взглянул на незнакомку. Теперь он смог рассмотреть ее получше. Перепачканное грязью, но все равно симпатичное лицо. По виду русская, лет семнадцати-восемнадцати. Русые волосы заплетены в косу. Одежда обычная - скромное темное платье с высоким воротом и длинной юбкой до щиколоток.
- Паша, откуда она взялась? - спросил Василий.
- Она звала на помощь. Лежала там, у камня.
- У какого камня?
- Да вон у того... - Берестов осекся.
Камня не было!
- Как же так?! - Павел рысцой рванул к знакомому озерцу, подсознательно ожидая возвращения головной боли. Но боли не было. Как не было и камня-капли. Ни следа. Вернее, если след и был, он уже скрылся под водой. Берестов пошел по колено в мутной холодной жиже, шаря руками по вязкому дну, будто и впрямь надеялся разыскать пропажу.
Дженкоуль рассеянно понаблюдал за ним и вновь повернулся к незнакомке. Потряс ее за плечо, похлопал по щекам. Девушка застонала, пошевелилась, приходя в сознание. Села, удивленно взглянула на Василия, нахмурила темные красивые брови, будто не понимала, где находится.
- Ты кто? - спросил Дженкоуль. - Как тебя зовут?
- Не помню, - девушка потерла виски, будто у нее вдруг разболелась голова. - А где это я?
- Недалеко от Чургима.
- Что еще за Чургим?
- Дык речка так называется. Ты что, не знаешь? Все же знают, - удивился Василий. - По-вашему, по-русски, 'чургим' - это 'черный камень'.
- Черный камень... Нет, не слышала о таком. Вот про речку Злата Водяница в здешних местах слыхала. А про Чургим нет.
Дженкоуль посмотрел на незнакомку с сочувствием. Водяница какая-то. Отродясь тут ничего подобного не было. Сразу видать, не в себе, девка. Небось, когда деревья падали, ее веткой по голове и приложило.
Вернулся перемазанный грязью Павел, сообщил:
- Исчез камень. Нету его. Сгинул. А может, он мне померещился?
- Да Бог с ним, с камнем, - Василий протянул Берестову чехол с ружьем, о котором тот уже успел забыть. - На, возьми. Я подобрал. Надо глянуть, много ли туда грязи набилось. Если что, почистить.
- Некогда. Потом почистим. А сейчас нужно уходить. Вода идет. Скоро тут все затопит. Вы можете сами идти? - спросил Берестов у девушки.
- Конечно, - она вскочила на ноги, покачнулась, словно у нее закружилась голова, но тут же выпрямилась. - Все в порядке, я могу идти.
Вода и впрямь прибывала. Она уже затопила низинки и подбиралась к кочке, на которой стояли Василий, Павел и незнакомка.
- Откуда же она поступает? - удивился Берестов. - Словно подземную реку прорвало. Так ведь не было тут такой.
- Ну, почему вы, лючи, все время о какой-то ерунде думаете? - возмутился Василий. - Тут думать надо, как быстрее ноги унести, а все остальное уж потом.
Тунгус первым спустился с кочки и захлюпал по воде. Она уже доходила ему до колена, заливалась в охотничьи сапоги-олочи. Из воды торчали лишь ветки переломанных карликовых берез, да высокие кочки.
Дженкоуль поднял с земли одно деревце, снял с пояса топорик, смахнул лишние ветки, превращая древесный ствол в слегу. Протянул девушке:
- Будешь в воду тыкать. Что б знать, куда ногу ставить. А то так недолго ее и сломать.
Такая же слега досталась Павлу. Не забыл Дженкоуль и себя. Разобравшись с экипировкой, Василий осмотрелся, прикидывая, куда идти, и вдруг уставился на лесистую гряду в направлении полуночи, прищурив и без того узкие глаза. Теперь они вообще превратились в черточки.
Берестов перехватил взгляд тунгуса, обрадовался:
- Идем туда! Гряда высокая, от воды точно спасемся.
- Погоди, - Дженкоуль и не подумал тронуться с места. - Туда не пойдем...
- Там высоко, вода не дойдет! - Берестов не сразу понял, о чем говорит тунгус. - Что? Как не пойдем?
- Нельзя туда ходить. Плохая гора, - заявил Дженкоуль.
- Да с чего ты взял? Гора как гора, - Павел еще надеялся уговорить Василия.
- Нет! Не было такой возле Чургима! Никогда не было. А теперь есть. Нельзя туда! Богов прогневаем.
Василий завертел головой по сторонам, прикидывая, где еще можно укрыться от поднимающейся все выше воды. Но таинственным образом возникшая гряда оказалась единственным высоким местом в округе. Все остальное пространство, насколько хватало глаз, теперь напоминало огромное болотистое озеро, и лишь вдалеке виднелся вывал леса, но вода уже подступала и к нему.
Незнакомка не сразу уяснила, что за 'плохая гора', и о чем вообще речь. А когда поняла, расплылась в улыбке:
- Туда можно идти. И нужно. Я узнаю это место. Видите утес, напоминающий рогатую голову оленя? Он тут такой один, так что не перепутать. А гряда называется Грива Святого Петра. Прямо за ней речка Злата Водяница и золотой прииск. И наша экспедиция тоже где-то там. Ее возглавляет мой папа... э-э-э... Воронцов Виктор Николаевич. А меня зовут... м-м-м... Ксюша... Ксения Викторовна Воронцова! - Девушка засмеялась: - Я все вспомнила!
Дженкоуль многозначительно посмотрел на Берестова и незаметно покрутил пальцем у виска, дескать, бред какой-то. Сроду здесь не было ни Златы Водяницы, ни прииска. Впрочем, и гряды тоже раньше не было. А теперь она есть.
И вода есть. И ее становится все больше...
Берестов с тревогой огляделся.
- Вась, придется все же идти к этой Гриве. Больше некуда... - Павел осекся. Над таинственной грядой внезапно вспыхнул ослепительно-яркий луч. Он словно вырывался из одной из вершин и уходил вверх, теряясь в небесной синеве.
- Что это, а?! - испуганно спросила Ксения.
- Бугады (*бугады - дух охоты, хозяин территории, эвенк.) сердится, - уверенно заявил Дженкоуль и упрямо добавил: - Нельзя туда идти!
- А что делать? Здесь оставаться? Ждать, пока вода накроет нас с головой? - возразил Берестов.
Луч пометался по небу и исчез, как ни бывало. Зато появился гул. Он шел с заката - с противоположной от гряды стороны, был монотонным и ровным. Заволновалась вода. Ее поверхность пошла рябью, постепенно превращаясь в невысокие волны. Они били по ногам, будто предупреждали: нельзя стоять! Надо идти!
Василий Дженкоуль еще раз торопливо осмотрелся, прикидывая. С двух сторон до самого горизонта раскинулось новоявленное болотистое озеро, с третьей торчал гигантский вывал леса, а на восходе возвышалась 'плохая гора'. Она не нравилась тунгусу совершенно. Плохое место! Злое. Василий ощущал это всем своим существом.
В отличие от него, Берестов ничего такого не чувствовал. Гряда как гряда. А что до утверждения тунгуса, будто ее тут раньше не было, так это все ерунда. Как это не было, если сейчас вон она - стоит. Горы ведь просто так не появляются. Просвещенный и образованный петербуржец Павел Берестов в подобные чудеса не верил.
- Вась, ты как хочешь, а я иду к гряде, - заявил он.
- Нет, - Дженкоуль решительно схватил его за плечо, повернул к гриве спиной и указал на вывал леса: - Туда пойдем.
- Куда туда? - возмутился Берестов. - Там бурелом, не укрыться!
- Вы слышите? - перебила Ксения. - Гул стал громче.
Странный звук и в самом деле усилился.
- Смотрите! - Воронцова указывала на горизонт. Там быстро двигались какие-то точки. Много точек. - Что это?
Тунгус несколько мгновений всматривался вдаль:
- Орор (*орор - олени, эвенк.). На нас идут.
Сотни оленей и впрямь двигались, будто живая, очумевшая от паники волна. Они шли прямиком на гряду, не замечая, что на их пути оказались трое людей.
- Затопчут... - Дженкоуль с тревогой всмотрелся в приближающийся животный вал, приметил среди оленей несколько лосей, стаю волков. Все животные двигались рядом друг с другом, не помышляя об охоте, гонимые чем-то невероятно страшным. Смертельно-опасным и безжалостным, словно лесной пожар.
Олени и лоси бежали, шумно расплескивая воду. Коротконогие волки местами не доставали до дна и пытались плыть. Частенько животные с разбегу спотыкались о коряги, падали, но подняться уже не успевали - десятки копыт и лап сородичей молотили по их телам, затаптывая насмерть, топя. Овладевшая животными паника гнала их вперед, не разбирая пути. Некоторые пытались свернуть в бурелом, но тут же выворачивали обратно на торфяник. У животных оставался лишь один путь - прямиком на гряду.
- От чего они бегут? - машинально спросил Берестов. - Гул вроде доносится как раз с той стороны. Это он их гонит, интересно?
Тунгус не ответил. Он вновь посмотрел на обезумевших зверей, на плохую гору и решился:
- Пойдем к горе. Быстро!
Но бежать толком не получилось. Ноги увязали в топком дне. Ямки и кочки, скрытые коварной водой, так и норовили оказаться на пути, а это грозило нешуточными травмами. Поэтому двинулись быстрым шагом, пристально вглядываясь в воду перед собой и проверяя путь слегами.
Вода уже почти доходила до середины бедер.
Павел ясно слышал за спиной шумный плеск. Он становился все громче, почти перекрывая монотонный гул - животные нагоняли. От их движения поднялись волны. Они били людей в спины, словно торопили: скорее, скорее!
Волны подняли со дна разжиженный торф. Сразу стало труднее идти - в мутной воде было почти невозможно различить препятствия. Споткнулась и упала Ксения, уйдя под воду с головой. Павел помог ей подняться. Она зашлась мучительным кашлем - случайно вдохнула воду.
Берестов с тревогой оглянулся. Живая лавина находилась пока далеко, но приближалась с неумолимой быстротой. А до спасительной гряды оставалось не так уж и близко.
- Не успеем! - воскликнул Павел. - Они нас сомнут!
Ксения тоже оглянулась, ахнула и бросилась к берегу, но вновь споткнулась и полетела носом в воду. Павел снова помог ей подняться.
- Стойте! Так только ноги зря переломаете! - крикнул им Дженкоуль. От волнения он перешел на родной тунгусский, но Павел понял его. Благодаря длительному общению с Василием и пациентами-тунгусами, он худо-бедно говорил на местном наречии. - Нужно не так.
- А как? - Берестов остановился и придержал Ксюшу: - Обожди. Васька что-то задумал.
- Костер разведем, - пояснил свою задумку Дженкоуль. - Большой. За ним укроемся. Олени в огонь не пойдут, обогнут стороной.
- Как же мы костер в воде-то разведем? - удивился Берестов. Он машинально отвечал по-русски, так что разговор велся на двух языках сразу.
- Не болтай. Помоги мне. - Тунгус быстро стал собирать шалаш из хаякт.
Замысел тунгуса был прост. Потоп начался недавно, деревья пролежали в воде совсем чуть-чуть, и не успели толком отсыреть. Если найти подходящий материал на растопку, то деревья начнут гореть.
- У меня есть спирт, - вспомнил Павел, машинально тиская рукой небольшую медицинскую сумку, которая как всегда была при нем.
Берестов и Дженкоуль заработали с утроенной энергией. Павел продолжал складывать вместе карликовые березки, а Василий отбирал сушняк. Мертвых, сухих деревьев среди хаякт хватало. Влажное снаружи дерево оставалось сухим внутри. Василий выбрал несколько подходящих березок.
Ксения не понимала смысла их суеты. Больше всего на свете ей хотелось броситься бежать к спасительной гряде, но в тоже время было ясно, что не успеть - живая смертоносная лавина приближалась слишком быстро. Оставалось ждать и надеяться, что задумка тунгуса их спасет. Иначе - смерть под копытами взбесившихся оленей. И Ксюша оставалась на месте, приплясывая от нетерпения, не сводя испуганного взгляда с приближающейся стены ополоумевших животных.
Дженкоуль мельком посмотрел на нее, быстро снял с себя охотничью парку и принялся стаскивать нательную рубаху, велев Павлу:
- Ты тоже рубаху скидывай. Она у тебя еще, кажись, сухая.
Берестов поспешно стал раздеваться. Василий надел парку прямо на голое тело, а рубаху протянул Ксении:
- Рви пополам.
- Не понимаю... - покачала головой девушка.
Василий, забывшись, по-прежнему говорил на родном языке, которого она не знала.
- Рубашку пополам порви, - быстро перевел Берестов. - Только в воду ее не макай, повыше держи.
От волнения он забыл приличия и перешел с девушкой на 'ты'.
Воронцова почти с радостью рванула ткань косоворотки. Любое занятие сейчас казалось ей благом по сравнению с тревожным ожиданием. Но материя оказалась прочной и не поддалась рывку. Ксения вцепилась в рубашку зубами.
Дженкоуль сорвал с пояса нож, протянул ей:
- На. Так споро дело пойдет, - перешел на русский Василий.
Ксения неумело ткнула в ткань ножом. Она очень торопилась и от этого становилась неуклюжей. Непонятный ровный гул и плеск воды под копытами оленей изрядно действовал девушке на нервы. У нее дрожали руки, и она чуть не порезалась сама.
- Дай сюда, - Дженкоуль отобрал и нож, и рубаху, быстро разорвал ткань на две половины. Протянул Павлу: - Спиртом облей.
- Сейчас... - Берестов смочил спиртом обе рубахи. Свою пристроил на шалаше среди сложенных Василием сухих стволов хаякты.
Две проспиртованные половинки рубашки Дженкоуля пошли на факелы - Василий намотал их на ветки.
- Подержи, - Дженкоуль сунул факелы Павлу, а сам достал огниво и принялся высекать огонь. Удар кремня о кресало высек искру, она перекинулась на смазанную спиртом ткань, и вскоре оба факела уже полыхали огнем. Один достался Павлу, второй схватил Василий.
Берестов принялся торопливо разжигать костер из хаякт, тыча факелом в пропитанную спиртом ткань, разложенную среди березок. А Василий сделал несколько шагов вперед и гортанно закричал, размахивая факелом, пытаясь отпугнуть оленей. Ксения тоже принялась кричать и махать руками, желая помочь.
До оленей было рукой подать. Воронцова уже ясно видела налитые кровью обезумевшие глаза животных, пену у рта и тяжелые ветвистые рога.
- Прячься! - Василий отпихнул ее назад, требуя, чтобы она укрылась за шалашом из хаякт, где уже постепенно разгорался огонь. Пропитанная спиртом ткань полыхнула сразу, огонь перекинулся на сушняк, а затем медленно и нехотя пополз на влажные березовые стволы, чадя дымом.
Первые из животных уже были рядом. Павел дернул Ксению в укрытие, а сам выскочил вместе с Василием сбоку от набирающего силу костра и принялся кричать и размахивать факелом.
Дженкоуль выдернул из чехла двустволку, зарядил оба ствола и выстрелил в набегающих животных. Два оленя с разбегу зарылись в воду. Идущие сзади рогачи споткнулись о них, образуя кучу малу. Дженкоуль перезарядил ружье и выстрелил вновь. В нескольких саженях (1) перед костром образовалось препятствие из мертвых животных. Налетающие на них олени спотыкались и были вынуждены сбрасывать скорость. Замечали огонь и дым и шарахались в стороны, обтекая костер и трех людей живыми испуганными потоками.
Один из длинноногих лосей сумел перескочить преграду из оленьих трупов, едва не сбив чадящий дымом и огнем шалаш. Тунгус сорвал с пояса топор и бросился к сохатому. Взмахнул остро-заточенным лезвием. Лось с перебитой шеей рухнул, как подкошенный, щедро окрашивая воду в красный цвет.
Ксения вся затряслась, глядя, как растекшаяся кровь окружает подол ее платья, проникает сквозь ткань и касается тела. Девушку замутило, ей показалось, что она стоит по колено в крови. Да так оно на самом деле и было. Ксения покачнулась, чувствуя дурноту, и чтобы не упасть, уцепилась за Павла.
- Ты чего? - встревожено повернулся он.
Воронцова не ответила, но Павел понял и сам. Посоветовал:
- Не смотри вниз. Гляди на небо. Или закрой глаза.
Мимо них, обтекая с двух сторон живой рекой, неслись обезумевшие животные. Постепенно их становилось все меньше - большая часть успела проскочить далеко вперед, а самые шустрые уже достигли Гривы и выбрались на сушу.
Внезапно Павлу показалось, будто далекий гул стал намного громче - словно приблизился. Он перестал быть слитным, распадаясь на отдельные громкие звуки, напоминающие барабанную дробь. Дженкоуль тоже услышал это, вгляделся вдаль и... застыл, вытаращив глаза. Павел удивился - он даже не подозревал, что глаза тунгуса способны раскрываться так широко!
Берестов только собирался взглянуть, что же такого увидел Василий, но его опередила Ксения. Она сделала шаг из-за костра, посмотрела на запад и завопила:
- Матерь Божья! Что это?!
Зрелище и впрямь оказалось невероятным - водная гладь за спинами последних рядов бегущих животных то и дело взрывалась фонтанами, словно под водой срабатывали бомбы.
Бах! В воздух поднялось очередное облако брызг. Бах! Бах!
Взрывы звучали так часто, что сливались в сплошную барабанную дробь, а в воздухе постоянно висело водяное марево.
Но самое страшное - эти 'барабанщики' приближались! Именно они и гнали обезумевших животных.
Основной поток оленей иссяк. Остались лишь слабые и больные. Их было мало. Они двигались гораздо медленнее своих сородичей, и вскоре невидимые 'барабанщики' их догнали. Неведомая сила разрывала тела животных изнутри. Мгновение и олени превращались в кровавый фонтан. Вода вокруг помутнела от крови.
Павел, Василий и Ксения смотрели на приближающуюся полосу взрывов, как завороженные.
Первым опомнился Дженкоуль. Он развернулся спиной к 'барабанщикам', крикнул: