Их некому было увидеть или услышать. На одинокой разрушенной башне посреди вымершей и выжженной земли пережидали ночь двое. Они не разводили костра - летняя ночь выдалась на удивление теплой, к тому же огонь привлекал бы ненужное им внимание. Ограничившись тем, что закутались в походные плащи, они устроились на крыше башни и коротали время то и дело возобновляемой беседой.
- В судьбу? Нет, пожалуй не верю.
- Почему?
В кромешной темноте вокруг них нельзя было разглядеть ни лиц ни даже очертаний фигур, притаившихся на ветхом, доживающем свои последние годы строении.
- Когда веришь в предначертанное - рискуешь потерять мотивацию. Все произошло так как оно произошло просто потому что так было предначертано. Мне больше нравится видеть в своих успехах свои достоинства, а в провалах - недостатки, которые следует устранять.
- С тобой трудно не согласится. Как, впрочем, и всегда. Но я говорил не о такой крайности.
- А о чем?
Ворон, кормившийся у подножья чьими-то останками, внезапно встрепенулся и, взлетев повыше, уселся на зубец башни, прислушиваясь к звукам человеческого голоса.
- О вещах, которые невозможно предугадать. Которые происходят. Просто происходят, хочешь ты того или нет. О представляющихся раз за разом возможностях, о знакомствах, которые происходят по вине слепого случая. Веришь ли ты, что стоит прислушиваться к таким знакам?
Ворон гулко каркнул, выражая свою позицию по заданному вопросу и слетел с зубца на каменную поверхность башни, присоединяясь тем самым к беседе. Один из собеседников достал из кармана плаща корюшку, раскрошил ее в пальцах и бросил птице. Та с удовлетворением принялась поглощать угощение.
- Не знаю, - после молчания ответил второй, - Можешь удивляться, но я никогда об этом не задумывался. Как то было не до того.
- Меня этот вопрос стал посещать после нашей встречи.
- Нашу встречу тяжело назвать случайной, - заметил собеседник, плотнее закутываясь в свой плащ.
- Саму встречу - нет. Но обстоятельства...
Ворон подобрался поближе к второму сидевшему на башне человеку, ожидая, что тот тоже окажется щедр на угощение. Но, заглянув страннику под капюшон, в ужасе каркнул и улетел прочь. От недоеденных крошек, от одинокой башни и прежде всего - от странника на крыше.
- Если и есть такая вещь как судьба, - мрачно проговорил человек на башне, глядя вслед ворону - то у меня накопилось достаточно причин, чтобы ее ненавидеть.
Любой, кто оказался бы на месте ворона, из любопытства заглянувшего под капюшон плаща скитальца на крыше, скорее всего, последовал бы его примеру. Но никого не было на выжженной войной земле. Некому было подслушать беседу между двумя странниками, коротающими ночь на башне. Только воронам да мертвым телам, которыми было усеяно поле.
Окрестности деревни Угранье. Осень. 1221 год.
До темноты в деревню он решил не заходить. Попадаться на глаза до завтрашнего дня не входило в его планы. Устроившись в тени невысоких деревьев на пригорке неподалеку, он наблюдал за размеренной деревенской жизнью. Он не сильно опасался быть замеченным - тень от дерева и запятнанный плащ неплохо укрывали его от случайно брошенных взглядов, а подобраться незаметно к нему никто бы не смог, в этом он был уверен.
Пока оставалось время до наступления темноты, он смотрел и слушал. Несмотря на приличное расстояние до деревни, он различал и неприличные жесты, которыми перекидывались нетрезвые крестьяне, и не менее приличные слова, которыми эти жесты как правило сопровождались. Обрывки фраз прилетали в большом количестве, смешиваясь в причудливый водоворот звуков, в эпицентре которого находился странник. Он прислушивался почти неосознанно, скорее, по привычке, чем из праздного любопытства, которого он, как сам верил, был лишен.
- Я тебе, драконово семя, за милку то задницу красным раскрашу! - двое на выходе из покосившегося дома выясняли отношения.
- Ох, как бы до весны хватило, - причитала старушка возле соседней халупы, пересчитывая мешки с провизией.
- А ну пригнись, кому сказала! Увидит же, увидит! - он повернул голову в сторону, откуда донеслась последняя фраза.
К башенке, одиноко стоявшей чуть поодаль от деревни, пробирались двое - девочка и мальчик. Скрываясь в ухоженном саду, они, похоже, пытались незаметно подкрасться к окну башни.
- Дурость все это, Шель, не понимаю я этого.
- А тебе понимать и не надобно, - девочка шикнула на паренька, - У нас с дедушкой спор - что я в башню проберусь, а он меня не заметит.
- А я тут причем?
- Как причем? Ты к нам в гости сегодня собрался? Собрался. Вот и не мешайся. Иди лучше стучись в дверь, выиграешь мне минутку.
Он с интересом наблюдал за развитием событий. Как мальчик, отряхивая одежду от пыльцы, поднимается из-за кустов и идет к двери. Как девочка, стараясь держаться как можно ниже, проходит садом к самой башне, и начинает красться к окну. Как подает знак пареньку и тот стучится в дверь.
- О, господин Скатани, вы сегодня к нам? - дверь открылась почти сразу. Открыл седой старец, опиравшийся на самодельную трость. Странник пригляделся к старику - тот казался смутно знакомым.
- Да, мэтр Эгевальт, если позволите, - паренек нервничал перед старцем, но в сторону крадущейся к окну девочки голову не поворачивал.
"Эгевальт" - пронеслось в голове у странника - "Вот оно как. А ведь я знаю тебя, мэтр Эгевальт".
- Какой я тебе мэтр, - усмехнулся старец, - давай заходи, на улице уже далеко не лето. И Шеаль кликни, чтоб напрасно к окну не лезла. Закрыл я ее щелочку. Дуло мне в шею, знаешь ли.
Странник возле дерева усмехнулся. Девочка выругалась себе под нос, но что именно - с такого расстояние даже он уже не расслышал - и поспешила к двери.
"Далеко же ты забрался, мэтр Эгевальт" - рассуждал про себя странник. "Но ничего. Во всяком случае, это может помочь решить вопрос с ночлегом. Надо только дождаться темноты".
С севера подул холодный ветер, принеся с собой запах сырой грязи. Недавно прошедшая буря размыла главный тракт неподалеку от границы, что и заставило странника свернуть с намеченного пути. На границе ему сообщили, что встреча, ради которой он проделал путь до Мезарии состоится не на тракте, а здесь - в небольшой деревне Угранье.
Странник замотался поплотнее в плащ, и прикрыл глаза. От идеи закурить он отказался, чтобы одинокий огонек не обнаружил его раньше времени, поэтому он просто ждал.
Как только стемнело, закутанная в черное фигура неслышно поднялась из своего укрытия, поправила пристроенный на спине меч, скрытый плащом, проверил, на всякий случай, чтобы тот легко вынимался, и двинулся к башенке.
Ступал он неслышно, не разбудив даже сторожевую собаку, перелезая через деревенскую ограду. Так же точно неслышно, подошел он к башне, прислушиваясь на ходу к тому, что происходило внутри.
- Дедушка, а расскажи какую-нибудь историю? - голос девочки доносился с кухни вместе с постукиванием ложки по дну тарелки. Судя по звукам, ужинали дети вместе, но мальчик, названый Скатани ел молча.
- Могу рассказать о девочке, которая подавилась, потому что болтала с набитым ртом, - отозвался Эгевальт голосом, который лишь с большим натягом можно было назвать строгим. Скорее в нем была шутливая ворчливость, присущая порою добродушным старикам.
- А я уже доела! Смотри!
- Хм... и правда, ну тогда мне деваться некуда. О чем же вы хотите послушать?
Странник не стал дожидаться ответа детей и постучал в дверь. На какое-то время воцарилась тишина, которую прервал внезапно резкий голос старика.
- Дети, в подвал, живо!
- Почему, деду..
- Живо, я сказал!
Странник терпеливо ждал, пока возня в башне завершится. Он слышал, как отодвигается какой-то тяжелый предмет по полу, как скрипит потайная дверь, как в нее залезают дети, причем девочка до последнего пыталась что-то возразить деду.
В итоге дверь открылась.
- Кого на ночь глядя принесло? - путник приметил, что старец успел вооружиться. На поясе его просторной рубахи теперь висел нож квенской работы. Такой нож легко было перепутать по виду с кухонным, однако глотки он резал как правило с тем же успехом, что и колбасу.
- Хороший у тебя нож, дедушка, - усмехнулся странник. Голос у него был хрипловатый, низкий, и приятным его назвать было трудно, - Я всего лишь уставший путник в поисках ночлега.
- "Простые" путники незамеченными к башне не подбираются. И не крадутся как звери к простым добрым людям в темноте, - голос Эгевальта же сделался из добродушного суровым.
- А "простые" добрые люди, - путник откинул капюшон, - квенских ножей на поясе не носят, мэтр Эгевальт.
- Драконово семя... - выдохнул старик, вглядываясь в лицо ночного гостя. Черные волосы почти до плеч были не ухожены и спутаны. Борода с проседью, прямой мужественный нос, а главное - глаза - глубокие неестественно черные глаза, Эгевальт знал своего гостя. Но вот был ли рад видеть - он пока не был уверен.
- Позволишь? - старец уступил дорогу путнику, и тот вошел в башню, - Уютно ты устроился, мэтр, хоть и забрался далеко.
В башне было всего три этажа. На первом была гостиная и кухня. Из мебели лишь несколько книжных шкафов, кухонные скамьи, стол да пара ветхих кресел. Выше, судя по всему, располагались спальни и кабинет мэтра.
- А о тебе ходили слухи, что ты кормишь ворон последние лет пять, - недоверчиво проворчал Эгевальт, запирая дверь.
- Умоляю, - отмахнулся странник, усаживаясь на гостевое кресло - иногда мне кажется, что слухи о моей смерти старше меня самого. Как-то раз мне пришлось перед работой убеждать заказчика, что я - не восставший из могилы ужас, больно уж он поверил в мою гибель. Ты выпустишь детей из тайника или они будут нас слушать в сырости и грязи?
- А скрыть от тебя что-либо все еще невозможно, - дедушка позволил себе улыбку и отодвинул второе кресло, под которым был люк.
- Тем и кормлюсь.
Из открывшегося люка первым делом высунулась косматая светловолосая голова девчонки лет двенадцати, которая тут же принялась с нескрываемым любопытством рассматривать гостя.
- Шеаль, во-первых, рассматривать незнакомых людей - неприлично, ты, в конце концов, воспитывалась не в хлеву. И выпусти Скатани, пока ты так торчишь, ему не вылезти.
Шеаль, не закрывая рта, высунулась целиком из погреба, пропустив за собой стриженного под горшок рыжего юношу примерно своего возраста, может, разве что немного старше.
- Скатани Горне, - первым отозвался юноша, стараясь смотреть в пол. Руки у мальчика были достаточно сильно развиты для своего возраста, а черные пятна на рубахе, характерные мозоли и ожоги на ладонях подтверждали догадку путника - перед ним был либо сын, либо подмастерье кузнеца. Учитывая небольшие размеры деревни, он скорее ставил на первое.
- Шеаль Тирье, - представилась девочка. Эта рассматривала странника во все глаза, перебегая взглядом от одной детали к другой. Едва задержавшись взглядом на высоких кожаных сапогах, явно прошедших не одну милю, она переводила его на плащ, служивший путнику верхней одеждой. Плащ был плотный, замызганный и на вид - теплый. Несмотря на то, что очаг неплохо обогревал башню, странник не торопился снимать ни плаща ни перчаток, на костяшках у которых были металлические пластины. Шеаль, хоть никогда прежде таких не видела, но догадывалась, какой цели такие пластины могли служить.
- Индиаго, - представился в ответ странник, слегка склонив голову, - фамилии у меня нет, но иногда меня называют Индиаго Ильговый.
Эгевальт при звуках такого прозвища поморщился.
- Тянет же людей коверкать все хорошее, - проворчал он.
- "Ильго" - это же "черный" у эшши, да? - внезапно спросила девочка, - то есть ты Индиаго черный? Это из-за волос тебя так прозвали или из-за одежды?
- Учишь внучку речи эшши? - с восхищением в голосе спросил гость.
- Понемногу, - отмахнулся старец, с явным удовольствием усаживаясь в кресло напротив Индиаго, - грамоте я их уже научить успел, так что подумал, что худа не будет, если еще какие знания им передам.
- А я знаю, кто вы такой, - вдруг тихо проговорил Скатани.
- Знаешь, значит? - Индиаго положил локти на колени и приблизился, таким образом, к мальчику.
- Вы - егерь, к нам такой же, как вы две зимы назад с батенькой приходил, голову принес с собой страшную. А батенька ему денег за голову дать то дал, но сам ее сжег, больно страшная была. А мне спрятаться велел, пока егерь не ушел. Потому как егеря детей крадут, это тут все знают.
- Сжег - это он правильно сделал, это разумно, - спокойно проговорил Индиаго, - небось, лихошип или скорее даже смертник через границу пробрался.
- Вы нас заберете, да? - совсем глухо спросил Скатани.
- Глупости этот все, Скат, - вдруг топнула ногой Шеаль, - дедушка Эгевальт же тебе рассказывал, что егеря детей не воруют.
- Не воруют, - подтвердил старец, - Ладно, давайте, как заползайте наверх да ложитесь спать.
- А историю? Ты обещал! Обещал! Обещал! - запротестовала Шеаль.
- Это было до того как к нам пришел гость, - постарался возразить Эгевальт, но увидев насупившееся лицо внучки понял, что оборону ему не сдержать, поэтому виновато обернулся к Индиаго.
- Я им расскажу пока что-нибудь, ты не будешь в обиде?
- Не буду, - отмахнулся егерь, - рассказывай. Чем меньше на меня внимания - тем мне спокойней.
- Ну ладно, сегодня расскажу вам про Исград, город пустого трона, который никогда не спит.
Индиаго откинулся на кресле и прикрыл глаза. Завтра ему снова нужно было пуститься в дорогу, а знакомство с деревенскими детьми разбудило старые воспоминания.
Исград. Весна 1153 год.
Егерь умел перемещаться незаметно. Не только таиться в тени и скрываться за деревьями. Но и двигаться в шумной толпе не привлекая внимания. Главное было - правильно выбрать темп движения, чтобы двигаться в такт с окружением. Вовремя останавливаться, глазеть по сторонам, делать вид, что у тебя точно такие же ежедневные заботы и дела, как и у всех вокруг. Обычно, Индиаго не прибегал к подобным методам. Его мало интересовало, привлекает ли он взгляды зевак или нет. Но сегодня был особый случай. Ему нужно было попасть в Императорскую башню. Он еще не знал, по какому именно поводу, но был уверен - чем меньше народу его сможет опознать на улицах Исграда - тем лучше.
Столица империи была построена лучшими мастерами квенов, людей и эшши. Белокаменный, по большей части, город радовал взгляд как его обитателей, так и простых приезжих, заглянувши х на ярмарку или по торговым делам. Исград никогда не спал. Днем здесь царила рыночная суета, ведь сюда свозились лучшие товары со всей империи. Таверны подчевали гостей изысканными угощеньями, девушки примеряли новинки имперской моды, седобородые ветераны придирчиво осматривали выставленные на продажу доспехи и оружие. Ночью начиналась совсем другая жизнь. Девушки расставались с приобретенными новинками в постелях своих спонсоров, таверны начинали меньше кормить, но выкатывали из подвалов бочки с хмельным зельем, а седобородые ветераны с улиц забивались как рак таки в таверны, откуда редко вываливались раньше утра. Такой ритм жизни был привычен Исграду - жемчужине Империи. Город, построенный на развалинах одного из крупнейших драконьих святилищ, как символ победы над тиранией ящеров.
Индиаго в Исград заходил редко. Для егеря тут было мало работы, а если что-то и происходило по его части, то либо Исградская стража справлялась своими силами, либо нанимали кого-нибудь другого. Но недавно он получил приглашение в императорскую башню. Приглашение из ряда тех, от которых не отказываются.
Императорская башня стояла в самом центре города так же как и Исград был расположен в самом сердце Империи. Высокая постройка нависала не только над окружающим его городом, башню было видно за много миль до того как становились видны городские ворота. Белая громадина пестрела имперскими пурпурно-золотыми флагами - драконье крыло пронзенное мечом.
Егерь фыркнул, глядя на развевающийся флаг и свернул в сторону от главного входа - ему нужны были двери для прислуги.
- Сударь, прошу сюда, - едва его завидев, к нему подскочил небольшого роста паренек. В глазах его была смесь услужливости и страха.
Индиаго коротко кивнул, и, не откидывая капюшона проследовал за мальчиком, судя по элегантной одежде - пажом. Внутри башни суетилась прислуга, мылась посуда, подготавливался корм лошадям. Судя по запахам, недалеко отсюда была и кухня.
- Эй, Гунько! - кто-то окликнул пажа, поспешным шагом пробиравшегося через помещение, - Глянь ка какой важный стал. Даже не здоровается. Или мы теперь тебе не ровня, а, жополиз проклятый?
- Отстань! - покраснел паж, ускорив шаг еще сильнее, - Ты коль посуду не домоешь - всего лишь розгами получишь. А я, если опоздаю, могу и в каземате сгнить.
- Ой, да если бы еще осталось что не сгнившее, - обидную фразу сопроводил хохот большей части прислуги. Какие-то реплики еще последовали вслед, но Индиаго уже не стал прислушиваться - помещение с прислугой осталось позади. Теперь они с мальчиком поднимались по узкой лестнице, судя по замызганности - тоже служебной. Гунько шмыгал носом, явно от нахлынувшей обиды. Индиаго молчал, хоть и слега сочувствовал мальчугану.
- Сюда, прошу, - на очередном этаже паж свернул с лестницы в коридор, - Господин Советник ждет вас тут. Сказав это, паж ретировался со скоростью достойной заправского гонца. Судя по топоту на лестнице - в сторону мойщиков посуды.
Индиаго вдохнул, выдохнул, и вошел в дверь. Внутри было темно, ни окон, ни освещения в помещении не было.
- Прошу простить отсутствие света, но мне будет спокойнее, если мы не будем друг друга видеть, - произнес спокойный голос из дальнего конца комнаты.
Егерь усмехнулся и, закрыв за собой дверь, уселся на край стола.
- Вы, господин советник, немножко с этим прогадали. В темноте я вижу не хуже чем при свете. Так что не валяйте дурака и зажгите свечи. Или вам на меня тошно смотреть?
- Мой отец решил не предупреждать меня об этой вашей... особенности, - не потеряв самообладания, ответил собеседник егеря. Свет, тем не менее зажегся. Но не от свечи - в комнате стояли фиритовые лампы - одно из новшеств, предоставленных цивилизации совместными трудами людей и квенов.
- Зато о скверном характере вашем я наслышан.
Собеседником Индиаго оказался средних лет мужчина, богато одетый, с проступающей уже сединой. Егерь его самого видел впервые, хотя и был довольно тесно, пусть и специфичным образом, знаком с его предком. С ним правда, господина Советника роднил разве что орлиный нос, остальными чертами лица сидевший во главе пыльного стола человек не сильно походил на Маркуса Герона - героя драконьей войны. Если Маркус, как помнил его егерь, был образцовым рыцарем во всем, начиная от поведения и заканчивая внешностью, то сидевший перед ним человек был меньше всего похож на воина. Щуплое телосложение, тонкие кисти рук, аккуратная острая бородка и в довершение картины - пенсне в серебряной оправе, из-за которого казалось, что Советник вечно щурится.
- Уютный у вас кабинет, - позволил себе усмешку Индиаго, обводя рукой подсобное помещение, в котором проводилась встреча. Стол, на котором он сидел не протирался от пыли, судя по всему, со времен возведения Исграда. Остальное пространство комнаты было по большей части наполнено различной кухонной утварью, кое-где поросшей паутиной.
- Оставьте свой тон, егерь, - жестко проговорил советник, - Мы с вами незнакомы, поэтому предлагаю сперва хотя бы представиться. Мое имя - Ливьер Герон - советник императора Михиргота - Квадора второго.
- Индиаго. Егерь, - ответ был сухим и коротким.
- Поверьте, я испытываю от этой встречи не больше радости, чем вы.
- Опустим прелюдии, советник, - Индиаго даже не глядел в сторону собеседника. Больше его, казалось, занимал слой пыли на столе, на котором он старательно рисовал кривые рожицы пальцем, - Я прибыл по вашему, так сказать, зову. Меня мало интересуют причины, по которым я тут. Просто скажите, что нужно сделать.
- Если вы выполните сегодняшнюю просьбу, то.... - советник выждал паузу перед тем как продолжить, - моя семья больше не будет обращаться к вам.
Палец егеря застыл на поверхности стола.
- Вот даже как?
- Именно так, и дело не только в выражении признательности моей семьи.
- Признательности? - Индиаго расхохотался, - Не путайте понятия, советник. Последним человеком в вашем роду, который был мне признателен был сэр Маркус Герон - основатель вашего рода. И пусть мы никогда не были друзьями или даже приятелями, но создатель мой свидетель, его потомки были недостойны даже его коня.
- Мне... известно о ваших отношениях с моим предком, и о ваших дальнейших отношениях с моей семьей, - Ливьер сохранял спокойствие, чем несколько раздражал егеря, - Однако с вами мы познакомились только сейчас. И пусть я понимаю причины вашей предосудительности в отношении моей персоны, я бы попросил вас выслушать меня до конца.
Индиаго некоторое время молчал, раздумывая над словами Советника и попутно дорисовывая его портрет на пыльной поверхности стола. Пенсне и бородку на своем произведений он нарочито увеличил до неимоверных размеров.
- Я вас слушаю, господин Советник, - в итоге бросил он.
- Мне известно, - с готовностью продолжил Ливьер Герон, - что большая часть моих предков прибегала к вашим услугам исключительно как к инструменту удовлетворения своих амбиций. Заверяю вас, моя просьба будет носить иной характер. Я бы предпочел избежать вашего вмешательства, но, к сожалению, не вижу другого пути.
Индиаго терпеливо слушал, пообещав себе постараться не прерывать собеседника.
- Ваше задание будет долгосрочным. Но как только вы за него приметесь, ваше служение моей семье будет закончено. Однако, это - последнее задание - останется за вами.
- А как быть с этим? - воспользовавшись паузой, Индиаго поднял руки, обнажив шрамы на запястьях, складывавшиеся при ближайшем рассмотрении в причудливый узор.
- Боюсь, что это останется неизменным, - тихо, но твердо проговорил Советник.
- Что ж, разумно, - горько усмехнулся Индиаго, - Разве что непонятно, в чем тогда смысл так называемого конца моего служения.
- Смысл заключается в том, что вы более не будете обязаны выполнять указания моей семьи.
- Только ваши лично, да, господин Советник?
Ливьер Герон встал со своего кресла. Несмотря на щуплый вид, ростом Советник обладал внушительным, а в занятой им решительной позе Индиаго увидел тень Маркуса Герона - несокрушимого полководца прошлого.
- Нет, Индиаго, мои указания ты тоже не будешь выполнять после того как возьмешься за то, что я тебе поручу.
- Что ж, все лучше, чем ничего, - пожал плечами Индиаго, - Выбора у меня все равно пока что нет. Рассказывайте, господин Советник, что мне надо сделать?
- Украсть ребенка, - с усмешкой ответил Герон, усаживаясь обратно.
- И в этом крайне опасном мероприятии, - съехидничал егерь, - вам потребовалась моя и только моя помощь? Что такое, ребенок проклят и извергает пламя так, что к нему невозможно приблизиться?
- Насколько я знаю - нет, - тон Советника вернулся к прежнему, спокойному, - Просто этот ребенок - единственный наследник Императорского престола. А твоей работой будет его украсть и спрятать.
- Куда? - детали задания, мягко говоря удивили Индиаго, однако сперва он, действуя скорее рефлекторно, чем осмысленно, уточнял детали.
- Я этого знать точно не должен. Ребенок должен расти, не зная о том, кто он. Твоей задачей будет только следить, чтобы он рос порядочным человеком. Он и его потомки. Вот твое задание.
- Что-то мне подсказывает, что император не в курсе нашей беседы.
- Я надеюсь на это, - ответил Советник, - в противном случае очень и очень скоро у нам будет компания. А чуть позже наши головы распрощаются с нашими телами.
На какое-то время снова воцарилась тишина, прерываемая только слабым треском фиритовой лампы.
- Что ж, во всяком случае, это на самом деле не похоже на то дерьмо вашей семьи, которое я разгребал ранее . Не мое это дело, конечно, но любопытство берет свое, - взял слово егерь, - В чем причины такого... поручения?
- Императора забирает безумие, - печально ответил Советник, - Он уже не способен управлять Империей. И не думаю, что долго проживет. Либо болезнь изгложет его до конца, либо его приближение ему поможет. Скорее всего, произойдет смена династии. Годовалый наследник в таком случае станет беззащитной и легко устранимой помехой к трону. В лучшем случае - чьей-то марионеткой до конца жизни, скорее всего - короткой.
Ливьер Герон передвинул стоящую на столе лампу ближе к краю стола, осветив висящий на стене портрет. Единственный во всей комнате. На портрете был высокий мужчина в полном рыцарском доспехе. Его тяжело было назвать красивым. Лицо будто вырубленное тупым топором из скалы уродовал шрам через всю левую щеку и даже густая борода не могла этого скрыть.
- Обычно, моего предка изображают гораздо более величественно, - усмехнулся Советник, - но этот, задвинутый в каморку портрет, нравится мне более всего. Мне кажется, он наиболее достоверно отражает то, каким человеком был Маркус Герон - первый советник первого императора. А главное - на этом портрете отлично читается герб с девизом моей семьи. К сожалению, давно ею позабытой. Ты знаешь этот девиз, Индиаго?
- Знаю, - ответил егерь, вглядываясь в портрет. На щите, который держал великий герой драконьей войны было изображено дерево и собака, цепью привязанное к нему.
- Для меня это не пустые слова.
- И вы отдаете наследника Империи на попечение мне, менее всего заинтересованному лицу?
- Я поручаю вам это, потому что могу доверять, что вы выполните задание. А если мой план раскроется, и меня заставят признаться в том, что произошло... Что ж, во всяком случае, у меня уже не будет возможности дать вам отбой или хотя бы выдать расположение наследника.
- Так вся это история с моим освобождением от службы - лишь мера предосторожности?
- В каком-то роде - да. Но разве это так важно для вас?
- Пожалуй, не важно, - Индиаго покачал головой, задумался о предстоящем задании и вдруг рассмеялся.
- Что такое? - удивился Ливьер.
- Да ерунда. Просто, знаете, господин Советник, не так давно, про егерей пошла среди деревень новая молва, что мы, мол, детей крадем.
Герон усмехнулся шутке и вновь повернулся к портрету своего предка. Разглядывая слова, написанные под гербом. Индиаго невольно проникался уважением к этому человеку, ровно как когда-то и к его далекому предку, впервые выбившему на собственном щите "Знай свое место".
Деревня Угранье. Осень. 1221 год.
- О чем задумался, егерь? - спросил Эгевальт у гостя. Дети уже давно отправились спать наверх. История Исграда в исполнении старца была довольно занимательна. Не забыл он упомянуть и святилище драконов, на развалинах которого была возведена цитадель империи, и то, что "Ис" на языке эшши означает "высокий". С сожалением, но рассказал старик и об упадке города, последовавшим за распадом Империи Михиргота, о том как некогда величественный город превратился в спорную территорию для королевств - остатков некогда величественной Империи.
- О суевериях, - уклончиво ответил Индиаго, открывая глаза. Эгевальт непроизвольно съежился под взглядом гостя. Неестественно черные глаза егеря смотрели, казалось, сквозь него.
- Да уж, не любят вас в народе. Хотя, казалось бы, за что?
- Известно за что. Детей крадем, баб насилуем, которые под руку попадаются, если мужика далеко от деревни встретим - зарубим и пожитки заберем. На ночлег если останемся - то непременно сожрем все в доме. А, еще у себя на севере мы спим с пауками, а питаемся только кишками чудовищ.
- И что, - после паузы поинтересовался старец, - Во все это правда верят?
Индиаго пожал плечами.
- Где как. Как правило примерно половина списка суеверия встречается куда бы ты не сунулся.
- Тяжко, небось.
- Тяжко соплякам впервые на работу выехавшим, которым еще есть дело до того, что о них мужики в кабаках судачат. У егеря своя забота и своя задача. То, что ее не ценят те, для кого мы живот подставляем - так в этом мало удивительно. Собственно, ремесла нашего нам простить и не могут. Не может деревенский мужик спокойно смотреть, как приблуда - егерь заходит в темную пещеру и убивает засевшую там перегнойку или гнездо лихошипов вырезает. Потому что тогда в голове у мужика егерь этот, получается его смелее и лучше. А раз так, значит его надо очернить, чтобы на один уровень с собой хотя бы поставить, а лучше - и того ниже.
- Понимаю, - искренне согласился мэтр, - с нами - волшебниками похожая история, судя по всему получается. И ведь что обидно, ворожба - не дар, не рождением одним определяется. Она скорее как искусство. Талант врожденный, он, конечно, важен, но волшебство то открыто для каждого. Труд просто немалый приложить надо.
- Раз уж зашла об этом речь, ты позволишь? - егерь выудил из кармана плаща тонкую бумажную трубочку.
- Это что? - Эгевальт изумленно уставился на странную палочку.
- Самокрутка, - усмехнулся егерь.
- Как трубка что ли, с табаком?
- Вроде того. Трубка моя пару лет назад приказала долго жить, а новой все никак не обзаведусь. Так можно?
- Можно-можно, - разрешил старец, - Я трубкой и сам грешил, пока еще... да...
- Я как раз о том спросить и хотел, - Индиаго зажал губами самокрутку и провел пальцем по ее кончику. Бумага затлела, комната наполнилась терпким ароматом табака, смешанным с неизвестными старцу травами, - Последний раз когда я тебя видел, ты еще был придворным магом в Сагерии. Что случилось?
- В Сагерии маги сейчас не сильно в почете, - грустно проговорил мэтр Эгевальт, - В особенности те, у кого собственное мнение осталось. Если бы не лорд Кейн, гнил бы я сейчас в казематах Монтиля.
- Какие-то новости об этих недовольствах до меня доходили, - кивнул егерь, - Но, признаться, никогда не интересовался причинами. Просвятишь?
- Да дело то простое, - угрюмо проворчал Эгевальт, - Молодой король Тандер решил, что ему мало быть просто королем, а хочет он быть королем-чародеем. А придворные волшебники должны были из него такого сделать.
- И я так понимаю, - егерь вздохнул, - что из идеи короля мало что путного вышло.
- Мягко сказано. Чародеи сперва обрадовались такой перспективе. Иметь на троне волшебника казалось поначалу прекрасной идеей. Каюсь, даже мне. Вот только чародей оказался из Тандера никудышный. Ни таланта, не терпения. Молодому королю, видимо казалось, что достаточно будет прочитать пару умных книжек и волшебное знание на него снизойдет само собой.
Индиаго понимающе кивнул. Каждый егерь был волшебником, пускай и довольно узко специализированным, как правило. Ворожба уже давно не вызывала уважения в глазах простого народа. Прошлые подвиги магов на полях сражений стерлись в памяти большинства. Осталась лишь непреодолимая пропасть между теми, кто колдовству обучен и теми, кто нет. И пропасть эта заполнялась отторжением и ненавистью.
- И как тебе, мэтр, живется в деревне?
- Да нормально живется, - старый чародей махнул рукой и рассмеялся, - С практикой серьезной, я, сам понимаешь, распрощался. Вот - он указал пальцем на лестницу, - моя главная практика. Внучку воспитываю, обучаю, чему знаю потихоньку. Грамоте, языкам, математике с логикой.
- Не хочу я ее магии учить. Не перебивай, - заметив открывшийся рот егеря сказал он, - Я не слепой. Я вижу. И талант, и способности, и желание, которое она от меня скрывает. Но не хочу. У меня на то есть причины.
- Дело твое, - согласился егерь, - Ни делом, ни советом вмешиваться не стану.
- Не знаю я по правде, что с ней делать. Я - старик, с которым ей скоро станет смертельно скучно. Ей через месяц тринадцать будет, а дальше что? В четырнадцать в деревнях уже с женихами определяются. А дальше - брюхо и под замок.
Гость хранил молчание, сдерживая тем самым слово не вмешиваться советом. К тому же, по большому счету, судьба девочки ему была глубоко безразлична.
-Другая судьба ей должна быть уготована, с такими то способностями, - продолжал ворчать дед, развивая спор, который по мнению егеря он вел с самим собой довольно давно, - Ну да что поделаешь. Может в следующем году на остров ее отправлю, может примет Имельх девочку по старой дружбе.
Индиаго про себя отметил, что мэтр Эгевальт был, возможно, птицей полетом повыше, чем казалось изначально. В конце концов, далеко не каждый придворный волшебник мог похвастаться не то что дружбой, но хотя бы личным знакомством с архимагом.
И в этот раз Индиаго ничего не ответил собеседнику. Лишь молча затянулся и выпустил ароматный дым.
- Ладно, егерь. Вижу, мои мысли насчет внучки тебя не сильно занимают. Гостевой спальни у меня не предусмотрено, кресло тебя устроит?
- Более чем, - кивнул Индиаго, - После недели в пути возможность переночевать просто в тепле меня уже несказанно радует.
- Ну, тогда, - слегка крякнув, Эгевальт поднялся со своего кресла, - До утра. А то меня уже в сон самого морит.
- До утра, - согласился егерь.
Как только мэтр поднялся по скрипучей лестнице наверх, в свою спальню, егерь сдвинул два кресла и устроился на них почти как на кровати. Он на самом деле неделю провел в дороге и радовался возможности переночевать в тепле. Конечно, он мог бы провести в пути и месяц, и даже больше. Конечно, он уже давно отвык от комфортных условий и тепла очага. Конечно, он мог неделями спать на сырой земле, укрываясь лишь протертым до дыр походным плащом. Но это не значило, что если выпадет возможность устроиться с комфортом, он станет ее упускать.
Новая ночь, и новое место для ночлега. В этот раз они устроились в небольшом пролеске. Пришлось сделать немалый крюк, чтобы до него добраться, но все было благоразумнее, чем оставаться на ночь прямо на мертвой земле.
И снова не было никого, кто мог бы подслушать их разговор, кроме усеянного костьми поля.
- Как думаешь, что-нибудь здесь еще когда-нибудь вырастет? - спросил один странник у другого, закутываясь в плащ и отчаянно пытаясь поудобнее устроиться между корнями древнего дуба.
- Вырастет, - ответил второй, - Здесь шла война с драконами, не со скверной или чудищами. Драконий огонь не оставляет бесплодную пустыню.
- Уверен?
- Уверен. Больше скажу. Драконий огонь очищает землю от скверны, если она в ней есть.
Первый путник, наконец, устроившись между корней, теперь понурым взглядом осматривал раскинувшуюся перед ним равнину. Когда-то и на ней росли деревья, когда-то здесь даже были поселения, от многих из которых не осталось теперь даже руин.
- Сколько пройдет времени, перед тем, как оживет эта земля? Сколько зим пройдет, перед тем как она забудет, что на ней творилось?
- Ты снова драматизируешь? - вздохнул второй.
- Здесь довольно трудно от этого удержаться, знаешь ли. И не говори, что тебя не посещают подобные мысли здесь.
- Меня посещают другие, - покачал головой странник, - Меня больше беспокоит то, что никто не заботится о мертвых. Вчерашних бесстрашных героев сегодня просто оставили гнить на этих полях. А если о мертвых не позаботятся живые -- о них позаботится скверна. Ты видел, как это бывает.
Его собеседник молча кивнул, говорить ничего не имело смысла. На смертника они наткнулись в первый же день, когда он рискнул пройти побольше за один раз и, несмотря на доводы своего спутника, продолжил путь после захода солнца.
Отвратительное создание преградило им путь в первый же час дороги. Одетое в пробитые в нескольких местах доспехи, с раскроенной головой, оно молча двигалось в их сторону. Было что-то ужасающее в этой тишине с которой передвигался восставший из мертвых солдат.
Странник помнил, как его спутник подскочил к преградившей им дорогу абоминации, выхватив на ходу меч. Как ударом меча сперва отсек трупу ноги, а затем, уже поваленному наземь смертнику пронзил грудь, пригвоздив противника к земле. Сам же, к своему стыду, странник был вынужден признать, что от охватившего его ужаса, он окаменел. Молча наблюдал он, как совершает пассы руками над все еще шевелящимся покойником его спутник. Пока наконец, издав легкий, похожий на шепот, шелест, чудовище не затихло совсем. В тот же момент они свернули с дороги к ближайшей уцелевшей постройке и более ночью не передвигались.
- Почему они встают? - задал вопрос странник, вглядываясь в темноту, опасаясь увидеть там шевелящиеся фигуры.
- Скверна, - односложно ответил его спутник.
- Это я уже уяснил, но...
- Но как? - собеседник опередил вопрос, - Даже я тут не могу точно сказать. Думаю, дело в том же самом принципе, что используют лекари и некроманты.
- Тоже мне сравнил.
- Сразу видно, - фыркнул второй, - магия - не твоя сильная сторона. Лекари и некроманты на самом деле используют в своей работе очень схожие принципы, используя магию. Только когда лекарь оживляет погибшего на операционном столе - это чудо. А когда некромант - кошмар и ужас, - говоривший внезапно резко повернул голову в сторону поля. Принюхавшись, он несколько расслабился и продолжил, - Жизненные силы любого существа поддаются описанию с точки зрения волшебства. Пусть, такое описание будет далеко не всеобъемлющим и не совсем точным, его вполне достаточно для практики. Мертвое тело не сразу теряет все свои силы. После смерти, живое существо теряет возможность удерживать оставшиеся ресурсы в себе и постепенно рассеивает их вокруг себя. Как разбитая бутылка больше не способна держать в себе жидкость. Лекари и некроманты могут усилиями извне удерживать жидкость внутри бутылки. Разница лишь в том, что лекари при этом стараются склеить бутылку. Некромантов же это интересует редко.
- А скверна?
- Скверна, мне думается, действует похожим образом. Только вместо того, чтобы действовать извне, она сливается с остатками жидкости в нашей разбитой бутылке, делая то, что она делает лучше всего - поглощает и превращает в подобное себе.
- А почему ночью? Ты сам говорил, что скверне нет дела до времени суток, погоды и подобных вещей?
- Во-первых, я мог ошибаться, как я тебе уже как-то говорил, я не так уж силен в теории, а во-вторых, в конкретном случае, это скорее связано с родом деятельности. Сам процесс подчинения чужих жизненных сил гораздо лучше работает в темное время суток.
- А это с чем связано? - снова уточнил странник.
- А пес его знает, - глухо усмехнулся его спутник, - Спроси лучше у тех, кто в этом разбирается. Например, как доберемся.
Никто не слышал его усмешки. Некому было подслушать ночную беседу двух странников, бредущих через мертвые земли. Лишь вдалеке, по самому полю бродили смертники, но на счастье путников, они были слишком далеко, чтобы их услышать.