Клименко Павел Валентинович : другие произведения.

Оплот и Пустота

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сюжет развивается на территории трёх соседних государств, в рамках четырёх сюжетных линий. Небольшая группа выживших бежит из захваченной врагами крепости, стараясь предупредить остальных об опасности. Их преследуют безжалостные кочевники, подстёгиваемые старой враждой, причины которой не так и очевидны. Члены тайной организации, обладающие необычными способностями "Взгляда" и "Влияния", ведут полную интриг борьбу за власть. Молодая талантливая девушка из касты стратигов разрывается между служением родине и личным счастьем. Всем им предстоит найти свои ответы в мире, где два главных начала ("Оплот" и "Пустота") сложным и неуловимым образом влияют на отдельных людей и на ход всей истории.

Оплот и пустота

Пролог

   - Нет, - отрезал Чейниш. - Это ужасно. Я не могу. Нет, нет и нет.
   Ранд осуждающе поглядел на брата и устало провёл рукой по лицу.
   - Неужели ты думаешь, что мне самому не противно? Я не помню, когда в последний раз нормально спал. Все эти мысли меня буквально убивают, - он повалился в кресло и запрокинул голову, делая глубокий вдох.
   Чейниш смерил его изучающим взглядом, отмечая тёмные круги под глазами и болезненную бледность:
   - Давай подумаем о других возможностях?
   - Каких возможностях, каких?! Мы уже всё обсуждали сотни раз. Пытались изменить что-то разговорами. Всё впустую. Либо мы сделаем это сейчас, либо уже к утру всё рухнет.
   - Вдруг это не так и страшно, - неуверенно предположил Чейниш. Он время от времени покусывал нижнюю губу, а пальцы его бегали по переплёту старой книги.
   Ранд повернул голову к брату и натянуто улыбнулся.
   - Не так страшно... - говорил он тихо, словно голос его сел после долгого крика. - Да пустяки. Доверие к Мастерам исчезнет навсегда, люди озлобятся, потеряют веру, начнётся хаос.
   - Правда очень жестока, но... нельзя же скрывать её вечно.
   - Люди никогда не будут к ней готовы. В чём смысл этой правды? Кому она нужна? Что она даст кроме разочарования?
   Чейниш отвернулся, не в силах более выдерживать давящий взгляд брата:
   - Мы же живём с этим знанием и продолжаем верить.
   - Мы - это другое дело. Кому многое дано, с того и спрашивают больше.
   - Если мы сделаем это, как мы сможем всё скрыть?
   Ранд издал сухой смешок:
   - Как много ты знаешь об Оплоте и как мало о людях... Мастера будут молчать, а остальные ничего не узнают. Любые вопросы и подозрения быстро забудутся. Не пройдёт и пятидесяти лет, как последняя память сотрётся. Историю пишем мы.
   Чейниш отшвырнул книгу на соседний столик и вскочил на ноги:
   - Я понимаю это! - голос его сорвался на крик. - Да, ты всё правильно говоришь! Да, это станет погибелью для всех нас! Да, мы должны действовать! Я всё понимаю... - Он развернулся спиной к брату, плечи его поникли. Затем протяжно выдохнул и закончил уже шёпотом: - Но я не могу.
   - Хорошо, - Ранд решительно поднялся с кресла. - Я страшно вымотался. Пить, спать, снова пить - и будь, что будет. - Широкими шагами он двинулся к выходу.
   - Подожди... Я согласен.
   - Что?
   - Я согласен, - громче повторил Чейниш. - Только сделаем это быстро.
   - Так и будет, - заверил его Ранд, и они вместе покинули малый зал цитадели Первого Оплота.
   Утро ещё не наступило, время застыло в часе от рассвета. Спать сейчас могло хотеться кому угодно, только не Братьям. Выспаться у них не получится больше никогда.
  

Глава 1

  
   День постепенно угасал. Закатное солнце заливало высокие стены Оплота Севера красным сиянием. На небе едва виднелась бледная половинка луны, всё чаще на неё набегали клочковатые тучи.
   Люди спешили по домам в предвкушении сытного ужина, ласкового тепла очага или, на худой конец, знакомого гомона казармы. Часто попадались группы солдат, устало бредущих на отдых или спешащих занять положенное место на стенах, башнях и воротах одной из двух самых больших твердынь Корсии.
   Подтянутый, хорошо сложенный солдат уверенной походкой шёл по северной части крепости. Карие глаза его иногда задерживались на знакомых лицах, и он приветственно кивал. На правой щеке белел тонкий шрам, косой чертой идущий почти от переносицы до уголка рта. В лучах в садящегося солнца, прорывающегося из-за плотных туч, бехтерец под шерстяным плащом сверкал как чешуя огромной рыбины, вытащенной из реки. На перевязи слева под мышкой покачивался двуручный меч, и солдат придерживал его при движении большим пальцем за кольцо гарды. На первый взгляд ему можно было дать около сорока, хотя в действительности ему недавно исполнилось лишь тридцать два.
   Игнис Иналис в последний раз повернул направо и уверенно толкнул дверь казармы Стылых. На ходу поприветствовал старого знакомого, дежурящего за столиком в углу, и прошёл в крайнюю комнату.
   Просторное, обставленное с солдатской неприхотливостью помещение встретило светом двух масляных ламп, запахом псины и неизменным изображением Норина на стене. Командир отборного подразделения Стылых низко склонился за столом и исписывал убористым почерком листок бумаги. Лежащий у его ног огромный пёс лениво открыл один глаз и, не заметив ничего достойного внимания, снова погрузился в привычную полудрёму. Годы идут, а картина не меняется.
   Наконец, командир закончил писанину и поднял голову:
   - А-а-а, Игнис. Быстро ты вернулся. Что скажешь?
   Игнис так и не решился присесть, стоял в центре комнаты, слегка покачиваясь на пятках:
   - Как вы и предполагали, в том селении всё спокойно.
   - Что, совсем спокойно?
   - Совсем. Нордов там не видели больше года. Я проверил и соседнее селение - то же самое.
   - Хм... - командир нагнулся и потрепал пса по голове. - У нас половина отряда сейчас находится в различных деревнях. Всё ждём нападения нордов. А их нет и нет.
   - Это либо затишье перед большим набегом...
   - Либо?
   - Либо они нашли себе другие места для грабежа.
   Командир взгромоздил локти на бумаги и упёр подбородок в сжатые кулаки:
   - Думаешь, они могли сцепиться с Ассултом?
   - Может и с Ассултом. Или ещё с кем. Мы до сих пор ничего толком не знаем о землях на севере, за Льдистым морем. А норды знают. Там тоже должны быть страны, поселения, места для грабежа.
   - Хорошо, будем сворачивать частые проверки селений... Отдыхай пока. Завтра поговорим.
   Покинув казарму, Игнис вспомнил об ещё одном важном деле и размашистым шагом направился в сторону цитадели.
   Людей на улице практически не осталось. Закрывались последние лавки, и только самые упорные оружейники продолжали стучать молотками в кузницах, выполняя срочные заказы. Влажная брусчатка под ногами свидетельствовала о недавнем дожде. Осень всегда несла с собой обилие осадков, колючий ветер и ранние морозы. О зиме севера и думать не хотелось. Знобило даже от самой мысли о грядущих через пару месяцев снегопадах.
   Цитадель Оплота Севера взмывала вверх на добрых три десятка ярдов, и низко плывущие облака, казалось, задевают её верхушку. Неподвластный времени серый гранит иногда чередовался с изящными вставками из чёрного мрамора. Верхние ярусы выделялись стрельчатыми окнами, окна же первых двух ярусов представляли собой узкие бойницы. В случае опасности здесь будет главный центр обороны, и враги непременно сломают зубы, пытаясь прогрызться через шестифутовую толщу стен.
   Игнис вошёл цитадель, взбежал по ступенькам на самый верхний ярус и осмотрелся. Невзирая на повсеместное распространение масляных ламп, центральная башня оставалась верна старым добрым факелам. Они торчали вдоль облицованных белым камнем стен и слегка чадили. Воздух казался сгустившимся от дыма и запаха нарда из курильницы. Левую стену занимала цветная мозаика, изображающая молодого Ранда - одного из двух братьев, основателя крепости и создателя Луча. Через полгода должен состояться большой праздник - сто двадцать пять лет со дня основания Оплота Севера.
   Несмотря на всю красоту помещения, взор любого человек неизменно приковывал Луч Оплота. Тугой пучок ослепительно-золотистого света, бьющий из центра помещения, казался тяжёлым, будто расплавленный металл разогнали до небывалой скорости и запустили ввысь. Круглое отверстие в своде позволяло яркому потоку свободно покидать цитадель, разрезать густые тучи и продолжать бесконечный путь в небеса. Свет Луча можно было видеть за десятки миль, и он одним своим видом вселял в людей веру в Оплот.
   Сейчас в ритуальном зале находилось около тридцати человек, слышались приглушённые разговоры. Заметив пришедшего, Мастер Мадайн покинул группу беседующих и направился к Игнису:
   - Решил посетить ритуал?
   - Демлан мне не чужой. Думаю, моя поддержка его ободрит.
   - Так и есть. Иногда мне кажется, что вы нарочно распускаете слухи об опасности Слияния.
   Игнис смерил его пристальным взглядом. Определить на вид возраст Мастера до сих пор оставалось сложной задачей. Точно больше пятидесяти пяти, скорее ближе к шестидесяти. Худощавый, русые волосы с проседью, небольшая окладистая борода и проницательные глаза, светящиеся умом и пониманием.
   - Мастер, вы ведь сами говорили, что ритуал Слияния с Оплотом несёт в себе опасность. Выходит, повторный ритуал для причисления к Стылым - и подавно.
   Старик улыбнулся, и целая паутина мелких морщин вокруг глаз проявилась ещё чётче:
   - Да, не спорю. Но сколько на твоей памяти таких... хм... неудачных Слияний?
   - Э-э-э... одно или два... Из тех, что я знаю... Мастер, вы снова будете привязывать Демлана к снегу?
   - Да.
   - Не нашли другой склонности?
   - Нет.
   - Жаль, - вздохнул Игнис. - Снега много, сила Оплота очень уж распылена в нём. Да к тому же, Демлан сможет только половину года призывать Оплот. А что делать летом, в начале осени, в конце весны?
   Мастер плавно развёл руками, будто стараясь обнять всех присутствующих в зале:
   - Не всем же так повезло с огнём как тебе. Я бы и рад узреть в Демлане склонность к другому источнику, но...
   Игнис понимающе кивнул.
   - Начнём, пожалуй, - произнёс Мастер Мадайн и направился к Демлану.
   Игнис отошёл к стене и встал возле факела, ощущая на щеке тепло от огня.
   Мастер подвёл Демлана непосредственно к Лучу, затем отошёл на три шага назад, заложил руки за спину, и по просторному залу разнёсся его зычный голос:
   - Демлан Дагалон, готов ли ты повторно воззвать к силе Оплота?
   Солдат облизнул пересохшие губы:
   - Готов.
   - Веришь ли ты в силу Оплота?
   - Верю, - с лёгкой хрипотцой в голосе выговорил Демлан.
   Мастер сделал небольшой шаг вперёд, тускло-серая одежда его в свете Луча показалась более яркой.
   - Принимаешь ли ты бремя Стылого?
   - Принимаю.
   - Готов ли ты оставаться крепким и не дрогнуть перед лицом врага, даже когда другие побегут?
   - Готов, - Демлан смежил веки, пальцы его мелко подрагивали.
   - Прикоснись к Лучу.
   Демлан шагнул к центру, кисти его исчезли в золотистом потоке света, глаза по-прежнему оставались закрытыми.
   Мастер подошёл к солдату сзади и опустил руки на его широкие плечи:
   - Свет, который мы видим - это сила, в которую мы верим. Сила, дарованная нам Оплотом, есть в каждом из нас. Тот, в ком её больше, достоин стать воином Оплота. Тот, кого она переполняет, может стать Стылым. Помня о вере, представь свой источник.
   Игнис видел, как озарённое светом лицо Демлана напряглось в попытке представить снег. Именно от полноты этого образа в воображении во многом зависит исход ритуала. Не смог в должной мере представить нужный источник - потерял надежду на удачное Слияние.
   Голос Мастера теперь звучал более пронзительно:
   - Снег вершин Поющих гор будет с тобой. Снег лютой северной зимы будет с тобой. Тающий снег по весне будет с тобой. Даже лёгкая утренняя изморозь на листьях и траве будет с тобой.
   Демлан резко дёрнулся, как от пощёчины, и чуть не упал, но руки Мастера удержали его. Свет вокруг пальцев солдата, погружённых в Луч, уплотнился, по лицу его пробежало смятение.
   Мастер широко расставил ноги для устойчивости и возвысил голос ещё сильнее:
   - Крепи веру в сердце своём. Представь источник и призови Оплот.
   Игнис покрутил головой и отыскал взглядом небольшой ящичек со снегом, стоящий у ног одного из Мастеров. Надо же, позаботились и об этом. Наверное, кого-то из охотников заставили притащить снег с вершин Поющих гор и сохранили его в холодном подвале. Для полноценного сражения такого количества явно не хватит, но для ритуала вполне достаточно.
   Демлан всеми силами призывал Оплот и, похоже, у него получилось. Движения обрели уверенность, стоял он твёрдо, Мастер более не держал его за плечи. Открыв глаза, новоявленный Стылый прошёлся вокруг Луча и приблизился к ящику со снегом. На лице его играла улыбка, а осознание успешно прошедшего Слияния переполняло изнутри. Похоже, настал самый счастливый день в его жизни. Демлан зарылся пальцами в белый, быстро тающий снег, и набрал целую пригоршню. Не стирая улыбки с лица, он подошёл к Игнису.
   - Ну что, теперь увидим, кто тут самый отчаянный рубака.
   - Как скажешь, - ободряюще улыбнулся Игнис.
   - Снег против огня на ближайшей тренировке. И обещай не поддаваться.
   - Дождись снегопада, задира. С этим ящиком ты простоишь пару секунд.
   - Я дождусь.
   Остальные присутствующие всё это время оживлённо переговаривались между собой, просторный зал полнился гомоном. Демлан получил лишь несколько поздравительных кивков. Ритуал Слияния с Лучом Оплота проводился здесь каждый день и, несмотря на всю торжественность, давно стал для Мастеров привычным.
   Немного побеседовав с приятелем, Игнис спустился по лестнице на первый ярус и покинул цитадель.
   Вечерняя прохлада ощущалась всё сильнее. Северный ветер заползал под одежду и заставлял плотнее кутаться в шерстяной плащ. Солнце давно уступило место виднеющейся из-за туч луне, звёзды кое-где робко проступали на потемневшем небосводе, мерцая подобно светлячкам.
   Твёрдо решив хорошенько выспаться, Игнис двинулся в сторону северной казармы. Влажная брусчатка тоскливо и однообразно плыла под ногами, свет в окнах встречался всё реже. Крепость отходила ко сну, и только силуэты солдат на стене вдалеке напоминали о бдящей ночной страже.
   До казармы осталось не более двух минут ходу, когда поодаль из-за поворота вывернула большая группа солдат, ведомая офицером. Бойцы уверенно продвигались к воротам, не смотря по сторонам и не перебрасываясь обычными скабрёзными шуточками. Что-то в их внешнем виде казалось неправильным, хотя одеждой они ничем не отличались от обычного патрульного отряда.
   Игнис насторожился и пристроился за ними, шаря взглядом по серым плащам. Лица разглядеть никак не удавалось.
   Караульные ночной стражи около ворот стояли по двое, опёршись на копья и поставив овальные щиты на землю. Никому не хотелось всю ночь проторчать с лишним грузом. Навстречу подошедшим выступил дежурный капитан, и бойцы остановились. Игнис едва успел различить, как ведущий группу офицер взмахнул рукой, и в ту же секунду капитан ночной стражи опрокинулся на спину, из горла его струёй хлынула кровь.
   Со скоростью бури бойцы пришли в движение и рассыпались по пятачку у ворот. Лязгнуло выхватываемое из ножен оружие. Двое караульных вскрикнули и упали на землю, из груди каждого торчал метательный нож. Со стены полетел стражник с луком в руке и грохнулся на камни.
   Пришедшие в себя солдаты подхватывали щиты и копья, разворачивались в сторону непонятно откуда взявшегося неприятеля.
   - Тревога! К оружию! - успел всполошиться один из караульных на стене. В тот же миг тело его шмякнулось на брусчатку, неподалёку от только что упавшего солдата.
   Скорость снующего повсюду врага не оставляла никаких сомнений - шияры. Как такая большая группа кочевников смогла проникнуть в крепость, замаскироваться под солдат Корсии и пробраться к воротам?!
   Держась на расстоянии, Игнис попытался ощутить любой источник огня. Кроме нескольких масляных ламп и четырёх факелов при воротах, ничего почувствовать не удалось. С такими скудными крохами много не навоюешь, а без сил Оплота выстоять против шияров надежды нет.
   Степняки в считанные секунды перебили караульных и навалились на колёса. Решётка начала подниматься, противовесы гремели на цепях, дерево скрипело и стонало - подвесной мост уверенно опускался. Как только он коснулся земли, двое кочевников с факелами в руках выскочили за ворота. С севера приближался топот копыт.
   Только сейчас до Игниса полностью дошёл смысл происходящего. Он сорвался с места и помчался назад к центру крепости. "Предупредить командира, выставить заслоны на улицах, найти коменданта", - мысли проносились в голове, обгоняя друг друга. Вокруг мелькали погружённые в сон дома, масляные фонари освещали небольшие кусочки улицы, отдавая оставшуюся часть вечернему сумраку.
   Игнис обернулся на ходу и обнаружил преследователя. Улица плавно поднималась вверх, бежать становилось всё тяжелее. Во рту ощущалась неприятная сухость, меч на перевязи бился о пластины доспеха.
   У порога очередного дома стоял паренёк и пялился на бегущего. Увидев обращённый на него взгляд, он подобрался. На вид не более двенадцати, худощавый и сутулый, веснушчатое лицо, одно плечо казалось ниже другого.
   Ощутив крохотный источник, Игнис крикнул парню:
   - Там у тебя масляная лампа. Тащи её сюда. И кувшин с ламповым маслом тоже.
   Юнец продолжал ошарашенно таращиться на отмеченного шрамом незнакомца.
   - Живо! - рявкнул Игнис.
   Парень отшатнулся и исчез в дверном проёме. Послышался звук падающей мебели, как будто он зацепился за что-то. Появился он уже через считанные секунды.
   Игнис буквально вырвал у него из рук кувшин с маслом, размахнулся и швырнул глиняный сосуд в окно. Раздался звук бьющегося стекла, содержимое выплеснулось на стену, часть растеклась внутри. Следом полетела горящая масляная лампа и ненужный сейчас шерстяной плащ.
   Пламя распространилось в мгновение ока, пируя на занавесках, коврах, деревянных полках. Клубы дыма вырвались из окна и побежали по стене, с каждой секундой огонь усиливался.
   Паренёк пронзительно закричал и намерился заскочить в дверь, но крепкая рука Игниса остановила его.
   - Стой за моей спиной и не ори. Там же никого нет?
   Юнец часто закивал и отбежал назад.
   Шияр тем временем стремительно приближался, за поясом его виднелись меч и короткий кинжал.
   Игнис бросил мимолётный взгляд на разгорающийся огонь и призвал Оплот. В голове мигом прояснилось. Тут же налетел запах сырости и гари, вечерний сумрак показался менее густым, чем раньше. Сердце забилось ровно, дыхание успокоилось. Эспадон в руках утратил большую часть веса, и ладони увереннее сжали длинную рукоятку. Готовность к бою теперь можно оценить как превосходную.
   Подбежав на десять шагов, противник остановился и начал сближаться делано степенным шагом. На губах играла самодовольная ухмылка, молодое лицо выглядело надменным и решительным. Создавалось ощущение, что он не знает, кому противостоит. Молодчик, очевидно, принимал Стылого за простого бойца Оплота, а ведь его должны были научить отличать.
   Игнис резко подался влево, мимо головы прошелестела пара метательных ножей. Подобное начало схватки могло удивить только новичка, а не того, кто видел эти сюрпризы множество раз.
   Шияр опрометью кинулся вперёд, меч его прочертил широкую дугу. Двуручник поднялся навстречу, и клинки со звоном столкнулись. Кочевник ударил кинжалом, но усиленная Оплотом реакция бросила тело Игниса влево, и клинок врага рассёк пустоту. Несмотря на молодость, шияр действовал не только быстро, но и очень умело. Он не зря гордился собственной ловкостью и боевыми навыками.
   Игнис решил сыграть на самоуверенности соперника и приблизился вплотную. Шияр не растерялся и ответил быстрым ударом сверху. Меч его натолкнулся на плечевые кольца доспеха. Особо прочная в этом месте стальная пелерина выдержала без труда. Степняк оторопело моргнул, силясь понять произошедшее, и тотчас получил навершием рукоятки в лицо. Нос его сломался, кость вошла в мозг, неся с собой мгновенную смерть.
   Сбоку трещали горящие брёвна, деревянные части на глазах распадались от жаркого огня, дым клубился из окон и распахнутых настежь дверей. Пламя ширилось и захватывало новые участки - источник рос, пропуская сквозь себя всё больше сил Оплота.
   Раскатистым эхом отражаясь от стен домов, с северной части улицы донёсся цокот копыт. Не дожидаясь всадников, Игнис развернулся и помчался вверх по улице.
   Горящий дом остался далеко позади, и по мере продвижения Игнис чувствовал, как сила от источника слабеет в нём с каждой секундой. Свернув в небольшой закоулок, он окончательно разорвал истончившуюся связь с Оплотом. Чувство кратковременной слабости охватило все мышцы, сердце отчаянно заколотилось где-то в районе горла. В кончиках пальцев появилось неприятное покалывание, на лбу выступила испарина, а принявшее удар плечо ощутимо ныло под доспехом.
   Догнавший Игниса юнец удивлённо воззрился на спутника, очевидно, не имея представления о неминуемых последствиях призыва Оплота:
   - Плохо, да?
   В ответ он получил лишь шумное дыхание.
   За десять секунд неприятные ощущения почти прошли. Спасала кратковременность связи с Оплотом, продлись бой значительно дольше - расплата за силы была бы соразмерной.
   До казарм Стылых оставалось совсем недалеко. Игнис окончательно отдышался и побежал дальше по улице. Сверху хлопали ставни, потревоженные жители спешно закрывались в домах. Из дверей одного из зданий выскочил офицер со всклоченными волосами, на ходу натягивая стёганку. Пышногрудая женщина в годах передала ему кольчугу и ножны с коротким мечом.
   Пробегая мимо, Игнис выпалил:
   - Кочевники, много шияров! Северные ворота потеряны. Нужны заслоны.
   Офицер понимающе кивнул и заспешил вниз по улице. Дверь за ним тотчас захлопнулась, лязгнул тяжёлый засов.
   У казарм собрались две дюжины Стылых. Бехтерец каждого блестел в свете масляных фонарей, двуручные мечи покачивались на перевязи под мышкой. Из дверного проёма показался командир отряда, Игнис кинулся к нему и кратко доложил о захвате северных ворот.
   - К цитадели! - выкрикнул приказ командир, и отряд Стылых бодро потрусил к центру крепости.
   Четверо гладкошёрстных псов - источники Оплота - бежали рядом с хозяевами, в том числе и командирский любимец. Лица сильнейших воинов Корсии светились решительностью раздавить нагло вторгшегося в их дом неприятеля. Не желающий отставать паренёк всё время семенил сзади, на веснушчатом лице читалось удивление вперемешку со страхом.
   Перед центральной башней вовсю кипел бой. Наспех собранный комендантом заслон копейщиков не давал степнякам ворваться в цитадель. Всадники кружили по площади, норовя поймать на пики защитников крепости. Множество убитых лежали на брусчатке, ржание лошадей смешивалось с отчаянными криками людей. Возле входа в башню пылали сложенные пирамидкой брёвна - об источнике для бойцов, черпающих силу Оплота через огонь, позаботились невзирая на внезапность нападения.
   Сила Оплота вновь заструилась по венам Игниса, земля под ногами обрела особую прочность.
   - Вперёд! Рассыпаться! - взревел командир и бросился на ближайшего врага. Верный пёс понёсся следом, перебирая мощными лапами.
   Перед носом Игниса вжикнула стрела и ткнулась в овальный щит одного из копейщиков, посыпались крепкие ругательства. Степняки из племени Железных Игл попытались обойти заслон слева и смять строй защитников. Комендант резво прикрикнул на копейщиков, заставляя их сомкнуть щиты и чуть развернуться. Накатившая вражеская волна пронеслась мимо, оглушая слитным топотом.
   Стылые рассредоточились по всей площади и умело подавляли очаги сопротивления. Количество врагов стремительно убывало под напором длинных мечей. Комендант передвинул заслон чуть ближе, отнимая у кочевников часть драгоценного пространства для разгона.
   Действуя в паре с опытным бойцом Оплота, Игнис сокрушил уже третьего степняка, когда со стороны Снежной улицы появилась новая угроза. На площадь высыпал отряд нордов с пращами. Дети Кая по праву считались лучшими стрелками северного народа. С жужжанием пращи раскручивались над головами, в защитников крепости летели свинцовые снаряды.
   Игнис ошеломлённо взирал на то, как впервые за всю историю северяне действуют заодно со степняками. Если в Оплот Севера сейчас ворвётся хотя бы три клана нордов, то на каждого защитника будет приходиться по три-четыре неприятеля.
   - Задавить их! Живо! - прогремел командир Стылых, указывая на пращников.
   Около десятка бойцов кинулись на нордов, пригибаясь к земле в надежде избежать свинцового града. Один воин дёрнулся, схватился за лицо и рухнул на брусчатку. Угодивший в голову снаряд способен остановить даже питаемого силами Оплота и потому слабо чувствительного к боли Стылого.
   С боковой улицы выбежала небольшая группа кочевников. Используя отвлекающий удар нордов и чрезмерное выдвижение вперёд заслона, в цитадель просочились пятеро шияров.
   Игнис в четыре прыжка оказался возле командира:
   - Шияры прорвались в цитадель! Надо прикрыть Мастеров.
   - Задери меня страх! - выругался командир, затем окликнул соседнего Стылого, и втроём они припустили к центральной башне. Разбрызгивая слюну из открытых пастей, рядом мчались два пса.
   Взбегая по ступенькам, командир повернул голову к Игнису и бросил на ходу:
   - Мы в покои Хранителя. Ты возьми на себя других Мастеров... Кого успеешь.
   Повернув вправо на третьем ярусе, Игнис подбежал к полуоткрытой двери и с силой пнул её. В залитой светом камина комнате находились четверо. Мастер замер в углу, заложив руки за спину, двое шияров сцепились с воином Оплота; последний отбивался, используя все призванные силы, штанина его намокла от крови.
   Игнис крикнул, пытаясь отвлечь врагов на себя. Один из шияров развернулся и двинулся навстречу. Он уже занёс меч для удара, но неожиданно на лице его возникла гримаса боли. Рука с кинжалом опустилась, а меч впустую рассёк воздух. В дело пошли малопонятные простым смертным способности Мастера.
   Игнис прыгнул вперёд, эспадон в его руках отклонил слабый выпад и глубоко вошёл в плоть врага.
   Мастер сместился ближе к стрельчатому окну, а другой шияр к этому времени повторно ранил стражника цитадели в бедро.
   Игнис подскочил к степняку и напал сбоку, целя в поясницу. Кочевник отпрянул и быстро переместился в другую часть зала. Стражник попытался перехватить врага, но раны помешали ему.
   Игнис перешёл ближе к камину и ногой отправил в огненную пасть три полена. Костёр при входе находился сравнительно далеко, а вялость этого пламени не очень радовала.
   - У тебя огонь?
   - Да, - процедил стражник.
   - Разорви связь, - попросил Игнис, неотрывно следя за мягко ступающим по кругу шияром.
   Пришло чувство вливающейся через огонь дополнительной силы. Источник более никто не делил, и теперь вся полнота пламени принадлежала одному человеку.
   Шияр сблизился одним резким движением, и меч его обрушился сверху вместе с кинжалом. Игнис поднял эспадон, блокируя разом два клинка, и попытался достать степняка ударом снизу. Кочевник скользнул вбок и набросился с удвоенным рвением. Игнис начал притворно отступать, как будто едва отражая сыплющиеся с разных направлений удары. Увидев подходящую возможность, он выставил двуручник эфесом вперёд. Кинжал противника со скрежетом влетел в кольцо гарды и застрял. Далее последовал рывок, и удивлённый соперник лишился короткого клинка. Шияр без второго оружия - лишь наполовину шияр.
   Двумя короткими сериями ударов Игнис оттеснил соперника к стене, а ложный замах заставил врага открыться. Схватку завершила старая связка обманчиво-вялых ударов "Южный крест". Во все стороны, словно мелкий дождь, брызнула кровь, и шияр сполз по стене.
   - Я знал, что с этим ты справишься и без моей помощи, - прозвучал сзади голос Мастера. - Хоть он и был хорош. Не так самонадеян как другие шияры.
   Игнис обернулся. Раненый стражник отполз к двери, узкий ремешок перетягивал его ногу у самого паха, на полу собралась лужица крови. Заложив руки за спину, Мастер стоял близ камина. Стену над его головой занимал красочный гобелен с изображением битвы у Двуликих холмов.
   Вернув эспадон на перевязь, Игнис разорвал связь с Оплотом. Глаза закрылись от рези, а зубы стиснулись от подкатившей к груди боли. Колени норовили подогнуться, однако он упорно продолжал держаться на ногах, не давая себе обмякнуть. Глубокий вдох, выдох, новый вдох и снова выдох. На этот раз потребовалось около полуминуты для восстановления сил, и голос внутри подсказывал, что сегодня такие ощущения придётся испытать ещё не раз.
   Остальные Мастера либо спаслись, либо мертвы, а командир позаботится о Хранителе.
   - Надо уходить из цитадели, - озвучил принятое решение Игнис. - Основные наши силы в казармах угловых башен. Сидя здесь мы ничем им не поможем.
   Внизу четыре ряда копейщиков по-прежнему удерживали вход в цитадель. В живых оставалось шестеро Стылых, бой шёл по всех площади. Норды наступали с двух направлений, количество степняков значительно увеличилось. В хаосе сечи особенно выделялись парные клинки трёх Виридов. Лучшие бойцы кочевников добрались и сюда, защитникам приходилось туго как никогда.
   Сбоку к коменданту подбежал высокий мечник.
   - Командир! Они зажимают нас... - договорить он не успел, свинцовый снаряд угодил ему прямо в висок. В лицо коменданта брызнула кровь, а мгновенно погибший солдат начал заваливаться на холодную брусчатку. Дети Кая и здесь умудрялись доставать защитников.
   Забрызганное кровью лицо коменданта повернулось к вышедшим:
   - Я не знаю, что творится в остальной части крепости, но их слишком много. Похоже, они все тут. Я надеялся на помощь из западных казарм, но её нет. Скоро я буду вынужден закрыться в цитадели.
   Игнис махнул рукой вправо и повёл Мастера в сторону восточной башни. Северная часть потеряна, с запада помощи нет - значит у них тоже всё плачевно, а в южных казармах одни новички. Ветераны востока выглядели наиболее привлекательно с точки зрения боевых навыков и опыта.
   Беглецы скрылись в боковой улице, и шум боя немного отдалился. Серая веха пустовала. Закрытые ставни домов говорили о настороженности жителей. О вторжении не знал сейчас только глухой и слепой.
   Игнис напряжённо всматривался вперёд и не сразу приметил давешнего юнца, бежавшего за ними следом. Паренёк, похоже, удачно отсиделся за спинами копейщиков и теперь снова увязался за старым знакомым.
   - Держись за нами и не лезь вперёд.
   - К-к-конечно, не буду, - заикался юнец довольно сильно. Вместе с сутулостью и хлипким телом это вряд ли делало его популярным среди сверстников.
   Троица без помех достигла конца Серой вехи и свернула на небольшую улочку, что обещала привести прямо к восточной башне.
   Вскоре в сумраке обозначились широкие спины нордов. Двое из клана Красных Лент наседали на молодого воина с непривычной в Корсии секирой. За спиной светловолосого бойца жалась к стене его спутница с искажённым от страха лицом. Схватка только началась, иначе бы пару давно втоптали в землю.
   Игнис на бегу высвободил эспадон и со всей злостью обрушил его на спину поздно осознавшего опасность врага. Зажатый с двух сторон, второй норд пал тремя секундами позднее.
   Норды умерли молча. Суровые жители севера рано познавали тщету слов и неоценимое благо действий. Можешь - дерись, не можешь - умирай, но делай это без стенаний и криков о помощи. Невзирая на положенную ненависть к врагу, Игнис давно проникся уважением к крепкому духом и телом белобрысому народу.
   - Мы к восточной башне... - облизывая пересохшие губы и шумно дыша, сообщил Игнис. - Можете с нами. Там хоть есть где укрыться... женщине.
   Молодой воин взял спутницу за руку и благодарно кивнул.
   Не задерживаясь, они впятером заспешили к намеченной цели. Где-то слева доносился шум битвы, звучали команды офицеров, топот копыт то приближался, то отдалялся.
   Полукруглое пространство перед восточной башней заполнили два ряда копейщиков с сомкнутыми овальными щитами и копьями наизготовку. Перед ними валялись четверо нордов и, похоже, один шияр; утыканные стрелами тела смахивали на подушечки для иголок.
   Массивную, обитую железом дверь в башню закрыли изнутри, и попасть наверх теперь можно было только по крутой лестнице, но перед этим врагам нужно ещё прорвать заслон готовых на всё ветеранов восточных казарм. На стене разместились отряды лучников. Позади каждого бойца высился мечник с широким щитом, готовый в любую секунду прикрыть товарища от стрел. Беглецы с радостью отметили наличие порядка и военной дисциплины хотя бы в этой части крепости.
   Поприветствовав двух знакомых, Игнис бойко взбежал по лестнице. Из бокового проёма башни к нему вышел офицер. Коренастый, крепко сбитый капитан производил впечатление знающего ратное дело командира. Цепкий взгляд и волевой, напряжённый подбородок говорили о привычке отдавать команды и пресекать всякое нарушение. Тёмные курчавые волосы выглядывали из-под капюшона лёгкой кольчуги, в руке он держал мощный составной лук.
   - Не спать мне вечность! Наконец-то до нас добрались Стылые, - прищуренные глаза офицера бегло изучили подошедших.
   - Капитан, я пока только один из Стылых. На помощь других вам рассчитывать не стоит.
   - Что, так плохо?
   - Так плохо. Комендант, думаю, сейчас закрылся в цитадели. Северные ворота были захвачены с самого начала. Западные части, скорее всего, заперты в своём районе. Из Стылых, - Игнис на секунду запнулся, думая о множестве погибших товарищей, - кроме меня мало кто жив.
   Лоб Капитана сморщился, пальцы крепче сжали лук:
   - Ладно, будем держаться. А там поглядим.
   - Укройте Мастера и женщину в башне, - Игнис развернулся к давешнему бойцу с секирой и ткнул в него указательным пальцем. - Ты...
   - Меня Юсом зовут.
   - Чудно. Юс, ты с Оплотом?
   - Нет, - покачал головой воин. Собранные в аккуратный хвостик светлые волосы мотнулись из стороны в сторону.
   - Хорошо. Тогда остаёшься на стене. Прикрываешь боковой вход в башню. И жену свою защитишь, и Мастера.
   Игнис снова повернулся к Капитану:
   - Что у вас с дежурными кострами?
   - Один на башне и два на стенах. Все горят давно. Ты с огнём?
   - Да... Паренёк! - позвал Игнис. Веснушчатое лицо тут же вынырнуло из-за ближайшего лучника. - Будешь поддерживать костёр наверху. Только под стрелы не лезь.
   Мастер и молодая женщина разместились внутри башни, юнец убежал наверх за пожилым стражником, Юс с секирой в руках застыл возле низкорослого мечника.
   - Капитан, сколько у тебя людей?
   - Сто девяносто шесть человек. Больше трети - лучники.
   Игнис глянул на стоящих полукругом у лестницы копейщиков. Бойцы выглядели более чем надёжно, за плечами каждого - не одна схватка с нордами. Такие не дрогнут и при виде шияров.
   - Что за источник у тебя?
   - Лунный свет, - отозвался Капитан, запрокидывая голову.
   В ночном небе грязно-серые тучи наполовину скрывали луну, северный ветер постепенно уводил их к Поющих горам, но делал это мучительно медленно. Лучники на стенах также косились на хмурые небеса, беспокоясь о тетивах луков в случае дождя.
   Предвосхищая следующий вопрос, Капитан сообщил:
   - Кроме меня - только девять бойцов с Оплотом. Шесть лучников, два копейщика и мечник. Будешь действовать рядом с копейщиками? Дать тебе этого мечника в пару?
   Игнис с нарастающим уважением посмотрел на офицера. Приятно иметь дело со знающим военное ремесло человеком.
   - Давай весь его десяток. Пусть оставят щиты на стене, с собой брать только мечи.
   - Балат! - окрикнул Капитан.
   Меж рядами мечников и лучников протолкался рослый солдат в видавшем виды хауберке. Один глаз прикрывала повязка, седые волосы оставались до сих пор густыми, невзирая на почтенный возраст.
   - Возьмёшь свой десяток. Действуете внизу под командой Стылого.
   Стражник коротко кивнул и отправился собирать людей.
   Капитан со вздохом обвёл взглядом солдат на стене:
   - Не думал, что буду защищать эти стены с внутренней стороны.
   - Я тоже не думал, - проронил Игнис и сбежал по ступенькам.
   Умудрённые опытом копейщики хранили полное молчание. Лишь изредка доносилось тихое позвякивание оружия и доспехов или характерный глухой стук щита, когда кто-то поправлял наплечный ремень.
   Вскоре спустился Балат, ведя за собой десяток мечников. Как и предполагалось, бойцы оставили щиты на стене, в ножнах каждого покоились одноручный меч и кинжал. Здоровяк встал по правую руку и уставился на временного командира единственным глазом.
   Игнис оторвался от любования кострами на стене:
   - Как у тебя с опытом сражений в паре?
   - Мне доводилось работать в паре со Стылыми. В прошлой войне.
   - Наша с тобой задача - бить шияров и самых вредных нордов. Плосконосых оставим копейщикам и стрелам Капитана. Чуть что - отходим за щиты заслона.
   - Добро, я разобью людей на пары, - голос здоровяка звучал на удивление тихо и даже мягко.
   Предоставив Балату разбираться с бойцами, Игнис вернулся к лестнице и поднялся на восемь ступенек.
   Ночная крепость в некоторых местах освещалась заревом далёких пожаров, налетающий порывами ветер приносил запах гари, где-то в соседнем районе бушевала битва. Там, очевидно, и сосредоточились остальные силы восточных казарм.
   Враги не заставили себя долго ждать. На примыкающей к башне широкой улице показалась вереница всадников, стук копыт по брусчатке стремительно приближался.
   Игнис вернулся за спины копейщиков и в третий раз за сегодняшний вечер воззвал к силе Оплота. Приятное тепло растеклось по венам, вытесняя усталость. В предстоящей круговерти рук и клинков обострённое восприятие понадобится как никогда.
   - С верой в Оплот!
   - С верой в победу! - мигом подхватили мечники Балата.
   - Враги разобьются! - донеслось сверху.
   - О сталь и кулак! - гаркнули в один голос копейщики.
   Небольшое пространство перед башней вмиг заполнилось множеством всадников. Над головой просвистели первые стрелы, ломаясь о камни стены, впиваясь в щиты. Игнис шагнул ближе к копейщикам и чуть пригнулся. Лишённые привычных щитов бойцы Балата сделали то же самое. Мечники на стене выступили вперёд, и уязвимых для обстрела лучников прикрыли овальные щиты.
   Вскоре и стрелки Капитана произвели кучный залп, дополняя цокот копыт свистом стрел. Первые крики боли донеслись со стороны врагов, прокатилось ржание раненых лошадей. Обмен стрелами всё усиливался, но лучники Капитана имели более выгодную позицию.
   - Стоять твёрдо! На копья не пойдут! - с металлом в голосе проревел осанистый офицер и крепче сжал длинное копьё.
   Степняки вплотную приблизились к заслону копейщиков и осадили коней. Двое верховых не успели вовремя удержать лошадей, те лишь замедлились. Заржав, скакуны взвились на дыбы, и сразу шесть копий вонзились в их груди. Трое бойцов передней линии добили упавших наездников.
   Не в силах прорваться нахрапом, атакующие отошли к краю площади.
   Игнис выглянул через плечо стоящего перед ним копейщика и увидел группу нордов. Враги неумолимо приближались, подбадривая себя боевыми кличами.
   - Проход!
   Услышав команду, копейщики разорвали строй в нескольких местах. Игнис и Балат рванули вперёд, увлекая за собой остальных мечников. Не прошло и нескольких секунд, как они сошлись с накатившей волной северян. На десяток шагов в обе стороны мечи со звоном схлестнулись с широкими лезвиями секир.
   Игнис встретил норда ударом с оттяжкой и сразу же бросился на второго. Слева вскрикнул и свалился на землю поверженный мечник, сверху на него рухнул сражённый двумя стрелами северянин. Чуть сбоку Балат умудрялся уворачиваться сразу от двух врагов. Меч его часто уходил вперёд в скупых выпадах, мигом возвращался, затем следовал шаг в сторону и новый тычок. Здоровяк предпочитал убивать одним удачным уколом, не тратя силы на утомительные связки ударов.
   Игнис заметил появившихся на правом фланге двоих шияров и, велев Балату держаться за ним, помчался к новым противникам. Один из соперников скользнул к нему, ткнул мечом и сразу же ударил кинжалом снизу. Игнис ушёл в сторону и резко упал на одно колено:
   - Восход!!!
   Меч Балата, просвистев над головой, распорол незащищённую грудь кочевника.
   Второй шияр метнул нож, чем заставил напарников разойтись в стороны. Балат сблизился с врагом и ударил слева с минимальным замахом. Параллельно с этим эспадон Игниса описал в воздухе полукруг справа, и только нечеловеческая скорость шияра спасла его от неминуемой гибели.
   Сделав шаг вперёд, Игнис присел и лихо подсёк ногой вёрткого соперника. Балат тут же наподдал сапогом, с хрустом проламывая степняку грудную клетку.
   Вокруг мечники с переменным успехом сражались со свирепо рубящимися нордами. Основную работу всё же делали лучники Капитана. Стрелы наполовину проредили ряды носящихся вокруг всадников, отдельные стрелки прицельно выбивали открывшихся северян.
   Игнис на пару с Балатом зарубил очередного соперника и придвинулся ближе к заслону. Обострённое восприятие уловило движущееся в его сторону лезвие. Он вильнул вправо и огрызнулся рубящим ударом, но промазал. Одноглазый здоровяк шагнул к норду и будто играючи перерубил древко его секиры. Северянин опешил от неожиданности и растерянно попятился, где его и нашла стрела меткого лучника.
   Остатки степняков благоразумно отступили, норды же легли все как один.
   Площадь покрывали десятки тел людей и лошадей, некоторые подавали слабые признаки жизни. Запах крови болезненно воспринимался усиленным Оплотом обонянием. Резкий порыв северного ветра отнёс зловония прочь, сменив их запахом дыма от костров на стене.
   Игнис разорвал связь с Оплотом и тотчас рухнул на колени, уткнувшись остриём меча в брусчатку. Жадно хватая ртом воздух, он почувствовал на языке сладковатый вкус крови из прокушенной губы. Силы покидали его, в голове стоял звон, перед глазами кружили колючие точки. В животе поселилось ощущение, будто внутренности наматывают на палку, и процесс продолжал набирать обороты, взвинчивая боль до предела.
   Семь лет назад ему пришлось пережить длительную битву с кочевниками в небольшой крепости. От чрезмерного отката тогда чуть не остановилось сердце, но вот уже более двух лет не приходилось прибегать к силе Оплота так часто, как сегодня.
   - Эй, Стылый, - окликнули со стены, и вниз полетела фляга. С трудом поймав непрошенный подарок, Игнис припал к горлышку. Разбавленное фрилионское вино волной прокатилось по пищеводу. Оплетённая кожаными ремешками ёмкость перешла к Балату, два раза плеснулась в его руках и продолжила путешествие по цепочке мечников. В живых из десятка осталось только шестеро. Копейщики потеряли пятерых, а вот о лучниках на стене сказать что-либо пока тяжело.
   Игнис отдышался окончательно и поднялся по лестнице. По-прежнему дежурящий у бокового проёма Юс лучезарно улыбнулся. Его спокойно-располагающая внешность, несомненно, нравилась девушкам. Гладко выбритое лицо казалось юным не по годам, а изящная одежда плохо вязалась с секирой в его руках.
   Подошедший Капитан вытер пот со лба тыльной стороной ладони и опустил лук.
   Игнис указал рукой на цитадель:
   - Надеюсь, они держатся. Хотя нам это не поможет. Мы можем выстоять некоторое время, но помощи не будет.
   - Что ты предлагаешь?
   Игнис устало вытер кровь с подбородка, невольно касаясь шрама на щеке:
   - Да ничего я не предлагаю. Нет тут никакого решения. Мы били и нордов, и плосконосых. Но они никогда не действовали заодно. Как можно отбить такое нашествие, когда они все внутри? Мы держимся, но когда подойдут Вириды - нас сомнут. Троих хватит. Я уже не в том состоянии, чтобы справиться даже с одним.
   Капитан мотнул головой в сторону башни и предложил шёпотом:
   - Может нам Мастера задействовать? Я слышал, они...
   - Я не только слышал, но и видел, только это не поможет. Ему трудно что-то сделать с шиярами, когда они двигаются с такой бешеной скоростью. Про Виридов вообще молчу. Не выход это. Да и силы отнимает будь здоров. Будем сражаться, но будь готов отходить.
   - Куда?! - с недоумением воскликнул Капитан.
   - Да куда угодно! Ты сильно на своих лучников не надейся. Это ты Железных Игл косил как траву. Вот подойдут Гулкий Ветер или Дети Кая, тогда... - Игнис повернулся к двум ближайшим зданиям внизу. - Что это за сараи?
   - Склады. Там барахло всякое купеческое.
   - Пошли людей, пусть подожгут их. Заодно и лошадей попугаем.
   Капитан равнодушно передёрнул плечами и отдал соответствующее распоряжение.
   Через две минуты стены обоих складов осветились набирающим силу пламенем, края крыш принялись лизать густой чёрный дым и ярко-оранжевый огонь.
   - Идут!!! - грянул голос наблюдателя с башни, хотя все и так прекрасно видели три потока врагов, приближающихся с разных сторон.
   Игнис спустился на положенное место и, с шумом выпустив воздух через нос, призвал Оплот. Об итоговой расплате за такое частое использование силы не хотелось даже думать. Пока же картина перед глазами прорисовалась чётче, кровь буквально закипела в венах, как разбуженный дикий зверь, а навязчивые мысли улетучились. Два пылающих впереди здания представляли собой небывало мощный источник, позволяющий вбирать сколь угодно много силы из Луча Оплота.
   Всадники племени Гулкого Ветра вихрем ворвались на площадь, терзая слух защитников топотом множества разгорячённых лошадей. Не прошло и секунды, как лучшие конные лучники степняков выпустили рой жужжащих стрел.
   Стоящий перед Игнисом солдат чуть поднял щит под углом и напрягся. Сквозь узенькую щёлку в стене щитов был виден летящий поток стрел. Колючий, убийственный дождь сверкал перед глазами, проносясь прямо над головой. Стрелы застревали в щитах, находили щели и поражали незащищённые доспехами части тел. Двое копейщиков покачнулись и упали, их место спешно заняли товарищи.
   Последовал ответный залп. Десятки стрел защитников рванулись вперёд, разя людей и лошадей. Перестрелка обещала затянуться надолго.
   Справа от Игниса клинок степняка громыхнул по щиту копейщика. Стражник отвёл копьё и ударил чётко и быстро. Склонившийся для новой атаки наездник выпал из седла.
   - Рохарра! - всколыхнул округу боевой клич нордов. Отряд северян выбрался на площадь с боковой улочки.
   - Проход! - скомандовал Игнис и ринулся в сечу вместе с мечниками и Балатом.
   Трое всадников Железных Игл вырвались вперёд, намереваясь атаковать их сбоку. Двое степняков прошли совсем близко, с треском врезались в плотный строй копейщиков, а третий направил коня прямо на Игниса.
   Вовремя поднятый эспадон с силой вспорол широкую грудь лошади. Смертельно раненое животное протяжно заржало и грохнулось на бок, придавив всаднику ногу. Игнис навис над врагом и с замахом пронзил его клинком. На спину обрушился меч другого кочевника. Бехтерец остановил удар, но без Оплота лопатку скрутило бы как от падения кузнечного молота, обездвижив на время.
   Игнис рывком поднялся с колен и, живо уйдя вправо, выставил меч. Дзынь! Полуторник всадника столкнулся с двуручником. Посыпались искры, руки ощутили давление сверху. Противник сразу понял свой проигрыш в силе. Разворачивая коня на месте, он свесился с седла и... прилетевшая с башни стрела поразила его в спину.
   В трёх шагах левее со стены рухнул утыканный стрелами лучник. Рука его вывернулась неестественным образом, хотя бедолага ещё дышал.
   Воздух вокруг дрожал от жара пылающих зданий, отсветы плясали на лицах сражающихся, металле клинков, щитах, кольчугах. Всюду царила мешанина ног, тел и копыт. Лошади топтались прямо по телам убитых и раненых, перемешивая всех в одну кровавую кашу.
   Напирающим справа нордам почти удалось прорваться сквозь заслон. Покорёженные множеством ударов секир щиты стражников защищали их всё хуже, копья некоторых лежали на земле, перерубленные на две части. Вокруг слышался частый и дробный перезвон клинков, скользящих друг по другу, и более тяжёлые и сильные удары, когда лезвие встречалось с поверхностью щита.
   Игнис вместе с Балатом вломился в гущу наступающих нордов, сея смерть и подбадривая криками трёх ещё живых мечников.
   Вирид вынырнул словно из ниоткуда. Два меча в его руках вычерчивали широкие круги, сливаясь в одно смазанное движение. Он сразу же атаковал Балата и оттеснил его к стене. Здоровяк попытался ответить боковым ударом, но Вирид уклонился с хищной грацией. Мгновением позже один клинок степняка ударил отвесно, а второй - сбоку. Балат тяжёлой глыбой рухнул на землю, из разрубленной шеи хлынула кровь и начала быстро заполнять ямки между камнями брусчатки.
   При появлении Вирида Игнис сразу кинулся на выручку к напарнику, но эспадон, как назло, задел подвернувшегося под руку северянина и замедлил движение. Теперь же Вирид сам мчался на него, раскручивая мечи серебристой мельницей.
   Игнис прыгнул, вытягиваясь в длинном выпаде. Противник сделал шаг в сторону и склонил голову набок, пущенная со стены стрела проскочила возле самого уха. Вместо повторного удара Игнис резко прянул вбок. Новый подарок Капитана с хрустом вонзился в плечо врага, развернув того вполоборота. Кочевник пытался уклониться, но опасность атаки от непосредственного соперника и умение Капитана - это слишком даже для Вирида. Скорость более не спасала раненого. Игнис полоснул два раза, расчертив туловище степняка косым крестом. Ярко переливающиеся глаза Вирида остекленели, и он повалился на землю.
   "Не дай Оплот ещё одного такого встретить сегодня".
   Игниса окружали вопли сражающихся, стук копыт, шелест стрел, звон мечей. Рядом стоящий склад целиком накрыл огонь, и языки его взметнулись высоко в небо, разгоняя темноту на десятки шагов вокруг и пугая лошадей. Запах гари изводил обоняние, кожа на лице всё сильнее ощущала жар пламени.
   Множество новых врагов заполонили площадь. Шестеро едва живых копейщиков сгрудились у самой лестницы, из последних сил обороняя путь наверх. Нордов сдерживал свежий десяток мечников, направленный вниз Капитаном. Стражники гибли один за другим.
   Сплочённые одной целью, пропитанные ненавистью к Корсии, враги готовы были кромсать защитников на мелкие ошмётки, не считаясь с собственными потерями.
   Игнис отчаянно рванул к лестнице, разя наотмашь, уклоняясь от секир, стрел и мечей. Обычный воин давно бы пал под ударами множества клинков. Вся энергия от горящего неподалёку источника перекочевала в скорость и реакцию, только это и позволяло ещё держаться. В бок ткнулась стрела. Бехтерец остановил её, стёганка смягчила удар, а сила Оплота сокрыла боль от разума.
   К башне прорывались и последние израненные мечники. Седобородый норд замахнулся и рубанул с чудовищной силой, превратив одного из стражников в кровавую груду плоти.
   Немногие выжившие, отбиваясь как проклятые, взобрались на стену. Капитан собрал вокруг себя последних лучников и шестерых мечников. Трое копейщиков перегородили лестницу. Металлические наконечники стучали по их щитам, как большие капли дождя по стеклу. Двое лучников упали, нашпигованные десятками стрел, остальные стреляли по лезущим вверх нордам. Глотки обречённых исторгали ругательства - от возбуждения и предчувствия скорой смерти. Всю площадку на стене усеивали потонувшие в стрелах тела защитников. Руки некоторых свисали, роняя капли крови на брусчатку внизу.
   - Уходим из крепости! - севшим голосом рыкнул Игнис.
   Капитан кивнул и невольно глянул на реющий над башней флаг Оплота Севера. Офицер ночной стражи не знал такого приказа, всё внутри восставало против отступления, но оставаться тут не имело никакого смысла. Помощь не подошла, а значит оставшаяся часть твердыни - в руках неприятеля.
   Капитан велел лучникам и четверым мечникам прикрыть отход и вбежал в башню. Игнис двинулся следом и оказался в компании молодой пары, Мастера и веснушчатого юнца. Последний, очевидно, не оставит их до самой смерти. Капитан подхватил моток пеньковой верёвки и увёл всех на самый верх. На ходу схватив мех с вином, Игнис пил не останавливаясь, пока бушующий внутри пожар не утих.
   На верху башни правил безудержный северный ветер, трепал плащи, сушил кровь на доспехах, холодил кожу. Темнота за стенами крепости казалась совершенно непроницаемой.
   Сноровисто затянув тройной узел, Капитан бросил моток верёвки во тьму. Первым вниз отправили Мастера, затем Юс подвёл жену к краю и помог ей начать спуск, а вскоре и сам последовал за ней. Накинув протянутый стражником шерстяной плащ, Игнис схватился за верёвку и принялся бойко перебирать руками, болтающийся на перевязи двуручник заскрежетал по камням. Последними башню покинули Капитан и два его мечника, слыша как их товарищи умирают у лестницы под ударами вражеских клинков и секир.
   Благополучно достигнув земли, группа из восьми беглецов устремилась в ночь, а за спиной остался захваченный врагами Оплот Севера.
  

Глава 2

  

Если хочешь спрятаться от недруга - держись к нему как можно ближе.

Нельзя увидеть дом, уткнувшись носом в стену.

(Внутренний трактат Лиги "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых")

  
   На столицу Ассулта вечный город Паной опускался вечер, хотя на торговой площади купцы ещё окончательно не разбрелись. В северные и западные ворота втекали запоздалые караваны, везущие драгоценные товары из самых разных уголков обширной империи. Солдаты на стенах устало переговаривались, сетовали на тяготы службы, втихаря потягивали вино. Мирная жизнь шла своим чередом, как и в любой другой день последних двух десятков лет.
   В центре города сверкал ослепительно-белыми камнями дворец Басилевса. Отделанные золотом шпили башен возносились высоко в небо, притягивая тысячи восхищённых взглядов. Начищенные до умопомрачительного блеска доспехи вытянувшихся у каждой двери гвардейцев говорили о благополучии государства, железной дисциплине и мощи армии. При этом даже знающие люди не могли упрекнуть правителя Ассулта в выпячивании роскоши; она, как бы там ни было, служила лишь отражением истинного положения вещей.
   В малом зале дворца сегодня заседал Высший совет Ассулта. Семь облечённых властью сановников разместились в массивных, установленных полукругом креслах. Широкие, обитые мягкой тканью спинки давали возможность каждому сановнику чувствовать себя комфортно и не думать о времени. Нередки были случаи, когда семёрка засиживалась до глубокой ночи, корпя над планами и разбирая безотлагательные дела державы. Множество масляных ламп на стенах дарили достаточно света. Возле каждого кресла приютился маленький столик с лёгким вином и спелым виноградом, а за дверью ожидали готовые откликнуться по первому зову слуги.
   Склонив голову набок, Басилевс вот уже шесть минут изучал занимающую полстены карту империи. Его белоснежная, шитая золотыми нитками и украшенная золотой же каймой хламида выглядела безупречно. Он всегда старался выглядеть мудрым и расчётливым правителем, но все сидящие здесь прекрасно знали, что за этим сурово-непроницаемым лицом скрывается вполне заурядный ум и легко угадываемые помыслы. Первый человек Ассулта каждый раз в своих решениях склонялся к мнению большинства членов совета и тем самым полностью всех устраивал.
   Наконец, Басилевс закончил разглядывание карты:
   - Уважаемые, давайте начинать. Вопросов много, а время идёт. Прежде всего, думаю, стоит обсудить наши торговые дела. Прошу.
   Глава Торгового союза откашлялся, в руках его зашуршали бумаги:
   - За прошедшую неделю шестьдесят семь караванов благополучно достигли нужных городов. Мы усилили торговлю между городами Ликольдского серпа и центром страны. Мне было поручено обеспечить поставку зерна в северные районы. Всё выполнено. Прошу вас обратить внимание на участившиеся случаи нападения на караваны на юго-западе. Разбойники стоили нам двух сотен золотых монет в товарах, - закончив докладывать, он повернул широконосое лицо к Басилевсу.
   Вместо правителя взялся ответить полемарх кавалерии:
   - Вы же говорите о вольных городах Ликольдского серпа. Они сами занимаются своими разбойниками. Хоть они и наши вассалы, мы не можем вводить туда войска для борьбы с бандитами. Не вы ли каждый раз протестовали против моих идей об усилении нашей военной мощи в этом регионе. - Резкий голос полемарха раздражал всех, не говоря уже о его отталкивающей внешности. Борода покрывала большую часть перекошенного от постоянного негодования лица, крупные глаза навыкате обжигали злобой, активная жестикуляция выглядела навязчиво неуместной.
   Глава Торгового союза погладил наметившуюся плешь:
   - Да, это так. Но я всё же призываю выделять нашим караванам большую охрану.
   В спор вмешался сухощавый и малозаметный в широком кресле казначей:
   - Не надо забывать о прибытке. Караваны нужны только для наполнения казны и обеспечения товарами. Выделение дополнительной охраны повлечёт новые расходы. Нужно ли нам это? Потеряно всего-то два каравана, ведь так? Казна в этом году наполняется очень медленно. Я лично против новых трат.
   Испепеляющий взгляд главы Торгового союза стал ответом на этот неприкрытый выпад.
   - Это надо обдумать, - заключил Басилевс. - К следующему разу вы оба подготовите совместный отчёт о торговле на юге и наполнении казны. Тогда и будем говорить предметно. Пока я доволен торговыми делами. Разбойники - это неизбежное зло. Незначительная опасность не стоит новых расходов.
   Услышав интересующую его тему, в кресле зашевелился глава Ордена Равноединого. Вечно мёрзнущий старик сидел закутанный в плед; присутствующим открывалось лишь худощавое лицо с острыми чертами и холодные глаза в глубоких глазницах. Втихую его называли Старым Мерзляком.
   - Я надеюсь, - произнёс он, - Торговый союз не забыл о нашем прошении на торговый патент? Орден Равноединого как никогда нуждается в свободной торговле с Ври.
   - Да, я помню. Вы получите ответ в течение двух недель.
   - Очень, очень надеюсь на положительный ответ. Орден ценит встречные шаги.
   - Проклятье! - прорычал пучеглазый полемарх кавалерии. - А мои солдаты не нуждаются в оружии горцев?! Я давно говорил - надо было взять за горло этих северян. Мы дали им чересчур много вассальной свободы.
   - И что бы нам принесла война с ними? - спокойно возразил полемарх пехоты.
   - Как что?! Они бы передавали нам столько оружия, сколько нужно. А не эти жалкие крохи. Я не могу перевооружить и половины конников.
   - Вы же знаете, что горцев не так и много. Они попросту не в состоянии за год или два сделать столько оружия. Мы и раньше обсуждали планы войны в горах. Ваша кавалерия там вообще бесполезна. А я не хочу терять людей ради сомнительной прибавки в мечах. Кто ими тогда будет сражаться?
   Полемарх кавалерии двигал челюстью и вращал глазами. Он собрался уже что-то возмущённо добавить, но ему помешал Басилевс:
   - Мы давно решили, что Ври останется вассалом на текущих условиях. Вторгаться мы туда не будем. Это неразумно. Раз мы затронули военную тему, перейдём к нашим извечным врагам. Морские дела прежде всего.
   Наварх флота убрал руку от обветренного лица:
   - Бактун продолжает набирать мощь. Они вовсю строят новые корабли. Меня беспокоят слухи о скрытых на дальних островах верфях. Возможно это только слухи, но если им удастся спустить на воду хотя бы полсотни квадрирем... Тогда мы окажемся перед лицом серьёзной угрозы.
   - И как можно проверить эти слухи? - правитель Ассулта изящным движением поправил золотую фибулу хламиды.
   - Я отправил на разведку два лучших корабля. Один пропал в шторме, второй еле ушёл от вражеских трирем. Не хочу больше терять суда в тех водах.
   - Разумно, разумно, - задумчиво протянул Басилевс. Он снова бросил взор на карту, являя членам совета образец размышляющего правителя. Глава Ордена поглубже зарылся в плед и мысленно усмехнулся, казначей продолжал безмолвную перепалку взглядами с представителем Торгового союза, полемарх кавалерии недобро зыркал на всех подряд.
   Басилевс закончил с картой и выдал плод пятиминутного размышления:
   - А что у нас с новыми кораблями?
   - Строим, - бесстрастно поведал наварх. - Все выделяемые деньги идут на новые триремы.
   - И немалые деньги, - прокаркал из глубины кресла казначей. - Очень немалые. Три тысячи золотых казна выделила дополнительно на эти самые корабли. Я буквально все соки выжимаю из налогов. Кручусь как могу.
   - И откуда эти деньги? - спросил глава Торгового союза с прищуром.
   - Как же, от торговли с вольными городами Ликольдского серпа и племенами Бод-Кога.
   - Так не вы ли, уважаемый, говорили о медленном наполнении казны? Торговый союз работает плохо, новых поступлений нет, от караванов мало толку... А тут прямо три тысячи золотом нашлось.
   Казначей враз скис и окончательно спрятался за высокими подлокотниками кресла.
   - Но наше превосходство на Шатком море неоспоримо? - осведомился Басилевс.
   - Да, - заверил наварх. - Они не осмелятся напасть. Пока наш флот сильнее, нам нечего опасаться. Вопрос только в скорости постройки новых судов.
   Массивный кулак полемарха кавалерии с силой обрушился на подлокотник:
   - Проклятье! В бездну Бактун! Жалкий островной народишко. Кроме кораблей ничего и нет. Голодранцы! Сунутся - раздавим! Это не главное. Нам нужна война с Корсией. Этот мир - позор для нас. Дайте мне ещё пять тысяч конников и мы растопчем их.
   - Позвольте, - вынырнул из кресла казначей. - Мы же давно решили, что деньги идут на флот. Мы не можем бесконечно раздувать войска. Сорок тысяч регулярной армии и три сотни кораблей - это предел. Я давно всё посчитал. Новые налоги могут привести к беспорядкам.
   - Соглашусь, - нехотя поддержал глава Торгового союза. - У нас с Корсией пятидесятилетний мир. Мы свободно торгуем с ними, и это приносит хороший доход, - последовал кивок в сторону казначея. - Я не вижу выгод от войны. Даже мне, человеку далёкому от армии, ясна пагубность такого решения. Мы не сможем победить быстро, а многолетняя война истощит нас.
   - Это слова трусов и невежд! - гремел полемарх кавалерии, размахивая руками. - У нас больше войск, в десять раз больше кораблей. - Пальцы его уцепились в подлокотники, бородатое лицо перекосилось от гнева. - Мы их сомнём!
   - Тогда, - спокойно заметил Басилевс, - послушаем мнение других сведущих людей.
   Наварх флота пожевал губами, обветренное лицо его хранило непоколебимое спокойствие:
   - Превосходство на море нам ничего не даёт. У Корсии мало военных кораблей. Они не делают на это ставки. Торговый флот для перевозки товаров и три десятка трирем для охраны от пиратов. Они разумно не встревают в наше противостояние с Бактуном. В случае войны я максимум могу обещать вам блокаду их главного порта - Толва. Не более того. Бросать моряков на штурм крепостей не желаю.
   - Но перевозить армию вы же можете?! - не унимался полемарх кавалерии.
   - Да, могу. Но не надо забывать, если мы сосредоточим основные силы флота в юго-восточных водах, Бактун может этим воспользоваться. Любой шторм заставит нас сидеть в гаванях. Вы знаете, что такое Шаткое море осенью и зимой. Мы можем оказаться отрезанными.
   - Как можно выиграть войну, постоянно чего-то опасаясь?! Решительный удар, напор... Да я за неделю пробегу пол этой паршивой Корсии...
   Басилевс плавно вскинул руку, останавливая этот воинственный поток:
   - Послушаем лучше ещё одно мнение.
   Полемарх пехоты всё это время сидел в кресле как влитой. Жилистые руки покоились на подлокотниках, строгое лицо не выказывало никаких эмоций:
   - Все мы хотим увидеть Корсию поверженной. Это наше извечное желание. У нас за спиной три войны. Мы должны изучить прошлые ошибки. Нашим предкам эта страна также казалась лёгкой для покорения. Крупный вассал на востоке сделал бы нас величайшей империей всех времён...
   - Вот именно! - полемарх кавалерии дёрнул рукой, и вино выплеснулось из чаши прямо на одежду.
   - Но видимость эта обманчива. Уважаемые, вы только подумайте - они сами не развязали ни единой войны. И при этом постоянно расширяют свои границы на запад, в нашу сторону. Подумайте, чем был великий Ассулт четыреста лет назад, до первой войны с Корсией.
   Все присутствующие во главе с Басилевсом уставились на карту, где тонкой чертой была отмечена старая граница по реке Вее. Широкая полоса восточнее указывала, как много потеряла империя за эти века. Огонь войны давно погас, большинство людей забыли обидные поражения, но в сердцах первых сановников страны по-прежнему жила ненависть к наглым соседям, потеснившим великий Ассулт.
   Полемарх пехоты снова заговорил, лицо его оставалось невозмутимым:
   - В чём наша ошибка? Они вгрызаются в каждую пядь земли, строят крепости. Мы копим силы, нападаем и разбиваемся об их укрепления. После этого они спокойно продвигаются на запад и возводят новые форпосты. Мы же бессильно наблюдаем, как они забирают наши земли. Пробежать пол Корсии? Да, это можно. Но как брать их крепости?
   - У нас больше всадников, - гнул своё полемарх кавалерии. - Мы расчистим все тракты. Вам только и останутся эти крепости.
   - Только крепости, - обронил полемарх пехоты с горькой усмешкой. - Ведь это мои люди полезут на стены, а не ваши. Вы знаете, уважаемый, сколько двое Стылых могу оборонять проход на стене? Последняя война была самой удачной для нас. И вот в ней пять тысяч наших отборных воинов больше недели штурмовали и не могли взять мелкую крепостёнку. Там и гарнизона-то было три сотни всего. Двое Стылых сутками удерживали вход в башню. Они убили больше наших людей, чем клопов в одежде нищего.
   Глава Ордена зябко передёрнулся под шерстяным пледом:
   - Вы сомневаетесь в отваге своих же людей?
   - Нисколько. Но у меня нет таких бойцов, с такими силами Оплота. Либо дайте мне их, либо заберите у Корсии Стылых и прочих воинов с Оплотом. Я верю в отвагу моих людей, но и самые отважные могут дрогнуть. А слышал ли кто-либо из вас о бегстве их бойцов с Оплотом?.. Они как заговорённые держатся на стенах и бьются до последнего. И убить их очень тяжело.
   - Каков же итог ваших размышлений? - глава Ордена выпростал руку из-под пледа и взял специально подогретое для него вино с пряностями.
   - Итог?.. Я не вижу пока верной стратегии победы в войне с Корсией. Сражения прошлых столетий велись, когда ещё не было их Оплота Запада. Я вообще не знаю, как можно взять такую крепость. Шесть тысяч человек в ней способны держаться против любых наших сил. Будь у нас хоть сорок тысяч, хоть сто. Даже если мы застанем их врасплох, и они не подтянут другие регулярные части.
   - Что ж, - откликнулся Старый Мерзляк, - тогда я тоже позволю себе высказать несколько соображений.
   - Прошу, - благосклонно позволил Басилевс.
   - Я всецело разделяю опасения полемарха пехоты. Все мы хотим умножить славу нашей великой страны. Равноединый взирает на нас. Его милостью мы должны расширять наши владения. Я согласен, воевать без разумной стратегии глупо. Мы не должны поступать опрометчиво, но сила наша не может пребывать в застое.
   - Поясните, - правитель Ассулта в задумчивости водил ладонью по щеке.
   - Бактун проиграл в битве Горящей воды. Их флот был разбит и сожжён. Мы получили семь новых островов. Но теперь наши морские враги снова возрождаются. Что даёт им силы? Они так же знают историю, знают о наших поражениях в войнах с Корсией. Более того, мои Гласы во Ври и в вольных городах Ликольдского серпа сообщают о мятежных настроениях среди местного населения. Люди начали вспоминать о былых днях без крепкой руки Ассулта. Они считают нас обросшими жиром бездельниками. Будто за мощью нашей армии уже ничего не стоит, только пустые разговоры.
   - Ничтожные изменники! - выпалил полемарх кавалерии. Не в силах сдерживаться, он вскочил на ноги и одним глотком опорожнил золочёную чашу. - Пусть только посмеют. Я живо растопчу их. Они захлебнутся кровью.
   Глава Ордена поправил сползший с ноги плед. Хищным профилем он походил на грифа.
   - Так вот... Мы не можем позволить себе долгие десятилетия застоя. Чего мы ждём? Пока Бактун настроит кораблей? Пока Корсия наплодит Стылых с мерзкими Равноединому силами Оплота? Позволим вассалам роптать за нашими спинами?
   - И в чём ваше предложение? - сухо спросил Басилевс, продолжая неторопливо гладить щёку.
   - Думать о войне, готовиться к войне. Поручить нашим полемархам разработать стратегию победы.
   - Скажите, - неожиданно вмешался наварх флота, - ваши Длани будут сражаться в этой войне?
   - Равноединый велит своим смиренным слугам защищать истинную веру. Однако люди Ордена не солдаты. Они не должны сражаться. Наши Гласы несут слова Равноединого во все уголки империи, а Длани следят за истовостью веры людей. Они пресекают ересь, но на поле боя им не место.
   - Но их ведь очень много, - осторожно высказал мысль наварх.
   - Земли наши обширны. Ересь не дремлет. И потом, Орден живёт собственными средствами. Мы послушные слуги нашего правителя, но мы не отягощаем казну. Наша забота - укрепление веры в сердцах людей... Кстати, в свете этого я снова хочу подчеркнуть важность для нас патента на торговлю с горцами, - Старый Мерзляк обменялся взглядами с главой Торгового союза и получил в ответ серию плавных кивков.
   - Возможную подготовку к войне надо тщательно обдумать, - с чувством высшей мудрости изрёк Басилевс.
   Многим из присутствующих было непросто скрыть улыбку. Такие слова они слышали постоянно, и за ними ровным счётом ничего не стояло. Пока в совете нет единого мнения, вопрос подготовки к войне с Корсией так и останется предметом пустых обсуждений. Волевых решений от правителя давно уже никто не ждал.
   - Ересь, ересь, - тихо продолжил Басилевс. - Вот ваши Длани и разберутся с ересью во Ври и в городах Ликольдского серпа. Войска мы туда не вводим, но Орден там имеет все права.
   - Не все, - мигом ухватился старик. - Нас не допускают в городские советы и к важнейшим документам. Там ересь и может черпать силы. Вот если бы у нас был ваш указ...
   - Вы получите такой указ.
   - Благодарю, мудрейший. Мы приложим все силы, все силы. Порядок будет восстановлен.
   Наварх флота чуть слышно хмыкнул, отмечая маленькую победу Ордена Равноединого. Только что Старый Мерзляк выторговал себе новые права, и в ближайшее время на территории двух крупнейших вассалов Ассулта произойдут большие изменения. Полетят головы, в городских советах появятся новые лица, армия Дланей перетрусит все документы и подозрительные дома. Если они ещё и патент на торговлю получат, то сундуки святош доверху заполнятся слитками золота, а новое оружие потечёт не только в армию, но и в арсеналы Ордена. Вряд ли это укрепит веру в тех краях и вызовет бурю восторга - скорее всего, голоса возмущения зазвучат ещё громче, а местные сановники примутся поносить Ассулт уже в открытую.
   Басилевс отщипнул две виноградинки, забросил их в рот и неторопливо прожевал:
   - А что там с другой ересью? Эти ваши разговоры о загадочной Лиге.
   - Где хоть один её представитель? - криво ухмыльнулся полемарх кавалерии.
   - Лига существует, - отрезал глава Ордена. - Это страшная ересь. Они очень хитры и коварны. Их тяжело изловить.
   - И что, - хмыкнул пучеглазый вояка, - они правда умеют читать мысли?
   - М-м-м... не всё так просто. Они могут неким образом влиять на людей. Они повсюду, они затаились и в любую минуту могут нанести удар. Орден уже давно ведёт с ними борьбу. Мы выловим их всех. Обещаю. Мы близки к этому как никогда.
   - Раз они повсюду, - Басилевс обвёл рукой просторный зал, - может они и среди нас?
   Полемарх кавалерии презрительно фыркнул и сграбастал гроздь винограда. Глава Ордена глубже зарылся в плед, и холодные глаза его обозрели членов совета:
   - Я хорошо знаком с их приёмами. Научился различать их влияние. Могу заверить - среди членов Высшего совета нет этих мерзких еретиков.
   Басилевс потянулся к чаше с вином, остальные сановники закивали в предвкушении близкого окончания сегодняшнего собрания. Лишь один из семерых опустил голову в полностью наигранном кивке. Губы его едва зримо растянулись, в глазах заплясали насмешливые огоньки. Лучшее оружие - неведенье других.
  

Глава 3

  
   Гилея стояла на краю обрыва и смотрела вдаль, готовясь прыгнуть.
   Оранжево-жёлтый солнечный шар только-только оторвался от земли и начал подъём по небосклону. С каждой секундой воздух заметно накалялся, тепло доставалось и камням под её босыми ступнями. Пройдёт всего пару часов, и на таких открытых участках будет совершенно невозможно оставаться подолгу.
   Гилея стояла на краю обрыва и смотрела вдаль...
   В этом мире она сделала всего девятнадцать шагов и выглядела в точности по годам. Как и все бактунцы, она отличалась небольшим ростом, но лёгкая склонность к полноте выделяла её среди обычно худощавых представителей островного народа. Короткие светло-рыжие волосы, гибкое тело, лицо, дающее право считаться симпатичной - но не более того. Грудь широкой полосой стягивал стафион из тонкой кожи со шнуровкой, янтарного цвета юбка с отрезанным наискосок низом закрывала бёдра до середины и совершенно не стесняла движения.
   Гилея стояла на краю обрыва и смотрела вдаль...
   Она на секунду закрыла глаза и воззвала к богине всего прекрасного Бэллае. Казалось, покровительница ответила ей - внутреннее волнение улеглось, сердце забилось ровнее.
   В следующую секунду Гилея резко оттолкнулась крепкими ногами и сиганула с утёса.
   Более всего ей нравилась наивысшая точка перед началом падения, именно в ней был заключён весь смысл прыжка. Она широко раскинула руки в стороны, стараясь ухватиться за мимолётное мгновение невесомости, описала изящную дугу и устремилась вниз, встречая лицом воздушный поток. Казалось, она падает в совершенное никуда, в одно большое ничто. Полёт продолжался не более трёх секунд, но ей удалось растянуть его до бесконечности благодаря бурлящему в крови возбуждению. Вытянув руки в самый последний миг, Гилея сомкнула ладони и пронзила морскую поверхность, взметнув минимум брызг. Погружение быстро прекратилось, на полсекунды снова подарив ощущение невесомости, когда разум ещё не способен воспринимать новую реальность, а тело откликается с радостью; мысли сливаются с безбрежным морским простором, желание жить впрыскивается в каждую частичку. Разумная порция опасности и вызов, брошенный самой себе, давно стали пьянящим вином в жизни Гилеи.
   Вынырнув, она легла на идущую мелкой рябью водную гладь, закрыв глаза и подставив лицо встающему солнцу. Море отдыхало в штиле, прозрачная вода дарила видимость на предельно возможное расстояние.
   Вскоре Гилея уже стремительно плыла вдоль берега, периодически меняя стиль, ныряя, переворачиваясь в воде. Она выбралась на большой плоский камень, стряхнула со светло-рыжих волос остатки влаги. За прошедшие годы здесь уже изучен каждый бугорок, каждая малюсенькая ямочка.
   Все звуки в округе глушил шум Грохочущего водопада. Река к этой оконечности острова сужалась в стремнину и неслась по каменистому руслу. Далее поток белой бурлящей воды срывался с утёса и низвергался прямо в Шаткое море, вскипая пеной на камнях, наполняя воздух густой водной пылью.
   Под сопровождение привычного грохота Гилея приступила к выполнению обязательного для всех стратигов комплекса упражнений. Двигаться она старалась очень плавно, переходя от простых элементов к более сложным и уделяя особое внимание растяжке.
   Культ хорошо развитого тела возник в Бактуне очень давно и стал неотъемлемой частью жизни каждого. Никто уже не сомневался, что ясный ум стратига не может сочетаться с дряблым телом. Все три касты старались держать себя в форме, только у ксангов упражнения носили сугубо военный характер, а идр выручала повседневная работа.
   Гилея подступила как можно ближе к водопаду и, вытянув руки перед собой ладонями вверх, погрузила кисти в толстую косу потока. Тут же ощутила давление огромной массы воды и начала поднимать руки. Вытянулась в одну линию, убрала руки за спину и медленно шагнула левой ногой вперёд. Водный поток теперь обрушился ей на голову и плечи. Она плавно нагнулась, подбородок прильнул к колену, ладони опустились на скользкие камни. Посчитав упор достаточно устойчивым, Гилея села на продольный шпагат и коснулась щекой колена.
   Шум водопада давно оглушил её, спина покраснела от ударов водного столба, при этом она находилась с самого края - никто не рисковал забираться в центр потока. Гилея закрыла глаза, затем выпрямилась и свела ладони над головой, как бы деля собой единый поток на две отдельные части.
   Минута. Две. Три... Семь.
   Проделав путь по воде до более пологого склона, Гилея забралась по вьющейся змейкой тропинке на гору и зашагала к виднеющемуся вдалеке скоплению домов.
   Разбросанные повсюду лучи яркого солнца ослепляли. По склону уступами подымались террасы с возделанными оливами и виноградниками, из-за недавно прошедшего обильного дождя земля стала неровной от размывов и бугристой от комков глины; насекомые носились в воздухе под стрекот кузнечиков.
   Вскоре вымощенная колотым камнем дорога побежала через тесное нагромождение приземистых домов и хозяйственных построек, возведённых из ракушечника или известняка. В окраинных кварталах бросалось в глаза обилие дробилок и прессов для оливок, приводимых в действие крепкими мужскими руками. Виднелись амбары, дюжие работники из касты идр ворошили кучи зерна, где-то кричал осёл, смутно слышалось точило. В тени некоторых домов сидели женщины с широкими мисками на коленях и просеивали чечевицу. Завидев Гилею, каждая из них наклоняла голову в знак почтения к представителю касты стратигов.
   На небольшом открытом пространстве расположился скромный храм богини мести Кайпины. Звуки молотков и окрики чётко свидетельствовали об идущей полным ходом работе. Неделю назад жрецы сообщили о победе одной группы богов над другой в извечной войне за первенство. Теперь святилища проигравшей стороны спешно перестраивались, дабы поскорее можно было воздать хвалу победителям.
   Бурчащий что-то себе под нос гончар нёс к стоящему неподалёку храму бога воды глиняную табличку, чем заставил Гилею невольно улыбнуться. Легко угадывались нацарапанные там слова: "Динакин, я пожертвовал тебе козу. Если в будущем ты не принесёшь мне удачи, так и знай - уйду к Сагалуту".
   Кварталы идр закончились, дома теперь стояли не так тесно и казались более высокими. Часто попадались гимнастии, вокруг большинства из них упражнялись с копьями и щитами воины касты ксангов. Покрытые испариной тела блестели на солнце, а под загорелой кожей перекатывались тугие жгуты мышц.
   Покидая военные кварталы, дорога поднималась выше, к домам стратигов, и Гилея свернула во внутренний двор одного из них. Небольшой, но ухоженный садик благоухал запахами пышно цветущих кустов олеандра. Прямо на дорожке в теньке развалился откормленный кот и слегка подёргивал хвостом во сне; паршивец привык, что его никогда не беспокоят, и даже хозяева предпочитали аккуратно переступать через любимца и подсовывать ему под нос мисочку с едой.
   В доме царила атмосфера устоявшихся традиций. В длинный коридор выходили восемь комнат, полукруглое пространство справа было отведено под место поклонения богам; в углу красовалась порфировая ваза в пол человеческого роста, с изящной рифлёной крышечкой. Служанка из касты идр готовила еду, сладкозвучно напевая себе; с кухни вытекал запах жарящегося в оливковом масле тунца.
   Отца Гилея застала в библиотеке за сортировкой пыльных свитков. Их он бережно доставал с полки, бегло просматривал и возвращал на место.
   Тай-Валинес выглядел вполне молодцевато, и настоящий возраст его выдавали только крохотные морщинки, лучами разбегающиеся от глаз. Гордая осанка и чуть прохладный взор чётко говорили о принадлежности к касте стратигов. На людях в нём появлялась чопорность, для единственной же дочери он был просто любящим отцом.
   - Снова прыгала?
   - Да, ты же знаешь - я каждое утро прыгаю.
   Валинес запихнул вглубь полки очередной свиток и смерил дочь укоризненным взглядом:
   - От кого у тебя это сумасбродство? Уж точно не от меня. Заботиться от теле - долг каждого, но прыгать не обязательно. Так и шею свернуть недолго.
   - Если бы я была мужчиной, ты бы так не говорил.
   - Но ты не мужчина.
   Гилея скрестила руки на груди, глаза её полнились вызовом:
   - Не вижу причин, почему я не могу прыгать, а кто-то из мужчин может.
   - Ещё и дерзит отцу. Прямо наказание богов, - Валинес попытался изобразить на лице суровость, но Гилея, почувствовав наигранность, широко улыбнулась, чем разоружила его окончательно.
   Оставив в покое свитки, он подошёл к дочери и поцеловал её в лоб:
   - Смотри у меня. Вот возьму и отшлёпаю.
   - Да ты и в детстве меня не шлёпал, куда уж теперь.
   - А начинать никогда не поздно.
   Они прошли в соседнюю комнату и не спеша перекусили. Гилея налегала на жареную рыбу, а отец всё больше ел один хлеб, макая его в оливковое масло.
   Сразу после еды они умостились в удобных креслах на веранде, прячась от прямых солнечных лучей и наслаждаясь ясным деньком.
   - Что там интересного было вчера в Своде? - поинтересовалась Гилея.
   - Всё то же. Хоть ты и не пришла, но мы выиграли тактическую игру.
   - О-о-о, Модусы утёрли нос напыщенным Перикулам... Теперь у вас перевес?
   - У "вас"? Ты тоже вроде как одна из Модусов?.. Особого перевеса это нам не дало. Вот если бы кто-то помог нам выиграть три-четыре игры подряд...
   Гилея покосилась на отца, ожидая упрёка, но нашла его лицо неожиданно мягким. Он и не думал журить дочь за равнодушие к делам фракции, смотрел спокойно, гордо выпрямив спину в кресле.
   - Скучно там с вами. Да и устала я ловить ненавидящие взгляды. Даже некоторые из Модусов смотрят на меня свысока. Желания быть с ними как-то не прибавляется.
   - Приходи на ближайшую игру. Твой Кимон будет участвовать, - отец Гилеи недолюбливал её избранника, но в личную жизнь дочери всё же не вмешивался, предпочитая больше отмалчиваться, за что она была ему безмерно благодарна.
   - Может и приду. Перед самыми выборами я поучаствую в одной... м-м-м... в двух играх. Раз я одна из Модусов.
   Раз в шесть лет в Бактуне выбирали Великого стратига. Фракция победившего претендента получала неограниченную власть и распределяла все посты в государстве, включая всех триерархов. В этом году борьба выдалась особенно напряжённой, так как две самые влиятельные фракции, Модусы и Перикулы, были по-настоящему равны. Фракция же текущего Великого стратига, Астаты, лишилась практически всех надежд на победу. Давно ожидаемая новая война с ненавистным Ассултом так и не началась, и все касты обвиняли правящую верхушку в бездеятельности.
   Меж тем на ведущей к дому дорожке послышались шаги, и Гилея увидела приближающегося к ним с вечно серьёзным видом Советника.
   В произошедшей год назад незначительной стычке с триремой Ассулта он потерял правую руку до локтя, и теперь из короткого рукава лимонного цвета рубахи выглядывала уродливая культя. Законы Бактуна запрещали калекам занимать какие-либо посты в государстве, и он не мог более оставаться советником Великого стратига, но из глубокого уважения все продолжали его так звать. Советник никогда не выказывал отчаяния по поводу случившегося, хотя Гилея и без того понимала, какой это страшный удар для амбициозного стратига в самом расцвете сил.
   - Тай-Валинес, тай-Гилея.
   - Советник.
   - Могу я украсть вашу дочь на небольшую прогулку к монументам?
   - Да, конечно.
   Гилея поднялась из кресла, и они неспешным шагом пошли в сторону северной оконечности острова.
   Навстречу часто попадались спешащие по дороге работники виноградников. У подножия холма виднелись несколько домов, покосившихся от произошедшего два месяца назад небольшого землетрясения. Двое юношей из идр пытались сдвинуть с места четверых артачащихся ослов, нагруженных мешками с фисташками; детвора гонялась за ошалело голосящей курицей.
   Советник утёр испарину со лба и небольших залысин:
   - Мне думалось, я уговорил тебя участвовать в тактических играх.
   - Да я и не отказываюсь. Но во всех участвовать, наверное, не буду.
   - Это я уже понял, - узкое лицо Советника покрылось дружелюбными морщинками, но взгляд оставался твёрдым. - Молодому стратигу очень полезны тактические игры. Они хорошо развивают ум. А для нас - это всё.
   - Мне с ними не очень интересно.
   - Верю, слабые соперники вгоняют в скуку. Но я уладил всё с Великим стратигом. Отныне тебе будут давать только самых сильных соперников.
   - Хорошо, - согласилась Гилея из желания поскорее закончить неприятный для неё разговор. - Я приду на следующую игру.
   - Отлично. Хотел бы я верить в силу моего убеждения, но тут, очевидно, дело в другом. Подозреваю, решающим стало участие тай-Кимона. Думаю, отец сказал тебе, что он будет участвовать в следующий раз.
   Проницательность Советника часто ставила её в тупик. Вот и сейчас она отвернулась в лёгком смущении.
   Вскоре виноградники сменились холмистыми лугами, и опоясывающая склон дорога провела их мимо сгоревшего особняка Великого стратига, командовавшего флотом Бактуна в битве Горящей воды. После сокрушительного поражения пришедшие в неистовство толпы идр и ксангов хлынули к дому покончившего с собой стратига, убили его домочадцев и разнесли всё вокруг. Более того, перестала существовать целая фракция. Всегда подчиняющиеся касты тогда были в своём праве, и остановить их никто не пытался.
   Прошло более пятидесяти лет, но следы пожара и разрушений чёрной незаживающей раной въелись в тело Отики: выжженная земля, остовы строений, чувствующийся и по сей день смрад мучительной смерти. В тени печальных руин особняка съёжились остатки беседки и колодца, задушенные ползучими растениями; между ними торчал высокий ствол обгорелой пинии, мёртвый и чёрный, как дёготь.
   Здесь царствовал бог памяти Закарод, и никому не было позволено даже думать о застройке этого места. Какие бы поколения не пришли на смену живущим, все они должны помнить об ошибках предков и о цене, которую обязан уплатить за поражение каждый Великий стратиг.
   - Кучка пепла, - изрёк Советник, озирая место старого пожарища. - Все жаждут отмщения, но никто пока не может предложить верной стратегии. Только обвиняют нас, Астатов, в бездеятельности. Пока мы не будем готовы, выступление равносильно самоубийству.
   - А когда мы будем готовы?
   - Скоро. Тут два вопроса: корабли и люди.
   - Ну, стратигов у нас точно хватает, - заметила Гилея, прикрываясь рукой от солнца.
   - Хватает бездарей, талантливых - единицы. Люди годами корпят над свитками, участвуют в сотне тактических игр, приносят жертвы богам... А тебе всё это дано изначально. Этим нельзя пренебрегать. Ты нужна Бактуну и ты это знаешь.
   Не желая встречаться с Советником глазами, Гилея упёрлась взором в стелящуюся под ногами дорожку.
   - Советник, в тактических играх я часто побеждаю только благодаря напыщенности соперников. Они ни во что меня не ставят. Гордыня губит их. Мол, дерзкой выскочке просто везёт. Они не делают выводов из своих поражений. С Ассултом такое не пройдёт. У меня нет настоящего опыта сражений.
   - А у кого он есть? Мелкие стычки не в счёт. Со времён битвы Горящей воды у нас осталось только три десятков стариканов. Из них уже песок сыпется. Да и были они тогда простыми триерархами... Кроме того, мало кто сравнится с тобой в умении разворачивать мысленные карты, - Советник говорил с присущим ему спокойствием, и сдержанность его предотвратила её грубость.
   Подобные разговоры у них происходили далеко не в первый раз, заставляя Гилею чувствовать себя неловко, словно её норовят пристыдить за недостаток любви к родной стране. Она злилась на Советника за чрезмерную настойчивость, и ей казалось, что все эти беседы крадут её молодость и счастье.
   Вскоре они подошли к намеченной ими крайней точке прогулочного маршрута.
   Выровненная и доведённая до совершенства руками сотен идр скала возвышалась на холме, окружённая десятком более скромных монументов Великих стратигов былых эпох. Когда планировалось возведение памятника, возникли горячие споры относительно внешнего вида Икилона. Никто не мог с уверенностью сказать, как именно выглядел выдающийся основатель Бактуна, поэтому решение пришлось искать в совершенно ином образе.
   Из скалы на десяток шагов вперёд выступал нос корабля натуральной величины. Возникало ощущение, что из камня выныривает трирема: она показалась только частично пока, но вот-вот прямо сейчас появится целиком, и тогда люди смогут узреть замершего на корме Икилона - сурового, властного, строящего мысленную карту и обдумывающего стратегию победы.
   Подымающаяся над палубой скала представала в виде паруса, выгнутого дыханием бога ветра Ивентала. Именно на парусе умелые мастера высекли шесть стратегических канонов, подаренных Икилоном. С тех пор каждый Великий стратиг после значимой победы в крупном сражении получал право добавить к этим канонам одну собственную мудрость, постигнутую им в бою.
   Гилея долго рассматривала памятник, попутно собираясь с мыслями. Советник не отстанет от неё. Простое нежелание активно участвовать в жизни касты он не считал обоснованным отказом. Тонкому знатоку человеческой натуры нужна правда.
   - Советник, мне... страшно. Возможно, я кажусь вам сильной, но я боюсь за свою жизнь.
   - С чего вдруг?
   У Гилеи слегка заныл низ живота, и она посчитала это проявлением смущения:
   - Я боюсь, что те же Перикулы решатся на крайность. Нам всем нужна победа, но меньше всего стратигам нужна девчонка, которая посрамит их. Они никогда не примут меня в качестве лидера.
   Советник вздохнул, неловко попытался опереться культей о нос каменной триремы, но тут же спохватился. Морщась, он отошёл на три шага от монумента. Прошедший год так и не помог ему до конца свыкнуться с жизнью без правой руки.
   - Великим стратигом может быть и женщина. Наши законы не запрещают этого.
   - Да? И почему тогда во все времена Великими стратигами были одни мужчины?.. Даже ксанги на меня косо поглядывают.
   - Они уважают тебя.
   - Правда? - брови Гилеи приподнялись. - То есть тысячи воинов готовы подчиняться немного склонной к полноте девятнадцатилетней девушке?.. Советник, не обижайте мой разум.
   - Войди во фракцию Астатов. Великий стратиг сделает тебя советником. Это заставит всех тебя уважать.
   - И какой в этом смысл? Выборы совсем скоро. Астаты их проиграют. А если победят Модусы, то даже из уважения к моему отцу никто советником меня не сделает. Про победу Перикулов я вообще молчу.
   На ведущей к памятнику дорожке показался Кимон, в ярких штанах и украшенной каёмочным узором щегольской рубахе. При виде возлюбленного лицо Гилеи засветилось улыбкой, и она немедля бросилась к нему со всей прытью. Кимон, наверное, зашёл к ним домой, разузнал где её искать - и вот он здесь.
   Каждый день без него казался ей каким-то незаконченным.
   Советник проводил девушку долгим взглядом и снова воззрился на памятник Икилону. Времени остаётся всё меньше, а её непременно нужно убедить. Простые уговоры не помогают, однако он пока не исчерпал все возможности, ещё не все.

Глава 4

  
   Небеса оплакивали потерю Оплота Севера унылым осенним дождём. Он лил не переставая с самого утра, бил людей по плечам, стекал с носа и подбородка. Над головами беглецов перемещались тяжёлые тучи, а под ногами чавкала размокшая земля.
   Игнис с жалостью поглядел на любимые сапоги из кожи песочного цвета - тяжёлые, перепачканные, с налипшими комьями грязи. Обувь спутников пребывала в том же состоянии.
   После бегства из захваченной крепости они переночевали в небольшой рощице, хотя никто толком не выспался. Игнису удалось заснуть с трудом, выручила лишь нечеловеческая усталость после чрезмерного использования сил Оплота и выпитое вино.
   Как только вдали забрезжил рассвет и пошёл назойливый дождь, все поднялись и наспех перекусили немногим прихваченным в башне при бегстве. Костёр не разводили из опасения быть замеченными возможными преследователями. На каждого пришлось по кусочку копчёного мяса и ломтю хлеба. Благоразумно прихваченный Игнисом мех с вином оказался как нельзя кстати. Хотя сейчас больше подошёл бы сладкий мирсовский нектар, а не фрилионская кислятина.
   Сопровождаемая дождём группа продвигалась на юг, в сторону Поющих гор. Все шли молча, и только Юс изредка переговаривался с женой. Как выяснилось, зовут её Мией, и на вид Игнис давал ей лет двадцать семь - примерно столько же, сколько и мужу. Очень миловидная и тихая. Длинные золотистые волосы дополнялись утончёнными чертами лица и оливкового цвета глазами. Разговаривая, она иногда улыбалась, и губы её от этого становились ещё тоньше. При взгляде на неё невольно возникал образ тонкого лепестка.
   Похоже, лишь молодой паре и неказистому юнцу удалось сохранить хорошее расположение духа. Муж и жена выступали своеобразной опорой друг для друга, а юноша пока был просто не способен что-либо воспринимать всерьёз. По его словам, в крепости у него осталась только мало любимая им тётка. Все остальные брели как пришибленные. При мысли о потере Оплота Севера и без того скользкая от дождя земля уходила из-под ног.
   Хлюпая по мокрой дороге, Капитан поравнялся с закутанным в плащ Игнисом:
   - Я думаю, надо сразу чётко закрепить, что ты будешь командовать в нашей группе.
   - Почему так? Ты - офицер, и лет на десять старше меня. А я просто умелый боец.
   - Всё верно, но ты знаешь эти места. Полжизни провёл, бегая по крепостям и деревням севера. А я родом с юга. Меня сюда перевели чуть больше трёх лет назад. Кроме того, задача у нас пока - выжить, а не выстраивать линию обороны из сотен бойцов.
   - Пусть так, - равнодушно передёрнул плечами Игнис.
   - Думаешь, нам стоит пойти в одну из ближайших крепостей? Инт-Блахо вроде недалеко.
   - Нет. Беда в том, что вестовые птицы, обученные летать за Поющие горы, были только в Оплоте Севера. Мы никогда не могли и подумать, что можем потерять его. Сейчас главное - попасть в ближайший крупный город и отправить известие в Оплот Запада. Да и на дорогах к Инт-Блахо и Логидо плосконосые нас будут искать в первую очередь. Вполне возможно, что кроме нас из крепости никто не ушёл.
   Капитан поправил сползающий с плеча чехол с луком. Тетиву он заблаговременно снял, разумно избегая неблагоприятного воздействия влаги. Только сейчас Игнис заметил, что на левой руке офицера ночной стражи не хватает мизинца.
   - Зайдём по ходу в одно селение, - добавил Игнис. - Дальше пойдём через Туманный перевал.
   - Хм... Не через Плоский?
   - Нет. Может за нами никто и не гонится, но... У них есть лошади, а у нас нет. Через Туманный перебраться гораздо сложнее, но он ближе, и там верховые не пройдут.
   Они молча продолжили шагать по дороге, про себя проклиная непогоду и бедственное положение. Спереди шлёпали по лужам двое потрёпанных солдат ночной стражи, чьи имена Игнис так и не смог запомнить. Подступающая с севера осенняя прохлада чувствовалась всё сильнее. Резкие порывы ветра срывали капюшоны, дождевая вода стекала по плащам, с рукавов стёганки Игниса падали тяжёлые капли, плотные штаны насквозь промокли.
   К ним подбежал паренёк и подёргал Капитана за рукав:
   - А расскажите мне о войне, а? К-к-когда-нибудь я тоже буду воином.
   - Во имя Первого Оплота, почему воином? Может тебе стать кем-то другим?
   Юноша энергично замотал головой, во все стороны с капюшона полетели брызги:
   - Нет. Хочу воином. А Первый Оплот - он где, а?
   Капитан поправил лук и поглядел на светящееся интересом веснушчатое лицо паренька:
   - Тебя что, совсем не учили ничему? Первый Оплот был нашим истоком. Большой город далеко на юге. Мы все вышли оттуда. Потом родились Братья. Ранд основал наш Оплот Севера, чтобы мы могли отбиваться от нордов. Чейниш основал Оплот Запада для защиты от ассултов.
   - А почему у нас нет Оплота Востока от к-к-кочевников?
   - Ну, - в задумчивости прищурился Капитан, - тогда ещё степняки нас не беспокоили. О шиярах и Виридах вообще никто не слышал... Тогда.
   Юноша кивнул и переместился в сторону Игниса:
   - А шрам вы получили в битве с нордами, да? Или это подлые Вириды, а?
   Капитан решил оборвать эти бесконечные расспросы:
   - Ладно, парень, беги лучше назад к Мастеру. Он тебе многое может рассказать. И про Оплот, и про нашу историю. Хорошо? Давай, беги.
   Обиженно засопев, юноша смахнул капли со лба и засеменил к старику. Вскоре сзади зазвучал наставнический голос Мастера, разбавляемый заиканием любопытного паренька.
   Проторённая повозками колея вела их всё дальше на юг, кое-где её окаймляли чахлые кустарники, одинокие деревья или даже целые рощи. Землю под ногами совсем развезло от дождя, частые капли падали в мутную воду луж, отчего их поверхность дрожала и пузырилась.
   - А во мне есть Оплот, а? - приставал к старику паренёк.
   Мастер на секунду остановился и положил руку на худощавое плечо юноши, казавшееся ниже другого. Проницательные глаза старика прищурились, и он ответил:
   - Нет. Прости, но в тебе мало Оплота.
   Паренёк поджал губы и шмыгнул носом:
   - То есть мне никогда не стать воином Оплота, да?
   - Боюсь, что нет, - прозвучало это очень сурово, поэтому Мастер решил продолжить. - Хотя со временем, возможно, он в тебе и проснётся.
   - Правда?
   - Правда. Всё может быть.
   - А Стылым я смогу стать, а?
   - Может и Стылым будешь. Но они много тренируются. На них большая ответственность.
   Юноша вознамерился кинуться к Игнису, но передумал. Шестое чувство подсказало подростку не искать понимания у хмурого Стылого.
   Уже через полминуты новый вопрос паренька осчастливил Капитана:
   - А вы будете меня тренировать, а? Я хочу научиться сражаться.
   - Может быть. Только вот дождь закончится и через горы перейдём, тогда и поговорим.
   После пяти часов бодрого шлёпанья по лужам группа беглецов достигла намеченного Игнисом селения Хуртовец. В последний раз он был здесь почти год назад, и с той поры деревенька мало изменилась. Три десятка вполне добротных жилищ разместились на небольшом холмике, окружённом пастбищами и рощами. На южной стороне виднелся загон с овцами, слева на плотницкой мощёной площадке высоким накатом лежали брёвна, низкая стена каменной кладки опоясывала деревеньку с севера, защищая от промозглого ветра. Толстые, утеплённые прослойкой золы стены домов выглядели основательно. Из дымоходов валил дым, пахло свежераспиленной древесиной.
   Не отвлекаясь на разговоры с хлопочущими по хозяйству мужиками, Игнис подвёл группу прямиком к дому старосты. Одного из людей Капитана оставили на улице, второго вообще послали на край селения в качестве часового. Остальные, стряхнув влагу с плащей, вошли внутрь.
   По центру комнаты с высоким потолком разместился стол, уставленный грубой глиняной посудой и остатками снеди.
   - Здорово, Лазвиг! - поприветствовал Игнис низкорослого седого мужчину.
   - И тебе не болеть, служивый! Твои уже приходили давеча. Всё про нордов выпытывали. Ага. Только давно мы их не видывали... Да вы садитеся, чего на пороге стоите.
   Измотанные дорогой путники сняли промокшие плащи и расселись вокруг стола, лавочка жалобно скрипнула.
   - Э-э, жена, собери людям чего на стол, - деревенский староста повернулся к Игнису. - Чуток обождите - и поедим. Мясцо будет. Ну, и ещё кой-чего.
   - Баранина? - заметно оживился Игнис.
   - Она, родимая. Зерно с юга давеча привезли. Треть стада за него отдал, шутка ли. Обнаглели.
   - А сушёные груши у вас есть? - неожиданно выдал Капитан. Удивлённые лица спутников повернулись к нему. - С детства их люблю, - добавил он немного смущённо.
   - Чего нет - того нет. Хлеб есть, хороший. Доходит как раз.
   Юс подвёл Мию к печи, и они вместе положили ладони на тёплые камни. Оттуда действительно пахло сдобой и луково-мясной похлёбкой.
   - Правее висит полотенце, - тихо подсказал он жене.
   Пальцы Мии побежали по стене и добрались до искомого кусочка полотна.
   Игнис и Капитан воззрились на неё с широко открытыми глазами. Только сейчас они неожиданно поняли, что жена Юса слепа. Это объясняло, почему она постоянно держится за руку мужа и никогда не отходит от него.
   Мастер, похоже, заметил это давно; а юнцу было не до того, он неотрывно буравил глазами лежащий перед ним кусок печёного мяса. Губы старосты тронула улыбка, и он подвинул миску к пареньку:
   - Ты уплетай, малец, пока тут баранинка подоспеет.
   Не заставляя себя долго упрашивать, паренёк ухватился за мясо. Весь кусок тотчас исчез во рту, и челюсти принялись за работу.
   Оторвав взгляд от Мии, Игнис набрал в грудь изрядную порцию воздуха и выпалил:
   - Лазвиг, Оплот Севера пал. Вас больше ничто не прикрывает. Либо уходите за горы, либо в Инт-Блахо. Может вас там примут, пока другие беженцы не хлынули.
   Рот старика открылся в немом изумлении. Взгляд его растерянно перебегал от Игниса к Капитану, потом скользнул по ошеломлённо застывшей в углу жене. Он запустил руку в седые волосы, лицо враз постарело на добрый десяток лет:
   - Так... это... Как пал?..
   - Это тяжело, - вздохнул Капитан, - но это так. Со временем мы его отобьём, но пока...
   - А жить теперича как? - надтреснутым голосом пролепетал старик.
   Игнис прекрасно осознавал бесполезность любых утешительных слов. С падением Оплота Севера рухнул не только мир тысяч солдат, офицеров и их семей, рушилась мирная и сравнительно спокойная жизнь множества разбросанных по неприветливому северу деревень и трёх городов-крепостей. Под ударом отныне оказался и весь центр Корсии за Поющими горами.
   На две минуты в доме повисло звонкое безмолвие. Стали слышны вжикающие звуки пилы, доносящиеся с плотницкой площадки. Говорить никому не хотелось. Двигаясь как заворожённая, жена старосты поставила на стол большую глиняную миску с тушёной бараниной, остатки луково-мясной похлёбки в чугунке и вчерашний хлеб. Новая порция выпечки источала ароматы в печи, но хозяйка пока не сочла её готовой.
   Беглецы уныло сгрудились вокруг предложенного ужина и принялись за еду. Тишину нарушали только скребущие по дну миски ложки и чавканье юнца. Мия от мяса отказалась, ела лишь похлёбку.
   Староста улизнул в другую комнату, и сейчас оттуда доносились обрывки его разговора с женой.
   Входная дверь рывком распахнулась, на пороге тяжело дышал один из людей Капитана. Лицо стражника походило на восковую маску, с капюшона срывались частые капли. Солдат встретился взглядом с командиром и, судорожно сглотнув, зачастил:
   - Норды. Идут с севера. Целый отряд.
   - Какой клан? - поспешно спросил Игнис. Кусок баранины застрял в горле, ввергнув его в кашель.
   - Седые Косицы.
   - Не спать мне вечность! - Капитан сжал побелевшими пальцами столешницу. Даже безвылазно сидящая в крепости ночная стража знала о самом суровом и безжалостном клане севера.
   - Не... не бросайте нас, - с надеждой проблеял староста. - У нас пятеро смогуть биться... Думаю... - он стоял на пороге соседней комнаты, сзади маячила до смерти перепуганная жена.
   Игнис выбрался из-за стола:
   - Что у вас тут можно спалить? Чтобы загорелось легко?
   Белый как мел староста забормотал:
   - Ну, эта... сарай тут имеется... рядышком. С сеном. На зиму сушили.
   Верно поняв намерения товарища, Капитан опрометью кинулся к углу и схватил кувшин с ламповым маслом, Юс же сгрёб с подставки горящую масляную лампу.
   - К сараю! - скомандовал Игнис. - Лазвиг, давай всех с оружием туда. Остальные пусть закроются в домах.
   Уведя за собой всех, кроме супруги старосты и юнца, Игнис выскочил на улицу. Надоедливый дождь к этому времени почти прекратился, бледный, едва различимый лик луны взирал на людей с грустью, по ветру пахло прохладой.
   Весть о приближении страшного противника со скоростью птицы облетела селение. Староста живо прикрикивал на снующих людей, веля им закрываться в домах. Четверо мужиков, по виду напоминающих лесорубов, спешили к ним. Двое сжимали в руках топоры, остальные двое где-то откопали старые копья.
   Игнис мигом отыскал расположенный неподалёку сарай, Капитан выплеснул содержимое кувшина на сено, горящая лампа полетела внутрь. Невзирая на дождь, сено под навесом оставалось сухим - занялось мгновенно, огонь волной разбежался по углам. Белый, пахнущий полем и травами дым тотчас заполнил весь сарай, повалил наружу через ворота, заволакивая крышу.
   Бойцы Капитана с мечами наголо и овальными щитами стали ближе к загону для овец, животные равнодушно блеяли. Юс выдернул секиру из поясной петли и отвёл жену назад, Мастер разместился справа от Мии, заложив руки за спину.
   - Мужики, - крикнул Игнис лесорубам, - вперёд не лезьте. Поменяйтесь местами с мечниками, станьте у загона. Юс, отвечаешь за жену и Мастера. Смотри, чтобы норды не зашли сзади. Мастер, действуйте только когда к вам прорвутся. Капитан, тебя прикрывают твои люди. Главное - снимай Галту.
   - Кого?
   - Воины с четырьмя косицами. Они их связывают узлом. Бей их в первую очередь. Трое таких набегут - и никакой Оплот меня не спасёт.
   Около двадцати нордов показались возле каменной стены, обогнули лесопильную площадку и понеслись дальше, расходясь в стороны и потрясая секирами.
   Капитан направил все силы Оплота в точность и отпустил тетиву. Шиповидный наконечник метнулся вперёд, и ближайший Галту покатился по мокрой земле. Бегущий за ним норд перескочил через погибшего собрата и ускорился, сокращая расстояние.
   - Рохарра! - грянул боевой клич северян. Часть из них отвернули в сторону, очевидно желая обойти защитников.
   Тетива лука Капитана звонко тренькнула, в сорока шагах впереди растянулся в луже другой Галту. Последовал новый выстрел, и третий норд плюхнулся у порога дома старосты.
   Перехватив поудобнее эспадон, Игнис втянул наполненный влагой и запахом горящего сена вечерний воздух. Оплот откликнулся на зов. Вся усталость мгновенно исчезла из тела, мышцы налились силой. Игнис смежил веки и направил всю прибывающую энергию в мощь ударов. С нордами ключ к победе кроется в умении убивать быстро и решительно, особенно с учётом их кольчуг двойного плетения и звериной живучести.
   Враги приблизились вплотную.
   Скользнув вперёд, Игнис вместо удара выставил ногу. Не успев погасить скорость, северянин полетел лицом в грязь. В других условиях значительный вес давал ему неоспоримые преимущества, но сейчас сработал против него.
   Взмах секиры заставил Игниса припасть на одно колено, пропуская оружие следующего нападавшего над головой. Не мешкая и не вставая, он толкнул меч и с силой погрузил остриё в живот соперника. Только Игнис поднялся, как на него насели двое других северян, заставив немного отступить. Двуручник его носился из стороны в сторону, едва сдерживая злобно рычащих врагов.
   Сбоку пятеро нордов наскочили на местных мужиков. Один из лесорубов поднял топор и, не успев ударить, рухнул с раскроенным черепом. Остальные с трудом отбивались у загона с овцами, и спасали их лишь длинные копья, держащие врагов на расстоянии.
   Жадное пламя тем временем пожрало всё сено в сарае и сейчас резвилось на балках и угловых столбах. Тяжёлый дым забивал ноздри и жалил глаза, от него перехватывало дыхание.
   Слева от Игниса со змеиным шипением пронеслась стрела и застряла в плече норда. Северянин покачнулся и, заскрежетав зубами, рывком сломал древко у самой раны. Снова просвистело, и шиповидный наконечник, поразив воина в сердце, повалил его навзничь. Во все стороны полетели брызги грязи.
   Ускоряя разгон меча поворотом корпуса, Игнис рубанул очередного противника по ключице. Тут же обострённое восприятие подсказало об опасности справа. Высоченный северянин, почти доставший Игниса секирой сбоку, вдруг взвыл раненым зверем и опрокинулся на спину. Ладони его прижались к ушам, сквозь пальцы сочилась кровь. Мастер таки не сдержался и решил помочь.
   Решительным напором разделавшись с двумя лесорубами, норды прорвались к Капитану и его мечникам. При виде грозных воинов севера со сверкающими в свете пожара секирами даже у закалённых солдат в животе заныло. Коренастый Галту оказался лицом к лицу с одним из стражников, и тот поспешно отгородился щитом. Широкое лезвие обрушилось с нечеловеческой силой, и щит раскололся надвое, разбрасывая мелкие щепки. Повторный удар развалил грудную клетку корчащегося от боли бойца, и кровь стремительно потекла в размокшую от дождя землю, мешаясь с мутным ручейком. Объединив усилия с Капитаном, второй мечник пытался сдерживать разошедшихся противников.
   Последний сражающийся лесоруб лихорадочно дёргал копьём и отступал, теряя остатки мужества. Юс поспешил к нему и с ходу рубанул секирой. Один из нордов ловко уклонился, но тем самым подставил под удар второго; убитый северянин завалился на ограду загона.
   Стрелы более не прореживали ряды неприятеля, товарищи едва держались, помощи ждать неоткуда. Видя всё это, Игнис отчаянно искал выход и не находил его. Мысль о смерти его не пугала, но от осознания своей неспособности защитить Мастера и остальных становилось немного тошно.
   Понимая, что дело дрянь, лесоруб метнул копьё в одного из нордов и бросился к загону. Трясущимися руками он распахнул воротца и погнал овец прямо на врагов. Блеющие, сбитые с толку животные сплошной массой потекли к нападавшим. Звенели колокольчики на овечьих шеях, кругом мелькала измазанная грязью белая шерсть.
   Озверев от такой наглости, северяне пинали животных, рычали, двое принялись неистово махать секирами, полетели кровавые ошмётки.
   Игнис скользнул между овцами и с замахом опустил эспадон на шею отвлёкшегося противника. Оттолкнул убитого ногой, и тот завалился на стоящего сзади норда. Здоровенный Галту отшвырнул тело собрата и пинками разогнал ближайших овец. Беглый взгляд Игниса выхватил четыре седые косицы на голове северянина, связанные в затейливый узел. Галту взирал с холодной яростью, в суровых глазах читалась готовность убивать. "Крайне опасный детина", - галопом пронеслась мысль в голове Игниса.
   Дёрнувшись для вида вправо, норд оскалился и замахнулся секирой, но сразу же остановил её на полпути. Тут же к его атаке присоединился ещё один северянин. Игнис сделал шаг назад, роняя капли крови с кончика меча. Огни пожара окрашивали эспадон и лезвия секир в густо-оранжевый цвет, отсвечивали на доспехах.
   Из-за домов вывернули четверо нордов и в считанные секунды оказались возле Юса. Один из нападавших с криком упал, зажимая голову руками. Стоящий позади Мастер пошатнулся и безотчётно опёрся на плечо Мии, на лице старика проступила боль. Капитан же с мечником помочь ничем не могли - им самим требовалась поддержка в противостоянии с тремя врагами.
   Защитников попросту окружили.
   Сердце Игниса будто ухнуло в пропасть. Он понял, что несмотря на удаль, Юс не справится одновременно с тремя противниками. Упадёт он - северяне доберутся и до наполовину потерявшего сознание Мастера.
   Игнис оставил двух непосредственных соперников и рванул на помощь Юсу. Всплеск эмоций не позволил вовремя заметить блеснувшее рядом лезвие. Доспех на рукаве отличался слабостью плетения, и вражеская секира, легко разрубив кольца, задела руку. Порез вспыхнул алыми каплями, но силы Оплота приглушили боль до едва ощутимой.
   Игнис мчался со всех ног, слыша сзади яростные вопли преследовавших его врагов.
   Трое нордов прижали Юса к загону, и от гибели его отделяли уже даже не секунды. В глазах одного из северян плескалось свирепое торжество, губы натянулись узкой щелью.
   Игнис не успевал.
   Неожиданно движения Юса обрели небывалую чёткость и уверенность. Лезвие его секиры с силой врубилось в бок одного из врагов, и поверженный мощью удара норд обвис на брёвнах загона. В следующее мгновение погиб и второй соперник. Подбежавший Игнис с разгону рубанул по плечу третьего норда и встал по правую руку от чудным образом выкрутившегося Юса. Через секунду им обоим пришлось схлестнуться с двумя гнавшимся за Игнисом северянами. Схватка длилась недолго, соперники пали под слаженным натиском двуручника и секиры.
   Сразу после этого Игнис и Юс бросились на выручку Капитану, и вскоре на землю упали последние в этом побоище Седые Косицы.
   Огонь заканчивал резвиться на пожарище, жадно облизывая последние не превращённые в угли балки. Дым курился над почерневшими остатками сарая, и ветер сносил его на юго-запад.
   Игнис осмотрелся и, не найдя новых врагов, разорвал связь с Оплотом. Слабость затопила тело без остатка, меч показался неимоверно тяжёлым, и он бессильно выронил его. По лицу его стекал пот вперемешку с моросящим дождём. Кровь двумя узкими потоками бежала из раны, голова кружилась, и кроме желания умереть здесь и сейчас не осталось ничего. Волной подкатила тошнота, а усталость грозила отделить мышцы от костей, хотя с каждой секундой становилось немного легче.
   Сбоку приходил в себя Капитан. Удушающий чад усугубил расплату за силы Оплота, и он зашёлся громким кашлем, едва не выворачивая лёгкие наизнанку. В некотором отдалении пошатывался Мастер, под глазами его залегли тёмные круги, а кожа приобрела нездоровый оттенок. В волосах скопилось немало серых частичек пепла, отчего он казался полностью седым. Вдоль загона проковылял живой, но до безумия перепуганный лесоруб.
   Староста и четверо подручных оттаскивали в сторону тела убитых, остальные собирали блеющих на окраинах овец. В глазах людей застыл страх. Жители селения до сих пор не могли отойти от случившегося, а как только приходили в себя - оказывались раздавленными мыслями о падении Оплота Севера. Они пока совершенно не понимали, что делать дальше и как жить без нерушимой защиты крепости.
   Игнис подошёл к Юсу, примерился и ударил; так, чтобы разбить губы в кровь.
   - Мы чуть не погибли из-за тебя! Лёд тебе в печень! Зачем было врать об Оплоте?! Или после схватки у загона ты будешь говорить, что ты без Оплота?! - Игнис навис горой над валяющимся в грязи Юсом. Последний прижал ладонь к разбитым губам, над ним склонилась жена.
   - Отвечай!
   Мия подняла голову к Игнису, в оливковых глазах стояли слёзы:
   - Не бейте его больше! Прошу вас! Он так поступил ради меня. Он действительно с Оплотом, но...
   - Что "но"?! Не было источника поблизости, а потом он вдруг появился? Так, что ли? Я ведь спрашивал тогда в крепости - зачем врать?!
   Юс опёрся на руку и поднялся с земли. Голубые глаза его встретились с глазами разгневанного Игниса:
   - Да, я соврал. Сказал бы правду - ты бы потребовал часто призывать Оплот. Я... не хотел этого.
   - Это ещё почему? Тут война кругом. Нас мало. Думаешь, меня восхищают откаты? - Игнис чувствовал, как злость потихоньку отступает, и на её место приходит... голод. Хотелось есть, пить и спать.
   Юс аккуратно прикоснулся к губам и, сплюнув кровь на землю, указал рукой на жену:
   - Она - мой источник. Взывая к Оплоту, я наношу ей вред. Я... мне тяжело так поступать. Делаю это только в самом крайнем случае.
   Игнис недоверчиво поглядел сначала на Юса, потом на вытирающую слёзы Мию. В итоге взгляд его остановился на Мастере:
   - Зачем было проводить такой ритуал Слияния? Не вы ли постоянно говорили, будто опасно использовать людей как источник?
   Мастер прочистил горло и стряхнул хлопья пепла с бороды:
   - Я не проводил этого Слияния. Это Вийол. Он... Глуп он в общем... Был.
   Игнис обречённо вздохнул и махнул рукой. Боль тут же с новой силой зашевелилась в раненом предплечье, лицо перекосилось, и он поплёлся к дому старосты. Капитан помог раненому собрату по оружию раздеться до пояса, паренёк притащил тёплой воды с печки, а Лазвиг живо сбегал за местной знахаркой.
   Морщинистые руки старой, согбенной годами деревенской врачевательницы пробежались по ране. Умело промыв её, она порылась у себя в сумке и выудила мешочек. По комнате тотчас разнёсся запах полевых трав. Положив в рот пригоршню сухих стебельков, старуха задвигала челюстью.
   Игнис отвернулся, не желая видеть дальнейшее:
   - Дайте лучше воды.
   - Может вина? - предложил Капитан.
   - Пойдёт.
   В здоровую руку Игниса ткнулась глиняная кружка, и он сделал небольшой глоток кисловатой жидкости. В Хуртовец тоже доехало фрилионское вино. Может зерно и не стоило бы треть отары, не будь оно дополнено недешёвым напитком.
   - Зашивать нет нужды, - авторитетно прошамкала знахарка. - Заживёть и так. Токмо замотаю крепко.
   Руку Игниса запеленали тряпичным бинтом, повязка напиталась кровью, но боль почти не ощущалась. Может старая и знает толк во врачевании.
   - Хочешь чуток полежать? - участливо спросил Капитан.
   - Есть хочу. Мы начали, но не закончили... Эй, хозяйка, там хлеб в печи всё пёкся и пёкся. Он готов, или как?
   Супруга старосты поставила на стол недавно испечённый хлеб, и по комнате поплыл запах горячего пшеничного хлеба, хорошо пропечённого, с растрескавшейся корочкой, выпускающей наружу сводящие с ума ароматы. На столе по-прежнему ожидали гостей миска с тушёной бараниной и наполовину доеденная луково-мясная похлёбка.
   Игнис накинулся на еду, орудуя здоровой рукой, хотя рану на второй можно было считать поверхностной - кость уцелела.
   Капитан первым проглотил остатки ужина и выбрался из-за стола:
   - Я пока выбегу, стрелы соберу.
   Мечник счёл себя обязанным помочь и вышел вслед за командиром.
   Мия попросила хозяйку сварить ей травяного отвара, и теперь к запаху хлеба добавились пряные ароматы шалфея, душистой липы и сладкого мёда.
   Из соседней комнаты появился Юс, на ходу вытирающийся полотенцем. Гладко выбритое до синевы лицо лишь незначительно портили слегка припухшие губы, глаза искрились неподдельным торжеством. Он сноровисто собрал светлые волосы в аккуратный хвостик и, потерев руки, умостился на лавочке за столом. Вычищенная одежда его выглядела почти как новая.
   Игнис окинул оценивающим взглядом собственные измазанные грязью штаны и мысленно присвистнул. Есть таланты, с которыми нужно родиться.
   Остывшая, но неимоверно вкусная похлёбка и свежий хлеб подарили ощущение сытости. Ужин показался изумительным, хотя пройди беглецы в два раза больше - гастрономическая привлекательность пищи возросла бы ещё сильнее.
   Изнурительный день клонил в сон, Игнис начал клевать носом прямо за столом. Рывком стряхнув с себя сонливость, он встал и подошёл к стулу с одеждой. Думая о своём, он простоял у него с минуту, неосознанно поглаживая то шрам на щеке, то висящий на шее кулон из синего сапфира в форме капельки. Различные воспоминания и мысли роем мелкой мошкары вертелись в голове, неся с собой целый каскад эмоций и причиняя почти физическую боль.
   Отгоняя их, Игнис мотнул головой и торопливо оделся:
   - Юс, Мия и ты, паренёк - вместе с хозяйкой позаботьтесь о провизии в дорогу. Я договорюсь с Лазвигом о тёплой одежде. Выходим через полчаса.
   - Но скоро ночь, - удивлённо возразил Юс. - Может останемся? Тут переночуем. В тепле.
   - Если налетят плосконосые, то возьмут всех. В тепле. Сами погибнем и на людей беду навлечём. До ночёвки часа четыре успеем пройти.
   Тихо скрипнув, дверь выпустила Игниса на улицу.
   Ночь подступала со всех сторон, подменяя вечерний сумрак настоящей темнотой. Рассеянный свет ущербной луны прорывался сквозь поредевшие облака, ветер усилился, дождь же полностью прекратился.
   Всё, что осталось от сарая - угли, пятнавшая землю зола, да тлеющие здесь и там огоньки догорающих балок и воротной рамы. Превратившаяся в жижу размокшая земля выглядела ужасно. Трупы оттащили в сторону, но напитавшаяся кровью грязная вода в лужах приобрела отвратительный бурый оттенок.
   Капитан находился близ лесопильной площадки, где собралось всё местное население, гомон разносился по округе. Игнис неспешно побрёл к ним. В ногах отчаянно пульсировала боль, отзываясь на каждый удар сердца, но он заставил себя не обращать внимания на жалобы истерзанного тела.
   - Мы токмо и просим остаться на ночь, - вымолвил кто-то из мужиков.
   - Не уверен, что это здравая мысль, - сухо ответил Капитан.
   - Из-за чего переполох? - подойдя, спросил Игнис.
   Староста выступил вперёд.
   - Вы ведь порешили идтить нонче?
   - Да.
   - Останьтеся на ночёвку. И сами отдохнёте, и нам спокойнее будет.
   Игнис вздохнул и осторожно потёр чешущуюся под тряпичными бинтами руку:
   - Мы сильно истощены. Ещё одного такого набега мы не отобьём. Нас могут искать степняки. Налетят на селение - и нас посекут, и вам достанется.
   Один из лесорубов вытянул руку к горизонту:
   - Да куда вы - ночь на дворе. Да и как мы спать ляжем, когда враги снова прийтить могуть?
   Капитан протолкался к Игнису и отвёл его в сторону:
   - Может переночевать тут - не такая и плохая мысль?
   - Да ты что?!
   - Да согласен я, но сам посуди. Мы дико вымотались. Всем надо поспать. Мужики обещали мне наконечники поправить. Тебе рукав доспеха надо починить. Мой мечник подежурит вместе с местными. С рассветом и тронемся.
   Игнис повёл плечами, частично соглашаясь с озвученными доводами. Ночь и правда подступила быстрее, чем он думал. Пройти ещё можно часа два, не больше.
   Капитан наклонился ещё ближе к Игнису и прищурился:
   - До подножия гор дня три будем топать. Если нас настигнут, мы должны быть готовыми. Тебе в первую очередь нужно отдохнуть. Я, конечно, хороший лучник, но не будь ты Стылым - они бы просто размазали нас по мокрой земле.
   - Хорошо.
   На осунувшемся от недосыпания лице Капитана заиграла улыбка, он повернулся к деревенским и громко сообщил:
   - Мы останемся на ночь!
   Гурьба местных возбуждённо зашумела, староста принялся увлечённо раздавать всевозможные поручения, люди кивали и расходились.
   Игнис поскрёб щетину на подбородке:
   - Тогда прямо на рассвете и выйдем.
   - Какой вообще у нас план? - поинтересовался Капитан.
   - Перейдём через Туманный перевал. Доберёмся до Фрилиона. Отправим весть в Оплот Запада. Дальше будет видно. Главное - беречь Мастера. Он теперь единственный, кто может проводить ритуал Слияния с Лучом Оплота Севера. Он сейчас важнее нас всех. Я его, по сути, только и должен защищать.
   Капитан поковырял носком сапога грязь, лицо его приобрело кислое выражение:
   - Это понятно. Хотя когда ты это сказал, стало как-то... Думаешь, нам удастся отбить крепость?
   Игнис услышал сзади приближающиеся шаги. Рядом с ними встали Мастер и Юс с супругой. Ориентируясь по звуку, Мия вытянула руку в сторону суетящихся неподалёку мужиков:
   - Я так поняла, мы заночуем тут?
   - Да, - ответил Капитан. - Мы его убедили.
   - Чудно, - Юс лучезарно улыбнулся, однако быстро спохватился и прижал пальцы к разбитым губам.
   Игнис ещё раз с удивлением лицезрел его отлично вычищенную одежду:
   - Как тебе удаётся так выглядеть в этой грязище? Даже побриться успел. Ещё этот плетёный кожаный пояс.
   Мия беззвучно засмеялась, изящная рука её коснулась гладковыбритой щеки мужа. Юс наклонил голову, сильнее прильнув к пальцам жены:
   - Да ничего особенного. Так, привычка с детства.
   Сбоку к ним подошла молодая женщина с ребёнком, натянуто улыбнулась всем и увела пару к себе в дом на ночёвку. Впервые Игнис искренне порадовался за спутников. Хоть кто-то оставался счастлив в это лихолетье. После сегодняшнего вечера он решил называть их Юсмией. Кратко и символично.
   Мастер пригладил бороду указательным и большим пальцами:
   - Вы тут обсуждали, сможем ли мы отбить крепость. Нужно верить. Есть ли в тебе вера, Игнис?
   - Я хочу верить. Мы должны её отбить. У нас нет другого выхода. Мы давно не собирали больших армий. Со времён войны Яростных пик... У нас мир с Ассултом. Войска в Оплоте Запада давно бездельничают, вся надежда - на них.
   Капитан передал подошедшему мужику собранные наконечники и обломки стрел. Стоящий сбоку стражник ушёл вместе с деревенским кузнецом, то ли для помощи, то ли для слежения за правильностью выполнения задания.
   Игнис ударил одним сапогом о другой, отбивая комок грязи:
   - Важно, чтобы норды поссорились с плосконосыми. Вообще непонятно, как они нашли общий язык.
   Брови Капитана сошлись на переносице:
   - Меня вот больше интересует, как они проникли внутрь в таком количестве.
   Игнис продолжал счищать грязь со штанов и сапог:
   - А что тут думать - нас кто-то предал. Половины солдат не было в крепости. Проверки селений, переводы людей для укрепления Логидо, Войла, Инт-Блахо. Усиленные патрули на восточной границе. Они идеально выбрали время. Всё это не случайно.
   - Да, только вот кто предал? - Мастер устало потёр глаза. - Мы слишком верили в нашу нерушимость. Столько Мастеров погибло.
   Староста закончил разбираться с очерёдностью ночного дежурства, подошёл к ним, и все устало побрели к дому. Впереди их ждала короткая и беспокойная ночь.
  

Глава 5

У хороших всадников падений больше.

(Поговорка кочевников)

  
   Иссиня-чёрные тучи громоздились друг на друга, не оставив места звёздам. Дождь ложился мелкими штрихами на серые дома, дышал холодной влагой. Бушевавшие ещё днём во многих местах пожары утихли, и теперь Оплот Севера выглядел вполне обыденно, только стражников на стенах поубавилось, да и лица их поменялись.
   Примечательная группа уверенно продвигалась по улице Основания к цитадели. Идущего в центре высокого, властного на вид человека с угловатым подбородком окружали шесть бойцов в тёмно-серых одеждах, ладони их покоились на рукоятках парных мечей за поясом.
   Владетель перевёл взгляд на Луч Оплота, неизменно вырывающийся из вершины башни, и обратился к идущему справа главе Виридов:
   - Думаешь, нам удастся?
   Арид скосил глаза на предводителя, затем перевёл взор на светящийся поток и задумался.
   Выдубленная неудержимыми ветрами кожа выдавала в статном воине жителя бескрайних степных просторов, где человеку всё время суждено испытывать на себе капризы природы. Смолистого цвета волосы казались ещё более тёмными в окружающем сумраке, а жёсткий, колючий взгляд никогда не теплел.
   - Должно получиться, - уверенно изрёк Арид. - Иначе наша победа здесь будет неполной.
   Владетель кивнул и остановился у развороченных ворот цитадели.
   Толстенные дубовые створки, укреплённые железными листами, теперь выглядели жалко. Металл покорёжился, во многих местах разошёлся, крупные щепки валялись под ногами, а мелкие ветер с шелестом подхватывал и швырял на гранитные блоки стен. Повсюду виднелась не засыхающая из-за моросящего дождя кровь; сломанные стрелы, копья и щиты валялись вокруг входа, тела же оттащили к дальнему складу несколько часов назад.
   Предводитель степняков прикоснулся к изувеченным створкам, кожа его ощутила холод и тоску металла:
   - В чём их беда, как ты думаешь?
   Арид пнул валяющуюся рядом сломанную пику.
   - Они верят в нерушимость. Считают, что есть нечто неподвластное разрушению и времени. В действительности же можно смести любую преграду. Они не видели, как песок поглощает целые селения или как ветер обращает в руины сотни жилищ.
   Владетель прекратил поглаживать искорёженные ворота.
   - Верно. Но они продолжают верить в Оплот. Веру я и хочу у них забрать. Без неё они станут ничем... Идём.
   Вся группа вошла внутрь, и закрученная спиралью лестница привела их на верхний ярус.
   Тощий старик медленно ходил кругами вокруг уносящегося ввысь Луча Оплота. Так как глаза учёного мужа не выносили яркого света, большинство факелов притушили, и от этого белые камни стен просторного зала казались тускловатыми. Морщинистая рука старика раз за разом ныряла в ярко-золотистый поток Луча, пересохшие губы при этом беззвучно шевелились.
   - Что скажешь, Халин? - спросил подошедший Владетель.
   Остроносое недовольное лицо повернулось на голос, и седовласый проворчал:
   - Не знаю, не знаю. Закрыть его не получается, свет проходит сквозь всё. Дырка в своде вообще непонятно зачем. Я пробовал и огонь, и песок... Всё без толку.
   Арид в три шага встал подле Владетеля.
   - Фуро говорил, что только Луч Первого Оплота нельзя уничтожить. Созданные же Братьями Лучи - можно.
   Халин искривил губы в ядовитой улыбке:
   - Может он растолковал как? Или ты сам хочешь попробовать?
   Согнутая в локте рука Владетеля взметнулась ладонью кверху:
   - Каждый в нашем мире делает свою работу. Арид говорит то, что известно каждому из нас. Воля Фуро - выше наших желаний. Луч можно уничтожить, и так будет. Ты прочитал все труды, какие у нас были. Получил все ответы от Мастеров, пока восемь долгих лет жил здесь. Узнал их ритуалы и тайны. Мы истратили сотни золотых монет, чтобы помочь тебе называться Мастером. Не говори мне, что всё это было впустую.
   Халин судорожно сглотнул и пригладил рубаху на груди:
   - Дайте мне время. Я попробую несколько новых идей.
   - У тебя есть время, но оно не бесконечно. Помни об этом.
   Владетель развернулся и увёл с собой Виридов.
   Навстречу им по лестнице прыжками нёсся тяжело дышащий шияр. Лицо его блестело от пота, факелы на стенах освещали запылившуюся, порванную в нескольких местах одежду. Подбежав вплотную, он склонился в знак почтения:
   - Хранитель и двое Стылых. Мы не можем с ними справиться.
   Взгляд Арида стал предельно колючим и пронизывающим, скулы напряглись:
   - Как не можете?
   Кочевник сделал три частых вдоха-выдоха:
   - Они забаррикадировались в покое Хранителя и держатся.
   - Я ведь послал к вам одного из лучших Виридов...
   - Он мёртв, как и три шияра, что были с ним. Мы... не решаемся туда входить.
   Арид на секунду закрыл глаза и с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы.
   - Я думаю, - веско проговорил Владетель, - тебе надо вмешаться.
   Арид кивнул и, оставив подчинённых с предводителем кочевников, спустился на один ярус.
   Перед закрытой дверью покоя Хранителя столпились сразу восемь шияров. Усталые лица говорили о многочасовой схватке, одежда пребывала в жалком состоянии, на щеках виднелись кровоподтёки. Таранное бревно лежало у их ног, возле стены валялись тела двух степняков и одного стражника цитадели. Пол усеивали обломки стрел, сломанный лук и куски щита.
   При виде главы Виридов солдаты подобрались, в глазах их читалось уважение, сдобренное налётом опасения.
   Арид развернулся к переступающему с ноги на ногу шияру:
   - Вы выяснили их источники Оплота?
   - Мы не до конца уверены, но с ними два пса. Думаю, это они.
   Стылые сопротивлялись уже больше суток, отбивая периодические наскоки простых воинов, шияров - и даже умелого Вирида смогли одолеть. Это неминуемо вызывает уважение, но также приводит к крайнему измождению. Атаки они ожидают в любую минуту, но всё время в Оплоте не сидят - так и до смерти от перенапряжения недалеко.
   - Скольких вы хотите взять с собой? - угодливо прозвучал вопрос шияра.
   - Ни одного. Расчистите мне путь и не суйтесь.
   Двумя наклонами головы Арид аккуратно размял шею и потряс руками, освобождая их от напряжения. Сделал медленный вдох, и сознание рывком ухнуло в Уш-вир. В глазах закружились лилово-коричневые вихри, тело ощущалось буквально невесомым, каждое движение давалось с потрясающей лёгкостью. Мир вокруг стал вялотекущим, а действия готовящихся рядом шияров несуразно замедлились.
   Короткий кивок отправил заждавшихся воинов вперёд, и массивный таран с треском влетел в доски. Обитая бронзовыми полосками дверь верхнего покоя отличалась прочностью, но её засов легко исчез в туче обломков, а сама дубовая преграда, соскочив с петель, грохнулась в проём.
   Будучи настоящим Сыном Ветра, Арид ураганом ворвался в помещение, видя как соперники безнадёжно отстают со своим драгоценным Оплотом. Опустошённые долгими часами сражений, измотанные откатами Стылые не сразу среагировали на появление настолько серьёзной опасности. Двуручники начали медленно поворачиваться в сторону Арина, но это теперь не имело никакого значения.
   По комнате пронеслись серебристые росчерки, и два ножа впились в бока животных. Оба пса взвизгнули и закувыркались по каменному полу. Арид метнулся между врагами, на ходу высвобождая мечи из ножен. Парные клинки завращались сверкающей вьюгой, со звоном оттолкнули эспадон одного Стылого, потом другого, посыпались искры. Руки и ноги его перетекали из одного положения в другое подобно стремительному потоку огромного водопада. Скользнув вперёд и чуть в сторону, он перехватил одним мечом мучительно зарождающийся восходящий удар. Жёсткий взгляд его впился в глаза жертвы, и второй клинок на полтора пальца вошёл в бедро Стылого. Повторный удар перерезал сухожилия на этой же ноге, и солдат рухнул, окропляя пол кровью. Псы ещё дышали, поэтому малая часть сил Оплота пребывала с защитниками крепости. Приглушать боль они могли, но стоять с перерезанным сухожилием нельзя.
   Несмотря на частично усиленную реакцию, действия противника расплывались перед глазами второго Стылого смазанным пятном. Скорость врага не позволяла вовремя отбивать удары, не говоря уже о полноценной контратаке. Только бехтерец пока ещё спасал от мгновенной смерти. Призывая все возможные силы Оплота, командир Стылых попытался отчаянным приёмом "полумесяц" хотя бы задеть вёрткого соперника. Однако в том месте Вирида уже не было.
   Защитник крепости с трудом успел блокировать ответный выпад и в следующий миг почувствовал, как второй меч Арида врезался в правый бок. Доспех выдержал, но пластины и кольца разошлись. Стальной отблеск метнулся слева направо, лезвие влетело в то же место, и Стылый повалился навзничь, обильно разбрасывая вокруг алые капли. Глаза упёрлись в каменный полоток, кожа на лице ощутила освежающий ток воздуха из открытого окна, и командиру лучших бойцов Оплота стало легче. Лёжа на взмокшем полу, он ощущал как жизнь толчками покидает тело.
   Тем временем первый Стылый с перерезанным сухожилием умудрился встать. Тело его шаталось на одной ноге, вторая, с неестественно обвисшей стопой, выглядела куском старой тряпки. Он сделал два натужных прыжка к окну и прижался спиной к стене. Воин прекрасно понимал свою обречённость, в глазах проглядывали тоска, боль и усталость.
   Рывком стряхнув капли крови с мечей, Сын Ветра бросил тело вперёд и нырнул под неловко выставленный двуручник. Остриё его меча со скоростью стрелы вонзилось в живот соперника, пробив и бехтерец, и стёганку. Стылый склонился книзу и, выронив эспадон, заскользил рукой по мокрому от крови полу. Умер он не сразу, а после десяти секунд мелких судорог.
   С брезгливым выражением на лице Арид развернулся к последнему выжившему свидетелю драмы.
   - Что это ты не пытаешься спалить мне мозги, а, Хранитель? Силы подрастратил? Жаль, жаль. Я думаю, тебе будет интересно узнать, что вас предал один из Мастеров. Хотя не будем удивляться, предавать вас ещё Братья научили.
   Хранитель безмолвно замер у дальней стены и неотрывно глядел на пейзаж за окном. Сгущающийся вечерний сумрак обволакивал крыши зданий, мелкий дождь размывал очертания горизонта - мир казался потухшим, блёклым, неживым. Что есть вера, если она не помогает спокойно смотреть в лицо смерти?
   Металл сверкнул в свете трёх настенных факелов, Хранитель сдавленно охнул и уткнулся подбородком в грудь. Рот его широко открылся, и ему захотелось вдохнуть весь осенний воздух, какой только есть в северном крае. Собрав остатки сил, он поднял голову и уставился в окрашенные лилово-коричневыми бурями глаза своего убийцы. В следующую секунду ночь заполнила сознание изнутри, ноги подкосились, камни пола показались горячими.
   Беззвучно подойдя, Арид наклонился к самому уху ускользающего в бездну Хранителя и прошептал:
   - Передавай привет Ранду и Чейнишу от Фуро.
   Вернув сознание в русло привычного восприятия мира, глава Виридов вытер забрызганный кровью носок сапога о штаны старика и вышел в коридор.
   Сгрудившиеся у входа шияры глазели с нескрываемым восхищением.
   - Уберитесь тут, - сурово велел Арид. - Стылых похороните. Они держались до конца. Это достойно уважения... Знаете, почему многие из вас не могут стать Виридами? Вы слишком самоуверенны. Думаете, скорость и вёрткость Уш-вира дают неуязвимость? Это не так. Подумайте над этим.
   Каждый степняк мечтал стать шияром, а каждый шияр мечтал стать Виридом. Никто из них до конца не понимал, по какому принципу производится отбор, но ни один так и не осмелился спросить или поставить под сомнение выбор самого сильного бойца востока.
   Глава Виридов сбежал по лестнице на четвёртый ярус и вошёл в овальный зал приёмов.
   Обширное помещение заполняли группы степняков - Виридов, шияров, простых кочевников - и нордов. Многие северяне жевали раздобытое в крепости жареное мясо, шумно отрыгивали, спорили между собой. В воздухе висел тягостный смрад немытых тел, конского пота и винного перегара.
   Владетель стоял подле трёх массивных кресел и беседовал с предводителем одного из кланов севера. Невысокий, сбитый норд, казалось, вообще не имел шеи и покрытая слипшимися светлыми прядями голова располагалась прямо на плечах. Секира пребывала в ременной петле на поясе, по обе стороны от воина застыли двое нордов помоложе, внешностью похожие на вожака - сыновья.
   - Мы не спорим с этим. Вы получаете все земли до Поющих гор, - на северном наречии Владетель говорил вполне сносно, благо в делах с нордами богатый словарный запас не требовался.
   - Они были нашими, они наши! Эти ничтожные южане припёрлись сюда, построили свои крепости.
   - Но теперь-то всё будет как раньше.
   Изрытая шрамами физиономия норда затвердела, глаза прищурились:
   - Так почему вы не уходите?
   - Нам надо кое-что закончить и мы немедля пойдём дальше. Пока можете заняться мелкими селениями. Тут вам есть где развернуться.
   Хмыкнув, северянин зарылся мясистыми пальцами в немытые волосы:
   - А с другими тремя крепостями что? Их также надо смести, чтобы только снег на том месте остался. Стоптать!
   - Тут мы вам не поможем. У нас договор только относительно Оплота Севера. Другие крепости нас не интересуют.
   - Это как же?! Мы так долго ждали, как вы просили. За целый год ни одного раза не сунулись к ним. Мои воины готовы были взбунтоваться. Теперь ты мне говоришь, что другие крепости останутся.
   Сохраняя на лице маску бесстрастности, Владетель наклонился ближе к норду:
   - Захватывайте их. Мы вам не мешаем. Или вы ждёте, что мои шияры и туда проберутся и откроют вам ворота?
   Верхняя губа северянина задёргалась, обнажая жёлтые зубы, жилы на руке напряглись. Двое сыновей теснее придвинулись к отцу.
   Арид занял место по левую руку от предводителя кочевников.
   - Злость уместна лишь на поле боя. В другое время нужен разум.
   Взгляд северянина перескочил на подошедшего, и лицо вождя разгладилось.
   - Ты сильный воин. Я видел тебя у западной башни, - он с силой впечатал кулак в раскрытую ладонь. - Хорошо. Потом договорим.
   Все трое развернулись, обдав собеседников запахам пота, и тяжёлой походкой прошествовали к большой группе нордов, смеющихся в противоположном углу.
   Владетель медленно потёр пальцы левой руки друг о друга, словно согревая их:
   - Наверху всё благополучно?
   - Да, - ответил Арид, мельком глянув на сапоги. Крови не осталось. Хорошо.
   - То есть мы закончили со всеми Мастерами?
   - Сейчас уточним, - глава Виридов жестом подозвал стоящего неподалёку кочевника. - Унур, все Мастера оставили этот мир?
   - Нет.
   Бровь Арида поползла вверх:
   - Поясни.
   Унур переступил с ноги на ногу и облизнул верхнюю губу:
   - При штурме восточной башни небольшой группе удалось уйти. Там пара воинов Оплота и один Мастер. Мы были заняты прорывом с юга, не смогли отправить погоню.
   Владетель опустился в кресло и упёр кулак в подбородок:
   - С этим надо разобраться. Меня не сильно беспокоит, что они могут известить Оплот Запада. Но живые осколки этого Оплота нам не нужны. Как далеко они могли уйти?
   - Лошадей у них нет, - поспешно отозвался Унур, подавляя признаки волнения на лице. - Они движутся либо к одной из крепостей, либо к одному из перевалов.
   - Думаю, я смогу ими заняться! - донёсся справа голос, и все дружно обернулись к грациозно плывущей по залу молодой женщине.
   Движения её завораживали, парные же клинки за поясом вызывали настороженность. Лицо, наполненное суровой красотой, природа наделила безупречными чертами, а ладное телосложение могло вызвать зависть даже у совсем молоденьких девушек. Тёмные как ночь волосы, частично собранные в три косички, струились по спине, ниспадая почти до пояса. Облегающая одежда подчёркивала точёную фигуру и роскошные очертания груди. На долгую минуту взоры всех присутствующих оказались прикованными к единственной женщине-Вириду.
   Достигнув предводителя кочевников, Риса остановилась и упёрла руку в волнующий изгиб бедра:
   - Так всё же, Владетель, могу я сделать это во славу Фуро? Мне и так досталась самая унылая работа при штурме.
   Подёргав себя за бороду, стоящий неподалёку норд прохрипел:
   - Что тут делает баба? Место бабы - в постели. Рубку для воинов.
   Риса отправила сознание в Уш-вир и плавно развернулась к говорившему, глаза её сияли бордовыми вихрями. В четыре едва различимых скользящих шага она оказалась перед изумлённым северянином и с разгона вмазала ладонью по лицу. Голова норда дёрнулась назад, он оступился и неловко плюхнулся на мягкое место. Двое рядом стоящих бойцов клана Красных Лент бросили руки на секиры, по лицу их пробежала волна гнева, но благоразумие взяло верх, и они с трудом, но совладали с собой.
   Скрестив руки на груди, Риса одарила плюющегося кровью северянина улыбкой, острой как клинок:
   - Ты прав, уважаемый, место бабы - в постели. Войну оставим тем, кто умеет сражаться.
   Находящиеся в зале шияры замерли с каменными лицами, всеми силами стараясь не засмеяться. Некоторые вспомнили собственные синяки, обретённые после аналогичных замечаний в адрес обманчиво беззащитной с виду женщины. Те, кто пустил в ход шаловливые руки, находились сейчас в другом месте, далеко.
   - Да, это разумно. Риса займётся этим, - закончил размышлять предводитель кочевников. Он поглаживал большим пальцем угловатый подбородок и с интересом изучал окружающих.
   - Владетель, - учтиво обратился Арид, - позволь мне прежде наедине переговорить с подчинённой.
   - Воля твоя. Я не возражаю. Но медлить с преследованием не стоит.
   - Я понял, - Арид взял под руку Рису и удалился из зала приёмов. Они вместе спустились на один ярус и закрылись в одной из комнат с гобеленами на стенах.
   В камине с левой стороны потрескивал дрожащий огонь, пережёвывающий толстые поленья. Занавески трепались волнами при открытом настежь окне, с улицы тянуло прохладой и вечерней свежестью.
   Арид подошёл к гобелену с изображением битвы у Двуликих холмов и указал на рисунок:
   - Ассулт проиграл две войны с Корсией. Победил только в одной крупной битве, и то это им ничего толком не дало. Норды кричат, машут секирами, грабят поселения, но больше двух сотен лет не могут справиться с южанами. Мы в этом, казалось бы, простейшем штурме потеряли шестьдесят семь шияров и восьмерых Виридов. Полегло более тысячи простых бойцов.
   Риса красовалась посреди зала, скрестив руки на груди, и равнодушно изучала гобелен. Плотно сжав яркие губы, она мотнула головой, и три тёмные косички покачнулись из стороны в сторону:
   - Их ветер оплакал. Это война. Южане потеряли в три или даже в четыре раза больше людей.
   Подойдя к камину, Арид присел на корточки и вытянул руки к огню:
   - У западных казарм их было восемь сотен против трёх кланов севера и полутора тысяч наших воинов. Они держались всю ночь, пока мы не вмешались. Большинство воинов Оплота пали не под нашими клинками, а от полного истощения сил.
   Убрав наползающую на глаза чёлку, Риса подошла к камину. Опустилась на пол, опёршись на колени и сев на собственные пятки. Изящные пальцы её мягко зарылись в густые волосы Арида, и она с нежностью в голосе спросила:
   - Чего ты боишься?
   Потеплевшее лицо Вирида, озарённое с одной стороны трепетным пламенем, повернулось к сестре:
   - После смерти нашего отца у меня такое ощущение... как будто в жизни у меня остались только желание уничтожить Корсию и... ты. Если чего-то из этого не станет, я не смогу дальше. Просто не смогу. Это тогда буду не я.
   Риса склонила голову на плечо брата и протянула руку к огню:
   - Там только пара воинов Оплота и затравленный Мастер. Я ведь Вирид. Или мне и тебе надо доказывать, что я могу не только хлопать ресницами в присутствии мужчин? Что-то я подустала от этого.
   Новый порыв ветра проник через открытое окно, принеся с собой прохладу и запах подступившей ночи.
   Арид испустил долгий вздох и поправил кочергой откатившуюся головешку:
   - Возьми сорок Теворских Горлорезов и троих Безмолвных как следопытов. Я прикажу дать вам двух вестовых птиц. Если они засядут в каком-то укреплённом месте - дай знать. Не надо малыми силами пытаться брать нахрапом укрепления.
   Риса запрокинула голову и задержалась взглядом на гобелене победы Корсии во второй войне с Ассултом:
   - Они проиграли первую войну с нами. Потеряли все восточные земли...
   - Тогда они ещё не знали о нас. Они не были готовы. Но они учатся на своих ошибках. В войне Яростных пик мы мало чего добились.
   Риса приложила указательный палец к устам брата, призывая его замолчать:
   - Они и до сих пор не знают, кто мы. Мастера никогда не расскажут им, кем на самом деле был Фуро... Я не умаляю силу Стылых и прочих, но вся их вера пустая. Ты знаешь это.
   - Но они не знают, а потому верят. Догони их, но не забывай о стойкости воинов Оплота.
   Риса грациозно выпрямилась и, чмокнув брата в щёку, исчезла за дверью.
   Глава Виридов остался сидеть у огня, размышляя о пожирающей его изнутри пустоте. Ему страшно не хотелось думать о возможном падении Оплота Запада и всей Корсии. Что он тогда будет делать? К чему стремиться? Без противостояния жизнь утратит все краски и всю остроту. Фуро завещал им уничтожить Корсию, но что делать дальше - он забыл сказать.
   Арид дождался пока прогорят остатки дров, неспешно поднялся на ноги и покинул комнату. Ворвавшийся на секунду сквозняк всколыхнул гобелен победы на стене и рассыпал пепел из камина по каменному полу.
   Арид спустился на один ярус и проследовал по коридору в самый конец. Молодой шияр переминался близ остатков двери одной из комнат, лоб его покрывала испарина. Завидев главу Виридов, он шагнул навстречу и торопливо выпалил:
   - Наставник, я готов!
   - Волнуешься?
   - Ну...
   - Не переживай, всё будет хорошо. Край - это лишь промежуточный этап. Важный, правда. После него ты станешь настоящим Виридом. Через пару дней я буду приветствовать тебя в наших рядах. Но не забывай никогда мои наставления.
   Шияр вымученно улыбнулся и замотал головой:
   - Не забуду. Но... много слухов ходит, что не все выживают, и я...
   Ладонь Арида мягко легла на плечо воспитанника:
   - Не бойся. Тебе дадут особый напиток. Он поможет тебе преодолеть внутренние барьеры. Окончательно раскроет твои способности. Дальше ты сможешь бесконечно совершенствоваться. Станешь лучшим.
   - Безудержный, а правда, что вы провели в муках преодоления три дня?
   На Арида тут же нахлынули воспоминания о всей гамме пережитых тогда ощущений. Катаясь на жёсткой койке в горячем поту, выдирая клочья шерсти из одеяла, исторгая проклятья наставнику, он в те часы хотел перестать быть, исчезнуть, раствориться.
   Вслух же он ровно проговорил:
   - Нет, одну ночь. Другие два дня я приходил в себя. Отдыхал. Когда тебе будет совсем тяжело, постарайся вспомнить детство, лучшие мгновения. Это помогает. Перед началом нового приступа думай о том, что чем сильнее муки, тем большие способности ты в итоге обретёшь.
   Они спустились ещё на один ярус и прошли по коридору к последней двери. Специальный Следящий за Краем уже находился здесь.
   Тесную комнатушку предыдущие владельцы использовали как кладовку для факелов, старой посуды и прочих мелочей. Сейчас же в куцем помещении стоял лишь узкий топчан из грубо отёсанных досок, на нём - шерстяное одеяло и кувшин с водой.
   - Когда будет совсем худо, делай маленький глоток, - посоветовал низкорослый пожилой Следящий. Голос его в крохотной комнатке звучал глухо и сдавленно.
   Затравленный взгляд молодого шияра метнулся к наставнику, но последний лишь отрицательно помотал головой. От воды только хуже. Пить хочется всё больше, а жар - всё сильнее.
   Воспитанник принял подрагивающими пальцами горько и пряно пахнущий напиток. Помялся в течение минуты, вертя его в руках, затем резким залпом выпил всё до дна. Скривился и вернул пустую чашу старику.
   - Ложись и постарайся заснуть, - успокаивающе предложил Следящий. - Всё начнётся только ближе к утру.
   Укрыв воспитанника шерстяным одеялом, Арид оставил его одного. Старик тотчас закрыл дверь и запер её на засов:
   - Не переживай, я буду поблизости.
   - Если ему будет совсем плохо - позовёшь меня.
   - Конечно, - поспешно заверил Следящий, правильно истолковав жёсткий взгляд главы Виридов.
   Арид развернулся и нос к носу столкнулся с Касумом. Глупая привычка использовать Уш-вир для незаметного подкрадывания раздражала страшно. Второй по силе Вирид кочевников давно метил на место непосредственного командира, но пока так и не смог добиться желаемого.
   Касум с ехидной улыбкой отступил на шаг и указал на закрытую дверь:
   - Думаешь, он справится?
   - Уверен.
   - Твой предыдущий не справился.
   - Ты не мог бы говорить чуть потише? - закипая, попросил Арид. - Дверь не такая и толстая.
   Касум вскинул ладони, горбоносое лицо его выражало раскаяние.
   - Этот - справится, - отрезал глава Виридов. - Предыдущий был самовлюблённым болваном. Мечтал всех одолеть одним лёгким усилием. Этот другой. Он понял суть Уш-вира. Научился уважать силу врага, хорошо показал себя при штурме. Преодолеет Край и будет одним из лучших. Увидишь.
   - Да я только за! Нам надо пополнить ряды. Мы ведь не хотим, чтобы все узнали, отчего погибли двое Виридов. Многие и так часто задаются вопросом, почему никто из нас не доживает до сорока.
   - Наше с тобой время тоже подходит, - в отместку напомнил Арид. - Пусть потом другие думают - как, что и кому рассказывать.

Глава 6

  

Не изменяй, а направляй!

(Главное положение Лиги)

  
   Столица Ассулта давно уже проснулась и кипела жизнью. Трудяги запрудили улицы; тележки тарахтели по брусчатке, подпрыгивая на каждом неровном камне; звуки из мастерских ремесленников сливались в один многоголосый хор; торговая площадь превратилась в средоточие спорщиков, гама и разномастных запахов.
   В районе же Первого холма всё было иначе. Тут и солнце светило как-то по-особому. Ласковые лучи словно выхватывали отдельный кусочек Паноя, скользили по черепичным крышам особняков, искрились в наполняющих воздух свежестью фонтанах, пробивали навылет кроны кустов и платанов, создавая ощущение покоя и придавая всему этому великолепию особый статус самого благостного в мире уголка. Удобство, красота и тишина - неотъемлемые свойства дворца Басилевса, домов первых сановников и достойных. Увитые виноградными лозами стены, белоснежные фасады, богатые резные украшения занимающих целые кварталы особняков - каждый богач спешил казаться самым влиятельным, самым состоятельным, самым утончённым человеком во всём Ассулте.
   Поджарый купец в кремового цвета шёлковом хитоне уверенной походкой шёл по Тенистой аллее. Глубокие морщины у серых глаз совершенно не портили облик, а наоборот - придавали человеку его возраста и положения некую солидность. Время от времени он бросал мимолётные взгляды на особо примечательные дома, но делал это скорее для вида. Любви к материальным изыскам он отводил очень скромное место, где-то на задворках сознания, чуть-чуть глубже неприязни к увешанным золотыми побрякушками бездельникам, вальяжно шествующим мимо. С натянутой улыбкой он иногда кивал в знак приветствия другим достойным купцам, при этом совершенно не отрываясь от размышлений. Погружаясь в раздумья, он по привычке ещё плотнее сжимал губы, и тогда без того твёрдое лицо становилось словно вырезанным из камня.
   Дойдя до трёхэтажного, окружённого с трёх сторон садом и утопающего в кипарисах особняка, Еншая остановился и на секунду задумался о предстоящей встрече. Предварительная работа проведена хоть и поспешно, но вполне основательно. Добытые сведения помогли выстроить чёткую линию Влияния, и сегодня необходимо попросту довершить начатое. Как обычно, Еншая взял на себя наиболее сложную часть работы, оставив Ирлифу второго человека из интересующей Лигу пары.
   Следовавший всё это время по пятам слуга терпеливо дожидался указаний хозяина в двух шагах позади. Услышав распоряжение оставаться здесь, он с готовностью отошёл к углу дома. Ждать ему было не привыкать.
   Еншая постучал в украшенную золотистыми узорами дверь и покосился на стоящих по бокам гвардейцев в островерхих шлемах.
   Через десять секунд дверь плавно отворилась. Узнав пришедшего, слуга с поклоном впустил гостя в дом и ушёл на второй этаж за хозяином.
   Обширный атриум благоухал запахами лаванды, вода в бассейне переливалась яркими бликами, будто призывая окунуться и поплавать. Отделанные белым мрамором стены покрывали изъеденные временем образцы старинного оружия, что придавало помещению вид дорогущего арсенала. Подле бронзовой статуи Равноединого суетился старый слуга, натирая её до идеального блеска.
   Склонившись перед гостем, молоденькая служанка заботливо омыла его руки и ноги розовой водой, затем вытерла их насухо полотенцем.
   Очень скоро появился и хозяин дома. Придерживая длинные полы шитого золотом гиматия, глава Торгового союза приблизился с улыбкой на устах.
   - А-а-а, достойный Еншая года Суда! Счастлив вас видеть, - широконосое лицо и правда засветилось неподдельной радостью. Предварительная работа приносила нужные плоды.
   Они обменялись приветствиями, затем поднялись на второй этаж.
   Два широченных окна занимали почти всю дальнюю стену триклиния, позволяя косым лучам солнца падать на сандаловую мебель с позолотой, устланный коврами мраморный пол и оружие на стенах (военная коллекция добралась и сюда).
   От вина Еншая отказался, но любезно согласился выпить чего-нибудь прохладительного, попросив также поискать на кухне рогалики с мёдом. С самого детства у него сохранилась неуёмная тяга к сладкому, в особенности - к рогаликам.
   Пока гость и хозяин удобно устраивались на ложах с мягкими подушками, слуга принёс напитки и две булочки с сиропом из апельсиновых корочек. Рогаликов в доме не оказалось. Жаль.
   - М-м-м... Что это за необычный кисловатый напиток? - поинтересовался Еншая после небольшого глотка из чаши.
   - А-а-а, это особый напиток. Мне рецепт один знакомый поведал. Хитрая смесь фруктовых и овощных соков - савас называется. Но не просите, секрет не выдам, - Пулах хохотнул и погладил наметившуюся плешь.
   Следующие десять минут разговора утонули в пучине обычных тем: караваны, падение цен на пшеницу, сложности движения по северным трактам, убытки на Шатком море из-за штормов.
   Не теряя времени даром, Еншая исподволь настраивался на эмоции и переживания собеседника. В этом ворохе внутренних порывов было тяжело выделить что-то одно, но это на данном этапе не имело решающего значения. Главное - это общий настрой, залог удачи при любом Влиянии.
   Сделав очередной глоток из чаши, Еншая перешёл к более важным для него вопросам:
   - До меня дошли сведения о поступившем вам прошении от Ордена Равноединого. Они и правда хотят получить патент на торговлю с Ври?
   Широконосое лицо главы Торгового союза враз посерьёзнело, и он снова погладил ладонью проплешину:
   - Я не стремлюсь это скрывать. Тем более от таких видных купцов, как вы... Да, это правда. Они хотят сами торговать с горцами.
   - И что вы намерены ответить? - Еншая плотнее сжал губы. В данном случае нет нужды изображать праздный интерес. Любой купец, входящий в Торговый союз Ассулта, имеет право беспокоиться о таких делах, хотя решение полностью лежит во власти главы.
   Лига сразу же узнала о поступившем от Ордена прошении на торговый патент. Важность этих сведений трудно было переоценить. Если извечные враги получат право самостоятельно торговать с врианцами, то буквально за год смогут набить сундуки золотом и вооружить до зубов армию Дланей. Чаша весов в почти трёхвековом противостоянии склонится тогда отнюдь не в пользу мастеров Влияния.
   - Вы, естественно, против этого? - Пулах возлежал в окружении подушек и морщился, думая об этой неприятной теме.
   - Да. Я, как и любой другой торговец нашего союза, не вижу в этом блага. Но! Вы - глава, этот вопрос решать вам. Мы, простые купцы, озабочены повседневными делами. Товары, доход, закупки. Вам же надо думать за всех нас, - Еншая удобнее упёрся локтём в мягкий валик и сцепил пальцы в замок. Он максимально сосредоточился на внутренних порывах собеседника и смог чётко Увидеть беспокойство. Естественно, оно касалось поднятой темы взаимоотношений с Орденом Равноединого.
   Пулах поднёс чашу к губам:
   - Ладно, с этим я пока не решил. Вы должны понимать - Орден как враг нам не нужен... Мы знакомы близко не так давно, но я всё же думаю, что вы пришли не только за этим.
   - Да. На самом деле вопрос Ордена мне кажется не таким важным, если сравнивать с другими сведениями.
   - В самом деле? Хм... Интересно, интересно...
   Еншая глубоко вздохнул и крепче переплёл пальцы:
   - Я узнал, что некие купцы тайно торгуют с Бактуном.
   - Как?! Не может быть! Торговать с нашими заклятыми врагами! Этому запрету больше сотни лет. Став главой Торгового союза, я, разумеется, продлил его. Да и Басилевс никогда не позволил бы мне поступить иначе.
   - Я сам был потрясён. Но мы с вами понимаем, что даже для честных купцов это является большим соблазном. Островной Бактун постоянно испытывает нехватку зерна и строительного леса. Торговля этими товарами сулит баснословные доходы.
   Проплешина Пулаха успела порядком нагреться на солнце, и он снова погладил её.
   - Вы уверены? Откуда у вас такие сведения? Я не спорю, соблазн велик, но пойти на такое... Это верная смерть. Тут и моя голова может полететь, учини я подобное.
   - Вы же знаете - мои торговые дела связаны с Шатким морем. Больше десятка триерархов работают на меня. Со многими я знаком чуть ли не с юношеских лет. Моряки часто выпивают вместе, болтают.
   - Вы узнали это от них? - уточнил Пулах.
   - Да, два разных человека сказали мне об этом. Им спьяну выболтали это в Брег-Слае триерархи двух галер, что ходили в Бактун. Одного недавно нанятого человека я даже выгнал. Он мне показался ненадёжным. Не хочу допускать и малейшей возможности быть замешанным в подобном, - Еншая опустил веки и максимально пристально Всмотрелся в каскад внутренних переживаний собеседника. Сейчас там зарождался настоящий шторм из негодования, беспокойства и недоверия. Настроившись окончательно, Еншая впервые за сегодня использовав Влияние и принялся усердно снижать недоверие собеседника. С каждой секундой Пулах всё больше проникался услышанными сведениями, и возможность такой торговли казалась ему всё более и более вероятной. Вскоре от сомнений не осталось и следа. На их место пришла зависть. Купец не будет купцом, если хоть чуточку не позавидует чужому богатству, ведь оно при такой исключительно выгодной торговле может даже превзойти его собственное. Зависть - хороший мотив для раскола в отношениях двух людей, которые до этого были дружны.
   - Может вы и правы, - удручённо заключил Пулах. - Надо разобраться. Но как триерархи и купцы смогли делать это скрытно? Мой помощник отвечает за торговые дела на Шатком море. Он... - Глава Торгового союза замолк на полуслове, ужасаясь собственной догадке.
   Еншая, естественно, преувеличивал размах запрещённой торговли с Бактуном. Такое происходило очень-очень редко, и занимались этим исключительно обедневшие купцы, которые отчаялись получить выгоду другим путём или лишились патента. Сугубо разовые случаи, но если поверить в большой размах такой торговли, то, конечно, она не могла происходить без ведома ближайшего друга и помощника главы Торгового союза. Именно этот помощник выступал главным поборником выдачи Ордену торгового патента, и Лига почти не сомневалась в его прямой связи со служителями Равноединого. Глава Торгового союза и без того склонялся к удовлетворению прошения, а после увещеваний близкого друга и правой руки в делах непременно бы согласился. Во время предыдущих встреч Еншая несколько раз ненавязчиво наводил собеседника на мысль о тайной связи помощника с Орденом, но делал это очень и очень аккуратно.
   Еншая схватился за нарастающую в собеседнике подозрительность и направил на неё поток Влияния. В течение пяти секунд этот сильный порыв разгорелся в Пулахе до силы лесного пожара, жгучим заревом вытесняя другие эмоции и желания.
   - Всё может быть, всё может быть, - только и выговорил Пулах.
   - Да, мало кому сейчас можно верить, - рассуждал Еншая, дожёвывая булочку. - Знаете, я давно заметил, что люди часто не так чисты, как хотят показать. Они любят кричать о честности, но когда речь заходит о выгоде - тотчас меняются. Особенно меня поражают некоторые достойные купцы, которые на всех углах кричат о своей кристально чистой репутации. На поверку они часто оказываются главными врунами и легко могут предать.
   - Да, вы правы. Я тоже иногда такое замечал, - на широконосом лице Пулаха читалась полная сосредоточенность на внутренних размышлениях. В разговоре он участвовал лишь наполовину. Другую часть его разума в данную минуту, скорее всего, занимали мысли о помощнике, его вероятном занятии незаконной торговлей и возможной связи с Орденом.
   Еншая вспомнилась давняя мечта всех мастеров Лиги - научиться различать именно мысли людей. Очевидно, ей так и не суждено сбыться, поэтому приходится довольствоваться работой с яркими переживаниями.
   Сосредоточенный Взгляд пробежался по внутренним порывам хозяина дома: по-прежнему пылающее негодование, пульсирующая зависть, море возмущения и обиды. Еншая решил пока прекратить давить Влиянием - пусть человек отдохнёт и разберётся с нынешними терзаниями.
   - Я тут на днях подумал о торговле оружием...
   - Оружием? - оживился Пулах.
   - Да. Как вам идея торговли не врианским оружием, а мирсовским? В Корсии тоже умеют делать хорошие клинки. Мы и так с ними торгуем разным, почему бы и оружием не поторговать?
   - Хм... думаю, это хорошая мысль. У вас есть там связи? Хм... это может принести очень, очень хорошие доходы.
   Еншая внутренне улыбнулся, Видя, что зависть продолжает назойливо грызть Пулаха. Представитель Лиги встал и неспешно подошёл к окну. Передышка нужна и ему самому, активное Влияние забирало немало сил.
   - Я могу предоставить вам дополнительно восемь галер, - развил идею Пулах. - Временное хранение на складах в Брег-Слае, дальше переправим в Паной и Тиар. Полемарх кавалерии мне всю плешь проел криками о нехватке оружия... Так у вас есть нужные связи в Корсии?
   Закупка оружия - хорошая идея, но Еншая нужна завершающая точка, именно она окончательно направит собеседника в нужную сторону. Таковая и подготовлена. Недавно заклятый враг Пулаха, что обосновался в городах Ликольдского серпа и постоянно становился на пути его торговых дел, написал ему письмо с предложением о совместной торговле зерном. Глава Торгового союза давно бы стёр в порошок наглого выскочку, но вассальные свободы тех городов связывали ему руки. Лига же вежливо попросила, и жаждущий насолить недругу купец охотно согласился черкнуть пару строчек. В послании торговец упомянул, что в любом случае уже договорился с Торговым союзом через другого влиятельного человека. Имени он не упомянул, но этого и не требовалось.
   Еншая продолжал стоять возле окна вполоборота. Видеть и Влиять так значительно сложнее, но ничего:
   - Я недавно получил письмо от приятеля из Корсии. Он легко сможет организовать закупку сколь угодно большой партии оружия.
   В одночасье множество неприятных эмоций заполнили Пулаха. Злость соседствовала с досадой и завистью. Они буквально сжигали его изнутри, не давая возможности спокойно вести беседу. Глава Торгового союза, несомненно, подумал о прочитанном недавно письме. Тогда он не придал значения грубому намёку на предательство друга, но сейчас снова вернулся к мысли о возможном заговоре против него. Вот это Еншая и называл мастерством: простое упоминание без какого-либо использования способностей.
   - Да, интересно, - глаза Пулаха сузились, и он часто задышал через нос.
   Продолжая нежиться в ласковых солнечных лучах, Еншая прикрыл глаза и до предела усилил Взгляд. Выхватив из всей мешанины эмоций собеседника именно решительность, он дал волю Влиянию. Почти осязаемый поток устремился к задумчивому Пулаху, сильнее вжимая его в подушки. Наблюдая за плодами своих усилий, Еншая невольно улыбнулся. Давно он не испытывал такого ощущения, когда, казалось, одной волей можно сломить любые заслоны человеческого разума, словно щепку кузнечным молотом; заставить блудницу хранить верность, а жадного принудить быть предельно расточительным.
   Пулах взволнованно завозился на ложе, не в силах найти удобное положение, переносицу прорезали глубокие морщины. Он сделал два торопливых глотка из чаши и принялся полировать ладонью плешь. Создавалось ощущение, что издёрганный сановник в любую секунду может вскочить и убежать прочь. Жажда действий кипела в нём, подобно рыбной похлёбке на огне.
   - Это очень интересно, - протянул он. - Оружие - это выгодно. Я... Мне тут нужно уходить.
   "Перестарался-таки", - с лёгкой грустью подумал Еншая. Позволить плешивому сбежать прямо сейчас не входило в планы, поэтому он тут же взялся исправлять допущенную ошибку. Слишком ярко разгоревшиеся порывы были приглушены новым умеренным потоком Влияния, и Пулах тотчас ощутимо расслабился.
   - М-м-м... что-то я не о том думаю. Раз с оружием у нас решено... Я завтра же договорюсь о галерах. Скажите потом, когда они должны выйти. Ассулту не помешает новое оружие, а нам не помешает дополнительный доход. К тому же, казначей пиявкой вцепился в меня. Всё ему казна пустеет. Надеюсь, новые доходы заткнут его хоть на время... Может мы ещё что-то придумаем? Пряности там продавать... Не знаю.
   Еншая медленно вернулся на ложе из ковров и подушек. Локоть его упёрся в мягкий валик, пальцы сцепились в замок.
   - Давайте лучше подумаем о чём-то приятном. Скажем, о цветах.
   - О цветах?!
   - Да, о цветах. Мой отец говорил, что полезные мысли лучше всего приходят, когда думаешь о чём-то приятном, - Еншая крепко ухватился за интересующие его переживания. Поставив временный блок на бурное их проявление, он до предела усилил зависть, решительность и подозрительность. Теперь данные порывы будут пребывать в как бы закольцованном состоянии, пока не придёт их час. Потребуется лишь незначительный толчок - и вся эта буря эмоций выплеснется с утроенной силой.
   - Не знаю, - проворчал Пулах, - не получается у меня думать о цветах.
   Еншая мысленно улыбнулся. Думать о них более и не нужно. Приём срабатывает лучше всего тогда, когда человек максимально отвлечён и не копается в снедающих его переживаниях.
   Пора заканчивать. Еншая допил кисловатый напиток и вернул чашу на столик:
   - Думаю, сейчас мне лучше уйти. Через два часа приглашаю вас пообедать со мной в "Вечном городе". Обсудим подробно закупку оружия.
   - М-м-м... нет. У меня тут дело... наметилось. Да и есть вообще не хочется.
   Так, вот это неожиданно. Такого быть не должно. Еншая спешно покопался Взглядом в порывах собеседника. С трудом удалось Разглядеть в этой куче небольшую тягу к еде. Работать с естественными желаниями тела - тяжёлая задача.
   Почти вся мощь Влияния лавиной хлынула к Пулаху, но преуспеть удалось очень незначительно. Новая же попытка могла быть чревата пагубными последствиями. Такими темпами можно добиться и крови из носа, не говоря уже о всё усиливающейся боли в висках.
   Хозяин дома набрал в грудь воздуха и громко позвал:
   - Шамси!
   Слуга бесшумно скользнул в комнату и учтиво поклонился:
   - Да, хозяин.
   - Принеси обед на двоих. Живо.
   "Чтоб тебе треснуть и расколоться", - про себя выругался Еншая. Это должно было вылиться в согласие пообедать вместе, а не в желание перекусить дома.
   Он перехватил слугу взмахом руки:
   - А расскажи мне, что у вас есть на кухне. Я слегка избирателен в еде.
   Пока слуга с постным выражением лица перечислял все съестные припасы в доме, Еншая живо настроился на его порывы. Увиденные эмоции представляли из себя ужасную кашу похоти, недовольства и презрения. Что тут вообще усиливать?! После десяти секунд лихорадочных поисков Еншая смог-таки схватиться за скрытую ненависть. Следом за этим Влияние принялось за укрепление и расширение извечной неприязни мелких по отношению к великим. Пусть у слуги будет в данную минуту только одно желание - хоть в чём-то досадить опостылевшему хозяину. Для подлых людишек самое оно - поворчать за спиной и сделать незначительную пакость. Раз ему велели заняться обедом, то ничего другого в голову и не должно прийти, кроме как подложить испорченные продукты.
   Услышав просьбу поискать что-нибудь из сладкого, слуга удалился.
   Еншая и Пулах некоторое время перебрасывались незначительными фразами, давить представитель Лиги пока не хотел. Во рту и так появился неприятный привкус, неизменный спутник чрезмерного использования Влияния. Глава Торгового союза в основном молчал, погружённый в мрачные мысли, и лишь изредка вставлял дежурные фразы. Пусть думает. Чем чаще он будет раз за разом возвращаться к письму, незаконной торговле с Бактуном, возможному предательству друга и помощника - тем лучше.
   Минут через пять дверь отворилась, и в комнату вплыл поднос с едой. Расставив на столике сыр, филе косули, оливки, булочки и новую порцию саваса, слуга поспешно ретировался.
   "Могли бы и рогалики спечь", - с недовольством подумал Еншая и протянул руку к снеди. Странно - ни сыр, ни мясо не были испорчены. Неужели Влияние не оказало на слугу нужного действия? Такого раньше никогда не было. Придётся выкручиваться.
   - Что это у вас за дивное собрание оружия? - Еншая указал на развешенные по стенам щиты и копья.
   - А-а-а, это мой покойный отец увлекался, - Пулах развернулся к семейным реликвиям. - Все мои предки были купцами, но отцу захотелось добавить военной славы. Он накупил этого хлама и всем рассказывал, что его прадед был великим воином в Третьей войне с Корсией.
   Еншая воспользовался отвлечённостью хозяина и, проворно зачерпнув пригоршню соли, щедро сдобрил ею сыр и мясо, оливкам тоже досталось. Для придания жесту невинности он тут же ухватился за чашу с савасом и отхлебнул для вида. Что за вкус? Мёд, что ли? Дрянной слуга испортил не еду, а напитки.
   - Фу-у-у, что случилось с савасом?! - брезгливо воскликнул Еншая.
   Пулах оторвался от созерцания оружейной коллекции и сделал пробный глоток из чаши.
   - М-м-м, ужас! Болван! Что он с ним сделал?! - желая заесть приторно-сладкий вкус, он забросил в рот полоску мяса и кусочек сыра. - Откуда тут столько соли?! Что вообще происходит?! Я выпорю этого тупого недоумка! Галеры по нему плачут.
   - Может нам всё-таки пообедать в "Вечном городе"?
   - Хорошо. Видать, не судьба дома поесть. Я займусь кое-какими торговыми делами, а потом присоединюсь к вам.
   Еншая попрощался, затем спустился на первый этаж. На ходу поправил хитон и поудобнее заткнул за пояс ножны с длинным кинжалом.
   - Шамси!!! - горланил сверху глава Торгового союза. Вусмерть перепуганный слуга семенил по лестнице, готовясь принять заслуженное наказание.
   Воздух на улице показался Еншая расслабляюще-приятным, потяжелевшая голова немного прояснилась. Он был бы рад и лёгкому дождику, но за неимением оного приходилось довольствоваться и такой погодой.
   Увидев хозяина, верный слуга живо отделился от угла дома и спешно приблизился. Еншая смерил его взглядом и жестом велел следовать за собой. Когда роскошная обитель главы Торгового союза с гвардейцами у двери осталась позади, представитель Лиги тихо вымолвил:
   - Как он выйдет - пойдёшь за ним. Он направится в "Вечный город". Попросишь какого-нибудь мальчишку за пару медяков как бы ненароком обляпать его грязью.
   - Но... кто согласится на такое? С ним будут гвардейцы. Мальчишку же за такое изобьют до полусмерти. Если вообще жив останется.
   - Скажи, что хочешь подшутить над старым другом. Мол, он не обидится. Вот пять медяков, хватит с головой. Это всё. Выполняй.
   Еншая неторопливо зашагал по улице, массируя на ходу неприятно ломящие виски. Боль понемногу утихала, но окончательное облегчение даст только долгий и крепкий сон в собственной постели. Будет это, правда, совсем не скоро. Мысленно махнув рукой на типичные последствия Влияния, представитель Лиги прокрутил в голове всю встречу с Пулахом. Накладка с едой слегка портила настроение, но такое и при всём желании трудно предвидеть. Это только в юности обретённые способности казались безграничными и неисчерпаемыми. С годами же пришло осознание неминуемых трудностей, сопряжённых с противодействием цельным личностям, всплыли многие неприглядные стороны Взгляда и Влияния. Назойливая боль в висках и кровь из носа при перенапряжении выступали ярким напоминанием того, что за всё приходится платить.
   Затруднения при воздействии на главу Торгового союза упорно не шли из головы, хоть Еншая прекрасно понимал, что менее опытный мастер, окажись он на его месте, неминуемо бы стушевался, и вся линия Влияния оказалась бы под угрозой. В остальном же, он блестяще сыграл на внутренних порывах Пулаха и использовал для достижения цели минимум Влияния. Упорное сопротивление преодолевать не пришлось, угроза срыва миновала - и это самое важное. Суть искусства и состоит в умении разумно использовать способности. Проламывать головой монолит ценой огромных усилий - путь глупцов. Разберись в человеке, найди ключевые точки, а потом только дави с минимально необходимым усилием.
   Еншая углубился в размышления и шёл, безотчётно кивая знакомым достойным и сановникам. Мимо проплывали затянутые виноградными лозами особняки, иногда навстречу попадались сопровождаемые гвардейцами паланкины вельмож. Чарующий запах розовых кустов и приятное тепло клонили в сон. Денёк праздной полудрёмы в тихом саду, наполненном журчанием воды, представлялся недостижимой мечтой.
   Справа на возвышении красовался исполинскими стенами и золочёными шпилями дворец Басилевса. Шесть величественных башен белого камня тянулись к небу, а центральная казалась столь высокой, что у неподготовленных приезжих кружилась голова при одном только взгляде на неё. На омытые лучами полуденного солнца и сияющие безупречной белизной камни было практически больно смотреть.
   Холм с дворцом полукругом охватывала река Слуфь, с восточной стороны между крутыми откосами точно прямо из воды подымались укрепления гавани, сооружённые с таким мастерством, что невозможно было разобрать, где заканчивается скала и начинается творение человеческих рук.
   Еншая занялся просчётом дальнейших действий в харчевне, и ему вспомнился отрывок из внутреннего трактата Лиги "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых": "Внешние угрозы только сильнее крепят дружбу верных друг другу людей. Посему неразумно тщиться внести раздор меж людьми, полагаясь на опасность, коя ими будет принята как знак к сплочению. Ключ к раздору лежит в их разумении взаимной верности. Дайте повод каждому из них усомниться в преданности другого. В одночасье порушить веру в друга тяжко, но зародить сомнение вам вполне по силам. Делайте так. После принудите сомнения шириться, пока они не заполнят ядом своим сердца и не сгубят преданность. Вражда придёт ей на смену".
   Покинув Первый холм, Еншая вскоре вышел к Торговой площади, что как обычно кипела неустанным движением людей и товаров. Большое пространство от края до края занимали покупатели, торговцы, повозки, лотки и навесы, заезжие артисты. Вокруг высились горы арбузов и дынь; свежие венки для пиршеств и вчерашние, слегка увядшие, но якобы по самым низким ценам; кувшины с мёдом; букеты цветов с обсевшими их пчёлами; кучи сверкающих медных безделушек; длинные мотки пёстрой каймы для женских пеплумов, что при стирке обязательно полиняют.
   Еншая мысленно отстранился от гама, и воспоминания о годах, проведённых в Тиаре, зашевелились в мозгу. За этим проснулась боль утраты, протягивая к сердцу длинную щупальцу и сдавливая его нестерпимой болью. Перед мысленным взором промелькнули яркие картины залитой кровью маленькой улочки.
   Тряхнув головой, Еншая остановился и осознал себя стоящим посреди собравшейся вокруг небольшого помоста гурьбы. С возвышения зычным голосом вещал молодой и оттого рьяный Глас Ордена. Маша руками и тыча во всех подряд, он призывал людей денно и нощно молиться Равноединому:
   - Только неустанная молитва поможет вам. Отриньте всякую ересь! Не верьте посулам заморских проповедников. Страшная кара падёт на голову любого отступника. Равноединый видит все ваши нечестивые помыслы...
   Такие речи Еншая слышал множество раз, в конце обязательно проскользнёт упоминание необходимости пожертвований на благо Ордена. Вера - понятие материальное.
   Для усиления эффекта у помоста отиралась пятёрка широкоплечих громил в светло-коричневых хитонах - Длань Ордена. Хамоватые выражения лиц, смотрящие сквозь всё глаза, на поясе каждого - двухфутовая палица. Любого такого святителя подле своего дома приметишь - мигом отпадёт любая мысль о еретических учениях.
   Еншая засмотрелся на бравых вершителей воли Равноединого на земле и поздно ощутил возню в районе пояса. Шустрый мальчуган сноровисто срезал тугой кошель и опрометью юркнул в толпу. Пятки его так и сверкали, припустил он во всю прыть.
   Еншая развернулся и локтями проложил себе дорогу сквозь людское столпотворение, вслед полетели бранные эпитеты. Разум его уже работал вовсю, проникая в эмоции воришки. Чем проще человек - тем быстрее можно на него настроиться.
   Паренёк затравленно оглянулся и шмыгнул в тесную улочку. Еншая последовал за ним в узкий проход между двумя рядами старых домов и ударил по беглецу вспышкой замешательства. Приём относился к классу боевых и служил для помутнения разума противника в схватке. В Лиге учат применять его, когда тебе противостоит сразу несколько врагов.
   Воришка громко вскрикнул и покатился по брусчатке, пачкая и без того грязную одежду. Зажимая голову руками, он пришёл в себя через пять секунд, подхватил оброненный кошель и со всхлипами понёсся далее.
   Вполовину сократив расстояние, Еншая предельно глубоко смог проникнуть в разум юного нарушителя закона. Страх! Животный, липкий, безжалостный страх! Именно он завладел сущностью мальчугана, грозя разорвать колотящееся в груди сердце на малюсенькие кусочки. Парень осознанно шёл на риск, срезая кошель у важного дядьки, но теперь разум его отказывался понимать то, с чем пришлось столкнуться.
   Еншая не нужно было бежать, он попросту шёл за страхом уверенными шагами. Когда имеешь дело с эмоцией такой силы - она способна привести тебя куда угодно, будто ты двигаешься по чётко обозначенному маршруту, и на каждом повороте тебе подсказывают верную дорогу. Испытав такое потрясение, воришка невольно потянется к чему-то знакомому, безопасному, способному защитить от неведомого зла - к дому.
   Пропетляв по грязным закоулкам пару минут, Еншая вежливо постучал в покосившуюся дверь старой хибары с оббитыми углами.
   - Чего там?! - рявкнул из-за двери грубый мужской голос.
   Еншая откашлялся и подчёркнуто спокойно заверил:
   - Жизнь дороже любых денег. Вам ничего не будет. Просто верните кошель.
   - Пошёл прочь!
   - Могу привести патруль, могу сам всех перебить. Оба варианта ничего хорошего вам не принесут.
   - Иди гуляй!
   Устало вздохнув, Еншая закрыл глаза и наспех сосредоточился. Вспышка замешательства вырвала жалобный стон из глотки невидимого за дверью хама.
   - Ещё две таких - и от твоих мозгов, тупица, ничего не останется, - чистое враньё. В любом случае, более использовать способности он не станет. Так себя можно и до потери сознания довести. Если не подействует - придётся плюнуть на деньги, нельзя застревать тут надолго.
   В халупе послышалась какая-то возня, короткий спор, голос паренька звучал пискляво, перемежался со всхлипыванием. Затем дверь с противным скрежетом приоткрылась, и высунувшаяся рука швырнула на землю кошель, монеты звякнули.
   Подобрав мешочек, Еншая выудил пару медяков и положил их под быстро закрывшуюся дверь:
   - Купите парню поесть.
   Нацепив кошель на пояс, представитель Лиги заспешил назад к торговой площади. Не желая нырять в гудящую толпу, он прошёл по самому краю и выбрался на Большую петлю. Вскоре Еншая подошёл к конечной точке прогулки и, стряхнув пыль с хитона, толкнул дверь харчевни "Вечный город".
   Заведение это считалось самым престижным и дорогим в Паное. Ни в одной другой харчевне нельзя было увидеть одновременно такого большого количества достойных: ростовщиков, купцов, землевладельцев, высших сановников. Вот и сейчас, невзирая на сравнительно раннее время, треть мест в обоих просторных залах оказались заняты.
   Еншая давно понял, как сходу отличить дешёвую харчевню от дорогой. В заведениях низкого класса пахнет именно кухней, а в дорогих - готовыми блюдами. При этом запах должен быть лёгким, ненавязчивым, и в то же время зазывным.
   Еншая принюхался и ощутил душистый аромат запечённого с орехами и специями фазана. Тучный господин возлежал у ближайшего столика в компании молоденькой спутницы и уплетал это блюдо за обе щеки. Созерцая капающий с холёного подбородка жир, красавица мило улыбалась сотрапезнику, хотя вежливость давалась ей явно с натугой.
   Не привлекая к себе излишнего внимания, Еншая пробрался в самый конец зала, попутно окидывая взглядом помещение в поисках нужного человека. Ирлиф обнаружился на ложе в левом углу, вместе с пресловутым помощником главы Торгового союза.
   Всё это время, пока Еншая подбирался к достойному Пулаху, другой представитель Лиги занимался помощником. К сегодняшнему дню второй по влиянию человек Торгового союза был почти убеждён в причастности друга к незаконной торговле с Бактуном. Ирлиф умело разжигал в купце всё те же подозрительность, зависть и недоверие.
   Еншая заказал угря под остро-пряным соусом и в ожидании яства принялся рассматривать узорчатые ковры на стенах, вытканные разноцветными нитками и украшенные золотистой бахромой. На лице его снова появилось типичное для него задумчиво-сосредоточенное выражение, напряжённые губы застыли двумя натянутыми струнами.
   Скоротав время в раздумьях и получив наслаждение от рыбного блюда, Еншая заметил вошедшего наконец в харчевню слугу. Тот едва различимо кивнул и проследовал в правый угол, отведённый для слуг.
   Еншая немедля поднялся с ложа и прошёл к разделяющей два зала пёстрой шторке. Пристроившись за ней, он стал украдкой наблюдать за входом.
   Буквально через десять секунд Ирлиф сослался на необходимость отлучиться по зову тела и также покинул зал, оставив сотрапезника в гордом одиночестве.
   Не прошло и полминуты, как в дверях показался глава Торгового союза в сопровождении шестёрки гвардейцев. Широконосое лицо выражало возбуждение, рукой сановник недовольно потирал плешь. Он брезгливо покосился на забрызганные грязью сандалии и подол парчового гиматия, затем углубился в зал; гвардейцы остались у входа. Долгое время вошедший искал глазами Еншая, и с каждой минутой лицо первого торговца империи выражало всё большее негодование. С удивлением узрев своего помощника на одном из лож, Пулах в очередной раз потёр проплешину и размашистым шагом направился к нему.
   Первые минуты их диалога разобрать не представлялось возможным, но далее голос каждого начал постепенно крепнуть. Зародившаяся перепалка всё никак не могла перейти к более бурной стадии, вызывая тем самым у Еншая серьёзное беспокойство. Он решился на беспрецедентный по сути шаг и попытался настроиться на порывы обоих купцов. Ввиду значительной усталости, невозможности наблюдать их вблизи и необходимости копаться во внутреннем мире сразу двоих, задача являлась трудной даже для опытного мастера. До предела напрягая Взгляд и вытирая пот со взмокшего лба, Еншая с трудом смог различить теплящуюся в обоих сдержанность. Им было попросту стыдно разговаривать на повышенных тонах, когда вокруг столько свидетелей-достойных.
   Чувствуя как тонкая струйка крови из носа сбегает по верхней губе, Еншая сделал последнее усилие и направил все свои возможности на решающее Влияние. Уровень сдержанности заметно упал у обоих спорщиков, но окончательно додавить так и не получилось. Разум буквально поплыл, виски точно проткнуло копьём, глаза слезились от рези.
   Меж тем в харчевне разгорелась долгожданная шумная ссора.
   - Какие ещё корабли?!
   - Я всё знаю об этих триерархах!
   - И ты ещё смеешь говорить о своих грязных делах!
   - Моих делах?! Кара Равноединого! Обвинять меня в своих же пороках! Кто ведает торговлей на Шатком море, а?! Решил за моей спиной загребать золото?!
   - Какое золото?! Да я в глаза не видел этих триерархов! Это ты с ним дела ведёшь!
   Через несколько минут перепалка окончательно переросла в яростный спор.
   Еншая вытер кровь с губы и устало улыбнулся. Размолвка двух друзей, произошедшая без свидетелей, может быть улажена, но ссора в общественном месте, где собралось множество видных людей - никогда. Не пройдёт и дня, как попавший в опалу второй купец Ассулта потеряет не только своё положение в Торговом союзе, но, скорее всего, и патент на торговлю. Многие купцы будут возмущены таким жёстким решением, но ничего поделать не смогут. Пулах вправе так поступить, хоть традиции и призывают воздерживаться от резких действий без серьёзных причин. Никто никого в незаконной торговле с Бактуном так и не обвинит: доказательств ведь нет и в помине, да и не нужен никому шумный скандал, могущий навлечь справедливый гнев Басилевса. Место ближайшего помощника главы Торгового союза освободится, и его непременно займёт давно подготовленный Лигой человек. Уж он сможет вести себя как подобает достойному и с ходу получит всемерную поддержку сразу семерых влиятельных купцов, а с ними - и многих других. Косвенное обвинение в незаконной торговле падёт и на Орден, а новый помощник только укрепит веру главы Торгового союза в разумности отказа. Не видать отныне святошам патента на торговлю. Зачем им лишние деньги и оружие?
   Помощник главы Торгового союза уже три минуты как выскочил из харчевни, с чувством хлопнув дверью и чудом не сбив с ног почтенную матрону. Достойный же Пулах остался стоять у опустевшего ложа, с угрюмым видом поглаживая проплешину.
   На лице Еншая появилось совершенно невинное выражение, и он направился к раздражённому Пулаху с готовностью выслушать массу поношений в адрес "зарвавшегося помощника". Друзья для того и нужны, чтобы поддержать в трудную минуту.
   Пара цепких молодых глаз пристально следила за Еншая всё это время с противоположного конца зала. Наблюдатель делал соответствующие выводы и приобщал их к давно вызревающему хитросплетению. Залпом допив остатки вина, он усмехнулся появившейся в голове дерзкой мысли и незаметно покинул заведение. Сегодня он окончательно понял, как можно расколоть этот монолит.
  

Глава 7

  
   Гилея с отцом поднимались по ступенькам к Своду, занимавшему вершину холма в восточной части острова. Вместе с ними по длинной каменной лестнице двигались десятки стратигов. Некоторым уже перевалило за шестьдесят, но закалённые каждодневными упражнениями старички выглядели вполне бодро, и крутой подъём давался им почти без затруднений. Кое-кто даже умудрялся разговаривать на ходу, браня распустившуюся молодёжь, сетуя на бездействия правящей фракции Астатов и обмениваясь последними новостями.
   Идущий слева тай-Валинес иногда украдкой поглядывал на дочь, стараясь определить её сегодняшнее настроение. Более всего он опасался её неуместных заявлений, так сильно раздражающих стратигов, хотя гордая осанка и чуть холодный взор никак не выдавали его обеспокоенности.
   Наконец они достигли вершины холма и вместе с другими стратигами оказались внутри Свода.
   Исполинский купол, казалось, норовил расплющить человека. Стен как таковых сооружение не имело, заменой им служил стройный лес колонн, плотными рядами идущих по периметру. В узкие промежутки между ними прорывались резко очерченные полосы света, эффектно чередовавшиеся с длинными тенями. Четыре огромные арки изобиловали сценами сражений богов между собой: седобородый Динакин верхом на крылатом морском коньке бился с мрачным богом смерти Хедиксом; богиня мести Кайпина пронзала острой пикой стоящего на возвышении Круориса; Закарод низвергал соперника громоподобным голосом; а бог ветра Ивентал швырялся смерчами из песка и сухой глины... Созданные по приказу великого Икилона, сцены эти должны были всегда напоминать людям, что проверкой всему служит война. Именно в ней отходит вся шелуха, человек познаёт себя по-настоящему, и становится видна его суть. Проявить таланты, победить, сохранить честь - так завещал потомкам основатель Бактуна.
   Свод всё больше полнился приглушённым гомоном сотен людей, стратиги живо разбивались на группы, придерживаясь при этом строгого деления на фракции. В разных частях помещения виднелись красные одежды Перикулов, бледно-бирюзовые - Модусов, лимонные - Астатов и другие цвета трёх остальных фракций, называемых малыми.
   Около четверти присутствующих составляли женщины, и они нынче разоделись в стиле "мне есть что показать". Большинство из них не могли похвастаться мало-мальски заметными стратегическими талантами, но регулярно посещали Свод дабы составить компанию супругу и держать руку на пульсе событий. Гилея не сильно жаловала этих барышень, смеющихся над каждой шуткой собеседника и изящно прикрывающих улыбку ладошкой, и они по большей части платили ей взаимностью.
   Неизменной темой почти для всех разговоров служили, конечно же, приближающиеся выборы. Соперничество между Модусами и Перикулами всё больше обострялось, а не оправдавшая надежд фракция Астатов, возглавляемая нынешним Великим стратигом, с каждым днём теряла популярность.
   Заметив прибывших, Советник направился к ним. При виде его Гилея всегда испытывала двойственные чувства: с одной стороны, ей нравилась компания этого умнейшего человека с твёрдым взглядом и грустной улыбкой, потерявшего вместе с рукой право быть вторым человеком Бактуна, но с другой - неприятно было ему всё время отказывать. Она прекрасно осознавала, что в её таланте он усмотрел некое продолжение себя, ещё одну возможность реализоваться через ученицу, взятую под опеку, однако не разделяла эти устремления.
   - Всё уже распланировано, - известил Советник, - но если ты хочешь поучаствовать, я упрошу Великого стратига. Он сделает исключение и тебе дадут корабль.
   Гилея как можно дружелюбнее улыбнулась и покачала головой:
   - Спасибо, не сегодня. Я пришла, как и обещала. Но буду просто зрителем.
   - Но когда снова настанет твой черёд, ты же не будешь отказываться?
   - Нет, - твёрдо заверила Гилея и перевела взгляд на отца.
   Тай-Валинес откашлялся и чинно сообщил:
   - Мы обсудили это во фракции. Её очередь попадает как раз на последние две игры.
   Советник некоторое время молчал, а затем усмехнулся одними лишь глазами:
   - Умно. Вроде как даёте дорогу молодым. Показываете, что не переживаете за выборы, так как уверены в победе. Но в то же время выставляете одного из сильнейших стратигов фракции.
   Лицо отца Гилеи оставалось бесстрастным, хотя внутри шевельнулась досада - слишком уж легко оказалось раскрыть их задумку.
   - Уважаемые, пора начинать! - голос Великого стратига заполнил помещение, перекрыв нестройный гул беседующих людей.
   Находящиеся в центре Свода группы отходили в сторону, освобождая место для участников, и вскоре это пространство заняли шесть стратигов (по одному от каждой фракции). Они выстроились кругом, спиной друг к другу. Зрители притихли в ожидании, хотя некоторые всё же не могли удержаться от комментариев, произнесённых шёпотом на ухо соседу.
   Почти каждый человек, рождённый в высшей касте, обладал способностью разворачивать мысленные карты. Получив начальные ориентиры в виде нескольких отправных точек (скала, дерево, дом), стратиг как бы мысленно поднимался над местностью и мог охватить усилившимся взором окружающие просторы. При этом карта получалась динамичной и отображала даже движущиеся объекты. Подробность её, длительность удержания в голове и охватываемое пространство зависели уже от индивидуальных способностей. Бывало, человек рождался без этого умения. В этом случае он переставал быть частью касты стратигов - так же, как физически неполноценный воин не мог оставаться ксангом.
   Гилея оставила отца и остальных представителей фракции Модусов поддерживать их ставленника и пробралась поближе к Кимону, которому предстояло участвовать в тактической игре.
   Ростом молодой стратиг заметно превосходил остальных участников игры; стройный и смуглый, он сильно смахивал на жителя Ассулта. Сегодня он щеголял в ярких штанах и пёстрой рубахе с короткими рукавами, украшенной узорами по кайме. Формально он входил в одну из малых фракций, однако на деле это означало практически полное равнодушие к борьбе за власть. Ласковый, смеющийся взгляд Кимона задержался на Гилее, и она улыбнулась ему в ответ.
   Всё это время в раскинувшейся за холмом гавани ожидали самые настоящие боевые триремы, специально подготовленные для сегодняшней тактической игры. Действовать им предстояло между двумя мысами, что вонзались в море скальными громадами.
   Великий стратиг велел начинать, и участники прошептали на ухо посыльным первые команды. Приказы побежали далее по цепочке сигнальщиков, вооружённых флажками, по цвету соответствующими определённой фракции. Как только воля стратигов достигла кораблей, сияющую бирюзой воду потревожили удары сотен вёсел.
   В тактической игре побеждал тот, кто оставался последним; а вывести соперника из игры позволялось тремя способами: попасть два раза из малой баллисты в район ватерлинии (ослабленный болт застревал в дереве, не пробивая его), высадить абордажную команду или ткнуться во "вражеский" борт прикрученным к носу длинным шестом, обозначая тем самым таранный удар.
   Победа неизменно приносила стратигу почёт, уважение и реальную возможность занять в будущем более высокий пост в державе. Фракция же победителя получала ощутимый прирост популярности; в преддверии выборов это становилось вопросом первостепенной важности.
   Все последние годы первые места делили между собой три крупнейшие фракции, хотя побед Астатов с каждым месяцем становилось всё меньше и меньше - по мере того, как Перикулы и Модусы переманивали у них самых видных стратигов. Малые фракции довольствовались соперничеством друг с другом, выдающихся достижений от них никто и не ждал.
   Тем временем триремы участников успели набрать ход. Как обычно придерживающиеся активной тактики Перикулы сразу перешли к решительным действиям, и корабль их, не щадя сил гребцов, заскользил по волнам к дальним рифам.
   Модусы держались в рамках своей любимой выжидательной тактики, поэтому предпочли аккуратно свернуть ближе к восточному мысу. Корабли остальных участников более-менее равномерно распределились по гавани, готовясь отвечать на действия соперников.
   Кимон поступил по старой привычке - плывём куда-нибудь, а там будет видно. Выполняющая его распоряжения трирема двигалась с умеренной скоростью и пока не могла похвастаться каким-либо тактическим преимуществом.
   Пользуясь отдалённостью основных соперников, корабль Перикулов направился наперерез триреме одной из малых фракций. Такие агрессивные действия напугали подвергшегося атаке стратига, отличавшегося чрезмерной осторожностью, и сигнальщики передали его приказ отойти ближе к берегу.
   Перикулы не отставали и в конце концов смогли прижать загнанного соперника к мысу. Видя безвыходность положения, трирема попыталась огрызнуться выстрелом из баллисты, но, в силу значительного расстояния и поспешности, болт исчез в воде, так и не долетев до цели.
   Свод, казалось, содрогнулся от громкого смеха заносчивого стратига Перикулов, и радость его дружно поддержали остальные члены фракции. Зрители также давно развернули мысленные карты и сейчас напряжённо следили за ходом игры. Заключались пари, сыпались замечания, люди обменивались прогнозами дальнейших действий участников.
   Лихим манёвром вдоль берега Перикулы лишили соперника последней надежды на бегство. Защёлкала баллиста, обеспокоенный стратиг малой фракции передал приказ уклоняться от боя и продолжать попытки вырваться из блокады. Вот так и проявлялась глупость отдельных людей: подобные распоряжения хороши на словах, а на деле - ведут к гибели.
   Пока трирема крутилась на месте в попытке избежать выстрелов баллисты, корабль Перикулов набрал максимальную скорость, длинный шест его ткнулся в борт соперника и с треском сломался. Одним участником стало меньше - выбывший из игры стратиг покинул круг, ругая подведшего его бога-покровителя Динакина. Конечно, во всём виноват бог воды!
   Остальные четверо участников всё это время кружились друг вокруг друга, иногда обмениваясь дальними, и оттого совершенно бесполезными, выстрелами из баллист.
   Кимон чрезмерно увлёкся выписыванием кругов вокруг корабля Астатов, и двое соперников (Модусы и одна из малых фракций) зашли к нему с кормы, норовя прижать к рифам.
   Гилея видела, как напряглось лицо возлюбленного, затем он открыл глаза и встретился с ней обеспокоенным взглядом. Она покосилась на сгрудившихся вокруг стратигов и едва заметно сделала ему несколько знаков ладонью. Он мигом повеселел и незамедлительно передал приказ по цепочке сигнальщиков. Трирема Кимона развернулась и на предельной скорости поплыла в открытое море. Корабль Модусов отстал, не желая далеко отходить от Астатов, а второй преследователь по-прежнему сидел на хвосте у жертвы.
   - О-о-о! - разнеслось под Сводом восклицание многих стратигов после того, как трирема Кимона установила обе мачты и, совершив крутой разворот, ускользнула от погони.
   Захватывающее участников игры возбуждение подчас совсем не позволяло им думать об элементарном. В гавани было мало проку от парусов, но вышедшая из-под прикрытия обоих мысов трирема смогла использовать попутный ветер.
   Кимон буквально лучился благожелательной улыбкой и с радостью принял новую подсказку Гилеи. Не обращая внимание на редкие выстрелы баллисты, корабль его рванул вперёд для таранного удара. Соперник начал вынужденно уклоняться, но в последний миг трирема Кимона отвернула в сторону и выстрелила из баллисты. Болт засел в корме значительно выше ватерлинии и не мог считаться удачным попаданием.
   Корабль Астатов меж тем подкараулил у ближних рифов трирему Модусов и коварно всадил два болта в район ватерлинии, заставив одного из главных претендентов на победу стыдливо покинуть круг участников.
   Кимон отправлял уже четвёртый приказ совершать круговое сближение и обстрел из баллисты. С другой стороны соперника поджимал корабль настырных Перикулов, и мечущаяся меж двух огней трирема малой фракции не знала куда деться. еожиданная помощь к ней пришла в виде корабля Астатов, обошедшего Перикулов по широкой дуге. Стратиг Перикулов громко ругнулся и вынужденно отдал приказ о немедленной атаке.
   Параллельно с этим трирема Кимона снова сблизилась с кораблём малой фракции. Соперник давно привык к этому обманному разгону, имеющему целью не таранный удар, а лишь обстрел из баллисты. Новый жест Гилеи, новый приказ Кимона - и набравшая теперь уже настоящий разгон трирема совершила классический таранный удар в правый борт. Выбывшему участнику не мешало бы напомнить третий канон Икилона: "Война - это путь обмана. Если ложь выглядит настолько правдивой, что правда кажется ложью - хитрость удалась".
   Трирема Перикулов смелым манёвром подобралась к кораблю Астатов и, получив один болт в район ватерлинии, всё же протаранила соперника обновлённым носовым шестом. Теперь в круге осталось только двое участников; большинство зрителей все ещё не могли поверить в небывалую удачу представителя малой фракции.
   Кимон сразу порывался отдать приказ броситься в атаку - от победы его отделял всего лишь один удачный выстрел из баллисты - но знак Гилеи заблаговременно уберёг его от этой авантюры. Кимон долго не мог уловить суть её предложения, и ей пришлось три раза повторять жест в разных вариациях.
   Трирема Перикулов медленно шла на сближение, измотанные гребцы с трудом ворочали вёслами. Уж слишком стратиги фракции любили носиться по морю, теряя при этом из виду физическое состояние вверенной им команды. Корабль Кимона всё больше отдалялся, пока не скрылся окончательно за скалой восточного мыса. Заметный проигрыш в скорости заставлял стратига Перикулов злиться, и вместе с ним негодовала вся фракция. Большинство зрителей молчаливо соглашались с обвинениями Кимона в трусости. Всем хотелось увидеть захватывающую борьбу умов двух последних участников, а не нудное плавание по гавани. Если корабли не схлестнутся в ближайшие минут десять, Перикулы наверняка потребуют ограничения по времени, чтобы победа досталась им за большее количество "потопленных" соперников.
   Трирема Перикулов медленно приблизилась к скале, за которой всё это время "трусливо" прятался корабль Кимона. Стратиг отдал приказ посыльному, и сигнальщики по цепочке замахали флажками. При этом губы напористого мужчины расплылись в самодовольной ухмылке. Естественно, он разгадал задуманную против него хитрость - за кого они его держат! Старый как мир приём: засесть впритирку у самой скалы, и как только соперник вынужденно начнёт обходить её широким полукругом, боясь задеть риф вёслами - налететь резким таранным ударом.
   Риск никогда не пугал Перикулов, они жили им. Поэтому корабль не ушёл далеко от мыса, а наоборот двинулся как можно ближе к скале. При повороте гребцы левого борта резко втянули вёсла внутрь, а рулевые доделали остальное уже без них. Трирема обогнула скалу буквально впритык, чем полностью лишила соперника возможности протаранить борт. Только кто им сказал, что Кимон собирался идти на таран! Корабль его даже не двинулся с места, а продолжил мерно раскачиваться на невысоких волнах. Вместо этого действовать принялась абордажная команда, предварительно высаженная на скалу. Бойцы всё это время сидели тихо, слившись с камнями, а отдалённость места не позволяла выстраивать на этом участке более-менее подробную мысленную карту. Не всем ксангам удалось забраться на борт "атакованной" триремы, но для победы хватало и половины команды.
   Конечно же, негодующие Перикулы взялись оспаривать такой "грязный" выигрыш, но Великий стратиг не поддался давлению. Ликованию малой фракции Кимона не было предела, стратиги бурно поздравляли друг друга, самого же победителя обступили плотным кольцом, не позволив Гилее и близко подобраться к нему. Остальные собравшиеся привычно разбились на группы, делясь впечатлениями и бросаясь фразами "я давно понял - в этом молодом человеке что-то есть".
   - Поздравляю, - неожиданно прозвучал сзади голос Советника, заставив Гилею вздрогнуть.
   - А меня то с чем поздравлять?
   Взор Советника оставался неизменно твёрдым, хотя уголки рта дрогнули в слабой улыбке:
   - Ну как же, просто в твоей команде было на одного сигнальщика больше. Я бы, правда, заменил Кимона. Какой-то он недогадливый. По три раза приходится ему знаки повторять.
   Краска залила щёки Гилеи, и она опустила голову:
   - Я...
   - Да ладно, я ведь тебя не выдам, - прижав культю к груди, Советник покинул её и направился в сторону замершего на возвышении Великого стратига.
   В течение часа прошедшая игра давала главную пищу для разговоров, но в итоге эта тема иссякла. Люди всё больше обсуждали предстоящие выборы, Модусы и Перикулы, как обычно, ввязывались в бурные споры по вопросам стратегии, женщины обеих фракций обменивались колкостями. Одна из групп стратигов взялась в тысячный раз разбирать битву Горящей воды, и когда ряды спорщиков пополнили ударные силы крупнейших фракций, шум поднялся поистине небывалый. Перикулы убеждали, что ошибка было в пассивности, а Модусы возлагали вину за поражение на излишне рискованную стратегию, выбранную тогдашним Великим стратигом.
   Гилея слушала их и мысленно улыбалась, пока смех её не вырвался наружу.
   Услышавший это лидер фракции Перикулов резко повернулся к ней:
   - Тай-Гилея, вы находите здесь что-то смешным?
   Как же её раздражал этот несносный старикашка с визгливым голосом и костлявым подбородком. Спор вокруг постепенно затихал, все ожидали дальнейшего развития событий.
   - Да. Весь этот спор, - спокойно ответила Гилея.
   - Прошу вас, поясните, - старик с деланой почтительностью прижал ладонь к груди и скривил рот в издевательской усмешке.
   - Вы углубились в тактический разбор сражения и упустили самое главное. Мы проиграли битву ещё до того, как вступили в неё... Мы смеялись пятьдесят лет назад, когда Ассулт "убегал" от нашей "сокрушающей" армады. Но они попросту заманивали нас и стягивали свои силы. Они увидели наш флот, посчитали все корабли, оценили. А мы до последнего не видели всех их сил. Вы считаете это трусостью, а они - тонким расчётом.
   Гилея ощущала источаемую окружающими всё возрастающую неприязнь, но не способна была остановиться. Она только и смогла убрать руки за спину, дабы её жестикуляция не выглядела чрезмерно вызывающе:
   - Каждый стратиг крайне строго следует всем заветам Икилона, а Ассулт ничему не следует. Вам надо победить обязательно красиво, гордо, с высоко поднятой головой. А они хотят лишь победить. Им неважно, как - разбить нас, и всё. Вы смеялись, что у них нет чёткого строя, что они хаотичны и рассеяны. Но именно бесформенность и есть высшая форма. Они каждый раз приспосабливались под нашу форму, а мы так и не смогли понять, какой строй флота им противопоставить. Мы ищем идеальный строй, а они его давно нашли.
   Голос её разлетался по Своду и острыми упрёками просачивался в разум стратигов, всё больше хмуря их лица. Перикулы сгрудились вокруг лидера и по его примеру надменно вскинули подбородки.
   - Мы обрушились тогда на них неожиданно. Считали наше преимущество неоспоримым. Но кто выбрал место сражения?.. Или вы думаете случайно битва произошла именно между островами Шифу? В узком проходе, где мы были лишены нашего преимущества в быстроходности и манёвренности. В то время как враги использовали все преимущества своих многочисленных абордажных команд. Мы ввели в бой все силы, потому что считали это залогом успеха, а они спокойно оставили в резерве треть кораблей. Треть! Они их так и не задействовали. Мы были на пределе, а они особо не напряглись. В огне горели и их корабли, но они смирились с потерями, так как у них был резерв, а у нас не было.
   Лидер Перикулов раздражённо повёл плечами:
   - Мы пошли на риск, поставили на победу всё. Ни один стратиг не должен бояться рисковать!
   Гилея пару раз кивнула, сохраняя задумчивый вид:
   - Да, не должен. И мы не боимся рисковать. А наши ксанги не боятся умирать. Это замечательно. Но что это нам дало? Наш флот был потоплен, десятки тысяч людей погибли. Мы на десятилетия оказались отброшены в никуда. Что же случилось с Ассултом?.. А ничего. Да, они потеряли много кораблей и много солдат. Но Ассулт - огромная империя. Людей у них многие миллионы, а нас в разы меньше. Они купаются в богатстве, а наши торговцы выбиваются из сил за каждый золотой. У них огромные верфи, тысячи работников, воинов, вассалы наконец. Они и налоги-то не повысили, а начали спокойно возвращать себе былую мощь. Год за годом строили корабли и муштровали людей.
   Гилея вздохнула и продолжила чуть тише, чем невольно заставила окружающих напрячь слух:
   - Они знают, что мы придём. Ведь мы должны отвоевать потерянные острова. А это значит - будет новая битва Горящей воды. А если мы снова проиграем?.. Какой Бактун мы оставим нашим потомкам?
   Откуда-то со стороны раздался голос одного из стратигов:
   - Мы можем разворачивать мысленные карты и видеть больше, чем они.
   - Да, но Ассулт научился побеждать нас, а мы их - нет. В битве Горящей воды мы решили только, сколько кораблей отправим. Всё остальное решили они. Вы хотите выиграть с тем же образом мышления, с каким тогда проиграли... Так не бывает.
   Ответом на её тираду стало красноречивое молчание. Казалось, даже сражающиеся на высоких арках боги на секунду остановились и призадумались над словами девушки.
   Лидер фракции Перикулов пожевал бескровными губами и оглядел Гилею так, будто собирался передать её в руки бога смерти Хедикса:
   - Ты хочешь сказать, что мы не можем победить Ассулт?
   - Можем.
   - И как же? Просвети нас, будь добра, - в голосе его слышалась издёвка и снисходительность, словно он потакает прихотям ребёнка.
   - Вы хотите, чтобы девятнадцатилетняя девушка учила вас, умудрённых опытом стратигов?.. Нет, вы не хотите. Вы не примете ничего из того, что я могу сказать. Вы сейчас разойдётесь и будете ворчать: "Что она о себе возомнила, соплячка. Она и битвы-то в жизни не видела". Когда вы будете готовы меня выслушать, тогда я и скажу.
   Старик обвёл стоящих вокруг стратигов широким жестом:
   - Ты считаешь себя умнее всех нас?
   - Нет. Просто я не зажата рамками традиций и размышляю о стратегии без эмоций и предрассудков. Вот и всё.
   Не желая участвовать в дальнейшем яростном споре, Гилея покинула Свод и заспешила прочь. Среди этих крикунов теперь нельзя показываться минимум неделю, пока гнев старикана и его приближённых не утихнет.
  

***

   На западной оконечности острова виднелся возвышающийся над портом маяк. Яркий свет его притягивал спешащие в гавань корабли, и моряки уверяли, что он виден даже в жуткое ненастье. Гилее нравилось это старинное высокое сооружение. По преданию, оно было построено очень давно, ещё во времена великого Икилона, и вроде бы он собственноручно заложил первый камень в основание маяка.
   Тёплый осенний вечер на Отике не казался таким же приятным, как обычно. Давящий зной давно спал, но оставил по себе непроходящее напряжение.
   Гилея брела по шумящей кромке воды, угрюмо созерцая склоны обрыва, поросшие редким кустарником, что упорно цеплялся ползучими корнями за осыпающиеся камни. Прибой гладил её босые стопы, под ногами хрустела галька. В воде, близ массивного валуна, медленно перебирая клешнями, полз большой краб, рывками двигались рыбёшки. На вершине обрыва пылали костры, до обоняния добрался аромат жарящегося мяса, звучала музыка, слышался смех и задорные выкрики веселящейся после напряжённого дня молодёжи из касты идр. Вечер оживал от радости людей, коим не о чем было жалеть и не из-за чего переживать.
   Гилея сожалела о своей дерзости, ругала себя за несдержанность и длинный язык. Сегодня она ощутимо прибавила врагов себе и отцу. Боги! Да она умножила их количество в разы! Чем сильнее она старалась не влезать в дела касты, тем меньше у неё это получалось и тем быстрее росла неприязнь со стороны окружающих. Её не любил никто, кроме отца и Кимона; Советник же просто уважал за таланты и стремился приобщить к будущим великим свершениям, а их она совсем не жаждала.
   Сейчас ей захотелось быть вместе с идрами, отринуть свою принадлежность к касте стратигов, превратиться в обычную девушку, ни о чём не беспокоиться, прыгать и резвиться.
   Гилея снова принялась мечтать. Когда она была маленькой, то часто приходила сюда любоваться морем. Грезила уплыть далеко-далеко, за самый край земли, где нет ничего кроме воды. Окунуть руку в море и смотреть на его поверхность, ощущать лёгкость и безмятежность. И чтобы путешествие никогда не прекращалось... Мечта её никуда не делась, только теперь она хотела отправиться туда не одна, а вместе с ним.
   Впереди она увидела спускающегося по склону Кимона. Лёгкий бриз трепал его рубаху, смуглая кожа казалась тёмным мёдом - сладким и желанным. Волнующая улыбка его прогнала остатки жары, вечер тотчас показался приятным, море стало ласковым и добрым. Шумно вминая гальку, Гилея заспешила к нему по берегу. Из разума выветривались последние мысли о возможных последствиях её сегодняшней выходки, неприязнь других перестала тревожить.
   Если бы Гилея знала о грядущих событиях, то предпочла бы им самую лютую ненависть всех трёх каст вместе взятых. Однако в этот вечер она была счастлива.

Глава 8

  
   Группа беглецов уже второй день штурмовала Туманный перевал, намереваясь к вечеру достичь седловины и лелея чаянья на лёгкость спуска с другой стороны горной цепи. Первое время движение давалось сравнительно легко, но как только они достигли границы снега, подъём превратился в неравную схватку с разгулявшейся непогодой. Снег под ногами лежал толстым слоем в три ладони и покрывал предательски скользкий лёд. Периодически кто-то из группы поскальзывался, и только руки товарищей удерживали его от падения. Ветер налетал резкими порывами, грозя смести людей с дороги, пробираясь под одежду и отнимая драгоценное тепло. Считается, что именно эти воющие воздушные массы и дали имя Поющим горам. Кто выбрал название - доподлинно неизвестно, но в истории Корсии оно упоминалось ещё задолго до первых стычек с нордами и похода Норина на север.
   Путники остановились у широкого каменного выступа и решили переждать ожесточившийся ветер. Часто дыша паром, все дружно прислонились спиной к скальной поверхности. Холод успел к этому времени пробрать всех до самых костей. Паренька била дрожь, борода Мастера заиндевела, Мия зябко куталась в меховую накидку и прижималась к мужу. Самый стойкий из них к холоду, Игнис мог признаться в ненависти к такой погоде только себе. Он должен держаться и подавать товарищам пример выносливости.
   Через полчаса морозный ветер обрёл зачатки совести и заметно стих. Подвластные его воле снежинки медленно осели, воздух очистился.
   - Двигаемся дальше, - скомандовал Игнис, и группа нехотя последовала за ним.
   Повсюду карабкающихся людей окружал лёд и снежные покровы, и лишь изредка над неприветливой холодной пустыней поднимались иглами и глыбами гранитные скалы или искорёженные куски сланца, подобные древним истуканам. Чуть выше виднелась граница облаков, низко насаженных на острые шпили вершин. Пока же видимость оставалась прекрасной, и расстилающийся вокруг пейзаж даже начал радовать глаз.
   Поднимающийся первым стражник замер на месте и уставился на сугроб, расположенный в двадцати шагах левее. Сквозь снежный и ледяной налёт виднелись лица двух людей. Замёрзшие насмерть, они сидели у покатого скального выступа. Рука одного из них сжимала меч, из-за спины другого виднелся край лука. Меховую одежду обоих снег словно укрыл белым саваном и запеленал мертвецов от пяток до шеи, только лица и руки ещё оставались видны.
   Игнис указал пальцем на окоченелые тела:
   - Охотники. Скорее всего.
   В течение минуты все безмолвно смотрели на тех, кому не повезло. Несмотря на просьбы жены, Юс отказался описывать ей зрелище. Возможно, слепота сейчас и являлась благом. Страшная смерть, не всякому врагу такую пожелаешь.
   - Может у них есть стрелы, - размышлял вслух Капитан.
   Стражник решил не дожидаться приказа и направился к телам. Пройдя восемь шагов, он неожиданно провалился в снег. Он только и успел судорожно дёрнуть руками и упереться ими в края расселины.
   Мастер быстро присел на корточки и нырнул пальцами в сугроб:
   - Подбирайтесь к нему справа! Расселина идёт по диагонали.
   Игнис метнулся вперёд, на ходу сбрасывая с себя перевязь с двуручником. Капитан следовал сразу за ним, чуть сбоку бежал Юс.
   Напрягаясь всем телом, стражник пытался выбраться, но руки беспомощно скользили по ледяной корке. Не добежав двух шагов, Игнис распластался на земле, ухватился за руку товарища и потянул на себя. Скольжение мечника замедлилось, но полностью не прекратилось.
   Внезапно раздался скрежет, и кусок льда под Игнисом обломился. В следующую секунду он уже падал в расселину вместе со стражником. Игнис попытался за что-нибудь схватиться и у него получилось. Пальцы не выдержали, но замедлить падение ему удалось. Колено больно врезалось в камень, он снова за что-то схватился и перевернулся в воздухе на спину. В конце концов, он угодил в кучу снега, собравшуюся на дне расселины. Именно она позволила костям и черепу уцелеть.
   Игнис лежал на спине и по очереди шевелил пальцами на руках и ногах. Ныло всё тело, но боль казалась равномерной. Это, наверное, хорошо.
   - Вы там целы?! - донёсся сверху обеспокоенный голос Капитана.
   Пусть ему ответит кто-то другой. Тут бы в себя прийти. Лёд ему в печень! Почему же так темно?!
   Где-то сбоку стонал мечник. Игнис с трудом поднялся на ноги и поплёлся на звук. Ведя рукой по каменной стене, он добрался до стражника. Бедолаге повезло значительно меньше. Нога и рука сломаны основательно, а сам он находится в полубессознательном состоянии.
   Вдруг откуда-то из дальнего конца расселины послышались непонятные хрипяще-булькающие звуки. Игнис вздрогнул и устремил в ту сторону лихорадочный взгляд. Как он не напрягал глаза, рассмотреть что-либо во мраке не получалось. Лишь темень в том месте казалась более густой, и нечто довольно большое уверенно приближалось. Смутные очертания, не более того.
   Игнис выпрямился и невольно отступил на пять шагов. К горлу подкатил мешающий дышать комок. Над мечником что-то мелькнуло, и стоны его резко оборвались. Сгусток тьмы перебрался через бездыханное тело и проследовал дальше.
   "Нечего тут больше делать!" - пронеслось в голове Игниса. Он судорожно уцепился рукой за выступ в стене и оттолкнулся ногами. Ушибленное колено пронзила острая боль и вырвалась сдавленным вскриком. Со всей сноровкой Игнис полез наверх, подальше от этого чудовища, чем бы оно там ни было.
   Что-то схватило Игниса за голень. Он дёрнул ногой в попытке высвободить её. Его продолжали тащить вниз, в темноту. Сапоги, руки и спина скользили по каменным стенам. Он попытался ухватиться за какой-нибудь выступ, пальцы ожгло холодом и болью. Затем его дёрнули так, что он едва не полетел вниз. Дыхание сбилось, голова начинала кружиться. Нащупав на поясе кинжал, он вырвал его из ножен и с замахом ткнул вертикально вниз. Остриё лишь скользнуло по панцирю (или что там у него?) чудовища. Он ударил повторно, но итог оказался и того плачевнее. Потеряв надежду что-либо сделать, Игнис прекратил упираться в стены расселины и полетел вниз.
   Они упали вместе - сначала тварь, а он сверху на неё. Грудь ударилась о туловище чудовища так, что воздух со свистом вырвался из лёгких. Неизвестное создание заворочалось в темноте под Игнисом. Он высвободил руку и саданул кинжалом, попал во что-то более мягкое. Всем весом навалился на оружие и вогнал его максимально глубоко. Пахнуло зловонием, тварь издала знакомые уже хрипящее-булькающие звуки. Игнис заорал и принялся раз за разом остервенело колоть кинжалом.
   Сильный удар в бок отбросил его на несколько шагов. Плечо врезалось в стену расселины, и левая половина тела на несколько секунд онемела. Игнис задрал голову и увидел вверху свет. Тёмными пятнами угадывались голова Капитана и кого-то ещё. Товарищи что-то кричали, но звон в ушах не позволял разобрать слов.
   Чудовище зашевелилось и двинулось к жертве. Зрение всё ещё оставалось мутным, и Игнис не мог до конца понять, насколько тварь велика. В темноте различались лишь большие тёмные глаза и когти.
   Игнис весь вложился в прыжок и оттолкнулся ногами от земли. Он упирался спиной, сапогами и руками в стены расселины и карабкался к свету. Первые рывки дались относительно легко. Он даже успел обрадоваться скорому избавлению. Однако выше расселина сузилась, и теснота сковала движения.
   Снизу слышались чиркающие звуки. Чудовище приближалось, и двигалось оно явно быстрее жертвы. До спасительного света оставалось совсем немного.
   Капитан лёг плашмя на снег у края расселины и протянул руку:
   - Ещё немного! Давай!
   Нога Игниса соскользнула с влажного камня, и он чуть не сорвался. Тварь была совсем близко.
   - Стреляй! - крикнул Игнис в отчаянии.
   - Я не вижу её! - ответил Капитан.
   - Стреляй левее меня! - Игнис как мог сместился чуть вправо и продолжил взбираться. - Давай же!
   Капитан выстрелил, и стрела ушла в темноту. Похоже, мимо. Он выстрелил снова, взяв чуть ближе к Игнису. Теперь точно попал - хрипяще-булькающие звуки стали тому подтверждением. Лук изогнулся в третий раз, тетива жалобно заскрипела и... порвалась, не выдержав испытание холодом.
   Превозмогая боль в колене, Игнис толкнул себя вверх. Казалось, последнее усилие пропало зря, но в следующий миг он ощутил, как Юс схватил его руку и потащил. Тотчас к нему присоединился Капитан. Хрипя от натуги, они рывком выдернули Игниса из смертельной ловушки. Затем втроём повалились в снег и только через пару секунд осознали неуместность отдыха вблизи расселины. Ничто не мешает твари выбраться наружу и закончить начатое. Тяжело дыша и пошатываясь, они поднялись и бросились прочь.
   Поговаривали, что Поющие горы во многих местах изрезаны такими расселинами, пещерами и различными кавернами. Оказывается, в некоторых из них имеются и обитатели.
   Юс сидел в снегу в обнимку с женой и что-то шептал ей - очевидно, успокаивал; паренёк крутился возле Капитана. Игнис отвернулся от спутников и закашлялся. По лицу его пробежала гримаса боли, и он со стоном зажал ноющее колено. Разреженный воздух, казалось, не позволял надышаться.
   - Почему ты прекратил стрелять?! - возбуждение до сих пор не отпускало Игниса.
   - Да тетива у меня порвалась! Не спать мне вечность! Я что, виноват в этом?!
   Игнис осознал несправедливость высказанного обвинения и ему стало немного стыдно. Он встал и побрёл за брошенным в снег эспадоном.
   За пятнадцать минут путники окончательно пришли в себя и возобновили подъём.
   Снова проснулся неукротимый ветер, тяжёлыми пощёчинами захлестал по лицу. Несмотря на вынужденную активность, холод пробирал всё сильнее, сковывая каждый мускул и добираясь до костей. Все зябко кутались в плащи и стучали зубами. Губы окоченели, брови и ресницы покрылись инеем, тёплые меха спасали всё меньше.
   Игнис как никогда скучал по собственному источнику Оплота - тёплому, успокаивающему. Иногда он закрывал на секунду глаза и представлял обжигающе-горячие языки пламени, обволакивающие его руки, дарящие силы, согревающие.
   Выбиваясь из сил, путники достигли Туманного перевала. Игнис подвёл измождённую подъёмом группы ко входу в небольшую пещеру. Все забрались внутрь и бессильно рухнули на землю. Свист ветра остался у входа, а снег только на пару шагов проникал в убежище.
   Вырубленное усилиями множества людей углубление ныряло прямо в скалу на дюжину шагов и в конце расширялось. Места могло хватить на группу человек в двенадцать, а шести путникам тем более достаточно простора для ночёвки.
   Достав кремень и кресало, Игнис нашарил возле себя кучку хвороста и принялся сооружать костёр. Чиркнуло, показались искры, трут вспыхнул. Пламя, слабое сначала, зашипело и от сырости задымило, оранжевый свет задрожал, отсветы заметались по стенам пещеры.
   Мысленно Игнис пообещал себе при случае угостить лучшим мирсовским вином какую-нибудь группу трапперов в благодарность за припасённые здесь охапки дров. Он продолжал с хрустом переламывать и бросать палки в набирающий силу огонь. Тепло приятно потекло от кончиков пальцев выше по руке, подобралось к плечу.
   Капитан стащил меховую шапку и кольчужный капюшон. Взъерошил курчавые волосы, стряхнул остатки снега с бровей. Юс очистил одежду жены от белых кристалликов и немедля занялся собственным внешним видом. С насупленным выражением лица он провёл рукой по щетине на подбородке, затем распустил светлые волосы и вновь стянул их в аккуратный хвостик.
   Мастера, в отличие от молодой пары, мало волновала собственная внешность. Он прислонился спиной к каменной стене и, достав из наплечной сумки книгу, углубился в чтение.
   Над костром уже висел котелок, и в нём булькала сытная похлёбка с вяленым мясом и овощами. Игнис добавил прихваченных в селении специй. Порция соли потонула в булькающем вареве, далее последовали тмин и куркума. Воздух уютной пещерки наполнился остро-пряным ароматом, и вечер показался совсем прекрасным. За трудный день у всех разыгрался небывалый аппетит.
   Юнец придвинулся к Мастеру и заглянул через руку:
   - Что вы читаете, а?
   - "Конкордия". Это книга, написанная самим Рандом. Он записал свои мысли об Оплоте и нашей истории.
   - О-о-о, - многозначительно выдал паренёк, правда, мигом потерял интерес к мудрости основателя Оплота Севера и перебрался к Капитану. - А вы воевали и раньше, да?
   - Да, в войну Яростных пик.
   Веснушчатое лицо юнца озарилось интересом:
   - И с ассултами, да?
   - Нет, я не настолько стар, - хохотнул Капитан.
   - А расскажите о войне, а?
   Капитан хмыкнул и удобнее умостился на шерстяном одеяле.
   - Ладно. Если ты так хочешь... Я тогда служил простым стражником в Мирсе. Люблю этот город, там всегда хорошо, весь год тепло. Даже зимой дождей просто больше и ветер прохладнее, снега нет... Так вот, кочевники атаковали многие наши селения на востоке. Спалили две крепости. Добрались и до Мирса. Попробовали взять нас сходу, но мы отбились. У нас был сильный гарнизон. Много хороших бойцов Оплота во главе с суровым комендантом. Через неделю упорного штурма они таки ворвались на стену, и тогда я в первый раз увидел Вирида в действии. Как же резво он двигался! Я стрелял в него раз восемь, но так и не смог попасть.
   - Скорость их зависит от искусности, - вдруг подсказал Мастер. - Бейте с упреждением. Опытных бойцов среди Виридов не так и много. Они долго не живут.
   - Почему? - Игнис поворошил палкой костёр.
   Мастер оставил вопрос без ответа и вернулся к чтению любимой книги.
   Капитан с шумом втянул ноздрями дразнящий аромат похлёбки и продолжил:
   - Наступил вечер. Вышла луна, и я призвал Оплот. Степняки пошли на новый приступ. Я выискал в толпе давешнего Вирида, прицелился и...
   - Попали, да? - не утерпел юнец.
   - Нет, тетива лопнула. С тех пор я понял, что каждый хороший лучник должен иметь запасную, - придвинув к себе лук, Капитан вынул из сумки моток запасной тетивы, расправил её и примерил к луку.
   Выполненное из ясеня оружие выглядело действительно внушительно. Полтора ярда в длину, к внешней стороне древесной основы приклеены вываренные сухожилия, а к внутренней - роговые пластины. Такой лук можно изогнуть сильнее, он позволял стрелять дальше и служил значительно дольше.
   Игнис снова обратил внимание на отсутствие мизинца на левой руке Капитана. При этом увечье не казалось давним, вряд ли он потерял палец во время войны с кочевниками. Либо мелкие стычки с нордами оставили неприятный след, либо что-то другое.
   Игнис безотчётно погладил шрам на щеке, зачем тщательно осмотрел старую заживающую рану на руке. Деревенская знахарка и правда знала толк во врачевании. Порез затянулся и через недельку от него останется только напоминание в виде тонкого шрама.
   Вспомнив про варево, Игнис снял котелок с огня, давно предвкушающая ужин компания дружно налегла на еду. Трапезу дополнили чёрным хлебом и сыром, а после пустили по кругу мех с кислым фрилионским вином.
   Мия отказалась от хмельного напитка и неспешно занялась причёской. Её золотистые волосы окутали мягкой волной лицо и плечи, упали на грудь, наползли на губы, скрыв тонкий нос и оливкового цвета глаза. Укладывала волосы она очень медленно, аккуратно разделяя пряди, а потом принялась расчёсывать их пальцами. Изящные руки её напоминали плавно колышущиеся на ветру лепестки.
   Полулёжа на шерстяном одеяле, Юс с наслаждением наблюдал за действиями жены. Глаза его от восхищения прищурились, лицо сияло восторгом.
   Игнис видел искреннюю любовь и привязанность в каждом движении супругов, в каждом взгляде Юса на жену. Многие лишились всего с падением крепости, но этим двоим удалось унести Оплот с собой в сердце, в прикосновениях, в объятиях. Возможно, вера в Оплот, о которой так любит говорить Мастер, необязательно заключена в преданности стране и в готовности отдать собственную жизнь во имя высшей цели. Быть может, достаточно любви и тепла близкого человека, не постижимого разумом умения отдаться без остатка - и тогда мир ничего не сможет сделать с тобой. Тебя можно будет убить, но нельзя будет победить, раздавить, лишить веры в себя, вырвать твою человеческую сущность.
   Мия остановилась на секунду и повернулась к мужу:
   - Я говорила, что чувствую, когда ты смотришь?
   - Сотни раз, - ещё шире улыбнулся Юс.
   Оба они засмеялись, он - звонко, она - тихо, почти неслышно.
   Капитан наклонился ближе к Игнису и передал ему мех с вином:
   - Хорошо, что осень только началась, а то бы совсем хана.
   Юнец мигом оживился:
   - А к-к-как идут через перевал зимой?
   - Никак. Иногда смельчаки делают это, но... можно остаться в снегу, как те двое.
   В костре потрескивало всё живее, огонь набрал силу и, казалось, вытянул из воздуха в пещере даже мельчайшие крупицы влаги.
   - Как будем двигаться после спуска? - осведомился Капитан.
   Игнис повертел в руках эспадон, изучая зазубрины:
   - У подножья есть селение. Заночуем в нём. Там же купим лошадей. Дальше верхом пойдём на юг по Сонной долине. Дней восемь-десять - и мы во Фрилионе. Можно, правда, свернуть к Когтистому утёсу. Хотя... смысла мало.
   Капитан хлебнул вина и крякнул от удовольствия:
   - Может лучше сразу на запад? Доскачем до Кан-Рола или Нильвоса.
   - Нет. Если за нами погоня, то они пойдут через Плоский перевал. Мы можем столкнуться с ними прямо на Улайском тракте. Там нигде нет крупных застав и мало патрулей. Даже небольшой отряд плосконосых может по нему легко передвигаться.
   Слушая разговоры старших, паренёк свернулся калачиком и уснул, забавно посапывая. Капитан бережно укрыл его одеялом и задержался взглядом на веснушчатом лице. Хмыкнув, он снова приложился к меху с вином. Юсмия также укладывались спать.
   Устало потерев глаза, Мастер захлопнул книгу и придвинулся ближе к костру.
   - Мастер, сколько раз вы прочитали "Конкордию"? - спросил Игнис.
   - Не помню. Она у меня уже лет тридцать.
   - Вы должны были выучить её наизусть.
   - Так и есть... Я ищу в ней ответы.
   - И как?
   - Никак не могу найти. Нет их там.
   Игнис подкинул дров в костёр, и увядающее пламя сразу же взбодрилось.
   - Так зачем искать?
   - Ничего другого не остаётся, - Мастер повернулся спиной к огню и укрылся одеялом.
   Игнис поколебался в течение минуты, затем последовал его примеру. Он безразлично глазел на каменный свод пещеры, но сон упорно не шёл к нему. Игнис потянулся к меху и сделал глоток вина. Несколько капелек пролились на руку и побежали по ладони вниз, оставляя после себя пусть тонюсенький, но всё же чётко различимый след. Игнис как завороженный смотрел на капельки. У каждой был собственный неповторимый путь. Все они казались ему настоящим совершенством. У них была пусть короткая, но жизнь, и они что-то оставили после себя. Он же с самого рождения чувствовал в себе какой-то изъян. Как будто он не получил чего-то, что есть у всех остальных. Иногда он оглядывался на прожитые годы и не замечал никакого следа. Все его дела умирали сразу по их свершению и никак не отзывались ни в нём самом, ни в других людях, ни в днях прошедших. Где его след? Ведь у каждого человека он должен быть. Его просто не может не быть, потому как в таком случае, выходит, не было и жизни.
   В такие минуты Игнис отчётливо видел эту пустоту в себе. Именно она во всём виновата. Это она жадно пожирает все следы. Бессовестная воровка, которую нельзя увидеть, изловить, наказать. Как поменяться местами с этими капельками и обрести собственный след? Что нужно свершить для этого? Почему Оплот не помогает ему, как когда-то? Ведь его силы должно хватить на всех. Разве его может быть мало для заполнения такого крохотного изъяна? Ужасное чувство. Будто ты знаешь, куда идёшь, но всё равно ощущаешь себя потерянным; а оглянуться и повернуть назад нельзя - следа-то нет.
   Незаметно для Игниса веки его сомкнулись, разум погрузился в сон, а пальцы неосознанно обхватили кулон из синего сапфира в форме капельки.
  

Глава 9

  

Не важно, какого цвета рубаха, если она шёлковая.

(Фрилионская пословица)

  
   После обидного поражения в Тощей войне стратегическое значение Осты значительно возросло. Однако несмотря на вынужденное преображение города в крепость, жители Корсии по-прежнему воспринимали его как место отдыха. В начале лета сюда стремились попасть все утомлённые тяготами севера солдаты, хотя получалось это лишь у немногих.
   В том году Игнису повезло. Он смог выпросить у командира небольшой отпуск и не раздумывая махнул на юг.
   Огромные буйно цветущие сады, десятки изумрудных озёр, размеренная жизнь, щедрое солнце - знаменитый город превзошёл самые смелые ожидания.
   Зайдя на постоялый двор, Игнис приветливо кивнул владельцу и поднялся на второй этаж. Подойдя к последней двери, он решил схитрить и постучал не как обычно, а просто три раза коротко ударил костяшками пальцев по дереву.
   - Входи, Игнис, - ответили из комнаты.
   С разочарованным вздохом он толкнул дверь и шагнул внутрь. Хитрость не удалась, его всё равно раскусили. Вот каждый раз так.
   - Никак не можешь подобрать новый стук, чтобы я не узнала? - спросила Алаи, откладывая шитьё. Чёрные, слегка вьющиеся волосы длинными локонами ниспадали до лопаток. Под светло-голубым платьем упругая грудь едва заметно вздымалась. - Ты же должен был сегодня пойти к командиру мечников?
   Игнис хотел многозначительно развести руками, но тотчас опомнился - цветы. Вкладывая букет в руки Алаи, он выпалил:
   - Гортензии. Символизируют скромность, искренность, надежду. Многие верят, что они способны отгонять болезни и несчастья. Также говорят, что они символизируют равнодушие и непреклонность, но последним врунам мы верить не будем.
   Игнис присел на скрипящий стул, следя за реакцией Алаи и как можно пристальнее всматриваясь в её лазурные глаза. На секунду показалось, что там он увидел собственное отражение.
   - Хорошие цветы. Спасибо. На севере ты постоянно мучился, не зная, где их найти... - Алаи аккуратно прикоснулась к краям лепестков. Её прямой, чуть-чуть вздёрнутый на кончике нос втянул аромат цветов, губы расплылись в улыбке, и тут же появились неизменные ямочки на щеках. Она поставила цветы в вазу с водой и повернулась к Игнису.
   - Кстати, у меня тоже для тебя есть подарок. Я тебе пошила новую рубаху и штаны. А то вечно даже залатать толком не можешь, - она прошла к шкафчику и достала хлопковую рубаху тёмно-синего цвета. - Вот, примерь. И не надо говорить, что у тебя уже есть. Надевай.
   Обречённо вздохнув, Игнис облачился в просторную рубаху с завязками.
   - Годится? - спросила Алаи и протянула руку. Нежные пальцы пробежались по рукавам и краям рубахи. От её прикосновений сердце застучало чуточку быстрее, а исходивший от неё запах жасмина казался слегка дурманящим.
   - Может тебе лучше пошить одежду некоторым хм... барышням в этом городе, - предложил Игнис с улыбкой.
   Лёгкий, звенящий смех Алаи стал ответом на его предложение.
   - Это ты о жёнах офицеров в почтенном возрасте?.. Ха-ха... Я тоже поражаюсь их вычурным одеждам. В их-то возрасте, - глаза её блестели от невольно выступивших слёз.
   Прекратив смеяться, она плеснула себе воды в чашу и сделала два коротких глотка, постепенно успокаиваясь:
   - Сыграй мне на флейте.
   - Так я её не брал с собой.
   Алаи встала, отчего тёмные волосы рассыпались. На ходу поправляя их, она приблизилась к высокой полочке и вернулась уже с флейтой.
   Три года назад наставник по бою на мечах посоветовал Игнису научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Он считал ученика слишком горячим и порывистым, и такая игра была призвана немного сгладить шероховатости характера. Сначала всё казалось полнейшей чепухой, но один сказитель помог ему по-настоящему услышать чарующие звуки флейты. Как обнаружилось в ходе обучения, это действительно успокаивало, помогало собрать воедино мельтешащие в голове мысли. Играть получалось очень посредственно, но на лавры сказителей никто ведь и не претендует.
   Игнис взял музыкальный инструмент и поднял глаза на Алаи. Она продолжала стоять рядом, и улыбка её сопровождалась всё теми же ямочками на щеках.
   - Не хмурься, а давай играй, - велела она и поудобнее уселась на кровать.
   Игнис поднёс флейту к губам и извлёк несколько пробных нот. Вдохнув поглубже, он заиграл "Стены и дали".
   Мелодия давно была подслушана им в одном трактире. В словах к ней говорилось о вечерней крепости, о стражнике на башне, что годами всматривается в даль, надеясь увидеть там что-то важное, о его мечтах и тихой тоске по жизни в тепле и без войны.
   Алаи практически не моргая смотрела на Игниса, иногда тихо подхватывая отдельные строчки. Слова она знала, но голос свой не считала достаточно хорошим для полноценного пения. Зря, могла бы и попробовать.
   - Мы идём гулять? - спросила Алаи, когда Игниса закончил играть.
   - Конечно, - воодушевлённо ответил он.
   Они вышли на улицу и неспешным шагом отправились в их любимый сад возле ближних озёр.
   Широкую улицу заполняли отдыхающие пары, по-южному неторопливые надельники и ремесленники, у дверей некоторых домов грелись на солнышке старики, жёны владельцев многочисленных постоялых дворов поливали клумбы.
   Поблизости от казарм стали чаще попадаться солдаты гарнизона, по улице прошагали двое воинов с двуручниками на перевязи. Алаи поймала их заинтересованные взгляды и смущённо отвернулась:
   - Ты ведь хочешь стать как они, Стылым?
   - Хочу, но повторный ритуал опасен. Я... я не уверен до конца.
   - Оплот не может приносить горе. Раз Мастер Мадайн говорит, что ты отмечен Оплотом - значит так оно и есть. Просто верь.
   Игнис крепче сжал её ладонь:
   - Я подумаю.
   - Мне тоже сказали, что во мне есть Оплот. Представляешь? Вода - отличный источник. Может я тоже пройду ритуал и стану воительницей, - с наигранно серьёзным видом Алаи вскинула руку и взмахнула воображаемым мечом.
   - Зачем тебе это?
   - Ну как же, будет так здорово - огонь и вода.
   Оставив позади шум улиц, они вышли к окраине города и погрузились в благоухание сада.
   Огромный простор занимали персики и яблони, заросли розовых кустов и знаменитые остинские озёра. Между ветвями носились толстые гудящие пчёлы, отягощённые грузом нектара и пыльцы.
   Игнис и Алаи прошли дальше по тропинке, умостились прямо на траве под наклонившейся к воде яблоней и обнялись.
   Неожиданно приняв решение, Игнис повернулся к спутнице. Вытянув из кармана подарок, он протянул его Алаи. В лучах полуденного солнца блеснул кулон с синим сапфиром. Камень был искусно выточен в форме капельки, и, казалось, именно этот образ более всего подходит Алаи. Мысленно, а иногда и вслух, он её так и называл, Капелькой.
   Алаи улыбнулась и позволила надеть украшение себе на шею.
   - Спасибо.
   - Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я знаю, твой отец не сильно жалует военных, но... - прочитав ответ в лазурных глазах Алаи, он привлёк её к себе, и губы их встретились. Она с готовностью отозвалась на поцелуй, зарывшись пальцами в его тёмно-русые волосы.
   Нежные губы её превратили время в нечто незначительное, подчиняющееся их нуждам. Страсть сжигала Игниса, и сам себе он казался сейчас чистым творением огня. Раз за разом доходя до высшей точки блаженства, он начинал ощущать ещё большее желание, и всё повторялось снова. Стоны срывались с губ Алаи, но кроме того, с ним говорили её волосы, глаза, губы, плечи - всё её тело. Она реагировала на каждое его движение, на каждый порыв, отдавая всю себя и взамен набираясь его тепла, его сил. Запал их длился до тех пор, пока не иссяк окончательно, и солнцу позволили возобновить движение по небу.
   Опьянев от обуревающих её чувств, Алаи опустила голову Игнису на колени. Вскоре дыхание её выровнялось, и она задремала.
   Неторопливо перебирая её чёрные локоны, Игнис посмотрел на спящую Капельку. Наступило как раз то мгновение, когда молодая женщина всецело погружается в сон, и на лице её появляется выражение, присущее всем прекрасным созданиям, живущим и ещё не рождённым.
   Кожа Алаи едва различимо благоухала жасмином и излучала тепло. Частички этого доставались и ему. Возможно, именно они не дают ему превратиться в безликое подобие человека. Подающего большие надежды воина Оплота, но безгранично пустого, с изъяном внутри. Именно в её бездонных глазах он находил отражение всего лучшего, что есть в нём самом. Выходит, как раз этим она и близка ему по-особенному, невыразимо, всемерно.
   Впервые у его жизни появился след.
   Справа на тропинке зашуршали ветки, и среди белых соцветий яблонь показалась Тинали. Будучи полной противоположностью сестре, она отличалась живостью характера и благодаря броской внешности неизменно приковывала к себе взоры большинства мужчин. Огненно-каштановые волосы дополнялись смеющимися глазами. Полные губы сулили мужскому воображению море наслаждения, а пышная грудь и крепкие бёдра только усиливали первоначальное впечатление. Саму же себя она любила называть Искоркой.
   Она приблизилась и опустилась на землю, придержав руками подол юбки:
   - Вот вы где. Так и знала, что найду вас здесь. Ты чего прячешься? Тебя командир мечников везде разыскивает.
   Крякнув от разочарования, Игнис поднялся.
   - Я постараюсь вырваться как можно раньше, - он поцеловал Алаи на прощание и заспешил по тропике назад к городу.
   Тинали проводила его долгим взглядом, затем повернулась к Алаи.
   - Я смотрю, вы уже не просто целуетесь... А это что? - она протянула руку к кулону-капельке на шее сестры.
   Алаи мягко улыбнулась:
   - Я стану его женой.
   - Да что ты?! Так быстро? И отец тебе разрешил?
   - Мне двадцать шесть лет. Я не нуждаюсь в его разрешении.
   Внезапный смех Тинали прозвучал как пощёчина:
   - Ой, сестрица, как мало ты разбираешься в жизни. Мужчины - неверные создания. Они могут долго рассказывать о любви и преданности, но на уме у них только удовольствия.
   - Ты его мало знаешь.
   - Я знаю мужчин. Помнишь того сына ростовщика из Рекина? Он тоже обещал на тебе жениться. И отцу он нравился. А что в итоге? Появилась смазливая вертихвостка, и он бросил тебя и умчался за ней.
   Алаи потупила взор, щёки её пылали, а пальцы торопливо перебирали края платья.
   - Он другой. Он любит меня, а я его. Я устала быть одна. Отцу придётся смириться.
   Тинали накрыла рукой ладонь сестры:
   - Я желаю тебе только счастья. Люди врут, но Оплот не может врать. Подобное тянется к подобному. Он пылающий огонь. На что ему твоя вялая вода? Я со своим запалом его скорее увлеку, чем ты.
   Алаи подняла глаза к цветущей яблоне над головой и тяжело вздохнула. Слова сестры таки зародили в ней сомнение.
  

Глава 10

  

Еретикам - смерть. Сомневающимся - принуждение.

(Негласный девиз Ордена Равноединого)

  
   "Помоги мне, Равноединый!" - мысленно молил Глас Ордена. Ноги его почти не слушались, с лысого черепа катился пот, заливал глаза, а до обители было ещё далеко. Захлёбываясь кашлем, он сплюнул в грязь красную от вина слюну. Колени тряслись, руки дрожали, бежать стало невыносимо тяжело, и он из последних сил плёлся по улице, часто оглядываясь.
   Он там, Глас точно знал, что этот негодяй следует за ним по пятам. Кара Равноединого! В каких кварталах он вообще оказался?! Как его сюда занесло?! Где люди?! Где эти гнусные создания?! Да, поздно, конечно, но не один он слоняется по трактирам в такое время. Разве он не может спокойно выпить и отдохнуть от трудов праведных? Если бы ему не запрещали вкушать дары Равноединого в обители, он бы никуда не ходил. Проклятые завистники!
   Вечерний сумрак поглощал блёклые сгустки света, пробивающиеся из мутных от гари и копоти окон. Убогие халупы обступали несчастного с двух сторон, одним своим видом давя на затуманенное сознание. Гласа повело в сторону, он врезался плечом в угол дома, в лицо посыпались мелкие кусочки штукатурки и пыль. Он часто заморгал, силясь очистить глаза, затем три раза стукну себя кулаком по лысой черепушке. Сознание немного прояснилось, и он потащился дальше, моля Равноединого дать ему чуточку сил.
   Глас периодически врезался то в одну стену, то в другую, пару раз налетал прямо на окна, отчего стёкла противно дребезжали. Перед взором стояла мутная пелена, скрывающая от него жалкие крохи вечернего (или уже ночь?) света.
   Где его Длань?! Где эти безмозглые дармоеды?! Разве он велел им ехать без него? Ах да, они должны ждать его за городом. А куда потом? Неважно, пока - в обитель. Где обитель?! Куда они её дели?! Почему так темно?!
   Глас споткнулся о рытвину и рухнул на землю, чудом не размозжив себе голову об очередной угол дома. Плюясь и отдуваясь, он встал на четвереньки и увидел идущего навстречу человека. Одеждой юноша походил на слугу и выглядел крепким, а главное - трезвым.
   - Эй, сюда! - прохрипел Глас. - Сюда давай!
   Слуга в пять шагов оказался подле служителя Равноединого и помог ему встать:
   - Ай-яй-яй, зачем же так много пить?
   Глас дохнул в лицо спасителя винным перегаром:
   - А ну-ка, бездельник, помоги мне дойти до обители. Денег дам.
   - Конечно, - улыбнулся юноша. В руках его появилась короткая дубинка, и мир в сознании Гласа пожрала тьма.
  

***

   Вонь! Нестерпимая, непередаваемая, всепроникающая, приставучая, надоедливая, вездесущая вонь! Как можно привыкнуть к такому?! Долгие годы Еншая года Суда ходил этой дорогой по Низине и всё равно не мог понять, как люди, живущие здесь, привыкают к смраду. За столетия выделки и дубления кож даже брусчатка и стены домов успели пропитаться "благоуханием".
   Возможно кто-то и считает Низину неблагопристойным районом ввиду отдалённости от Первого холма и засилья бедняков, попрошаек и мелких бандитов, но это всё не главные причины. Здравомыслящие жители Паноя не селятся здесь именно из-за назойливой вонищи. Обитать тут могут только те, кто этот смрад создаёт: работники дубилен, кожевники, раздельщики мяса. Для них он родной - они привыкли, сжились.
   Еншая давно научился отключаться от происходящего вокруг, так как более всего любил компанию мыслей и планов. Однако за все эти годы он так и не привык отстраняться от вони, слишком чувствительное обоняние подводило его. Вот и сейчас он всеми силами пытался отвлечься от окружающих "радостей" и подумать о чём-то стоящем или просто более приятном.
   Мимо прошагали бойцы патруля в островерхих шлемах и с плотными повязками на лицах. Очевидно, вояки чем-то провинились накануне, и теперь их сослали в этот противный район для несения действительно нелёгкой службы.
   Взяв правее, Еншая окончательно покинул крупнейшую улицу Низины и свернул в маленький переулочек.
   Пропетляв с пять минут, он привычным движением потянул на себя дверь небольшой лавки торговца кожей. Двухэтажное ветхое здание производило крайне гнетущее впечатление и, казалось, готово было рассыпаться даже от лёгкого ветерка. Возможно, Лига и переборщила с выбором места для резиденции. С одной стороны - действительно, Орден не заподозрит, что гордые мастера Влияния согласятся постоянно находиться в окружении зловоний, старых лачуг и мелких жуликов, но с другой - не слишком ли они перегнули палку? Пролом или Северные ворота подошли бы не меньше.
   Еншая поднялся по лестнице, затем снова спустился и отпёр высокую, обитую железом дверь. Пройдя по проходу и свернув направо, он нырнул в маленькую, погружённую в сумрак из-за отсутствия окон комнату, зажёг масляную лампу.
   Вдоль стен практически до самого верха вздымались заставленные книгами и заваленные свитками полки. Озорные тени прыгали по кожаным переплётам, пожелтевшей бумаге, резвились на единственной кровати и узком столе. В свете огонька колыхались потревоженные пылинки.
   Еншая избавился от безнадёжно испорченного смрадом хитона и надел взамен точно такой же, любимого кремового цвета. Пригладив волосы и поправив золотой перстень с молочно-белым опалом - отличительный знак достойного - он пошёл в центральный зал резиденции.
   Круглый стол по центру просторного помещения занимал большую часть комнаты, а расставленные вокруг него стулья напоминали коллекцию старьёвщика. В данную минуту лишь один из них был занят смуглым молодым человеком.
   Заметив куратора, воспитанник живо вскочил и громко поздоровался. Жестом попросив юношу сесть, Еншая обошёл стол слева и занял стул с подлокотниками.
   - Так, нам надо обсудить вчерашнюю встречу. Пока я буду разбирать твои ошибки - будь добр, займись благовониями. Мне кажется, этот запах будет преследовать меня и после смерти.
   Воспитанник вскочил на ноги и заспешил к дальней стене, ища глазами ящичек c ароматическими веществами.
   Еншая помассировал виски:
   - Итак, учебная встреча. Всё, в общем, прошло хорошо и с заданием ты справился, но... Недочёты были, и их было немало.
   Юноша закончил возиться с курильницей и вернулся в кресло:
   - Какие именно ошибки, куратор?
   - Ты понимаешь, почему я просил тебя по минимуму использовать Влияние в работе с тем торговцем?
   - Ну-у-у, чтобы я не спешил и действовал осторожно.
   - Не только. В нашем деле способности - не главное. Это типичная ошибка всех начинающих. Если кто-то не хочет пить, ты думаешь одним волевым усилием заставить его потянуться к кружке. В повседневной жизни, до начала обучения, ты вообще обращал внимание на желания и чувства людей?
   - Иногда... Часто их тяжело понять.
   - Не так это и тяжело. Главное - захотеть. Люди слишком увлечены собой. Им некогда думать о желаниях других. Перед тем, как использовать способности, нужно научиться смотреть на людей. Понять их чувства и стремления... Ладно, - Еншая махнул рукой, медленно опуская её на полированную столешницу, - ближе к встрече. Ты в разговоре с торговцем упомянул честность. Что после этого произошло в его голове? Какие мысли у него появились?
   - Но мы ведь не можем читать мысли, - обиженно развёл руками юноша.
   - Да, не можем. Но думать-то тебе никто не запрещает. Дальше было только два варианта. Если он честный или таковым себя считает, то он вновь подумает о своей честности. Похвалит себя, возгордится. В общем, будет доволен ходом беседы. Если же он двуличен, то в нём возникнет беспокойство. Он подумает, что ты замышляешь что-то против него. Хочешь его обмануть.
   Воспитанник вмиг оживился, глаза загорелись пониманием:
   - "Лжецу все кругом лживы, а скупердяй стонет от засилья алчных вокруг. Чем сильнее их порок, тем охотнее они усматривают его в других".
   Еншая кивком одобрил процитированный отрывок из внутреннего трактата Лиги:
   - Да, именно. В этом случае должна возникнуть настороженность и лёгкое беспокойство. Что же почувствовал торговец?
   - М-м-м... Первое - гордость. Гордость за свою честность.
   - Верно, - подтвердил Еншая. - Я намеренно привёл тебя к сравнительно честному торговцу. Ну, насколько торговец может быть честным. Он почувствовал гордость. Если ты понял это - зачем взялся его успокаивать? Приглушил мизерную подозрительность. К чему это было?
   Ёрзая в кресле, юноша покусывал нижнюю губу:
   - Простите. Я сам переживал. Наверное, хотел успокоить не столько его, сколько себя.
   Еншая устало откинулся на спинку кресла, локти его упёрлись в подлокотники, пальцы сцепились в замок. К этому времени благовония в курильнице разгорелись окончательно, и комнату заполнил приятный аромат мирры.
   - Ничего, - успокоил воспитанника Еншая. - Грубой ошибки тут нет. Ты потратил часть сил на ненужное Влияние, вот и всё. Сколько точек Влияния должно быть в хорошо спланированной линии?
   - Максимум пять на одного человека... А больше может быть? В особых случаях?
   - Может. Но это должен быть совсем особый случай. Если ты нарушаешь правило - ты должен понимать, зачем ты это делаешь... Ладно, вернёмся к сути нашего искусства. Как я и говорил, научись понимать желания и стремления людей. Дальше все силы направь на развитие Взгляда. Он для нас важнее всего. Не слушай тех балбесов, что будут тебе говорить о Влиянии. Мол, только оно и имеет смысл, а всё остальное - мишура. Выработай сильный Взгляд и ты станешь лучшим в Лиге.
   - Как вы, куратор? - восторженно вставил юноша.
   - Я попросту единственный, кто осознаёт исключительную важность Взгляда. Стараюсь всё тщательно рассчитывать и обдумывать. Дожимать Влиянием нужно когда всё разложено по полочкам. Никак не раньше.
   - Я понял... Взгляд.
   Еншая снова упёр локти в подлокотники и принялся мерно вращать большими пальцами.
   - Дальше надо учиться развивать Влияние. Никогда не надо считать, что ты управляешь людьми. Заставляешь их действовать против их воли. Ты лишь помогаешь им лучше разобраться в их же порывах. Находишь в них желания и помогаешь людям лучше понять их же стремления.
   - То есть помогать им делать то, что они сами хотят? Но при этом выбирать нужное тебе направление?
   - Верно. Центральное положение Лиги ведь гласит...
   - Не изменяй, а направляй, - бойко закончил юноша.
   - Да, только перебивать меня не стоит, - нарочито мягко попросил Еншая, и на секунду пальцы его перестали совершать круговые движения.
   - Простите.
   После небольшой паузы Еншая продолжил:
   - В человеке одновременно есть всё что угодно: страх, жалость, ненависть, боль, приязнь, нетерпение, грубость, весёлость... Просто найди нужное тебе и дай этому проявиться.
   В общий зал резиденции вплыло грузное тело с двойным подбородком, облачённое в белоснежную хламиду с золотой каймой и застёжкой на плече. Отдуваясь, Авин опёрся на спинку кресла и кивнул Еншая.
   - Пойдём наверх, поговорим. Заодно и перекусим, - мясистые губы толстяка расплылись в сладостной улыбке при одной лишь мысли о еде.
   - Хорошо, - Еншая встал, серые глаза его задержались на подопечном. - Обдумай хорошенько наш разговор. В ближайшем будущем мы повторно пройдёмся по главным ошибкам.
   Колоритная парочка - тучный и поджарый - покинула зал и поднялась на второй этаж по стонущей под ногами Авина лестнице.
   Самая светлая комната резиденции ожидала их расставленными на приземистом столике яствами, широкими ложами и подушками. Распахнутые настежь двери на балкончик беспрепятственно впускали благоухания сада внутреннего дворика - единственной радости в этом вонючем районе.
   - Упу-пу-пу, - запыхтел Авин, размещая свои необъятные телеса на ложе. Пухленькая ладошка зависла над персиками, но ухватила гранат. Положив его на тарелку, он перешёл к запечённой утке.
   Еншая облокотился на подушки и взял кусочек дыни с приправой из уксуса. В Лиге это блюдо считали очень полезным, способствующим быстрому восстановлению после использования способностей.
   Авин быстро уничтожил гранат и четверть утки.
   - Я решил на выборах провести нашего человека в судьи района.
   - Низины?
   - Да. Нам пригодится содействие судьи, если кто-то из наших сцепится где-то тут с Орденом. У нас хватает голосов достойных. На это место мало кто претендует. Не тот район... М-м-м... Какое мясцо!
   Еншая положил в рот новый кусочек дыни.
   - Хорошо. Тут тебе виднее. Обещаю тебе и мой голос. - И они оба улыбнулись.
   - Есть и печальные новости, вестовой птицей сообщили. В городах Ликольдского серпа Орден страшно разбушевался. Прикрываются указом Басилевса и творят что хотят. Один из наших людей где-то ошибся и выдал себя. Сразу две особых Длани зажали его вечером на маленькой улочке. Там даже у меня или у тебя вряд ли бы получилось отбиться.
   Подбородок Еншая напрягся, отвердевая до состояния закалённой стали.
   - Расскажи это Ирлифу. Он же у нас знаток тактики Ордена. Кричит постоянно, что они в таких случаях пытаются захватить одного из нас живым... Чушь. Они давно перешли к прямому уничтожению.
   - Думаешь, хотят перебить нас по одному? - перестав жевать, Авин выпятил нижнюю губу.
   - Чем не тактика? Настоящих мастеров Влияния и в крупных городах не больше десятка. Они это поняли. Вот и решили действовать в лоб. Незатейливо, зато работает.
   - Слушай, может нам помочь вернуть вольным городам Ликольдского серпа их старую веру?
   - М-м-м... не выйдет. Они двести лет как вассалы Ассулта. Вера Равноединого там прочно укоренилась. У нас нет армии Гласов, как у Ордена. Да и этот указ сильно развязал им руки.
   Авин вытер полотенцем блестящие от жира пальцы:
   - Орден знает, что в их рядах есть соглядатай. Мне сообщили о намечающихся проверках.
   Еншая сцепил руки в замок и покрутил большими пальцами:
   - Если подберутся близко - выдадим одного незначительного человека. Они сделают вид, что перестали искать. Будут ждать, когда другой наш соглядатай выдаст себя. Мы прикинемся, будто ещё один наш человек допустил оплошность, выдадим и его.
   - Зачем?
   - Они примут его за главного соглядатая. Так мы прикроем нашего основного человека. Важно провести его со временем в Закрытый совет Ордена. Тогда мы будем получать сведения из первых рук.
   - Да, - причмокнул Авин, - совсем ты не ценишь наших людей.
   - Человеческая жизнь ценна лишь в той мере, в какой её ценят другие. Или в той, насколько ты сам можешь отстоять её.
   - Ладно, ты так и не рассказал о Высшем совете у Басилевса. Что поведал твой друг?
   - Всё как обычно. Рвение вояк может в итоге победить нежелание наших богачей воевать. Не исключено, что Басилевс решится нарушить пятидесятилетний мир и нападёт на Корсию.
   - Думаешь, это разумное решение?
   Еншая на секунду задумался:
   - Война на руку только Ордену. Войска уйдут, и они смогут пустить в ход армию Дланей. Их уже тысяч шесть, не меньше. Попытаются захватить власть.
   Авин подоткнул мягкий валик под бок:
   - Думаешь, они в открытую пойдут против Басилевса?
   - Нет, зачем? Они организуют его тихую смерть. Наследников нет. Дальше скажут, что только Орден в состоянии спасти империю.
   - То есть война с Корсией нам не нужна. Чем ответим?
   - Утихомирим полемарха кавалерии. Он глуп, но все уши прожужжал Басилевсу войной. Такие тупые методы могут и сработать. Тебе надо заняться пучеглазым.
   - Хорошо, - согласился толстяк. - Кстати, ты отлично поработал. Наш глава Торгового союза отказал святошам в патенте на торговлю с горцами. Я слышал, хе-хе, у него был жаркий спор со Старым Мерзляком после этого.
   Нехотя доев последний кусочек дыни, Еншая тихо заметил:
   - Надо от него избавиться.
   - От кого?
   - От Старого Мерзляка. Без него Орден утратит треть своей силы. Он окружил себя недалёкими людишками. Опасается своих же. Допускает в Закрытый совет только посредственностей. Убьём его - начнётся борьба за власть. Наш человек сможет прорваться в совет. Так мы расколем этот монолит изнутри. Раз-да-вим.
   Авин отхлебнул из чаши:
   - Я сейчас и без настроя чувствую твою ненависть. Мы ведь давно уничтожили Северное братство. А ты всё мучишься воспоминаниями.
   Строгое лицо Еншая сделалось совсем каменным, по скуле перекатился желвак:
   - Ирлиф, ты и я прекрасно знаем, что они действовали по указке Ордена. Их нет, но Орден остался. Пока мы его не уничтожим, власть в Ассулте будет принадлежать не нам.
   Еншая спешно поднялся с ложа и выбрался на балкончик.
   Густо посаженные, вымахавшие в два человеческих роста персиковые деревья заполняли зелёными кронами всё пространство внутреннего дворика. Среди листьев и сочных плодов в подрагивающем от полуденного зноя воздухе носились, лениво жужжа, многочисленные насекомые.
   Еншая задумался над убийством представителя их организации в вольном городе Ликольдского серпа. Да, действовать нужно осторожно, как будто каждое мгновение в спину может вонзиться острый клинок. Скрытность и осмотрительность требуются во всём, но только до определённого часа. Когда же придёт время, он лично собирается перерезать столько глоток членов Ордена, сколько получится.
   - Убить Старого Мерзляка - идея правильная, - раздался сзади голос Авин. - Но как это сделать? Его постоянно окружают три особые Длани. Не прорваться.
   - Тут появилась хорошая возможность. Наш человек передал важные сведения.
   - Правда?
   - Да. Старый Мерзляк скоро отправится на Присоединённые острова.
   - Хе-хе-хе, - прыснул толстяк с набитым ртом. - Всё пытаются обратить в истинную веру жителей семи островов. Отхватили мы их у Бактуна, а теперь не знаем, что с ними делать.
   Еншая вернулся на ложе и облокотился на подушки:
   - Пусть пытаются. Мы перехватим его в дороге. Там ему Длани не помогут.
   - Ум-м-м... Попробуй уточку, она просто объедение. М-м-м... Да... И ты знаешь день, порт и название корабля?
   - Нет, но сейчас собираюсь узнать, - Еншая склонился набок и три раза дёрнул за длинный шнурок с золотистой бахромой. Прошло ровно десять секунд, и в триклинии появился молодой, но хорошо вышколенный слуга.
   - Тащи его, - коротко велел Еншая, забрасывая в рот оливку.
   Дверь открылась снова через пять минут. Слуга буквально заволок в комнату тощего как смерть и лысого как колено старика. На голове пленника красовалась шишка размером с куриное яйцо, глаза закрывала повязка, а руки за спиной стягивал шнурок. Светло-коричневый хитон совсем испачкался и порвался в тех местах.
   Слуга легонько пнул старикана под рёбра. Тот застонал и поднялся на колени:
   - Мерзкие ублюдки! Вы за всё ответите! Орден... Кхе-кхе... Равноединый покарает вас! Ублюдки!
   Еншая вздохнул и выудил новую оливку:
   - Да-да, мы знаем. Кара Равноединого, месть Ордена и всё такое... Ты не бойся, мы тебя не будем пытать. И пальцем не прикоснёмся.
   - Я не боюсь вас! Ублюдки!
   - Ублюдки уже были. Давай новые ругательства. Где твоё воображение?
   - Жалкие... черви.
   - О, свежее.
   Пока Глас распалялся уничижительными оскорблениями и обещаниями вселенских кар, Еншая исподволь настраивался на его порывы. Страха в старике было, действительно, не очень много. Хорохорясь внешне, он старался и внутренне собрать волю в кулак для отпора похитителям. Интересно, в тщедушном теле нашлось место для монолитности.
   Необходимости в преждевременном давлении явно нет. Еншая лишь приглушил стариковские опасения пыток и истязаний, а вместе с ними - и настороженность.
   - Кто это? - поинтересовался Авин.
   - Это уважаемый Глас-распорядитель кораблей Ордена.
   - Мои люди будут меня искать, - пригрозил старикан, дёргая руками в безуспешной попытке освободиться.
   - Ну да, - поддержал Еншая. - Они ждут тебя за городом. Ты ведь должен ехать в юго-западные порты с инспекцией. Вот ты туда и поехал. К твоим мордоворотам утром прибежал посыльный и сказал, что ты самостоятельно поехал на юг. Они сейчас тебя догоняют. Ты им потом ещё пару посланий черкнёшь.
   - Они почуют обман, - прошипел старик.
   - Серьёзно? С чего бы это? Ты ведь не в первый раз выкидываешь такие фокусы. Сбегаешь от них, напиваешься, пропадаешь где-то, снова появляешься - они привыкли.
   Глас противно захрипел и плюнул прямо на дорогой ковёр:
   - Ублюдки! Я знаю кто вы такие. Вы из Лиги. Недоноски! Мы всех вас вырежем. Всех!
   Еншая подмигнул Авину и принялся мечтательно рассуждать:
   - Я вот думал о морской прогулке вместе с главой Ордена.
   - А-а-а, да, - протянул толстяк. - Море, свежий воздух, солёные брызги. У-у-х! Откуда думаешь выплыть?
   - Да вот не решил пока.
   Авин доел инжир и вытер ладонь о салфетку:
   - Может Гилтана?
   Смежив веки, Еншая обшарил Взглядом эмоции старика и не обнаружил там ничего, кроме страха, презрения и досады. Костлявые челюсти Гласа плотно стиснулись, он внимательно слушал, толком не понимая, к чему всё идёт.
   - Может Шарва? Там хорошо, много солнца, девушек.
   Застыв на ложе с закрытыми глазами, Еншая предельно углубился во внутренний мир пленника, насколько вообще способности позволяли это сделать. Перед Взором проносились обрывки дюжины разрозненных порывов. Видны стали даже незначительные всплески эмоций, кои сам старик в данную минут не осознавал: затаённая обида, жалость, любовь к кому-то или чему-то, лёгкое возбуждение и влечение (в его-то годы, молодец!), жажда, частички былой радости, возмущение...
   - Может Брег-Слай? - Авин наслаждался и яствами, и вином, и игрой.
   Эмоции продолжали мешаться в глубинах сознания Гласа, на передний план выходили то одни, то другие. Страх замер в ожидании, не понимая, то ли усиливаться, то ли отступать, пока эти сумасшедшие закончат играть в порты.
   - Может Юмирви?
   Опасение! Настороженность! Резкие порывы захлестнули сознание старика, заставив его сжаться у стены. Страх всколыхнулся в Гласе, хотя он и тщился сохранить предельную невозмутимость на худощаво-скуластом лице.
   Авин почувствовал это вместе с Еншая и улыбнулся от уха до уха:
   - Точно. Отправишься из Юмирви. Большой порт. Много кораблей. Суета жуткая, но ничего. Когда же тебе лучше всего отплыть? М-м-м... может через неделю?.. Или раньше?
   Подстёгнутые страхом и опасением, разнородные порывы вертелись в сознании пленника. За этой круговертью становилось тяжело что-либо разобрать, поэтому Еншая ослабил их Влиянием и почти вернул тем самым Гласу былой покой.
   - Нет, - Авин глотнул из чаши. - Лучше чуть позже. Хм... может через две недели?.. О, точно, через две... Вот на каком корабле - тут вопрос совсем сложный.
   Открыв глаза, Еншая разбавил вино водой и сделал малюсенький глоток. Привстал с ложа вместе с напарником и глянул на двигающего челюстью Гласа.
   - Спасибо. Говорю это от имени Старого Мерзляка. Ты сказал нам, когда он отплывёт и из какого порта. За одно это тебя ждёт гнев Ордена... Как называется корабль?
   - Ублюдки! Мерзкие ублюдки! Ненавижу вас! Ничего не скажу! Ублюдки!
   Сжатый кулак стоящего рядом слуги поднялся для удара, но Еншая жестом остановил его.
   - Хорошо, не говори. Но подумай о родственниках, - он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Влияние его вылилось в безудержную лавину страха, огромную, сметающую все преграды, безжалостную. Страх, что сводит спазмом желудок; липкими, холодными пальцами сдавливает горло; разрывает лёгкие, не позволяя нормально дышать; издёргивает мышцы судорогами; заставляет глаза вылезать из глазниц; сушит кожу; выстуживает кровь...
   Старик тут же заскулил и повалился набок, лысая черепушка его прижалась к ковру, послышались частые всхлипывания.
   - Подумай о себе самом.
   Глас завыл, суча коленями и плечами, хряснулся о стену затылком и едва не потерял сознание.
   - Подумай о пытках Ордена. Мы расскажем о твоём предательстве.
   Пленник хрипел и бился в конвульсиях, изо рта его тонкой ниткой свисала слюна.
   Наконец приступ паники на секунду отхлынул. Несчастный мгновенно уцепился за крохотную передышку и просипел:
   - Я скажу! Я скажу! "Разящая стрела". Юмирви, Юмирви. Две... недели.
   Только после этого костлявые пальцы страха разжались окончательно, успев за это время состарить бедолагу лет на шесть. Будь у него волосы, в них непременно прибавилось бы седых прядей.
   Еншая шумно выдохнул через нос:
   - Молодец. Мы не будем рассказывать о тебе Ордену. Ты вернёшься в обитель и будешь работать на нас. Как и другие. Ты ведь знаешь Удама и Осара?
   - Знаю, - старик принял вертикальное положение и привалился к стене. Повязка на глазах намокла от пота, он сгорбился так, что лысая голова ушла в худые плечи.
   - Вот. Они работают и довольны. И ты будешь работать. Всё будет хорошо. Тебя сейчас накормят и дадут вина. Ты ведь его так любишь, - Еншая махнул слуге, тот вздёрнул старика на ноги и вывел из комнаты.
   - Упу-пу-пу, - толстяк взялся перебирать подушки вокруг себя. - Монолит треснул и раскололся... Силён, силён... Зачем ты назвал этих людей? Они ведь на нас не работают.
   - Ну да. Как только мы закончим с кораблём, я его отпущу. В резиденцию его приволокли без сознания. Глаза ему сразу завязали, он нас не видел. Он, правда, думает, что видел меня в трактире, но это не совсем верно. Прибежит в обитель и всё расскажет.
   - И что, - фыркнул Авин, - ты думаешь святоши удавят их только из-за его слов? Не поймут, что это наговор?
   - Поймут. Но Старый Мерзляк будет к тому времени кормить рыб. Начнётся переполох. Они будут искать предателей и бороться за власть. Для надёжности их и удавят. Так, на всякий случай. Гласу-распорядителю тоже не протянуть там и дня.
   Авин икнул, и во рту его исчез последний финик:
   - Но почему именно они?
   - А эти двое ненавидят нашего человека. Они мешают его продвижению.
   - Хм... Его многие ненавидят. Там вообще змеиное гнездо. Мы же не можем убрать всех?
   - Почему? - передёрнул плечами Еншая. - Можем.
   - Ну хорошо. Ты узнал о корабле. Но это боевая трирема с кучей Дланей на борту! У нас есть только одна подходящая для боя бирема. Остальные - торговые галеры... Это самоубийство.
   Еншая помассировал ломящие виски:
   - Зато я знаю того, кто может потопить эту трирему.
   - Он?! Ты сдурел! Мы уже посылали к нему человека. Его вернули назад по частям.
   - Да, помню. Поэтому в этот раз я сам поеду к нему, - Еншая залпом допил вино и поднялся, сопровождаемый гнетущей усталостью. Пора отдохнуть, хватит на сегодня дел Лиги.
  

Глава 11

  
   Щека ощущала холод, левая кисть онемела, ноги упёрлись во что-то твёрдое. Обречённо разлепив глаза, Игнис окинул взглядом всё ту же пещеру в скале. Сегодня утром она не казалась такой уютной, как вчера. Серые, подсвеченные костром каменные стены отдавали безжизненностью, словно он забрался в склеп.
   Игнис поднялся и мотнул головой, отгоняя остатки сна. Остальные компаньоны по несчастью давно встали и приводили себя в порядок. Мия проверяла одежду, выискивая на ощупь любые возможные прорехи; Мастер бережно заворачивал в тряпицу любимую книгу и попутно перебирал содержимое сумки; юнец пытался помочь Капитану с осмотром стрел, тихо выспрашивая о войне и боевых подвигах. Щеголяющий вычищенной одеждой Юс к этому времени умудрился побриться и привести волосы в порядок. Казалось, он предвидел штурм крепости, поэтому заранее позаботился о походном наборе: бритве, щётках для одежды, запасных рубахах и других предметах первой необходимости.
   Путники подкрепились вяленым мясом, выпили травяного отвара и выбрались из пещеры.
   День только-только начинался. Безобразно густые ещё вчера облака существенно поредели, большая их часть откочевала на юго-запад, видимость улучшилась в разы, и где-то вдалеке на востоке даже угадывалось встающее солнце. Буйный ветер угомонился и более не кружил армию снежинок, появляясь лишь мельком и без былой силы.
   Отыскав тропинку, Игнис повёл группу на спуск.
   То ли погода облегчала продвижение, то ли с этой стороны гор дорога отличалась удобством, но шагали они легко, без видимых усилий поддерживая скорость как на равнине.
   Убегающий вниз склон, покрытый снежной простынёй, в некоторых местах прорезали острые скальные выступы; они походили на кинжалы, проткнувшие снизу большой лист бумаги. Всё казалось недвижным и застывшим навечно на фоне неизменного скалисто-ледяного пейзажа.
   Игнис остановился возле большого валуна и с задумчивым видом поскрёб густую щетину на щеке.
   Скрипя снегом, к нему подошёл Капитан:
   - У нас трудности?
   - Да нет. Я вот подумал - может нам ускорить спуск?
   - Каким образом?
   - Там должны быть сани, - Игнис указал вытянутой рукой на каменную глыбу. - Охотники используют их если нужно срочно спуститься. Когда-то я с ними проехался один раз. Забавно, надо сказать.
   Капитан с недоверчивым прищуром уставился на камень:
   - Но снег лежит не на всём склоне.
   - Да, но граница снега - это больше половины пути. Потом идёт очень удобная и широкая тропинка. Так мы до вечера успеем спуститься. Ночевать на камнях очень уж не хочется.
   - Если это быстро и весело, то мы согласны, - устал ждать решения командования Юс.
   - Ладно, - кивнул Игнис. - Но помните об опасности. Влетим на скорости в каменный выступ - и... поминай как звали.
   Забросив обсуждение, все двинулись к другой стороне валуна.
   Проломав снежный наст, Игнис продрался через набросанный ветром белый покров и ухватился за обнаруженную под ним дерюгу. Охотники заботливо накрыли сани большими кусками грубой ткани, а она успела к этому времени намертво примёрзнуть и походила нынче на железный лист.
   Вытянув меч, Капитан начал резать и отковыривать части мёрзлой ткани. Товарищи помогали ему руками, с хрустом и треском отрывая кусок за куском.
   Через десять минут все изрядно вспотели, но таки высвободили трое массивных саней.
   - Как ими рулить? - Капитан выглядел сбитым с толку.
   - Всё просто, - взялся пояснить Игнис. - Выставляешь одну ногу вперёд, пяткой зарываешься в снег - сани поворачивают. Для равновесия корпус ещё нужно наклонять. Выставляешь две ноги - тормозишь.
   Закончив с вопросами, покорители перевала разобрались по саням. Мастер уселся позади Игниса, Юсмия заняли соседний подарок охотников, а Капитан и воодушевлённый предстоящим приключением юнец устроились на третьих.
   - Погнали, - бросил Игнис и толкнулся ногами.
   Сани потихоньку заскользили вниз, с хрустом проламывая снежный наст.
   Вначале скорость росла очень медленно, рыхлый под ледяной коркой снег осложнял движение, но вскоре всё вокруг замелькало быстрее, воздух засвистел в ушах. Игнис неотрывно следил за крутым склоном, периодически притормаживал ногами. Три раза пришлось резко отвернуть, оставляя то справа, то слева предательски малозаметные камни. Дышать в общем-то не приходилось, воздух сам залетал в лёгкие, стоило только открыть рот; щёки при этом норовили раздуться как пузырь. Пейзаж вокруг всё более размазывался, мелкие льдинки секли кожу на лице как снаряды маленькой пращи.
   Мимо них на бешеной скорости пронеслись Юсмия. Набравшаяся куража молодая пара смеялась, радость их эхом отражалась от скал, и разлеталась по склону. Чуть правее показались сани Капитана. Похоже, паренёк таки выпросил желанное ускорение.
   Двое саней мчались вниз практически вровень. Ненадолго они потеряли друг друга из виду, огибая широкий скальный выступ с разных сторон, затем снова съехались, всё чаще подпрыгивая на бугорках. Яростно свистящий воздух натягивал кожу на лице, пытался сорвать волосы с головы. Резкий порыв швырнул в Игниса целые комья снега, сзади раздражённо плевался Мастер, боясь отпустить ручки и выпасть из саней.
   Стали попадаться небольшие скопления деревьев, и только становящийся более отлогим склон позволял вовремя реагировать на опасность. Пару раз полозья чиркнули по камням, снежный покров стремительно истончался, тёмные прорехи маячили повсюду. В крохотной, несущейся впереди точке угадывались сани Юсмии.
   Осторожно выставив пятку, Игнис подвёл сани как можно ближе к Капитану:
   - Снег заканчивается! Скоро надо останавливаться!
   - Как?!
   Игнис обшарил взглядом склон впереди. В тени высоких сосен ещё попадались сравнительно глубокие сугробы.
   - Сворачивай ближе к деревьям! Перед ними сбрасывай скорость! Дальше заваливайся набок! Снег смягчит!
   Капитан кивнул и отвернул в сторону, метя на небольшое скопление сосен впереди.
   Игнис выбрал в качестве конечной точки место близ дальнего валуна и взял левее. Пятки его периодически ныряли в тонкий снежный покров, движение замедлялось. Полозья противно заскрежетали по камням. Игнис выставил правую ногу, сани выбрались на более заснеженный участок, подскочили на неровности.
   Четыре. Три. Два. Один...
   Игнис резко подался корпусом вправо, сани накренились и поехали на одном полозе.
   Падение, снег, кувырок, второй кувырок, ещё два кувырка, скольжение по гладкой поверхности, новый переворот, что-то твёрдое бьёт по плечу, нога зацепляется за какой-то выступ...
   Сосновая ветка покачивалась над головой, осыпая белой порошей. За шиворот набился снег и быстро таял, сбегая мокрыми струйками по спине. Плечо саднило, запястье побаливало, но руки, ноги и рёбра остались целы.
   В пяти шагах позади в сугробе сидел Мастер, с раздражённым видом отряхивал бороду и выковыривал снег из рукава. Кожаная лямка его сумки порвалась, и он завязал её узлом, понося ремесленника за недостаточно качественное изделие.
   Капитана они нашли в пятидесяти шагах правее. Загребая снег подобно овчарке, он отрывал юнца из сугроба. Похоже, паренёк вылетел из саней до переворота и буквально воткнулся в белый холмик по самые пятки.
   Игнис помог товарищу высвободить самого юного члена группы из пушистого плена. Везунчик ничего не сломал, только водил челюстью из стороны в сторону. На скуле виднелись царапины.
   Юсмию они обнаружили сотней шагов ниже, под сенью небольшой сосенки. Беззаботная парочка вольготно развалилась на санях с видом отдыхающих курортников. Юс упёрся спиной в ствол и, обняв сидящую впереди жену, что-то увлечённо рассказывал. Бросив взгляд на подошедших товарищей, он замолчал и легонько толкнул локтём деревце за спиной. Сверху тут же посыпалась снежная пыль. Мия тихо рассмеялась и быстро поцеловала мужа.
   Путники возобновили спуск. Под ногами плыла широкая тропинка, снег превратился в белёсые островки, а потом и вовсе пропал. Склон в нижней части густо порос соснами. Порывами налетающий ветер качал высокие стволы, шелестел в иголках. Среди деревьев однажды показался олень, и Капитан собрался подстрелить его обед, но передумал. На одну трапезу еды у них хватит, а в селении они получат сытный ужин и новые припасы в дорогу.
   Игнис поменялся местами с юнцом и теперь шёл рядом с Капитаном:
   - Слушай, ведь у тебя трудный источник?
   - Лунный свет? С чего ты взял?
   - Его же много кругом ночью. Оплот в нём сильно распылён. Тебе должно доставаться совсем мало.
   Хмыкнув, Капитан смахнул прицепившуюся к плащу сосновую иголку.
   - А зачем мне лишнее? Тебе огонь даёт много силы. Бить, крушить, давить. Мне это не надо.
   - Хм... Это ты к тому, что сила Оплота проявляется по-разному, и каждый источник накладывает свой отпечаток на человека?
   - Да, суть силы у нас разная. Мне нужна зоркость, меткость, сноровка. С Оплотом видимость в лунном свете становится более чёткой именно в нужном мне месте, а не везде сразу.
   Тропинка вильнула среди сосен, огибая массивный валун. В игольчатом покрове справа зашуршал спешно удаляющийся уж или более опасный его собрат с ядовитыми наклонностями.
   Игнис вдохнул полной грудью хвойный аромат:
   - Откат тоже, очевидно, мучает тебя меньше?
   - Да, я научился брать сколько нужно и не больше. Плачу соответственно. Правда, боль мой источник уменьшает слабовато, а в остальном - всё отлично. У меня даже развилось некое чувство... Как бы это сказать... Оно будто подсказывает мне, где будет цель в ближайшую секунду.
   - Выходит, мой огонь не так и хорош.
   Капитан беззлобно рассмеялся и поправил сползающий колчан.
   - Я старше тебя почти на десять лет. Прорва опыта. В сорок один ты сможешь многое со своим двуручником. Да и потом, любому стрелку нужен живой щит в виде мечника. Те норды раздавили бы нас без тебя.
   - Шияров ты тоже можешь уверенно отстреливать?
   - Не совсем... - Капитан скривился, как от кислого фрилионского вина. - Всё зависит от простора, какой у них есть для движения. Кроме того, важно видят ли они меня и сам выстрел.
   Сзади слышался разговор Юсмии, Мастер впереди просвещал паренька в географии южных земель Корсии, а слева в ветвях отрывисто кричала сойка. Солнце скользило всё ближе к земле, а прохлада вынуждала путников плотнее кутаться в шерстяные плащи и нахлобучивать капюшоны до переносицы.
   Через три часа лес поредел, место привычных уже сосен заняли огромные лиственницы. Все с удивлением узнали от Мастера примерный возраст этих высоченных деревьев. По его словам, гиганты росли здесь ещё во времена Первой войны с Ассултом. Согласно легенде, часть из них приказал посадить легендарный Норин во время похода на север. Правда, на вопрос юнца "зачем?" старик ничего внятного ответить не смог. Умеет паршивец задавать каверзные вопросы.
   Наконец, между ветвями и высокими кустарниками замаячило долгожданное селение Бельчанка. В нём останавливались все путники, переходящие через Туманный перевал, и даже ходили слухи о появлении здесь постоялого двора. Хотелось верить в такое счастье, а также в полноценный ужин, тёплую воду, мягкую постель и глубокий сон.
   Группа остановилась на небольшой полянке близ трёх высоких лиственниц. Мастер живо отогнал юнца от куста с ярко-красными плодами, а затем спокойно растолковал, что обманчиво съедобные ягодки ядовиты.
   Игнис повернулся к Капитану:
   - Я оставлю меч и бехтерец. Схожу разведаю - что там и как.
   - Думаешь, там могут быть плосконосые?
   - Не знаю. Но местных мы что-то не встретили. А они, вроде, всё время тут крутиться должны. Грибы там собирать, деверья валить. Ничего такого я не вижу... Мало ли.
   Сбросив лук и колчан с плеча, Капитан медленно сел на землю и устало провёл ладонью по лицу:
   - Добро. Мы отдохнём пока.
   Мастер уже уткнулся в пожелтевшие страницы книги, Юс держал мех с вином над раскрытым ртом, выцеживая последние капли, а юнец с разрешения хозяина дёргал тетиву лука, изображая из себя великого стрелка.
   Игнис снял перевязь с двуручником, за ним последовал изрядно натёрший плечи бехтерец. Дышалось теперь намного легче. Вес давно стал привычным, но избавление от него показало, насколько прекрасно шагать налегке. Стараясь держаться поближе к деревьям, он зашагал к селению, попутно высматривая местных жителей. Вскоре подлесок остался позади, и двигаться пришлось с предельной осторожностью, короткими перебежками от кустика к кустику.
   Слева донеслось тихое фырканье, в подступающих сумерках Игнис увидел четырёх пасущихся лошадей. Животные неторопливо щипали траву, длинные хвосты носились из стороны в сторону, отгоняя надоедливых мух.
   В окнах половины жилищ горел свет, дымоходы выбрасывали в небо столбы мутно-серого дыма, пахло конским навозом и соломой.
   Пригибаясь за дощатым забором, Игнис прокрался ближе, ориентируясь на голоса, и услышанное ему не понравилось. Речь явно принадлежала не местным жителям. Он аккуратно высунулся из-за покосившегося столба и увидел троих кочевников. Стоя посреди улицы, они громко переговаривались, иногда смеялись, один оживлённо жестикулировал.
   Сначала Игнис решил, что перед ним воины Железных Игл, но затем присмотрелся получше и расслабился - Межники. Это племя испокон веков жило на границе земель Корсии и большой степи, отличалось миролюбивостью и никогда не портило отношений с соседом. С ними единственными удалось найти общий язык, наладить торговлю, и Межники получили право свободного передвижения внутри страны. Многие купцы с радостью нанимали их в качестве охраны для караванов, двигающихся по таким малообжитым землям как Сонная долина. В Тощей войне и войне Яростных пик Межники не участвовали ни на чьей стороне, сохранив полный нейтралитет.
   Путь назад показался более коротким, хотя вечерняя темнота всё более уплотнялась, словно загустевшая известь.
   Сотоварищи беззаботно разлеглись на полянке, юнец орудовал найденной палкой как мечом, очевидно тренируя показанный ему удар.
   Игнис опустился на корточки перед Капитаном:
   - Всё спокойно. Там только Межники из охраны каравана. Постоялый двор тут всё же появился.
   - Не спать мне вечность! Постоялый двор - это великолепно, - закряхтев, Капитан встал и плавно подвигал затёкшей ногой.
   К ним приблизился Юс, держащий за руку жену:
   - Точно никого из других племён?
   Игнис смерил его снисходительным взглядом. Ответ пришёл от Мастера:
   - Кочевники не едины. Фуро свёл большинство племён в одну силу. Но не стоит забывать, что ещё сотню лет назад степняки воевали между собой.
   - Именно, - добавил Игнис. - Плосконосые из разных племён плохо уживаются вместе. Их всегда ведут отдельные ханары. А Межников вообще все ненавидят за тесную связь с нами.
   В предвкушении еды и отдыха путники двинулись к деревеньке.
   Время от времени в высокой траве шуршали, прыская в разные стороны, полевые мыши, потревоженные непрошенными гостями. Четыре лошади по-прежнему паслись на окраине селения, позвякивая железными кольцами.
   Подле ворот конюшни сгрудился десяток повозок каравана, один из кочевников таскал воду для лошадей от колодца, четверо других уселись на земле, потягивая вино из бурдюка и обмениваясь шуточками. По улице проехала телега, запряжённая старой клячей.
   Постоялый двор "Белый ручей" удалось быстро отыскать благодаря свету четырёх факелов, укреплённых около двери. Небольшой зал удивил множеством горящих масляных ламп, не позволяющих заведению погрузиться в сумрак. Свободных мест в зале осталось совсем немного, большую часть помещения заняли степняки и местные выпивохи. Запахи жареного мяса и пива заставили желудки путников судорожно сжаться.
   Пока товарищи размещались за дальним столиком, Игнис прошёл к крутящемуся за стойкой хозяину. Рассыпаясь в извинениях, невысокий крепыш с мясистым носом поведал об отсутствии свободных мест, но при этом не забыл хитро прищуриться. После непродолжительного разговора Игнису удалось за четырнадцать монет получить ключи от пустующего дома. Жившая в нём семья уехала на юг и хитрец взялся продать недвижимость, хотя делать это явно не спешил, усмотрев для себя возможность подзаработать дополнительно.
   Не прошло и пяти минут, как им принесли пышущее ароматным паром жаркое из телятины и два кувшинчика вина. К распитию первого они приступили немедля, второй решили взять с собой.
   Игнис закончил еду и взглянул на смакующего напиток Юса:
   - Вам не обязательно двигаться с нами дальше.
   - Я знаю. Но Фрилион нас устраивает. Мы составим вам компанию до него. Надеюсь, мы никак вас не обременяем?
   - Нет, конечно, - заверил Игнис и перевёл взгляд на Капитана. - Ты намерен тащить паренька с собой и дальше?
   - Я с вами! - возмутился юнец и повернулся к Капитану, ища поддержки.
   Последний, дожевав хлеб и запив его в меру разбавленным вином, заключил:
   - Нельзя же бросить его здесь. Доберёмся до Фрилиона - там и устроим его где-то.
   Парень демонстративно отвернулся и обиженно засопел.
   Юс нежно погладил ладонь жены и упросил её съесть ещё кусочек:
   - Вы слышали историю о щедром трактирщике? - Капитан и Игнис покачали головами. - Как-то одного трактирщика спросили, почему он наливает пиво до краёв. Ведь все трактирщики любят наоборот недоливать из жадности. На это добряк ответил, что он, в отличие от всяких там скупердяев, любит своих посетителей и для них ему никогда не жалко воды.
   Краем глаза отметив, что даже Мастер слегка улыбнулся, Игнис поднялся из-за стола.
   - Вы доедайте, а я пойду осмотрю дом. Если эта хитрая морда подсунула нам сарай - мы с ним снова поговорим, - подхватив эспадон и бехтерец, он пересёк зал и вышел на улицу.
   За большим столом по центру трактира было особенно шумно, дородный купец тщательно собирал выигранные в блит у местных простофиль монеты.
   Юс прошептал что-то на ухо жене и перебрался за столик торговца:
   - Вы не возражаете, если я с вами сыграю разок?
   Оценивающий взгляд дельца скользнул по лицу и одежде новой жертвы:
   - Давай.
   Юс сразу принялся выстраивать одну длинную линию медяков, ход за ходом тесня соперника. Торговец насторожился и, утратив былую решительность, старался лишь выбивать ближайшие монеты противника. Игра обещала стать очень интересной.
   Капитан выпросил у служанки любимых им сушёных груш и украдкой покосился на всё ещё дующегося паренька:
   - Мастер, вы думаете, эта война с плосконосыми будет другой? Не такой как Тощая и Яростных пик?
   - Да. Они сметут все наши поселения за Поющими горами. Крепости могут держаться месяцами, но быстро на помощь им никто не придёт. Они неминуемо будут захвачены.
   - Да-м, может плохо, что у нас нет правителя, как в Ассулте. Пока военный совет раскачается...
   - Правитель нам ни к чему, - Мастер поковырял остатки жаркого. - Мы созданы Оплотом. С его силой мы шли вперёд. Вера и понимание общего начала объединяют нас. Пока это в нас сильно - мы будет держаться... Тебя одолевают тяжёлые мысли?
   - Да, - нехотя признался Капитан. - Ассултов больше, плосконосые быстрее, норды яростнее. Раньше я об этом не задумывался. Корсия казалась мне нерушимой.
   - А сейчас ты увидел, что это не так?
   - Да. Нас застали врасплох, но... Я видел отчаяние в глазах людей. И это ветераны, а не сопливые новобранцы. Люди ощущали себя преданными. Будто сила, что должна оберегать, оставила их.
   Мастер пригладил бороду:
   - Думай об Оплоте Севера как о крепости. Суть ведь не в камнях и башнях, а в нас самих. Не позволяй этому неверию разрушать тебя. Оберегай свою веру.
   - Легко сказать, легко сказать.
   Тем временем Юс умудрился в пух и прах разнести купца в блит, кошель победителя значительно потолстел. Торжествующе посмеиваясь, он вернулся к товарищам и поцеловал жену в щёку.
   После сытного ужина сон навалился на плечи утомлённых путников, и они покинули заведение, не дожидаясь возвращения Игниса.
   Небо окончательно потемнело, проступили блёклые звёзды, месяц ровным свечением озарял притихшие дома, и только тучи изредка покушались на его власть.
   Не успела группа отойти и на десять шагов, как со стороны конюшни послышались топот копыт и окрики. Во весь опор на них неслись пятеро всадников, хищные наконечники пик стремительно приближались.
   Юс выдернул секиру из петли, Мастер, паренёк и Мия отошли за его спину. Капитан мгновенно укрепился силой Оплота, рывком притянул оперение к щеке и выстрелил. Один из кочевников всплеснул руками и завалился на бок. Пика полетела на землю, повод выпал из растопыренных пальцев, и всадник свалился с коня. Второй дёрнулся и ухватился за плечо, куда угодила стрела. Третий, уклоняясь, припал к шее лошади, но срезень и не предназначался ему.
   Прокатилось надрывное ржание, передние ноги жеребца подкосились, его повело вправо и он с грохотом врезался в стену дома. Кони двух других Межников шарахнулись в сторону, обходя возникшее препятствие и вынужденно приостанавливаясь.
   Юс ловким полуоборотом пропустил мимо наконечник пики. Секира его поднялась и сразу же опустилась, отрубленный кусок оружия упал на землю. Он схватился за пояс всадника и резко рванул на себя. Противник грянулся оземь и взвыл от боли в вывихнутом плече.
   Капитан вскинул лук, сгибая его в дугу. Тетива хлопнула по перчатке и дала волю следующему срезню. Стрела угодила между лопатками проскакавшему дальше по улице всаднику, и он безжизненным ворохом тряпья сполз набок. Нога застряла в стремени, лошадь остановилась, разворачиваясь на месте и силясь понять произошедшее с хозяином.
   Возвращающийся после осмотра дома Игнис издалека заметил неладное и помчался к товарищам.
   Шурх! Стрела проскочила у затылка. Его явно поджидали.
   Уйдя вправо, он упал на землю и покатился. Локоть ударился обо что-то твёрдое, проснулась боль в колене. Зачем он оставил доспех в доме?!
   Шурх! Вторая стрела воткнулась в землю возле правой ноги.
   Игнис вскочил и пустился со всех ног, виляя и пригибаясь. Лёд ему в печень! Где засел этот гадкий лучник?!
   Капитан разобрался с последним всадником, и усиленное Оплотом зрение позволило ему разглядеть засевшего на доме у печной трубы стрелка. Тренькнула тетива, вперёд метнулась тёмная полоска. Тело кочевника проехалось по крыше и свалилось во двор.
   Сбоку раздался шум, дверь постоялого двора с силой врезалась в стену. C мечами в руках на них бросились девять Межников, на ходу разделяясь на две группы.
   Спешащий на выручку Игнис отчётливо осознал, что он попросту не успевает.
   Мастер сделал короткий шаг вперёд и поднял руку до уровня макушки. В мгновение ока от закреплённых на стене постоялого двора факелов отделились огненные копья и устремились к четверым врагам. Пламя протянулось на несколько шагов и тугими опаляющими жгутами стегануло по бегущим фигурам. Темноту разорвали крики, вонь опалённой плоти шибанула в нос. Обернувшиеся шевелящимися кострами степняки покатились по земле, двое столкнулись и заорали ещё пронзительнее.
   Игнис неким внутренним зрением увидел использованную только что силу. Он как будто смог заглянуть в самую суть огня, в разуме запечатлелась картинка с узорами и токами энергии.
   Степняки во второй группе на секунду опешили от фонтана пламени, но, живо придя в себя, помчались дальше. Раздались воинственные кличи, лица перекосились от злобы и напряжения.
   Последовало новое движение Мастера - пальцы его сжались в кулак и тотчас разжались. Окна постоялого двора со звоном разлетелись на необычайно мелкие осколки. На краткий миг почудилось, что весь этот кристальный дождь завис в воздухе. Но уже через полсекунды блестящий шквал стекла метнулся к оставшимся пятерым кочевникам. Воплей не было, осколки буквально прошили степняков навылет, воздух наполнился кровавой пылью. Переставшие походить на людей тела осели на покрасневшую землю.
   Сверкающий вихрь не остановился, смерть ринулась дальше. Похоже, выпущенный на волю зверь обернулся против хозяина. Мастер толкнул раскрытую ладонь вперёд, и перед ним замерцала мутно-рыжая стена. По преграде застучала стеклянная крошка, озаряя её мельчайшими вспышками. Затем прикрытие мигнуло и пропало так же внезапно, как появилось, оставив по себе лишь воспоминание.
   Тишину вечера все ещё нарушали вопли обгоревшего, но пока живого Межника. Он корчился на земле среди людских и лошадиных тел. Пейзаж теперь напоминал скотобойню после дня напряжённой работы.
   Из постоялого двора и других зданий никто не высовывался, жители сочли разумным забиться по дальним углам. Прижавший ладонь ко лбу Игнис постепенно приходил в себя, медленно обретали утерянное спокойствие товарищи. Капитан с трудом оторвал от себя юнца и теперь пялился на мелкие осколки, ровной ниткой лежащие на земле. Они безобидно поблёскивали в свете факелов и ничем не напоминали воинственные крупицы, ещё совсем недавно способные изрешетить человека.
   С обнажённым мечом и зажатым носом Капитан приблизился к захлёбывающемуся нестерпимой болью степняку. Короткий взмах клинка оборвал стенания бедолаги, обезображенное огнём тело перестало содрогаться. Сосед его подавал признаки жизни, но кричать уже не мог. Меч опустился повторно, и в небытие отправился последний Межник из охраны каравана.
   Как только Мастер пришёл в себя, вся группа поспешила убраться с места побоища в дальнюю часть селения, не осквернённую видом растерзанных тел и запахом палёного мяса.
   Измождённые путники забрались в снятое на ночь жилище и с трудом заставили себя что-либо делать. Юс с Мией развели огонь в печи, поставили воду для травяного отвара. Капитан умылся в бадье и входа, затем опустился на лавку и плеснул себе половину кружки вина. Залпом выпив всё, он скривился, крякнул и вытер тыльной стороной ладони капли с губ.
   - Мастер, если вы можете делать такое - зачем мы тогда машем мечами?
   Старик глянул на него исподлобья, оперся о стол и нехотя ответил:
   - Я ничего не буду объяснять. Это редкий вид... м-м-м... возможностей. Забирает уйму сил, применять крайне сложно. Мне пришлось использовать силу через вас. Вы могли это почувствовать.
   - Да используйте нас, в чём вопрос? Секите врагов этими.... ну, что там у вас? Проще будет.
   - Нет. Мне повезло. Один из Мастеров погиб два года назад, когда пытался сделать подобное. Больше такого в ближайшее время не ждите... Хватит говорить, устал я, - Мастер удалился в соседнюю комнату, с силой захлопнув за собой дверь.
   Закончив с водными процедурами, Игнис сел на лавочку и указал пальцем на пустующую кружку. Хмыкнув, Капитан наполнил ёмкость рубиновой жидкостью, и они дружно выпили.
   Паренёк получил слишком много эмоций для одного дня, а потому завернулся в два одеяла и уснул прямо на лавке возле печи. Юсмия долго возились у бадьи с водой, силясь смыть с себя все запахи и воспоминания о недавнем кошмаре, затем уединились в соседней комнате - благо в просторном доме их оказалось четыре.
   Двое вояк остались сидеть за столом, продолжая тихо напиваться. Затухающее пламя очага давало мало света, в полутьме пёстрые тени плясали на стенах и скудной мебели. Казалось, ночь за окном поглотила всё живое и до рассвета опасно даже выглядывать на улицу.
   Ощутимо захмелевший Капитан поставил локти на стол и утвердил подбородок на сплетённых пальцах:
   - Почему они напали? Неужели из-за выигрыша Юса?
   - Нет. Межники отныне тоже враги. Они поняли, кто мы и откуда. Заранее знали о нападении на Оплот Севера... Пока все наши узнают об их измене, они многое натворят. Ещё одна причина побыстрее добраться до Фрилиона.
   - Да-м, - протянул Капитан. - Плосконосые и так нынче могут легко перевалить через горы и двинуться вглубь страны. Теперь ещё эти паршивые Межники. Мир, что ли, рушится? Эта война действительно будет другой, совсем другой.
   После длительного молчания он спросил:
   - Почему ты пошёл в Стылые? Это ведь обычно люди без семьи. Им нечего терять.
   Игнис поскрёб щетину, невольно коснувшись шрама на щеке:
   - Не уверен, что хочу рассказывать о своей жизни. У каждого хватает тягостных воспоминаний... Я может и часто был за пределами крепости, но тоже кое-что помню.
   - Гык-ой... Что это ты такое помнишь?
   Глаза Игниса задержались на беспалой руке собеседника:
   - Я помню такого Санлеса Сиварса. Этот офицер был вторым человеком во всей ночной страже. Потом что-то случилось - и вот он простой капитан восточной башни. Ты ведь тоже не хочешь рассказывать об этом. И о том, где потерял палец. Это ведь не война Яростных пик, правда?
   Капитан поспешно убрал руки под стол, глаза его потускнели.
   - Тяжёлый ты человек. Сразу в ответ - вопросы и обвинения, - он рывком поднялся и удалился в крайнюю комнату.
   Торопливо раздавшись, Капитан сгрузил всю одежду на столик и бессильно повалился на скрипнувшую кровать. Потёртое, пропахшее чужим запахом одеяло окутало его, и сон пришёл почти мгновенно. Снова этот сон...
  

Глава 12

  
   Предрассветный туман исходил мелким вкрадчивым дождём, растекавшимся грязью по улицам. Обрамлённое чернильными тучами небо повисло над землёй, словно налитое свинцом, но горизонт уже начал робко проясняться.
   Середина весны мало кого радовала в Оплоте Севера. Каждый год люди с нетерпением ждали короткое северное лето, впрочем и оно не успевало подарить достаточно тепла.
   Санлес решил сегодня совершить запланированный обход на пару часов раньше. Отправив двух подчинённых проверить западную и северные башни, сам он направил стопы к южной.
   В отсутствие командира ему приходилось исполнять обязанности главы ночной стражи, хотя последний и пребывая на службе занимался положенной работой из рук вон плохо. Похоже, Санлеса сюда и перевели из Мирса полгода назад только ради наведения порядка среди распустившихся без твёрдой руки солдат. Подчинённые сразу поняли, кто теперь фактически отвечает за всё, и по всем важным вопросам обращались к заместителю, а не к командиру ночной стражи. До обещанного повышения осталось ждать всего несколько месяцев.
   Волглая погода давала мало поводов для радости, но Санлес нынче попросту не мог пребывать в дурном расположении духа. Бодро насвистывая, он приблизился к восточной башне и пробежался взглядом по лениво опёршимся на зубцы солдатам.
   Вместо положенных восьми пар часовых на стене находились только четыре. Лишь один стражник всматривался вдаль, остальные тихо переговаривались, звучали сальные шуточки, двое вообще втихаря распивали вино из меха.
   Проворно взбежав по лестнице, Санлес зашёл в башню и откинул мокрый капюшон плаща:
   - Та-а-ак, замечательно. Не спать мне вечность!
   Трое офицеров, расчистив стол, с запалом резались в блит. В воздухе висел кислый запах пивного перегара. Грядущий через день праздник дня основания Оплота Севера для некоторых начался прямо сегодня и при этом во время дежурства.
   Заметив командира, один из офицеров икнул, второй принялся поспешно сгребать монеты в кошель, третий попытался вытянуться в струнку, но получилось у него это не слишком по-военному.
   - Господин полковник, у нас всё тихо. Люди на постах, враг не замечен.
   Санлес придвинулся вплотную к пошатывающемуся офицеру:
   - И что здесь делают офицеры восточных казарм?
   Оставшаяся парочка замерла позади товарища по службе, таращась на командира. Один сделал неуверенный шаг вперёд, тем самым норовя заслонить собой пивной бочонок у стены:
   - Мы решили обсудить тахти... тьфу... так-тические планы возможной атаки при плохой видимости.
   - Ладно, - тихо изрёк Санлес, - заканчивайте этот фарс. Тахтические планы. Стыдоба! Блит, пиво, половины часовых нет на стене, двое офицеров находятся не там, где полагается. Вы что, балбесы, совсем голову потеряли? Или, по-вашему, устав для салаг только писан?
   - Мы... это...
   - Молчать! Вы двое - марш в восточную казарму. С вами будет отдельный разговор.
   Офицеры сграбастали плащи и сорвались с места, один, похоже, оступился на лестнице - полетела нецензурная брань.
   Санлес удобно устроился на стуле и указал подчинённому на соседнее место:
   - Глом, как ты думаешь, лучше вишнёвый атлас или лиловый?
   Офицер недоуменно уставился на командира, сглотнул и прошёлся языком по пересохшим губам:
   - Я... не совсем понял вопрос.
   - Твои родители ведь из Фрилиона, так? Ты из семьи торговцев. Должен разбираться в тканях.
   Глом поёрзал на стуле и откашлялся:
   - Для замужней женщины лучше лиловое. Но... это также зависит от цвета глаз. Подозреваю, речь идёт о вашей жене...
   - С чего ты взял?
   Улыбка затеплилась на губах офицера:
   - Все знают - кроме дел ночной стражи и семьи вас больше ничего не интересует... Лучше лиловое. Глаза у неё яркие, но вишнёвый цвет больше пристал... э-э-э... свободным девушкам. Женщины - мнительные создания. Могут не так понять.
   - Я так и знал.
   - Что со мной будет? - выпалил Глом, буравя глазами командира.
   Провинившегося офицера требовалось наказать и, возможно, даже разжаловать в простые стражники, но делать этого очень уж не хотелось. Несмотря на молодость, Глом считался толковым командиром, солдаты его уважали, в стычках с нордами он показал себя достойно. Хотя зачем врать самому себе? Главная причина нежелания разбираться по всей строгости крылась не в этом. Сегодняшний день и два последующих должны стать особенными. Санлес долго готовился, всё распланировал, настроение уже за неделю до этого забралось на недосягаемую высоту, а романтические чувства заполонили всё естество. Возможно семейная жизнь со временем и становится для многих обузой и пустым ритуалом, но в его случае всё было по-другому. Одиннадцать лет брака только укрепили его любовь к жене, подарили множество несравненно прекрасных дней, сделали жизнь полноценной. Дочь росла замечательным ребёнком, и мало какая семья могла похвастаться такой сплочённостью, как у них.
   Делано насупленное и строгое выражение лица плохо скрывало настоящее состояние Санлеса. Уголки губ его поползли вверх и в стороны, вокруг глаз образовались мелкие морщинки, взгляд потеплел. Он неосознанно хлебнул пива из кружки и нарочито сурово отрезал:
   - Ты будешь наказан. Нет, я решил тебя не разжаловать, ты даже не будешь переведён. Но все праздничные дни проведёшь в башне. Будешь дежурить. День сна, ночь службы. И не дай Оплот, я приду с проверкой и увижу что-то подобное... До конца своих дней будешь торчать в Логидо. Получишь самые скверные рекомендации. Ты знаешь нрав их коменданта?
   Сглотнув, Глом отбросил со лба якобы мешающие волосы:
   - Знаю.
   - Вот и чудно. И ещё...
   Офицер настороженно подобрался, хотя во взгляде его читалось облегчение:
   - Да?
   - Ткачи мастерской Улвина и правда лучшие, как мне сказали?
   Глом невольно усмехнулся и вытер испарину со лба:
   - Да, в общем... Искусницы Йонис считаются самыми лучшими, но их цены способны разорить даже богачей Ассулта. Улвин очень хорош. Хотя тоже дороговат, как по мне.
   Санлес хлопнул воспрянувшего духом офицера по плечу.
   - Ладно, ты всё понял. Прошёл бы войну Яростных пик - знал бы, чем чревата такая потеря бдительности, - уже стоя в боковом проёме башни он обернулся. - И никаких мне разговоров и шуточек о ткани и о моей жене.
   Подчинённый мотнул головой, лицо его выражало саму преданность и готовность молчать до скончания веков.
   Санлес сбежал вниз по ступенькам, слыша сзади выкрики Глома, велящие солдатам немедленно подтянуться; прикорнувшие на нижних ярусах стражники опрометью выскакивали на стену - должный порядок восстанавливался.
   Рассвет приближался с каждой минутой. Ленивый дождик покрывал всё вокруг серой вуалью, но не казался удручающим, в нём наоборот чувствовалась весенняя лёгкость и непринуждённость. Даже промокший насквозь капюшон и сапоги оказались бессильны перед ликующим предвкушением встречи с женой. Осчастливить её неожиданным подарком на праздник, увидеть радостный блеск её глаз, потерять голову от долгого поцелуя, усадить на колени дочурку, позавтракать вместе. Возможно кому-то для счастья требуется нечто большее, но только не ему.
   Санлес углубился в радостные мысли и, безотчётно приветствуя редкие встречные патрули, добрался до лавки знакомого торговца. Стряхнув часть влаги с плаща, он постучал в перекошенные двери двухэтажного особняка с необычно высокими окнами.
   Долго не было никакого ответа, но затем послышались шаркающие шаги, и дверь перед ним открылась. На пороге сгорбился заспанный старикан со слежавшимися космами, облачённый в длинную рубаху, коей не помешала бы стирка. Торговец почесал бок свободной рукой, масляный светильник поднялся до уровня глаз, и он недовольно пробормотал:
   - Твой стук подымет и мёртвого. Нет покоя ни днём, ни ночью.
   Кошель в руках Санлеса многообещающе звякнул, и он, не дожидаясь приглашения, проскочил мимо хозяина внутрь. Старик раздражённо указал на стул и, ворча себе что-то под нос, удалился в соседнюю комнату.
   Помещение выглядело непривычно убого как для лавки: деревянные панели прилавка давно потрескались, полки за ним пустовали, кругом лежал слой пыли в три пальца толщиной, а в затхлом воздухе висел запах грязной одежды. Тем не менее, все сведущие люди в крепости знали, кто самый пронырливый торговец, способный достать даже меховую накидку из-под спящего норда.
   Шаркающие шаги приблизились вместе с пятном света, и купец опустился на соседний стул.
   - Это оно, - заявил он, потыкав крючковатым пальцем в свёрток.
   - Лиловый атлас из мастерской Улвина?
   - Нет, старая тряпка из дома деревенской бабки... Конечно фрилионский атлас. Лиловый, как и заказывал.
   Кошель снова звякнул в руке гостя, и на стол высыпались четыре серебряные монеты.
   - И одну сверху за срочность, - потребовал старик оживлённо. Сонным он более не казался, пальцы его левой руки едва различимо тёрлись друг о друга.
   Санлес несколько раз моргнул от такой наглости:
   - А не зарываешься ли ты, уважаемый?
   - Так отдельный караван пришлось снаряжать. С шелкопрядами на юге нынче трудности. Дохнут, говорят, они сильно. Среди ночи меня поднял. Расходы, расходы, всё одни расходы.
   Санлес прижал указательным пальцем к столу пятую монету и впился взглядом в бегающие глазки торговца:
   - Хорошо, серебряный сверху, но... кто-то обещал мне сладких тянучек из виноградного сока.
   - А то как же, всё есть, - откуда-то с боковой полки старик достал ещё один свёрток.
   Устав торговаться, Санлес сгрёб под мышку оба заказа и оставил скупердяя досматривать прерванный сон.
   На улице счастливый покупатель накинул капюшон и заспешил по Серой вехе, сопровождаемый задорным бегом дождевых ручейков по мостовой. К собственному дому он добрался через десять минут. Ключ со второй попытки тихо нырнул в замочную скважину, дверь бесшумно приоткрылась и пропустила хозяина внутрь.
   Тесноватая, но уютная прихожая одарила теплом, светом одной масляной лампы и знакомым запахом имбиря из кухни. Насквозь помокший плащ занял положенное место на вешалке, и под ним тотчас натекла целая лужа.
   Махнув рукой на это неизбежное зло, Санлес прокрался к спальне.
   - Я тебе ещё не всё показал, - раздался хрипловатый бас из-за двери.
   - Тише ты, дочь разбудишь, - ответил голос жены.
   - Да в бездну этих детей. Какой с них прок? Только мешают радоваться жизни. Иди сюда, - голос Литона, командира ночной стражи, было трудно не узнать, особенно если ты слышишь его почти каждый день по долгу службы.
   Внутри у Санлеса все сжалось в тугой комок боли, голова закружилась, однако он заставил себя собраться и вышел на улицу. Плащ остался висеть на вешалке, и потому волосы быстро напитались влагой, а лёгкая кольчуга беспрепятственно пропускала капли к стёганке. Вспомнив о зажатых под мышкой свёртках, Санлес аккуратно положил их на брусчатку. Всё равно намокнут, а держать их совсем несподручно.
   Через полчаса в дверном проёме показался неспешно застёгивающий пояс Литон. Он пригнулся, чтобы не задеть притолоку, шумно зевнул и расправил плечи.
   Ростом и телосложением командир ночной стражи выделялся среди большинства солдат крепости, но наметившееся пузо и неопрятные усы изрядно портили его бравый облик.
   Увидев подчинённого, он снова смачно зевнул:
   - Чего тебе? Ушёл со службы раньше положенного? Не одобряю.
   Продолжая пожирать глазами командира, Санлес с мягким металлическим шорохом извлёк меч из ножен. Короткий клинок тут же покрылся мелкими бисеринками дождя.
   - Не глупи, - всё так же равнодушно пробасил Литон. - Никакая баба не стоит того. Даже если ты меня одолеешь, что будет с твоей карьерой, а? Подумай об этом, балда.
   Санлес молча сделал два шага вперёд. Разум захватила совершенная пустота, сердце билось ровно. Частые капли срывались со слипшихся прядей, одежда давно промокла до последней нитки.
   - Пусть так, - с неподдельным безразличием пожал плечами Литон. Сладко и тоскливо хрустнули костяшки его пальцев, и такой же короткий клинок появился из ножен. - Давай, ещё есть немного лунного света для нас двоих.
   Санлес и сам не заметил, как полминуты назад призвал Оплот. Источник ощущался слабовато, какая-то вялая сила будто нехотя наполнила мышцы, сапоги увереннее упёрлись в скользкую мостовую.
   Сдув нависшие на усах капли дождя, Литон продемонстрировал классический прямой укол с переводом меча вправо. Санлес вывернулся из-под удара и сделал ответный выпад, но мимо. Рот Литона искривился в противной улыбке, и он снова ткнул мечом, развернув его в движении. Лезвие чиркнуло по кольчуге - доспех выдержал, хотя восемь колец разошлись в небольшую прореху.
   Санлес обманным приёмом крутанул меч и сделал выпад с полуоборотом корпуса. Клинок пропорол куртку Литона на боку и погрузился в тело на полпальца. Лицо раненого исказилось животной злобой, он взревел и ринулся вперёд, яростно полосуя мечом наполненный влагой воздух.
   Санлес всё время пятился, с трудом отбивая сыплющиеся удары. Перебросив меч в левую руку, он поднял его для блока, но поскользнулся и чуть не упал. Клинок соперника обрушился сверху и, пройдя левее крестовины, хватил возле навершия рукояти. Пришло ощущение резкой боли, однако Санлес продолжил выполнять хитрую связку "блок-захват-выпад". Правая рука перехватила запястье противника, последовал рывок на себя, и Литон напоролся на выставленное остриё меча.
   Командир ночной стражи растерянно моргнул, из горла вырвался булькающий хрип, и тело грузно осело на мокрую брусчатку...
   Санлес и после не смог вспомнить, сколько он стоял неподвижно под дождём. Окровавленный по самый эфес меч выпал из его руки и звякнул о камни.
   Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге в свете масляной лампы показался силуэт жены. Придерживая меховую накидку, она сделала один лишь шаг и замерла. Белокурые локоны быстро слипались под дождём и приставали ко лбу.
   Как же она красива!
   При виде открывшейся ей картины глаза женщины округлились.
   - Идиот несчастный!!! Сам теперь всё расхлёбывай! Видеть тебя больше не хочу! Завтра же уеду назад к родителям, в Мирс. К солнцу и теплу. Меня достали эти стены и тупые вояки! Меня тошнит от вашей крепости! Но больше всего меня тошнит от тебя! - взор женщины обжёг мужа ненавистью и она тихо добавила. - И знаешь что, любимый, твоя дочь - это не твоя дочь. Твой командир в Мирсе был внимателен ко мне, пока ты носился со своими корявыми новобранцами. Катись в бездну!
   Дверь с силой захлопнулась, стёкла в окнах задребезжали, лампа в прихожей мигнула и погасла.
   Тяжесть услышанного обрушилась на Санлеса клубком железных цепей. Он зашатался и с трудом устоял на ногах, взгляд его бездумно блуждал вокруг.
   Сквозь рыжеватый туман просачивался мутный, грязный рассвет. Небо постепенно светлело, звёзды почти все втянулись обратно в небесную твердь, как черепаха в панцирь, но луна ещё бледно проглядывала рядом с Лучом Оплота. Водяная пыль кружилась над землёй, подгоняемая резкими порывами ветра, увесистые капли срывались с кудрей, катились по щекам.
   Державший всё это время на ногах внутренний стержень раскрошился, Санлес отринул Оплот и бессильно повалился на колени. Слёзы душили где-то в глубине, но ни одна солёная капля так и не проступила наружу. В горле застрял противный комок, не позволяющий сглотнуть скопившуюся во рту горькую слюну, а сплюнуть попросту не хватало сил. Ощущение невыносимой боли и отчаяния окутало Санлеса, точно облако прожорливой саранчи. Чувство потери и безысходности сдавило шею, опустошая изнутри, с мясом вырывая все воспоминания о былых радостях и перечёркивая счастье прошлых лет.
   Разум напомнил о боли в руке, и Санлес безучастно уставился на левую кисть. На месте мизинца остался лишь неряшливый обрубок, кровь обильно сочилась на брусчатку и, мешаясь с грязной водой, убегала прочь вниз по улице.
   Затуманенный взор Санлеса уткнулся в два лежащих неподалёку свёртка. От обилия влаги бумага разлезлась, обнажая лиловую атласную ткань и разноцветные, тающие на глазах тянучки из виноградного сока. Он вытянул руку и подтащил свёрток со сладостями. Мокрая фигурная зверушка отправилась в рот, и челюсти равнодушно принялись пережёвывать приготовленное для дочери... чужой дочери угощение. Кисло-сладкий вкус дорогого лакомства разлился во рту, вытесняя горечь и сухость. Это напомнило далёкое детство на юге, с его зеленью, утехами, безмятежностью. Что нужно сделать, чтобы снова оказаться там? Как обрести хотя бы тень той беспечности и невинности? Может этот проклятый, надоедливый, промозглый, вонючий дождь сможет смыть часть грязи и крови, заберёт с собой отчаяние и невыразимые мучения.
   Санлесу внезапно захотелось прилечь и заснуть, но только чтобы никаких сновидений. Никогда!
  

Глава 13

  
   Солнце над Отикой выбилось из редкого облачного покрова, осветило крыши и стены рассыпанных по склону домов. Пучок света помчался выше, пробежался по террасам с виноградниками и оливами, забрался на высокий холм, где собрались две сотни стратигов и более трёхсот ксангов.
   Все представители высшей касты давно распалась на группы по фракциям; шумнее всех себя, как обычно, вели Перикулы, визгливый голос их лидера практически не умолкал. Модусы до сих пор не могли определить, кто именно будет отстаивать честь фракции на состязании. Решение ввиду близости выборов представлялось всем крайне важным. Ну как же, проиграть основным соперникам сегодня означает получить удар по репутации, в то время как выигрыш позволит упрочить положение в глазах остальных каст. Победителей любят все.
   Особняком держались ксанги. Говорили воины редко, и лишь небольшая часть самых опытных позволила себе присесть на траву в ожидании начала состязания. Бывалые вояки знали о неизбежных проволочках и разумно предпочитали отдохнуть. Участвовать предстоит немногим, но каждый мечтал, чтобы выбор пал именно на него. Особенно важно было продемонстрировать свою силу и сноровку молодым, не состязавшимся ранее бойцам.
   Среди всего этого столпотворения особо выделялись жрецы - бритоголовые, туловища прикрыты лишь широкими воротниками-ожерельями, бёдра обмотаны белыми кусками ткани, в руках ритуальные жезлы. Чрезмерно серьёзное лицо одного из них заставило Гилею улыбнуться. Ещё совсем недавно она видела его в числе служителей богини мести Кайпины, но стоило одной группе богов одержать верх над другой - и вот уже наш благочестивый отец переметнулся в стан победителей, преобразившись в служителя бога памяти Закарода.
   На колено Гилеи уселась божья коровка - девушка нашла повод отвлечься от общения с другими стратигами фракции Модусов и подтолкнула её пальцем. Жучок развернулся на месте, пытаясь найти верный путь, лапки при движении приятно щекотали кожу. Наконец божья коровка снялась с места и улетела, заставив Гилею разочарованно вздохнуть. Отец бросил на дочь осуждающий взгляд, но одёргивать не стал, позволяя ненадолго отстраниться от обсуждения предстоящего состязания.
   Спор Модусов не утихал, теперь в него активно включились даже самые сдержанные и молчаливые. Предложения сыпались со всех сторон, но большинство кандидатур тут же отклонялись из-за почтенного возраста. В хорошей физической форме обязан пребывать каждый стратиг, и так оно и было, но всё же когда тебе под пятьдесят - тяжело тягаться с молодыми, полными сил удальцами, а кандидатуры таковых многим не нравились за недостаточность ума и опыта.
   Лидер фракции старался выслушать каждого, но также затруднялся определить наиболее подходящего кандидата.
   Сзади к нему подошёл Советник и, легонько тронув за плечо, отвёл в сторону:
   - У меня есть для вас предложение.
   - Хм... - только и ответил первый из Модусов, худощавый, как и все бактунцы, спокойный мужчина сонного вида, неизменно вызывающий доверие многих. Вероятно потому, что говорил он очень мало и никогда не допускал серьёзных промахов. Такой человек как нельзя лучше подходил на роль лидера фракции, извечно сдержанной в связанных с риском вопросах.
   Твёрдый взор Советника не отпускал собеседника ни на секунду:
   - Доверьте участие Гилее.
   - Гилее?.. Я не уверен.
   - А вы подумайте, - Советник хитро прищурил один глаз. - Перикулы, как обычно, выставят какого-нибудь здоровяка. Не самого умного, но крикливого. Если его одолеет опытный стратиг - ничего особенного не случится. А если ему утрёт нос девятнадцатилетняя девушка...
   - Хм... - лидер Модусов поводил согнутым пальцем по губам.
   - Подумайте, какой это будет удар по репутации Перикулов, - Советник поднял здоровую руку и культю, но тотчас опустил их в смущении. - Это для них равносильно проигрышу на выборах.
   - Вы так уверены в её победе? А если она проиграет?
   - Проиграть может каждый. Вас смущает её возраст?.. Напрасно. Она работает над собой больше других. Это и будет вашим плюсом. Её будут недооценивать. Не мне вам рассказывать, что случается, когда ты недооцениваешь противника. Вы же десятки раз видели, на что она способна.
   Лидер Модусов снова хмыкнул, в уголках его губ собрались складки. Приняв решение, он кивнул и направился к ожидающим в стороне членам его фракции.
   Гилея сразу хотела наотрез отказаться от чести представлять фракцию Модусов, но неожиданная мысль заставила её сдержаться. Она постоянно противилась завлеканиям в дела фракции, и ничем хорошим для неё это не оборачивалось. Именно отстранённость делает её чем-то вроде изгоя в глазах остальных - мол, зарвавшаяся девчонка сильно зазналась и не считает нужным быть с нами. Вероятно, разумным будет изменить подход к делу. Что ж, попробуем по-другому.
   Ксанги и жрецы меж тем томились в ожидании и начинали уже ошалевать от жары. Всем хотелось укрыться в тени, но на опалённом солнцем холме её дарили всего пару чахлых деревьев, неспособных прикрыть и одного человека, не говоря уже о сотнях.
   Вскоре все шесть фракций определились с представителями, и жрецы приступили к молитвенному обряду, размахивая ритуальными жезлами и вознося хвалу тому или иному богу. Каждый участник состязания выбирал для своей команды одного покровителя, и Гилея, не думая ни секунды, передала исход состязания в руки богини всего прекрасного Бэллаи.
   К концу обряда все ксанги подобрались и вытянулись, втягивая мускулистые животы и напрягая грудные мышцы. Глаза воинов горели предвкушением, в голове каждого звучала обращённая к богам мольба попасть в число избранных - пусть только раз, но прямо сейчас.
   Участвующие в состязании стратиги неторопливо ходили между стройными рядами ксангов, подбирая себе команду из семи человек. Придирчивые взгляды осматривали наиболее крепких и выносливых воинов с ног до головы, отобранные счастливчики отходили к судьям, поздравляя друг друга с удачей.
   Гилея остановилась перед невысоким жилистым бойцом лет сорока, со шрамом на плече. Воин взирал на неё спокойно, с некоторым равнодушием, однако без тени неуважения.
   - Как зовут тебя? - спросила Гилея.
   - Лон-Недис.
   - Ты раньше участвовал в состязании? - она была уверена в ответе и не ошиблась.
   - Да, шесть лет назад. Мы пришли четвёртыми.
   - Не беда... Ты выбран.
   Воин коротко кивнул и начал уже отходить в сторону, как голос Гилеи остановил его:
   - Погоди, - Недис удивлённо обернулся. - Ты многих знаешь из рядом стоящих? - Боец снова кивнул. - Вот ты и подберёшь самых лучших. Нужны не только сильные и выносливые, но ещё и толковые. Ты меня понимаешь?
   Спокойствия в глазах ксанга поубавилось, и он даже немного раскрыл рот от удивления. Никто прежде не слыхивал о таком. Стратиги всегда сами подбирали команду, основываясь исключительно на личном опыте и представлении о наилучших бойцах. Гилея же исходила из другой предпосылки. Она осознавала свою неопытность, да и вообще ограниченность возможностей стратигов в выборе команды. Как бы умён ты ни был, трудно с одного взгляда оценить настоящие способности воина, поэтому целесообразно найти того, кто сделает это лучше тебя - человека, который каждый день тренируется бок о бок с ксангами, набивает синяки вместе с ними, видит чужие ошибки и способен многим дать аттестацию. Можно ли найти лучшую кандидатуру, чем другой опытный ксанг?
   Недис окончательно совладал с первоначальным удивлением и сейчас быстро и умело отбирал знакомых воинов. При этом в команду попадали далеко не самые молодые и крепкие с виду, но зато самые опытные бойцы.
   Над таким подходом демонстративно потешался соперник из фракции Перикулов, правда выбранные им ксанги не разделяли веселья лидера.
   Гилею вмиг окружили пятеро видных Модусов, призывая отказаться от выбора Недиса, но она отмахнулась от них, хотя понимала, как обидно выглядит подобный жест. Раз доверили ей участие - так пусть теперь не лезут с "дельными" советами.
   Вместе с остальными Гилея повела свою команду к берегу, желая как можно скорее оказаться в воде и сбросить оковы зноя.
   Море выглядело спокойным, и лишь слабый бриз ерошил его поверхность барашками и разрывал кромку воды прибой. На гальке оставались волнистые линии пены, мочалки водорослей и мелкие ракушки.
   Команды выстроились на оконечности мыса, поглядывая друг на друга и хищно улыбаясь в преддверии начала состязания. Глубокими вдохами Гилея успокоилась, окончательно прояснив голову, и теперь ощущала медленное течение крови в жилах - каждый толчок. Зычный голос одного из судей отправил участников в воду...
   После начала состязания Великий стратиг подошёл к краю обрыва и окинул оценивающим взглядом плывущие по морю команды. Первому человеку касты и всего Бактуна недавно исполнилось пятьдесят, и всё в нём говорило о том, кем он является: строгое лицо с правильными чертами, унаследованными от множества выдающихся предков и отшлифованных годами, горделивая стать, уверенные движения человека, осознающего своё положение.
   - Ты думаешь, это поможет? - спросил он находящегося справа Советника.
   - Да, она почувствует вкус победы. Она думает, что ей это не очень интересно. Но честолюбие рождается вместе с каждым стратигом.
   - Она хороша. Однако если бы ты мог оставаться моим советником... Мне бы хватило и тебя.
   Губы Советника сомкнулись в горькой улыбке, в глазах отразилось колебание, но потом лицо его разгладилось, утратив всякое выражение.
   - Но я не могу им оставаться.
   Великий стратиг вполоборота глянул на него и вздохнул.
   - Может наши законы не так и хороши. Ты потерял руку, а не разум.
   - В любом случае, нам нужны её ум и свежий взгляд.
   Оба согласились с последним утверждением и снова вернулись к панораме моря с движущимися по нему участниками состязания...
   Уже в первые минуты заплыва Гилея поняла, как печально для её команды закончится этот этап. Они шли предпоследними, безнадёжно отставая от лидирующих Перикулов - и виною тому была она сама. Усиленные упражнения по утрам позволяли ей держать себя в форме, но плыть наравне с крепкими мужчинами она не могла. Отчаянно разрезая руками водную гладь и работая ногами, Гилея выбивалась из сил в попытке не дать соперникам увеличить отрыв. Она уже успела наглотаться воды, и когда желание закричать от бессилия придавило окончательно, в голову пришла мысль поменять тактику.
   Гилея окриком велела бойцам поберечь силы и плыть в умеренном темпе. Возможно ксанги и удивились такому приказу, но подчинились мгновенно, перейдя с кроля на брасс. Двигаться по морю стало значительно приятнее, и у Гилеи даже получилось насладиться последним отрезком пути.
   Заплыв от мыса до мыса занял у команд более получаса. Перикулы выбрались на берег первыми. Они изрядно вымотались, мышцы побаливали, рты не закрывались в попытках отдышаться. Молодой стратиг согнулся пополам, упёршись ладонями в колени. Дав ксангам и себе полминуты на отдых, он зло гаркнул и они потрусили дальше.
   Команда Модусов добралась до мыса последней, однако сберегла больше всех сил. Выскочив на гальку, Гилея стряхнула влагу со светло-рыжих волос и оглядела своё воинство. Бойцы сохраняли спокойствие и в открытую не роптали из-за плачевного итога начального этапа. В глазах Недиса светился интерес - бывалому воину хотелось увидеть, как странная девчонка будет выкручиваться дальше.
   Двигаясь вдоль отвесных скал по самому ровному участку, команда выбежала к сложенным горкой камням. Кругляши выделялись характерным коричневым цветом и пронизывающими их белыми прожилками. Никто не знал, где судьи состязания - а двое из них сейчас как раз наблюдали за ними с вершины утёса - доставали эти камни, но сыскать подобные в округе было больше негде.
   Каждая команда вольна была набирать с собой столько камешков, сколько посчитает нужным. Победитель состязания определялся по очерёдности прихода к финишу и по количеству донесённых кругляшей. Пользоваться для переноски тканью или чем-то подобным запрещалось, и раздетым по пояс участникам оставалось лишь тащить всё в руках.
   - Недис, сколько вы брали в прошлый раз? - спросила Гилея.
   - По шесть.
   - Берём по два в каждую руку и пятый в рот, - Гилея живо ухватила пять камешков. Часто стратиги брезговали сами нести кругляши, нагружая по полной ксангов, но ей такая гордыня виделась излишней и мешающей победе.
   Воины неохотно засовывали в рот камни, справедливо полагая, что они будут мешать полноценно дышать. Если человек устал и ему тяжко - то, конечно, будут, но если он сохранил силы и не загнал сердце бешеным рывком - помеха не будет существенной.
   Двигаясь по кромке воды и щурясь от солнца, команда Модусов в десять минут достигли начала следующего этапа.
   Вход в пещеру частично скрывали огромные глыбы, некогда рухнувшие с обрыва. Прибой тянулся к ним, смачивая снизу и пачкая пеной, но забраться в саму пещеру не мог. Другое дело шторм - тогда вода захлёстывала туда с лёгкостью, затапливая проходы на сотни шагов.
   Обогнув валуны, Гилея вместе с командой нырнула в зев пещеры. Тут же на них дохнуло запахом гниющих водорослей и просоленных морем камней, а скользкий пол заставил двигаться со всей осторожностью.
   На данном этапе сила и сноровка ксангов имела очень посредственное значение. От них требовалась только осторожность, дабы не сломать себе ничего и не пораниться об острые края камней.
   Карстовая пещера являла собой запутанный лабиринт, погружённый в полутьму, где ориентироваться позволяли лишь мысленные карты. Выучить же все ходы представлялось крайне сложной задачей, особенно с учётом запрета слоняться здесь в другое время и того, что каждый человек имел право участвовать в состязании не более одного раза в два года.
   Без лишней спешки и суеты Гилея смежила веки и развернула мысленную карту. Очень быстро она отбросила два хода как тупиковые, а среди двух оставшихся выбрала левый как наименее опасный. Она также не постыдилась спросить совета у Недиса, и бывавший здесь ранее ксанг высказал идею двигаться по двое, страхуя друг друга от падений. Так и поступили, и сам опытный боец шёл справа от Гилеи, поддерживая её за локоть и позволяя всецело сосредоточиться на мысленной карте.
   Пол пещеры плавно поднимался, влаги на камнях поубавилось вместе с характерным запахом, хотя охапки сухих водорослей ещё попадались, свидетельствуя о глубине проникновения моря в часы, когда бог воды Динакин особо яростно сражался с вершителем смерти Хедиксом.
   Один раз Гилея немного ошиблась с выбором направления и чуть не завела команду в тупик, но вовремя спохватилась. Больше всего мешала не запутанность проходов, а полумрак. В кромешную темноту они никогда не забредали - в большей части пещеры сквозь зияющие в своде отверстия проливался солнечный свет, хотя в некоторых местах его явно не хватало.
   Где-то в соседнем проходе слышались крепкие выражения других команд. Очевидно, менее способные стратиги таки завели себя и подопечных в глухие ответвления лабиринта. Слыша эти проклятия в адрес бога-покровителя и видя уверенное продвижение стратига собственной команды, Недис едва заметно улыбался; победа выглядела для него и для других ксангов всё более реальной.
   Сделав очередной шаг, Гилея внезапно за что-то зацепилась и растянулась на камнях, кругляши вылетели из рук и скользнули вперёд. Недис упал вместе с ней, и сейчас они оба валялись на боку, схватившись за ушибленные колени.
   Из темноты прохода выскочили сразу трое соперников во главе с ухмыляющимся стратигом команды Перикулов. Награждая "слабаков" малоприятными эпитетами, они подхватили обронённые командой Модусов камешки и мигом скрылись.
   Открытые столкновения и рукоприкладство строго запрещались на состязании, но вот сюрпризы в виде натянутой понизу бечёвки не считались чем-то постыдным, а наоборот подпадали под определение тактической хитрости. Соперники предусмотрительно укрылись в тёмных кавернах, слились со стенами пещеры, и на малоподробной мысленной карте не удалось вовремя разглядеть притаившихся негодяев.
   Команда Модусов оправлялась от подлой уловки - боль в колене не спешила утихать, и Гилея сейчас только и могла обшаривать картой все окружающие проходы, пока не наткнулась на следующую за ними по пятам команду Астатов. Цокнув языком, Гилея поднялась на ноги с помощью Недиса, и они продолжили углубляться в пещеру...
   Стратиг Астатов выделялся среди высшей касты небывалой силой и выносливостью, за что сегодня и получил право представлять фракцию. Вот только с построением мысленных карт у него было туговато. Однако расторопный малый не унывал и живо нашёл выход из затруднительного положения - слежка. Он нащупал мысленной картой команду Гилеи и увязался за ней, держась на предельно возможном расстоянии. Никакому стратигу ведь не придёт в голову обследовать пройденный путь - какой в этом смысл?
   Первое время движущиеся фигуры команды Модусов просматривались очень чётко, но постепенно стали более размытыми и наконец потерялись окончательно. Плюясь и ругаясь, стратиг велел ксангам остановиться и принялся выдавливать из мысленной карты все подробности. Он прорисовывал окружающие проходы насколько позволял разум, на висках выступили две пульсирующие жилки, во рту пересохло от чрезмерных усилий.
   Вскоре он обнаружил приближающуюся фигуру и долго не мог понять, кто это и зачем идёт сюда.
   Немолодой уже ксанг появился перед ними со словами:
   - Вы окончательно заблудились. Нечего было за нами следить.
   - Да как ты смеешь?! - лидер Астатов потрусил у него перед носом кулаком.
   - А что, мы разве нарушили правила? Нет... В общем, хотите выбраться?
   - Допустим.
   - Пять кругляшей.
   - Что?!
   - Не хотите - как хотите. Мне торговаться запретили, - ксанг развернулся и зашагал прочь. - За мной идти не советую. Камней у меня нет, команде я больше не нужен. Поведу вас прямо в никуда.
   Запрокинув голову и воздев руки, стратиг прорычал ярые проклятья в адрес не оправдавшего доверие бога крови Круориса.
   - Эй, ксанг, стой... Я согласен, - махнув головой, лидер Астатов велел ближайшему воину отдать пять кругляшей "этому наглецу"...
   Гилея уверенно вела команду сквозь петляющие, раздваивающиеся, уходящие то ниже, то выше проходы пещеры. Потолок временами опускался до предела, заставляя людей пробираться в темноте и на полусогнутых ногах. Всё чаще раздавался писк и шорох потревоженных летучих мышей, а едкий запах их помёта являлся дополнительным испытанием на пути.
   Когда они выбрались в огромный зал, у всех невольно вырвался вздох облегчения. Над головой нависали конусовидные сталактиты, капающая с них вода собиралась в мутно-белые известняковые лужицы; кое-где попадались торчащие из пола сталагмиты; по одной из стен пещеры откуда-то сверху сбегал ручеёк.
   Предательски скрытые под водой ямки и неровности вынуждали людей хвататься друг за друга, чтобы удержаться на ногах.
   Снова выбраться на свежий воздух оказалось невероятно прекрасно. Ноющее колено ощутимо портило радость, а вот мысли о выгаданном времени питали настоящей надеждой на победу. Гилея не зря повела людей самым сложным и в то же время самым коротким маршрутом. Она и сама не заметила, как желание опередить всех соперников захватило её, требуя приближения победного мига.
   Команда Модусов сгрудилась при выходе из пещеры, расположенном над водой на высоте в три человеческих роста. В море виднелись головы и пребывающие в движении руки команды Перикулов. Соперники явно устали, да и плыть с кругляшами в руках - крайне утомительное занятие.
   За минуту привыкнув к яркому солнечному свету, команда Модусов прыгнула в воду и поплыла к возвышающимся впереди скалам.
   С каждым взмахом руки Гилея чувствовала, как ускоряется сердцебиение, а разум стратига уже вовсю перебирал дальнейшие варианты действий. Она должна быть первой! Ей страшно хотелось увидеть гордость в глазах отца, повиснуть на шее Кимона под одобрительные крики Модусов, показать язык пристыженным соперникам...
   На предпоследнем этапе только и требовалось забраться на утёс, всего-то. Обожающие риск Перикулы, как обычно, предпочли штурмовать ближайший участок скалы, самый крутой и оттого самый опасный. Они уже преодолели четверть подъёма и двигались довольно уверенно - но это пока.
   Не вылезая из воды, Гилея ухватилась за край скалы. Вытянула камешек изо рта и повернулась к Недису:
   - Ты и ещё один останетесь со мной. Остальным мы отдадим наши кругляши. Пусть они поднимаются по во-о-н той тропинке, - Гилея вытянула руку влево. - Вперёд!
   Ксанг подплыл к ней как можно ближе и воззрился с недоумением. Также выплюнув в руку кругляш, он заметил:
   - Это большой крюк... И что будем делать мы?
   - Ждать.
   - Ждать?
   - Да! - излишне резко рыкнула Гилея. - Всё, хватит спорить.
   Недис смерил её взглядом "тебе виднее" и выполнил распоряжение в точности. Пятеро ксангов легли на спину и, крепко прижав камешки к груди одной рукой, поплыли вдоль скал к более пологому склону.
   Гилея делала смелую ставку не только на собственные силы, но и на ошибки соперников; Перикулы к этому времени одолели треть подъёма, впрочем скорость их значительно упала. Подчас уступы сильно сужались, и людям приходилось двигаться очень и очень аккуратно. Один из ксангов забирался чуть выше, брал кругляши у находящегося ниже соседа, тогда тот карабкался дальше и потом в свою очередь держал камешки товарища.
   Задрав голову, Гилея буравила соперников напряжённым взором, волнение росло внутри с каждой минутой. Возможно, она не так умна, и выбранная стратегия не принесёт им ничего кроме разочарования. Она ощущала молчаливый укор двух находящихся рядом ксангов, а со стороны пещеры подплывали сразу три другие команды. Гилея зажмурилась и постаралась загнать объявшее её возбуждение в холодный, дальний закуток - туда, где ему самое место. Её молитвы и терпение были вознаграждены. Один из Перикулов всё же не удержался и, выронив камешки, полетел в воду.
   - Ныряй за кругляшами! - с запалом крикнула Гилея.
   Недис исчез под водой раньше, чем она успела договорить; второй ксанг нырнул сразу за ним.
   Два камешка им так и не удалось отыскать, а вот остальные четыре быстро перешли в актив Модусов.
   Гилея выбрала значительно менее сложный маршрут наверх с вполне приемлемой тропинкой. В этот раз она решила не хорохориться и предпочла двигаться без кругляшей, отдав их ксангам. На подъёме у неё всё сильнее болело ушибленное колено, и в конце концов стоны прорвались сквозь блокаду воли.
   Бойцы Перикулов более не падали в воду, но вот пару камешков они таки обронили пока не выбрались наверх.
   Последний этап - ровная дорожка с высоким холмом в конце, заполненным поджидающими зрителями. Команда Перикулов бежала по этому финишному отрезку, напрягая последние силы. Лидер их часто оглядывался, осыпал проклятиями ксангов, заставляя их двигаться живее, хотя и сам двигался с трудом.
   Гилея с двумя ксангами выбрались наверх с ощутимым отставанием, но у них сохранилось больше сил для последнего рывка, и теперь расстояние до соперников быстро сокращалось. Гилея неслась, прихрамывая и постанывая от боли в колене, по щекам её текли невольные слёзы. В конце концов она всё же повалилась на землю и громко застонала. Двое ксангов переглянулись, подхватили её на руки и, сцепив зубы, помчались к финишному холму.
   Гилея заставляла себя унять рыдания, и молила о помощи бога мужества Сагалута, забыв о Бэллае. Ведь так хотелось победить! Она сама себя презирала за небольшие излишки веса, что нынче тяжёлым грузом легли на руки её людей.
   Уже доносились подбадривающие крики зрителей, где-то оттуда на неё смотрят отец и Кимон, они переживают за неё.
   Недис с другим воином неслись на пределе, хрипя и отдуваясь. Вскоре их догнали другие ксанги из их команды, сменили утомлённых товарищей, и все дружно устремились вверх по холму в последнем рывке...
   Команда Перикулов всё же пришла первой. С незначительным отрывом, но сути дела это не меняло. Пока измученные участники состязания валялись на земле, приходя в себя, судьи подсчитывали кругляши каждой команды, дабы окончательно определить победителя.
   Хотя камешков у команды Модусов оказалось на четыре больше, им не хватило ещё двух для победы над соперниками, и решающим стало первое место команды Перикулов на финише.
   Отец и Кимон утешали Гилею, но всё равно ей было невыразимо обидно за проигрыш. В других условиях второе место считалось бы неплохим итогом, но когда речь идёт о непримиримом противоборстве двух лидирующих фракций, лишь абсолютная победа имеет значение.
   Перикулы ликовали, а сконфуженные Модусы недобро зыркали на них, обещая отыграться на ближайшей тактической игре. Гилея поминутно ловила на себе обвиняющие взгляды стратигов своей фракции и, не выдержав, попросила Кимона увести её домой.
   Ей удалось поспать часа четыре, и во сне её покровительница Бэллая пришла к ней, подбодрила и велела не расстраиваться. Ведь победа показывает что человек может, а поражение - чего он стоит.
   Когда Гилея проснулась, Кимона с ней уже не было. Она долго лежала без движения, уткнувшись взглядом в потолок и прогоняя грустные мысли. Вскоре из кухни просочились запахи мясного рулета и свежего хлеба - именно они подняли её с постели и заставили немного поесть.
   Дома всегда хорошо, тихо и спокойно.
   Слегка прихрамывая, Гилея вышла на улицу и остановилась у столбика веранды, обхватив его рукой.
   Начался осенний дождь. Он стучал по камням дорожки, дышал прохладой, качал красные цветки кустов олеандра. Крупные капли разбивались в мелкие брызги, допрыгивая до её ног. Всё вокруг враз стало мокрым и скользким. Гилея не решала сделать и шагу, продолжала стоять в обнимку со столбом. Она боялась упасть, и виной тому была не только ушибленная нога, но в первую очередь тягостное чувство, поселившееся внутри. Сегодня она остро ощутила, что в своей жизни решает всё меньше и меньше. Её словно затягивало в неведомый омут, и она не могла из него выбраться. Чем больше она барахталась, тем отчаяннее становилось её положение. Бог разума Ратиан подсказывал не так уж много оснований для беспокойства, но что-то внутри её говорило о надвигающейся беде. Нужно помешать этому, помочь себе обрести внутреннее спокойствие, однако она по-прежнему боялась сделать шаг. Вдруг она оступится, упадёт и больше не сможет подняться? А если рядом в это время не будет отца или Кимона? Ведь никто ей тогда не поможет. Если в мире не станет сопливой выскочки, всем будет только легче.
   Сквозь пелену дождя виднелись дома на склоне, круто уходящие вниз улочки, спешащие укрыться от ненастья люди, а дальше - маяк, несмотря ни на что дарящий свет кораблям, гавань и море, бескрайнее и глубокое, напоминающее о вечности и о её мечте. Гилее снова захотелось отправиться в путешествие к краю мира, невзирая на дождь, невзирая на хромоту. Она была готова отчалить на корабле хоть сейчас. Только она и Кимон. Уплыть от всех.
   Дождь перерос-таки в крупный ливень, отрезав её от остального мира, и даже свет маяка с трудом пробивался сквозь сотворённую Динакином водную преграду. Тревожное предчувствие всё сильнее довлело над Гилеей. Она ещё крепче вцепилась в столб и так и не решилась сделать хотя бы шаг.

Глава 14

Владея силой, не показывай её без необходимости. Желание впечатлять оставь слабым. ("Конкордия")

   Игнис никогда не любил просыпаться рано утром. Нехотя разлепив левый глаз, он обозрел залитую светом встающего солнца комнату. Мириады лучей прорывались через окошко и высвечивали длинный прямоугольник на изрядно запылившемся полу. Желание подольше поспать некоторое время боролось внутри с чувством долга перед товарищами, ведь они уже явно встали.
   В дремотном состоянии Игнис выбрался из постели и натянул штаны. Ноги привычно впрыгнули в любимые сапоги песочного цвета, стёганка осталась лежать на стуле. Выйдя из комнаты, он поздоровался с суетящейся у печи молодой парой и выбрался на улицу.
   Из воздуха быстро уходила ночная прохлада, утреннее солнце резало глаза, заставляя невольно щуриться. Так и подмывало упасть на травку и понежиться, подставить лицо яркому свету, ухватиться каждой частичкой кожи за последние тёплые деньки.
   Игнис немного постоял в дверях, а затем побрёл в сторону текущего на окраине селения ручья. Завидев его, местные жители спешили отойти, многие шёпотом переговаривались, а одна старуха даже плюнула вслед.
   Беря начало высоко в горах, знаменитый Белый ручей огибает деревеньку и уходит далее на запад вдоль Улайского тракта. Постепенно он становится все более полноводным, а через две сотни миль река Бурная вбирает в себя его студёные воды.
   Присев на корточки, Игнис бросил в лицо несколько горстей бодрящей влаги, холодная вода обжигала кожу. Пить её оказалось ещё большим испытанием: зубы ломило со страшной силой, по пищеводу пробежала холодная волна, как будто он наглотался льда.
   Игнис всмотрелся в прозрачный поток. В воде прорисовалось широкоскулое лицо, отмеченное косым шрамом, тёмно-русые короткие волосы нуждались в гребне; капельки скатывались чередой по носу с горбинкой, падали на белые, сточенные водой до округлых форм камни.
   Встрепенувшись, Игнис оставил в покое висящий на шее кулон из синего сапфира и зашагал назад к дому.
  

***

   Капитан уже полчаса топтался в конюшне, не в силах подобрать себе подходящего скакуна в дорогу. Местный конюх с ходу согласился с их правом забрать любых лошадей из тех, что раньше принадлежали Межникам. Сразу после этого он сослался на неотложные дела в другом месте и поспешно ретировался.
   Едкий запах навоза и соломы сначала доставлял массу неудобств, но исподволь обоняние привыкло к ароматам конюшни. Фырканье лошадей перестало раздражать, а проникающие через ворота лучи забавно плясали бликами на крупах и холеных шеях коней, радовали взор.
   Все осмотренные животные казались Капитану то вялыми, то слишком резвыми, у троих не хватало подков на задних ногах, а один своенравный жеребец чуть не лягнул при попытке приблизится к стойлу.
   В последний раз на лошадь офицер ночной стражи садился больше года назад, и никогда это занятие не доставляло ему удовольствия. Очевидно, серая, в меру строптивая кобылка будет наилучшим вариантом. Лежащие на перегородке седло и попона, несомненно, ранее покрывали спину выбранной им лошади. Вот и чудно, решено.
   - Так вы научите меня драться, а? - паренёк зевнул и потёр глаза. Всё это время он крутился за спиной, "помогая" выбирать ездовое животное. Попытки отвертеться передачей скудных навыков ухода за лошадьми и работы со сбруей не увенчались успехом.
   Капитан взгромоздил седло на спину лошади и затянул подпругу, за что кобылка наградила его равнодушным взглядом.
   - На следующей стоянке поговорим о тренировках. У нас до Фрилиона будет дней десять, а то и больше... Слушай, ты вообще скучаешь за Оплотом Севера? За друзьями там, родными?
   - Не очень.
   - Почему?
   Шмыгнув носом, юнец опустил голову и ковырнул ногой солому на полу:
   - Моя мама давно умерла, отца я видел редко. Он много пил и... Я всё время жил у тётки. Потом мне сказали, что отца убили норды, к-к-когда напали три года назад. Тётка меня тоже не любила - к-к-кормила меня и всё. А дом наш Игнис спалил, когда бился с шияром... Стылые сильнее шияров. И сильнее Виридов, да?
   Капитан прищурился, вгляделся пристально в веснушчатое лицо паренька и тяжело вздохнул. Щётка в его руке продолжила расчёсывать конскую гриву.
   - Сильнее, но об этом ты лучше Игниса и расспрашивай. Я ведь не Стылый. Виридов предпочитаю наблюдать издалека, - приметив через распахнутые ворота замершего у забора Мастера, Капитан мигом нашёлся. - Во-о-н наш знаток всего стоит. Он тебе расскажет интересную историю о сражении с ассултами. Беги, спроси его.
   Паренёк бросил на Капитана осуждающий взгляд и побрёл из конюшни, вороша носком сапога солому на полу.
   Заложив руки за спину, Мастер созерцал мирный пейзаж. Взор его блуждал по окрестностям и время от времени останавливался на отрогах Поющих гор. Прошедшая неделя казалось затянувшимся сном. Всё это не происходило, Оплот Севера не захвачен, другие Мастера не погибли, он не остался один. Сразу за этим нахлынуло беспощадное понимание: он давно одинок, потеря крепости и гибель людей в этом плане ничего не меняет. Возможно, нужно плюнуть на клятвы и открыть хотя бы спутникам сжигающую разум правду.
   - Вы расскажете мне о войне с ассултами, да? - прозвучала сзади просьба юнца.
   Мастер обернулся и медленно покивал:
   - Расскажу... Далеко на юге течёт река Добрая. Она очень тёплая, оттого её так и прозвали. Больше ста пятидесяти лет назад там было большое сражение. Его и назвали битвой у Доброй реки. Ассулт подло напал на нас...
   - И мы их побили, да? - паренёк оживлённо рубанул ладонью воздух.
   - Нет...
   - К-к-как не побили?
   - Та война закончилась ничем. Но потом родились Братья. Это помогло Корсии снова стать великой. После этого мы били ассултов, нордов, ну и сдерживали кочевников. Хотя... Ну, в общем...
   - К-к-капитан не хочет учить меня драться. А я должен научиться.
   Проникновенный взгляд старика обратился на паренька:
   - Почему тебя тянет в воины? Ты неглупый, можешь каким-то ремеслом заняться.
   - Воину можно не говорить. Меня будут уважать и не будут больше дразнить заикой, - юнец шмыгнул носом и отвернулся, пальцы его вцепились в деревянный столб.
   Мастер уловил, как на простоватом и таком открытом лице паренька отразилась неподдельная боль и невольно испытал жалость к обделённому человеческим теплом юноше. Трудно жить и расти, когда о тебе никто не заботится; когда природа наделила тебя нескладным телом и порывистыми движениями, выдающими метания неокрепшего разума; сносить насмешки и побои от сверстников; лелеять несбыточную мечту стать кем-то большим, кем-то настоящим. Может именно для таких людей и существует Оплот.
   - Ты станешь сильным, - Мастер потрепал паренька по голове. - Капитан научит тебя драться. Вот увидишь. Верь.
   - Правда? - просиял юноша и развёл руки в стороны, точно желая показать, каким большим он станет.
   - Я знаю, что говорю. Иначе какой из меня Мастер Оплота?
  

***

   В отличие от Капитана, чаще имевший дело с лошадьми Игнис в два счёта подобрал себе подходящего скакуна. Положа руку на сердце, он не мог назваться выдающимся наездником, но опыт северных разведок неминуемо за пару лет превращал даже закоренелого пешего солдата в мало-мальски толкового всадника.
   Выбор пал на молодого жеребца, лет пяти или шести, рыжей масти с выразительными глазами. Идущая вдоль головы белая проточина захватывала нос, на ногах красовались белые же чулки. Жеребец нетерпеливо переступал с ноги на ногу, иногда рыл землю копытом, выказывая желание проявить себя на тянущихся на юг от деревни бескрайних лугах.
   - Ещё успеешь, - Игнис похлопал коня по шее. - Я буду звать тебя Вулканом.
   Скакун придвинулся ближе, ткнулся ноздрями в плечо человека и пару раз шумно фыркнул. Игнис угадал в этом знак симпатии со стороны животного. После короткого осмотра жеребец отошёл, но оба уха продолжали оставаться направленными в сторону будущего хозяина и наездника.
   Убитых степняков местные жители похоронили ещё на рассвете, улицу на месте схватки посыпали свежей землёй. И вместе с тем не преминули растащить половину товаров каравана, разорив торговца окончательно.
   Капитану удалось разжиться хорошим запасом стрел, оставленным Межниками. Выручило нежелание людей иметь дело с оружием кочевников. У ворчащего о страшных убытках хозяина постоялого двора закупили припасов в дорогу и наполнили вином два меха.
   Игнис рассовал всю поклажу по сумкам и приторочил к седлу двуручник. Бехтерец после недолгих размышлений всё же оставил на себе, хотя мысль о том, чтобы скинуть его и перегрузить на коня, выглядела очень заманчиво. В дороге всякое может случиться, а на скаку облачиться в доспех не получится даже у более опытного наездника.
   Вскоре вся группа трусила рысью по южному тракту, идущему вдоль края Сильванского леса. Впереди ехал Юс, держа в руках повод коня жены; юнцу же отдельную лошадь не доверили, посадили его позади Капитана.
   Скачущий последним Игнис оглянулся и приложил ладонь козырьком ко лбу. Вдали поднимался столб пыли, и плотность его говорила о кавалькаде в полсотни, а то и больше, всадников.
   Не прошло и десяти минут, как стал различим несущийся галопом отряд верховых. Бойцы конных соединений Корсии пользовались кольчужными хауберками, а доспехи приближающихся совершенно не блестели на солнце, а наоборот - отличались тусклостью. Возможно показалось, но впереди на вороном жеребце скакала женщина; тёмные волосы её развевались на ветру. Лица нескольких мчащихся рядом воинов закрывали повязки. Из-за спины большинства всадников торчали края луков, солнечные лучи отскакивали от круглых щитов с изображением кривого кинжала...
   - В галоп!!! - заорал Игнис и с силой наподдал пятками в бока жеребца. - Это Теворские Горлорезы! Не меньше полусотни!
   Капитан два раза обернулся, подстёгивая коня и веля юнцу держаться крепче. Лошадь Юса пустилась галопом, а сам он всё время помогал жене направлять её кобылку в нужную сторону. Мастер также не оплошал, среагировал мгновенно. Жеребец его погнал во весь опор, подымая клубы пыли, кои приходилось глотать скачущему позади Игнису.
   Прекрасно чувствующие себя в седле степняки приближались с каждой минутой. Иногда слуха достигали отрывистые команды длинноволосой воительницы, где-то сбоку просвистели несколько стрел, топот копыт напоминал шум стремнины водопада.
   Вильнув в очередной раз, тракт вывел разгорячённую кавалькаду на более ровный участок. Справа в некотором отдалении бежала жёлто-зелёная стена Сильванского леса, слева расстилались бескрайние луга и пастбища.
   Вулкан отталкивался мускулистыми ногами от земли и летел во весь опор, всхрапывая на ходу и перебирая зубами удила. На шее его выступил пот, двуручник глухо бился о седло. Порыв восточного ветра швырнул в лицо Игниса клубы пыли и песка, и он поспешно заслонился рукой. Глаза с трудом успевали выхватывать крупные куски пейзажа вокруг. Игнис пригнулся к шее коня и мёртвой хваткой стиснул повод. Стрелы прошивали пылевую завесу позади всё чаще. Одна из них ткнулся в спину, боль резанула под лопаткой, но бехтерец выдержал.
   Теворские Горлорезы может и не Гулкий Ветер, что могут на скаку выпускать десятки стрел без единого промаха, но они всегда считались лучшими бойцами кочевников, отменно владеющими и луком, и пикой, и мечом. Ширина тракта позволяла стрелять лишь трём передним всадникам, иначе бы беглецов давно утыкали стрелами.
   Бледная как полотно Мия двумя руками вцепилась в луку седла. Юс представил как страшно впивается стрела между лопатками жены, с треском рвёт кожу, крушит хрупкий позвоночник... Он подстегнул коня, заставляя бедное животное нестись на пределе возможного.
   В горле беглецов першило от набившейся пыли, глаза слезились от хлещущего в лицо воздуха, плащи трепались с хлопающими звуками; сзади всё нарастал шум погони. Преследователи не отставали и даже умудрились сократить разрыв до сорока шагов. Похоже, на ровной местности от них оторваться не получится.
   - К лесу! - скомандовал Игнис, и вся группа дружно отвернула направо.
   Деревья рванули навстречу, ровная поверхность тракта сменилась небольшими бугорками, ямками и редким кустарником, из-под копыт вырывались куски дёрна.
   Капитан на скаку развернулся корпусом для выстрела. Спешно хлопнула тетива, но стрела ушла далеко в сторону и бесполезно засела в земле. Сам же наездник вскинул руки и чуть не вывалился из седла вместе с пареньком. Только у детей степи легко выходило проделывать подобное, для всадников Корсии это искусство лежало за пределами достижимого.
   - Брось! - крикнул Игнис. - Это ничего не даст!
   - Понял уже! - огрызнулся Капитан.
   Наконец они достигли кромки Сильванского леса и нырнули в густые заросли. Первая же попавшаяся ветка полоснула Игниса по лицу, и щёку украсила набухающая красными каплями царапина. Колючий кустарник больно стеганул по бедру, разорвал штаны. У правого уха прожужжала стрела и задрожала в стволе векового дуба.
   Капитан мчался в семи шагах впереди, спина Мастера мелькала среди ветвей ещё дальше, Юс с женой отклонились вбок в надежде отыскать более широкий проход между деревьями.
   Кочевники углубились в лес вслед за беглецами и рассыпались широкой цепью, норовя настигнуть добычу и зажать сразу с трёх сторон.
   Игнис не чувствовал себя в лесу как дома, но искренне надеялся, что степняки ощущают себя и того хуже. Вовремя огибать мельтешащие стволы, кустарники и гнилые пни получалось всё тяжелее, поэтому он ослабил повод, дав Вулкану больше свободы. Жеребец глупостью не отличается, сам найдёт правильный путь.
   Под ногами лошадей бежала влажная, усыпанная листвой земля, копыта отбрасывали комья слипшейся грязи вперемешку с буро-зелёным мхом далеко в сторону.
   Игнис часто оглядывался на галопирующих сзади кочевников и потому с трудом успел заметить поваленное дерево. Лишь в последнюю секунду он наклонился, приподнимаясь на стременах, и отпустил повод, дав скакуну возможность вытянуть шею. Не дожидаясь шенкеля, Вулкан прыгнул сам чуть-чуть раньше положенного. Спина и шея животного выгнулась в полёте. Как и учили, Игнис смотрел не на преграду, а за неё, в то место, куда собирался приземлиться. Жеребец согнул ноги в лансаде, но всё же чиркнул правым задним копытом о кору. Игнис плавно опустил тело в седло, дабы не перегружать спину лошади. Вулкан на скаку повернул одно ухо назад, ожидая осуждающей реакции наездника. Во взгляде Игниса промелькнула тень недовольства и, словно почувствовав это, жеребец припустил с новой силой, решив тем самым загладить вину.
   ...Оторваться беглецам удалось только через полчаса неудержимой скачки по заброшенной дороге, стиснутой окружением всё густеющего леса. Бока скакунов лоснились от пота, дышали они тяжело и с хрипом, люди выбились из сил не меньше лошадей.
   Хотелось потешить себя мыслью о превосходстве над рождёнными в седле кочевниками, однако даже юнец, похоже, осознавал главную причину временной неудачи погони - усталость. Свежие кони беглецов попросту изначально имели больший запас силы, в то время как лошади степняков провели в дороге много часов до этого и выдохлись быстрее. Преследователи без жалости загнали бы животных, но на чём тогда продолжать погоню в этом негостеприимном лесу, где одинаково плохо себя чувствовали и жители степи, и уроженцы Корсии?
   Шестеро беглецов шли на рысях до самых сумерек. В конце концов бурно вздымающиеся бока Вулкана, настойчивые взгляды Юса и побледневшее лицо Мастера убедили Игниса разбить лагерь на первой же годящейся полянке. Вернуться в седло договорились с первыми рассветными лучами, ведь насколько отстали преследователи - никто судить не брался.
   Капитан с юнцом взяли на себя заботу о лошадях, Мастер каким-то нечеловеческим чутьём разыскал в чаще журчащий родничок, Юсмия перебирали запасы провианта, а Игнису, как и раньше, досталась роль разжигателя костра.
   Хлеб покидали прямо в мясную похлёбку вместе с луком и морковью; нарезанный сыр источал пусть слабые, но неописуемо приятные для обоняния ароматы. Капитан с наслаждением втянул носом запах готовящейся еды, стремясь хоть на секунду отодвинуть на задний план вездесущее хвойное благоухание.
   Сильванский лес в этой глуши состоял из плотного нагромождения сосен с редким вкраплением дубов и берёз. Влажные и оттого дымящие ветки потрескивали в костре, а мир за границами островка света представлял собой непроглядный мрак с примесями криков ночных птиц, шелеста ветра в кустах и запаха ночной прохлады.
   Изголодавшиеся путники одним махом проглотили пятую часть всех прихваченных съестных запасов, и в будущем это обещало аукнуться урезанием порций.
   - Ну и физиономия у тебя, - со смешком выдал Капитан. - Даже щетина не прикрывает всех царапин и кровоподтёков.
   - Думаешь, лучше выглядишь? - буркнул Игнис и осторожно коснулся пострадавшего лица. Нога тоже саднила, но боль в ней казалась менее... обидной, что ли.
   - Может нам засаду устроить вместо бегства? - предложил Юс. - Огонь есть. Подкараулим на рассвете, тогда и лунный свет будет. Недолго, правда.
   Хмыкнув, Игнис поворошил костёр, отчего в разные стороны брызнули искры.
   - Ты знаешь, чем отличаются Теворские Горлорезы от других кочевников?
   - Нет. А что? Плосконосые как плосконосые.
   - Каждый из них стоит троих простых степняков. Во времена до Фуро, когда племена грызлись между собой, они не затоптали всех только из-за своей сравнительной малочисленности.
   - Откуда у них вообще взялся этот Фуро? - живо заинтересовался Юс. - Носились себе по степи, к нам почти не лезли. И тут прямо из ниоткуда появился этот искушённый военный лидер, объединил племена и повёл их на нас.
   Никто ему на это не ответил. Лишь Мастер на секунду оторвался от книги, глянул исподлобья и сразу же вернулся к чтению. Как и прежде, его мало интересовали разговоры, "Конкордия" выступала отрадой старика и на этой стоянке.
   - Игнис прав, - поддержал Капитан. - Я сталкивался с Теворскими Горлорезами в Мирсе при осаде. Сильны и выносливы как норды. Дико ушлые к тому же. - Мех завис над его открытым ртом, и вино приятно дополнило ужин.
   - Главное даже не в этом, - добавил Игнис. - Вы видели женщину? Она впереди была.
   - Да, - в один голос заявили Капитан и Юс.
   - Так вот, она - Вирид. Я поначалу сомневался, но теперь понял наверняка. Возглавляет отряд, парные клинки в ножнах... И что-то подсказывает мне, что единственная на моей памяти женщина-Вирид не может быть слабым бойцом. Хоть в это может и трудно поверить.
   Все умолкли на некоторое время, переваривая услышанное. Мия нашарила лежащую на земле палочку и помешала кипящий травяной отвар.
   - Во Фрилион нам не попасть, - грустно вздохнул Юс. - Куда теперь?
   - Там, чуть дальше, начинается Бледное болото, - Игнис мотнул головой в сторону чёрной стены леса. - Нам повезло, ветер дует не с него. От вони задохнулись бы. Его лучше всего огибать с севера. Дальше выйдем на Улайский тракт. После Тесных порогов можем пойти по реке. На Вее много селений. Найдём лодку, спустимся до Нильвоса.
   - И долго до него? - осведомился Юс, помогая жене снять отвар с огня.
   - Если по реке пойдём, то... дней десять. Если по тракту, то на пару дней меньше, но вымотаемся изрядно. Мы не особо привычные к верховой езде.
   Все кроме Мастера невесело усмехнулись, ощущая неисчислимое количество мозолей, ссадин, потёртостей.
   Кони устало топтались у ближайшей сосны, наименее выносливая пегая кобылка прилегла на мох, периодически всхрапывая во сне. Вулкан демонстрировал дивную способность этих созданий "запирать" суставы - спал, не ложась на землю. Лишь левое ухо его иногда приходило в движение, чутко улавливая звуки ночных обитателей чащи.
   Юс умостился подле жены, губы его что-то шептали. Мия улыбалась, иногда так же тихо отвечала, зарывшись пальцами в белокурые волосы супруга. Ноги их переплелись под шерстяным одеялом, и вскоре пара погрузилась в сон.
   Мастер перелистывал страницу за страницей, иногда морща лоб, будто силился вспомнить нечто забытое, но очень важное. Сон в итоге добрался и до него, заставив поплотнее запахнуть плащ и завернуться в одеяло.
   Юнец давно задремал, прижав колени к подбородку и иногда шмыгая носом, тёплая ткань прикрывала его от ночной прохлады.
   Перекатывая во рту порцию вина, Капитан растянулся на одеяле и заложил руки за голову. Вскоре он почувствовал, как хмель окутал разум, веки начали слипаться. Тряхнув головой, он отложил изрядно опустевший мех с вином.
   - Я подежурю большую часть ночи... Не спорь. Мой источник тут лучше твоего.
   Равнодушно кивнув, Игнис улёгся у костра и принялся изучать взглядом раскалённые угли, покрытые плёнкой золы. Странное ощущение близости пламени не покидало, и это не было обычное чувство тепла или находящегося рядом источника. Внутри зарождалось нечто новое, пыталось говорить, но слова звучали неразборчиво для разума.
   Игнис с раннего детства ощущал тягу к огню, чувствовал силу даже в безобидном огоньке масляной лампы. Это получалось легко и непринуждённо, словно он родился с этим знанием. Природная близость появилась сама собой - закрыв глаза, он видел картины пламени, обволакивающего тело, шепчущего, питающего уверенностью. Сам того не сознавая, он мог ощутить жар на расстоянии, мог понять, где именно огонь наносит самый серьёзный ущерб горящему зданию, мог увидеть более холодные участки в камине или в раскалённом железе под молотом кузнеца.
   Игнис лежал неподвижно, лишь изредка открывая глаза, а пальцы его играли с красными лентами костра. Он позволял языкам пламени лизать руки и согревать его. В хаотичной энергии присутствовало что-то успокаивающее, сила огня завораживала.
   Что же всё-таки делать с новым ощущением?
   Вместо ответа пришёл сон и наполнил разум образами капелек воды. В каждой из них легко угадывались знакомые черты Алаи. Игнис всецело отдался грёзам о том, что было и что могло бы быть, сложись всё иначе...
   Капитан продолжил бодрствовать у костра, борясь с подступающей дремотой. Сухие ветки время от времени подпитывали ослабевшее пламя; и вместе с тем в ночном небе загорались всё новые и новые светила, мерцая, точно пригоршня искр, брошенных в бесконечность.
   Чуткий слух Капитана уловил необычный звук, заставив его замереть и насторожиться. Звук повторился. Возможно это шалят лесные хищники? При кажущемся безмолвии, ночь наполняло многообразие звуков: неподалёку рыскали в поисках добычи лисы, шуршали грызуны и змеи, гукали совы.
   Капитан поднялся на ноги и воззвал к Оплоту. В голове мгновенно прояснилось, ночной мрак частично расступился перед усиленным зрением, шорохи зверьков и шум ветра в ветвях стали хорошо различимыми и больше не сливались в один монотонный голос леса. Опасаясь предательского блеска металла в лунном свете, Капитан решил пока не вытягивать меч. Лук с готовностью прыгнул в руку, а колчан занял привычное место за спиной.
   Осторожно ступая по хвойному покрову, офицер ночной стражи с каждой секундой углублялся в чащобу. Пока ни одна ветка не хрустнула под ногой и это, бесспорно, было выдающимся достижением для человека, мало хаживавшего по лесам.
   Густая растительность мешала обзору, и двигаться приходилось очень медленно, от кустика к кустику, от одного ствола к другому. Капитан обогнул глубокий овраг и припал к сосне. Ладонь его легла на шелушащуюся кору, глаза прищурились, выискивая неприятеля. Он был уверен, что где-то недалеко кто-то есть.
   Противник всё же почувствовал движение в свою сторону и теперь отдалялся от лагеря, забирая на восток. Один раз между деревьями мелькнул тёмный силуэт, но времени на прицеливание не хватило. Безмолвный. Только это малоизвестное племя кочевников давало миру следопытов с такими способностями. Они везде себя одинаково хорошо чувствовали, будь то степь, лес или горы. Поговаривали о способности этих бестий взять след на голых камнях или после того, как отпечатки замело снегом.
   Капитану хотелось думать о себе как об охотнике, но рассуждая здраво, он прекрасно осознал, что речь идёт о противостоянии двух волков. Не будь у него полезного в таких условиях источника - давно бы лежал в кустах и глотал собственную кровь.
   Офицер ночной стражи занёс ногу для очередного шага и остановился в последний миг. Сухая ветка уже готова была треснуть под сапогом. Такие звуки сейчас нужны меньше всего. Продираясь сквозь заросли, Капитан уходил всё дальше от лагеря. На ветке старого дуба примостилась сова, и пара блестящих глаз уставилась на скрючившегося за двумя гнилыми пнями человека. Голова ночного хищника пребывала в постоянном движении, таращилась птица со всё возрастающим интересом.
   Через десять минут шорохи удаляющегося соперника исчезли окончательно. Капитан застыл у очередного колючего скопления веток и кустов. Вся сила Оплота обратилась в слух, но лесную тишину более не тревожили никакие посторонние звуки. Безмолвный либо ушёл совсем, либо затаился.
   Капитан перелил все силы Оплота в ловкость и продолжил красться. Он всё больше смещался влево, стараясь обойти возможное укрытие противника по широкой дуге. Взгляд усиленно вычленял из ночного мрака отдельные кусочки пейзажа, и каждый из них разбирался на предмет возможного места засады неприятеля. Такое долгое, нудное и осторожное движение давалось всё тяжелее. Казалось, сама тьма вокруг затаила злобу, и лес противится присутствию человека.
   Потратив уйму времени на углубление в лес, Капитан в итоге распрямился у высокого дуба с потрескавшейся корой и размял ноющую поясницу. Судя по отсутствию звуков, противник всё же ушёл назад к своим...
   Внезапно слух офицера ночной стражи уловил слабые шорохи, и он резко запрокинул голову. Сверху упала тёмная фигура, и Капитан едва успел нырнуть в сторону. По кольчуге на спине проскрежетало лезвие кинжала. Лук упал на землю, ладонь сжала рукоятку меча - он рывком развернулся и прыгнул вперёд. Противник словно растворился в темноте, но в следующую секунду вокруг шеи Капитана обвилась удавка, вырывая из горла сдавленный хрип. Оба сражающихся рухнули в прелую листву и покатились.
   Наполовину вытащенный клинок остался в ножнах. Пальцы ухватились за сдавливающий горло гайтан, одной ладони удалось протиснуться под удавку. Безмолвный усилил хватку, упираясь коленом в спину. Затылок Капитана обжигало горячее дыхание, лёгкие разрывались и молили хотя бы об одном глотке воздуха, перед глазами всё плыло. Он собрал остатки сил и ударил врага локтём в живот, но движение вышло слабым и смазанным. Противник в ответ врезал коленом и почки отозвались болью.
   Извиваясь ужом, теряющий сознание офицер ночной стражи колошматил ногами, кулаком, локтём, дёргал плечами, затем что было мочи махнул головой назад. Затылок врезался во что-то твёрдое. Движение повторилось с удвоенной ненавистью, и ещё раз, и ещё раз, и ещё раз...
   Капитан лупил головой неизвестно сколько времени. Наконец, удавка на шее ослабла, и порция ночного воздуха с шумом ворвалась в лёгкие. Он сбросил ненавистный шнурок и перевернулся. Меч вылетел из ножен и до половины вонзился в грудь врага.
   Капитан откатился в сторону, часто моргая в попытке совладать с потоком невольных слёз, пальцы его мяли липкие от влаги листья. Он лежал неподвижно на спине минут двадцать, и лёгкие его с наслаждением вбирали в себя самый чудесный дар природы - воздух. Как хорошо дышать!
   Продолжая жадно хватать ртом живительную прохладу, Капитан поднялся на ноги, и глаза его изучили сотворённое затылком. Прикрытое слегка сползшей повязкой лицо Безмолвного превратилось в сплошное кровавое месиво. Нос сломался и расплющился, тёмные струйки покрывали лоб и уши, волосы слиплись.
   Капитан выдернул меч из тела и подобрал обронённый у дуба лук. Разбросанные стрелы вернулись в треснувший колчан одна за другой.
   Сова по-прежнему глазела на бредущего по лесу человека. Мелкие зверьки шмыгали под кустами, реагируя на хруст веток. Ветер качал высокие сосны, на одежду иногда падали одинокие иголки.
   Возвращаясь в лагерь, Капитан отчётливо понял незавершённость сегодняшней ночи. Схватка с Безмолвным разбудила в нём настоящую ярость и желание утыкать всех и каждого кочевника тысячами стрел, всадить клинок им в брюхо по самую рукоятку, заглянуть в медленно стекленеющие глаза, плюнуть в рожу. И не спать ему вечность, если они не получат причитающееся!
   Костёр окончательно погас, и лишь в глубине под слоем пепла проглядывали тлеющие угольки. Товарищи спали вповалку, повернувшись спинами к слабеющему источнику тепла. Юнец накрылся одеялом с головой, Юс и Мия тесно прижалась друг к другу и, казалось, разделить их теперь не получится даже силами всех врагов.
   Капитан подошёл к лошадям и поднял на ноги свою кобылку. Седло тихо легло на спину вместе с попоной, и животное нехотя потопало за глупым наездником в тёмные дебри.
   Оплот по-прежнему дарил обилие ночных ощущений: где-то слева кричал филин, копыта с шелестом рыхлили игольчатый покров, запах хвои и влажного воздуха, похоже, навечно засел в самой глубине разума. Спать не хотелось совершенно.
   После часа прибавленной рыси впереди забрезжил небольшой просвет между деревьями.
   Капитан оставил лошадь обрывать листья молодой берёзы и принялся осторожно пробираться к виднеющейся впереди полянке. Пальцы сжимали лук, ноги уверенно ступали между кустарниками по мягкому мху, избегая даже мелких веточек, а зрение всё сильнее напрягалось, стараясь уловить любые признаки движения.
   Наконец взор задержался на тёмном силуэте, едва-едва различимом на фоне широкого дуба. Капитан аккуратно высунулся из-за кустов и наложил на тетиву первую стрелу. Тихо поскрипывая, лук изогнулся. Глаза прищурились, пальцы разжались. Стрела преодолела расстояние за долю секунды и впилась в намеченную точку.
   Капитан выждал для надёжности пару минут. До предела напряжённый слух не различал ничего, кроме обычных звуков леса. Пригибаясь за кустами, он прокрался вперёд на двадцать шагов.
   Часовой кочевников не оставил пост, красовался у дерева. Стрела прошила шею насквозь под кадыком и засела в коре, надёжно пригвоздив тело к старому дубу.
   В дюжине шагов дальше расстилалась обширная поляна, вогнутой формой напоминающая большую чашу. Её собственно и облюбовали преследователи в качестве ночной стоянки. Если враги и разводили костёр, то он давно потух. Лошади разместились двумя рядами на противоположном конце прогалины, большинство степняков крепко спали, судя по обилию тёмных холмиков, накрытых одеялами. Бодрствовали лишь двое. Они умостились на толстом бревне, и порывы восточного ветра изредка приносили слабо различимые обрывки разговора.
   Капитан терпеливо ждал. За это время он успел четыре раза проверить лук и придирчиво осмотреть приготовленную стрелу на предмет малейших трещин или неровностей.
   Вскоре парочке надоело беседовать. Сидящая справа женщина подтянула одеяло, готовясь отойти ко сну, а сосед её выудил откуда-то бурдюк и сделал пару глотков.
   Капитан теснее прижался плечом к сосне и упёрся ногами в усыпанную иголками и шишками землю. Мысленно кивнув удачному упору, он наложил стрелу на тетиву. Выглядывающие из-за ствола кисти ощущали лёгкий ток воздуха. Направление западное, поправка от силы на полпальца.
   Неожиданно Капитан почувствовал небывалую лёгкость. Ему вдруг стало совершенно всё равно - попадёт он или нет, смогут они достичь Оплота Запада или слягут в сырую землю. Происходящее показалось до боли смешным и бессмысленным. Кипящая в нём всё это время ярость испарилась, и он понял, какая именно злость толкнула его на этот безрассудный шаг. Образы жены и "дочери" более не стояли перед глазами, внутри колыхалась безбрежная пустота, однако отступать он не собирался.
   Тетива слегка затрещала, натягиваясь до отказа. Последовал глубокой вдох, затем выдох и задержка дыхания. Разрезая ночной мрак, стрела устремилась к цели.
   Длинный наконечник играючи преодолел одежду и проник в тело, Вирид завалилась на бок. Сидящий рядом кочевник вперил удивлённый взгляд в упавшую предводительницу. Он уже открыл рот для тревожного выкрика, когда острое жало вонзилось ему под ключицу, бросив тело на лежащее за бревном одеяло.
   Врождённая стойкость взяла верх, и непостижимым образом смертельно раненая женщина начала подниматься, опираясь на руки. Тёмные косы упали на искажённое болью лицо, и она обхватила ладонью древко стрелы.
   Срезень тут же коснулся тетивы, и третий выстрел вогнал короткий наконечник в область сердца. На этот раз жизнь воительницы прервалась окончательно.
   Капитан обшарил взглядом лагерь неприятеля. Другие часовые пока не заметили случившегося, остальные досматривали победные сны. Так бы возможно всё и осталось, но в игру вступила повышенная чуткость спящего Безмолвного. Среагировав на жужжание стрел и сдавленный выдох Вирида, боец вскочил на ноги и завертелся в поисках опасности. Через две секунды он опрометью кинулся в сторону, и стрела прошла мимо.
   Не дожидаясь последующих действий побеспокоенного врага, Капитан закинул лук за спину и помчался назад к лошади. Силы Оплота мгновенно перекочевали в скорость в ущерб всему остальному. Широченными прыжками перемахивая через кусты, Капитан продирался сквозь назойливые ветки. Нога зацепилась за пень, он упал, живо вскочил и понёсся сломя голову дальше.
   Потревоженная обилием звуков кобылка вскинула голову, уши её направились вперёд, ноздри расширились, и она беспокойно затопталась на месте. Капитан вскочил в седло и дал шенкеля. Лошадь сорвалась с места в карьер, по лесу прокатилось громкое ржание. Замелькали тёмные ветки, бегущие перед глазами стволы деревьев сразу слились в две однотонные стены по бокам.
   Звуки погони донеслись сзади через три минуты, а ещё через две полетели первые стрелы.
   Капитан прильнул к шее так любимой им сейчас кобылки, и губы его зашептали животному все подбадривающие слова, какие он только знал. Повинуясь командам наездника, конь забирал то левее, то правее, уходя от назойливых стрел.
   Проморгав заполненную водой ложбинку, Капитан чуть не вылетел из седла. Во все стороны полетели грязные брызги. Ветка прошлась по руке и с хрустом сломалась. Несмотря на ночную прохладу, лицо беглеца раскраснелось, будто его обдали горячим паром.
   Свистящие звуки раздавались всё чаще, стрелы вгрызались в сосны, преследователи иногда что-то выкрикивали. Пятки наездника продолжали молотить в бока показывающего чудеса скорости животного.
   Вскоре впереди замаячила знакомая полянка.
   Проклятье, как же болит горло! Капитан набрал в лёгкие побольше воздуха и крикнул:
   - Подъём!!! Подъём! Уходите! Быстро уходите!
   Среди деревьев вдалеке замельтешили фигуры всполошённых товарищей...
   Игнис вскочил первым и, сграбастав двуручник, бросился к лошадям. Сразу за ним рванули Юс с Мией, успевшие прихватить одеяла. Мастер как мог спор разобрался с уздечкой, а юнец умудрился впихнуть в сумки часть еды. Сёдла и прочие вещи пришлось бросить.
   Игнис прыжком взобрался на жеребца и протянул руку. Паренёк ухватился за неё и уселся за спиной. Юс проделал то же самое с женой. Мастер чуток замешкался, но тоже последовал их примеру.
   - К болоту! Живо! - рявкнул Игнис и поднял коня в галоп.
   Влетевший на место бывшего лагеря Капитан увидел только спины удаляющихся на запад товарищей. Кобылка с разгону перемахнула через потухшее кострище. Слева просвистела стрела, вжикнула вторая, третья, лошадь пронзительно заржала. Повернув голову, Капитан заметил торчащее из крупа древко и сочащуюся из раны кровь. Без того вымотанное дикой скачкой животное слабело на глазах, с губ срывалась пена, бока раздувались, как кузнечный мех.
   - Ещё немного, родимая. Давай! Не подведи!
   Гнилостный смрад болота всё усиливался, до него оставалось не более полусотни шагов. Вдруг лошадь пронзительно заржала, передние ноги её подкосились, и она кувыркнулась через голову.
   Капитан кубарем покатился по земле. Плечо взорвалось болью, рёбра заныли со страшной силой, в голове стоял раскалывающий череп звон. Без сил Оплота всё это обернулось бы потерей сознания.
   Беглецы осадили лошадей близ края трясины и спешились. Зажав под мышкой плащи, эспадон и бехтерец, Игнис помчался к болоту. Сразу за ним следовала молодая пара, таща одеяла и еду. Последним бежал Мастер с постоянно оглядывающимся юнцом.
   - Мы не бросим его! - сквозь слёзы кричал паренёк, но рука старика упорно тянула его к спасительной топи.
   Не разбирая дороги, Капитан ломился сквозь лес. Чудом уцелевшие в этом безумии лук и колчан со стрелами болтались за спиной, кровь из расшибленной брови красной пеленой застила левый глаз; казалось, что звуки настигающих всадников доносятся из-за каждой проклятой сосны или куста. Прыжками влетев в болото, Капитан почувствовал, как что-то врезалось в спину, затем последовал новый толчок. Под ногами зачавкала противная жижа...
  

Глава 15

  

Умей использовать молчание. Это заставляет собеседника тревожиться: кто знает, что у притихшего на уме? Люди, как правило, говорят без умолку и не владеют языком молчания. (Внутренний трактат Лиги "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых")

  
   Шаткое море отличалось сегодня на редкость благостным спокойствием. Луна мостила дорожку света на водной глади, свежий ветер придавал сумеркам терпкий привкус, ноздри щекотал солоноватый запах морской влаги. Где-то вдалеке парили чайки, оглашая бескрайний простор редкими криками, но с каждым часом их становилось всё меньше - по мере того, как судно забирало мористее.
   Трирема "Колыбель" шла на приличной скорости, рассекая мощным тараном упругие волны и вздымая в воздух целый веер сверкающих в лунном свете брызг. Заблаговременно установленные мачты высились над палубой, уверенный пассат наполнял паруса, и вместе с тем гребцы мерно работали вёслами.
   Около пятидесяти шагов в длину, более семи в ширину, с командой в двести семьдесят человек - "Колыбель" являла собой грозного морского хищника, способного пустить на дно практически любой корабль (особенно учитывая легендарное мастерство триерарха). Штурмовой трап-"ворон" в поднятом состоянии выглядел устрашающе, словно в любую секунду готов был упасть на вражескую палубу и выплеснуть команду отчаянных рубак. Впрочем, и на расстоянии два скорпиона и баллиста могли побаловать противника неприятными, пламенно-колющими подарками.
   Опёршись на фальшборт, Еншая стоял на корме и в задумчивости любовался тёмной гладью, очерченной лунным светом. Особого напряжения он не чувствовал, тем не менее лицо его оставалось неизменно сосредоточенным.
   - Понимаю вас, - разрушил умиротворение голос триерарха. - За все эти годы я тоже не смог налюбоваться на эту красоту. Успокаивает, не правда ли? - Он подошёл совсем неслышно и теперь стоял по левую руку, держась за крепёжный канат.
   - Да, мне не часто доводилось видеть открытое море ночью. Обычно мои триерархи спешат на ночь пристать к берегу. У вас, я вижу, другие правила.
   - Немножко, - рассмеялся триерарх.
   Еншая редко доводилось встречаться с таким типажом людей. Гайжан весь состоял из безупречных манер, любезности и улыбок. Глаза же оставались ледяными и настороженными, указывая на твёрдую волю и решительность. Ладно сидящая одежда цвета липового мёда выглядела неброско, но в ней явственно чувствовался вкус. Особенно в глаза бросался широкий белый кушак на поясе и обвязанный вокруг шеи белый же шёлковый платок.
   - Это принадлежало моему деду. Семейная реликвия, - заметив интерес к своему кольцу, поведал Гайжан. - Улыбка с его лица ненадолго сошла, и он продолжил более деловым тоном. - Признаться, я был удивлён, когда получил через нашего общего знакомого предложение встретиться.
   - Почему?
   - Мне казалось, последний мой разговор с вашей... м-м-м... организацией не обрадовал вас.
   - Да, не обрадовал, - ровным голосом подтвердил Еншая. - Мягкосердечным вас не назовёшь. Я слышал, вас прозвали Белой Петлёй. Любите вешать людей на белом шнурке.
   - Я не рад этому прозвищу.
   - Почему же нашего человека вы просто не повесили? К чему это варварство?
   - А я его и повесил. Но надо было его вам вернуть. Малость переборщил, согласен, - Гайжан виновато улыбнулся. - Тут я должен извиниться. У меня тогда был сложный период. Я потерял много людей в одном неудачном деле. Настроение было скверное.
   Еншая прекрасно понимал неискренность этих слов. Пират никогда не действовал по настроению, это было ясное сообщение: "со мной шутки плохи".
   Скрепя досками палубы, мимо протопал коренастый матрос с мотком верёвки на плече, справа моряки подтягивали парус, вёсла за бортом взлетали и опускались, взлетали и опускались.
   - Вижу, вас сильно задел мой поступок, - Гайжан поправил шейный платок и плавно провёл рукой по планширю фальшборта, будто сметая пыль.
   - Это так, но вы живы.
   - Мне показалось, или я слышу угрозу? - триерарх повернулся к собеседнику. На лице его светилась вежливая улыбка, и только ледяные глаза не вязались с ней и с мягким тоном.
   - Я не угрожаю, а действую - если необходимо. Вы думаете, флоту Ассулта неизвестны ваши тайные бухты? Думаете, имея желание, тяжело снарядить пару квадрирем, выследить вас и потопить? Сказать вам, где вы были месяц назад? В каких водах плавали, где продали товар? - Еншая в немалой степени блефовал, но слова его не шли так уж сильно вразрез с истиной.
   Гайжан склонил голову набок, обаятельная улыбка не сходила с лица:
   - И почему это флоту гоняться именно за мной? Нас таких много.
   - Желания гоняться за вами нет, но оно могло бы появиться. В море вы многое можете, а я могу многое на берегу.
   Триерарх задумался, по лицу его едва зримо скользнуло негодование, но тотчас вернулась дежурная улыбка:
   - Нам лучше пройти в мой навес и продолжить беседу там. Луна никуда не денется.
   На корме всех судов устанавливают небольшой навес, однако Гайжан предпочёл заменить его капитальной надстройкой с единственным окном в потолке. Внутри освещённое двумя масляными лампами помещение выглядело вполне уютно. Все предметы находились строго на своих местах, беспорядка хозяин однозначно не терпел. Деревянную панель напротив двери занимала по-настоящему большая карта, под ней разместился сундук. Левее поблёскивали четыре абордажных ножа и короткий меч, прилаженные к стене изящными креплениями.
   Еншая остановился напротив висящего на стене изображения битвы Горящей воды. Искусному художнику очень хорошо удалось передать масштаб крупнейшего морского сражения между Ассултом и Бактуном. Саму воду рассмотреть удавалось с большим трудом: повсюду горели корабли, заполняющие пространство между ними обломки также пылали. Сквозь огонь просматривались мелкие фигурки людей, и воображение мигом дорисовывало ужас в их глазах. И всё это венчал пламенеющий над морем закат.
   Сбоку замер Гайжан, скрестив руки на груди и нацепив задумчивый вариант улыбки:
   - Он слегка перебрал с пламенем, но суть передал верно.
   - Откуда вы знаете?
   - Мой дед участвовал в этом сражении. Он был выдающимся триерархом. Картина мне досталась от него, вместе с перстнем.
   Еншая пристальнее посмотрел на триерарха. На вид пирату можно было дать под сорок, хотя на самом деле ему не так давно перевалило за тридцать. В жёстком окружении годы быстрее старят человека.
   - Почему же вы не служите на флоте, как ваши предки?
   Гайжан грустно улыбнулся и жестом пригласил гостя разделить с ним ужин. Еншая одним плавным движением переместился на ложе и устроился там: локоть упёрся в подушки, пальцы переплелись в замок.
   Триерарх разлил вино из кувшина по чашам.
   - Моя бабка была родом из Бактуна. Кто-то донёс на деда. Люди тогдашнего наварха принялись копать. При желании многие поступки можно трактовать как предательство. Деда осудили и казнили. Так мой отец, а потом и я, стали...
   - Пиратами, - закончил Еншая.
   - Свободными моряками, - с улыбкой поправил триерарх. - Отец плавал больше двадцати лет, пока его не потопили у островов Таслих.
   Гость и радушный хозяин прервались и пять минут посвятили трапезе. Низкий столик, втиснутый между двумя ложами, предлагал на выбор оливки, вареное мясо кальмара, креветки и запечённого без каких-либо специй губана. Воздух пропитался запахом лимона, что ещё больше подстёгивало аппетит.
   Попробовав всего по чуть-чуть, Еншая пригубил вино:
   - Ум-м-м... Интересный букет.
   - Ах! Лусолское. Вина из Фахила и Маюжи нынче испортились. Зазнались, мешают лишнее. А это вино небольшого виноградника Лусола. О нём мало кто знает. Один из немногих продуктов, которые я покупаю, - Гайжан засмеялся и слегка покачал чашу в руке.
   Еншая давно смог всецело проникнуть в переживания пирата, но Взгляд пока не давал ничего важного - настороженность, лёгкое недовольство, живой интерес. Позой же Гайжан выражал расслабленность и даже праздность. Он возлежал на ложе, согнув одну ногу в колене, положив сверху руку и изящно удерживая двумя пальцами чашу с вином.
   Неожиданно улыбка исчезла с лица триерарха:
   - Сразу хочу предупредить - я в курсе ваших штучек. Мой отец сталкивался с такими как вы. И я тоже, как вы знаете. Я сумею распознать ваше давление. Эти внезапные желания, смена настроения, мимолётная головная боль. Если вы попытаетесь на меня воздействовать...
   - Закончу как мой предшественник? - поспешил скрыть волнение глотком из чаши Еншая.
   - Именно, - блеснула улыбка пирата, являя два ряда ровных зубов. Стальные нотки ушли из его голоса, и он изрёк уже обыденным тоном: - Да и вообще, простите, но вам не кажется это кощунством - залезать в голову человеку? Это какой-то... не знаю, неравноценный диалог, что ли.
   - Скажите, вы когда-нибудь брали на абордаж торговые галеры?
   - Ну да, много раз.
   - А не кажется ли вам это неравноценным боем? Может вам отказаться от превосходства в скорости и людях?
   - Хм... С вами тяжело спорить... Так что вы от меня хотите?
   Еншая съел пару оливок и остановился на креветках, они показались ему особенно вкусными. К вину он прикасался лишь для вида, но родившаяся в голове идея побудили его на большой глоток терпкого напитка.
   - Я покажу наглядно, - он неспешно поднялся и шагнул к закреплённой на стене карте. Она отображала южные границы Ассулта, все значимые порты и многие десятки мелких и средних островов Шаткого моря.
   - Отсюда идут морем все товары из городов Ликольдского серпа, - указал пальцев на юго-западный участок Еншая. - Золото и серебро обоих приисков также переправляют по морю.
   - Здесь же сосредоточены наибольшие силы флота. Многие глупцы пошли там на дно. Я не против золота, но получить пробоину тоже не спешу.
   - Верно. Но если знать даты, маршруты, расположение крупных соединений флота... Галера с золотом - огромный куш. Они ходят редко, но ходят.
   - Интересно, - Гайжан пригладил левую бровь.
   - Можно сделать так, что высшее командование флота не будет проявлять особого рвения в вопросе патрулирования этого района. В пределах разумного, конечно.
   - Не хочу показаться недоверчивым, но для примера дайте сведения о движении одного каравана.
   Еншая ткнул пальцем вниз, затем медленно повёл на северо-восток:
   - Через месяц из крупнейшего прииска выйдет караван с серебром. Официально там будет пшеница. Они погрузятся на корабль, дойдут до Гилтаны, поднимутся по Слуфи, сделают небольшую остановку на землях Зуврата.
   - Это не Зуврат ли года Посевов? - улыбка сползла с лица триерарха, на лбу обозначилась хмурая складка. От Взгляда Еншая также не укрылось волнение, родившееся внутри пирата.
   - Да, именно он. Крупный землевладелец. Он сейчас очень стар, но процветает. Владеет обширными землями севернее Гилтаны.
   Приняв нарочито расслабленную позу, триерарх промочил горло глотком вина:
   - И чем же он нажил такое состояние?
   - Удачно женился на одной из дочерей семейства Жамхаров. Мы, то есть купцы, не сильно жалуем это семейство.
   - Отчего же?
   - Они обогатились на скупке собственности погибших в битве Горящей воды триерархов. Слишком уж грязно это выглядит. Но дело доходное. Жамхары и соблазнились.
   - Ладно, - махнул рукой Гайжан. - Выходит, вы знаете маршрут каравана, даты погрузки и отправки и можете указать расположение патрулей флота?
   - Да. Кроме того, Лига выделит вам сто золотых. Тогда вы успеете закончить постройку второй триремы.
   - Хм... Возможно вы и не преувеличиваете вашу осведомлённость.
   Закончив разбираться с картой, Еншая вернулись на ложе и отщипнул кусочек сочного мяса губана. Триерарх попивал вино, пребывая в любимой позе: нога согнута в колене, рука покоится на ней, два пальца обхватывают чашу. Плавно проведя рукой по столику, он сбросил мелкую крошку.
   - Это всё, естественно, меня заинтересует. Вы хитрый человек. Рассказали о вкусностях, подогрели мой интерес. Переходите к условиям.
   Еншая выжал лимонный сок на кусочек рыбы, наслаждаясь запахом:
   - Люди с талантом должны его использовать. У вас талант топить корабли. Это не лесть. Иначе меня бы тут не было... Четвёртого числа из Юмирви выйдет трирема и поплывёт на Присоединённые острова. Её надо потопить. Наша бирема поможет в этом.
   Гайжан опустил чашу на столик и перевязал шейный платок. Заговорил он только через три минуты:
   - Дело не в товарах. Дело не в торговом соперничестве. Дело не в деньгах. Дело в каком-то человеке... Кто будет на этой триреме?
   У Еншая закралась мысль соврать пирату, однако он тотчас отбросил её. Судно будет плыть под соответствующим флагом. Завидев его, Гайжан всё поймёт и откажется от затеи.
   - На борту будет глава Ордена Равноединого.
   - Ух ты! - лицо триерарха вытянулось. - Ожидал всякого, но такое... Военная трирема с кучей боевых машин, кишащая Дланями. Свободные моряки захватывают и пускают на дно всякие суда, но против Ордена никто не рискует идти.
   - Я знаю, - Еншая утопил нежное мясо губана в лимонном соке и забросил кусочек в рот. - Но никому из... свободных моряков не делали предложения, которые сделал вам я.
   Гайжан надолго погрузился в раздумья, колыхая вино в чаше и украдкой бросая на собеседника косые взгляды. Он явно ожидал давления и прислушивался к собственным ощущениям, стараясь уловить в себе малейшие изменения.
   Следящий за порывами пирата Взгляд извещал о возросшей до предела настороженности. Влияние отдыхало за ненадобностью, хотя страха быть уличённым Еншая не испытывал. Живописная картина собственного тела, раскачивающегося на белом шнурке, нарисованная воображением, даже чем-то забавляла. Жуткая смерть, но какая лучше?
   Сделав небольшой глоток, Гайжан промокнул губы шёлковым платком:
   - Если у вас такие связи на флоте - зачем вам какой-то вольный моряк?
   - Флот живёт по законам империи. Орден - часть Ассулта. Ни один триерарх не выступит против святош. А для вас этих законов нет.
   - Вынужден отказать. Распри с Орденом - это плохой курс для меня, губительный, - внешне оставаясь расслабленным и улыбчивым, внутренне пират напрягся до предела.
   Влияния не последовало. Налегая на губана, Еншая потягивал вино и наслаждался ароматом лимона.
   - Как-то вы не выглядите озадаченным, - искренне удивился пират.
   - Я не в первый раз слышу отказы. Если бы Старого Мерзляка было так легко убить, мы бы давно это сделали.
   - Похоже, для вас Орден - это не просто помеха на пути к власти. Личные мотивы?
   Еншая задумался над вопросом, и губы его невольно сжались, лицо затвердело:
   - Да. Старые долги. Я думаю, вы меня понимаете.
   - Понимаю. Всё же вы жестокий человек. Ради одного старика готовы загубить жизни двух сотен людей. Или для вас нет невиновных?
   - Я не сею жестокость по прихоти. Всё подчинено цели. У меня она есть... А вот вы, когда топите корабли, приближаетесь к своей цели? И не говорите о давлении обстоятельств. Осудили вашего деда, а не вас. Вы могли плавать триерархом на торговой галере. Честно, спокойно, уважаемо.
   Теперь настала очередь Гайжана задуматься над услышанными словами. Он откинулся на подушки и медленно водил пальцем по чаше, улыбка его померкла.
   - Вы прямо настоящую пробоину в моей жизни проделали. Низвели меня до алчного...
   - Свободного моряка? - подсказал Еншая со сдержанной улыбкой.
   - Да... И какова же ваша цель?
   - Посмотреть, как далеко я могу зайти. И рассчитаться со старыми долгами. А ваша?
   - Посмотреть, как далеко я могу заплыть. И рассчитаться со старыми долгами.
   Взгляд говорил о вернувшемся к Гайжану спокойствии - не только внешнем, но и внутреннем.
   - Вы считаете меня жестоким, - вымолвил Еншая, доливая себе вина. - Я залезаю в чужой разум, копаюсь там. Но давайте взглянем на это с другой стороны. Мои действия исходят из интереса к людям. Да, да, не удивляйтесь. Я искренне хочу и стремлюсь их понять.
   - А другие не хотят понять?
   - Другие, - хмыкнул Еншая. - Другие плевать хотели на всех остальных. Они интересуются исключительно собой. Они не умеют ни смотреть, ни слушать... Большинство людей с радостью примет любого, кто придёт в их жизнь. Неважно, что он принесёт. Пусть только придёт.
   - То есть копаться в головах можно, и люди этому рады? - хохотнул Гайжан.
   - Никто, конечно, не хочет, чтобы в его голове копались. Но люди рады любому интересу. Тогда жизнь кажется чуточку менее серой. Если никто о тебе не знает, никто не интересуется, то ты понимаешь, чем является твоя жизнь - пустышкой.
   Триерарх покачал чашу двумя пальцами, глядя, как вино плещется по стенкам:
   - И в чём же, по-вашему, смысл жизни?
   - Жизнь имеет смысл, когда мы сами её наполняем смыслом. Если ты не реализуешь себя - смысл уйдёт. Он может присутствовать изначально, но без реализации он испарится, растает... Вы слышали историю о древнем бойце?
   - Нет, - признался пират. - Что за история?
   - В древности был великий воин. В поединке никто не мог его одолеть. И вот, его соперник пришёл к старому мудрецу за советом. Старик подумал, и предложил найти для этого непобедимого бойца женщину. Соперник устроил это. Воин полюбил женщину, и она полюбила его. Через месяц он погиб в поединке.
   - Почему? - заинтересованно спросил Гайжан.
   - У бесстрашного воина появился страх и опасения. Раньше ему нечего было терять. А теперь появились его чувства и его женщина. Он не мог действовать с прежней решительностью. Он стал уязвим.
   - То есть нельзя поддаваться глупым соблазнам? - с натянутой улыбкой произнёс триерарх.
   - Нет, наоборот. Он всё понимал, но пошёл на это. Мало стоит жизнь того, кому ничто не дороже этой жизни.
   В помещении установилась тишина. За бортом шлёпали в воду десятки вёсел, деревянный корпус триремы постанывал, с нижней палубы доносился приглушённый "топот" барабана, отмеряющий ритм. Через забранное решёткой окно в потолке втекал лунный свет и мгновенно растворялся во власти двух масляных ламп.
   Гайжан с некоторым трудом поддерживал на лице улыбчивое выражение, чаша в его руке плавно колыхалась в такт барабанному бою. Еншая так и подмывало задействовать Влияние, однако он волевым усилием прогнал это желание и занялся креветками, щедро окропляя их лимонным соком. Всё это время он не мог понять, нравится ему больше вкус или запах.
   Наконец триерарх очнулся от раздумий и, смахнув пылинку с рукава, одним глотком осушил чашу:
   - Скажите, вашего влияния на суше хватит для уничтожения Зуврата года Посевов?
   - Прямо уничтожения?
   - Вы не так поняли. Его смерть меня не интересует. Я хочу лишить его доброго имени. Разорить его. Сломать хребет всей его семье. Старые счёты, вы должны понимать.
   Еншая пережевал креветку и задумался. Он давно отыскал удобное положение среди подушек, ладони его сцепились в замок, а большие пальцы совершали вращательные движения друг вокруг друга.
   - Это возможно. Сейчас у нас начинается борьба с незаконной торговлей с Бактуном. Подозрение падёт на Зуврата. Все знают о жадности и беспринципности людей, связанных с семейством Жамхаров. В его виновность легко поверят. Веские доказательства тоже появятся. Он и его семья лишатся имущества, положения, от них все отвернутся.
   Триерарх кивнул, примеряя на лицо чуток хищную улыбку:
   - Я потоплю для вас корабль Ордена. Вы же растопчете для меня Зуврата. От сотни золотых я также не отказываюсь.
   - Кто из нас тут купец? - хмыкнул Еншая. - Деньги будут. А вот сведения о караване с серебром я пока придержу. Об этом мы поговорим с вами после... м-м-м... работы с триремой Ордена.
   - Идёт.
   - Наша бирема подойдёт к вам второго числа. Четвёртого или пятого вы должны пустить святош на дно. Мне нужно ваше слово.
   - Вам будет достаточно одного слова?
   - Да. Или я ничего не понимаю в людях.
   - Хм... Я даю вам слово потопить эту трирему.
   - Отлично. Я, с вашего разрешения, выйду на палубу подышать. Ночь чудесная, жаль её упускать. - Еншая поднялся с ложа и одёрнул примятые складки хитона.
   Уже в дверях его остановил напряжённый голос Гайжана:
   - Вам таки удалось на меня повлиять.
   - Разве? Я не использовал никаких способностей. Белая петля на шее меня не обрадует. Вы предупредили - я внял.
   Пират резко вскочил на ноги и придвинулся вплотную к Еншая.
   - Вы знали, - глаза его сверкали. - Вы знали о моей семье. Знали, что мой дед выступил против скупки Жамхарами собственности погибших триерархов. Знали, что Зуврат был другом моего деда. Я не знал, что Жамхары совратили его женитьбой и богатым приданым. Вы мне сказали об этом, дабы я понял, что именно он предал моего деда.
   Еншая спокойно, не отводя глаз, выдержал гневную отповедь:
   - Может и знал. Но я ни о чём не врал.
   - Не врали, не врали, - триерарх поиграл желваками на скулах, часто дыша через нос. - Вы сознательно завели разговор о цели в жизни, о её смысле, о старых счётах. Нарочно разбередили семейные раны. Заставили меня схватиться за возможность отомстить Зуврату.
   - Я не использовал способности. Не врал и о своих убеждениях. Вы отказываетесь от данного слова?
   - Нет, - процедил Гайжан, гнев его быстро затухал. - Вы же знаете, что я не откажусь от данного слова... Скажите, у вас бывают разговоры с кем-то без желания управлять человеком?
   - Не знаю. Я и сам часто не понимаю, - ответил Еншая и ступил на затянутую ночной темнотой палубу.
   Спокойное море, напитанный солёной влагой воздух, луна, дорожка света на воде, звёзды, движение вёсел - всё по-прежнему. Покой и умиротворение. На волю - как это часто было с ним в таких случаях - просились слова из трактата "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых": "Может статься, что о ваших способностях проведают. В случае этом не старайтесь напрямую обхитрить настороженного человека. Пока он тщится оградить себя от вашего Влияния, обратитесь к его подлинным ценностям. Дайте ему себя настоящего, и он ответит вам тем же. Взывайте простыми, но откровенными словами к самой его сущности. Подвигните его самого себя убеждать. Не изменяйте, а направляйте!".
   Всё верно. Осталось лишь понять, были ли его слова откровенностью, или он давно стал вместилищем одного только холодного воздействия. Когда ты постоянно Влияешь на других, как много тебя настоящего остаётся?
   Луна взирала на него с полным равнодушием - если она и знала ответы на все вопросы, то не желала ими делиться.
  

***

   Гайжан сидел под кормовым навесом, превращённым в полноценное закрытое помещение, и изучал карту центрального побережья. Он уже который день пытался выбрать наилучшее место для атаки триремы Ордена. Один план сменялся другим, а подходящий вариант так и не удавалось отыскать. Пришлось даже незаметно побродить по Юмирви, дабы оценить стоящую на якоре трирему "Разящая стрела" и её вооружение.
   Дневной свет проникал через окно в потолке, падал на расстеленную карту. С одной стороны бумагу прижимала затушенная масляная лампа, с другой - навигационные инструменты. Триерарх склонился над расчётами, записал данные о течениях и рифах. Задумался и невольно поправил шёлковый платок. По всему выходили трудности. Надёжное укрытие дают лишь средние Искристые острова. Бирема этих копателей в мозгах должна ввязаться в бой и заманить судно Ордена прямо в ловушку. Ему же лучше всего воспользоваться западным течением и на полной скорости влететь в борт противника. Долгие кружения и обмен метательными снарядами не принесут ничего хорошего.
   Подойдя к сундуку, Гайжан отпер его замысловатого вида ключом и достал старую, покрывшуюся пылью карту Искристых островов. Третья и последняя вещь, оставшаяся от деда. Тщательно изучив её, он сопоставил отмеченные там наиболее частые направления ветра с местом будущей засады. Широкая улыбка и ощущение отлично проделанной работы стали наградой за долгие часы раздумий и подсчётов.
   Дверь за спиной отворилась, и в помещение вошёл старший помощник, командующий абордажной командой. Старый приятель одним внешним видом наводил трепет на врагов. Широкие плечи едва проходили в дверной проём, коллекция шрамов на лице и руках выдавала в нём бывалого бойца, в ухе покачивалась золотая серьга.
   Шагнув к командиру, он прохрипел:
   - К нам приближается судно. На нём флаг Ордена.
   Гайжан тут же схватил короткий меч со стола, карта мигом вернулась в сундук.
   - Всех гребцов на вёсла! Мы должны оторваться от них! - он развернулся за доспехом и увидел, как остриё длинного абордажного ножа вышло из груди. Глаза его сузились, он покачнулся и рухнул поверх стола.
   - Прости, старик, но решение идти против Ордена - отличный повод для бунта, - старший помощник рывком выдернул оружие из спины командира. Затем размахнулся и с силой метнул нож в картину битвы Горящей воды. Клинок встрял прямо по центру и мелко задрожал. Подойдя к настенной коллекции оружия, Сахим вытянул самый крупный абордажный нож и заткнул его за пояс.
   - Принципы твои говёные, честь рода... Смех.
   Он выбрался на палубу и, щурясь от яркого солнечного света, проорал:
   - Слушайте все! Гайжан спятил. Решил пойти против Ордена. Он больше не наш триерарх. Отныне я за главного.
   Зная о произошедшем заранее, доверенные головорезы абордажной команды сгрудились вокруг вожака и злобно зыркали на разинувших от удивления рты моряков.
   Три человека с криками кинулись на них, ожидая поддержки остальных. Звонко запела сталь, полетели яростные крики, затем они сменились воплями. Множество гребцов, бросив вёсла, выскочили на палубу и остановились как вкопанные. Три тела распростёрлись на досках, под ними растекались багровые лужи. Вскоре восемь десятков моряков столпились напротив абордажной команды, удерживая расстояние в пять шагов.
   Сплюнув за борт, новоявленный триерарх "Колыбели" выступил вперёд:
   - Вы меня знаете. Рыпнетесь - ляжете все... Будем плавать как раньше. Я договорился со святошами. Мы получим их покровительство и золото.
   На десять мучительных секунд повисла гнетущая тишина, моряки переминались в нерешительности. Палуба постанывала под весом большого количества людей, хлюпающие о борта волны, казалось, требовали какого-то решения.
   Сквозь толпу протолкался низкорослый гортатор, ведающий гребцами:
   - Гайжан был дельным триерархом. Это было ошибкой, но будь по-твоему, Сахим. Но если ты нас подведёшь... будешь кормить рыб вместе со своими мордоворотами. Так и знай.
   Большинство моряков возбуждённо закивали. Сахим провёл рукой по изрезанной шрамами щеке и снова сплюнул за борт:
   - Расходимся! Мне надо поболтать со святошами... И золотишко наше забрать.
   Моряки медленно возвращались по местам, пятеро матросов принялись сворачивать паруса, гребцы спешно втягивали вёсла внутрь.
   Трирема под флагом Ордена подошла вплотную к левому борту и плавно опустила штурмовой трап-"ворон" на палубу "Колыбели".
   Стараясь как можно быстрее войти в роль, новоявленный триерарх уверенно прошагал по палубе, во все стороны летели его хриплые команды. За ним по пятам следовали семь бойцов с рожами отъявленных головорезов.
   Велев подельникам оставаться на месте, Сахим перебрался на борт соседнего судна. Настороженные взгляды десятка Дланей проводили его до кормового навеса. Возле тента двое здоровяков в светло-коричневых хитонах безо всяких церемоний отобрали у него меч и абордажный нож. Сахим попытался сохранить бравый вид, возмущённо оскалился, но приставленное к горлу лезвие быстро охладило его пыл.
   Глава Ордена Равноединого сидел в невысоком кресле с наглухо прикрученными к палубе ножками и зябко кутался в шерстяной плед. Его раздражала морская сырость, поблизости не было никакого стоящего источника тепла, и даже горячий глинтвейн в руке не помогал в должной мере. Заострённое лицо старика повернулось к вошедшему моряку, костлявая рука с чашей указала на свободный стул.
   Приняв сидячее положение, Сахим вперил недоверчивый взгляд в агрессивный профиль старика.
   - Я всё сделал. Теперь я триерарх, - слова эти придали ему немного уверенности, потому как в данную минуту идея тесных взаимоотношений с Орденом не казалось ему такой удачной. Он до сих пор не мог понять, откуда у него взялось такое сильное желание поднять бунт. Мыслишки занять место Гайжана появились давно, но в реальность их претворять он в ближайшее время не собирался.
   Глава Ордена допил подогретое со специями вино и уставился на моряка, не пытаясь скрыть пренебрежение во взгляде:
   - Ты знаешь, что тебе надо сделать?
   - Да. Они подойдут на биреме, и я их потоплю.
   - Никто не должен уйти. Если получится - бери их на абордаж. Мне нужны главные. С остальными делай что хочешь.
   - Хорошо, но золото вперёд, - набрался смелости Сахим.
   Старик презрительно скривился и махнул рукой в сторону ожидающих в углу мешочков. Моряк делано неторопливо поднялся и сгрёб кошели покрытой шрамами рукой.
   - Я подам весть, как пущу их на дно, - хрипло бросил он и с радостью покинул навес. Сославшись на занятые руки, Сахим со злобной усмешкой заставил бойцов Длани заткнуть ему за пояс меч и абордажный нож. Затем перебрался на "Колыбель" и немедля взялся лихо раздавать поручения. Моряки слушались нехотя, у многих чесались руки расквасить наглую рожу, но два ряда головорезов абордажной команды прикрывали вожака от любых посягательств.
   Глава Ордена плотнее закутался в плед и мысленно посетовал на необходимость лично участвовать в этом деле. Кому тут его поручишь - кругом одни тупицы.
   С поставленного спинкой ко входу кресла встал молодой подтянутый мужчина. Жидкие усики никак не придавали его облику дополнительной солидности, хотя он и рассчитывал на это. Надменное выражение буквально въелось в его лицо, в этом отношении он превосходил даже высокомерного старика. Поправив пояс с длинным кинжалом, он заявил:
   - Он не будет их захватывать. Протаранит - и дело с концом. Вы же не пообещали ему за это дополнительно золота.
   - Пусть так... Проклятая сырость меня доконает. Надо приказать этим лентяям живее грести к берегу.
   Молодой мужчина умостился в кресле, предварительно развернув его к собеседнику:
   - Видите, я не зря поработал с этим головорезом в трактире Юмирви. Пойти против триерарха мало у кого хватает духу.
   - Да, да, - буркнул старик. - Лучше сдайте нам всю Лигу. Что толку гоняться за отдельными людьми?
   - Мелочёвку в других городах я вам сдам. Я же говорил. Со столицей сложнее. Я знаю всего четверых мастеров Влияния.
   - Сдайте нам резиденцию, и мы их накроем.
   - Тихо разгромить резиденцию не выйдет. Шумное же убийство достойных навлечёт на Орден гнев Басилевса. К тому же, там редко бывает одновременно больше двух мастеров Влияния. Ну схватите вы их, и что это даст? Вы ведь уже вылавливали людей Лиги. Или вы думаете их сердца случайно останавливались при пытках?
   - Так это правда? - с лёгким волнением спросил старик.
   - Да, каждый мастер Влияния может остановить своё сердце усилием воли... А так корабль потонет. Во всём будут виноваты гнусные пираты. С Ордена никакого спроса.
   - И что дальше?
   - Есть три ключевых человека. Их необходимо убрать в первую очередь. Один из них будет на биреме. Остальных надо так же осторожно вывести из игры. Я не хочу действовать поспешно. Если меня выявят, вам с этого толку не будет. Тут нужна тонкая работа. Позвольте мне действовать по-моему.
   - Хорошо, - проворчал старик, сделав усилие над собой. - Но если мы не разберёмся с этим в ближайшее время - вы сдадите резиденцию Лиги в Паное. - Спрятав озябшую руку под плед, он велел ожидавшему при входе слуге приготовить новую порцию глинтвейна. Затем подумал немного и передал указание гортатору грести к берегу как можно быстрее. Проклятая сырость его доконает.
  

Глава 16

  
   Шесть голодных, измученных беглецов уже более семи часов пробирались через непомерно обширные просторы зловонного болота. Густой, неуютный туман заволакивал всё вокруг непроницаемой пеленой, и люди вынужденно держались вплотную друг к другу. Навстречу тянуло холодным воздухом и мокрой мглой. Порывы ветра не рассеивали дымку, а напротив, всё гуще нагоняли лохматый туман. Казалось, за этой стеной нет ничего - конец мира и всего живого.
   Гнус плотными тучами роился вокруг беглецов, кусал. В тумане всё чаще раздавались хлопки, но помогали только плотные лицевые повязки. Игнису и пареньку доставалось больше других от жужжащих гадов - вероятно, их кровь признали наиболее вкусной и питательной.
   Впереди всех шёл Капитан в изгвазданной кольчуге, сплошь покрытой прилипшими кусками травы и листьев. Он ощупывал землю перед собой корявой и липкой от грязи палкой в поисках твёрдых бугорков. Остальные цепочкой двигались за ним, аккуратно ступая след в след.
   Только благодаря способностям Капитан и удалось ночью найти верное направление. Периодически призывая Оплот, он всматривался в туманную дымку, смешанную с ночным мраком, и безошибочно вёл группу вперёд. Выматывало его это нечеловечески. Густая мгла застилала лунный свет и приходилось напрягаться сверх меры в попытке обрести хоть крупицу усиленного восприятия.
   С рассветом задача облегчилась, но на смену темноте пришла усталость. Она тяжёлым грузом давила на всех сразу, будто за одну ночь они прожили целую жизнь. Или они дотащатся до твёрдой земли в ближайшие часы, или все слягут в вонючую топь. Утонуть в этой мерзкой каше - не лучшая смерть.
   Ступив на очередную кочку, Юс протянул руку и помог жене сделать верный шаг:
   - Они же теперь отстанут? Вирид мертва. Уверенности поубавилось...
   - Не думаю, - Игнис на секунду перевёл дыхание. - Они потеряли командира и отныне им нет оправдания. Либо они принесут наши головы, либо их участь будет незавидна. Теворские Горлорезы так просто не отступят.
   - То есть они будут и дальше нас искать?
   - Да. Болото для них совсем гиблое место, но с ними Безмолвные. Эти гады где хочешь себя уверенно чувствуют. Пока не доберёмся до какого-нибудь гарнизона, опасность не минует.
   Капитан потыкал палкой в склизкую кочку, сместился на неё. Шея у него до сих пор отзывалась болью на каждое упоминание Безмолвных, словно удавка продолжала душить его. Спину дико ломило, особенно в тех местах, куда угодили стрелы. Кольчуга спасла от неминуемой гибели, но даже вместе со стёганкой не смогла избавить от неприятных ощущений. Каждый шаг отдавался болью в колене, не переставая ныло плечо, рёбра, лодыжка... проклятье, да всё его тело!
   Игнис продолжал устало буравить взглядом спину идущего впереди Юса.
   - Ты ведь был раньше стражником? В бою навыки не скроешь, чувствуется подготовка.
   Юс на ходу повернул голову, и белокурый хвостик волос мотнулся к плечу.
   - Да, был. Потом ушёл. Мне надо заботиться о жене. Теперь я простой портной.
   - Портной?!
   - А что? Только женщинам шить одежду? Моя мать была портнихой. Я у неё многому научился.
   Игнис с противным чавканьем вытянул завязший в жиже сапог.
   - Теперь понятно, откуда у тебя тяга в хорошей одежде. Плетёный кожаный пояс тоже, небось, сам на досуге смастерил?
   - Это я ему сплела, - с гордостью поведала Мия.
   Голоса беглецов дополнялись хлюпаньем под ногами и многоголосым кваканьем лягушек вокруг. Очередной комар покусился на кровь Игниса и оказался размазанным по щеке.
   - Оружие больно необычное у тебя, - заметил он. - Такого вёрткого малого я скорее ожидал бы увидеть с коротким мечом, но никак не с секирой.
   Юс едва слышно хмыкнул:
   - Мой отец был наполовину нордом. Как так получилось - не спрашивай. Я и сам не знаю. Хотя догадаться несложно... Я больше в мать пошёл. Батяня был здоровенным детиной. Руками мог голову быку скрутить. И секирой ворочал как бешеный. Ну и решил, конечно, что сын должен уметь сражаться с нею. Меня с мечом в страже за семь лет научили хорошо обращаться. Но секирой я владею лучше. Малограмотный старик оказался лучшим учителем, чем трое наставников стражи.
   - Как он умер? - неожиданно сам для себя спросил Игнис.
   Юс тяжело вздохнул и поддержал неловко оскользнувшуюся на кочке жену:
   - Люди у нас сильно не любят нордов. Походить на них - тоже преступление. Его прирезали в пьяной драке в трактире Войла... Давно. Мать умерла через год.
   Сапог Игниса нахватался приставучей грязи и всё время норовил сползти с ноги. Он остановился поправить его, и идущий сзади паренёк нерасторопно ткнулся ему в спину, едва не упав.
   - Почему вы не уехали на юг? - спросил Игнис. - Поселенцев привлекает множество свободной земли. Стражников же и их семьи держит только служба. Если ты стал портным - зачем сидеть в крепости?
   - Мы собирались уехать. Хотели перебраться во Фрилион. Солнце, вино, лучшие портные Корсии - красота. Через месяц должны были отправляться с караваном, но потом - это...
   В течение следующего получаса беглецы брели молча, наслаждаясь лягушачьим концертом. Все давно свыклись со странным ощущением продвижения в тумане. Молочно-белая дымка окутывала их с ног до головы, одинокие деревья и небольшие островки сравнительно твёрдой земли возникали лишь в непосредственной близости, точно из глубины сновидения. Беспокойство периодически возрастало, когда в отдалении слышались непонятные звуки. В них можно было угадывать и птицу, и животное, и человека. Как хочешь, так и думай. Осень в этих местах проявлялась очень своеобразно, а точнее - никак. Бледное болото будто выпало из круговорота сезонов и жило по собственным законам.
   Сбив комья прилипшей грязи с сапога, Игнис задал Юсу интересующий его давно вопрос:
   - Что даёт тебе твой источник? Как он проявляется? Я всего раз до этого слышал о человеке в качестве источника. Рассказывали об отце и сыне в Оплоте Запада. Вроде бы они стали источниками друг для друга. Хотя... я не верил.
   - И правильно, - подал сзади голос Мастер и сразу закашлялся. - Источниками друг для друга они могли стать. Но умерли бы сразу, как только призвали бы Оплот вместе.
   Юс некоторое время молчал, преодолевая сложный участок топи, затем изрёк:
   - Это тяжело описать. Думаю, на все другие источники вообще не похоже. В смысле, всё как и должно быть - и сила есть, и усиленное восприятие... Но суть в другом. Он... как бы это сказать, оберегает меня. Не даёт подставиться под удар, схлопотать стрелу. Я остро чувствую опасность даже спиной.
   Неизвестно какой по счёту комар пал под ладонью Игниса:
   - Ты был бы неоценимым солдатом в любом гарнизоне. Уклонение от ударов, мастерство владения секирой, способность удерживать долго узкий проход... За это каждый комендант отдаст дюжину простых стражников.
   - Я знаю. Но Мия подвергается опасности каждый раз, когда я призываю Оплот. Может это звучит эгоистично, но мне наплевать на коменданта и гарнизоны, если она... В общем, я семь лет отдал страже. Немало стычек с нордами пережил. Я, конечно, не посвятил всего себя служению как ты и Капитан, но тоже часть жизни на это положил. Теперь я портной и нам хватает.
   - Никто тебя не винит. Воевать и так найдётся кому, - примирительно вымолвил Игнис. Он снова порадовался счастью идущей впереди пары. Очевидно, у них больше прав на это, чем у многих других, включая и его самого.
   Три часа беглецы потерянно пробирались вперёд. Ноги заплетались от усталости, глаза слипались, и хотя туман не сгущался, казалось, зрение попросту отказывается помогать в таких условиях. Наконец они вышли к самому большому островку из всех встреченных до сих пор. Из тумана проступали чахлые сосенки, пожухлые кусты, кое-где валялись хоть и влажные, но так и просящиеся в костёр ветки. По сути подарок Оплота, если учесть негостеприимность этой мерзопакостной трясины.
   Капитан остановился, пошатываясь, и тяжело опёрся на палку, Юс повернулся и бросил на Игниса умоляющий взгляд, Мастер зашёлся болезненным кашлем за спиной.
   - Хорошо, - сдался Игнис. - Сделаем привал на часик.
   - Здорово! - выпалил Юс. Радостный запал в его голосе, похоже, способен был остановить отчаявшегося смертника, стоящего на краю обрыва. Он обладал потрясающей чертой - резко переходить из серьёзного состояния в весёлое, и наоборот. При этом проходило всё совершенно естественно, без капли наигранности.
   Сделав последнее усилие над собой, путники устремились вперёд к отдыху. Потревоженные лягушки с возмущённым кваканьем прыснули во все стороны, клубы гнуса же только обрадовались новоявленным жертвам, жужжание напоминало шум сотен крутящихся пращ.
   Игнис прижался к сосне и съехал по стволу на землю, ощущая, как бехтерец на спине отдирает части коры. Капюшон плаща сполз, и затылок прислонился к холодному дереву. Рядом обессиленно повалились на землю товарищи.
   Даже напрягая разум до боли, никто из беглецов не смог бы ответить, сколько они так просидели. Комары за это время успели облепить все открытые участки кожи.
   Придя в себя первым, Игнис поднялся на ноги и заковылял к краю островка. Обозрев окрестности насколько представлялось возможным, он вернулся.
   - Пока тихо, - горло першило, рот сжигала едкая сухость вперемешку с горечью, но полученный отдых помог немного прийти в себя. Он взял мех с освежающе-кислым вином и жадно пил, утоляя терзающую тело жажду. Собрав гниловатые ветки, Игнис попытался развести костёр, но усилия оказались напрасными. Кремень высекал бесполезные искры, трут сгорал, а мокрый хворост упорно не желал заниматься.
   Паренёк не вытерпел и зашуршал свёртками с едой, бесцеремонно вытягивая куски копчёного мяса и сыра. Остальные переместились к нему и, забыв обо всех соображениях экономии, уничтожили непростительно много съестных припасов. Насытившись, путники снова умостились у деревьев, слушая лягушачий концерт.
   Перемазанный грязью с ног до головы Капитан неспешно выковыривал из кольчуги куски травы, пожелтевшие листья, хвойные иголки и прочий мусор. Об утерянном плаще он не вспоминал вовсе, плотная стёганка под доспехом помогала сохранить необходимый минимум тепла, а одеяло на ночь имелось.
   Юсу же, как и ранее, удалось сохранить более-менее опрятный вид, насколько это вообще достижимо в таких условиях. Пострадали только полы длинного плаща и обувь, в остальном же он был готов хоть сейчас без тени смущения показаться в любом пристойном обществе.
   Поначалу Игнис старался всматриваться во мглу, но быстро оставил эти попытки. Казалось, холодный туман поглотил всё. Он не только подмял под себя окрестности и обволок фигуры людей, но и забрался внутрь. Все чувства разом стали вязкими и нечёткими, трудно было разобрать отдельные ощущения, словно границы внутри истаяли, более не отделяя мысли друг от друга.
   У Игниса возникло непреодолимое желание оказаться как можно дальше отсюда. Хотя бы на пару секунд перенестись в Осту, забрести по пояс в тёплое прозрачное озеро или утонуть в сочной траве, вдохнуть полной грудью аромат цветущих садов, раскинуть руки в стороны, ощутить пальцами гладкие стебельки... Какую часть жизни он бы отдал за это? Год, пять, десять? Скорее всего всю жизнь можно обменять на одну только возможность пробыть там совсем капельку... Капельку! Как бы хотелось прикоснуться губами к её коже, ощутить пьянящий аромат жасмина, услышать голос...
   Сон проник в разум Игниса, и он всё же отправился в далёкую и желанную Осту. Спутники с удивлением лицезрели застывшую на его губах улыбку и то, как его пальцы прямо во сне обхватили висящий на шее кулон-капельку.
   Махая руками в попытке отогнать комаров, паренёк передвинулся поближе к Капитану.
   - Так вы научите мне сражаться, а? - веснушчатое лицо светилось надеждой.
   - Научу. Обещаю. Только вот с болота вылезем. А то как тут?
   - Здорово, - выпалил юнец и принялся тараторить, каким хорошим учеником он будет. Вскинув руку, Капитан резко зажал ладонью рот сорванца. Слух офицера ночной стражи напрягся, вылавливая посторонние звуки. Как осторожно ты не двигайся, но чваканье болотной жижи полностью приглушить не удастся.
   Капитан тихо перебрался к дремлющему товарищу и потрусил его за плечо.
   Игнис мгновенно встрепенулся и захлопал глазами:
   - А?.. Что?..
   - Я думаю, плосконосые нас окружили. Хотя как - не пойму.
   - Безмолвные. Видеть в тумане они нас не могут, но шумим мы изрядно, - со сна голос Игниса звучал хрипловато. Он поднялся на ноги и положил ладонь на эфес двуручника.
   Да, приплыли. Лунного света и в помине нет, огонь развести не удалось, а Юс до последнего не будет призывать Оплот.
   - Что делаем? - Капитан сноровисто натягивал тетиву на лук.
   - Ты с малым - по центру острова. Бей кого только сможешь увидеть. Я с Мастером - на западную его часть, Юс с женой - на восточную. Если собьёмся в одну кучу, они нас просто числом задавят. Так хоть окружить сложнее. Если получится - прорывайтесь. Там найдёмся.
   Приготовив оружие и с опаской пригибаясь к земле, защитники тихо рассыпались по островку.
   Игнис остановился у самой кромки воды (если эту смердящую мутную жижу можно назвать водой) и прищурился, пытаясь рассмотреть что-нибудь в неподвижной пелене. Мастер застыл в трёх шагах позади, заложив руки за спину в своей любимой манере.
   Иногда где-то в отдалении слышались непонятные звуки, лягушки по большей части притихли, будто выжидая развязки драмы. Зарождающиеся сумерки грозили через час-другой похитить остатки обзора.
   С приглушённым шелестом туман разрезали первые стрелы. Одна пронеслась в трёх шагах левее, вторая мелькнула где-то справа, третья вжикнула в опасной близости от плеча. Степняки видеть их никак не могли, полагаясь более на слух.
   Игнис делано шумно забрался в болото и с чавкающими звуками сделал четыре шага влево. Резко пригнулся и как можно тише шмыгнул вправо, уходя ярдов на восемь.
   Буквально через секунду слева просвистели сразу четыре стрелы, затем ещё две. Хлюпающие звуки приблизились, до слуха долетели обрывки резких команд. Нападающие живо раскусили хитрость с ложными звуками. Особой новизной приём не отличался, догадаться несложно.
   Игнис сделал знак Мастеру держаться строго за спиной и снова ступил в трясину. Шумно протопал вправо и замер на месте.
   Через пару мгновений стрелы промелькнули слева, потом начали искать цель всё левее и левее. Параллельно с этим нарастало чваканье где-то спереди и чуть справа. Отдельные группы неприятеля постепенно приближались. Из тумана выплыли острия мечей, показались круглые щиты. Лица трёх кареглазых и черноволосых кочевников хранили невозмутимое спокойствие.
   Используя преимущества твёрдой земли под ногами, Игнис ринулся на врагов и ударил с замахом мечом. Эспадон натолкнулся на щит и со скрежетом проехался по нему. Повторный удар сильной болью отозвался в плече, однако злость и холодная решительность отодвинули её куда-то далеко.
   Осознав свою ошибку, Игнис использовал обводной приём: клинок его обошёл щит под острым углом и достал соперника в бок. Поверженный осел в трясину. Второй степняк тем временем взобрался на островок, но пинок отбросил его назад в болото.
   Третий кочевник ушёл в глухую защиту, поджидая товарищей. Судя по звукам, большая группа врагов была уже на подходе, и справиться с ней без сил Оплота попросту невозможно.
  

***

   Капитан многое отдал бы сейчас за чуточку лунного света. Хлюпанье движущихся в трясине врагов он слышал достаточно отчётливо, но не настолько, чтобы безошибочно пустить стрелу на звук.
   Выполняя строгий наказ, юнец скрючился за тонкой сосной, дающей хоть плохонькую, но всё же защиту с одной стороны. Он часто шмыгал носом и затравленно озирался по сторонам.
   Шаги на болоте затихли, и Капитан, недолго думая, бросился на землю. Чахлый кустик прошелестел по лицу, но не поцарапал кожу, а скорее защекотал.
   Шесть или даже больше стрел пронеслись над головой широким веером. Большинство продолжили путешествие в тумане, одна задрожала в стволе дерева.
   Капитан вскочил рывком, привычно вскидывая лук. Выхватил срезень из колчана и сделал ответный выстрел. Никакие крики боли не потревожили тишину, но промах это отнюдь не означало. Теворские Горлорезы не будут голосить при первом ранении.
   Новые стрелы врагов просвистели слева и справа, теперь уже гораздо ниже, но вреда не причинили. Капитан вовремя укрылся в небольшой ямке за соседним кустом.
   Снова загудела тетива лука офицера ночной стражи, посылая один, потом второй, потом третий срезень в туман. На этот раз Капитан отчётливо различил несколько сдавленных стонов, губы его растянулись в злорадной ухмылке. Хорошо целиться, когда врагов много, а ты один.
  

***

   Юс переминался на восточной оконечности островка. Ждать неприятеля ему пришлось дольше других. Он готовился увидеть целый шквала стрел, но его не последовало. То ли степняки с этой стороны не имели луков, то ли решили не возиться с предварительным обстрелом.
   Как Юс ни всматривался в бледную хмарь, различить что-либо не удавалось.
   - Не сомневайся, призывай, - раздался сзади шёпот жены. Она замерла на корточках в пяти шагах позади. Две сосны удачно позволяли её схорониться за ними и пересидеть схватку. - Ты поймёшь откуда они движутся. Трое для вида шумят слева, двое других тихо крадутся с другой стороны.
   Скрепя сердце, Юс наполнил себя силами Оплота. Влажное древко секиры тотчас перестало казаться скользким, мышцы едва ощутимо подрагивали, словно по ним пробегала незримая волна, слух явственно уловил шаги приближающихся степняков.
   Юс вслушивался на протяжении пятнадцати секунд, затем опрометью сиганул в болото, махнув секирой прямо в полёте. Лезвие влетело во что-то твёрдое, на руки брызнуло густым и тёплым, и он с омерзением понял, что раскроил голову врага, как переспелую тыкву. Ноги погрузились в зыбкую жижу практически по края голенищ.
   Второй противник ткнул мечом перед собой, но сила Оплота заблаговременно качнула Юса в сторону. Он ответил ударом наотмашь, и соперник плюхнулся в трясину. Тело начало быстро погружаться и вскоре исчезло совсем, оставив лишь пару крупных пузырей на мутной поверхности.
  

***

   Игнис понимал безнадёжность текущего положения. Врагов надвигалось более десятка, и тут даже силы Оплота - а у него таковых и нет сейчас - не помогут совладать с лучшими вояками кочевников. Не придумав ничего лучше, он вместе с Мастером уходил всё дальше в болото. Возможно, их засосёт в первом же гиблом месте и драться с превосходящими силами степняков не придётся.
   Теворские Горлорезы следовали за ними широким полукругом. Дав возможность добыче чуть отдалиться, они забросили щиты за спину и вскинули луки. Стрелял неприятель толково, с трёх сторон, сразу понизу и поверху.
   Мастер скрестил руки перед лицом, и в тот же миг Игнис всей кожей ощутил, как туман вокруг загустел. Серо-сизая дымка мгновенно стала вязкой, точно кисель. Не долетев двух шагов, стрелы утратили последние крохи ускорения, на долю секунды зависли в воздухе, а затем одна за другой принялись шлёпаться в болото, усеяв его поверхность тёмными древками.
   Старик побледнел и зашатался, дыхание вырывалось у него изо рта вместе со слюной. Игнис наклонился к нему и удержал от падения.
   Кочевники рассвирепели от такого поворота и ринулись вперёд, сжимая мечи двумя руками.
   Мастер зажмурился от боли, а затем несколько раз вяло провёл кистью из стороны в сторону, будто гладя котёнка. До этого чрезмерно густой туман в мгновение ока рассеялся на десятки шагов вокруг, пахнуло непривычной свежестью.
   Бегущие степняки попытались вытянуть ноги из трясины для следующего шага и... не смогли. Они с недоумением и злостью дёргались, но с каждым усилием только надёжнее застревали в клейкой жиже.
   Может топь пожрала бы их целиком и со временем переработала в зловоние, но Игнис решил не проверять эту теорию. Взвалив лишившегося сознания Мастера на плечо, он что было силы помчался на запад. Следом устремились редкие стрелы, но враги, как говорится, поздно спохватились, и туман быстро скрыл беглецов.
   Ноги вязли в болоте по щиколотку, а иногда и по колено, исторгаемый горлом хрип заглушал кваканье лягушек, пот в три ручья бежал по лбу, щёки пылали. Невзирая на это, Игнис упрямо продолжал уносить себя и старика подальше от опасности. Надежды выжить у оставшихся за спиной товарищей было немного, но Игнис видел свой долг именно в спасении Мастера. С совестью и упрёками других можно разобраться потом.
  

***

   Капитан давно определил количество противостоящих ему кочевников - шесть. Остальные, похоже, обрушились на Игниса и Юса с крайних сторон овального островка. Перестрелка в тумане пока играла офицеру ночной стражи на руку, но стрел в колчане осталось всего семь. Больше вслепую стрелять нельзя.
   Внезапно юнец предупреждающе вскрикнул. Капитан немедля прянул в сторону, и кинжал подкравшегося сзади Безмолвного просвистел возле уха. Отбросив лук и выхватив меч, Капитан сделал короткий выпад, чем заставил противника отступить на несколько шагов.
   Закрытое серой повязкой лицо Безмолвного казалось высеченным из базальта. Глаза его буквально пожирали соперника, а пальцы сжимали два кривых кинжала.
   Непонятно где набравшийся куража паренёк подскочил к степняку сзади и огрел его палкой по спине. Гнилая ветка с треском развалилась на части. Кочевник не испытал и тени болезненных ощущений, но на долю секунды отвлёкся. Используя это, Капитан стремглав вытянул руку в глубоком уколе и всадил клинок врагу в живот. Безмолвный согнулся пополам и, упав на колени, уткнулся головой в землю.
   Непонятно почему, но других кочевников рядом не наблюдалось. Судя по звукам, все они потянулись в сторону Юса. С той оконечности островка доносились крики и вопли, звон металла звучал невероятно громко.
   Капитан схватил паренька за руку и поспешил убраться прочь с этого кусочка суши. Безмолвный в падении умудрился сломать лук, а с коротким мечом против Теворских Горлорезов много не навоюешь.
  

***

   Кочевники подступали к Юсу с двух сторон, и решимость их не ослабевала несмотря на четверых убитых товарищей. Вражеский полуторник пронёсся над головой и вонзился в деревце, осыпав плечо мелкими щепками. Юс поднялся параллельно со взмахом секиры. Провалив блок, она разрубила сопернику грудную клетку, он опрокинулся навзничь и сполз в трясину. Остальные враги неожиданно отступили, и через пять секунды прилетели стрелы, множество стрел.
   Оберегающий Оплот заставил Юса прижаться к земле и откатиться в сторону. Обстрел быстро ослабел, но острые иглы продолжали время от времени жужжать над головой. Юс переместился за сосны и невольно соприкоснулся с плечом жены. Рука Мии тут же ухватилась за мужа. Невидящие глаза оливкового цвета заполняли слёзы, а из груди торчала стрела. Тёмно-красное пятно с каждой секундой ширилось, захватывая всё больший и больший участок одежды.
   - Нет, нет, - оцепенело зашевелил губами Юс. - Так не может быть.
   - Может... Иди. Пока я дышу - ты будешь держаться... Иди, - голос её слабел с каждым словом. Дрожащие пальцы Мии даже не пытались выдернуть стрелу из раны. Наконечник засел слишком глубоко.
   Слишком! Слишком! Слишком!
   Ладонь вмиг раздавленного Юса нежно легла на такую мягкую щёку жены. Слёзы Мии заструились по его коже, смывая часть грязи, упали на влажные чешуйки сосновой коры под ногами. Глаза её в эти секунды способны были вместить весь мир, втянуть в себя жизни всех людей. Они могли всё, они манили его к себе, говорили с ним, шептали ему тысячи слов любви, слов, какие и не существовали пока. Она их знала теперь. С ней беседовала сила, что пребывает в мире именно ради этого мгновения. Мия беззвучно говорила, а он внимал каждому её слову. На одно короткое мгновение к нему пришла радость. Но следом за ней Юса заполнила безмерная боль вперемешку с яростью и всепожирающей ненавистью ко всему на свете. Ему хотелось стонать, убегать, убивать, затем снова плакать неудержимо долго, обнять её, долго не отпускать, говорить с ней и опять бежать.
   - Пойдём, - прозвучала команда в голове, и сила Оплота, как из прорванной плотины, затопила его изнутри, увлекла за собой...
   Далее он отстранённо осознал себя сражающимся по голень в болоте. Измазанная кровью и грязью секира носилась из стороны в стороны. От звона сталкивающегося оружия туман, казалось, стонал и колебался. За спиной погружались в трясину убитые враги. В теле Юса засело не меньше трёх стрел, из ран сочились красные потоки. Волосы растрепались и наползли на лицо, но всё это не имело никакого значения.
   - Пойдём, - настойчиво звал голос.
   Вершина мира и верх отчаяния. Юс обернулся тугим комком боли, водопадом бурлящей силы, морем горечи и ураганом неистовой ярости. Пятящиеся степняки что-то кричали - похоже, звали на помощь собратьев по оружию. Их становилось то меньше, то больше. Иногда перед глазами мелькали лезвия мечей, круглые щиты сменялись перекошенными лицами.
   Потом пропали все звуки, и голос напомнил о себе:
   - Пойдём.
   Юс продолжал двигаться вперёд пока зрение не изменило ему. Он оказался в кромешном мраке, и направление сейчас можно было только угадывать. Или любое направление теперь будет верным?
   - Пойдём.
   Руки с трудом ворочали потяжелевшей секирой, ноги ушли глубоко в болото, продвижение застопорилось. В плечо врезалось что-то острое, затем последовал новый толчок.
   - Пойдём.
   Секира выскользнула из ослабших пальцев, и Юс повалился на колени. Рот заполнился горячей жидкостью, дышать больше было нечем.
   - Я... Я сдержал обещание, я сдержал, - слова эти он произнёс лишь мысленно. Они остались только в его разуме и в вечности Оплота.
   Она видела его, она слышала, она знает. Он сдержал обещание. Теперь они знают, что такое Оплот. И больше никто.
  

Глава 17

Иногда, чтобы увидеть самое прекрасное, нужно закрыть глаза.

(Хранитель Первого Оплота Лайоллин)

   По ритуальному залу цитадели Оплота Севера плыл сладкий запах ароматической смолы нарда, источаемый двумя курильницами в углах. Десятки факелов отбрасывали пляшущие тени на облицованные белым камнем стены. Отсветы падали на цветную мозаику, запечатлевшую основателя крепости Ранда, отчего изображение, казалось, оживало и двигалось. Неизменно завораживающий Луч по центру зала выбрасывал плотный поток яркого света высоко вверх; сияние его казалось матовым, совершенно не слепящим.
   С лёгкой улыбкой Юс поднёс руку к золотистому свечению, тут же ощутил тепло и приятное покалывание. Внутри разлилось спокойствие и переполняющее чувство чего-то большого и ласкового, словно его укутали огромным куском согревающего меха, и он глушил собой все звуки, страхи, переживания, уносил прочь сумбурные мысли и дарил вместо всего этого тишину и уверенность.
   Сзади раздалось сдавленное покашливание, и Мастер Вийол сухим голосом спросил:
   - Ты уверен, что хочешь попробовать ещё раз? Месяц назад у нас ничего не получилось. Ты же знаешь, неудачное Слияние может закончиться...
   - Я знаю, - мягко оборвал старика Юс. Голос его разносился по залу раскатистым эхом, но никого это не беспокоило. В такую рань на верхнем ярусе цитадели они были только вдвоём. - Но в этот раз я уверен. Я чувствую. Всё получится. В прошлый раз я не смог нормально сосредоточиться. Это моя вина.
   С трудом переставляя ревматические ноги, Вийол приблизился к Юсу. В свете Луча странные, с поволокой глаза Мастера выглядели двумя тусклыми точками под ершистыми бровями.
   - Я согласился тебе помочь тогда и не отказываюсь сейчас. Тебе тяжело от того, что ты слишком сильно любишь жену. Да-да, слишком. Любовь - это чудо, но в данном случае она тебе мешает.
   - Каким это образом?
   - Ты не можешь представить источник, - старик сухо прокашлялся. - Я и так с трудом узрел в тебе крохотную склонность к туману. Источник, скажем прямо, не ахти какой. Слабенький. А ты и его не можешь представить. Без этого нет Слияния. Много думаешь о жене и ритуал не удаётся, связь не появляется.
   - Я буду стараться, - решительно заявил Юс.
   Вийол по-отечески мягко улыбнулся, и лицо его прочертили тяжёлые складки морщин:
   - Не надо. Оплот нельзя принуждать. Эта неестественность ничего не даст. Не пытайся управлять помыслами своими. Отдайся тому, что есть внутри тебя. Сила Оплота сделает остальное.
   Юс угрюмо потупился, сомнения вновь захлестнули его:
   - Я понял. Я... буду стараться. То есть я не буду насильно... В общем, давайте начинать.
   Старик знаком велел ему развернуться и закрыть глаза. Затем выпрямил согнутую болезнью спину насколько это было возможно и громко изрёк:
   - Юс Юнавис, готов ли ты воззвать к силе Оплота?
   Юс с волнением сделал глубокий вдох, прогоняя обрывки разрозненных мыслей.
   - Готов.
   - Веришь ли ты в силу Оплота?
   - Верю.
   - Принимаешь ли ты бремя воина Оплота?
   - Принимаю.
   - Готов ли ты оставаться крепким и не дрогнуть перед лицом врага, даже когда другие побегут?
   - Готов, - Юс почувствовал, как дрожь волной прокатилась по телу. Сквозь веки струился яркий свет, в голове нарастал какой-то непонятный звук, отдалённо смахивающий на шёпот.
   - Прикоснись к Лучу.
   Юс ступил к мириадам мчащихся вверх частичек света, ладони его плавно нырнули в яркий поток. Снова пришло успокоение, напряжённые мышцы расслабились, а шёпот в голове зазвучал чуть громче, хотя слова до сих пор разобрать не удавалось.
   Вийол подошёл к Юсу сзади и опустил на его плечи морщинистые руки, перевитые выступающими венами.
   - Свет, который ми видим - это сила, в которую мы верим. Сила, дарованная нам Оплотом, есть в каждом из нас. Тот, в ком её больше, достоин стать воином Оплота. Помня о вере, представь свой источник, - каждое слово давалось старику с огромным трудом, уголки глаз его увлажнились. Подчёркнуто твёрдый и зычный голос не мог скрыть громадного напряжения.
   Юс попытался расслабиться и прогнать бередящие сердце обрывки мыслей. Возможно, нарастающий шёпот подскажет правильное направление, поможет сосредоточиться без чрезмерных усилий.
   Перед мысленным взором начал вздыматься клубящийся туман. Свет Луча более не прорывался сквозь веки, по венам и коже пронёсся поток мягкого тепла, вмиг захватив всё тело и проникнув в разум. Полупрозрачное марево окутало лёгкой дымкой, точно он попал в невесомое облако и завис в нём. Уже невозможно было различить - сон это или нет, открыты ли его глаза или нет, лежит он или парит где-то высоко. Странное ощущение - уютное, восхитительное, но радость была спокойная, а не безудержно-буйная.
   Образы приходили сами по себе, независимо от его намерений и желаний. В тумане прорисовались контуры женского лица, появился тонкий нос, губы, засветились нежностью и любовью оливкового цвета глаза. Изящная рука плавно и с непостижимой грацией убрала за ухо золотистый локон, и молодая женщина улыбнулась обворожительно и чувственно, вкладывая в это всю рождённую миром ласку и тепло. Затем губы её зашептали, роняя слова без единого звука. Глаза вторили им, усиливая и без того безгранично прекрасные образы, возникающие в уме. Юс слышал всё, понимал всё, продолжалось это бесконечно долго и в то же время лишь краткий миг.
   Неожиданно в шёпот родных губ вплёлся трескуче-сухой голос Вийола:
   - Близкое нам извечно пребывает с нами и даёт нам веру. Сила Оплота сама выбирает правильный путь. Человек принимает его и следует за велением разума своего. Вера в Оплот теперь в тебе. Близкий тебе источник теперь с тобой. Даже находясь далеко от него, ты будешь чувствовать его. Даже потеряв себя, ты будешь знать кто ты. Призывая Оплот, ты будешь постигать его и идти за ним.
   Почувствовав внутренний толчок, Юс дёрнулся, ноги его подкосились, но приобретшие непривычную твёрдость руки старика помогли удержать равновесие.
   - Крепи веру в сердце своём. Представь источник и призови Оплот.
   Юс мысленно нырнул в пушистое облако и протянул руку, ладонь его прикоснулась к женскому лицу. Оливкового цвета глаза на секунду закрылись, и молодая женщина склонила голову набок, теснее прильнув к его пальцам. Он сделал шаг вперёд, желая приблизиться вплотную к её губам, ощутить их трепет, вкус, тепло, но вместо этого дымка в мгновение ока втянулась в него без остатка. Больше не нужно было куда-то идти, протягивать руки, что-то представлять, напрягаться. Вся она теперь была с ним, в нём...
   Его вырвали из грёз, будто окатив ведром ледяной воды. Юс ошеломлённо захлопал глазами и пошатнулся. Немного отдышавшись, он повернулся, и взгляд его уткнулся в застывшую рядом Мию. Она замерла на месте и зажмурилась, медленно поглаживая платье в районе бёдер.
   Юс оторопело смотрел на жену, потом смерил непонимающим взглядом Вийола:
   - Я... Но... Почему она тут?
   Отняв ладонь от осунувшегося лица, старик ответил севшим голосом:
   - Ты теперь с Оплотом. Она - твой источник.
   - Но... Зачем?.. Как?.. Ведь туман...
   Вийол закашлялся, прижав кулак к бескровным губам:
   - Ты не смог бы Слиться с туманом. Это слабый для тебя источник. Ты думаешь только о жене и этого не изменить. Оплот для тебя есть только в ней и вместе с ней.
   - Как вы могли?.. Люди ведь не могут быть источником. Это... это опасно. Для неё... Зачем мне теперь всё это? - при мысли о произошедшем внутри у Юса словно что-то оборвалось. Печальная музыка звучала для него сейчас в каждом вдохе, увлажняла сердце, призывала зарыдать. Он постарался отогнать боль. Мие сейчас нужна его поддержка, а не глупое самобичевание.
   - Я так рада за тебя, - она по-прежнему стояла с закрытыми глазами, золотистые пряди упали на лицо. - У нас всё будет хорошо.
   Юс с исключительной нежностью положил руки на её тонкие плечи:
   - Родная, посмотри на меня.
   Мия поколебалась несколько секунд, затем открыла глаза, и тотчас по щекам её побежали красные от крови слёзы.
   - Не бойся. Я себя слегка непривычно чувствую, но всё нормально. Пойдём домой. Будем спать, долго-долго. Я плохо тебя вижу, но я чувствую тебя, - вымученная улыбка не могла сгладить всю боль и страх, терзающие её сейчас.
   С трудом сдерживая рвущиеся слёзы, Юс повернулся к Вийолу.
   - Почему?! Почему вы согласились?! - протяжное эхо разнесло его слова по всем углам просторного зала. Даже огонь настенных факелов, казалось, затрепетал, переняв волнение его голоса.
   - Она очень просила меня. Месяц уговаривала. Сказала, без Оплота ты не будешь счастлив...
   - И что теперь?! - кричал сквозь рыдания Юс.
   - ...теперь?! - подхватило эхо.
   Старик подошёл к ним шатающейся походкой. Каждый шаг для него походил на удар кнута по телу.
   - Если ты будешь редко призывать Оплот и недолго в нём находиться - с ней будет всё хорошо.
   - Но она теперь не видит!
   - ...видит! - заметалось эхо.
   - Я такое уже встречал. Зрение со временем должно восстановиться. Верьте в Оплот. Остальные Мастера считают меня выжившим из ума маразматиком. Но старые книги времён Хранителя Лайоллина говорят, что человек способен постичь Оплот. Кто-то очень близкий должен стать его источником. Все мы, даже Мастера, не понимаем до конца сути Оплота.
   Юс аккуратно вытер со щеки жены кровавую слезу, и они обнялись крепко-крепко:
   - Зачем мне ваша суть Оплота? Я этого не просил. Я - не вы, мне это понимание не так и важно.
   - Сынок, - в голосе старика сквозила горечь обиды, - я сделал это не для себя, а для вас. Когда ты поймёшь суть Оплота, всё для тебя станет другим. Ты будешь свободным и сможешь жить полной жизнью. Тебя нельзя будет сбить с твоего пути, нельзя будет украсть у тебя самое ценное. Это и есть всесилие, а не банальное бессмертие. Если я доживу до этого - поделись и со мной этим пониманием. Одинокому старику больше ничего не нужно.
   Юс чуть успокоился и, по-прежнему обнимая жену, повернул голову к Вийолу.
   - Я уйду из стражи, - глаза его блестели от слёз. - Возможно, мы вообще уедем. Я прошу вас, никому не говорите о ритуале. Нас здесь не было. У меня нет Оплота. Простого стражника отпустят со службы, а бойца с Оплотом - никогда. Прошу...
   - Хорошо. Дела стражи для меня не так важны. Я им не подчиняюсь. Спросить с меня может только Хранитель. Это останется между нами.
   Ладонь Мии легла на лоб мужа, и она мягко, но настойчиво, повернула его лицо к себе:
   - Обещай мне, что не уйдёшь без меня. Когда наступит твой день - наступит и мой.
   - Но...
   - Обещай! - неожиданно твёрдо потребовала она.
   Юс сглотнул комок в горле.
   - Клянусь. Но если уйдёшь ты, я последую за тобой, - рука его взметнулась к её устам. - А теперь ты не спорь. Так будет. Только вместе.
   Он взял жену за руку, и они неспешно побрели к выходу из ритуального зала, а постепенно затихающий голос шептал ему:
   - Пойдём.
  

Глава 18

  

Если не вы выбираете место торговли, виды товаров

и посредников - то почему удивляетесь своей бедности?

(Выражение купцов Ассулта)

  
   Сумерки подкрадывались к портовому городу, затягивая тёмным полотном верфи и склады, пристани и сгрудившиеся там суда, харчевни и трактиры набережной, раскинувшиеся на огромных пространствах жилые кварталы. Жизнь замерла до наступления следующего утра, и вечернюю тишину разбавлял только мерный плеск волн Шаткого моря о столбы пирсов и редкие крики чаек.
   Вынужденную поездку на юг разумно использовать, поэтому Еншая попросил триерарха высадить его как можно ближе к Брег-Слаю для улаживания одного насущного дела. И вот теперь он уже более получаса ходил по грязным улочкам с покосившимися халупами, встречая только бредущих домой пьянчуг и облезлых кошек. Здесь, в трущобных районах, непосредственно соседствующих с верфями, воняло страшно: тухлой рыбой, гниющими фруктами, застоявшейся солёной водой, конским навозом, смолой, дёгтем. Все эти запахи мешались в один нестерпимый сгусток, стократно усиливая друг друга. Почему ему постоянно приходится действовать в местах наибольшего сосредоточения миазмов?!
   Обойдя очередную кучу зловонных отбросов, Еншая свернул в тёмный переулочек с ютящимися друг возле друга ветхими домишками. В сумерках слышался писк крыс, спешащих убраться с дороги; трое грызунов разбежались по углам, но большинство самых наглых остались копошиться среди объедков и мусора.
   Из темноты выплыли силуэты людей, и дорогу Еншая преградила пятёрка оборванцев с небритыми рожами. Двое подошли сбоку, трое перекрыли проход спереди.
   В такое время городская стража должна усиленно патрулировать опасные районы, но на деле всё происходило с точностью до наоборот. С наступлением сумерек вояки в островерхих шлемах выветривались из этих кварталов, а добропорядочные жители старались наглухо закрыться в домах и даже не выглядывали в окна. Любопытство наказуемо.
   - Уважаемый, не могли бы вы... э-э-э... помочь, гы-ы, нам в одном деле? - хриплым басом проговорил здоровяк и скользнул взглядом по щербатым ухмылкам подельников.
   - Ага, мы торговцы, - тут же вклинился стоящий рядом лысый приятель. - Хотим открыть новое дело. Нуждаемся в долге. Не, не в долге... В займе, во.
   Здоровяк не мог предоставить лысому право всё время говорить за него, поэтому, не стирая ехидной улыбки с лица, быстро добавил:
   - Но мы честные. Гы-ы. Сразу отдадим. Как только... э-э-э... прибыток, ага, прибыток пойдёт.
   Молчавшая всё это время тройка громко заржала. Один из них попытался изобразить манеры достойного, делая учтивые жесты в адрес соседа.
   Еншая безошибочно угадал в здоровяке главаря этой шайки "честных торговцев". Лысый же, скорее всего, выступал в роли ближайшего подручного. Трое других - рядовые "дельцы". Носы двоих из них были перебиты и, вероятно, не один раз. Кроме того, внешнее сходство позволяло предположить кровное родство двоицы. Братья, определённо братья.
   Главарь, лысый и один из братьев вооружились короткими мечами, у другого брата - пара абордажных ножей, последний же молодчик баюкал в руке палицу. На вид она очень сильно смахивала на типичное оружие Дланей Ордена. Неужели слуги Равноединого нынче не брезгуют набирать себе новых членов и среди таких "честных торговцев"? Хотя вряд ли, шустрик просто раздобыл её где-то.
   Неизменный кинжал пребывал в ножнах, и Еншая чувствовал в себе силы перебить их всех в течение минуты. В узкой улочке численное преимущество не так весомо. Всё же он решил пока не прибегать к помощи верного клинка врианской стали.
   Добавив в голос как можно больше искреннего сожаления, он угодливо залепетал:
   - Уважаемые, я... не уверен, что у меня с собой много.
   Дрожащими пальцами он отцепил от пояса тугой кошель и протянул его главарю. Шагнув вперёд, здоровяк жадно сграбастал предложенное.
   Всё с теми же нотками заискивания в голосе Еншая проблеял:
   - Там точно не хватит на новое дело. Вам надо больше. Давайте пройдём в мою лавку. Это тут недалеко, семь кварталов всего.
   Шайка немного опешила от такой добровольной щедрости, но главарь уже явно перешёл от удивления к обдумыванию возможности получить больше. Природная осторожность соперничала в нём с жадностью, и он никак не мог принять окончательное решение.
   - Лады, - наконец пробасил он. - Мы с Чигом пойдём с уважаемым. Вы трое останетесь тут.
   Еншая всё это время не только разглядывал "торговцев" и предлагал добавку, но и настраивался на внутренние порывы каждого из пятёрки. Самое интересное - тройка. Практически во всех бандах порядки одинаковы: главарь и ближайший подельник забирают большую часть награбленного, прочие довольствуются малой долей. Получая меньше, тяжело оставаться довольным.
   Влиять разом на троих крайне сложно, поэтому Еншая выбрал из них самого задиристого и отчаянного - владельца палицы. Недовольство дележом добычи внезапно очень резко возросло в шустрике. Почему он должен мириться с крохами, перепадающими ему с каждого дела?! Хватит молчать!
   Поборов страх, ущемлённый несправедливым разделом добычи бандит громко выпалил:
   - А чё это так?! Мы все можем пойти.
   Мигом среагировав, здоровяк угрожающе шикнул на осмелевшего подручного. Обычно это действовало, но не сейчас. Авторитет пошатнулся, а желание противиться опостылевшему вожаку разрасталось внутри, решительным пульсом стуча в висках.
   Еншая продолжал исподволь усиливать смелость и недовольство главного ревнителя честного раздела. Остановился он только когда эти два порыва заполнили того целиком.
   - Хорош шикать! Вечно оттираешь нас от дележа! Поровну делить будем. Все пойдём в лавку, - пальцы шустрика сильнее впились в палицу. Молчаливая поддержка братьев "перебитый нос" наделяла его дополнительной уверенностью.
   - Вага, ты забываешь кто тут главный, - буквально по слогам отчеканил здоровяк и придвинулся ближе к обнаглевшему подручному.
   Теперь уже без меры смелый, шустрик гордо выпятил грудь и, тыкая пальцем в главаря, начал перечислять по памяти все случаи несправедливого дележа добычи. Здоровяк не пытался ничего отрицать, а настойчиво требовал заткнуться и обещал страшные кары смутьяну.
   Лысый в это время предусмотрительно сместился левее, начиная обходить тройку сбоку, но братья, сразу разгадав его манёвр, сместились к халупе справа. Подручный главаря слегка согнул ноги, пальцы его крепко обхватили рукоять короткого меча. Вытягивать клинок он всё же не решался. Обнажить оружие - сразу начать схватку.
   Еншая сделал два шага назад и слился со стеной приземистого домика. Перебранка уж слишком затянулась, поэтому он решил помочь друзьям разобраться с их затруднением. Смелость в них вливать нет нужды - у каждого её сейчас в избытке. Поработать стоило с лысым. Ярче всего в ближайшем подручном вожака горела именно злоба. Еншая щедро добавил ему злости, не скупясь влив в неё почти всю возможную мощь. Тебе нужно больше решительности и злости. Больше злости! Ещё больше злости! Ты просто не знаешь, куда её девать. Ты же ненавидишь этих гнилых уродов. Да что они вообще могут?! Забыли, кто их подобрал и в люди вывел! Кто дал возможность "честно" подзаработать! Неблагодарные слизняки!
   Щека лысого непроизвольно задёргалась, челюсти плотно сжались. Шумно дыша через нос, он потянул меч из ножен. Клокочущая внутри ярость окончательно взяла над ним верх, и он бросился на одного из братьев, вытягивая руку с мечом. Тот, действуя собранно, звонко отбил удар коротким клинком. Подручный главаря сделал отвлекающий выпад и тут же полоснул по руке другого брата. Раненый протяжно взвыл и махнул мечом в ответ, но лысый вовремя шагнул назад, не давая себя зацепить.
   В это время палица спорщика уже вовсю противостояла мечу главаря. Деревянным оружием шустрик бил по всем правилам портовых драк, используя парные горизонтальные и вертикальные связки. Вожак банды лишь огрызался редкими тычками и старался улучить возможность для стоящего выпада. В итоге удача таки улыбнулась ему. Закрученный удар его меча распорол шустрику бок. Тот немедля отступил, зажав рукой глубокий, но не смертельный порез.
   Братья кружили вокруг лысого, но действительно хорошая выучка последнего давала им мало шансов на удачный удар. Один раз им удалось задеть его запястье, но рана вышла поверхностной - помешала одежда. Подручный главаря сделал вид, что сильно увлечён поединком и позволил одному из братьев зайти себе за спину. В нужный миг он крутнулся и рубанул с разворота. Без того ослабленный раной соперник повалился на землю с раскроенной шеей.
   Исступлённо рыкнув, оставшийся в живых брат кинулся на врага. Низко пригибаясь, он пропустил меч над головой и атаковал ножом. Железо с силой вошло в бок противника. Заваливаясь назад, лысый попробовал достать обидчика, но второй нож вошёл ему в горло и пресёк эту попытку.
   Лицо выжившего брата горело огнём. Пунцово-красный, с хищным оскалом - он медленно двинулся на бывшего вожака. Кровь тягучими каплями падала с ножей. Руки его также обагрились.
   Главарь в это время прижал шустрика к стене, и тот лишь хаотично отмахивался палицей. Неотвратимое приближение новой опасности подстегнуло вожака. Меч в его руке ускорился: последовал быстрый удар сверху, затем резкий укол, и шустрик беззвучно сполз по стене. Каменная кладка в этом месте приобрела непривычно красный оттенок.
   Не в силах успокоить участившееся дыхание, главарь судорожно пятился. Ему требовалась хотя бы крошечная передышка.
   Брат не возражал против перерыва, время его, похоже, не волновало время. Шагал он неумолимо и всё более жутко скалился. Еншая показалось, что бандит вообще не моргает. В глазах бойца плескалась ненасытная ярость, а пальцы буквально срослись с рукоятками окровавленных ножей.
   Немного приведя сердцебиение в порядок, вожак нанёс колющий удар мечом. От этого выпада брату удалось уйти, но повторный укол достал его в правый бок. Такая мелочь уже не могла остановить неистового бойца. Он бросился вперёд и пырнул главаря ножом в живот. Истошно взревев, вожак начал падать, но всё же успел поразить обидчика в грудь.
   Опустив руки с ножами вдоль туловища, победитель замер посреди маленькой улочки. Казалось, он так может простоять целую вечность, но уже через минуту потеря крови заставила его пошатнуться и прислониться стене. Часто дыша, он медленно осел на землю, так и не выпустив из рук ножи, словно в них заключалась вся его жизнь.
   Небольшое выступление можно было считать оконченным. Еншая отлепился от здания и аккуратно переступил через кровоточащее тело. Очень уж не хотелось запачкать хитон и сандалии. Задержав дыхание, он плавно присел возле главаря и вернул себе тугой кошель. Повесив его на пояс, выпрямился и, старательно обходя стороной липкие лужи, двинулся в сторону победителя драки.
   Ужасный смрад крови, мочи и гнилых отбросов настырно продолжал атаковать обоняние, заставляя нос морщиться. Подойдя к часто дышащему бандиту, "обворованный" опустился на корточки:
   - Подумай, что у тебя осталось? Брат погиб, главаря нет. Да и шайки нет. Денег тоже нет. Разве это жизнь? Зачем она тебе такая?.. Но у тебя есть верные ножи. Помоги себе.
   Малопослушные руки бандита приподнялись, но тут же плетьми упали на землю. Дыхание его всё замедлялось, жизнь неуклонно покидала истрёпанное тело.
   Еншая неспешно поднялся и зашагал по тёмной улице, на ходу поправляя хитон и проклиная зловонье. Виски слегка ломило от пущенных в ход способностей, но махать кинжалом было бы совсем неразумно.
   Трупы найдут только утром, и стража не озаботится даже создать видимость расследования. Одно дело убийства в благопристойных районах, а другое - трущобы, где каждый день отребье перегрызает глотки друг другу за медную монету, кривое словцо или гулящую девку.
   Еншая мысленно пробежался по реализованной линии Влияния. Пожравшая саму себя шайка возродила болезненные образы Тиара: тесная улочка, так похожая на здешнюю; также пять тел, но четыре мужские и одно женское. Крови тогда, правда, было значительно больше, и люди умирали намного мучительнее. Хотя может в нём попросту говорит застарелая глухая боль. Воспоминания накатывали волнами, становясь всё более отчётливыми и обретая буквально физическую осязаемость. Серые глаза Еншая вмиг потускнели, губы плотно сжались.
   Сорокасемилетний возраст считался в Лиге временем настоящего расцвета для мастера Влияния, но, невзирая на это, он давно чувствовал себя стариком. Сильным снаружи, но помятым внутри, перегоревшим, тусклым, еле живым.
   Ярость, гнев, зависть, мстительность привычно считаются самыми разрушительными порывами, что изнутри снедают человека, превращая жизнь в сущую пытку. Мол, именно они наихудшие и самые коварные спутники жизни. С юного возраста управляя всеми этими эмоциями, Еншая тоже раньше так считал, но после той ночи осознал ошибочность подобных утверждений.
   Пустота - вот главный разрушитель, вот сила, способная поглотить всё. Никакого Влияния не хватит для её усмирения. Ничего не делая, она втягивает в никуда саму твою жизнь, оставляя в итоге лишь существование. Ничего не изменилось - ты ешь, ходишь, разговариваешь, но кем ты стал для самого себя? Для некоторых это происходит незаметно, для других же - это чётко различимая черта, пересёк её - и жизнь остаётся только в воспоминаниях.
   Он чувствовал, что проигрывает эту войну день за днём, но продолжал упорно сражаться.
   Хватит! У него ещё полно дел, нужно найти посыльного и передать записку.
  

***

   В лучшую харчевню Брег-Слая "Солёный ветер" пускали только богатых и респектабельных посетителей, всякую шушеру отваживала на входе пара бывших моряков с кулаками-кувалдами.
   По двум обширным залам, украшенным узорными коврами и парчовыми занавесками, порхал дородный хозяин заведения, привечая самых желанных гостей. Большую часть мест занимали крупные землевладельцы, ростовщики, купцы, уважаемые триерархи, городские сановники и другие обеспеченные люди, коротающие время в компании томных прелестниц юга.
   На широком ложе возлежали двое высших управителей Ордена в Брег-Слае и неспешно вкушали щедрые дары Шаткого моря. Низкий столик между ними заполняли мисочки с вареными морскими ежами, устрицами, мидиями и морским окунем, запечённым с имбирем и брокколи. Кувшинчик с фахилским вином опустел лишь наполовину. Они никуда не спешили.
   Старший из двоих - Первый Глас Ордена в Брег-Слае - выглядел очень колоритно. Грубое лицо его смахивало на неряшливое ваяние скульптора, бросившего работу недоделанной: нижняя челюсть выступала далеко вперёд, приплюснутый нос больше подошёл бы уличному бойцу, а оттопыренные уши подарили ему обидное прозвище - Лопоухий.
   Сейчас он был занят тем, что с видом глубочайшего пренебрежения окидывал взглядом посетителей харчевни, награждая каждого второго уничижительным прозвищем. Будучи сыном простого рыбака, Глас всю жизнь презирал никчёмных бездельников, получающих деньги и безоблачную дорогу в будущее только благодаря знатному происхождению. Человек должен сам торить свой путь, именно это делает его настоящим мужчиной и пробуждает уважение в глазах окружающих.
   Ненавидящих Первого Гласа Брег-Слая людей было очень много, но самых рьяных он давно раздавил, двигаясь по головам к вершинам власти. Теперь в этом портовом городе остались только те, кто ему подчинялся и не смел сказать и слова поперёк. В любом случае, долго здесь задерживаться он не планировал, его ждал Паной.
   Напротив Гласа возлежал его главный советник и ближайший помощник во всех городских делах Ордена. В отличие от непосредственного начальника, Дамиль являл собой яркий и характерный образчик ассултской красоты: смуглый, идеальное телосложение и выправка, светло-русые ухоженные волосы, подстриженные согласно последним веяниям моды. При виде молодого человека в самом расцвете сил девушки неизменно замирали в надежде поймать хотя бы мимолётный взгляд красавца.
   Являясь отпрыском видного купеческого рода, Дамиль мог выбрать для себя любую область деятельности, и многие недоумевали, почему он не пошёл в армию, где его ждала головокружительная карьера даже в мирное время. В военный период такие красавцы в войска предпочитали не идти, так как это было сопряжено с небольшими трудностями - их убивали несмотря на смазливую внешность.
   Первый Глас люто ненавидел таких как Дамиль, но отказ юноши от семейных привилегий, тяжёлый путь с самых низов орденской иерархии и покорность воле старшего смягчили крутой нрав сына рыбака, заставив приблизить к себе полезного в делах молодого человека.
   Чуть в стороне у стены высилась пятёрка Дланей в светло-коричневых хитонах. Широкоплечие мордовороты угрюмо взирали на всех и каждого, раздосадованные отсутствием возможности выпить и отужинать вместе с парой Гласов.
   - Смотри, - пророкотал Первый Глас Брег-Слая. - Во-о-он тот жирный хряк в углу - крупный землевладелец. Получил всё от папеньки и теперь только жрёт и девок тягает.
   - Да, я знаю его, - отозвался Дамиль, кладя в рот кусочек морского ежа. - Он глуп в делах и уже промотал большую часть своего состояния.
   - А вон тот жердяй, - указал пальцем Глас, - сжил со свету собственного брата. Захапал всё наследство. Теперь боится, что его дети сделают то же самое.
   - Да, светлейший. Я знаю их всех. Что поделать, такова человеческая природа. Это тоже творения Равноединого. Нам с ними жить.
   Глас прожевал мидии и отхлебнул вина:
   - Бездари. Сплошные бездари. Что они могут? Что они создали сами? Забери у них деньги и положение - и они превратятся в ничто. Будут скулить и побираться.
   - Но вы же не презираете богатство как таковое?
   - Нет, конечно. Я презираю только тупиц, недостойных его.
   Красавец Дамиль мило улыбнулся вошедшей в зал дочери триерарха и потянулся к вину:
   - Есть немало людей, которые добились богатства своими силами. Я знаю таких. Мой брат поссорился с отцом и перебрался на север. Нынче он преуспевающий торговец в землях вассальных племён Итума. Кожи, меха, драгоценные камни - нажил состояние.
   - Да, это достойно уважения. Хоть я не особо жалую купцов.
   Дамиль изящным жестом пригладил волосы, вгоняя в краску давешнюю девушку, что теперь украдкой поглядывала на него.
   Первый Глас фыркнул и поскрёб выступающую челюсть:
   - Ближе к делу. Ты знаешь, что у нас в обители возможно есть предатель. Не считая тех двоих, что мы взяли. Но они были из Дланей. Мелочь. Ничего не знают. Возможно, кто-то из Гласов нас продал. Это серьёзней.
   - Да, я тоже думал об этом. Я давно присматриваюсь к отдельным братьям. У меня есть подозрения.
   Лопоухий сгрёб чашу и тыкнул ею в собеседника:
   - Знаю я твои подозрения. Нужна полная уверенность. Доказательства. Мы должны его найти. Это обеспечит мне продвижение.
   - У меня есть план, как вывести его на чистую воду. Дайте мне немного времени.
   - Время, время... Мало времени! Найди его. Сделай это быстро.
   Дамиль сдвинул идеально очерченные брови:
   - Я приложу все силы, светлейший.
   Глас кивнул и, не заботясь о приличиях, шумно втянул в рот мякоть устрицы.
   - Действуй. У тебя вся моя поддержка. И пусть только кто-то пикнет. - После глотка вина он продолжил: - Держись меня. Я пойду дальше, и ты пойдёшь вместе со мной. На самый верх. Паной, Закрытый совет, а там... Старый Мерзляк не вечен. Ты понимаешь меня?
   - Да, светлейший.
   - В жизни есть только власть, - Первый Глас сжал пальцы в кулак, - и время, дабы заполучить её. Всё остальное - мишура. Пыль под ногами и мышиная возня.
   - И как её заполучить?
   - Действовать. Жёстко, решительно, не раздумывая. Наплевать на все преграды. Кто всю жизнь только обдумывает планы - ничего не достигнет.
   Дамиль плавно водил согнутым пальцем по гладко выбритой щеке, иногда встречаясь взглядом с дочерью триерарха. Глаза его улыбались, но лицо оставалось задумчивым.
   - Это много врагов, - осторожно заключил он.
   - Я понял, что ты хочешь сказать. Да, я нажил много врагов... Хорошо, очень много. Но как иначе?! Люди, которые поют: "живи и дай жить другому" - ничтожны. Они прячут свой страх за ширмой красивых фраз и умирают никем.
   - Поговаривают, - вкрадчиво обронил Дамиль, - что вы не боитесь смерти. Насколько я вас успел узнать, это так и есть. Я уважаю это в вас. Сам хочу найти в себе столько смелости.
   Глас невесело хмыкнул и откинулся на подушки. Потёр ладонью выпирающую челюсть и надолго затих, предаваясь воспоминаниям. Первый помощник терпеливо ждал, понимая, что дальше может услышать нечто сокровенное.
   После пяти минут молчания Глас непривычно тихо поведал:
   - Мой отец умирал у меня на руках в жалкой лачуге на берегу. Он умирал и плакал. Я спросил, боится ли он смерти. Он сказал, что смерть сама по себе не страшит. Ему страшно в эту минуту вспоминать о прожитой жизни. Ведь в ней не было ничего, кроме драных сетей и рыбной требухи. - Глас залпом осушил чашу и с шумом поставил её на столик. - В тот же день я спалил там всё и вступил в Орден. Я сказал себе, что мои дни закончатся не так. Только такая смерть страшна. Забраться высоко и умереть победителем не страшно.
   Обычно задорное и улыбчивое лицо Дамиля стало предельно серьёзным. Обдумав услышанные слова, он переспросил:
   - То есть в жизни важна только власть?
   - Да.
   - А как же истинная вера?
   - Хм... Да, вера - это важно. Но я хочу верить, будучи на вершине. Там ближе к Равноединому.
   Они перешли к обсуждению текущих вопросов Ордена в Брег-Слае, и на лицо Дамиля вернулась беззаботная улыбка. Наслаждаясь запечённым с имбирем и брокколи морским окунем, он краем глаза заметил вошедшего в соседний зал харчевни посетителя.
   Поджарый, в годах мужчина производил впечатление властного человека. Такое твёрдое лицо обычно можно встретить у военачальников или у крупных распорядителей собственностью. Кремового цвета хитон не смог ввести в заблуждение внимательного наблюдателя, золотой перстень с молочно-белым опалом выдавал в нём достойного.
   Дамиль повернул голову к жующему Гласу:
   - Светлейший, только что в харчевню зашёл интересный человек.
   - Да? И чем же это?
   - Он достойный. Но не из местных. У нас их не так много, я всех знаю. Одет, правда, не в бело-золотое. Производит впечатление важной персоны.
   - Хм... - плямкнул первый Глас. - Интересно. Он на нас не пялился?
   - Нет. Он нас не заметил. Пошёл к кому-то в другом зале.
   - И что этому увальню понадобилось у нас?
   - Наверное, торговые дела, - пожал плечами Дамиль.
   - Может и так, может и так, - Лопоухий повелительно махнул рукой, подзывая крутящегося недалеко служку. - Так, пескарь, вот тебе медяк. В том зале - достойный в кремовом хитоне. Только что вошёл. Пойдёшь туда, будешь крутиться рядом. Посмотришь что к чему, послушаешь. Усёк? Двигай.
   "Пескарь" умчался выполнять распоряжение грозного господина, а Глас нацедил себе и помощнику новую порцию вина:
   - Глянем, что за птица.
   - Вы что-то подозреваете?
   Лопоухий скривился, отчего и так безобразное лицо превратилось в пугающую маску:
   - Ничего определённого. Но видные достойные обычно сами по южным портам не шастают. У них есть для этого подручные. У нас идеальный порт для контрабанды. Из столицы на меня давят, хотят выловить купцов, что могут заниматься запрещённой торговлей с Бактуном. Говорят, такая есть. Что-то там у них в Паное вокруг этого случилось.
   Через минуту вернулся часто дышащий "пескарь" и наклонился к Гласу:
   - Я не знаю кто он, господин. Раньше к нам не заходил. Он заказал дыню с приправой из уксуса и рогалики с мёдом. Беседует с уважаемым Тюсамом. Это владелец многих складов в городе...
   - Я знаю, кто такой Тюсам, бестолочь, - Глас отвесил подзатыльник служке. - В бездну еду. Я тебе велел слушать, о чём они беседуют. Живо выясни!
   Перепуганный "пескарь" раскланялся и мигом скрылся в соседнем зале. Вернулся он через пять минут, облизывая губы:
   - Я всё время был возле них, господин. Они толкуют о складах. Что-то про хранение товара. Оружие, вроде. Много оружия.
   - Оружие? - протянул Глас, выгибая густые брови.
   - Да, господин.
   - Что за оружие?
   - Не ведаю про то. Достойный господин просит снизить цену, а уважаемый Тюсам не соглашается. Торгуются.
   Глас опустил в протянутую ладошку медяк и небрежно махнул рукой, отпуская служку.
   Управители Ордена в течение десяти минут обсудили все возможные варианты и сошлись на торговле оружием между Ассултом и Корсией через достойных купцов. А вот для кого эти мечи, щиты и копья - большой вопрос.
   В соседнем зале снова показался давешний незнакомец и торопливо покинул заведение. Первый Глас опрометью вскочил с ложа и устремился к Тюсаму. Дамиль и встревоженные таким поведением бойцы Длани последовали за ним.
   - Приветствую, уважаемый, - бросил Лопоухий, зависнув над пухлым хозяином складов. - Что это за господин с вами беседовал?
   - А?.. Что?.. Он представился Кхималем. С островов. Хочет моими складами воспользоваться. - Толстяк похлопал себя по пузу. - Что-то продешевил я... Хм... Хотел же больше просить... Чего я передумал? Старею, видать. Хватка уже не та.
   Пальцы гласа сжались в кулаки, глаза заблестели:
   - Дамиль, за мной! А вы, олухи, возвращайтесь в обитель.
   - Может нам таки взять Длань с собой? - усомнился красавчик. Но Лопоухий, отсекая возражения, потянул его за руку, и они выскочили из харчевни.
   Город вокруг окончательно написался темнотой, месяц трусливо прятался за облаками, лёгкий бриз нёс с собой запах вечерней свежести.
   Взгляд Гласа заметался по улицам, набережная оказалось почти пустой.
   - Вперёд!
   - Что вы задумали? - на бегу осведомился Дамиль.
   - Он из Лиги.
   - Вы уверены?
   - Да. Я с ними не сталкивался, но меня научили различать их фокусы.
   Они завернули за угол высокого особняка, и окаймлённая редкими масляными фонарями дорога повела их вверх.
   Трусцой преодолевающий подъём Дамиль обеспокоенно изрёк:
   - Они ведь опасны. Надо было взять Длань.
   - Ха! Я и не таких уделывал. Какая слежка с Дланью? Я вырос на этих улицах... Тьфу, вино отрыгивается... Я тут каждый закоулок знаю.
   - Всё же это опасно, - красавчик зацепился за кривой камень брусчатки и едва не упал.
   - Не боись. Он выведет нас на других. Мы всех их накроем. Удача - это умение использовать случайные возможности.
   В тридцати шагах впереди замаячила спина поднимающегося по мостовой достойного. Глас сразу же сбавил скорость и прижался к высокому дому слева. Дальше они двигались очень осторожно, стараясь держаться каменных и деревянных стен. Навстречу иногда попадались одинокие прохожие и подвыпившие охранники роскошных особняков.
   Незнакомец почему-то забирал в сторону верфей и трущоб, но шёл не оборачиваясь.
   Глас хищно осклабился, радуясь беспечности купчика. Управитель дел Ордена в Брег-Слае уже представлял этого надменного толстосума в застенках обители. Кто бы он там ни был, увалень всё равно остаётся никчёмным увальнем - без жёсткой школы улиц, без опыта драк и поножовщины. Такие навыки можно получить только долгими годами жизни на самом дне, заполненными кровью и блевотиной. Если ты прошёл всё это и выжил - это говорит о многом.
   После удачной поимки он навсегда оставит этот вонючий портовый городишко и переберётся в столицу. Через год-два войдёт в Закрытый совет Ордена, и тогда никакая падаль не сможет тыкать в него пальцем и называть лопоухим сыном рыбака.
   Слежка за ровно шагающим впереди достойным завела их на маленькую улочку с одно- и двухэтажными хибарами. Характерный запах отбросов усиливался с каждой минутой, сообщая о том, что они углубились в трущобные районы.
   Дамиль первый раз участвовал в такой охоте, поэтому испытывал немалое волнение. Смахнув испарину с лица, он сплюнул горькую слюну и покосился на уродливый профиль двигающегося слева Гласа. Замени палицу в руках когтями - и получишь охотящегося зверя, поглощённого предвкушением расправы над добычей. Молодой слуга Равноединого осознавал опасность такой самоуверенности Гласа, но она, бесспорно, имела под собой надёжную почву. Лопоухий пережил не одно покушение, и теперь его противники мертвы, а он пока здравствует.
   Хибары становились всё более убогими, переулки узкими, а гнилостный смрад почти заставлял исторгнуть обильный ужин из желудка. Исчезли даже одинокие масляные фонари, отдав людей во власть мрака.
   Выглянув из-за угла, Глас увидел замершего посреди улочки и спокойно взирающего прямо на него купчика. В эту секунду управитель Ордена так и не понял, что удивило его больше - то ли равнодушно-уверенный вид достойного, то ли пять трупов, валяющихся в проулке. Мертвецов успели облепить жужжащие мухи, вокруг копошились мерзкие крысы.
   - Вперёд! - гаркнул Глас и выпрыгнул в улочку. - Ну что, увалень, пойдёшь сам или уговаривать надо?!
   - Хм... Может этот монолит тебе не под силу?
   - Что?! Какой ещё монолит?! - оскалился Глас и поднял палицу над головой. В эту же секунду стоящий рядом Дамиль мягко развернулся на носках и глубоко вогнал кинжал в шею Лопоухому.
   Еншая проводил взглядом грузно осевшее на землю тело и поднял глаза к красавчику:
   - Рад видеть тебя в добром здравии, Дамиль.
   - И я вас, куратор.
   - Видишь, а ты говорил, что Длань постоянно с ним. Никуда без Длани, - Еншая отступил от растекающейся лужи крови и процитировал отрывок из внутреннего трактата Лиги:
   - "Только самонадеянный глупец, алча возвышения, ставит всё на один удар. Даже стяжая победу, рисковать многим - не есть вершина превосходства. Так же, как умение поднять пушинку не может считаться великой силой, а способность узреть пламя - острым зрением..."
   - "...Тот, - подхватил Дамиль, - кто достоин именоваться мастером Влияния, преуспевает в борьбе и одолевает самонадеянных глупцов. Победы мастера не нуждаются в везении. Посему они свободны от ошибок. Тот, кто свободен от ошибок, направляется побеждать тех, кто уже побеждён".
   Еншая поморщился от вони и пнул обнаглевшую крысу:
   - Теперь ты станешь Первым Гласом Брег-Слая. Так мы тебя за пару лет до Закрытого совета Ордена доведём... Ты себя обезопасил?
   - Да, - уверенно кивнул Дамиль. - Эти морды из Длани слышали, как я предлагал взять их с собой. Но он приказал им вернуться в обитель.
   - Замечательно.
   - Они схватили двух наших людей, - угрюмо поведал красавчик, - но всё равно не успокоились. Второй помощник Гласа сильно меня невзлюбил. Я сообщал вам об этом. Он что-то подозревает и сделает всё, чтобы я не получил это назначение. Думаю, за мной приглядывают по указке из столицы.
   - Я знаю. За многими приглядывают. Кто-то из Лиги предал нас. Твоё имя знаю только я. Поэтому ты ещё жив.
   Дамиль вытер кинжал и ошарашенно воззрился на куратора:
   - Но как член Лиги может предать? И как его найти?
   - Не знаю. Такого раньше не было. Я работаю над этим.
   Красавчик покрутил головой, с отвращением скользя взглядом по трупам:
   - Почему мы до сих пор тут стоим? Нам лучше уйти.
   - Нет, мы как раз ждём уважаемого второго помощника. Я послал ему записку с предложением встретиться здесь. Сказал, что это касается предателя в рядах Ордена.
   - Он может привести с собой Длань, - выпалил Дамиль и резко оглянулся. - Или даже две.
   - Не приведёт. Он мне доверяет. Это я ему в прошлых письмах сдал двух других наших людей, дабы прикрыть тебя. Он тоже жаждет забраться повыше. Выявление предателей - хороший способ для этого.
   Они отошли чуть дальше от трупов и прождали около пятнадцати минут, пока не появился главный соперник Дамиля в Брег-Слае. Низкорослый, нескладный, затравленно озирающийся второй помощник приблизился и застыл посреди улицы, оторопело таращась на трупы.
   Еншая ждал до последнего, и только в достаточной мере настроившись, ударил вспышкой замешательства. Немолодой уже слуга Равноединого повалился на землю со сдавленным всхлипом, пачкая чистый до этого светло-коричневый хитон.
   Покинув укрытие, представитель Лиги спешно подскочил к потерявшему сознание второму помощнику и склонился над ним. Через шесть секунд пострадавший начал приходить в себя, и в это самое время Еншая хлестанул новой вспышкой, отрезая бедолагу от мира на более продолжительный срок.
   Подобный приём в Лиге называли "Затмением", и способны на него были от силы шесть-семь человек. Для его применения требовалось масса непростых условий: хороший настрой на порывы человека, непосредственная близость, предельная сила вспышек и чётко выбранное мгновение их использования. Накрывать требовалось цепочкой из четырёх-пяти вспышек, каждый раз именно в ту секунду, когда человек только-только начинает приходить в себя. В итоге получивший порцию "Затмения" терял сознание на длительное время, а когда возвращался к реальности, воспоминания последних часов (а то и дней) оказывались вырванными из памяти.
   Натужно вздохнув, Еншая выпрямился и помассировал ломящие от боли виски:
   - Я за ужином в "Солёном ветре" уплёл целую дыню с приправой из уксуса. Помогло слабо. Теперь дня три придётся отдыхать.
   Под руководством куратора Дамиль перетащил второго помощника к телу Гласа, а вновь вымазанный кровью кинжал занял место в руке потерявшего сознание бедолаги.
   - Мы его не убьём? - отдуваясь, удивился красавчик.
   - Нет. Вы следили за мной. Я пришёл на встречу со вторым помощником. Он ведь и есть главный предатель. Лопоухий не утерпел и напал. Он был сильным малым, это все знали. Он справился бы, но неожиданно в драку вступила нанятая шайка. Вы многих перебили, но Первый Глас погиб. Ты чудом скрылся от грозного человека Лиги. Дай им моё описание как жителя островов. Тюсам подтвердит, а остальные в харчевне меня не рассмотрели. Да никто и не увидит меня больше в Брег-Слае.
   - А что второй помощник? - спросил Дамиль, отряхивая хитон.
   - Он придёт в себя через полчаса. Увидит эту бойню, не сможет вспомнить что случилось. Ударится в бега, чем и докажет свою вину.
   - И что дальше?
   - К вам пришлют дознавателя из столицы. Беглеца словят. Под пытками и невиновный признается в преступлении. Тем более, если сам ничего не помнит и ничего связного сказать не может. Его брат два месяца назад получил приличную сумму от неизвестного ростовщика. Зажил на широкую ногу. Дознаватель это вмиг раскопает. Они в этом мастаки.
   - Я понял, - кивнул Дамиль. - Что делать мне?
   - Испачкайся кровью и из последних сил беги в обитель. Тебя должно шатать как пьяного. Рассказывай историю в страшном волнении. Они с радостью поверят, что красавчик испугался до полусмерти, убежал, и только это его спасло.
   Дамиль с сомнением скривился:
   - Как-то этот образ не сильно поможет мне стать Первым Гласом Брег-Слая.
   - Плевать. Эта мелюзга на месте ничего не решает. Для столицы ты будешь выглядеть героем. Раскрыл предателя, отчаянно сражался с человеком Лиги и его шайкой. И описание моё у тебя есть. И покойный Глас тебя хвалил. И Длань ты предлагал взять. Ты в отчётах указывал свои подозрения относительно второго помощника?
   - Да, - заверил Дамиль. - Как вы и учили: "Защищайся тем же обвинением".
   - Верно. Расходимся.
   Присев у лужи крови, набежавшей от Лопоухого, красавчик с омерзением принялся покрывать ею хитон, смуглое лицо и кисти. Еншая же зажал нос в попытке отгородиться от зловония и заспешил прочь по грязным улочкам. Мысль о предателе в рядах Лиги буквально пожирала его изнутри. Тут требовалось быстрое и безошибочное решение.
  

Глава 19

  
   "Риса убита. Мы не смогли их взять". Арид неизвестно в который раз перечитал короткую записку. Вестовая птица прилетела в Оплот Севера ещё ранним утром, но для него прошла всего минута с той поры, как принесли это известие на грязном клочочке бумаги. Арид неторопливо подошёл к распахнутому окну, поднёс записку к укреплённому на стене факелу, и красные языки пламени живо ухватились за лёгкую добычу.
   Сын Ветра неотрывно следил за продвижением огня...
   - Давай живее, ты меня не догонишь!
   - Мечтай! Твоя кобылка слишком ленивая.
   - До старого кедра! Кто быстрее, тому и подарок отца!
   - Ты не мальчик! Ты не станешь воином и великим наездником!
   - Это мы посмотрим, кто кем станет! Не выпади из седла, пустомеля! Фуро каждому подарил надежду стать великим воином. Он ничего не запрещал девочкам.
   - Это не шутки. Мы должны наказать их в память о Фуро. Что о нас подумают, если у нас женщины сражаются вместо мужчин?
   - Они будут бояться нас! Если даже женщины у нас могут воевать, значит они обречены.
   - А если тебя убьют?!
   - Глупый, я быстрая, как ветер! Как урага-а-а-ан! Меня не могут убить! Скачи быстрее, гроза набегает!
   ...он не разжимал пальцы до последней секунды, пока от клочка бумаги не осталось вообще ничего... лишь пустота. Недремлющий сквозняк мигом вырвал сгоревший клочок бумаги из руки, раскрошил его на мелкие частички и разметал пепел во все стороны. Глава Виридов постоял ещё некоторое время, ловя обветренной кожей каждый порыв, затем с силой захлопнул окно.
   Хватит ветра и праха!
   Выйдя из комнаты, Арид прошёл по коридору к лестнице, и ступеньки вывели его на самый верх, в ритуальный зал.
   Возле источающего матовый свет Луча Оплота сидел Халин. Он умостился прямо поверх сложенного в четыре раза шерстяного одеяла, скрестив ноги. Остроносое лицо старика склонилось над книгой, тощее тело выглядело кривой веткой на усыхающем дереве.
   Арид приблизился сзади и заглянул через плечо старика:
   - Там написано, как уничтожить Луч?
   Халин дёрнулся, как от удара бичом, и хлопком закрыл книгу:
   - Лёд тебе в печень! Разве можно так пугать?
   - Ты слишком долго прожил среди них. Мы не говорим так. Сказал бы "чтоб тебе не было простора" или "подкова ты ржавая". Может ты вообще уже и забыл, кто ты есть?
   Нос Халина сморщился, нижняя губа выпятилась, словно он подавился или сплёвывает:
   - Я помню кто я такой. Чего пришёл? Опять понукать меня будешь?
   - Да. Я хочу знать, когда мы сможем убраться отсюда. Может ты не понимаешь, но только Луч держит здесь восемь тысяч человек... Так когда?
   - Это тонкое дело. Тут не выйдет как у вас - помахал мечом и порядок.
   Колючий взгляд Арида впился в перекошенное лицо собеседника:
   - Ближайший штурм - твой. Дам тебе меч - и вперёд. Там легко, помахал и порядок.
   - Ну, я не это хотел сказать...
   - Ладно, что у нас с Лучом?
   Халин постучал крючковатым пальцем по переплёту книги:
   - "Конкордия". Ранд тут много забавного написал. Я раньше как-то не вчитывался в его писульки... Вот послушай: "...В Луче есть всё, способное заполнить человека без остатка. Ритуал Слияния призван помочь воину открыться и впустить в себя сущность Оплота. Этому не нужно противиться и это нельзя прервать. Лишь пустота рождённая в Луче может поколебать ход ритуала..."
   Сын Ветра поводил указательным пальцем по губе:
   - И?
   - Разрушить Луч можно... Думаю, требуется провести некий обратный по сути свой ритуал.
   - Ну так проводи, раз ты всё понял.
   - Не всё так просто, - покачал седовласой головой Халин. - Требуется Мастер Оплота Севера. Ну или в крайнем случае Оплота Запада. В ритуале он, скорее всего, погибнет. Также нужен один, а лучше два воина с Оплотом.
   Арид нагнулся к самому уху старика и заговорщически прошептал:
   - Ты ведь и есть Мастер Оплота Севера... А пленные бойцы Оплота у нас есть.
   - Я... но... ритуал... тогда... так нельзя... - Халин судорожно сглотнул и облизнул верхнюю губу.
   - Ладно, продолжай работу. С Мастером подумаем. Но!.. Если что - проведёшь ритуал сам. Все мы рискуем. Почему ты должен быть исключением?
   Оставив растерянно скрючившегося на одеяле Халина, Арид вышел из зала и спустился по лестнице на два яруса. В задумчивости остановился близ стеллажа с запасными факелами, постоял с минуту, а затем сбежал по ступенькам в самый низ.
   Вместительную казарму цитадели облюбовали шияры и Вириды для регулярных тренировок. Из зала вытащили все лежанки; одеяла, солдатские сундуки, оружие и доспехи перенесли в комнату по соседству. Сейчас помещение заполняли две дюжины шияров, звон металла дробным эхом отскакивал от стен, блики вспыхивали на мельтешащих тут и там клинках. Нагретый факелами и разгорячёнными телами воздух насытился запахом пота.
   Арид выступил на середину зала. Тренирующиеся вмиг прекратили вращать оружием и воззрились на него со смесью опасения и ожидания. Многим из них лишь недавно перевалило за двадцать, и только четверо могли назваться ветеранами с опытом.
   Вытянув оба меча из ножен, глава Виридов жестом пригласил двоих шияров на тренировочный поединок. Остальные степняки отступили, образовав широкий полукруг.
   Бойцы чуть пригнулись и атаковали сразу с двух сторон. Они не надеясь с ходу достать соперника, лишь попытались оттеснить его к стене. Вместо отступления Сын Ветра скользнул к ближайшему противнику, одним мечом отбил низкий выпад, а вторым плашмя врезал по лицу. Шияр охнул и попятился.
   Другой соперник ткнул мечом в сторону, чем отсёк направление возможного ухода Вирида, и поднял кинжал для удара в спину. Арид изящно уклонился от коварных "клещей". Мечи его скрестились на уровне груди, и он резким вращением вывернул пойманный клинок под неестественным углом. Шияр вскрикнул от боли в запястье и выронил оружие. Сбоку подскочил второй противник и снова схлопотал мечом плашмя по лицу. Взвыв, он зажал нос ладонями, сквозь пальцы побежала кровь.
   - Вы оба, - Арид указал мечом на двоих растерянных бойцов. - Вы не умеете действовать сообща. Вас же учили сражаться в паре против более сильного соперника. Почему вы не можете применять эти навыки?
   - Мы пытались, - гундосо возразил шияр, не отнимая руки от разбитого носа.
   - Ничего вы не пытались. Каждый стремился достать меня, пока я бил по другому. Это не работа в паре. Вы жаждете быть великими бойцами и вам наплевать на партнёра. Вам нужна слава и почёт. Потому южане таких как вы с лёгкостью и кромсают. Когда я был шияром, я в одиночку одолел Стылого. А вы и вдвоём одного не осилите... Не годитесь.
   Пристыженные степняки отошли в сторону, а глава Виридов остриём поочерёдно указал на другую пару бойцов.
   - Следующие.
   Наученные горьким опытом товарищей, шияры надвигались очень медленно. Они то расходились в стороны, то снова сходились почти вплотную.
   - Стоп, - велел Арид. - О чём вы сейчас думаете?
   - О предстоящих приёмах.
   - О возможных движениях соперника, - добавил второй.
   Арид вздохнул, и оба его клинка поочерёдно влетели в ножны:
   - Если вы так много думаете, когда вы будете успевать действовать? Ваша беда именно в этом... Но большинство из вас и того хуже. Завидели врага - и давай рисовать в голове картины того, как вы его сейчас посечёте. Как он будет лежать и захлёбываться кровью. Вы прямо млеете от восхищения собой и излишнего предвкушения. Скорость Уш-вира кружит вам голову... Не годитесь.
   Два десятка насупленных бойцов стояли молча, некоторые понурились, пальцы многих сжались на рукоятках клинков.
   Арид неторопливо прошёлся перед застывшими полукругом вояками и остановился подле молодого шияра.
   - Вытяни руку вперёд с мечом. Так. Теперь крутани меч одним запястьем. Локоть не сгибать.
   Кочевник попытался проделать этот в общем-то нехитрый приём, но получилось у него слабовато. Слишком вычурная и чрезмерно изогнутая гарда мешала клинку совершать полноценные обороты. Бедолага попытался снова, но вышло ещё более жалко.
   - Это оружие, - тихо, но отчётливо заметил Арид. - Оно - чтобы защищаться и убивать. А не поражать красотой и богатством эфеса. Не годишься!
   Он проследовал дальше вдоль насупленных бойцов. Палец его упёрся в грудь сравнительно опытного на вид шияра:
   - Ты в бою со Стылым. На нём, естественно, бехтерец. Он уходит от твоих ударов, бьёт в ответ. Потом неожиданно ты видишь его открытое плечо. Твои действия?
   Шияр покусал нижнюю губу, глаза его чуть сузились.
   - Смещусь в сторону и сделаю выпад в грудь.
   - Почему так?
   - На плече их доспех крепок. Его только секирой и пикой можно пробить там.
   Арид удовлетворённо кивнул и обратился ко всем:
   - Я рад, что хоть кто-то извлекает уроки из жизни. Десятки, я повторяю, десятки молодых и самоуверенных попадались на это старый приём Стылых. У их доспехов нет наплечников, но там идёт особо плотное кольчатое плетение. Его не пробить рубящим ударом. И вы все знаете, что боли со своим Оплотом они почти не ощутят. Не попадайтесь на эту уловку!
   Обнажив мечи, глава Виридов пригласил подающего надежды шияра в центр зала.
   Боец первым сиганул в Уш-вир, сознание Арида последовало сразу за ним. Сердце забилось значительно быстрее, кровь застучала в висках подобно маленьким, часто колотящим молоточкам. Глаза едва успевали следить за действиями рук, картина вокруг утратила чёткость, всё немного плыло.
   Шияр внезапно вытянул руку, и кинжал просвистел в опасной близости от шеи Арида. Сын Ветра увернулся от броска и тотчас атаковал со стороны метнувшей оружие руки. Соперник отпрянул и выхватил из-за пояса второй кинжал. Предусмотрительный малый. Короткий клинок нетяжёл, можно взять с собой запасной.
   Шияр обманно махнул кинжалом и нырнул вправо, разогнанный меч его пошёл поверху. Дзынь! Арид принял удар выставленным клинком и уколол другим мечом в ответ. Лезвие задело взмокшую от пота рубаху соперника. Шияр расставил руки в стороны и с силой свёл их вместе - кинжал шёл выше, меч ниже. Сын Ветра отступил и тут же перешёл в атаку, забирая то влево, то вправо. Двигаясь вихревыми зигзагами, он шаг за шагом теснил противника к стене. Сталкивающиеся клинки сыпали искрами, звон стоял посильнее чем в кузнице.
   - Всё! - выпалил шияр, осознав безвыходность положения.
   Арид остановился и протяжно выдохнул. Сознание покинуло Уш-вир, мир вокруг обрёл привычные очертания.
   - Ты толковый боец. Можешь стать Виридом. Найди потом Унура - он скажет тебе, что делать дальше.
   Тяжело дыша, шияр вытер пот со лба и кивнул. Закрыв глаза, он прислонился к стене и медленно сполз на пол.
   - Безудержный, а вы правша или левша? - послышался сзади вопрос одного из шияров.
   - Я никогда не думал об этом. Это у вас трудности. Вы постоянно думаете. Перестану думать - перестану жить? Так, что ли? Вас что, делают воинами только навязчивые мысли? Избавьтесь от них, тогда в этом опустошении вы найдёте небывалую силу. Именно её нам и подарил Фуро. Тренируйтесь!
   Арид поправил рукав рубахи, и взгляды сбитых с толку шияров проводили его до выхода из казарменного зала.
   Дежурящие при входе в цитадель степняки перебрасывались затёртыми до дыр шуточками. Из раскуроченных ворот тянуло вечерней прохладой, ветер трепал кусок жёлтой ткани, непонятно кем примотанной к покорёженной петле.
   По лестнице спускались трое Безмолвных, серые одежды и тихие шаги позволяли заметить их только в непосредственной близости. Завидев главу Виридов, они кивнули и взяли чуть левее. Закреплённые на стене факелы высветили прикрытые повязками лица.
   Воины самого малочисленного племени кочевников пронесли сквозь столетия веру предков: если чужак увидит лицо Безмолвного, то последний лишится части внутренней силы, а безликость, напротив, даёт неуязвимость.
   Овальный зал приёмов пребывал в относительном запустении. Двое воинов племени Железных Игл увлечённо спорили в ближнем углу; над массивным столом склонился невзрачный на вид Унур, тыкая пальцем в карту Корсии; его слушал один подчинённый и иногда кивал. Предводитель кочевников расположился в кресле с высокой спинкой. Локоть его покоился на подлокотнике, кулак упёрся в подбородок. Рядом пребывал Касум и, активно жестикулируя, о чём-то увлечённо рассказывал.
   Арид подошёл к Владетелю и учтиво поклонился:
   - Наша погоня провалилась...
   - Я знаю. Мне жаль твою сестру. Единственная женщина-Вирид. Это большая потеря.
   Глава Виридов прищурился и бросил на притихшего Касума обжигающий взгляд. Прошло уже много часов, как прилетела вестовая птица, но послание было направлено только одному человеку, для глаз других оно не предназначалось. Желание ближайшего подчинённого занять место командира уже переходит все границы разумного.
   Мысленно посчитав до пяти, Арид продолжил:
   - Да, Владетель, это так. Их надо догнать. К тому же, Халин говорит, что нам нужен Мастер Оплота Севера. Тогда он сможет провести особый ритуал и разрушить Луч. Мы тут явно задержались дольше планируемого.
   Предводитель кочевников плавно погладил большим пальцем угловатый подбородок:
   - И что ты предлагаешь?
   - Они теперь могут засесть в одном из городов.
   - Ты же не хочешь штурмовать Когтистый утёс, Фрилион или Плонтик?
   - Нет. Они движутся лесом на запад и вряд ли будут отклоняться на юг. Значит на их пути не будет крупных городов вплоть до западной границы с Ассултом.
   Владетель сменил позу, теперь он упёрся подбородком в кулак правой руки. Пальцы же левой беззвучно барабанили по широкому подлокотнику:
   - И сколько людей ты хочешь взять с собой?
   - Тысячу клинков. Лучше полторы тысячи.
   - Ты можешь взять пятнадцать шияров и всё племя Гулкого Ветра.
   - А Вириды?
   - При штурме, - не преминул встрять Касум, - мы потеряли восьмерых Виридов, а обрели лишь одного. Мы не можем позволить себе потерять новых бойцов.
   - Это так, - поддержал его предводитель кочевников. - Вокруг ещё много войск южан. Они засели в крепостях севера. Норды никак не могут взять их. Возможно нам таки придётся им помочь, хоть я этого и не хочу. Если это произойдёт, я не намерен бросать шияров на Стылых. Это работа Виридов. В твоё отсутствие Касум возглавит их.
   Скулы Арида сжались буквально до скрипа, и он снова посчитал в уме до пяти:
   - Позволь тогда взять с собой две сотни Теворских Горлорезов.
   По-прежнему барабаня пальцами по подлокотнику, Владетель слегка сморщил лоб.
   - Хорошо. Ты можешь взять их. Вы удачно отвлечёте южан от наших дальнейших планов. У тебя есть месяц. Обходите крупные гарнизоны. Никаких осад и выматывающих штурмов. Если против вас вышлют конные соединения, что стоят вдоль Веи - уходите. Я вверяю тебе лучших бойцов. Ты должен их сохранить, - предводитель кочевников подался вперёд, в голосе его прорезался металл. - Ты понимаешь - сохранить. Да, это я велел догнать последнего Мастера. Его смерть оборвёт нить Мастеров Севера, но у всего есть цена. Платить сотнями жизней лучших воинов я не согласен. Ты меня понял. Иди.
   Арид обменялся с Касумом многообещающими взглядами, при этом глаза каждого светились предупреждением. Серьёзного разговора в ближайшем будущем им теперь точно не избежать.
   Глава Виридов двинулся к выходу, жестом велев Унуру следовать за собой. Они вместе спустились на один ярус и окунулись в удушливую атмосферу маленькой комнатки, отданной на поругание нордам.
   Усеянный объедками стол выглядел как место побоища, вокруг него на стульях вальяжно развалились шестеро северян, от запаха кислого пива хотелось чихать и тереть глаза.
   Арид уселся на самое чистое место и обратился к главе клана Крик Стужи:
   - Скьёльд, у меня к тебе разговор.
   - Разговор, - протянул норд, разворачивая мощный торс в сторону нежданного гостя. Затуманенный хмелем, но всё же цепкий взгляд изучил Вирида с ног до головы. Вождь тряхнул седой шевелюрой, наполнил до краёв высокую кружку и подсунул её пальцем. - Выпьем.
   Арид нехотя проглотил ужасно кислое, отдающее погребом и плесенью пиво:
   - Я намерен совершить быстрый поход вглубь Корсии. Предлагаю тебе присоединиться.
   - Присоединиться, - норд подёргал себя за бороду и смахнул заскорузлой ладонью часть пены. - А на что мне это?
   - Они сейчас нас там не ждут. Они не готовы. Будут для нас лёгкой добычей. Ты сможешь отомстить за все годы притеснений со стороны южан.
   Скьёльд пожевал губами и ухмыльнулся:
   - Если мы живём на севере и заросли бородами - это не значит, что мы тупые. Мы и так хорошо отомстили. Разбили их здесь. - Он впечатал кулак в столешницу. - Чего я не видел за горами? Мы и тут пограбим. Нам хватит. Мои воины не боятся смерти, но зачем мне их класть зазря?
   Сидящие вокруг северяне согласно зашумели, один взялся разливать новую порцию пива из бочонка, другой выискивал на столе остатки съестного.
   Глава Виридов повертел пустую кружку в руках, затем уткнулся взглядом в покрытое шрамами лицо норда.
   - Другие кланы оттёрли вас от штурма Инт-Блахо. Когда они возьмут город, вам не достанется ничего. Мелкие селения не дадут вам того, что может дать крупный город.
   Северяне разом притихли, Скьёльд замер с кружкой у рта. Сказанное было чистой правдой, но в устах чужака звучало неприкрытым оскорблением.
   Арид прекрасно это осознавал, поэтому быстро добавил:
   - Это их просчёт. Они не получат богатства юга. Пока они будут драться за каждую тряпку и мелкие безделушки, ваш клан... только ваш клан получит целый город.
   - Ты уверен?
   - Уверен. Со мной пойдут шияры, Гулкий Ветер и Теворские Горлорезы. Мы вас прикроем, сметём всю кавалерию и всех лучников. Мы, возможно, и сами справились бы, но на стенах никто не может сражаться с вашим умением, - небольшая лесть в данном случае звучала очень уместно, поскольку Арид был близок к истине. Даже шиярам необходим простор для действий, а на узком участке стены его никто не предоставит. Другое дело - остервенело машущие секирами норды. Эти прорубят себе путь и сквозь камень, ну и возьмут на себя бойцов с Оплотом. Не покидающий седла кочевник много лучше спешившегося собрата. Зачем изначально ставить себя в невыгодное положение и карабкаться по укреплениям?
   - Значит так, - Скьёльд положил широченную пятерню на стол. - Мы пойдём с вами. С вас разведка, чтобы никакие южане нас в пути не накрыли. Если бросите нас... так и знай - все кланы севера навек станут вашими врагами. - Он помахал ручищей из стороны в сторону. - И мы не будем рваться внутрь сразу. Мы откроем вам ворота. Дальше вы сами топчите их. Мои воины берут всё, что смогут унести. Прочее - ваше.
   Арид для вида поколебался несколько секунд:
   - Идёт.
   - Выпьем, - отозвался здоровяк, и молодой норд живо разлил пиво из бочонка.
   Арид освободился от общества северян лишь через десять минут, погибая от тошнотворных запахов и приторно-кислого вкуса во рту. Умело отвертевшийся от выпивки Унур семенил за ним по пятам.
   Они вдвоём заперлись в небольшой комнатке на этом же ярусе и две минуты сохраняли полное молчание. Унур присел на стул у высокого стрельчатого окна и равнодушно изучал гобелен с изображением Норина на фоне Поющих гор. Арид же думал о своём, кочерга в его руке лениво ворошила чёрно-серый пепел в давно потухшем камине. Бросив это занятие, он развернулся к подчинённому.
   - Разошли вестовых птиц нашим людям в городах западнее Веи. Северный ветер разметает твои останки, если ты мне скажешь, что где-то нет нашего человека.
   Унур торопливо замотал головой:
   - Есть во всех больших селениях, кроме самых южных.
   - Пусть высматривают группу наших беглецов. Как только увидят, пусть дадут знать и задержат их там подольше.
   - Я понял. Всё сделаю.
   Сын Ветра придвинулся ближе и встретился глазами с подчинённым. Взгляд Арида, казалось, способен был расплавить камень:
   - И Унур, если ещё раз сообщение вестовой птицы попадёт мимо меня кому-то другому... Особенно Касуму или Владетелю...
   Без того низкорослый и необычно бледный степняк вжался в стул и съёжился будто тающий с каждой секундой кусочек льда. Сглотнув, он судорожно мотнул головой:
   - Не будет этого... больше.
   - Я знаю. Не позволяй Касуму давить на тебя. Неужели ты хочешь поставить на него? Это он только выглядит таким грозным и решительным. Смотри на дела, а не на слова. Кто возглавляет Виридов все эти годы, он или я?
   Унур немного воспрял духом и поспешил сменить тему:
   - Так мы будем пытаться рассказать южанам о содеянном братьями? Это сильно подорвёт их веру. А то Ранд и Чейниш - просто герои в их глазах.
   - Я думал об этом. Мы постараемся использовать это, но позже. Пока ещё не время. Пусть по-прежнему считают нас дикими, грязными варварами и кровожадными захватчиками. Всему своё время, всему своё время.
  

Глава 20

  
   Гилея и Кимон лежали на пригорке в окружении пахучих трав, кустов гибискуса и стрекота кузнечиков. Всё вокруг горело тысячами ярких красок, в вышине плавилась от зноя небесная твердь, а прямо над ними выписывали широкие круги стрижи, охотясь на мошкару. День выдался тихим, в чистом воздухе далеко разносился каждый звук.
   Кимон запустил пальцы в короткие светло-рыжие волосы Гилеи на тот случай, если она попытается отстраниться, но она и не думала пытаться. Их обнажённые ноги давно подружились, кожа её горела в тех местах, где соприкасалась с его кожей. Через блаженную вечность они оторвались друг от друга, вспомнив, что нужно снова дышать. Дёрнув головой, Гилея схватила зубами гладящий её щёку указательный палец Кимона, потом притворилась, будто собирается его съесть.
   - Отличные зубы! - засмеялся он. Улыбающийся блеск его глаз не позволял ей более ничего видеть. Она сама пугалась его власти над ней. Так быть не должно, но пусть так будет всегда!
   Кимон с трудом высвободил палец из зубастого плена и медленно провёл им по её носу, щёлкнув напоследок по кончику, точно она была надоедливым щенком.
   - Э-э-э, - наигранно возмутилась Гилея, - будешь шалить - весь палец откушу.
   - Кусай, не жалко, - он прижал её к себе ещё плотнее, и они покатились по траве, смеясь и охая, пока не упёрлись в куст, всполошив дремлющих на нём насекомых. Кимон сорвал несколько ярко-красных лепестков с карминовыми пятнами и прикрыл ими её глаза, лоб, подбородок. Затем нарвал разнородной длинной травы и попытался сплести венок. Гилея заливалась звонким смехом при виде его неловких потуг сделать из травы что-то стоящее, потом сжалилась и помогла ему. В итоге каждый получил по венку из луговых трав с вплетёнными туда лепестками бактунской розы.
   Они долго лежали на пригорке, наблюдая за носящимися стрижами, обменивались мечтами, мыслями, поцелуями. День принадлежал только им двоим - с солнцем, травой, запахами, птицами, мошками, холмами и со всем остальным.
   Где-то вдалеке послышался шорох камешков на дорожке, затем учтивое покашливание. Влюблённые приподнялись и заметили ожидающего у подножия холма Советника.
   Разочарованно вздохнув, Кимон спешно натянул штаны и выпрямился. С пришедшим человеком у него установились не самые тёплые отношения. Советник считал его посредственностью, ярким примером угасания и вырождения некогда великого рода.
   Кимон гибко потянулся и поцеловал Гилею в щёку:
   - Вы пока поговорите тут, а я пойду встречусь с одним знакомым. Далеко не убегай, я быстро вернусь.
   Она улыбнулась ему в ответ, затягивая шнуровку кожаного стафиона на груди и отряхивая юбку.
   Советник коротко кивнул зашагавшему прочь по дорожке Кимону и присел на траву подле Гилеи. Упёршись локтём в землю и аккуратно положив культю на живот, он вперил в неё неизменно твёрдый взор:
   - Помешал, виноват, прости.
   - Ничего.
   - У нас совсем не осталось времени. Ты должна внять голосу разума.
   Гилея подтянула пятки к бёдрам и опустила голову на колени. Затем принялась неторопливо срывать высокие травинки.
   - Неужели эти разговоры никогда не закончатся?
   - Закончатся - сегодня. Послушай меня в последний раз. Прошу тебя.
   - Хорошо.
   Советник поёрзал на траве, находя более удобное положение:
   - Тебя беспокоит возможная опасность со стороны Перикулов, но ты не должна бояться. Великий стратиг и я сможем тебя защитить. Тебе противно видеть презрение других, но высокое положение даст тебе возможность избегать их. Став советником, ты будешь видеться только с небольшой группой приближённых из Астатов и Модусов. Ты, наверное, не знаешь, но наши фракции почти договорились о союзе.
   - Хм... неожиданно, - Гилея потёрлась щекой о согнутые колени.
   - Да. Я знаю, тебя пугает также ответственность. Ты опасаешься, что когда дойдёт дело до битвы, ты можешь спасовать.
   - Я всё же девушка, - в уголках рта Гилея мелькнула лёгкая улыбка. Способность этого мудрого человека буквально читать её мысли, видеть все страхи и переживания была по-настоящему поразительной.
   - Каждый может сломаться во время боя. Но мой опыт подсказывает интересную закономерность. Кто говорит о своей слабости - часто оказывается самым стойким. А вот храбрецы на словах нередко теряются на деле... Кроме того, ты никогда не будешь одна. Вся ответственность - на Великом стратиге. Твоя задача - разумные советы и трезвый расчёт.
   Гилея выпрямила спину и плотно обхватила руками колени:
   - Хорошо, Советник, я вас выслушала. Теперь позвольте мне сказать... Дело не только в страхе и опасениях. Я не могу ответить себе на главный вопрос: зачем мне это? Реализовать свои способности? Мне хватает тактических игр и состязаний. Почести? Так я не рвусь получить монумент рядом с Икилоном. Да и просите меня лишь вы и вроде как Великий стратиг. Ну может ещё отец. Для остальных я - просто выскочка... Что за жизнь я получу? С выдающимися людьми ведь не дружат, им поклоняются или их ненавидят. Вы тому живой пример... Вместо того, чтобы стать женой и матерью, я должна стать советником?
   Гилея сама не заметила, как глаза её увлажнились от слёз волнения. С каждым словом она всё больше распалялась:
   - Для мужчин ум - это дар, а для женщин - проклятье. Я не хочу так жить. Я хочу простого человеческого счастья. А какое счастье у выдающейся женщины-стратига? Так меня просто недолюбливают, а будут ненавидеть. Все девушки окончательно перестанут со мной разговаривать, будут меня сторониться. Мужчины до конца не примут, даже идры и ксанги. Стратиги же будут завидовать моему успеху и уму, ждать любой возможности со мной разделаться. Достаточно малейшего промаха - и меня растерзают, как семью Великого стратига после битвы Горящей воды. Я, по-вашему, должна сознательно выбрать такую участь? Одно дело мой длинный язык, дерзость и победы в тактических играх, а другое - участь советника и в будущем, возможно, Великого стратига. Это эгоистично, я знаю. Во мне, наверное, мало любви к Бактуну, но я просто хочу быть счастливой... Неужели я не имею на это права? - по окончании тирады ей хотелось отвернуться, но она заставила себя продолжить смотреть на собеседника.
   Кивнув, Советник грустно улыбнулся, и глаза впервые выдали его боль. Он прекрасно понимал её, так как сам прошёл через недоверие, сомнение, страх. Лишился правой руки, превратился в калеку и теперь вынужден довольствоваться последними крупицами былого уважения. Совсем скоро Астаты проиграют выборы, и тогда он окончательно станет никем.
   Если для женщины наибольший страх - это потеря права на личное счастье, то для мужчины нет ничего хуже жалости окружающих.
   Советник молчал. Казалось, он пытается ухватиться за нужную мысль и найти для неё подходящие слова. Сглотнув застрявший в горле ком, он тихо проговорил:
   - Ты права. Я был несправедлив к тебе. Я больше не буду тебя донимать. Ты вольна сама выбирать своё будущее... В конце концов, возможно, все наши стремления к великим делам - всего лишь кучка пепла.
   Он поднялся и, одёрнув рукав на культе удалился по тропинке. Гилея глядела ему вслед и ругала себя за жестокость. Советник был одним из немногих, кто хорошо к ней относился и всегда поддерживал. Её слова ранили его не хуже копья, так она ещё напоследок провернула оружие в ране.
   Гилея просидела на пригорке около получаса. Плела новые венки, наблюдала за птицами, а когда стрижи и редкие фаэтоны окончательно разлетелись, побрела на поиски Кимона. Сейчас он был нужен ей - его улыбка, объятья, нежность. Лишь он один способен по-настоящему понять её, утешить и вернуть былую радость.
   Гилея шла по дорожке, сопровождаемая жужжащими насекомыми, но Кимона нигде видно не было. Она остановилась и, закрыв глаза, в считанные секунды построила приблизительную мысленную карту. Ориентирами она выбрала группу холмов на юге и виднеющиеся вдалеке камфорные лавры. Возле одного из деревьев с широкой кроной различались силуэты двух людей. Не открывая глаз, Гилея добавила в то место как можно больше подробностей. Карта сделалась более чёткой и содержательной, и в одном из беседующих она без труда узнала Кимона. Обрадованная находке, Гилея заспешила к деревьям.
   Через шесть минут до неё долетели обрывки разговора, и услышанное заставило её внезапно замереть. Она стояла на дорожке, прикрытая от беседующих небольшим холмиком, и не верила своим ушам.
   Невысокий мускулистый мужчина лет сорока, смахивающий на ксанга, подпирал могучий ствол камфорного лавра. Кимон же стоял перед ним, сложив руки на груди:
   - Это чересчур.
   - Устал я торговаться. Триста золотых и не меньше.
   - Кроме вашего острова, поддержку скольких мы получим?
   - Четырёх, а может и пяти. На западных островах к Перикулам хорошее отношение. Надо только чуток подтолкнуть мнение в нужную сторону - и все ксанги ваши.
   - Хорошо. Лон-Пентрил, всё должно быть сделано очень аккуратно. Никаких подозрений во время выборов. Вы меня понимаете?
   - Само собой. Тут и моя голова на кону.
   Гилея слышала о лон-Пентриле как о самом влиятельном человеке касты ксангов на втором по величине и значению после Отики острове. Склонить на сторону Перикулов такого воина - значит получить весомую поддержку очень многих людей.
   В назначенный день все острова присылают от каждой касты по одному доверенному человеку на Отику. Именно такой представитель и должен выразить мнение общины, подойдя к соответствующему кандидату. При этом многие голосуют с оглядкой на ближайших соседей, маленькие острова часто идут на поводу у мнения более крупных. В прошлом иногда бывали случаи подкупа и давления, но они всегда карались со всей жестокостью многосотлетнего закона и потому встречались крайне редко.
   Не желая слушать продолжение разговора, Гилея помчалась прочь по вихляющей между холмами тропинке. Разум работал вовсю, соперничая в скорости с биением сердца, хотя вскоре и он перестал помогать, поддавшись напору эмоций. Она всё неслась вперёд, сама толком не понимая, куда движется. Слишком многое нужно обдумать и понять, чтобы внимание могло отвлечься на окружающую реальность.
   Гилея бежала минут десять, захлёбываясь растерянностью, негодованием и обидой, пока, уморившись, не присела на каменную скамейку у домика пастуха. Здание со всех сторон окружали кусты ракитника, чуть далее пестрели жёлто-зелёным травяным покровом холмистые луга. Сухощавый пастух из касты идр расхаживал неподалёку в компании собаки и множества блеющих коз, слегка пришибленных жарой.
   Гилея до сих пор не могла поверить в услышанный разговор. Она скорее готова была свалить всё на помутнение рассудка и солнечный удар. Возможно боги испытывают её, но у неё нет столько смелости, стойкости и равнодушия. Разве девушка в девятнадцать лет, пусть даже и стратиг, не имеет право быть ранимой и оберегаемой? Стать глупее, воспринимать всё легче, не сталкиваться ни с какими сложностями до определённого возраста. Почему борьба фракций мешает её счастью? Или прав Советник, и действительно нельзя быть частью касты и уйти от всего этого?
   Как Кимон мог оказаться двуличным интриганом, способным на бесчестный подкуп?! Она готова простить его предательство по отношению к законам Бактуна, но ведь он врал и ей! Постоянно демонстрировал безразличие к борьбе внутри касты и входил в одну из малых фракций лишь номинально. Если это оказалось враньём - возможно, ложью являются и все их отношения? Вот так бывает, когда далёкая от звания красавицы, немного склонная к полноте девушка с ненужными ей самой талантами и глупой мечтой убежать от мира позволяет себе влюбиться в красавца.
   Гилее казалось, что она с каждой секундой теряет часть собственной крови и слабеет. Может быть, это всё ревность и эгоизм? Она попросту ревнует Кимона к его же проявившейся амбициозности? Равнодушный к вершинам власти возлюбленный принадлежал ей полностью, а активный участник борьбы - лишь частично. Чепуха! Она решительно отбросила подобные мысли. Подкуп - это низость, вне зависимости от мотивов. Не такого человека она любила, не такой спутник ей нужен. Он просто пользовался ею, но отныне она не позволит ему насмехаться над её чувствами.
   Гилея продолжала себя накручивать, пока из-за холма не показался приближающийся по тропинке Кимон.
   - Ху, жарковато... - пожаловался он, садясь рядом. - Спряталась тут. Еле нашёл тебя мысленной картой. Что за грустный вид? Советник нагнал тоску?
   - Я тоже кое-что нашла с помощью мысленной карты, - Гилея резко повернулась к Кимону и скороговоркой выпалила о невольно подслушанном разговоре. С каждым её словом улыбка Кимона твердела, превращаясь в неестественную мину плохого актёра.
   Гилея буквально выплёвывала в него обвинения:
   - Мне не важно, лучший ли ты стратиг. Мне не важно, что думают остальные. Мне хочется видеть солнце каждое утро и маяк по вечерам. Прыгать со скалы и мечтать доплыть до края мира. Моя трагедия в том, что я люблю тебя больше чем Бактун и себя саму. Мне наплевать на выборы, но подкуп - это низость. Неужели такого человека я полюбила?! Неужели несмотря на свои способности, я совершенно не разбираюсь в людях?! Кто ты на самом деле?! И зачем тебе я?!
   Кимон взирал исподлобья, потея от жары, услышанных обвинений и собственного смущения. Затем вздохнул, и во вздохе этом отразилась признанная вина и крушение всех надежд Гилеи на неправильно истолкованные слова.
   - Да, я... заслужил твоё презрение. Но ты не должна сомневаться в моих чувствах к тебе. Что бы там не случилось, я люблю тебя. Я никогда не притворялся.
   Ей хотелось верить в это, упасть к нему на колени и зарыдать, но она лишь отвернулась:
   - Для тебя так важна победа Перикулов?
   - Нет.
   - А что тогда?! Ты изображал, что тебе нет дела до власти! Ты врал мне!
   - Я, как и ты, хотел быть подальше от этого... Я... меня заставили. Мой предок был советником в битве Горящей воды. Нас должны были сжечь вместе с семьёй великого стратига, но одно видное семейство прикрыло нас. Они спасли мою семью, и мы им обязаны всем. Теперь они потребовали ответную услугу... Если всё откроется - мной не жалко пожертвовать.
   - И что мне теперь делать?! - она не знала, сколько ещё сможет сдерживать слёзы.
   Кимон поднял руки, намереваясь обнять её, но сразу же уронил их вдоль тела.
   - Ты можешь выдать меня. Я это заслужил. Я не прошу сохранить всё в тайне.
   Гилея не поворачивалась к нему, так как боялась, что вся её злость и решительность растворятся в одном его взгляде, в одной мимолётной улыбке. И тогда она не только простит его, но и решит, будто он ничего предосудительного не сделал. Ощущение его, сидящего рядом на скамейке, даже ссутулившегося и растерянного, с поблёкшей улыбкой, вызывало в ней одновременно панику и возбуждение. Сердце судорожно билось, во рту пересохло, горячий воздух обжигал лёгкие.
   Не говоря ни слова, Гилея вскочила на ноги и побежала прочь от Кимона, от слабости, от мучающих её переживаний. Ей надо с кем-то поговорить, с кем-то рассудительным, беспристрастным, понимающим.
   Невдалеке слышались окрики пастуха, он махал палкой, отгоняя коз от края обрыва, верный пёс лаял и носился с другой стороны, помогая хозяину.
   Тропинка круто взбиралась по склону - сначала узкая и пыльная, в оспинах сорной травы, затем широкая, покрытая колотым камнем. Неровные тени виноградников упорно наползали на дорогу; работники из касты идр смотрели Гилее вслед и качали головой...
   Дом Советника прятался под сенью двух высоких пиний - аккуратный и малозаметный с улицы. Вдоль всего фасада тянулась веранда, опирающаяся на шесть увитых виноградными лозами столбиков. Посыпанную гравием дорожку окаймляли клумбы, где прямо сейчас трудился выпалывающий сорняки пожилой садовник.
   Внутри дом казался тихим и необычайно уютным - благодаря удачному расположению комнат и практичной мебели. Пахло свежей выпечкой с корицей, веяло прохладой. Хозяина она нашла в библиотеке, сидящего у окна и читающего свиток по тактике морских сражений в прибрежных водах.
   Советник жил один, с небольшим количеством слуг. Отец и мать его давно перебрались на другой остров, составив компанию дальним родственникам, а сам он так и не обзавёлся семьёй. Думает ли он о семье теперь? Жалеет ли об отданных служению Бактуну годах? Чем заполняет вечера? Гилея никогда не спросит, а он никогда не ответит.
   Заметив гостью, он оторвался от чтения:
   - Не ожидал тебя увидеть... По крайне мере в ближайшее время.
   Запыхавшаяся и раскрасневшаяся Гилея уселась в соседнее кресло и, сложив руки на коленях, уставилась себе под ноги. Она старалась начать разговор, несколько раз открывала рот, но голос изменял ей.
   Советник заметил её смятение.
   - Что-то случилось?
   Она часто закивала и сглотнула.
   - Да... Я хотела попросить у вас совета... Мне кажется, что я глупая и ничего не понимаю в жизни.
   - Ты молода. Но несмотря на это я не считаю тебя глупой.
   Гилея потёрла лицо руками и поёрзала в кресле. Ей хотелось зарыдать на плече этого невозмутимого человека, перенять часть его уверенности и дальновидности, но она резко одёрнула себя и выпрямилась, развернув плечи.
   - Я кое-что узнала. Это очень страшно. Это грозит... тяжёлыми последствиями. Я должна рассказать об этом, но я не могу. Я собираюсь молчать и сделаю это ради себя. Это, может, и не достойно стратига, но мне всё равно.
   Советник поджал губы, взвешивая услышанное.
   - Ты вправе поступить, как считаешь нужным... Если под удар не ставишь этим благополучие Бактуна.
   - На кону может и многое, но не благополучие всего Бактуна.
   - Хорошо... Знаешь что, нам лучше просто посидеть здесь и подумать. Каждый о своём. Я дочитаю, ты отдохнёшь, успокоишься. Это поможет. Договорились?
   - Договорились.
   Они сидели в тишине около часа. Советник читал, потягивая из кружки охлаждённый виноградный сок. При этом ему приходилось каждый раз откладывать свиток - за прошедший год он так и не научился полностью справляться со всем одной рукой. Гилея наблюдала через окно, как старый садовник закончил прополку клумб и взялся за поливку кустов роз, рассаженных вдоль стены. Это действительно успокаивало, помогало собрать воедино разрозненные мысли. Она подождёт и спокойно подумает о будущем, снова поговорит с Кимоном на днях, заглянет ему в глаза и попробует увидеть там ответ - любит ли он её?
   В комнату вошёл один из домашних слуг и объявил о приходе посланника от Великого стратига. Через минуту перед ними предстал низкорослый молодой посыльный в выгоревшей от солнца рубахе:
   - Советник, Великий стратиг просит вас прибыть к нему.
   - Что-то срочное?
   - Да. К нему только что пришёл лон-Пентрил, - посыльный на секунду запнулся.
   - Знаю такого. Продолжай.
   - Он сообщил, что его пытался подкупить стратиг из фракции Модусов.
   Напрягшись в кресле, Гилея впилась в юношу давящим взглядом, сердце пропустило один удар.
   Советник нахмурился:
   - Кто именно пытался подкупить?
   Посыльный бросил мимолётный взгляд на Гилею и кашлянул, скрывая неловкость:
   - Тай-Валинес.
   Опрометью вылетев из кресла, Гилея набросилась с кулаками на вжавшегося в стену юношу.
   - Подлая собака! Ты врёшь! Мой отец никого не подкупал! Кто тебе заплатил?! - бог гнева Айрад говорил сейчас её устами и лупцевал её кулаками.
   Посыльный сделал робкую попытку заслониться руками, но от побоев его смог спасти только Советник, оттащив брыкающуюся девушку. Испуганный бедолага немедля покинул дом и прошуршал по гравиевой дорожке, улепётывая куда подальше.
   Гилея ходила из угла в угол, не зная, куда деть трясущиеся руки, и Советник с трудом заставил её сеть на место.
   - Это всё враньё! - в сердцах вскрикнула она.
   - Я уверен в этом, но...
   - Что "но"?!
   Советник глубоко вздохнул, не отпуская взглядом её раскрасневшееся лицо и горящие глаза.
   - Слово стратига весомее слова ксанга. Но сейчас идёт напряжённое противостояние между двумя фракциями. Исход выборов может решить любая мелочь. Даже без весомых доказательств в подкуп легко поверить. Разбирательство неминуемо.
   - Они все лгут. Я... я видела этот подкуп. Модусы ни при чём. Мой отец тем более ни при чём. Это... это всё Перикулы.
   - Ты слышала разговор о подкупе?! - Советник подался вперёд в кресле.
   - Да, я заметила мысленной картой двух людей. Подошла и услышала.
   - Твоё свидетельство всё изменит. Если ты расскажешь об этом Великому стратигу, твоему отцу нечего бояться... Кто там был от Перикулов?
   Гилея замялась и сразу отвернулась, боясь проницательности Советника.
   - Я не смогла его хорошо рассмотреть.
   - Ты никогда не умела врать. Дело слишком серьёзное, и я не могу сделать вид, что поверил тебе... Так кто это был?
   Разбушевавшиеся внутри эмоции окончательно одержали верх над богом разума Ратианом. Она не могла продолжать разговор. Ей было неприятно, больно, обидно и унизительно сидеть здесь и бездействовать. Она не готова выдать Кимона, но обязана что-то сделать. Гилея на ходу попрощалась с Советником и, пропустив мимо ушей его протесты, выскочила из дома.
   Сразу ей захотелось броситься к отцу, но огибая вереницу едущих на ослах идр, она передумала и устремилась к морю. Она не вынесет встречи с отцом - смотреть ему в глаза и нагло врать, будто не знает настоящего виновника. Казалось бы, она должна сейчас проклинать Кимона, но несясь по дороге и глотая пыль вперемешку со зноем, больше всего она ненавидела себя. Ей нужно время наедине, чтобы всё тщательно обдумать. Она обязательно найдёт выход.
  

***

   Вечерний полумрак стремительно спускался на Отику. Из-за облаков вышла луна и заняла положенное месте на небосводе. Далеко на востоке зажглась первая звезда, а на западе дотлевали последние отблески заката. Море темнело и шумело волнами, свет маяка завлекал в порт цепочку устало машущих вёслами кораблей.
   Гилея брела по берегу, понурившись и изредка отбрасывая ногой в сторону округлые камешки. Она не понимала, каким образом за полдня оказалась перед самым сложным и пугающим до замирания сердца выбором. Если она полностью откажется от свидетельства, то её отец может быть обвинён в нарушении законов вместе со всей фракцией Модусов; если же она честно расскажет об услышанном - Кимона осудят и утопят в море на глазах у всех. Стратиги всегда старались показать другим кастам нерушимость и святость заветов Икилона для каждого - будь то Великий стратиг или последний пьяница из идр.
   Гилея неустанно взывала к своей покровительнице Бэллае, просила дать ей достаточно мудрости, дабы найти ответ и разрешить дилемму - тщетно. Терзаемая сомнениями, она хотела закрыть глаза и больше никогда не открывать их, спрятаться тем самым от всех бед. А ещё лучше украсть быстрый-пребыстрый корабль, любым способом затянуть туда отца и Кимона, и уплыть как можно дальше, на край земли. Она невольно улыбнулась появившимся образам, но реальность самого гнетущего в жизни выбора мгновенно вернула её к действительности. Гилея тихо заплакала, прикрыв лицо ладонями, чтобы никто случайно не увидел её слёз. Только сейчас она заметила крепко зажатый в руке, непонятно где прихваченный ею обрезок ярко-розовой ткани; его она безотчётно скручивала всё это время тугим жгутом. Она развернула лоскуток и утёрла слёзы, но едва успокоившись, снова зарыдала, стыдясь и проклиная себя за слабость.
   Гилея бродила по набережной до глубокой ночи, однако решение дилеммы так и не пришло к ней; приближающийся рассвет страшил, как никогда раньше.

Глава 21

Знание редко даёт ответы на вопросы, оно лишь меняет одни вопросы на другие.

(Хранитель Первого Оплота Лайоллин)

   Под сгущающимися облаками, плывущими на запад, Сильванский лес постепенно темнел. Перед глазами путников висела серая завеса дождя, промозглая сырость давно просочилась под плащи и упорно прорывалось сквозь намокающую одежду к телу. Малозаметную тропинку пересекали вздувшиеся узловатые корни, под ногами чавкала размокшая земля, а запах влажного мха и хвои давно уже стал привычным.
   Непостижимым образом продравшись тогда через болото, Игнис бежал с Мастером на плечах, пока изнеможение не свалило с ног, заставив сделать привал. После небольшого отдыха он намеревался подняться, но так и не смог, силы покинули его окончательно. Они заночевали в гуще леса и следующим утром двинулись дальше на запад. Сон пошёл обоим на пользу, но всё равно, внутри поселилось тягостное чувство.
   - Игнис, давно ты потерял веру? - в окладистой бороде старика появились новые седые вкрапления, на лице отражались тяготы изматывающего бегства, однако взгляд по-прежнему оставался проницательным и собранным.
   - А что? Вы тоже, Мастер, как мне кажется, не так и крепки в собственной вере.
   - Может и так...
   - Зачем вообще людям вера? Оплот - это только сила для сражения с врагами, не больше.
   - Не только. В жизни каждого человека должен быть Оплот. Это помогает не скатиться в бездну, во тьму. За Оплот можно уцепиться, когда падаешь. Он нужен каждому.
   Игнис стряхнул с края капюшона нависшие капли и плотнее запахнул промокший насквозь плащ.
   - Вон Капитан тоже производит впечатление потерянного. Оплот, видать, не сильно помог ему.
   - Да, в этом безверии вы похожи, но в остальном вы разные. Ты как будто потерялся в жизни и сам в себя перестал верить. Капитан же... У него что-то отобрали и он не может это вернуть. Он жил в своём уютном мирке, но его разрушили. Новый создать он не в силах.
   - Я слышал, три года назад что-то произошло в крепости. Комендант предпочёл оставить это внутренним делом ночной стражи. Думаю, это связано с нашим стрелком.
   Мастер закашлялся, а потом несколько раз чихнул. Простуда донимала его уже второй день.
   - Я тоже слышал подобное. Причина теперь не так важна. Оплотом Капитана был его устоявшийся мирок. Он готов был его защищать, не щадя себя. Лунный свет - это покой и умиротворение. Весь Капитан в нём. А ты огонь, непоседа... Вот скажи, ты когда-нибудь проводил в крепости больше двух недель кряду?
   Игнис задумался и чуть не споткнулся об очередной выпирающий корень.
   - Нет... Не помню такого. Постоянно были различные поручения. Все деревни севера объездил. Успел лошадей полюбить, возненавидеть и снова полюбить.
   - Вот видишь.
   - Мастер, не я один озабочен переживаниями и вопросами веры. Ведь вы тоже должны были стать Хранителем. Почему вы отказались?
   Старик снова зашёлся сухим кашлем. Вопрос остался без ответа, и лишь надоевший, не желающий смолкать дождь шумно разговаривал со всеми подряд. Где-то на вершине тянущегося справа лесного холма слышались крики ворон. Казалось, их очень много, голоса птиц сливались в однородный продолжительный звук.
   Путники перебрались через располневший от дождя ручей, что пересекал тропинку под углом. Мелкие листья и палочки мчались в мутном потоке, собираясь в кучки, иногда приставали к берегам, затем снова отчаливали и продолжали путешествие к ближайшему глубокому оврагу.
   - Почему ты захотел стать воином Оплота? - спросил Мастер.
   - Так ведь вы усмотрели во мне Оплот, и дальше у меня не было выбора. Пошло сплошное "ты должен".
   - Ты тоскуешь по отнятому выбору?
   - Нет, - отрезал Игнис. - Я жалею, что у меня не забрали его полностью. Изначально. Тогда бы я не наделал глупых ошибок. Я думаю, именно выбор мешает человеку. Он колеблется, поддаётся слабостям и всё теряет.
   - Человек же не постоянно ошибается, - возразил Мастер, пригибаясь под нависшей веткой.
   - Да, не постоянно. Но иногда достаточно одной ошибки, и остальные правильные решения утратят смысл.
   - Беда тоже может помогать... Ты знаешь историю Норина?
   - Все солдаты знают его историю, тем более мы. Нас же в честь него назвали Стылыми.
   - Да, но ты знаешь, почему его прозвали Стылым?
   Игнис отрицательно мотнул головой, и Мастер продолжил:
   - Когда Норин был маленьким сорванцом, он залез высоко в Поющие горы. Прыгал по камням и упал в расселину. Никто не знает, как он выбрался. Вернулся он грязным и изодранным на следующий день. Отец вымыл его и спросил, боялся ли он. Будущий великий военачальник сказал, что ему не было страшно. Его страх застыл и остался в той расселине. Вылез он уже без него.
   Тропинка завела путников в небольшой овраг и вынудила спускаться по предательски размокшему склону. Мастер два раза поскользнулся и едва не плюхнулся на спину, Игнис поддержал его, хотя и сам чувствовал себя здесь не очень уверенно. Дождь продолжал накрывать их влажной сетью, тарабаня по капюшонам и отзываясь в ушах мерным шелестом.
   Мастер громко чихнул, и от резкого движения капли полетели с капюшона:
   - Ты не думал, почему ты до сих пор жив? Почему дрался со многими и побеждал?
   - Я не знаю. Я просто сражался.
   - Вот именно. Тебе всё равно. Хранитель Лайоллин называл это "силой пустоты".
   - То есть я хочу умереть? - вяло хмыкнул Игнис.
   - Нет, ты не хочешь умереть. Ты стараешься победить. И эта сила помогает тебе. Ты так завис в этой пустоте, что...
   - Откуда вы это знаете? - перебил его Игнис. - Я же могу призывать Оплот, значит он во мне есть. Я помню, вы говорили - Оплот не терпит пустоты. Где есть одно, не может быть другого.
   - Я всматриваюсь в тебя и вижу лишь тусклость. Думаешь, тебя зря твои же прозвали Стылым Огнём?
   Три сосны вплотную обступили тропинку, вынуждая Игниса развернуться боком и протискиваться между ними. Прошуршав по коре, мокрый плащ собрал на себя целую коллекцию её чешуйчатых частичек.
   - Не знаю я ничего об этой силе пустоты, - после минутного молчания буркнул Игнис. - У меня наоборот, моя сила мне всё больше кажется пустой. Чувствую себя придатком к мечу и не больше. Я не вы, мыслить не мой удел, но... Не знаю, думал, есть что-то большее.
   - А оно и есть. Оплот не может быть пустым. Ты правильно сказал - он не приемлет пустоты. Он может наполнить каждого из нас, если мы позволим ему это. Нужно верить. Верить и стремиться познать его.
   - Познать? - удивился Игнис. - А зачем?
   - Зачем? Это страшный вопрос. Как только человек его себе задаёт, всё начинает рушиться.
   - Почему?
   - Потому что этот вопрос показывает всю неприглядную правду. Познание приносит одиночество. Оно далеко от простого человеческого счастья. Оно не даёт радости и не несёт никаких житейских благ. Лишь радость самого познания может быть тебе отрадой. Жить так можно только не задавая вопросов. Идти вперёд и не думать о смысле всего этого.
   - Неужели этот вопрос так страшен? - удивился Игнис.
   - Да. Он способен уничтожить вообще всё. Поставь его рядом с любым делом, мечтой, верой... Они враз покажутся глупыми и пустыми. Великие люди как раз и были теми, кто делал многое, не задаваясь вопросами. Поэтому они достигли величия в делах. Это как идти по тонкой жёрдочке через пропасть. Как только глянул вниз - равновесие потеряно.
   Игнис убрал с пути нависающую над тропинкой ветку:
   - И вы задались этим вопросом?
   - Я сделал свой выбор, стал Мастером. Потом узнал много... разного. И теперь должен жить с этим.
   - О чём это вы, Мастер?
   - Неважно.
   Они продолжили молча шагать по тропинке и через полчаса выбрались на обширную полянку, заполненную пожелтевшими сосновыми иголками и пожухлой травой. Земля не желала больше принимать падающую с небес влагу, и к ночи лужи грозили собраться в одно немаленькое озеро. С чавкающими звуками под сапогами путники выбрались на центр прогалины, Мастер неожиданно остановился.
   Игнис потоптался на месте.
   - Что-то случилось?
   Старик обернулся, настороженный взгляд его выдавал волнение.
   - Ты раньше сталкивался с вликами?
   - Нет, только слышал. Они вроде в самой глуши водятся, - Игнис спохватился после собственных слов и обшарил взглядом окружающие полянку деревья.
   Ветки многих сосен обсели пернатые создания, с длинной шеей и крючковатым клювом. Сложенные вдоль массивного туловища крылья служили им защитой от непогоды, а когтистые лапы даже с расстояния в тридцать шагов выглядели хищно и устрашающе. Влики охотились стаями на любую крупную живность, при этом предпочитая не носиться по лесу, а тихо выжидать добычу в таких вот местах.
   - Они кажутся сонными, - тихо вымолвил Игнис. Затем снял плащ, забросил его на плечо и высвободил эспадон. Капли дождя застучали по пластинам доспеха.
   Мастер подавил неуместный приступ кашля.
   - Движемся очень медленно.
   Настороженно озирающиеся беглецы успели сделать ровно четыре шага. Лес вокруг мгновенно ожил, ветки заколыхались, и две дюжины хищников ринулись на добычу так быстро, что спасаться бегством не имело смысла.
   Словно выпущенная стрела, с ближайшей ветки к ним подлетел первый влик, норовя впиться острым клювом прямо в лицо. Игнис подался в сторону и с силой махнул мечом, отсекая голову от тела. Вмиг издохшая тварь шлёпнулась в лужу, разбрасывая крупные капли.
   Вторая птица пронеслась в опасной близости от плеча Мастера. Он качнулся влево, уклоняясь сразу и от третьего хищника. Пока спасала только многочисленность летунов: мешая друг другу, они давали возможность людям вовремя уходить из-под когтей и клювов.
   Игнис поднял голову и увидел, как новые влики опускаются с неба. Их жёсткие крылья издавали сердитые, хлопающие звуки. Прямо на него летели по меньшей мере девять созданий. Скорее для острастки, он принялся бешено крутить мечом над головой, забирая то левее, то правее. Внезапно в спину врезалось что-то тяжёлое. Боль волной промчалась от лопатки к пояснице. Игнис повалился на землю и откатился в сторону. Живо вскочил на ноги и поднял двуручник для рубящего удара. С дождливого неба упали новые создания, неслись они безобразно стремительно.
   Мастер резко выпрямился. Рука его поднялась вертикально и сделала три оборота над головой. Тотчас водная пыль закружилась вокруг его пальцев размазанным вихрем. Маленький смерч взмыл в небеса, прихватывая с собой восьмерых тварей. Остальных расшвыряло в стороны как сухие листья. Трое столкнулись, задевая друг друга когтями и острыми клювами, рухнули на землю.
   Придя в себе, все выжившие хищники возмущённо захлопали крыльями и возобновили атаку. По лесу разнёсся их пронзительный крик.
   Замерев в крупной луже, Мастер развёл руки в стороны. Голова его запрокинулась, будто он желал уловить всю дождевую влагу. В следующую секунду он начал совершать непонятные движения пальцами, словно перебирая чётки. Мигом собравшиеся вместе капли вытянулись в серо-голубые нити и подобно арканам оплели длинные шеи вликов. Мастер рывком опустил руки, и дождевые верёвочки послушно дёрнулись вниз, увлекая за собой почти всех птиц. Упитанные хищники со всего разгону грянулись оземь, взметнув брызги из луж.
   Игнис отшатнулся от рухнувшего рядом влика и с размаху обрушил на него эспадон. Крылья птицы безвольно растянулись в стороны, тёмная кровь быстро насытила лужу собственным цветом.
   Мастер снова вытянул руки в стороны, и, повинуясь водным арканам, живучие твари поднялись высоко в воздух. Серо-голубые нити натянулись прочными струнами, и через секунду новое движение старика отправило летунов вниз.
   Перед глазами Игниса мелькнули пернатые тела, и птицы на бешеной скорости врезались в землю. На этот раз он заблаговременно отступил к краю поляны, избегая столкновения.
   Влики буквально воткнулись в мокрую землю и больше не трепыхались. В воздухе кружились длинные перья, приходящий в нормальное состояние дождь спешно прибивал их к земле. В живых остались только трое хищников. Они метались над деревьями, издавая противные крики и раздумывая о нападении. Зачатки разума всё же подсказали им убираться подальше, и совсем скоро летуны растворились в дождливой мгле.
   Ссутулившийся посреди лужи Мастер слегка пошатывался, однако в остальном выглядел вполне здоровым. Капюшон упал на спину, с волос и бороды скатывались частые капли.
   Игнис выкрутил плащ, облегчив его раза в два, и снова закутался в шерстяную ткань. Руки подрагивали, как после небольшого отката, спину жгла нещадная боль. Бехтерец защитил от когтей и клювов, но обидно малое количество пластин в той части доспеха не позволило смягчить удар до нужной степени.
   Пнув напоследок дохлого влика, Игнис приблизился к старику.
   - В этот раз вы сохранили больше сил.
   Мастер поднял голову, взгляд его стал сосредоточенным.
   - Я снова воспользовался тобой как источником. Лёгкий откат у тебя из-за этого. К тому же, я начинаю привыкать к такому использованию силы, - он невесело усмехнулся. - Практика даёт свои плоды.
   Оставив полянку, они нырнули в лес и продолжили движение на запад.
   - Всё больше поражаюсь вашим способностям, - заметил Игнис. - Почему никто не видел ничего подобного раньше?
   Мастер нахлобучил капюшон чуть ли не до кончика носа и снизошёл до ответа:
   - Это опасно. Многие неумёхи поплатились за это жизнью. К тому же, со времён Братьев Хранители неустанно следили за чрезмерными порывами Мастеров. Это как бы и не запрещалось, но мало кто горел желанием так вот использовать силы Оплота.
   Под сапогом Игниса хрустнула гнилая палка, погружаясь в земляной кисель.
   - А что, теперь уже можно?
   - Запрещать больше некому. А угроза заставила пренебречь осторожностью.
   - Некому? Но может Хранитель выжил.
   - Нет. Его уже нет. Теперь я последний из северных. А западные мне не указ.
   Они шли по бору до глубокой темноты, пока видимость не ухудшилась до предела. Тропинка исчезала во мраке буквально под носом, переплетающиеся над головой ветви скрадывали даже неверный свет луны, и лишь прекращение дождя можно было считать хорошей новостью.
   Попавшаяся на пути прогалина мгновенно получила статус места ночной стоянки. Костёр удалось разжечь с большим трудом, огонь сильно дымил, влажные палки трещали и шипели. От сохнущих на распорках плащей исходил пахнущий лесом пар. Комары донимали лишь сначала, затем ретировались, напуганные клубами дыма. Желудки обиженно урчали, моля о пище. Котелок остался у Юса, поэтому путникам пришлось довольствоваться скудными запасами вяленого мяса и чёрствого хлеба, что сохранились в сумке у Мастера.
   Игнис умостился поверх снятого доспеха.
   - К слову об источниках. Зачем я вам как источник в ваших делах с силой Оплота?
   Мастер придвинулся ближе к огню, грея руки.
   - Ты вообще знаешь, зачем мы пользуемся источниками? В чём их смысл?
   - Нет. Думал, так надо - и точка. Разве можно по-другому?
   - Можно. Силу можно черпать и напрямую из Луча. Но её там слишком много. Она легко раздавит человека. Поэтому мы берём её через источники, так она идёт в меру.
   Игнис поворошил палкой костёр, подсунул откатившиеся головешки:
   - Я думал, Мастера напрямую обращаются к Лучу.
   - Это не совсем так. Мы как посредники. Ходим по краю. Можем обращаться к Оплоту через других. Только Братья могли делать это напрямую. Вот они и создали Лучи. После них никто не мог.
   - Если Оплот - это дар нам, откуда эти откаты?
   Мастер пригладил бороду большим и указательным пальцами:
   - Откат... Сила проходит через тебя. Ты можешь ею управлять, но потом тело расплачивается за это. Такое перенапряжение не может пройти бесследно. Мы все сделаны из плоти и крови. Вот и я решаюсь особым способом использовать Оплот только через тебя и других. Если я буду всё пропускать через себя одного... Это быстро закончится.
   Дрова в костре продолжали потрескивать и периодически плеваться искрами. Одна из них попала Игнису на штаны, и он поспешно смахнул её.
   - Но ведь отмеченные Оплотом воины, а тем паче Мастера, имеют с ним естественную связь. Почему мы расплачиваемся за дарованные нам силы? Это как-то... ну не знаю, неестественно, что ли.
   Обрамлённые множеством морщин глаза Мастера устремились на яркое пламя. Молчал он долго, затем тихо буркнул:
   - Никакой избранности Оплотом не существует.
   - Как?! - оторопело выпалил Игнис.
   - Так. Это миф. Людям нужна вера, Мастера им её дают. Во все времена так было. Люди думают, что главное - это быть отмеченным Оплотом, но суть в другом. Когда мы всматриваемся в вас, молодых и полных сил солдат, мы ищем только стойкость к перенапряжению. Важно понять, можете ли вы выдержать силу Оплота, не убьёт ли это вас.
   Игнис замер с палкой в руках, буравя Мастера широко раскрытыми глазами.
   - То есть ни в ком нет Оплота?
   - Есть. Но в равной мере. Никакой избранности. Оплот есть в каждом, но мало кто может использовать его силы и выживать после этого.
   Шумно выдохнув, Игнис со злостью переломил палку и швырнул её в костёр.
   - То есть я и другие Стылые... Мы... мы просто самые крепкие бочки? В нас можно влить больше, чем в остальных?
   Мастер передёрнул плечами:
   - Можно и так сказать. Звучит жёстко, понимаю...
   - Да не то слово!
   Старик несколько раз кашлянул и потрогал сушащийся плащ. Разговор явно угнетал его.
   - Есть крепкие люди. Они способны выдержать силу Оплота. И есть слабые. Они призовут Оплот и сразу умрут. И тут не столько даже физическая сила решает. В Стылые мы, конечно, выбираем сильных и телом, и духом, но главное - это умение выживать, когда сила Луча пытается разорвать тебя изнутри.
   - То есть, - ужаснулся догадке Игнис, - неудачные ритуалы Слияния...
   - Это наши ошибки как Мастеров. Когда мы посчитали человека достаточно крепким, а он не смог выдержать первого призыва Оплота.
   Игнису понадобилось более десяти минут, чтобы собрать воедино мечущиеся в голове мысли:
   - Почему вы говорите мне это сейчас? Если вы и все Мастера... - ему очень хотелось сказать "врали", но засевшее в сознании уважение к мудрому старику взяло верх. - Если вы говорили другое все эти годы. Столетия! Это ведь может убить веру в Оплот.
   Мастер неотрывно смотрел на пляшущие над костром искры. Танец ярких точек приносил небольшое успокоение, но его не хватало. Никакого успокоения не хватит. Сдавленно кашлянув, он обронил:
   - А ты и так потерял веру в себя, и в Оплот по ходу тоже. Сейчас в тебе говорит не поруганная вера, а обида. Ты не тщеславен, но сознавать себя одним из самых избранных приятно. Прости, что забрал у тебя это. Ты по-прежнему сильный и умелый воин. Этого у тебя никто не отнимет, даже я. Тебе надо отыскать свою веру.
   - И где мне её найти?! - грубо вырвалось у Игниса.
   - Не знаю.
   - То есть вы сейчас рассказали мне правду, и это должно помочь мне обрести веру?
   - Нет, - Мастер устало помассировал пальцами переносицу. - Это никак тебе не поможет. Я это сказал исключительно ради себя. Мне стало чуточку легче, я выговорился.
   - А если я расскажу об этом всем - что тогда?
   - А у тебя появилось такое желание?
   Игнис сглотнул вставший в горле ком и отвернулся. Вытягивание новых веток из кучи помогло заполнить пробел в разговоре. Подбросив в костёр влажных дров, он тихо заключил:
   - Если я расскажу об этом - всё может рассыпаться. Как я могу так поступить? Оплот Севера захвачен, враги хлынут нынче со всех сторон, мы вступили в самую большую войну. Я буду молчать.
   - Вот видишь, теперь и ты понимаешь, каково жить с таким грузом.
   Действуя совершенно безотчётно, Игнис перевернул сушащийся плащ на другую сторону:
   - А что важно для кандидатов в Мастера?
   - Не захлебнуться.
   - Чего?
   - Не захлебнуться, - медленно повторил Мастер. - Умение удержаться от желания впустить в себя все силы Оплота. Погубить и себя, и других. Ваши жизни ведь в наших руках во время каждого ритуала. Естественно, нужны также ум, стремление к познанию и прочее, но это менее важно. Сила Оплота может пьянить почище мирсовского вина. Она зовёт, тянет. Этому нужно уметь сопротивляться.
   - И как, - осведомился Игнис, - у вас получается?
   - Получалось. Но после обильного использования силы в последние дни, я в этом уже не так уверен.
   - Склонность к разным источникам - это тоже... не полная правда?
   - Нет, тут всё правда. В людях есть склонность к тому или иному источнику. Мы её и выискиваем. Это, возможно, единственное наше истинное знание. И я думаю, именно в этом кроется ключ к пониманию сути Оплота. В тебе, например, очень силён твой источник. Вопрос только в правильном взгляде на него. В тех ощущениях... У тебя ведь появляется это ощущение близости?
   - Да, - уверенно подтвердил Игнис. - Я с рождения чувствую огонь. Сколько себя помню, меня неодолимо тянуло к нему. В детстве я постоянно ходил с ожогами. Мать прятала от меня масляные лампы. Потом я научился сдерживаться, но тяга осталась.
   Мастер плавно провёл рукой над костром, и языки пламени на несколько секунд склонились влево, следуя за его пальцами. Игнис тут же ощутил прилив сил, перед мысленным взором всплыли узоры, что запечатлелись ещё в селении, когда старик огненными копьями убил тех Межников.
   - Почувствовал? - понизил голос Мастер.
   - Да. Что... что мне с этим делать?
   - Не призывай Оплот. Это не то. Попытайся... м-м-м... обнять огонь. Пусть он говорит с тобой, но не смей ему приказывать. Верни себе веру хоть на секунду, и ты поймёшь.
   - Может вы всё же объясните подробно, что именно я должен делать?
   - Нет, - махнул рукой Мастер, будто отгонял навязчивую муху. - Ты ничего не поймёшь, если кто-то ответит на все твои вопросы. Главное я тебе уже сказал. Понимание - это внутренний рост, а не внешнее добавление. Пробуй или не пробуй. Это путь для одного, а не для толпы.
   Игнис обречённо провёл рукой по лицу, касаясь шрама на щеке, затем поднялся на ноги. Непонятно почему, но ему именно это положение представлялось наиболее подходящим. Костёр бодро потрескивал у ног, дым валил теперь не такой густой, подсохшие дрова изредка выстреливали в стороны отдельные искры. Сквозь полотняные штаны ощущался жар пламени, выставленные вперёд ладони нагрелись в считанные секунды. Смежив веки, Игнис предельно расслабился. Спустя полминуты из пыльных закоулков памяти проступили картины далёкого детства...
   В восемь лет они с друзьями забрались в лесок близ Войла. Очень скоро в небольшой ямке выросла огромная куча дров, пламя взметнулось ввысь, освещая полянку и сгрудившихся на ней подростков.
   Настоящим проявлением мужества считалось прыгать именно через такой костёр. Пролетать при этом требовалось через самый центр, а опалённые волосы и одежда служили подтверждением смелости испытуемого.
   Даже старшие на два года ребята завидовали успехам Игниса. Во время очередного прыжка один из мальчиков незаметно положил палку в намеченное для толчка место. Остальные промолчали, желая увидеть неудачу зарвавшегося товарища.
   Игнис и правда сиганул очень скверно, влетел в самый центр костра и выбраться смог далеко не сразу. Тогда он впервые ощутил силу пламени, и страх сгореть заживо по сути остановил его сердце. Красные полоски огня потянулись к нему, послышался непонятный шёпот. Звучал он очень тихо и пропал мгновенно, разобрать слова так и не удалось. В тот раз пламя пощадило его, жаркие языки опали под действием неведомой силы, и мальчуган спокойно выбрался на свободу, сопровождаемый ошеломлёнными взорами товарищей.
   Странный сон потом приходил к нему каждую ночь на протяжении двух месяцев. Будущий Стылый раз за разом беседовал с пламенем, они заговорщически перешёптывались. Это начиналось как кошмар, но быстро переросло в бушующее море ощущений, переживаний, чувство тепла и защищённости. Что-то необоримо сильное и необъятное пребывало с ним, поддерживало, направляло, дарило мужество и веру в себя...
   - Ты хочешь сжечь пол-леса? - вторгся в воспоминания голос Мастера.
   Игнис встрепенулся и, открыв глаза, растерянно уставился на колышущийся столб огня. Выросшие на три человеческих роста красные языки пламени обвились вокруг его тела точно гигантские змеи. Они лизали одежду, тёрлись о кожу, но опаляющего жара не чувствовалось. Ветки на границе леса колыхались под действием волн горячего воздуха, Мастер предусмотрительно убрал оба плаща подальше.
   За считанные секунды буйство пламени прекратилось, и костёр перестал походить на расправившую крылья огненную птицу. Мастер придвинулся ближе, а Игнис как в тумане опустился на доспех.
   - Ну, что скажешь? - с прищуром спросил старик.
   - Да... я... не знаю. Отката нет, ощущения странные. Что это было - не пойму. Воспоминания нахлынули, больше ничего, - Игнис до сих пор не мог прийти в себя, ошеломлённый взгляд его перескакивал с Мастера на костёр и обратно. - Вы же говорили, нет никакой избранности?
   - А её и нет. Но есть умение, есть выбор и есть вера в Оплот. Можно отказаться, можно пробовать дальше понять. Тут только мы решаем. Оплот - это не примитивная сила. Это мы примитивные. Сможешь выйти за эти границы, заполнить пустоту - станешь чем-то большим.
   - А почему нет отката? - Игнис упорно выискивал на рукавах стёганки обгорелые участки, но ничего не находил.
   - Откат - это наказание. Мы призываем Оплот насильно и платим за это. Мы дорвались до этой силы, но не понимаем до конца её сути. Думаешь, если бы я всё знал, то мучился бы откатами? Я тоже не знаю. Сам ищу ответы.
   Игнис подсунул к увядшему пламени толстую ветку.
   - Сотни лет, множество Мастеров, а вы так и не поняли Оплот?
   - Да, не поняли. Скорее наоборот, столетиями мы отдалялись от правильного ответа.
   - И вы думаете, удастся понять мне?
   - Нет.
   - Спасибо за веру в меня, - раздражённо буркнул Игнис.
   - А зачем тебе моя вера? Верь сам. Или найди того, кто готов будет безраздельно верить в одного тебя. Тогда его вера будет значить многое. А моя вера тебе ничего не даст.
   - Почему я тогда должен верить в вас?
   Мастер прокашлялся, прикрывая рот кулаком:
   - А ты и не должен, но ты веришь мне и в меня. Я для тебя - символ пока живого Оплота Севера. Даже потеряв веру, ты держишься за этот символ. Я знаю это. Иначе бы ты не утащил меня на себе там, на болоте. При этом ты по сути бросил остальных на верную смерть.
   Игнис понурился и с силой сжал лежащий под ним бехтерец.
   - Вы думаете, они...
   - Не переживай, Капитан жив. Я чувствовал, как он призывал Оплот рано утром. Паренёк, думаю, с ним. А вот Юс и Мия... - старик молчал на протяжении минуты, поглаживая бороду. - Если у меня не будет твоей веры и веры других, пропадёт всякий смысл. Зачем тогда мы пробираемся в Оплот Запада? Чего мы хотим?
   - Отбить крепость, - смутился Игнис.
   - И что дальше? Зачем тут я? Ты думаешь, Мастера Запада не смогут проводить ритуал Слияния с Лучом Оплота Севера? Чушь. Легко. Ну, может не легко, но смогут. Я важен как символ. Оплот Севера не уничтожен полностью... Последний Мастер станет Хранителем... Всё можно возродить... Наш север будет прежним... И такое прочее.
   Игнис подровнял палкой костёр, шёпот в голове пропал окончательно.
   - Да, я понимаю. Всем нашим нужна вера.
   - Степняки потому так отчаянно и стремятся убить меня. Они хотят воевать со сломленными духом людьми, лишёнными надежды всё вернуть. Понимаешь? Сломленными и подавленными. А символ... Если в него не верят - он теряет саму свою суть.
   - Но зачем вам именно моя вера?
   - А ты видишь здесь кого-то ещё? - обвёл рукой полянку Мастер. - Ты был прав, я тоже потерял свою веру, поэтому сейчас пользуюсь твоей. Ты и Капитан - больше рядом нет никого из Оплота Севера. Там, на западе, он для них не родной. Он не был их домом, их центром мира. А для нас был... И остаётся.
   Игнис смерил старика понимающим взглядом.
   - А чем вы заполняете всю эту пустоту? Что есть Оплот для вас?
   - Мастера давно не могут её заполнить. Поэтому мы и являемся лишь жалкими тенями того, чем были раньше, в эпоху Первого Оплота.
   - Почему мы всё-таки оставили Первый Оплот?
   - Ты же знаешь, - отозвался Мастер, - нам нужна была защита от Ассулта и нордов. Вот Ранд и Чейниш и увели людей. Основали Оплот Севера и Оплот Запада, создали новые Лучи.
   - И это все причины?
   Старику захотелось без утайки рассказать историю Братьев. Нет, только не сейчас. Если крушение принципа избранности подтачивает веру в Оплот, то знание свершённого Братьями изменит взгляд людей на войну с кочевниками и подорвёт сами основы Корсии.
   - Да. Это все причины. Давай спать, - Мастер поспешил завернуться в частично высохшее, пахнущее дымом одеяло. Он быстро погрузился в сон, и к нему пришло извечное сновидение, а точнее - его полное отсутствие.
   Игнис же долго ворочался, одолеваемый сумбурными мыслями. Подступившая дрёма в итоге умиротворила и его, но она не принесла с собой привычных образов капельки, вместо них явились искорки, множество искорок...
  

Глава 22

  

Не бойтесь опоздать - бойтесь прожить всю жизнь в спешке.

(Поговорка жителей Осты)

  
   Игнис уже полчаса занимался кинжалом, вжикая по нему точильным бруском. По правде говоря, оружие давно обрело должную остроту, бесследно исчезли малейшие намёки на пятна ржавчины, но ему нравилось вот так спокойно сидеть и орудовать шероховатым камнем.
   За стенами комнаты постоялого двора била ключом вольготная жизнь Осты, с её гуляющими парами, резвящейся в озёрах детворой, благоуханием цветущих садов. Солнце проливало сверху знойные лучи, заглядывало в окна, ласковый ветерок сбегал с западных холмов, беспрепятственно веял по городу, пропитывая дома и людей букетом летних ароматов.
   В дверь постучали, и прежде чем Игнис успел ответить, в комнату вошла Тинали. Она окинула беглым взглядом небогатую мебель и бесцеремонно уселась на кровать:
   - Хм... пыльно как-то.
   - Алаи нет. Она пошла забирать платье для праздника.
   - А я знаю.
   Игнис слегка удивлённо уставился на неё. Огненно-каштановые волосы пребывали в идеальном порядке, полные губы притягивали взор. Судя по жгуче-алому платью, праздник для гостьи уже начался.
   - Как-то ты рано нарядилась.
   - Да нет, я обычно так и одеваюсь. Просто ты не присматривался ко мне раньше. Ваш мужской взгляд очень избирателен. Вы то слепы ко всему, то начинаете цепляться к обыденному.
   - Хм... может быть.
   - Так и есть, - заверила Тинали с дружелюбной улыбкой.
   Не зная, как продолжить разговор, Игнис придвинул кувшин и две кружки:
   - Может вина? Мирсовское, терпкое.
   - М-м-м... Чуть-чуть.
   Тинали сделала аккуратный глоток и едва заметно прошлась язычком по сочным губам.
   Поёрзав на стуле, Игнис отложил в сторону кинжал, стремясь как-то заполнить неловкость.
   - Что там в городе?
   - Да всё то же. Пары, солдаты, купцы. Говорят, вчера был скандал на одном постоялом дворе. Новобрачные ругались. Она застукала его с другой.
   - Хм... вот как...
   - Да, бывает, - быстро протянув руку, Тинали ухватила кинжал. - Вам, мужчинам, постоянно не хватает острых ощущений. - Она помахала клинком перед глазами, точно веером. - Вы носитесь по миру, кричите о желании остепениться и завести семью. Но потом... Потом женитесь и начинаете изменять. А всё почему? Не хватает острых ощущений. Жизнь становится скучной и однообразной. И что тут главное? - Она нагнулась вперёд, и алый шёлк соблазнительно обтянул пышную грудь.
   - Что? - сухо обронил Игнис. Непокорный взор его всё время скользил по глубокому вырезу её платья.
   - Главное тут даже не наслаждение. Вы хотите почувствовать себя живыми. Вам надо это доказать самим себе: "Я полон сил! Я могу! Я победитель! Никто не может мне указывать". Вопли в общем-то жалкие, и вы это часто понимаете, но ничего поделать с собой не можете.
   Игнис залпом осушил кружку, приходя в себя, и наполнил её снова.
   - Откуда эти обобщения? Такое ощущение, что ты прожила три жизни. Всё познала. Да и вообще, что за разговоры о чужих изменах? Мне не очень интересно.
   - Правда? - губы Тинали дерзко улыбались, а в выразительных глазах плясали искорки. - Я думала, тебе интересно. Разве тема любви и страсти тебе безразлична?
   - Ну...
   - Вот видишь, - кинжал в её руке поднялся остриём вверх. - Я вот часто думаю - а есть ли вообще эта любовь? Может это только страсть? Ведь если любовь существует - почему она так недолговечна? Вот она была, и вот ты с другим... или с другой. - Тинали снова поправила причёску, хотя, по мнению Игниса, вьющиеся локоны в этом не нуждались.
   - Думаю, ты лукавишь. Каждая женщина верит в любовь. Все этого хотят и все верят. Так говорят только те, кто пока сам не влюбился.
   Тинали придвинулась ближе, повторно приоткрывая округлости грудей под тонким платьем. Ноздри защекотал миндальный запах её благовоний, лицо обожгло горячее дыхание.
   - А может это ты лукавишь? Или ты не знаком со страстью? Не чувствовал, как она сжигает тебя изнутри? - она игриво взмахнула длинными ресницами. Игнису показалось, что сейчас его обдаст лёгким порывом ветра. Он смущённо отвернулся, подтягивая кружку с вином, и сделал торопливый глоток. Во рту по-прежнему было сухо, как в раскалённой печи, а под рубахой сбегали капли пота, щекоча напряжённые мышцы.
   Как бы вспомнив о вине, Тинали поднесла кружку ко рту и отпила совсем чуточку. Взгляд её сделался масленым и горячим. Она отвела плечи назад, благодаря чему пышная грудь приподнялась и стала ещё больше.
   Нога Игниса под столом оцепенело упёрлась в стену, он ощущал, как задыхается от возбуждения, точно шестнадцатилетний мальчишка. Только ему удавалось отвести глаза от выреза её платья, как неподвластный его воле взгляд цеплялся за яркие губы, горящие глаза, огненно-каштановые волосы, приметную родинку.
   Звякнув золотыми браслетами на руках, Тинали встала и прошлась по комнате:
   - Так вот. О чём это мы... Ах да, любовь и страсть. Женятся солдат и дочь купца. Что тут скажешь, вроде бы обычный брак. Если солдата убивают, то тут всё ясно - слёзы, горе, стенания. Похоронили, оплакали. Безутешная вдова, детишки. А если солдата ранят, калечат - что тогда делать? Поначалу это жалось и радость, что хоть живой. А дальше... Дальше это боль и унылое существование на долгие годы.
   Игнис с трудом удерживал себя от желания повернуться и обшарить взглядом все складки её платья:
   - Это может случиться с каждый солдатом. Особенно на севере, когда норды постоянно лезут. Ты хочешь обвинить меня в моей службе? Я виноват, что служу стране?
   - Вечный Оплот! Нет, конечно. Твоё занятие очень почётно. Жертвовать собой и такое прочее. Я о другом. Это опять-таки касается страсти... Ты когда-нибудь был на Шатком море, в Толве?
   - Нет.
   За спиной послышался её тихий смешок, затем раздался звук впившегося в дерево острия кинжала. Игнис ощутил это, словно железо вонзилось ему под лопатку.
   - А я была. С отцом. Он там торговал с купцами Бактуна. Сотни пьяных моряков шатаются по тавернам и притонам. Ими ведь движет не только дикий нрав и низменные порывы. Они так счастливы, что ступили на берег: "Я не утонул! У меня есть ещё один день! Надо напиться и получить женщину! Послезавтра - снова в море! Живи, пока можешь!", - она так натурально это озвучила, будто сама долгое время ходила под парусом. - С солдатами то же самое. Они должны жить каждым днём, иначе тошно думать о смерти от меча или секиры. В грязной канаве... В одиночестве...
   Игнис резко отпихнул кружку в сторону и выпрямился на стуле:
   - Я устал от этого разговора. К чему ты клонишь? Да и вообще, зачем ты пришла? Я и без того понял, что не нравлюсь тебе и твоему отцу. Такое дело, бывает. Я многим не нравлюсь.
   Мягкие руки Тинали легли на его плечи, заставив вздрогнуть от неожиданности. Обоняния снова коснулся аромат благовоний из сладкого миндаля, шею защекотали густые волосы.
   Она нагнулась к его уху и томно зашептала:
   - Глупый. Ты нравишься мне и многим другим. Молодой, стройный, сильный. Я говорила всё это, так как понимаю тебя. Во мне горит тот же огонь. Он так же сжигает меня день ото дня. Я тоже хочу чувствовать себя живой, хочу брать всё доступное мне. В этом нет беды. Это сидит глубоко в нас. Это и есть дар Оплота. Наш дар.
   Игнис чувствовал, как в нём закипает кровь, ноздри широко раздувались, дыхание сделалось неровным и учащённым. Он осознавал необходимость бежать из комнаты, от этих пьянящих ароматов миндаля, от этих прикосновений, от этих щекочущих кожу волос. Он уже начал подниматься со стула, когда Тинали обошла его и плавно опустилась на кровать.
   - Страсть делает нас живыми. Она даёт нам силы. Без неё мы станем холодными камнями. Огонь не может потухнуть на время. Ты должен ярко гореть, а не то обратишься в пепел, - голос её, казалось, заманивал в ловушку. Закончив говорить, она издала какой-то слабый звук, скорее похожий на стон.
   Непонятно, как это получилось, но Игнис склонился ниже, и губы их встретились - случайно, любой посторонний наблюдатель поклялся бы в этом. В эти секунды Игнис позабыл обо всём, кроме её губ, будто впервые целовался с женщиной. В ответ он получал такой же всплеск чувственного блаженства от Тинали. Он позволил своим рукам лечь ей на плечи; позволил её пальцам зарыться в его волосы; позволил телу полностью отдаться безудержному порыву. Желание внутри было слишком велико, а пламя, казалось, грозилось испепелить город целиком. Либо он потушит его сейчас, либо обернётся тленом. Язык её проник внутрь его рта, кровь пульсировала кипящей лавой в венах, дыхание их слилось.
   Голос глубоко внутри шептал о грядущем раскаянии, выжившая частичка разума вторила ему, но расплата находилась далеко, а губы её совсем рядом, прямо вот тут. Страсть и желание росли в Игнисе, пока Тинали рывком не отстранилась от него.
   - Ой, - шумно дышала она, - мы совсем сдурели. Это... Этого не было. - Грудь её пребывала в постоянном движении, каштановый локон наполз на щёку. - Это плохо. Мы этого не делали. Всего этого не было. Слышишь?!
   Игнис сглотнул, оглушённый осознанием произошедшего не меньше неё:
   - Да... Не было. Мы... Не было.
   - Так, пора идти. Встретимся вечером на празднике. Веди себя как обычно. Мы забудем об этом. У вас всё будет хорошо. Не слушай меня. Я глупая взбалмошная девчонка. Глупая, глупая...
   Вскочив с кровати, она метнулась к выходу, и дверь за ней шумно захлопнулась.
   Двигаясь как заворожённый, Игнис подтянул к себе лежащий на краю стола кинжал и снова взялся вжикать бруском по металлу. Оружие ещё недостаточно острое. Лезвие затупилось, и его нужно наточить, хорошо наточить. Он будет его точить до самого вечера, потом переоденется и пойдёт на летний праздник. В Осте лучший летний праздник во всей Корсии. Он пойдёт... У них всё будет хорошо... Но сейчас кинжал... Он затупился...
   Тинали прислонилась спиной к закрытой двери и многозначительно улыбнулась ошеломлённо взирающей на неё сестре.
   Алаи стиснула пальцами кулон-капельку на шее, губы её плотно сжались, в лазурных глазах застыло изумление. Она порывалось что-то сказать, но слова так и остались внутри неё.
   - Пошли, - очень тихо прошептала Тинали. Она взяла сестру под руку, и они вышли на улицу.
   Разновозрастные прохожие спешили приготовиться к вечернему празднику, вокруг гордо вышагивали пёстро разодетые жёны офицеров, посыльные мальчишки сновали с поручениями.
   Немного приведя чувства в порядок, Алаи повернулась к сестре:
   - Это...
   - Это жизнь. Он далеко не самый худший. Поверь мне. Он любит тебя. Просто страсть в нём слишком велика. Выходи за него. Но это пламя тебе никогда полностью не насытить. Хоть ты и старше, но тебе ещё учиться и учиться у меня.
   - Но...
   - Выходи, говорю. Не надо делать такие большие глаза. Я же тебе говорила. Огонь тянется к огню. Твоя вода слишком вялая для него. Это заложено в нас Оплотом. И пусть Мастера не рассказывают о его едином начале для всех. Каждый источник зовёт по-своему и в свою сторону.
   - Праздник вечером, - Алаи понурилась. - Мне... теперь не идти?
   - Глупая. Идти, конечно. Он долго ещё будет чувствовать себя виноватым и сделает для тебя всё что угодно.
   Алаи нравилась успокаивающая сила воды внутри неё, частички Оплота с рождения помогали ей почувствовать себя особенной. Даже не пройдя ритуал Слияния, она ощущала в себе радость этого источника, но в данную минуту ей больше всего на свете захотелось стать огнём и гореть так же ярко, как сестра, гореть вместе с ним. Так будет, твёрдо решила Алаи. Она знает, что нужно делать.
  

Глава 23

  

Отыщи слабость в силе человека и используй её.

(Внутренний трактат Лиги "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых")

  
   В послеполуденной небесной синеве солнце зажигало немногочисленные облака. Равноединый в этот осенний день баловал величайшую империю отменной погодой, словно желая наградить людей за праведность, выказать им толику милости.
   Еншая на редкость неспешной походкой прогуливался по улице Трёх Ключей. Он вернулся в столицу только поздним вечером накануне и решил сегодняшний день посвятить небольшому отдыху. Привести в порядок мысли и настроиться на предстоящую тяжёлую работу по выявлению предателя в рядах Лиги.
   Справа и слева от него медленно тянулись белокаменные дома, часто попадались лавочки, предлагающие домашнюю утварь, ткани, ювелирные изделия, а какой-то купец даже вывесил объявление о продаже торговой галеры. Обоняние иногда улавливало запах свежей сдобы или мясных вкусностей. В людском потоке слышались задорные выкрики извечно улыбчивых виночерпиев предлагающих прохожим прямо на ходу утолить жажду фахилским или маюжским нектаром.
   От размышлений Еншая отвлёк ненавязчиво поравнявшийся с ним мужчина. Белый с золотой каймой хитон, всегда воспалённые красные глаза с тёмными кругами под ними, обвислые щёки. Красавцем его не назовёшь, но всё же прошедшие пять десятков лет без небольшого отнеслись к нему мягче, чем к Еншая, наградив меньшим количеством морщин.
   - Ирлиф, двое людей одной организации идут рядом по переполненной улице. Разумно ли это?
   - Знаю. Прости, но сейчас не до чрезмерной осторожности. Много всего произошло.
   - Слушаю.
   - Речь об Улхизе.
   - Это же твой бывший воспитанник? - Еншая как бы невзначай окинул взглядом прохожих, убеждаясь в отсутствии повышенного интереса к двоим видным достойным.
   - Да. Лучший из всех моих воспитанников. Он немного выпил с другим нашим молодым мастером. Потом они умудрились найти неприятности в районе Западных ворот. В общем... в драке убили троих гвардейцев.
   Дальше можно было не продолжать. Такой проступок - это совершенно ясные последствия. Не так и жалко молодых и горячих дураков, но Лига потеряет двух преданных членов. При этом один из них обещал стать настоящим мастером Влияния.
   - Что со вторым? - кратко спросил Еншая.
   - Его сильно ранили. Умер, не дотянув до врачевателя.
   - Подобное было месяц назад в Дузре. Не говоря уже о городах Ликольдского серпа. Что-то такие случаи зачастили. Наша молодёжь и раньше любила выпить и покутить, но драками с гвардейцами это не заканчивалось. Я уверен - их спровоцировали. Это целенаправленное истребление. Тебе не кажется?
   - Кажется, - подтвердил Ирлиф. - Об ответной стратегии Лиги давай подумаем чуть позже. Сейчас важно его вытащить.
   - Ты хочешь Повлиять на судью? - удивился Еншая, скосив глаза на Ирлифа, и чуть не столкнулся с тощим ремесленником и двумя его подмастерьями. От резкого запаха пота нос достойного невольно сморщился.
   - Да, хочу. Ты только приехал с юга и многого не знаешь. За эти дни в разных городах убили или схватили семнадцать наших. Шестерых осудили. В основном это молодые.
   На и без того твёрдом лице Еншая напрягся каждый мускул:
   - Он начал активно действовать.
   - Кто?
   - Предатель в наших рядах. Он, скорее всего, тоже из молодых. Мы запрещаем воспитанникам и молодым мастерам тесно общаться, но всё без толку. Многие знают друг друга в лицо и по имени. Часто собираются вместе.
   - Тогда он не из Паноя, - уверенно заключил Ирлиф. - Почти всех наших хватают в других городах.
   - Или он умён и острожен. Не хочет навести на себя подозрения.
   - Улхиза взяли гвардейцы, - задумчиво протянул Ирлиф. - А один из их килиархов - родственник Старого Мерзляка.
   - Именно. Я давно перестал верить в такие случайности. Суд будет завтра?
   - Да. У нас только сегодняшний вечер. Плюс в том, что я знаком с судьёй. Встречался с ним раза три-четыре. Правда, Влиять не пытался. Не было нужды, - в голосе Ирлифа слышалась и гордость за полезное знакомство, и расстройство из-за отсутствия наработанного Влияния.
   Это уже кое-что, подумал Еншая. Хотя успешно воздействовать на просвещённого человека, тем паче судью, за один день практически невозможно. При этом необходимо не просто слегка направить в нужную сторону - требуется мощное Влияние, способное подвигнуть на оправдание или, по крайней мерее, на замену казни штрафом, пусть и очень крупным.
   Взяв правее, Еншая заскочил в известную посудную лавку. Пробыв там ровно минуту, он вернулся к нетерпеливо переминающемуся на улице приятелю и торжественно вручил ему покрытую лаком узорчатую миску. В дневном свете она показалась чрезмерно вычурной, заставив усомниться в её практической ценности.
   Они продолжили движение по улице, на невысказанный вопрос спутника Еншая ответил:
   - Лучше нам производить впечатление двух гуляющих достойных. Не знаем, куда деть свободное время. А то шепчемся о чём-то и выглядим как заговорщики. Через два квартала будет замечательная пекарня. Вот ты туда зайдёшь и купишь мне рогаликов с мёдом.
   - Почему именно рогаликов? - с лёгким недоумением осведомился Ирлиф.
   - Я их люблю... Ладно, ближе к делу. Что за человек судья? Принципы, слабости?
   - За шестьдесят. Стал судьёй лет тридцать назад. Жена умерла. Сын пошёл по стопам отца и сейчас работает Поддержкой у другого судьи, - Ирлиф силился придумать, куда деть миску. На ум мало что приходило: вручить какому-нибудь бедняку, разбить, вернуть дарителю.
   - Может его подкупить? - размышлял вслух Еншая.
   - М-м-м... не выйдет. Тут особый случай. Воздействовать тоже будет тяжело. Его отец был выходцем из Ври. Хоть судья родился и вырос в Паное, воспитали его в традициях горцев.
   Это сильно всё усложняет. Врианцы - крайне твёрдый в своих убеждениях народ. Пытаться поколебать их - дело по сути бессмысленное. Такая принципиальность иногда доходит до крайности, уверенно переходя в фанатизм. Выражения "врианская честность" и "врианская непоколебимость" не на пустом месте возникли. Три года назад Лига пыталась подкупить одного такого сановника на севере, так это едва не привело к суду, и дело удалось замять с большим трудом. Еншая вообще плохо представлял, как Лига работает во Ври - очевидно, они там выработали особые подходы. При случае нужно будет поинтересоваться.
   Они ненадолго остановились и разошлись в стороны, пропуская пятёрку Длани Ордена, прущую по центру улицы. Наглые выражения лиц так и кричали: "Всем расступиться! Мы от Равноединого!". Как ни странно, самые недалёкие и ничего не значащие человечки часто мнят себя столпами всего мира, в то время как люди просвещённые чрезмерно тушуются, понимая свою ограниченность и призрачность знаний.
   Еншая вернул мысли к текущей задаче. Сведений явно мало и для выстраивания полноценной линии Влияния пары часов совершенно недостаточно:
   - Как его зовут?
   - Судья Орвиж. Район Западных ворот. Он сейчас дома, я узнавал. Мы можем свернуть здесь, выйдем на Караванную улицу. Там недалеко.
   - Нет, - отрезал Еншая.
   - Почему?
   - Рогалики.
   - Треснуть и расколоться! - громче, чем следовало, воскликнул Ирлиф. К счастью, прохожие остались равнодушны к этому всплеску эмоций. - Как можно привыкнуть к твоим наклонностям?!
   Еншая тем временем вспомнил одно интересное дело четырёхлетней давности, связанное с данным судьёй. Можно ли на этом построить линию? Мысли и различные варианты воздействия сновали в голове, точно косяк рыбёшек, но слаженной картины выстроить так и не удалось.
   - Мало времени, - покачал головой Еншая. - Этот монолит мне не расколоть. Тебе и подавно.
   Всё же приятно, что он может открыто это заявить. После одного случая, имевшего место шесть лет назад, Ирлиф признал за приятелем более сильные способности. При этом решающую роль тогда сыграл именно Взгляд, а Влияние - как Еншая и утверждал давно - выступило лишь придатком, поставившим финальную точку в заранее подготовленной и безупречно реализованной линии. Еншая сравнивал это с работой ювелира. Искусный мастер долго и пристально изучает камень, а затем одним чётким ударом раскалывает его точно в нужном месте.
   Мимо них, подпрыгивая на брусчатке, прокатилась доверху заполненная персиками тележка. Небрежно смазанные колёса издавали противный скрип, хотя владельца фруктового сокровища звук, по всей видимости, не беспокоил.
   - Да, ты прав, - согласился Ирлиф. - Ты ничего здесь не можешь сделать. Я тем более не могу, но... может получиться у нас двоих.
   Еншая остановился и плавно развернулся к собеседнику:
   - Ты говоришь о Сплочении?
   Ирлиф не отвёл взгляд воспалённо-красных глаз:
   - Улхиз - сын достойного. Его не будут пытать до суда. Но если его осудят, Орден может заполучить его. Я не уверен, что у него хватит отваги остановить своё сердце. Он многое может рассказать... К тому же, это хорошая проверка пределов наших способностей. Не согласен?
   Еншая ничего на это не ответил. Ирлиф увидел лишь палец, указывающий на пекарню по правой стороне улицы. Над входом этого дома теста и сдобы красовалась деревянная вывеска в форме гигантской булки. Уже за добрый десяток шагов Еншая ощутил манящий запах свежих рогаликов, и скопившаяся во рту слюна подсказала разуму, чем следует озаботиться в первую очередь.
   Слегка закатив глаза, Ирлиф нарочито возмущённо всплеснул руками, но всё же проследовал в указанном направлении, и низкий проём дверей проглотил его целиком.
   Еншая воспользовался небольшим перерывом и перебрал в голове все возможности Сплочения. Два мастера могут объединить усилия по Влиянию в единый поток, что даст огромный прирост в силе воздействия, но также повлечёт за собой и дополнительные опасности.
   Во-первых, считается, что это может пагубно отразиться на разуме обоих, сказаться на способности к Влиянию. Во-вторых, крайне сложно действовать, когда нужно настраиваться ещё и на партнёра. Это мало кому под силу. Тем паче привычки открываться для чужого Взгляда у членов Лиги нет. Ни у кого. Внутри всё буквально восстаёт против такого "обнажения". В-третьих, возможность провала повышается в разы, и все усилия могут пойти прахом из-за малейшего просчёта. Из этого всего Еншая давно сделал простой вывод: чтобы воздействие оказалось успешным, точек Влияния должно быть две или три. Ни в коем случае не четыре или больше.
   Ирлиф закончил с покупками и вышел из пекарни. Одной рукой он удерживал подаренную миску с двумя рогаликами, а второй с недовольным видом отряхивал бело-золотой хитон от приставшей муки. Подойдя, он отдал миску со сладостями и продолжил чистку уже двумя руками.
   Еншая с аппетитом уплетал горячие рогалики с мёдом, и в серых глазах его светилась беззлобная усмешка. В голове стрелой пролетела озорная мысль, что Ирлифу тут только хорошая стирка поможет. Ну ничего, зато люди на улице обрадуются: "Смотрите, достойный замазался". Он дал приятелю полминуты на возню с одеждой, и они пошли дальше по улице Трёх Ключей. Миска снова вернулась в руки законного владельца.
   - Хорошо, мы попробуем, - сообщил Еншая о принятом решении. - Но только на моих условиях.
   Изогнув бровь, Ирлиф тут же бросил на него настороженный взгляд. Он явно не рассчитывал на возникновение каких-либо дополнительных условий.
   - Мы будем действовать очень осторожно, - принялся перечислять Еншая. - Линию Влияния определять буду я. Ты будешь реагировать на все мои знаки без возражений. И ещё, постарайся не столько Влиять на судью, сколько усилить Взгляд. Дополняй мой поток, не более того.
   - Хочешь обезопаситься за счёт полного Сплочения? - едко спросил Ирлиф. - Убрать любую мою инициативу?
   - Да, именно. Ты с этим не согласен? Можешь обратиться за помощью к Авину.
   - К этому напыщенному борову? - фыркнул Ирлиф. - Какое там Сплочение. Не потянет он его. Только и может, что всех поучать. Замучил он меня фразами в духе "Я тут столп всей Лиги в Паное, а вы давайте, суетитесь по мелочи".
   Еншая только сейчас осознал, что они давно свернули на маленькую улочку и прошли её насквозь, огибая вереницу горожанок, несущих корзины с виноградом. Из окна углового дома потянуло копчёным окороком, вернув мысли к рогаликам. Два - это очень мало.
   Шаги беседующих стали шире, и они выбрались на Караванную улицу.
   Редко приходилось бывать в районе Западных ворот, и расстройства от этого Еншая не испытывал. Ничего примечательного тут, в общем, и нет: типичные для Паноя двухэтажные, покрытые белой известью дома, группа казарм стражи, густо натыканные мастерские ткачей, столяров, винные погреба, склады торговцев. Народ в основном суетился по хозяйственным делам: корзины с продуктами кочевали от торговой площади к домам, стучали молотки на крышах ремонтируемых жилищ, резвые ребятишки приставали к родителям в надежде выпросить любимых сладостей.
   Ирлиф улучил возможность и избавился-таки от порядком надоевшей миски, сделав щедрый подарок симпатичной женщине с маленькой девочкой на руках.
   Мимо прошагал патруль стражи. Лица вояк говорили об удивлении: двое праздношатающихся достойных - нетипичное явление для этого района. Декурион учтиво предложил сопровождение, но Еншая вежливо отказался.
   Совсем скоро они подошли к намеченной цели, и Ирлиф указал на дом судьи. Даже если бы Еншая не знал заранее, то лишь по одному фасаду распознал бы в этом здании овеществлённый дух горцев. Двухэтажный особняк не имел никаких новомодных украшений, вся конструкция была выполнена по принципу максимальной прочности и долговечности. Покатая крыша, узкие рамы окон и сплошной серый гранит вместо горячо любимого в столице белого камня. На уровне второго этажа виднелась какая-то надпись (вероятно, девиз рода), но разобрать её так и не удалось.
   Ирлиф уже обретался у входа, и его бухающий в дверь кулак рождал глухой раскатистый звук. Очевидно он считал, что более слабые удары по такой массе дерева не смогут привлечь хозяев.
   Дверь открыл старый слуга - несомненно, также из горцев - и, учтиво отойдя в сторону, пригласил гостей в дом.
   Еншая проследовал за приятелем в небольшой атриум без малейшего намёка на мрамор, с полукруглым очагом и алтарём, украшенным бронзовой фигурой Равноединого. Приятно удивил лишённый назойливых благовоний запах свежести. Дом часто проветривали, держали в чистоте и порядке, что опять-таки убеждало в принадлежности владельца к роду выходцев из Ври. Миниатюрная служанка умело омыла руки и ноги гостей розовой водой и засеменила обратно в помещение для слуг.
   Хозяин не замедлил спуститься к ним через минуту. Перед Еншая предстал невысокий мужчина, с седыми, аккуратно зачёсанными назад волосами. Тело слегка высушено годами, но живость и решительность просматривались в каждом движении судьи. Лёгкий гиматий бледно-серого цвета смотрелся непривычно на достойном. В руках Орвиж держал ворох бумаг и песочные часы, больше смахивающие на увесистый молот. Всю эту кипу он передал слуге, и тот поспешил унести её прочь.
   - Достойный Ирлиф, какая чудесная неожиданность! Прошу, прошу!
   - Я тоже рад вас видеть, уважаемый судья Орвиж. Позвольте вам представить моего давнего друга и партнёра, достойного Еншая года Суда.
   - Года Суда? Надо же, - заинтересовался судья, затем всплеснул руками и зачастил. - Ну что же мы стоим! Пойдёмте наверх, уважаемые. Может, вина?
   - Нет, просто травяного отвара, - в один голос ответили представители Лиги. Пить вино, когда предстоит тонкая работа? На это могут пойти только зелёные новички, переполненные самомнением.
   Судья отдал распоряжение вовремя появившемуся слуге и вместе с гостями поднялся на второй этаж.
   Традиции горцев всё же крепко засели в этой семье - об этом говорило и отсутствие в триклинии привычных в империи лож с подушками и валиками. Вместо этого размещаться пришлось в креслах, стоящих вокруг потемневшего от времени стола. В остальном помещение представляло собой более-менее обширную комнату с небольшим количеством мебели и довольно новым ковром с коротким ворсом на полу. Лёгкий запах чернил, исходящий от шкафчика неподалёку, указывал на хранящиеся там бумаги. Хозяин, очевидно, часто занимался делами прямо за едой.
   Тем временем слуга принёс три высокие кружки с дымящимся отваром.
   Ирлиф собрался начать разговор, но Орвиж избавил его от этой обязанности, вступив в беседу первым:
   - Года Суда, говорите? Да, я помню этот год. Я тогда был совсем юн. Мало что понимал в делах города. Помню лишь эту громкую историю. Разоблачение целой шайки грабителей. И действовали они не где-нибудь, а в районе Первого холма! В ходе дела выяснилось, что главой шайки и её наводчиком был достойный. Представляете, достойный?! Как же его звали?..
   Ирлиф понял, что судью нужно вернуть в русло текущей действительности, и поспешно вставил:
   - Ну, если вы не помните его имени, то что говорить о нас. Ясно одно - он позорил само звание достойного.
   - Да, были времена... Хотя сейчас тоже много разного. Думаю о некоторых событиях и радуюсь, что мой отец их не видит.
   Еншая упёр локти в подлокотники и соединил пальцы в замок. Внимательно слушая, он попутно устанавливал прочную связь с Ирлифом и настраивался на внутренние переживания судьи. Все порывы старика, доступные Взгляду, пока полностью согласовывались с начальным впечатлением. Уважаемый Орвиж - человек старой закалки, да к тому же врианец по воспитанию - невероятно цельная личность. Тут в лоб действовать глупо.
   Еншая взялся за кружку и сделал пробный глоток. Отвар у потомка горцев оказался отменным: листья земляники, корица, шиповник.
   - Я не так близок к судебным делам в столице как вы, уважаемый Орвиж, - вступил в разговор Еншая. - Однако я убеждён, что Паной сейчас намного чище. Если сравнить с годами вашей юности. Всё это благодаря ежедневной работе таких людей как вы. - Чтобы лесть не звучала так грубо, он мигом дополнил. - Драки, кражи, выяснение прав собственности - этого не изжить. Они были и будут. Но вот о преступлениях со стороны достойных я уже давно не слышал.
   Хоть судья и не подал вида, но от Взгляда не укрылась возросшая в нём гордость за беспорочную службу во благо Ассулту.
   Сплочение меж тем достигло требуемого уровня, и настало время ввести главную тему визита. Ирлиф добавил в голос как можно больше горечи и произнёс:
   - К сожалению, судья, несчастья иногда порочат имена даже честных людей. Я имею в виду тот вчерашний случай в вашем районе. Эта глупая драка, трое погибших гвардейцев.
   Еншая тут же отчётливо уловил, как настроение судьи резко изменилось. Никакие эмоции вроде ненависти и гнева в нём не читались, а вот непоколебимая решительность разгорелась особенно ярко. Вершитель закона прямо светился твёрдой верой в неотвратимость справедливой кары для убийц, посмевших напасть на военную гордость империи.
   Еншая подал новый знак Ирлифу, и тот с печалью в голосе продолжил:
   - К ещё большему моему сожалению, судья, задержанный приходится мне племянником. - Словно в смущении от проявленных эмоций, он повернул голову к окну, веки его, подрагивая, опустились.
   Взгляд Еншая дал картинку нарастающего беспокойства судьи. Последние слова Ирлифа всколыхнули в старике множество эмоций и переживаний. Орвиж поёрзал в кресле и внутренне настроился на отпор всем просьбам и замечаниям со стороны гостей.
   Ирлиф снова повернулся к горцу и проговорил с тяжеловесной грустью:
   - Мы считаем, что мой племянник...
   - Несомненно виновен, - быстро закончил за партнёра Еншая.
   Глаза старика сузились, и к ним сбежалась целая паутина морщин. Еншая Увидел, как в данную секунду удивление полностью вытесняет в горце окрепшую решимость. Ирлиф с не меньшим изумлением таращился на партнёра, невольно ослабив Взгляд и поставив под удар саму суть Сплочения, чем и вынудил Еншая одёрнуть его знаком. Нужная связь была восстановлена в течение считанных секунд. Ирлиф притих, осознав, что в дальнейшем разговоре участвовать вряд ли будет.
   Еншая потянулся к кружке и послал судье печальную улыбку:
   - Вы должны простить моего друга. Эмоции из-за случившегося переполняют его. Хотя я его понимаю. Речь не о моём племяннике, но обидно мне не меньше. Трудно представить, что молодой человек причастен к такому... тёмному делу. Поверьте, мой партнёр хотел закончить ту фразу именно так, как закончил её я. Ему трудно было это произнести, и я помог ему.
   Судья ощутимо расслабился и сделал два маленьких глотка из кружки, удивление в нём сменилось интересом.
   - Я хочу уверить вас в нашей порядочности, - сдержанным тоном заявил Еншая. - Родство, не родство - это дело такое. Мы умеем отделять справедливый суд и интересы Ассулта от наших личных переживаний. Как нам ни жаль, но юноша виновен. Тут нечего обсуждать.
   Орвиж выпрямился в кресле и поводил ногой, как бы поглаживая ковёр:
   - Я рад, что в наши дни ещё остались настоящие достойные. Люди, которые понимают всю значимость справедливого суда. Ведь неизменно возникает желание воспользоваться положением и связями. Надавить на судью. Если бы вы только знали, уважаемые, скольких просителей мне приходится отваживать каждый день! Все твердят о невиновности своих знакомых, детей, мужей, родственников.
   Еншая ещё сильнее сосредоточился на эмоциях судьи и обнаружил значительно возросшую к ним приязнь, а также полное отсутствие каких-либо сознательных барьеров для Влияния. Очень важное обстоятельство для любого мастера Влияния. Глупо создавать преграды, а потом преодолевать их, затрачивая уйму сил. Искусство как раз и заключается в умении обойти такие заслоны без применения способностей и только потом "бить" по незащищённым местам.
   Сцепив руки в замок и покрутив большими пальцами, Еншая откинулся на спинку кресла:
   - Знаете, судья, я давно заметил, что в нашем неустойчивом мире мало постоянства. И его становится всё меньше. Всё непрерывно меняется. Люди часто отказываются от убеждений, с которыми жили долгие годы. Традиции угасают. Молодёжь позволяет себе выходки, которые в моё время было невозможно даже представить. Я уже не говорю о времени вашей молодости.
   Спаянный в единое целое Взгляд двух представителей Лиги к этому времени проник буквально во все уголки разума судьи, поднимая на поверхность самые глубинные переживания и затаённые порывы.
   - Меня успокаивает только одно, - вымолвил Еншая.
   - И что же это? - склонил голову набок Орвиж.
   - Что ещё есть люди твёрдой воли. Люди, готовые выступить для империи опорой неизменности. Стать монолитом правдивости!
   Еншая подался чуть вперёд, и глаза его встретились с глазами судьи:
   - Мы с вами не были до этого знакомы, но я знаю вас именно как твердыню справедливости и честности. Вы, возможно, удивитесь, но я в курсе многих ваших дел и решений. - Еншая и вправду Увидел в судье лёгкое удивление и поспешил объяснить на примере: - Я помню дело о разграбленном складе с пряностями. Все говорили о мелкой банде из Низины. Только вы настояли на новом дознании. Благодаря вам удалось изобличить охранников этого склада.
   Судья кивнул, а Взгляд поведал о всколыхнувшейся в нём гордости за проявленную решительность. Полезно всё-таки помнить громкие дела. Имени судьи Еншая тогда, конечно, не знал. Об участии Орвижа судил только по месту. Раз дело было в районе Западных ворот, значит и судья был соответствующий.
   Горец приосанился и немного выпятил грудь, демонстрируя гостям крепкий торс. Отец в своё время, несомненно, гонял его безо всяких послаблений. Не те люди эти врианцы, чтобы позволять детям расти тщедушными и субтильными.
   Полностью восстановив в памяти нужные дела, Еншая бойко продолжил:
   - Также я помню дело пьяного землевладельца. Зарезал жену и пытался всё свалить на уличные драки. Люди тогда были на стороне этого хнычущего бедолаги. Только вы смогли распознать ложь в его слезах и вынести справедливый приговор.
   - Это было тяжёлое дело... Два года уже прошло...
   Ирлиф буквально слился с креслом, внимательно слушал беседу и даже звуком дыхания не вторгался в диалог. Лишь иногда попивал из кружи и кивал в знак одобрения. Присутствие его теперь нужно только для Сплочения. По сути, нужен не он сам, а лишь его разум.
   Не сбавляя темпа, Еншая перешёл к следующей истории:
   - Так вот, мы говорили о честности и справедливости. Думаю об этом, и сразу вспоминаю яркое дело "лжедостойного". Никто тогда не мог поверить, что человек может без зазрений совести присвоить чужое имя и выдавать себя за достойного. Разве могло такое остаться без наказания?! До сих пор не могу понять, как у вас хватило отваги обвинить его без веских оснований. Множество достойных тогда ополчились против вас. Это же какое давление обрушилось тогда на вас!
   - Я давно привык к подобному. Только на заре моей карьеры это тяготило меня. Годы укрепляют стойкость и мужество отстаивать свои позиции, - уважаемый Орвиж сидел неподвижно, только правая нога поглаживала ковёр.
   Еншая глотнул душистого отвара, наслаждаясь его вкусом и Виденьем безграничной гордости, что всецело заполнила горца. Когда десятки лет посвящены судейству, это чувство становится обязательным спутником жизни.
   - Но из всех ваших решений, - с предельным уважением заверил Еншая, - я особенно восхищён приговором по делу дочери ростовщика. Четыре года назад, помните? Все отказывались верить в виновность этой юной и хрупкой девушки. Как она могла заколоть отца? Поддалась соблазну получить богатое наследство раньше природного срока.
   Хватило бы и более слабого Взгляда, чтобы увидеть целый вихрь захлестнувших судью эмоций: разочарование, досада, немало жалости к себе и безграничный стыд. Хищными птицами эти волнения кружили в его голове, нестерпимо болезненно впиваясь в живую плоть сознания. Орвиж мгновенно напрягся, нога его, перестав поглаживать ковёр, плотно прижалась к ножке кресла.
   А ведь есть из-за чего переживать. Еншая не только помнил этот случай, он лично знал замешанного в деле человека. Партнёр того ростовщика, находясь под Влиянием одного из членов Лиги, умертвил тогда своего старого друга ради денег. Свалить всё на дочь было не сложнее, чем съесть рогалик. Еншая также прекрасно помнил, как после казни девчонки случайно всплыли кое-какие обстоятельства, дошедшие и до судьи. Несомненно, он повторно прокрутил весь ход дела в голове и осознал чудовищность совершённой ошибки, но исправить что-либо было уже невозможно. Заново же начать дело и во всеуслышание объявить о небывалом просчёте не решился даже такой принципиальный человек, как достойный Орвиж.
   Впервые за текущую встречу Еншая освободил силу Влияния. Давно выжидающий Ирлиф мигом присоединился, и к одному потоку добавился второй. Они не прибегали к Сплочению почти год, и эйфория многократно усиленного воздействия стала забываться. Подобное чувство сладостного упоения Еншая ощущал только в молодости, когда весь мир представляется покорным твоей воле простором; когда разум переполняет пульсирующая сила, способная в одну секунду раздавить самую несокрушимую волю, если таковая станет на пути; когда способности переходят границы возможного и вершат дела сущностей высших, недоступных пониманию простых смертных.
   Стыд и смятение буквально удесятерились в судье. Еншая на секунду показалось, что от такого шквала чувств у старика случится сердечный удар. Пришлось сбавить натиск - Ирлиф, ощутив это, также умерил пыл.
   На скукожившегося в кресле старика было по-настоящему больно смотреть: мизинец левой руки подрагивал, плечи поникли, лицо осунулось, и даже участки кожи, не так сильно испещрённые морщинами, сейчас имели вид потрескавшейся от засухи земли. Дыхание его участилось, губы полностью пересохли, мертвенно-белые кисти вцепились в кружку с отваром. Уважаемый Орвиж перестал походить на несгибаемого потомка горцев, сейчас он напоминал лишь дряхлого, разбитого человека на склоне лет.
   - Справедливый! - именно для текущей минуты Еншая берёг это традиционное обращение к судье. От услышанного старика передёрнуло, и кружка едва не выпала из его рук. - Я немного отвлёкся на воспоминания и за всем этим чуть было не упустил главную цель нашего визита.
   - И какова же она? - тихий вопрос, безжизненный голос.
   - Она также связана с этим тёмным делом, - Еншая решил, что такое словосочетание подходит лучше всего. - Мы обеспокоены усиленным давлением на нас со стороны гвардии. Они почему-то решили, что двое достойных будут из кожи вон лезть ради выгораживания виновного. Будто мы хотим помешать вам вынести справедливое решение.
   Враньё, конечно, несусветное, но кто будет проверять? Имена людей гвардии не названы, обстоятельства и конкретные слова не приведены.
   Вот оно! Судья, бесспорно, задал себе правильные вопросы: "Почему это гвардейцы так забеспокоились? Зачем теребить достойных, если в этом деле всё так просто и понятно?". Сформулировал судья, может, всё в других выражениях, но сомнения, возникшие в нём, безошибочно указывали на главное - вопросы себе он таки задал.
   Решающая точка всей линии Влияния. Еншая почувствовал, как подобрался в кресле слева Ирлиф, и как чаще забилось его собственное сердце. Сомнение, даже такое слабое, требовалось подкрепить. Вобравший в себя способности двух мастеров и разросшийся до силы урагана поток Влияния накрыл судью. Сторонний наблюдатель - будь он сейчас в комнате - и обычным взглядом смог бы различить неподдельную боль, отразившуюся на лице старика. У Еншая очень давно не было практики Сплочения с таким мощным Влиянием. Внутри возникало непередаваемое ощущение всесилия, словно в нём заново рождалась погибшая лет двадцать назад вера в бесконечные возможности искусства Лиги.
   На протяжении полутора десятков учащённых ударов сердца Орвиж, наверное, успел усомниться даже в отце и в названии родной страны, а не только в виновности "племянника" гостя.
   Ирлиф излишне увлёкся давлением, поэтому Еншая пришлось не только частично ослабить Влияние, но и дать напарнику знак остановиться. Однако тот не заметил этого и только усилил натиск. Чувство тревоги громким набатом зазвучало внутри, подтолкнув Еншая к немедленным действиям. Он убрал часть Взгляда, направленного на партнёра, и попытался прикрыть старика от губительных последствий чрезмерного воздействия. Ирлиф не ожидал такого резкого смещения, и сила его Влияния, споткнувшись о внезапно возникшую преграду, хлынула на Еншая. Последний ощутил, как его беззащитный в данную минуту разум буквально взрывается, а сознание гаснет. Не видя другого выхода, он метнул в судью вспышку замешательства и разорвал Сплочение.
   Пока Орвиж пытался сладить с кружащейся перед глазами комнатой и подступившим удушьем, Еншая на несколько секунд закрыл глаза и схватился за виски. Слева слышалось тяжёлое дыхание и покашливание Ирлифа.
   Уже через пять секунд представители Лиги быстро переглянулись, сделали глубокий вдох и снова раскрылись, возобновляя прерванное Сплочение. Взгляд усиливали очень осторожно, по чуть-чуть отвоёвывая утерянные позиции.
   - Справедливый, - заботливо произнёс Еншая, - на вас лица нет. Выпейте отвара, хоть он и остыл.
   Горло судьи с усилием приняло небольшую порцию жидкости. Он скривился и поставил кружку на стол, чудом не разлив остатки отвара. За полминуты старик заметно восстановил пошатнувшееся внутреннее равновесие и немного пришёл в себя. Нога его отлепилась от ножки кресла и снова принялась поглаживать ковёр.
   Ирлиф допил отвар и аккуратно вернул кружку на её прежнее место. Каждый из мастеров Влияния опасливо направлял Взгляд как внутрь самого себя, так и внутрь двух других участников встречи. Оба они с тревогой искали возможные последствия случившегося срыва. После десяти секунд такого напряжённого поиска они успокоились, так ничего и не обнаружив. Разум обоих работал, способности не ослабли, а у судьи не случился сердечный приступ.
   Усилив Взгляд, Еншая глубже покопался в текущих переживаниях Орвижа. Очень хотелось верить, что они успели посеять в старике мощное сомнение. Такие колебания обязаны дожить до завтрашнего суда, ничуть не потеряв изначальной силы.
   Еншая поднялся из кресла и скорбным голосом заметил:
   - Как ни тяжело это говорить, но в завтрашнем суде мы уповаем на ваше справедливое решение.
   Всё тот же не присутствующий в триклинии сторонний наблюдатель смог бы уловить чрезмерную поспешность их ухода, но судье было не до того. Безотчётно кивнув на прощание, он вернулся к тягостным раздумьям о свершённом четыре года назад. Завтрашний суд теперь не казался ему таким простым и обыденным.
   Прохладный и освежающий вечерний воздух ринулся навстречу, как только представители Лиги вышли на улицу. Первые признаки надвигающихся сумерек уже вовсю проявили себя, и количество горожан на улицах поубавилось. Еншая сделал пару глубоких вдохов, чувствуя, как живительная свежесть вытравливает из утомлённого разума изрядную порцию напряжения. Размеренная прогулка по городу должна помочь ещё больше, но небольшую ломоту в висках окончательно уймёт лишь крепкий сон.
   Созерцание оборвало замечание Ирлифа:
   - Всё получилось неплохо. С точки зрения практики способностей - ценный опыт. Но... я не уверен в итоге. Чувство вины и сомнение - это не оправдание и даже не замена казни штрафом.
   Еншая перевёл усталый взгляд на партнёра. Всё же Ирлиф не до конца понимал тонкости данного дела. Он до сих пор думал, что прямое Влияние, направленное на оправдание или замену жёсткого приговора штрафом - это лучший вариант. Нет, не в случае с этим судьёй. Да и не в том суть. Влияние, задействованное вот так в лоб, может иметь силу только при самом воздействии. Убери давление - и такой монолитный, убеждённый в собственной правоте человек как уважаемый Орвиж по большей части вернётся на прежние позиции.
   Объяснять всё подробно напарнику Еншая не стал, а лишь процитировал вслух старое положение Лиги: "Если не можешь убедить - сбей с толку". Странно, но не только молодёжь забывает основы. Даже такие опытные мастера как Ирлиф многое упускают в стремлении к простому Влиянию.
   - Тебе надо успеть поработать с Поддержкой, который будет завтра на суде, - проинструктировал Еншая партнёра. - Убеди его побороться, а не отступать, как обычно. Не дави на невиновность. Лучше добавь ему амбициозных порывов. Также полезно умерить его страх перед порицанием за излишнее рвение.
   Ирлиф кивнул и только открыл рот, как Еншая быстро вставил:
   - И не смей трогать помощника по сомнениям. Он не должен быть обескураженным и потерянным на суде. Пусть отрабатывает название своей должности. Судья должен находить в его чрезмерной уверенности подпитку для посеянных нами сомнений.
   Они двигались по Караванной улице, сохраняя полное молчание. Еншая старался думать о способах поимки предателя, но мысли о судье не давали ему покоя. Внутри поселилось неприятное чувство, будто он жестоким Влиянием лишил мир частички чего-то правильного, стоящего, нужного. Его крайне редко терзали угрызения совести, но сейчас ему гадко было думать об оказанном на судью воздействии. Может раньше таких людей и было больше, но сейчас их почти не осталось. Честных, принципиальных, с твёрдыми убеждениями, не разъеденными ржавчиной взяток, мелочности и неуёмной тяги к власти. Почему им не попался типичный продажный судья, которого легко удалось бы прищучить сведениями о его грязных делишках или придавить тяжёлым кошелем? Еншая твёрдо пообещал себе не забыть об Орвиже на следующий выборах и помочь ему снова занять место судьи района Западных ворот или вообще провести его в префекты столицы.
   Декурион проходящего мимо патруля не замедлил предложить сопровождение, но Еншая и на этот раз отказался. После продолжительного молчания он всё же нарушил тишину последним наставлением:
   - На сам суд не ходи! Святоши точно там будут, только навлечёшь на себя подозрение.
   - Думаешь, судья не осудит его? Просто назначит высокий штраф?
   Помедлив с ответом, Еншая втянул носом благостную прохладу вечернего Паноя. Усталость уже чувствовалась не только в голове, но и в ногах. Пора заканчивать это обсуждение. Хорошо хоть темы срыва они не касаются.
   Еншая помассировал виски и ответил:
   - Не уверен. Мы сделали лучшее из возможного. Всё решат старые угрызения совести по делу ростовщика. Если судья тогда сильно корил себя за промах - у нас, скорее всего, получилось. Если же я переоценил его безмерное чувство справедливости, то...
   - То есть мы не зря организовали убийство того ростовщика? - чуть ли не с весельем выпалил Ирлиф.
   Еншая покосился на приятеля. Усталый разум нехотя подкинул мысль о том, насколько трудно определить последствия любого решения. Узнать, как твои действия отразятся на последующем ходе событий. Тут ничьих способностей не хватит. Так всё просчитать попросту невозможно.
   - Кстати, - оживился Ирлиф, - как прошло с пиратом?
   - Вполне удачно.
   - А почему ты тогда вернулся?
   - Я решил не плыть. Попросил заняться этим нашего человека из Юмирви. Он на биреме присоединится к пиратам. Если там всё будет благополучно - я не понадоблюсь. А поимкой предателя нужно заняться в первую очередь.
   Они прошли до конца Караванной и свернули на Три Ключа. Опомнившись, Ирлиф завертел головой в разные стороны:
   - Почему мы опять идём по этой улице?! Нам ведь не сюда!
   - Влияние на судью отняло у меня все силы. Я проголодался.
   - И что?!
   - Как что? - задорно бросил Еншая. - Пекарня ещё может быть открыта.
   Ирлиф не испытал от насмешки никакой радости. Старые обиды с новой силой заворочались внутри, и уязвлённое шесть лет назад самолюбие напомнило о себе. Он всегда испытывал уважение к Еншая, но в данную минуту окончательное решение принял не в его пользу. Пора наконец потеснить зарвавшегося приятеля. Давно подготовленный план действий перестал казаться Ирлифу излишне авантюрным. Самое время вводить в игру Виша года Кузнецов.
  

Глава 24

  
   Вырвавшись из злополучного болота, Капитан и юнец долго пробирались по Сильванскому лесу. Пять дождливых дней были всецело посвящены движению по чаще, и только на утро шестого погода смилостивилась над потрёпанными беглецами, одарив их сравнительно ясным небом и солнечным теплом. Лес всё более редел, ближе к обеду путники оставили за спиной успевшие надоесть дебри и вышли к старой крепости времён Второй войны с Ассултом.
   Триста лет назад Одис-Квист был самым северным форпостом Корсии, призванным сдерживать непомерные амбиции воинственного соседа. Отзвучала битва у Двуликих холмов: страна получила необходимую победу, враг был отброшен, а граница продвинулась далеко на запад. Вследствие этого, небольшая пограничная крепость утратила своё стратегическое значение, а использовать в другом качестве оторванную он крупных поселений твердыню не додумались.
   На небольшом холме высилась пришедшая в упадок крепость с зияющим проходом главных ворот. Покосившиеся, точно пьяные башни стали пристанищем для ласточек, голубей и летучих мышей. Осенний ветер обдувал покрытые лишайником укрепления, швырял сухие листья на седые гранитные блоки. Стены змеились трещинами, сколами и выбоинами, оставленными тяжёлыми осадными орудиями; по ним карабкался плющ, находя любые проходы; две арки осыпались, и только груды камней напоминали о том, как они могли выглядеть более трёх сотен лет назад.
   Взорам путников открылась прямоугольная площадка внутреннего двора, вымощенная брусчаткой; сквозь неё в большом количестве пробивались сорняки, что год за годом побеждали в борьбе за пространство. В одном углу громоздилась куча ржавого железа, и теперь даже сложно было предположить, чем она была ранее.
   Статуя Лайоллина - выдающегося Хранителя Первого Оплота старых времён - сурово взирала на пришедших: нос отбился, рука отвалилась, от головы до плеча предприимчивые пауки навили колышущейся на ветру паутины, но всё равно изделие скульптора, чьё имя потонуло в веках, внушало уважение и благоговейный трепет.
   Пройдёт ещё сотня лет, подступающий лес окончательно поглотит старую твердыню, и тогда в водовороте времени исчезнет последняя память об этой странице истории Корсии.
   Капитан прикоснулся к холодным и шероховатым на ощупь гранитным блокам, на секунду закрыл глаза и представил топот солдатских сапог во дворе; запах мясной похлёбки и свежего хлеба из кухни, призывно обещающий накормить голодную ораву защитников; обветренное лицо часового на башне, напряжённо всматривающегося в даль в ожидании увидеть любые признаки надвигающейся опасности со стороны напористого Ассулта; гортанные окрики офицеров, извечно недовольных скоростью и точностью исполнения команд, но тихо гордящихся выучкой подчинённых...
   Может это всё память, на века застывшая в камнях, или просто разыгравшееся воображение? Кто-то много лет назад говорил ему о желании каждого солдата идеализировать прошлое - мол и война тогда была чище, и люди сильнее, и устремления более возвышенные. Ерунда, конечно, но так хочется верить. Историю ведь нужно наполнять теплотой, только так она даст силы смотреть в будущее, подчас пугающее своей разрушительной неопределённостью.
   Капитан вернул мысли к более приземлённым делам и повернулся к юнцу:
   - Разожжём костёр. Игнис огонь если и не увидит, то почувствует.
   - Вы думаете, он жив, да?
   - Да. Он и Мастер плосконосым не по зубам.
   Капитан ожидал нового вопроса о судьбе Юса и Мии, но, очевидно, паренёк тоже догадался о постигшей молодую пару участи. Хотелось, конечно, верить в счастливый исход той болотной сечи для всех, но звуки и крики, что доносились тогда с восточной оконечности островка, навевали печальные мысли.
   Вдвоём они споро навалили перед давно не существующими воротами разнородную кучу из палок, сухих листьев и веток, затем разожгли костёр. Клубами повалил дым, неся с собой запах прелости и гнилой древесины, буро-красное пламя мгновенно набрало силу, а налетающий ветер только помогал огню разгораться ещё ярче.
   - Пока хватит, - заключил Капитан. - Будем периодически подкидывать новых дров.
   Резвым прыжком встав между костром и офицером ночной стражи, паренёк затараторил:
   - У нас много времени. Мы всё равно ждём их. Вы можете меня тренировать. Вы обещали!
   Капитан вздохнул и смерил оценивающим взглядом застывшего в ожидании юношу. Веснушчатое лицо немного раскраснелось от костра и волнения, блестящие глаза светились надеждой и опасением услышать обычную отговорку. Худощавый и сутулый, с правым плечом ниже левого, да к тому же в замызганной одежде, он походил на брошенного в подворотне щенка.
   Капитану захотелось отмахнуться привычным обещанием заняться этим в более подходящих условиях, но внутренне он не нашёл никакого оправдания для такого ответа. Странно, но ему показалось, что после всего пережитого вместе за эти дни он попросту обязан приложить хоть чуточку усилий и научить юного сорванца обращаться с оружием. Возможно, смысл даже не в самом умении сражаться - пареньку необходимо получить хоть что-нибудь полезное для себя, уцепиться за это и держаться, ощутить свою малюсенькую значимость, уйти хоть на шажок с обочины жизни. Лишить человека этой крохотной уверенности в себе - верх жестокости. Скорее всего, юноше никогда не стать выдающимся воином, но разве стране нужны только такие солдаты? Разве Корсия зиждется только на сотне Стылых? Разве пролитая кровь лучшего бойца более значима чем кровь среднего вояки без капли сил Оплота?
   Капитан встретился взглядом с блестящими глазами паренька, и на долю секунды офицеру ночной стражи почудилось в них нечто большее чем обычный задор и надежда. В них он смог разглядеть безграничную веру в него, чистоту помыслов, незамутнённых взрослыми пороками, юношеское преклонение перед сильным и опытным воином Оплота и... ещё нечто. При этом последнее казалось чем-то невыразимым и способным вместить всё остальное.
   - Пойдём, - услышал Капитан собственный голос, и он показался ему чужим. Вытерев взмокший от непонятного волнения лоб, он повёл паренька на подходящий для тренировок внутренний двор крепости.
   - Просто подержи его в руках, - проговорил офицер ночной стражи. Короткий меч выскользнул из ножен и перекочевал в руки паренька эфесом вперёд.
   Юнец крепко обхватил рукоятку и помахал клинком перед собой. Вышло коряво, но получивший статус наставника Капитан сделал первые выводы:
   - Не надо сжимать его так сильно. Рукоятка сухая - не выскользнет. Вытяни меч вперёд и держи сколько сможешь.
   Послушно выпрямив руку с оружием, паренёк сцепил зубы и с нордовской решительностью вознамерился стоять так до новой команды. Короткий меч не отличается изрядным весом, особенно если сравнивать с другим оружием, но для юноши без какой-либо подготовки даже он оказался тяжеловатым. Через несколько минут рука паренька начала подрагивать, на лбу выступили капельки пота, веснушчатое лицо перекосилось от напряжения.
   - Хватит, - велел Капитан. - Мы поступим иначе... Ты знаешь, чем знаменит Мирс?
   - Вином, хлопком. М-м-м... там тепло и хорошо. Вы рассказывали, я помню.
   - Верно. Но кроме того, там лучшая в Корсии школа кинжального боя. Техника лучей, слыша о такой?
   - Нет.
   - Молниеносные, короткие удары, призванные быстро решить исход поединка. Такие приёмы не отбивают, от них нельзя уклониться, они неслышны и внезапны. Может старых наставников вдохновили наши Лучи Оплота, не знаю... Ты видел как луч солнца утром падает на пол? Нет, не итог, а процесс? Вот его нет - и тут он появляется. - Юнец отрицательно помотал головой. - Вот то-то и оно. Пока противник делает один удар, ты делаешь три. Лучше всего два движения и один луч. Можно два луча и уход. Понял?
   - К-к-конечно. Но меч лучше, да?
   - Это как посмотреть. Большому и сильному солдату подойдёт секира или меч. Кинжал же создан для небольших, вёртких и сноровистых. У него есть свои плюсы, - Капитан выудил из сапога тщательно наточенный как раз перед бегством из Оплота Севера кинжал, называемый дирком, и взвесил его в руке. Лёгкий, надёжный, с шероховатой рукояткой из чёрного рога, клинок удобно помещался и за поясом, и за сапогом. Узкое, треугольной формы лезвие с глубокими долами и дополнительно закалённым остриём позволяло пробивать лёгкую кольчугу, не говоря уже о кожаных доспехах.
   Капитан передал кинжал юному воспитаннику.
   - Его делал один из лучших оружейников юга. Только врианские искусники с ним сравнятся. У дирка нет гарды. Какой вывод ты можешь сделать?
   Паренёк повертел оружие в руках:
   - Нет гарды... Я не могу отбивать им удары врагов, да?
   Капитан задал вопрос сугубо в наставнической манере, и никак не рассчитывал на смышлёность паренька:
   - Правильно. Он только для удара. Противник ожидает, что ты будешь отдаляться, уходить от его длинного оружия, а ты наоборот сближайся. Если надо, уходи вбок или вниз, но не назад. Главное - вера врага в несерьёзность кинжала. Он ведь смешон по сравнению с мечом или секирой. Соперник не ждёт напора. Он думает, ты будешь только защищаться. А ты нападаешь. Избегай долгих схваток. Убить одним незаметным движением - вот вершина техники лучей... Тренируйся бить прямо перед собой.
   Капитан продемонстрировал пару выпадов с дирком и вернул оружие пареньку.
   Юноша тотчас принялся наносить множество колющих ударов, поражая сотни невидимых врагов. Лицо его ещё больше раскраснелось, истёртые сапоги сминали пробивающуюся между камнями траву, а он всё продолжал с завидным рвением колоть и смещаться вбок, колоть и смещаться...
   Через десять минут Капитан остановил тяжело дышащего паренька:
   - Ты так совсем себя загонишь, хватит пока.
   Пот к этому времени пропитал одежду юноши, блестел на носу и подбородке.
   - У меня... получается, да?
   - Да, получается, - вернув себе дирк, Капитан перебросил его из правой руки в левую. - Главный недостаток кинжала - это даже не его размер, а малый вес. Лёгким клинком трудно пробить серьёзную броню. Да, если повезёт, им можно пробить и кольчугу, но важно другое...
   - Бить мимо кольчуги? - паренёк размазал грязной ладошкой испарину по лицу.
   - Да, целить в уязвимые места. Ты в любое время должен оценивать положение с ходу. Действовать первым, бить внезапно, - дирк рассёк воздух прямо возле носа юноши, хотя перед этим оружие покоилось за голенищем.
   - Здорово! - улыбнулся паренёк.
   Отработка режущих ударов заняла около получаса. Капитан неспешно ходил вокруг рассекающегося кинжалом воздух паренька, периодически отпуская короткие замечания, подбадривая и обращая внимание на главные недочёты. Юноша разогрелся и, верно усвоив базовые движения, демонстрировал заметный прогресс с полного нуля до зачатков крепкого базового уровня. Его неказистость и сутулость в данном случае не бросалась в глаза так сильно. Конечно, движения паренька отличались излишней порывистостью и ему катастрофически не хватало физической подготовки, но на данном этапе это окупалось напористостью, пристойной реакцией и неплохой координацией. Вообще все его дёрганья выглядели скорее привычкой, въевшимся годами рефлексом шарахаться от всего подряд, чем изначальной природной склонностью. К тому же паренёк был неглуп и живо ухватывал суть.
   Капитан присел на корточки у чудом сохранившейся двери арсенала крепости и неотрывно следил за стараниями подопечного:
   - Передохни. Там у костра остались толстые ветки и листья. Подбрось их. Сделай это одной рукой. Во второй пусть всё время будет кинжал.
   Запыхавшийся паренёк вернулся буквально через полминуты:
   - К-к-костёр горит. Я подбросил.
   С кряхтением Капитан поднялся на ноги и выпрямил затёкшую от долгого сидения спину.
   - Хорошо. Ты запомнил: сближаешься, бьёшь быстро, уходишь вниз или вбок, используешь вторую руку и ноги... Теперь перехваты, - он забрал у паренька дирк и вытер скользкую от пота рукоятку о штаны. - У кинжала по сравнению с мечом есть ключевое преимущество...
   - Перехваты, - юнец уцепился за услышанное перед этим слово.
   - Да. Их также называют переводами. Держать можно прямым или обратным хватом. Тут важно понять, когда какой лучше, и уметь менять хват прямо в движении.
   Переступая через позеленевшие от лишайника куски гранита, Капитан вышел на середину внутреннего двора и показал три основных перехвата. Восхищённые глаза подростка неотрывно следили за этими завораживающими пассами, не моргая даже под слепящими лучами солнца. После ряда медленных повторов юнец получил возможность попробовать переводы самостоятельно. Дирк раз десять звякал о брусчатку, выпадая из недостаточно подвижных пальцев, и Капитан счёл за благо переместиться наружу. Пусть лучше кинжал падает на траву чем на камни.
   Оружие снова оказалось в руке Капитана:
   - Держать можно жёстко, а можно мягко, неполным хватом. Вся суть тут в плотности обхвата рукоятки и в положении большого и указательного пальцев. Для перехватов и секущих ударов используй неполный мягкий хват. Вот так. Видишь, указательный и большой пальцы идут вдоль рукоятки, не обхватывая её. Пробуй.
   Шумно сопя и периодически облизывая пересохшие губы, паренёк взялся терпеливо и вдумчиво отрабатывать показанные переводы. Рукава плотной суконной куртки защищали его от опрометчивых движений.
   Капитан наблюдал за подопечным некоторое время, а затем остановил его жестом:
   - Подожди минутку. Передохни. Ты напоминаешь мне резкие порывы ветра. Это тоже можно использовать, но сейчас важно другое. Закрой глаза. Да, закрой, закрой. Представь себе водный поток. Неспешный, плавный. Он движется, перетекает из одного места в другое. Чувствуешь?.. Вот так тебе нужно действовать. Скорость оставь на потом. Пока нам важна плавность и размеренность.
   После этих наставлений юнец, похоже, уловил саму суть движений с кинжалом и перехватов. Он больше не пытался действовать рывками, дыхание его выровнялось, и дирк падал теперь значительно реже, да и то сказывалась элементарная усталость.
   Наказав юному подопечному продолжать действовать в том же духе, Капитан отправился на поиски воды. Крепости принято возводить недалеко от источников, и хоть колодец внутри пересох, где-то поблизости должен быть родничок.
   Тонкие солнечные лучи скользили по овитым плющом стенам Одис-Квиста, вытягивая башни в длинные тени и направляя их на восток, к дальней границе леса, где плотными тучками вилась мошкара. Из-под наполовину сгнившей балки угловой башни выглянула ласточка и умчалась на охоту, паря низко над землёй.
   Капитан добрался до сосняка, но отыскать родничок оказалось занятием не таким уж и простым, однородная растительность не спешила с подсказками. Наконец он забрался в самые густо-зелёные заросли крапивы, где вдоволь напился холодной воды из подземного ключа и наполнил до краёв прихваченный мех.
   Вдруг где-то справа хрустнула ветка, затем звук повторился. Капитан безотчётно потянулся к луку за спиной и... ничего не нашёл. Оставленное на том треклятом островке оружие сейчас стоило больше, чем золото всех ассултских купцов. Кроме короткого меча уповать теперь можно было только на удачную засаду.
   Интересно, скольким Теворским Горлорезам удалось выбраться из болота? Стоит ли вообще высовываться или лучше пересидеть тут? Будь паренёк сейчас вместе с ним - он, возможно, и затаился бы; а так, если враги выйдут из леса, то упражняющийся подле костра юноша будет у них как на ладони.
   Капитан осторожно выглянул из-за обжёгшей ладони крапивы и прищурился. Подозрительных движений не наблюдалось, хотя каждый порыв ветра и шевеление в ветвях он мог в данных условиях расценить как признак потенциальной опасности. Лес явно не место для офицера ночной стражи, не его стихия.
   Краем уха уловив движение слева, Капитан прыгнул, не раздумывая. Противник метнулся вбок, а стоящий за ним подельник раскинул руки в стороны. В тот же миг неведомая сила стеганула воздухом и сосновыми иголками по лицу. Капитана отшвырнуло к ближайшему дереву и стукнуло затылков о ствол, свет перед глазами померк. Увидеть он успел лишь тянущийся к нему длинный меч врага...
   Игнис вернул эспадон на перевязь и склонился над теряющим сознание товарищем:
   - Мастер, сильно вы... Я, правда, его тоже не сразу узнал. Видать, мы сейчас все слабо похожи на людей.
   - У него вода в мехе. Полей ему на лицо, потом снова наберём.
   Окативший Капитана холодный поток мигом привёл его в чувство. Открыв рот подобно рыбе, он захлопал глазами:
   - О... А... М-м-м... Не спать мне вечность! Думал, конец.
   - Ты с костром дельно сообразил, - Игнис опустился на корточки и указал на запад. - Там крепость, верно? Я её по старым картам помню. Одис-Квист.
   - Да. Я... Мы там... с пареньком. В общем, вышли днём. Он там, у костра. Я за водой пошёл.
   - Очухался?
   - Да, вроде. Только затылок раскалывается.
   Заросли крапивы зашевелились, и из них показался Мастер, в одной руке он держал вновь наполненный водою мех.
   - У вас еда осталась?
   Капитан неторопливо встал, кривясь от головной боли и не отрывая ладонь от затылка:
   - Есть только чуток мяса. Может немного хлеба. Хотя это уже не хлеб, а покрытый плесенью камень. Вроде всего восемь дней прошло, но влажность...
   Дав ушибленному товарищу пару минут на окончательное приведение себя в боевое состояние, троица отправилась к крепости.
   Паренёк дорвался до таких желанных занятий и не отлынивал от работы с кинжалом ни на секунду. Вялые от усталости, плохо слушающиеся пальцы раз за разом роняли потяжелевший дирк, но юнец упорно подымал его и продолжал усердно тренироваться. Завидев приближающихся людей, он радостно вскрикнул и помчался к ним навстречу.
   Мягко, но настойчиво забрав дирк у сорванца, Капитан вернул оружие в засапожные ножны, а вместо этого паренёк получил мех с водой.
   Покончив с приветственными формальностями, все четверо укрылись от заметно похолодевшего ветра во внутреннем дворе крепости. Через полчаса скудные запасы провизии уменьшились в объёме ровно наполовину. Голод это окончательно не прогнало, но уняло урчание в животе.
   Мастера сразу же привлекла подпорченная временем, но по-прежнему величественная статуя Лайоллина. Подойдя вплотную, старик прикоснулся к холодному и гладкому на ощупь камню постамента, смёл мелкий мусор, убрал паутину. Застывший в каменной суровости древний мудрец взирал на живого собрата с прохладой и укоризной. Казалось, глаза Хранителя видят царящее кругом запустение, сердце сжимается от боли, а губы хотят обругать потомка, наставить его на правильный путь.
   - Почему ты молчишь? Да, посмотри на нас. Скажи, что нам делать, - в эту секунду Мастер отдал бы всё, только бы оказаться сейчас во временах Лайоллина, заглянуть ему в глаза, поговорить с ним, испросить совета. Великие люди и великие времена Первого Оплота, когда всё было проще и понятнее; Корсия, пусть не такая большая и сильная, не запуталась ещё во внутренних дрязгах; Мастера были мудрыми наставниками для людей, стояли к сути Оплота ближе и не успели превратиться в кучку ворчливых стариков, трясущихся над гнусными тайнами. Хотя ложь была и тогда. Её не было так много, но зёрна погибели, наверняка, всходили параллельно с ростом мощи державы и развитием клики Мастеров.
   Можно ли возродить страну, не погубив её и веру в Оплот? Должны ли Мастера открыть правду, принять на себя удар и уступить место кому-то другому? Молодым, полным надежд, честным и решительным поколениям. Могут ли быть такими люди или власть неминуемо приведёт к вырождению и лжи?
   Хранитель по-прежнему возвышался перед Мастером, сжимая в руке каменную книгу, и в глазах его не читался ответ, а только всё та же прохлада и немая укоризна.
  

***

   Стоя на стене, у выщербленных снарядами катапульт зубцов, Игнис созерцал опускающийся на западе солнечный диск. Налетающий порывами ветер трепал полы измазанного и местами порванного плаща, шуршал в ползущих по камням растениях, гонял мелкие листья внизу.
   Настырные воспоминания исподволь выбрались из глубины сознания, но от размышлений Игниса оторвал знакомый голос.
   - Опиши мне закат, - Мия стояла прислонившись к угловой башне, и тонкие губы её излучали улыбку, способную осветить самую тёмную ночь. Ветер развевал подол её платья, играл в золотистых локонах волос.
   Игнису совершенно не хотелось гнать прочь это видение, поэтому он продолжил остолбенело рассматривать прекрасное марево.
   - Опиши мне закат, - повторила Мия.
   - Почему ты не попросишь об этом Юса? - Игнис так и не понял, произнёс ли он эти слова вслух или только подумал.
   - Я прошу не его, а тебя. Опиши мне закат.
   Он повернулся лицом на запад и снова обозрел багровеющий горизонт:
   - Как обычно, он бесподобен. Яркий, слепящий... Будто сжигает верхушки деревьев. Солнце касается длинными лучами стен крепости. Серые камни теперь не такие унылые. Даже на ржавом железе видны чудесные блики...
   В течение пяти минут Игнис напряжённо взывал ко всем имеющимся у него описательным способностям, будто в него вселился настоящий сказитель. Напряжение ушло, внутри поселилась необычная лёгкость и приятное ощущение дома. Всё происходящее казалось сном, разум предлагал встряхнуться и отринуть причудливое видение, но что-то противилось этому, заставляя слова рождаться одно за другим. Наконец, он остановился и бросил взгляд на лицо Мии.
   - Я его не вижу, но у него есть тепло... У заката, - указала она рукой на запад. - Мне нравится его ощущать. Солнце садится, но каждый раз обещает вернуться. Всё потерянное тоже может вернуться. Помни об этом.
   - Но... Я... Зачем тебе было моё описание заката?
   - Оно необходимо было не мне, а тебе.
   Видение развеялось, оставив после себя растерянного Игниса, чьё сознание до сих пор отказывалось понимать произошедшее. А нужно ли вообще пытаться понять? И без этого марева жизнь в последние годы казалась ненастоящей, словно кто-то создал всё вокруг, а он лишь наблюдает, не в силах не только изменить что-либо, но и понять.
  

***

   Капитан остановился у входа в арсенал и тщательно осмотрел обитую ржавыми полосками железа дверь. Сколоченная из дубовых досок массивная преграда упорно сопротивлялись натиску времени, и даже влага и жуки не смогли за три сотни лет пробиться внутрь.
   Он навалился плечом и попробовал прорваться, но заржавелые петли и огромный вес отбили первый штурм. Подзадоренный стойкостью преграды, Капитан набрался праведной злости и принялся с разгона лупить в неё плечом, морщась от боли. После девятой попытки раздался противный скрежет, сверху посыпалась каменная крошка. Дверь поддалась, открывшись наполовину, в нос ударил запах пыли и затхлости. Капитан протиснулся внутрь и всмотрелся в уходящий вниз проход - сплошная темень. Вытянув укреплённый на стене факел из держателя, он сбегал к костру и вернулся уже с полноценным источником света. Убирая рукой густую, наполненную пылью паутину, он спустился по ступенькам. В нос ещё сильнее шибануло запахом тлена и затхлости, спёртый воздух так и выталкивал наружу своей непригодностью для дыхания.
   Арсенал представлял собой обширное прямоугольное помещение с низким потолком и кривоватым полом. Гнездящиеся в углах клочки мрака не позволяли рассмотреть его полностью, факел выхватывал лишь небольшое пространство вокруг. Тени метались по старым камням будто призраки, шепчущие проклятья в адрес непрошенного человечишки. Дополненная тишиной, холодная тьма в помещении казалась абсолютной.
   Подойдя к стене, Капитан зажёг по очереди два факела. Из сумрака выступили затянутые паутиной щиты, стеллажи с копьями и мечами, пять каких-то непонятных бочек, мотки полуистлевшей верёвки, пара сундуков. Вскоре загорелись три новых факела, и яркий свет смелее разогнал мрак, заставив тени притаиться в углах.
   Сняв паутину с волос, Капитан пробрался в дальний конец арсенала. Под ногами неожиданно что-то хрустнуло. Он посмотрел вниз и увидел сломанное его сапогом ребро. Пол усеивали человеческие останки. Покрытые пылью скелеты лежали возле стеллажей, в центре помещения, у стен. Под проржавелыми кольчугами угадывались изломанные кости, из одного доспеха торчал наконечник копья, большинство изжелта-белых рук по-прежнему сжимали нечто похожее на мечи. Побоище произошло очень давно - от обуви остались лишь отдельные догнивающие кусочки подошв, более тёмная пыль вокруг скелетов говорила об истлевшей одежде, оружие превратилось в бесполезный хлам.
   - Что же у вас тут произошло? - озвучил Капитан крутящийся в голове вопрос.
   - Сюда ворвались ассулты, - раздался сзади голос Мастера.
   - Это во вторую войну? Что-то я не слышал о битве за Одис-Квист.
   - А об этом не принято упоминать.
   - Почему?
   Отодвигая руками паутину, Мастер подошёл ближе:
   - Тут когда-то был тракт вдоль Цепкого кряжа. Десять тысяч бело-золотых двинулись по нему. Хотели обойти нас с севера. Основные войска пошли южнее, на Мирс. На пути же этих десяти тысяч был Одис-Квист. Наши военачальники решили пожертвовать крепостью. Это сковало больше трети войск противника. У Двуликих холмов мы в итоге победили. А тут...
   - Сколько они держались?
   - Почти пятнадцать дней. Три сотни храбрецов подарили нам победу, но легли все как один. Может этой крепости и нашлось бы применение после войны, но о ней сознательно не хотели вспоминать. Разумом можно обосновать это стратегически верное решение. Любой офицер это скажет. Но людей попросту бросили. Это трудно понять и простить.
   В горле Капитана неприятно запершило, а взгляд задержался на скелете в дальнем углу:
   - Они сражались каждый день... Верили - помощь близка... Караульный на башне высматривал наши флаги... А наших не было.
   - Да, их не было. Все наши собрались у Мирса... Тебе обидно за погибших, я понимаю. Но не думай, что за страну умирали только солдаты, - Мастер продрался сквозь паутину к стене и указал на распростёршийся на полу скелет. - Видишь, без кольчуги. Посмотри на серебряный перстень. Это Мастер. Здесь погиб один из величайших Мастеров в истории Корсии. Почти такой же великий, как Лайоллин. Ему прочили место Хранителя Первого Оплота.
   - У него кинжал между рёбер, - заметил Капитан.
   - Да, я вижу.
   - Я другое хотел сказать. Он упал лицом вниз. Рукоятка лежит поверх костей, а не под ними. Его убили в спину.
   Лоб Мастера заполнили хмурые складки, он закашлялся, прикрывая рот кулаком.
   Капитан присел на корточки и осторожно коснулся покрытых бледно-жёлтым налётом времени останков...
  

***

   - Давай!!! - проорал офицер охрипшим голосом. Суетящиеся на башне солдаты подались в сторону, один дёрнул спусковой рычаг, и увесистый болт устремился к позиции неприятеля.
   - Заряжай! - гаркнул офицер. - Шевелись, шевелись!
   Четверо подчинённых лихорадочно крутили ворот баллисты, двое бросились устанавливать в пазы длинное древко с зазубренным железным наконечником.
   На фоне заходящего солнца показались десятки снарядов - ассултские боевые машины сделали ответный залп. Несколько камней шарахнули в башню, один счесал верхнюю часть зубца на стене, унеся с собой двоих солдат; прочие со страшным грохотом врезались в гранитные блоки, вышибая каменное крошево, оставляя выбоины.
   Следом взметнулись сотни стрел. Воины на стене присели и схватились за щиты, один вскрикнул и полетел вниз. Вскочив, лучники защитников огрызнулись двумя десятками срезней; четверо копейщиков отталкивали приставные лестницы, оставшиеся с недавнего приступа; двое забрызганных кровью мечников волокли по ступенькам раненого офицера.
   Сплюнув горькую слюну, комендант выкрикнул предупреждение и нырнул за наполовину разбитый зубец. Разнеслись глухие удары камня по камню. Снаряд врезался в укрепления чуть левее, возле уха прожужжали осколки. Комендант резко выпрямился и повернулся к командиру мечников. Старый товарищ лежал на спине, из шеи торчало каменное лезвие, а кольчугу заливала тёмная кровь.
   Спустя минуту упали новые снаряды, запущенные катапультами врага с южной стороны. Камни саданули по надвратной башне, один угодил в ворота, створка прогнулась, древесина треснула. Шум больно резал слух, отдаваясь в голове сплошным звоном. Прижатое к зубцу плечо периодически ощущало вибрацию от ударов.
   Комендант махнул рукой, подзывая скрючившегося у башни солдата:
   - Сбегай за Мастером! Живо!
   С западной стороны готовили штурмовые лестницы тысячи воинов противника. Лучи заходящего солнца высвечивали наконечники копий и железные ряды кольчуг, ветер полоскал бело-золотые знамёна. В отдалении гарцевали лошади готовых ворваться в крепость ассултских всадников.
   Мастер бойко взбежал по ступенькам и присел подле коменданта:
   - Что я могу сделать?
   - Мы держались, пока они не соорудили тяжёлые осадные орудия. Стены им не пробить, но нас уже очень мало. Они сейчас пойдут на штурм с этой стороны. Мы их не удержим. Вы можете что-то сделать?
   Мастер осторожно высунулся из-за зубца и пробежался взглядом по рядам неприятеля:
   - Могу, но это будет только раз. Потом... Даст Оплот, буду дышать.
   - Делайте! Иначе к ночи они нас раздавят.
   По знаку коменданта к ним подскочили двое мечников, и овальные щиты прикрыли от стрел последнюю надежду Одис-Квиста.
   Мастер выпрямился, упруго расставив ноги, и вытянул вперёд согнутые в локтях руки. Пять секунд вообще ничего не происходило. Потом ладони стоящего с закрытыми глазами старика медленно поплыли одна навстречу другой. До слуха докатился непонятный гул, и все защитники сжались за спасительными зубцами. Рокочущий звук нарастал с каждой секундой, затем грянул оглушающий всплеск, заставляя людей зажать уши.
   За стеной на расстоянии полусотни шагов земля неожиданно вздыбилась, поднимаясь двумя огромными валами в пять человеческих ростов. Пойманные в ловушку между этими холмами враги с воплями ужаса прыснули в разные стороны, но было уже поздно. Стена под ногами защитников мелко и часто вибрировала, с башен сыпалась пыль; справа на камнях дребезжал обронённый кем-то меч, пока не допрыгал к краю и не свалился во двор.
   Земляные волны неслись навстречу друг другу, прихватывая на ходу кусты, каменные снаряды, вражеские катапульты, мечущихся в панике лошадей, толпы орущих людей. Всё это мешалось, перемалывалось и спрессовывалось в один бесформенный комок.
   Наконец волны встретились. Донёсся гром чудовищного по силе удара, похожий на звук крошащейся гигантской скалы. От войск Ассулта с западной стороны ничего не осталось.
   Другая же часть осаждающих не только не оробела, но и пришла в неописуемую ярость. Вражеские катапульты заработали с удвоенной силой, снаряды лупили по надвратной башне. Через двадцать минут один камень с треском пробил створку ворот насквозь, расшвыряв обломки по всему внутреннему двору. По округе пронёсся торжествующий крик, и противник ринулся на штурм.
   - Отходим в арсенал! - проревел комендант и бросился по ступенькам вниз. За ним бежали двое мечников, на руках их висел бессознательный Мастер.
   - Отец! - из дверей казармы выскочил паренёк. Отступающие солдаты подхватили его и буквально затолкали в проход.
   Последние защитники крепости закрылись в арсенале. Несмотря на массивные двери, хлипкий внутренний засов вряд ли даст им больше пяти минут.
   - Отец, я с тобой, - голос юноши слегка подрагивал, но лицо оставалось твёрдым, рыдать он не собирался.
   Мастер сидел прямо на полу, упёршись спиной в стеллаж с копьями. Тяжёлые веки с трудом разлепились, ладонь легла на плечо сына, и старик произнёс слабеющим голосом:
   - Да... Я вижу. Я не хотел тебя брать с собой... Ты не должен быть тут... Ты... ты у меня один...
   - Отец, отец, я ни о чём не жалею, - парень стоял на коленях и периодически подносил к губам родителя мех с разбавленным вином.
   Со стороны входа послышался грохот, звон оружия, крики сражающихся.
   Рядом выросла фигура коменданта.
   - Мастер, они уже тут, - голос ветерана оставался спокойным, бывалый воин смирился с неизбежной смертью. Из рассечённой осколком щеки тонкой струйкой сочилась кровь. - Нас только двенадцать. Двое с Оплотом. Когда они упадут - всё будет кончено.
   - Помогите мне встать. Я не должен попасть к ним в руки. Они не должны узнать...
   - Что я должен делать? - с готовностью выпалил комендант.
   - Кинжал... Я не должен попасть им в руки.
   - Отец, нет!
   - Так надо. Отвернись.
   Звуки схватки звучали совсем близко. Обречённые защитники отступали вглубь помещения, умирая один за другим.
   Пошатываясь на нетвёрдых ногах, Мастер развернулся спиной к ветерану:
   - Давай!
   Комендант колебался всего секунду, затем вогнал кинжал в спину старика по самую рукоятку.
   - Отец!!! - юноша рухнул на колени перед упавшим ничком Мастером.
   - Прости, малыш, - тихо обронил комендант и с лязгом вытянул меч из ножен. - Ты тоже не должен попасть им в руки. - Клинок поднялся высоко над головой, и... ветеран резко дёрнулся, выгибаясь дугой, и повалился на оружейный стеллаж. Множество мечей со звоном разлетелись по каменному полу.
   Из спины коменданта торчал метательный нож. Сила броска позволила лезвию пробить кольчугу и нырнуть глубоко в тело.
   Схватив валяющийся у ног клинок, паренёк выпрямился и впился взглядом в приближающихся врагов.
   Нападавшие смяли последний очаг сопротивления защитников в лице дюжего бойца с Оплотом. Вперёд выступил широкоплечий воин с выглядывающими из-за пояса метательными ножами. Невзирая на грубое, украшенное шрамом на лбу лицо, в глазах его читались ум и холодная расчётливость. Он переступил через убитого, и собранный взгляд его остановился на застывшем с коротким мечом в руке пареньке.
   - Я не боюсь тебя, - твёрдо заявил юноша.
   Воин пристальнее всмотрелся в глаза паренька. Там он действительно не увидел страха, отчаяния или мольбы о пощаде. Вместо этого их переполняла решительность, несгибаемая воля, и гордость, граничащая с надменностью.
   Сильный малый, подумал воин и жестом остановил порывающихся кинуться вперёд подчинённых. В памяти ассулта всплыло лицо его собственного сына, умершего четыре года назад от тифа. Ему было столько же, может на год или два меньше.
   Глупо скрывать правду от себя же самого. Воину понравился этот готовый на всё паренёк, и сходство с сыном только усиливало симпатию, но главное всё же заключалось в другом. Кроме всего прочего, было во взгляде юного коршуна что-то ещё, неоспоримо значимое и могучее, притягивающее и фактически отдающее приказы. Следом пришло понимание - паренёк видит и ощущает в нём то же самое.
   Юноша опустил меч и сделал уверенный шаг вперёд.
   Протянув загрубевшую от мозолей руку, ассулт изрёк незнакомым для себя голосом:
   - Пойдём.
   Сквозь застывшие в ожидании ряды захватчиков протолкался плюгавый крючконосый старикан:
   - Убей его! Это отродье Мастеров. Убей немедленно!
   Воин неторопливо развернулся и сгрёб широченной ладонью визжащего человечка:
   - Слушай сюда, орденская морда, мальчик будет жить. Это мой штурм. Это мои воины. Я здесь командую. Где был ты и твой Равноединый, когда земля заживо хоронила моих людей?
   - Ты ответишь за это! - брызгал слюной старикашка. Ноги его практически болтались в воздухе, лицо стало пунцовым. - Ты ответишь перед Орденом! Перед Равноединым!
   Приказав убрать "этого червяка" с глаз долой, ассулт снова протянул руку юноше и повторил заметно потеплевшим голосом:
   - Пойдём!
  

***

   Капитан отдёрнул руку от останков, словно ошпаренный кипятком. Лоб его покрывали капельки пота, во рту пересохло, по спине пробегала непонятная дрожь. Спёртый, насыщенный пылью и запахом тлена воздух мешал нормально отдышаться. Выпрямляясь, он едва не вскрикнул от пронзившей колени боли - напряжение неудобной позы давало о себе знать.
   Заложив руки за спину, Мастер с интересом смотрел на взволнованного офицера ночной стражи:
   - Сильно тебя проняло. Увидел что-то важное?
   Капитан бросил на старика ошарашенный взгляд:
   - А... Я... Да нет.
   Немного придя в себя, Капитан спешно покинул арсенал и с наслаждением вдохнул пьяняще-свежий вечерний воздух. Сумрак постепенно окутывал всё вокруг, на небе вовсю проступали звёзды, как яркие огоньки костров вдали.
   Надышавшись вволю, Капитан обвёл взглядом внутренний двор и только сейчас заметил разбросанные тут и там своеобразные камни. Раньше он принимал их за части разрушенных арок и зданий, но теперь понял истинную природу этих кусков гранита - снаряды катапульт. Казалось, он и сейчас слышит команды офицеров, крики солдат, щёлканье баллисты, страшный грохот врезающихся в стену камней; чувствует запах крови и отчаяния; видит истерзанных и раздавленных тяжёлыми снарядами людей, утыканные стрелами тела, перекошенные болью лица...
   Ветер по-прежнему с шорохом и равнодушием шевелил мелкие кусочки ржавчины в воротном проёме, а сквозь зияющий проход в свете горящего костра виднелся упражняющийся с палкой юнец. Нарушив указания об отдыхе, он прыгал с места на место, деревянное оружие в его руках переходило из одного положения в другое.
   Вид сорванца напомнил Капитану о жене и "дочери", но в воспоминаниях уже не было прежней боли и невыразимой тоски. Несостоявшаяся семья осталась лишь краткой строкой в истории его жизни. Не стоит грустить о прошедшем, лучше просто улыбнуться приятным воспоминаниям.
   Капитан приблизился и перехватил руку юного воспитанника:
   - Погоди, присядь. С тебя точно хватит на сегодня. Мы теперь будем тренироваться на каждой стоянке. Ты всему успеешь научиться.
   - Правда?
   - Правда. У тебя хорошо получается. Дальше мы пройдёмся по всем видам техники лучей. Их немало: кистевая, локтевая, маховая, рывковая, толчковая и техника плети, - Капитан хлебнул воды из меха. - Слушай, а как тебя вообще зовут? А то "паренёк", да "юнец".
   - Эвой.
   - Хм... Странное имя. Это ведь означает "брошенный". Как можно так назвать ребёнка?
   - Не знаю, - пожал худыми плечами паренёк. - Отец так назвал.
   Капитан сделал новый глоток освежающей родниковой воды, а в голове крутились крамольные мысли. Если бы норды не убили бессердечного отца Эвоя, он бы лично задушил гада.
   Юноша с энтузиазмом забросил в костёр длинную палку:
   - Мастер сказал, что во мне нет Оплота... Но Оплот может проснуться позже.
   - Мастеру виднее. Оплот - это важно, однако он не будет сражаться вместо тебя. Умение, тренировки и опыт - куда важнее. Ты можешь стать хорошим воином и без Оплота... А потом он может действительно проснётся.
   Лицо Эвоя посерьёзнело, губы поджались:
   - Я буду тренироваться, буду. Он увидит это и придёт.
   - Кто?
   Паренёк воззрился на собеседника как на несмышлёныша:
   - Оплот, к-к-конечно.
   К уголкам глаз Капитана сбежались мелкие морщинки, и он с улыбкой кивнул:
   - Конечно. Экий я недогадливый... Сколько тебе вообще лет?
   - Четырнадцать.
   - Четырнадцать, - Капитан удивлённо покатал это слово на языке. - Четырнадцать. Хм... На вид - так не больше двенадцати. Ну ничего, со временем возмужаешь. - Он взъерошил волосы Эвоя. - Только не сутулься. Вот так, выпрями спину.
   Увлечённые беседой, они ещё долго сидели у костра, пока глубокая ночь не опустилась на Одис-Квист, заполняя мраком выбоины, полуразрушенные стены и остовы казарм.
  

Глава 25

  
   Офицер с силой впечатал кулак в стену, по кисти пробежала волна боли, однако он не обратил на это никакого внимания. Закрыв глаза, он выпустил воздух сквозь сжатые зубы и повалился на стоящий рядом стул. Старое изделие не самых искусных ремесленников тихо затрещало под напором немалого веса. Будучи мужчиной крупного телосложения, он вечно испытывал сложности с такими вот ненадёжными предметами мебели, а значительный рост постоянно заставлял пригибаться под дверными притолоками. Всклоченные волосы вместе с топорщащимися усами и порванным непонятно где рукавом суконной куртки производили тягостное впечатление, будто мужчина недавно выбежал из леса. Ножны с коротким мечом съехали, небрежно отброшенный плащ валялся в углу.
   Не в силах больше сидеть, офицер рывком вскочил на ноги и стал мерить длинный коридор широкими шагами. Путешествие к одной закрытой двери, разворот на пятках, возвращение к другой закрытой двери, разворот на пятках... Мужчина уже и сам не мог понять, сколько так ходит туда-сюда. Он то и дело приглаживал волосы растопыренной пятернёй, проводил ладонью по осунувшемуся лицу, двигаясь по коридору, скользил пальцами по стене. Огоньки двух масляных ламп колыхались каждый раз, когда он проходил мимо, чуть не задевая их широкими плечами. Офицер остановился в углу и, сграбастав со столика цветастую вазу, повертел её в руке. Вскоре вернул безвкусное творение на место, но сделал это слишком небрежно. Сосуд зашатался, свалился на пол и раскололся на три крупные части. "Не только ужасно смотрится, но ещё и никчёмного качества", - раздражённо подумал мужчина.
   Устав вышагивать по проходу, он снова рухнул на стул. Взгляд его начал блуждать по тёмно-коричневым стенам, мокрому от талого снега ковру, другому стулу в противоположном конце коридора.
   Наконец соседняя дверь распахнулась, и в проёме показалась дородная женщина в вылинявшей тунике. Она подошла к застывшему с тревогой в глазах офицеру и сложила пухлые ладошки на мятом фартуке:
   - Она очень слаба. Ребёнок плохо лежит. Роды преждевременные. Мы можем спасти вашу жену, но...
   - Но что?! - рыкнул офицер и сжал пальцы на боковинах стула так, что раздался хруст.
   Повивальная бабка замялась, боясь реакции отчаявшегося мужчины:
   - Ребёнка вы тогда потеряете.
   На лице офицера заиграли крупные желваки, глаза хищно сузились. Встав, он завис над толстухой грозовой тучей.
   - Нет, спасайте обоих! - он схватил её за верх туники, ткань затрещала по шву. - Слышишь, старая, спасайте обоих! Или, клянусь Оплотом, я отдам вас нордам! - Офицер секунд десять испепелял её взглядом, затем разжал пальцы, позволив перепуганной насмерть женщине попятиться. Она часто закивала, отчего двойной подбородок задрожал точно студень, и поспешно скрылась в дверном проёме.
   Давая выход клокочущему внутри негодованию, офицер с размаху пнул виноватый во всём стул, отчего тот ударился об стену и упал набок. В голове мешались самые разные мысли, хотелось кричать, выть, поговорить с кем-то, услышать ободряющие слова, но рядом был только мокрый плащ, проклятый стул и разбитая ваза.
   Уперев руки в стену, мужчина зажмурился и принялся молить Оплот и все силы этого мира помочь ей выдержать, мужественно пройти через всё, родить сына, дать им возможность жить и радоваться каждому дню. Они ведь одиннадцать лет не могли зачать ребёнка и теперь, когда у них получилось, никто и ничто не имеет права забрать обретённое счастье. Жить без детей, но с надеждой можно, но жить, потеряв надежду - нельзя. Чем он тогда будет заполнять тусклые дни? Зачем будет каждое утро вставать с постели, плестись на службу, говорить с людьми? Если в Оплоте есть хотя бы часть того великого начала, о котором талдычат из раза в раз Мастера, то он должен его услышать, должен помочь, должен дать ей сил, должен сохранить жизнь им обоим. Он! Ему! Должен!
   Двадцать шесть лет отданы службе, сорок два года веры в Оплот, жизнь ради Корсии и её людей. Он никогда ничего не просил для себя и только сейчас умоляет не отбирать у него радость. Пусть его схватят и будут пытать беспощадные норды, пусть разжалуют в простые солдаты, пусть они всю жизнь будут побираться по грязным подворотням Оплота Севера, но не нужно отнимать у него семью.
   Пройдясь шершавым языком по нёбу, офицер открыл глаза и окинул взглядом ненавистный коридор. Узкие стены давили, потолок то опускался, то снова поднимался, узоры ковра расплывались, а тяжёлый воздух застревал в горле. Мужчина бессильно осел на пол, упёршись спиной в деревянные панели стены и позволив рукам обвиснуть вдоль тела.
   Через пятнадцать минут раздался пронзительный крик. Он буквально подбросил офицера и заставил ринуться вперёд. Ударом ноги он открыл дверь, и она с грохотом врезалась в стену; с полки упала деревянная шкатулка, рассыпая содержимое.
   Просторная комната показалась жалкой конурой с безвкусной драпировкой на стенах и недостаточным освещением. Тут же налетел запах какой-то лечебной травы, воздух ощущался тяжёлым и спёртым, переполненным болью и страданиями. У стены располагалась кровать, и на ней среди смятых простыней лежала его радость; слева склонилась тучная повивальная бабка, возле таза с водой суетилась молодая помощница.
   Внутри обезумевшего от волнения будущего отца страх мешался с бессильной злобой, челюсти свело судорогой от напряжения. Он бросил полный отчаяния взгляд на жену и двумя прыжками оказался у кровати.
   Его радость выглядела ужасно: лицо без единой кровинки, бисеринки пота сплошь усеивали лоб, она неглубоко и часто дышала, глаза затянула мутная пелена.
   - Что?.. Как?.. Чувствует... - взгляд офицера метался от жены к повивальной бабке.
   - У вас сын, но она...
   - Молчать! С ней всё будет хорошо.
   Пересохшие губы его радости зашевелились, и мужчина тотчас наклонился к ней:
   - Да, родная, я тут. Я рядом, я с тобой.
   В потухших глазах затеплилось узнавание, и она едва слышно прошептала:
   - У нас... сын. Мальчик... У нас получилось... Ты позаботишься о нём...
   - Мы вместе о нём позаботимся. Сейчас ты полежишь, отдохнёшь, и мы вместе пойдём домой. Я накуплю твоих любимых крендельков. Или знаешь что, мы уедем в Осту. Мне надоел север. Сколько можно. Нам всем нужно тепло и солнце. Будем купаться в озёрах и гулять в садах. Какие там замечательные сады! Я оставлю службу и займусь чем-то другим. Мой отец был сапожником. Чем не занятие? И я смогу. Или буду учить новобранцев. Но только пару раз в неделю, всего несколько часов...
   Вялая рука роженицы пришла в движение и потянулась к мужу. Офицер нежно обхватил кисть жены, прильнул щекой к её коже, касаясь губами холодного запястья.
   Хватая ртом воздух, женщина сбивчиво вымолвила:
   - Он... такой... хороший... я... мы... любила... - она испустила обжигающий сердце вздох и затихла, голова её безвольно повернулась на подушке.
   Мужчине захотелось закричать, но звуки застряли в горле, словно его душили удавкой тысячи врагов. Кулаки сжались, ногти до крови врезались в ладони, а он всё продолжал неотрывно глядеть на бледное лицо жены. Произошедшее буквально раздавило его, он хотел прикоснуться к ней, пальцы потянулись к её спутанным волосам, но застыли на полпути. Вскоре он сделал новую попытку, однако по-прежнему не смог преодолеть невидимый барьер.
   - У вас сын, - известила повивальная бабка, решив отвлечь убитого горем отца. Она взяла из рук помощницы выкупанного и укутанного в пелёнки малыша и протянула его мужчине.
   Офицер отреагировал только с четвёртой попытки. Оторвав взгляд от жены, он повернул голову к женщине, держащей на руках шевелящийся и покрикивающий комок белой ткани. Услышав новые слова, мужчина безотчётно протянул руки, и в ладони его опустился почти невесомый малыш. Из пелёнок смотрело крохотное личико, отдалённо напоминающее человеческое. Две розоватые полоски, служащие губами, иногда раздвигались, затем снова смыкались. Немного сморщенная кожа и крохотный носик казались прекрасными и отталкивающими одновременно.
   Офицер сидел в немом оцепенении минут пять, затем поднял взор на вытирающую руки о полотенце женщину:
   - Зачем он мне, когда моей радости уже нет?
   Толстуха удивлённо разинула рот:
   - Но... это ваш сын!
   Мужчина пружинисто вскочил с измятой постели и буквально перекинул ребёнка на руки повивальной бабке.
   - Нет у меня никакого сына. То, что убило мою радость, не может быть моим сыном. Я не хочу больше слышать об этом и видеть... это.
   - Но...
   - Всё! Мне пора на службу.
   - Но... нужно дать ребёнку хотя бы имя.
   - Эвой, - не разворачиваясь, отрезал офицер.
   - Это ведь значит "брошенный"... Так нельзя называть ребёнка.
   Ничего не ответив, мужчина оставил растерянно пялящихся на него женщин вместе с новорождённым сыном и торопливо покинул комнату.
   Мнущийся за дверью солдат отпрянул при виде командира.
   - Чего тебе? - гаркнул офицер.
   Боец отступил к стене и часто захлопал глазами, стыдясь невольно подслушанного диалога.
   - Я... это... Вас хочет видеть комендант.
   - Зачем?
   - Он... Там собрался военный совет. Это относительно нападения нордов на Логидо.
   - Без меня, что ли, обойтись не могут? - раздражённо фыркнул офицер и вышел из коридора на лестницу. Слегка перепуганный солдат трусил следом, с трудом поспевая за широкими шагами офицера.
   - Комендант сказал, что они не начнут без командира ночной стражи.
   Подёргав себя за мочку уха, Литон толкнул входную дверь и вышел на улицу:
   - Хорошо. Пошли.
   Северный ветер хлестанул по лицу, косо падающий снег вмиг облепил всклоченные волосы, набился за шиворот. Шерстяной плащ так и остался лежать в коридоре, подле разбитой вазы и перевёрнутого стула.
   Желая как-то выразить сочувствие, солдат повернулся к офицеру:
   - Мне жаль вашу жену. Искренне. Она была хорошей женщиной...
   Литон сурово зыркнул на солдата, отчего тот сразу замолчал и отстал на пару шагов. Смахнув с усов налипший снег, недавно назначенный командир ночной стражи на ходу задрал голову к небесной пустоте.
   Ничего! Там нет ничего! Теперь нигде нет ничего. Ни знакомых, ни друзей, ни службы, ни бесполезного Оплота. Что ему осталось?.. Только глушить вино и переспать со всеми бабами в этой паршивой крепости.
  

Глава 26

  
   Гилея стояла по центру Свода, и размеры огромного купола давили на неё сегодня особенно сильно. Тревога давно поселилась внутри змеиным клубком и теперь ширилась со скоростью штормового ветра. Испуганное лицо её перечёркивала полоса света, прорывающаяся сквозь узкий промежуток между колоннами, воздух ощущался достаточно прохладным.
   Сотни пар глаз стратигов были прикованы к ней одной, не считая взирающих с арок сражающихся богов. Люди разбились на отдельные группки, периодически бросали на Гилею косые взгляды и беспрестанно шушукались. Разлитое вокруг напряжение проняло даже сонных стариканов, извечно пребывающих в полудрёме и посещающих Свод лишь по въевшейся за многие годы привычке.
   Невзирая на усилия стратигов, скандал вокруг подкупа быстро перешагнул границы высшей касты, и теперь о нём знали практически все идры и ксанги. В неведении, возможно, оставались только самые дальние и крохотные острова, да и то продлится это явно не долго. Версии блуждали самые разные: некоторые говорили о подкупе со стороны Перикулов, другие судачили о Модусах, а третьи вообще твердили, что этим занялись обе фракции, презрев все понятия о чести и поправ заветы Икилона.
   Гилея до последнего увиливала от официального свидетельствования, но осложнившееся положение и открытое недовольство среди других каст окончательно исчерпали терпение Великого стратига. Он назначил официальное разбирательство, и в этот день на Отику съехались многие стратиги, коих ранее видели здесь крайне редко.
   Во взглядах большинства собравшихся Гилея без труда улавливала ехидное удовлетворение. Наконец-то эта выскочка предстала перед ними в истинном свете - трясущаяся и сломленная. Отныне она запоёт по-другому и более не посмеет посрамлять старших неучтивыми высказываниями.
   Отец находился к ней настолько близко, насколько было позволено условиями официального разбирательства. Он старался держаться с достоинством, гордо выпрямив спину, но всегда бесстрастный взгляд его выказывал боль, волнение и страх за участь дочери. Они так толком и не поговорили. Тай-Валинес пребывал в неведении и не мог понять причин, заставляющих её скрывать имя второго заговорщика.
   Чуть в стороне Гилея видела Кимона в окружении четверых приятелей. Он стоял насупленный, ни с кем не разговаривал и от вида его преисполненного страдания лица становилось только хуже.
   Великий стратиг замер в пяти шагах от Гилеи, на небольшом возвышении. Профиль его вырисовывался в одну строгую линию, на лице читалась несгибаемая воля:
   - Итак, тай-Гилея, у нас нет больше времени на глупые ребячества. Ты должна рассказать всё известное тебе о подкупе.
   Призвав на помощь бога мужества Сагалута, Гилея с замиранием сердца встретила суровый взгляд Великого стратига:
   - Я гуляла по южным холмам. Для тренировки построила мысленную карту. Увидела возле дерева двух беседующих людей. Подошла и случайно услышала часть их разговора. Речь шла о подкупе ксангов Перикулами.
   Упомянутая фракция тут же взорвалась возмущёнными криками. Лидер её протестующе выступил вперёд и, гордо воздев костлявый подбородок, воскликнул визгливым голосом:
   - Это клевета! Она выгораживает своего отца!
   Великий стратиг долго не церемонился - двое его подручных живо оборвали гневную тираду крикуна, оттеснив его подальше.
   - Личность человека из ксангов установлена и не подлежит сомнению. Это лон-Пентрил. Он обвинил тай-Валинеса и фракцию Модусов. К сожалению, он пропал сразу после того, как сообщил о попытке подкупа... Тай-Гилея, твои слова убеждают меня в невиновности твоего отца, - Великий стратиг поднял указательный палец. - Но ты должна назвать имя второго человека... Ты плохо умеешь врать, поэтому даже не пытайся.
   Слова его достигали слуха Гилеи тяжёлыми, как свинец. Напряжение болезненно поднималось по ногам к животу, перехватывало и без того сбивчивое дыхание. Руки пошли гусиной кожей, возникло странное жжение глубоко внутри глаз. Гилея чувствовала себя раздавленной и едва услышала свой неуверенный, жалкий, недостойный стратига голос:
   - Я гуляла по южным холмам. Для тренировки построила...
   - Мы это уже слышали! - Великий стратиг бухнул кулаком по находящемуся рядом с ним постаменту. - Имя?!
   Руки Гилеи взметнулись к лицу подобно испуганным птицам, дрожь волной прокатилась по телу. Время тянулось мучительно медленно, и каждая секунда становилась ужаснее предыдущей. Как бы она хотела выкинуть сегодняшний день! Заставить его пройти без неё! Она молила Бэллаю забрать её отсюда и унести как можно дальше, на край земли.
   - У меня не вышло его толком рассмотреть, - только и смогла выдавить из себя Гилея.
   - Не вышло?! - Великий стратиг походил на живое воплощение бога гнева Айрада. - Ты находилась в десятке шагов и не смогла рассмотреть? Один из самых талантливых стратигов, со способностью разворачивать подробнейшие мысленные карты - и не смогла?! Твоё враньё просто оскорбительно.
   Гилея открыла рот, но голос буквально застрял у неё в горле, не позволяя выговорить и слова. Она беспокойно вытерла вспотевшую ладошку о юбку и пробежалась затравленным взором по лицам окружающих стратигов - возмущение, непонимание, презрение, презрение, презрение, настороженность, нескрываемая злоба Перикулов, застывшее мраморной скульптурой лицо отца, шевелящиеся губы Кимона, его блестящие глаза...
   Гилея уже забыла, как сюда попала, все последние дни слились в один бесконечный кошмар. Казалось, возводимый ею годами мир рушится, и она слышит, как с грохотом отваливаются куски. Всё же вопреки наущениям бога разума Ратиана, возможность выдать Кимона ею даже не рассматривалась. Она не в состоянии пойти на это. Жить без него? Казнить его одним словом? Предать все их чувства? Отказаться от последней надежды на счастье?
   Он может быть сотню раз бесчестным подлецом, но она не сомневалась в искренности его любви к ней. Его действительно вынудили пойти на это, он не виноват, и она будет сражаться за него до последнего.
   - Говори! - приказ Великого стратига эхом заметался по Своду.
   Сглотнув и сделав глубокий вдох, Гилея вооружились верой в Кимона, в себя, в их будущее - и со всей твёрдостью, на какую была способна, заявила:
   - Мне нечего больше сказать.
   Кровь отхлынула от лица Великого стратига, скулы заиграли желваками, глаза стали холодными, как близкая смерть. В обширном здании установилась непривычная тишина, будто сотен людей здесь и не было. Жёлто-белые полоски лучей, разделяющие колонны, продвинулись ещё дальше и немного поблёкли. Из внешнего мира прорывался запах приближающейся грозы.
   Первый человек Бактуна плавно погладил лоб большим пальцем и непривычно тихо изрёк:
   - Ты известна своей дерзостью, но сейчас ты превзошла даже себя. Ты отказываешься назвать имя второго заговорщика. Очевидно, ты плохо осознаешь опасность сложившегося положения. Вся наша каста сейчас теряет доверие. Идры и ксанги возмущены произошедшим. Они требуют наших действий. Промедление способно поколебать сами основы Бактуна. Как ты этого не понимаешь? - Он чуть ли не беспомощно развёл руки в стороны, как бы извиняясь перед всеми за последующие слова. - Ввиду всего этого, я данной мне властью назначаю крайнюю меру - пытки.
   Гилею передёрнуло, словно от прикосновения раскалённого металла. У присутствующих женщин вырвался невольный возглас изумления, мужчины склонились друг к другу и принялись оживлённо перешёптываться.
   Пытки члена касты стратигов - крайне редкая мера, и мало кто помнил, когда к ней прибегали в последний раз. Отдельные недоброжелатели даже прониклись сочувствием к бедной девушке и искренне надеялись на её немедленное признание, избавляющее от ненужной жестокости.
   Побледневший тай-Валинес стоял с закрытыми глазами и слегка покачивался. Испуганный взгляд Гилеи скользнул дальше и наткнулся на прокладывающего путь сквозь толпу Кимона. Лицо его говорило о решительности - он собирался предотвратить её истязания, выдав себя.
   Только не это!
   Сорвавшись с места, Гилея ринулась к выходу из Свода так стремительно, что один из стариканов, мимо которого она промчалась, от неожиданности завалился на соседа.
   Лишь вырвавшись из ненавистного окружения людей и мрамора, она смогла дышать по-настоящему, сил в ногах прибавилось. Перепрыгивая сразу через пять ступенек, Гилея неслась вниз. Слово "пытки" продолжало гулким эхом отдаваться в ушах, бурлящие внутри страх и отчаяние подгоняли её.
   Гилея мчалась по главной дороге, уходящей на восток, и одноэтажные дома бежали вместе с ней с обеих сторон. Как назло, улицу запрудили множество людей и животных: молодые парни таскали ящики с виноградом, женщины развешивали бельё, дети играли в камешки, а двое ослов, нагруженные мешками с чечевицей, лениво плелись к складам. Гилея резко подалась влево, пропуская плетельщика корзин, перемахнула через бочку и припустила дальше. Многие узнавали её и не удивлялись чудачествам сумасбродной девчонки-стратига. Обернувшись на ходу, она заметила вдалеке четверых преследователей из ксангов. Воины окриками разгоняли толпу и медленно, но уверенно сокращали расстояние.
   Гилея нырнула в узкий переулочек и на бегу ухватила короткий нож, торчащий из колодки у дома сапожника. Возмущённый ремесленник сначала собирался поднять бучу, но потом махнул рукой, ворча о причудах молодых стратигов.
   Не прошло и пяти минут, как Гилея оставила за спиной скопление жилищ и продолжила бег уже по холмам. Дышать становилось всё тяжелее, сердце громко билось о рёбра, ноги стали тяжёлыми. Приходилось постоянно лавировать между торчащими из земли кустами, большими камнями и низкорослыми деревцами. Несколько раз она едва не падала, когда натыкалась на коварные бугорки. Скрещённые на её спине взгляды преследователей казались буквально осязаемыми. Вот-вот они протянут руки и схватят её за плечи, повалят на землю.
   Не сбавляя скорости, Гилея со всего разгона сиганула с обрыва. Поток воздуха ударил в лицо, шум водопада резанул по ушам. В этот раз она не ощутила так любимого ею мига невесомости, а лишь ухнула тяжёлым грузом, заранее вытянув руки и сложив ладони. Волны приняли её, хотя спасения не обещали.
   Как можно быстрее вынырнув на поверхность, Гилея что было силы поплыла к водопаду. Неспокойное море мешало ей, волны накрывали с головой, затрудняя движение и не давая надышаться. Бог ветра Ивентал с силой надувал толстые щёки и баламутил воду, становилось прохладно.
   Гилея мысленно как бы заплывала вперёд, и тогда та, другая звала её к себе, давая ориентир и позволяя удерживать сумасшедший темп. Тело более не желало терпеть такие нагрузки, но кто его будет слушать.
   Наглотавшаяся воды Гилея доплыла до плоского камня и вылезла на него. С неё потоками бежали ручейки, её колотило от перевозбуждения и озноба, кашель грозил разорвать горло.
   Прямо перед ней клокотал на больших камнях водопад, оглушая шумом и искалывая кожу острыми брызгами.
   Четверо ксангов стремительно приближались мощными взмахами крепких рук. Неспокойное море ничуть их не тревожило, головы и руки воинов то показывались, то снова исчезали среди волн.
   Страх пеньковой верёвкой опутал всё тело Гилеи, заставляя метаться из стороны в сторону. Хлынувшие слёзы безысходности мешали ясно видеть, море и скалы расплывались перед глазами, всё сливалось в мутное пятно. Грохочущий водопад лишал слуха, и, казалось, у неё остаётся всё меньше и меньше органов чувств. Упав на колени, она запрокинула голову и часто заморгала - унять слёзы не получалось.
   "Бэллая, услышь меня! Помоги мне! Сделай хоть что-то! Я всегда почитала лишь тебя одну. Не бросай меня теперь, когда ты мне так нужна... Почему ты молчишь?!".
   Вскочив на ноги, Гилея колебалась всего пару секунд, затем устремилась к центру потока. Огромная масса воды накинулась сверху, вдавливая в землю, угнетая волю, лишая сил. Гилея старалась двигаться вперёд, но вода падала на неё, точно обрушенная кем-то гора. Не в состоянии сделать и шага, Гилея с трудом вернулась на плоский камень. Тут же хлестанул солёный морской ветер, набежавшая волна ударилась о валун неподалёку, разлетелась вдребезги и окатила целым каскадом брызг.
   На камень выбрались двое ксангов, и в одном из них она узнала бойца, входившего в её группу на состязании. Третий и четвёртый следовали сразу за ними.
   Гилея выхватила нож и закричала, стремясь отчаянным воплем то ли заглушить водопад, то ли напугать воинов; с тем же успехом можно было надеяться остановить надвигающуюся грозу. Борясь с парализующей разум и волю паникой, Гилея дёргала коротким ножом из стороны в сторону. Она сама не понимала, чего желает добиться. Надежды справиться с четырьмя ксангами у неё не было. Они схватят её, будут пытать, принудят выдать Кимона. Её слова убьют его. Как она тогда будет жить?!
   Разум её больше не работал, руки двигались сами по себе. Поддавшись внезапно нахлынувшему порыву, она высунула язык и одним резким, невероятно решительным движением резанула по нему, отхватывая его насколько представлялось возможным. Страшная боль ворвалась в неё, слёзы ослепили окончательно, земля взмыла навстречу, и Гилея рухнула на камень. В этот миг ей показалось, что бог смерти Хедикс крепко сжал её в своих объятьях и больше не отпустит.
   Всегда решительные и невозмутимые ксанги замерли над девушкой, не совсем понимая, как действовать дальше. Они получили от Великого стратига строгий приказ вернуть беглянку, ни в коем случае не причинив ей вреда. Но как можно было уберечь её от причинения вреда самой себе?
   Водопад продолжал бесноваться возле них в пене и брызгах, море хмурилось высокими волнами, солнце больше не показывалось.
   Гилея скорчилась на скользкой поверхности камня, выдыхая собственную кровь изо рта, царапая гранит и срывая ногти; в этот миг она могла думать только о нём. Она больше не боялась пыток. Они не смогут заставить её отправить Кимона на закланье. Она не выдаст его.
   Теперь боль надолго стала её лучшим другом, хоть и самым жестоким.

Глава 27

  

У нас со смертью тайный договор:

Мы создаём, она же - убирает сор.

(Из песни сказителей Корсии)

  
   Оставив старую крепость, четверо путников за день покрыли расстояние до полноводной Веи. Нанять ялик в речном селении не составило большого труда и дальнейший путь они проделали по воде вниз по течению. До Нильвоса добрались вечером восьмого дня, завалились в ближайший постоялый двор и рухнули на кровати, возмещая глубоким сном все тяготы и невзгоды путешествия.
   Ещё восемьдесят лет назад Нильвос представлял из себя скромное рыболовецкое поселение, приютившееся на правом берегу Веи. Обилие рыбы, плодородность окрестных земель и выгодное расположение для торговли по воде быстро превратили посёлок в настоящий город с населением в сорок пять тысяч человек.
   Река в этом месте делала крутой поворот, создавая некую петлю, затем мчалась на юго-запад, впадая в конце концов в Шаткое море. Вот всё пространство внутри этого изгиба и заняли дома, склады торговцев, мастерские, харчевни и даже небольшая верфь, спускающая на воду речные суда.
   Приезжая в Нильвос, купцы с радостью закупали вяленую рыбу, меха, хмельное пиво и зерно. Затем плыли к морским портам и с выгодой продавали всё ассултским торговцам или дельцам из Бактуна. Особенно бойко в последние годы шла торговля строительным лесом и пшеницей. Островной народ скупал эти товары в неограниченных количествах, и многие купцы живо ухватились за возможность хорошо подзаработать. Назад торговцы везли пряности, благовония, драгоценные камни, изюм, морскую соль.
   В городских советах запада Корсии нынче всё чаще заседали не военные и землевладельцы, а купцы, что наживали себе огромные состояния и потребовали права участвовать в решении главных вопросов.
   К позднему утру следующего дня выспавшиеся путники выбрались из постоялого двора и отправились в город. Невзирая на привычную хмурость осени, сегодняшний день выдался довольно тёплым, безветренным и немножко ленивым. Хлебная улица приветствовала их целым вихрем сдобных ароматов. Каждый уважающий себя владелец пекарни старался как можно скорее испечь новую порцию горячего хлеба, булочек, крендельков, рогаликов. Непривычно много надельников тарахтели разновеликими тележками, переправляя на рынок драгоценный урожай. Особенно бросалось в глаза обилие моркови, лука и пшеницы.
   Бредя по шумной улице и видя вокруг множество беззаботных людей, Игнис испытал непривычное чувство спокойствия. За ними никто больше не гнался, прислушиваться к подозрительным звукам нужды нет, да и вообще, переговорив с городским советом и отправив вестовую птицу, они могут никуда не спешить. В Оплот Запада им в любом случае нужно попасть, но речь теперь идёт о долгих сборах военного совета, стягивании армии и выдвижении на северо-восток. Отныне это вопрос месяцев, а не дней.
   Игнис и Мастер отправились прямиком в ратушу, а Капитану с Эвоем предписывалось отдыхать и наслаждаться мирным течением жизни в Нильвосе. Встретиться договорились ближе к вечеру на постоялом дворе. Заглядывать наперёд никто не хотел, поэтому все прочие решения молчаливо согласились оставить на потом.
   Игнис и Мастер продрались сквозь суету кричащего сотнями голосов рынка и вышли к двухэтажной, выложенной из камня ратуше. Весь первый этаж занимал городской архив и библиотека, второй же отводился для чиновников, сборщиков подати и прочих важных персон.
   Десять минут у Игниса ушло на убеждение престарелого писаря в необходимости созвать городской совет. Лишь весомость Мастера убедила крючкотвора с ворчанием приступить к делу. В итоге отцы города собрались только через час.
   В меру просторный зал, тонущий в потоках солнечного света, радушно принял шестерых сановников и двоих гостей. Игнис уселся в тяжеленное кресло с резными завитками и кратко рассказал собравшимся о падении Оплота Севера.
   Насупленные выражения лиц сменились недоверчивыми, затем тревожными и, наконец, растерянными. Бывалые сановники считали себя умудрёнными опытом людьми, способными решать самые сложные вопросы, но к такому известию никто не был готов. Молчание длилось минут пять, пока глава совета - преклонных лет, лысеющий, рыхлого сложения мужчина с хмурым лицом - не откашлялся, привлекая внимание:
   - Это крайне печальное известие. Мы сегодня же пошлём известие вестовой птицей в Оплот Запада... Вы пока останетесь у нас?
   - Мы отдохнём пару дней и пойдём дальше на запад, - сообщил Игнис. - Там будет собираться армия. Дальше поход к Оплоту Севера. К весне, думаю, выступим.
   С другого края стола пошевелился комендант гарнизона - невысокий мужчина лет пятидесяти, со строгой выправкой и усталыми глазами:
   - Южным городам нечего бояться. Там сильные гарнизоны. Кочевникам их не взять. А вот что мешает им перейти Плоский перевал и двинуться на нас?
   - Конная армия вдоль Веи, - неуверенно предположил один из членов совета.
   - Она не так многочисленна, как вы думаете. И все вы знаете, что наши конники слабы против степняков. Война Яростных пик многому нас научила. Я прикажу послать к ним гонца, но это мало поможет. Переправ через Бурную и Стриж много и на них нет мощных укреплений.
   - Каковы ваши силы? - осведомился Игнис.
   - У нас небольшой гарнизон. Город вообще не годится для длительной обороны. В военном отношении нас используют лишь как тренировочный лагерь для новобранцев. Мы в состоянии выставить около пяти сотен солдат. По большей части рекруты и охотники. Плюс сорок всадников из Резвой сотни. Четверо Стылых из Оплота Запада тут в качестве наставников для молодёжи. Тридцать четыре бойца с Оплотом.
   - Ничего не могу утверждать, - Игнис смотрел на коменданта, - но у меня ощущение, что плосконосые не пойдут вглубь страны. Они вынашивают какие-то хитроумные планы. Стоит ожидать не крупного вторжения, а средней величины разведывательных отрядов.
   - Оборона, важна оборона, - зачастил толстощёкий член совета, смахивающий на купца.
   Комендант покосился на него с плохо скрываемым пренебрежением:
   - Я займусь всем необходимым. Надо ускорить набор рекрутов. И чтобы больше мне никаких брюзжаний касательно "непомерных расходов на лишних людей". Вы, уважаемые, забылись от торговли. Войной пронизана вся наша история. Бело-золотые, норды, степняки - все они спят и видят нас раздавленными. Пару десятилетий спокойствия ничего не значат.
   Новые расходы явно напугали членов совета, в зале поднялся ропот, но внезапно вскинутая рука Мастера заставила всех замолчать.
   - Упорствующий с малым станет пленником большого. Боясь потратить малость из нажитых богатств, вы рискуете потерять всё, - он пригладил бороду и вздохнул. - Никто не против мирной торговли. Но время войны - это время войны. Хранитель Запада вправе забрать у вас всё, если потребуется. Корсия держится на Оплоте, вере в него, мудрости Мастеров и отваге воинов. Или богатства купцов Ассулта не дают вам спокойно спать?
   Угрюмые лица отцов города явили наглядное подтверждение справедливости последних слова Мастера. Спорить никто не решался.
  

***

   Предоставленные сами себе Капитан с Эвоем гуляли по городу. Случайно наткнувшись на оружейную лавку, они выбрали подходящий кинжал для паренька. Эвой был на седьмом небе от счастья. Периодически доставал оружие из ножен, вертел его в руках, наблюдая, как яркие блики прыгают по стальной поверхности.
   Млея от солнечных лучей, гуляющие вышли к берегу Веи. Рыбацкие лодки скользили вниз и вверх по течению, с пирса гремел ядрёный голос распорядителя, следящего за погрузкой корабля, вокруг сновали носильщики с тюками и бочками, подванивало выпотрошенной рыбой и смолой.
   Эвой порывался искупаться в реке, но забредя по колено в воду мигом растерял весь кураж. Несмотря на погожий день, осень налагала прохладный отпечаток на реку. При упоминании еды паренёк оживился, и Капитан повёл его к ближайшему приличному заведению. Таковое нашлось в пяти минутах ходьбы от набережной - харчевня "Пасть".
   Прямо с порога их захлестнула волна тепла, света, шума и запахов отменно приготовленных рыбных блюд. Четверть столов занимали разнородные компании, в воздухе витали пивные и винные пары.
   Капитан умостился за угловым столиком и, сделав заказ, потёр руки в предвкушении. Непривычный к подобной обстановке Эвой озирался вокруг, лицо его светилось воодушевлением. За последние дни в парне появилась некоторая уверенность, затравленный взгляд сменился более спокойным, движения стали менее порывистыми и суетливыми. Постоянные занятия с кинжалом, несомненно, шли ему на пользу, что несказанно радовало Капитана.
   Вскоре грудастая служанка вынесла из кухни дымящиеся блюда и высокую кружку с пивом. Разместив всё принесённое перед гостями и состроив глазки Капитану, она спешно удалилась.
   Не в силах более сдерживаться, Эвой набросился на еду, торопливо оттяпывая от рыбины крупные куски. Во всей Корсии не было лучшего блюда. Нежная сёмга, характерный привкус базилика, ароматный лук-резанец, слабожгучий розмарин. М-м-м...
   Сдув пенную шапку, Капитан потягивал холодное пиво и на лице его отражались удовлетворение и расслабленность.
   Сидящий за соседним столиком ремесленник чуток захмелевшим голосом рассказывал двум другим приятелям весёлые байки:
   - Слышали, недавно к лесорубам прибился новенький. Они дали ему в руки топор, и он пошёл валить деревья. Весь день валил. Все ушли домой, а он продолжал валить. Утром видят: пол-леса нет. Находят его и спрашивают, где он раньше жил: "На Жухлой равнине". - "Так там же степь и ничего нет". - "Правильно, и здесь ничего не будет".
   Капитан засмеялся вместе с остальными, глотнул из кружки и повернул голову на новый звук. В самой середине беззаботной компании пытался встать шатающийся сказитель. Его неуверенно дёргающаяся назад нога всё никак не могла совладать со стулом. Выпрямился он с трудом. Чаша, повинуясь движению его руки, резко ушла махом влево, и сосед тотчас ощутил на рубахе обильные брызги расплескавшегося вина. Гордо задирая подбородок и вытягивая руку вперёд, сказитель надсадно продекламировал:
   И вот усталый хотел бы я уйти,
   Если б тебя с собою мог бы унести!
   На последнем слове голос его дрогнул, и красноречивый разом сник. Малопослушные ноги потащили грузное тело к выходу. Или может там уже три выхода?
   Один из стульев за дальним столиком опустел, и Капитан заметил крепко сбитого мужика, сгребающего медные монеты. Блит. Никогда офицер ночной стражи не жаловал эту игру, но сейчас почему-то захотелось сыграть разок для полного счастья. Он поднялся и, велев Эвою не уходить из харчевни, перебрался за игровой столик.
   Правила блита довольно просты. Играют двое, каждый кладёт одну начальную монету на свой край стола. Далее игроки по очереди делают ходы, бросая монеты. При этом бросок нужно делать отскоком от любой своей монеты на столе. Попал отскоком в монету противника - она твоя, забирай. Не попал в свою монету или она улетела за стол - потерял её. Монеты одного игрока повёрнуты кверху решкой, другого - орлом, дабы не путать свои с чужими. В итоге каждый игрок старается добраться до начальной монеты соперника. Кто первым выбил её - тот и победил.
   Достав кошель, Капитан выловив начальную монету и положил её на край стола. Закончив собирать выигрыш, мужик равнодушно глянул на нового соперника и молча положил начальную монету на столешницу со своей стороны.
   Проходящий мимо выпивоха прошептал на ухо офицеру ночной стражи, что здоровяка кличут Молчуном, и он здесь лучший в блите.
   Меж тем Молчун бросил монету, медь ударилась о медь, и кругляш отлетел вперёд на расстояние ладони - точный ход. Вскоре окончательно выяснилась стратегия соперника - выдавливание. Игроки такого уровня не любили полагаться на удачу и ставить всё на один рискованный ход. Они вели одновременно несколько цепочек к позициям противника, с каждым броском отвоёвывая пространство на столе.
   Лишь начав выстраивать аналогичную стратегию, Капитан решил отказаться от неё. Все новые медяки он теперь клал поверх начальной монеты. Такое обычно делали, когда хотели по каким-то причинам пропустить ход. Текущие же действия говорили о желании пропустить все ходы.
   Через десять минут перед Капитаном, опасно покачиваясь, выстроилась целая башенка из медяков. Для победы сопернику теперь достаточно было попасть в любую часть столбика.
   Молчун действовал предельно осторожно, и на лице его не отражалось ровным счётом никаких эмоций, хотя небольшая растерянность от непонятной стратегии Капитана его всё же грызла.
   Две линии монет хищными щупальцами протянулись к башенке, подступив на расстояние в три ладони. Ближайшим ходом Молчун предпримет решающую атаку - в этом не было никаких сомнений.
   Капитан заглянул в изрядно опустевший кошель и выудил большую серебряную монету. Взвесив в руке тяжёлый кусок драгоценного металла, он улыбнулся:
   - Серебряная монета - ведь тоже монета. Для хорошего человека ничего не жалко.
   Глубоко вздохнув и прищурив левый глаз, Капитан размахнулся и швырнул серебряный со всей силы в кропотливо возведённую башенку. Увесистый кусок серебра врезался чуть выше середины столбика, и монеты со звоном покатились по столу, разлетаясь во все стороны. Четыре из них добрались до противоположного края, и одна таки зацепила начальный медяк Молчуна.
   Губы Капитана расплылись в улыбке, замершее в ожидании сердце ожило.
   - Это ваши, - указал он на упавшие со стола монеты, - остальное моё. Серебряный тоже остался на столе. Удачно, не правда ли?
   К этому времени вокруг столпилась целая гурьба посетителей, сыпались шумные поздравления. Громче всех победителя приветствовали заядлые игроки, просадившие Молчуну не одну сотню медяков.
   Проигравший и не думал собирать лежащие по полу монеты. Он тяжело поднялся и, опёршись руками о стол, нагнулся вперёд. Источающий угрозу взгляд его впился в удачливого соперника.
   Толпа немедля подалась назад, и вокруг установилась звонкая тишина. Никто, однако, не покинул заведение, все ожидали развязки. Сытый, процветающий, никогда по-настоящему не знавший тягот войны Нильвос изголодался по представлениям, люди жаждали свежих развлечений.
   С зевком потерев глаза, Капитан беззаботно воззрился на замершего глыбой над столом Молчуна:
   - Давай, не стесняйся. Вдруг ветеран войны Яростных пик не успеет призвать Оплот. Мне повезло со столбиком монет, авось и тебе повезёт.
   Услышанное крепко озадачило Молчуна, он заметно выпрямился и оставил в покое рукоять ножа. Потоптавшись на месте, он осознал бесперспективность попытки физической расправы и, зло хлопнув дверью, оставил заведение.
   Шум и радость вернулись в харчевню. Закончив принимать поздравления и собрав выигрыш в кошель, Капитан поискал глазами Эвоя и не смог найти его в зале. Беспокойство проснулось внутри, мигом стерев улыбку победителя с лица.
   За одним из столиков гордо восседал молодой мужчина и заинтересованно наблюдал за происходящим. Черноволосый, с ясным взором и гибким телом - он тянул на звание похитителя женских сердец.
   Капитан подошёл к нему и присел рядышком:
   - Вы тут парня не видели? Веснушчатый такой, худой.
   - Видел. Он всё время активно болел за вас. Поздравляю, кстати. Молчун всех уже достал...
   - Парень, - нетерпеливо оборвал Капитан.
   - Ну да, парень... К нему вроде доходяги какие-то подошли, и он ушёл с ними.
   - Что за доходяги?
   - Не знаю. Я особо их не рассматривал.
   - Ладно, спасибо.
   Капитан отыскал самого ушлого на вид завсегдатая харчевни и практически насильно выволок его на улицу. Посыпались протестующие возгласы, но обещание целого бочонка пива возымело нужное действие.
   - Ты должен знать местных воротил.
   - Каких ещё воротил? - захлопал глазами мужик.
   - Что в городе промышляют и всегда в курсе тёмных делишек. Кто главный в этом районе?
   - Окунь. Мерзкий типчик.
   - Веди.
   - Да на кой он мне...
   Капитан резко схватил мужика за рубаху и притянул к себе:
   - У меня настроение что-то испортилось. Могу больно сделать.
   Икнув два раза подряд, выпивоха дохнул запахом пива и вяло махнул рукой направо.
   Людей на улице становилось всё меньше, разгрузочно-погрузочные работы у причалов почти прекратились, хотя по реке ещё сновали отдельные лодки.
   Шагая по пропахшим рыбным духом улочкам, Капитан приходил во всё большее отчаяние. Чутьё бывалого офицера говорило ему о случившейся беде. Перед глазами назойливо висел образ песочных часов, любая минута промедления грозила обернуться несчастьем. Опоздай он хоть ненадолго - и ничего уже не исправить. Как он мог позволить себе увлечься блитом?! Оставил парня без присмотра. О чём он только думал?! Хотя он, скорее всего, вообще не думал.
   Подгоняемый резкими окриками проводник довёл его до неказистого на вид домика в трёх кварталах от причалов:
   - Тут он обитает... Ну всё, мне пора.
   - Стоять! - крепкие пальцы схватили провожатого за шиворот, и он чудом удержался на ногах.
   Капитан постучал в дверь и отступил на два шага. Минута ожидания ничего не принесла, и он постучал вновь... Тишина. Ещё через минуту нога его с треском врезался в старые доски, непрочный засов сломался, и дверь распахнулась вовнутрь. В нос ударил запах тушёной капусты и чеснока.
   Из ближайшей комнаты выскочил вороватого вида дядька и без разговоров кинулся на непрошенного гостя с ножом. Капитан немедля качнулся влево и саданул ногой на уровне пояса. Противник шарахнулся в сторону, но не избежал удара каблуком сапога. Бандит попытался пырнуть снизу, однако прямой удар под дых свалил его на пол.
   - Ты Окунь? - Капитан придавил поверженного коленом.
   - Не-е-т.
   - Где Окунь?
   - Пошёл ты!
   - Иду, - Капитан подобрал валяющийся слева нож и с размаху воткнул его в ладонь бандита, пригвоздив её к полу. Дядька взревел и задёргался.
   - Повторяю вопрос. Где Окунь?
   - Ы-ы-ы... Падло-а-а... Пошёл ты!
   Вытянув дирк из-за голенища сапога, Капитан приложил его к уху упрямца. Ответа не прозвучало, и через секунду бандит лишился куска плоти. Кровь хлынула из раны, пачкая тёмные доски. Страшно заорав, раненый заметался на полу, густо посыпались проклятья:
   - Падло!.. Гнида!.. Зароем!..
   Лезвие дирка перебралось ко второму уху, и тут бандит таки заговорил:
   - Улица Малой Верфи... Высокий дом с зелёными окнами... Не знаю ничего больше...
   - Если соврал - я вернусь, - пообещал Капитан и выскочил на улицу.
   Сумерки принесли с собой вечернюю прохладу, от воды тянуло влагой. Провожатого и след простыл - значит дармового пива не получит.
   Капитан выведал у случайного прохожего о расположении нужной улицы и помчался туда. Повернув два раза налево, он нырнул в тесный проулок, взял правее и вскоре оказался на Малой Верфи.
   Однотипные дома из дерева и жёлтого кирпича высились с двух сторон. На верёвках над головой покачивалось сушащееся бельё. Настил в этих кварталах почти сгнил, а новый прижимистые отцы города стелить не спешили.
   Держа в поле зрения окна, Капитан прошёл улицу насквозь и оказался перед лицом двоих бандитов. Они стояли как раз у дома с зелёными окнами, подпирая стену. Старший на вид подбрасывал и ловил мелкую монету. Левый глаз его был заметно уже правого и влажно поблескивал вывернутым красным веком. Именно такого человека подмывало прозвать Окунем. Второй обретался за спиной главаря, вертя в руках короткий ножик с тонким лезвием. Опасение вызывала их численность - вряд ли шайка состоит всего из двоих.
   Окунь ловко покатал монету по пальцам и прогнусавил:
   - Потерял чего, уважаемый? Мож помочь? Добрые люди должны помогать друг другу.
   - Ага, помогать, - поддакнул сзади второй бандит.
   - Ты спрашивай, не тушуйся.
   - Ага, не тушуйся.
   Тревога Капитана частично улеглась. Он ощутил лёгкий порыв ветра, принёсший запах рыбы, жареного лука и свежеобтёсанных досок. На потемневшем небе обозначился нечёткий облик луны.
   - Ну так чё, дядя, помощь нужна?
   - Ага, помощь?
   - Нужна, - спокойно ответил Капитан. - Я ищу мальчика. Четырнадцати лет, веснушчатый, худой.
   Подкинув и снова словив монетку, Окунь ощерил рот с двумя рядами жёлтых зубов:
   - Так устроим. Есть такой. Пять серебряных.
   - Ага, серебряных.
   - Идёт, - Капитан отцепил тугой кошель и бросил его вожаку. Окунь поймал его одной рукой, а следом словил горлом и остриё дирка.
   Подельник среагировал молниеносно и метнул нож. Усиленная Оплотом реакция заставила Капитана податься влево, уклоняясь от броска. Прыгнув вперёд, он отразил встречный выпад и кольнул мечом в грудь. Противник сдавленно захрипел и осел на землю.
   В районе окон второго этажа послышалось какое-то шевеление. Недолго думая, Капитан прильнул к каменному цоколю и согнулся пополам. Над головой просвистела стрела, ткнулась в деревянный настил позади. Усиленная Оплотом реакция оказались очень кстати.
   Одним длинным прыжком Капитан оказался у входной двери и шибанул в неё плечом. Внутри что-то задребезжало, донёсся звук бьющейся посуды. Последовал новый толчок, но засов не поддавался.
   "Удачи тут, очевидно, не дождёшься".
   Держась впритирку к стене, Капитан проскочил к углу и на ходу вытянул дирк из горла Окуня. Между домами виднелся совсем крохотный проход, и телу протиснуться в него удалось с большим трудом. Мало-мальски полному человеку здесь вообще делать было нечего.
   Через полтора десятка уверенных боковых шагов взгляду открылся неприглядный на вид задний двор. Куча гниловатых дров, туалет, выгребная яма, противное зловоние.
   Как и предполагалось, задняя дверь выглядела значительно более хлипкой. Капитан разбежался и налетел на неё всем весом. Задвижка звякнула, выдирая гвозди, дверь распахнулась. Он кубарем вкатился внутрь, вскочил. Небольшая кухонька со столом и табуретками, остатки еды, вторая дверь. Капитан схватился за ручку и потянул на себя, готовясь отпрыгнуть вбок при любой опасности.
   Прихожая пребывала в запустении, близ входной двери валялись черепки разбитого кувшина.
   На лестнице слева раздались чётко различимые шаги. Стуча каблуками сапог, по ступенькам торопливо сбегал мужчина с коротким кинжалом в руке.
   Капитан схватил бегущего за лодыжку и рванул на себя. Оставшуюся часть пути вниз бандит проделал кувырком. Прекратив катиться у входной двери, он с кряхтением попробовал встать, попутно шаря рукой в поисках выроненного кинжала. Не давая сопернику очухаться, Капитан подскочил к нему вплотную и с силой вмазал ногой по челюсти. Бандит сухо выдохнул и растянулся на полу. Кровь обильно засочилась из разбитого носа и губ.
   Сзади на лестнице характерно щёлкнула тетива. Капитан опрометью метнулся на пол и перекатом ушёл вправо. Вскочил, развернулся. Меч остался лежать на полу, рука потянулась к засапожному кинжалу.
   Присев между перилами, лучник смотрел на мишень с высоты второго этажа. На тетиву как раз легла вторая стрела.
   В мгновение ока приняв решение, Капитан бросился к двери на кухню. Под ногами затрещали черепки. На скорости влетев туда, он резко остановился и прижался к косяку, дверь захлопнулась. Пальцами Капитан с наслаждением ощутил шероховатость рукоятки дирка, и уверенности прибавилось.
   В доме установилась полная тишина. Из прихожей не слышалось ни единого звука, словно стрелок испарился. Усиленный Оплотом слух напрягся до боли, но всё равно ничего не удавалось различить. Даже лёгкий шорох не тревожил мирное безмолвие. Лишь сердце учащённо билось внутри, напоминая о тревожно тянущихся секундах. Лунный свет слабо проникал через запыленное окно кухни. Уборку здесь, похоже, не делали со времён Тощей войны.
   В течение двух минут противник не предпринимал никаких действий. Выжидать на лестнице или в глубине второго этажа - тоже неплохая тактика. Капитан полностью обратился в слух и тем не менее едва не пропустил появление лучника со стороны заднего двора.
   "Обошёл-таки, стервец".
   Тетива вражеского лука хлопнула, и стрела устремилась к жертве. От неминуемой гибели спасла вовремя схваченная и выставленная табуретка. Наконечник с хрустом вошёл в толщу дерева.
   Не выпуская "бытовой щит" из рук, Капитан ринулся на врага. Лучник выхватил новую стрелу из колчана, но выстрел прервала полетевшая вперёд табуретка. Противник вынужденно отступил в сторону и назад. Изделие местных ремесленников прошло мимо и с треском влетело в кучу дров, пара мелких поленьев отскочили к туалету.
   Увидев быстрое приближение опасности, стрелок отбросил лук, и в руке его хищно сверкнуло лезвие кинжала. Клинок до боли напоминал родной дирк. Бандит осклабился и демонстративно перебросил кинжал из руки в руку.
   - Ну давай, смелее! - одновременно с этим он делал приземистые боковые шаги, будто стелясь над землёй. - Убьёшь меня - и всё равно сдохнешь.
   - Спасибо, я знаю, - процедил Капитан.
   Пальцы его обвились мягким хватом вокруг рукоятки, и он атаковал первым. Остриё дирка пронеслось на расстоянии ладони от вражеского носа. Противник сделал шаг навстречу и махом ударил справа, целя в сердце. Капитан мгновенно отреагировал уклонением и полоснул соперника по груди боковым лучом. Бандит хрипло взревел и не раздумывая кинулся на обидчика. Клинок в течение пяти секунд с бешеной яростью рассекал воздух. В налитых кровью глазах горела злоба и желание убивать. Удар ногой по колену застал бандита врасплох, а следом в бок ему вонзился дирк.
   Капитан оставил жертву слабо подёргиваться в луже крови и развернулся к дому. С окна второго этажа до земли свисала верёвка. Так стервец и обхитрил его.
   Переживания за Эвоя нахлынули с новой силой. Паникующий бандит мог и прирезать парня. Сердце бешено стучало в груди, и лишь силы Оплота помогали справляться с волнением. Нечто внутри ясно говорило, что юноша жив, но тревога всё равно не проходила.
   Капитан вернулся в дом и вбежал в прихожую. Под сапогами снова затрещали глиняные черепки. Отправленный в забытьё бандит так же неподвижно лежал у лестницы. Подобрав обронённый меч, Капитан поднялся на второй этаж и сразу направился к нужной двери. Странное ощущение помогло сделать безошибочный выбор.
   Заперто.
   Ключ удалось отыскать на поясе валяющегося без сознания бандита. Капитан взбежал по ступенькам и замер в нерешительности. Страшные картины растерзанного паренька всплывали в мыслях. При этом каждая новая выглядела страшнее предыдущей.
   Ключ повернулся, дверь распахнулась.
   Эвой сидел на полу, сжавшись в комок и обхватив колени руками. Мерзавцы даже не потрудились его связать, вместо этого запугали до полусмерти. Увидев Капитана, он радостно вскрикнул и повис у него на шее:
   - Они... Я... К-к-когда... Они нож приставили... Сказали и меня, и вас убьют... Я пошёл с ними... Они...
   - Я знаю, знаю, - Капитан успокаивающее похлопал его по спине. Сердце учащённо билось, но теперь уже от радости.
   Они спустились на первый этаж и, открыв входную дверь, выбрались на улицу.
   Небо окончательно налилось чернотой, ветерок раскачивал сушащееся на верёвках бельё, гладил прохладой по лицу. Улица пустовала. Возможно, кто-то и позвал стражу, но бравых вояк пока видно не было.
   - Спешу поздравить вас с новой победой, - встреченный в харчевне симпатичный молодчик плавно оттолкнулся рукой от угла дома. Обойдя труп, он подошёл ближе и остановился в пяти шагах.
   Только сейчас Капитан окончательно понял типаж смазливой внешности мужчины - восточный. Стрижка по местной моде и удачно подобранная одежда не могли до конца скрыть характерные черты кочевника.
   Капитан положил руку на плечо Эвоя и шепнул:
   - Быстро беги на постоялый двор. Он близко. Давай.
   Паренёк на удивление не стал спорить, припустил вверх по улице.
   В руке противника возник нож, но дирк Капитана рассёк воздух раньше. Соперник вынужденно прильнул к стене, пропуская лезвие, и это дало Эвою время немного отдалиться.
   Шияр отличался неимоверной скоростью и проворством. Будь у него в левой руке вместо кинжала второй меч - он бы легко сошёл за Вирида. Бандиты, скорее всего, действовали по его указке.
   Капитан бросил силы Оплота в ловкость и теперь отбивался на пределе возможностей. Он не надеялся выстоять против такого напора. С луком и на расстоянии он бы побеседовал с этим типом, а так приходилось всё время пятиться, изворачиваясь и блокируя нечеловечески стремительные выпады.
   Двигаясь с запредельной скоростью, шияр, казалось, заполнял собой всю улицу. Капитан и так понимал, что ему теперь никуда не уйти, но увидев, как в ноге застрял метательный нож, уяснил это окончательно. Вот она, настоящая смерть - рядом, всего в одном шаге, вращает перед ним клинками.
   Пусть. Не страшно. Эвой не пострадал.
   Вскоре появилась предательская слабость. Капитан успел сделать нетвёрдый шаг назад, прежде чем рана в боку догнала его болью и швырнула на колени.
   Произошедшее после выглядело сплошным бредом. Некто прохожий на Игниса образовался из ниоткуда. В стену дома напротив влетел предмет, разбился, вспыхнуло пламя. Недолго звенела сталь, затем звуки прекратились. Похоже, кто-то склонился над ним и попросил не выходить из Оплота; кто-то другой плакал и молил кого-то спасти. В голове нарастал непонятный шёпот, куда-то звал. Темнота вспыхивала яркими огнями, затухала, опять загоралась. Шум сменился тишиной, боль - лёгкостью. Наконец всё исчезло.
  

Глава 28

Самая тяжёлая ноша - это постоянно быть сильным.

(Восьмой Басилевс Ассулта Гулшан года Разлива)

  
   Маленькую комнатку наполнял свет одинокой масляной лампы. Иногда огонёк подрагивал, случайно ловя дыхание читающего человека, и тогда неровные тени приходили в движение, начинали бегать по книжным полкам, занимающим большую часть помещения. Толстый слой пыли покрывал самые невостребованные свитки; на приютившейся у стены кровати валялось несколько фолиантов, не возвращённых пока на законное место; длинный кинжал и чаша с сильно разбавленным маюжским вином дежурили на столе возле правой руки.
   С самого утра засев за книги, Еншая погрузился в чтение и утратил всякое ощущение времени. Между тем за стенами резиденции Лиги утро сменилось днём, день - вечером, и сейчас ночь вплотную подступила к столице.
   Еншая перебрал уже четыре плана, разослал в крупные города множество предписаний, два раза попробовал заманить предателя в ловушку, но всё оказалось напрасным. Не видя другого выхода, он решил обратиться к мудрости былых веков и целый день посвятил чтению старых книг.
   Его комната давно превратилась в целую библиотеку со множеством старых и сравнительно новых трактатов, но никто пока не создал более полезной книги нежели "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых".
   Отпив вина из чаши, Еншая с шорохом перевернул пожелтевшую страницу и приступил с чтению новой главы: "В случае со скрытным человеком никогда не показывайте своих знаний. Выпячивание собственного ума - провал для мастера. С равными или более сведущими не откровенничают. Займите позицию слегка глуповатого обожателя. Тогда он примется наставлять вас, учить премудростям жизни. Черпать же поучения он станет из собственного опыта, и вы постигнете многое о нём. Умножая его самомнение и желание явить превосходство над прочими, вы тем самым побудите его к откровению".
   Взяв палочку для письма и макнув её в чернила, Еншая сделал очередную пометку в личном дневнике: "Изменить стратегию взаимоотношений Дамиля с иерархами Ордена. Попытаться лестью и угодничеством выведать у знающего человека полный состав Закрытого совета Ордена. Схватить кого-то из совета и выпытать имя предателя". Подумав немного, он добавил: "А если имя знает один Старый Мерзляк?". Ещё через три минуты в дневнике появилось дополнение: "Узнать о новой поездке С. М. Нанять банду лучших головорезов и попытаться напасть. Риск в данном случае оправдан".
   Сделав новый глоток из чаши, Еншая добрался до следующей главы трактата: "Если вы жаждете столкнуть слабого с сильным, то усильте страх первого до крайности. В большинстве случаев именно небольшой страх сковывает все желания и порывы слабого. Малый страх не дозволяет действовать. Лишённый мужества продолжает уповать на случай и дожидается верной минуты. Заверьте его в ненадёжности вечного ожидания. Выхода нет, он неминуемо падёт жертвой. Сильный обычно презирает слабого. Не рассматривает и возможности выступления слабого против него. Верит в силу страха. Однако он не ведает о силе запредельного страха. Не сознаёт поразительную решительность загнанного в угол человека. Веря в неминуемую гибель, даже малосильный пойдёт на самые отчаянные шаги и поставит на один удар всё. Это способно даровать ему победу".
   Подняв глаза на книжные полки, Еншая долго смотрел в одну точку, затем погладил предельно напряжённый подбородок, и палочка для письма снова заскребла по бумаге: "Использовать страх отдельных святош перед С. М. для создания заговора внутри самого Ордена... Привлечь Дамиля? Нет. Рисковать единственным важным соглядатаем недопустимо. Привлечь его к выявлению ярых противников С. М. Выбрать из них самого влиятельного и решительного. Помочь ему создать вокруг себя целую группу. Заставить их вступить в открытое противостояние и расколоть монолит Ордена изнутри".
   Сзади послышались приближающиеся шаги, и на пороге комнаты показались Ирлиф и Авин. Толстяк не решился проникнуть в неприемлемо маленькое для его объёмного тела помещение, остался при входе. Ирлиф же протиснулся мимо пузана и уселся на кровать, отодвинув книги в сторону. Воспалённо-красные глаза, обведённые тёмными кругами, бегло обозрели трактаты на столе, бумаги, сопутствующие предметы и, наконец, задержались на сосредоточенно-твёрдом лице хозяина комнаты:
   - У нас не очень приятные новости.
   - Я не удивлён, - спокойно ответил Еншая. - Все новости последнего месяца - неприятные.
   - Это другое. Речь о старом положении Лиги "О Поединке сомнения".
   - И что с ним?
   - Как ты помнишь, любой мастер Влияния вправе подвергнуть сомнению действия и заслуги другого мастера.
   - Да, я помню, - подтвердил Еншая и промочил горло глотком вина.
   - Так вот. При наличии оснований назначается Поединок сомнения. Если выступивший с сомнением докажет в нём свою правоту...
   - Он займёт место проигравшего, - закончил Еншая. - Потерпевший же неудачу будет признан недостойным быть членом Лиги... Я знаю. Зачем ты мне это говоришь?
   - В тебе сомневаются, - сообщил Авин, поправляя белоснежную хламиду на брюхе.
   - И кто же во мне сомневается? Уж не вы ли?
   - Нет, не мы. Виш года Кузнецов.
   Еншая ощутил подступающий к горлу липкий комок, и губы его предельно сжались, вытягиваясь в тоненькие ниточки. Залпом осушив чашу, он ровным голосом осведомился:
   - Какие основания для сомнения?
   - Провал захвата триремы главы Ордена, - отчеканил Ирлиф. - Погибло два мастера и более ста простых моряков. Основания более чем весомые.
   Закрыв личный дневник и внутренний трактат Лиги, Еншая отодвинул их на край стола.
   - То есть я должен убеждать вас, что это действия предателя в наших рядах? Может вы считаете предателем меня?
   - Нас не надо убеждать, - Ирлиф встал с кровати и отряхнул хитон. - Мы знаем о предателе. Хотя ты... мы его так и не поймали. В любом случае, это была твоя задумка, твоё решение об отправке биремы - следовательно, и твоя ответственность. Это серьёзные основания для сомнения. Да и сомневаемся в тебе не мы же, а Виш. Или ты предлагаешь наплевать на трёхсотлетние устои Лиги?
   Еншая вздохнул и поднялся со стула:
   - Ладно. Вы вдвоём выступаете официальными наблюдателями, я правильно понимаю?
   - Да, - пропыхтел Авин, отодвигаясь от входа. - Кто, как не мы?
   - Подозреваю, всё у вас уже готово?
   - Напиток готов, - поведал Ирлиф, выходя из комнаты. - Особое помещение внизу также подготовлено. Ты сегодня и вчера не применял способности. Оснований для предоставления отдыха нет. Мы должны спуститься прямо сейчас.
   Покинув тесную комнатку, они втроём прошли по коридору до самого конца. Авин повозился с замком и отпер старую дверь в подвал. Закреплённые вдоль стены масляные лампы бросали полосы света им под ноги и за спину. Из глубины прохода тянуло сыростью, холодом и плесенью. Наваленные тут с незапамятных времён старые бочки и потрескавшаяся мебель затрудняли продвижение. Авин пыхтел и отдувался, пробираясь между ними, белая хламида его быстро испачкалась.
   Безразлично поглядывая на комичные потуги толстяка, Еншая всеми силами старался подавить объявшее его смятение. За исход Поединка сомнения он совершенно не переживал. За последние двадцать лет он редко испытывал настоящий страх. Даже когда два раза чуть не погорел на неудачном применении способностей; даже когда его галеру застиг ужасный шторм на Шатком море, и они с трудом дотянули до ближайшего островка; даже когда Длань Ордена налетела на него в Гал-Чагасе...
   Как Виш мог решиться на это?! Ему всего двадцать пять и он только год назад заработал звание мастера Влияния. Да, он выказывает значительные способности, но выступить с Поединком сомнения... Откуда столько смелости, враждебности, желания? Неужели все эти годы он ненавидел его и ждал лишь повода?
   Размышления Еншая прервала скрипнувшая ржавыми петлями дверь.
   С темнотой в крошечном помещении боролся свет единственной масляной лампы, стоящей посреди длинного, но узкого стола. С обоих торцов этого старого, изрезанного трещинами изделия поставили два кресла с высокими спинкам. От каменных стен их отделял совсем небольшой зазор. Там мог протиснуться Ирлиф, но никак не Авин. Запах сырости и вековой затхлости обещал долгие часы "приятных" ощущений.
   Пройдя вдоль стола, Еншая опустился в кресло и положил руки на столешницу. Мизинец тут же провалился в трещину, и показалось, что так и жизнь сейчас трескается и лопается, превращаясь в труху. Монолит дал трещину, подумал он и грустно усмехнулся собственной мысли.
   Вскоре в дверном проёме появился неизменно подтянутый Виш года Кузнецов. Жидкие усы за четыре месяца, что Еншая не видел его, не стали гуще, однако выглядели ухоженными. Надменности в выражении лица прибавилось. Казалось, он в любую минуту может плюнуть в собеседника. Плотный шерстяной гиматий явно был рассчитан на то, чтобы оградить владельца от навязчивого холода и влажности подвального помещения.
   Авин указал молодому человеку на единственное свободное кресло и предусмотрительно забрал у него длинный кинжал.
   Ирлиф встал у центра стола, опёршись на него руками.
   - Вы оба знаете условия. Но как официальный наблюдатель я должен их повторить, - в маленьком помещении его слова звучали предельно сухо и сдавленно. Он прокашлялся и принялся рубить фразы. - Вам будет дан особый напиток. Он многократно усилит ваши способности, но ослабит защитные барьеры разума. Вы будете оставлены здесь наедине. Крики ничего не дадут. Во избежание физической расправы вас обоих привяжут к креслам. Это понятно?
   Оба участника Поединка кивнули, Ирлиф продолжил:
   - У выступившего с сомнением есть время до утра, дабы подтвердить свою правоту. Доказательством выступает длительная потеря сознания мастером, в котором усомнились. Последнему же достаточно попросту продержаться до утра. В этом случае он будет объявлен победителем и сможет решить участь побеждённого, вплоть до смерти.
   Убрав руки со столешницы, Ирлиф прервался на пять секунд, затем вымолвил менее официозно:
   - Как вы знаете, Поединок нередко заканчивается полным выжиганием способностей проигравшего или даже смертью. Также вы помните, что использование вспышек замешательства считается неразумным. Непонятно почему, но в сочетании с напитком они приносят наибольший вред тому, кто их использует.
   Ирлиф присел и достал из-под стола закупоренный кувшинчик. Вытянув пробку, он наполнил две кружки бурой жидкостью.
   Понюхав дурно пахнущий напиток, Еншая скривился и выпил его тремя большими глотками. Кислый, горький, противный и холодный. На другом конце стола Авин бдительно следил за Вишем, убеждаясь в полном осушении кружки.
   Снова присев, Ирлиф вытянул моток пеньковой верёвки, и через две минуты крепкие путы притянули руки Еншая к подлокотникам, а щиколотки - к ножкам кресла.
   - Упу-пу-пу, - с другой стороны доносилось пыхтение возящегося с Вишем Авина. Толстяк с огромным трудом опустился на колени, а встать смог только схватившись за край стола.
   - Всё. Уходим, - изрёк он после того как отдышался.
   Дверь со скрипом захлопнулась, громыхнул наружный засов. Участники Поединка остались наедине, разделённые длинным столом, верёвками и масляной лампой. Затуши этот крохотный огонёк, и мир изменится навсегда, его поглотит тьма, свет больше не вернётся.
   - Как вам удалось Повлиять на судью Орфижа и в итоге выиграть суд? - поинтересовался Виш. - А то Ирлиф как-то сбивчиво всё рассказал, - голос его звучал мягко и спокойно. В умении скрывать эмоции ему не откажешь.
   - Это Ирлиф надоумил тебя на этот глупый шаг?
   - Неважно, я и сам давно об этом думал.
   Еншая шумно выдохнул и попытался устроиться поудобнее. Тугие путы жёстко врезались в тело, грозя нарушить нормальное кровообращение. Проклятый Ирлиф слишком сильно его связал. Неожиданная догадка солнечным лучом вспыхнула в голове Еншая.
   - Это ты! Ты нас предал! Столько наших людей погибло. Кровь и мрак! Ради чего всё это? Мы были так близко с этим кораблём. У нас появилась реальная возможность раздавить Орден. Впервые за три сотни лет.
   Виш ухмыльнулся, изогнув линию жидких усов:
   - У меня свои причины. Хочешь - покричи об этом. Вдруг они тебя услышат.
   - Займусь этим утром.
   - До утра ещё дотянуть надо.
   - Я постараюсь... Ирлиф с тобой заодно?
   - Зачем мне этот осёл, - фыркнул Виш. - Я лишь воспользовался его неприязнью к тебе. Ты многим не нравишься. Уж слишком ты лучше их. Опасно так выделяться.
   Еншая почувствовал небольшое головокружение, стол перед глазами качнулся - напиток оказывал первое воздействие. Через минуту пришло ощущение лёгкости, словно тело истончается, стремится оторваться от земли и повиснуть в воздухе. Нельзя поддаваться эйфории. Потеряешь власть над разумом, отдашься иллюзорности - и потонешь в ней.
   Еншая тряхнул головой, и сознание немного прояснилось. Он немедля использовал Взгляд, ныряя максимально глубоко в переживания соперника. Хотя обрушенные горькой настойкой преграды в сознании Виша больше не стояли на пути, Разглядеть в нём что-либо интересное не удалось. Лёгкое безразличие, немного опасения, настороженность и нечто смахивающее на решительность.
   "Так не пойдёт. Надо для начала что-то накопать".
   Еншая бросил на исполненное надменности лицо противника быстрый взгляд:
   - Как у тебя дела с поиском нашего человека в рядах Ордена? Святоши, наверное, рвут и мечут. Или они думают, что выловили всех?
   Глаза Виша превратились в узкие щёлочки, а внутрь выплеснулась изрядная порция раздражения и неприязни.
   - Видать, такой монолит тебе не по зубам, - заметил Еншая. - Оставь это занятие.
   Медленно, но верно в сознании Виша зашевелились сомнения в собственных силах. Напуская на себя предельно уверенный и надменный вид, молодые люди чаще всего и стремятся прикрыть эти сомнения. Спешат крикнуть всем и каждому о беспредельном мужестве и отсутствии страха, пока их не уличили в обратном. Сорви с лица пренебрежительное выражение - и что останется? Опыта нет, выдающихся заслуг тоже, а одних заявлений мало. Открыто же признавать свои слабости могут только по-настоящему мужественные люди.
   Еншая крепко ухватился за сокрытую в глубине разума Виша неуверенность и одним коротким всплеском насытил её мощью Влияния.
   Подбородок Виша невольно дёрнулся, глаза закрылись, челюсти сжались. Пронёсшийся в голове смерч едва не лишил его сознания, перемешав в кашу относительно спокойное море эмоций и переживаний.
   "Так-то лучше".
   Зная горячность молодых мастеров Влияния, Еншая не сомневался в скором ответном выпаде. Напиток не только увеличивал силу, но и подавлял возводимую годами естественную защиту разума от чужого вторжения. Кое-какие преграды ещё оставались, но полагаться на них точно нельзя. В данных условиях лучший способ оградить себя - это отдаться во власть приятных ощущений.
   Еншая постарался предельно расслабиться, выгнать все тревожные мысли и заполнить себя чём-то приятным, ненавязчивым.
   "Какой замечательный сегодня был обед! Нежное маюжское вино, освежающая кислинка бежит по горлу и добирается до желудка. Сладкий инжир, ощущение сладости во рту. Жареный сазан с луком. Сочный, нежный, тающий во рту, с удивительным соусом. М-м-м..." Важно не только думать, но и верить в это. С чем не было совершенно никаких затруднений.
   Еншая мимоходом отметил в себе слабый всплеск каких-то порывов. Точное название им он даже при большом желании не смог бы дать. Может какая-то крупица настороженности, смятения, неприятное чувство потери. Неважно! В любом случае, возложенные на этот удар надежды Виша обернулись пустышкой. Пусть и дальше старается прорываться через гастрономические пристрастия.
   Комната сейчас казалась ещё меньшей. Отсветы слабого огонька колыхались на стенах, сырой и затхлый воздух противным вкусом стоял во рту. Но хуже всего - путы, сжимающие тело и позволяющие холоду атаковать беззащитные ладони и ступни. Кончики пальцев уже почти не ощущались, из головы ушла былая лёгкость, оставив место гнетущей сонливости. Казалось, холод и сырость, напротив, должны прогонять любую тягу к дрёме, но она подступала, предательски просачиваясь в уставший разум.
   Вряд ли Виш успокоится после первой неудачи, он будет напряжённо искать любые достаточно сильные и предельно неприятные порывы. Лучше дать ему "пищу" прежде, чем он действительно накопает нечто важное. Чувство вины! Отличный порыв. Совершенно не присущий членам Лиги, а оттого могущий быть расценённым как настоящая слабость.
   "Как он мог так оплошать со Старым Мерзляком? Отправил бирему без должной уверенности. Сам же побоялся там присутствовать. Не колеблясь послал более ста человек на заклание. Погибли двое мастеров из Юмирви. Хорошие, верные люди. Как он это допустил?"
   Еншая и вправду было жаль старого знакомого из портового города. Погибший был его ровесником, они вместе выросли в Тиаре. Если в Лиге и существовало нечто отдалённо смахивающее на дружбу, то именно это было между ними.
   Еншая почувствовал, что становится на скользкую дорожку, которая угрожает привести его к ненужным воспоминаниям и переживаниям. Встряхнуться помогло взлетевшее до предельной отметки чувство вины. Соперник, несомненно, вложил в эту атаку всю силу Влияния, умноженную в разы действием напитка.
   Перед глазами запрыгали назойливые точки, огонёк масляной лампы утратил чёткость и расплылся, в горле запершило и пересохло. Закрыв глаза, Еншая медленно приходил в себя, но старался внешне выказывать максимум болезненных ощущений. Задвинув чувство вины на второй план, он стиснул зубы, издал страдальческий стон и часто задышал. Не убирая мученическое выражение с лица, Еншая предельно сосредоточился на Взгляде и отправил его в самые глубины разума соперника. Кроме торжества, в Више ощущалась безграничная уверенность в победе. Откуда у него такая вера в собственные силы? Чем она подкреплена? Поединок сомнения - это скорее испытание для того, кто сомневается. Продержаться ведь всяко легче, нежели одержать верх. Ничейный исход Еншая полностью устроит, а дальше он потребует должного наказания для зарвавшегося соперника, предавшего Лигу.
   "Держись. Время работает на тебя. За стенами, должно быть, уже глубокая ночь. Сколько осталось до утра?"
   Еншая чуть поёрзал в кресле, жмурясь от боли. Проклятые верёвки! Вне всяких сомнений, Ирлиф специально его так сильно связал. Хотя с другой стороны, возможно, боль не даст уснуть. Откуда вообще эта чрезмерная утомлённость? Да, он работал с книгами целый день, все последние недели выдались напряжёнными. Усталость даёт о себе знать, но не до такой же степени. Возможно, дело в напитке. Что мешало Ирлифу включить в состав не только положенные травы, но и добавить немного сонной настойки? Вряд ли Авин следил за этим, ленивому толстяку претила любая мысль о лишних движениях.
   Внутри опять заворочались какие-то переживания, Виш упорно продолжал копаться в эмоциях, вытягивая потаённые страсти и порывы. От внезапного напора Влиянием Еншая невольно передёрнул плечами и скривился от причинённой верёвками боли. Нужны правильные, успокаивающие мысли. Срочно.
   "Спокойное, безграничное море. Вечер. Луна. Звёзды. Плещущиеся о борт триремы волны... Нет, это не то... Утренний Паной, размеренная прогулка по городу. Лёгкая прохлада с ночи, ветерок. Запахи сдобы из пекарни, бойкое тарахтение тележек надельников и ремесленников, неторопливо плывущие по небу осенние облака..."
   Еншая очнулся от того, что его подбородок стукнулся в грудь. Сонливость сжимала разум в цепких объятьях всё теснее с каждой минутой, заставляя воевать сразу на два фронта. Заснув, он окажется полностью беззащитным, и кошмары буквально раздавят его. Больше чрезмерно успокаивающими образами увлекаться нельзя.
   Следующие минуты Еншая всецело посвятил работе со Взглядом. Он перебрал дюжину мельчайших эмоций и порывов соперника, пока не откопал засевший предельно глубоко и сокрытый множеством незначительных переживаний страх, особый страх.
   Человек может боятся всего чего угодно: смерти, опасности, нищеты, трудностей, предательства, неоправданных надежд, одиночества... Но для таких людей как Виш существует отдельный страх - не превзойти соперника. Даже когда ты одержал верх и достиг поставленных целей, тебе остро требуется понимание превосходства в способностях. Не так важно быть умнее, хитрее или дальновиднее. Необходимо стать лучшим во Влиянии. Без этого победа будет неполной, и ты не сможешь насладиться ею в должной мере.
   Чувствуя ломоту в висках, Еншая вцепился в теплящийся на задворках сознания Виша страх и дал ему окрепнуть силой Влияния. Ужасно осознать себя посредственностью, бездарностью, жалким предателем и больше ничем.
   Спина Виша мигом выгнулась, однако он не зажмурился. Вместо этого взгляд его с ненавистью впился в Еншая, буквально прожигая дыры в хитоне. Оправился от потрясения соперник удивительно быстро, лишь капельки пота заблестели на лбу в свете масляной лампы, выказывая предельное напряжение.
   Но как же чешется нос! Еншая сейчас треть жизни отдал бы за возможность на секунду освободиться от пут и почесаться, выпрямить изнемогающее тело, потянуться, размять затёкшие руки и ноги.
   Виски ломило со всё возрастающей силой. От использования способностей пока необходимо воздержаться. Нужна передышка.
   Еншая решил перейти к приятным, но предельно активным образам. В сознании в мгновение ока всплыли детские годы в Тиаре. С его широкими улицами и шумными площадями. Гурьба детворы, носящаяся по окрестностям; невинные шалости со старым смотрителем кладбища, когда они наряжались поднявшимися из могил мертвецами и завывали у его сторожки; вкус спелых персиков; первый поцелуй... Затем он встретил её, и все остальные юные красавицы отошли на второй план.
   Еншая сделал три вдоха и выдоха, гоня от себя опасное продолжение этих воспоминаний. Он понимал, куда они могут его завести.
   Губы с интересом наблюдающего за ним Виша тронула кривая улыбка. Он плавно подался вперёд до предела, пока верёвки не остановили его, вдохнул как можно глубже и с силой дунул. Огонёк масляной лампы резко изогнулся, мучительно заметался из стороны в сторону и... погас. Кромешный мрак в ту же секунду заполучил абсолютную власть над маленькой комнаткой, деля правление лишь с холодом и сыростью.
   Еншая ожидал от соперника самых изощрённых уловок, но к такому простому и действенному приёму не был готов.
   Полчаса они сидели, окутанные непроглядной темнотой, не издавая ни звука. Окружающий мрак только сначала казался совершенно однородным, но совсем скоро Еншая смог выделить в нём разнородные участки. Более светлые и более тёмные, подвижные и застывшие, предельно густые и не очень плотные. Он подготовился к агрессивным действиям Виша, но тот ничего не предпринимал.
   Еншая закрывал глаза, потом снова их открывал; трусил головой; пел про себя дурацкие песенки, непонятно где услышанные; подробно раскладывал в уме дальнейшие действия после наступления утра; тщетно пытался шевелить затёкшими пальцами; разминал шею наклонами... Сонливость не проходила. Всё ближе подбираясь к нему, она просачивалась в сознание, противно шептала на ухо, гадко хихикала. Мрак виделся теперь во всех оттенках, он жил отдельной, непостижимой жизнью, перетекал с места на место, клубился. Перед глазами вздымались замысловатые фигуры животных и людей, но они не были пугающими, а походили скорее на драматическое представление заезжей труппы. Вскоре разыгралась целая постановка, с множеством актёров и небывало яркими декорациями. Люди пели и пританцовывали, толпа зрителей их поддерживала топотом и хлопками.
   Еншая поднял сынишку и посадил его себе на плечи. Стоящая слева Ясира теснее прижалась к мужу, смеясь при виде особенно потешной мины актёра. У снующей в людском потоке молодой девушки он купил медовых сладостей и повернулся к жене, протягивая лакомства.
   Рядом никого не было.
   ...Вечерний сумрак заполнял тесную улочку Тиара, мешаясь с запахом нечистот окраинного района. Еншая стоял в узком проходе между двумя рядами увечного вида домишек и буравил взглядом замершего в трёх шагах от него высокого мужчину. За спиной слышалось дыхание двоих бойцов Северного братства, ещё один прислонился к стене слева, приставив нож к горлу Ясиры. Четверо.
   Высокий блондин лучезарно улыбнулся и промурлыкал елейным голоском:
   - Ну-с, уважаемый. Я надеюсь, вы принесли список. Мы в Северном братстве давно мечтаем познакомиться со всеми членами Лиги.
   - Я вам говорил, - процедил Еншая, - я знаю немногих.
   - Для начала хватит. Нам список, вам жена... Не надо так на меня зыркать. Мы её и пальцем не тронули. Мы же не дикари.
   Еншая резко прижал руку к поясу и рывком выдернул длинный кинжал из ножен. Вместе с этим соперник, удерживающий Ясиру, пискнул и повалился на землю без сознания, схлопотав вспышку замешательства.
   - Ясира, к стене! - крикнул Еншая и бросился вперёд.
   Кривой кинжал сверкнул в руке блондина и расплылся в стремительном выпаде. Еншая отпрянул влево, уклоняясь от удара, и с силой вогнал клинок блондину в печень.
   Двое других противников атаковали слаженно. Один взял на себя отвлекающую роль, второй - ударную. Левую руку Еншая обожгло болью. Скользнув в сторону, он пырнул врага кинжалом в живот и тотчас отступил. Раненый соперник согнулся пополам и рухнул на землю. Второй замахнулся мечом, но пошатнулся от короткой вспышки замешательства. Еншая чуть пригнулся, саданул кулаком в солнечное сплетение и добил противника ударом клинка меж рёбер.
   Виски нестерпимо ломило, левая рука почти не слушалась. Кровь струилась из носа, частые капли падали на землю. Еншая стремглав метнулся к последнему противнику и забрал у него жизнь одним стальным росчерком.
   Ясира сидела на земле, упираясь спиной в стену и широко открыв глаза. В темноте они казались неимоверно яркими и удивлёнными. Запах крови и нечистот на секунду отступил, боль чуточку улеглась.
   Еншая отшвырнул оружие и опустился на колени перед женой. Обнял её предельно крепко, шепча на ухо слова успокоения и тысячи различных обещаний счастья, мира и тепла.
   Только через две минуты он понял, что она никак не реагирует на его речи и вообще не шевелится. Рука его скользнула вниз по спине любимой и наткнулась на нож, засевший под лопаткой. Наихудшее не должно было случиться, однако это произошло. Он чувствовал рукоять, но разум его отказывался верить в произошедшее. Объятья Еншая стали самыми крепкими во всём мире, он перестал что-либо видеть от слёз, а губы продолжали изливать в сумрак обещания:
   - Всё хорошо, хорошо. Мы пойдём домой. К сыну. Всё уже позади. Они больше не придут. Я тебе обещаю. Слышишь, мы пережили - это главное.
   Она не отвечала. Она не могла ответить. Но он не соглашался отпустить её. Их сомкнувшиеся в объятиях тела начали раскачиваться из стороны в сторону, из стороны в сторону, из стороны в сторону...
   Вот тогда он и ощутил сокрушительную боль утраты. Она пришла быстро, в одно стиснутое до предела мгновение. Вся и сразу. Еншая захрипел и потерял сознание. Голова его безвольно упала на грудь, он стал заваливаться набок, но прочные верёвки удержали его. Изо рта шла пена, пачкая кремового цвета хитон и чётко свидетельствуя о выжженных раз и навсегда способностях.
   Крохотный огонёк теперь потух и внутри, мир изменился навсегда, его поглотила тьма, свет больше не вернётся.
   Виш усмехнулся в усы и тихо проговорил:
   - Я ведь тоже читал "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых". Может ты не все главы помнишь, так я напомню. - Он облизнул пересохшие губы и процитировал: "Человек одарённый более других подвержен внутренним смятениям. С годами переживания и горести о том, чего не возвратить, множатся. Особо крепки те страхи и воспоминания, кои он сам не желает воскрешать. Сдаётся, годы могут врачевать раны, но они лишь приглушают боль и помогают тревогам шириться в тайниках самого существа человека. Осилите воскресить умершее - подавите живое" - Закончив декламировать, Виш громко рассмеялся, а темнота, холод и сырость маленькой комнатки вторили ему.
  

Глава 29

  
   Прошло три недели со дня их прибытия в Нильвос. В схватке с шияром Капитан получил тяжёлые раны, потерял много крови, но всё же выжил благодаря силам Оплота. Теперь он уверенно шёл на поправку и в последние дни даже свободно ходил, хотя трогаться в путь они пока не решались. Потребность в чрезвычайной спешке отпала - вестовая птица, отправленная городским главой, благополучно доставила сообщение в Оплот Запада, и через три дня пришёл ответ, извещающий о начале сбора военного совета Корсии.
   Все эти дни Эвой не покидал Капитана и на минуту, спал прямо в его комнате и периодически мучил врачевателя вопросами. Придя в себя, выздоравливающий немедля продолжил обучать паренька технике владения кинжалом. Настырный юноша часами махал оружием под надзором раненого наставника, и даже Игнис был вынужден признать немалые успехи Эвоя на этом поприще.
   Мастер также легко согласился остаться в городе до полного выздоровления Капитана. Он нашёл себе уютное место в библиотеке ратуши, и целыми днями его окружали книги и старинные свитки. К нему быстро потянулись самые просвещённые из местных жителей за советом или попросту в поисках общества выдающегося человека. Сначала он не противился их компании, но через пару дней оградил себя от лишних разговоров, велев не беспокоить его по пустякам.
   В конце первой недели Игнису показалась нестерпимой сама мысль о таком длительном безделье. Он не представлял, как сможет усидеть на одном месте столько времени. Частичное успокоение нашлось в помощи коменданту. Развивший бурную деятельность офицер с радостью принял помощь бывалого воина в подготовке рекрутов.
   Игнис всеми силами старался настроить себя на другой лад, познать радость неторопливого времяпрепровождения, найти для себя чуточку успокоения в обычном отдыхе, научиться думать об отвлечённом, преодолев глупую тягу к самобичеванию воспоминаниями.
   Вот и сейчас он сидел на причале, свесив ноги в прохладную воду, и спокойно созерцал окружающий пейзаж. Покрытая солнечной рябью водная гладь приятно успокаивала. Стремительно шныряющие в воде рыбки походили на ленты сверкающего серебра. По лицу Игниса бегали световые узоры, отражённые от реки.
   На берегу резвилась группа ребятни, и жизнерадостные переливы детского смеха перемежались с едва слышным шумом прибрежных волн, расходящихся от проплывающих мимо кораблей, перестуком молотков и звуком грызущей дерево пилы, доносящихся с верфи.
   Бойко насвистывая, рядом прошагал пожилой рыбак, таща на плече прохудившуюся сеть. Богатый улов трепыхался в объёмистом садке - добытчик спешил домой к семье, очагу, обеду.
   Игнис нагнулся и зачерпнул в пригоршню воды. Между пальцами побежали тонкие струйки, перешедшие в частые капли. Капелька падала за капелькой...
   - Вы тот Стылый, что прибыл в город вместе с Мастером? - позади него на причале стояла высокая молодая женщина с тонким кувшином в руках, что походил очертаниями на её фигуру. Простое платье из тонкой шерсти ниспадало до пят, длинные волосы она забрала под деревянный гребень. Приятное, открытое лицо выказывало неприкрытый интерес, именно он переборол в ней природную робость перед незнакомцем.
   - Да, - подтвердил Игнис. Уличив её во внимании к своему шраму, он добавил. - Только не говори мне, что шрамы украшают мужчину.
   Молодая женщина смущённо опустила глаза:
   - Они говорят о вашей отваге.
   - Не все шрамы мы получаем в бою, - выдавил из себя подобие улыбки Игнис, прогоняя назойливые мысли. - Мне почему-то кажется, что ты хочешь задать вопрос в духе: "А это правда, что?..".
   - Да... Я... Правда, что у нас в городе был шияр и вы убили его?
   - Хм... Слухи быстро расходятся. В любом случае, шияра больше нет. Не надо бояться.
   - Я не боюсь, - уверенно заявила она и наконец-то поставила кувшин на землю.
   Глаза Игниса невольно упёрлись в вырез её платья, и внутри мгновенно проснулось желание. Естественное влечение к женскому полу он испытывал нередко, но сейчас впервые почувствовал, что незнакомка ему нравится по-настоящему, во всех отношениях.
   Он ободряюще улыбнулся ей:
   - Это же не все "а правда что"?
   Словно ощутив расположение к ней собеседника, она сняла сандалии, села рядом и медленно опустила ноги в прохладную воду.
   - Говорят, Оплот Севера захвачен... Поэтому вы тут?
   Игнис постарался сохранить бесстрастность:
   - Слухи о шияре мне понятны. Но оказывается и члены городского совета не умеют держать язык за зубами.
   - Там был ваш дом?
   - Я не такой старый. Мне всего тридцать два. Можешь обращаться ко мне на "ты"... Да, там был мой дом. Вы относитесь к Оплоту Запада. Вам этого до конца не понять. А для людей севера рухнуло всё.
   Полные искреннего сочувствия глаза молодой женщины обратились на Игниса:
   - Мои родители погибли на реке одиннадцать лет назад. Я знаю, что значить терять дорогое.
   Игнис почувствовал стыд за несправедливое обвинение. С каждой секундой он ощущал, как его симпатия к женщине растёт. Это радовало и пугало одновременно.
   - Извини. Я не хотел тебя обидеть.
   - Вам... тебе кажется, что мир жесток к тебе?
   Ему подумалось, что именно такой должна быть дочь Мастера - умной и проницательной не по годам. Или это горе заставляет людей видеть всё глубже, размышлять о серьёзном раньше положенного срока?
   - Я не знаю, - вздохнул Игнис, наблюдая, как мелкие рыбёшки окружают его ступни. - Оплот многое даёт, но почему-то любит и забирать.
   - И теперь ты опасаешься к чему-то привязываться? Вдруг у тебя это заберут.
   - Хм... Возможно. Мастер мне постоянно твердит о необходимости постичь Оплот.
   - Его постичь не так и тяжело, - она плавно рисовала на воде круги большим пальцем ноги.
   - Правда?
   - Да. Лишние усилия только мешают ему. Если человек способен отдаться и впустить его, то он сам придёт.
   - Откуда ты это знаешь?
   Она слегка улыбнулась, затем распустила волосы и снова собрала их под гребень:
   - Я долго думала об этом после смерти родителей. У меня есть младший брат. Я должны была справиться со всеми трудностями ради него. Как-то я посмотрела на него и ощутила, как Оплот даёт мне силы и наполняет меня.
   Игнис сосредоточенно слушал её:
   - И теперь ты постигла его?
   - И теперь я постигла его.
   - Почему ты заговорила со мной? - неожиданно для самого себя спросил он, и его тотчас охватило волнение. В нём всколыхнулась надежда, тревога и ощущение близости понимания чего-то крайне важного.
   - Я ощутила тогда это с братом, а сейчас ощутила и с тобой, - похоже, разговор принёс волнение не только ему. Глаза женщины блестели, губы сжались, и она перестала водить ногой по воде.
   Игнис испытывал потребность и желание что-то сказать. Волнение мешало ему, но чем больше он старался успокоиться, тем чаще билось сердце. Через минуту он таки собрался с мыслями, набрал в лёгкие воздух...
   Звонкий набат расколол дневную тишину, пробежал по улицам, разнёсся над водой, заставляя тысячи удивлённых лиц повернуться в сторону северных укреплений.
   Реальность вторглась в жизнь.
   Солдат неизменно действует как солдат. Вскочив на ноги, Игнис торопливо впрыгнул в сапоги и попрощался с молодой женщиной, понимающе кивнувшей ему. Через минуту он уже мчался по улицам к казармам гарнизона.
   Находящиеся вне города жители спешно втягивались в ворота, застрявшую телегу бросили прямо посреди дороги. Офицеры раздавали команды, по стенам метались солдаты, судорожно вспоминая свои места согласно боевому распорядку. Местному гарнизону за все эти годы так никогда и не довелось испытать крупного нападения. В другой обстановке можно было только порадоваться спокойной жизни горожан, но сейчас Нильвосу больше нужны были угрюмые ветераны, а не эти новобранцы с затравленными взорами.
   Игнис взбежал на башню и прильнул к зубцам, всматриваясь вдаль. Из-за холмов показалась длинная колонна всадников. Поднявшаяся пыль частично закрывала обзор, но всё же кроме степняков удалось заметить также трусящих следом нордов. Игнис на глаз попытался оценить численность неприятеля. По всему выходило более тысячи, а то и все полторы.
   На соседней башне пятеро воинов приводили в боевое положение малую катапульту, называемую онагром; отдельная группа солдат под командой охрипшего от крика офицера подкатывала бочки с водой для тушения возможного пожара; около казарм строились отряды мечников и копейщиков, выслушивая сбивчивые распоряжения малоопытных командиров. Последние жители перебрались по эту сторону стен, и ворота закрылись. Четверо бойцов с тяжёлым брусом на плечах подскочили к не особо прочным на вид створкам и наглухо заперли их.
   На башню забрался отдувающийся комендант в начищенном до блеска шлеме и хауберке. Бег в полном облачении давался ему тяжело - мирная жизнь без труда убивает желание к поддержанию формы. Тем не менее за эти дни офицер успел произвести впечатление сведущего в военном деле человека.
   - Вот они и явились, - пропыхтел он, встав возле Игниса.
   - Да. У вас было немного времени подготовиться.
   - Было. Но эти стены не рассчитаны на длительную осаду. У меня мало опытных солдат. Одна молодёжь.
   Игнис кивнул в сторону гарцующих на холме всадников и сбившихся в три большие группы нордов:
   - Долгой осады не будет. Наши патрули не могли упустить такую массу. Конная армия завтра же будет тут. Враги это понимают, а потому рассчитывают на быстрый штурм. Мы либо выдержим, либо нас раздавят уже к вечеру.
   Комендант поправил съехавший на глаза шлем:
   - Примешь Стылых?
   - Если доверите.
   - Доверю. Твоё оружие там же.
   Игнис быстро сбежал по ступенькам и за две минуты добрался до казармы. Бехтерец и двуручник ожидали хозяина у кровати.
   Он быстро вернулся к коменданту и увидел рядом с ним Капитана:
   - А ты чего тут?
   - Я себя нормально чувствую. Я согласился взять под командование лучников.
   - Сейчас день, ты без Оплота.
   - Но опыт-то никуда не делся, - будто в подтверждение этого к Капитану подскочил запыхавшийся стрелок и передал длинный составной лук, колчан и кольчугу.
   Комендант как бы извиняясь глянул на Игниса. Мол, прости, но опытные люди мне нужны:
   - Лучники - наша главная надежда. У нас этот отряд называется Занозы. Там немало ветеранов, они теперь охотой промышляют.
   Сбоку подбежал непонятно где нашедший лёгкую кольчугу Эвой.
   - Тебе тут не место, - жёстко выпалил Игнис.
   Парень повернул к нему предельно серьёзное лицо и твёрдо отчеканил:
   - Я останусь с К-к-капитаном.
   Последний слегка повёл плечами, молчаливо соглашаясь с этим.
   Заметив внизу четверых Стылых и Мастера, Игнис спустился к ним:
   - Так, орлы, вы под моим началом. У кого какие источники?
   Один из бойцов оказался с дымом, двое - с солнечным светом. Все молча порадовались сравнительно погожему дню.
   - Птицы, - поведал четвёртый Стылый.
   - Какие ещё птицы?
   Солдат молча ткнул пальцем в небо. Над головой кружили стервятники, а из-за стены доносилось карканье ворон. Похоже, пернатые чувствовали приближение кровавого побоища и стягивались к месту пиршества заблаговременно.
   - А не далековато до них? - усомнился Игнис.
   - Нет. Я призову Оплот и они спустятся ниже. Битва начнётся - так они вообще осмелеют.
   - Хорошо. К делу. Мы не в первых рядах. Наша задача - вовремя затыкать дыры в обороне. С нами Мастер. Защищайте его в первую очередь. Звучит жёстко, но меня мало волнует потеря одного-двух сопляков из гарнизона. А вот если погибнет Мастер...
   - Мы поняли, - откликнулся один из Стылых, но недовольное лицо его говорило о другом.
   Игнис встретился с ним взглядом и шагнул вплотную:
   - Может не всем нравится, что я командую, но таково распоряжение коменданта. Вы из Оплота Запада. Опыта у вас маловато... Вы знаете, как норды действуют на стенах? Видели, как они раскалывают щиты одним ударом?
   Ответом стало молчание, Игнис со вздохом продолжил:
   - Удары секиры не пытаться блокировать. Бить первыми! Запомните, они очень сильны и проворны. Не поддавайтесь их показной вялости и седине. Эти люди ничего кроме войны в своей жизни не видели.
   По-прежнему захлёбывались набатные колокола, местные жители спешили спрятаться в домах. Тревога и панический страх разлетелись по Нильвосу со скоростью морового поветрия.
   Игнис пробежался взглядом по разгорающимся кострам и облепившим стену защитникам. Бойцы перестали носиться из стороны в сторону, разобрались по местам и теперь ожидали вражеского приступа. В сорока шагах правее на башне отдавал распоряжения Капитан, вокруг него собралось немало стрелков, тяжёлые луки едва заметно подрагивали в напряжённых руках.
   Игнис опустился на одно колено и громко выкрикнул:
   - С верой в Оплот.
   - С верой в победу, - подхватили Стылые.
   - Враги разобьются, - прилетело со стены.
   - О сталь и кулак, - закончили копейщики у ворот.
   Традиционный клич Корсии пришёлся как нельзя кстати. Люди ощутимо приободрились и взялись подзадоривать друг друга бравыми окриками.
   Меж тем неприятель решил не давать защитникам лишнего времени на подготовку. К укреплениям во весь опор поскакали всадники Гулкого Ветра. Оглушительный топот копыт всё нарастал, кони ржали и всхрапывали, пыль клубами уходила вверх. Стрелы кочевников воспарили в небеса, зависли в наивысшей точке и клювами хищных птиц упали на защитников - штурм начался.
   - Щиты! - за пару секунд до этого гаркнул Капитан. Лучники мгновенно выполнили команду, ныряя вниз, под прикрытие широких щитов мечников. Часть малоопытных бойцов поздно среагировала, и вражеские стрелы собрали непростительно богатый урожай.
   - Дуга три пальца! Залп!
   Изогнув мощные луки, решительно настроенные Занозы ответили дружным залпом. В порядках носящихся в полусотне шагов атакующих возникли прорехи.
   Четверо солдат лихорадочно крутили ворот в задней части малой катапульты. Бросающий рычаг медленно опускался, дерево и пучки жил трещали по мере скручивания волокон. Праща с камнями достигла земли, щёлкнул спусковой механизм, и офицер немедля дал отмашку. Рычаг с силой дёрнулся по дуге и ткнулся в упругий валик на упоре рамы.
   Камни зацепили левый край вереницы всадников, круша людей и животных, взметая в воздух фонтаны земли и крови. По стене прокатились первые торжествующие крики. Однако стрелы кочевников живо вынудили ликующих защитников нырнуть за каменные зубцы и щиты.
   Осознав исходящую от боевой машины нешуточную опасность, степняки выделили небольшой отряд, призванный подавить огонь катапульты. Стрелы ежесекундно жужжали над башней, и солдатам приходилось крутить ворот с предельной осторожностью, работа их замедлилась.
   Капитан укрылся за щитом соседнего бойца. Стрелы колотили по дереву, камню и металлу - шум и вибрация острой болью отдавались в ушах. Одна стрела пробила щит насквозь, наконечник выткнулся прямо возле руки, искажая страхом и без того бледное лицо мечника.
   Степняки умело втянули защитников в перестрелку, и этим воспользовался один из отрядов нордов. Таща на себе наспех сколоченные лестницы и длинные шесты, северяне разделились на две группы и вплотную приблизились к укреплениям.
   Защитники отталкивали лестницы, но ничего не могли противопоставить длинным шестам. Сразу пятеро нордов разгонялись с жердью в руках, и передний легко забегал по стене на самый верх. С высокими и мощными укреплениями такое не проделаешь, но Нильвос таковых не имел.
   Не прошло и десяти минут, как на стене показались первые воины из клана Крик Стужи. Звон оружия положил начало резкому и дружному взрыву воплей, исторгнутых из множества глоток. Один из солдат гарнизона бросил меч и попытался бежать. Его преследовал скалящийся норд. Догнав несчастного, он рубанул секирой по спине, переступил через убитого и двинулся дальше.
   Увидев это, дрогнули и побежали ещё двое. Остатки мужества покинули их, сметённые половодьем страха. Одно дело представлять себе нордов по рассказам бывалых вояк и совсем другое - увидеть вблизи этих отчаянных рубак, крушащих людей как сухие щепы.
   Пока мечники сдерживали первую группу северян, вторая влезла на правую башню. Около дюжины нордов за минуту вырезали там всех защитников и двинулись по стене. На ходу они испустили дикий вопль, и он обрушился на молодых солдат, точно поток ледяной воды: пронзительный, устрашающий нечеловеческой яростью. Прорубая себе дорогу широкими взмахами секир, норды рвались к воротам.
   Призвавший Оплот Игнис вместе с другими Стылыми взобрался на башню, налетел на первого норда и почувствовал, как двуручник его входит в плоть. Вопль северянина, казалось, передался по металлу прямо в руку. Игнис и сам вскрикнул от возбуждения. Выдернув клинок, он ногой оттолкнул мёртвое тело. Убитый перевалился через зубец и полетел вниз, увлекая за собой лезущего по лестнице товарища.
   Пока Стылые останавливали прорыв северян, Капитан всецело сосредоточился на всадниках и до передела увеличил частоту залпов:
   - Дуга три пальца! Залп! Прицельно по ближним! Залп! Правая группа, поправка на ветер два пальца. Залп!
   От Заноз отделялись жужжащие волны и катились к врагам одна за другой. Пущенные твёрдой рукой опытных лучников стрелы косили неприятеля, усеяв землю множеством новых трупов.
   Защитники также несли большие потери. Треть воинов гарнизона погибли, самых неопытных выкосило практически начисто. Многие ветераны сражались с кровоточащими ранами, и время работало против них. Обстрел со стороны кочевников не прекращался ни на секунду, наполняя воздух останавливающим сердце свистом. Тела погибших и раненых не успевали уносить, камни во многих местах стали скользкими от крови. Повсюду слышались вопли и призывы о помощи. Окружающая картина приобретала всё более жуткие очертания и одним своим видом истощала силы тех, чей дух начал слабеть. Страх и отчаяние в рядах самых молодых солдат нарастали. Над гарнизоном повеяло паникой.
   Комендант и трое офицеров метались по стене, выкрикивая команды и приказывая подчинённым держаться. Помогало это слабо. Одновременно человек двадцать бросили оружие и оставили позиции, улепётывая вниз по ступенькам. Краснолицый офицер принялся перехватывать беглецов. Он лупил их по щекам, заставляя прийти в себя.
   Пополненная новыми бойцами обслуга катапульты произвела залп. Взметнулся бросающий рычаг, и небо прочертили точки тёмных камней. Расстояние стрелки оценили верно, а вот направление - не очень. Выстрел пропал зря. Поток брани офицера изливался параллельно со скрипом ворота, онагр снова ставили на боевой взвод.
   Комендант перевёл половину мечников с дальнего конца стены ближе к воротам, и это как раз оказалось ошибкой.
   Большая группа северян захватила левую башню и потрусила дальше по стене. Впереди бежал здоровенный вождь с такими мощным торсом, что на него не налезла бы и самая большая кольчуга из городского арсенала. На изрезанном шрамами лице застыл оскал матёрого воина, в седых волосах алели капли крови. Он уверенно прорубал себе проход сквозь растерявших остатки мужества защитников, а за ним, подобно торжественному эскорту, двигались воины помоложе.
   Не в силах побороть страх, многие солдаты бросились наутёк. Пусть лучше кто-то другой справляется с этим ходячим ужасом.
   - Укрыться! - скомандовал Капитан, и прикрывающий его мечник принял на щит очередную стрелу. Справа с жужжанием пролетели ещё две. Одна ушла в никуда, вторая угодила в плечо соседа. Заметив движущихся к ним северян, Капитан прижался к внутреннему краю башни, плавно натянул тетиву и так же плавно её отпустил. Крепкая стрела с шиповидным наконечником рванула к сеющему панику норду.
   Уперев секиру в землю, вождь припал на одно колено и увернулся играючи. Подобная реакция и чутьё на опасность вырабатывались в суровых воинах севера множеством поколений, выросших в войне, живущих войной и умирающих на поле кровавой сечи, а никак не в тёплой постели с тучей родственников вокруг.
   Капитан хотел повторить выстрел, но стрелы Гулкого Ветра вынудили его спрятаться за каменный зубец. На этом участке укреплений с ним остались только пятеро лучников и сжавшийся с кинжалом в углу Эвой.
   Игнис появился как раз вовремя, чтобы перехватить ворвавшихся на башню врагов. Навстречу ему блеснула секира вождя, лезвие чиркнуло по зубцу, во все стороны брызнула каменная крошка. Один осколок попал Игнису в щёку, и он почувствовал, как горячая струйка крови сбегает к подбородку.
   Норд снова поднял оружие для удара, когда находящийся слева Стылый со злостью всадил клинок ему в бедро. Плоть разошлась, здоровяк невольно зашатался и отступил на шаг. Совместными усилиями Стылые таки повалили его на камни.
   Больше всего защитников удивил Эвой. Он решительно подскочил к прорвавшемуся к лучникам с другой стороны северянину и вогнал ему в спину кинжал. Противник в смертельной агонии попытался отмахнуться, но паренёк присел и саданул повторно. Испугавшийся за юношу Капитан в полсекунды оказался рядом, выхватил дирк и одним чётким движением перерезал горло врага.
   Увидев смерть вожака, атакующие предпочли отступить. Норды покинули стену, кочевники также отошли на безопасное расстояние, оставив на земле сотни людей и лошадей.
   Не прошло и двух минут, как заждавшееся вороньё живо опустилось тёмной каркающей тучей на тела убитых. К вечеру тут всё почернеет от этих стай.
   Понуро бродящие по стене люди помогали раненым, уносили убитых. Семеро солдат с вёдрами смывали кровь с камней и посыпали песком скользкие лестницы. Запах крови смешивался с гарью от костров.
   Внизу каждый стонал на языке собственной боли. Женщины со скорбными лицами ходили среди измотанных солдат с кувшинами воды. Между ранеными суетились все городские врачеватели. Большинство целителей не имели практического опыта работы в таких условиях, руки их тряслись от волнения, когда они зашивали несчастных бойцов. Офицеры старались сохранить бравый вид, дабы не вгонять подчинённых в ещё большее отчаяние, хотя получалось у них не очень здорово.
   Стылые разорвали связь с Оплотом и со стонами повалились на землю. Одного из бойцов нещадно рвало, болезненно-бледное лицо его пересекали дорожки грязи и пота. Другого ранили в руку, и сейчас подле него крутился врачеватель, вовремя направленный сюда комендантом. Бывалый командир понимал, каких воинов нужно вытягивать в первую очередь.
   Стараясь отдышаться и совладать с болью, Игнис растянулся на земле и безразлично глядел в небо. Солнце пыталось вырваться из-за подгоняемых ветром осенних облаков. Одинокий сокол, широко раскинув крылья, парил на недосягаемой высоте. Лёгкий порыв с востока принёс с собой свежее благоухание полей, на секунды сменив удушливый запах крови и смерти. Ничего не хотелось. На Игниса упала тишина, и мир на несколько долгих минут исчез. Это указывало на достижение бесстрастного спокойствия, лежащего за порогом мыслей и переживаний.
   Сбоку долетел сочный баритон коменданта:
   - Отныне вы не новички! Вы выстояли! Битва вас закалила. Теперь вас не сломить.
   Ветеран вряд ли сам верил в это, но поднятие боевого духа - обязанность каждого командира.
   Подойдя к Игнису, он сел рядом и снял шлем.
   - У нас очень большие потери.
   - Насколько?
   - Семнадцать воинов с Оплотом погибли, шестеро тяжело ранены. Бой смогут продолжить только одиннадцать. У Заноз половина убитых или тяжело раненых. В основном выкосило молодёжь. Из мечников и копейщиков в строю не больше сотни. При этом некоторые не погибли, а просто убежали от страха.
   - Печальные итоги, - вздохнул Игнис, нехотя переходя в сидячее положение. - Как вы оцениваете потери врага?
   Комендант зло сплюнул и вытер серые от пыли губы тыльной стороной ладони.
   - Задери меня страх, если мы убили больше пятисот плосконосых и двух сотен нордов. А врагов там ещё столько же.
   - Почему мы не используем смолу и кипящее масло?
   - Стыдно сказать, но у нас нет котлов. К настоящей осаде мы никогда не готовились. Как мне выделили деньги, так я и заказал котлы, но отлить их не успели.
   Игнис потёр ладонями глаза и поморгал, стряхивая сонливость.
   - Можно изъять в харчевнях.
   - Да, так и сделаем, - комендант подозвал мнущегося поблизости солдата и отдал соответствующие распоряжения. Достав флягу, он сделал глубокий глоток и полил себе на лицо. - Мы убили вождя нордов. Это ведь сломит их дух?
   - Не особо. Его старший сын займёт место отца и поведёт в бой людей. И у него будет уйма желания доказать свою храбрость и упрочить положение в клане.
   - Но мы ведь продержимся до прихода конной армии?
   - Не уверен, - устало вздохнул Игнис. - Мы не видели шияров и Виридов. Враги вымотали нас и заставили использовать все резервы. Мы потеряли большую часть бойцов с Оплотом. С новым штурмом степняки поставят всё на прорыв в нужном месте. Нам нечего будет им противопоставить.
   - Но у нас есть вы, - криво улыбнулся комендант и сделал глоток из фляги.
   - Мы устали. Если они привели с собой хотя бы пятерых Виридов, то они сметут нас.
   По-отечески похлопав Игниса по плечу, комендант встал и нахлобучил шлем. Махнув офицерам сопровождения, он продолжил обход. Бодрый голос его всё отдалялся, пока не затих совсем.
   Припадая на раненую ногу, мимо проковылял лучник из Заноз.
   Вскоре Стылым принесли душистого травяного отвара и пшеничной каши. Такая пища считалась наиболее полезной для восстановления сил после призыва Оплота.
   Приняв кружку с дымящимся напитком и миску с кашей, Игнис поднял голову и увидел давешнюю молодую женщину. Она держала в руках глиняную посудину с двумя ручками, мило улыбалась, и лицо её казалось самым прекрасным на земле. Любуясь ею, Игнис почувствовал, как губы его невольно растянулись в ответной улыбке.
   Терпеливо подождав, пока он доест, она присела на корточки и вытерла с его щеки запёкшуюся кровь. Сквозь влажную ткань Игнис ощутил её тонкие пальцы, и в нём снова зашевелилось былое возбуждение. Возможно сейчас не лучшее время для таких мыслей, но его страшно подмывало наплевать на слова "подходящий" и "неуместно". Он так устал от себя прежнего. Ему нестерпимо захотелось послать в бездну все переживания, опасения, воспоминания. Просто жить, видеть это прекрасное лицо, и ощущать её прикосновения. Разве кто-то может обвинить его в таком естественном желании? Чем дольше она находилась рядом, тем больше он чувствовал их сближение. Ему не нужно было говорить с ней, узнавать о её прошлом, достаточно лишь смотреть на неё.
   Она поднялась и собралась уходить, но Игнис остановил её, взяв за руку:
   - Как тебя зовут?
   - Нита. Я живу на Лодочной улице. Шестой дом от реки, - она улыбнулась в последний раз и зашагала прочь.
   Игнис ещё долго глядел ей вслед. Видел, как подруги - также разносившие еду и напитки солдатам - принялись дружно подшучивать над ней за желание отхватить самого сильного бойца.
   Если он выживет, то совершенно точно не упустит её. Впервые за четыре года у него возникло чёткое понимание дальнейших действий. Он не будет больше упиваться никому не нужными страданиями и ждать непонятно чего. Он заживёт полной жизнью, вернёт себе счастье. Игнис расслабился и всецело отдался приятным мыслям. Вскоре он задремал...
   Надрывные звуки набата быстро привели его в чувство. Неприятель пошёл на новый приступ. Заорали офицеры, разгоняя солдат по местам. Все способные держать оружие обречённо поднимались на стены и башни. Часть людей, отвечающих за дежурные костры, перевели к котлам с кипящей смолой. Комендант всё же воспользовался советом и приготовил атакующим горячую встречу.
   Из-за малочисленности защитников всех бойцов теперь распределили по группам, и каждая отвечала за отдельную часть укреплений. Основные силы гарнизона сосредоточились на башнях, многие участки стены пустовали. Комендант разумно решил не распылять силы, уповая на способность Заноз держать под обстрелом ключевые направления.
   Звуки копыт всадников Гулкого Ветра вновь разнеслись по округе. Тучи стрел взвились вверх, прокатились по солнечному диску и обрушились на жидкие ряды осаждённых. Они стучали по щитам, пробивали слабые места кольчуг, впивались в руки, ноги, шеи.
   Капитан велел людям укрыться. Один из мечников выпрямился раньше времени, и в узкую щель в шлеме встрял наконечник. Сила удара заставила солдата дёрнуться, и он упал ничком поверх щита.
   Стоило северянам приставить лестницы, как на них сверху полилась кипящая смола. Солдаты гарнизона действовали не очень умело, и большая часть смердящей жидкости прошла мимо, но шестерым врагам всё же досталось. Хриплые крики резанули слух.
   Носящиеся в отдалении кочевники подскакали ближе к надвратной башне и обстреляли суетящуюся при котлах обслугу. Трое солдат упали замертво, а одна из стрел легла особенно удачно для штурмующих. Раненый в лицо боец взревел и повалился прямо на котёл. Тёмная булькающая смола выплеснулась и мигом прокатилось по камням, сея хаос в равной степени среди новичков и бывалых воинов. Люди с криками прыгали со стены, пытались убежать от огня, катались в попытке погасить пылающую одежду. Двое свалились между зубцами прямо в толпу приставляющих лестницы нордов. Один из обожжённых побежал по стене, зацепил и перевернул второй котёл, распространяя огонь дальше. По защитникам ударила новая волна опаляющего жара. Чёрный ручей смолы пролился на троих копейщиков внизу, одежда их занялась. Они катались, царапая ногтями землю. Другие поспешно отскакивали, кашляя и задыхаясь. Злобно-красный огонь сливался в единую огненную завесу, над ней трещал и клубился чёрный удушливый дым, разило палёной плотью. Семеро солдат передавали по цепочке вёдра с водой, тщетно пытаясь обуздать пламя, а вместе с ним и панику.
   Повинуясь внезапному порыву, Игнис приблизился к разбушевавшейся стихии. Смежив веки, он плавно выдохнул и расслабился. Оплот призывать не было нужды, он пришёл сам. Перед мысленным взором всплыла Нита, вытирающая кровь с его щеки. Он снова ощутил её прикосновение, её тепло. В какой-то короткий миг показалось, что он парит над землёй, тело ощущалось совершенно невесомым. Он слышал, как огонь говорит с ним, отвечает на зов, соглашается с его просьбой. Игнис совершенно не мог понять, отчего у него раньше не выходило так легко беседовать с пламенем. Ведь они когда-то были так близки. Они знали друг друга, подобно закадычным друзьям. В нём проснулась целая прорва желаний, и его неодолимо потянуло к ласковому огню. Он верил, что встретит там Ниту, им будет хорошо вместе. Пламя поможет им, расскажет о многом, оно умеет слушать, любить. Оно понимает, успокаивает, зовёт и тянет. В эту секунду Игнис чувствовал себя наполненным до предела. Он способен был вместить целый мир, увидеть всё, познать всё, впитать в себя море эмоций.
   На плечо легла чья-то рука, заставив встрепенуться и открыть глаза. Сбоку стоял Мастер и с непонятной улыбкой взирал на него:
   - Хватит, у тебя и так хорошо получилось.
   Игнис опустил раскинутые в стороны руки и осмотрелся. Зловещее пламя погасло, смола лишь немного дымилась, насыщая воздух характерным запахом. Дежурные же костры не потухли, пылали вовсю. Замершие позади Стылые и другие солдаты ошарашенно пялились то на стену, то на Игниса.
   - Огонь весь перетёк в костры, - пояснил Мастер. - Перестал жечь людей. Он тебя послушал.
   На месте пожарища стонали обожжённые люди. Обугленные и скрюченные тела погибших лежали в беспорядке. Сжавшиеся за щитами мечники превратились в потные сгустки страха. Они крутили головами, медленно приходя в себя.
   Занозам же некогда было восхищаться деянием отдельного человека - они отбивали атаки наседающих кочевников и нордов. Стрелы летали в обе стороны в соотношении одна к шести не в пользу осаждённых.
   Окончательно в чувство защитников привёл страшный звук чего-то тяжёлого, врезавшегося в ворота. Вскоре звук повторился.
   Степняки соорудили необычный таран. Двенадцать всадников удерживали подвешенное на цепях бревно. Ударную часть укрепили медным набалдашником, им враги и лупили в ворота. Со всех сторон их закрывали стрелки Гулкого Ветра. Они не только оберегали таранную команду, но и метко снимали лучников надвратной башни.
   Бревно раз за разом громыхало по воротам, дробя доски и корёжа бронзовую окантовку. Лучники Капитана делали всё возможное в попытке достать проклятых кочевников. Двоих врагов удалось подстрелить, но их место тут же заняли другие наездники. Таран это задержало всего на пару минут.
   Среди солдат ширился страх. Если неприятелю удастся пробиться в город - все надежды осаждённых рухнут. Один из копейщиков громко причитал, моля позволить ему уйти. Офицер шагнул к нему и без церемоний вмазал паникёру по лицу, расквасив нос.
   Ворота вздрогнули от очередного удара. Медное оголовье тарана сминалось, но и доски поддавались. Изрядно измочаленные, они пока держались, но долго выстоять не могли. Вскоре раздался треск, железные скобы задребезжали, створки перекосились и рухнули внутрь. Петли оказались слабым местом городских укреплений.
   Комендант не мешкая дал команду подготовленным конникам. Сорок всадников Резвой сотни запрыгнули в сёдла. Пятки врезались в бока лошадей, и бойцы поскакали в образовавшуюся брешь. Двигались они плотным строем, надеясь длинными пиками врезаться в живую массу неприятеля.
   Никто не встретил их ответной атакой. Вместо этого кочевники разделились на две группы и разошлись в стороны, пропуская галопирующих защитников города.
   Стрелы вонзались в спину всадников Резвой сотни, сбрасывая их с сёдел, раненые гибли под копытами лошадей. Атака кавалерии Нильвоса захлебнулась, так толком и не начавшись.
   Не зря Корсия отказалась от попыток противопоставить степнякам мощь собственной кавалерии. Не было этой мощи! Как можно верхом одолеть воина, живущего и умирающего в седле?
   Кочевники не стали нестись в пролом ворот сломя голову, а принялись засыпать его стрелами.
   Руководящий возведением баррикады комендант приказал мечникам прикрыть остальных, но десяток щитов не способны были остановить все стрелы. Защитников срезало, словно колосья, и швыряло на землю. Участок обороны близ ворот на глазах превращался в пугающую мешанину повозок, тел, щитов, досок, крови, размокшей земли.
   Плотным потоком в брешь влетели Теворские Горлорезы. Хлипкая баррикада задержала их, но лишь частично. Защитники с криками устремились на врагов. Наступил полнейший хаос. С ржанием и топотом мелькали кони; воздух буквально вскипал от частых ударов сотен клинков; люди сражались, кричали, гибли; некоторых поражали стрелы, раненых затаптывали лошадьми. Во все стороны летели комья пропитанной кровью земли; пространство около ворот наполнилось воплями, паникой, ужасом.
   Стылые вклинились в эту суматоху и рубили не останавливаясь.
   - С верой в Оплот! - Игниса захлестнула битва - сплав криков, боли и животного возбуждения.
   - С верой в победу! - шлем слетел с головы бьющегося слева мечника и откатился под ноги соседу. Солдат повернулся, показав Игнису разрубленное горло, и сгинул под копытами.
   - Враги разобьются! - оборона держалась сейчас на Стылых и бойцах с Оплотом.
   - О сталь и кулак! - звон металла давно заложил уши, и слух воспринимал лишь громкие звуки.
   Одного из Стылых смертельно ранили. Он на секунду остановился, скосил глаза на рассечённый бок, но уже в следующее мгновение разразился неистовым криком и врубился в самую гущу битвы, нещадно полосуя недругов. Боец вошёл в то исступлённое состояние, когда нет ни боли, ни страха. Двуручник в его руках продолжал крушить врагов даже после того, как тело распороли четыре лезвия. Рухнул он вместе с очередным противником, в падении прихватил с собой ещё одного северянина.
   Остатки гарнизона уже подались назад, дрогнув под яростным напором штурмующих, как на вершину баррикады забрался Мастер. Он вытянул левую руку вверх, и вокруг его туловища тут же с шелестом раскрутилась вьюга из мелких деревяшек, щепок, отломанных кусков копий и щитов. Стрелы влетали в эту массу и становились её частью, не причиняя Мастеру никакого вреда.
   Комендант торопливо отзывал людей, солдаты возвращались за баррикаду.
   Внезапно лошади кочевников дико заголосили и взвились на дыбы. Многие наездники не удержались и вывалились из сёдел. Животные взбесились не на шутку. Они носились кругами, сбивая с ног степняков и нордов, топча копытами хозяев, множа и без того дикую сумятицу. Кочевники старались утихомирить скакунов, но быстро осознали тщетность таких попыток. В итоге враги отступили. Кони слегка успокоились и выскочили за ворота вслед за ними.
   Плюясь и отдуваясь, Игнис направился к шатающемуся на вершине баррикады Мастеру. Сбоку подскочил комендант, поправил наползающий на глаза шлем и прокашлялся:
   - Тут нам повезло, но группа шияров прорвалась через речные ворота.
   - Что?! Какие ещё речные ворота?
   - Старые ворота у реки. Мы их давно заколотили. Они пробили в них узкую брешь.
   - Лёд им в печень! - прорычал Игнис и повёл троих израненных Стылых и шестерых бойцов с Оплотом к месту нового прорыва. Мастер трусил за ними, его поддерживали двое мечников.
   Три десятка защитников спешно заканчивали баррикаду, остатки Заноз стягивались к надвратной башне, убитых и раненых предоставили самим себе. Жители Нильвоса засели по домам и отмеряли время до неизбежной смерти.
  

Глава 30

  
   Солёный ветер разгуливал по палубе флагмана ассултского флота, забредал в каждую щель, выгибал дугой три больших паруса. Шаткое море заметно волновалось, являя характерный для него в осенний период буйный нрав. Волны швыряло в обитые бронзовыми пластинами борта, и матросов окатывало мириадами брызг. Тучи сковали небосвод и сделали полдень более схожим на вечер. Всё это похищало спокойствие моряков и заставляло их про себя постоянно взывать к Равноединому, моля унять неспокойную стихию.
   Квадрирема "Вестник солнца" уходила на восток, оставляя справа цепь Искристых островов и с каждым часом приближаясь к морской границе Корсии. В пятидесяти шагах позади шли две триремы сопровождения, до отказа забитые лучшими солдатами флота.
   Еншая стоял на носу флагмана, сцепив руки за спиной и не пытаясь даже схватиться за фальшборт несмотря на изрядную качку. Палуба скрипела под ногами, судно периодически зарывалось носом в воду, ныряя в пенные волны, затем снова подымаясь. Где-то внизу слышались отрывистые команды гортатора, руководящего действиями гребцов, а слева в вышине хрипло кричали чайки.
   Еншая уже около часа не двигался с места, вперив равнодушный взор в одну точку на горизонте. Однако в отличие от прошлых времён, сейчас он не думал ни о чём. Никакие мысли, переживания, сомнения, планы, воспоминания не занимали его - не было ничего. Он просто стоял и смотрел. Что-то в нём пыталось уловить оттенки этого "ничего". Бывают ли они? "Ничего", когда взираешь вдаль и в голову не приходит ни единой мысли. Или когда долгое время выполняешь скучную монотонную работу, и всё это сливается в одно большое "ничего". Поздно вечером закрываешь глаза, пытаешься заснуть, но нет никаких сновидений, а лишь безликий мрак за окном и периодически слегка подрагивают веки, пальцы или вся рука. Тебя спрашивают о чём-то, ты отвечаешь и только потом осознаёшь вопрос. Пытаешься вернуться к прерванным размышлениям, но понимаешь, что их не было... Жив ли ты в эти минуты? Как быть, если ты застрял в них навечно?
   Еншая стоял и смотрел на горизонт. В облике его теперь всё изменилось, поблёкло, лишилось красок. Скулы очертились резче, волосы полностью усыпала стальная седина, множество тяжёлых морщин врезались в кожу глубокими бороздами. Но больше всего досталось глазам. Сейчас их цвет представлял собой настоящую загадку. Они казались потускневшими и безжизненными, словно великое "ничто" въелось в них и засело где-то внутри, забрав с собой всё живое. Движения его стали крайне скупыми, он подолгу застывал на одном месте, превращаясь в статую, а когда менял позу, то делал это как-то вяло, будто тело всего лишь подчинялось старой привычке.
   Уверенной походкой бывалого морского волка наварх флота прошагал по палубе и остановился слева от старого приятеля. Еншая, казалось, не услышал его шагов или не подал вида.
   - Меня беспокоит непогода, - повернул обветренное лицо к югу наварх. - Если налетит шторм, укроемся у Искристых островов. - Закончив рассматривать неспокойное море, он украдкой бросил взгляд на неимоверно постаревшего за считанные дни приятеля.
   - Да, я знаю, - заметил Еншая, не поворачиваясь и не отрывая взгляда от горизонта. - Внешне мне отныне будут давать лет семьдесят.
   - Ты же был одним из лучших в Лиге! Каким образом какой-то сопляк смог одолеть тебя?
   Еншая помедлил с ответом, проводя каскад брызг безразличным взглядом:
   - Да, в это трудно поверить. Я мог бы легко сломать его. Даже невзирая на ту гадость, что мне подмешали в напиток.
   - Так в чём же дело?
   - Я думал, что после смерти Ясиры в состоянии перешагнуть через всё. Пойти до конца. Это оказалось не так. Я не смог так поступить с собственным сыном, - голос его звучал безучастно, словно речь шла о ком-то другом, мельком знакомом.
   - Он заслужил смерть, - отрезал наварх и смахнул с лица солёные брызги. Устав сражаться с особенно сильной на носу качкой, он схватился на фальшборт.
   - Да, он предал Лигу и заслужил самого сурового наказания. Я это понимал, но не смог. Я собирался попросту продержаться до утра, но и это у меня не получилось.
   - Почему он пошёл на это?
   - Он винит меня в смерти матери... Я не был хорошим отцом. Он жил сам по себе. Взрастил внутри ненависть ко мне. Дальше его подтолкнули... Мы в Лиге все были одиночками. Зазнавшимися, готовыми топтать друг друга из-за власти. Теперь это уже не имеет значения.
   - Почему "были"? - осведомился наварх. - И почему не имеет значения?
   - В ближайшие дни Орден нанесёт удар. Виш думал стать великим мастером Влияния в рядах Ордена. Но Старый Мерзляк никого не оставит в живых. От Лиги вообще ничего не останется. Святоши - люди напористые, хоть и глупые. Они не понимают, какие силы лежат в основе нашего мира. Вся эта возня с Равноединым ничего не стоит.
   Волнение на море усиливалось. Наварх повернулся к помощнику и прокричал несколько резких команд. В ту же минуту вёсла второго ряда втянулись внутрь, и моряки принялись закрывать порты кожаными заглушками. Шесть матросов сворачивали паруса, готовясь убрать и мачты.
   Наварх покосился на старого приятеля и осторожно произнёс:
   - Это страшные слова. Ты идёшь против веры в Равноединого. Против самой основы империи... Почему ты так безоглядно мне доверял все эти годы?
   - Почему наши отцы так безоглядно доверяли друг другу? Почему наши деды доверяли?.. Всё благодаря тому, что увидел твой предок в глазах того мальчика. Там, в крепости Одис-Квист. Это больше, чем всё остальное. Это связывает не только людей, но и их потомков.
   - И что он там увидел? - заинтересованно протянул наварх.
   - Оплот.
   - Хм... А можно подробнее?
   - Подробнее я объяснить не смогу. Никто не сможет, - хитон Еншая к этому времени уже изрядно намок от брызг, края его теребил крепнущий ветер.
   - Почему познавшие никогда ничего не рассказывали об этом?
   - Когда ты постигаешь суть Оплота, у тебя отпадает всякое желание об этом говорить. Для тебя это становится сокровенным знанием. Глубоко личным. Тот мальчик был великим человеком. Иначе он не смог бы основать Лигу и написать трактат "О тонкостях Влияния на глупых и на просвещённых".
   Повисло длительное молчание, разбавляемое лишь свистом ветра в такелаже и мерным рокотом барабана внизу, задающего ритм гребцам. Еншая не двигался с места. Сцепив руки за спиной, он продолжал рассматривать горизонт.
   Через некоторое время первый человек самого могущественного в мире флота снова заговорил:
   - Что ты теперь будешь делать?
   - Я сражался все эти годы. Боролся, не подпускал её близко. Но в итоге всё равно проиграл. Она пожрала меня целиком. Забрала последние остатки Оплота. Отныне она во мне навсегда.
   - Ты про ненависть?
   - Нет. Месть, гнев и ненависть имеют пределы. Они быстро иссякают.
   - А что тогда?
   - Пустота, - отчётливо проговорил Еншая. - Это не просто общее понятие. Она присутствует в нашем мире и так же влияет на всех нас, как и Оплот. Каждая из этих сил тянет в свою сторону.
   - Хм... - наварх поводил сжатыми губами из стороны в сторону. - Какая сила может быть в пустоте? Для меня это большое ничто и только.
   - Считается, что человек сам создаёт себе границы. Вот и представь, что границ больше нет. Ни внутренних, ни внешних. Все они рухнули.
   - Всевластие?
   Еншая впервые повернул голову. Лицо его воплощало саму непроницаемость, точно задёрнутое плотной шторой окно.
   - Всевластию обычно сопутствует желание и стремление. А у меня их нет. Можно всё, но ничего не нужно.
   - Так что ты таки будешь делать?
   - Лучи Оплота. Братья создавали их для всех, а мне нужен собственный Луч.
   - Разве пустота может что-то создавать? Тем более Луч? - наварх крепче вцепился пальцами в планширь фальшборта.
   - Нет, конечно. Но она способна вобрать в себя всё. Чтобы заполучить Луч, необязательно его создавать. Особенно если понимать, чем он является на самом деле. Поразительно, но четырнадцатилетний мальчик знал об этом больше, чем все нынешние Мастера Корсии вместе взятые. Они измельчали. Им не выстоять в этой войне.
   Наварх глубоко вдохнул наполненный солёной влагой воздух, чувствуя, как мысли путаются в голове:
   - Поэтому мы плывём в сторону Оплота Запада?
   - Да. Теперь война с Корсией неминуема. Орден добьётся желаемого. Мне нужно успеть туда, пока наши полемархи не двинули войска.
   Бывалый моряк надолго задумался, мысленно взвешивая всю беседу. У него сложилось ощущение, что не заговори он первым, Еншая хранил бы молчание вечно.
   Наконец, наварх собрался с духом и задал мучающий его вопрос:
   - Если ты утратил остатки Оплота, то что нас теперь связывает?
   - Ничего. Ты высадишь меня на берег и больше никогда не захочешь видеть. Тебя и так тяготит этот разговор и само моё присутствие. Ты помогаешь мне исключительно по старой памяти.
   - Я думал, ты утратил все способности, - криво улыбнулся наварх.
   - Я лишился Взгляда и Влияния, но вместо этого вижу многое другое. Не стремлюсь видеть, но вижу.
   - И сколько ты думаешь так протянуть? Судя по внешнему виду, ты уже одной ногой в могиле.
   Еншая во второй раз повернул голову. Поблёкшие глаза его взирали с безразличием - никакого покровительственного выражения лица, никакой надменности.
   - Ты так ничего и не понял. Пустота - это бессмертие. Оплоту нужны множество людей. Все люди. Пустоте хватит и одного меня.
   Волны лупили в борта со всё возрастающим напором, опасно раскачивая корабль. Вода просачивалась через щели неплотно подогнанных заглушек, докатывалась уже и до портов третьего ряда вёсел. Прямо по курсу блеснула ветвистая молния, и вскоре тёмно-серые небеса расколол оглушительный гром. Ливень зарядил вместе со шквальным ветром. Тяжёлые капли застучали по палубе, принялись взбивать море в мутную пену.
   Квадрирема и две триремы повернули-таки к Искристым островам, спеша укрыться от немилостивой стихии в спасительных бухточках. В движение пришли силы слишком необъятные для разума простого человека - шторм начался.
  

Глава 31

  
   Кимон сидел на каменной скамейке у могучего ствола камфорного лавра, чьи корни выползали прямо на дорогу. Косые лучи едва проникали сквозь шатёр из листьев, а вскоре набежавшие тучи похитили и эти крохи слабого солнца. Жёсткий ветер поднимал клубы удушливой пыли, сбрасывал её вниз по склону, утыканному фисташковыми деревьями. Дело шло к дождю.
   Усталость, отчаяние, а более всего презрение к себе самому обволакивали Кимона, словно глиняной коркой. Застыв на скамейке, он упёрся локтями в колени и массировал пальцами вкруговую красные от бессонницы глаза. Впервые за многие годы причёска его пребывала в непростительном беспорядке, лицо портила редкая щетина, на пёстрой рубахе темнели жирные пятна.
   Запустив пальцы в волосы, Кимон встопорщил их ещё больше и воззрился на стоящего перед ним Советника:
   - Я говорил с Гилеей. Она только смотрела на меня и иногда кивала...
   - Она уже немного оправилась.
   Кимон стиснул зубы и зажмурился:
   - Как мы могли так с ней поступить?!
   - Я тоже этого не хотел. Она бы не выдала тебя - мы это понимали. Никто не собирался её пытать. Великий стратиг просто поговорил бы с ней наедине. Пообещал бы не принуждать к свидетельству. А она бы в обмен согласилась стать Советником. Её таланты должны быть использованы во благо Бактуна.
   Да, это был отличный план, рождённый умом и коварством настоящего стратига. Скандал вокруг подкупа сделал своё дело. Модусы и Перикулы быстро лишились доверия, в то время как Астаты снова неожиданно победили на выборах. Великий стратиг получил ещё шесть лет, дабы закончить начатое и привести Бактун к долгожданной победе над Ассултом.
   Да, это был отличный план, но болезненно сжимающееся сердце одинокого калеки отныне всегда будет ненавидеть за него собственный изощрённый разум.
   - Но ведь "случайным" свидетелем можно было сделать и кого-то другого, - вырвалось у Кимона.
   - Можно, но она нужна нам. Я месяцами пытался её уговорить. Если бы она только согласилась... Всё было бы иначе.
   - Я ненавижу себя за это.
   - Ты всё сделал как надо. Теперь старый долг твоей семьи перед моей выплачен сполна.
   - Выплачен... - болезненно процедил Кимон. - Выплачен ценой предательства. Она жизнь готова была за меня отдать, а я предал её.
   - Мы оба её предали, - едва слышно добавил Советник.
   - Подумать только, самой себе отрезать язык. Боги! - вскинув руки до уровня лица, Кимон напряг полусогнутые пальцы так, что вены вздулись. - Ей же всего девятнадцать. Откуда у неё столько мужества?!
   - Возможно, она сильнее нас обоих, - Советнику подумалось об укоренившейся в обществе уверенности, будто мужчина всегда и везде оберегает женщину, заслоняет от зла и страха, боли и отчаяния, горя и одиночества. Как мало люди знают о смелости!
   Кимон поднял затуманенный слезами взгляд.
   - Мы отобрали у неё невинность. Она больше никогда не сможет радоваться божьей коровке или цветку как раньше. Никогда не будет прежней. Я смотрел на неё и не видел прежней Гилеи. Её больше нет, это уже не она. Все теперь будут тыкать в неё пальцем и считать сумасшедшей немой. Как она будет жить с этим?!
   - Да, это тяжело, - вздохнул Советника. - Но Великий стратиг заткнул этих пустобрёхов. Отрезанный язык не может считаться серьёзным увечьем. Это не помешает ей быть с нами.
   - То есть?..
   - Он назначил Гилею советником.
   Красные от недосыпания и волнения глаза Кимона слегка расширились.
   - И она согласилась?
   - Да.
   - Неужели всё это стоило её искалеченной жизни?
   - Мы забываем нашу историю. Каста стратигов должна больше других жертвовать собой ради победы. Мы обязаны отдавать всё, - Советник покосился на обрубок правой руки. - Только так и никак иначе... Теперь ты можешь присоединиться к Астатам официально.
   Кимон обессиленно уронил голову на руки:
   - Я не могу. Не сейчас... Я... Мне надо подумать.
   - Поверь моему опыту, так будет лучше для тебя. Ни вино, ни сон, ни плаванье днями вокруг острова - не помогут. В битве легче всего забыться. К тому же, - грустная улыбка передёрнула рот Советника, как внезапная судорога, - тебе подойдёт любой исход битвы.
   Безотчётно покивав, Кимон медленно поднялся со скамейки и побрёл домой. Вдруг удастся заснуть и не проснуться.
  

***

   Гилея стояла на краю обрыва и смотрела вдаль...
   Тонкая полоска горизонта в отдельных местах виделась более тёмной, отмечая тем самым соседние с Отикой острова. Где-то далеко на севере слышалось ворчание грома, Шаткое море выказывало признаки беспокойства. Бог ветра Ивентал шевелил её светло-рыжие волосы, толкал в спину, побуждая прыгнуть, как прежде, и насладиться полётом.
   Гилея повела ногой в сторону, и несколько камешков тут же полетели вниз по склону, отскакивая и кувыркаясь, пока не булькнули в воду. Она проводила их равнодушным взглядом и отправила им вслед ещё парочку.
   Сейчас она старалась ни о чём не думать, и это у неё легко получалось. Тогда у водопада она хотела умереть, потом молила всех богов, чтобы они помогли унять боль и остановить кровь. Но когда боль улеглась, она поняла, что отдала бы всё на свете, только бы вернуть её. Ведь пришедшее ей на замену пугало по-настоящему.
   Теперь же Гилея не чувствовала вообще ничего и сама себе казалась мёртвой, безгранично опустошённой. Одиночество и пустота. Раньше ей были знакомы эти слова - но только слова, а не их суть. Каждый раз, как она слышала их или сама мысленно произносила, они будто относились не к ней. Однако теперь она отчётливо ощущала в себе их безжалостное присутствие.
   Советник осторожно придвинулся к краю утёса и поглядел вниз:
   - Тебе, наверное, интересно, зачем я привёл тебя сюда?
   Он ошибался, ей это было совершенно не интересно, однако она не хотела говорить ему об этом и не могла. Она теперь ни с кем не может говорить, только с собой.
   - Я хочу показать тебе кое-что. Там, - Советник вытянул руку на запад. - Построй мысленную карту, пообширнее.
   Гилея выполнила его просьбу, закрыв глаза и мысленно скользнув по водной поверхности, минуя западный мыс. Карта разворачивалась перед ней всё шире и шире, волны проступали движущимися изгибами, потянулись мелкие лодчонки рыбаков. Она даже слегка удивилась, как запросто у неё получилось охватить одним мысленным усилием громадный морской простор. Ещё месяц назад такой небывалый рывок в развитии способностей привёл бы её в неописуемый восторг.
   Затем Гилея увидела их!
   Даже невзирая на нынешнее безразличие почти ко всему, она почувствовала некоторое изумление. Талантливый стратиг способен с этой силой перевернуть весь мир. Другой бы на её месте зарыдал при одной только мысли о возможности распоряжаться подобной мощью.
   Советник не отрываясь следил за выражением её лица:
   - Ассулт подозревает о нашей тайной подготовке к войне. Но они не знают, что их ждёт. В этот раз всё будет по-другому... Тогда на тактической игре ты была права. Балбесы из других фракций не готовы тебя слушать. Но я и Великий стратиг - готовы. У нас есть план. Вместе с тобой мы раздавим наших врагов. И это не будет битва за семь несчастных островов. Мы весь Ассулт превратим в кучку пепла.
   Гилея слушала Советника с закрытыми глазами, а мысленная карта её добралась наконец до флагмана. Да, именно такой исполинский красавец достоин вести армаду Бактуна в бой. Высокие борта, выкрашенные в красный цвет, башни с новейшими боевыми машинами, три мачты, пенящий волны массивный таран... Гилея пожертвовала всеми остальными подробностями карты ради возможности разобрать название корабля. После минутных усилий у неё это таки получилось - Круорис. Бог крови, как символично.
   Открыв глаза, она наклонилась и подобрала маленький, вывалянный в пыли камешек.
   "Прощай, Бэллая! Ты всегда была рядом со мной, но теперь во мне больше нет тебя".
   Гилея замахнулась и с силой зашвырнула камешек в море. Три секунды - и он исчез навсегда. Впервые в жизни она отринула покровительство богини всего прекрасного и обратила помыслы к богу крови Круорису. Отныне он будет её единственным спутником.
   Советник заметил произошедшие в девушке перемены. Шестым чувством проницательный стратиг уловил смысл вложенных ею в камень слов. Он поспешно отвернулся и постарался заглушить в себе любые проявления сочувствия. Сейчас они ей совершенно не нужны. Впрочем, не нужны будут и впредь. От них становится только хуже. Кто, как не он, знает об этом.
   - Пошли. Я покажу тебе, чем на самом деле является твой любимый маяк и кем был Икилон.
   И в сопровождении зарождающейся грозы они направились к западному мысу - два человека без права на личное счастье, но с возможностью завоевать победу для всего Бактуна.

Глава 32

  
   Арид давно перестал вслушиваться в доклады о потерях. После того, как погиб двухсотый воин, ему стало безразличным итоговое число убитых. Когда он вернётся к Владетелю после взятия города, то выслушает гневную отповедь о нарушенных указаниях и потеряет всё. Жизнь ему сохранят, но Виридов отныне возглавит Касум. Сын Ветра понимал это, но беспокойства не испытывал никакого. Он должен ворваться в город, должен найти группу беглецов, должен лично перерезать им глотки. Без ненависти, криков, излишней жестокости - просто как дань памяти сестре, как необходимость.
   Никто из Виридов не способен почувствовать дыхание своих последних дней в этом мире, но Арид точно знал, что ему осталось совсем немного. Может полгода или чуть больше. В любом случае, зима, подступающая всё ближе прохладным дыханием, будет для него последней. Он ещё собирался пустить резвого жеребца по степным просторам в последний раз, ощутить знакомый с детства запах полыни, закрыть глаза навстречу дикому ветру, не знающему устали, провести рукой по коре их старого кедра. А потом... Он очень надеялся, что то место, куда он отправится, заберёт у него всю память и всю боль.
   Ворота наконец пали, и Арид велел перевести таранную группу к обнаруженному близ реки другому входу в город. Заколоченные створки выглядели довольно хлипкими, а на деле оказались ещё более слабыми. Небольшую брешь в них удалось проделать буквально за считанные минуты.
   Пятнадцать шияров всё это время нетерпеливо переминались за спиной. Они рвались в бой и отказывались понимать приказ оставаться вне битвы. Многие проявляли недовольство уже вслух, считая себя способными легко сломить осаждённым хребет. Такие глупые вояки во всех сражениях гибли первыми. Много куража, прорва желания показать удаль лихого воина степей и при этом мало опыта.
   Арид повернулся к шиярам, коротко махнул рукой, и шестнадцать коней рванули галопом к новой бреши в обороне Нильвоса. Перед ними по притоптанной траве бежали длинные тени, клонящееся к западу солнце заставляло людей щуриться, из-под копыт вырывались комья земли.
   Возле укреплений защитники послали в них несколько стрел, но взявшие в сторону всадники легко увернулись.
   Таранная группа спешно оттягивала назад ставшее ненужным бревно, основная же масса Теворских Горлорезов пошла на приступ главных ворот.
   Арид спрыгнул с лошади и немедля отправил сознание в Уш-вир. Мир вокруг замедлился, предметы обрели слегка расплывчатые очертания, но ему было не привыкать. Пущенная с башни стрела дала достаточно времени на уклонение. Арид перекатился по земле и живо вскочил на ноги. Стремительными зигзагами приблизился к воротам и нырнул в зияющую дыру, окаймлённую покорёженными кусками бронзовых полос; шияры следовали за ним.
   Четверо защитников ощетинились копьями и медленно двинулись навстречу.
   Метательный нож устремился в щель между овальными щитами, Сын Ветра указал шиярам на остальных, взмыл по ступенькам на стену, а поймавший лезвие боец всё продолжал падать.
   С башни донёсся звук щёлкающей тетивы. Арид прижался к камням и через секунду оказался на самом верху. Семеро мёртвых защитников, двое живых. Совсем молодой лучник лихорадочно пытался наложить стрелу на тетиву. Более же опытный его сосед, быстро смекнув с кем имеет дело, тут же отскочил к зубцам и схватился за меч.
   Сын Ветра оставил сопляка в покое и скользнул к старшему. Два лезвия вспыхнули зеркальным блеском. Лучник отчаянно пытался отклонить удар, но делал это непростительно вяло. Первый клинок полоснул его по запястью, второй навершием саданул в кадык. Мёртвое тело перевалилось через зубцы и пропало из виду.
   Молодой лучник кое-как справился с дрожащими руками и теперь норовил прицелиться. Арид вильнул влево, затем вправо. Стрелок судорожно дёргал луком, пока не рухнул с тремя ранами по телу.
   Внизу шияры играючи вырезали немногочисленных защитников, а Сын Ветра продолжал движение по стене. Волна скорости и решительности катилась по укреплениям, норовя разбить волю осаждённых, сломить и подавить любое сопротивление. Горячащая кровь эйфория сражения захватила Арида целиком, и он с трудом расслышал отчаянные вопли внизу.
   Группа защитников наскочила на его шияров. Четверо с двуручниками, шесть мечников и плетущийся сзади старик. Арид в мгновение ока оценил обстановку и внутренне возликовал - они!
   На спуск ему понадобилось всего пара секунд, но даже за это время шияры умудрились потерять четверых. Глупцы никогда не способны вовремя понять, кто перед ними, поэтому платят сообразно выказанной тупости.
   Небольшой пятачок мигом превратился в место отчаянной сечи. Атакующие перемешались с защитниками, клинки взлетали и опускались, разбрасывая грозди искр. Из-за скорости лязг мечей сливался в один протяжный звук. Несколько раз просвистели метательные ножи - звякая о щиты, врезаясь в тела. Справа двое шияров уже почти додавили Стылого со шрамом на щеке, как один из них взвыл и схватился за голову. Южанин не упустил возможности и убил его одним резким взмахом двуручника.
   - Достаньте старика! - гаркнул Арид и поспешил на выручку шияру. К Мастеру тотчас устремились разом три метательных ножа, но мечники вовремя сомкнули щиты, прикрыв его от опасности.
   Меж тем трое шияров окружили одного из Стылых и обрушили на него разом шесть клинков. Воин отбивался как мог, но любым способностям есть предел. Вскоре он повалился ничком, растерзанный множеством колотых ран.
   Сражающийся с южанином шияр послушно сместился левее, освобождая главе Виридов пространство для атаки. Арид налетел на отмеченного шрамом Стылого стремительным вихрем стали и мышц. Эспадон противника сплёл узор "Покатой защиты", приняв оба меча у выступов контргарды.
   "Силён!", - мимоходом успел подумать Арид и отдался схватке без остатка. Мир его съёжился, сузился до летающих клинков и фигуры соперника. Парные мечи носились в хитросплетении атакующих ударов. Сын Ветра, словно в танце, перетекал из одной позиции в другую, стелясь над землёй. Мечи сшибались с яростным звоном, затем отскакивали - только для того, чтобы снова схлестнуться.
   Два клинка против одного, и тем не менее южанин умело заполнял пространство между ними отражающими связками. По обе стороны от него с остервенением приговорённых к смерти сражались защитники города. Двое Стылых пока держались, вместе с тремя мечниками Оплота, но восемь шияров наседали на них всё напористее.
   Арид уклонился гибким змеиным движением и скользнул вперёд. Клинки его скрестились на уровне груди, улавливая двуручник. Он тут же применил "Разлуку" - рывком развёл мечи, отталкивая эспадон. Правый клинок достал руку южанина, пройдя сквозь доспех; а левый готов был уже добить врага, как перед глазами на долю секунды возникла мутная пелена. Проклятый Мастер!
   Стылый успел прийти в себя и отбил выпад эспадоном.
   В каждую мельчайшую капельку крови Арид вдохнул натиск и запустил по венам со скоростью бури. Он бил, колол, слышался скрежет, мечи потеряли чёткие очертания и превратились в лучах утомлённого солнца в призрачную стальную дымку.
   Увязнуть в обороне соперника - плохой вариант для Вирида. Ветер не терпит застоя.
   Наконец, Арид сделал долгожданный, тщательно подготовленный ход. Он поднырнул под утратившую былую подвижность раненую руку противника и резким выпадом всадил клинок во вражеский бок. Южанин пошатнулся и сделал пару мелких шажков назад. Кто-то велел ему пригнуться, и он повиновался.
   Перед глазами Арида возникли наконечники стрел, заставив его кинуться на землю. Троим шиярам повезло меньше, и они осели в пыль, сражённые толстыми древками со светлым опереньем. Вскочив на ноги, Сын Ветра стремглав помчался к воротам; выжившие степняки поступили так же.
  

***

   Сдавленно кашлянув, Игнис выпрямился и с трудом закрепил меч на перевязи. Сзади подбежал запыхавшийся Капитан с луком в руках. За его спиной маячила крохотная группа Заноз. Суровые лица ветеранов покрылись испариной, волосы слежавшимися прядями выглядывали из-под кольчужных капюшонов. Подле них с кинжалом в руке замер Эвой.
   - Они смели нашу баррикаду, - отдуваясь, поведал Капитан. - Это мои последние люди... Комендант с горсткой мечников отступил к ратуше. Надо уходить.
   - Хорошо, - тихо согласился Игнис.
   Чуть левее один из мечников силился привести в чувство Мастера. Другой пошатывался рядом, будто пьяный, уронив овальный щит и прикрыв глаза ладонью. Где-то вдалеке слышался топот всадников и дикие крики нордов, у стены развалилась пирамидка костра, запах дыма тревожил обоняние.
   Капитан подошёл вплотную и только сейчас заметил покрасневший на боку бехтерец Игниса:
   - Не спать мне вечность! Ты серьёзно ранен! Уходим к реке. По ходу найдём тебе врачевателя.
   - Это уже не поможет, - сквозь стиснутые зубы процедил Игнис. - Как только я выйду из Оплота, болевой шок меня добьёт... Или кровотечение сделает это раньше.
   Опустив голову, он уставился на сочащуюся меж пальцев кровь. Тёмно-красные капельки проступали всё быстрее, падали одна за другой, ладонь потемнела и стала липкой. Взор затуманился, слабость давила на плечи.
   Мир ускользал от него, прощался с ним. Игнис не пытался его удержать, хотя каждый воин вроде как обязан сражаться до конца. Всю жизнь он провёл в борьбе и теперь плохо понимал, зачем всё это было. Пусть Оплот ответит ему или заберёт саму возможность думать! Одаривать человека, а затем всё отнимать - это пытка, проверка на стойкость, злая насмешка, неясный замысел Оплота, что это?
   Капельки бежали вниз не останавливаясь, некоторые из них сливались, ускоряясь и спеша дальше. Горький привкус во рту принуждал глотать всё чаще, ноги держали с трудом.
   Мастер говорил, что смерть улыбается каждому, и человек может лишь улыбнуться ей в ответ. Сейчас ему не хотелось улыбаться. Он только обрёл что-то по-настоящему важное и стоящее, лишь мельком вздохнул полной грудью - и тотчас у него отбирают наконец-то получившую смысл жизнь. Он не мечтал умереть в собственной постели в окружении детей и внуков, но почему Оплот не призвал его раньше, когда ему было всё равно? Вооружённому этой пресловутой силой пустоты значительно проще уйти без сожалений. Почему он не умер, когда она у него была?
   Для нас бессмертно лишь то, что умирает вместе с нами. А если ты уходишь, а смысл жизни остаётся? Чем утешать себя в этом случае?
   Игнис стоял, покачиваясь, с закрытыми глазами, а капельки всё катились по прижатой к боку ладони...
  

Глава 33

Каждый должен принести в мир частичку Оплота. Когда их станет достаточно, он придёт для всех сразу. Пока же оставьте Мастерам право решать, кто способен призывать Оплот, а кто нет. И никогда, никогда не пытайтесь решать за Оплот и становиться его творцом!

("Конкордия")

   - Мастер, пожалуйста, - Алаи умоляюще сложила ладони, и её лазурные глаза устремились на старика. - Я не могу по-другому. Мне это очень нужно.
   Мастер Вийол кашлянул в кулак и пошаркал к стене ритуального зала Оплота Севера. Ревматические ноги слушались плохо, шёл он долго, кряхтя и отдуваясь. Алаи следовала за ним, чуть наклонив голову, отчего её волосы рассыпались по лицу. Она так спешила сюда к назначенному времени, что забыла стянуть их лентой.
   Доковыляв к настенному факелу, старик протянул иссушенную, покрытую дряблой кожей руку к огню.
   - Ты должна чувствовать его, понимать его. В этом весь смысл.
   - Я смогу.
   - Не уверен, - Вийол поднял на неё тусклые глаза, смотрящие из-под ершистых бровей. - У тебя есть склонность к воде. Мы нечасто проводим ритуал для женщин. Вода очень редка и это большой дар. Зачем тебе огонь?
   Алаи снова умоляюще свела ладони, глаза её блестели:
   - Мастер, я буду редко призывать его. Опасности нет. Вода только мешает мне. Она мне не нужна.
   - Дело ведь в мужчине?
   - Да. Я...
   - И в нём огонь?
   - Да...
   - Поднеси руку к факелу и представь его лицо.
   Алаи приблизила ладонь к огню, ощутила жар, по волосам её прыгали отблески. Она смежила веки и попробовала увидеть Игниса...
   Образ его проступал всё отчётливее по мере того, как тепло бежало по руке всё выше и выше. Он улыбался ей, тянулся к ней. Она шагнула ему навстречу, и они обнялись. Сквозь ткань платья она чувствовала его часто бьющееся сердце. Сама себе она казалась холодной и вялой, но его тепло согревало её. С каждой секундой он дарил ей свой огонь. Это меняло её, делало сильнее, ближе к нему, ярче, лучше, наполняло светом и радостью. Она невольно улыбнулась, а он что-то шептал ей, куда-то звал. Она не понимала, куда делся весь остальной мир, но это не беспокоило её. Она хотела оставаться в этом мгновении бесконечно долго, застыть в этом положении, не отпускать от себя это чувство, эту радость и его тепло. Думать о нём, жить ним, закрыть глаза и больше никогда не открывать их. Не видеть ничего лишнего, только ощущать, впитывать всё это, заполнить себя без остатка. Запаса сил должно быть настолько много, чтобы его хватило навечно. Всегда с ним, всегда рядом. Мыслями проникнуть в его мысли, слышать его голос, знать, что его дыхание шевелит её волосы и обжигает кожу. Он не покинет её. Она не сможет одна, она не хочет оставаться одна. Все эти годы она не видела, не знала, не ощущала до конца - она была лишена этого понимания. Теперь она знает, она пропустила сквозь себя тепло, и оно изменило её, дало ей всю радость мира. Она стала другой. Навсегда. Её трясло от ликования... Крик... Кашель...
   Вийол дёргал её за руку, хлестал пощёчинами. Ему с трудом удалось отвести её ладонь от Луча. Она тянулась к золотистому потоку как одержимая. Старик буквально повис на ней, хрипло дыша и обливаясь потом.
   Алаи открыла глаза, сияющие так ярко, что Вийолу они показались созданными из света.
   - Сумасшедшая! Что ты наделала?! - он кашлял, его била дрожь. - Какой огонь?! Какая вода?! Нельзя говорить с Оплотом напрямую!
   Она взирала на него как на неразумное дитя и улыбалась.
   - Вы не знаете... Вы не понимаете... Он зовёт меня, я должна идти, - Алаи развернулась к нему спиной и понеслась к лестнице.
   - Куда?! - старик сделал три корявых полушага-полупрыжка, ноги его подкосились, и он растянулся на полу. - Что ты делаешь?! - Хриплые рыдания вырывались из его груди. - Нельзя создавать новый Луч!
   Она уже не слышала его стенаний, ведь она так спешила. Он должен знать, должен увидеть...
  

***

   Игнис стоял у стрельчатого окна третьего яруса цитадели, наблюдая, как вкрадчивый летний дождь покрывает влагой головы и спины тренирующихся внизу новобранцев. Он вспоминал себя таким же неумёхой одиннадцать лет назад. Выскальзывающий из рук меч, неловкие движения, насмешки ветеранов, подзатыльники за любую промашку.
   Целый месяц Игнис откладывал принятие этого важного решения, но тянуть дальше было уже нельзя. Чего он ждёт? Ведь он всегда мечтал влиться в ряды Стылых, и вот наконец Мастер разглядел в нём достаточно Оплота, а такую честь принимали все, должен принять и он. Внутри всё кричало о необходимости избрать для себя участь одного из лучших бойцов Корсии - словно невидимая сила подталкивала его, склоняя к этому решению. Противиться было всё сложнее и сложнее. Помогали ему только мысли о ней. Именно они останавливали его и вынуждали думать о возможных последствиях. Стылые принадлежали исключительно Оплоту и Корсии, больше никому. У него не получится быть среди них и оставаться с ней.
   Дверь за спиной открылась. Игнис развернулся и увидел стремительно мчащуюся к нему Алаи. На секунду ему показалось, что он обознался. Та, которую он знал и любил, не могла так двигаться и так выглядеть. Однако это была она. Длинный подол платья и развевающиеся волосы не поспевали за ней. Родное лицо лучилось улыбкой, лазурные глаза горели, и вся она выглядела лёгким пёрышком, гонимым безудержным ветром.
   Он устремился к ней, плохо понимая собственные шаги - мир двигался лихорадочными рывками, то пропадая, то снова появляясь. Они встретились на середине комнаты. Волнение захлестнуло его. Биение сердца, пульсирующая в висках кровь, звук частого дыхания, тысячи мыслей и ничего определённого. Вытянутая вперёд рука, прикосновение к её лицу, обжигающая улыбка, глаза, переполненные лазурным светом, тепло или даже жар, застывшая минута, краткий миг.
   - Я покажу тебе.
   Ему показалось, или она действительно прошептала это? Он утратил доверие к зрению, больше полагался на внутренние ощущения.
   В следующую секунду что-то случилось, он перестал видеть, глаза слезились и он зажмурился... Тревога ушла... Он слышал тихий голос, слова угадывались, но суть ускользала от него...
   Через какое-то время пронзительный крик заставил его вздрогнуть и открыть глаза. Он снова мог видеть. Алаи куда-то пропала, а к нему бежала Тинали.
   - Будь ты проклят! Она пошла на это из-за тебя!
   Игнис хотел что-то сказать, но голова его дёрнулась от внезапной пощёчины. Тинали била его не прекращая, а он ничего не мог поделать. Он слышал рыдания и ощущал её ненависть, кожа его горела. Затем она остановилась. Огненно-каштановые волосы её растрепались, локон прилип к влажным губам, по щекам текли слёзы.
   - Посмотри на неё, ты... - она указала рукой ему под ноги.
   Он посмотрел. Там лежала Алаи. Она не шевелилась. Понимание приходило медленно, крохотными частичками. Секунда за секундой ужас произошедшего проникал в него. Он чувствовал, как у него забирали жизнь, меняя её на что-то другое.
   Смахнув слёзы, Тинали потянулась к его поясу и резким движением вырвала кинжал из ножен. Игнис снова хотел что-то сказать, но в то же мгновение лезвие полоснуло его по правой щеке.
   Оружие упало на пол, звякнуло и отлетело в сторону. Со вскриком Тинали прикрыла рот руками и стремглав выскочила из зала; а Игнис остался стоять, прижав руку к щеке и ощущая сочащуюся меж пальцев кровь.
   Тёмно-красные капельки проступали всё быстрее, падали одна за другой, ладонь потемнела и стала липкой. Взор затуманился, слабость давила на плечи.
   Она покинула его, ушла навсегда. Игнис не смог удержать её, хотя любовь его должна была сделать это. Всю жизнь он старался поступать правильно и теперь плохо понимал, зачем всё это было. Пусть Оплот ответит ему или заберёт саму возможность думать! Одаривать человека, а затем всё отнимать - это пытка, проверка на стойкость, злая насмешка, неясный замысел Оплота, что это?
   Капельки бежали вниз не останавливаясь, некоторые из них сливались, ускоряясь и спеша дальше. Горький привкус во рту принуждал глотать всё чаще, ноги держали с трудом.
   Мастер говорил, что Оплот наполняет жизнь каждого из нас, даёт нам силы, а мы должны просто верить. Сейчас он утратил веру. Он только обрёл что-то по-настоящему важное и стоящее, лишь мельком вздохнул полной грудью - и тотчас из его жизни вырвали смысл. Он хотел верить, хотел жить, хотел служить стране и быть любимым. Разве он желал чересчур многого?! Или Оплот не наполняет, а лишь забирает?!
   Почему он не умер вместе с ней? Как она могла уйти одна?
   Для нас бессмертно лишь то, что умирает вместе с нами. А если это умирает, а ты остаёшься жить? Чем утешать себя в этом случае?
   Игнис стоял, покачиваясь, с закрытыми глазами, а капельки всё катились по прижатой к щеке ладони...
   Он не мог слышать появившуюся внутри него новую силу, но именно она теперь всегда будет с ним и не позволит ему умереть, даже когда смерть будет дышать в затылок.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"