Увидеть море, и

жить дальше

(рассказ)

Семья Барякиных была самой обычной семьёй. Не хуже всех прочих, созданных под торжественный речитатив толстой тётки с сиреневыми волосами и лентой через плечо, а потом дружно обцелованных родственниками различного калибра и значимости, свидетелями, друзьями детства и неизвестными личностями, которые чуют свадьбы, как мухи чуют приятные им ароматы, и тут же слетаются на них, делая вид, что они и есть самые близкие родственники, помнящие обоих молодожёнов ещё сопливыми крохами.

Как у любой среднестатистической семьи у Барякиных было двое детей. Мальчик и девочка. Девочка помладше, мальчик постарше. Сии чада, как и сотни тысяч других детей, отличались непосредственностью и собственными взглядами на жизнь, которые иногда так неприятно (или приятно - всё зависит от воспитания и степени информированности) поражают взрослых, заставляя последних либо ужасаться ("Боже! Откуда он (она) этого набрался?!"), либо умиляться.

Мальчика звали Вова, а девочку Катенька.

Вовчик, несмотря на свой юный двенадцатилетний возраст, имел характер угрюмый, сосредоточенный, и поэтому страшно упрямый. "Весь в тебя, Барякин. Копия!" - восклицала с мрачным торжеством Верочка Барякина после очередной проделки сына. Миша Барякин прятался за развёрнутой газетой и угрюмо отмалчивался, словно к "копии" не имел никакого, даже самого отдалённого отношения.

Проделки, как и характер Вовчика, тоже отличались мрачностью. Обычно всё сводилось к тому, что он смертельно пугал свою сестру различными жуткими историями о привидениях, колдунах, инопланетянах, злобных квартирных гномах и оборотнях, обожавших хватать маленьких девочек и уносить с собой. После этого Катенька с криками просыпалась среди ночи и неслась к родителям. Получив взбучку, Вовчик не останавливался на достигнутом. Иногда, когда родителей дома не было, он выходил на балкон, садился на перила и говорил сестре: "Всё, я прыгаю". Катенька, своим детским шестилетним умом смутно понимавшая, что от братика мало что останется девятью этажами ниже, со слезами на глазах уговаривала его не прыгать. Вовчик настаивал на своём, и когда уже с сестрой начиналась настоящая истерика, давал себя уговорить. Это он проделывал несколько раз, но Верочка Барякина, услышавшая однажды рыдания дочери, доносившиеся с девятого этажа, устроила дома разбирательство и очень скоро докопалась до истины.

Хотя в семье Барякиных не приветствовалась практика телесных наказаний, Вовчик тогда получил по первое число хлёстким папиным ремнём. Впрочем, принял он наказание с истинным барякинским стоицизмом и спокойствием. Только единственная скупая мужская слеза скатилась по его щеке, когда он, потирая наказанное место, спрятался под стол.

Жизнь семьи Барякиных претерпевала в различные периоды самые разные изменения. Вначале это была комната в квартире родителей Верочки (Верочка с тихой ностальгией вспоминала то время, когда можно было жить на супах, котлетах и прочих гастрономических шедеврах своей матери, а так же с лёгкостью сдерживать фронтовые атаки молодого мужа в различных жизненных и бытовых вопросах, объединившись с матерью). Потом Барякин настоял на том, чтобы снимать отдельную квартиру. К тому времени обычный инженер Барякин, кое-что понимавший в компьютерах, мог себе это позволить. Верочка не посмела этому сопротивляться, так как к тому времени муж, изнурённый длительными дискуссиями с тёщей по поводу жизни вообще, и жизни молодой семьи в частности, подошёл к крайней черте своего терпения, и ей следовало решить, чью сторону принять. Верочка выбрала мужа. Во-первых, потому, что муж - это всё-таки муж, а не разонравившаяся пара перчаток. Во-вторых, Миша Барякин был не самым плохим мужем. С любых точек зрения. Он не пил сильно, не курил много, мог довести до полноценного оргазма в постели и не забывал дарить цветы на праздники. В-третьих, был покладист (если не перегибать палку), не имел привычки, раздражавшей любую женщину, нюхать свои носки после трудового дня, проверяя, можно ли носить их и дальше (возможно, он и нюхал, но, во всяком случае, она этого никогда не видела), выбивал ковры по первому требованию без отнекиваний, мужественно таскал хозяйственные сумки, когда Верочке приходила фантазия заглянуть мимоходом на рынок, всегда вытирал ноги о коврик перед дверью и не комментировал всё, что происходило на экране телевизора (как это делал её папочка, чем приводил Верочку не бешенство). Короче, мужем Барякин был почти идеальным. Почти, если бы не его удивительная способность выглядеть так, что Верочка никогда не могла понять, что у него на уме. Женщинам вообще свойственна проницательность, громогласно выражаемая во фразе: "Я тебя насквозь вижу", но Верочка стала женой индивидуума, которого было не так-то просто раскусить. Она начала подозревать, что Барякин, несмотря на всю свою внешнюю покладистость, способен на совершенно неожиданные поступки, о которых она может узнать благодаря исключительно случайным обстоятельствам. Как, например, его настойчивость по вопросу переезда от родителей, или его реакция на ревность Верочки, которую она проявила, будучи беременной Вовкой.

Верочка, как и любая женщина в её положении, весьма остро реагировала на долгие отлучки мужа, вынужденного много работать, чтобы обеспечивать благосостояние молодой семьи. Она часами плакала, живо воображая, как муж в номерах развлекается с падшими женщинами (в то время она читала книгу про Григория Распутина), а она одна, уродливая и оттого несчастная, в пустой квартире

Высказав всё это по приходу мужа, она была поражена тем, как изменилось его лицо, всегда сосредоточенное, словно он в уме решал какую-то сложную задачу. Барякин нахмурился, оделся и вышел из квартиры. За целый час его отсутствия Верочка постепенно решила, что благоверный покинул её навсегда, и что развод неминуем. Но через час Через час он появился с целой охапкой роз (в то время, когда лишних денег у них не было), которые он бросил к её ногам, как в старых фильмах про гусар. Сморкаясь в платок, Верочка ошеломлённо посмотрела на мужа, мысленно прикидывая, сколько он истратил денег на этот благородный жест, и неожиданно поняла, что совершенно ничего не знает о человеке, попросившем стать его женой на четвёртом курсе. И скорее всего, так ничего о нём и не узнает. Ход его мыслей так и останется для ней тайной за семью печатями. И как бы это не уязвляло её женское самолюбие, с таким положением вещей пришлось смириться, с тревогой и любопытством ожидая от него каких угодно поступков. Впрочем, она решила, что муж-загадка гораздо приятнее, чем муж-вижу-тебя-насквозь. В муже-загадке была изюминка, которая невольно возбуждала Верочку, не давала расслабляться и погрязать в мелких бытовых привычках.

Ко времени рождения Катеньки они с превеликим трудом построили кооперативную квартиру. "Превеликий труд" сложился из общих усилий самого Барякина, его матери Нины Григорьевны, содержавшей в деревне целое свиное поголовье, и родителей Верочки, которые не могли допустить, чтобы их единственная дочь и единственные внуки мыкались по чужим квартирам.

Жизнь среднестатистической семьи Барякиных кое-как сложилась, устоялась и потекла по предназначенному судьбой руслу.

Иногда, когда Верочка ходила по магазинам, ей хотелось, чтобы муж был бизнесменом, чтобы она могла более как бы это сказать, полно удовлетворять свои материальные запросы, но Барякин бизнесменом не был. Он работал на какую-то компьютерную фирму и был в её, фирме, полном распоряжении. Зарабатывал муж неплохо, но Верочке хотелось чего-то большего. Гораздо больше мужниной зарплаты. Мысль о том, чтобы самой пойти работать, ей в голову как-то не приходила. Работать - это такая скука. Вставать рано, давиться и трястись в общественном транспорте, а после работы волочиться домой

В любом случае, денег хоть и не хватало, но Барякин очень старался, чтобы его семья не голодала. И на том следовало сказать спасибо, если учесть, что в стране было очень много мужиков, которые старались в этом плане не слишком шибко, полагаясь во всём на свою слабую половину, работавшую, высунув язык, на двух работах, не считая домашних забот. Эти замечательные личности предпочитали получать крохи у государства, поносить за это правительство, смотреть футбол, шлёпать провинившихся детей, огрызаться, если жена намекала на то, что следовало бы вынести мусорное ведро, и предаваться унылым размышлениям о том, что он нашёл в своё время в этой глупой, приставучей, занудливой женщине.

Печально известный кризис 98 года подкосил благосостояние Барякиных. Глава семьи лишился работы и в какое-то время Верочка решила, что просто сойдёт с ума из-за свалившихся вдруг проблем. Все их сбережения лежали в банке, а банк, клятвенно обещавший при открытии счёта выдать деньги по первому требованию, теперь на эти требования никак не реагировал.

В тот злополучный год Барякины впервые решили съездить к морю, но вынуждены были провести нежданный отпуск в деревне у Нины Григорьевны. И впервые за свою жизнь Верочке пришлось пропалывать грядки, собирать отвратительных колорадских жуков в склянку с керосином, варить варенье, закатывать банки с маринадами, доить корову, сушить сено, чистить горох, кормить свиней, стирать бельё руками (стиральной машины "Бош" у Нины Григорьевны к сожалению не было). За тот ужасный месяц дети покрылись ссадинами и синяками, научились лазать через заборы, перезнакомились со всеми собаками и ребятнёй, а так же в два счёта осилили кошмарный деревенский сленг (вместо "это" они говорили "энта", вместо "туда" - "тунды", "чаво" вместо "что"). Сама Верочка в первые же дни переломала все свои ногти, была искусана комарами, а под самый конец вдруг обнаружила, что вместо обычного приятного ровного загара она покрылась отвратительными красными пятнами.

"Никогда, - говорила она себе, разглядывая эти пятна в маленьком зеркальце в баньке, - никогда я сюда больше не поеду! Я тут за за рабыню!"

При мысли о своей рабской участи в доме свекрови у Верочки навернулись слёзы. Ей захотелось в чистенькую квартиру с туалетом и ванной, и она сказала об этом мужу. Тот нахмурился и снова удивил её. На этот раз яростным монологом о том, что в этом мире, кроме её собственных, есть нужды и желания других людей, к которым стоит прислушиваться. И что им нужны деньги, которых сейчас нет, и что зимой нужно будет что-то кушать, а для этого следует приложить чуть-чуть труда. Тем более, что Нина Григорьевна очень помогла им деньгами на кооператив. "К тому же детям в деревне нравится", - добавил он напоследок, словно выложил самый главный свой козырь. Верочка смертельно обиделась, расплакалась. Ложась спать она приняла решение уехать к родителям, но утром проснулась, посмотрела на спящего Барякина, вздохнула и принялась хлопотать по дому как ни в чём не бывало.

На следующий год они тоже поехали к Нине Григорьевне. Но Верочка продолжала мечтать о море. На море она не была сто лет (по выражению самой Верочки, хотя этому утверждению не стоило верить), с тех самых пор, как ездила туда с родителями. Верочка помнила яркое южное солнце, запах моря, горячий песок, гладкие камешки под водой, ванильное мороженое из ящика на колёсиках, фрукты, кипарисы и блаженное чувство покоя, охраняемого родителями.

Весь последующий год она исподволь заводила при Барякине разговоры о том, как она устала, как ей всё надоело в Москве, как хорошо было бы подышать морским солёным воздухом, и что она сбросила бы после полноценного отдыха как минимум лет пять.

Барякин отмалчивался. Она и сама знала, что денег у них в самый "притык", поэтому не говорила прямо о поездке на море. Муж совсем недавно нашёл работу в солидной фирме и не успел нарастить жирок в семейном бюджете.

Но в один прекрасный день

Хотя, спустя какое-то время, Верочка уже не считала его таким прекрасным, как тогда.

* * *

Итак, в один прекрасный августовский день в квартире Барякиных раздался телефонный звонок.

Перед тем, как сказать, что это был за телефонный звонок, следует кое-что пояснить.

Как и любая другая семья, Барякины имели друзей и знакомых. Их круг имел обыкновение расширяться и сужаться, в зависимости от обстоятельств. К примеру, была у Верочки школьная подруга Жанна, хранительница сердечный тайн и множеств секретов относительно того, как дурить голову мужу. Жанна очень любила занимать деньги, но не очень любила их отдавать. Заняв в очередной раз, Жанночка целых полгода клялась, что со дня на день отдаст, а последующие полгода о ней не было ни слуху ни духу. В конце концов Верочка поняла, что в будущем поостережётся давать в долг лучшим подругам. Лучшие подруги от этого только портились. Так и не отдав достаточно приличный долг, Жанночка канула в небытие.

Потом была ещё одна семья, с которой дружили Барякины, но когда отпрыски этой четы научили Катеньку целому матерному рассказу в стихах, Барякиным ничего не оставалось делать, как вычеркнуть их имена из списка друзей и перенести в список просто знакомых.

На тот момент список друзей возглавляла семья Димы и Ларисы Гришиных, с которыми Барякины были знакомы ещё с институтских времён. Вначале это были просто приятельские отношения, но потом, по мере убывания, перемещения и иных "кадровых" перестановок среди знакомых, Гришины получили привилегию на гостеприимство Барякиных в любое время дня и ночи. Дима был заядлым рыболовом и любителем анекдотов (рассказываемых к месту и не к месту). Вообще по натуре был весельчаком, но весельчаком странным. Странность его заключалась в убеждении, что жизнь - одна сплошная умора, и серьёзно её нужно воспринимать только в крайних случаях. Ещё он был уличён в дурацких розыгрышах и подковырках самого коварного свойства. Однажды он позвонил Верочке и с тревогой сообщил, что её любимый муж, который заехал к ним, перебрал спиртного и таком свинском состоянии забран под белы рученьки в милицию. Верочка, хоть и была удивлена этим обстоятельством, так как муж никогда до свинского состояния не напивался, но всё же лихорадочно начала одеваться. По приезду к Гришиным, Верочка была ввергнута в панику рассказом о том, как негодные милиционеры избили её благоверного, прежде чем увезти. Верочка сильно расстроилась и собралась уже выручать мужа, как Миша Барякин вдруг явился собственной персоной, живой и здоровый, но с тревогой на челе. Димочка, оказывается, подшутил и над ним таким же образом, сообщив о том, что она стала жертвой сексуального маньяка в лифте Гришинского дома.

Только обаяние Димы и последовавшее за розыгрышем застолье спасло давнюю дружбу от краха.

Жена Димы, Лариса, тоже отличалась своеобразием. Худющая Лариса, на зависть Верочке имевшая способность не полнеть, не смотря ни на какие калории, и выглядевшая так, словно ей когда-то стукнуло восемнадцать, а остальные стуки задержались на неопределённое время, была весьма увлекающейся натурой. В детстве она до умопомрачения увлекалась артистами кино. Когда пришла повальная мода на йогов, шаолиньских монахов и прочих представителей загадочного Востока, Лариса живо освоила позу лотоса и методы медитации. Потом были газетные и журнальные вырезки со статьями об НЛО, программа Явлинского-Шаталина "500 дней", исторические разоблачения и "Рабыня Изаура". Намного позже Лариса попалась на удочку агента какой-то западной секты, из тех, кто вкрадчиво (нагло, бесцеремонно, ласково - в зависимости от начальных задатков охмуряемого) пристают к вам на улице с вопросом о том, любите ли вы Бога так, как любят Его Избранные? Если вы проявляли интерес к такой постановке вопроса, агент с радостью вонзал в вас целые пучки острых дротиков из библейских цитат, перемешанных с совершенно необоснованной братской любовью агента именно к вам, заблудшему, отчаявшемуся и покинутому всеми. Потом в вашей руке оказывалась маленькая брошюрка, на которой алыми буквами было написано "СПАСИСЬ ИЛИ ПОГИБНИ!", и рекламный листочек, сообщавший, где именно и во сколько можно было спастись от Сатаны, поджидавшего вас за каждым углом.

Вот и Лариса, заворожённая этим благородным предложением и заботой о её душе, пришла однажды на такое собрание. Спустя несколько дней всё в доме Гришиных перевернулось. Лариса оделась в чёрное, перестала смотреть телевизор, бросила работу и стала планомерно морить себя голодом. По их квартире шастали упитанные проповедники, не понимавшие ни слова по-русски, о чём-то шептались с переводчиками, кушали жареные рёбрышки (которые готовила для них осунувшаяся от многодневных постов Лариса) и вольготно почивали на супружеской постели Гришиных (самого Диму и дочку выселили на кухню).

После одного из голодных обмороков Ларисы, Дима насильно увёз её в больницу и пинками вытолкал из своей квартиры заезжих гостей. Когда гости с отпечатками подошв Диминых туфлей на задницах поняли, что в квартиру их больше не пустят, то мирно удалились.

После больницы Лариса предприняла отчаянную попытку найти своих братьев по вере, но к тому времени оказалось, что половину иерархов (из иностранцев) выдворили за пределы страны, а вторую половину (из числа русских) пересадили за сбыт запрещённых психотропных средств и наркотиков. Какое-то время Лариса ещё истово молилась и постилась (но это, скорее, по инерции), но живая натура мужа вскоре заслонила собой таявшую вдали идею спасения. С тех пор Дима почти никогда не оставлял Ларису на улице одну. Он даже устроил её к себе на работу, чтобы иметь возможность не спускать с неё глаз во время опасных передвижений от дома до работы и обратно.

* * *

Итак, в один прекрасный воскресный день в квартире Барякиных раздался телефонный звонок. Судя по тому, как отвечал Миша, Верочка поняла, что звонил Дима Гришин. Она знала, что несколько дней назад Гришины, оставив дочь у родителей, отправились отдыхать в Крым. Остро позавидовав худосочной Лариске, Верочка спустя какое-то время успокоилась, но теперь чувство зависти и нетерпения вновь нахлынуло на неё.

Из односложных реплик мужа трудно было что-то понять, но по тому, как он довольно хмыкал, удивлённо говорил "Да?" и улыбался, было ясно, что у Гришиных всё хорошо. Гораздо лучше, чем Верочке в Москве, томившейся от несбыточности своих мечтаний.

Поговорив так минут пятнадцать, Барякин положил трубку и сказал:

- Гришины добрались хорошо. Лариска тебе привет передавала.

- Низкий ей за это поклон, - саркастично отозвалась Верочка и вынуждена была выйти из кухни, так как в глубине квартиры Катя завопила во всю мощь своих лёгких, требуя у брата что-то ей отдать.

До самого вечера Верочка всеми силами старалась не думать о звонке с юга, но все её старания рассыпались прахом, стоило только взглянуть в окно, за которым нескончаемо лил дождь. Лето выдалось не просто отвратительным, а сверхотвратительным. Мелкий дождичек сменялся грозами, а грозы сменялись мелким дождичком. Дети почти всё лето просидели в квартире. Стоило только подумать о Гришиных, нежившихся на золотом песочке, как острая иголка зависти больно колола Верочку в самое сердце. Настроение её окончательно испортилось, и она решила пойти пораньше спать.

Вскоре к ней присоединился и Барякин. Он тронул её за плечо.

- Слышишь, мать, Димка предлагает нам приехать. Говорит, что целый дом можно снять у самого моря чуть ли не за так.

Сердце Верочки затрепетало, и она рывком повернулась к мужу, впившись в него умоляющим взглядом.

- Так я вот думаю Может, и правда поехать? Денег у нас малость есть

Он не успел договорить, так как Верочкины жаркие губы впились в него, как присоска кальмара.

- Барякин, я тебе говорила - слышалось смачное причмокивание, - что ты мой самый-самый?

Её рука заскользила по известному маршруту "Грудь-Семейные Принадлежности", с длительной остановкой на конечном пункте. Конечный пункт вздрогнул и повеселел.

- Ты не представляешь, как я хочу к морю! - шептала Верочка, решительно настроенная рассеять всякие сомнения мужа относительно сегодняшней ночи. - Поедем, Барякин! Только ты и я Так дешевле. А немного подзаработаем, съездим и с детьми. А сейчас только мы с тобой

Миша Барякин, каким бы он ни был "себе на уме" парнем, всегда поступавшим по своему усмотрению, не мог сопротивляться жене, когда она ТАК просила.

Никто бы не смог. И хвала женщинам за это умение добиваться своего.

* * *

По словам Барякина, Дима Гришин утверждал, что в Михеевке, посёлке, в котором они устроились, все умопомрачительно дёшево, не так многолюдно, если учесть бурный туристический сезон, и что буквально в двух шагах от посёлка расположена уютная морская бухта.

На своём маленьком семейном совете Барякины ещё раз взвесили все "за" и "против", после чего окончательно решили присоединиться к Гришиным.

Через два дня Барякины вместе с детьми прибыли к Нине Григорьевне с просьбой присмотреть за внуками.

- А чего ж не присмотреть? - улыбнулась Нина Григорьевна, поглаживая детей по головкам. - Присмотрю за моими зайками. Гулять им есть где, и с голоду, небось, у бабки не опухнут. Молочком да медком отпою, откормлю, а то в Москве вашей, вон, как истощали. Одни глазёнки сверкають.

С этими словами Нина Григорьевна подобрала из кучки на земле морковку покрупнее, обтерла её о передник и сунула Кате.

- Да, большое вам спасибо, мама, - внутренне содрогнувшись, ответила Верочка, украдкой отнимая у дочери немытую морковку и делая отчаянные знаки мужу.

Отойдя с ним в сторону, Верочка прошептала:

- Как хочешь, Мишенька, но Катю я здесь без присмотра не оставлю. Если она здесь останется, я буду думать бог знает что. Какой уж тут отдых! Вовчик пускай остаётся, он тут как рыба в воде, а Катю давай отвезём к моим родителям. Это не потому, что я не доверяю твоей матери, просто она не сможет справиться с ними одна. Да и Катя больше любит бывать у мамы с папой.

Доводы жены показались ему убедительными, и он согласно кивнул.

Вечером, оставив сына на попечение Нины Григорьевны, Барякины вернулись с дочерью в Москву.

На следующий день состоялся визит к родителям Верочки.

Елизавета Ивановна и Анатолий Максимович устроили по такому поводу скромный семейный обед. С приборами, хрусталём и крахмальными салфетками. Они благосклонно выслушали просьбу и выразили притворное сожаление о том, что Вовочка остался с другой бабушкой. Конечно, Вовочку они тоже любили, но стали его немного опасаться после того, как зубной протез Анатолия Максимовича был найден приклеенным к дверному звонку, так что для того, чтобы позвонить, нужно было просунуть палец между двумя рядами блестящих зубов, которые, казалось, могли в любой момент сомкнуться.

- Что ж, вы молоды, много работаете, и вам нужен полноценный отдых, - заключила тёща. - Мы с Анатолием Максимовичем в своё время, когда ещё был жив Союз, всюду побывали. И в Крыму, и Прибалтике, и в Ташкенте, и Новосибирске. Правда, Анатолий Максимович? Тогда это было возможно. А теперь? Этот несчастный Крым стал чуть ли не краем света!

Дальше мысль Елизаветы Ивановны переместилась на современные нравы и телевизионные передачи. При этом она мимоходом делала Кате замечания, касавшиеся её поведения за столом.

Верочка поняла, что её дочь в надёжных руках.

На следующий день Барякины, загрузившиеся сумками с продуктами и одеждой, сели на поезд "Москва-Одесса".

Отпуск начался.

* * *

Все мы хоть раз в жизни отправлялись в дальнюю дорогу. Или собирались отправиться. Как уж тут не поверить вокзальным цыганкам? Впрочем, верить им всё равно не стоит, хотя бы ради безопасности вашего кошелька и душевного здоровья. Просто нужно принять как данность возможность дальней дороги. И конечно, наилучшим вариантом будет дорога в южную сторону, а не в северную. На севере страны, несомненно, тоже есть моря, но купаться и загорать на их берегах не слишком удобно при тамошней летней температуре воздуха +10 - +13 градусов по Цельсию, и +1 градус воды.

Итак, мы окончательно решили следовать за Барякиными, предвкушавшими свой первый полноценный отдых у моря.

Читая книжку Ширли Лейн с рисунком мускулистого молодого человека, в руках которого томно надломилась девушка, Верочка живо представляла себе, как они с Барякиным тоже устроятся на берегу моря в прекрасном бунгало, будут пить коктейли, танцевать и заниматься любовью на берегу до самого утра. А утром их разбудит первый луч солнца, лёгкий шум прибоя станет для них музыкой

Маленькое купе раздвигалось, стены исчезали, и Верочка уже не ехала в качающемся вагоне, а летела к своей мечте. Иногда она счастливо шепталась с мужем, посвящая его в свои планы. Барякину планы жены очень нравилась, но он проявлял истинное мужское терпение и выдержку.

По прибытии в Одессу, чета Барякиных, обвешанная баулами, сумками и пакетами, отправилась на автовокзал. Здесь они принялись расспрашивать, на какой автобус следует сесть, чтобы доехать до Михеевки. К их удивлению, никто не знал, как добраться до этого престижного курорта (опять же, по словам Димы Гришина), где целые пляжи просто пустуют, а милые семейные домики только и ждут своих постояльцев.

Вспотевшие, в ярких майках и бейсболках, туристы Барякины метались по вокзалу, выпытывая про Михеевку у ожидавших пассажиров, пока не догадались обратиться в справочное бюро. Женщина за окошком противным безжизненным голосом сообщила, что с этого автовокзала автобусов на Михеевку нет.

- А с какого есть? - вопрошала Верочка, которую вдруг посетило странное и оттого ужасное подозрение.

- С другого, - последовал исчерпывающий ответ. - Он ходит раз в сутки, ровно в 16.00.

Миша и Верочка Барякины одновременно посмотрели на часы и ахнули. Единственный автобус отправлялся через двадцать минут!

Подхватив свой багаж, они помчались к стоянке такси. Таксист сразу понял их проблему и, заломив немыслимую цену, домчал к месту назначения за десять минут.

Барякины ворвались на площадку автовокзала, как два торнадо.

- Где?.. - запыхавшись, начал Миша, обращаясь к первому попавшемуся служащему.

- Тут - продолжала Верочка.

- Автобус - вновь вступал Миша.

- На Михеевку? - закончила Верочка, которая не могла больше ни о чём думать, кроме как успеть сесть в кресло какого-нибудь "Икаруса", выпить минералки и перевести дыхание.

Служащий как-то странно на них посмотрел и указал на самую дальнюю площадку, где стоял старенький маленький автобусик, в двери которого ломилась толпа народа.

- Бежим! - не долго думая, выдохнул Миша, увлекая за собой жену.

Народ, со свойственной ему настойчивостью и задором, почти полностью утрамбовал собой автобус.

- До Михеевки? - как-то странно усмехнулся водитель, оглядывая нежданных туристов. - Ладно. До Михеевки, так до Михеевки.

Пока Барякин разговаривал с водителем и покупал билеты, из обоих дверей уже висели чьи-то задницы.

Муж подхватил Верочку и с силой вжал её в выпуклую анатомическую особенность, торчавшую из дверей автобуса. Обладатель анатомической особенности глухо охнул куда-то вглубь салона и не очень прилично выразился по поводу опоздавших. Барякин пригрозил ему надругательством над его анатомической особенностью, и втиснул поверх головы весь семейный багаж. После этого (благо Бог силой не обидел), словно поршень, вдавился в салон сам. Двери со скрипом закрылись.

Только сейчас Верочка поняла, что удобного кресла ей не видать, как своих рук в этом транспортном средстве, заполненном на 220%. Со всех сторон в равной степени действовала сила сжатия, стремившаяся смять, раздавить и разорвать одновременно. В Михеевку почему-то уже хотелось не так сильно, как раньше. И вообще было подозрительно, что в такой райский уголок, как Михеевка (по описанию Гришина), ходит такая некомфортабельная развалюха. Если бы Верочка могла, то повернулась бы к мужу, чтобы спросить, что он думает по этому поводу. Но монолитная масса, истекавшая потом, не давала ей этого сделать.

Спустя час, Верочка подумала, что если ад и существует, то грешников, вероятно, отвозили по предназначенным адским кругам именно в таких автобусиках. Причём черти-садисты, скорее всего, нарочно кружили на одном месте, чтобы продлить мучения пассажиров.

Минул ещё час и Верочка поняла, что совсем не хочет отдыхать. Ей просто хотелось лечь и спокойно умереть. Без дальнейших проволочек. Но именно в этот момент автобус начал тормозить.

- Эй! Кто там до Михеевки? Выходи! - где-то в груде тел послышался голос водителя.

Первым из открывшихся дверей выпал Барякин, а за ним из салона вытекла Верочка, немедленно прислонившаяся к мужу. К их ногам оставшиеся пассажиры услужливо выбросили багаж.

Придерживая жену, Миша подошёл к кабинке водителя.

- А где Михеевка? - задал он резонный вопрос, так как кругом простиралась рыжая степь, покрытая редкой высохшей травой и освещённая жарким, но уже медленно падавшим к западу солнцем.

- Там, - неопределённо махнул на юг водила, как-то особенно мерзко хихикая.

Барякины ощутили на себе удивлённые взгляды в запыленных окнах. Вполне возможно, что этому причиной была их яркая одежда, а возможно, нечто другое.

- А далеко до неё, до Михеевки этой? - снова спросил Миша Барякин.

- Та не. Близенько. Километра три, - осклабился водитель и тронул свою колымагу, наполненную ни в чём не повинными людьми, дальше.

- Верунчик, ты как? - ласково поинтересовался Миша, когда автобус во главе длинного пыльного шлейфа скрылся за очередным холмом.

- Немного воды, и я буду в норме, - мужественно ответствовала его подруга жизни.

Они напились минералки из полураздавленной бутылки и взвалили поклажу на себя. Впереди пыльной змеёй вилась дорога, скрывавшаяся за дымчатым, подрагивавшим от жары горизонтом. Всего в трёх километрах их ждал уютный домик и морской пляж. Ради этого стоило немного пострадать. В этом был даже какой-то элемент приключения. Мысль о том, что это больше не повторится, заставила их сфотографировать друг друга на фоне таинственной дороги. Какое-то время они шутили, смеялись, перебрасывались замечаниями по поводу бедности окружающей природы ("Господи, тут, наверное, даже змеи не живут!" - хохотала Верочка), но с каждым шагом шутки становились всё реже, а дыхание всё тяжелей.

- Барякин, ты не знаешь, сколько мы уже прошли? - спросила Верочка, останавливаясь и вытряхивая из своих сандалий камешки.

- Ты устала? - спросил он в свою очередь заботливо, видимо, желая отвлечь жену от тревожных мыслей.

Но жена отвлекаться не желала.

- Да, представь себе, я устала, и хочу, наконец, уже прийти. Ты мужчина, ты должен чувствовать, сколько мы прошли. Лично я могу сказать, что мы прошли гораздо больше трёх километров. Тебе не кажется, что мы заблудились в этой пустыне?

- И наши высохшие кости найдёт караван верблюдов, - попытался пошутить Миша, снимая бейсболку и вытирая уже проклюнувшуюся плешь платком.

- Жутко остроумно, но это не ответ на вопрос. Я хочу знать, сколько нам ещё идти? - в голосе Верочки наметились слёзы. - Я хочу писать, я хочу помыться и я хочу отдохнуть!

- Да писай где хочешь! - немного раздражённо ответил Миша, смутно подозревая в их теперешнем положении происки Димы Гришина.

- Где? Тут же нет кустиков! - логично заметила Вера.

- Как-будто тебя тут кто-то увидит, - с той же логичностью ответил муж, пытаясь разглядеть признаки хоть какого-то жилья на горизонте. Но горизонт таинственно дрожал вдали.

- Я не могу так! - уже чуть не плача, воскликнула Верочка.

- Хочешь, я подержу пляжное полотенце? - предложил Барякин капризной супруге.

- А кто его подержит с другой стороны? - логика жены, судя по всему, имела поразительное по своей последовательности развитие.

Оба понимали, что разговор принимает всё более идиотский характер, но остановиться уже не могли.

- Слушай, чтобы тебе не было так стыдно, я могу пописать вместе с тобой.

- Очень мне нужно, чтобы ты болтал своим агрегатом перед моими глазами из чувства солидарности! - рассмеялась она и тут же схватилась за низ живота. - Ой, я не могу!

Через минуту проблема стеснительности уже не стояла так остро.

- Ну, вот, а ты боялась, - усмехнулся муж. - Что у нас по плану дальше? Помыться?

Он неожиданно брызнул на неё минералкой.

- Ах ты подлый! - завопила она, бросаясь за ним.

Их отчаянное ребячество, проявившееся из-за полной безысходности, было прервано каким-то шумом вдали. К ним в клубах пыли приближался небольшой микроавтобус. Барякины, словно островитяне посреди безбрежного океана, закричали и замахали руками. Микроавтобус подкатил ближе и остановился.

- Водитель! Водитель! - закричали супруги, подбегая к своему спасителю. - Где тут Михеевка? Вы знаете Михеевку?

- Михеевка? - переспросил водитель, и на губах у него появилась точно такая же улыбка, как у его давешнего коллеги. - Знаю Михеевку. А вы туда отдыхать, что ли, едете?

- Отдыхать, отдыхать! - подтвердили страдальцы.

- Так до Михеевки не близко, - степенно произнёс водила.

- Вы нас подвёзете? - робко поинтересовались они.

- Пятнадцать баксов.

- Сколько? - воскликнула Верочка. - Да мы пешком дойдём! Тут всего, как нам сказали, километра три

- Сколько?! - теперь пришла очередь изумляться пройдошливому водиле. - А пятнадцать не хотите?

- Пятнадцать?

- Во, во. А не хотите, можете пешочком топать, - и коварный водитель сделал попытку уехать.

- Нет, нет, нет! - завопили истомившиеся по курорту пилигримы. - Мы едем!

Спорно, пока водила не передумал, супруги забросали внутрь багаж и запрыгнули сами. Путь продолжился гораздо быстрее.

Верочка почти заснула в объятиях мужа, когда микроавтобус достиг Михеевки. Солнце уже приблизилось к горизонту, стремясь скрыться с глаз. Но света ещё хватало, чтобы разглядеть восхвалённый Гришиным крымский курорт с плебейским названием Михеевка. Название населённого пункта вполне себя оправдывало. По обе стороны всё той же пыльной дороги разместились невзрачные домишки аборигенов, скрытых за садами, покрытыми вездесущей пылью. В песке копались худые куры. Справа и слева от дороги разместились здания более официального вида. На одном здании было написано "ПОЧТА", на втором "МАГАЗИН". И то, и другое строение было закрыто на амбарный замок по причине вечернего времени.

- А где тут гостиница? - ошеломлённо поинтересовалась Верочка у водителя.

- Вы прямо по дороге идите, там увидите, - жизнерадостно ответил водитель.

Барякины обвесили себя своим добром и уныло побрели по пустынной пыльной дороге. Было очевидно, что курорт Михеевка не пользовался у туристов особой популярностью. Тут не было видно даже зачатков развлекательных заведений, где приезжающие могли бы потанцевать, выпить пивка и полюбоваться закатом. К тому же, тут и морем-то не пахло. Куриным помётом - да, но не морем.

Подозрения Барякиных усилились после того, как, пройдя весь посёлок, они наткнулись на покорёженные железные ворота и вывеску, написанную, вероятно, ещё при Никите Сергеевиче. "База отдыха "Нептун" - оптимистично информировала вывеска.

Супруги, волоча за собой сумки, словно воры, проникли на территорию базы. Здесь они увидели ещё более печальное зрелище. В редких кустах прятались домики, похожие на кровных отпрысков сказочной избушки на куриных ножках. В большинстве домиков не было стёкол, а некоторые не имели и крыши.

- Барякин, мне кажется, мы не туда приехали, - с ужасом произнесла Верочка.

Муж, вероятно, думал точно так же, но и подтверждать опасения супруги не стал. Он прошёл вдоль домиков, после чего указал куда-то вдаль.

- Там кто-то есть.

- Кто там может быть?! Ты только посмотри, что кругом делается! Это же свинарник!

Как бы там ни было, в "свинарнике" кто-то действительно жил. Из дальнего домика, выглядевшего получше остальных, вышли Лариса и Дима Гришины. Они радостно улыбались и махали руками.

- Эй, эй! Сюда! Мы тут!

Сомнений не оставалось. Это был тот самый "престижный курорт и маленькими семейными домиками".

Верочка остановилась и зловещим голосом произнесла:

- Барякин, держи меня. Со мной сейчас случится истерика.

- Не беспокойся, сейчас мы всё выясним, - нахмурился её супруг, наблюдая, как Гришины приближаются.

- Уж сделай такое одолжение, иначе я их обоих убью. Убью собственными руками, - пообещала она. И по всему было видно, что своё обещание намеревалась выполнить.

- Здорово! - издалека радостно прокричал Дима. - Молодцы что приехали! Тут, блин, такая скукотища, хоть вешайся. Вместе веселей будет.

Супруги Барякины обречённо переглянулись.

Бунгало и коктейли развеялись как дым благодаря коварству Гришиных.

* * *

- Мы немедленно уедем, - решительно сказала Верочка, с отвращением разглядывая комнату "коттеджа", в которой обои висели лоскутами, на полу валялись обломки стульев, а в углу можно было заметить подозрительную кучку, очень похожую на застаревшие продукты жизнедеятельности человека. Всё это освещалось единственной лампочкой под потолком.

- Прямо сейчас? - спросил Барякин.

- Нет, подождём, пока эти дебилы уснут, потом перережем им горло, и только после этого поедем на нормальный курорт, - перечислила Верочка свои условия, усаживаясь на одну из кроватей, не сломанных, вероятно, только потому, что были сделаны из добротного советского железа.

Барякин осторожно присел рядом и обнял супругу за плечи.

- А горло резать обязательно?

- А что ты предлагаешь? Утопить их в море? Если, конечно, оно здесь есть, - саркастично усмехнулась она.

- Димка сказал, что есть

- Может, тут и пляжи платные? Нужно полагать, на них не протолкнёшься.

- Вот что, Верунчик, давай отдохнём, а завтра всё решим, - предложил Миша, поправляя ей волосы.

- Где? ЗДЕСЬ? - изумилась Верочка.

- Мы можем обследовать другие домики, но Гришин сказал, что этот самый лучший. Тут есть свет и окна целые.

- Нет, какая подлость! Им, видите ли, стало тут скучно! - возмущалась Верочка. - Но завтра мы уедем! Так. Ладно. Как устроимся?

- Сдвинем кровати, надуем большой матрац, - сказал Миша.

- А тут хоть вода есть? - устало спросила она.

- Колонка перед воротами.

- Что ж, уже прогресс.

Через час, усталые и голодные, они лежали на надувном матрасе и смотрели в потолок, на котором играли лунные блики.

Несмотря ни на что, Верочка чувствовала благодарность к мужу за то, что он с ней. За то, что он спокоен, и в любых ситуациях на него можно положиться.

За много лет они впервые вдвоём. Пусть эти дураки Гришины и дальше скучают в этой дыре, а завтра они отправятся на настоящий курорт и отлично проведут время.

Она уютно уткнулась ему подмышку и уснула.

* * *

Утро следующего выдалось дождливым, словно сама природа не желала их отпускать. Потоки воды низвергались с неба, так что не было никакой возможности даже выйти из домика.

Верочка, приготовившаяся покинуть "курорт" с самого утра, сидела на сумке с продуктами и плакала. Барякин, как мог, успокаивал жену.

- Ты же видишь, что творится на улице. Как мы сейчас можем уехать? Ну, успокойся Слышишь, Верунчик?

- Я тут не останусь! Не останусь тут - рыдала несчастная Верочка, обманутая друзьями семьи (которые благоразумно не показывались). - Я так мечтала так мечтала

- Я знаю, но мир же не рухнет, если мы останемся тут ещё на один день. Или ты предлагаешь искать машину под проливным дождём? Или под тем же дождём топать пятнадцать километров в степь, где раз сутки останавливается автобус? Давай лучше устроимся поудобнее, покушаем Ты не представляешь, как я есть хочу. Схожу к Гришиным, возьму у них плитку и посуду. Им местные одолжили.

Верочка зашмыгала носом, успокаиваясь.

- Ладно, я разумная женщина. Но только скажи им, чтобы ко мне не приближались, иначе я за себя не ручаюсь.

- Яволь! - козырнул Барякин и скрылся под пеленой дождя.

Верочка включила свет и осмотрелась. Вид их временного пристанища ранил её, домохозяйку, в самое сердце. Она вздохнула.

Домик состоял из большой комнаты и небольшого коридорчика, ведущего в комнату поменьше. Судя по навесным шкафчикам, здесь было что-то вроде кухни. Тут она нашла два целых табурета, помятое, но не дырявое ведро, и большую алюминиевую кастрюлю. В нижних шкафчиках Верочка обнаружила кучу пустых бутылок, грязный свитер и ещё какие-то тряпки.

Она подставила ведро под струю воды, стекавшую с крыши, и, когда ведро наполнилось, взялась за уборку.

Найдя кнопки, приколола отставшие обои, потом протерла окна. Не жалея воды, вымыла пол.

После этого вытащила из сумок быстро приготовляемую китайскую лапшу, мясные консервы. Есть действительно очень хотелось.

Вскоре в домик влетел промокший до нитки Барякин. Он принёс плитку, тарелки, вилки-ложки и несколько кастрюлек.

- Я, конечно, мог бы промолчать, но Гришины передают тебе привет, - улыбнулся он.

- Пусть они запихнут свои приветы куда подальше, - зло отозвалась супруга. - Немедленно всё с себя снимай! Мне только болезней не хватало Ты чего? - нахмурилась она подозрительно, видя, что муж с каким-то странным видом стал приближаться.

- Я мокрый, я ты совсем сухая. Это несправедливо. Как ты считаешь?

- Я считаю, что сейчас не время для глупостей. Миша, не смей!

Не слушая её криков и визгов, он подхватил её на руки и выскочил под дождь.

Дождь был тёплым. Он хлестал их, то ли кричащих, то ли смеющихся.

Миша кружил и кружил её, не в силах остановиться.

Верочка почувствовала, что в жизни не была так счастлива, как под этим дождём на руках человека, остававшегося для неё непонятным все эти годы. Да, он и сейчас был для неё загадкой. Куда подевалась его сдержанность, рассудительность, степенность? Что за превращение? Она не понимала.

Они заглянули друг другу в глаза.

Как давно они этого не делали! А ведь они действительно не искали этого взаимного взгляда. Привыкли.

- Жена, а жена, - произнёс он. - А я ведь тебя люблю.

- А до этого ты не был уверен? - спросила она, откидывая со лба прилипшую прядь.

- До этого я тебя боялся.

- Что?! Боялся?! - захохотала она.

- С тех самых пор, как предложил пожениться. Ты была такая вся из себя

- Какая?

- Гордая, красивая. Я был уверен, что ты меня пошлёшь подальше. Так же, как сегодня Гришиных.

- А я не послала.

- Не послала, - согласился он. - Но я тебя всё равно боялся. И тебя, и за тебя. Мать всё шепотком: "Не женись на городской, не женись на городской. Красивше найдёт, и поминай, как звали".

Она улыбнулась, подставляя лицо потокам воды, потом сказала:

- Барякин, какой же ты глупый. Ладно, неси меня уже в дом. Или мы завтра же свалимся с простудой и никогда отсюда не уедем. К радости Гришиных.

Вскоре и дождь прекратился. Из-за быстро убегавших на север туч выглянуло яркое солнце. Поблекшая было под слоем пыли зелень, теперь радовала глаз свежестью. Воздух быстро прогрелся, наполнился непередаваемыми ароматами.

"Ничего, побудем тут ещё денёк", - решила Верочка.

* * *

Вечером в гости явились Гришины. В их глазах не было и тени раскаяния. Они принесли с собой большую трёхлитровую банку с какой-то тёмной жидкостью, сумку с персиками и грушами, и солидную дыню.

- А я с Лариской поспорил, приедете вы или нет. Она проиграла мне банку вина, - весело сообщил Дима, потрясая стеклянной тарой.

* * *

Денёк следовал за деньком. Благо пляж действительно обнаружился. Несколько раз Верочка, как и мечтала, встречала с мужем рассвет на песке, и невольно думала о том, как замечательно всё получилось, и как прекрасно, что они здесь оказались.

Конец.