Хрыкин Святослав Евдокимович : другие произведения.

Антология русской поэзии г.Чернигова

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЛЕДИ и ДЖЕНТЛЬМЕНЫ, ДАМЫ и ГОСПОДА, ДОРОГИЕ ТОВАРИЩИ и МИЛОСТИВЫЕ ГОСУДАРИ! Мною, - Хрыкиным Святославом Евдокимовичем, родившем-ся в 1939 году на Дальнем Востоке, ставшим черниговцем в 1955 го-ду, постоянным участником и свидетелем литературной жизни горо-да с 1960 года, - подготовлено к изданию несколько больших работ: 1. Антология ЈРусская поэзия Чернигова: двадцатый век" (400 страниц), включившая в себя 59 авторов, от Ивана Товстухи (1889-1935) и Владимира Нарбута (1888-1938) до Ирины Кулаковской (год рождения 1976) и Оксаны Куринской (год рождения 1983); антоло-гия даёт широкое представление о том, насколько богата чернигов-ская русская (многонациональная!) поэзия не только именами, но и - главное - глубиной и разнообразием талантов, разворачивающих перед читателями широчайший спектр образов, чувств, настроений, мыслей, используя для этого весь накопленный литературой поэти-ко-технический опыт - от классических форм стихосложения до но-вейших верлибров. Эта Јпровинциальная" поэзия нисколько не ус-тупает Јбольшой литературе" и достойна того, чтобы стать доступ-ной широким читательским кругам. 2. Поэтический сборник: Игорь Юрков, ЈНаши сны", - со-стоящий из шести тематических разделов: 1) ЈПрогулка на память", 2) ЈГлупая история", 3) ЈКнига сказок", 4) ЈАрабески", 5) ЈВесель-чаки", 6) ЈСтрах перед любовью" (всего 464 страницы); это - наи-более полное собрание стихотворений и поэм сильного, самобытно-го и яркого поэта, с судьбой сложной и трагической (1902-1929), чьё творчество в течение многих десятков лет было практически недос-тупно читателям и литературоведам. Вошедшие в сборник поэтиче-ские произведения тщательно выверены по сохранившимся рукопи-сям автора и в большинстве своём впервые представляются Јна суд читателям". 3. Книга: Игорь Юрков, ЈНеудавшееся посещение" (избранные стихотворения и поэмы), - включившая, в хронологическом поряд-ке, лучшие, на взгляд составителя, произведения Јпроклятого" поэта (272 стр.), достойные того, чтобы войти в поэтическую сокровищ-ницу мировой литературы. Поэтические тексты автора сопровожде-ны комментариями составителя. 4. Книга ЈЖизнь и творчество Игоря Юркова" (80-96 стра-ниц), составленная по документам и воспоминаниям родных и дру-зей поэта, дополненная, в качестве Јприложений", сохранившимися письмами Николая Ушакова, Валентина Португалова и других лите-раторов, в связи с их попыткой издать в конце 60-х годов сборник стихов незаслуженно забытого поэта. Основной текст книги снабжён необходимыми комментариями. Было бы своего рода преступным оставить подготовленные к изданию книги без дальнейшего движения, и потому я обращаюсь к Вам, Милостивые Государи, с просьбой помочь с публикацией на-званных мною книг. Уверен, что их выход в свет станет заметным событием в культурной жизни не только Чернигова и области, но и всей Украины, а также не останется незамеченным и за рубежом. С глубоким уважением к Вам, заранее благодарный за внима-ние, понимание и помощь член Конгресса литераторов Украины, лауреат Международной литературной премии ЈКруг родства" Святослав Хрыкин, г. Чернигов, ул. 50 лет ВЛКСМ, 44, кв. 14. дом тел. 72-30-15.


  

АНТОЛОГИЯ:

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ
ЧЕРНИГОВА

(Двадцатый век)

  

*

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

"ЭСХА"

Чернигов

2009

   ББК 84.4УКР6-РОС
   Р89
  
  
  
  
  
   Р89 Русская поэзия Чернигова, ХХ век: антология.
   "ЭСХА", Чернигов, 2009; с. 400.
  
  
   Настоящая антология "Русская поэзия Чернигова (двадцатый век)" - первая попытка познакомить читателей с поэтическим творчеством русских литераторов Черниговщины. Здесь представлены далеко не все русские поэты Чернигова: следы многих затерялись "в безвестности", и предстоит ещё большая работа по розыску как их имён, так и их творческого наследия. Но даже то, что вошло в настоящую антологию, убедительно показывает, насколько богата черниговская русская поэзия не только именами, но и - главное - глубиной и разнообразием талантов, разворачивающих перед читателями широчайший спектр образов, чувств, настроений, мыслей, используя для этого весь накопленный литературой поэтико-технический опыт - от классических форм стихосложения до новейших верлибров. И поэзия эта ничем не уступает "большой литературе". Имена многих черниговских русских поэтов вправе стоять рядом с именами широко известных российских писателей, их творчество достойно изучения в школах и вузах.
   Верится, что поэзия Игоря Юркова и Майи Богуславской, Станислава Рыбалкина и Майи Семко (Руденко), Петра Пиницы и Ярослава Круцяка, Алексея Крестинина, Марины Козловой, Феликса Спиридонова, Михаила Матушевского и других наших земляков не просто запомнится читателям антологии, но и вызовет потребность шире и глубже познакомиться с творчеством "отмеченных Музами" черниговцев.
  
  
  
  
  
  
   No Авторы, их наследники - стихи.
   No Издательство "ЭСХА" - оформление.
   No Хрыкин С. Е. - составление, предисловие,

биобиблиографические справки.

  
  
  
  
  
  
   *
   Владимиру Нарбуту
  
   Это - выжимки бессонниц,
   Это - свеч кривых нагар,
   Это - сотен белых звонниц
   Первый утренний удар,
   Это - тёплый подоконник
   Под черниговской луной,
   Это - пчёлы, это - донник,
   Это - пыль, и мрак, и зной...
  
   Анна Ахматова.
   1938
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПОЭЗИЯ

"ВЕЛИКОЙ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ"

  
   ...Я открываю ветхую книгу,
   Где говорится
   О великой провинциальной культуре...
   Игорь Юрков
  
   В 1987 году в московском издательстве "Радуга" увидела свет книга "Из современной исландской поэзии". В то время в Исландии - небольшом островном государстве, затерявшемся в просторных водах Северной Атлантики, - насчитывалось немногим более 220 тысяч жителей, то есть впятеро меньше, чем насчитывала в то же время Черниговская область. Казалось бы - глухая провинция Европы, ничтожная капля в полумиллиардном населении континента; однако поэзия этой "провинции" прекрасно известна мировой культуре.
   В нашем многострадальном Отечестве с весьма давних времён живёт странная традиция признавать "великой" только культуру, связанную своим становлением с тогдашними столицами - Москвой и Петербургом-Петроградом-Ленинградом. В школах, на уроках русской литературы, изучалось творчество Пушкина и Некрасова, Державина и Лермонтова, Маяковского, Твардовского, Симонова... И редко где кто-либо из учителей, по собственной инициативе, рассказывал учащимся о поэтах-земляках, оставшихся совершенно неизвестными "большой литературе".
   В 1925 году издательством "Новая Москва" была выпущена антология "Русская поэзия ХХ века" (это - когда "век" насчитывал всего лишь четверть своего полного "возраста"!). В антологию вошло 128 авторов, представлявших различные литературные направления: символисты, акмеисты, футуристы, имажинисты, крестьянские поэты, пролетарские поэты... Большинство из этих имён сегодня далеко не каждому даже специалисту знакомо. Но их поэтические сборники в те годы издавались в Москве либо Петрограде, и - хотя большинство авторов были выходцами из провинции - именно "столичная культура" сделала их имена известными современникам. "За бортом" антологии остались многие поэты, позже ставшие широко известными (как, например, Илья Сельвинский и Эдуард Багрицкий), в момент составления "собрания цветов" творившие в "глухой провинции", хотя в книгу вошли более молодые, но уже укоренившиеся в столицах Александр Жаров и Михаил Голодный, А. Ясный, Михаил Светлов, Г. Лелевич, Яков Шведов...
   Двадцатый век стал для всей мировой культуры эпохой бурного расцвета искусства и литературы, в том числе и поэзии. Для литературы народов бывшей России послеоктябрьский период ознаменовался широчайшим выплеском творческой энергии, когда одновременно со всенародным образованием, в массы пришла и возможность каждому человеку проявить в полной мере свои способности. По всей стране в первые же годы после революции стали создаваться литературные объединения и литстудии, широко проводились поэтические вечера и диспуты. Известные отечественные поэты совершали турне по "городам и весям" страны со своими выступлениями, организовывали встречи с местными литераторами и творческой интеллигенцией.
   Сколько же всего поэтов дал нашей стране двадцатый век? - Ответить трудно даже приблизительно. Но любой, мало-мальски начитанный наш соотечественник может назвать десятки имён "поэтов двадцатого века": Блок и Ахматова, Маяковский и Есенин, Бунин и Пастернак, Гумилёв и Твардовский, Симонов, Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина... Именно эти имена, в первую очередь, назовут и наши земляки-черниговцы. Книги этих поэтов широко распространялись "от Москвы до самых до окраин", их творчество изучалось в школах и институтах. И только редкие, очень уж страстные любители поэзии знали, что и в нашем городе были и есть поэты, чьи стихи достойны не только внимания читателей, но и любви.
   Но так уж сложилось, что большинство отечественных читателей приучены знакомиться лишь со "столичными" авторами, пренебрежительно относясь к живущим рядом с ними талантливым людям. В этом, в общем-то, нет ничего удивительного: ведь и "большая литература", в основном, обходит молчанием поэзию провинциальных городов.
   Именно это, воспитанное обществом, пренебрежение к "провинциальной" литературе и побуждало большинство одарённых людей срываться с родных мест и ехать "в Москву! В Москву!.." (по-чеховски), искать именно в столице признание своему таланту.
   К сожалению, сталинский тоталитаризм породил и такое уродливое явление, как бюрократизация творческого процесса во всех областях духовной деятельности. Возникшие стихийно сразу же в послереволюционные годы многочисленные литературные группы и объединения были, после "исторического" постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года "О перестройке литературно-художественных организаций", распущены, а созданный на их месте Союз писателей был поставлен под жёсткий контроль партийно-чиновничьего аппарата. И теперь уже не издатели и редакторы определяли, руководствуясь собственным эстетическим вкусом, ценность литературных созданий, а идеологические отделы партии, что уже само по себе сильно ограничило тематику и стиль художественных произведений. К тому же, централизация издательских органов в руках тоталитарного государства создало благоприятную почву для пышного расцвета "чиновничества от литературы"... Так что, теперь и в столице не просто стало талантливому человеку проявить и утвердить себя...
   Те же, кто, всё-таки, оставался в родной провинции, постепенно - не видя перспективы для серьёзных публикаций - "сворачивали" свою творческую деятельность, становились прекрасными учителями, библиотекарями, журналистами, инженерами, врачами, рядовыми актёрами, бухгалтерами, время от времени - побуждаемые внутренней потребностью - создавая стихи, рассказы, повести и пряча их "в стол", лишь изредка публикуя что-либо из созданного в местных газетах (если редактор соизволит "снизойти до...").
   И всё же, параллельно со "столичной" культурой, жила и развивалась культура провинции. Конечно же, почти во всём она была зависима от культуры метрополии. Порой, особенно в крупных региональных центрах, она принимала и своеобразные черты, обретала собственное лицо - в силу активности местных ярких личностей. Но, к сожалению, в значительном большинстве областей страны уровень местной культуры сильно отличался от столичной своей оторванностью от современных течений, а то и просто банальной недостаточностью образованности...
   Поэтическая культура Чернигова, имея глубокие корни, идущие ещё со времён Киевской Руси, в разные эпохи переживала и взлёты, и затухания. Однако всегда следует помнить о том, что именно Черниговская земля дала отечественной культуре и "вещего Бояна", и творцов многих былинных сюжетов ("Илья Муромец и Соловей-разбойник", "Иван Годинович и Настасья" и другие)...
   О вкладе Черниговской земли в минувшем веке в украинскую культуру общеизвестно. Со школьных лет знакомы читателям имена Павла Тычины, Василя Чумака, Василя Блакитного, многие знают о "литературных субботах" Михайла Коцюбинского, людям, интересующимся историей культурной жизни Чернигова, известно и о "литературных средах" Михаила Жука, сегодняшние черниговцы наслышаны о местных украинских поэтах Дмитре Куровском, Кузьме Журбе, Станиславе Репьяхе, Дмитре Иванове, Петре Куценко, Василе Буденном, Надежде Галковской, Владимире Сапоне...
   Но, как и в большинстве областей Украины, параллельно с украинской культурой, а нередко и тесно переплетаясь с нею, здесь издавна развивалась и русская культура. С Черниговщиной прочно связаны жизнь и творчество Николая Гоголя, Евгения Гребёнки, Нестора Кукольника, Алексея Константиновича Толстого и многих других творцов литературы. Северская земля, её ландшафты и люди, её история и современность стали источником и темой поэтического творчества многих русских поэтов различных эпох, в той либо иной степени связавших свою судьбу с нашим краем.
   К сожалению, в отличие от украинских поэтов, местным русским литераторам в двадцатом веке было значительно труднее установить широкое общение с читателями. В результате, многие талантливые "мальчики и девочки", сразу же со школьной скамьи покидали родные места, уезжали в Россию и уже там налаживали свою творческую жизнь. Те же, кто оставался в Чернигове, и даже многие из тех, кто "устраивался" в Киеве, были в большинстве своём осуждены на "творческое прозябание" либо полную безвестность. Если Владимир Нарбут, дебютировавший в Петербурге, уже двадцатитрёхлетним получил признание в литературных и читательских кругах, то не менее талантливый Игорь Юрков, состоявшийся как поэт в Чернигове и вскоре "затерявшийся в провинциальном Киеве", до сих пор мало известен читающей публике.
   Кое-кто, ради возможности быть опубликованным, осваивал украинский язык и становился "украинским поэтом", как, например, Абрам Кацнельсон, родившийся в 1914 году в Городне. Но сохранивший верность родному, русскому языку Пётр Пиница, родившийся в той же Городне четверть века спустя, печатавшийся в своё время в России, издавший там свой единственный поэтический сборник, в Чернигове в течение двадцати лет не опубликовал ни единой строчки, и лишь в самые последние годы его жизни (в "развальное время") местные газеты стали активно печатать его стихи.
   Показательно, что в областной газете "Деснянська правда" за десять лет - с 1943 года - не было опубликовано ни одного стихотворения кого-либо из местных русских поэтов (лишь в августе 1953 года здесь впервые появляется стихотворение - текст песни о Чернигове - Николая Какичева), тогда как в это же время в ней ежегодно публиковались стихи более семи десятков черниговцев, пишущих на украинском языке.
   И всё же, всё же...
   Как и во всём мире, на земле северян рождались талантливые люди, и родным языком многих из них был и оставался русский язык. Здесь, на Черниговской земле, оседали на долгие годы, занесённые волей судьбы, прекрасные поэты, и, даже сознавая, что обречены на безвестность, всё же создавали великолепные стихи - потому что не могли жить без поэзии. Писали стихи на родном - русском - языке, потому что не желали отказываться от него ради "конъюктурщины", хотя многим из них предлагали: "Пишiть українською, i вашi вiршi будуть друкуватись".
   Начиная с середины шестидесятых годов, русские поэты стали, всё же, печататься чаще - и в "Деснянськой правде", и в "Комсомольськом гарте", но далеко не достаточно для того, чтобы читатели могли обратить на них должное внимание и по достоинству оценить их творчество. Лишь два-три имени могли запомниться читателям, хотя по несколько стихотворений удалось в разные годы опубликовать в местных газетах десяткам русских поэтов Чернигова.
   История развития русской поэзии на Черниговщине, практически, не изучена. Настоящая антология "Русская поэзия Чернигова (двадцатый век)" - первая попытка познакомить читателей с творчеством русских поэтов Черниговщины. Разумеется, далеко не все поэты здесь представлены: следы многих затерялись "в безвестности", и предстоит ещё большая работа по розыску как их имён, так и их творческого наследия. Но даже то, что вошло в настоящую антологию, убедительно показывает, насколько богата черниговская русская поэзия не только именами, но и - главное - глубиной и разнообразием талантов, разворачивающих перед читателями широчайший спектр образов, чувств, настроений, мыслей, используя для этого весь накопленный литературой поэтико-технический опыт - от классических форм стихосложения до новейших верлибров. И поэзия эта ничем не уступает "большой литературе". Имена многих черниговских поэтов достойны звучать рядом с именами широко известных российских писателей, творчество их достойно изучения в школах и вузах.
   Верится, что поэзия Игоря Юркова и Майи Богуславской, Станислава Рыбалкина и Майи Семко (Руденко), Петра Пиницы и Ярослава Круцяка, Алексея Крестинина, Марины Козловой, Феликса Спиридонова, Михаила Матушевского не просто запомнится читателям антологии, а вызовет в их душах потребность шире и глубже познакомиться с творчеством "отмеченных Музами" черниговцев.
  

Святослав Хрыкин,

Чернигов

  
  
  
  
  

Иван ТОВСТУХА

(1889 - 1935)

  
  
  
  

* * *

  
  
   Я мечтой уносился в заветную даль,
   Где свободна и вечно одна,
   На широком просторе, не зная тоски,
   Бьёт и плещет, играет волна.
   Я туда уносился от этой земли,
   Где печали, и мрак, и тюрьма,
   Где ни солнца не видно, ни ласк, ни любви,
   Всё окутала мутная мгла.
   Я туда полечу, я забуду средь волн
   И тоску, и кручину свою,
   В споре с вихрем и бурей желанный покой,
   Может быть, даже смерть обрету.
  
  
   1907, Чернигов
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Владимир НАРБУТ

(1888 - 1938)

  
  
  
  

НЕЖИТЬ

  
   Из вычурных кувшинов труб щуры и пращуры
   в упругий воздух дым выталкивают густо,
   и в гари прожилках, разбухший, как от ящура,
   язык быка, он - словно кочаны капусты.
   Кочан, ещё кочан - всё туже, всё лиловее -
   не впопыхах, а бережно, как жертва небу,
   окутанная испаряющейся кровию,
   возносится горе - благому на потребу.
   Творца благодарят за денное и нощное,
   без воздыханий, бдение - земные чада.
   И домовихой рыжей, раскорякой тощею
   (с лежанки хлопнулось), припасено два гада:
   за мужа, обтирающего тряпкой бороду
   (кряхтел над сыровцем), пройдоху-таракана,
   и за себя - клопа из люльки, чуть распоротой
   по шву на пузе, - вверх щелчком швыряет рьяно.
   Лишь голомозый - век горюет по покойнице:
   куда запропастилась? - чахнущий прапращур
   мотает головой под лавкой да - в помойнице
   болтается щурёнок: крысы хлеб растащат.
   И, булькая, прикинувшись гнилой верёвочкой,
   он возится, хопая корки, реже - мясо,
   стегает кожуру картошки (ёлка-ёлочкой!)
   и, путаясь, в подполье волочит всё разом.
   А остальные: - Эй, хомяк, дружней подбрасывай, -
   сопя, на дверника оравой наседают:
   он днём, как крестовик, шатается саврасовый,
   пищит у щеколды, пороги обметает.
   Глотая сажу дымохода, стоя голыми
   иль в кожурах на угреватых кирпичинах,
   клубками турят дым, перетряхая пчёлами,
   какими полымя кусало печь в низинах.
   Но меркнет погани лохматой напряжение, -
   что ж, небо благодарность восприяло втуне:
   зарит поля бельмо, напитанное лению,
   и облака под ним повиснули, как слюни.
   Шарк - размостились по углам: вот-вот на пасеке
   колоды, шашелем поточенные, стынут.
   Рудая домовиха роется за пазухой,
   скребёт чесалом жёсткий волос: вошь бы вынуть.
   А в крайней хате в миске - черепе на припечке
   уху задёргивает плёнка перламутра,
   и в сарафане замусоленном на цыпочки
   приподнялся над ней ребёнок льнянокудрый.
  
   1912

ВЕДЬМА

  
   Луна, как голова, с которой
   кровавый скальп содрал закат,
   вохрой окрасила просторы
   и замутила окна хат.
   Потом, расталкивая тучи,
   стирая кровь о их бока,
   взошла и - жёлтый и тягучий
   погнала луч издалека.
   И в хате мшистой, кривобокой
   закопошилось, поползло
   и - скоро пристальное око
   во двор вперилось, сквозь стекло.
   И в тишине сторожкой можно
   расслышать было, как рука
   нащупывала осторожно
   задвижку возле косяка.
   Без скрипа, шелеста и стука
   горбунья вылезла и - вдруг
   в худую, жилистую суку
   оборотилась и - на луг.
   Цепляясь крепкими когтями,
   перескочила через тын
   и - вот прыжки несут уж сами
   туда, где лёг кротом овин.
   А за овином, в землю вросшим, -
   коровье стойло: жвачка, сап...
   Подкрадывается к гороже,
   зажавши хвост меж задних лап.
   Один, другой, совсем нетвёрдый,
   прозрачно-лёгкий, лёгкий шаг
   и - острая собачья морда
   нырнула внутрь, в полупотьмах.
   В углы шарахнулась скотина...
   Не помышляя о грехе,
   во сне подросток долгоспинный
   раскинулся на кожухе.
   И от кого-то заскорузлой
   отмахивается рукой...
   А утром розовое сусло
   (не молоко!) пошлёт удой.
   А если б и очнулся пастырь,
   не сцапал бабы б всё равно:
   прикинется метлой вихрастой,
   валяется бревном-бревно.
   И только первого помёта
   опасен ведьмам всем щенок!
   Зачует - ох! - и огороды
   гребёт ногами: наутёк!
   И после, в хате, мелкой дрожью
   исходит, корчась на печи,
   как будто смерть по придорожью
   несли в щенке луны лучи!
  
   1912
  

ЧЕТА

  
   Блаженство сельское!
   Попить чайку
   с лимоном, приобретенным
   в лавчонке,
   где продавец, как аист, начеку, -
   сухой, предупредительный
   и звонкий;
   прихлёбывая с блюдечка, на дне
   которого кресты выводит лавра,
   о мельнице подумать, о коне
   хромающем: его бы в кузню
   завтра...
   И, мысли-жернова вращая, вдруг
   спросить у распотевшейся супруги:
   - А не отдать ли, Машенька,
   на круг
   с четвёртой тимофеевку в яруге? -
   И баба в пёстром плисовом чепце
   похлопав веками
   (совсем по-совьи),
   морщинки глубже пустит на лице,
   питающемся вылинявшей кровью,
   обдёрнет скатерть и - промолвит: "Ну"...
   И это "ну" дохнёт годами теми,
   когда земля баюкала весну,
   как Евы и Адама сны в Эдеме.
   О, время, время!
   Скользкое, как уж,
   свернулось ты в душе и - где же ропот?
   - В дежу побольше насолить бы груш,
   надрать бы пуху с гусаков... -
   И копит
   твоё бессменное веретено
   и нитки стройные, и клочья пакли.
   Но вот запнулось, гулкое, оно:
   ослабли руки, и глаза иссякли.
   И что с того, что хлопотливый поп
   похряскивает над тобой кадилом,
   что в венчике бумажном стынет лоб,
   когда ты жил таким ленивцем милым,
   когда и ты наесть успела зоб!..
  
   1913 (1922)

АРХИЕРЕЙ

  
   Натыкаясь на посох высокий, точёный,
   с красноватой ребристою рыбьей головкой
   строго шествует он под поёмные звоны:
   пономарь тормошит вислоухие ловко.
   Городской голова, коренастый и лысый
   (у него со лба на нос стекают морщины),
   и попы, облачённые в крепкие ризы, -
   благочинный вертлявый, как весь из пружины,
   и соборный брюхатый (ужели беремен?), -
   заседатель суда, запятая-подчасок, -
   все за ним, все за ним.
   Бесшабашная темень
   распылила по улицам курево красок.
   В кумаче да в китайке, забыв про сластёны,
   про возки, причитанья - торговки нахрапом
   затирают боками мужчин.
   А с плетённой
   галереи аптеки глядят эскулапы.
   И скрипит мостовая от поступи дюжей,
   и слюдой осыпается колотый воздух.
   И в серёдке лавины, как в бане.
   Снаружи -
   босоногим подросткам - без роздыха роздых.
   А в хвосте - на тяжёлых горбатых колёсах,
   будто Ноев ковчег, колымага с гербами:
   точно в гроб она прячет владыку и посох,
   и в нутре её пахнет сухими грибами.
   Уж гречихой забрызганы чахлые кони,
   всё же сунут развалину.
   Угол и - церковь.
   У, гадюкой толпа закрутилась: ладони
   прикурнула колдобина, кисть исковеркав.
   И жужжанье, и колокол - умерли оба,
   только тонкие губы разверзлись и - слово
   синеватые выжали дёсна.
   Как проба,
   в них засела частица огрызка гнилого.
   И увяла рука.
   И вверху зазвонили:
   проглотила соборная пасть камилавку.
   Завизжала старуха в чепце: придавили.
   А на репчатой шее, как клещ, бородавка.
  
   1912
  

ПОРТРЕТ

  
   Мясистый нос, обрезком колбасы
   нависший на мышастые усы,
   проросший жилками (от ражей лени), -
   похож был вельми на листок осенний.
   Подстриженная сивая щетина,
   из-под усов срывалась - в виде клина;
   не дыней ли (спаси мя от греха!),
   глянь, подавилась каждая щека?
   Ленивей и сонливей лопухов,
   солонки сочные из-за висков,
   ловя, ховая речи, вызирали
   печурками (для вкладки в них миндалин).
   А в ямках-выбоинах под бровями
   два чернослива с белыми краями,
   должно быть, в масле (чтоб всегда сиять),
   полировали выпуклую гладь.
   И лоб, как купол низенький извне,
   обшитый загорелой при огне,
   потрескавшейся пористою кожей,
   проник заходиной в колосьев ложе;
   и взмылила главы обсосок сальный
   полсотня лет, глумясь над ним нахально:
   там - вошь сквозная, с точкою внутри,
   впотьмах цепляет гнид, как фонари.
  
   1912
  

ВОЛК

  
   Живу, как вор, в трущобе одичавший,
   впивая дух осиновой коры
   и перегноя сонные пары,
   и по ночам бродя, покой поправши.
   Когда же мордой заострённой вдруг
   я воздух потяну и - хлев овечий
   попритчится в сугробе недалече, -
   трусцой перебегаю мёрзлый луг,
   и под луной, щербатой и холодной,
   к селу по-за омётами крадусь.
   И снега, в толщь прессованного, груз
   за прясла стелет синие полотна.
   И тяжко жмутся впалые бока,
   выдавливая выгнутые рёбра,
   и похоронно воет пёс недобрый:
   он у вдовы - на страже молока.
   "Не спит, не спит проклятая старуха!"
   Мигнула спичка, жёлтый свет ожог.
   Чу!
   Звякнул наст...
   Как будто чей прыжок...
   Заиндевев, свернулось трубкой ухо...
  
   1912 (1922)
  

* * *

  
   Одно влеченье: слышать гам,
   чуть прорывающий застой,
   бродя всю жизнь по хуторам
   Григорием Сковородой.
   Не хаты и не антресоль
   прельстят, а груши у межи,
   где крупной зернью ляжет соль
   на ломоть выпеченной ржи.
   Сверчат кузнечики.
   И ввысь -
   сверкающая кисея.
   Земля-праматерь!
   Мы слились:
   моё - твоё, я - ты, ты - я.
   Мешает ветер пятачки,
   тень к древу пятится сама;
   перекрестились ремешки,
   и на плечах опять сума.
   Опять долбит клюка тропу,
   и сердце, что поёт, журча, -
   проклюнувшее скорлупу,
   баюкаемое курча.
  
  

КОБЗАРЬ

  
   Опять весна, и ветер свежий
   качает месяц в тополях...
   Стопой веков - стопой медвежьей -
   протоптанный, оттаял шлях.
   И сердцу верится, что скоро,
   от журавлей и до зари,
   клюкою меряя просторы,
   потянут в дали кобзари.
   И долгие застонут струны
   про волю в гулких кандалах,
   предтечу солнечной коммуны,
   поимой потом на полях.
   Тарас, Тарас!
   Ты, сивоусый,
   загрезил над крутым Днепром:
   сквозь просонь сыплешь песен бусы,
   и "Заповiта" серебром...
   Косматые нависли брови,
   и очи карие твои
   гадают только об улове
   очеловеченной любви.
   Но видят, видят эти очи
   (и слышит ухо топот ног!),
   как селянин и друг-рабочий
   за красным знаменем потёк.
   И сердцу ведомо, что путы
   и наши, как твои, падут,
   и распрямит хребет согнутый
   прославленный тобою труд.
  
   Харьков, 1920
  
  

В ЭТИ ДНИ

  
   Дворянской кровию отяжелев,
   Густые не полощутся полотна,
   И (в лапе меч), от боли корчась, лев
   По киновари льётся благородной.
   Замолкли флейты, скрипки, кастаньеты,
   И чуют дети, как гудит луна,
   Как жерновами стынущей планеты
   Перетирает копья тишина.
   - Грядите, сонмы нищих и калек,
   (Се голос рыбака из Галилеи)!
   Лягушки кожей крытый человек
   Прилёг за гаубицей короткошеей.
   Кругом косматые роятся пчёлы
   И лепят улей мёдом со слюной.
   А по ярам добыча волчья - сволочь, -
   Чуть ночь, обсасывается луной...
   Не жить и не родиться б в эти дни!
   Не знать бы маленького Вифлеема!
   Но даже крик: распни его, распни! -
   Не уязвляет воиного шлема.
   И, пробираясь чрез пустую площадь,
   Хромающий на каждое плечо,
   Чело вечернее прилежно морщит
   На Тютчева похожий старичок.
  
   1921
  
  

ДЕТСКАЯ ВЕСНА

  
   Оранжевые, радужные перья
   и женщин судорожные глаза -
   павлинья нефть! И пятнышки на веере,
   и вера верб, и заячий Мазай...
   Проносится, визжа и выжимая
   подол разгульный, регульным кропя
   индюшьи яйца, лица, чтоб хромая
   дьячиха не взглянула на тебя,
   чтоб храм, где хоры спят, твои веснушки
   за звёзды принял в куполе своём;
   чтоб ситцевые сдобные подушки
   горошинами грели - кто вдвоём...
   Да что! - чуть ночь, выматывает жилы
   как шёлк из кокона, из тополей
   и (медуницей чаша просквозила)
   фитиль я заправляю дебелей.
   Приплюснутую комнату обшарив,
   клеёнчатая суетится мышь, -
   и в тесто, в сетчатом дрожащем жаре,
   сквозь лак продавится угрём кишмиш.
   Однако, и в благоуханьи тела,
   яиц, окороков и куличей,
   ты, Сашенька, богиней пролетела
   и опахнула темень горячей
   покоса похотливого, - и снова
   ресницами и веером маня,
   и снова искрами дождя дневного
   сеча, пронзая, встретила меня
   и - просветлела. Мы пойдём к дьячихе,
   индюшек будем щупать, ветви гнуть,
   и мерина пузатого, в гречихе,
   за поводок на водопой тянуть.
   Там, за амбаром, где хлебают хляби
   расплавленную нефть, где волокно
   кострики вымоченной, - астролябий
   полно к ночи чердачное окно.
   То лапой округлённой, то гитарой
   (прижалась Сашенька к плечу: следи!)
   коробит звёзды, и века-татары
   бредут передо мной и позади.
   И во бреду я мыслями махаю,
   и, если оторвусь, воткнусь иглой;
   я верю заячьему малахаю
   и берегу, цветущему пчелой.
  
   1922
  

* * *

  
   Лавина, сонная от груза,
   Дохнула холодом на шлях,
   И град - не град, а кукуруза,
   Что в синих вызрела полях.
   Сыпнуло мутным и калёным
   По косогорам и низам, -
   И, как павлин, хвостом зелёным
   Играет день по небесам.
   Взмордованный ройбою улей,
   Шумит и гаснет дюжий гром.
   И краснопёрою зозулей
   Кукует сердце под ребром.
   И вновь по жилам, что стеблями
   Вросли в меня, ползёт вино -
   И в златосолнечном Адаме
   Яйцо грозой опылено.
  
   1922
  
  
  
  
  
  
  
  

Игорь ЮРКОВ

(1902 - 1929)

  
  
  
  

В ГОСТЯХ

  
   Весна. Я приехал в провинцию
   Озёр, гибких ветвей и стволов дождя,
   Где сельские боги
   У застав на базарах
   Собирают пищу своим детям.
  
   В открытую дверь - зелёные дворы
   Сквозь дождь уходят плоскогорьем
   В еврейские лавочки
   С огромными ножницами
   И всяческой бакалеей.
  
   Соседка, которую зовут Дарьей,
   Отплывает с вывеской в небо,
   Присутствующие при чуде
   Хватаются за кошельки,
   Но она, благосклонно улыбнувшись,
   Машет им плавником.
  
   Я открываю ветхую книгу,
   Где говорится
   О великой провинциальной культуре. -
   Странно...
  
   9 мая 1928
  

НОЧЬ

  
   Даже думать нельзя о другом -
   Привязалась пустая мечта.
   Ночь лежит далеко за окном,
   Блеском звёзд и дорог налита.
   Осыпая на плечи, на сад
   Звёзды капель, стеклянную кисть
   Обрушивая, черёмухи висят,
   Войдя навсегда в нашу жизнь.
   Я зову - никого, ничего,
   Только тёмный шорох листов.
   И нельзя не любить оттого,
   Что мы любим саму любовь.
  
   23-25 апр. 1928
  
  

У СВОЕЙ ЯБЛОНИ

  
   А счастье было так возможно,
   Так близко...
   А.С. Пушкин
  
   По нотам, где дни - органные фуги -
   Где дни как дым летят,
   Неповоротливы в жёлтой вьюге
   Листов, закатов и пятен,
   Летят мощной волной звуки,
   Перекатываясь издалека, -
   А, в общем: окно, облака,
   И ветви протягивают зелёные руки
   К окну, к облакам, ко сну.
   Проснёшься, - в сухом, отдалённом просторе
   Хор голосов повторяет, повторяется,
   Спорят музыканты - им тоже снятся
   Ворохи нот, листьев ворохи.
   Должно быть, так же с высоты стрижей
   Земля им кажется - покачивается
   Не то во сне, не то на ярмарке аллей
   Птичьих полётов и акаций.
   Музыканты - шмели, и
   Играют, играют по нотам в тени.
  
   Ты у окна, где облак большой -
   Дыша глубоко средь веток и яблок -
   Глотает, обволакивая ватой твой
   Дом, твою яблонь.
  
   Это называется августом - звук
   Глубокий, стук паденья или плеск,
   Перекличка в саду, где мальчик влез
   На верхушку твоей яблони.
   И вот издалека лентяй, лежебок
   Идёт от сторожки с большой ложкой
   Есть кашу.
   Вытянувшись, дорожка
   Дрожит от солнца под твоей яблоней.
   Там, где дети твердят урок,
   Где, раздеваясь в жаре у купален,
   Жест, как паутина, тонок и печален,
   Стыдлив, как разливы воды
   У берегов с травой, с гниющей грушей
   Качающейся. - Тысячи глаз из слюды
   Следят за купальщицей пусто и бездумно.
   Путая толпу смеющихся теней,
   Обрызгивая ступени,
   Летит ветка с разбегу за ней,
   Ломая зрачки и тени.
   В блеске, в смене пятен и мглы
   Ослепляет кинематограф сада
   Широким лучом в разрез лип,
   Туда, где светить не надо.
  
   Ты у окна. - Вдаль, вдаль
   Облако за облаком, тень за тенью,
   Будто наигрывает рояль
   Самое обыкновенное,
   Будто больна ты, но пройдёт...
   И ночью зарницами и подсвечниками
   Осветит бегущий на чёрный ход
   От дождя и бури орешник.
  
   Август.
   Маршируют полки
   Солдат, муравьёв и бессонниц.
   Август. На чердаке чудаки
   От молний тихо хоронятся.
   Август слепит, отражая внизу
   В гнили летящее небо,
   Мгновенье, крылышко, стрекозу
   И тени твоей яблони.
  
   Так вот какова смерть, так вот -
   Довольно просто и пусто.
   В спальню врывается водоворот
   Листьев, все падают без чувств.
   Смерть не жеманится. Шопен, прозрев
   Тот самый жест, ту паутинку у купальни,
   Хотел её остановить - и остановился сам,
   Захлёбываясь кровью в спальне.
  
   Канарейка сидела, стол стоял,
   Всё было обыкновенно,
   Кто-то поспешно доедал
   В пустой столовой варенье.
   Шли на манёвры облака.
   Героиня сидела у окна,
   Наблюдая жизнь издалека -
   У своей яблони.
  
   15 июля 1927
  
  

ДОЖДЬ В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

  
   Влечётся пыль по тротуарам, шурша,
   Сохнут губы, запираются ставни.
   Жарко тебе, и трудно дышать,
   И старый дом отдыхает как в гавани.
   Сквозь щёлки за слабым лучиком
   Бесшумная пыль ложится на плечи.
   Взгляни: на улице ветер и тучи,
   И делать сегодня, мой друг, нечего.
   На чердаке, в окне, тучи да тополя
   Враскачку, две-три капли дождика,
   Как парус твоё платье, как парус земля
   Встречает запоздалого извозчика.
   Ему навстречу открывается дверь,
   Он входит:
   горят свечи в соломе,
   И ему как-то страшен теперь
   Слабый, двойной свет в доме.
   Вроде улыбочки больного этот свет -
   Неуместен и мучит
   За то, что ты в двадцать лет
   Скучаешь с ветром и тучами.
   Внизу, на дворике, в шелухе семечек
   Курица хлопает крылами,
   Близок дождик,
   шумит всё время
   Тополь,
   пахнет грибами.
   В двадцать лет любовь - это отражение
   Мокрого сада, это дыхание
   Спящего, это тени,
   Бегущие утром от ставень к дивану,
   Да в этом воздухе, полном ночи,
   Где реет последний свет и дождь,
   Пустое платье на стуле хочет,
   Чтоб стул на тело был похож.
   От шумящих занавесок, от этой смеси
   Запахов, темноты и мокрых листов
   Можно дышать и можно чудесить,
   И наша земля - земля чудаков.
   Пусть в двадцать лет коротка память,
   Когда хочется любить дозарезу, до тошноты:
   Вот тебе сейчас у чёрной рамы
   Нужно разбить стекло,
   крикнуть
   и прыгнуть в кусты...
   28-29 янв. 1927
  

ФУГА-2

  
   Август - как буря красок и звуков. Тогда
   Начинается осень, наступает тишина.
   Один кузнечик поёт у окна
   Симфонию сна, да течёт вода.
   Маленький орган подсолнечников -
   Что за звук! Он хватает за сердце,
   И бродишь весь день, песнями полон,
   И всё не спится, и всё не верится:
   На каждой дорожке, летящей к солнцу,
   Глубокая тень, прохлада и грусть.
   Легко, как во сне, осыпаются листья,
   И сломанные маки лежат без чувств.
  
   Есть на иконах глаза сумасшедших:
   Это - осень.
   Впервые в году,
   С оглядкой, готовы вот-вот исчезнуть,
   Бродят святые в нашем саду.
   - Благословите плоды и ульи!
   Мы вас обедом угостим,
   Мы вынесем стол и поставим стулья
   Вам, как приличествует живым. -
   Но у святых - глаза икон:
   Тонкий смешок, отсутствие, осень.
   Это не святые - это тени, сон
   В полдень на сенокосе.
  
   Иконописец сродни всему:
   Те же краски и та же усталость,
   И так же хочется любить ему,
   Чтобы смерть веселей показалась.
   Веселие смерти - кабак, вьюнки,
   Горьковатый запах, добрые вести,
   И пыльные с манёвров идут полки
   В насторожившееся предместье.
   Её изображают скрипачом,
   Где пляшут немцы, где липы теснятся,
   Где Фауст и Гёте знают о том,
   Что жить - значит мыслить и притворяться.
   Но как же нам жить: пестрота, теснота! -
   Какой-то художник (должно быть, спьяна)
   Наляпал здесь красок:
   - Какая теснота!
   Какая тишина...
  
   Я видел однажды - ты снимала платье
   Так медленно.
   Падали лучи
   На твои плечи.
   Казалось, в вате
   Вся комната: ни звука, только пыль да лучи.
   Линии тела. Их теплота и оттенок
   Чуть золотистый, где свет дрожит...
   Ведь ты - сама осень, необыкновенна,
   Как безумие, как жизнь!
   Цветник, крича всеми красками,
   Фальшивя, как будто торопясь,
   Врывался в небо и там, слепя,
   Обрушивался над вязами.
   Это - немая музыка тебе,
   Твоей молодости, твоим мускулам,
   Всей любви и всей борьбе,
   Которой ты живёшь - эта музыка.
  
   А там, где течёт вода, где следы
   Святых, где объедки обеда,
   Шелуха огурцов, кувшин воды
   И равнодушная беседа -
   Никого нет. Высоко, вдаль,
   Как мысли, рассеянны и послушны,
   Плывут облака, будто им жаль,
   Что они - облака, а не подушки.
   Бедняки в такие часы,
   Чувствуя тяжесть и нежность осени,
   Ничего не думают, ничего не просят,
   Слушая сверчков да звон косы.
   Время обеда по длинной тени
   Узнают соседи друг у друга,
   И стоят рябины в сухом сене,
   И, смеясь, на речку идут подруги.
  
   О самой младшей, о самой весёлой.
   О той, что всегда светла для меня,
   О её полотенце поют пчёлы
   У низких заборов, в нимбах огня.
   Она оборачивается - сад уменьшается,
   Пылит дорога, струится жара.
   Сейчас подруги будут купаться...
   Подумай: и это станет - вчера!..
   Там, под водой, взмахнув руками,
   Собравшись в дугу, она пробует плыть
   Под плеск и крики, под буграми
   Стеклянной воды, тайников и мглы.
   И в этой воде - глаза иконы:
   Недвижимый взгляд, усмешка, зрачок,
   Да сомкнувшийся круг, да белый платок,
   Плывущий вниз, к другому затону...
   Но тянутся ивы. Всё это - сон,
   Подруги, смеясь, идут обратно,
   За ними - вода и круг заката,
   Примятый песок, шелест и звон.
  
   Однако - осень. Крутясь по спирали,
   Падает лист на твоё плечо
   Из иных миров, из иных далей,
   Где солнце уже не так горячо.
   Падает лист,
   поёт кузнечик,
   струится вода...
   Всё остаётся навсегда:
   В воде - отраженье,
   в кузнечике - пенье,
   В тебе - моя жизнь и моё мученье.
  
   21 июля 1927
  
  

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

  
   Дай взойти мне на твой балкон.
   Звёзды падают в сено кузнечиков.
   В духоте наплывают свечи.
   Тяжело - не явь и не сон.
   Наяву ты живёшь иль в бреду? -
   А вокруг, навалясь на крыши,
   Кто-то двигается, кто-то дышит,
   Зажигая спички в саду.
   Вот осветит ледник, вот внизу
   Стогов и кустов беседу.
   И возы, громыхая, везут
   Наше счастье, да всё не доедут...
  
   18 июля 1927
  
  

ЧЕРНИГОВСКИЕ НОЧИ

  
   Небо открыто и светится.
   Спать? - Ничуть не бывало!
   Время висит над сеновалом
   Большой Медведицей.
  
   Как ветка, надломленная дождём,
   Роняет цветы и семена,
   Это созвездие временами
   Сгибалось над нашим селом.
  
   Ты зовёшь меня спать, ты угрожаешь
   Закрыть окно -
   погоди немного:
   Я слышу, беседуют об урожае
   В мокрой смородине боги.
  
   Их руки врастают в землю корнями,
   Их голос шумен и отдалён.
   Падает ветвь, дрожа листами,
   И прорастает звёздами сон.
  
   10-11 мая 1928
  
  

В ЗВЁЗДАХ

  
   Пахнет сеном - сном.
   Так пахнет сон.
   И розовым она коленом раздавила мотылька.
  
   Течёт в пустыне звёздная река,
   Она течёт и точит камень,
   И течь дают корабли её
   На меловых отрогах Млечного Пути.
  
   Сияющие корабли,
   Фосфорические корабли.
   Сквозь их рёбра стекает небо
   Сном.
   Чьим сном?
  
   О чём ты думаешь? Куда, куда
   Было направлено их плаванье?
   Большая синяя звезда
   С каких холмов эфира светила им?
   Какая чудовищная авария
   Их разнесла в щепы,
   Их разнесла в пыль
   Млечного Пути?
  
   Мы слушаем:
   Шевеля волосы,
   Шумит, шумит ночной ветер,
   Колебля миллионы листьев,
   Колебля тонкие стволы и ветви,
   Колебля и смущая наши чувства,
   Наши сны.
   Чьи сны?
   Я слушаю.
   А белое лицо твоё с закрытыми глазами,
   Мерцающее в темноте лицо
   Внимательно отсутствует.
  
   Ночные мотыльки
   Из праха и травы
   Всё бьются у виска,
   Дыша крылами.
   И ты так - еле-еле дышишь.
   Ты слышишь?
   Ты еле-еле дышишь,
   Колебля их крылышки.
  
   В каких глубинах затонули корабли,
   И на каких тысячевёрстных мелях
   Из мела
   Колеблются они,
   Вдыхая ветер и шум
   Твоего сердцебиения?
  
   Поднимись над грудой осколков:
   В долине из камня
   Бьётся мотылёк,
   Раздавленный твоим коленом.
   И если бы смотреть сквозь микроскоп:
   Жилец иной планеты,
   Обратив блистающие пузыри -
   Тысячи глаз -
   С мучением рассматривает
   Снасти крыл;
   Их тонкая проволока
   Спутана и поломана.
   А корабли?
   Одни улетели,
   Другие мертвы.
  
   Как, в общем, постыдна смерть
   Разумного существа!
  
   И вот, обречённый на гибель,
   Он входит в твой сон
   Тысячью глаз,
   Освещённых изнутри
   Страшным светом мученья...
  
   О, Млечный Путь,
   О, страшный млечный сон,
   Действительность под хрупкой оболочкой!
  
   16 окт. 1928
  
  

УТРО

  
   А впрочем, дождь прошёл к утру
   И гроздь сирени грязью стала,
   И звуки ласточка ворует,
   Которые крылом нарисовала:
   Зигзаг воздушный - бровь и шея,
   Ещё зигзаг - она сама,
   Забор летящих тополей
   Проснулся и -
   сошёл с ума.
   Здесь столько света про запас! -
   Бери мешком, греби лопатой,
   Ещё бери, возьми для нас -
   Счастливый, глупый и лохматый.
   Чему ты рад? Что всё живёт?
   Что можно зареветь как слон?
   Что целовать горячий рот
   Уже - обычай и закон?
   Что можно бегать босиком?
   Что всё-таки - Бетховен ты?
   Что вот рояль,
   вот свет,
   вот дом,
   Вот падающие комнаты? -
   Да, в двадцать два доступен мир,
   Тебе диктаторство сирени
   Придёт -
   здоровайся,
   семени,
   Ломай ответы, стены, тени,
   Ломай, ломайся... Всё идёт
   Довольно быстро, очень весело:
   Зелёной ванночки с водой,
   Высокого пустого кресла
   В далёкой детской нет давно. -
   Спеши собрать в бумагу бусинки
   Сегодняшних, вчерашних дней... -
   А горько станет, как от брусники,
   Живи, дыши и не жалей.
  
   19 марта 1925
  
  

ЛЕТНИЙ ДЕНЬ

  
   Возы заезжают в широкий двор,
   Где душно от вязов и лета,
   Где повилика штурмует забор
   Лиловым и белым цветом,
   Где скупость, вдыхая их горький дух,
   Проносит в фартуке вишни,
   Где падает небо, кричит петух
   И тень покрывает крыши.
   Зачем притворяться сегодня с тобой? -
   Всё просто, всё нарочно:
   Цыганский день голубой и сухой,
   Пёстрый как тень и безоблачный.
   В белых палатках - сны и платки,
   Трава у кувшинов с водицей...
   А всё-таки, ветер дует с реки
   И этот шатёр шевелится.
   От смуглых рук, от синей мглы,
   От глаз, подведённых тенью,
   От воздушного запаха старых лип -
   Слабость и сердцебиенье.
   У флигеля - косы и огурцы,
   Окно широко открыто,
   И спорят, и ссорятся косцы... -
   И всё это будет забыто.
  
   29-30 июля 1927
  
  

МУЗЫКА

1.

  
   Есть сказка, как жёлудь превратился в звук
   Жёлтый, сухой - как воспоминанье об осени.
   Он - здесь, он поёт между твоих рук,
   Задыхаясь - прохлады просит.
   Завечерело - ты выходишь в сад,
   А звук с тобой как дыханье, как вечер,
   Он - твоё платье, он - красный закат,
   Который ложится на голые плечи.
   И ты потрясена: звук растёт, гремит,
   Летят листы, воздух рушится,
   Ты выходишь из сада - горизонт открыт,
   И печальное небо плавает в лужице.
   Направо уходит дорога сквозь жёлтый кустарник,
   Звук замирает,
   падает жёлудь,
   вечереет.
   Глупое сердце всё благодарней
   Любит тебя, как умеет.
  
   Пора, пора, ты устала, зажги свечу,
   Молчит рояль, открыты ноты,
   Косая тень скользит по плечу,
   Бросается в окна, готова к отлёту.
   Там, за спиной, безмолвная комната
   Кренится, плывёт.
   Холодком веет от клавиш.
   Комната вспыхивает, потом не та -
   Другая комната в чёрной оправе.
   Прыгают ноты в жёлтом пламени,
   Путаются, громыхают, как жестяные обрезки.
   Где же музыка? - Сыплются камни
   Звук за звуком - красным и резким.
   Не слушаются пальцы, слипаются глаза,
   Жёлудь падает с треском на пол.
   Вот и сказка твоя дочитана до конца -
   Остался сухой цветок, жёлудь да запах.
  
   4 окт. 1926

2.

  
   От луны плывут пузыри, полные дымом.
   Холодно нынче и пусто кругом.
   Сыграй мне на счастье, моя любимая,
   О том, что осень, и мы вдвоём.
   Веет ветер, как в сказке, ветер листьев и света,
   В жёлтой сумятице - профиль твой.
   Над бормочущим садом летит ракета.
   - Он душит и сыплется - свет голубой.
   Есть звук как понятие о чувстве, как холодок,
   Как летящий лист на твоё плечо.
   Ты молчишь, ты кутаешься в платок,
   Обернись: никого, ничего,
   Лишь бормочет сад и летят листы,
   И лопаются пузыри, полные дыма... -
   Знаешь, Нина, и я, и ты
   Так же пройдём бесследно мимо.
   Сыграй мне на счастье о жёлтой луне,
   О белом облаке, о гремящей тревоге,
   Сыграй о том, что холодно мне,
   Сыграй о светлой лунной дороге:
   Там по дороге уходит жизнь твоя,
   Уходит моя жизнь - просто и грубо... -
   Когда-то в детстве плакал я,
   Обиженный, что меня не любят.
   А ныне... -
   Погляди за окно:
   Широко веет ветер, лирник поёт,
   И так жалобно, так смешно
   Кривится твой красный рот.
  
   Сыграй мне на счастье о жёлтых нотах,
   О белом платье своём сыграй мне,
   О светлой осени и щедрой работе,
   О большой журавлиной стае.
   Ты видишь: вот карты, лежат полукругом
   Они. Послушай их шёпот, их сухой язык,
   Они говорят: не верьте друг другу! -
   Лист желтеет, чернеет, как туз пик.
   Да, всё проходит и всё неизменно,
   Что в том, если проходит жизнь,
   Что тебе в том, если жизнь нетленна! -
   Здесь довольно маленькой лжи.
  
   6 окт. 1926
  
  

ПРОГУЛКА НА ПАМЯТЬ

  
   Колоколенки, колокольня,
   Гирлянды тени на стене.
   Там тяжёлый водопад прохлады;
   Булыжники, нагретые солнцем,
   Вводят нас в полдень.
  
   Она проходит по булыжникам
   И, босой ногой ступая
   В прохладу коридора,
   Ведущего в монастырский сад,
   Она чувствует холодок
   Грозящей лихорадки.
   Кран водопровода
   Капает,
   Катятся капли, наполняя
   Деревянную кружку обеда.
   Не оборачивайся! -
   Огромное барокко,
   Выдавливая воздух,
   Хочет закрыть коридор.
  
   Под каштаном
   (По традиции, думаю я)
   Лежит поломанная бочка.
   Бочка-корабль, покачиваясь,
   Отплывает в голубую теплынь.
   Так мы проходим несколько шагов.
   Какая микроскопическая картинка:
   Мы в коридоре яблонь,
   Где воздух,
   Просачиваясь голубыми струйками,
   Раздувает её юбку.
   Клянусь, это - июль!
   - Сентябрь.
  
   Посмотри
   (Она смотрит, обнимая ствол),
   Какая масса красок:
   Белые, голубые, жёлтые,
   Синие, лиловые, красные,
   И краски - вовсе не существующие,
   Переходящие то в звук -
   Крик петуха,
   То в запах -
   Её кожи.
  
   Поляны помидоров,
   Горы груш и яблок,
   И рядом - астры,
   Около которых холодно
   И легко дышать.
   Георгины, нарисованные на воздухе -
   Они легко покачиваются
   И, если бы могли думать,
   Думали б о заборах, о стирке,
   О резком воздухе гнили - приюте грибов,
   О собаке, доживающей последнюю осень.
   Настурции - цветы чайников
   И ещё тёплых вечеров,
   Когда гуляющие кавалеры
   Бросают окурки, попадая им в чашечки.
  
   - Странно, - говорит она, -
   Я ничего не понимаю. -
   А понимаю ли я?
   Ты мечтаешь о музыке.
   Она бы, расширив сад
   До пределов, за которыми -
   холод, солнце и страх,
   Не могла бы соперничать
   С колокольней.
   Да и музыка ль это была б? -
   Просто водопад тени
   С грохотом упал бы
   Со стены,
   Обдавая булыжник
   Кинематографической лентой прибоя,
   Расшатывая - подумай - даже
   Основание башни,
   Но не сдвинув мухи
   На её карнизе.
  
   Сверху,
   Отсюда сверху,
   Следя за воздушной линией стрижа
   (Так же очерчена её шея
   Воздушным рисунком),
   Склонившись вместе с колокольней,
   Врываясь белым столбом
   В нагретый воздух
   И оттеснив его к полям -
   Мне равно была странной
   Жизнь мухи
   И твоя жизнь.
  
   Сверху,
   Отсюда сверху
   И чуть ниже, где лепные ангелочки
   Осыпают извёстку вниз, -
   Отсюда я вижу,
   Как поворачивается горизонт
   Голубым шаром.
   Он висит? Или мы висим,
   Захлёбываясь в ветре?
  
   О, если бы теперь
   Была мне доступна
   Эта свежесть лужицы
   Между камнями,
   Вздох, исцеляющий от всех болезней,
   Чувство свободы стрижа, -
   Я, быть может, ожил бы.
  
   Милая лужица,
   Здесь, на колокольне,
   Ты отражаешь немного неба,
   Где плавает листик акации,
   Должно быть, занесённый птицей.
  
   Сверху,
   Отсюда сверху
   Отчётливо видна дорога;
   Она чуть наклонно,
   Чуть покачиваясь
   Уходит под деревья,
   Где едва видно твоё платье.
  
   Где теперь те люди,
   Что лепили ангелочков,
   Облокотясь на небо?
   Пустые глаза масок
   Так же внимательно и бессмысленно
   Глядят в поля.
   Сердобольные пустышки -
   Сочувствие и юмор.
   От колокольного звона
   Ангелочки осыпались вниз,
   Бессмысленно ободряя друг друга.
  
   - Ещё одной поломанной астрой стало больше, -
   Сказала она, входя в тень,
   И перемена была поразительна:
   Холод обдал её запахом
   Земли и гнилушек;
   Лёгким запахом зелени
   Тишина шептала о том,
   Что дальше забора ничего нет
   И всё кончено.
  
   - Не верь!
   - Не верь ничему!
   Выйди из тени! -
   Я зову тебя, сидя на лесенке,
   Нагретой солнцем.
   Но ты не отзываешься.
   Я всматриваюсь - тебя уже нет:
   Поломанная астра,
   Солнце
   И заборчик уезда.
  
   16 сент. 1928
  
  

ИЗ ЧЕРНОВИКОВ

  
   ...Там в глубину и синь уходит площадь
   Как в память, как в воду камень.
   Там в кипарисовых гробах сухие мощи
   Лежат под ноздреватыми крестами.
   Такой она предстала на иконе,
   Флоренция, где я ни разу не был,
   Где медленно колонна за колонной
   Купальщицами зябко входят в небо.
  
   Мне этот воздух - розовый и знойный -
   Напомнил о тебе, моё мученье,
   О жизни молодой и беспокойной,
   Мелькнувшей близ меня китайской тенью.
   Тогда у нас желтела, осыпаясь,
   Старинная листва, звенели сосны,
   Слепила осень... Ты сама - слепая -
   Вошла тогда в чужую жизнь без спросу.
   Хозяйки на тебя наговорили:
   Уж ты плохая, лгунья и лентяйка. -
   Но помнишь? - мы смеялись и дразнили
   Зобатых, непричёсанных хозяек...
  
   26 авг. 1927
  

НАШИ СНЫ

  
   Если идти по этой тропе,
   Проложенной в сумерки, в красные маки,
   В шуршанье огромных лиловых степей,
   Ты будешь слышать, как лают собаки,
   Как хоры поют, как, ломая стебли,
   Веет ветер широкой дугой,
   Как вечер, раскачивая небо,
   Встречается на повороте с тобой.
  
   Тогда, напрягая высокий лук,
   Враг, хоронясь в табуне бреда,
   Выпускает из ослабевших рук
   Звучащую стрелу за тобой вслед.
   Но, лишённая силы, она падает,
   Разрыв красноватый чернозём,
   Около тебя - в грудь болота,
   Разбрызгивая лужицу кругом.
   Ты её трогаешь - стрела из ваты,
   Легко ломается, и на её месте
   В спокойной луже, чуть зеленоватой,
   Ты видишь белое лицо мести.
   Лишённое сил, не может двигаться,
   Оно моргает слепыми глазами,
   И вот, расплываясь, вздрогнет и выгнется,
   Входя навсегда в твою память.
  
   Но всё же продолжается поединок
   Пустых усилий, будто гигант
   Не может поднять с земли пушинку:
   Он задыхается, скользит нога,
   Жилы вздулись, огромные мускулы
   Осели от тяжести, из-под ногтей
   Сочится кровь, и видит он в тусклом
   Тумане смеющихся друзей.
  
   И за этой стрелой - уже последней -
   Выбегает стрелок с перочинным ножом,
   За ним толпятся врачи и соседи,
   И милиционер свистит за окном.
  
   28 авг. 1927
  

АСТРЫ

  
   Астры стоят в высоком стакане,
   На сотни вёрст осыпая цвет.
   Я как слепой, утеряв осязанье,
   Молча вхожу в этот пёстрый бред.
   Средь лёгких циновок высокие свечи
   Тяжело горят жёлтым огнём,
   Это - сон, колокольный звон, вечность,
   И на белой стене набросок углём.
   Здесь как встарь ревнуют дряхлые боги,
   Вечера полны духоты и луны,
   Но поёт кузнечик, и в пыли дороги
   Отъезжающим астры ещё видны.
   И он говорит: кончилось лето,
   Так кончается жизнь, а мне легко,
   Потому что много красок и света,
   Потому что небо не так высоко.
  
   11-12 сент. 1927
  
  

УТЕШЕНИЕ

  
   Ласточки пробьют большие дыры
   В синей вышине.
   К вечеру стемнеет, станет сыро,
   Вывесят фонарик на окне.
  
   Побежит по лужам тусклый, жирный
   Прямо в сад зелёный свет,
   Где сиреней хладные кумирни
   Берегут пространство, влагу, цвет.
  
   И, ломая пальцы в дикой скуке,
   Тот, кто должен умереть,
   Слушает их капающие звуки,
   Хочет с ними петь - не может петь.
  
   Он, хватая этот воздух млечный,
   Каплей, кажется, повис,
   Чтоб упасть, расплёскивая вечер
   В пустоту зияющую - в жизнь.
  
   5-6 мая 1928
  
  

СУМЕРКИ

  
   Зимний вечер открыт и просторен.
   Полно в красные окна смотреть.
   Никого - только тихое горе
   За спиной приучает терпеть.
   Не хочу я такой благодати,
   Дай мне новый - с цветами - платок,
   Посиди на высокой кровати,
   Поскучай ещё вечерок.
   Мне белы-снега не приснились,
   Я из песни тебе пою:
   Заметает снежок на милость
   Понемногу душу мою.
   А услышишь церковное пенье -
   Это вьюга, да голос мой
   Про твоё ли со мной терпенье,
   Про моё мученье с тобой.
  
   12 янв. 1929
  
  

ЕЩЁ НЕ СКОРО

  
   А когда надоест любить и жить
   И уйдёт моя глупая сила,
   Ты мне, милая, непременно скажи,
   Что ты меня разлюбила.
  
   Но она завинчивает басы,
   И гитары лаковое тело
   Поблёскивает, да стучат часы.
   - Что ж, любила и - надоело.
  
   Я спою тебе печальный романс,
   Как прежней любви не стало,
   Как встречала вас, как любила вас,
   Как провожала и вспоминала. -
  
   И гитара гудит, и чай кипит,
   И платье с плеча валится...
   - Подожди, дорогой, да ещё потерпи,
   Не скоро угомонишься...
  
   9 янв. 1928
  
  

ОТРЫВОК

  
   Так вот: когда она ушла
   И в комнатах пустых стемнело,
   Мои заботы и дела,
   Всё, что когда-то мной владело,
   Заговорило языком,
   Понятным сердцу и рассудку.
   Я встал:
   большая за окном
   Луна катилась. По первопутку
   Чернели грузные следы,
   Звеня, трамваи проходили,
   Да падал снег, да в серый дым
   Проваливались автомобили.
  
   Стемнело рано. Темнота
   Охватывала город белый,
   Лишь в небе красная черта
   Совсем по-зимнему горела.
   По-зимнему, по-старине
   Едва-едва несло угаром.
   Легко и прямо падал снег
   На крыши и на тротуары. -
   Она ушла...
  
   15 янв. 1928
  
  

СТРАХ ПЕРЕД ЛЮБОВЬЮ

  
   И вот, как бы беседуя с собой,
   Сознательно она проговорила
   (Я был при ней, убитый, но живой):
   "О, как всё это я любила!"
   Ф. Тютчев
  
   Болезнь идёт к концу -
   Устало сердце, износился мозг,
   И лишь привычка жить ещё сильна,
   Но и она к ночи слабеет.
  
   Глаза свои закрою - доктор шепчет
   Прозрачные слова: сирень,
   серо,
   сыро.
   Слова - игрушечные панорамы, транспаранты,
   За ними - ясная воздушная страна.
   Но - панорама... Кремль... лубок... кресты,
   Благополучные мастеровые,
   Румяные - что кирпичи на стенах.
   О, патриоты с русой бородой,
   Георгии Победоносцы,
   Трактирщики, убившие дракона
   Хрипящим граммофоном!
  
   Пусть тот, кто хочет пить
   Источника чудес,
   Не замутит воды, и шелуху болячек
   У каменных кропильниц не оставит.
  
   Их рубище - лишь театральный хлам.
   Библейцы, старики с витыми бородами,
   Нахальные матерьялисты
   С пренебрежительным и чванным сердобольем
   Своих больных выносят к водоёму.
   - Мы, - говорят они, - мы набиваем цену
   Пред Богом за свою худую жизнь.
  
   Обманщики, а какова цена
   Сухому хлебу милосердья?
  
   Они, как порожденье мутной мысли,
   Живут во мне и утверждают жизнь
   Своим существованьем. Как уйти
   От них, от самого себя?
   Но хор библейцев мне поёт: сирень... сирень...
  
   Я оставляю их и, знаю, навсегда.
   Их бешенство: из широко открытых ртов
   Несётся крик, их губы сожжены
   И молния их бьёт.
   О, половодье духа!
   Сожжённая сирень - лишь лёгкий пепел
   Их исчезающих фигур.
   Я слышу громыхание грозы,
   И в окнах, что парят над садом, -
   Лиловые тона их мантий,
   Их перья - кисточки цветов.
   Там погибает утром наш кустарник,
   Там битое стекло среди крапивы,
   Нисходит некий дым, сентиментально
   У занавеса клохчут куры.
   Белёсые холмы лепечут ставнями,
   Свет льётся на веранду, прыщет в щели.
   Всё двигается на дом, как желе.
   Вот, кажется, ворвётся и зальёт
   Прозрачным воском комнату, постель,
   Меня, и перестану я дышать,
   Но буду видеть всё до дна, до самого конца,
   Не постигая, не тревожась.
   Всё есть как есть, и в этом - главный смысл.
   Здесь не граничат разум и безумье,
   Они - одно, как в детстве.
  
   Вещь - только вещь, без всякой связи,
   Бессмысленна, но существует.
   О, дивная страна, не нужно
   Ни жить, ни чувствовать и ни спешить.
   Нет памяти, а значит времени - есть созерцанье
   Различных форм.
  
   - Но это бред!
   (Он жив, подсказывает,
   Не теряет способности ориентации -
   Рассудок мой). - Да, это бред, - он повторяет.
   - Вот посмотри сюда: плывёт окно,
   А дальше что? Ведь существует "дальше".
   Я отвечаю: - Существуешь ты,
   И значит - я живу.
  
   Да, я живу. Стоит свеча. В окне
   Светясь проходят тучи. Дождь шумит,
   Шумят деревья. Холмы занавесок
   Бросают тень внутрь комнаты -
   На блюдечко с смородиной, на волосы мои.
   И, спрятавшись в подушки, я стараюсь
   Не видеть и не чувствовать.
  
   Но жизнь идёт как ветер. Вот предел
   Отчаянью и униженью.
  
   И я кричу, что ненавижу жизнь,
   И сознаю, что лгу.
  
   10-14 фев. 1929
  
  

ЛУННАЯ НОЧЬ

  
   Светло горит серебряный пожар.
   На этой пустоте просторной
   Нетопырю луна - огромный шар,
   Обугленный и чёрный.
  
   А мне всё кажется, что мы с тобой вдвоём
   Давно уж умерли, и вот - не понимаем,
   Взаправду ли мы видим и живём,
   Иль так сидим и засыпаем.
  
   И вот безумие, открыв слюнявый рот,
   То плача, то смеясь над нами,
   И силится узнать, и нас не узнаёт,
   И пусто смотрит в нашу память.
  
   Такой отсюда кажется луна,
   Так вот не спится, не сидится.
   Захватывая дух, летит страна -
   Моя последняя страница.
  
   16 авг. 1927
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Наталья АНТИОХ-ВЕРБИЦКАЯ

(1902 - 1994)

  
  
  
  

* * *

  
   Вот задумчивой зарёю
   Вспыхнул запад голубой,
   И пронёсся над рекою
   Колокольный звон густой.
   Тихо сумерки спустились
   И обняли землю всю.
   В небе звёзды засветились,
   Закричал пугач в лесу.
   И над спящею землёю
   Встала бледная луна,
   Отражённая рекою,
   Как вдова грустна она.
  
   1918
  
  

ПОЛДЕНЬ В СТЕПИ

  
   Полдень. Безлюдие. Скука.
   Жарко и пусто кругом.
   Ветер шевелится сухо
   Над обожжённым холмом.
  
   А в стороне, чуть повыше,
   Синим обвитый вьюнком,
   Под черепичною крышей
   Красный виднеется дом.
  
   Смотрит глазами пустыми
   В зной бесконечных холмов,
   Где по горячей пустыне
   Тени плывут облаков, -
  
   Тени забытых сражений,
   Тени ушедших веков...
  
  

* * *

  
   На небе вечернем, прозрачном,
   Где реет закатная пыль,
   И древняя церковь вонзила
   Свой острый сверкающий шпиль,
   Там ангелы красили небо,
   Смеялись и весело пели,
   Но вдруг, не закончив работу,
   Внезапно они улетели.
   То старый злодей Мефистофель
   Прогнал их своею трубою,
   И грохот трубы его медной
   Пронёсся над всею землёю.
   А кисть золотая упала
   В кусты за далёкой рекою
   И след за собой осветила
   Нетленным сияньем покоя.
   И если кому-то судилось
   Ту кисть золотую найти,
   Он встретит нежданное счастье
   На трудном, тернистом пути.
  
  

ЗАКАТ

  
   Скачут кони, гривами качая,
   Гаснет апельсиновый закат.
   Широко разверзлись двери Рая,
   Широко раскрыты двери в Ад.
  
   Сатана стоит там одинокий,
   Запрокинув голову назад.
   За прозрачным облаком высоким
   Тлеют неподвижные глаза.
  
   Ой вы, кони! Ой вы, кони, кони!
   Не топчите хрупкий небосвод.
   Ваши ноги облака взметают,
   Ваши тени падают на лёд.
  
   Но они несутся мимо, мимо.
   Их не манит Рай своей красой.
   Тает их полёт неповторимый
   Над седой, закованной рекой.
  
  

НЭП

  
   Сама склонюсь к стакану,
   Нальюсь я кислотой
   И буду с белой нэпою
   Бродить по мостовой.
  
   Барышни курносы,
   Покупайте папиросы!
   Я лихой мальчишка
   Беспризорный.
   Под железной крышей
   Спит моя семья.
  
   В серой паутине
   Теплится закат,
   Там в соломе синей
   Мёртвые лежат,
   Полные отравы,
   Как в покосах травы.
  
   То мои товарищи,
   Милые друзья.
   Эх, зачем, зачем же вы
   Покинули меня!
   И кому понадобился
   Тот крысиный яд,
   А теперь всё кончено,
   Не вернёшь назад.
  
   Барышни курносы,
   Покупайте папиросы,
   Крашеные дуры,
   Серый милитон.
   Все проходят мимо
   И не слышат звон -
   Тоненький, печальный
   Комариный стон.
  
   Феликс! Не хочу
   Я твоей неволи.
   Лучше улечу
   С комарами в поле,
   Буду я комарик -
   Серенький гусарик.
  
   Барышни курносы,
   Покупайте папиросы!
  
  

ИУДА

  
   О, этот сад, прекрасный сад!
   О, этот неподвижный взгляд! -
  
   Иудин взгляд. Иудин глаз,
   Тебя он предавал не раз.
  
   Тебя он в эту ночь продал
   И долго, долго руку жал,
  
   Как добрый друг, как тайный враг -
   С улыбкой странной на устах.
  
  

НАКАНУНЕ БОМБЁЖКИ

  
   В этот день всё было спокойно.
   За низким забором розы цвели,
   Игрушки лежали на узкой дорожке
   И лейки валялись в жёлтой пыли.
  
   И так безмятежно - залитый солнцем,
   Обвитый синим ползучим вьюнком,
   В дремоте сонной под небом лазурным
   Стоял покривившийся старый дом.
  
   Но было так тихо в этом доме,
   Так странно тихо и так темно.
   А в сад глядело пустыми глазами
   Раскрытое настежь большое окно.
  
   Я знала, что нет никого в этом доме,
   Что молодая, весёлая мать,
   О фартук руки свои вытирая,
   Не станет домой ребёнка звать.
  
   Никто никогда за окном не встанет,
   Никто не выйдет в зелёный сад,
   Никто на эти цветы не взглянет,
   Никто не воротит время назад.
  
   А стройных подсолнухов жёлтые лица
   Тянулись к солнцу, не зная о том,
   Что этой ночью с ними случится
   И что неизбежно будет потом. -
  
   Потом распахнулось небо, зияя,
   И, потрясая сердце земли,
   Тяжёлые бомбы падали градом,
   Сметая дома в кровавой пыли.
  
  

ВЕСНА

  
   Так медленно холодная весна
   Плывёт над нашей длинной улицей.
   Деревья стоят, окутанные
   Зелёным дымом, и падают
   В большую лужу, досягая
   Небес и облаков - так глубоко,
   Что голова кружиться начинает.
   Там дом стоит старинный
   И тем прекрасный. Часто
   Я на завалинке сижу и отдыхаю,
   А дети рисуют на асфальте,
   Где ива истекает прозрачными
   Зелёными слезами: они струями
   Падают на землю. Иногда
   Пыхтя проходит трактор, занятый
   Своими неотложными делами.
   А из окна, из занавесок белых
   Доносятся глухие звуки вальса
   Шопена и колеблют нежный тюль.
   Хозяйка там сидит, склонив
   Над клавишами
   печалью
   Искажённое лицо. Она немолода:
   Больные зубы, пожелтевшие,
   Как клавиши рояля; длинный
   Тонкий нос. Зато глаза -
   Печальные и кроткие - прекрасны,
   Как музыка Шопена, чей вальс
   Задумчиво плывёт по воздуху,
   Вплетаясь в цветущие одежды абрикосов:
   Они стоят, как розовое чудо,
   Как наслаждение, как лёгкий сон,
   Приснившийся когда-то в детстве...
   Но -
   пора идти домой.
  
   1984
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Николай КАКИЧЕВ

(1916? - ?)

  
  
  
  

НОВОГОДНЕЕ

  
  
   Вот идёт широкими шагами
   В ярком свете праздничных огней
   Новый год, овьюженный снегами
   На просторах Родины моей.
  
   Он на ёлке побывает в школах,
   Не забудет заглянуть в колхоз,
   Белой шубою оденет поле,
   Разгуляется среди берёз.
  
   Ясный месяц вышел из-за тучи.
   Пролетают стаи снегирей.
   О народной дружбе всемогущей
   Льются песни звонкие друзей.
  
   Над любимой и родной Отчизной
   Наступил желанный Новый год.
   С Новым годом, люди мирной жизни!
   С Новым годом, трудовой народ!
  
  
   1953, декабрь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Пётр ГАЛАКТИОНОВ

(г. р. 1922)

  
  
  
  

МОЙ СТИХ

  
   Мой стих по внешности неброский,
   Не властна мода надо мной.
   Мне импонирует Твардовский
   Доступной сердцу глубиной.
  
   Другой в такие лабиринты
   Тебя стихами заведёт,
   Такие в них закрутит финты,
   Что сам, где выход, не найдёт.
  
   Зато им критик рукоплещет:
   Вот это да! Вот это - стиль!
   А Вознесенского похлеще!
   Что в духе Пушкина - в утиль...
  
   Нелишне было бы поэтам,
   Крутясь в калейдоскопе мод,
   Не забывать ещё и это:
   Читает их иль нет народ?!
  
  

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ

  
   Мы с поля шли, дымя дорожной пылью.
   Летела песня в голубой простор:
   "Нам разум дал стальные в руки крылья,
   А вместо сердца пламенный мотор!"
   Нас много шло - весёлых, сильных, юных
   В косынках и фуражках набекрень...
   То в сорок первом было... Да, в июне,
   В один погожий и воскресный день.
   Воскресник был в колхозе по прополке, -
   Там весь актив собрался городской.
   Но лишь к одной задорной комсомолке
   Я прикипел и сердцем, и душой.
   Я сзади шёл и видел только косы
   Тугие, будто медные жгуты.
   Да ног мельканье загорелых, босых,
   И отпечатки маленькой стопы.
   Она, казалось, чувствовала это:
   Через плечо назад бросала взгляд,
   И виделось в глазах зелёных лето,
   А в платьице - берёзовый наряд.
   Мы подпевали радостно: "Всё выше!.."
   Вдруг набежала тучка - хлынул дождь...
   Вдали искрились городские крыши,
   И веселее зеленела рожь.
   Девчата бойко шлёпали по лужам,
   Повсюду раздавались визг и смех...
   И вдруг - сирены вой!.. На спинах ужас
   Холодным потом проступил у всех.
   - Война!.. Война... Вы слышали, родные?! -
   Бежали женщины навстречу нам...
   И смолкло пение про крылья те стальные...
   Глазами я прильнул к её глазам.
   Они застыли. Губы плотно сжаты.
   И вся она - готовая к борьбе!..
   Вдруг улыбнулась как-то виновато
   И отдала цветы: "Возьми... Тебе..."
   Я понял всё... "Хорошая, родная!..
   Люблю тебя!" - хотелось мне сказать,
   Но я спросил, цветы перебирая:
   "Пойдёшь со мною вместе воевать?.."*
   _________
   *Это была моя одноклассница по Нежинской школе N 3 Бэла Готлиб. Она пошла на войну и погибла смертью храбрых.
  
  

У КОСТРА

  
   Гори, костёр, взвивайся выше, пламя,
   гори, как в сердце первая любовь!
   Сожги печаль и горечь расставанья, -
   подброшу я ещё немного дров...
   Сгустилась ночь. Костёр мой догорает,
   вокруг меня всё уже света круг...
   Где я сейчас, она совсем не знает,
   мой бескорыстный, незабвенный друг.
   Костёр погас... Сижу при лунном свете,
   гляжу на пепел и... чего-то жду.
   Его развеет до рассвета ветер,
   а я всё дальше от неё пойду.
  
   Германия, 1945.
  
  

БЕЛЫЙ ПЛАТОК

  
   За селом, над розовой водою,
   что рябил весенний ветерок,
   я стоял, укрывшись под вербою,
   вдаль глядел - на белый твой платок.
  
   Ты цветы на поле собирала,
   утопая в дымке голубой,
   но о том не думала, не знала,
   что следил я взглядом за тобой.
  
   Твой платок на полосе зелёной,
   как ромашка ранняя, белел...
   Почему ж, до одури влюблённый,
   я тебе признаться не посмел?!
  
   До сих пор жалею я об этом...
   Пусть тебя не встречу никогда, -
   для меня ты вечно будешь светом,
   тем, что шлёт потухшая звезда.
  
   1946
  

* * *

   И. П.
  
   Разве можно забыть всё это?!.
   Я стоял под дождём и ждал...
   Только мокрый, холодный ветер
   В мокрой зелени бушевал.
   Вы прошли... Я прибавил шагу.
   А по телу - знакомый ток...
   Долго пил я в тот вечер влагу
   С ваших губ, с ваших мокрых щёк...
   Разве можно забыть такое?!
   Пусть разлука... Без встречи пусть...
   Я покой найду в непокое,
   Талисманом мне будет грусть.
  
  

* * *

  
   Жила она одиноко
   в комнате очень тесной,
   бывала ко мне жестокой,
   но чаще - хорошей песней.
  
   Глаза у неё, как небо,
   как будто дождём промыты,
   а волос желтее хлеба,
   что в поле стоит налитый.
  
   Идём мы по шпалам рядом,
   как в детстве, сомкнувши руки, -
   так вот она, та награда,
   за сладкую боль разлуки.
  
  

ДЕТСТВО

  
   Идут по аллеям прохожие,
   меж лип детвора неустанно снуёт,
   но нет ничего здесь похожего
   на босое детство моё.
  
   Да, жизнь изменяется к лучшему, -
   того, что минуло, не встретишь теперь.
   Ему, метеором мелькнувшему,
   открыл в мысли зрелые дверь...
  
   Вошло оно в образе мальчика:
   глаза, будто солнце коснулось слегка,
   из них - бирюзою фонтанчика
   о чём-то хорошем тоска.
  
   Острижен под лесенку, носится
   на палке верхом - не за кругом руля.
   Душа полетать так и просится,
   а ноги - в засуху земля...
  
   Прохожие слёз не заметили.
   Я шляпу снимаю, склоняю чело...
   Спасибо, что ножками этими
   меня в институт привело.
  
   1948
  

* * *

  
   Я в России родился,
   Встретил первую там весну, -
   И навеки влюбился
   В пошехонскую сторону,
   В снежный запах черёмух,
   В синь лугов, в белоцвет берёз...
   Всё, что с детства знакомо,
   Я сквозь годы в душе пронёс.
   Только где бы я не жил,
   Будто пламя первой любви,
   Моё сердце жжёт Нежин,
   И струится Остёр в крови.
   Я в России родился, -
   Ей поклон самый низкий мой...
   Но всем сердцем сроднился
   С Украиной, с её землёй!
  
  

НЕЖИН

  
   Я сегодня особо нежен, -
   Встречных всех целовать готов
   Потому, что приехал в Нежин...
   Сколько видел я городов! -
   Будапешт, Бухарест и Дрезден,
   Прагу, Вену, Варшаву, Линц!..
   Только здесь, на любом разъезде,
   Лёг бы я, умилённый, ниц.
   Обнимал бы влюблённо липы
   В том саду, где Гоголя бюст.
   Вы души услышали б всхлипы,
   Вы в глазах увидели б грусть.
   Здесь мальчишкой ходил я в школу,
   Здесь впервые сказал: "Люблю"...
   Тронул ветер слегка за полу, -
   Значит я, значит я не сплю,
   Не приснился дом трёхэтажный?..
   Здесь когда-то другой стоял.
   Только это не так уж важно,
   Важно то, что я потерял.
   Чья-то тень в окошке качнулась...
   Я тогда уцелел в бою, -
   А она с войны не вернулась,
   Та, которой сказал - люблю.
   Я иду один по асфальту,
   Справа в звёздах горит Остёр,
   Пахнет снег уходящим мартом,
   Ловит краски ночные взор.
   Я сегодня особо нежен,
   Встречных всех целовать готов...
   Здравствуй, новый и старый НЕЖИН -
   Самый лучший из городов!
  
  

МЕДСЕСТРА

(ЭТЮД)

  
   Больничные койки. Светло и уныло:
   тот стонет, тот бредит всю ночь до утра... -
   Как лебедь, вся в белом, с улыбкою милой
   в палату заходит к больным медсестра:
   - Как, мальчики, жизнь? - Ну, а "мальчкам" этим
   за сорок и больше; ей - нет двадцати...
   Зато, будто солнце, палату осветит,
   и лица больных начинают цвести!..
   Становится легче пред юною силой, -
   нам хочется жить для любви и добра...
   Как лебедь, вся - в белом, с улыбкою милой
   в палату заходит к больным медсестра.

ПОБЕДЫ ДЕНЬ

  
Как строй солдатский - обелисков строй...
   Пестрят цветы у мраморных подножий.
   Гудит людей неугонимый рой, -
   Сегодня день, что всех других дороже.
   Победы день! Войны минувшей грань,
   Что свой отсчёт берёт от стен рейхстага!..
   В молчанье скорбном перед теми встань,
   Кто отдал жизнь за нас и наше благо.
   Посторонись!.. Шагает ветеран!
   Идёт живой вершитель славы ратной,
   Превозмогая сердца боль и ран,
   Несёт поклон ушедшим безвозвратно.
   Сошлось сегодня много в орденах
   Из всех концов страны к могилам братским...
   Блестит на майском солнце седина,
   И нет другой почётней этой краски.
  
  

НА РЫБАЛКЕ

  
   Надев золотые серёжки,
   Затеял овёс хоровод...
   Иду по росистой дорожке
   Туда, где горит небосвод.
   Над озером лёгкая дымка
   Клубится парным молоком,
   Две ивы в зелёных косынках
   Толкуют о чём-то тайком.
   Я удочек веер раскинул, -
   Зажглись маячки поплавков.
   По дну, продираясь сквозь тину,
   Бредёт караван облаков...
   Лишь здесь забываешь невзгоды,
   Лишь здесь отдыхает душа -
   На лоне извечной природы
   Под трепетный плеск камыша...
  
  
  
  
  
  
  
  

Михаил ДЕМИДОВ

(г. р. 1923)

  
  

ЛЕДОХОД

  
   Услышав взрыв буквально рядом,
   Чуть-чуть на землю не прилёг.
   Я испытал печаль и радость -
   Сапёры подрывали лёд.
   Сдавил Десну он, как тисками,
   Загнав течение в проран,
   На мост с могучими быками
   Давил, как танковый таран.
   Нет, не испуг - с войны привычка
   До сей поры живёт во мне:
   При орудийной перекличке -
   Прижаться к матушке-земле.
  
  

ТИШИНА

  
   Мы вечером с позиций сняли пушки,
   Вернув последним залпом тишину.
   Черешни цвет вдыхали у избушки
   И находились у мечты в плену.
   Не нужно больше ползать по-пластунски
   И кланяться снарядам до земли.
   Кружилась голова - не те нагрузки,
   Что в этот день мы испытать могли.
   И порохом пропахшие мозоли
   Заныли, чуя страдную весну.
   В душе два чувства - радости и боли,
   Мы их в себе носили всю войну.
   И вдруг, о чудо!
   Словно на пирушке,
   Запел шальную песню соловей:
   Шельмец сидел на зачехлённой пушке
   И майским соло радовал людей.
  
  

ЯБЛОКИ

  
   Хотел он съесть их перед боем,
   Но не успел, -
   Сигнал "Вперёд!"
   Солдат присыпал их землёю
   И в бой пошёл
   Сквозь артналёт.
   Он был в бою смертельно ранен
   В свои неполных двадцать лет.
   ...А над окопом,
   Словно пламя,
   Теперь пылает яблонь цвет.
   И летом сочный плод срывая,
   Вдыхая яблонь аромат,
   Никто и не подозревает,
   Что посадил их здесь солдат.
  
  

* * *

  
   На фронте был я лейтенантом,
   А коль прикинуть на весах,
   Чем отличался от солдата -
   Был меньше риск?
   Неведом страх?.. -
   Из общей кухни, общий повар
   Нам раздавал в походе щи.
   Война карала без разбора
   За слабость воли и души.
   И были поровну, до капли,
   Удача, горе и беда. -
   Иначе до Берлина вряд ли
   Дошли б с победой мы тогда.
  
  

* * *

  
   Становится всё больше неизвестных
   Известными героями войны.
   Их имена звучат в стихах и песнях,
   В наш мирный ритм вливаются они.
   Вливаются в шинелях обожжённых,
   С обветренной улыбкой на устах,
   Из городов и сёл испепелённых,
   Чтоб в благодарных вечно жить сердцах.
   Вольются все - все двадцать миллионов -
   И встанут в наш
   единый
   плотный строй.
   И в перекличке славы поимённой
   Пусть будут рядом
   павший
   и живой.
  
  

* * *

   Сверкает медью, как поднос,
   Луна над сонной деревушкой,
   Считает у дерев макушки
   И льёт холодный свет на плёс.
   На таинства влюблённых пар
   С ухмылкой смотрит из-за тучи
   И, обозрев весь грешный шар,
   Под утро спрячется за кручей.
   Протрёт глаза земная твердь,
   И забурлит род человечий,
   И снова - рядом жизнь и смерть
   Пойдут своей чредою вечной.
  
  

ДЫХАНИЕ ОСЕНИ

  
   Жёлтую точку - на фоне зелёном -
   Я на берёзе увидел в лесу.
   В мареве утреннем, красном, огромном
   Листья деревьев роняли росу.
   Небо дышало ночною прохладой,
   Травы качал на лугу ветерок...
   Лето - живущим природы награда -
   Очередной подводило итог.
   Скоро в лесу запылает калина,
   Угли рябины потушит мороз.
   С грустью проводим мы клин журавлиный
   В жаркие страны - до будущих гроз.
  
  

РАССВЕТ

  
   Падают белые струи берёз
   В пёструю поросль поляны.
   Съёжились травы под тяжестью рос,
   Бродят в лощинах туманы.
   Дышит речушка парным молоком,
   Крякают сонные утки.
   Солнце над лесом,
   Как огненный ком,
   В дымке осеннего утра.
   Тучки, как пена на синей волне,
   Вяло плывут над лугами.
   Плач журавлиный плывёт в вышине, -
   Плач расставания с нами.
  
  

* * *

  
   Нет на земле ненужных птиц, зверей...
   И нет творца талантливей природы.
   Нет бесталанных отроду людей,
   Но есть пустая, как балласт, порода.
   Они - бесплодно коротают век,
   Но - нам Всевышним посланы на землю,
   Чтоб, видя их, подумал человек:
   "Такую жизнь себе я не приемлю".
  
  

НА ОСТРОВЕ ХОРТИЦА

  
   Ветвистый дуб на острове свободы
   Шумит листвой, как сотни лет назад.
   Он о казачьем непокорном роде
   Потомкам может много рассказать.
   Подует ветер в страны к басурманам,
   И мы услышим запорожцев сечь,
   Сарказм и желчь пера письма султану,
   Презрения и ненависти речь,
   Могучих предков богатырский хохот,
   В ответ на ультиматумы врагов,
   Призывный клич, свист сабель, конский топот
   И звон цепей - разорванных оков.
   С приливом сил, любви - уйдут от дуба
   И стар, и мал, поговоривши с ним,
   Как будто повидались с давним другом
   И с давним предком встретились живым.
  
  

МУДРЫЙ СОВЕТ

  
Граница Украины и России
Легла по чистой, узенькой реке,
Что меж лесов змеится лентой синей
И пропадает где-то вдалеке.
   Над ней каштаны тянутся друг к другу,
Собой любуются в сверкающей реке
И тихо шепчутся, как девушки-подруги,
На только им понятном языке.
С другого берега берёзки шлют поклоны,
   Привет им шлют на том же языке,
   И тот же ветерок колышет кроны,
И то же зеркало в сияющей реке.
У всех лесов - хотя и с диалектом -
Один язык уж миллионы лет.
"Живите дружно, люди всей планеты!" -
Леса-волшебники нам подают совет.

ГЛАВНАЯ ОПОРА

  
   Мы в гору катим камень демократии
   Старательно, как некогда Сизиф,
   И на весь мир ругаем партократию,
   Когда нас камень сталкивает вниз.
   И не поднять -
   всей братией недружною.
   Ни шага мы не сделаем вперёд,
   Пока считают силою ненужною
   Вожди опору главную - народ.
  
  
  
  
  

Вячеслав СОРОКИН

(1925 - 2004)

  
  
  
  
  

СМЕРТЬ ХОДИТ БЛИЗКО

  
   Снаряд шелестит упруго,
   Рылом ввинтившись в воздух.
   Смерть ходит близко,
   По кругу,
   Осколки жужжат, будто осы.
   Жизнь - как воздушный шарик,
   Лопается мгновенно.
   Небо с землёй мешая,
   В поле горят копны сена.
   А над окопом шальные
   Пули со свистом летают,
   Да от глины цветные
   Дождинки в окоп стекают.
   Говорят:
   перед смертью
   В детство нас память уносит.
   Бывает и так,
   поверьте...
   Но чаще - без лирики,
   просто
   Смерть нас косою косит.
  
  

О ТОЙ ВЕСНЕ

  
   В окоп наш, выжженный до дна
   И перепаханный снарядами,
   Пришла без вызова весна
   С весенними нарядами:
   Одела брустверную грязь
   Зелёной травкою чудесною,
   В сердцах солдат отозвалась
   Цветною радугою - песнею;
   И небо стало посветлей,
   В окоп глядит глазами синими,
   А у берёз и тополей
   На ветках почки ждут пружинисто,
   Когда им будет дан приказ
   Листочком свежим, клейким выстрелить...
   В окопах меньше стало нас,
   Но мы стоим
   И знаем - выстоим.
   Опять гремит металлом бой
   Так, что оглохли даже рации.
   ...В окопе встретился с весной -
   С весною восемнадцатой.
  
  

В СЕРДЦЕ МОЁМ ЧЕРНИГОВ

  
   Я в жизни городов немало видел:
   Больших и шумных, небольших, -
   Не на открытках,
   не в красивых книгах -
   Солдатский путь меня вёл через них.
  
   Но врезался мне в память древний город
   Над тихою и светлою рекой,
   Когда через кирпичные заторы
   Шагал устало нашей роты строй.
  
   Оскал разбитых окон стыл тревожно,
   Под сапогами - стёкол жёсткий хруст.
   Окрестные леса несли сторожко
   Зелёную задумчивую грусть.
  
   Мне показалось:
   Жизнь веков скрывая,
   Собор тихонько покачнул главой,
   Послышалось, как всё перекрывая,
   Звон колокольный раздался густой.
  
   И словно шлемы витязей былинных
   Сверкнули в одночасье за рекой,
   Над огненными гроздьями рябины,
   Над светлою деснянскою волной.
  
   Я прошагал Черниговом военным
   Немного.
   Но он цепко в память врос:
   Он был со мной, когда входил я в Вену,
   Когда в последний бой шёл в полный рост.
  
   Я уцелел в нём - в том бою под Прагой,
   И даль звенела скорбно и легко,
   И кто-то улыбался,
   кто-то плакал, -
   Так плыл над миром Сорок Пятый год.
  
   Победный тост,
   слезу о павшем друге,
   Чреду бессонных суток,
   грязь дорог,
   Бесчисленных боёв лихие вьюги -
   Всё в память впрессовал, в себе сберёг...
  
   Прошли года. -
   Черниговский я житель.
   Люблю свой город сердцем и душой.
   И без него - не представляю жизни,
   Теперь навеки - верный друг он мой.
  
   ...Светло струится меж лугов весна.
   "Чернигов, - говорю я тихо снова, -
   Ты в знак любви прими солдата слово,
   Ведь дружба наша кровью скреплена!"
  
  

НЕЗАБЫВАЕМОЕ

  
   Мне Чернигов наш дорог вдвойне:
   Помню год сорок третий, далёкий,
   Дни боёв и ночные дороги,
   И себя в той жестокой войне.
  
   Я командовал танком тогда.
   Подошли мы к реке спозаранку,
   Заглушили моторы танков,
   Стало слышно, как плещет вода.
   Пили жадно пригоршнями мы,
   Отмывали усталые руки.
   До сих пор помню светлые звуки
   Той сентябрьской деснянской волны.
   Свист снаряда к земле нас прижал,
   Взрыв качнул поседевшую землю -
   И взвихрились в глазах моих змеи,
   Ощутил на мгновенье я жар...
  
   Над Черниговом зори легки.
   В небе стынет осенняя просинь.
   Снова память пройти меня просит
   На знакомый мне берег реки.
  
  

ВЕСЕННИЕ КАРТИНКИ

  
   Крадётся утром вдоль низин туман
   В белёсой, плохо сотканной одежде.
   Дорогой полевою, непроезжей
   Идёт весна, одевшись в сарафан.
   Земля ещё тоскует по теплу,
   Ещё несмелы птичьи голоса,
   Но взрезал землю острый, прочный плуг,
   А не клубится пышным цветом сад.
   Но вот скользнуло солнце по сосне,
   Огнём сверкнули у неё бока.
   Искря, промчалось солнце по Десне
   И заблудилось где-то на лугах...
  
  

ПЛАМЯ ЛЮБВИ

  
   Сереет небо.
   Тёмен взгляд ветвей.
   В саду вечернем сумрачно и стыло.
   Вдруг встретился случайно взглядом с ней, -
   Вокруг взметнулось всё голубокрыло.
   Хоть и не стало небо голубым,
   Но обернулись ветви враз цветами, -
  
   Моей души коснулся нежный дым,
   Который может обратиться в пламя.
  
  

Я ВЕРЮ

  
   Я сорок лет армейских отслужил,
   Освобождал в войну я Украину.
   Но если годы службы все сложить -
   Какой республики мне называться сыном?
   В лесах Урала танки я водил,
   Развёртывая жизненную повесть:
   В степях казахских в старой юрте жил:
   На Сахалине брёл в снегах по пояс:
   Под небом белорусским ночевал,
   Когда в домах уютных люди спали:
   В горах молдавских утро я встречал
   В колонне танков, средь рычащей стали...
   Приказ бросал меня из дали в даль,
   Я много лет стоял в строю солдатском.
   Какой республики я верным сыном стал -
   Решать им всем: по-дружески, по-братски.
   Так неужели наш единый дом
   Мы разберём, по брёвнышку таская?
   Я верю:
   нужный путь мы все найдём,
   Поможет дружба наша вековая.
  
  

У ЧЕРНОБЫЛЯ

  
   Будто красочный фейерверк,
   Листья падают с веток деревьев.
   Ничего,
   что день хмур и сер,
   И прохладой от речки веет.
  
   Заблудился в лесной глуши
   Домик маленький, в два оконца.
   Света нет.
   Вокруг - ни души...
   Невидимкой таится стронций.
  
  

ПОЧЕМУ?

  
   Почему так в жизни тревожно
   И покоя душевного нет?
   Разбираю года осторожно:
   Как найти ветерану ответ? -
   Легче лёгкого всё охаять,
   И всё прошлое - в грязь втоптать...
   Что ж молчишь ты, страна родная?
   Как ты можешь сейчас молчать?
  
  

ПАМЯТЬ

  
   Когда в толпе, в расхристанном порыве,
   Ругают оккупантами солдат,
   Я слышу шелест лебединых крыльев
   И вижу обелисков светлый ряд.
  
   Своих друзей погибших вспоминаю,
   Их подвиг ратный - честный и простой,
   Во имя жизни и родного края
   Плечом к плечу со мной ходивших в бой.
  
   А крики из толпы летят, как пули,
   Впиваются в могилы тех солдат.
   Встают солдаты, что навек уснули,
   В крови, в бинтах - идут за рядом ряд.
  
   Они уходят от неблагодарных,
   Предавших их,
   Забывших их людей.
   В глазах незрячих - отблески пожаров,
   Боёв за честь земли родной своей.
  
  

ПУЛЕЙ В СЕРДЦЕ

  
   Сказал однажды мне один "знаток":
   - Вы, старики, конечно, "сталинисты".
   Мне показалось, что в меня был сделан
   выстрел,
   И пулей в сердце впился тот упрёк.
   В абсурд
   всё в жизни можно превратить,
   И все устои, походя, разрушить.
   У каждого из нас - свои пути:
   Порой идём путём не самым лучшим.
  
  

ТИШИНА

  
   Тревожно вечер сдвинул брови,
   В домах устало гаснет свет.
   Не много стало новостроек -
   Для них в державе денег нет.
   В подвалы бомжи потянулись,
   Девчонка вышла на панель,
   В киоск проник бездомный жулик,
   Затих - весь день гудевший - шмель.
   И тишина заходит властно
   В дома, в подвалы, на панель...
   Двоятся счастье и несчастье,
   И стонет голубая ель...
  
  

НОЧНАЯ ГРОЗА

  
   Штурмует землю с неба сизотучье,
   Вонзая вилы молний в твердь земную.
   Как воз пустой гремит, съезжая с кручи, -
   Грохочет гром, пугая тьму ночную.
   Всё небо в буйстве красок фантастичных,
   Гроза ночная тишину взрывает...
   Лишь в комнате всё просто и обычно, -
   И стол привычно лампа освещает.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Иван АНДЕНКО

(1925? -1997?)

  
  
  

ПОРУКА

  
   В лесу - собрание зверей.
   О Волке там вопрос решается:
   Вчера, разбойник и злодей,
   Прикончил в глухомани Зайца.
  
   И чтоб не дать дороги злу
   И прений не вести без толку,
   Они отдать решили Волка
   На воспитание...
   Козлу!
  
  

ЭСТЕТ

  
   Кастет
   Считал себя эстетом!
   Попробуйте при этом
   Поспорить с тем
   Кастетом!
  
  

ПУТЬ НА ОЛИМП

  
   "Подумаешь, Олимп, -
   Глупец промолвил, -
   Подняться по лесенке рифм
   В безделье и неге!.."
   Глупец!
   А ты поднимись
   По лесенке Молний,
   Соединяющих
   Землю и Небо!
  
  

ПОЭТУ

  
   Чтоб вдохновенье не погасло,
   Стегай себя,
   А не Пегаса!
  
  

ЛАМПОЧКА И АБАЖУР

  
   Когда электролампочка светила,
   И Абажур считал,
   Что он - Светило!
  
  

СОТРУТНИЦА

  
   Возле пасеки
   Муха крутится:
   - Дайте мёда мне,
   Я - сотрутница!
  
  

НЕЗАМЕНИМАЯ

  
   Хоть Муха в Главке с давних пор
   Без дела,
   Без забот
   Сидела,
   Зато - не выносила сор
   Из своего
   Отдела...
  
  

БАРАБАН

  
   Тем Барабан
   И знаменит,
   Что пуст. -
   Профан...
   Но как гремит!
  
  

ПУЗЫРЬ НА ВЫСОТЕ

  
   Пузырь хотя и вверх поднялся.
   Но
   И вверху пустым остался!
  
  

* * *

  
   Истина бывает не так проста:
   Вот - вертихвостка...
   А без хвоста!
  
  

ОБИЖЕННЫЙ НОС

  
   Нос как-то прищемила дверь -
   Не суйся, Нос, куда не надо!
   Нос каждому слезит теперь:
   - Я, братцы, пострадал за правду!
  
  

ГРЯЗЬ И МЕТЛА

  
   Грязь везде Метлу кляла:
   - Очень грубая Метла... -
   Оттого, что та Метла
   Беспощадно
   Грязь мела!
  
  

ЗЕРКАЛО

  
   Зеркало
   Ни доброе, ни злое.
   Зеркало
   Не так уж и бесстрастно:
   Плохое в нём -
   Всегда плохое.
   А что прекрасно -
   То прекрасно!
  
  

Олег КОВАЛЕВСКИЙ

(1927 - 1997)

  

ОФЕЛИЯ

  
   Посвящается тёте Талюсе*
   в день её ангела.
  
   Я видел - листья ярко-красные
   Спускались тихо к лону вод.
   Как Гамлет, я смотрел напрасно
   На их трепещущий полёт.
   Спускалась ночь. Ещё чернее,
   Бездонней делалась вода.
   И только лилии белели
   У лебединого пруда.
   И вдруг, так плавно, что казалось,
   Что вся вода напряжена,
   Из тёмной глубины безжалостно,
   Как тень, поднялася она.
   Освещена в воде звездами,
   Рукою сжала так цветок...
   Что хрустнул белыми стеблями
   Полузатопленный венок.
   Или то дятел в чаще хвойной
   Ударил клювом о сосну?
   Но мне казалось, что рукою
   Ты разбудила тишину.
   И ты лежала недвижимо,
   Рукой холодной сжав цветы,
   Как бы боясь упасть незримо
   Опять с такой же высоты.
   Взошла луна, и ты осталась
   Невидимой среди кустов,
   Пока неслышно опускалась
   Под тяжкий, водяной покров.
   Взошла луна, и луч несмело
   Лишь осветил в тени осок
   Цветок, рукою схвачен белой,
   И платья белого кусок.
   ____
   *Антиох-Вербицкой Наталье Фёдоровне.
  
  
  
  

Николай КОМОВ

(г. р. 1928)

  
  
  

НА ПАСЕКЕ

  
   На пасеке, где дух цветов и мёда
   Над ульями витает в вышине,
   Живёт старик почти что четверть года.
   Давно знакомый и приятный мне.
  
   Одет он странновато - как учёный
   В лаборатории над опытом своим.
   Его порой по-свойски жалят пчёлы,
   Когда он слишком докучает им.
  
   Но пчёлы любят пасечного деда.
   В пылу неутомимого труда
   Он покоряет их своей беседой
   И - если надо - дымом иногда.
  
   Когда ж от мёда тяжелеют соты,
   А крылья устают у пчёл-трудяг,
   Приходит смена, чтоб вершить работу
   И таинство земное на цветах.
  
   Пчелиная отвага и силёнка
   Не зря растрачены и в этот год:
   Гудит, как центрифуга, медогонка,
   И мёд густой медлительно течёт...
  
  

* * *

  
   Привольной Десны голубое теченье,
   Да вербы, да ивы над быстрой водой,
   Да хлебное поле, да ветер на воле,
   Летящий, как песня, сторонкой родной.
  
   Размеренный рокот стального комбайна,
   Чубы запотевшие сельских парней.
   И поле - как тайна - безбрежно, бескрайно,
   И щедрость больших, удивительных дней...
  
  

В ЧЕРНИГОВГРАДЕ

  
   Жить на этой земле интересно -
   Среди славных легенд и имён.
   Этот край придеснянский - как песня,
   Как былина далёких времён.
   И когда-то под солнцем всё это
   Русью было от моря до гор:
   Столько вольного ветра и света
   Принял этот бескрайний простор.
  
   Эти пущи и тучные земли
   Эти лавры, где купы церквей,
   Вечно граю вороньему внемлют
   И ветрам с дальних гор и степей.
   Город-сад на высокой опушке
   Возникает, как сон, на заре.
   Здесь когда-то Шевченко и Пушкин
   На "царьградском" гостили дворе.
  
   Где б ты ни был, куда б ни поехал,
   Путешествия в мире любя,
   Лишь вернувшись к родительским вехам,
   Здесь покой обретёшь для себя.
   Побродив по задворкам Эллады
   Иль в турецком каком-то углу,
   Так захочешь, как высшей награды,
   Постоять на родимом Валу.
  
  

НА БОЛДИНОЙ ГОРЕ

  
   В парке, над могилой Коцюбинского,
   Ветры наддеснянские чисты.
   Дремлют липы роста исполинского,
   Ярко рдеют свежие цветы.
  
   Болдиной горою называется
   Этот холм, открывший солнцу грудь.
   В этом уголке душа старается
   Памятью к великому прильнуть.
  
   Весь Подол в садах, как в белом инее,
   Куполам раздолье золотым.
   Старина не спорит со святынями,
   Новое в согласии с былым.
  
   Живы, не развеялись предания
   В письменах, в рассказах стариков.
   Каменные чудные создания
   Шлют привет из глубины веков.
  
   В битвах с супостатами погаными
   Полегли не зря богатыри.
   Время их украсило курганами,
   Бронзою и золотом зари.
  
  

* * *

  
   Век ли наш бестолковый и нервный,
   Иль какая иная беда, -
   Уплывают людские резервы
   В города, в города, в города.
  
   На асфальте пасутся, как кони,
   Тьмы и тьмы человеческих стад.
   Ну какие мирские законы
   Их способны покликать назад -
  
   В голубые да синие дали,
   Где колодезный скрип журавля,
   Где избушки старух захудали
   И по-вдовьи тоскует земля?
  
   Помраченье в умах? Или кто-то
   Нахимичил с народной судьбой? -
   Нет в крестьянстве былого оплота,
   Всё идёт вкривь и вкось, вразнобой.
  
   Силы есть, есть широкое поле
   И тенистый - для отдыха - сад.
   Да неужто нет выхода боле,
   Дорогой современник, собрат!
  
   Птицы вольные крыльями машут,
   Облака над полями сошлись.
   Воротись в свой простор, землепашец,
   Землепашец, к земле воротись!
  
  

* * *

  
   Когда откроется большая чаша неба
   И ветер сдунет пену облаков,
   Покажется, что на пиру ты не был
   Ни разу перед чашею такой.
  
   Забудь, о чём трибуны нашумели,
   От злободневных оторвись страниц,
   Пригубь из чаши голубого хмеля,
   Дай волю сердцу реять между птиц!
  

СИНЕВА

  
   Я с увлеченьем, вечно новым,
   Весной встречаю синеву.
   В. Брюсов
   Какая лепка и раскраска,
   Какая ширь, какая высь!
   Я неба голубую сказку
   Воспринимал всегда, как жизнь.
  
   Закинув голову, бывало,
   Любил я в синь небес глядеть.
   Я рад, что и теперь не стала
   Бледней и ниже эта твердь.
  
   В иные дни она грозилась
   Бомбёжек шквалистым огнём,
   Разрывов тучами клубилась,
   Шрапнельным сыпалась дождём.
  
   Тогда я ненавидел небо
   И припадал к земле ничком.
   (По Украине шли за хлебом
   Мы вместе с мамою пешком).
  
   Но ничего забыть не в силах,
   Опять на мирном берегу,
   От синевы, навеки милой,
   Глаз оторвать я не могу.
  

МАМА И ТАРАС

  
   Две зимы ходившая почти
   В школу над наукой горбить спину,
   Говорила мама: "Ты прочти,
   Ты прочти, сынок, про Катерину".
  
   Маме очень нравился "Кобзарь",
   Довоенный, с массой иллюстраций,
   Бедному поэту русский царь
   Не велел искусством заниматься.
  
   Штык был дан певцу взамен пера,
   Вместо гибкой кисти - шомпол гнутый.
   Муштра столь жестокою была,
   Что не пожелаешь и врагу ты.
  
   Помню складки маминого лба
   И в родных глазах - слезинки-искры.
   Трудная Тарасова судьба
   Ей была близка по-матерински.
  
   Я читал, стараясь донести
   До сознанья каждую картину,
   А она просила: "Ты прочти,
   Ты прочти ещё про Катерину..."
  
  

* * *

  
   Люблю читательниц стихов,
   Они уж, верно, толк в них знают, -
   Колечки милых завитков
   Над книжкой бережно свисают.
  
   Летит экспресс, гремят мосты,
   Огни подмигивают праздно.
   Бегут столбы из пустоты
   В какой-то спешке несуразной.
  
   Ах, мало как разгадан мир,
   В нём столько тайн неразрешимых!..
   Плывёт в глазах строки пунктир,
   Как свет, бегущий на вершины.
  
   Душа поёт от звонких слов,
   А в юном теле крепнут силы...
   Люблю читательниц стихов,
   Таких отзывчивых и милых...
  

* * *

  
   Ещё мы ценим плотность штор
   И высоту оград массивных,
   Ещё ведём мы трудный спор
   О душах - лживых и красивых.
  
   Но есть мечтатели. Они
   Черту преодолели эту.
   Сердцам их сделалось сродни
   Одно лишь в жизни: тяга к свету.
  
  

Я ХОТЕЛ БЫ СБЕРЕЧЬ...

  
   Я хотел бы сберечь
   в чистоте и порядке
   свой скудельный сосуд,
   где мой трудится мозг,
   где работает мысль,
   как хозяйка на грядке,
   среди истин и тайн,
   как средь терний и роз.
  
   На земле, где обычна
   картина распада
   среди чистых душой
   иль погрязших во лжи,
   я хотел бы не знать
   рокового разлада,
   сохранить ясность духа
   до крайней межи.
  
   Рок по-разному здесь
   расправляется с каждым,
   понимаю, что я -
   не Монтень, не Эразм.
   Но не кажется мне,
   что я многого жажду,
   что собой быть хочу,
   не впадая в маразм.
  

ДОЛЖНИК

  
   В копеечку влетела жизнь моя
   Стране, меня поившей и кормившей.
   В большом долгу перед Никитой я,
   А также перед Горбачёвым Мишей.
  
   За стол и дом я Сталину должок
   Отдать готов был честной жизнью всею,
   А расплатиться до конца не смог,
   О чём сегодня очень сожалею.
  
   И Брежнев столько всякого сырья
   Был вынужден на Запад переправить,
   Чтоб накормить несытого меня
   И для Кремля хоть что-нибудь оставить...
  
   Как ни крути - я грешник, я должник.
   Терпима власть. Мне многое прощают.
   Вот и теперь, когда я уж старик,
   Меня все социально защищают...
  
   А я, неблагодарный, всё ворчу:
   Не слишком ли я много денег трачу,
   Бесплатно езжу, бегаю к врачу,
   Налогов не плачу... Но и не плачу.
  
  
  
  

Людмила УЛЬЯНИЦКАЯ

(род. 1930)

  
  
  

ЛИЦО И ИЗНАНКА

  
   Пиджак красив был с виду и опрятен,
   А на изнанке он имел немало пятен.
   Но тот,
   кто был с изнанкой не знаком,
   Считал его
   приличным пиджаком.
  
  

СОЛИДНЫЙ ВИД

  
   Портфель
   имел солидный вид.
   Все говорили: "Деловит".
   А заглянули внутрь - позор!
   Сказали: "Взяточник и вор!"
  
  

ТРИ БРАТА

  
   Три брата:
   первый - мотогонщик,
   Второй - отличный велогонщик,
   А третий - злостный самогонщик.
   Вот вам пример такого рода,
   Когда
   в семье не без урода.
  
  

СВЕРХЗАБОТА

  
   Одна весьма заботливая Утка
   К воде боялась подпустить утят.
   И жизнь сыграла с нею злую шутку:
   Утята выросли,
   а плавать не хотят.
  
  

ОРАНЖЕРЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ

  
   Всё время кутали сынка.
   Он стал бояться ветерка,
   Тумана, дождика, мороза... -
   Не парень вырос, а мимоза.
  
  

КОМПЛИМЕНТ

  
   За Чашкой Чайник увивался,
   Её влюбить в себя старался.
   Однажды, улучив момент,
   Пропел со свистом комплимент:
   - Вы так изящны, грациозны!
   Мои намеренья серьёзны.
   Вы лучше всех знакомых дам,
   Вам предпочтение отдам. -
   Чуть жизнь он не разбил бедняжке:
   Ведь нравились ему
   все
   Чашки.
   Одно и то же без труда
   Он каждой Чашке пел всегда.
  
  

КАПЛИ

  
   Жизнь каждая,
   Как капля в море, -
   Есть мириады
   Капель там.
   Они все вместе,
   С ветром споря,
   Дают дыхание волнам.
   И, хотя капли все
   Похожи,
   В одном
   Не сомневаюсь я -
   У каждой капли
   Жизнь
   Есть тоже
   И биография своя.
  
  

МАТЕРИНСКИЙ ВЗГЛЯД

  
   Русская старинная икона -
   Дорогой серебряный оклад.
   У Марии
   Одухотворённый
   К человеку обращённый
   Взгляд.
   В этом взгляде
   Глубина и нежность,
   Доброта, тревога,
   Свет и боль.
   Посмотрите, люди,
   Как безбрежна
   Эта материнская
   Любовь!
   А глаза такие
   У Марии,
   Как у наших
   Русских матерей, -
   Кажется,
   Задумалась Россия
   Над нелёгкой
   Участью своей.
  
  

* * *

  
   Любовь приходит к нам
   Не по заказу:
   К одним - на время,
   А к другим - на годы.
   Одни её растратят
   Как-то сразу,
   Другие - пронесут
   Сквозь все невзгоды.
   Одних она коснётся
   Чуть заметно,
   Другим навек
   Оставит в сердце боль.
   Но я за ту,
   Что не пройдёт бесследно -
   За настоящую,
   Тернистую любовь,
   За ту,
   Что очень трудными дорогами
   Идёт - порой не понята,
   Заплакана,
   Не зацелована
   Губами многими
   И грязными руками
   Не запятнана.
  
  

* * *

  
   Не стану я
   Удерживать тебя.
   Вослед тебе
   Не закричу:
   "Постой!" -
   Того,
   Кто прочь уходит,
   Не любя,
   Нельзя насильно
   Удержать
   Уздой.
  
   А если есть
   В душе твоей
   Любовь,
   Которую,
   Как талисман
   Хранишь...
   То возвратишься
   Непременно вновь -
   Придёшь,
   Приедешь,
   Или прилетишь.
  
  
  
  

Николай БЫКОВЕЦ

(1931 - 1993)

  
  

МЫСЛЬ

  
   Мысль стремительна и беспокойна,
   от мысли в сердце -
   горящий факел,
   её берегли, как оружие воины
   перед атакой.
   Её не баюкали
   и не тешили.
   Она вырастала в окопах будней,
   по ней стрелял
   самодержец-вешатель
   из орудий.
   Она сатанела
   в нагаечном свисте,
   рвалась на простор
   из-под крыш соломенных.
   Стыли в петлях тела декабристов
   на ветру солёном.
   А мысль жила,
   напоённая светом,
   в каждом порыве,
   в каждом стремлении -
   то уходили отцы за советом
   к Ленину.
   Жизнь приходила
   на смену жизни,
   лавой земля клокотала от войн...
   И вот уже мы
   эстафету мысли
   несём с собою.
   Я в мысль эту верю,
   как верю в мать,
   в её чистоту и силу,
   ибо под мыслью привык понимать
   Россию.
  
  

СВОЯ ДОРОГА

  
   От порога
   до порога
   мчат стремительно дороги,
   без оглядки,
   по порядку,
   будто строки на тетрадке.
   Только всё же
   в них прохожий
   заплутать никак не может:
   хоть дорог
   и очень много,
   всяк идёт своей дорогой.
  
  

В РЕДАКЦИИ

  
   На пороге, робкая, вспыхнула зарницею -
   Два кусочка неба в радуге ресниц.
   Прятала, смущённая, взгляд между страницами
   В окруженьи строгом незнакомых лиц.
  
   А потом на сердце струны задрожали
   И запахло талой просинью Десны:
   То в тетрадке девушки строки оживали,
   Лепестком роняя первый луч весны.
  
   Маленькая, хрупкая, с куцыми косичками
   В окруженьи дружеских и знакомых лиц.
   То сама поэзия шелестит страницами -
   Два кусочка неба в радуге ресниц.
  
  

МАЙ

  
   Платье, какое платье
   Надела весна сегодня!
   В кружеве ярких пятен
   Весеннее половодье.
  
   Краски живой палитры
   Вспыхивают цветами.
   Сердце моё залито
   Серебряными стихами.
  
  

* * *

  
   Солнце дрожит
   В золотой паутине лучей.
   Бьются под снегом
   В оживших проталинах струи.
   Снег, словно шуба,
   Сползает с нагретых плечей.
   Поют, словно в арфе,
   Весной пробуждённые струны.
  
  

* * *

  
   По лесной дороге,
   словно в бирюзе,
   я купаю ноги
   в утренней росе.
   Что милей и краше!
   Пробудясь от сна,
   мне ветвями машет
   каждая сосна.
   Здесь любые грёзы
   превратятся в быль,
   мне для вас, берёзы,
   наплевать на стиль.
   Сброшу пиджачишко,
   влезу на сосну,
   чтобы лучше с вышки
   разглядеть весну.
  
  

БАБЫ

  
   Клубится пар
   над горящей массой.
   Вгрызаются в массу
   лопаты-грабли.
   Как будто на булку
   сливочное масло
   кладут бетон
   невесёлые бабы.
   Вдруг ухватила за душу
   стыдоба,
   а в горло вцепилась
   жестокая боль:
   да разве не стыдно,
   что в грязную робу
   одета прекрасная
   чья-то Ассоль!
   Кому это нужно,
   чтоб женщины эти
   (таких воспевали
   Петрарка и Блок)
   таскали лопаты -
   уже на рассвете,
   кляня бесконечно
   свой тягостный рок!
   Мадонны, мадонны,
   не здесь ваше место,
   здесь только шипы
   и - ни капельки роз.
   А вы, наши дочери,
   жёны, невесты,
   достойны любви,
   а не горя и слёз...
  
  

* * *

  
   Плывут облака лохматые,
   вольно себе плывут,
   будто утки с утятами
   переплывают пруд,
   плещутся в небе брызгами
   так, что пушок вразлёт...
   Ах, до чего же дорог мне
   этот небесный свод!
   И не цветастой радугой,
   не голубой звездой...
   Небо меня радует
   чистотой.
  
  

* * *

  
   Люблю, когда под куполом рассвета
   заря смеётся в розовый рукав.
   Мне кажется тогда, что вся планета
   лежит младенцем на её руках.
  
   Под небосводом - девичьим начёсом
   свисает туч седеющая прядь,
   и месяц - побледневший знак вопроса -
   торопится ночлег свой отыскать.
  
   Уже, собрав серебряные фишки,
   исчез куда-то Млечный - старикан,
   остались только звёзды-коротышки
   и - тишина, как смолкнувший орган.
  
  

* * *

  
   Листья умирают на ветру,
   корчатся, поблёкшие, от боли.
   Не видать им больше поутру,
   как в росе купает гриву поле,
   не шептаться в парке при луне,
   наслаждаясь трелью поцелуя...
   Умирает что-то и во мне,
   если чью-то смерть я вдруг почуял.
  
  

ПОЗЁМКА

  
   Уже декабрь, а снега так и нет.
   Хлопочет дождь у милого порога.
   Свинцово лёг за окнами рассвет.
   В туман - как в шаль - закуталась дорога.
  
   Но вот вздохнул украдкой ветерок,
   Плеснул с ладошей утренние трели,
   И брызнула пороша на порог,
   К ногам давно отчаявшихся елей.
  
  

* * *

  
   Декабрь капризничал, как малое дитя:
   То в шубу кутался при первой же пороше,
   То, испугавшись хилого дождя,
   В плащ прятался и надевал галоши...
   Но вот сумел напрячься, наконец,
   И задышал могуче, незлобиво,
   Потом надел привычный свой венец,
   И началась зима. Свершилось диво.
  
  

ЯНВАРЬ

  
   Сухарём хрустит примятый снег,
   ветерок шершаво лижет щёки.
   Белый дым развесив по Десне,
   сам январь шагает по дороге.
   То взмахнёт он кистью как маляр -
   и румянец в небе заиграет,
   то мигнёт шутливо, как фигляр -
   и сугроб мгновенно вырастает.
   Или вдруг сердито закричит
   и как пьяный станет хулиганить,
   в каждое окошко постучит
   и потом метелицею станет.
   Не студи ты сердце, не студи,
   не ходи напрасно под окошком,
   всё равно - любимую найти
   мне поможет каждая дорожка.
  
  

* * *

  
   Разметала вьюга волосы,
   разметала кудри белые,
   причитая бабьим голосом,
   вдоль по улице забегала;
   задышала в окна холодом,
   зацарапала, колючая.
   - Ты беги, беги из города,
   уходи в леса дремучие.
   Нынче ведьм совсем не жалуют -
   ведьмы нынче просто лишние.
   Уходи отсюда, шалая,
   то ли к чёрту, то ль к Всевышнему! -
   Испугалась вьюга, съёжилась,
   затряслись от страха плечики...
   И опять на небе ожили
   звёзды - яркие кузнечики.
  
  

* * *

  
   Зима приходит и уходит,
   не вечна белая метель.
   Так уж заведено в природе:
   Сначала - снег, потом апрель.
   С младенчества познавши это,
   готовим летом сани мы,
   а в зное солнечного лета,
   бывает, хочется зимы.
   Зимой же ждёшь июльской ласки,
   рассветов тёплых и цветов.
   Чуть-чуть устав от зимней сказки,
   уж с летом встретиться готов.
   И нету здесь каприза, вроде,
   и никакая тут не цель.
   Так уж заведено в природе:
   сначала - снег, потом - капель.
  
  
  

* * *

  
   Я встретил весну - молодую и жаркую,
   не руки - а гибкие ветви берёзы,
   косыночки - цвета зелёной лужайки,
   и губы - которые пахнут как розы...
  
   Я пил поцелуй - бесконечный от сладости,
   шептались о чём-то в пожатии руки.
   Я знаю: при встречах пьянеют от радости,
   но лучше - когда не бывает разлуки.
  
  
   * * *
  
   Мне по-домашнему уютно и тепло.
   Вдали, как ручейки, бегут дороги.
   А рядом дед - как будто бы назло -
   Тоскливо философствует о боге.
   Не против бога я, не против старика.
   Мне б только слушать тишину и ветер,
   Мне б только видеть чистые луга
   И чуточку бы помечтать о лете.
   А дед... Ну что ж... Крути хоть, не крути,
   Но он счастливым в жизни тоже не был. -
   Не так уж трудно сбиться на пути,
   Когда живёшь с людьми, а думаешь о небе.
  
  
   ДОБРОЛЮБОВ И ШЕВЧЕНКО
  
   То было в пору мрачных лет,
   Когда земля стонала в муке.
   По-братски критик и поэт
   сплели в пожатьи крепком руки.
  
   Над миром, вспыхнув, как заря,
   Пронёсся гордый клич Тараса...
   Восстал народ против царя
   От Петербурга до Кавказа.
  
   Сегодня тоже как-то вдруг
   Померкли радостные блики...
   И всё ж мы чтим пожатье рук
   Двух Прометеев, двух великих.
  
  
   ФИЛОСОФИЯ ЖЕСТОКОСТИ
  
   На прилавках - головы телячьи,
   На прилавках - головы иные,
   Даже и сейчас глаза их плачут,
   Несмотря на то, что и свиные.
   Ну а если допустить безумство
   И представить эти морды в лицах,
   То возникнет тягостное чувство:
   Надо всем пойти и удавиться.
  
  
   СЛОВО
  
   Нелегко даётся ласковое слово,
   Хоть в душе с пелёнок мы его храним...
   Вот тогда и зреет семя слова злого,
   Мог бы быть и добрым - стал совсем другим.
   Так бывает в жизни, если нету света,
   Если чахнут всходы неокрепших чувств.
   Пусть их больше будет - слов, теплом согретых!
   Пусть их много будет!
   Пусть! Пусть! Пусть!
  
  
   * * *
  
   Нет ни отца, ни матери давно:
   В раздумье вечном скорбные кресты.
   А мне всё представляется одно:
   Сам не прошёл я и одной версты.
  
   То ль попрощался с детством, то ли нет?
   Была ли встреча с юностью когда?
   И трудно даже вспомнить, как вослед
   Засеменили зрелые года.
  
   Мелькнёт косынка где-то - это мать...
   Фуражку-восьмиклинку - чтил отец...
   Не устаю я в людях узнавать
   Знакомый стук любимых двух сердец.
  
   Без них я мало значу и сейчас,
   Хоть и прошёл сквозь чащу долгих лет.
   Порой мне кажется, что нету жизни в нас,
   Когда родных и близких рядом нет.
  
  
  
  
  

Григорий ЗИНЧЕНКО

(1932 - 2008)

  
  
  
  

* * *

   Не искали друг друга взглядом,
   Получилось само собой:
   Оказались случайно рядом -
   Повстречались с своей судьбой.
   И теперь уже друг без друга
   Мы не можем прожить и дня.
   Знаешь,
   милая,
   всё в округе
   Стало радостным для меня.
   И в смятенье душа буяет
   Зрелой осенью у плетня...
   Как же мог до сих пор - не знаю -
   Я на свете жить без тебя?

РОМАШКИ

  
   Погадай мне на ромашке,
   На мою поставь судьбу.
   Отгадаешь, отгадаешь,
   Что давно тебя люблю.
   С сенокоса свежесть веет...
   Лепестков тревожный счёт...
   Почему-то я уверен,
   Что ромашка не солжёт.
   И сияло счастье наше,
   Выпадая вновь и вновь...
   Если б не было ромашек -
   Не поверил бы в любовь.
  
  

СОЗРЕВШАЯ НИВА

  
   Над нивою ветер проказник
   Волною хмельною бежит.
   Созревшая нива, как праздник,
   Казною державы звенит.
   Нелёгкие зёрна - по сути -
   Крутой хлебороба замес.
   Их зрелость, как женские груди,
   Оценят ладонью на вес...
   И щедро под солнцем томится
   Невестой в созревшей поре...
   Склонилась весомо пшеница
   В поклоне к родимой земле.
  
  

СТАРАЯ БЕРЁЗА

   Над ручьём берёза поседела:
   Ей на долю выпал век крутой.
   Каждый год с листвою пожелтелой
   Уносилась молодость водой.
   Разгнездились кочками наплывы
   На её извилистых боках. -
   А она
   шумит листвой счастливо
   Среди порослей березняка.
  
  

* * *

  
   Деревья
   корнями
   С Землёю
   сплелись -
   Как с матерью
   кровные
   Дети.
   Зелёное пламя листвы -
   Это жизнь!
   Наивысшая
   суть
   На свете.
  
  

ПЕРВЫЙ СНЕГ

  
   Вокруг бело, светло, пушисто.
   Папахи новые
   стогов.
   И на душе - просторно, чисто -
   От первозданности снегов.
  
  

* * *

  
   Я думал, встречу -
   обомлею...
   Боялся: сердце подведёт.
   И, вдруг,
   не я -
   Она бледнеет...
   Случилось
   Всё
   наоборот.
   Смахнул с ресниц слезинки ветер.
   В них что- то прежнее ловлю.
   Да кто ж из нас
   двоих
   В ответе,
   Что не её
   теперь
   Люблю?
  
  

СЕРОГЛАЗАЯ МАДОННА

  
   Сероглазая Мадонна,
   Без младенца на руках,
   За стеклом стоит оконным
   На высоких каблуках.
   Туго схвачена в застёжки
   Пышно поднятая грудь.
   Бирюзовые серёжки
   Перезванивают грусть.
   Скромно созданным уютом
   В комнате её светло.
   Всё для жизни есть, как будто, -
   Только счастья не дано.
   Не искала в жизни принцев,
   Просто так - не повезло...
   Не случайно дождик брызнул
   На прозрачное стекло.
  
  

БЕЗБОЖНИЦА

  
   Взгляд обычный,
   Взгляд привычный
   С ложью смешанный.
   Не типичный,
   Не логичный,
   Не утешенный...
   Как пружина от нажима
   Напрягается.
   Полоснула злостью мнимой -
   Удаляется.
   Но не спрячешь за порогом
   Правду горькую.
   Не замолишь перед Богом
   Суть жестокую.
  
  

* * *

  
   Горит в траве цветов стожар.
   Сбив лапками пыльцу их,
   Берёт пчела из них нектар
   Лишь через поцелуи.
  
  

* * *

  
   Румянец у осин.
   С дубов отстрелян жёлудь.
   И с неба
   Льётся синь
   В зияющую прорубь.
   А вон
   в мои стихи
   Зашли сторонкой лоси.
   На их рога с ольхи
   Серёжки нижет
   Осень.
   Светлеет березняк,
   В траве синеют грузди...
   И повелось уж так -
   Глядеть
   на осень
   С грустью.
  
  

ГДЕ НЕТ МЕЖИ

  
   Где нет межи - есть перекрёстки
   И радость встреч на большаке.
   Шумят весёлые берёзки
   На всем понятном языке.
   Десна и Припять,
   Как две песни,
   Спешат к Днепру,
   Как в отчий дом.
   В двух берегах
   Троим не тесно,
   Как кровным братьям
   За столом.
   Десна берёт исток
   В России,
   Из Белоруси Припять мчит,
   И Днепр в просторах Украины
   В поток единый с ними
   Слит.
  
  

КРАЙ РОДИМЫЙ

  
   Я опять брожу простоволосым
   По родным оврагам и лугам.
   И опять мне голубые росы
   Наклоняют васильки к ногам.
   Как из сита, утренняя морось
   Брызжет маком в солнечных лучах.
   ...Там была берёзовая поросль,
   аисты стояли на стогах.
   Вот и вяз (на нём сидел мальчишкой) -
   Зашумел, узнал озорника.
   Вон калина - петушиной шишкой
   Закивала мне от родника.
   Здесь когда-то, в босоногом детстве,
   Я гонял пасти коров стада,
   И кукушка, потревожив ветки,
   Мне считала малые года.
   Всё до боли сердцу дорогое -
   Нет нигде чужого уголка.
   Вспоминаю детство озорное,
   Словно по страницам дневника.
   Край родимый, в васильковой роздыми,
   Над Десною зарево рябин...
   Если б смог, то всё - до хруста - обнял бы
   Так, как мать соскучившийся сын.
  
  

* * *

  
   Распускаются почки улыбками
   И не гаснут до самой поры...
   Засветлели берёзки гибкие,
   Наготу не успев прикрыть.
   Мчит автобус -
   Вокруг всё знакомое.
   Ярко буйствуют зеленя.
   Песня жаворонка -
   в невесомости -
   Звонким детством настигла меня...
   В изначальности пробуждения -
   Напряженьем томится земля.
   ...Сердце -
   в трепете от волнения, -
   Лишь
   увижу
   родные края.
  
  
  
  
  
  
  

Феликс СПИРИДОНОВ

(г. р. 1932)

  
  
  
  

СВЕТ И ТЬМА

  
   Кончился сеанс последний в клубе.
   Дождь пережидаем я и ты.
   Видно в дверь: от молнии на клумбе
   Вспыхивают мокрые цветы.
  
   Кажется, что крыши золотые
   И что посеребрены сады.
   Ты ладонью ловишь дождевые
   Капли ниспадающей воды.
  
   Ниточку хрустальную при этом
   Хочешь ты задеть, когда она
   Не полночной темнотой, а светом
   Молнии ликующей полна.
  
   Я ж, наоборот, ценю мгновенья
   Самой непроглядной темноты.
   Вспыхнув вся от страха и смущенья,
   Руки мне протягиваешь ты.
  
   Кто влюблён и молод, тот и счастлив.
   Гаснет для меня весь мир опять.
   Голубую жилочку запястья
   Успеваю я поцеловать.
  
  

ИЗ НАШЕЙ ЖИЗНИ

  
   Проходим сквер - весь лунно-голубой,
   Минуем двор - весь приглушённо-серый,
   И от мороза прячемся с тобой
   В чужом подъезде за дверной фанерой.
  
   Колючий снег порывом сквозняка
   Сквозь выбитые стёкла задувает.
   Но, вспыхнув в темноте, твоя щека
   Мою щеку несмело задевает...
  
   Ещё ты в школьном узеньком пальто,
   А я в солдатской вытертой шинели.
   Наследства нам не подарил никто,
   Да мы б и взять его не захотели.
  
   Я - не один теперь, ты - не одна.
   Мы всех богаче сделались с тобою.
   Для нас навек останется луна
   Единственною вещью золотою.
  
  

* * *

  
   Утром
   Зелень рощ заветных
   Ярче
   В горней синеве...
   Сколько пачек сигаретных
   Да окурков на траве!
  
   Застоялся запах винный
   И костра горчащий чад.
   Никого нигде не видно -
   Лишь грачи в ветвях кричат.
  
   Головня ещё дымится,
   Но покинут бивуак...
   Неужели это птицы
   Нахозяйничали так?
  
  

ПЕЙЗАЖ

  
   Как хорошо тут! Серебристо-бел
   Высокий самолётик в дымке мглистой,
   Как будто это с тополя взлетел
   С изнанкой алюминиевой листик.
  
   Как пламя - бабочки. Как лёд - река.
   Блеск стрекозы на камешках нагретых.
   В гусиных белых перьях берега,
   Как будто в пригласительных билетах.
  
   ...Но и сюда - на сказочный простор
   Из милых трав да из цветов желанных -
   Уже несёт, несёт обидный сор,
   Постыдный сор наклеек иностранных.
  
  

СТРЕЛЬБИЩЕ

  
   Земля солдатами измята,
   Заря дымком засинена.
   В лесу брусничном автоматы
   Чёт-нечет мечут допоздна.
  
   Должно быть, ветки нету целой
   На измочаленных кустах.
   Пойти за ягодою спелой -
   Вернуться с пулями в горстях.
  
   А я и рад тому, что пули
   Из автомата моего
   В лесном болоте потонули
   И не задели никого.
  
  

ТАЙНИК

  
   В болоте, где торфяная
   Вода и болотная грязь,
   Оказывается, живая
   Рыбёшка теперь развелась.
  
   Я думаю - это природа
   Открыла тайник запасной
   В том месте, где нету народа
   С когтистым крючком и блесной.
  
  
  

ЯБЛОНЕВЫЙ ЦВЕТ

  
   Опять пришла весенняя пора,
   Опять гремят небесные раскаты...
   Сегодня собираются с утра
   На перекличку старые солдаты.
  
   Летит с фонтана мелкая роса
   И обжигает лица майским холодом.
   Листочки из блокнота - адреса
   На нерасцветших яблонях наколоты.
  
   Написаны коряво от руки
   То номера частей, то их названия:
   Друзей окопных ждут фронтовики,
   И души их взывают о свидании.
  
   Полымем красным сияет закат,
   Только они упрямо стоят,
   Люди посмотрят на них и уйдут,
   Только они до сумерек тут.
  
   Всё меньше бывших фронтовых солдат,
   Всё звонче звуки песни величальной...
   От ветра ночью тихо и печально
   На голых ветках письма шелестят...
  
   Когда ж взойдёт над кровлями рассвет,
   Увидишь изумлёнными глазами,
   Что превратились в яблоневый цвет
   Солдатские листочки с адресами.
  
  

СТАЛИН

  
   Теперь ни в камне, ни в металле
   Привычных памятников нет.
   Остался только на медали
   Чеканный маленький портрет.
  
   Со странным выраженьем глаз
   Медаль тускнеющую эту
   Отец подносит ближе к свету
   Не в первый, не в последний раз.
  
   На честную свою награду
   В раздумье новом смотрит он -
   Как на осколок от снаряда,
   Что из-под сердца извлечён.
  
  

ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ МОТИВ

  
   Кажется - тот же осенний бор,
   Те же деревья, как на подбор.
   Только вот не было у сосны
   Этой предательской желтизны.
  
   Кажется - та же россыпь маслят,
   Да и лисички-сестрички - те же,
   Только по капельке чистый яд
   В тонкие рюмочки их нацежен.
  
   Кажется - те же и ты, и я,
   А и узнать порой невозможно.
   В каждом из нас взорвалась своя
   Мини-АЭС - и чадит тревожно...
  
  
   БЛИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК
  
   Я русский по всему: по крови,
   По языку и по родне.
   Но как на украинской мове
   Стихи Шевченко близки мне!
  
   В былые зимы мне, солдату,
   Не эти ль строчки грели грудь:
   "Садок вишневий коло хати,
   Хрущi над вишнями гудуть".
  
   А в час раздумья над судьбою
   Не выходило из ума
   Одно, одно: "...у нас нема
   Зерна неправди за собою".
  
   Дай руку, украинский брате.
   Да наша речь звучит вовек!
   Шевченко - твой великий прадед,
   Мне тоже - близкий человек.
  
  

ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР

  
   "Левой! Лишь левой!" - твердили вчера
   Бескомпромиссные инструктора.
  
   Нынче командуют: "Право руля!" -
   Эти же самые учителя...
  
   Господи! Смилуйся и помоги
   В правильном выборе нужной ноги!
  
  

ОТКРЫТЫЕ УРОКИ

  
   Лучше всего украинскую мову
   Там изучать, где людская толпа
   Дружно скандирует снова и снова
   Эти два слова: "Геть!" и "Ганьба!"
  
   Я её ласковой знал и напевной,
   Но, интонации новой полна,
   Стала теперь по-шевченковски гневной
   И по-франковски тревожной она.
  
   Школа открыта для всех. Гул дороги
   Или порхающий снег - не беда.
   Главное в том, что такие уроки
   Врежутся в память уже навсегда.
  
  

СОВРЕМЕННЫЕ ПРОРОКИ

  
   Сады и пажити нищают,
   Скудеют отчие места.
   Но манну с неба обещают
   Медоточивые уста.
  
   Витиеватые пророки
   Собой запрудили алтарь
   И - рай сулят... А Днепр широкий
   Ревёт и стонет, словно встарь.
  
  

СВЕТ И ТЕНЬ

  
   Засверкали от холодной
   Ослепительной росы
   Театральные колонны
   И вокзальные часы.
  
   Город жмурится от света
   Наступающего дня.
   Но откуда горечь эта
   И тревога у меня?
  
   Насмотрелся у вокзала,
   Как шпалерами стоят
   Безработные менялы -
   Чей-то сын и чей-то брат?
  
   Может быть, дорогу к храму
   В ярком солнечном огне
   Иностранная реклама
   Загораживает мне?
  
   Или вправду мира нету
   Потому в душе моей,
   Что от натовской ракеты
   Стала тень ещё длинней?
  
  
  

ПОСЛЕДНЯЯ ЗЕМЛЯ

  
   Я родом с Северной Двины,
   Как прадед мой и дед.
   У переливчатой волны
   Я жил бы до ста лет.
  
   Край голубеющих лесов
   Красив, величествен, суров.
   При свете звёзд и блеске дня
   Он всех милее для меня.
  
   Но перевёз отец семью
   На Украину, где в бою
   С фашистами он ранен был
   И землю кровью окропил.
  
   Казалось - кто нам будет рад,
   Коль там и тут беда.
   Зола и пепел вместо хат,
   В руинах города.
  
   А нам помог простой народ,
   Как помогали в свой черёд
   Там у себя, среди зимы,
   Эвакуированным мы.
  
   Я буду до скончанья лет
   Лелеять здешний сад. -
   Щемяще бел весенний сад,
   Щемяще розоват.
  
   У снежно-голубых широт
   Мой первый детский крик живёт.
   А здесь - мой дом, моя семья,
   Моя последняя земля.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Майя БОГУСЛАВСКАЯ

(1933 - 2005)

  
  
  

* * *

   Обещанные ливни не прошли,
   И небо безмятежно и белёсо.
   Но змеи пыли крутятся вдали,
   К подножию песчаного откоса.
   Я всё хочу судьбу переменить,
   Сама себя обманывая грубо.
   И вечный возглас "Быть или не быть"
   Бессмысленно и жалко шепчут губы.
   Но это "быть" уходит с каждым днём
   В небытие, в траву, в песок и глину,
   В тот край, что называют "вечным сном"...
   А может, раем? -
   Только не чужбиной.
  
  

* * *

  
   Движенье волн песком повторено -
   Так в наших жилах бьётся пульс Вселенной,
   Так бредит солнцем мутное вино,
   Пока не станет чище, откровенней.
   Как боль моя былая далека...
   Любовь и Смерть. Я с этим не шутила.
   Я знаю хорошо, что облака -
   Скопленье влаги с отблеском светила.
   Всё в мире объяснимо:
   Чуда нет,
   И миражи - лишь отраженье света,
   И ветер унесёт их лёгкий след.
   ...Но только вот к чему мне
   Знанье это.
  
  

* * *

  
Лишь голоса, а слов не услыхать.
   Что делать? Плакать? Падать на колени? -
   Прохлада. Тишь. И вырезные тени,
   И тёмным оком смотрит Божья Мать.
   Молилась ли? - Всю жизнь свою молюсь
   Цветам и травам, солнцу и деревьям.
   И суеверна, как язычник древний,
   Когда огня и молнии боюсь.
   А голоса, от сводов отступясь,
   Стучат мне в сердце. - Что мне это пенье?
   Какая между мной и ними связь?
  
   ...Как тяжелы холодные ступени.
  
  

* * *

  
   Я - залётная птица,
   Не ваших кровей,
   Из далёких туманов
   Сюда залетела случайно.
   Над крестами соборов,
   Над серым холстом площадей
   Пронесла свою боль,
   Свою тайну.
  
   Я - залётная птица.
   Мне биться крылом о стекло,
   К невозможной свободе
   Душою стремиться. -
   Не держите меня,
   Умножая ненужное зло.
   Отпустите меня:
   Я - залётная птица.
  
  

* * *

  
   Ягоды рябины
   Желто-розовы,
   Словно капли крови
   На снегу.
   Пахнет в сенцах
   Веником берёзовым... -
   Я к тебе с крыльца
   Сейчас сбегу.
   По сугробам,
   Первопутком снежным,
   Сердце захолонуло
   От счастья,
   Я бегу к тебе
   Такая прежняя,
   Будто не пришлось
   Нам разлучаться.
   Не было других -
   Чужих, ненужных.
   Ну, поверь! Согрей же
   От мороза! -
   Мой единственный,
   Мой суженый,
   Здоров ли? -
   Ты молчишь.
   Рябина ярко-розова
   На снегу застыла
   Каплей крови...
  
  

* * *

  
   Зачем эта злая свобода
   Опять обуяла меня.
   И, как за бортом парохода,
   Ни пристани нет, ни огня.
   На старом крыльце запустенье,
   И в угол отброшен голик.
   И куст пропылённой сирени
   Под окнами горько поник.
   И рук не поднять для объятья,
   И некому слово сказать.
   И смято ненужное платье.
   Зачем мне его надевать?
   Но я поднимусь с неохотой
   И спички нашарю впотьмах:
   Ведь лечатся только работой
   Потери, и горе, и страх.
  
  

* * *

  
   ...И я проснулась
   молодой, окрепшей.
   Всё горькое, всё страшное ушло.
   И было так за окнами
   светло,
   Так празднично! -
   Опять цвели черешни.
  
  

* * *

  
   Цветенье. Радость. Дышится легко.
   У старого гнезда касаток пара.
   Закутай плечи маминым платком
   Да выйди слушать тихую гитару.
  
   Такой знакомый перебор возник,
   И юношеский голос пел, робея.
   ...Сирень в цвету, и лунный свет, и лик -
   Совсем такой у врубелевской феи...
  
  
  

* * *

   В.
  
   Песня, не сорвись на полуслове!
   Ты одна навеки у меня.
   Звёзды загорелись в изголовье,
   Словно брызги синего огня.
  
   Ночь теперь - но я окно открою.
   Снег теперь - но я ли не горю?
   Хочешь, стану яркою зарёю
   И снега повсюду растоплю.
  
  
  

* * *

   Волы бредут себе неспешно,
   За шагом шаг, за шагом шаг.
   Трава растёт совсем безгрешно,
   И пьяно пахнет алый мак.
   И степь как сон. Такое снится,
   Такому в жизни не бывать.
   Полузакрытые ресницы,
   И тишина, и благодать...
   И вдруг змея! - Одно движенье,
   Как стрелка чёрная часов,
   И вмиг разорвано мгновенье,
   И заскрипело колесо...
   ...И снова неба мирный терем,
   И тишина, и благодать.
  
   Зачем змея? -
   Чтоб в жизнь поверить.
   Чтобы прожить, а не проспать.
  
  

* * *

  
   О, эта круговерть тепла и стужи,
   И дерево - застывшее снаружи
   И ветви протянувшее в окно... -
   Как это было близко и давно:
   Февральских окон чистое стекло,
   Обманчивое солнце и капели,
   И радостно, и зябко, и тепло, -
   Как будто очутились мы в апреле.
  
  

* * *

  
Лошадиные морды
   Поднимают ввысь
   Чистые струи.
   И по мышцам упругим
   Бежит наслаждения дрожь.
   Нет постылой работы,
   Пропотевшей,
   Изношенной сбруи.
   Серебро под ногами,
   На гривы
   Серебряный дождь.
   Перекликнутся ржаньем,
   Рванутся в луга за рекою.
   Очищающий запах
   Полыни
   Им в ноздри дохнёт.
   Будет ветер с боков,
   Будут воля да небо
   Ночное,
   И над лугом, над миром
   Стремительный бег,
   Как полёт.
  
  

* * *

  
   Давай поедем летом в дальний лес,
   Подышим травами, послушаем кукушку.
   Ещё не выцвел алый цвет небес
   Над той лесной, далёкою опушкой.
   И голос твой ещё не отзвучал.
   И на песке, у озера лесного
   Лодчонку кто-то ставит на причал,
   Чтоб нам с тобою в путь собраться снова.
   Пусть накукует нам кукушка много лет.
  
   ...Но ты молчишь.
   Тебя на свете нет.
  
  

* * *

  
   Рыжей девке
   с могучими икрами
   по душе
   молодецкие игры,
   сытный ужин
   да чарка вина,
   да ещё наряжаться охота.
   Но влюблённому Дон-Кихоту
   неземной представлялась она.
   Он писал ей любовные стансы,
   и коснуться руки
   боялся.
   Он лишь ею
   дышал и жил
   (чем немало
   её смешил).
   Площадную брань,
   не краснея,
   повторяла его Дульсинея.
   Но бывают в иные
   мгновенья
   и у рыжей девки
   сомненья,
   и тоска за горло берёт:
   - Может быть, я себя
   не знаю.
   Может, я и вправду
   такая,
   как поёт обо мне
   Дон-Кихот?..
  
  

* * *

  
   Созревшей земляникой пахнет лето.
   Проворный уж мелькнёт среди травы.
   И в новые иголочки одеты
   Суровые сосновые стволы.
   Сплошные сутки на небе светло.
   Цветут в низине незабудки, мята.
   Ещё не скоро станут на крыло
   Нескладные подростки-лебедята.
  
  

* * *

  
   Безымянные травы,
   Но я узнаю их в лицо,
   Я беседую с ними,
   Ласкаю их тонкие руки.
   Как цветут они яростно
   Перед недальним концом,
   Покрывая собою луга
   И речные излуки.
   Ты расскажешь о силе,
   Что скрыта в июльских цветах,
   Об их свойствах могучих
   Излечивать боль и печали.
   Золотые лягушки
   На влажных широких листах
   Остаются такими,
   Как были у мира в начале.
   Мы под ивою тихой
   Разделим немудрый припас,
   Посмеёмся, пошутим
   Без скрытого в слове значенья,
   И никто в целом мире
   Подумать не сможет про нас,
   Что легла между нами
   Холодная тень отчужденья.
  
  

* * *

   Не много вёсен
   есть у нас в запасе,
   И осени не трудно сосчитать.
   Капризная природа снова красит
   Всё в жёлтый цвет,
   чтоб начисто смывать.
   Не много вёсен есть у нас в запасе...
  
   Берёза эта долго проживёт.
   Я стану прахом под её корнями.
   И кто-то, как и я, сюда придёт,
   И жёлтый лист на прах мой упадёт.
   Берёза эта долго проживёт...
  
   Смотрю. А небо так щемяще сине.
   И бабье лето
   в запоздалой страсти
   Удерживает солнце паутиной.
   А я не знаю,
   что такое - счастье.
   Смотрю. А небо так щемяще сине...
  
  

* * *

  
   Литые листья золотых берёз,
   Трава, примятая холодною росою.
   Такая даль, что видно всё насквозь
   В лугах далёких за Десною.
  
   Такая даль, что мне глаза слепит,
   И запах осени - как память детства.
   И шустрая синица прилетит
   У Вечного огня согреться.
  
   Неугомонный бегает малыш,
   Не знающий ещё людской печали,
   Но всё равно - стоит такая тишь,
   Как будто все на свете замолчали.
  
   Цветов ярчайших не пересчитать,
   А в стороне алеет кисть рябины,
   Её, наверно, положила мать
   Своей рукой у изголовья сына...
  
  

* * *

  
   Где те игрушечные домики,
   Что с Вала виделись внизу?
   И дед такой - как в сказке гномики,
   Всё звал заблудшую козу.
   А нам здесь почему-то не жилось,
   Нас ждал большой и шумный свет.
   ...На мелководье солнце нежилось -
   И лучше не было и нет
  
  

* * *

   А было так много восторгов,
   Казалось, что хватит на век.
   И мог умилить и растрогать
   Закат,
   полнолуние,
   снег...
   А было завещано столько!
   Но я усмехаюсь опять
   С такой прозорливостью горькой,
   Которой бы лучше не знать.
  
  

* * *

  
   Полоса отчуждения -
   старый вокзал городской.
   Вот бегут старики -
   запрокинуты скорбные лица.
   Защищаясь от прошлого,
   я закрываюсь рукой,
   Но нельзя ничего позабыть
   И ни с чем навсегда распроститься...
   За фанерным ларьком
   истощённый алкаш
   Воровато глядит,
   про запас оставляя посуду. -
   Неужели во сне
   этот самый являлся пейзаж?
   Неужели совсем молодой
   я бежала когда-то отсюда? -
   Что меня привело
   на пустынный и влажный перрон?
   - Подождите! - кричу
   и бегу за составом.
   А шутник-проводник
   приглашает в последний вагон,
   Но - что толку бежать,
   если так безнадёжно
   устала!
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Пётр РУДЕНКО

(1935 - 2006)

  
  
  

* * *

  
   Всё по отчеству, да по отчеству...
   Каждый день всё дела, дела...
   А ведь мне так чертовски хочется.
   Чтоб по имени назвала.
  
   Чтоб померкла и обесценилась
   Повседневная суета,
   Чтоб забила ключом, запенилась
   Долгожданнейшая мечта.
  
   Я сгораю от наваждения
   Нежных слов и горячих чувств.
   Вот и все мои откровения,
   Без которых я нем и пуст.
  
  

* * *

  
   Вновь пахнуло
   Весной недавней,
   Вновь надежда
   В душе теплится...
   Об одном лишь молю:
   Не дай ей
   В воспоминание
   Превратиться.
  
  

* * *

  
   Ну, что ж,
   Побаловались?
   Хватит!
   Довольно быть рабом судьбы...
   К чему друг друга виноватить
   И становиться на дыбы?
  
  

* * *

  
   В клочья рвёт осенний ветер вишню,
   Каждый лист пронизывает дрожь.
   Не копайся в прошлом. Это - лишнее.
   В настоящем - это тоже ложь.
  
   Мы с тобой больны одной болезнью,
   Гложет нас одна и та же боль.
   Жертв не надо. Это бесполезно.
   Кто из нас не жертвовал собой?
  
   Каждый, потянувший одеяло,
   Порастратив попусту запал,
   Всякий раз, как после выяснялось,
   Сам себе на пятки наступал.
  
  

* * *

  
   Знать, расходятся наши пути...
   Теплотой возбуждённого тела
   Ты пыталась меня поглотить
   Целиком, до конца, до предела.
  
   Даже если, чрезмерно любя,
   Ежедневно в тебе растворяться -
   Кем-то должен же я вне тебя
   Хоть чуть-чуть для других оставаться.
  
  

* * *

  
   Не очень-то приятно на виду,
   В чужие одиночества вторгаясь,
   Завязывать свой галстук на ходу,
   Неистовствуя, злясь и чертыхаясь... -
  
   Когда же, наконец, придя к тебе,
   Совсем и никуда спешить не буду,
   А просто улыбнусь своей судьбе
   И искренне возрадуюся чуду?
  
  

* * *

  
   Если вдруг,
   После всех потерь,
   Счастье вновь
   Постучит за дверью, -
   Стисну зубы,
   Захлопну дверь
   И отвечу ему:
   "Не верю!"
  
  

* * *

  
   Не имея права на встречу,
   И в случайность не веря тоже,
   Мы друг другу идём навстречу,
   Так как рядом идти не можем.
  
   И поэтому в вихре буден,
   Повстречавшись - лишь улыбнёмся,
   И, в угоду близким нам людям,
   Обязательно разойдёмся.
  
   Свист повиснет в ушах протяжный,
   Словно ветер в пустой бутылке...
   И завяжет невольно каждый
   Уши бантиком на затылке.
  
  

* * *

  
   Рисуешь вроде бы окружность,
   А получается - овал...
   И превращается в ненужность
   Всё то, что ты нарисовал.
  
   Вот так и жизнь - неумолима:
   Куда ни кинь - сплошной овал,
   Который вскачь несётся мимо -
   То не успел, то прозевал.
  
  

КРИВОРОЖЬЕ

  
   Каждый год хоть на самую малость
   Приезжаю я в эти края...
   Здесь средь шахт и отвалов скиталась
   Комсомольская юность моя.
  
   Город мирно бушующей стали,
   Город песен, весны и труда...
   Только я не могу без печали
   Всякий раз возвращаться сюда.
  
   Вызывает дремучую жалость
   Панорама карьера вдали...
   А ведь это, пожалуй, не шалость -
   Неприкрытая рана Земли!
  
  

ТЕМ И ЖИВУ

  
   О чём пишу, о чём пою?
   Чем украшаю жизнь свою?
   Одной ногой в раю стою,
   Другой - у бездны на краю.
  
   Вот так, приятель, и живу,
   Фортуну ухватив за жабры.
   Вокруг меня абракадабры
   Сражаются за булаву,
   А я средь них - чудак забавный,
   Держусь пока что на плаву.
   Пишу, пою, тем и живу.
  
  
  
  
  
  
  
  

Вадим РЯБОВ

(1935 - 2005)

  
  

* * *

  
   Как хочется в любви признаться
   В век сумасшедших скоростей,
   На тройке вороных промчаться
   Хотя б во сне, хотя б во сне... -
   Зима.
   Мороз.
   Кругом сугробы.
   Нас кони мчат под бубенцом.
   Как дети, счастливы мы оба
   И не жалеем ни о чём.
  
  

* * *

  
   Ночь.
   Ползут по небу тучи.
   Разноцветный снег - как в сказке.
   Город кажется дремучим
   И скучающим по ласке.
  
  

* * *

  
   Палитрой осени окрашены леса.
   Птиц караваны к югу потянулись.
   Прощальные их слыша голоса,
   Молю судьбу, чтоб все они вернулись
   К своим родным и милым очагам,
   И чтоб опять весна кипела цветом,
   И чтоб опять услышать птичий гам... -
   Как часто о тебе я думаю.
   И в этом
   Быть может, счастье и печаль поэта.
  
  
  
  

Станислав РЫБАЛКИН

(1935 - 1995)

  
  
  
  

* * *

  
   Другу,
   поэту Петру Пинице
  
   Табачище - волнами,
   Стол вином залит...
   Ах ты, чаша полная,
   Холостяцкий быт!
   Те же все,
   Но кто-нибудь
   Вдруг да незнаком,
   Но из тех, кто по небу
   Ходит босиком.
   Неизвестный азимут
   Нераскрытых карт -
   Каждый, но по-разному
   Чем-нибудь распят!
   Значит, это надо мне,
   Если заодно
   С ними пью я снадобье -
   Горькое вино...
   Проглочу и жду, пока
   Выйдет из меня
   И исчезнет сутолока
   Нынешнего дня.
   Позади - всё мутное,
   Впереди - хитро...
   Почитай нам мудрое
   Что-нибудь, Петро!
   Пусть лютуют конники
   В свой девятый вал -
   Есть на подоконнике
   Воробьиный гвалт,
   Есть ещё болящие,
   Есть болеть о ком,
   Есть и уходящие
   В небо босиком!
  
   Табачище - волнами...
   Липко от вина...
   Ах ты, чаша полная -
   Располным-полна!
  
  

* * *

  
   Бабы юбки подобрали -
   Подоткнули будто бы...
   Сенокос. -
   И буйнотравье
   Сапоги опутывает.
  
   Изнывает в зное лето,
   Жаром обволакивает...
   Жеребёнок под телегой
   Кожей мелко вздрагивает.
  
   Коли ветер переменет -
   Ой, запахнет грозами...
  
   ...А Маринкины колени
   До крови расчёсаны,
   И платочек беленький
   Скулы загораживает.
   Под кофтёнкой светленькой
   Грудки завораживают...
  
   Всё доступно,
   Да не вправе я -
   Не года, чтоб задурить...
  
   Буйнотравье,
   Буйнотравье!..
   - Дайте, парни, закурить!
  
  
  

* * *

  
   Глянешь -
   Вроде бы недомерка,
   Но под гольфиком грудки - вразлёт...
   Ах ты, девочка,
   Ах ты, Верка,
   И полынь ты моя,
   И мёд!
  
   Сединою трясу могучей,
   Безголосо тебе кричу:
   Ты же видишь -
   По краю тучи
   Я туда - на закат качу!
  
   Ты же знаешь:
   Я - прошлой эры!
   Крепко в землю вросла изба... -
   Но хохочет девочка Вера -
   И судьба моя,
   И не судьба!..
  
  

* * *

  
   Ты погладь моё сердце,
   Ты его подержи на ладони
   Перед тем, как ему
   Навсегда обратиться во прах...
   Вот уж тысячу лет
   Я в твоём половецком полоне,
   Вот уж тысячу лет
   Я в твоих полудетских руках.
  
   Шлем сдавил мне виски,
   И трава пропиталася кровью,
   Из далёких шатров
   На победном пиру
   Слышу я голоса...
   А девчонка из вражьего стана
   Сидит в изголовье,
   У девчонки из вражьего стана
   Блестит под ресницей слеза.
  
   Мне не нужен мой меч,
   Щит мне тоже теперь уж не нужен,
   И колчан ни к чему -
   Ты меня расстегни, рассупонь!
   Дышит временем степь,
   Небо вечными звёздами кружит,
   И отцами твоими
   Порубана наискось бронь...
  
   Ах, дикарка, дикарка,
   В звенящих монистах запястья!..
   Да сними ж ты мне шлем
   И бурдючной водой охолонь! -
   Я всем сердцем желаю тебе
   Твоего половецкого счастья...
   Положи на глаза мне
   Пропахлую дымом ладонь!
  
  
  

* * *

  
   За всё когда-нибудь отвечу!
   Смотри и плачь, плачь и смотри... -
   Шла из воды ко мне навстречу
   С руками, полными зари,
   Шла из глубин, водоворотов,
   Сквозь лилий свадебный наряд...
   И долгий взгляд был приворотным -
   Русалочий обманный взгляд.
   Шла,
   И на коже каждой каплей
   Заря глаза слепила мне...
   Хрустел песок, стонали цапли,
   И липли волосы к спине.
   Я у палатки ждал - счастливый -
   ЕЁ - с венчальною фатой...
   Хрустел песок, висели ивы
   Меж небесами и водой.
   Оттуда шла - из Зазеркалья,
   Где лешие и упыри...
   Святая шла
   Или каналья -
   С руками, полными зари?..
   И некуда мне было деться:
   Сейчас стихом заговорю!.. -
  
   Но - спасся:
   Бросил полотенце
   И этим погасил зарю.
  
  
  

* * *

  
   Рыжий берег наискосок,
   Рыжий берег и кромка ила...
   Обжигает ладони песок,
   По которому ты ходила.
   Помнишь? - Мечется в камышах
   Знойный ветер
   И на берег катится...
   Помнишь, как - негрешно греша -
   Вдруг до пояса вскинул платьице?
  
   И висит облаков гряда,
   Дали косо дождями трогая...
  
   Кто ты?
   Чайка или звезда?
   Камышинка ли одинокая? -
   Одинокая и печальная,
   Заходящаяся от нежности,
   А - в конце концов - изначальная
   И конечная точка вечности.
  
   Рыжий берег наискосок...
   Рыжий берег...
   И кромка ила...
   И щеку обжигает песок,
   По которому ты ходила.
  
  

* * *

  
   Осторожно муравейники
   Стороною обхожу.
   Белоствольную на веники
   Больше я не извожу,
   А когда бреду овражками -
   Не ломаю тальника...
   Перед белыми ромашками
   Опускается рука.
  
   Как любил срывать я лилии
   После маятных ночей!
   Как они меня счастливили
   Перед милою моей!
   Сколько было поистоптано,
   Поизваляно травы!
   Как покорно, как безропотно
   Сосны шли под топоры!..
  
   Мои взгляды были шалыми
   От обилия зверья,
   И стовёрстыми пожарами
   Крылись небо и земля... -
   Вот таким и был я смолоду,
   И - своей победой пьян -
   На песок откинул голову,
   Ноги вытянул в бурьян.
  
   Сердце было болью стиснуто,
   Непонятно почему...
   Крикнул:
   Милая, иди сюда!
   Мои веки поцелуй!
   Приласкай да обними меня! -
   Что-то душеньку знобит!..
  
   Поглядел,
   А то не лилия -
   Горе горькое стоит...
  
   Осторожно муравейники
   Стороною обхожу...
   Белоствольную на веники
   Больше я не извожу...
  
  

МУЖИКИ

  
   Я в глаза их гляжу зачем-то,
   Ничего им не говорю...
   А дороги мазутная лента
   Тает в мареве -
   На краю
   Угасающего заката.
   И допита почти до дна
   Поллитровая банка на брата
   Непасплесканного вина.
  
   Далеко - километров с тыщу -
   Разнобойно стучат движки...
   Заскорузлыми пальцами ищут
   "Приму" сельские мужики.
   Матерятся и, лбы нахмурив,
   Пьют и - сплёвывая табак -
   Всё о той же атомной буре,
   И что "мать её перетак",
   Про подробности на пожаре,
   Про больничную маяту,
   И что "скот отощал в кошаре",
   Что "на волю пора б скоту"... -
  
   "Приезжают с району...
   Что им!
   С председателем пьют, грозят...
   То мы сеем не так,
   То доим,
   То не так растим поросят!"
  
   "Голова-то?
   Да хуже полыни!
   Всё-то в городе - пользы для...
   Был мужик как мужик,
   А ныне
   Пьёт и кушает с хрусталя".
  
   "А от жинки его урону
   И совсем уж невпроворот -
   За "гражданскую оборону"
   По две сотни в карман кладёт!"
  
   "А как в Припяти-то...
   Так вот оно
   Тут и вывернуло - глядим:
   Ходит, вся с головой замотана,
   За консервою в магазин!"
  
   "Ну да что там!..
   Такое дело...
   Сколько помним - всё правды нет:
   Стал начальством - попёрло в тело,
   А погнали - опять шкилет!"
  
   "Лес тут был...
   И какой!
   А вымер..."
  
   И, из баночки потянув,
   Вспоминают давнее имя,
   Кто тогда "головою був".
   Вспоминают - имели знамя,
   Уважала округа вся...
   "Чуешь, хлопцы отут штанами
   Столько черпали карася!"
   "Был не просто ставок, а - озеро!
   А теперь, считай, ковыли...
   Понагнали сюда бульдозеров,
   Поразрушили, разгребли,
   Растоптали...
   Попробуй ну-ка,
   Походи-поброди, полазь, -
   Тут скотина теперь по брюхо
   Посерёдке топится в грязь!"
  
   "Говорят вот за радиацию...
   Ну, а мы на неё плюём:
   Пережили мелиорацию -
   Радиацию переживём!"
  
   И хохочут,
   Кого-то к бесу
   Начинают уж посылать,
   И ладони суют,
   И лезут
   По-приятельски расцеловать,
   И засовывают по привычке
   Мне в карманы лук да сальцо,
   Освещают последней спичкой
   На прощанье моё лицо.
   И, чертя огоньками, пятясь,
   Сапогами круша буряк:
   "Вот спасибо вам...
   Не обижайтесь,
   Если было чего не так!"
  
   ...Я стою и зубами клацаю,
   И - о том же,
   О том же,
   О том:
   "Пережили мелиорацию -
   Радиацию переживём!"
  
  

* * *

  
   ...А теперь осторожно вспомнить:
   О чём я, Господи?
   Я - о чём?..
   Только что метался
   По бездорожью комнат
   Законодателем и палачом.
   Господи, я - о чём?
  
   Страшно, так страшно,
   Пробудясь от этого мира,
   Возле банки с окурками
   Сердце своё положить
   И - вглядеться в него,
   Глупое и милое,
   Исковерканное об асфальты
   И этажи...
   О чём я, Господи? - Подскажи!
  
   Со времён далёких -
   Ещё до Рима,
   Со времён, когда мамонты шли,
   Дебри круша,
   Великое рождалось из трубочки камыша,
   Конечно, немножко
   При помощи грима... -
   Чего ж не приемлет моя душа?
  
   На корявой стене
   Начертаны вепри и лоси.
   Звёзды переговариваются
   В небе ночном...
   А бездорожье,
   Которое носом всё изъелозил,
   Было выстлано кумачом... -
  
   Господи,
   Я - о чём?..
  
  

* * *

  
   "Сколько их, куда их гонят?"
   А. С. Пушкин
  
   Опять ведут взъярённого быка,
   Ведут по кровью пахнущим дорогам...
   О, подскажи мне, Вседержитель, как
   Не зареветь,
   Не упереться рогом?..
  
   А с бойни жутко тянет требухой,
   Темно от мух,
   Ножи смертельно остры...
   О, Господи, да кто же он такой -
   Закольцевавший мне железом ноздри?
  
   И кто они - средь бела дня
   И с именем из звона стали,
   Что равнодушно смотрят на меня
   Потусторонними глазами?
  
   Река уверена,
   Рука крепка,
   И плодовито их дурное семя... -
   Они и в новое проникнут время
   И окольцуют нового быка!
  
  

* * *

  
   Теряю я друзей, теряю...
   Погрязший сам в семи грехах,
   Я их из праха поднимаю
   И всё никак не понимаю,
   Зачем их снова клонит в прах?
  
   Зачем им в розовом тумане
   Ворочать прежние рули,
   И как не угадал я ране,
   Какими будут парусами
   Оснащены их корабли?
  
   Дождавшихся "крутого" срока
   Не устрашит и Страшный Суд...
   Глядят в глаза мои жестоко
   И требуют за око - око,
   И метят в мой последний зуб.
  
   Заговорит и "голос крови"! -
   Ведь кто-то там уже открыл,
   Что сам Христос на древней мове
   С Отцом Небесным на Голгофе
   По-украински говорил.
  
   И вот дерутся за ракеты
   Руси Великой сыновья...
   А что разуты и раздеты -
   Виновны вовсе не совдепы,
   Виновен я,
   Виновен Я!!!
  
   Виновен! - Скручен и повязан
   В своей же собственной стране!
   Ну что ж, кончайте с вредным классом,
   Но не ссылайтесь на Тараса,
   Ведь плачь его - и обо мне.
  
   Теряю я друзей, теряю,
   Слезой туманятся глаза...
   Что со страною будет - знаю,
   И на коленях умоляю:
   Друзья, спустите паруса!
  
  

* * *

  
   Предсказываю: буду я распят
   За то, что дров не замечал за лесом...
   В лицо мне плюнет макси-демократ,
   Костёр запалит мини-поэтесса.
  
   Грядёт оно, кровавое, грядёт!
   Уже пожарен отблеск небосвода.
   О, как оно знакомо: "Я - народ!" -
   Терпите, и найдётся "враг народа".
  
   Какая уж тут к ближнему любовь,
   Когда и самый дальний жаждет скальпа!..
   А ведь асфальт не впитывает кровь... -
   Нам всем её...
   Вылизывать...
   С асфальта...
  
  

* * *

  
   Включаю.
   Вижу давнего врага...
   Экран показывает ясно, чисто
   Нацеленные мне в лицо рога
   Воинствующего "Металлиста".
   И кто-то за экраном говорит
   Слова о "неформальной молодёжи"... -
   А у меня на сердце
   Боль и стыд
   От этих символов на чёрной коже.
   Знакомый жест.
   Знакомо скошен рот...
   Он с тыла к нам зашёл -
   Всё тот же вермахт!
   И за спиною дым, как в сорок первом,
   Затягивает небосвод.
   Заклёпками обновлена броня,
   Уже ложатся на гашетку пальцы,
   И не гитара на груди -
   А "шмайсер",
   Промедлю -
   Очередь прошьёт меня!
  
   Погибшие задолго до Победы,
   Остановившие фашистский вал,
   Уже
   В гробах перевернулись деды -
   И там настиг их
   Тот же "Рейн-металл"!..
  
   Отечество, прости,
   Но я - во гневе:
   В мой дом святой
   Опять вползает шваль,
   И в торжествующем сегодня
   "Хэви"
   Мне ясно слышится убийственное
   "Хайль!"
  
  

* * *

  
   Такие времена!..
   Душа распорота
   Напополам -
   Кровавая черта.
   Быть нищим - унизительно,
   А гордым -
   Увы, не позволяет нищета.
  
   Два противостояния...
   Пылает
   Граница между ними,
   Хоть реви, -
   И я хитро
   От вас её скрываю,
   Соседи и сограждане мои.
  
   В советские засуну мокасины
   Усталые ступни, и - наплевать! -
   На то и существуют магазины,
   Чтоб ту границу
   Водкой заливать...
  
  
  

* * *

  
   Вот и славно,
   Добро, -
   Сам с собою поладил я,
   Будто вышел на свет
   Из мучительной мглы... -
   Оплела меня вишенками
   Хохляндия,
   Опоили своею тоскою
   Хохлы.
   Вот и вспомнил,
   Как в древности,
   Стременем лязгая,
   С князем Игорем шёл
   В половецкую степь... -
   Розмовляю отчаянно
   По-хохляцки я,
   По-хохлляцки озноблено
   Привыкаю я петь.
   Вот и славно, добро...
   Предки так напророчили -
   Здесь покой и печали свои
   Обрести...
   Будут рядом могилы -
   Моя и дочери -
   В благодатной земле
   Изначальной Руси!
  
  
  

* * *

  
   Я рискую?
   Так что же - пусть!
   Нынче не обойтись без риска.
   Под любым кустом отосплюсь -
   Украинский он иль российский...
  
   Пусть трава-мурава, пусть мох,
   Радиация пусть на лапах,
   Пусть в цвету он или засох -
   Я услышу родимый запах.
  
   Сам себя не могу понять,
   Уж таким уродился, видно:
   Украина мне - "мати рiдна",
   И Россия - "родная мать".
  
  

* * *

  
   Назло эпохам,
   В пику временам,
   Безумью вопреки
   Мы всё же выжили...
   Брожу я мамонтом по берегам,
   На сучьях оставляя клочья рыжие.
   Я неуклюж,
   Громоздок,
   Толстокож,
   И сердцу тяжелее всё ворочаться,
   Но, как и в юности, меня бросает в дрожь
   Сама дрожащая на взлёте рощица.
   И слышу я своё родное
   Что-то там,
   Внутри, где заливает жилы сок,
   И нежно трогаю
   Своим тяжёлым хоботом
   Зелёных веток терпкий холодок.
   Брожу, ветра насторожённо слушаю,
   И рощицу оледенить не дам -
   Я заслоню её
   Своей горячей тушею
   Назло эпохам,
   В пику временам!
  
  
  

СЕРДЦЕ

  
   Вдруг сорвётся с места сердце,
   И в полымя, из огня,
   Будто плачет
   Или светится
   Где-то что-то вне меня.
   Вдруг сорвётся,
   Да покатится,
   А за ним - мой долгий стон...
   И трещат на небе матицы,
   И чернеет небосклон,
   И проснусь в поту от ужаса...
   Распахну во тьму окно -
   А оно в осенней лужице
   Остывает...
   Вот оно!
  
   (Хорошо, хоть нет мальчишек
   В этот полуночный час -
   Зафутболили б повыше
   И разъединили б нас...)
  
   Сердце, я такой хороший!
   Не устраивай беду -
   Отыщу сейчас калоши,
   Плечи спрячу в макинтоше
   И пойду - тебя найду!
  
   Только кто там,
   Кто там, кто там
   Наклонился над тобой -
   Весь израненный, в заботах,
   С переломанной судьбой?
  
   - Ваше?
   - Наше...
   С мостовой
   Поднял я комочек свой
   И - с ладони на ладонь...
   Не остыло!
   Как огонь!
  
   Из-под старого берета
   Прошептал едва старик:
   - Вот бы... мне бы...
   Ваше... это...
   На минутку б хоть...
   На миг! -
   Улыбнулся грустно-грустно,
   Стёр морщинки возле глаз...
   Глянул я - в ладонях пусто:
   Так оно ж уже у вас!
  
   Чайник брызжет,
   Чайник светится -
   Хорошо в ночи вдвоём!
   И молчим,
   И общим сердцем
   Чай,
   Поёживаясь,
   Пьём...
  
  
  

* * *

  
   Нет, ты ещё не отзвенела,
   О, жизнь моя!
   Не буду сыт
   Тобой, покуда это тело
   Судьбой Отечества кровит.
   Не буду сыт полями, солнцем,
   Зовущей кромкой камыша,
   Пока в груди Жар-птица бьётся,
   Мне рёбра
   Крыльями круша!
  
  
  
  

* * *

  
   Уйду туда,
   Где лес пока что
   Ещё нетронутым живёт,
   И лягу,
   И ко мне букашка
   На волосы переползёт...
   И будет - маленькой - казаться,
   Что седину не переплыть.
   Виском к ней буду прикасаться,
   С ней по-букашьи говорить...
  
  
  

* * *

  
   То бродит где-то там -
   Вокруг да около,
   То вдруг -
   И хмелен, и ожесточён -
   С разбегу на заснеженные окна
   Бросается пружинистым плечом.
  
   То у подъезда
   В горестном бессилье
   Сворачивается до утра в комок,
   Как будто он -
   Единственный в России
   Бездомный и затравленный
   Щенок.
  
   Декабрьский ветр,
   Декабрьский ветр! -
   Не так ли
   И я буяню
   И тянусь к теплу,
   А утром
   По стеклу стекаю каплей
   И высыхаю
   Где-то на полу...
  
  

* * *

  
   Лезет кошка на колени,
   Согревает лапой нос...
   Приоткрою двери в сени -
   Валом под ноги мороз.
  
   Выйду -
   Вечер синий-синий!..
   Под шагами - звёздный хруст...
   Дрогнет - и за ворот скинет
   Шапку снега синий куст.
  
   Синий бор...
   Над бором - месяц,
   Тоже - синий, свеж и млад.
   Ели там о лете грезят,
   Завернувшись в синий плат.
  
   Над водою синью тянет,
   Шелестит шугой река,
   И по голову в тумане
   Тонут вётлы и стога.
  
   Запахнув пальтишки плотно,
   Мчит из школы детвора,
   И тепло желтеют окна
   Им из каждого двора.
  
  

* * *

  
   Отсвистело,
   Отсатанело,
   Отстонало в лесной ночи...
   Января утомлённое тело
   Распадается на ручьи.
  
   Не вчера ли
   В хмельном угаре
   От избытка могутных сил
   И буянил он,
   И боярил,
   И по-дьявольски голосил?.. -
  
   Успокоился...
   И податливо
   Уползает в лесную мглу.
   Ледяные стекают капли
   По нахмуренному челу.
  
   Но такое
   Бывало и прежде с ним!
   Гляньте:
   Венчиками трепеща,
   К солнцу вытянулись подснежники
   Из-под немощного плеча!
  
  
  

* * *

  
   Мама, мама,
   Постели мне, -
   Ты умеешь так стелить,
   Что тону в крахмальном гимне -
   Раскладушки властелин.
  
   Я закроюсь с головою,
   Перечту свои года
   И немножечко повою
   Над собою без стыда.
  
   Знаю: градусник поставишь,
   Пить заставишь аспирин,
   Хоть прекрасно понимаешь,
   Чем взаправду болен сын,
   Что меня ночами гложет... -
   Так тепла твоя рука! -
   Я же в мире - не прохожий,
   Я же - с человечьей кожей!
   Мама, как она тонка!
  
   Плачут судьбы,
   Стонут судьбы,
   Задыхаются в ночи...
   Мама, мама,
   Мне уснуть бы!
   Мама, мама,
   Научи!
  
  

* * *

  
   Какими были голубыми дали!
   Какие - ласточки из-под стрехи -
   Куда-то молниями улетали
   Мои отчаянно-бессмертные стихи!
   И сердце сладкой заливалось болью,
   И влажно-мартовский
   Чернел протал...
   Мир трепетал передо мною
   А я - пред миром трепетал...
  
  

* * *

  
   Спасибо, жизнь,
   За то, что ты была,
   За то, что мне так щедро открывалась...
   Была и беспристрастна,
   И светла...
   Спасибо и за горе, и за радость!
  
   Закат осенний нестерпимо жёлт,
   И листья пахнут
   Так же нестерпимо...
   Спасибо, жизнь, что я в тебе нашёл
   Приют
   На этот миг неповторимый. -
  
   Я пил его,
   Как пчёлы пьют нектар
   И как родник - сторожкие олени.
   Светло и тихо
   Гаснет в сердце жар,
   И в травы подгибаются колени...
  
   И только этот журавлиный клик,
   Просыпанный оттуда, с неба,
   Пронзает вдруг -
   А был он
   Или не был,
   Во веки вечные неповторимый миг?
  
   Прощайте же,
   Прощайте, журавли,
   Но возвращайтесь вновь
   Под эту вашу россыпь
   В свои края,
   На тот клочок земли,
   Где буду я бродить,
   Уже не осыпая росы...
  
  

* * *

  
   Не плачьте -
   Так уж наворожено
   Давным-давно, давным-давно...
   Умру - отпойте, как положено,
   Отпейте, как заведено.
  
   Не унижайте стол обидами -
   Они простятся как-нибудь!
   Стаканами,
   По край налитыми,
   В последний проводите путь.
  
   Отпойте, по-сибирски длинно,
   Той забубённой песней,
   Той:
   "Бежал бродяга с Сахалина
   Звериной, узкою тропой..." -
  
   И я,
   От жизни отгороженный,
   Метелью стукну вам в окно:
   Мол, было всё, как и положено,
   Как на Руси заведено.
  
  
  
  

Станислав СЕНЬКОВ

(г. р. 1935)

  
  
  
  
  

* * *

  
   За окнами больничными Десна
   Сегодня лёд взломала на рассвете.
   Не потому ль мы все лишились сна
   И улыбаемся реке, как дети.
  
   Идёт весна! Но строг режим у нас:
   Лежать на койке, не вставать до срока...
   Эх, выпить бы, эх, выпить бы сейчас
   Стакан берёзового сока!
  
  

* * *

  
   И атом уже не загадка сейчас...
   Но мы навсегда в ответе
   За землю, которая кормит нас,
   За солнце, которое светит.
  
   И те, что будут в эпохе иной,
   Поймут эту истину просто:
   Доверил судьбу свою шар земной
   Двум полушариям мозга.
  
  

* * *

  
   Мы не сомкнули глаз. А на рассвете
   Ушёл больной, ушёл в небытиё...
   Нет ничего обиднее на свете,
   Чем чувствовать бессилие своё.
  
   Мы много знаем. Мы так мало знаем...
   И закрывая той палаты дверь,
   Идём, осадок горький ощущая
   От наших неудач и от потерь.
  
   За ординаторской белеют вишни,
   Рассвет искрится в капельках росы.
   Молчим. Такая тишина, что слышно
   Как тикают наручные часы.
  
  

* * *

  
   Мы привыкаем ко всему, и всё ж,
   Когда у льда проклюнется подснежник,
   Вновь, очарован, ты цветы несёшь
   И в сердце - растревоженную нежность.
  
  

* * *

  
   Я помню, как задумчиво и хмуро,
   Просолены, обветренны, крепки,
   На палубе в минуты перекура
   Моим стихам внимали моряки.
  
   Я им читал о вспененном просторе,
   Про неприветливый, суровый край.
   ...Они ж просили:
   - Брось ты нам про море,
   О женщинах, о женщинах давай!
  
   И это в памяти свежо теплится, -
   Как после операций по ночам
   О тяжелобольных и про больницу
   Читал стихи медсёстрам и врачам.
  
   Они молчали, вдумываясь вроде,
   Потом бросали как бы невзначай:
   - Мы до костей пропитаны иодом.
   Ты лучше... о берёзках
   почитай.
  
  

* * *

  
   Как мчится время
   По незримым трассам!..
   Я вспомнил: в сельской юности своей
   Я мчался на коне,
   Чтоб посмотреть на трактор;
   Сегодня сын бежит,
   Чтоб посмотреть...
   коней.
  
  

АПРЕЛЬ

  
   Как чёрные шапки - гнездовья грачей,
   Картавые слышатся звуки.
   И вышли из речки в прогретый ручей
   На нерест зелёные щуки.
  
   Иду по тропе. Под ногами шуршит
   Поблёкшая позолота.
   И радостно с кочки кулик мне кричит,
   И утки летят на болото.
  
  

* * *

  
   Опять иду по росным тропам лета,
   Опять, как в детстве, захотелось мне
   Здесь, на лугах, под волшебство рассвета
   С природою побыть наедине:
   Где слышен лепет родников глубинных,
   Где с неба коршун падает в траву
   Да белой молнией прорежет реактивный
   Над перелеском неба синеву.
  
  
  

* * *

  
   Большими разноцветными кострами
   Все рощи загораются с утра.
   Спустилась над осенними полями
   Задумчивая тихая пора...
  
   И чувствуя, что наступают сроки,
   Над лугом, где последний луч угас,
   Со свистом на болотные осоки
   Летит, бросаясь в стороны, бекас.
  
  

* * *

  
   Опять вхожу в лесную тишину
   По той тропе, где проходил когда-то,
   И вижу я, как круглую луну
   Несёт из чащи на рогах сохатый.
  
  

* * *

  
   Как много солнечного света!
   Тепло. Когда б не листопад,
   Подумал бы - вернулось лето
   Тропой знакомою назад.
  
   И всё ж у птиц свои приметы:
   Они кричат прощально нам.
   В косынке жёлтой бабье лето
   Идёт по скошенным лугам.
  
  

КРАСНЫЕ ЗВЁЗДЫ

  
   На пожелтевшей траве, на кустах
   Медленно тает осенняя роздымь.
   Листья опали в щорских лесах -
   И засветились красные звёзды.
   Уходит дорога за горизонт,
   В село, где давно уже не был.
   Как много в краю черниговском звёзд,
   В осеннем ноябрьском небе.
  
  
  

* * *

  
   Предзимье.
   Первый снег закружит скоро...
   На просеке задумчиво постой:
   В озябшие и тихие озёра
   С берёз слетает листьев жёлтый рой.
  
   И под поблёкшим, хмурым небосводом,
   И в грустно-настороженной тиши,
   Вот это откровение природы
   Сольётся с откровением
   души.
  
  

* * *

  
   Белеет снег, как вата
   В руках у медсестры.
   На небе от заката -
   Холодные костры.
  
   А сумерки густеют,
   К ночи мороз сильней.
   По полю бродят тени,
   Как табуны коней.
  
   Глядят с обочин строго
   Промёрзшие кусты.
   Позёмка бьётся в ноги
   Да ветер зло свистит.
  
   И никуда не деться,
   Не спрятаться от них...
   Скорее бы согреться
   У добрых глаз твоих!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Феликс СТРАШНОЙ

(г. р. 1935)

  
  
  
  

* * *

  
   За странником остался лишь песок -
   Он вдаль глядел,
   А там, слезу пустив наискосок,
   В дождинках пел,
   Играл смычком по струям и глазам
   (Куда как смел!)
   Далёких столкновений ветеран,
   Высоких дел,
  
   На небе всем смеялся и гремел
   Меж облаков,
   Неуязвимостью своей вертел
   Без лишних слов.
   Внизу ж не только суша, но вода,
   Храня улов,
   Гоняла волны зла туда-сюда
   Игрой голов.
  
   А странник дальше шёл, от суеты,
   Влагал любовь
   В деревьев разнобойные цветы
   И в строй стволов,
   И, даже, пройденный и брошенный
   Песок следов
   Гордился чувством, огороженным
   Судьбой шагов.
  
  

ЛИССАБОН

  
   Когда за городом ухаживают тени
   И удлиняют в бесконечность суету,
   Мрачнеют стены анфилады комнат Пэна
   И старых зданий возле площади Рату.
  
   В глаза смотрящему за преданность награда:
   Вот мирный Тежу катит воды на Атлант,
   А вот стрелою авенида Либертаде
   Стремительно вонзилась в лунно-звёздчатый экран.
  
   Уснул дитём квартал Алфама в старом ложе.
   Народ спокоен: утром день произрастёт.
   Да будет поздний сон прибытьем уничтожен
   И в тканом рубище взойдёт на эшафот!
  
   Попросят тени о прощенье и пощаде
   И нарисуют удаленьем пустоту,
   И возвратится Магеллан сквозь все преграды
   По ярким пламенем горящему мосту.
  
  
  

* * *

  
   На небе висело два солнца, два шара.
   Они разглядели меня на земле,
   И в этом двойном отраженье пожара
   Я спрятался в тень, растворившись в тепле.
  
   Я чувствовал жар от двойного ожога.
   Мне очень хотелось немного воды.
   Две капли дождя остудили немного
   Горячие мысли, горящие льды.
  
   Теперь всё блестело: и солнце, и влага,
   И свет отражался на сжатых губах.
   По небу тащилась моя колымага
   На двух раскалённых воздушных шарах.
  
  
  

* * *

  
   Сегодня ночью ветер сдвинул
   Куда-то бывшее тепло,
   И снег седые брови вскинул
   И глянул искоса и зло.
  
   Теперь он стал на ноги снова -
   Хозяин длительной молвы,
   И нацепил свои обновы
   Среди издёрганной листвы.
  
   Покрыл местами, даже слоем
   Зелёный молодой ковёр
   И начал таять под конвоем
   Случайных луж или озёр.
  
   Всего лишь сутки продержался
   На неостуженной золе,
   Затем хрустя, расправив пальцы,
   Исчез в фильтрующей земле.
  
   А тот, который не вместился
   В глухом, подземном далеке,
   Ручьями мутными излился
   И спрятался в большой реке.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Иван ЛЮБЧИК

(1936 - 1973)

  
  
  
  

* * *

  
   Сгорит закат,
   Расплавив вечер.
   А я устану от всего!
   И ночь возьмёт меня
   За плечи,
   Как будто друга своего.
   И в стог положит,
   Где разлиты
   Духи пьянящие лугов.
   И всё же спрячет
   За ракиты
   Будильник
   Третьих петухов.
   И задрожат на лозах
   Росы.
   И будут трогать,
   Как блесну,
   К воде спустившиеся
   Лоси
   В реке дрожащую
   Луну.
  
  

В ТУМАНЕ

  
   А вот и мост зажёгся над рекою,
   Согнув цепочку маленьких светил.
   Как будто кто-то быстрою рукою
   Вечерний полог неба прострочил.
   И вся Десна как будто засияла, -
   Размазывая блики по себе,
   Она, во тьме блудившая немало,
   Рванулась к засветившейся судьбе.
   Но за мостом внезапно провалилась
   В туманную глухую темноту,
   И - как слепая - сразу заблудилась
   И в поворот уткнулась на ходу.
   И - застонала.
   Где-то закричали,
   Как зарыдали, чибисы вдали.
   Как будто всё они предполагали,
   И, если б раньше честно подсказали,
   От берега бы речку отвели.
  
  

* * *

  
   Рассвет лучами невесомо
   По спящим окнам застучал.
   И юный клён вдали от дома
   Остановился, заскучал.
   Тревожно шепчутся берёзы
   В румянце утренних лучей:
   Наверно, снова будут грозы
   На склоне будущих ночей.
   А клён с улыбкой, словно Тёркин,
   Им машет веткой, как рукой,
   Оправил ветром гимнастёрку,
   Шагнул в туманы над рекой.
   Ушёл туда, где часто грозы,
   Собравшись, держат свой совет.
   ...Сентябрь.
   И шлют ему берёзы
   Конверты-листики вослед.
   И если дождь стучит по почве,
   Они всё так же ветра ждут:
   А может, завтра, как по почте,
   От клёна письма к ним придут?
  
  

* * *

  
   Забудешь всё остальное,
   Едва за рекой вдали
   Лес, как пламя шальное,
   Вырвется из земли.
   Какой уже в нём
   Покой там,
   В этом огне берёз!
   Прямо в костёр какой-то
   Поезд тебя завёз.
   Словно горит жар-птица
   Всей красотой своей...
   И только сосна дымится
   Колким дымком ветвей.
   Сухо веточкой хрустнет -
   Выстрелит в тишине,
   И тихо опять,
   И грустно
   В этом родном огне.
  
  

* * *

  
   Уже синицы говорливые
   Под окна осень разнесли,
   И вечера спешат дождливые,
   И холода стоят вдали.
   Уже каштаны оголённые
   По вечерам стучатся к нам,
   И те домишки не снесённые
   Вовсю дымят по вечерам.
   И дым клубится,
   Как из кратеров,
   Ложась на мокрые дворы.
   И, как трибуны без ораторов,
   Балконы ждут своей поры:
   Когда придут закаты алые,
   Когда влюблённые придут,
   И - словно руки семипалые -
   Каштаны листья подадут.
  
  

В ГОСТИНИЦЕ

  
   Осень
   В ливнях своих отмокла
   И умчалась в командировку.
   И рисует мороз на стёклах
   Через белую копировку.
   Под мелодию
   Снежной крутки
   О тебе загрустил я
   Малость.
   Сколько раз
   Вот за эти сутки
   Ты мне чистою увидалась.
   А зима, словно сон, ложилась
   На чудесную сказку края.
   Молодая - вчера явилась,
   А седая уже, седая.
  
  

БЕРЁЗКА

  
   Уронила берёзка
   Разноцветные листья,
   Словно лёгкое платье
   Уронила с ветвей.
   А белёсая вьюга
   С повадкою лисьей,
   Подобравшись воровкой,
   Пошутила над ней.
   В эту ночь до утра
   Затрещали морозы,
   И озябшей берёзке
   Не виделись сны.
   Ведь никто не закроет
   От белого света,
   И никто не согреет
   До самой весны.
   Будет белая кожа
   Исхлёстана ветром,
   Станут вьюги аукать
   И смеяться в лицо.
   И болтливым сорокам
   Расскажут об этом,
   Ну, а те разнесут
   Под любое крыльцо.
  
  

* * *

  
   Сюда приходят вьюги озверелые
   И всё живое медленно казнят.
   И вербы, на дождях обледенелые,
   Как старенькие вдовушки, скрипят.
   И стонет лёд.
   И грустная мелодия,
   Груди касаясь,
   Сердце леденит.
   Ну, хоть бы раз
   Вот в этом хороводе я
   Услышал, как весна моя звенит!
   Тогда любая - гнусная и строгая -
   Пусть мчится вьюга, дух мой озвеня.
   Любой невзгодой сердце моё трогая,
   Она на сердце сгинет у меня.
  
  

* * *

  
   Обнимает зима дома,
   Завывает в любую щель.
   А во мне уже не зима,
   На душе у меня - апрель.
   Свист метели - то лески
   Свист,
   А снежинки - как чешуя.
   И лягушки танцуют твист
   Под шальную свирель ручья.
   И не пахнет морозом, нет!
   Дышит запах родной лозы.
   И уже я несу букет
   Из цветов и живой росы.
   И грущу о разбитом сне,
   Хоть не верю я вовсе в сны.
   Но всё чаще хожу к Десне,
   Ожидая приход весны.
  
  
  
  
  
  
  
  

Гузель ЧЕРНЫШ

(г. р. 1937)

  
  
  
  

* * *

  
   На горной гряде
   Застала в пути ночь.
   Гранитное ложе жёстко-надёжно.
   Густо покрылся россыпью звёзд
   Колокол Неба.
   Как всё безбрежно!
  
   Многоголосый стрекот цикад,
   У изголовья - шорох змеиный.
   Странный ночной звукопад...
   Ночь колдует. Здесь Космос - зримый.
  
   Ворочается подо мной
   И вздыхает Тянь-Шань;
   Он жалуется на полнолунье.
   А в зрачки мои ливнем втекает ночь,
   И звенит из Вселенной голос дивный...
  
  

* * *

  
   Человек бродит
   Между небом и землёй,
   Меж работой и семьёй,
   Меж соседом и собой.
   Человек бродит
   По кольцевой дороге
   Между небом и землёй
   Вдоль лесов и полей
   Среди птиц и зверей,
   Словно рыба между сетью -
   Между жизнью и смертью.
  
  

* * *

  
   Чьи имена подметает ветер?
   Чьи голоса топит вода?
   Лики чьи на лугу отцветают?
   И куда нас уносят года?
  
  

* * *

  
   Кошмары на рассвете
   Покидают.
   Солнце подметает
   Следы страха.
   И радость, как игрушку,
   Возвращает
   И дарит День -
   До самого заката.
  
  

* * *

  
   Одеяньем блещет подруга
   В ресторане. А я - у дуба
   На яркие звёзды смотрю.
   И слушаю говор листвы.
   Счастливы обе мы.
   Не совпадает лишь мера
   Счастья. У подруги оно
   В кошельке помещается,
   А моё занимает полнеба.
  
  
  

* * *

  
   Голодно было.
   И туфли прохудились...
   Но утром в саду
   Яблоня зацвела
   Бело-розовой Радостью.
  
  
  

* * *

  
   Знаю: нет пустоты у Вселенной,
   И есть у Пространства свеченье;
   В бесконечном его изменении
   Я - лишь зачарованный Путник...
  
  

* * *

  
   "Оставь! Не по силам
   Такой груз поднимать..." -
   Мне говорили не раз.
   А Солнце - как яблоко!
   Дотронулась. Не обожглась.
  
  

* * *

  
   Летит моя душа
   От жирных чернозёмов
   К высоким елям
   Подзолистых равнин, -
   К щепотке той земли,
   Которую до смерти
   На всех дорогах
   Мы в себе храним....
  
  
  

СТРАНА ГОЛУБЫХ ДЕРЕВЬЕВ

   ...А там, в стране голубых деревьев,
   Вод голубых и лесов,
   Детство моё живёт и поныне
   В колыбели рассветных снов.
   Ветер высвистывает на свирели
   Мелодией лёгкость свою, -
   Словно это я голосом детства
   В тех лесах голубых пою.
  
  

* * *

  
   Ступаю опять
   По улицам юности.
   Как сердце стучит!
   Улица стала узкой,
   А дома - ниже ростом.
  
  

* * *

  
   Я - Ребёнок,
   Который ушёл из дома
   И долго искал тропу
   К отчему крову,
   К душам родным,
   Тропинку Единую -
   К Богу.
  
  

* * *

  
   Здесь, в древнем храме
   Стены расскажут много
   Слушающим их.
   Но пришедший молиться
   Слышит лишь только себя...
  
  

КАМЕНЬ

  
   Камень сорвался с утёса -
   Так покинул свой дом.
   Опечален он этим,
   И голова кружится.
   Отлежался немного,
   Оглянулся потом:
   Над ним склонился цветок;
   Прилетела синица.
   - Видно, крыло он сломал, -
   Опечалилась птица.
   - Он ещё дышит, -
   Сказал цветок.
  
  

* * *

   Я в завтра ухожу.
   Не вернусь во вчера.
   Утро встречу. Войду
   В незнакомый мне день.
   Придёт вечер опять.
   И его провожу.
   Вместе с ним - и себя
   До другого дня.
   Кто знает, какого?
  
  

* * *

  
   Солнце ещё не восходит.
   Туманная рань...
   И роса на цветах
   Так крупна.
   Простёрла над миром
   Прохладную длань
   Предрассветная тишина.
  
  

НА ТОЙ ДОРОГЕ

  
   На той дороге, по которой шла,
   Меня уж нет.
   Но дорога во мне нестираемый
   Оставила след.
   Очертанья лиц, встреченных на пути,
   Стучатся в сны.
   Слова, отзвучавшие давным-давно,
   Мне вновь слышны.
   Эхо дороги не покидает,
   Льёт дальний свет,
   Как будто дорога меня вспоминает
   И шлёт привет.
   Так и живём,
   Проникая друг другу
   И в кровь, и в пыль,
   Но не всегда понимаем мы верно
   Чужую быль.
  
  

ПРИКОСНОВЕНИЕ

  
   Прикосновение ветра к щеке,
   Терпкий запах таинственных трав,
   Хор цикад и ночной звездопад,
   Дальний шум водопада в горах
   Во мне живут.
   Они зовут снова в путь,
   Пытаясь в горы и в юность вернуть...
   Знаю, там до сих пор меня ждут
   Ветры горных вершин,
   Вечный Круг...
  
  

* * *

  
   С наступлением темноты
   Исчезают очертания
   Предметов.
   Это значит, что
   Невидимое - рядом.
  
  

* * *

  
   Эхо моря поселилось
   В раковине
   И шумно всхлипывает,
   Грустя о море...
   Эхо любви поселилось
   В сердце моём
   И поёт:
   То о радости, то - о горе.
  
  
  
  
  
  
  

Василий ЩЕРБОНОС

(г. р. 1937)

  
  
  
  

Из цикла:

ПОДСНЕЖНИКИ ДАЛЁКИХ ВЁСЕН

(непреходящее)

  

*

  
   Объясни мне природу такого явленья,
   Как нашедшее вдруг на меня озаренье:
   Почему у тебя сразу стали иными
   И глаза, и походка, и голос, и... имя.
   Ничего непонятного здесь не случилось -
   Просто ты для меня в этот миг превратилась
   (По закону чего-то извечного)
   Из обычной - в Любимую женщину...
  

*

  
   Ты помнишь, я под снегом талым
   Тебе подснежники искал?
   - Какая прелесть, - ты сказала...
   А я - вослед поцеловал.
   И на волне порыва встречного,
   Вдруг завладевшего тобой,
   Я понял, что другие женщины
   Теперь не властны надо мной.
   Давнишний случай тот обыденный
   В обычай плавно перерос...
   ... На, подыши весной, Любимая, -
   Я вот... подснежники принес.
  

*

  
   Любовь - не благодатность рая,
   В ней столько мартовской пурги...
   А тут... совсем недорогая
   Меня назвала дорогим.
   А та, что мне была дороже
   Всех, кто украсил этот свет,
   В ответ, сумняшеся ничтоже,
   Произнесла: "А я вас - нет!"
   Но я себе не дал пощады
   И не ушел к недорогой...
   И получил тебя в награду
   За ту победу над собой.
  

*

   Я найду в лесу подснежник
   Для тебя одной...
   И скажу, целуя нежно:
   - На! Дыши весной!
   Ты, вдохнув цветочек белый
   И привычно ахнув,
   Уточнишь:
   - А в самом деле
   Он любовью пахнет...
  

*

  
   Воды вешние... Тема вечная -
   Пробужденье, весна, любовь...
   И тебе я слова сердечные
   Говорю, как впервые, вновь.
   Разбегается-разливается
   По земле ручейками март...
   И любовь к тебе продолжается -
   Разом вышла на новый старт.
  

*

  
   В калейдоскопе памяти мелькает
   Немало лиц, что исчезают тут же...
   Но образ твой устойчиво не тает
   И даже будто тихо упрекает,
   Мою провинность в чем-то обнаружив.
   И тянется рука моя к альбому,
   К которому давно не прикасался,
   "Тасую" фотографии знакомых,
   Коротким взглядом удостоив многих...
   ...А на твоей так долго задержался
  

*

  
   Я имя твое не рифмую,
   Но стих не безадресен мой:
   Я каждую строчку связую
   В нём, милая, только с тобой.
   Хоть песенки "душ инженеры"
   Сложили на все времена,
   Не следовать оных примеру
   Причина есть только одна:
   Все те имена повторимы,
   Но "нет!" - обладатели их...
   Пусть каждый словами своими
   Утешит любимых своих.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Пётр ПИНИЦА

(1939 - 1999)

  
  
  
  
  

ИГРА

  
   На отчем крылечке -
   Крыльце золотом -
   Закутала плечики
   Тёплым платком
   Царевна двора,
   Фаворитка двора,
   А с нею её приближённых гора:
   Царь, царевич,
   Король, королевич,
   Сапожник, портной...
   - А ты кто такой?
   - А я не царевич
   И не королевич,
   А я шоферевич - мой батя шофёр! -
   И, сплюнув, закончил пустой разговор.
   - А в нашей игре шоферевичей нет,
   Ты роза-берёза, зелёный букет! -
   Я это не вынес, я выдал ответ:
   - Ты меня любишь, а я тебя - нет! -
   Встала царевна, строга и горда,
   И налетела затрещин орда...
   Да я ведь в отца-миномётчика рос:
   Царевичу - в нос, королевичу - в нос,
   Трусливый король еле ноги унёс.
   И тут же решив социальный вопрос,
   Витька-сапожник и Борька-портной
   Били царя кто рукой, кто ногой.
   Злая игра,
   Непростая игра...
   О, детство в заплатах,
   Святая пора!
   Истерзан игрой,
   Иду я домой,
   Где мамины руки с усталой иглой.
  
  
  

КОЛОБОК

  
   Эх, я - колобок,
   Словно яблочко,
   Путь выбрал далёк
   Для порядочка.
   Я с открытой душой,
   Наболевшей душой
   И от бабки ушёл,
   И от волка ушёл.
   Было в годы мои
   Много разных минут,
   В каждой встрече - бои,
   В каждом встречном - редут.
   Быть я добрым хотел,
   Да и сам вот не рад -
   Если зайцы, и те
   Проглотить норовят.
   Соблазняют, манят...
   Не покину маршрут! -
   Всё равно ведь меня
   Где-то лисы сожрут.
   Для умелых лишь - цель.
   Я ж уметь не учусь
   И - покудова цел -
   Всё качусь и "катюсь"...
  
  
  

ХРИСТЯ

  
   Девочку звали Христей,
   Видел я часто тоненькую.
   Христя жила меж листьев
   И стерегла антоновку.
   Был я чума босая,
   Был я грозою бабок,
   Только из этого сада
   Не воровал я яблок.
   Там, за оградой, зрели
   Девичьи губы полные...
   Были ещё там звери -
   Церберы стоголовые.
   Лазил туда отважно,
   Млел я, на Христю глядя...
   Только собак однажды
   Натравил её дядя.
   Звери кусали пятки,
   Рвали мои заплатки...
   И подоспевший вскоре
   Подлаивал дядя своре.
   Я убегал - не плакал.
   Девочка подоспела,
   И ни одна собака
   Тронуть меня не смела.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  
   Попадали листья...
   Принят я вновь за вора.
   Где-то пропала Христя. -
   Лает собачья СВОРА.
  
  

* * *

  
   Над Десною - неба море,
   Над Десною - шум берёз.
   То ли радость, то ли горе
   Этот шум ко мне принёс.
  
   Прячет тени берег правый
   За пригорочек любой,
   Где ночами топчет травы
   Одичалая любовь.
  
   Волны мчат своей дорогой,
   Тихо трогая песок...
   Ты, любовь, меня не трогай
   За девичий поясок.
  
  

* * *

  
   Девочка милая,
   Боль и краса моя,
   Белая лилия,
   Светлая самая,
   Встретилась нежная
   Ты на беду мою.
   Ноченькой снежною
   Думаю, думаю... -
   Может, напрасно я
   Мучусь и маюся,
   Только, прекрасная,
   Я не раскаюся.
   Мне померещишься,
   Глянешь с улыбкою -
   Сердце заплещется
   Пойманной рыбкою... -
   Девочка милая,
   Боль и краса моя,
   Белая лилия -
   Светлая самая...
  
  
  

ПТИЧКА ПЕРЕЛЁТНАЯ

  
   Птичка перелётная,
   Звонкая соловушка,
   Где ты, беззаботная,
   Милая головушка?
  
   За горами-скалами
   Не нашла ль поклонника?
   И не перестала ли
   Вспоминать подводника?
  
   Он в далёком морюшке,
   Где-то за Курилами,
   Думает о волюшке,
   Но не машет крыльями.
  
   Он повязан чёрною
   Лентой золочёною,
   Крылышки закованы
   Флотскими законами.
  
  

ПЕТРОГРАДСКИЕ МОСТЫ

  
   Выйду раннею порою -
   Стынут мокрые кусты,
   И висят над Ангарою
   Петроградские мосты.
  
   То виденье - без обмана.
   Вижу, совестью томим,
   Как в бушлатах из тумана
   Ходят призраки по ним
  
   Бескозырочной оравой,
   Молнии из-под бровей,
   Шар земной хрустит как гравий,
   С каждым шагом - багровей.
  
   Эх, матросики-матросы,
   Как же только вы могли? -
   На кровавые покосы
   Как знамёна полегли.
  
   Ходят мысли табунами,
   Что теперь - не те рули,
   Что не ваши - трибуналы,
   И не ваши - патрули.
  
   Опорочены до срока
   Комиссарские посты... -
   Только в мареве высоком
   Стынут святости мосты.
  
   Растерявшимся потомкам
   Как взойти на те мосты?
   Озабоченным подонкам -
   Позолоченным котомкам -
   Как закрыть туда пути?..
  
   Этой раннею порою
   Наши улицы пусты,
   Но висят над Ангарою
   Петроградские мосты!
  
  
  

* * *

  
   Эх, баранка, баранка,
   Вороной эбонит,
   У меня спозаранку
   Что-то сердце болит.
   По великому делу
   Объезжал города -
   Торопливой метелью
   Облетели года...
   Ни тепла, ни привета,
   Ни огня, ни плеча -
   По бокам два кювета,
   Словно два стукача.
   Дома ждёт перебранка,
   Но жена не судья -
   Закружила баранка,
   Заблудила судьба...
   В рейде до автопарка
   Мне надёгою будь...
   Но однажды, баранка,
   Ты проломишь мне грудь...
   Эх, баранка, баранка,
   Пожилой эбонит...
   У меня спозаранку
   Что-то сердце болит...
  
  
  

* * *

  
   По белу свету ветер носится,
   Забот не зная и преград...
   Стоит берёзка - к лету просится,
   А скоро будет снегопад...
   Её осенний дождь полощет
   И паутина обвила...
   Грустит берёзовая роща,
   Белым-бела
   И вся гола...
  
  

* * *

  
   Всю ночь летел листок зелёный
   На сильном северном ветру...
   От милой ветки отделённый,
   Упал со снегом поутру.
  
   В ту ночь уснуло полпланеты,
   А он летел, судьбой гоним.
   Лишь часовые да поэты
   Шли молча взглядами за ним.
  
   Когда рассвет с опушкой лисьей
   Его нашёл на берегу -
   Он как ребёнок шевелился
   На обжигающем снегу...
  
  
  

ПРЕДЧУВСТВИЕ

  
   Что-то на сердце тревожно -
   Бьётся пульс на все лады,
   И в судьбе моей дорожной
   Ощущение беды.
  
   Может, с мамой что-нибудь
   На Украине случилось?
   Может, милая влюбилась
   И послала мне "забудь"?
  
   Может...
   Может...
   Всё быть может.
   Что-то, всё-таки, тревожит...
  
   Шёл дорогою неложной,
   Для людей садил сады...
   А в судьбе моей тревожной
   Ощущение беды.
  
  

* * *

  
   К нам с пургою влажною
   Да с весною Севера
   Прилетела - надо же! -
   Пуночка несмелая...
   Ах ты, птаха пуночка!
   Твой наряд с иголочки:
   Беленькая юбочка
   С чёрненькой каёмочкой.
   То взлетишь, то падаешь,
   Сея песни вешние...
   До чего ж ты радуешь
   Души наши грешные!
   Так летай, насвистывай
   В поднебесном облачке -
   Совесть наша чистая...
   С траурной каёмочкой.
  
  

* * *

  
   Церквушка, как старушка -
   Согбенная, забвенная -
   Задумчивыми звонами
   Вещает благовест,
   И над домами стройными,
   Над улицами знойными,
   Над гордыми знамёнами
   Разносится окрест
   Медовая мелодия,
   Бедовая как Родина,
   Раздольная как Родина,
   Гоняя голубей...
   Звонарь, давай, названивай!
   Наяривай!
   Наяривай!
   Бей!
   Бей!
   Бей! -
   Набатно и уверенно
   Гудят святые мысли,
   И купола
   беременно
   Над городом нависли.
  
  

* * *

  
   В стольном граде во Чернигове
   В январе настал апрель:
   Воробьишки зачирикали
   И вовсю пошла капель.
  
   Люди шлёпают калошами,
   Папиросят на бегу.
   А мне душу облапошили -
   Я и шлёпать не могу.
  
   Сердце с позапрошлой осени -
   Нераскрывшийся бутон,
   И его зачем-то бросили
   В застывающий бетон.
  
   Что бетону от растения?
   Запороли монолит!
   И в бетоне ж нет цветения...
   Сердце ноет и болит.
  
   Словно слёзы, слёзы девичьи,
   Трандадакает капель.
   Я сижу, себя жалеючи,
   Весь обрубленный, как пень.
  
  

* * *

  
   Загулял я нынче летом,
   И уже в который раз,
   Потому что в мире этом
   Всё, родная, против нас:
   И нашёптыванья Змия,
   И хмельная голова,
   И бессмысленные, злые
   Обоюдные слова,
   И мои грехи былые,
   И твои - как в спину нож -
   Безрассудно-удалые
   Похождения и ложь...
   Жизни вечная дилемма,
   И твоей мамаши бас,
   И квартирная проблема -
   Всё, родная, против нас.
   И безмолвное крестьянство,
   И рабочий робкий класс,
   И твоё непостоянство -
   Всё, родная, против нас.
   Против - разница в годах,
   Преждевременная осень,
   И "Шевченко двадцать восемь"*,
   Что со мною не в ладах.
   ...А за нас - листок опавший,
   Бесприютный, как и мы,
   Да воробышек, озябший
   В ожидании весны.
   А за нас - грустит ракита,
   А за нас - шумит река. -
   Несолидная защита,
   Но защита - на века.
   Впрочем, ты меня не слушай,
   Царствуй - женщина вовек...
   Выше голову, Валюша** -
   "Африканский человек"!
  
   ___________
   * Адрес Управления КГБ по Черниговской области.
   ** Жена поэта.
  
  

* * *

  
   Что ж ты, милая, наделала -
   Не подумав, увелась...
   Надо мною вьюга белая
   Чёрным горем завилась.
   Завилась петлёй отчаянной
   Вокруг горла жизни всей,
   И ночами я печальными
   Жду недобрых новостей.
   С другом выпью чару светлую
   И поеду в отчий дом,
   Нашу ёлочку заветную
   Искромсаю топором,
   Подожгу её, разденуся... -
   Не судите вы меня:
   Дайте раз хоть отогреюся
   В сердце горьего огня...
  
  

* * *

  
   Ну вот и всё... А всё ли, всё ли? -
   Стою у жизни на краю,
   Сметёт позёмка зимней боли
   Дорогу тайную мою.
  
   Но будет ранить, как и прежде,
   Вопроса ржавого кинжал:
   Зачем доверился надежде
   И беззаветно обожал?
  
   Зачем (прости мою несмелость)
   Не те слова ронял на стол,
   И не сказал, хоть и хотелось,
   Души единственный глагол?
  
   Зачем же нас, а не кого-то,
   Горящий разделяет мост?
   Зачем, зачем в углу киота
   Тобой зажжённый тает воск?
  
  

* * *

  
   Целовал я милую
   В ночь перепелиную
   Над рекою
   Голубою,
   Под весёлой ивою.
  
   Шарил я неистово
   В кофточке батистовой
   И во взоре
   Видел зори
   Светлые, лучистые.
  
   Где ж вы делись, грешные
   Ночи мои вешние?
   Кучерявый,
   Вечерами,
   Пел я песни нежные.
  
   Но пришло могучее
   Горе неминучее, -
   Пропадаю,
   Увядаю
   С ивушкой плакучею...
  
  

* * *

  
   Зачем живу - и сам не знаю.
   Но, покорившийся судьбе,
   Я повторяю, повторяю:
   Спасибо, милая, тебе. -
   Но не за логику литую
   Душеспасительных речей,
   А за доверчивость святую
   И тихий свет твоих очей;
   За то, что любишь те же травы,
   К которым никну головой,
   И что не любишь берег правый,
   А любишь левый - луговой...
   За то, что не нашёл другую
   Во всей исхоженной Руси...
   И я - доверчивый - токую:
   Спасибо, милая, спаси...
  
  

* * *

  
   От дождя запотело окошко,
   От дождя заржавели листки.
   Неумелая чья-то гармошка
   Пилит "Яблочко" на куски...
  
   Ни тепла, ни рубля, ни подруги.
   Лезет в окна тоска по ночам.
   Прилетайте, лебеди-вьюги,
   Унесите мою печаль.
  
   Мне ль согреться вдали от Юга?
   Мне ли рубль, коль обходит грош?
   А подруга...
   Ну что подруга? -
   Где подругу сейчас найдёшь?
  
   Ой, тоска, ты моя кручина,
   Не отрубишь тебя топором...
   Ты из мокрой стаи грачиной
   Опустилась чёрным пером.
  
  

* * *

  
   Зачем, безумствуя и веря,
   Жду небывающих времён?
   Зачем ещё к одной потере
   Я был тобой приговорён?
   Как я не мог понять сначала,
   Что ты от праха прежних дней
   Покойно душу очищала
   В невинной радости моей?
   Но вот и я тебе не нужен,
   И ты уйдёшь во тьму причин
   Искать доверчивого мужа
   Средь обеспеченных мужчин.
   И я махну тебе рукою,
   Как бич родному кораблю:
   - П р о щ а й н а в е к и!..
   Бог с тобою...
   Как жаль, что я тебя люблю!
   Я ухожу уже немолод
   С твоих продуманных путей,
   И проклинаю этот город
   Предусмотрительных страстей.
  
  

* * *

  
   Я поздним вечером гляжу
   На электрические соты,
   На застеклённые высоты,
   А радости не нахожу.
   Ничто не радует меня,
   И в чадном грохоте прогресса
   Не вижу в людях интереса
   К заботам завтрашнего дня.
   Неужто так и дальше жить -
   Среди чиновных повелений,
   Свой ум от мыслей сторожить
   И ждать удачных изменений? -
   Не верю в благо перемен,
   Которых мимолётно действо:
   Всё то ж Адамово семейство,
   И не поднять его с колен...
   Душа напрасно сожжена... -
   Прощайте, доблести былые!
   И ты - неверная жена,
   И вы - надежды голубые...
   Распространяйтесь, города!
   Душите Божий лик природы! -
   А я уйду - и навсегда -
   В мои заброшенные годы...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Святослав ХРЫКИН

(г. р. 1939)

  
  
  
  

* * *

  
   День угасает.
   По-кошачьи мягко,
   полулениво сумерки крадутся
   по городу, усыпанному снегом,
   среди нагих ветвей деревьев тёмных.
   И мы невольно ощущаем, что
   едва ль не все
   земли живые силы
   под благодатным снегом утомлённо
   притихли в ожидании далёкой
   весны с её разгульным половодьем
   страстей и света...
   Зимней грусти полный,
   я осознал, что так же, как земле,
   пресытившейся жарким буйством лета,
   нужна и людям тихая усталость
   и тела,
   и души,
   и долгих дум...
  
  
  

* * *

  
   Вокруг царит зима.
   Почти что зримо
   от холода в лесу трещит кора.
   А в комнате стоит нерастворимый
   вечерний сумрак.
   Весело горят,
   трещат в печи смолистые поленья.
   Кипит привычный чайник.
   Громко бьют
   старинные часы, внося уют
   в теченье дней моих... -
  
   Но с нетерпеньем
   я жду весны. Жду пробужденья сил
   природы.
   Жадно жду расцвета сил
   моей души.
   Жду
   во-о-душевленья. -
  
   А в окна смотрит снеговая синь.
   Стоит вечерний сумрак. Бьют часы.
   Трещит мороз.
   Трещат в печи поленья...
  
  

* * *

  
   Вот и настали дни отдохновенья
   земли
   от надоевших долгих стуж:
   снег тихо тает, и почти весенний
   стоит туман над зеркалами луж.
   Нет-нет, да капнет вдруг мне на лицо,
   на плечи
   с повлажневших веток клёна.
   Со мною рядом дерзкие вороны
   нахально топчут мокрое крыльцо,
   высматривая: нет ли тут какой
   съедобной корки? -
   Где-то далеко
   притихли все мои смятенья, страсти,
   и обретаю
   вот сейчас,
   вот здесь
   по-кой ду-ши... -
   Не в этом ли и есть
   разыскиваемое мною
   счастье?..
  
  

* * *

  
   Как в майском дне таится ранняя,
   в сады влюблённая гроза,
   так и во мне живёт желание
   уйти в зовущие глаза,
   всем существом отдаться музыке
   твоих волнующих речей,
   чтоб билась кровь в прожилках узеньких
   всё горячей
   и горячей...
  
  

* * *

  
   Ничего особенного не было,
   просто -
   ранним утром,
   в тишине
   жаворонок,
   кувыркаясь в небе,
   о своей влюблённости звенел;
   заполнял туман низины волнами,
   прогибались травы под росой... -
   Отчего ж
   я до сих пор взволнован
   этою
   обычною красой?
  
  

* * *

  
   Не стану зарекаться: может быть,
   нечаянной пресыщенностью жизнью
   в какой-то странный миг и я, подобно
   седому Соломону, безнадёжно
   отравлен буду - наша жизнь настолько
   сложна, что невозможно нам предвидеть
   её путей извилистых! - Быть может,
   когда-нибудь и я отравлен буду
   пресыщенностью жизнью... -
   Но пока что
   я бесконечно счастлив, что могу,
   как в раннем детстве, радоваться всею
   своей душой любому проявленью
   великого земного бытия,
   его безбрежью тихо изумляясь!..
  
  
  

* * *

  
   Спадает зной.
   Над юным месяцем
   зажглась зелёная звезда.
   Тишь
   и покой...
   И долго грезятся
   полузабытые года,
   когда ждалось необычайного:
   бурь чувств!..
   сожжённого моста!.. -
   Но, мудрая и не-случайная,
   жизнь прозаически проста.
  
  

* * *

  
   ...И был октябрь. И мы с тобой бродили,
   взволнованно прильнув плечом к плечу,
   отдав себя раскованности чувств,
   единственные в беспредельном мире.
  
   А мир был тих... Светло густел туман.
   Прощался город с отшумевшим летом.
   И осиял янтарным ровным светом
   нас каждый клён, и ясень, и каштан... -
  
   Всё минуло. И нам с тобою больше
   блаженством изнуряющих минут
   не испытать. Давно уже плывут
   невзрачно наши дни... -
   Но вновь
   и столь же
   волнующе-прекрасно, как и встарь,
   возносят к небу клёны и каштаны
   в густеющем медлительном тумане
   прощальных крон светящийся янтарь.
  
  

* * *

  
   Опять дождём уныло сыплет осень.
   Чуть держится рябиновая гроздь.
   На краткий миг пробьётся в небе просинь,
   и вновь её затягивает дождь.
  
   Ты помнишь? - мы с тобой не так давно
   в такие дни, забывшись на минуту,
   ценя тепло домашнего уюта,
   следили, глядя в мокрое окно,
   как облака тянулись низко к югу
   и зябко льнули голуби друг к другу,
   забившись сиротливо под навес... -
   Нам угнетали душу дождь и ветер!..
  
   ...А мать моя, поднявшись на рассвете,
   ходила за грибами
   в ближний лес...
  
  

* * *

  
   Уже в полудрёме, я слушал, как капает с крыш
   ночь звёздною тьмою и неодолимым молчаньем.
   И вдруг я подумал: "Неужто же не одаришь,
   о светлое утро, ты вновь мою душу сознаньем!.." -
   И в сон погрузился....
   И ночь промелькнула, как миг.
   И бодростью утро влилось в обновлённое тело.
   И вновь мне раскрылся Вселенной ликующий лик,
   и вновь меня жизнь повлекла в свою глубь
   оголтело! -
   И день пролетел. И, уже в предночной тишине,
   утихло кипенье забот, успокоились дети...
   И смутною памятью ожили предки во мне! -
   Казалось, что слышу, как в бездне
   минувших столетий,
   ко сну отходя, жарко молится в звёздную темь
   Андрея ль собрат или Стеньки лихой сотоварищ:
   "О Боже великий, спасибо за прожитый день!
   И верю, Господь: утром вновь меня жизнью
   одаришь!"
   ...И, сном обессилив, надвинулась ночь на меня.
   Но слышу, как жарко пульсирует жилка в запястье:
   "Спасибо, о Боже, за радость прожитого дня,
   и дай, Всемогущий, наутро такое же счастье!"
  
  

* * *

  
   Россия... Русь...
   Звучанье-то какое!
   В нём - всё: и жаворонковый рассвет,
   и тихое журчанье родниковья,
   и лёгкий шелест ветра по траве.
   Россия... Русь. -
   В биении крови,
   в движении берёзового сока -
   во всём живёт издревле, издалёка
   идущее дыхание любви
   к тебе.
   Любовь... - Как многое вобрали
   в неё мы! - И Непрядву, и Каялу,
   и дерзновенье Пушкина,
   и грусть
   Есенина...
   Встаёт рассвет. И ранней
   тропой иду к реке, а в подсознанье
   мелодией звучит:
   "Россия...
   Русь..."
  
  

* * *

  
   И опять время - заполночь. Тени домов,
   в тишину погрузившись, дремотно плывут
   в беспредельность... Я снова бессонен, и вновь
   потерял ощущенье бегущих минут.
   И опять это странное чувство не спит! -
   Снова слышится мне зов бездонных веков:
   где-то там, далеко, в предрассветной степи
   ждёт меня, не дождётся стреноженный конь.
   Ждёт, на тёмный курган влажным глазом кося;
   ждёт, спускаясь в овраг к родниковой воде...
   А на травы обильно ложится роса,
   обещая огромный, безоблачный день,
   обещая и запах полыни, и бег
   необузданный - сквозь тишину и покой
   знойной степи - в тревоги, мятущие век,
   где в мгновении каждом - и поиск, и бой...
   Обещая... - А степь предрассветно молчит,
   конь стреноженный бродит, ушами прядёт,
   ждёт... А в травах росистых ржавеют мечи... -
   Милый конь!
   Твой хозяин к тебе не придёт!
   Твой хозяин бессонно стоит у окна
   в дальнем будущем - в том, где неведом давно
   твой порыв. Он молчит. И плывёт тишина
   всех веков
   в растворённое настежь окно.
  
  

ПИТЕР БРЕЙГЕЛЬ СТАРШИЙ

  
   Опять весна! -
   Над рощею, над лугом,
   над пашнею
   огромный день плывёт.
   Нависнув телом над усталым плугом,
   тяжёлый пахарь по полю идёт,
   пласт за пластом вздымает землю и
   не замечает, как мелькают годы,
   а с ними (мимо!..) -
   тысячи народов
   с безумьем войн,
   с тоскою пирамид,
   с кошмаром пыток,
   с яростью восстаний,
   с надеждою: "Когда-то ж, да настанет!.." -
   Но новый день опять несёт волну
   жестокости,
   отчаянья
   и страха...
   И только этот молчаливый пахарь
   упрямо поднимает целину.
  
  

* * *

  
   Две женщины - довольно молодая
   и много старше - встретившись случайно
   у своего подъезда, постепенно
   разговорились: о базарных ценах,
   о некоторых кухонных секретах,
   о способах леченья детской "свинки",
   о малышах, то радующих их
   растущим любопытством, то несущих
   им огорченья уймою проделок... -
   И, так проговорив, на солнце стоя,
   едва ль не час, соседки разошлись,
   довольные погодой, разговором,
   собою... - И какое дело им
   до Вечности
   со всем её величьем!..
  
  

* * *

  
   ...Вот и она - знакомая мне вишня.
   Смотрю я на порывистый изгиб
   её ствола, и кажется, что слышу
   и долгий зов,
   и стон,
   и горький всхлип... -
   Всю жизнь она, стремясь к теплу и свету,
   вплетала в воздух кружево ветвей,
   тянулась к солнцу, словно человек
   к своей мечте...
   Но бил упругий ветер
   её,
   трепал,
   ломая ветви-руки,
   срывая листья...
   Приходили мукой
   встревоженности
   ливни гроз...
   Мороз
   выстуживал её... -
   Крепилась, гнулась,
   тянулась...
   Но
   так и не дотянулась
   к мечтательной возвышенности звёзд.
  
  

* * *

  
   Двор полон детворы. Пусть шумно, но
   играют все мальчишки и девчонки
   не ссорясь; взрывы ненависти
   их не безобразят.
   И за их игрою -
   подвижною и радостной - слежу я
   с любовью ровной, светлою, спокойной,
   не знающей различья меж детьми.
   Ведь это позже,
   это много позже
   одних из них я буду ненавидеть
   за подлость их; к другим же равнодушен
   я стану; а великою любовью,
   сочувствие и сопереживанье
   рождающей к их судьбам, буду я
   страдать до кома в горле
   лишь к немногим...
  
  

* * *

  
   Весенним днём услышать, как в крови
   зов юности
   настойчивым приказом
   звучит. И опьяняющей любви
   отдаться всею сутью, с каждым часом
   прекрасней становясь ... - И отыскать ли
   кого-либо счастливее во всём
   необозримом мире?.. -
   А потом
   день изо дня, из года в год, по капле
   всю красоту, всю силу передать
   ребёнку своему... Самой же стать
   невзрачною старухою...
  
   ...А сыну
   подняться по приказу и - бежать
   в густой пыли за танком и - стрелять
   в чужие, обезумевшие спины?..
  
  

* * *

  
   И снова, лист газетный скомкав, я
   горячим лбом к оконному стеклу
   с тоской прижался, вглядываясь в ночь
   разгневанно и недоумевая:
   ведь
   за тысячелетья бурной жизни
   прошло уже
   та-ак мно-го
   по земле
   и Дон-Кихотов, и Кола Брюньонов,
   что мир людской давно бы должен стать
   большой семьёю добряков и умниц,
   творящих друг для друга счастье!.. -
   Но
   мы - к сожаленью горькому - всего лишь
   вчера, корёжась в муках беспримерных,
   родили "бесноватого" и иже... -
   до ужаса
   расширив дантов ад...
  
  

* * *

  
   Ночь так ясна! -
   Над сонною рекою,
   чуть плещущеюся своей прохладой
   среди безмолвья берегов, раскрылись
   немыслимо-спокойные глубины
   извечных звёзд... И душу наполняют
   невольно
   зависть к этой тишине
   и жгучее желанье обрести
   спокойствие высоких звёзд... -
   Но только
   как можно быть незыблемо спокойным,
   когда живёт в молоденьком солдате
   готовая свести с ума способность
   недрогнувшим штыком вспороть ребёнку
   живот?.. -
   И коль подобное творится -
   не подлость ли
   спокойствие моё?..
  
  

* * *

  
   Мир первозданно ясен. Солнце нежно
   всё прогревает. В утренней траве,
   обласканной теплом и безмятежной
   бесчисленно белеет деревей.
  
   Когда-то (так давно, что и не помню!),
   ещё мальчишкой, часто мог и я
   вот так же, как трава, себя наполнить
   счастливым ощущеньем бытия.
  
   Теперь - не то. Вокруг меня так много
   бурлит людских страданий и невзгод,
   что мне ночами смутная тревога
   за судьбы их
   покоя не даёт,
   и я порою горько сожалею,
   что не могу, как прежде, обрести
   благую безмятежность деревея,
   кленовых листьев, тонких паутин...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Владимир СИРОТЕНКО

(г. р. 1941)

  
  
  
  
  

* * *

  
   Ткёт нам одиночество
   Из объятий кружева.
   Нет лишь, кого хочется,
   Нет того, кто нужен нам.
  
   И заносит нас опять
   В новые объятья.
   Но, ей-богу, - есть с кем спать,
   Не с кем - просыпаться.
  
   И опять приносят боль
   В отношеньях трещины...
   Где же, где же ты - Любовь,
   Ты - Большая Женщина?
  
   Все не те, и всё не то,
   И никак не кончится
   Этот бег мой за мечтой,
   Бег из Одиночества.
  
  
  

* * *

  
   Перелистывая женщин,
   Словно Книгу Откровений,
   Ищем мы дорогу в Вечность
   По зовущим их коленям...
   Ищем мы дорогу в вечность
   И себя в них тоже ищем.
   И плевать на бесконечность
   Прописных и нудных истин
   Об измене и размене,
   Постоянстве и морали... -
   Импотентам в утешенье
   Это всё насочиняли.
   А у нас - не те идеи,
   А у нас и Бога нету!
   И живём, чтоб не жалелось
   Об утерянных моментах!
   Пусть меняются постели,
   Пусть меняются объятья.
   Будем жить, пока нам стелят,
   Будем жить, пока нас хватит!
  
  
  

ШПАЛЫ

  
   Поблёкшее фото без даты,
   Забытое как-то судьбой... -
   Где ж вы, командармы двадцатых,
   Гудящих набатом годов?
  
   На фото усталые лица
   Похожи одно на одно,
   И разно лишь шпал в петлицах
   Да боевых орденов.
  
   По этим-то шпалам Россия
   Умчалась вперёд, сквозь года...
   Где ж вы - её гордость и сила?
   Куда вы исчезли? Когда?
  
   Вы шпалы ложили в Сибири,
   И шпалы ложили на вас.
   Но даже и мёртвые были
   Вы за советскую власть!
  
   А те, кто донёс на вас подло
   Из зависти или злобы -
   Им разве было до Родины
   И до её судьбы?
  
   Они-то дожили до старости
   На лести, доносах и лжи.
   Наград и чинов досталось им -
   И в этом была их жизнь!
  
   А ваша жизнь была - Родина,
   Летящая к свету и ввысь!
   И пусть вы земле её отданы,
   Вы - живы, а те - мертвы!
  
   1964, Чернигов
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Валентина ГРИЩЕНКО

(г. р. 1944)

  
  
  

* * *

  
   Относительность,
   Не абсолютность
   Дня и ночи, воды и огня,
   Что для вас - муравьиная сущность,
   То - подлунная суть для меня.
   От зари до полуночи тёмной
   Бесконечною радугой дня
   Всё кружит карусель неуёмно,
   Поднимает, бросает меня.
   Круговертью и дат, и событий
   Переполнится жизни ручей,
   Пролетит мимо окон, как ветер,
   Скорый поезд людей и вестей.
   Отсверкают ночами зарницы,
   Опадут листья в нашем саду,
   Молчаливой, усталою птицей
   Я к порогу судьбы упаду.
   Всех, кого и ждала, и любила,
   Отпущу, помолясь, и уйду,
   Чайкой в небе паря легкокрылой,
   Погашу этой жизни звезду.
   Относительность, не абсолютность
   Всех потерь не обрадует вас,
   Только в том и великая сущность -
   Есть рассвет и закат про запас.
  
  

* * *

  
   ...Отпущу тебя, дорога!
   Убегай! Не догоню.
   Диктовала слишком строго
   Ты мне линию свою!
   Улетай скорей, тревога!
   Забирай свой нудный звон.
   Твой звонарь - вещун убогий,
   Сам собою утомлён.
   Жирным шрифтом обозначив
   Всех забот извечный круг,
   Стану жить совсем иначе,
   Без досадных тех потуг.
   Чтоб с утра не ныли ноги, -
   Отдыхать - не догонять, -
   Позабуду все тревоги.
   Что ещё себе желать?
   ...Тонкой вязью в цвете синем
   что маячит впереди?
   Слышу: "Хватит спать, разиня!
   Просыпайся! Заводи!"
  
  

РЕВНОСТЬ

  
   Рядном суровым
   Скроенная чушь
   Легла в бровях,
   И за сверкнувшим
   Словом
   Не угонюсь
   На сытых лошадях
   Рассудка трезвого
   В пылу
   Бредовом.
  
  

ЛЕТНЯЯ РАДУГА

  
   Ниточка к ниточке
   Шёлком да бисером, -
   Славное времечко, -
   Только нанизывай, -
   Шила, красивая,
   Радугу летнюю,
   Клала, счастливая,
   Нитку заветную.
   Белым по чёрному,
   Алым по серому,
   Мягким по чёрствому
   Да задубелому,
   Нежным по грубости
   Вышила, смелая.
   Как снилось в юности, -
   Всё так и сделала.
   В доме развесила
   Радугу летнюю, -
   Чисто и весело
   Жить до последнего.
   Села, усталая.
   Некого радовать.
   Силы оставили.
   Лишняя радуга.
  
  

* * *

  
   Погасла роща, онемела,
   В снегу безвольная стоит,
   Ноябрь - художник неумелый -
   В предзимье вечный суд вершит.
   Так мимолётно и капризно
   Всё то, что было, что придёт,
   За шумным пиром - грянет тризна,
   За половодьем - стынет лёд.
   Давно известны все повадки
   Извечных каверзных времён,
   Но как прекрасен горько-сладкий
   Калины куст под снежный звон.
  
  

* * *

  
   Как хорошо,
   Что снег лежит в апреле.
   Кому - капель,
   А нам с тобой - вода.
   Сегодня слышал кто-то:
   Птицы пели,
   А я спала,
   Не слышала - когда.
   Как хорошо,
   Что нам ещё не хуже,
   Не каплет на пол,
   В щели не метёт.
   А кто бывал хоть раз
   В житейской луже, -
   Тюрьму и плен
   Той луже предпочтёт.
  
  

* * *

  
   Места все заняты, и сесть
   Бывает очень трудно.
   Идём на хитрость и на лесть,
   Поправ достоинство и честь,
   На вече многолюдном.
   И, так достойно водрузив
   Себя на пьедестале,
   Гордимся ложно все мы тем,
   Что, быв ничем, вдруг стали всем -
   Коня мы оседлали.
   Хоть время-суд идёт, бредёт
   И каждому однажды
   Заявит, кто и что займёт -
   На час, а может быть, на год, -
   И не укажет дважды.
  
  

* * *

  
   Время форумов и чатов -
   Днём - учитель, ночью - шут.
   Где секьюрити, там часто
   Толк в сюрпризах познают.
  
   В стиле гранж* уйти в ночное
   И - да здравствует момент!
   Что имел в виду, сверкая
   Шиповатый твой браслет?
  
   Виртуальная реальность,
   Мешковатый наворот.
   Избирательно, как сальность,
   Даже спички подают.
  
   Кто-то в горку,
   Кто-то в норку,
   Настроение - оранж.
   Бил в десятку, -
   Взял шестёрку.
   Удивительный наш гранж.
   ______________
   * Гранж - грязь, мешковатый стиль.
  
  

* * *

  
   Аукнется - откликнется,
   Кому что предназначено,
   Наметится и свыкнется,
   Что нами обозначено.
   Зимою или осенью,
   Но всё преодолеется,
   Весенней зябкой просинью
   Вся пахота засеется,
   Моё или твоё плечо
   Под урожай намается.
   За труд или безделие
   Нам вовремя заплатится,
   Наградой за усилия
   Путь праведный освятится.
  
  

* * *

  
   Ночью грозы воркуют,
   Днём досадно ворчат
   И, по крыше гарцуя,
   Градом больно стучат.
   Пожалела об этом,
   Всё учусь да учусь.
   Не могу петь фальцетом,
   Даже если стремлюсь.
  
  
  
  
  

Николай НЕБЫЛИЦА

(1945 - 2000)

  
  
  
  
  
  

АВТОПОРТРЕТ

  
   Я - любимец богемы
   Выдыхатель дыма
   С головою-вазой
   С двумя ручками-ушами
   С чернью
   С позолотой очков
   С волосиками
   Круглой без углов
   Это для того
   Чтобы не цепляться
   За разные вещи
  
   1970
  
  
  

ПАСХА

  
   Змеятся струи
   Смеются окна
   Девки вышли погулять
   Пироги на столе
   И цветные яички
   Чёрно-красно-зелёные
   Платки
   Хвойный запах
   И глина из печки
   Чуть-чуть
   Жить охота
   И пить
   И заедать
   И выкинуть холсты и бумаги
   Влезть на кровать
   И наблюдать
   Одним глазом
   За горячими щеками
   Сеанс Иванович
   Икры ляжки ягодицы
   Пахнущие тестом
   А за окном птички
   На фоне неба
   Лес река и поле с тёлками
   Крррасота
   А я как утюг на заборе
   Как унитаз на лугу
   Пропади я пропадом
  
   1970
  
  
  

ОБЛАКО

  
   Дайте облако мне скользящее
   Увлажняющее и вящее
   И ещё какое-то страшное
   И ещё какое-то страстное
   И трубящие ангелы тыщами
   И летящие голуби голые
   Дайте женщину мне пьянящую
   С голубою косой огромною
   Не хочу я погибнуть воином
   Не хочу я лежать на кладбище
   И не буду я плакать воющее
   И не буду стоять я с нищими
   Оскудевшими но живущими
   Опоздавшими переставиться
   Дайте облако мне прохладное
   И ещё какое-то лёгкое
   И ещё какое-то мягкое
   Облаками я буду мылиться
   Обнажившись я буду париться
   Буду пальцами трогать голую
   Заласкаю тебя кусающе
   Улететь мне хочется мысленно
   К непрозревшим моим товарищам
   И повесить в их комнате Троицу
   Дайте облако мне летящее
  
   1971
  
  
  

МОЁ КРЕДО

  
   Феникс - птицы
   Звёзды с неба
   Сатурналии
   В искусстве
   Многокрасочным
   Фонтаном
   Золотой багет
   Искрится
   Сколько фикций
   Комбинаций
   Сколько фальши
   И амбиций
   На коврах
   Цветы не вянут
   В этом кредо
   Небылицы
  
   1971
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Юрий КРЫСАНОВ

(г. р. 1948)

  
  
  

* * *

  
   Если море,
   то почему синее?
   Если небо,
   то почему бездонное?
   Если любима,
   то нету красивее.
   Если Богом дана,
   то Мадонна!
  
  

* * *

  
   Обними меня, обвей-ка,
   задуши в объятьях, змейка!
   Видишь, я не страшный зверь -
   очень ласковый, поверь.
  
   Я покорен и послушен,
   с наслаждением укушен -
   попаду, вкушая яд,
   из объятий - прямо в ад!
  
   Змейка, змеюшка-змея,
   сказка нежная моя!
  
  

* * *

  
   Я, видно, голову теряю.
   О, Боже, мне не двадцать лет!
   Но с Вами, душу озаряя,
   В мой мир проник Волшебный Свет.
  
   Ловлю Ваш взгляд, сжимаю руки.
   Ой, грешник я - сгорю в огне!
   Но как узнать, идя на муки,
   Что там за взглядом, в глубине?
  
  

* * *

  
   Тихим цоканьем часики бредят,
   как украденный пульс в тишине.
   Память замерла, лаской последней
   возвращая тебя в полусне.
  
   Переполнены шорохом руки,
   время камнем ложится на грудь.
   Мне не выдержать ломки разлуки.
   Ты поможешь наркотик вернуть?
  
  

* * *

  
   Я так боялся, что я грубый,
   ведь я читал тебя "с листа",
   а ты, приоткрывая губы,
   шептала тихо: "Милый, так..."
  
   Притихли ненадолго ласки,
   и мы упали в царство сна.
   Лишь лунный луч
   листал нам сказки
   из приоткрытого окна.
  
  

* * *

  
   Ночь отсекает остатки дня
   пересеченьем кинжальным.
   Я - на пространство.
   Оно - на меня.
   Смотрим.
   Соображаем...
  
   Если на куполе столько светил,
   то почему темнотища?
   Кто, и когда, и Кому
   заплатил,
   щедро
   швыряя
   тысячи?
  
  

* * *

  
   Что в овале лица,
   что в глазах-угольках,
   чьи кольнула сердца
   хитреца в уголках?
  
   Мы пришли и уйдём,
   растворившись в веках.
   Кто же вспомнит потом
   о твоих угольках?
  
   Там, планеты согрев,
   в самых дальних мирах,
   даже звёзды, сгорев,
   превращаются в прах.
  
   В этом пекле земном,
   в этом ворохе лет,
   в уголке угольком
   твой оставлю портрет.
  
  

* * *

  
   Что от Бога - то от Бога,
   и внутри привычный звон,
   увлекающий в дорогу
   по ту сторону икон.
  
   Где граница грани грешной?
   вдруг вздохнул, вспорхнул, исчез
   в бесконечности небес
   мой хранитель бестелесный.
  
   Как спастись из прочной сети,
   и куда свой крест нести
   из Голгофы будней этих
   Боже, грешника прости!
  
  

* * *

  
   Финал. Себя я не простил,
   с Судьбой закончив спор.
   Взошёл на скрипнувший настил
   и сам занёс топор.
  
   И вот у всех я на виду -
   юродствует толпа.
   Вздохну, рванусь и упаду -
   закончилась тропа.
  
   Там море в дымке голубой
   и скалы в глубине.
   И стонет раненный прибой
   уже и обо мне...
  
   Давно отбросив всякий страх,
   я с вечностью "на ты" -
   в её пространстве и веках
   нет финишной черты.
  
   Хожу, как грешный Пилигрим
   по праведной стране:
   кому несносен? кем любим?
   кто вспомнит обо мне?
  
  

* * *

  
   Загадок немало в земной круговерти.
   Хотел бы себя разгадать до конца:
   смогу ли я сущность свою отрицать,
   когда распознаю дыхание смерти?
  
   Судьба расставляет ловушки и сети.
   И разве удастся найти хитреца,
   не знавшего пут Рокового Ловца?
   О, я не единственный грешник на свете!
  
   По мне ли - разыскивать в море причал,
   когда истрепались полотна и снасти,
   когда догорает маяк, как свеча?
   Уж лучше - по звёздам, по компасу страсти
   навёрстывать день или плыть по ночам
   Летучим Голландцем за призраком счастья!
  
  

ИСТОКИ ХИТРОСТИ

  
   Создали греки стиль стихов
   для граждан и элиты,
   обильно чествуя богов,
   живущих на Олимпе.
  
   Века и тамошний народ
   устроили экзамен:
   и наши дни переживёт
   классический гекзаметр.
  
   Увенчан славой Одиссей:
   хитёр - не счесть примеров.
   Теперь хитрить желают все -
   такая эра!
  
  
  

РЕРИХ: ГИМАЛАИ

  
   Многообразие вершин:
   в противоборстве свет и тени,
   их миру тонкому души
   оставил завещаньем гений.
  
   Янтарный, синий, золотой -
   краса Земли, и рядом - космос.
   ...Стремится разум за мечтой,
   аж невесомость от вопросов!
  
  

ВЕСЫ

  
   Я неизбежно подхожу к итогу
   и, заслонившись чередою лет,
   стараюсь примириться понемногу:
   возврата нет.
  
   И, если препарировать все части
   и оценить осознанную жизнь,
   не перевесят эпизоды счастья,
   качнувшись вниз.
  
   Не стану пересчитывать утраты,
   не стану выть, судьбину вороша, -
   не будет телу к прошлому возврата,
   вернётся к первозданному душа!
  
  

* * *

  
   Не атланты - устав, леса
   опускают на землю небо.
   Удаляются голоса,
   предвещая эпоху снега:
  
   попрощавшись, гусиный клин
   покидает родные выси.
   Добавляя лесам седин,
   хищный ветер терзает листья.
  
  

* * *

  
   Морозно. День хорош на диво.
   Пушисто. Дым из труб разлит.
   Легко, вальяжно и лениво
   лучами солнце шевелит.
  
   Уже к утру, зевнув устало,
   заснул раздаренный салют.
   Под Новый год Весна настала -
   деревья инеем цветут!
  
  
  
  

Ольга АФРЕМОВА

(г. р. 1948)

  
  
  

* * *

  
   Смущённой быть и благодарной
   Лишь за одно: дышать и жить.
   Всё это мне? Всё это даром?
   За просто так? - Не может быть!!
   Прощаюсь, как навеки, с ветром
   И с ночью, что белым-бела.
   Но совершаются рассветы,
   Как все привычные дела.
  
  

* * *

  
   Всё дожди и дожди - не беда!
   На листве золотые подвески.
   Как же вышло, что сквозь города
   Я промчалась, как поезд курьерский?
  
   Будто бес нашептал мне: спеши...
   Сколько в мире непрожитых судеб! -
   И очнулась в безвестье, в глуши:
   Камень слушает, дерево судит.
  
   Всё темней и темней - не беда.
   Что ж ты: каменный, что ли? - ответь мне.
   Как же вышло, что я сквозь года
   Пронеслась без оглядки, как ветер?
  
   Будто рыбина - плещет луна.
   Звёзд убавилось - будто кто удит...
   На рассвете стоит тишина:
   Камень слушает, дерево судит.
  
  

* * *

  
   Звезда над полночью горит
   Не от любви, не от обид.
  
   Ей до меня и дела нет,
   Она - в кругу своих планет.
  
   Она в плену своих тревог,
   Она в кольце своих дорог. -
  
   Пока живу, пока не весь
   Исчерпан дней родник живой,
   Пойду пытать, какая здесь
   Связь между мною и звездой.
  
  

* * *

  
   С тобой на "вы" -
   Ты многолик.
   В тебе - подросток,
   Голос ломкий.
   А рядом - нищий и старик
   С пустой изодранной котомкой.
   Мальчишке многое дано,
   Чтоб жить легко и несчастливо:
   Ему пьянящее вино
   Ещё запретно и игриво;
   И плеч девичьих белизна,
   Как сон, в котором он летает. -
   Старик бессонницу латает
   Воспоминаниями сна.
   Пусть это всё, конечно, шутка,
   Но я читала между строк,
   Что ты, живущий в промежутке,
   Как смех и слёзы - одинок.
  
  

* * *

  
   Был точен птичий перевод.
   Всё то, что было между нами,
   Они подслушали. И вот
   Щебечут птичьими словами.
   А ты уходишь, как всегда
   Уходят люди друг от друга.
   И птичьим голосом округа
   Поёт и плачет: "Навсегда".
   Они подслушали тайком
   Бессвязный шёпот страстной речи,
   Чтоб рассказать о нашей встрече
   Болтливым птичьим языком.
   Чтоб перепеть, пересвистеть
   И перещёлкать в томной трели
   И слово "страсть", и слово "смерть",
   И наши смятые постели...
   Но ты уходишь. Это ложь!
   Тебе не вырваться из круга,
   Где птичьим голосом округа
   Поёт и плачет: "Не уйдёшь".
  
  

МЕЧТА

  
   То, что мы с тобой счастливы будем,
   Знаю я, - мне не надо гадать.
   Соберутся счастливые люди,
   И на землю сойдёт благодать.
   Будет песня и вольной и звонкой,
   И обильными будут поля.
   Ни единой слезою ребёнка
   Не омоется эта земля.
   Тронет ветер, как струны на лире,
   Зазвучавшие струны ветвей,
   И пребудет гармония в мире
   Добрых, умных, счастливых людей.
   ...Но не ладится что-то под небом.
   Ночью снова ребёнок кричит,
   Моя мама стареет и слепнет -
   Не спасут никакие врачи.
   Снова старая боль разгулялась.
   Ветер кружит, афишкой шурша...
   Переплакалось. Пересмеялось.
   Надо жить... А мечта - хороша.
  
  

ЗАКАТ

  
   Свет, как в зерне граната, изнутри
   Горит, играет, сам собой светясь.
   И небо, и стекло пустых витрин,
   Вчерашний снег и нынешняя грязь -
   Всё, всё, что есть,
   Что живо, что мертво,
   Горит, играет, излучая свет.
   И даже грязь под дворницкой метлой,
   И дворник сам, что в пурпур разодет,
   Как император. Будто не одно
   На свете солнце. Будто каждый сам
   Себе звезда. И падает на дно,
   По собственным скатившись небесам.
  
  

* * *

  
   Эта ночь доведёт до греха,
   Как доводит глухая окраина,
   Чтоб шарахнулся крик петуха
   От безумного сна, как от Каина.
   Потому что и зренье и слух
   Запираются на ночь, как двери,
   И терзают беспомощный слух
   Сновиденья, как дикие звери.
   До утра продолжается пир.
   И бессмысленно что-то бормочет
   В небе хищная спутница ночи -
   Этот золотоглазый вампир.
  
  

* * *

  
   Нет времени. Я время отменила.
   Мне всё едино - колыбель, могила.
  
   Мне снится лето с белыми снегами:
   Берёзами, цветами, облаками.
  
   Мне снишься ты. Вне встречи, вне разлуки.
   Вне возраста, вне радости, вне скуки.
  
   И сквозь тебя проходит щебет птичий
   И целый мир обличий и отличий.
  
  

* * *

  
   ...И эту ночь перетерпев как боль,
   Душа не стала старше и мудрей.
   Она как Золушка и как Ассоль,
   Как первый снег, как стая голубей.
   Ведь не бездушна! Изживая ночь,
   Она дрожит, натягивая нить.
   Но душу, будто собственную дочь,
   Нет силы ни понять, ни отпустить.
   Она - не я! Не плоть моя, не кровь!
   Она - иная. И живёт иным.
  
   И всё-то сходство - выгнутая бровь
   Над лбом её небесно-голубым.
  
  

* * *

  
   Петру Пинице
  
   Эта Муза тебя посещала
   На российских просторах глухих.
   Эта комната больше вмещала
   И надежд, и имён дорогих.
  
   Этих песен печальная слава
   Доживёт и до светлого дня.
   Этой жизни глухая отрава
   Вновь с тобой разлучает меня.
  
   Но в чертах постаревшего века
   Вижу юность твою и мою
   Узнаю я в тебе человека
   И поэта в тебе узнаю.
  
  

* * *

  
   Какой густой, обильный снегопад.
   Опять снега упрятали дорогу.
   И вот душа, стремящаяся к Богу,
   Идёт вперёд - а движется назад.
   И вот Земля, летящая во мгле
   От Водолея к солнечному знаку,
   Отяжелела снегом на крыле
   И повернула вспять, к ночному мраку.
   И вот толпа одетых в шкуры тел
   И душ, в тела одетых, повернула
   Назад, на баррикады, под прицел
   Холодного - змеиным взглядом - дула.
   И снова смерть. И этот белый снег,
   Как белый саван, белый, белоснежный,
   Как будто грешный, мёртвый человек,
   Когда он мёртвый, то уже безгрешный.
   Так небеса не терпят нашу грязь,
   Как будто мы своей земле французы
   Времён Наполеона. Рвутся узы.
   И снег идёт, назад оборотясь.
  
  

* * *

  
   Библейские настали времена:
   Восстали друг на друга племена.
  
   И ангелы, закрыв лицо руками,
   Уходят прочь, рыдать за облаками.
  
   А над долиной вороны кружат.
   Тела непогребённые лежат.
   Разграблена цветущая долина.
  
   Над гробом Бога бьётся Магдалина.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Николай СЕРБОВЕЛИКОВ

(г. р. 1950)

  
  
  
  
  
  

* * *

  
   На сломленных братьев моих
   гляжу и давно понимаю,
   что вижу два трупа живых,
   когда в отчий дом приезжаю.
   Какую им жизнь ни дадут
   в России, в любимой России,
   они всё равно пропадут,
   как юные дни золотые.
   Над ними в любой стороне
   какие - неведомо - силы
   нездешнюю власть, как во сне,
   имеют до самой могилы.
  
  

* * *

  
   Скоро я уеду к брату,
   говорю - домой пора,
   там в дыму лежит горбато
   бессарабская гора.
   Брат живёт вдали от мира,
   от больших его дорог,
   не растратил жизни силы,
   нашу вотчину сберёг.
   Но приехал - не поверил:
   потемневший брат лежит,
   настежь все открыты двери,
   ветер ставнями стучит...
   Я боялся возвращенья,
   я разжал его кулак...
   Дух его стоял за дверью,
   где всегда стоял сквозняк.
  
  

* * *

  
   Мною правит нездешняя сила,
   я ей форму ищу и слова,
   чтобы душу мою отпустила,
   чтобы сердце моё не рвала.
  
   Обстоятельства не задушили,
   ангел смерти меня пощадил,
   кто стоял на пути - расступились.
   Я дыханье её ощутил.
  
   "Что ты значишь?" - я думал, стеная...
   "Что ты хочешь? Я раньше умру,
   прежде чем я тебя разгадаю
   или слово к тебе подберу..."
  
  

* * *

  
   Душа останется душой,
   уж коли есть душа.
   Я посмеялся над тобой,
   пред Господом греша.
  
   Но этим, кажется, привлёк
   внимание твоё.
   Ты обманулась, видит Бог,
   а бес возьмёт своё.
  
   Как ни хитришь ты, ангел мой,
   я для себя открыл,
   что это только движет мной
   и придаёт мне сил.
  
   Хотя меж нами третий дух
   неведомый стоял -
   столкнулись силы тёмных двух
   враждующих начал.
  
   В том вижу я земной исток.
   Противоречий боль
   в глухой запутана клубок,
   и в этом жизни соль.
  
   Презренье к женщинам в крови
   и страсть в крови моей
   прошли все тернии любви
   и не расстались с ней.
  
  

* * *

  
   Всё в мире и в сердце не ново,
   всё целое я расчленил,
   взрывая земные основы,
   и в тёмном сцеплении сил
  
   я принял в себя разрушенье,
   любые устои круша...
   Немыслимо сопротивленье,
   и чувствует это душа.
  
   Во мраке распутал все мысли,
   живые узлы разорвал,
   земные глубины и выси
   я в новые звенья связал.
  
   Ни страха не ведал, ни боли,
   до самого края дошёл,
   не знал ни свободы, ни воли,
   со смертью рождение свёл.
  
   В заветные дебри продрался,
   за грань роковую ступил -
   и мир бесконечно распался...
   Но тайну свою не открыл.
  
  
  
  
  
  
  
  

Илья ЛИПЕС

  
  
  

* * *

  
   Безликое, глухое бездорожье.
   Опять исход томительного дня. -
   И я, нелепое созданье Божье
   Чего-то там читаю у огня...
  
   Учительствую, говорю на "мове",
   Захаживаю в одичалый сад
   И нехотя встаю под рёв коровий,
   И забываюсь сном под плач цикад,
  
   Копаю нескончаемый картофель,
   В сырой ложбине жухлый жгу бурьян... -
   И мой носатый, нестандартный профиль
   Уже не забавляет хуторян.
  
  

ПОВОД

  
   Повод - не повиноваться.
   Повод - повторить всем законченным
   праведникам:
   "А не пошли бы вы все..."
   Повод - не быть допущенным
   к захватанному корыту
   с подслащённой пеной.
  
   Что же ты повадился ко мне, повод -
   поводырь мой несуразный?...
  
  

* * *

  
   В честь Белой Армии почём сегодня туш? -
   А - Красной?.. Превосходно! Сдвинем кружки! -
   И всё бесцветней кровь безвинных душ,
   И все злодеи - сплошь такие душки!
  
  

ПОДСЛУШАННАЯ ИСПОВЕДЬ

  
   Пройдя сквозь обязательные сучья
   Таможенной, занозистой рутины,
   Я вновь через двенадцать с половиной -
   В Москве. Нет, ты уже не зона сучья
  
   В своём обыденном, имперском чванстве.
   Скорей - фартовый перегарок НЭПа:
   Всё с тем же квасом, но под звуки рэпа,
   Без всяких ожиданий постоянства.
  
   От чёрного, завистливого взгляда
   Становится тоскливо вдруг и липко...
   Куда милей канадская улыбка. -
   Не стоит обольщаться? - И не надо.
  
   А вечера с давнишними друзьями?.. -
   Ну... Путин, ну... Акунин, ну... евреи...
   Всё. Пустота. Вот-вот заплесневею.
   Я ухожу. Поговорите сами.
  
   Что ж, вот и погостили. Вроде, с толком.
   Отрезанной осталась пуповина.
   Даст Бог, через двенадцать с половиной
   Опять сюда приедем ненадолго.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Нина МАТЯКИНА

(г. р. 1952)

  
  
  

* * *

  
   Ах, отдайте мне небо,
   Отдайте мне небо!
   Не моё, -
   То, что сердце сжимает до слёз! -
   Пусть пребудет вовек,
   Как всесильное ЭГО,
   Небо - чёрно-гремящее
   В сполохах гроз.
   Это - только сейчас,
   Это - сон бесконечности:
   И призывно летящие вдаль
   Облака
   Приближают меня
   К первозданности,
   К Вечности
   И уносят
   В бездонную высь
   На века!
  
  

* * *

  
   Приехали. И дома тишина
   Дохнула запустением. И только
   За окнами знакомая сосна
   Напоминает прошлое невольно.
  
   Приехали. Всё заросло травой.
   Опять крапива обжигает ноги...
   Но птицы - высоко над головой -
   Мне предвещают новые дороги.
  
   Приехали... Но как хочу опять
   Я в дальние отправиться просторы,
   Где каждая доставшаяся пядь -
   Опять подъём,
   Вновь - восхожденье в гору!
  
   ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ
   Шёпотом, только шёпотом
   Листья со мной встречаются.
   Трепетом, только трепетом
   Головы их венчаются.
  
   Рыжими, жёлтопёрыми
   Вспыхнут в одно мгновение,
   Призрачными узорами
   Впишутся в откровение.
  
   Вестники, вечно вестники
   Зимних отрогов холода:
   Лиственные кудесники,
   Вырезанные из золота.
  

* * *

   День миновал. В нём не было страстей.
   День - что тоски набрасывал завесу.
   В нём были дети, муж и гул гостей... -
   Ну, кто, скажи, поставил эту пьесу?
   Нет, нет, не я! Чужим был этот пир,
   В нём я - как позабытая актриса
   И каждый здесь по-своему чудил,
   По-своему осваивал кулисы...
  
  

* * *

   Снег. Опавшее небо
   Улеглось у ворот
   В ожидании хлеба
   И крестьянских забот.
  
   На оконные ниши,
   На асфальт и сирень,
   На фасады и крыши
   Зимний движется день.
  
   В переплёты надежды,
   В перемёты мечты,
   На людские одежды
   Сыплет снег с высоты.
  
   И на разные судьбы,
   Обеляя людей,
   Мчатся новые будни
   И метели идей...
  

* * *

   Мы ещё не вошли
   Некрологом в газетные рамки.
   Мы ещё не прошли
   По дорогам, где сотни рутин.
   Да, мы жизнь проживём,
   Доставая до избранной планки,
   Ведь для смерти у нас
   Очень мало причин.
   Мы ещё завоюем
   Людское ристалище,
   И - сражаясь со злом -
   Отстоим свою честь.
   ...Неужели от душ
   Остаются пожарища? -
   У бессмертных границ
   Тоже пропасти есть.
   За несбыточность снов
   Мы не будем печалиться.
   Память наша несёт
   Всё, что жаждем сберечь.
   Наши предки соборы
   Возводили на капищах. -
   Мы оттуда пришли,
   Через муки и сечь.
  

* * *

   Крошится лёд, крошится лёд.
   Водная гладь - как месиво.
   "Снова вперёд! Снова вперёд!" -
   Весна будоражит весело.
  
   ...Осколки льда в сердце, в глаза...
   Незащищённость всегда пугает.
   Да разве это большая беда? -
   Когда-то ж лёд всё равно растает.
  
  

* * *

   Опять живу. Вдыхаю воздух дивный:
   Вот и пришёл к нам солнечный апрель.
   Вновь будут грозы вкладываться в ливни,
   Размазывая неба акварель.
   Нить жизни - тоненькая - чуть не оборвАлась.
   Порадуйтесь сегодня за меня:
   Хоть на плечах - потеря и усталость,
   Я вырвалась! - бессильна западня.
   Жива! Жива и счастлива, что, всё же,
   Опять дано увидеть мир вокруг.
   Теперь он мне милее и дороже! -
   Всевышний ничего не дарит "вдруг".
   Я бред забуду, темноту страданья,
   Любовь свою по капельке раздам... -
   Как хорошо, что не было прощанья,
   Как хорошо,
   что живы вы, мадам!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Валентина ТОМИЛИНА

(г. р. 1953)

  
  
  

* * *

  
   То обломать боимся каблуки,
   то боязно смешными показаться...
   В чужих дворах мальчишки так легки,
   что страшно нам к их миру прикасаться.
   Как будто родом мы из игр других:
   не столь стремительных, не столь азартных,
   не рвали яблоки в садах чужих,
   не изучали мир по старым картам...
   В их книжках больше непонятных тайн -
   в их возрасте мы столького не знали.
   Стучат настойчиво в асфальтовый тамтам
   подошвы их изношенных сандалий.
   И пузыри застиранных рубах,
   царапин свежая татуировка -
   им всё легко...
   А нам уже неловко.
   Сидим на лавочках в чужих дворах.
  
   ...Неловко к незнакомым подойти,
   в чужую дверь неловко постучаться:
   то обломать боимся каблуки,
   то боязно смешными показаться.
  
  

ДИПТИХ

  

1.

   Последней электрички неуют
   и зябкость ночи за окном печальным,
   где фонари полночные снуют,
   а станция, как снимок моментальный:
   озябший пёс свернулся калачом,
   верхушки елей, словно крыши пагод...
  
   Блаженство дня вздыхает за плечом
   и ночь грядёт как искупленье тягот.
  

2.

  
   Живём суИтно, мыслим на бегу.
   Грешим с умом, а каемся - невольно.
  
   И я остановиться не могу,
   но падаю -
   и ушибаюсь больно.
  

* * *

  
   От рабства суетных привычек
   избавь меня, мой робкий стих.
   Жить без подтекстов и кавычек
   Хотя бы час!
   Хотя бы миг!
   Молюсь перу, листу бумаги,
   словам, построенным, как рать.
   Не дерзости прошу - отваги
   любить
   и вслух "люблю" сказать.
  
  

* * *

  
   Знакомый парафраз
   на тему осени...
   По крыше дождь
   отплясывает лихо.
   И вам ответят -
   у кого ни спросите -
   Что на душе
   и пасмурно и тихо.
   Обрывки туч
   плывут в небесной просини,
   Уносят день
   с заплаканным лицом...
   Знакомый парафраз
   на тему осени
   Уже напет к полуночи
   Творцом.
  
  
  

ОСЕННИЙ ТРИПТИХ

  

1.

  
   Не торопись, сентябрь,
   хоть твой черёд
   уже настал.
   Длиннющий караван
   осенних дней
   куда нас заведёт
   сквозь морось и туман?..
  

2.

  
   От неба до земли,
   куда ни глянь,
   дождь расчертил октябрь
   в косую линию.
   И осень-мытарь
   собирает дань
   златой листвой
   да серебристым инеем.
  

3.

  
   Ноябрь, как черновик,
   написан впопыхах.
   Я пред его небрежностью
   немею.
   Хочу запечатлеть,
   но мне - увы и ах! -
   не совладать с пером,
   а кистью - не умею...
  
  

* * *

  
   Сквозь буйство декораций сентября
   я вижу зябкий неуют предзимья...
   Пора отречься от календаря,
   сменить давно приевшееся имя,
   пора "вчера" на "завтра" разменять
   (такой монеты - даст Бог - на день хватит),
   и сжечь свою заветную тетрадь,
   и чистый лист на пустяки не тратить,
   свои дела оставить на потом,
   хоть что-то различать в небесной выси...
  
   ...Я стала независима лишь в том,
   что выбираю - от кого зависеть.
  
  

* * *

  
   Ни мой наив, ни простота
   Не посулили мне удачу.
   Но горькой складкою у рта
   Своей беды не обозначу.
   Небрежно распахну пальто,
   Заметив вдруг, что солнце светит.
   ...Авось беды моей никто
   И в самом деле не заметит.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Елена МАМЧИЧ

(г. р. 1953)

  
  
  
  

* * *

  
   Это время -
   Только моё,
   А ничейные ружья -
   В отстрелах,
   Затупилось
   Благое копьё,
   И в колчанах -
   Обуглены стрелы.
   Мы - обычные дети
   Земли,
   На коленях просящие
   Бога:
   Сколько стоит
   Минута любви
   И тропа
   До родного порога?
   Сколько сможешь
   Судьбе заплатить
   И смягчить
   Наказания меру? -
   Не порвать бы
   Ту робкую нить
   От надежды
   До терпкости веры...
  
  

* * *

  
   В рассвете, грехами распятом,
   Колышется солнца овал,
   И рыцари, снявшие латы,
   Устали в шептаньи забрал.
   Тупое наследство эпохи,
   Веков середины ядро,
   Так просто, как хлебные крохи,
   Добро разложили на зло.
   Ближайшая к сердцу тропинка -
   Угрюмых годов чехарда,
   И пенье любви под сурдинку
   Бравадою лет - в никуда...
  
  

* * *

  
   Парадом шли - ликуя, восторгаясь
   Успехом года, космосом, жильём.
   Страна плыла по судьбам грешным
   Раем,
   Гнев вымещая праведным огнём,
   Не слыша криков вечностной атаки,
   Под пули-бури бросивши сынов,
   Мосты сжигая после каждой драки,
   На метрах крови размещая кров.
   За что боролись, не меняя тактик,
   Стратегов прочих измочалив в пыль?
   Чужие жизни - просто голый фактик,
   Под степи ветру брошенный ковыль.
   Полна земля металлом в рваных ранах
   И стонет гулко топотом шагов,
   Но снова - строй героев самозванных
   И перекос орущих пенных ртов...
  
  

* * *

  
   Платили
   Жизнями
   Сполна,
   На шаге
   Каждом,
   Неважно -
   Мир
   Или война,
   Иль пир
   Бумажный.
   И грому,
   Молнии,
   Дождям -
   За всё
   Платили,
   И за постылый
   Гордый
   Срам
   Веков
   Могилы,
   За ветер,
   Грубый
   Скопидом,
   И за потёмки,
   За нити,
   Что упрямым
   Днём
   Легки
   И тонки,
   За нежность,
   Кротость
   И покой,
   И стон
   Судьбины,
   За час,
   Приятный
   И лихой,
   Что рушит
   Льдины,
   За всё,
   Что понял,
   Заслужил,
   Ещё заслужишь,
   За то,
   Что будешь,
   Есть
   И был,
   Планетой
   Кружишь...
   Да только
   Больно
   Высока
   Слепая
   Плата,
   И неоплатою
   Греха
   Душа
   Распята.
  
  

* * *

  
   Вся жизнь в неизменности грима,
   А слёзы - сплошной глицерин,
   Но годы - как жест пантомимы
   Под взглядом бушующих зим.
   И вдруг - накатила усталость,
   Угрюмо подставив плечо, -
   Как много ещё оставалось
   Рассветов, что жгут горячо.
   А солнце - играет улыбкой,
   И небу - совсем невдомёк,
   Как стынет границею зыбкой
   Судьбою отпущенный срок.
   Хозяйство, семья, магазины -
   Всё - там, за далёкой чертой,
   А грузные цепи рутины -
   Завяжутся в узел мирской.
   И выйдет в последнем спектакле
   Актриса на сцену - в поклон,
   И вздох каблучков - так бестактен
   Под "браво" ликующий стон...
  
  

* * *

  
   Беззащитна
   Поэзия
   Века
   Под объятья
   Седых
   Площадей.
   Служат
   Бедные,
   Нудные,
   Лестные
   Речи
   Этим
   Сонным
   Подвалам
   Затей...
   Беззащитна
   Своею
   Болезнью
   Невозможности
   Слышать
   Бытьё
   И бросать
   Под колёса
   Безбрежности
   Вечной
   Милосердья
   Словесного
   Зло...
   Оставайся
   Такой
   Беззащитной
   И дальше,
   Рёвом
   Душ
   Успокаивай
   Век...
   И следы
   Оставляй,
   И слезою
   Уставшей
   Проклинай
   Опостылевший
   Грех...
  
  

* * *

  
   Ну чей ты, грех,
   Предательски желанный?
   В твоём плену тону и хохочу,
   Переступаю жизненные кланы,
   Собой гася наивную свечу.
   Как откровенны эти трубы песен,
   Что вновь заводят бесполезный
   Стон.
   Всё продано -
   И ряд партерных кресел
   Вдруг нарушает тривиальный
   Фон.
   Парик весёлый падает на сцену,
   Шаги актёров больше не слышны, -
   Я эту маску всуе не надену,
   В себя сбегу ещё до темноты...
  
  

* * *

  
   Ноктюрны печали навеяли
   Под скверну глухих вечеров,
   И грустные пристани севера
   Прощают прогулки ветров.
   Как мало хорошего пройдено,
   Но только любви - полчаса
   Под явку с повинной -
   За орденом
   С уставом своим - в словеса.
   В реальном присутствии
   Таинства
   Ты снова обманут
   Судьбой,
   И только тропинка
   По зависти
   Талантлива -
   В сфере любой...
  
  

* * *

  
   Краски листьев -
   Разного цвета,
   И в озёрах вода -
   Другая.
   Заблудилось
   Позднее лето,
   Будто горстка снежинок -
   Тает,
   Жмётся, прячется, перегорает, -
   Ветер беглый, играя,
   Свищет, -
   И трепещет
   Под птичьи стаи,
   И продрогшее солнце
   Ищет...
  
  

* * *

  
   Захочу - полюблю,
   Коль получится,
   Грустью свечи зажгу
   В вечера,
   Грешной завистью
   Странного случая
   Позабуду,
   Что было вчера.
   Осень гулкая
   Козыри выставит
   И поманит улыбкой
   Своей -
   Только вёсны
   С ума сойдут
   Сызнова
   От рассветов
   И смелости дней...
  
  

* * *

  
   Как запах жизни
   Милостью хитёр!
   Его обман -
   Привязчивой напастью
   Сжигает время,
   Будто бы на спор,
   Миг забирая
   Мудростью и властью.
  
  
  
  
  
  

Юрий ШЕВЧЕНКО

(г. р. 1954)

  
  
  

ИСТОКИ

   Как на полях бледнеющий туман -
   Предвестник поздней осени клубится,
   Так и во мне - томительный дурман
   Желаний, отзвуков и чувств таится.
   Стихи, сложившись, падают, звеня,
   И призма восприятий, ощущений
   Исполнена величием огня,
   Единства и всеобщности Вселенной.
   Но в повседневной, тщетной суете
   Является понятие иное:
   Добро и зло разнятся в бытие,
   И зло, как правило, рождает горе.
   Но не приемлет ни добра, ни зла
   Единый мир всеобщности явлений.
   Так эхо, неизбежное в горах,
   Тона уносит лучших песнопений.
   И самый совершеннейший предмет,
   Опаленный, раскрашенный луною,
   Всегда оставит за собою след
   Своею теневою стороною.
   Глубоко чувствуя, что этот мир един,
   Но вновь подвержен слабости эмоций,
   С ума схожу, как Карамазов-сын,
   В предвиденье пустой, бездонной ночи.
  
  

БОЛЕЗНЬ В ДЕТСТВЕ

  
   Так косо вечером метёт.
   Фонарь скрипит - его качает.
   И тень собаки у ворот
   То прыгает, то приседает.
  
   Прохлада белых покрывал
   Там, за окном, у горизонта.
   А здесь - температура, жар
   Рисуют профиль Джиоконды:
  
   Улыбки жало, мысли яд, -
   Болезнь отчаянно смеётся.
   И мыслей спутанных каскад
   Вот-вот провалится, сорвётся...
  
   От стульев комната узка,
   Она приталена, примята.
   Ещё таится боль в висках
   Густым лакричным ароматом.
  
   Но плавно отступает жар,
   И Джиоконда исчезает.
   Витает сон. У стёкол - парю
   Фонарь скрипит - его качает.
  
  

* * *

  
   Когда в гардинах полная луна
   Прохладой ночи усыпляет Клио,
   И царствует в безумье серебра
   Над засыпающим усталым миром, -
   Эрато! - Ты прости мои грехи,
   Исправив строчки, как оборки платья,
   Я вновь пишу, но не с твоей руки,
   И ночь проведена в иных объятьях!
   Стекают пряди, чёрные, как ночь,
   В глазах - улыбка новой Лорелеи:
   Спокойно-страстна, как Гренады дочь,
   И пламенна, как женщины халдеев.
  
   Да, пусть - обыкновенная, как все,
   Но мне милее всех иных чудес!
  
  
  
  
  
  
  
  

Юрий КЛИМЕНКО

(г. р. 1955)

  
  
  

* * *

  
   Мир был надвое расколот -
   Ад и ад...
   С. Рыбалкин
  
   Мир изначально был расколот
   На сто частей, и в каждой - ад.
   И в каждой - первым было Слово...
   Но разве грешник виноват
   В том, что не будет больше Рая
   Ни в Небесах, ни на Земле?
   Осколки счастья собирая,
   Мы снова скроемся во мгле.
   И каждый жить готов разбоем,
   И - тыча пальцем наугад -
   Он тоже мнит себя героем
   И рвёт рубаху - "демократ"!
   И - как из рога изобилья -
   Слова наружу так и прут,
   И плачет, словно от бессилья,
   Бедняга Брут.
   Его кинжал уже наточен
   И занесён, и ждать - невмочь...
   И будет: за победной ночью -
   Варфоломеевская ночь.
  
  

* * *

  
   Пусть не шатко, пусть не валко,
   Но бреду, пока живу,
   Я - рабочая лошадка,
   Мирно жрущая траву.
   В этом мире, где, похоже,
   Совесть - редкий рудимент,
   Толстый кошелёк из кожи -
   Слишком веский аргумент.
   Только хруст "зелёной спинки"
   Обеспечит вам успех,
   И на "шкуре" после "линьки"
   Вырастает новый мех.
   Праведник, кому ты нужен?
   Бога - нет, и не зови!
   Дуй в ломбард: - заложишь душу
   И - в прокатный пункт любви.
   Там - синица, тоже птица,
   Даже синяя вполне,
   Только нужно торопиться:
   Души падают в цене.
   Девальвация... Не так ли?
   Жизнь - моя, и мой позор...
   В этом суетном спектакле
   Дьявол - главный режиссёр.
  
  

* * *

  
   Дрожу, как самолёт во флаттере,
   Судьба - "стиральная доска"...
   Послать бы всё к "такой-то матери"
   И - с пистолетом у виска
   Задуматься об одиночестве,
   Уйти, сорвавшись, в царство снов... -
   Моя душа устала корчиться
   В земном сосуде для грехов.
   И идеалы все развенчаны,
   И больше нечего терять:
   Лишь ненависть любимой женщины...
   Но: "Как дела?" - Кричу: "На ять!"
   И не смотрите настороженно,
   Не ждите - не спущу курок.
   "Рулетка русская" отложена
   На весь отпущенный мне срок.
   Всё перетрётся, перемелется,
   Пройдёт - и порастёт быльём,
   И из ковша Большой Медведицы
   Душа омоется дождём.
  
  
  

* * *

  
   Задержалась весна с теплом.
   Ей - кокетке - и дела мало,
   Что пора начинать перелом,
   Что под снегом земля устала,
   Залежалась без буйных ласк
   Отощавшего за зиму солнца... -
   Но придёт долгожданный час,
   И оно во всю мощь развернётся,
   Разбросает свои лучи
   Талый воздух теплом задышит,
   Побегут по асфальту ручьи
   И заплачут простывшие крыши.
  
  

* * *

  
   Душа перегорела основательно,
   ни что в ней не затлеет от весны.
   и я брожу холодным наблюдателем
   и на весну смотрю со стороны.
   Чего хотеть, когда уже всё пройдено,
   всё было, всё случилось, всё прошло.
   Меня посмертно наградите орденом
   за то, что я живу себе на зло.
   А жизнь бурлит, ей дела нет до олуха,
   что прячется в спасительную тень.
   ...Смотри, как пышно расцвела черёмуха,
   за ней - каштаны, а потом - сирень.
   Всё, как всегда: кобель - за шустрой сукою,
   ему плевать, что "барских" он кровей;
   а вот коты, похоже, отмяукали;
   зато затрелил в роще соловей.
   И прёт трава из каждой мелкой трещины,
   и, кожею почувствовав теплынь,
   гуляют ослепительные женщины
   под раздевающими взглядами мужчин.
  
  
  

* * *

  
   А лето началось с дождя
   И мерзопакостной погоды,
   Нам в наказанье от природы
   Судьбой ниспосланного дня.
  
   И всё-таки, в разрывы туч,
   Когда проглядывало солнце,
   Казалось, всё ещё вернётся,
   Согреет сердце нежный луч.
  
   Но, дирижируя погодой,
   Вновь ветер тучи собирал,
   И, надвигаясь, ливня шквал
   Грозил разбуженной свободой...
  
   Душа застыла, спор ведя
   С разгневанными небесами...
   Весна закончилась слезами,
   А лето началось с дождя.
  
  

* * *

  
   Давно истлевшая межа,
   меж днём и ночью, пала в Лету.
   Медовый запах лип дрожал
   в предчувствии грозы. Отсветы
   сухих зарниц ломали тень
   от покосившихся заборов,
   и ветер замер, как олень
   перед рывком, ища опоры.
   Ещё немного, и, вздохнув,
   рванётся с ураганной мощью,
   не чувствуя свою вину
   за то, что натворит он ночью.
   От хлынувшей воды земля
   покроется "гусиной кожей"
   и, как бездомный пёс, скуля,
   полночный вымокнет прохожий.
   Пока же - немота садов,
   судьбой поставленной на карту,
   да мерный звук моих шагов -
   так глухо липнущий к асфальту.
  
  

* * *

  
   Сыплет небо промозглым дождём.
   Это - осень, волшебница осень,
   Распустив золотистые косы,
   Разрыдалась о чём-то своём.
  
   Может быть, в ожидании вьюг
   Снова сердце тоска разрывает,
   Потому что последняя стая
   Журавлей улетела на юг;
  
   Потому что уже листопад
   Смыл парадность осеннего грима, -
   Время движется неумолимо,
   И ничто не вернётся назад.
  
   И никто ей не в силах помочь.
   Чем утешить её? - Неизвестно...
   И расплакалась, словно невеста
   Перед свадьбой в последнюю ночь.
  
  

* * *

  
   Чашка чая плохо греет
   от предзимней стылой стужи.
   Верь, меня не пожалеет
   та, которой я не нужен.
   Сослепу стреляет светом
   лампа, и лежат от скуки
   на плечах, как эполеты,
   эти маленькие руки.
   Притвориться? Невозможно...
   Нежность - для семейных хроник.
   Всё растрачено, всё ложно.
   Я - не муж и не любовник.
  
  

* * *

  
   Снег искрится, сверкает - до слёз.
   И, подобно заезжему магу,
   Всё крепчает, крепчает мороз,
   Выжимая из воздуха влагу...
  
   Я - язычник, и слишком увяз
   В этой жизни своими грехами,
   И кумир мой - стареющий вяз
   С поседевшими за ночь ветвями.
  
  

* * *

  
   Свеча горела на столе,
   Свеча горела...
   Б. Пастернак
  
   Луна продолжит свой полёт
   В небесном храме.
   И вечер сумерки прибьёт
   К оконной раме.
  
   В углах от пламени свечи
   Запляшут тени,
   И будет множество причин
   Для откровений.
  
   И примет терпкое вино
   Хрусталь бокала,
   Слова, забытые давно,
   Слетят устало.
  
   Полупризнанья, полусны.
   Надежды лучик,
   И комплекс будущей вины
   Подавит случай.
  
   Навстречу - полуоборот,
   И речь бессвязна,
   И бес в который раз толкнёт
   В костёр соблазна.
  
   И всё давно предрешено,
   Мы это знали,
   И недопитое вино
   Уснёт в бокале,
  
   А отражённая свеча -
   Во мгле бутылок...
   И я поверю сгоряча,
   Что это - было...
  
  

* * *

  
   Елене
  
   Любимая, давай с тобой сбежим
   От шумных улиц, и отыщем где-то
   Тот островок, где есть лагуны синь,
   Кораллы, пальмы, и всё время - лето.
  
   Там океана пенистый прибой
   В порыве нежности твои омоет ноги,
   Там в чаще пальм весёлою гурьбой
   Ещё живут языческие боги.
  
   В своей крови там гибнет Солнце-Ра,
   Чтоб утром в золоте воскреснуть снова,
   И превращается в кусочек янтаря
   Твоё любое ласковое слово.
  
   Там нас никто не сможет оболгать,
   И не бывает дней пустых и скучных...
   Давай уедем, милая, - тогда
   Мы сможем быть с тобою неразлучны.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Ярослав КРУЦЯК

(1961-2008)

  
  
  
  

* * *

  
   Зима, располовиненная датой,
   Числом - пятнадцатое января,
   Осталась той же - белой и крылатой,
   Летит над миром, ёлки серебря.
   Бросается и щиплет, и кусает,
   И щёки трёт шершавым наждаком,
   Бормочет что-то диким языком
   И в синей тьме до света исчезает.
  
   Да, это так. Но календарь не врёт,
   Он воробьём оттаявшим орёт,
   Провозглашая, что идёт на убыль
   Зима, что скоро будут сочтены
   Дни зимние, что в угол свалят шубы,
   Что пропоют невиданные трубы
   О шествии невиданной весны,
   И выплеснутся золотом ручьи -
   Расплавленным - из-под седого снега,
   И озимь распрямит свои побеги,
   Как расправляют прутья силачи,
   И треснут почки клёнов и берёз,
   И закричат вернувшиеся птицы...
  
   Семнадцатое января. Мороз.
   Как часто мне весна вдруг стала сниться!..
  
  

* * *

  
   Стучит капель. Прибавлены в пейзажи
   Февральские - художником, сокрытым
   От глаз прохожих - хлопья чёрной сажи.
   Распахнуты пространства и раскрыты
   Ресницы, смоченные дикой влагой -
   Берёзовые чёрные ресницы
   Помаргивают над землёй, над плахой,
   Над матерью, пытаясь удлиниться. -
  
   Уродство смерти: лики и суставы
   Листов опавших.
   Снег сойдёт. И прелью
   Проявится - как горькая отрава -
   Плоть, бывшая органом и свирелью.
  
  

* * *

  
   Автобусный гул, потоки машин,
   А рядом - берёзы весеннее чудо:
   Набухшие почки! А в них - изумруды,
   В них - кольца стальные волшебных пружин...
  
   Откуда - как радость нежданная - вдруг
   В смешении звуков - отчётливый звук
   Вернувшейся птицы усталой, счастливой? -
   Там, в странах далёких, неплохо жилось,
   Но сердце однажды рванулось, зажглось:
   "На родину, родину!" - нетерпеливо...
  
  

* * *

  
   Глаза встречаются и отличают
   Из тыщи разных глаз одни глаза.
   Не по одёжке -
   по глазам встречают
   И понимают: будет гроза.
  
   Ударит в нервы ударом точным
   И душу тёмную сожжёт огонь.
  
   И ниткой тонкою, узлом непрочным
   К ладони случай притянет ладонь.
  
  

* * *

  
   - Люблю тебя.
   - Я не люблю тебя. -
   Сюжет замысловат?
   Увы, едва ли.
   Растерянные мысли теребя,
   Стоишь, как шут седой на карнавале.
   Уйди, прошу. Что можешь ты сказать?
   Толкни себя в какие-то объятья.
   Все люди - сёстры на земле и братья:
   Другая будет от тоски спасать,
   Другая будет губы целовать,
   Варить еду и разбирать кровать,
   Считать с годами первые морщинки,
   Твои шаги во мраке узнавать...
  
   Люблю тебя. Не бей мои глаза
   Своим отказом царственно-прекрасным.
   Люблю тебя. В моих глазах слеза
   Отсвечивает голубым и красным.
   Люби меня. Ну, хочешь - я умру,
   Развеюсь серым пеплом на ветру
   И богохульствуя и не скорбя,
   Что прахом стал,
   и лишь тебя во имя.
   - Люби меня.
   - Я не люблю тебя.
  
  

КУСТ

  
   Куст диких роз, названья не имея,
   соизволял в глуши произрастать,
   прикидываться дурачком умея
   и красоту внезапную являть.
   Он у шоссе лежал, и, опираясь,
   на правый локоть, слушал и смотрел,
   как мчались
   день и ночь, вдали теряясь,
   грузовики, и как закат горел;
   как солнце, ёжась от ночной прохлады,
   на небеса всходило; как скворец
   разучивал забавные рулады,
   и как в гнезде попискивал птенец;
   как целовались, идучи с гулянки,
   сограждане соседнего села,
   и как ребёнка своего крестьянка
   Пречистой Девой на руках несла.
  
  

* * *

  
   Отцветут, упадут розы красных кровей
   В пыль густую глазами, глазами своими.
  
   Отвернётся, вспорхнёт, улетит соловей,
   Но останется розы нетленное имя.
  
   Я люблю этот барственный нежный цветок,
   Он прохладою мраморной статуи дышит,
   Он в крови образует крутой кипяток,
   Он ночную Вселенную видит и слышит.
  
   Розы, красные розы, избитый мотив,
   Вроде рифмы:
   "любовь - кровь",
   "глаза - небеса".
  
  

* * *

  
   Душа наполнилась всем тем, чему названье
   Так трудно подобрать в толковом словаре.
   Но может, может быть, в том есть её призванье
   И смысл - шуметь, как осень в октябре,
   Бросаться в крайности и ждать костёр с улыбкой,
   И слёзы - как в ведро подставленное дождь,
   Гудеть, как колокол, и изгибаться скрипкой,
   И гвозди приносить в округлостях подошв...
  
  

* * *

  
   Мы научились слишком просто жить,
   Мы научились скорый суд вершить.
  
   Роль горлопана - тьма импровизаций
   В наш скорбный век, когда совсем не грех
   К чужой душе железом прикасаться.
  
  

* * *

  
   Врачует дождь своей музыкой странной
   нам души обожжённые. Идёт
   сентябрь кровоточащий, словно рана,
   и полон мёда каждый злак и плод.
   Становится пронзительней и глубже
   ночная тьма. И сон широк, как смерть.
   Плывёт листок в новорождённой луже,
   и, словно женщина, вздыхает твердь
   опустошённая... - Слепые дети
   ей груди искусали
   и живот
   изгрызли...
   Дождь идёт на белом свете.
   Свершается времён круговорот.
  
  

* * *

  
   ...И незаметно умирают,
   Землёй становятся, водой
   И воздухом, - миры играют
   Упругой силой молодой. -
  
   Растёт трава, и плещут рыбы,
   И птицы чёрные летят...
   И лишь камней стотонных глыбы
   Знать о бессмертье не хотят.
  
  

* * *

  
   Марине Цветаевой
  
   Теперь ты - звук, не тяжесть тёплой плоти, -
   Шум дерева, скрипение корней,
   Местоимений в тёмном переплёте
   Шептанье, сонный переступ коней,
   Чуть слышный треск сухой свечи янтарной,
   Стук яблока, упавшего в траву... -
   Упрям твой слог, открытый и ударный,
   Пронзающий крылами синеву.
  
  

* * *

  
   Петру Пинице
  
   Извечная славянская болезнь:
   Душа распахнута, бездонна.
   В неё возможно всякому пролезть,
   Будь ты хоть мелкий бес, хоть Абадонна.
  
   Гранёный отстранённейший стакан.
   Реальность нереальна и размыта.
   Берёза за окном. Людей шалман.
   Стучат в мозгу звериные копыта.
  
   Сменяются событий голоса.
   Взрываются мосты и перекрёстки.
   На самом дне несиние глаза
   И девочки как тонкие берёзки.
  
   Сливаются и дерево и плоть
   В одно, и прорастают ветки в руки.
   Ввысь тянутся невидимые звуки... -
   Помилуй мя, Господь.
  
   25 октября 1997
   Чернигов
  
  

* * *

  
   Памяти поэта Петра Пиницы
  
   Поэты умирают от запоя,
   Поэты умирают от обид.
   Что остаётся? - Небо голубое,
   Да круг зеркальный голубой воды,
   Деревья, люди, истины, сомненья,
   Печали, скорби, жизни маята...
   Что остаётся? - Трепет вдохновенья,
   Пророческие чистые уста
   Поэта - губы Божьи. Над содомом,
   Над тлением, над мерзостью владык
   Дождём осенним и весенним громом
   Шаманит и гремит его язык.
   И почки раскрываются над миром,
   И землю рвёт и пенится трава,
   И в думах - на заплывших жёлтым жиром -
   Восходят как созвездия слова.
   Пульсирует пространство. Огневые
   Пунктиры и крупней, и золотей... -
   "Запомните, владыки мировые:
   Не вы, а я живу в сердцах людей".*
  
   ______________
   *Строки из стихотворения Петра Пиницы
  
  

* * *

  
   Мы тянемся, мудры и моложавы,
   К тебе, природа, за листком шершавым,
   За ароматом первого цветка,
   Давимого пластами снежной плоти,
   За гвоздиком сирени, где в разлёте
   Четыре несчастливых лепестка.
  
   В нас ощущенье смутное, как что-то,
   Охваченное лишь едва-едва,
   Сознание - но не за счёт просчёта -
   Утраченного впопыхах родства.
  
  

* * *

  
   С конёнковской улыбкой на губах
   Приснился мне истлевший мастер Бах,
   Проснулся я - дождь падал, разбиваясь
   О серое оконное стекло,
   Неслышно время за окном текло,
   Смятением природы упиваясь;
   Берёзы рвали ветки и сердца
   У моего притихшего лица,
   Метались птицы меж землёй и небом
   Под молниями, падали в траву,
   И каждая кричала:
   "Я живу
   Неведомому смыслу на потребу!.."
  
  

* * *

  
   Здесь женщины идут тяжёлой чередой:
   Висят их животы - священные коровы:
   Земля гудит, и небо машет им звездой:
   В кошёлках - молоко, и яйца, и сыры
   Белейшие, тягучий жёлтый мёд
   В прозрачной склянке пол-литровой и
   Тугая барабанная капуста,
   И помидоры - красные как кровь...
   Бегут их дни как реки,
   Ночи - как пучины океанские бездонны;
   В их чревах зреют сонные миры -
   Ведёт Аттила гуннов безбородых
   В степи седой, полынной, золотой,
   Рождается из пены Афродита;
   На ветке птица вещая поёт;
   Скользят бочком кометы молодые
   И солнца брызгают огнём...
   А утром
   Они опять идут на рынок -
   Что-то покупать,
   И сплетничать,
   И сокрушаться о повышении цены на хлеб.
  
  

* * *

  
   Что ж: "рукописи не горят"... -
  
   А если в них - разлитый яд
   Цикуты, белены, презренья?
   Какой мудрец, какой Сократ
   В стократ своё усилит зренье,
   Чтоб - разглядеть, а не сожечь,
   Анафеме предав в соборе?
  
   ...Течёт водичкой сладкой речь,
   И шапка не горит на воре...
  

* * *

  
   Ткань рвущуюся пространства
   Я сшить не могу, увы.
   Но я наблюдаю часто
   Как возникают швы,
   Как прострачивают могилы
   Землю, червей плодя,
   Как скрепы чудовищной силы
   Стягивают края,
   Как бездны в бездне играют -
   Сквозь ветер, дождь и мглу -
   В звёздную млечность вонзают
   Силовую иглу
   Сознания...
  

* * *

  
   Засмейся и прочь прогони
   Бредятину чёрного мира. -
   Сияют, как прежде, огни
   Вийона, Басё и Шекспира,
   И синее небо стоит
   Над жёлто-зелёной землёю...
   Не плачь от скорбей и обид
   И не закрывайся рукою,
   Как тихий ребёнок. Пойми -
   Не все ещё стали зверьми
   И в зверстве своём утвердились,
   И в мире добро есть и милость,
   Верней - милосердье. Живут
   Ещё чудаки и поэты.
   И рыбы сознанья плывут
   В реке под названием Лета.
  
  
  
  
  

Ирина САВИЦКАЯ

(г. р. 1962)

  
  
  
  
  

* * *

  
   Сирени мокрые серели в прохладном сумраке двора,
   Сосульки плакали и пели - пришла весенняя пора,
   Ожесточённо чистил перья весёлый серый воробей,
   Скрипели детские качели, и тёплый ветер дул с полей.
  
   1983г.
  
  
  

* * *

  
   Начинается месяц тополень...
   На асфальте пушок
   и около...
   Ветер, солнце, погода обманчива -
   А в зелёной траве одуванчики,
   Дирижабли и парашютики,
   И летят на них лилипутики
   Сквозь туманы, дожди, ненастья
   Всё вперёд и вперёд -
   к счастью...
   Тополиный пух, как метелица,
   Белой ватой под ноги стелется,
   А навстречу:
   чужие, разные,
   Равнодушные "братья по разуму"...
  
   Очень солнечно.
   Очень ветрено.
   Быстротечное время летнее.
   Ты привязчива и доверчива,
   И ещё далеко до вечера,
   Но уже называют по отчеству...
   ... одиночество...
   ...одиночество...
  
   1994г.
  
  

* * *

  
   Многокупольность града Чернигова.
   Стен мозаичность. Филигранность.
   Ирреальность. Прозрачность. Праздность.
   Цвета тон и звука тональность...
   Полногорстная щедрость листьев опавших:
   От коричнево-жёлтых до бледно оранжевых,
   Отражение в лужах, холодно дышащих,
   Отраженье в туманах, в глазах проходящих...
   Облысенье дерев - с верхушек...
   Среди клёнов, каштанов, пушек -
   Запах детства,
   любви
   и тления...
  
   Поздравления к дню рождения...
  
   1995г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Алексей КРЕСТИНИН

(г. р.1964)

  
  

* * *

  
   За щербатым кривым забором
   Опустел наш весёлый сад,
   И за это, немым укором,
   С неба падает снегопад.
   Снегопад, погоди, не надо -
   Не слепи, не слези глаза.
   Там - в июле, в затишье сада,
   Не усадится стрекоза.
   На цветах копошатся пчёлы.
   Мне - четыре, я пчёл боюсь...
   - Мама, правда, наш кот учёный?
   Мама, мама, как пахнет Русь!
  
  

* * *

  
   Зима, зима... Сплошная бель и стужа.
   В гульбе мороза рощица трещит.
   Блестит зимы холодное оружие,
   Звенит о мой кроваво-жаркий щит.
  
   А мне бы в помощь губки недотроги
   И терпкого весёлого вина,
   Чтоб звонче пели снежные дороги,
   Чтоб зимний сказ исполнился сполна.
  
  

* * *

  
   Белое небушко сыплется снегом,
   Тронулся вдоль по зиме ветерок.
   Ива, укрытая инеевым мехом,
   Веткой махнув, обнажит локоток.
  
   Два снегиря разрумянили вишню, -
   Что им сумятица смутных времён?
   Что тебе слякоть обиды давнишней?
   Смотришь - а век твой снежком убелён...
  
   В русской зиме - чистота и порядок.
   В ней бы не водку, а водочку пить
   И, возлежа в белоснежных нарядах,
   Лютую стужу вдыхать
   И любить!
  
  

* * *

  
   Мороз великодушно отпустил.
   Пошёл снежок - небесный и уютный.
   Свет радостен. И не хватает сил
   Жить
   Вечностью и этой вот минутой.
   Слепил снежок - лови! Или - беги!
   Или взлетай под крышу с воробьями.
   Там, из окна, растут мои стихи
   В причудливом сосульчатом бурьяне.
   Они всю ночь шумели в голове,
   Сжимали грудь созвучными корнями.
  
   К рассвету всё утихло. Только две
   Строки пресветлые слова роняли:
   "Мир добрый потому,
   что быть добру,
   А злу не быть. Злу обратиться в небыль".
   Смеёшься? Ну и смейся. Я не вру...
   Идёт снежок. И веет светлым небом.
  
  

* * *

  
   В комнате с окнами, ждущими вечера,
   Был замурован в твоей теплоте.
   На пианино играла доверчиво,
   Я перелистывал ноты...
   Не те...
   Чайник вскипел. На полпачки индийского
   Есть полкоробки московских конфет.
   Чай разливала, я перелистывал
   Томик с короткой фамилией -
   Фет.
   Всё так приятно, всё как положено,
   Утром уйду, полусчастлив и
   сыт.
   Сколько дорог и порогов исхожено...
   То ли влюблён, то ли сердце болит?
  
  

* * *

  
   В тумане словесности чудится Слово,
   За мутью суждений мерещится Суть.
   В театре абсурда довольно толково
   Представлена пьеса "Неведомый путь".
  
   И сердце не то что болит... - не желает
   В Сизифовых муках выталкивать кровь,
   И будто стыдится и как бы не знает
   Предвечно распятого Слова...
  
  

* * *

  
   Весна. Земля. Деревья. Воды.
   Садитесь,
   господа грачи!
   К двум тысячам слетелись годы,
   Россия плачет от свободы,
   И от весны
   ручей кричит!
   И слышатся разрывы почек
   На гибких девственных ветвях,
   И дух земли светло пророчит
   К смиренной радости бродяг.
   И мне идти
   по бездорожью -
   От Слободского - на Ирпень,
   Где чем забытей,
   тем дороже
   Погосты нищих деревень...
   Где в Пасху - синева апреля -
   Одна
   для мёртвых
   и живых...
   Не век пройдёт - всего неделя,
   И вишни, в зелени белея,
   Осветят
   ангелов земных.
  
  

* * *

  
   А помнишь, мы всё спорили о чуде
   И потому не видели чудес,
   Без праздников блуждали между буден,
   А вот сегодня вышли в майский лес,
   В пасхальный лес - я взял с собою книги:
   Евангелие, Четьи и Псалтырь.
   Христос воскрес! И лес - доселе дикий -
   Раскрылся и гордыню нам простил.
   Вон там спасался Серафим Саровский...
   Смотри - медведь! Спасён его медведь!
   А вот стоят берёзоньки-подростки -
   Дотронься раз, и будут век звенеть.
   Янтарною смолой - в малинник, в травы
   Течёт по соснам солнечный елей.
   И, подтверждая вечность Божьей Славы,
   Звучат слова небесных рыбарей.
  
  

* * *

  
   В Чернигове цветут сады,
   Сквозь пыль и сумрак, божьим цветом.
   Вишнёвым, радостным заветом,
   В Чернигове цветут сады.
  
   А нам, татарам, всё равно,
   А мы, славяне, дуем пиво,
   Не разглядев такого дива -
   В Чернигове цветут сады.
  
   У нас холера и чума,
   И бестолковая работа,
   И потому забылось что-то...
   В Чернигове цветут сады.
  
   И светлый сок, и соль земли
   На гибких ветках проступили,
   Сквозь пыль веков, сквозь вечность пыли,
   В Чернигове цветут сады!
  
  

* * *

  
   Как ни ходи по этим травам -
   всё наступаешь на могилы.
   Как ни молчи среди деревьев -
   они почувствуют корой.
   И, дрогнув листьями,
   пройдут
   дожди такой весенней силы,
   что в самом сокровенном
   слое
   земля окажется
   сырой.
  
  

СНЫ СЛЕПЫХ КОТЯТ

  
   Только слепым котятам
   может присниться вкус молока
   в виде пушистого неба -
   спят, тычась в него носами,
   и вздрагивают,
   когда промахнутся.
  
  

* * *

  
   Раскудахталось лето. Искупалось в пыли,
   И, взъерошив листву, отряхнулось.
   Взъелись черти и в пекло меня повели
   За великую русскую дурость,
   Да за матушку лень,
   Да за батьку Авось,
   За сестрицу весёлую - брагу,
   За Империю Зла, в коей жить довелось,
   И за то, что мараю бумагу.
  
   Лето, лето - цып-цып - налетай - искрошу
   Чёрный мякиш души окаянной.
   Я по вере своей - сухарей не сушу,
   Я в дороге живу покаяньем.
  
  

* * *

  
   Под небом ворошились облака,
   прикрыв полгорода
   измятым
   одеялом.
   Под облаками нежилась
   тоска
   и вяло пыльную листву листала.
   На липком запахе квартирного нутра
   повисла муха
   и в мозгу жужжала.
   Был белый день, как чёрная дыра,
   как полусон под тяжким одеялом.
   Вскорми меня молочной смесью звёзд,
   накрыв весь мир
   набухшей грудью ночи!
   ...Я на плечо взвалил и долго нёс
   весь этот день - пустой,
   бетонно-блочный.
  
  

* * *

  
   Тёплый дождь...
   Да на липах медовая цветь -
   только раз надышаться
   и не умереть.
   только с туч бросит в лужи
   небесную дрожь
   тёплый дождь.
   Тёплый дождь - в разнотравье вином,
   тёплый дождь - на стекло серебром,
   через шелест листвы - напролом
   тёплый дождь.
   Что за день! - не ищите меня -
   отпустите послушать волхвов! -
   На серебряных струнах звеня,
   им вещает языческий Бог.
   Отпустите меня, мужики!
   Я всю память отбил в домино.
   Под дождём постою у реки,
   всё равно я промок.
   Всё равно
   в этот день не сносить головы,
   только вот - тёплый дождь на плечах...
   Что за век предсказали волхвы,
   перепутав слова сгоряча?
  
  

* * *

  
   Вновь измеряю пространство сомнений
   Шагом вопроса.
   Звёзды - глаза, зная жуть потрясений,
   Смотрят раскосо.
   Мне б до светила дойти, дотянуться
   С этого края.
   Путь бесконечен, а Солнце - как блюдце,
   Тает, сгорая.
   Так же привычно погасли напротив
   Окна квартиры.
   Знаю - не спите. Чем вы живёте,
   Чёрные дыры?
   Может, звездою - супергигантом
   Прежде вы были?
   Может быть - карликом, временем сжатым,
   Серым от пыли?
   Я рассчитал - не хватает в пространстве
   Всех гравитаций,
   Чтобы притягивать нас к постоянству -
   Время меняется.
   Вам бы уснуть и взорваться наутро
   Ярко, сверхново.
   Мне бы собрать эту звёздную пудру
   В новое слово.
  
  

* * *

  
   Как иногда хорошо говорить, прикрываясь иронией -
   Дескать, не я так сказал, а лукавый Ирон...
   Вот и сегодня весь день простоял на перроне я,
   Ты не приехала...
   - Где мой последний патрон?
   Где мой ПМ (уточню: пистолет Маяковского)?
   Где мои годы, убитые ради тебя?
   Кто же полюбит теперь меня - старого, толстого,
   Если и ты уж не едешь, меня не любя...
  
   Так я стоял, сочиняя забавные глупости,
   С хитрым Ироном беседовал молча, куря.
   Ты не приехала... Медленно плыли минутности.
   Вечно я жду.
   А ты вечно не едешь!
   Аз ря!
  
  

* * *

  
   Эта большая чёрная бабочка
   И есть тишина.
   Я хотел послушать
   её сердце,
   Но не смог поймать -
   Лишь разорвал крылья.
  
  

* * *

  
   Давай присядем у реки
   И разожжём остатки лета.
   Так при конце тепла и света
   Ясней свечение строки -
  
   Ещё пронзительней Рубцов
   И проницательнее Тютчев,
   И в нашей памяти дремучей
   Слышнее голоса отцов.
  
  

* * *

  
   Привыкая к чужим городам,
   К поцелуям
   бесправным,
   Расшатался
   по
   поездам,
   По вагон-ресторанам.
   Где же ты, проводница-судьба?
   Напои меня чаем.
   С полчаса простоим у столба,
   Спохватившись - отчалим.
   Не буди слишком рано
   меня,
   Не буди слишком поздно.
   Там, на станции, чья-то родня
   Приготовила розы.
   Для меня же останется дождь,
   Мы с ним утро встречаем.
   Успокой эту нервную дрожь,
   Напои меня
   чаем.
  
  

* * *

  
   Вымолчи эту боль в чёрном безмолвии ночи.
   Там,
   на краю луны,
   шёпот
   останови.
   Звёзды - в кончине дня светлое многоточие -
   Кто-то не досказал
   быль о своей любви.
  
  

* * *

  
   Старик, похожий на солому,
   смолил цигарку и...
   дымился.
   Всему -
   небесному,
   земному -
   цеплял свои седые мысли.
   И вдруг, закашлявшись,
   прошамкал
   одними жёлтыми губами:
   "Когда б косить
   нас было жалко,
   не стали б мы
   Его хлебами".
  
  

* * *

  
   Одна простуда на двоих.
   Всё дело в осени, в ангине.
   Живу с простуженной богиней
   Под сетью капель дождевых.
  
   Ангина. Больно говорить.
   Одно спасенье - поцелуи...
   Одна тревога мне: смогу ли
   Грехи богини замолить?
  
  

* * *

  
   Я житель проклятой деревни,
   Где старики
   сошли с ума
   И ветром валятся
   деревья
   На деревянные
   дома,
   Где невозможно жить
   без водки,
   И с водкой
   вряд ли проживёшь.
   У мужиков остались глотки.
   А на столе - столовый нож.
   И чучело на огороде
   С забавным прозвищем: "Чума". -
   Стоит весь день,
   а ночью ходит,
   Не зная, как
   сойти с ума.
  
  

* * *

  
   Дни сочтены...
   А ночи - безучётны,
   И потому - блаженствую - не сплю.
   В Ассирии я стал бы звездочётом,
   Ну, а в России - тихо водку пью.
   Лиха беда - в заснеженном пространстве
   Катить клубок запутанных времён.
   Я стал бы братом в самом светлом братстве,
   Да вот - в сестричку смуглую влюблён.
   Мои друзья - оболтусы и ведьмы -
   Ловцы извечно пролитых минут.
   Ещё одну - и впору умереть бы!
   Но... поживём, покуда ноги ждут,
   Покуда с нами горькое застолье -
   Мы никуда со света не уйдём!
   Лети - но падай - время золотое,
   А что упало - выгори огнём.
  
  

* * *

  
   Куда теперь? -
   на все четыре стороны...
   Но там всё те же
   небо и земля,
   А между ними
   купола и вороны.
   И дышит всё,
   и умереть нельзя.
   Нельзя пропасть -
   круги пойдут по воздуху
   И всё, что есть, до неба донесут.
   И жизнь мою дремучую,
   бесхозную,
   Встряхнув, представят на вселенский суд.
   И я скажу, что видел
   землю русскую,
   Что вместе с ней
   валялся в дураках,
   И водка жгла, и огурец похрустывал,
   И вороны
   гнездились в куполах...
   Ещё скажу,
   что рос я вместе с ивами
   Над речкой с дивным именем -
   Облив;
   И что тогда могли мы быть
   счастливыми,
   Немые слёзы ночью разделив;
   Что лучший день -
   Христово воскресение,
   Борис и Глеб -
   любимые князья!..
   Но всё равно -
   я не прошу спасения...
   Одна печаль - что
   умереть нельзя.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Марина КОЗЛОВА

(г. р. 1964)

  
  
  
  
  
  

* * *

  
   Осень. Виноградом столы
   полнятся. И благостен сад.
   Розовые горы яйлы
   над моим Гурзуфом висят.
   Чай кипит почти на крыльце.
   Чайки ловят след катеров.
   И берётся в жёсткий прицел
   мой уснувший южный перрон.
   Лица - будто лики святых, -
   не поймать усильем зрачка.
   Никого. Ни стен золотых,
   ни ракушек нет, ни рачка,
   Чтоб отшельничал и нас приучал
   Дожидаться шумных побед.
   Только старичок на причал
   тащит бесполезный мольберт.
  
  

* * *

  
   И будет предъявлен гамбургский счёт,
   и будет задан вопрос.
   И будем платить, пряча глаза,
   за горечь свою и дурь.
   В небесной хляби лиловый чёрт
   доит доверчивых коз.
   Его расплатой не запугать -
   он руководит в аду.
   Так стыдно, стыдно, стыднее нет
   прикинуться, что умён,
   что вошь, гуляющая по шву -
   это чужая вошь.
   На каждый самый маленький нерв
   приходится сто имён.
   По крайней мере один из ста -
   хозяин Ликейских рощ.
   И все учёные, все мужики,
   все камешки у реки,
   все бабушки, пахнущие мукой,
   все звери мёртвых лесов
   переминаются вдалеке,
   готовы уйти, тихи.
   И я, как только это пойму,
   сейчас же умру, и всё.
  
  

ПИКНИК

  
Алисе Григорян
  
   Страна чудес.
   Мои друзья - не баре,
   лечь на лугу - и мягко голове.
   И вот Алиса с круглыми хлебами
   идёт по тёплой
   утренней траве.
   И есть кувшин,
   и звёзды дышат в нём,
   и пахнет луг
   и возвращает детство.
   А в стороне
   над золотым огнём,
   армянское идёт священнодейство.
  
  

РАЗМЫШЛЕНИЯ

В ОКРЕСТНОСТЯХ ГОРОДА ПУЩИНО
В ВОСКРЕСНЫЙ ПОЛДЕНЬ

  
   Доктор леса и луга,
   когда-то плывущего островом,
   а теперь, в мелководье,
   застывшего сумрачным остовом,
   рассказал мне, что нынче вода
   отступила от берега,
   и пролива не стало,
   а был судоходней, чем Берингов.
   Доктор леса и луга,
   экскурсия в край ожидания
   мне сулит осторожные,
   тёплые дни оживания.
   И теперь я - как речка -
   поплыву в ожидании нереста,
   и засну - как трава.
   И весною придумаю невесть что:
   например, обовью
   всю усадьбу плющом,
   или вырасту зонтиком,
   или вовсе до дна растворюсь
   в вашей антиэкзотике.
   Стану белыми ливнями литься
   и малыми реками.
   Стану зверем и птицей
   в хозяйстве знакомого лекаря,
   молчаливо-бесстрастного
   пахаря и чародея
   биосферного тихого города.
   Где же я? Где я?
   Сколько трав незамечено,
   сколько деревьев пропущено.
   И живёт без меня опрометчиво
   юное Пущино,
   по беспечной воде
   беспокойной стихией ведомое.
   Полечи меня, доктор,
   как будто я - рыба бездомная.
  
  

ИРИНА

  

1.

  
   Дом, цикадами замороченный,
   у крыльца вытиранье ног.
   Осыпанье стиля барочного
   на понурый твой козырёк.
   Рано утром и поздно вечером
   бродят запахи старых лип.
   Тут рядиться и спорить нечего -
   безоружен твой ясный лик.
   Как навалятся, поднатужатся...
   Поделом тебе, не старей!
   Может, кто-нибудь удосужится,
   нарисует тебя поскорей.
   Я стою на крыльце,
   у меня на лице
   золотая пыльца весны.
   Вот и сладилось
   повышенье цен
   на мои любимые сны.
   И всё чаще в окне сиреневом,
   где работают по ночам,
   возникает время от времени
   для меня рука, как свеча.
  

2.

  
   А вам, холодным и учёным,
   в окошко - где уж там!
   А там в тяжёлом платье чёрном
   сидела девушка.
   И складки ткани покрывали
   стопу балетную.
   Там, незамеченная вами,
   пустая, летняя,
   зелёная и золотая
   летела улица,
   и под ноги ей, тихо тая,
   ложилась, умница.
   Она сидела и молчала,
   смотрела на стену,
   и крылья с самого начала
   сложила за спину.
   А на стене, среди фамилий
   жильцов и пайщиков,
   конторский чёртик очень мило
   грозил ей пальчиком.
  
  

* * *

  
   Я бы видела, как начинают стареть
   и какого боятся огня,
   но тех глаз, которыми надо смотреть,
   ещё не было у меня.
  
   Я бы знала, чьего королевства печать,
   и в какой он занят войне,
   но язык, на котором он мог молчать,
   был тогда неизвестен мне.
  
   Я бы слышала имя, читала след,
   и, в мелькании лиц дневных,
   я б его молитвами этот свет
   отличала бы от остальных.
  
  

ЛЕРМОНТОВ

  
   Каково щеке на прикладе?
   Как со злостью и жаждой сладить?
   Как бы навзничь,
   при полном параде,
   дотянуться до мундштука?
   Получи желанное, кесарь.
   Никого - не считая черкесов.
   Только справа - щека на прикладе,
   Только слева - к щеке щека.
   Вот, поручик самолюбивый,
   это я - твоя тень и слава,
   ученица твоя, твоё слово,
   благородство и нищета.
   Всех друзей - (кого зарубили,
   а кого - совсем залюбили),
   ты лишился.
   А я - с тобою.
   Что ж ты шепчешь: "Не та, не та..."
   Что ты смотришь
   сердито и косо,
   и ползёт ладонь по откосу,
   и красивые длинные пальцы
   зеленеют от сочной травы.
   На балах и в густых туманах,
   в мадригалах, страстях, обманах
   сам себе ты выковал панцирь
   против сытости и молвы.
   Гей, поручик, мы здесь не навечно,
   безнадёжна пальба картечью,
   беззащитны твои колючки,
   и моя щека холодна.
   Мы с тобой из разных несчастий,
   каждый был над собою не властен,
   а для мягкого сердца лучше,
   если где-то идёт война.
   Мы кого-то очень любили.
   Так любили, что - уезжали.
   Так поспешно, будто бежали.
   Так уверенно, будто - приказ.
   В полный рост, отряхнувшись от пыли,
   чтобы нас поскорее убили,
   чтоб мундиры белыми были -
   напоказ для далёких глаз.
   Не ходи туда, мой поручик,
   ты вручён мне и перепоручен.
   Ради слова, что будет снова,
   я должна тебя уберечь.
   "Нет, - промолвил, - не нынче, после.
   Никогда не бывает поздно".
   Как упрям некрасивый профиль.
   Как чиста и торжественна речь.
   Тянет полдень песнь пономарью.
   Я не буду. Я понимаю.
   По дороге своей до края
   каждый сам обречён идти.
   Я тебе не муза - обуза.
   Мой мирок небогат и узок.
   Всё, что я для тебя могу сделать -
   не вставать на твоём пути.
  
  

* * *

  
   Папа, останется время - сходим на ипподром.
   Звонко блестя боками, в деннике дышит Ритм.
   Сын Фантазера и Ласточки бьёт вороным крылом,
   шумно жуёт одуванчики и над манежем парит.
  
   Папа, останется время - сделаем перекур.
   Ты помолчишь о вере, которую создал круг.
   Львовские прощелыги шли на Большой конкур,
   чтоб посмотреть, как с налёта падает конь на круп.
  
   Папа, останется время, съездим домой, наконец.
   Что же стряслось, если в доме каждый -
   недолгий жилец?
   Был в сильном прыжке над фашиной
   невероятный расчёт.
   А Фантазёр и Ласточка не родились ещё.
  
  
  

КУНИЦА

  
   Только искоса.
   Только искоса.
   Взгляд из прошлого.
   Голос из лесу.
   Только искоса -
   слёзы карие.
   Мы стареем.
   Мы очень старые.
   Шерсть уже не блестит росой.
   Всё.
  
  

* * *

  
   Три лекции. Тоска и ропот.
   Прохладный полдень между рамами.
   Моя Восточная Европа -
   дожди и свет, клубника ранняя.
  
   Велосипед. Пустая улица.
   Летящий ангел, пьющий лавочник,
   и ты - душа моя и умница,
   в окне твоя мигает лампочка.
  
   И ветром схлёстнуты и свиты
   в порыве нетерпенья детского
   мой чёрный плащ, твой белый свитер.
   Весна восточноевропейская.
  
  

* * *

  
   Посвящается Р. Бредбери,
   Володе, Тане, Оле.
  
   Босиком - никогда,
   потому что темно и так далее,
   но трава пролезает
   сквозь круглые дырки в сандалии,
   и цикада звенит,
   расширяясь до чёрного космоса,
   и сужаясь до точки,
   до линии тонкого колоса -
   вертикального, горького,
   если сжевать до соцветия.
   А в соседнем окне,
   в детской комнате Тома и Квентина
   дышит кто-то большой и прозрачный,
   и шторы шевелятся.
   Я внутри темноты,
   и что утро наступит - не верится.
   А вдали, за холмом,
   эстакада гремит, и сияние
   делит небо и землю,
   и противоречит слиянию.
   Вид такой из окна не у каждого, -
   как повезёт...
   Электрическим заревом
   прочно прошит горизонт.
   Я стою неподвижно,
   задрав подбородок к дрожанию
   жёлтых звёзд - одуванчиков космоса.
   Каской пожарною
   молчаливо и строго
   сияет большая луна.
   И кузнечик сидит
   На некрашеной раме окна.
   Я бегу по дороге,
   петляющей по измерениям,
   превращаясь в свои отражения
   и в параллельные
   невесомые жизни,
   а рядом смеются над временем
   одуванчики, принадлежащие
   нашему племени -
   мне, тебе и уехавшим в Мэн на каникулы людям.
   Это всё - метафизика наших коротких прелюдий,
   это музыка теннисных туфель,
   вираж велотрека.
   Лето, штат Иллинойс
   первой трети двадцатого века.
  
  

* * *

  
   Твоей рукой черта проведена.
   Под ней, невидимой, будильник тикал.
   И молча проходили времена.
   Я приходила дважды. Было тихо.
  
   Ты говоришь, у моря хорошо?
   Я и теперь стою у батареи
   между вторым и третьим этажом.
   И, молча глядя вниз,
   ладони грею.
  
   На уровне пролётного окна
   потрескивает лампа Аладдина.
   Соседка скажет: тут была одна,
   Не дождалась. Прощаться приходила.
  
   И вот ушла неведомо куда,
   меж душным днём и зимним завываньем,
   возможность непосильного труда
   считая чуть ли не завоеваньем.
  
   Мой свет, сестра, смотри скорей сюда,
   где мы с тобой находимся в прологе.
   Где вздрагивает бледная звезда,
   которой нету в звёздном каталоге.
  
  

* * *

  
   Возвращением в зимний Гурзуф
   можно было назвать эту повесть, но даже
   снег, летящий в стекло,
   не закрыл синевы и деревьев.
   Он скрывался, боялся растаять,
   занёс неглубокий овражек,
   был обманут печным отопленьем,
   кружа над деревней.
   Вот и Крым не похож на себя,
   он мечту о покое и правде
   воплощает в заснеженном саде,
   в дровах, и в картошке, и в супе.
   Если вам у меня повстречается
   слово "надежда" - исправьте
   на любое другое, но близкое к жизни по сути.
   Мы давно говорим на ином языке,
   но имеет значенье
   то, как старые тексты мои
   подвергать переводу.
   Эта рукопись, сад и Гурзуф -
   на моём попеченье.
   Так решается наша родная
   проблема свободы.
   Стало быть, ты прочтёшь,
   всё, что я для тебя написала.
   Я оставлю стихи на столе,
   рядом с хлебом и чаем,
   полагая, что ты будешь рядом,
   хоть я и не сахар,
   и прожить нам назначено
   хоть и в добре, но в печали.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Александр НОРОВ

(род. 1965)

  
  

ВОСПОМИНАНИЕ

   Чернигов. Вал. И мне пять лет,
   И всё ветрянки да бронхиты,
   Всё перебранки да обиды
   Сквозь коммунальный тусклый свет...
   Чернигов. Вал. Я всё бегу,
   Земля тепла, звезда в ладони,
   И девочка (лица не вспомню)
   Плетёт венок на берегу...
   Чернигов. Вал. Из пустоты
   Полузабытой, но бессонной,
   Лишь контуры: скамейка, клёны
   И - сына нежные следы...

ЧЕРНИГОВ

   Здравствуй, каштановое моё королевство!
   Видишь, это я, твой принц пропавший, вернулся.
   Помнишь, меня цыгане украли в детстве
   И увезли далеко-далеко отсюда.
   Здравствуйте, фонари, моя верная стража!
   Кто вам читал без меня стихи, и какие?
   Там, далеко-далеко, становилось мне страшно,
   Когда я думал, что вы меня позабыли...
   Я потерял корону из каштановых листьев,
   Я полюбил их праздник, их пёстрые песни и шали.
   И я стал цыганом, а всё-таки был белобрысым,
   Да только напрасно искал среди елей и пальм каштаны...
   Здравствуй, страна, где всё так беззащитно и честно!
   Примешь ли ты меня вновь под зелёные крылья?
   Здравствуй, каштановое моё королевство,
   Видишь, это я навсегда возвратился...

НЕУЖЕЛИ

   Неужели я тоже когда-то привыкну к потерям,
   Научусь забывать голоса и запрячусь в пещеры бумажные,
   Научусь быть спокойным, и добрым приметам не верить,
   И печатать в газетах стихи, деловые и важные?
   Неужели я тоже когда-то ходить под дождём буду с зонтиком,
   И из прежних кумиров моих никого не останется?
   Неужели однажды, к окну подойдя, я подумаю : "Господи!
   Выпал снег... Хотя, впрочем, какая мне разница?"

СПИНУ ДЕРЖИ!

   Виктору Коротичу
   Помнишь, как в детстве, в классе зеркальном
   От неудач и обиды ты взмок,
   И твой учитель не танцевальный,
   А самый главный тебе дал урок?
   Он сказал: "Не сутулься и не дрожи,
   Спину держи, спину держи!"
   В жизни, как в танце, - только движенье,
   Но зыбки мосты и круты виражи.
   Если к земле тебя клонят сомненья,
   Сам себе тихо, но твёрдо скажи:
   "Спину держи! Спину держи!"
   Не по паркету, а по болоту,
   Да, по болоту мы ходим подчас.
   Чтоб не согнуться в круговороте
   Подленьких слов и ехидненьких глаз,
   Чтоб не сломаться в жёлчи и лжи,
   Спину держи! Спину держи...

МОЛИТВА ОБ УЧЕНИКАХ

   Господь мой, Иже есть Любовь,
   Благодарю за нежный лучик,
   За то, что дал учеников
   Мне самых лучших, самых лучших.
   Их снаряжая в дальний путь,
   Тебя прошу я о немногом:
   К ним щедр и милосерден будь,
   Побереги их, ради Бога!
   Не дай удушливой нужды,
   Не дай губительного братства.
   Ты защити их от вражды,
   Пустой и пошлой суеты,
   От зависти и от коварства.
   От сладко-приторных речей,
   От скользких рук, от мутных взглядов
   Великодушных палачей,
   Правдолюбивых стукачей,
   От ненасытных меценатов.
   Не дай им маленьких князьков,
   Самодовольных и чванливых.
   От мудрствующих дураков
   И от лукавых простачков
   Ты, мой Господь, убереги их.
   Пусть будет ясной их стезя,
   Уютен дом, здоровы дети,
   Пусть будут верными друзья,
   А каждый день и тёпл, и светел.
   Пошли им высшую любовь,
   Ту, что рассеивает тучи:
   Дай им, Господь, учеников,
   И самых лучших, самых лучших...

РАДУГА

   Их окна были друг напротив друга,
   Их окна были в разных галактиках.
   Внизу грохотала лавой улица,
   А от окна к окну дрожала радуга...
   Их лица были друг напротив друга,
   Касались их тревожные дыхания.
   Уже стучала в дверь разлуки вьюга,
   А от лица к лицу дрожала радуга.
   Над майским садом вороны осенние,
   Но им с весною шумною не справиться.
   Их поезда шли в разных направлениях,
   Но от судьбы к судьбе дрожала радуга...
   Весна-девятиклассница,
   оранжевое платьице,
   Зелёные сандалики,
   асфальт разбит на классики...
  

ЛАТЫНЬ МОЕЙ ЛЮБВИ

   Латынь моей любви
   Тебе не разобрать,
   Ты не поймёшь язык
   Молитв и сновидений.
   Мне так и ждать тебя
   На колоннаде храма...
   Латынь моей любви -
   Осенний тихий лист...

* * *

   И не ища источники,
   Теребя словари,
   Ты переводишь с подстрочника
   Стансы моей любви...
   И как же мучительно мало
   Остаётся от оригинала...
  

ВРЕМЯ

   Откуда же нам было знать,
   Что время играет краплёной колодой
   За липким столом?
   Мы встретили утро,
   Обнявшись на башне
   На стрелках часов.
   Нам было забавно глядеть
   На игрушечный город,
   Болтая ногами:
   На рынок и мэрию,
   На кабаки и читальные залы...
   А в полдень ножницы-стрелки
   Сомкнулись,
   И если бы только секунду
   Смогли мы на них удержаться,
   Мы б вместе уплыли
   По волнам заката...

ДО ЗАВТРА

   Я опять уезжаю из синего города старых друзей,
   Увозя свою грусть в неуюте ночного плацкарта.
   Не грусти, я тебя покидаю на тысячу дней,
   Но шепчу тебе вечное наше "До завтра, до завтра..."
   И опять поплывут ледоходом вагонные зыбкие сны.
   Я отправлюсь по ним, осторожно ступая, в былое.
   Соберу на ладошку я все, до последнего, дни
   И обильно любовью и нежностью каждый омою.
   Я проснусь, и меня перестанут страшить за туманным окном
   Вереницы огней, пролетающих мимо экспресса.
   Я спокоен. Я знаю, что тысяча дней - только ночь,
   Значит, утром опять, как тогда, как всегда будем вместе...

АХМАТОВСКИЙ МОТИВ

   У Вечности хрустальный циферблат,
   Огромный, с фиолетовой подсветкой,
   А по окружности - твоё серебряное имя.
   И я - единственная стрелка,
   Моё вращенье неостановимо.
   У Вечности печальный лунный взгляд,
   Венецианское окно и виноград,
   И - только август...

ПЕРВЫЙ

   Первый - это вовсе не тот,
   Кто вспарывает лесную чащу
   И, уверенно глядя вперёд,
   Идёт дальше.
   Первый - это тот,
   Кто придерживает ветви,
   Чтобы они не хлестали
   Идущих следом...
  
  
  

Игорь ВИНОГРАДОВ

(род. 1966)

  
  
  

ЖИЗНЬ

  
   Был перемене каждой рад:
   То лист упал, а то -
   Цветенье...
  
   Чередовалось всё подряд.
   И вдруг
   Слилось в одно мгновенье.
  
  

* * *

  
   ...А кругом только двери и двери,
   И окна - как двери.
   И всё это для того,
   Чтобы закрываться...
  
  

* * *

  
   Среди этого воздуха,
   Среди этой зимы и весны,
   Среди этого космоса -
   Ты сама по себе...
  
  

* * *

  
   Прости меня за день вчерашний,
   И за сегодняшний прости.
   Мне отчего-то стало страшно
   Стоять на выжженном пути.
  
   Преодолеть его пытаясь,
   Надменно веровал в крыло.
   ...Наверно, просто - я не аист,
   И мне не просто - не везло.
  
   И я за твой рукав хватаюсь,
   С тобою в ногу семеня,
   И, как счастливый, улыбаюсь
   Прохожим, знающим меня.
  
  

* * *

  
   Вечер
   Зажигает любовные свечи.
   Он её обнимает за плечи...
   Речи... Речи...
   Дышать нечем...
   Растекается стеарин.
  
  

* * *

  
   В голове моей - хмель, на душе - пустота,
   Не считая того, что наплёвано.
   А вчера восторгала меня красота,
   Был вчера я - дурак очарованный.
   Вот опять снегиреет заря.
   Я один. Поминанием занят.
   Да: другого с собой привела,
   Напоказ для меня умерла
   Моя милая...
   Вечная
   память!
  
  
  

* * *

  
   Да избежит тебя судьба
   Печального и одинокого.
   Да будет жизнь твоя светла
   Как вишня белая под окнами.
   Да не минёт тебя восторг
   Над речкой ласковой под звёздами.
   Да будет счастие твоё
   Наполовину неосознанным...
  
  

* * *

  
   Без этого - вечер не вечер,
   Закат оплавляется твой,
   И катятся дивные свечи
   В пределы судьбы неземной.
  
   Я знаю, что это - навечно.
   И всё же губами ловлю
   Горячие дни человечьи
   В горячее слово "люблю".
  
   Исчезнет. По капле исчезнет
   Твоя молодая краса.
   Конечно же - будут болезни...
   И звякнет однажды коса... -
  
   Без этого жизнью не будет
   Такая желанная жизнь.
   Но кто меня, всё же, осудит
   За то, что пугаюсь я тризн?
  
   За то, что в испуге извечном
   Напрасно губами ловлю
   Горячие дни человечьи
   В горячее слово "люблю"...
  
  

* * *

  
   Опять весна идёт парадом.
   Весну вдыхая глубоко,
   Дыши, не отрывая взгляда
   От моего.
  
   Откройся влажною листвою,
   Почувствуй власть и снизойди:
   Ещё нам долго жить с тобою,
   Ещё так много впереди.
  
   Над нами мучаются звёзды,
   Но - вопреки уже всему -
   Тебя любить ещё не поздно.
   А я и так тебя люблю.
  
  

* * *

  
   Вновь наливает соловей
   Во много рюмочек по грамму.
   И не свернуть ему левей,
   И не свернуть ему направо.
   Полюбит вдруг его Она -
   И нырь - в кусты без всяких "здрасьте",
   И никогда, и никогда
   Не станет для него несчастьем.
  
  

* * *

  
   Дай мне в глаза твои всмотреться,
   Запомнить взгляд,
   Чтоб смог осмелиться отречься
   От всех утрат.
  
   Чтобы ещё к тебе вернуться,
   Не сгоряча, как невзначай:
   Сперва коснуться
   Плечом плеча.
  
   Вокруг - всё будет, между прочим,
   Но неспроста...
   А мы с тобой уже две строчки -
   Листа!
  
  

* * *

  
   Двенадцатый месяц - кончается год.
   А жизнь начинается только;
   И зайчики наши ведут хоровод
   Под старою-старою ёлкой...
  
   Я сыну скажу: "Это снег. Он идёт.
   Похож на пушистого Бима".
   И сын меня тут же за руку возьмёт,
   Начнёт мне показывать зиму.
  
   Мы встретим сугробы. - Померяем их.
   Потрогаем "женщин снежных".
   И белку покормим - одну на двоих -
   В четыре руки нежных.
  
   Зима - это праздник! - Рябина даёт
   Себя поклевать снегирям.
   И солнышко сонное долго встаёт,
   Задумчивым жаром горя...
  
   Снежком запущу я соседу в окно -
   Он в кресле читает газету.
   Супруга серьёзная смотрит кино,
   А мы вот - гуляем по свету.
  
   Двенадцатый месяц - кончается год.
   А жизнь начинается только...
   И зайчики наши ведут хоровод
   Под старою-старою ёлкой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Майя СЕМКО (РУДЕНКО)

(род. 1967)

  
  
  
  
  
  

ГАДАЛКА

  
   Я не карты по шали цыганской раскину:
   Разбросаю узором мудрёным капели и зимы,
   Растасую суетные дни и бессонные ночи -
   Всё, что хочешь услышать, того тебе и напророчу.
   Буду лгать, не стесняясь горячего долгого взгляда, -
   Ворожу как умею, а кто его знает - как надо?
   Ты доволен? Послушай, как голос дрожит у гадалки:
   Стыдно крапа картёжного -
   вещего слова не жалко.
  
  
  

СВАДЬБА

  
   Нарядились сады в цвет забытого белого вальса,
   С абрикосом черешня неслышный ведёт разговор.
   Никуда не уйти, даже если не в силах остаться!
   Надеваю, как деревце вешнее, белый убор.
  
   Не нужна никому. Без меня за столом обойдутся. -
   Незнакомые гости скандалят, смеются, едят...
   Нареветься бы всласть, головой зарываясь в подушку,
   Убежать бы, укрыться, спастись - от тебя, от себя.
  
   Но смешалась в осколках посуда - чужая и наша,
   Крики "Горько!", измятое платье, ночи пустота...
   ...Цвет весенний ложится под ноги бессильно и страшно.
   Да и правда: нужна ли кому после свадьбы фата?..
  
  
  

* * *

  
   Ах, милый мой,
   Какая дочь у нас!
   И на тебя, любимый,
   Так похожа! -
   И волосы, и нос как будто тоже,
   И даже взгляд зелёных быстрых глаз.
  
   Так здорово: вчера она пошла,
   Как и положено - от печки до порога,
   И от порога дальше - до стола,
   И от стола - к окну её дорога.
  
   Упала? Дальше, дальше, ничего,
   Но как старалась...
   Как он старалась!..
   В ней, правда, очень мало моего -
   Одно упрямство, видно, и осталось...
  
   ...Разбит кувшин,
   на пол расплёскан квас.
   Идёт, к земле шажками прижимаясь...
   Ах, милый мой!
   Какая дочь у нас! -
   Упрямая, вихрастая, босая!
  
  

СЫНУ

  
   Ты пока ещё не умеешь смотреть вверх:
   В самом деле, зачем тебе эта немыслимая пустота?
   Куда важнее оранжевый мяч,
   Закатившийся в небесно-бездонную лужу...
   Это когда-нибудь потом
   Ты упадёшь в траву,
   И сердце твоё сожмётся
   От вдруг обретённого неба - и взрослости.
   Но отчаянный плач уже твоего сына
   Позовёт спасать
   Утонувшую в облаках игрушку.
  
  

* * *

  
   Что между нами - обида? обыденность?
   Долгая боль вырастает до истины.
   Падают наземь янтарные яблоки.
   Август.
  
   Летние сказки - и слёзы осенние,
   Всё в увяданье, но быть воскресению!
   Из сундуков добываем на завтра
   Платья.
  
   Жёлтые шали из листьев берёзовых,
   В детских руках - георгины и розы.
   Тычутся в травы кленовые носики. -
   Осень.
  
  

* * *

  
   Ещё скрывают кружева листвы
   Грибной туман среди сырых валежен,
   Но запах умирающей травы
   Так горестно, так нестерпимо нежен.
  
   Тепло ещё. Но выросли птенцы:
   Сиротство суждено остывшим гнёздам.
   Так бережно, так непривычно поздно
   Хранят деревья жёлтые венцы.
  
   Ещё светла по-летнему река,
   И облака разлиты облаками.
   Всё не про нас. И всё уже не с нами,
   Лишь чуть дрожит озябшая рука.
  
  

УТРЕННЕЕ

  
   Нынешней ночью упала старая верба.
   Плотной была на изломе её древесина.
   Мне показалось, что не было даже ветра.
   Что б ни сказали - я знаю, в чём здесь причина.
   Просто сегодня, должно быть, пришло ей время
   Путь тебе преградить изгибом змеиным:
   Небо ведь тоже, когда устаёт быть синим,
   Ливнем снимает с души непосильное бремя.
  
  
  

ЭТЮД

  
   Мы нынче так сыграли наши роли,
   Что был неистов восхищённый зал.
   Как билось вдохновенье в каждом слове:
   Любовь, измена, ревность, страсть, скандал!
  
   Звенела люстра. Падала посуда.
   Слова метались в стороны и ввысь.
   С надсадным криком: "Стерва! Дрянь! Паскуда!" -
   Мы разбегались в темноту кулис.
  
   Мы всё смогли. Нам удалось сыграть
   Истерику у самого порога.
   ...Вот только жаль: прервали наш спектакль
   С милицией соседи - в полвторого...
  
  
  

* * *

  
   Билось утро испуганной птицей в закрытые ставни,
   Было утро прощальным, но - странно -
   почти беспечальным.
  
   Лишь дробились со звоном о травы тяжёлые капли:
   Плакал дождь... - Мне потом по тебе
   отмолчать и отплакать.
  
   Всё известно. Но снова ответы рождают вопросы,
   И на пяльцы натянута ткань бестолково и косо.
  
   Вышивала судьбу длинной нитью зелёного шёлка -
   Необычен узор, но стальная сломалась иголка.
  
  
  

БЕССОННОЕ

  
   А ночь, и впрямь, из тех, что не до сна,
   И давит память всё больней и туже.
   За стёклами весеннего окна
   Дрожит луна
   В продрогших насквозь лужах.
  
   И будет долгим завтра.
   А потом,
   Освободясь от шерстяного платья,
   Я буду плакать,
   Вспоминать и плакать
   О чём-то смутно-бывшем и о том,
   Как синей жилкой теплится висок
   Над краем измочаленной подушки.
  
   ...Я знаю каждый белый волосок
   на тёмно-русом холмике макушки...
  
  
  

* * *

  
Соскучившись по правильности городских переходов и улиц,
   Я тихонько иду по уснувшему старому городу,
   По асфальту, ослепшему от осеннего ливня,
   И по листьям, ещё не успевшим умереть...
   ...Ухожу от тебя...
  
   Я уношу с собой твои стихи
   И дождь, привезённый тобой невесть откуда
   И холод от недавнего "прости",
   И где-то втайне ожиданье чуда...
  
   Заблудилась в светомузыке светофоров и фонарей
   И бреду по осени наугад, как во сне,
   Удивлённо оглядываюсь,
   Словно впервые вижу этот мир,
   Ставший вдруг таким чужим без тебя...
  
  
  

* * *

  
   Привычка жить ещё сильна,
   Но и она к ночи слабеет...
   И. Юрков
  
   Сентябрьский день дождлив, прозрачен, тих.
   Лишь капли гладят гроздья винограда.
   Мне слов - не надо, и надежд - не надо.
   Ох, не до них. Бог видит - не до них!
   Как прочен круг горячих рук твоих!..
  
   Гляди: лоза свилась в тугую нить,
   Рисунок чёток, сдержан и понятен.
   Ни от чего теперь твои объятья
   Меня уже не смогут защитить.
   Но как она сильна - привычка жить!..
  
   И время закусило удила,
   Сорвалось вдруг с отметки изначальной;
   Венчальный перезвон и поминальный
   В литых, чугунных сплетен кружевах.
   Так много - видела, так мало - поняла...
  
  
  

* * *

  
   Чего я жду - до одури весенней,
   До синей дрожи в небе и внутри?..
   ...А в лужах, где ни облачка, ни тени,
   Полуденно-нелепы фонари.
   Среди снегов прокрался след зелёный,
   И гул, и плеск, и треск - со всех сторон.
   По-мартовски соперничают клёны
   С античной обнажённостью колонн.
   А после -
   шаг в троллейбусную кашу,
   Где на пол-локтя отвоёван мир,
   Где поминают и "твою..." и "вашу..."
   Залапывая крепкий мат до дыр.
   Постой, замри, закрой скорей глаза!
   Не слушай этой ругани отборной! -
   Весна сквозь муть оконного стекла
   Касается лица
   оранжево и чёрно.
  
  
  

ЧЕТЫРЕ ВЗДОХА

(Попытка поэмы)

  
  

ВЗДОХ 1

  
   Я помню небо -
   неистово синее,
   как полы халата,
   выкрашенного индиго.
   Вишнёвые ветви
   дробили его
   на крошечные квадратики и кружки -
   непостоянные, как рисунок
   в детском калейдоскопе...
  

ВЗДОХ 2

  
   Я помню маму -
   незнакомо юную,
   в льняном сарафане
   с лиловыми цветами
   по выцветшему подолу.
   И отца, несущего корзину картошки
   и сестру,
   светловолосую и пухленькую...
   Я долго завидовала
   её светлым волосам
   и безжалостно красила свои,
   хоть мне это, в общем-то,
   совсем никогда и не шло.
  
   Кстати, соседи,
   распознавая во мне девочку
   только по рыжеватым,
   туго сплетённым косичкам,
   неутомимо-однообразно удивлялись,
   как это у таких приличных людей
   мог уродиться
   такой бесёнок...
  

ВЗДОХ 3

  
   Но это
   было
   потом,
   когда я уже поняла,
   что вишни растут
   не в индиговой синеве,
   и - чтобы сорвать их -
   достаточно
   просто залезть на дерево.
  

ВЗДОХ 4

  
   И теперь, перехватывая в зеркале
   неожиданно
   женский
   взгляд
   подрастающей дочери,
   я вдруг понимаю,
   что отчаянно хочу назад -
   в тот август,
   где молодая и счастливая мама
   копает картошку,
   где вишни
   врастают ветвями в небо,
   туда,
   где меня
   ещё
   нет.
   Или, может быть,
   я
   уже
   есть,
   только об этом
   пока
   никто
   не знает...
  
  

* * *

  
   А наши берёзы
   Давно потеряли листья.
   И наши тропинки,
   Наверное, уже засыпал снег.
   Но только не знаю,
   Почему мне по-прежнему слышится
   Твоя гитара
   И твой заразительный смех.
  
   Я опять прихожу
   На забытые солнцем пляжи,
   Осторожно иду
   По самой кромке воды
   И носком сапога
   Разбиваю морозную корочку,
   Ту, что вместе со временем
   Твои затянула следы.
  
   Белый мелкий песок
   Так же точит быстрая речка,
   Точно так же бросает
   Своею волною в меня...
   А где-то по берегу бродит мальчишка
   И ищет следы,
   Что когда-то оставила я...
  
  
  

ПЛАЧ МАГДАЛИНЫ

  
   А думали - человек,
   И умереть заставили.
   М. Цветаева
  
   Сколько каяться - столько плакать
   Над распятым. Над Ним - распятым.
   Столько слать небесам проклятья,
   Отвергая милость небес.
   Он всю жизнь - как по краю плахи,
   И сквозь грязь - как по краю плача.
   Так за что же мне белое платье,
   А Ему - терновый венец?!.
  
  

СУТЬ

  
   Не мне судить о грешном и святом,
   Не мне решать, кто праведник, кто грешник:
   Стремленье жить струится в водах вешних,
   Отбросив всё иное на потом.
   В извечной непорочности стиха,
   В извечной непорочности зачатья
   Дитя должно родиться без греха,
   Хоть грешным было скомканное платье.
  
  

* * *

  
   Здесь всё давно измерено шагами,
   И каждый шаг - есть миг рожденья слова.
   Я вновь бреду озябшими дворами
   От Пятницкой до Спасского собора.
  
   У Параскевы-Пятницы не даром
   Из века в век была дурная слава:
   По пятницам шумели здесь базары,
   И голову на плаху здесь же клали.
  
   А Спас всегда заботило иное:
   С ним рядом князь, с ним рядом княжий терем.
   На мир внизу - мир Божий и безбожный -
   С презрением его кресты глядели.
  
   Что ж... До сих пор, как псов голодных свора,
   Уж сколько лет без совести и страха
   От Пятницкой до Спасского собора
   Мы мечемся между крестом и плахой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Людмила СМЫК

(род. 1967)

  
  
  
  

* * *

  
   Я в зимний день вхожу.
   Беру руками солнце
   Из льдинок на стекле,
   Из капелек воды.
   Покрылась коркой льда
   Тропинка у колодца
   И оставляет снег
   На ней свои следы.
  
  

ГРИБНАЯ ПОРА

  
   Лентой стелется дорожка,
   А над стёжкою лесной
   Деревянная сторожка
   Прислонилась под сосной.
  
   За деревьями, пеньками,
   В лес, подальше от избы,
   Прикрываясь лопухами,
   Разбегаются грибы.
  
   Дождь стучит по крыше ветхой -
   Мол, пришла моя пора,
   Синекрылой птицей лето
   Отлетает в тёплый край.
  
  

* * *

  
   Видишь, солнце за лес садится,
   Окунается в дымке розовой.
   Ночь вспорхнёт чернокрылой птицей
   И плеснёт весенними розами.
  
   Слышишь, ветер устало дышит,
   Обрывая наряд калины,
   А она что-то шепчет, - слышишь, -
   И ей вторит раскат соловьиный.
  
   Знаешь, жизни нить бесконечна,
   Не сотрётся, не оборвётся,
   Как душа, как калина и речка,
   Как в туманах розовых солнце.
  
  

* * *

  
   Знакомый с детства запах спелых яблок
   Вдруг так повеял осенью с утра...
   И снова встал в воображенье явно
   Прямоугольник школьного двора.
  
   Из астр роскошных пёстрые букеты,
   Хрустящий звук нечитанных страниц.
   И снова грусть об уходящем лете,
   Наверно, все желанья отстранит.
  
   Всё впереди - удачи и упрёки,
   Шипы невзгод и жажда высоты...
   Здесь только осень. Первые уроки.
   И эти астры - пёстрые цветы.
  
  

КРАСКИ

  
   Зелёного цвета лето,
   Небесного цвета просинь.
   Тесьму золотого цвета
   Вплетает мне солнце в косы.
  
   А сад цвета спелых вишен
   Уже поджидает август.
   Хоть осень намного ближе,
   Но лета чуть-чуть осталось.
  
   Ведь есть ещё цвет черешни
   И цвет запоздалых лилий,
   И тенью рисует вечер
   Внизу очертанья линий.
  
   Наутро все краски смажет
   Туман серовато-мглистый -
   Опять оживут пейзажи
   С картин импрессионистов.
  
  

* * *

  
   Падает чья-то тень
   Рядом со мной на песок.
   Буднично: "Добрый день!" -
   Странное: "Сколько часов?" -
  
   Море у самых ног,
   Вечер у самых гор.
   Робок и одинок
   Этот почти разговор.
  
  

НОЧНОЙ ВОКЗАЛ

  
   Ну, здравствуй, городок!
   Ты что такой суровый?
   Пусть вырвутся мечты
   И сердце вновь сожгут...
   Я медленно иду
   По мокрому перрону -
   Мой поезд опоздал
   На сорок пять минут.
   Меня никто не ждёт
   И больше не встречает.
   Так неуютно пуст
   И груб ночной вокзал.
   Наверно, потому,
   Что жизнь не возвращают,
   А может, потому,
   Что поезд опоздал.
  

МЕЛОДИЯ

  
   Тихая музыка. Улица мокрая.
   Скоро проснётся рассвет.
   Молча считаю немногие окна,
   Где зажигается свет.
  
   Быстро шагаю пустыми кварталами,
   Мимо уснувших домов.
   Спят лопухи под оградами старыми.
   Сыро. Дождливо. Темно.
  
   Как лабиринт, вьётся улица узкая,
   Капли о стёкла звенят...
   Только откуда доносится музыка,
   Сопровождая меня?..
  
  

ТЕЛЕФОН

  
   Я с тобой говорю под вечер
   Через мили и города.
   Очень часто, почти всегда
   Телефон заменяет встречи.
  
   "...Как живёшь?.. У тебя?.. Да ладно...
   Послезавтра... Во сколько?.. Да!.."
   Очень часто, почти всегда
   Телефон заменяет взгляды.
  
   На коленях - открытый Герцен,
   В вазе - листья и резеда.
   Пусто в комнате. Но когда
   Телефон заменяет сердце?..
  
  

* * *

  
   Я любила раньше принца,
   Потому что был красив -
   Кареглазый, смуглолицый,
   Шляпу с перьями носил.
  
   Я браслет купила узкий
   И, чего греха таить,
   Специально по-французски
   Научилась говорить.
  
   Я ему слагала песни
   И дарила без конца.
   Он женился на принцессе
   Из соседнего дворца.
  
  

* * *

  
   Я душу посажу на цепь
   И скоро
   Ей запрещу кричать, гореть -
   Ведь впору
   Мне эти страсти подавить
   И перестать тебя любить.
   Memento mori!
  
  

* * *

  
   В который раз под Новый год
   Я щедро зажигаю свечи.
   Звучит "Щелкунчик" целый вечер,
   И время замедляет ход.
  
  

ГУСТЫНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

  
   Златоверхий и могучий великан
   В нём ещё не просыпается пока,
   Но, умеренно и трепетно дыша,
   Из обломков возрождается душа.
   И в стремительном теченье бурных дней
   Часто тянет прикоснуться к ней.
  
   11 мая 1998
  
  
  
  
  

Илья ХОМЕНКО

(г. р. 1968)

  
  
  
  

ИЗ ЦИКЛА "ГОРОД"

  
   Этот город похож с высоты на лицо старика.
   Узких улиц морщинки его покрывают, как сети.
   И менять в этом лике поднимется разве рука
   То, что было написано кистью ушедших столетий.
   И в сердцах своих храмов, деревьев, домов, площадей
   Он ведь всё сохранил, все года до последней минуты.
   Память камня гораздо прочнее, чем память людей.
   Над природой не властны забвения сонные путы.
   Вам страницы альбомов едва ли расскажут о нём.
   Разве можно увидеть в красивом, нарядном альбоме,
   Как горят купола на соборах янтарным огнём
   И резной сединою аллей осыпаются клёны.
   Золотые кресты и сияние лунной реки,
   Фонари на мосту - будто тени случайных прохожих,
   И узоры дорог, и осенней листвы мотыльки
   Вспоминают былое. И нас не забудут, быть может.
  
  
  

* * *

  
   Укрытый одеялом настоящего
   От бед грядущих и ушедших дней,
   Я смутно понимаю, что для спящего
   Не явь, а сон его всего важней.
   Иных миров ему доступно пение,
   Иного бытия звучит прибой.
   А всё, что ждёт за гранью пробуждения,
   Пока ещё не властно над судьбой.
  
   Освоено неведенье везучими
   Вопроса суеверного: "Когда?" -
   От них надёжно скрыта за излучиной
   Конца пути застывшая вода.
   Лишь им дано под звёздными ресницами
   Играть с луной, пока не позовут,
   И время, обернувшееся птицею,
   Кормить с ладоней крошками минут.
  
  

* * *

  
   Как жаль, что на собственной тризне
   Нельзя человеку сидеть,
   Молчать и в немой укоризне
   Печально и долго глядеть,
   Как вяжутся петли тугие
   Земной и небесной дорог,
   Как прожитой жизни - другие
   Фальшивый подводят итог.
   И сам бы хлебнул, и, хмелея,
   Наверное б, начал молоть
   Привычную ту ахинею
   О лучших, что кличет Господь.
   А трезвому разве по нраву
   И разве не в полный облом
   Охочие пить на халяву
   За этим печальным столом?
   Вот так. Опрокинешься где-то
   Затылком на камень судьбы,
   И небо звезду - как монету -
   Уронит твою без борьбы.
   И будет какая-то глотка
   По воле небесных светил
   Хлестать охлаждённую водку,
   Которую ты не любил.
  
  

ИСТОРИК

  
   Как просто - "хорошо" и "плохо"
   Раздать ушедшим временам.
   Как смело - мёртвую эпоху
   Судить по старым письменам.
   И все расставив запятые
   Меж междометий прежних лет,
   Ославить те года крутые
   И отголоски прежних бед.
   А после - вновь проверив вехи,
   Вонзённые меж древних строк, -
   Снять плащ, и шпоры, и доспехи,
   Закрыть в чулане на замок,
   И выйти в мир в простой одежде
   И, настоящее любя,
   В нём тихо жить - в пустой надежде:
   Чтоб не заметили тебя,
   Чтоб не позвали заступиться
   За бедных, слабых и нагих;
   Чтоб, глядя в трепетные лица,
   Не отличили от других.
   И пусть твой век и зол, и горек -
   Но времени плетётся нить.
   Забудь о будущем, историк.
   Ну, что ты можешь изменить?
  
  

* * *

  
   Нравы смягчают кровью.
   Чем их ещё смягчать?
   А на тоску коровью
   Ставит мясник печать.
   Движут строкой поэта
   Горечь, тоска и боль.
   Ненависти стилеты
   Выковал чёрный тролль
   Время моё хреновое. -
   Сталью штыков звеня,
   Снова рождают новое,
   Мёртвых не хороня.
   Грохают сапожищи,
   Пересекая путь.
   Что нам война, дружище? -
   Жизни и так чуть-чуть...
   Ветер свинцом стегает.
   Мог на нём стыть и я.
   Мы себя постигаем
   В бездне небытия.
  
  

ДОН ЖУАН

  
   Расплескалась осень, разметалась,
   Вся в кленовой сумрачной крови.
   Не целуй мне руки, донна Старость,
   В зарево заката не зови.
   Ночь рывком раздвинула портьеры,
   Лунных бликов вынула ножи.
   Не гожусь тебе я в кавалеры
   И в седые скучные пажи!
   Ведь давно, бесплотный и нечёткий,
   Проигравший мне при жизни спор,
   Каменною меряет походкой
   Тьму часовни мёртвый Командор.
   Ждёт меня - руки моей и слова
   И глухого хриплого "прости".
   И безмолвье вечности готово
   Нас двоих от старости спасти.
  
  

ПЕССИМИСТ

  
   Освальду Шпенглеру
  
   Шлёт история нас по заснеженным тропам
   Пробиваться в грядущее, сталью звеня.
   Если нам не увидеть рассвета и дня -
   Надо сесть отдохнуть на закате Европы.
   Государства, эпохи, народы, князья.
   Ложь надежды объятья раскрыла, встречая.
   Если можно лишь так, раз иначе нельзя -
   Разводи костерок для привала и чая.
   Отгорят силуэты тугих облаков,
   Солнце скатится наземь с поспешностью вора.
   Вот и всё. И в стакане - лишь пара глотков.
   А в часах - ещё времени пара веков.
   Льнёт к запястьям отсутствие старых оков.
   День настанет не скоро.
  
  
  
  
  
  

Тамара КРАВЧЕНКО

(г. р. 1968)

  
  

* * *

  
   Как аист при стаде,
   Так я состою при жизни.
   Но солнце вблизи верхушек -
   Коровы уйдут в хлевы.
   Кто мне вспугнёт лягушек?
   Кто будет дышать влажно,
   Пригибая ворсистые морды
   Ниже травы?
   Их ждут телята и кошки,
   Их яблоки ждут в корзинах.
   Хозяйки скрестили руки
   На мягких своих животах.
   А я - молодой аист,
   Я не знаю науки,
   Как ловить одному лягушек
   На золотистых лугах.
  
  

* * *

  
   Люди есть глупые и умные.
   Но я надену самое голубое платье,
   Чтобы меня не боялись бабочки и птицы,
   И полечу над цветущими садами.
   Смеяться буду над собой,
   над кукушками и над годами,
   А соловьи гнёзда совьют из прутиков счастья
   В замке моего сердца.
  
  

* * *

  
   Я хочу на синее море,
   Видеть восход обнажённым,
   Будить сонный воздух
   Настоявшимися на звёздах глазами,
   Когда в шуме моря - тревога,
   Шепелявящая угроза,
   Объявление прав на табу...
  
   Я - не Садко!
   Я не насадка на крючке! -
   Там живёт одна бесконечность
   Гулом глухой тревоги, -
   Рассыпанная хризантема
   Мокрыми лепестками медуз.
  
  

* * *

  
   Вдыхаю воздух,
   В котором растворилось время
   И птичьи голоса.
  
   Вдыхаю зелёный воздух,
   Где по пояс в воде деревья
   И вниз головой небеса.
  
   Пью горьковатый воздух,
   Стремясь залить им дыру,
   Что выела боль.
  
   Чёрную дыру, что радушно
   Затянуло в себя равнодушие,
   Ненависть и любовь.
  
  

* * *

  
   Не надо рыскать,
   Мне хватить брызги,
   Чтобы разлив -
   С головой и выше.
   Взбитая пена черёмух
   Колышет
   Небо без крыши.
  
  

* * *

  
   Солнце рвёт кожу издревле
   О ветки и листья деревьев.
   Пятна и блики -
   О помощи кликая
   (Ведь на асфальт, а не в ложе!) -
   Падают.
   И вот дорога
   Кожей солнца под ноги -
   Ягуара кожей.
  
  

* * *

  
   Вишни без меня расцвели,
   Без меня бокалом начат обед.
   Мне остались лепестки - полземли -
   Закрывающие к празднику след.
  
   Если вправо - там давно уж конец,
   А налево - и начала не ждут.
   Я не слышу, как звенит бубенец,
   И дорога - как ошейника жгут.
  
  

* * *

  
   А я не свою жизнь проживаю,
   Для своей - рано я...
   И каждая рана - не ножевая,
   Рваная!
   Солнце на осень
   Ушло в колосья -
   Не верь!
   Его на рогах
   Унесли лоси
   В лес ощеренный.
   Смятые лежбища,
   Сбитые стойбища,
   Грудь в грудь!
   Кроны к утру
   Причесали небо -
   Не вдохнуть!
  
  

* * *

  
   Распущу я волосы
   По спине змеиной
   И негромким голосом
   Из болотной тины
   Покликаю жаб -
   Заберите слабость,
   Ужей -
   Заберите нужды,
   Улиток -
   Заберите плиты
   Слов ненужных...
  
  

* * *

  
   Позабуду про аутотренинг
   И заплачу, как плачут бабы:
   Что корабль, да всё креном, креном,
   Что телеге - да всё ухабы.
  
   Кораблю по волнам носиться,
   Якорь бросить бы - нету троса.
   А телеге - терять все спицы
   И до крови сбивать колёса.
  
  

* * *

  
   ...И твоё прикосновенье каждое
   Жалящей пчелой придёт за данью.
   Душу с телом оплавляя жаждою,
   Дань потребует. Иль подаянья?
  
   Пустотой. Но этого ведь мало.
   Чем ещё? - Ещё раз пустотою.
   Я плачу бесценным. Я не скрою -
   Пустота равна свободе стала.
  
  

* * *

  
   Через бездну -
   Только наездник.
   И мне известны
   Первые буквы
   Этой науки:
   Аз да буки.
   Буки и клёны
   Стеной зелёной.
   Все пожелтели
   Мелочью мели.
   Что мерным темпом -
   Пляши чечётку.
   Хрип хризантемный,
   Извести щётки...
   Извести вести
   Сыплются лестью
   Лепестковой,
   Не лечащей,
   Не лето пой -
   Проплешины,
   Меж листьями
   Залысины,
   Все выпады и вывихи
   Лелеяны, колыханы...
  
  
  

ДЕРЕВЬЯ

  
   Прогоркшие, сухие,
   Молите небеса -
   Ещё кусочек сини
   Запутался в усах.
   Он будет ветром свеян -
   А вы не шевельнёте -
   Распятые - своею
   Плотью.
  
  
  

* * *

  
   Век прошёл золотой.
   Век серебряный - тоже.
   Солнце в лужи идёт на постой.
   Что ещё не горело - уже на золу похоже.
  
   Разбросай по двору золотую солому!
   Выбрызгай солнце из луж!
   Озолоти, озолоти душу словом,
   Чтобы омыть коросту и струпья душ.
  
  

* * *

  
   Ни гуслей, ни свирели,
   А скоро - праздник.
   Деревья присмирели,
   Как перед казнью.
   Им холодно. Скорее бы -
   Листьев кокон!
   Ни фонари не греют,
   Ни свет из окон.
  
  

ЧЕРНИГОВ

  
   Шагов ненасытец -
   Всё мало, всё мало.
   Душа через сито -
   Словами, словами.
   Машина, другая -
   Я лучше шагами,
   Ведь он распростёрся покорно
   Стрижами,
   Кривыми ножами,
   Извивов ужами.
   На спицах столбов -
   Пряжи тонкие жала,
   Ожоги огней
   На изъезженных шалях.
  
  

* * *

   Небушко, тебе больно
   Лежать на обветренных трубах.
   Ты хочешь обнять колоколен
   Тонкие шеи.
   На тучи твоя рубаха
   Разорвана грубо,
   Её зашивают
   чёрные птицы-швеи.
   Ты хочешь её набросить
   На белое тело церкви
   И синью своей студить
   Горячие головы бань.
   Ты хочешь лечь на ступени,
   Как ложатся усталые звери,
   И чтобы кто-то промолвил:
   "Небушко, встань".
  
  
  

"ГРАНАТОВАЯ ЧАЙХАНА"

А. Н. ВОЛКОВА

  
   Станет вдруг неспокойно, тревожно...
   Заколеблются волны света...
   Правду знающие непреложно
   И хранящие вечности меты
   Будут думать о жизни просто,
   Скорбной мысли разлив сиянье.
   И ответы на все вопросы -
   В их гранатовой тайне молчанья.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Станислава ДУДАРЕНКО

  
  
  
  

ГЛЯДЯ В МОРЕ

  
   Никто не знает, о чём я думала,
   глядя в море.
   Мир смотрится очень недурно
   из состоянья запоя.
   Ах, мой Августин! Кончилось время
   комариных укусов.
   В ресторане о мёртвой Джульетте
   поёт Бутусов.
   Чтобы об этом, не чувствуя боли,
   думать часами,
   Надо смотреть на море
   моими глазами.
   Или быть дамой со спутником
   вдвое моложе:
   Он ещё в море не смотрит
   и неосторожен...
  
  

ПОДРАЖАНИЕ "ТАНКА"

  

1.

  
   Утро вливается в день, день превращается в ночь.
   Так незаметно мимо
   Проходят и дни, и недели.
   Мне их не жаль, пусть исчезнут,
   Они появлялись здесь без писем твоих.
  

2.

  
   Мне бы оставить тебя, но ты
   Родом из рода Ветров.
   Как же тебя удержать в доме-неволе?
   Я распахну все окна, чтоб ты
   Мог задержаться здесь хоть на минуту.
  

3.

  
   Я всё смотрю на запад - в сторону ту ты уехал...
   С солнцем прощаешься позже, позже приходит луна.
   Я засыпаю с надеждой,
   Что скоро твоё возвращенье.
   Вернёшься, и будем вместе восходы встречать.
  

4.

  
   Снег за окнами стелется, стелется вдаль,
   Белый и гладкий,
   Как греческий мрамор у моря...
   Вернёшься - поедем туда. И вдруг загрустим
   Средь белых колонн о полотнах из снега.
  
  

ИДУ ДОМОЙ

  
   Вечер так много пережил,
   Что всё понимает без слов.
   Несу в себе очень бережно
   Капельку трезвых мозгов.
   И с тошнотворной нежностью,
   Чтоб их не расплескать,
   Тащу свою гордость воздетую
   К подъезду, в квартиру, в кровать.
   На небе всего одна звёздочка.
   Одна, две... - и лун хоровод.
   У ревности чёрная мордочка.
   Пьяному трезвый глоток.
   Замерли луны, чтоб видеть,
   Как я взбираюсь домой.
   Это - зрелище. Мне не стыдно,
   И ревность всё здесь - за спиной.
  
  
  
  
  
  
  
  

Игорь КУЗЬМЕНКО

(г. р. 1970)

  
  
  

* * *

  
   В городе полно огней и пыли,
   Я иду вечером из одного тепла в другое.
   Шепчет ветер, шумят люди.
   Классический сюжет
   Для рассказа про декаданс.
   Облезлую кошку и твой взгляд
   Я выдумаю потом.
  
  

* * *

  
   Первый снег
   Засыплет глухую улицу,
   Заметёт собак и заборы,
   Я выйду тогда из подъезда
   И стану чистым.
  
  

* * *

  
   Зима. Холод.
   Хруст снега под ногами.
   Это идёшь ты,
   Укутанная в длинные одежды,
   Пахнущая ветром,
   С тёплыми руками
   И взглядом матери.
  
  

* * *

  
   Я думал о смысле жизни,
   Потом смеялся над этим,
   Потом смеялся над смехом,
   Позже - тосковал и боялся.
   Потом хотел быть современным
   И думал о новых джинсах.
   Затем хотел быть великим:
   Читал книжки, завидовал Будде,
   Сидел по-турецки,
   Смотрел в окно,
   Вспомнил, как первый снег
   Покрывает землю.
   Вспомнил себя женщиной,
   Которая шла по белой земле
   Давно-давно.
  
  

* * *

  
   Червь, уползающий от сапога,
   Юродивый с отрезвляющим взглядом,
   Нищий с длинной и седой бородой,
   Крест, над которым летают
   Три большие белые птицы,
   И ещё звон вечерних колоколов...
   Она сказала, что в этом ничего нет,
   Но я помню взгляд, звук, сапог.
   Я и сам знаю, что ничего нет,
   Иначе почему бы мне писать об этом,
   Бояться этого,
   Хотеть этого,
   Ловить "мурашки" от странного ощущения того,
   Что находится за словами...
  
  

* * *

  
   Холодный осенний ветер
   Гоняет по улице
   Обрывок старой газеты.
   Замёрзшая собака, поджав хвост,
   Спешит к ближайшему подъезду.
   Я смотрю вверх,
   Там из стороны в сторону
   Качается лампочка фонаря,
   Раскачивая мою тень.
   Я курю и думаю, что
   От суеты до пустоты
   Один шаг.
  
  

* * *

  
   Как может сбиться с пути
   Тот, кому не нужен
   Свет в конце тоннеля?
  
  

* * *

  
   У свободы есть 36 уровней.
   Один из них - шуршание ветра
   В опавшей листве.
  
  

* * *

  
   Революция выползла на улицу,
   Забралась к тебе под юбку.
   Ты вдруг вспомнила своё имя
   И пошла с ним по миру -
   Доказывать свою правоту,
   Поучать грешных.
  
   Но у революции есть два цвета:
   Один - белый, другой - чёрный.
  
   И у тебя есть два сердца:
   Одно тикает - пустое, тихое,
   Другое любит до самой смерти.
  
   Что ты выберешь? -
   Дождь на улице с большими лужами
   Или каминное тепло с послушным мужем?
   Революция ведь не даст опомниться,
   Скажет: "Шашку наголо, руби, девочка..."
  
  

* * *

  
   У человека есть привязанности,
   У жизни есть движение.
   У движения нет привязанностей.
  
  

* * *

  
   И только свет далёких звёзд
   Превращает иногда мои слёзы
   В маленькие такие камешки,
   Которые тихо ломают мир.
  
  

* * *

  
   Придёт время,
   И я спрошу себя:
   "Кто я?"
  
   Придёт время,
   И я смогу ответить:
   "Не знаю..."
  
  

* * *

  
   Новый цикл мира начнётся завтра,
   И - почему-то - именно с меня,
   И - почему-то - именно я этого не замечу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Александр ЧЕВАН

(г. р. 1970)

  
  
  
  

* * *

  
   В старых песнях забыто по строчке, по две...
   Это тень. Это время уходит на запад,
   ковыляя по съеденной солью траве
   на своих бесконечных негнущихся лапах.
  
   Это вечное возвращенье туда,
   где Отечества запах не сладок, но стоек...
   Где безумствует в роли Надежды тоска,
   словно кошка на пыльном помосте помоек.
  
   1993
  
  

ДАЧНИК

  
   Поздних яблок обречённый стук
   По дорожкам стынущего сада.
   На себя и остальных досада.
   Плесень поэтических потуг.
  
   Гулкий дом, вбирающий озноб.
   Запах отсыревших книг, простуды,
   яблок, гнили, сна...
   В углу - посуда,
   на тахте - сентиментальный сноб
   ссорится с сумятицей стихов,
   собранных не страстью, а привычкой.
  
   Перестук последней электрички -
   перекличка с топотом плодов.
  
   Сесть бы в поезд - дальний, не такой -
   да сорваться к чёрту, да писать бы!..
   Стонут стены зябнущей усадьбы.
   Стынет кофе в чашке голубой.
  
   Запотело зеркало. Живой...
   Ночь ползёт медведицею-тучей.
   Молодильных яблок сок тягучий
   мёртвой на губах блестит водой.
  
   1996
  
  

* * *

  
   Форма прошлого... Фактор пошлости?
   Формы. Формочки. Детки - пасочки...
   По песку - как по пеплу - посуху
   по святому сюжету сказочки,
   по пустому провалу повести,
   по роману без горькой громкости
   караваном крадутся крайности:
   флирта филины, совы совести...
  
   Время - Форма - Пространство - Прошлое -
   бремя, деточка...
   Племя рослое!
   Россыпь пламени! Здравствуй!
   ... Проще бы?
   Проще формы и проще прочего?!
  
   Вылей нечто в ничто и выплесни!
   Форма формы - вот формул формула.
   Зри в зеро!
   И зарок свой выпаси,
   и вскорми, как волчица - Ромула,
   на холмах - на китах Империи,
   среди тракта, от танков пьяного,
   среди трауров вслед за трелями,
   среди трав аромата рьяного...
   Дай его.
   И без слова чёрного
   вспомни прошлое мыслью быстрою.
   Тело стисни парадной формою
   и рубаху надень-ка чистую!

   1996
  
  

* * *

  
   Язычество опять вступает в бой
   стрельбой хлопушек в хвойной суматохе.
   Мешки подарков тащат скоморохи,
   украшенные ватной бородой.
  
   Нехитрая наивная игра!
   Но мир вдруг начинает погружаться
   в создание помпезных декораций
   из спиленных деревьев и стекла.
  
   На этом фоне сам зажжётся шнур
   актёрства генетической взрывчатки -
   и ты сыграешь, будто всё в порядке,
   что ты здоров, и счастлив, и не хмур;
   что цель светла и чисто на пути...
  
   Звучат куранты, как аплодисменты,
   и маски расточают комплименты
   под занавес шального конфетти...
  
   Нескоро ждать очередной отсчёт -
   но вновь душа запросит лицедейства,
   запахнет чудом, ёлкою и детством
   и с вешалки начнётся Новый год!
  
   1999
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Александр СУПРОНЮК

(г. р. 1972)

  
  
  
  

СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

  
   ЗАмок... Темень... Дальняя башня...
   Холод... Плесень и паутина.
   Возле замка луга и пашни,
   Рядом речка, река, плотина.
  
   Дальше лес, кусты и валежник.
   Волк у горла оленьей самки.
   Рыцарь мчится на помощь нежной
   Белокурой принцессе в замке...
  
   Наваждение? Но - кто знает?
   Волки спят, насытившись кровью.
   Спит принцесса, и отдыхают
   Донкихоты средневековья.
  
  

* * *

  
   Жизнь покрыта дурацким лаком.
   Что ни утро грохочут кони.
   Человек, украшенный фраком,
   Бесподобно храпит и стонет.
  
   Кое-как сползая с постели,
   Узнавая лицо и платье,
   Он глотает остатки эля,
   Отыскав его под кроватью...
  
   С юной дамой в старом театре,
   В красных сумерках бельэтажа
   Баха он предпочтет Синатре
   И о Верди с пафосом скажет.
  
   Ну, а дома бутылка с гаком,
   Утром снова грохочут кони.
   Человек, украшенный фраком,
   В рваном кресле пьёт на балконе.
  
  

* * *

  
   Виктории К.
  
   Мы бродили путями смежными,
   Молчаливую грусть храня,
   И глазами искристо-нежными
   Ты исследовала меня.
  
   Полагаю, что очи-зрители,
   Огоньки озорства тая,
   Были окнами той обители,
   Где бы должен молиться я.
  
  

* * *

  
   Неухоженный парк. Забежавшая в чащу дорожка.
   Но заброшенный пруд и ручьи там зеркально чисты.
   Там, на жёлтом песке, появляется чёрная кошка.
   "Это -- белая ведьма", -- кленовые шепчут листы.
  
   Мне они нашептали о блеске костров на Купала,
   О цветке золотом, расцветающем в самой глуши,
   О прекрасной звезде, что когда-то куда-то упала,
   И о том, как постигнуть великую тайну души.
  
  

КУПАЛЬСКАЯ НОЧЬ

  
   Под огоньком звезды вечерней
   Над переливами росы
   Зов материнский и... дочерний
   Земли, призвав инстинкты черни,
   Взорвал вечерние часы.
  
   Зашевелился бор над кручей,
   Купальский запылал огонь,
   И в юный мир, ворвавшись тучей,
   Неудержимый и могучий
   Летел, кружась, бесовский конь.
  
   Сливались тени, морды, лики.
   Костёр. Вода. Полёт. Провал.
   Мерцали огненные блики.
   Мир необычный и великий
   В ночи купальской оживал.
  
  
  

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ "ГОРОД"

  

*

  
   Ночь. Зима. Несутся кони, санки.
   Снегом занесённые леса
   Слышали, как пели куртизанки,
   Надрывая в крике голоса.
  
   И летела пьяная армада
   Чёрно-белым берегом Десны.
   Конский пот, коньячный дух, помада
   Вмешивались в запахи сосны.
  
   Заглушая в скачке свист метели
   И полозьев утомлённый скрип,
   Кони оскорблённые летели,
   Издавая запалённый хрип.
  
   "Ты завидуешь, - мне кто-то скажет, -
   Вот и всё, и нечего пыхтеть.
   Это расшевеливает даже
   И монаха, если захотеть".
  
   Отвечаю: "Я не без изъяна,
   Но по вечерам, идя домой,
   Я не верю в то, что обезьяна -
   Пусть далекий, всё же предок мой!
  
   Я не прочь девчонку заморочить.
   И сегодня больше, чем вчера,
   Хочется мне, чтоб дыханье ночи
   Нас не оставляло до утра, -
  
   Но лишь там, где нежность выступает,
   Сердце пляшет, трезвостью стуча,
   Где девчонка тихо засыпает
   Только с первым проблеском луча.
  
   И тогда (что, правда, даже странно),
   Глядя в безупречное лицо,
   Я хочу надеть на безымянный
   Палец обручальное кольцо.
  
   И шепчу: "Пусть миг продлится вечно,
   А затем настанет happy end.
   Будь красивой, радостной, беспечной
   Маленькой принцессой из легенд"...
  
   Тихо. Утро. Спит моя принцесса.
   И пора мне возвращаться в мир,
   Где царит иллюзия прогресса
   И зелёно-золотой кумир.
  
   Вот и всё. Взята другая нота.
   Всплески ночи превратились в тень.
   Это - окончание чего-то?
   Нет. Но наступает новый день!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Михаил МАТУШЕВСКИЙ

(г. р. 1972)

  
  
  
  
  

НАЗОВИ МЕНЯ

(сюр)

  
   Наше время обернулось фактами:
   Я - ваш Пётр, а вы - моя Анна...
   К ветру - писанное, к солнцу - сказанное,
   Называй меня - Петро Дактили.
  
   Были птицы такие, пёстрые,
   Ну, не птицы, но всё же родичи
   Тем, кто нынче зовутся - аисты,
   Журавли, ну и кондоры прочие.
  
   В наше время, отнюдь не тёплое,
   Я - ваш Петька, а вы - моя Анка.
   К чёрту - Пана и к Богу - панка,
   Не зови меня больше "животное".
  
   Были люди такие, толстые,
   Вопреки всем со-мнениям - добрые,
   Называли их дети - "топлые",
   Ну, не знаю, может и тёплые.
  
  

БЕССОННИЦА

  
   Не уснуть, не найти подходящего сна...
   Входит полночь двенадцатью, в чёрном.
   Веки лёгкие, и в паутине глаза -
   С потолка-ввысь-к рассыпанным зёрнам.
  
   ...Только б ноги сдержать от тяжёлых шагов
   И лежать, и лежать без движенья,
   Наблюдая несмелые призраки снов
   С лёгким признаком недоуменья.
  
   Почему я их раньше не замечал?
   Чёрный, белый, цветной, чёрно-белый,
   Не уснуть, не найдя... - чей мне голос звучал,
   Оживая ночною новеллой.
  
   Всё закончится там же - счастливым венцом,
   Если даже преступник снаружи,
   Всё равно - третий час, и свиданье со сном
   Состоится во всеоружии.
  
  
  

* * *

  
   Господь молчал...
   Я тёмные нёс речи,
   Как воды мутные река весной несёт.
   Господь молчал,
   Лишь вздрагивали плечи.
   Смеётся? Плачет?..
   Значит - не спасёт...
   Он обернулся,
   Наклонился низко
   И что-то, бледный, на земле писал,
   Упала в пыль
   Потрёпанная книжка,
   И тень пронзила тело, как кинжал.
   Я содрогнулся:
   Господи, помилуй!
   Изыди, Сатана! -
   Я чистый для начал...
   Господь молчал,
   А ночь играла силой
   И ветер обещанием венчал.
  
  

* * *

  
   ...И неохота оказаться молчаливым.
   Три дня прошло, и флаги отцвели...
   Как жёлтые на голубом, горчили ивы,
   И вдовы плакали, от инея белы...
  
   Запомнил я, как празднично стояли
   Шинели серые и офицер один.
   ...Но никого в те дни не расстреляли,
   Никто не дослужился до седин.
  
   И птица чёрная, предвестница лишенья,
   Над нами пролетела и ни с чем
   Вернулась в по-закатные владенья,
   И птица пёстрая пророчила с колен.
  
   Её сорочья сплетня стрекотала,
   И близкий лес ей эхом отвечал.
   Солдаты прятались под дыма одеяло,
   А офицер на солнышке играл.
  
   Стучали об асфальт сапожки ловкие,
   Часы - как совесть - он с собой сверял.
   В толпе кричали люди волоокие,
   И кто-то одноцветный поднимал...
  
   Но всё закончилось. Сменилось время года.
   Назавтра первый снег был ближе, чем всегда.
   Казалось - надо ждать: на зиму будет мода,
   И жизнь не повторит три праздника в три дня.
  
  

* * *

  
   Утром глаза протираю: уже за окном
   По горизонту-ниточке чью-то Ассоль
   Сопровождает за руку розовый гном,
   Следом за ними летит шестикрылый осёл.
  
   Гном улыбается, сладкое её говорит,
   Чья-то Ассоль отступает за горизонт,
   И шестикрылый осёл изумлённо парит,
   Вниз наблюдая, как действует веса закон.
  
   Я же не знаю, зачем мне весь этот кошмар:
   Если вчера я грешил, то не больше, чем все.
   Кровью моей упивается вещий комар
   И тяжело исчезает, пока я чуть-чуть не в себе.
  
   Глаз закрываю один - на полнеба ослеп...
   Что-то случилось несчастное, видимо, ночью.
   Долго душа не решалась покинуть свой склеп;
   Видимо, утром хозяин был слишком настойчив.
  
  

ГИБЕЛЬ ПОМПЕИ

(ВСЁ СРАЗУ)

  
   Чёрная муха на белом носке -
   Время выгуливать разум.
   Чёрные мысли в нектарной тоске,
   Сладко и горько - всё сразу.
  
   Сразу всё в череп янтарный вместить
   Я не могу, но пытаюсь -
   Чёрное с белым в душе замесить,
   Не согрешив, не раскаюсь.
  
   Где-то придуманы серые дни,
   Ночи для маленькой смерти.
   Там по утрам биоритмы родни
   Жгут наших снов кинометры.
  
   Солнцу навстречу душа не летит,
   Вновь извергнулся Везувий:
   Пепел. Помпезная гибель... етит,
   Тех, кто родился в Помпее...
  
   Чёрная муха на белом носке -
   Время выгуливать разум,
   Чёрное время и в душном мазке
   Фосфор, фарфор и... всё сразу.
  
  

* * *

  
   Щеки холодное губопожатие,
   Губоподжатие - (когда ты научилась?)
   Сейчас ты скажешь...
   Но похож ли я?
   Мы оба мучились,
   И что должно - случилось...
   Но это расставание до срока -
   Мы у судьбы попросим перерыв.
   Я знаю, одиночество жестоко...
   Не говори - молчи - я буду жив -
   Надеждой, памятью и прочей ерундой,
   Что дорога в любое время года.
   Ты где-то здесь, невестой и вдовой
   Останешься, близка и - недотрога.
  
  

* * *

  
   ...В том тумане моё Отечество,
   Недоступное, непостижимое,
   И любить его легче, чем встретиться,
   Чем сказать: до свиданья, родимое!
  
   Может, стоит смотреть доверчиво -
   И туман в третий день рассеется.
   Если только Родина - женщина,
   То природа - Она ж, разумеется...
  
   А моё положенье беспечное -
   Я стою и смотрю доверчиво:
   В том тумане Оно - есть вечное:
   Руки в утре, а ноги в вечере...
  
  

* * *

  
   Звуки передвигаются по коридорам нервов,
   Музыка прикосновений к земле неба -
   Из закоулков памяти старое словНо ...усадьба,
   Вытонуло - судьба, суадьба, свадьба...
   И взгрустнулось вдруг не по поводу:
   Хата с краю и честь смолоду,
   Музыка прикосновений - прикосновения Музы,
   Чувствую, чую, чу... узы.
  
  
  

* * *

  
   Прёт из меня латинизм, русский поговоризм,
   Янкизм, рекламизм и даже ци-низм -
   Прёт из меня, прежде такой родной
   (А я говорю: Чего ты, дуралей, идём домой!)
  
   И только свобода не прёт.
   В переходе надпись: "А - прёт?" -
   Почти что не врёт.
   На кой - э - той стране чёрт?
  
   ...Смех мой щекочет бок.
   Схем избегает мой Бог.
   Мой удивит йог немой,
   Ноги умыв перед едой...
  
  
  

* * *

  
   А что, покой не требует желаний? -
   Скажите вы кому-нибудь другому!
   Там, за стеной, букет из ожиданий
   Стучится запахом к глухонемому.
  
   Под кожей у меня весенний датчик;
   Он - чуткий - реагирует на что-то.
   Об этом знает дачник-неудачник,
   И у меня к нему есть солнца нота.
  
   - А что, покой не требует желаний? -
   Спрошу его, слегка задев лучом.
   Довольно с нас души душещипаний,
   Закончилась игра замка с ключом.
  
   И проведу по снегу осторожно,
   Чтоб завтра был он впереди меня...
   Как, Господи, тобою жить не сложно,
   Когда покой дарует имена.
  
  
  

* * *

  
   Я увидел исход зимы...
  
   Полоскалось бельё на ветру,
   Таял снег в порах земли,
   И хозяйка хватала метлу.
  
   И притягивал взгляд рыболов,
   Одержимый чудак-человек;
   Солнце мысли сдувало с голов
   И делило на чук и гек.
  
   ...Мне приснился пейзаж весны:
   - Много света, кусочки асфальта.
   То ли птицы, то ли цветы
   Всё кружились под музыку марта.
  
   И почти осязаем был
   Изабелловый кот из детства.
   У него я спросить забыл,
   Где находится эта дверца...
  
  

* * *

  
   Мне снилось... - я сошёл с ума
   И всё воспринял вдруг всерьёз:
   Казённый дом, потом сума
   И листик розовый с берёз.
  
   Мне снилось... - разум мой померк,
   Бессильный перед властью сна;
   Из мира альфа в мир омег
   Душа металась, как весна.
  
   Но спас меня случайный звук -
   Стучался ветер - гость незваный.
   Я вытер пот, и всё вокруг
   Приветствовал, как равный.
  
  
  

* * *

  
   Покинув Крит, отправляйся в святой храм,
   В земли высокого равновесия;
   Там души рассыпаны как золото, там
   Легко заблудишься в собственном теле:
   В двух руках, ногах и внутреннем голосе:
   Покинув храм, отправляйся...
   Есть такая профессия -
   Туманом укутавшись, шагать
   Навстречу и от суда судьбы,
   По пути рассказывая земле и небу.
  
  

* * *

  
Солёный сон. Улыбка сентября.
   И я влюблён в соседский телевизор.
   Узор грибов в лесах, но понедельник вырос
   Передо мной, промолвив - "нет добра".
  
   И счастья нет. По-своему, он прав.
   По-моему - бывает даже хуже,
   Когда ты смотришь на щетину в луже,
   Мучительно не помня - кто сей граф?
  
   Спасибо, ветер. Вовремя помехи...
   Вокруг так холодно, что трудно оглянуться.
   Взгляд прилагается к тебе, мой пёсик куцый,
   Ещё ты лаешь, но слышны пробрехи.
  
   Да, это буду я, без речи устной
   Безумие поборется с умом...
   Ещё чуть-чуть, и осень в захолустье
   Попробует влюбить меня в свой дом.
  
   Как холодно зимой здесь... нет тетради,
   Которую не мог бы жечь и жечь.
   Вот буква "б", горит берёзы ради,
   Вот "ж" вжимается то в жизнь, то в желчь.
  
  
  

* * *

  
   Через тень свою перешагнуть
   У фамильных, у пирамид.
   Этот пряник, пряник и кнут
   Наконец навсегда преломить.
  
   Уходя - оглянуться забыть
   У пещер, у гробниц родовых.
   Этот праздник, праздник и быт
   Наконец-то разлит на двоих.
  
   Это тело могло бы ещё,
   Слушай - полдень дополнит на дар,
   Думай - полночь вращает висок,
   И опять - у аптеки фонарь... -
  
   Это ждёт тебя мисс-компромис,
   Это шлёт тебе пан-полупьян:
   Образумься, воспой, прокормись!..
   Или - плакай и улыбань.
  
  

* * *

  
   Не надо тайны за семью печатями,
   Достаточно печали мне одной -
   Кому мы здесь родные и внучатые,
   И будним днём, и ранней немотой?
  
   Не всех прощает осень откровенная.
   Я знаю, может быть - ещё скажу,
   Как завтракать в кровати акварелями,
   Чем ужинать по первому снежку -
  
   И сочно, и досрочно, и достаточно...
   Не верится, когда один, одна,
   Одни как мы - не в этом ли солдатчина,
   Та вотчина, та тайна что отнять?
  
   Как если бы секрет весны в сравнении,
   А не в самой природе перемен,
   В предчувствии избыточного времени:
   Кому мы здесь, надолго ли, зачем?
  
  

* * *

  
   Срочно смеётся, медленно прячет,
   Крестик и нолик лежат в кулаке.
   Слишком я помню, как она плачет,
   Чтобы колени росли налегке.
  
   Толпы троятся, а лбы отглаголили.
   Нет человека - повесим вопрос.
   Мы не нагие, а всё-таки голые,
   Им - повелели, а нам - повелось.
  
   С песней по снам, волком да волоком,
   А для неё всё равно - светлячком...
   Это же надо - побоку облако
   И, неожиданно, совесть торчком.
  
   Патлы и лапти, запреты и трапезы -
   Как это мало в пределах души!
   Можно одеться в звук этот тряпочный,
   Можно надеяться, можно шутить.
  
  

* * *

  
   Эх, я завтра рано встану,
   Но, пока мне свет не сват,
   Завари двойную баню,
   Может, буду виноват.
  
   Приготовь нам дверь со скрипом
   Да такую, чтоб в ответ,
   Чтобы петя крикнул криво
   Обо мне да о тебе.
  
   Мимо маминого сруба
   Время делать ход конём.
   Запахни плотнее шубу
   И пойдём - луну толкнём.
  
   Ой, сосед очки нащупал,
   Ай, кума хранит окно,
   И высокий, поздний жупел
   Помечает путь огнём.
  
  

* * *

   В этот край пришли мы как паломники...
   А. Никитенко
  
В этот край пришли мы как виновники,
   Чья вина по берегам судьбы
   Проросла и прячется в терновнике,
   Как соблазн лекарства и нудьги.
  
   А нам плыть по жизни всё вдоль берега,
   И на зов протянутой руки
   Отзываться, в облаченье клирика,
   Обличая ценности реки.
  
   Каково у нас - с собой не ссориться:
   Вот придёт и скажет Великан...
   А пока лишь - несвятая троица
   Шестелится спьяну по утрам.
  
  

* * *

  
   Когда пространство и время догонят друг друга
   И солнце с луною закончат игру,
   На землю спущусь я воздушно, упруго,
   И душу продену в тело-иглу...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Людмила ШАФРАЙ

(г. р. 1974)

  
  

БОГАТСТВО И РАВНОДУШИЕ

  
   Крестился нищий и божился:
   "Вот если б знал я путь к деньгам,
   Тогда б со всеми поделился!" -
   И внял Господь его мольбам.
  
   Но тот простился с сирым братством
   И бедным кукиш показал,
   Ведь равнодушие с богатством
   Дружны, как поезд и вокзал.
  
  

* * *

  
   Честному трудно на свете прожить:
   Стыдно чужое в карман положить,
   Стыдно солгать, нахамить и слукавить,
   Странника ночью без крова оставить,
   Недруга в спину с обрыва столкнуть... -
   Честного легче всего обмануть.
   Грабят его и над ним же смеются,
   В душу нагадят, а сердцем утрутся.
   Честный с любой стороны уязвим,
   Но - если можешь - останься таким!
   Лучше уж быть "дурнем в шкуре бараньей",
   Чем сознавать себя гнусною дрянью.
  
  

УПОРСТВО И УПРЯМСТВО

  
   Упорство говорит: "Возьму я меч и щит!"
   Упрямство: "Докажу, сломаю, переспорю!"
   Упорство всё пройдёт и горы сокрушит,
   Упрямство приведёт к бесчестию и горю.
  
  
  

БЕРЕЖЛИВОСТЬ И ЖАДНОСТЬ

  
   Словно хлопотливая сорока,
   Бережливость по миру летает:
   Всё, что блеском обольщает око,
   Тотчас торопливо подбирает.
  
   Жадность - будто старая ворона,
   Всё хватает: надо ли, не надо ль,
   Ей милы и царская корона,
   И преотвратительная падаль.
  
  

ОБЫЧНАЯ СКАМЕЙКА

  
   Вот попробуй-ка, сумей-ка,
   Попытайся угадать:
   Чем обычная скамейка
   В нашей жизни может стать?
  
   Для бездомного - постелью,
   Кабаком - для мужиков,
   Для поэта - колыбелью
   Мудрых мыслей и стихов.
  
   Для влюблённых - местом встречи,
   А ещё под силу ей
   Взять на старенькие плечи
   Слёзы вдов и матерей.
  
   Может лавочка простая
   Превратиться в зал суда,
   Если сплетниц злая стая
   Безо всякого стыда
  
   Кости всем перемывает,
   Засидевшись дотемна.
   А скамейка всё вздыхает,
   Будто в том её вина.
  
  
  

ВСПОМНИ МЕНЯ

  
   Вспомни меня просто так, мимолётно,
   Словно забытый мотив,
   Вспомни меня иногда, неохотно,
   Снова во тьму отпустив.
   Без сожаления в путь провожая
   Тени былых неудач,
   Вспомни: постигла меня и такая
   Средь остальных неудач.
   Пусть я воскресну в надменной улыбке,
   Прячась за дальний предел,
   В чуждое то, что по глупой ошибке
   Ты зачеркнуть не успел.
   Всё позабыть всё равно невозможно,
   Память - как ветра порыв.
   Вспомни меня иногда осторожно,
   Тут же страницу закрыв.
  
  

ПЛЕННИКИ

  
   Все мы - пленники разных страстей:
   Дети просят игрушек и сладкого;
   У судьбы долгожданной своей
   Клянчит женщина взгляда украдкого,
   Всё вздыхает: "Зачем рождена?
   Ах, не барышня и не царевна я!.."
   Для пропойцы бутылка вина -
   И мечта, и нужда ежедневная.
   Жаждет веры, кто слаб и гоним;
   Ждёт подачки дурак неотёсанный,
   А все вместе - мы денег хотим:
   И богач, и бродяга нечёсаный. -
   Ты в плену. Но не плачь, не робей,
   Уподобившись мягкому олову.
   Обуздать себя тут же сумей,
   Если страсти "садятся на голову".
  
  
  
  
  
  

Елена ГРИЦЮК

(г. р. 1974)

  
  

ЭТЮД

  
   Мне твой приют ещё невидим.
   Я пью тепло твоей руки.
   За шторой ночи маяки
   Венчает с рифами Овидий.
   Твоё лицо, как глыба сфинкса,
   Загадка - тёмные глаза.
   А я - влюблённая лоза
   По эту сторону от Стикса.
  
  

* * *

  
   Я не выберу тебя.
   Муж надежней и сильней,
   И любя, и не любя,
   Будет вспоминать о ней.
   Он - о ней, я - о тебе,
   Каждый прячась сам в себе.
   При жене своей о ком
   Ты припомнил бы тайком?
   Хоть бы мысли друг у друга
   Не проведали супруги.
  
   Я не выберу тебя.
   Ты б женился на другой:
   Будешь нескольких ребят
   Гладить вздрогнувшей рукой.
   Ты - своих и я - своих,
   Не ища подобья в них.
   Слишком разным нам идти
   Не по общему пути.
   Но от выводов при встрече
   Мне не делается легче.
  
  

* * *

   Родителям
  
   Хочу домой, хочу в Чернигов
   К родителям, домам, церквам.
   Мне надоело это иго -
   Жить по минутам, а не дням.
  
   Хочу я в черепашье время
   И беспроблемности тепло.
   Набраться сил - и ногу в стремя,
   Чтоб вновь галопом понесло.
  
  

ЧЕРЕЗ ЧАС ЧЕРНИГОВ

  
   Леса, леса, да в небе тучи,
   Да нудный перестук колёс.
   Ах, если б кто-нибудь могучий
   Меня мгновенно перенёс
  
   Туда, где с детства всё знакомо,
   И всё же внове каждый раз,
   Где я скажу: "Вот я и дома...", -
   Осталось ехать ровно час.
  
   "Наш поезд снова опоздает", -
   Так мне ответит проводник.
   Но лес в сторонку отступает
   И - купол звёздочкой возник.
  
  

* * *

  
   Благодарить за чашку чая
   И разделённую печаль,
   За строгий взгляд и суть молчанья
   У нас не принято. А жаль. -
   Я верю в щедрость и прощенье,
   Сердца и мелочи деля.
   В моих ошибках и прозреньях
   Вы все - мои учителя.
  

НИТИ

  
   Дарю вам! Ловите!
   Стихи, как жемчужные нити,
   Рассыплются, разобьются
   Осколками хрупкого блюдца
   Ночного кафе за границей.
   Объятья и крепки, и жарки,
   Но знаю, что мудрые парки
   Вплетают в судьбы моей нити
   Покрепче, пожарче событья.
   И всё же ловите минуты,
   Когда между нами не путы,
   А только жемчужные нити.
   Ловите, прошу вас, ловите.
  
  

* * *

  
   Постный день хлебаю ложкой.
   Он остыл, и я остыла.
   Утра бледную картошку
   Я бездельем раздавила.
   День пройдёт - закат морковкой
   Будет на небе пылать.
   Суп прокис, и мне неловко
   Вам тарелку предлагать.
   Может, натощак пошляться,
   Потолкаться меж людьми?
   Или на реку податься?.. -
   Жирный вечер, чёрт возьми!
  
  

СОНАТИНА

Andante

  
   Не броди по листьям
   Прелым по весне.
   Что они расскажут
   О твоей любви?
   Переплёты жилок,
   Запах ноября.
   Перебиты стёкла
   В этих витражах.
   Молодые листья
   Застеклят слюдой
   Фонари надежды
   В городе мечты.
  

Vivo

  
   Смейся-смейся.
   Я не часто на всю улицу пою.
   Буду пьяной,
   Буду нежной - ты ромашки мне дари.
   Кто там предостерегает?
   Покажи ему язык.
   Я люблю по лужам шлёпать.
   Все простуды - не беда!
  

Adagio

  
   ...Ещё один нелепый разговор...
   Ты куришь, глядя на кварталы,
   Как будто вид их интересен,
   А мне и ни печаль, ни скука -
   Ещё один тупик. Ловушкам
   Нет предела в кошмарном
   Лабиринте полуистин.
   Всё это можно выкинуть в окно,
   Но перезревшие и сорванные гроздья
   Напоминают солнце и улыбки
   И кажутся наполненными смыслом.
   ...Ещё один букет иллюзий...
   Других подарков трудно ожидать
   От человека из воспоминаний,
   И прочная стена из кожи,
   Небрежности и страха быть ранимей
   Растёт из кирпичей молчанья
   В растворе фраз - банальных и чужих.
   ...Ещё одна нечаянная встреча...
   Сколь многому меня ты научил!
  
  

Presto staccato

  
   Нарезана морковь,
   Начищен самовар,
   Не в состоянье гость
   Заметить перемены.
   Вся мебель там, где прежде,
   Покоя нет на месте,
   Здесь маятники все
   Заслонены пружиной.
   Она вот-вот сорвётся,
   Надеюсь на щелчок.
   Какие мысли бродят
   В склонённой голове?
   Они сейчас собьются,
   Прыжком рванётся время.
   Нарезана морковь,
   начищен самовар,
   Здесь маятники все
   застыли.
   Но пружина -
   она сейчас сорвётся.
   Сорвётся!
  
  

* * *

  
   Где-то руки твои обнимают пространство.
   Не туда я вернусь из настойчивых странствий.
   Пролетая посёлки, поля и мосты,
   Я шепчу: "Где-то ты... Где-то ты... Где-то ты..."
  
   Вы - синоним забот, доброты, постоянства.
   Улыбаюсь я вам безмятежно и ясно,
   Ощущая, что дни безнадёжно-пусты.
   Я молчу: "Где-то ты... Где-то ты... Где-то ты..."
  
   Отмечая надёжность и пуританство
   Закадычных друзей, напевающих стансы,
   Обвожу я судьбы золотые края...
   Где-то ты, где-то ты, где-то ты...
   Где-то я.
  
  
  

Наталья МУХА

(1975 - 2002)

  
  
  
  

* * *

  
   Встречаем праздник. Пьём со дна
   За полуночный бред
   Мы ангельские имена
   И золото побед.
   Мы видим наш жестокий рок,
   Наотмашь бьющий ствол,
   В венке из стоптанных сапог -
   Сапфировый престол.
   Цветёт изюм у наших глаз,
   Бежит веретено,
   И пятьдесят дверей для нас
   Построены давно.
  
  

* * *

  
   Артур сказал: о, если я король,
   То вы - со мной обвенчанные свечи.
   Должно быть, время беззаветно лечит
   Чужие раны, неземную боль.
   Артур сказал: я не был королём,
   Покуда был недвижим и нестроен,
   И пчёлы странные кружились светлым роем
   Над мною облюбованным жильём.
   Артур сказал: я видел, как растут
   Из тростника полуденные горы,
   Я видел души, полные раздора,
   Свершающие свой недобрый труд.
   О, нам остались лёгкие качели!
   Ристалища и памятные крики.
   О, поприща, о коих мы радели!
   О, вязанные жилами кувшинки!
  
  

* * *

  
   С тех пор, как ты под гнётом крови,
   Кому я уподоблю кипарис?
   Он для меня невдохновенно-новый,
   Как чьё-то отраженье смотрит вниз.
   Открыты дни, распахнуты свиданья,
   И нежный путь его предельно прост.
   За ним шпионят долгие исканья
   Непротяжённых, ошалелых звёзд.
  
  

* * *

  
   Закутана луна
   В пятнистый шелест шторы.
   В печальный свет окна
   Стучатся разговоры,
   Каштан и домино,
   Троллейбус полусонный.
   Настойчиво в окно
   Небес ночные волны
   Молчат до крика громко.
   И им молчит в ответ
   По-дерзостному робкий
   Неясный силуэт.
  
  

* * *

  
   Отважен день и ласков полустанок,
   Поёт свирель, размягшая вконец,
   И пыл и пепел полустёртых гранок
   В одну печаль слагает удалец.
   И не тревожат пошести устало
   Ни первый грач, ни вешняя капель,
   И стынут плечи в обомлевшем зале,
   И в центре зала царствует метель.
   И мы сожмём недвижимые руки
   В едином возгласе:
   исчезни, пропади! -
   Польётся песнь туда - вослед разлуке,
   Где счастье прозябает впереди.
  
  

* * *

  
   За мёрзлую кашу кухонных столов,
   За рьяное солнце мелькающих спиц,
   За то, что заметило нас и прошло
   В зелёные арки токийских столиц,
   За скорбные плечи вдыхателей тмина,
   За дым сигарет и игральную кость,
   За то, как по-глупому с тросточкой смирной
   Вразвалку приходит ещё один гость,
   За горные недра, за гордые лица,
   За алого бога бледнеющий вид, -
   Покуда мы вместе - за тех, кто крепится,
   Мы будем противиться зову любви.
  
  
  

* * *

  
   Мы пьём за вино,
   Мы идём по стеклу,
   Открываем окно
   В пустяковую мглу,
   Мы рождаем слуг,
   Чтоб несли дары,
   Чтоб стелить ковры
   По стеклу.
   Чтоб им назло
   Говорить:
   Суета парит
   В виде ангелов.
  
  

* * *

  
   Вдрязг напившись,
   Под окнами воя,
   Разве жизнь
   Это чудо живое,
   Разве ветер
   Оставит на время
   Пересветы,
   Высокое стремя,
   Обеспечены
   Видом и долом,
   Разве встречны
   Стальные уколы,
   Отбежим
   На пригорок за реку,
   Там в глуши
   Нам достаточно снегу,
   И напившись,
   На пламени вея,
   Разве жизнь
   Осерчает, немея?
  
  

ЦЕРКОВНЫЙ ПРИХОД

  
   Великая паперть рождала собор,
   И петли визжали как новые,
   Под бархатным покрывалом - вор
   Скамейки строчил дубовые.
   Казалось, что воздух доходит из стран,
   Где вьёт виноград шалаш,
   Что тонет в жирном котле дурман,
   Рождённый потоком саж.
   И чудилось - враг целомудренно смел,
   Вино пережил не раз,
   И светит в наш колдовской предел,
   Лишённый подобья глаз.
  
  

* * *

  
   Вертолётная ночь
   Обнимает меня за запястья,
   Опускает полог
   И москитную сетку над ним,
   И уносятся прочь
   Парусов деревянные части,
   Новый вторник далёк
   И осиновым колом храним.
   А в ночи - бирюза,
   А пути бирюзы заповедны,
   От удушливых крыл
   Появляется вера в огонь,
   Вертолёты в глазах
   Отливают серебряной медью.
   Новый вторник уплыл
   Подставлять водопадам ладонь.
  
  

* * *

  
   Здравствуй, Ригведа, нам было печально
   Только сегодня, в пределах имён,
   Только сегодня колонны обвально
   Незаменимый складируют сон.
   Только сегодня мы видим конфеты,
   Только сегодня мы дышим огнём,
   Завтра опять ненасыщенность цвета
   Станет сегодня непрожитым днём.
  
  

* * *

  
   Между "было" и "будет"
   Лишь четыре строки.
   Страх меня не забудет
   Возле быстрой реки.
   Век меня не забудет.
   А запомнит ли миг?
   Но сейчас вдруг разбудит
   Обеззвученный крик.
   От стихов - прямо в слякоть,
   Чтобы мая мне дать,
   Не наученной плакать,
   Не отученной ждать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Алёна ГАЛЕНКО

(г. р. 1976)

  

* * *

  
   Бреду вдоль улиц в одиночестве
   Дела забросив всевозможные.
   Плывут навстречу дети зодчества -
   Архитектурные пирожные:
   Дома изысканно слоёные,
   То строгие, то кремопышные,
   То трубогласно испечённые,
   То звонкие, то еле слышные... -
   Звучите вы разнообразием,
   Звените вы, поёте, стонете... -
   Своим зелёно-сероглазием
   Тону в архитектурном омуте.
  

* * *

  
   Мимо проходя, задену взглядом,
   Как ножом по сердцу полосну.
   И для тех, кто оказался рядом,
   Искромётной молнией блесну, -
   Но не раз воскресну, возникая
   Лишь в воображении у вас:
   Вы, давно забыв, кто я такая,
   Вспомните о силе серых глаз.
  
  

* * *

  
   Мы притворялись так умело,
   Играя в пылкую любовь:
   Бурлила молодая кровь,
   Глаза горели, страсть кипела...
  
   И - ложью души наполняя -
   Изображали мы роман.
   И сами верили в обман,
   Всем идеалам изменяя.
  
  

* * *

  
   Приторный вкус ненастья,
   Зыбкая серость дня.
   Кто-то спросил меня:
   Есть ли на свете счастье?
  
   Кутаясь в шаль объятий,
   Хмуря серьёзно бровь,
   Я назвала любовь
   Главным из всех понятий:
  
   Дескать, любя, возможно
   Выявить счастья суть;
   Хочешь - счастливым будь!
   Ведь полюбить несложно.
  
   Так рассуждая мудро,
   Я поддалась игре:
   Ночь в шоколадной мгле,
   Сладкая мякоть утра.
  
   Странное безучастье
   И отчуждённость дня... -
   Кто же спросил меня,
   Есть ли на свете счастье?
  
  

* * *

  
   Глазами звал, просил, молил -
   Губами не издал ни звука,
   В душе с невысказанной мукой,
   Не попрощавшись, уходил.
   И молча я смотрела вслед,
   Спокойным взглядом провожая. -
   Ведь я теперь тебе чужая,
   А к прошлому возврата нет.
  
  

* * *

   Я в безысходности тону
   И задыхаюсь.
   Своё неверие кляну,
   Хотя не каюсь.
   От лицемерия и лжи
   Не отрекаюсь.
   И оживают миражи -
   Средь них теряюсь.
   Огнём пылаю изнутри,
   Дотла сгораю.
   От поздней ночи до зари
   Себя караю.
   Я не боюсь совсем сгореть -
   Страшит иное:
   Не догорев - погаснуть, тлеть,
   Как всё земное...
  
  
  

* * *

  
   Живу. Взахлёб усталыми глазами
   Большими, ледянящими глотками
   Я небо пью.
  
   Живу. Реальность в новой ипостаси:
   Из паутины домыслов, фантазий
   Надежду вью.
  
   Живу. Частица вечности Вселенной -
   Живу сейчас, живу секундой тленной:
   Я так хочу.
  
   Хочу познать всю тонкость ощущений,
   Палитру красок в мире воплощений.
   Мечтой плачу.
  
   Увы, Мечта! - Без сожаленья, боли,
   В театре жизни обретая роли,
   Тебя предам.
  
   Прощаю и тебе твою измену.
   ...Когда-нибудь я свой театр и сцену
   Свою создам.
  
  

* * *

   О, Господи! Я не умею жить.
   Мне горько быть. Мне больно ощущать.
   Спешу уйти - когда нельзя спешить,
   И отрекаюсь - чтобы не прощать.
  
   О, Господи! Я помощи не жду.
   Я в собственном зажата кулаке.
   Живу рывками, маюсь, как в бреду,
   И хохочу в безудержной тоске.
  
   Пытливый ум, мятежная душа... -
   О, Господи! Да что в них, кроме мук?
   Когда вся жизнь не стоит и гроша,
   Когда и смерть - обман. И замкнут круг.
  
  

ГРОЗА

   От сердца с болью оторвала крик,
   Его швырнула камнем в небеса. -
   Как видно, адресата он достиг:
   Раздался гром, и началась гроза.
  
   Крошила небо огненной стрелой
   Сверкающая молния. Шумел,
   Терзая тучи, ураган шальной,
   И ясный день сгущался и темнел.
  
   И хлынул дождь - бодряще ледяной -
   С такою мощью, силой! Никого
   Он не щадил. И только мне одной
   Укрыться не хотелось от него...
  
  

* * *

   Источник чистых помыслов иссяк.
   Иду из ниоткуда в никуда,
   Из тьмы кромешной да в бездонный мрак...
   А мне навстречу - новая гряда
   Безликой массы движется вперёд,
   И в этой жалкой серости толпы
   Я узнаю свой немощный народ,
   И страшно мне, что волею судьбы
   В грядущее смогла я заглянуть... -
   Теперь душа покоя лишена.
   А я бессильна сделать что-нибудь,
   И только наблюдать обречена.
  
  

ТОСКА

  
   Невыразимая тоска
   В мой дом сегодня постучалась,
   Без разрешения вошла
   И так до вечера осталась.
  
   Хотела я её прогнать, -
   Ну, а потом, махнув рукою,
   Решила время коротать
   С невыносимою тоскою...

ПОД ШУМ ДОЖДЯ

   Под шум дождя так сладко засыпать.
   Весна прохладой веет от окна.
   И где-то рядом музыка слышна.
   И думать лень. И просто - благодать.
  
   Под шум дождя приятно погрустить
   О вечном, или в целом - ни о чём.
   И в полусне, припомнив о былом,
   В порыве благородства всех простить.
  
   Под шум дождя легко воспринимать
   Ошибки и невзгоды прежних дней;
   И ту обиду, что всего больней,
   В душе так просто в этот миг унять.
  
   ...Под шум дождя так сладко забывать...
  
  

* * *

  
   Слова... К чему они, слова?
   Их смысл давно уже утерян.
   От их значений - лишь канва,
   Их сути поиск - беспределен.
  
   Слой лжи налипший, словно грязь
   И несмываемый веками,
   Давно уже нарушил связь
   Меж правдой мысли и словами.
  
   А мы дерзаем и творим,
   Крушим и созидаем снова.
   Глядишь - и в мыслях воспарим...
   ...И всё ж, вначале было Слово.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Ирина КУЛАКОВСКАЯ

(г. р. 1976)

  
  
  
  

АКТРИСА

  
   Картинно ломая руки,
   Испортить боясь маникюр,
   Она демонстрирует муки
   За пару измятых купюр.
  
   Смешна неестественность позы.
   Уныло в глазах и в душе.
   Блестит глицерин - это слёзы
   Любви из папье-маше.
  
   Морщинка - уменье гримёра,
   Удачно подобранный фон,
   Как просто: подсказка суфлёра -
   И губы роняют стон.
  
   К ногам не бросают гвоздики?
   И не вызывают на "бис"? -
   Безликости новые лики
   Уже создаёт сценарист.
  
   И снова бездарно, безвкусно
   Искать бутафорский рай
   Со сцены, играя в искусство... -
   А ты пьёшь на кухне чай.
  
  

СЛУЧАЙНОЙ ВСТРЕЧЕ

  
   Пятница. Сумерки. Город. Ноябрь.
   Ветер отчаянно рвёт чью-то юбку.
   И на мели мой бумажный корабль,
   Волны разбили последнюю шлюпку.
  
   Холод витрин, перламутровый мир.
   В нём места нет для иллюзий надежды.
   Жизнь - не театр, а застолие, пир,
   Я лишь бокал... нет - крючок для одежды.
  
   Серые тени - вуалью на грим.
   Сказка о счастье в неоновом свете:
   Зонт бутафорский, искусственный дым,
   Шёлк лепестков - ностальгия о лете.
  
   Хрупкий цветок в вашей сильной руке -
   Заледеневших "люблю" обнаженье.
   Всё перемелется, быть и муке -
   Сквозь пессимизма прорвусь окруженье.
  
   Да, я согреюсь в объятьях пальто,
   И новый день примет новую дозу.
   ...Просто прохожий, спасибо за то,
   Что спутнице вашей подарите розу.
  
  

* * *

  
   Любила - не любила,
   Неважно. В том ли суть?
   Дарила - не дарила
   Себя? Смешно чуть-чуть.
  
   Желанна - не желанна?
   Прошло. Не стоит свеч.
   Внезапна ль, долгожданна ль
   Последняя из встреч?
  
   Приснилась - не приснилась
   Весна среди зимы?
   А в окна колотилась
   Метель. Замёрзли мы.
  
   Оттает - не оттает
   Дорога? Пройден путь.
   Светает - не светает?
   Сказать пора: "Забудь".
  
  

* * *

  
   Крылья бабочки - тень рассвета.
   И открыта ладонь ребёнка.
   Я стою на изгибе лета,
   В рифму мысли роняя звонко.
  
   Нынче ветер совсем нелётный,
   Да и небо - полоски тины.
   Мост верёвочно-пешеходный
   В зазеркалье пустой витрины.
  
   И я тоже почти Алиса.
   Я луну ощущаю кожей.
   Покупаю пучок редиса,
   Постигаю азы прохожей.
  
   Облака, как баранки к чаю.
   Загрустил очеширенный кот.
   А я даже почти мечтаю
   У некрашеной пасти ворот -
  
   Отряхнув однодневки иней,
   Прикоснуться чуть-чуть, легонько
   К тем крылатым портретам линий
   На открытой душе ребёнка.
  
  
  

ТИШИНА

  
   Тишина - она белокаменна,
   Пустозвонная, белодонная,
   Перепахана, переранена,
   Откровенная, отворённая.
  
   Заплутала в ней перелётною,
   Обезвоженной, обескрещенной,
   Клюквоягодной, жутьболотною,
   Пыльдорожной скользящей трещиной.
  
   И дышать учусь бездыханная,
   Беспредельностью беспредельная,
   Заворотная, подстаканная,
   Нахолстовая тень нательная.
  
   Тишина - она как любовь во вне,
   Тишина - она проросла во мне,
   Тишина - она жёлтый крик в окне.
   Одичавшая суть паслённая.
  
  

* * *

  
   Эта осень - дама в кринолине -
   Веера швыряет в складки штор.
   Заплутав в дождливой паутине,
   Красит звуки в серенький минор.
  
   Пальцы чуть дрожат. Её ресницы
   Обесцветил утренний туман.
   И во взгляде - удивленье птицы,
   Обогнувшей Тихий океан.
  
   На остывшей белизне фарфора
   Изучаем судеб письмена.
   Эта осень - монумент укора.
   В её кубке - пепел и вина.
  
   Без плаща, без шляпы, не обута,
   Да и платье - ветер изорвал...
   Ей бы тоже - горсточку уюта,
   Мудрость будней, вату одеял.
  
   Вот и солнца жестяная миска.
   Мокрых астр считаем медяки.
   Осень - балаганная актриска -
   Нас зовёт на ярмарку тоски.
  
  

* * *

  
   Не утону. И дождь - лишь шарж,
   Лишь шорох скомканной страницы.
   На кончике вязальной спицы
   Солдатик-жизнь играет марш.
  
   Как барабан, вгрызаясь в тишь,
   Не расплескаю на ладошку
   Продрогшей осени окрошку.
   Перехвораешь, промолчишь.
  
   Что ж на ветру? Что ж вопреки?
   Не прикоснусь. На "Вы". На вылет
   Прошла - и пусть. Скользнула - минет.
   Толпа раскупит васильки.
  
   Не убегу. В твои следы
   Попав надеждою босою,
   Тянусь песчаной полосою
   Вдоль изначальности воды.
  
  

* * *

  
   Был снег. И я смотрела Вам в глаза
   Сквозь улицу, сквозь сумерки, сквозь стёкла,
   Когда луна скукожилась, размокла.
   Здесь комнатных фиалок бирюза,
   Как небо, растворённое во сне.
   Был снег.
  
   Был снег, и я бросала Вам к ногам
   Кувшинки, астры, белые тюльпаны
   И, кутаясь в озябшие туманы,
   О Вас молилась глиняным богам
   Под небом, увязающем во сне.
   Был снег.
  
   Был снег. И нас кружили по мирам
   Сто вырвавшихся джинов, сто цунами.
   Мы до утра играли с облаками
   На высоте неполных двух шагов.
   Горсть неба, заплутавшего во сне.
   Мы - снег.
  
  

* * *

  
   И до сих пор находят острова,
   Где легче умереть, чем объясниться.
   Михаил Матушевский.
  
   Оплывшего неба вскрытые вены.
   Дожди тоже пахнут парным молоком.
   Как крепко вросла я в твои катрены
   Не рожью, не ложью - степным сорняком.
  
   Не болью, не солью - неигранной ролью.
   Под зонтиком мира меняется век.
   Мы много расскажем, сгорая, уголью,
   А нынче живём и жалеем калек.
  
   Бросаем рубли в деревянные кружки
   По двум берегам злачно-призрачных мест.
   Меня ты не звал в роковые подружки,
   Тебе не дарила нательный свой крест.
  
   И ты не оставил ни злата, ни плата -
   Тенью Пилата мелькнувшие лица.
   Осеннего вечера горькая вата.
   Нам легче воскреснуть, чем объясниться.
  
  

* * *

  
   Она читала нараспев
   И походила на мадонну.
   Перешагнув порог весны,
   Плечом задев морщинок гроздья,
   Она была уже не гостья.
   И жался день к спине стены,
   Обняв упавшую колонну.
   Она читала нараспев...
  
   В её подоле таял снег,
   Там спали солнца, грелись птицы,
   Переплетённых мыслей, рук,
   Дыханий - спутанные тени.
   И на озябшие колени
   Стекал полуостывший звук -
   Вопль боли содранной страницы.
   В её подоле таял снег.
  
   Её младенец рвал цветы,
   Проросшие сквозь поры ситца,
   И на поникших лепестках
   Писал случайную печаль.
   Зияла вымокшая даль
   Сквозь лужи. Мёрзла на губах
   Забытых строчек вереница.
   Её младенец рвал цветы...
  
  

* * *

  
   Это дождь о стекло или сердца биенье,
   Или просто к замку не подходят ключи...
   Всё как будто уже не имеет значенья,
   Спит бескрылая ночь над окурком свечи.
  
   Всё бездарно никак: и ворон пируэты,
   И всё то же плечо, и седая гора,
   И булыжника стон, и продажность монеты.
   Ведь слова - лишь пальто, под которым дыра.
  
   Застегнув невпопад полустёртые слоги,
   Я возьму с полки том и подброшу пятак,
   И уйду постигать безначальность дороги.
   Что, конечно, не то и, бесспорно, не так.
  
  
  

ЗАПОЗДАЛОЕ

  
   Я так и останусь случайной прохожей.
   Для всех параллелей расставлены точки.
   Обтянуто сердце пергаментной кожей.
   На ней выжигать торопливые строчки...
  
   Я так и растаю меж пальцами ветра -
   Пока - лепесток и уже - изваянье.
   Клубок, поворот в органичности ретро:
   Сияньем слезы измерять расстоянья...
  
   Я так и ворвусь под закрытые двери
   Осенним лучом в темень мартовских будней.
   Распластанных окон стеклянные щели...
   Сквозь них расставанья ещё многолюдней.
  
   Я так и сомкну воспалённые веки
   Морщинистых ставен на влаге холстов.
   Опять заштрихуются солнца и реки
   Неровными звуками Ваших шагов...
  
  
   * * *
  
   От костра - запах прелой ольхи.
   В ухе ракушки - мёртвое море.
   Я впущу Вас однажды в стихи,
   Я оставлю шесть бусин в узоре.
  
   Ваших пальцев нестройный квинтет,
   Шёлка гриф и стекляруса струны...
   Лишь в ручьях пароходы газет,
   Лишь в колодцах купаются луны.
  
   Острова тишины, вышины...
   Здесь всё проще. Перчатки на стуле.
   Здесь рукою подать до весны
   И до снега в неснежном июле.
  
   Проморщинился в лица зеркал
   Не Лолиту не встретивший Гумберт.
   Измеряют фатальностью зал
   Полувечер, случайности, Шуберт.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оксана КУРИНСКАЯ

(г. р. 1983)

  
  
  

* * *

  
   Завядший букет несбывшихся снов,
   Пустых ожиданий, ненужной надежды
   Я выброшу в мусор: со слов стариков -
   Завядших цветов в доме вовсе не держат.
   Открою окно, устрою сквозняк
   И душу проветрю от лишних сомнений,
   Избавлюсь от старых ненужных вещей
   И стану мудрей в их приобретеньи.
   Я вымету сор обманчивых фраз,
   Сниму паутину чужих предрассудков -
   И станет просторно в светлице моей
   Для новых идей, и людей, и поступков.
  
  

КЛАССИКА

  
   Дни бегут с немыслимою скоростью,
   На прощанье даже не оглядываясь.
   Вот она - классическая молодость,
   Но - какой ни есть - ей всё же радуюсь.
   Вот они - классические, вечные
   Поиски, тревоги, ожидания
   Той любви, которую, конечно же,
   Выдумали людям в наказание.
  
  

* * *

  
   Я живу, осознавая - этот миг неповторим,
   Эти капельки росы, веер солнечных лучей.
   Ниоткуда появившись, еле-еле ощутим,
   В вечность он уйдёт тайком - не присвоенный, ничей.
   Это утро, что бежит за троллейбусным окном,
   Эти люди, что спешат всё успеть куда-то,
   Эти мысли, что струятся по стеклу дождём -
   Это всё - всего лишь миг, из пространства взятый.
   Миг за мигом - это жизнь, данная в подарок,
   Шаг за шагом - это путь, нами не пройдённый,
   День за ночью - это мир, где живёшь не даром,
   Если кем-то ты любим, если ты влюблённый.
  
  

* * *

  
Мне не ведомо, сколько веков
   будем жить в ожиданьи,
   будет сказано минимум слов,
   будет миг без названья.
   И, вошедшие в призрачный час,
   что подарен нам чудом,
   мы пройдём сквозь него,
   он - сквозь нас,
   и он станет этюдом,
   что висит на стене под стеклом
   в позолоченной раме...
   Мы с тобою когда-то уйдём,
   но останется память,
   что две жизни однажды слились
   в полноводную реку,
   и что счастье и есть ведь та жизнь,
   что дана человеку!
   ...Даже время весёлый свой шаг
   вдруг замедлит немного,
   чтобы было когда отдышаться
   у жизни порога!
  
  

* * *

  
   Во дворе моём большая лужа,
   Позади немного фонаря.
   Лужа эта, в общем-то, не лужа,
   Если нет на улице дождя.
   Но когда дождь выйдет на прогулку
   И наполнит лужицу водой,
   Вечером фонарный свет как будто
   В луже отражается звездой.
   Выгляну во мрак ночной, кромешный
   Из окна седьмого этажа,
   И опять подумаю:
   "Надежда
   В море неизвестности нужна
   Сердцу человеческому очень,
   Даже очень-очень иногда..."
   И тогда мне кажется, что ночью
   В луже отражается звезда.
  
  

* * *

  
   Мы с тобою друзья по закону,
   И никем быть другим мы не можем.
   Знают это и диск телефона,
   Пыль извечная наших дорожек,
   И друзья, и знакомые наши,
   Во дворе голубиная стая,
   И уборщица бабушка Даша,
   И снежинки, что медленно тают,
   Попадая в объятья дыханья...
   Сердце бьётся, не в силах понять,
   Что за встречей должно быть прощанье, -
   Чтоб найти, нужно что-то терять.
  
  

* * *

  
   Друг дружку обгоняя, сбегают по стеклу
   Приёмыши чуть грустного июня.
   И гром не умолкает, и весело ему,
   И он картавит, радостно ликуя.
   За окнами троллейбуса размеренно плывут
   Размытые дождём пейзажи лета.
   Мне пасмурной погоды любимый неуют
   Сирени дарит мокрые букеты.
   А я ловлю мгновенья - как бабочек сачком -
   И вклеиваю в памяти страницы.
   Ловлю их для того, чтоб как-нибудь потом
   В июнь счастливо-грустный возвратиться.
  
  

* * *

  
   Город, умытый весенним дождём,
   Только вот-вот распустившийся город,
   Только проснулся - а мысль об одном:
   Как же он выглядит в новом уборе? -
   В лужи зеркальные он заглянул,
   Долго стоял и собой любовался,
   Листья поправил и капли стряхнул,
   И отошёл. И довольным остался.
  
  

* * *

  
   Ты тот, что понарошку, но всерьёз,
   Ты тот, что не со мною, но навечно.
   Ты счастье, что впитало много слёз
   И стало пересоленным, конечно.
   Ты - дождь в прожекторах машинных фар,
   Ты - воробьёв резвящаяся стая,
   В просветах веток солнца мягкий шар, -
   Всё это - ты, ты - жизнь моя земная!
  
  

* * *

  
   Есть у нас на полдник долька осени,
   Гроздь немного переспевших дней безоблачных.
   В небо чистое мы спиннинги забросили,
   И на ужин приготовим рыбок звёздочных.
   Ну а завтра мы гулять с тобой отправимся,
   Поохотимся за солнечными зайчиками,
   В лунном свете голышом мы искупаемся,
   И судьбу свою узнаем у шарманщика.
  
  

* * *

  
   Солнце заплетается в ресницах,
   Ленточками вьётся в волосах.
   Я лечу счастливая как птица,
   Что парит в лазурных небесах.
   Я бегу, я мчусь навстречу счастью,
   Знаю точно: ждёт оно меня.
   Запыхавшись, прибегу: "Ну, здравствуй,
   Знала я, что отыщу тебя".
  
  

* * *

  
   Я знать не хочу, что ждать будет завтра меня.
   Я знать не желаю итоги своих поединков.
   Я буду летать мотыльком от огня до огня,
   И в тёмной ночи по щекам будут литься слезинки.
   Я буду страдать, тосковать, проклиная судьбу,
   И снова и вновь новый день будет старого лучше.
   Из горя и счастья я статую жизни слеплю.
   Я б выбрала это, имей я для выбора случай.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

И БИОБИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ СПРАВКИ

  
  
   АНДЕНКО Иван Емельянович больше известен как детский писатель: его книги для детей выходили в московских издательствах, стихи публиковались в детских журналах. В 1971 году в Киеве, издательством "Радянський Письменник" был выпущен в свет сборник сатирических миниатюр Ивана Анденко "Точный прицел".

- 75

  
   АНТИОХ-ВЕРБИЦКАЯ Наталья Фёдоровна - внучка писателя Николая Андреевича Вербицкого (учителя актрисы Марии Заньковецкой и русского писателя Леонида Андреева), подруга сестры Игоря Юркова Ольги, двоюродная сестра украинского поэта Марка Вороного. Родилась в Чернигове 9 декабря (27 ноября ст. ст.) 1902 года. Тягу к литературному творчеству ощутила в раннем детстве; была активнейшим участником рукописного домашнего журнала - вместе с Игорем и Ольгой Юрковыми и Марком Вороным. Любовь к литературе пронесла через всю жизнь, писала стихи и рассказы, но публиковать их не решалась. Лишь в 1947 году приняла участие в республиканском конкурсе на лучший рассказ - и стала его призёром. Умерла 27 января 1995 года. В 2002 году самиздательством "ЭСХА" был выпущен сборник её стихов "Выздоровление".

- 48

   АФРЕМОВА Ольга Алексеевна родилась 10 августа 1948 года в Казахстане, вскоре семья переехала в Чернигов; заочно окончила филфак Нежинского пединститута. Восемнадцатилетней пришла на областную литературную студию; знакомство с поэтами Майей Богуславской и Петром Пиницей вскоре переросло в прочную многолетнюю дружбу. Бесплодность попыток публиковаться в черниговской периодической печати вынудила уехать в 1977 году из Чернигова в Россию. Окончила Высшие литературные курсы, вступила в Союз писателей, преподавала в Литинституте им. А. М. Горького. Автор нескольких поэтических сборников и прозаических книг; первая книга стихов, составленная из стихотворений, написанных в Чернигове, вышла в Ставрополе в 1978 году.

- 215

  
   БОГУСЛАВСКАЯ Майя Григорьевна родилась в Чернигове 15 ноября 1933 года. Окончила Ленинградский библиотечный институт; несколько лет проработала в Сибири. Вернувшись в Чернигов, работала библиотекарем, заведующим книжным магазином, руководителем детской литературной студии во Дворце пионеров. Скончалась 31 октября 2005 года. Стихи её публиковались в областных газетах, в журнале "Радуга" (Киев), в альманахах "Черниговцы", "Ковчег" (Житомир). Самиздатом "ЭСХА" в 1996 году были выпущены её поэтические сборники "Полоса отчуждения" и "Скрипка в покинутом доме".

- 114

   БЫКОВЕЦ Николай Николаевич родился 20 декабря 1931 года в Михайло-Коцюбинском, Черниговской области. Работал в редакции областной газеты "Деснянська Правда", потом в областном комитете по делам печати. Публиковался в областных газетах; автор трёх сборников стихов: "Откровение" (1991), "От встречи до разлуки" (1993), "Своими глазами" (1994). Умер в 1993 году.

- 91

  
   ВИНОГРАДОВ Игорь родился 29 января 1966 года в Воронеже, вскоре родители переехали в Чернигов, и вся дальнейшая жизнь его связана с этим городом. Стихи пишет со школьных лет, публиковался в областной газете "Гарт", в альманахе "Черниговцы", в литературном журнале "Ковчег" (Житомир).

- 283

  
   ГАЛАКТИОНОВ Пётр Алексеевич родился в России, вскоре семья переехала на Черниговщину. Школу окончил в Нежине. С началом войны поступил в Черниговскую диверсионную школу; окончив её, был заброшен во вражеский тыл. Военная судьба сложилась трудно, но оставила живым. В 1947 году, демобилизовавшись, поступил в Нежинский педагогический институт, окончив его, преподавал в ряде школ Черниговщины, был директором одной из них в течение многих лет. Публиковался в местной периодической печати. В 2004 году издательством Нежинского пединститута выпущен в свет сборник "Стихи и проза".

- 55

  
   ГАЛЕНКО Алёна (Елена Николаевна) родилась 4 марта 1976 года в Чернигове. Окончила Киевский театральный институт; с 1999 года живёт и работает в Киеве. Театральный критик. Стихи пишет со школьных лет.

- 351

  
   ГРИЦЮК Елена Витальевна родилась 6 декабря 1974 года в Кривом Роге, вскоре с родителями переехала в Чернигов. В 1997 году окончила в Киеве архитектурный факультет, через три года - аспирантуру. Стихи публиковались в периодической печати Чернигова, Днепропетровска, Киева, в альманахе "Черниговцы", звучали на радио. В самиздательстве "ЭСХА" вышли её поэтические сборники "Дарю вам" (1996), "Не принимай стихи всерьёз" (1997). В 2004 году в Нежине вышел сборник её стихов и графики "Мандри за щастям".

- 341

  
   ГРИЩЕНКО Валентина Григорьевна родилась 24 ноября 1944 года в посёлке Крупчина Козелецкого района. Окончила Орловский педагогический институт. Работала учителем иностранных языков на Орловщине и Черниговщине. В Чернигове живёт с 1978 года. Стихи публиковала в районных и областных газетах ("Деснянська Правда", "Брянский Рабочий" и др.). Автор поэтического сборника "Осенние мотивы" (Чернигов, 2006).

- 201

  
   ДЕМИДОВ Михаил Иванович родился в 1923 году в селе Софоново, Владимирской области. Окончил Киевское танковое училище, с 1942 по 1971 год служил в рядах Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, отмечен наградами Родины. В Чернигове с 1971 года. Публиковался в периодике Украины и России. Издал поэтические сборники "Главная точка" (1990, Чернигов), "В плену у добрых Муз" (1995, Нижний Новгород), книгу для детей "Загадайки-отгадайки" (1998, Чернигов).

- 63

  
   ДУДАРЕНКО Станислава родилась в Казахстане, но большая часть жизни связана с Черниговом, сюда же вернулась после окончания Киевского института иностранных языков. Публиковалась в "Вечернем Минске" и в черниговском "Гарте", в альманахе "Черниговцы".

- 314

  
   ЗИНЧЕНКО Григорий Петрович родился в 1932 году на Чернобыльщине - в селе Новокрасница, Киевской области. Окончив в 1952 году Малинский лесотехнический техникум, был направлен в Красноярский край. Окончил Сибирский технологический институт. В 1964 году вернулся на родное Полесье - в Чернигов; многие годы был директором местной мебельной фабрики. Стихи стал публиковать ещё в Сибири: в краевых газетах и журналах, в альманахе "Енисей", в сборнике "Жарки". Появлялись его стихи и в черниговских областных газетах, публиковались в журнале "Радуга", в газете "Правда Украины". Отдельными изданиями вышли поэтические сборники "Визир для трассы" (1991, г. Хмельницкий), "От сердца к сердцу" (1998, Киев), книжка для детей "Радуга-улыбка" (1994, Чернигов). Умер 1 августа 2008 года.

- 100

  
   КАКИЧЕВ Николай - участник Великой Отечественной войны, отмечен правительственными наградами. Член Черниговского областного литературного объединения, один из руководителей городской литературной студии при городской библиотеке им. М. М. Коцюбинского (в 60-х годах). Публиковался в местной и республиканской прессе.

- 54

  
   КЛИМЕНКО Юрий Николаевич родился 14 января 1955 года в Чернигове. Окончил Черниговский политехнический институт, работал на радиоприборном заводе. В настоящее время преподаёт в Черниговском политехническом университете. Стихи пишет со школьных лет. Публиковался в областной газете "Гарт", в альманахе "Черниговцы", в литературном журнале "Ковчег". В 1997 году самиздательством "ЭСХА" выпущен его поэтический сборник "Всё будет".

- 243

  
   КОВАЛЕВСКИЙ Олег Владимирович - племянник Игоря Юркова, родился в Киеве, в 1928 году; отроческие годы прошли в Чернигове; в 1941 году вместе с матерью был эвакуирован в Самарканд, в четырнадцать лет начал работать. Окончив институт, работал в закрытом КБ в г. Горьком. Умер в 1997 году.

- 78

  
   КОЗЛОВА Марина Валериевна родилась в семье военнослужащего 2 ноября 1964 года во Львове. Детские и школьные годы прошли в Чернигове; занималась в литературной студии Майи Богуславской. Много лет была вожатой в Артеке. Заочно окончила Литературный институт им. М. Горького. Публиковалась в областных газетах, в альманахе "Черниговцы", в других изданиях. В настоящее время живёт и работает в Киеве.

- 273

  
   КОМОВ Николай Александрович родился 18 мая 1928 года в Воронежской области; с 1930 по 1952 год жил на Донбассе, позже - на Сумщине. С 1987 года живёт в Чернигове. Всю жизнь учительствовал (преподавал русский язык и литературу) и писал стихи.

- 79

  
   КРАВЧЕНКО Тамара Андреевна родилась 30 сентября 1968 года в селе Мнёв, Черниговской области, на берегу Днепра. Заочно окончила филологический факультет Гомельского университета. Публиковалась в областной газете "Гарт", в журнале "Радуга", в других периодических изданиях. В 1996 году в самиздательстве "ЭСХА" вышел её поэтический сборник "Небо без крыши".

- 307

  
   КРЕСТИНИН Алексей Борисович родился 16 августа 1964 года в Липецкой области. Окончив Тамбовское авиационно-инженерное училище, служил в Городне, затем в Чернигове. Стихи публиковал в областных газетах, в журнале "Радуга" (1995), в альманахе "Черниговцы"; в конце 1991 года, в Городне, вышел первый сборник его стихов "Перепады тишины"; Хабаровское издательство в 2000 году выпустило в свет второй его поэтический сборник "Аир световлюблённый", основу которого составили стихи, написанные в Чернигове.

- 261

  
   КРУЦЯК Ярослав родился в 1961 году в Белой Церкви. Окончил Нежинский пединститут, Жил и работал в Прилуках. Стихи писал с детских лет, публиковался редко: в черниговских областных газетах, в журнале "Радуга", в коллективном сборнике Нежинского пединститута. Умер в августе 2008 года.

- 250

  
   КРЫСАНОВ Юрий Николаевич родился 3 марта 1948 года; почти вся его жизнь прочно связана с Черниговом. Инженер по образованию, он, параллельно с активной технической и общественной деятельностью, живёт поэзией. Его стихи публиковались в местной и республиканской печати, в коллективных поэтических сборниках и альманахах. Издал несколько сборников стихов: "Полнолуние" (1996), "Звёзды жгут ладони", "Шустрый ветер прошептал" (2006).

- 209

  
   КУЗЬМЕНКО Игорь Николаевич родился в Чернигове 23 марта 1970 года; окончил исторический факультет Черниговского пединститута. Работает журналистом. Публикуется в местных периодических изданиях. Самиздатом выпустил два поэтических сборника: "Стихи без названия" (1995) и "Вода" (1998).

- 316

  
   КУЛАКОВСКАЯ Ирина Александровна родилась в Чернигове 19 августа 1976 года. Окончила истфак Черниговского пединститута. Стихи пишет с детских лет, но с публикацией не торопилась. Появляться стала на страницах местной печати в самом конце 90-х годов. Стихи её публиковались в журнале "Радуга" (Киев), альманахах "Черниговцы" и "Ковчег" (Харьков).

- 357

  
   КУРИНСКАЯ Оксана родилась в Чернигове 3 декабря 1983 года, училась в местном Педуниверситете. Занималась в областной литературной студии, публиковалась в черниговской газете "Гарт". В 2004 году выехала в США.

- 365

  
   ЛИПЕС Илья - поэт и переводчик - окончил факультет иностранных языков Нежинского педагогического института, преподавал в школах Чернигова английский язык; постоянно занимался переводом на русский язык поэтов Англии и США, Украины и Израиля. Публиковался в украинских и московских изданиях. Незадолго до развала Советского Союза эмигрировал в Израиль. В настоящее время живёт в Канаде.

- 224

  
   ЛЮБЧИК Иван Иванович родился в Чернигове. Окончил Харьковское авиационное училище, служил на Дальнем Востоке. Из-за болезни ушёл из авиации, вернулся в Чернигов, работал на разных предприятиях города. 17 апреля 1973 года трагически погиб. Публиковался в местной печати. В 1964 году вышел единственный его прижизненный сборник стихов "Главная улица" (Киев, "Молодь"). В этом же издательстве, в 1978 году, вышел в свет второй его поэтический сборник "Взлётная полоса".

- 159

  
   МАМЧИЧ Елена Борисовна родилась 22 июля 1953 года, по образованию филолог, кандидат педагогических наук, доцент кафедры славянской филологии Черниговского государственного педагогического университета им. Т. Г. Шевченко. Автор поэтических сборников "Территория души" (2003), "Обманы дождей" (2004), "Покаяние" (2005).

- 234

  
   МАТУШЕВСКИЙ Михаил Евгеньевич родился 25 июля 1972 года на Дальнем Востоке, в семье военнослужащего. Ранние годы прошли в Венгрии. С 1980 года - в Чернигове. Учился в Черниговском политехническом институте. Работает на черниговском заводе "Химволокно". Стихами увлёкся в двадцатилетнем возрасте. Публиковался в областной газете "Гарт", в альманахе "Черниговцы". Самиздатом, в 1996 году вышли - одна за другой - две его поэтических книги: "Осенние сны" и "Душа и тело".

- 327

   МАТЯКИНА Нина Павловна родилась в 1952 году в Чернигове; окончила Днепродзержинмкий химико-технологический техникум, работала на Черниговском объединении "Химволокно". Стихи пишет со школьных лет. Публиковалась в местных газетах "Деснянська правда" и "Комсомольський гарт".

- 226

  
   МУХА Наталья Викторовна родилась в августе 1975 года в Чернигове; блестяще закончила Украинскую юридическую академию им. Ярослава Мудрого. Тринадцатилетней пришла на областную литстудию. Первые публикации - в областной газете "Комсомольський Гарт"; стихи её печатались во многих всеукраинских газетах, журналах, альманахах. Скончалась после тяжёлой болезни 21 июля 2002 года. В 2003 году, в Чернигове, издательством "Деснянська Правда" был выпущен в свет сборник её стихотворений "Соло тишины".

- 346

  
   НАРБУТ Владимир Иванович родился в 1888 году на хуторе Нарбутовка, Глуховского уезда, Черниговской губернии. В результате болезни и операции в 1906 году, стал "колченогим" (так назвал его Валентин Катаев в повести "Алмазный мой венец"). Окончив Глуховскую гимназию, вместе со старшим братом Георгием Нарбутом - будущим художником-графиком, - поступил в Петербургский университет. Вошёл в круг Николая Гумилёва, был одним из основных участников литературного объединения акмеистов. За свой второй сборник стихов "Аллилуйя" исключён из университета (книга была по постановлению Синода конфискована и уничтожена). Революция 1917 года застала его на Черниговщине. В 1918 году становится членом партии большевиков, включается в гражданскую войну; во время бандитского нападения на его семью теряет младшего брата и кисть левой руки. В 1919 году попал в деникинскую контрразведку и приговорён к смертной казни; налёт конницы Думенко на тюрьму спасает поэта от расстрела. Вскоре Нарбут направлен в Одессу заведовать ЮгРОСТА; привлёк к сотрудничеству лучшие таланты Одессы: Бабеля, Багрицкого, Катаева, Михаила и Бориса Кольцовых, Ильфа, Олешу, Веру Инбер... В 1922 году переведён в Москву, заведует издательством "Земля и Фабрика", одновременно редактирует журналы "30 дней" и "Вокруг света". В 1928 году исключён (по доносу) из партии и отстранён от издательской деятельности. В ночь с 26-го на 27-е октября 1936 года Нарбут арестован и отправлен в колымские лагеря, где вскоре погиб (точная дата смерти неизвестна). Книги поэта изымаются из библиотек, и его имя на многие десятилетия вычёркивается из отечественной литературы.
   При жизни Нарбутом были изданы поэтические книги: "Стихи" (СПб, 1910), "Аллилуйя" (СПб, 1912, конфискована), "Любовь и любовь" (СПб, 1913), "Вий" (СПб, 1915), "Веретено" (Киев, 1919), "Плоть" (Одесса, 1920), "В огненных столбах" (Одесса, 1920), "Красноармейские стихи" (Ростов-на-Дону, 1920), "Стихи о войне" (Полтава, 1920), "Советская земля" (Харьков, 1921), "Аллилуйя" (2-е изд., Одесса, 1922), "Пасха" (Москва, 1922), "Александра Павловна" (Харьков, 1922).
   В конце 80-х годов, публикациями в журналах "Огонёк" и "Простор", в альманахах "Поэзия" и "День поэзии", имя одного из крупнейших поэтов России было возвращено широким читательским кругам.

- 10

  
   НЕБЫЛИЦА Николай Анисимович, известный черниговский художник, родился (14 апреля 1945 года) и всю жизнь провёл в Чернигове. Разносторонне одарённый, широко эрудированный, он немало времени отдавал и поэтическому творчеству, нередко включая свои стихи органически в состав графических работ. Умер после тяжёлой болезни в ноябре 2000 года.

- 206

  
   Норов Александр Александрович родился в России, в декабре 1965 года; вскоре семья переехала в Чернигов, и с тех пор с этим городом связана вся жизнь поэта. В школьные годы занимался в созданной и руководимой Майей Григорьевной Богуславской детской литературной студии при областном дворце пионеров. Закончил Нежинский пединститут имени Н. В. Гоголя. Преподаватель, театральный критик, член Национального союза журналистов Украины, основатель и неизменный руководитель Студенческого драмтеатра "Иллюминатор". Старший преподаватель Черниговского педагогического университета им. Т. Г. Шевченко, заместитель директора Черниговского областного лицея для одарённой молодёжи. В конце 2007 года, в Киеве, издательством Сергея Пантюка выпущена в свет книга стихов Александра Норова "Фонарь Диогена".

- 279

  
   ПИНИЦА Пётр Иванович родился 5 ноября 1939 года в Городне, на Черниговщине. Окончив школу, работал на строительстве канала "Северский Донец - Донбасс", служил подлодником на Тихоокеанском флоте; демобилизовавшись - строил Братскую ГЭС; учился в Иркутском университете. В 1971 году закончил Литературный институт им. М. Горького. В Чернигове - с 1972 года, здесь и умер, после тяжёлой болезни, 2 мая 1999 года; похоронен в Городне. В 1971 году в Иркутске издан единственный его прижизненный поэтический сборник "Предчувствие". Будучи "диссидентом", оказался в числе "непечатаемых", лишь в девяностых годах его стихи стали появляться в областной периодике. Самиздатом вышли его сборники "Брезентоград" (1997) и "Колобок" (1999).

- 173

  
   РУДЕНКО Пётр Алексеевич родился на Днепропетровщине 8 января 1935 года, детство прошло в Семёновском районе Черниговской области. Закончил заочно Харьковский политехнический институт. Кандидат технических наук, профессор. Автор поэтических сборников "Коснувшись вашего виска", 1994; "Далёкое и близкое", 1995; "Стихи разных лет", 1995; "Спешу навстречу маю", 1996; "То ли в шутку, то ль всерьёз", 1996; "Острова спасения", 1997; "Любви негромкие слова", 2005; "По разным поводам улыбки", 2006. Лауреат литературной премии им. М. Коцюбинского. Умер в сентябре 2006 года в Чернигове.

- 124

  
   РЫБАЛКИН Станислав Геннадиевич родился 28 марта 1935 года в рудничном посёлке Бирикульский, Кемеровской области, окончил музыкальное училище, был артистом оперетты. В Чернигове с 1970 года. Писал с юношеских лет, особенно интенсивно - в последние годы жизни. Публиковался в сибирской и украинской периодике. Умер 11 августа 1995 года. В том же году, уже после смерти, вышел в свет составленный им самим поэтический сборник "В плену совдеповских пространств" (1995, Чернигов). Стихи печатались также в журналах "Донбасс", "Радуга", "Ковчег" (Житомир), в альманахе "Черниговцы",.

- 129

  
   РЯБОВ Вадим (Будимир Васильевич) родился 10 января 1935 года в городе Кинешме, Ивановской области. Окончил Московский институт культуры. С 1968 года и до выхода на пенсию работал художником на Черниговском камвольно-суконном комбинате. Поэзия была второй (наравне с живописью) его страстью, стихи писал со школьных лет, но публиковался редко, большей частью в заводской многотиражке. Умер 4 сентября 2005 года.

- 128

  
   САВИЦКАЯ Ирина Владимировна родилась 20 октября 1962 года в Чернигове. Окончила Нежинский техникум культуры и Украинскую Академию руководящих работников просвещения. Режиссёр и сценарист. Стихи пишет со школьных лет, занималась в детской литературной студии Майи Богуславской.

- 259

  
   СЕМКО (РУДЕНКО) Майя Феликсовна родилась 13 мая 1967 года в Чернигове, занималась в литературной студии Майи Богуславской, окончила филологический факультет Нежинского пединститута. Работает журналистом. Стихи публиковались в областных газетах, в альманахе "Черниговцы", в журнале "Радуга"; самиздательством "ЭСХА" выпущен сборник её стихов "Четыре вздоха".

- 288

  
   СЕНЬКОВ Станислав Сергеевич родился в 1935 году на Брянщине. Служил на Северном военно-морском флоте, окончил Смоленский медицинский институт, с 1968 года - в Чернигове, более десяти лет работал в областной больнице хирургом-окулистом (с 1979 - в Брянске). Публиковался в газетах "Сельская жизнь", "Медицинская газета", "Литературная Россия", в журналах "Советский Красный Крест", "Сельская молодёжь", "Радуга". В 1976 году киевским издательством "Молодь" в свет выпущен его первый поэтический сборник "Я слушаю сердце".

- 151

  
   СЕРБОВЕЛИКОВ Николай родился в Молдавии в 1950 году. Окончил Одесское художественное училище имени М. Б. Грекова, работал в Нежине художником-оформителем. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького, закончив его, остался в Москве. Публиковался в журналах "Студенческий меридиан", "Октябрь", "Знамя", "Литературная учёба", в сборнике "Воскрешение", в альманахах "День поэзии" и "Поэзия".

- 221

  
   СИРОТЕНКО Владимир Васильевич родился 9 апреля 1941 года в Чернигове. Правнук украинского и русского литератора Николая Андреевича Вербицкого, - учителя украинской актрисы Марии Заньковецкой (в Чернигове) и русского писателя Леонида Андреева (в Орле). Окончил Киевский технологический институт пищевой промышленности и аспирантуру, кандидат технических наук. Стихи пишет с раннего детства; первая поэтическая публикация - в 1956 году, в газете "Пионерская Правда". Позже публиковался в различных украинских периодических изданиях (в 1965 году стихотворение "Шпалы" было опубликовано в одной из эмигрантских газет в Канаде). В настоящее время живёт во Львове.

- 198

  
   СМЫК Людмила родилась 1 июля 1967 года в Прилуках. Окончив Нежинский пединститут, вернулась в родной город. Стихи пишет со школьных лет. Публиковалась в местной печати и в молодёжной газете "Комсомольський Гарт".

- 298

  
   СОРОКИН Вячеслав Александрович родился в 1925 году в семье военнослужащего, во время войны окончил танковое училище, участник Великой Отечественной войны, награждён орденами и медалями Родины. Заочно окончил историко-филологический факультет Уссурийского пединститута. Выйдя в отставку, обосновался в Чернигове, ряд лет работал в Черниговском историческом музее, был председателем городского совета ветеранов, руководил молодёжным клубом "Поиск". Публиковался с 1948 года в различных газетах и журналах. Автор поэтических сборников "Служу я в той же части до сих пор" (1971 г.), "Черниговские зори" (1995 г.). Умер в России, после тяжёлой болезни.

- 68

  
   СПИРИДОНОВ Феликс Павлович родился 8 октября 1932 года в Архангельской области. После войны с родителями переехал на Украину. Заочно учился в Литературном институте им. А. М. Горького. Стихи публиковались в журналах "Советская Украина", "Советский воин", "Киев", "Радуга", в черниговских областных газетах.

- 106

  
   СТРАШНОЙ Феликс Давидович родился 20 августа 1935 года в Испании, в семье морских офицеров. Окончил Харьковский институт инженеров коммунального строительства. Детство и большая часть дальнейшей жизни прошли в Чернигове. Стихи пишет со школьных лет. Публиковался в областной газете "Деснянська правда", в периодической печати Белоруссии. Один из тех "шестидесятников", кто постоянно преследовался властями - как во времена Хрущёва, так и в "эпоху брежневского застоя". В 2005 году, в издательстве "Деснянська правда", вышли в свет две его книги: "Распятие" и "Вознесение".

- 156

  
   СУПРОНЮК Александр Сергеевич родился 30 мая 1972 года в городе Борзне Черниговской области, окончил в 1995 году исторический факультет Черниговского педагогического института. Стихи пишет на русском и украинском языках, публиковался в областной периодической печати, в литературных журналах "Лiтературний Чернiгiв" и "Ковчег" (Житомир).

- 323

  
   ТОВСТУХА Иван Павлович родился 23 февраля 1889 года в местечке Березна, Черниговской губернии, в семье мелкого чиновника. Окончил Черниговское реальное училище, поступил в Петербургский университет. За революционную деятельность исключён из университета, вернулся в Чернигов, вскоре был арестован и выслан в Сибирь. Бежал, эмигрировал в Париж, участвовал в социалистическом и профсоюзном движении во Франции. После Февраля 1917 года вернулся в Россию, стал одним из заметных работников аппарата партии большевиков, позже был переведён на научную работу, стал одним из основателей Института марксизма-ленинизма, редактировал первое издание собрания сочинений Ленина. Умер 9 августа 1935 года от туберкулёза костей. Стихи активно писал в годы ученичества; позже - увлечённый политической и научной деятельностью - внимания им уделял значительно меньше, однако, поэзия оставалась для него до конца жизни "важнейшим элементом культуры".
   Предлагаемое стихотворение, написанное восемнадцатилетним юношей, опубликовано в черниговском журнале "Волна", N 2, в 1907 году.

- 9

  
   ТОМИЛИНА Валентина Иосифовна родилась в 1953 году в Чернигове, окончила Нежинское училище культуры, работала библиотекарем в Чернигове. В конце 1990-х годов выехала в Израиль. Стихи писать начала в школьные годы. Публиковалась в местной периодической печати.

- 230

  
   УЛЬЯНИЦКАЯ Людмила Степановна родилась в Днепропетровске 21 апреля 1930 года, детство прошло в Крыму. Окончила Крымский пединститут, и там же - аспирантуру. В Чернигове с 1960 года. Публиковалась в периодической печати Украины, Белоруссии, России. Более двадцати лет сотрудничала с журналом "Мурзилка". Автор двенадцати книг для детей и сатирических сборников.

- 87

  
   ХОМЕНКО Илья Андреевич родился в Чернигове в 1968 году; окончил факультет журналистики Киевского университета, заочно закончил аспирантуру; работал журналистом, в настоящее время преподаёт на факультете журналистики Киевского университета им. Т. Г. Шевченко. Много лет руководил областной литературной студией при газете "Гарт". В 1993 году в книжном издательстве Волгограда вышел сборник его научно-фантастических рассказов и романтических стихов "Поднебесник"; в 1998 году в черниговском самиздательстве "ЭСХА" увидел свет сборник его стихотворений и песен "Счастливая рама".

- 303

  
   ХРЫКИН Святослав Евдокимович родился 22 октября 1939 года в Низовье Амура. В Чернигове с 1955 года. Окончив школу, работал на строительстве канала "Северский Донец - Донбасс", в 1959 году вернулся в Чернигов, работал токарем на заводе; с 1971 года - художник-оформитель. Печататься стал в начале 60-х в газете "Деснянська Правда". Публиковался в газете "Комсомольський Гарт", (Чернигов), в литературной газете "Зеркальная Струя" (Харьков), в журнале "Радуга" (Киев), в альманахах "Черниговцы", "Ковчег" (Житомир).

- 187

  
   ЧЕВАН Александр Владимирович родился в 1970 году в Чернигове. Окончил филологический факультет Минского университета. Живёт и работает в Чернигове. Публиковался в местной периодической печати.

- 320

  
   ЧЕРНЫШ Гузель Шаймухаметовна родилась 10 февраля 1937 года в Ижевске. Геолог по образованию, работала многие годы в горах Тянь-Шаня и Памира, на Кубе и на просторах Украины. С 1976 года - в Чернигове. Автор поэтических сборников "В поисках сути" (1996), "Зачарованный Путник" (Киев, 2000), "Хрустальный звон" (Чернигов, 2002), "Пилигрим" (Чернигов, 2004).

- 164

  
   ШАФРАЙ Людмила Николаевна родилась 18 февраля 1974 года; инвалид по зрению; живёт в Чернигове. Публиковалась в местной печати. Автор поэтических сборников "50 житейских истин" (2005) и "Люблю я тебя нечаянно" (2008).

- 338

  
   ШЕВЧЕНКО Юрий Юрьевич родился 1 апреля 1954 года в Чернигове; окончил истфак Черниговского пединститута. Кандидат исторических наук. Стихи пишет со школьных лет, публиковался в местной периодической печати. С 1997 года живёт и работает в Санкт-Петербурге.

- 241

  
   ЩЕРБОНОС Василий Филиппович родился 30 апреля 1937 года в с. Криски, Коропского района, на Черниговщине. Окончив школу, работал на строительстве Камской ГЭС, служил в Туркестанском Военном округе (там состоялись первые серьёзные публикации). Окончил Нежинский пединститут, работал в районных и областных газетах журналистом. Публиковался на русском и украинском языках во многих коллективных сборниках, журналах, альманахах, газетах Украины и России. Автор книги "Уроки доброты" (Чернигов, 1992).

- 170

  
   ЮРКОВ Игорь Владимирович родился 16 июля 1902 года в Ярославле. Детские годы прошли в Гродненской и Люблинской губерниях. Осенью 1914 года семья Юрковых, в числе других беженцев, оказалась в Чернигове. Игорь был определён в местную классическую гимназию, окончить которую ему не удалось: в октябре 1919 года он, вместе со своими друзьями, выходцами из мелкопоместных дворянских семей, вступает добровольцем в деникинскую армию. Вскоре - сразу же после разгрома белогвардейцев на Северном Кавказе - столь же добровольно становится красноармейцем. Служба его проходила, в основном, в Туркестане; там же, в газете "Асхабадская Правда", появились первые серьёзные публикации его стихотворений. Демобилизовавшись по болезни, в конце февраля 1922 года Игорь Юрков приехал в Киев к родным (отцу Игоря в конце 1920 года предложили работу в только что организованной Академии наук Украины) и сразу же активно включился в литературную жизнь города: выступал на поэтических вечерах и диспутах, участвовал в работе литстудий, в создании литературных объединений ОРХУС, "Майна", "Ассоциация революционных русских писателей" (АРП), публиковался в местных газетах "Вечерний Киев", "Пролетарская Правда", в журнале "Факел" и в других изданиях. Однако, поскольку его стихи не вписывались в общий поток "пролетарской поэзии", вскоре ему закрыли дорогу к публикациям. Тем временем, подхваченный им в ранней юности туберкулёз развивался с угрожающей скоростью, всё чаще приковывая его к постели. Лечение в санаториях результатов не давало, и 30 августа 1929 года Игорь Юрков скончался.
   Незадолго до смерти поэта издательством АРП был выпущен в свет единственный сборник Юркова "Стихотворения", оставленный без внимания "большой литературой". В результате, великолепная поэзия одного из талантливейших русских поэтов двадцатого века - поэзия самобытная, до краёв наполненная любовью к жизни и людям, - оказалась обречённой на многодесятилетнее небытие. И даже попытка В. Португалова и Н. Ушакова привлечь внимание литературоведов и издательств к творчеству Игоря Юркова публикацией в альманахе "День поэзии"-1968 небольшой подборки его стихов, оказалась безрезультатной. Лишь в конце 90-х годов новые попытки вывести стихи Юркова "в люди" (журналы "Радуга" (Киев) и "Полесье" (Гомель), самиздатовские сборники стихотворений Игоря Юркова в Чернигове) способствовали выходу в свет нового поэтического сборника Игоря Юркова "Стихотворения" (СПб, 2002 г.)

- 21

СОДЕРЖАНИЕ

  
  
   Анна Ахматова: О поэзии.
   Святослав Хрыкин: Поэзия "великой провинциальной культуры".
  

Иван ТОВСТУХА (1889 - 1935)

  
   Я мечтой уносился в заветную даль...
  

Владимир НАРБУТ (1888 - 1938)

  
   НЕЖИТЬ: Из вычурных кувшинов труб щуры и пращуры...
   ВЕДЬМА: Луна, как голова, с которой...
   ЧЕТА: Блаженство сельское!..
   АРХИЕРЕЙ: Натыкаясь на посох высокий, точёный...
   ПОРТРЕТ: Мясистый нос, обрезком колбасы...
   ВОЛК: Живу, как вор, в трущобе одичавший...
   Одно влеченье: слышать гам...
   КОБЗАРЬ: Опять весна, и ветер свежий...
   В ЭТИ ДНИ: Дворянской кровию отяжелев...
   ДЕТСКАЯ ВЕСНА: Оранжевые, радужные перья...
   Лавина, сонная от груза...
  

Игорь ЮРКОВ (1902 - 1929)

  
   В ГОСТЯХ: Весна. Я приехал в провинцию...
   НОЧЬ: Даже думать нельзя о другом...
   У СВОЕЙ ЯБЛОНИ: По нотам, где дни - органные фуги...
   ДОЖДЬ В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ: Влечётся пыль по тротуарам...
   ФУГА-2: Август - как буря красок и звуков. Тогда...
   ПЕРЕД ГРОЗОЙ: Дай взойти мне на твой балкон...
   ЧЕРНИГОВСКИЕ НОЧИ: Небо открыто и светится...
   В ЗВЁЗДАХ: Пахнет сеном - сном...
   УТРО: А впрочем, дождь прошёл к утру...
   ЛЕТНИЙ ДЕНЬ: Возы заезжают в широкий двор...
   МУЗЫКА: 1. Есть сказка, как жёлудь превратился в звук...
   2. От луны плывут пузыри, полные дымом...
   ПРОГУЛКА НА ПАМЯТЬ: Колоколенки, колокольня...
   ИЗ ЧЕРНОВИКОВ: ...Там в глубину и синь уходит площадь...
   НАШИ СНЫ: Если идти по этой тропе...
   АСТРЫ: Астры стоят в высоком стакане...
   УТЕШЕНИЕ: Ласточки пробьют большие дыры...
   СУМЕРКИ: Зимний вечер открыт и просторен...
   ЕЩЁ НЕ СКОРО: А когда надоест любить и жить...
   ОТРЫВОК: Так вот: когда она ушла...
   СТРАХ ПЕРЕД ЛЮБОВЬЮ: Болезнь идёт к концу...
   ЛУННАЯ НОЧЬ: Светло горит серебряный пожар...
  
  

Наталья АНТИОХ-ВЕРБИЦКАЯ (1902 - 1994)

  
   Вот задумчивой зарёю...
   ПОЛДЕНЬ В СТЕПИ: Полдень. Безлюдие. Скука...
   На небе вечернем, прозрачном...
   ЗАКАТ: Скачут кони, гривами качая...
   НЭП: Барышни курносы...
   ИУДА: О, этот сад, прекрасный сад!..
   НАКАНУНЕ БОМБЁЖКИ: В этот день всё было спокойно...
   ВЕСНА: Так медленно холодная весна...
  

Николай КАКИЧЕВ

  
   НОВОГОДНЕЕ: Вот идёт широкими шагами...

Пётр ГАЛАКТИОНОВ (г. р. 1922)

   МОЙ СТИХ: Мой стих по внешности неброский...
   ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ: Мы с поля шли, дымя дорожной...
   У КОСТРА: Гори, костёр, взвивайся выше, пламя...
   БЕЛЫЙ ПЛАТОК: За селом, над розовой водою...
   Разве можно забыть всё это?!.
   Жила она одиноко...
   ДЕТСТВО: Идут по аллеям прохожие...
   Я в России родился...
   НЕЖИН: Я сегодня особо нежен...
   МЕДСЕСТРА: Больничные койки. Светло и уныло...
   ПОБЕДЫ ДЕНЬ: Как строй солдатский - обелисков строй...
   НА РЫБАЛКЕ: Надев золотые серёжки...
  

Михаил ДЕМИДОВ (г. р. 1923)

  
   ЛЕДОХОД: Услышав взрыв буквально рядом...
   ТИШИНА: Мы вечером с позиций сняли пушки...
   ЯБЛОКИ: Хотел он съесть их перед боем...
   На фронте был я лейтенантом...
   Становится всё больше неизвестных...
   Сверкает медью, как поднос...
   ДЫХАНИЕ ОСЕНИ: Жёлтую точку - на фоне зелёном...
   РАССВЕТ: Падают белые струи берёз...
   Нет на земле ненужных птиц, зверей...
   НА ОСТРОВЕ ХОРТИЦА: Ветвистый дуб на острове свободы...
   МУДРЫЙ СОВЕТ: Граница Украины и России...
ГЛАВНАЯ ОПОРА: Мы в гору катим камень демократии...
  

Вячеслав СОРОКИН (1925 - 2004)

  
   СМЕРТЬ ХОДИТ БЛИЗКО: Снаряд шелестит упруго...
   О ТОЙ ВЕСНЕ: В окоп наш, выжженный до дна...
   В СЕРДЦЕ МОЁМ ЧЕРНИГОВ: Я в жизни городов немало...
   НЕЗАБЫВАЕМОЕ: Мне Чернигов наш дорог вдвойне...
   ВЕСЕННИЕ КАРТИНКИ: Крадётся утром вдоль низин туман...
   ПЛАМЯ ЛЮБВИ: Сереет небо...
   Я ВЕРЮ: Я сорок лет армейских отслужил...
   У ЧЕРНОБЫЛЯ: Будто красочный фейерверк...
   ПОЧЕМУ?: Почему так в жизни тревожно...
   ПАМЯТЬ: Когда в толпе, в расхристанном порыве...
   ПУЛЕЙ В СЕРДЦЕ: Сказал однажды мне один "знаток"...
   ТИШИНА: Тревожно вечер сдвинул брови...
   НОЧНАЯ ГРОЗА: Штурмует землю с неба сизотучье...
  

Иван АНДЕНКО

  
   ПОРУКА: В лесу - собрание зверей...
   ЭСТЕТ: Кастет считал себя эстетом!..
   ПУТЬ НА ОЛИМП: Подумаешь, Олимп...
   ПОЭТУ: Чтоб вдохновенье не погасло...
   ЛАМПОЧКА И АБАЖУР: Когда электролампочка светила...
   СОТРУТНИЦА: Возле пасеки...
   НЕЗАМЕНИМАЯ: Хоть Муха в Главке с давних пор...
   БАРАБАН: Тем Барабан...
   ПУЗЫРЬ НА ВЫСОТЕ: Пузырь хотя и вверх поднялся...
   Истина бывает не так проста...
   ОБИЖЕННЫЙ НОС: Нос как-то прищемила дверь...
   ГРЯЗЬ И МЕТЛА: Грязь везде Метлу кляла...
   ЗЕРКАЛО: Зеркало ни доброе, ни злое...
  

Олег КОВАЛЕВСКИЙ (1927 - 1997)

  
   ОФЕЛИЯ: Я видел - листья ярко-красные...
  

Николай КОМОВ (г. р. 1928)

  
   НА ПАСЕКЕ: На пасеке, где дух цветов и мёда...
   Привольной Десны голубое теченье...
   В ЧЕРНИГОВГРАДЕ: Жить на этой земле интересно...
   НА БОЛДИНОЙ ГОРЕ: В парке, над могилой Коцюбинского...
   Век ли наш бестолковый и нервный...
   Когда откроется большая чаша неба...
   СИНЕВА: Какая лепка и раскраска...
   МАМА И ТАРАС: Две зимы ходившая почти...
   Люблю читательниц стихов...
   Ещё мы ценим плотность штор...
   Я хотел бы сберечь...
   ДОЛЖНИК: В копеечку влетела жизнь моя...
  

Людмила УЛЬЯНИЦКАЯ (г. р. 1930)

  
   ЛИЦО И ИЗНАНКА: Пиджак красив был с виду и опрятен...
   СОЛИДНЫЙ ВИД: Портфель имел солидный вид...
   ТРИ БРАТА: Три брата: первый - мотогонщик...
   СВЕРХЗАБОТА: Одна весьма заботливая Утка...
   ОРАНЖЕРЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ: Всё время кутали сынка...
   КОМПЛИМЕНТ: За Чашкой Чайник увивался...
   КАПЛИ: Жизнь каждая...
   МАТЕРИНСКИЙ ВЗГЛЯД: Русская старинная икона...
   Любовь приходит к нам...
   Не стану я удерживать тебя...
  

Николай БЫКОВЕЦ (1931 - 1993)

  
   МЫСЛЬ: Мысль стремительна и беспокойна...
   СВОЯ ДОРОГА: От порога до порога...
   В РЕДАКЦИИ: На пороге, робкая, вспыхнула зарницею...
   МАЙ: Платье, какое платье...
   Солнце дрожит...
   По лесной дороге...
   БАБЫ: Клубится пар...
   Плывут облака лохматые...
   Люблю, когда под куполом рассвета...
   Листья умирают на ветру...
   ПОЗЁМКА: Уже декабрь, а снега так и нет...
   Декабрь капризничал, как малое дитя...
   ЯНВАРЬ: Сухарём хрустит примятый снег...
   Разметала вьюга волосы...
   Зима приходит и уходит...
   Я встретил весну - молодую и жаркую...
   Мне по-домашнему уютно и тепло...
   ДОБРОЛЮБОВ И ШЕВЧЕНКО: То было в пору мрачных лет...
   ФИЛОСОФИЯ ЖЕСТОКОСТИ: На прилавках - головы теля...
   СЛОВО: Нелегко даётся ласковое слово...
   Нет ни отца, ни матери давно...

Григорий ЗИНЧЕНКО (1932 - 2008)

  
   Не искали друг друга взглядом...
   РОМАШКИ: Погадай мне на ромашке...
   СОЗРЕВШАЯ НИВА: Над нивою ветер проказник...
   СТАРАЯ БЕРЁЗА: Над ручьём берёза поседела...
   Деревья корнями...
   ПЕРВЫЙ СНЕГ: Вокруг бело, светло, пушисто...
   Я думал, встречу - обомлею...
   Сероглазая Мадонна...
   БЕЗБОЖНИЦА: Взгляд обычный...
   Горит в траве цветов стожар...
   Румянец у осин...
   ГДЕ НЕТ МЕЖИ: Где нет межи - есть перекрёстки...
   КРАЙ РОДИМЫЙ: Я опять брожу простоволосым...
   Распускаются почки улыбками...
  

Феликс СПИРИДОНОВ (г. р. 1932)

  
   СВЕТ И ТЬМА: Кончился сеанс последний в клубе...
   ИЗ НАШЕЙ ЖИЗНИ: Проходим сквер - весь лунно-голубой...
   Утром зелень рощ заветных...
   ПЕЙЗАЖ: Как хорошо тут! Серебристо-бел...
   СТРЕЛЬБИЩЕ: Земля солдатами измята...
   ТАЙНИК: В болоте, где торфяная...
   ЯБЛОНЕВЫЙ ЦВЕТ: Опять пришла весенняя пора
   СТАЛИН: Теперь ни в камне, ни в металле...
   ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ МОТИВ: Кажется - тот же осенний бор...
   БЛИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК: Я русский по всему: по крови...
   ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР: "Левой! Лишь левой!" - твердили...
   ОТКРЫТЫЕ УРОКИ: Лучше всего украинскую мову...
   СОВРЕМЕННЫЕ ПРОРОКИ: Сады и пажити нищают...
   СВЕТ И ТЕНЬ: Засверкали от холодной...
   ПОСЛЕДНЯЯ ЗЕМЛЯ: Я родом с Северной Двины...
  

Майя БОГУСЛАВСКАЯ (1933 - 2005)

  
   Обещанные ливни не прошли...
   Движенье волн песком повторено...
   Лишь голоса, а слов не услыхать...
   Я - залётная птица...
   Ягоды рябины желто-розовы...
   Зачем эта злая свобода...
   ...И я проснулась молодой, окрепшей...
   Цветенье. Радость. Дышится легко...
   Песня, не сорвись на полуслове!..
   Волы бредут себе неспешно...
   О, эта круговерть тепла и стужи...
   Лошадиные морды...
   Давай поедем летом в дальний лес...
   Рыжей девке с могучими икрами...
   Созревшей земляникой пахнет лето...
   Безымянные травы, но я узнаю их в лицо...
   Не много вёсен есть у нас в запасе...
   Литые листья золотых берёз...
   Где те игрушечные домики...
   А было так много восторгов...
   Полоса отчуждения - старый вокзал городской...
  

Пётр РУДЕНКО (1935 - 2006)

  
   Всё по отчеству, да по отчеству...
   Вновь пахнуло весной недавней...
   Ну, что ж, побаловались?..
   В клочья рвёт осенний ветер вишню...
   Знать, расходятся наши пути...
   Не очень-то приятно на виду...
   Если вдруг, после всех потерь...
   Не имея права на встречу...
   Рисуешь вроде бы окружность...
   КРИВОРОЖЬЕ: Каждый год хоть на самую малость...
   ТЕМ И ЖИВУ: О чём пишу, о чём пою?..
  

Вадим РЯБОВ (1935 - 2005)

  
   Как хочется в любви признаться...
   Ночь. Ползут по небу тучи...
   Палитрой осени окрашены леса...
  

Станислав РЫБАЛКИН (1935 - 1995)

  
   Табачище - волнами...
   Бабы юбки подобрали...
   Глянешь - вроде бы недомерка...
   Ты погладь моё сердце...
   За всё когда-нибудь отвечу!..
   Рыжий берег наискосок...
   Осторожно муравейники...
   МУЖИКИ: Я в глаза их гляжу зачем-то...
   ...А теперь осторожно вспомнить...
   Опять ведут взъярённого быка...
   Теряю я друзей, теряю...
   Предсказываю: буду я распят...
   Включаю. Вижу давнего врага...
   Такие времена!.. Душа распорота...
   Вот и славно, добро, - сам с собою поладил я...
   Я рискую? Так что же - пусть!..
   Назло эпохам, в пику временам...
   СЕРДЦЕ: Вдруг сорвётся с места сердце...
   Нет, ты ещё не отзвенела...
   Уйду туда, где лес пока что...
   То бродит где-то там...
   Лезет кошка на колени...
   Отсвистело, отсатанело...
   Мама, мама, постели мне...
   Какими были голубыми дали!..
   Спасибо, жизнь, за то, что ты была...
   Не плачьте -так уж наворожено...
  

Станислав СЕНЬКОВ (г.р. 1935)

  
   За окнами больничными Десна...
   И атом уже не загадка сейчас...
   Мы не сомкнули глаз. А на рассвете...
   Мы привыкаем ко всему, и всё ж...
   Я помню, как задумчиво и хмуро...
   Как мчится время...
   АПРЕЛЬ: Как чёрные шапки - гнездовья грачей...
   Опять иду по росным тропам лета...
   Большими разноцветными кострами...
   Опять вхожу в лесную тишину...
   Как много солнечного света!..
   КРАСНЫЕ ЗВЁЗДЫ: На пожелтевшей траве, на кустах...
   Предзимье. Первый снег закружит скоро...
   Белеет снег, как вата...
  

Феликс СТРАШНОЙ (г. р. 1935)

  
   За странником остался лишь песок...
   ЛИССАБОН: Когда за городом ухаживают тени...
   На небе висело два солнца, два шара...
   Сегодня ночью ветер сдвинул...
  

Иван ЛЮБЧИК (1936 - 1973)

  
   Сгорит закат, расплавив вечер...
   В ТУМАНЕ: А вот и мост зажёгся над рекою...
   Рассвет лучами невесомо...
   Забудешь всё остальное...
   Уже синицы говорливые...
   В ГОСТИНИЦЕ: Осень в ливнях своих отмокла...
   БЕРЁЗКА: Уронила берёзка...
   Сюда приходят вьюги озверелые...
   Обнимает зима дома...
  

Гузель ЧЕРНЫШ (г. р. 1937)

  
   На горной гряде...
   Человек бродит...
   Чьи имена подметает ветер?..
   Кошмары на рассвете...
   Одеяньем блещет подруга...
   Голодно было...
   Знаю: нет пустоты у Вселенной...
   Оставь! Не по силам...
   Летит моя душа...
   СТРАНА ГОЛУБЫХ ДЕРЕВЬЕВ: ...А там, в стране голубых...
   Ступаю опять...
   Я - Ребёнок...
   Здесь, в древнем храме...
   КАМЕНЬ: Камень сорвался с утёса...
   Я в завтра ухожу...
   Солнце ещё не восходит...
   НА ТОЙ ДОРОГЕ: На той дороге, по которой шла...
   ПРИКОСНОВЕНИЕ: Прикосновение ветра к щеке...
   С наступлением темноты...
   Эхо моря поселилось...
  

Василий ЩЕРБОНОС (г. р. 1937)

  

Из цикла ПОДСНЕЖНИКИ ДАЛЁКИХ ВЁСЕН:

  
   Объясни мне природу такого явленья...
   Ты помнишь, я под снегом талым...
   Любовь - не благодатность рая...
   Я найду в лесу подснежник...
   Воды вешние... Тема вечная...
   В калейдоскопе памяти мелькает...
   Я имя твое не рифмую...
  

Пётр ПИНИЦА (1939 - 1999)

  
   ИГРА: На отчем крылечке...
   КОЛОБОК: Эх, я - колобок...
   ХРИСТЯ: Девочку звали Христей...
   Над Десною - неба море...
   Девочка милая...
   Птичка перелётная...
   ПЕТРОГРАДСКИЕ МОСТЫ: Выйду раннею порою...
   Эх, баранка, баранка...
   По белу свету ветер носится...
   Всю ночь летел листок зелёный...
   ПРЕДЧУВСТВИЕ: Что-то на сердце тревожно...
   К нам с пургою влажною...
   Церквушка, как старушка...
   В стольном граде во Чернигове...
   Загулял я нынче летом...
   Что ж ты, милая, наделала...
   Ну вот и всё... А всё ли, всё ли?..
   Целовал я милую...
   Зачем живу - и сам не знаю...
   От дождя запотело окошко...
   Зачем, безумствуя и веря...
   Я поздним вечером гляжу...
  

Святослав ХРЫКИН (г. р. 1939)

  
   День угасает...
   Вокруг царит зима...
   Вот и настали дни отдохновенья...
   Как в майском дне таится ранняя...
   Ничего особенного не было...
   Не стану зарекаться: может быть...
   Спадает зной...
   ...И был октябрь. И мы с тобой бродили...
   Опять дождём уныло сыплет осень...
   Уже в полудрёме, я слушал, как капает с крыш...
   Россия... Русь... Звучанье-то какое!..
   И опять время - заполночь. Тени домов...
   ПИТЕР БРЕЙГЕЛЬ СТАРШИЙ: Опять весна!.. Над рощею...
   Две женщины - довольно молодая...
   ...Вот и она - знакомая мне вишня...
   Двор полон детворы. Пусть шумно, но...
   Весенним днём услышать, как в крови...
   И снова, лист газетный скомкав, я...
   Ночь так ясна!..
   Мир первозданно ясен. Солнце нежно...
  

Владимир СИРОТЕНКО (г. р. 1941)

  
   Ткёт нам одиночество...
   Перелистывая женщин...
   ШПАЛЫ: Поблёкшее фото без даты...
  

Валентина ГРИЩЕНКО (г. р. 1944)

  
   Относительность, не абсолютность...
   ...Отпущу тебя, дорога!..
   РЕВНОСТЬ: Рядном суровым...
   ЛЕТНЯЯ РАДУГА: Ниточка к ниточке...
   Погасла роща, онемела...
   Как хорошо, что снег лежит в апреле....
   Места все заняты, и сесть...
   Время форумов и чатов...
   Аукнется - откликнется...
   Ночью грозы воркуют...
  

Николай НЕБЫЛИЦА (1945 - 2000)

  
   АВТОПОРТРЕТ: Я - любимец богемы...
   ПАСХА: Змеятся струи...
   ОБЛАКО: Дайте облако мне скользящее...
   МОЁ КРЕДО: Феникс - птицы...
  

Юрий КРЫСАНОВ (г. р. 1948)

  
   Если море, то почему синее?..
   Обними меня, обвей-ка...
   Я, видно, голову теряю...
   Тихим цоканьем часики бредят...
   Я так боялся, что я грубый...
   Ночь отсекает остатки дня...
   Что в овале лица...
   Что от Бога - то от Бога...
   Финал. Себя я не простил...
   Загадок немало в земной круговерти...
   ИСТОКИ ХИТРОСТИ: Создали греки стиль стихов...
   РЕРИХ: ГИМАЛАИ: Многообразие вершин...
   ВЕСЫ: Я неизбежно подхожу к итогу...
   Не атланты - устав, леса...
   Морозно. День хорош на диво...
  

Ольга АФРЕМОВА (г. р. 1948)

  
   Смущённой быть и благодарной...
   Всё дожди и дожди - не беда!..
   Звезда над полночью горит...
   С тобой на "вы"...
   Был точен птичий перевод...
   МЕЧТА: То, что мы с тобой счастливы будем...
   ЗАКАТ: Свет, как в зерне граната, изнутри...
   Эта ночь доведёт до греха...
   Нет времени. Я время отменила...
   ...И эту ночь перетерпев как боль...
   Эта Муза тебя посещала...
   Какой густой, обильный снегопад...
   Библейские настали времена...
  

Николай СЕРБОВЕЛИКОВ (г. р. 1950)

  
   На сломленных братьев моих...
   Скоро я уеду к брату...
   Мною правит нездешняя сила...
   Душа останется душой...
   Всё в мире и в сердце не ново...
  

Илья ЛИПЕС

  
   Безликое, глухое бездорожье...
   ПОВОД: Повод - не повиноваться...
   В честь Белой Армии почём сегодня туш?..
   ПОДСЛУШАННАЯ ИСПОВЕДЬ: Пройдя сквозь обязательные...

Нина МАТЯКИНА (г. р. 1952)

  
   Ах, отдайте мне небо...
   Приехали. И дома тишина...
   ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ: Шёпотом, только шёпотом...
   День миновал. В нём не было страстей...
   Снег. Опавшее небо...
   Мы ещё не вошли...
   Крошится лёд, крошится лёд...
   Опять живу. Вдыхаю воздух дивный...
  

Валентина ТОМИЛИНА (г. р. 1953)

   То обломать боимся каблуки...
   ДИПТИХ: 1. Последней электрички неуют...
   2. Живём суетно, мыслим на бегу...
   От рабства суетных привычек...
   Знакомый парафраз...
   ОСЕННИЙ ТРИПТИХ: 1. Не торопись, сентябрь...
   2. От неба до земли...
   3. Ноябрь, как черновик...
   Сквозь буйство декораций сентября...
   Ни мой наив, ни простота...
  

Елена МАМЧИЧ (г.р. 1953)

  
   Это время - только моё...
   В рассвете, грехами распятом...
   Парадом шли - ликуя, восторгаясь...
   Платили жизнями сполна...
   Вся жизнь в неизменности грима...
   Беззащитна поэзия века...
   Ну чей ты, грех, предательски желанный?..
   Ноктюрны печали навеяли...
   Краски листьев - разного цвета...
   Захочу - полюблю, коль получится...
   Как запах жизни милостью хитёр!..
  

Юрий ШЕВЧЕНКО (г.р. 1954)

   ИСТОКИ: Как на полях бледнеющий туман...
   БОЛЕЗНЬ В ДЕТСТВЕ: Так косо вечером метёт...
   Когда в гардинах полная луна...
  

Юрий КЛИМЕНКО (г. р. 1955)

  
   Мир изначально был расколот...
   Пусть не шатко, пусть не валко...
   Дрожу, как самолёт во флаттере...
   Задержалась весна с теплом...
   Душа перегорела основательно...
   А лето началось с дождя...
   Давно истлевшая межа...
   Сыплет небо промозглым дождём....
   Чашка чая плохо греет...
   Снег искрится, сверкает - до слёз...
   Луна продолжит свой полёт...
   Любимая, давай с тобой сбежим...
  

Ярослав КРУЦЯК (1961-2008)

  
   Зима, располовиненная датой...
   Стучит капель. Прибавлены в пейзажи...
   Автобусный гул, потоки машин...
   Глаза встречаются и отличают...
   - Люблю тебя. - Я не люблю тебя...
   КУСТ: Куст диких роз, названья не имея...
   Отцветут, упадут розы красных кровей...
   Душа наполнилась всем тем, чему названье...
   Мы научились слишком просто жить...
   Врачует дождь своей музыкой странной...
   ...И незаметно умирают...
   Теперь ты - звук, не тяжесть тёплой плоти...
   Извечная славянская болезнь...
   Поэты умирают от запоя...
   Мы тянемся, мудры и моложавы...
   С конёнковской улыбкой на губах...
   Здесь женщины идут тяжёлой чередой...
   Что ж, "рукописи не горят"...
   Ткань рвущуюся пространства...
   Засмейся и прочь прогони...
  

Ирина САВИЦКАЯ (г. р. 1962)

  
   Сирени мокрые серели в прохладном сумраке двора...
   Начинается месяц тополень...
   Многокупольность града Чернигова...
  

Алексей КРЕСТИНИН (г. р.1964)

   За щербатым кривым забором...
   Зима, зима... Сплошная бель и стужа...
   Белое небушко сыплется снегом...
   Мороз великодушно отпустил...
   В комнате с окнами, ждущими вечера...
   В тумане словесности чудится Слово...
   Весна. Земля. Деревья. Воды...
   А помнишь, мы всё спорили о чуде...
   В Чернигове цветут сады...
   Как ни ходи по этим травам...
   СНЫ СЛЕПЫХ КОТЯТ: Только слепым котятам...
   Раскудахталось лето. Искупалось в пыли...
   Под небом ворошились облака...
   Тёплый дождь... Да на липах медовая цветь...
   Вновь измеряю пространство сомнений...
   Как иногда хорошо говорить, прикрываясь иронией...
   Эта большая чёрная бабочка...
   Давай присядем у реки...
   Привыкая к чужим городам...
   Вымолчи эту боль в чёрном безмолвии ночи...
   Старик, похожий на солому...
   Одна простуда на двоих...
   Я житель проклятой деревни...
   Дни сочтены... А ночи - безучётны...
   Куда теперь? - на все четыре стороны...
  

Марина КОЗЛОВА (г. р. 1964)

  
   Осень. Виноградом столы...
   И будет предъявлен гамбургский счёт...
   ПИКНИК: Страна чудес. Мои друзья - не баре...
   РАЗМЫШЛЕНИЯ В ОКРЕСТНОСТЯХ ГОРОДА ПУЩИНО...
   ИРИНА: 1. Дом, цикадами замороченный...
   2. А вам, холодным и учёным,
   Я бы видела, как начинают стареть...
   ЛЕРМОНТОВ: Каково щеке на прикладе?..
   Папа, останется время - сходим на ипподром...
   КУНИЦА: Только искоса...
   Три лекции. Тоска и ропот...
   Босиком - никогда, потому что темно и так далее...
   Твоей рукой черта проведена...
   Возвращением в зимний Гурзуф...
  

Александр НОРОВ (г. р. 1965)

  
   ВОСПОМИНАНИЕ: Чернигов. Вал. И мне пять лет...
   ЧЕРНИГОВ: Здравствуй, каштановое моё королевство!..
   НЕУЖЕЛИ: Неужели я тоже когда-то привыкну к потерям...
   СПИНУ ДЕРЖИ!: Помнишь, как в детстве, в классе зеркал...
   МОЛИТВА ОБ УЧЕНИКАХ: Господь мой, Иже есть Любовь...
   РАДУГА: Их окна были друг напротив друга...
   ЛАТЫНЬ МОЕЙ ЛЮБВИ: Латынь моей любви...
   И не ища источники...
   ВРЕМЯ: Откуда же нам было знать...
   ДО ЗАВТРА: Я опять уезжаю из синего города старых друзей...
   АХМАТОВСКИЙ МОТИВ: У Вечности хрустальный цифер...
   ПЕРВЫЙ: Первый - это вовсе не тот...
  

Игорь ВИНОГРАДОВ (г. р. 1966)

   ЖИЗНЬ: Был перемене каждой рад...
   ...А кругом только двери и двери...
   Среди этого воздуха...
   Прости меня за день вчерашний...
   Вечер зажигает любовные свечи...
   В голове моей - хмель, на душе - пустота...
   Да избежит тебя судьба...
   Без этого - вечер не вечер...
   Опять весна идёт парадом...
   Вновь наливает соловей...
   Дай мне в глаза твои всмотреться...
   Двенадцатый месяц - кончается год....
  
  

Майя СЕМКО (РУДЕНКО) (г. р. 1967)

  
   ГАДАЛКА: Я не карты по шали цыганской раскину...
   СВАДЬБА: Нарядились сады в цвет забытого белого вальса...
   Ах, милый мой, какая дочь у нас!..
   СЫНУ: Ты пока ещё не умеешь смотреть вверх...
   Что между нами - обида? обыденность?..
   Ещё скрывают кружева листвы...
   УТРЕННЕЕ: Нынешней ночью упала старая верба...
   ЭТЮД: Мы нынче так сыграли наши роли...
   Билось утро испуганной птицей в закрытые ставни...
   БЕССОННОЕ: А ночь, и впрямь, из тех, что не до сна...
   Соскучившись по правильности городских переходов и улиц...
   Сентябрьский день дождлив, прозрачен, тих...
   Чего я жду - до одури весенней...
   ЧЕТЫРЕ ВЗДОХА: ВЗДОХ 1. Я помню небо...
   ВЗДОХ 2. Я помню маму...
   ВЗДОХ 3. Но это было потом...
   ВЗДОХ 4. И теперь, перехватывая в...
   А наши берёзы давно потеряли листья...
   ПЛАЧ МАГДАЛИНЫ: Сколько каяться - столько плакать...
   СУТЬ: Не мне судить о грешном и святом...
   Здесь всё давно измерено шагами...
  

Людмила СМЫК (г. р. 1967)

  
   Я в зимний день вхожу...
   ГРИБНАЯ ПОРА: Лентой стелется дорожка...
   Видишь, солнце за лес садится...
   Знакомый с детства запах спелых яблок...
   КРАСКИ: Зелёного цвета лето...
   Падает чья-то тень...
   НОЧНОЙ ВОКЗАЛ: Ну, здравствуй, городок!..
   МЕЛОДИЯ: Тихая музыка. Улица мокрая...
   ТЕЛЕФОН: Я с тобой говорю под вечер...
   Я любила раньше принца...
   Я душу посажу на цепь...
   В который раз под Новый год...
   ГУСТЫНСКИЙ МОНАСТЫРЬ: Златоверхий и могучий...
  

Илья ХОМЕНКО (г. р. 1968)

  
   ИЗ ЦИКЛА "ГОРОД": Этот город похож с высоты на лицо ста...
   Укрытый одеялом настоящего...
   Как жаль, что на собственной тризне...
   ИСТОРИК: Как просто - "хорошо" и "плохо"...
   Нравы смягчают кровью...
   ДОН ЖУАН: Расплескалась осень, разметалась...
   ПЕССИМИСТ: Шлёт история нас по заснеженным тропам...
  

Тамара КРАВЧЕНКО (г. р. 1968)

  
   Как аист при стаде...
   Люди есть глупые и умные....
   Я хочу на синее море...
   Вдыхаю воздух...
   Не надо рыскать...
   Солнце рвёт кожу издревле...
   Вишни без меня расцвели...
   А я не свою жизнь проживаю...
   Распущу я волосы...
   Позабуду про аутотренинг...
   ...И твоё прикосновенье каждое...
   Через бездну ...
   ДЕРЕВЬЯ: Прогоркшие, сухие...
   Век прошёл золотой...
   Ни гуслей, ни свирели...
   ЧЕРНИГОВ: Шагов ненасытец...
   Небушко, тебе больно...
   "ГРАНАТОВАЯ ЧАЙХАНА" А. Н. ВОЛКОВА
  

Станислава ДУДАРЕНКО

  
   ГЛЯДЯ В МОРЕ: Никто не знает, о чём я думала...
   ПОДРАЖАНИЕ "ТАНКА": 1. Утро вливается в день...
   2. Мне бы оставить тебя, но ты...
   3. Я всё смотрю на запад - в сторону...
   4. Снег за окнами стелется, стелется...
   ИДУ ДОМОЙ: Вечер так много пережил...
  

Игорь КУЗЬМЕНКО (г. р. 1970)

  
   В городе полно огней и пыли...
   Первый снег засыплет глухую улицу
   Зима. Холод. Хруст снега под ногами...
   Я думал о смысле жизни...
   Червь, уползающий от сапога...
   Холодный осенний ветер...
   Как может сбиться с пути...
   У свободы есть 36 уровней...
   Революция выползла на улицу...
   У человека есть привязанности...
   И только свет далёких звёзд...
   Придёт время...
   Новый цикл мира начнётся завтра...
  

Александр ЧЕВАН (г. р. 1970)

   В старых песнях забыто по строчке, по две...
   ДАЧНИК: Поздних яблок обречённый стук...
   Форма прошлого... Фактор пошлости?..
   Язычество опять вступает в бой...
  

Александр СУПРОНЮК (г. р. 1972)

  
   СРЕДНЕВЕКОВЬЕ: Замок... Темень... Дальняя башня...
   Жизнь покрыта дурацким лаком...
   Мы бродили путями смежными...
   Неухоженный парк. Забежавшая в чащу дорожка...
   КУПАЛЬСКАЯ НОЧЬ: Под огоньком звезды вечерней...
   ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ "ГОРОД: Ночь. Зима. Несутся кони...
  

Михаил МАТУШЕВСКИЙ (г. р. 1972)

  
   НАЗОВИ МЕНЯ: Наше время обернулось фактами...
   БЕССОННИЦА: Не уснуть, не найти подходящего сна...
   Господь молчал...
   ...И неохота оказаться молчаливым...
   Утром глаза протираю: уже за окном...
   ГИБЕЛЬ ПОМПЕИ: Чёрная муха на белом носке...
   Щеки холодное губопожатие...
   ...В том тумане моё Отечество...
   Звуки передвигаются по коридорам нервов...
   Прёт из меня латинизм, русский поговоризм...
   А что, покой не требует желаний?..
   Я увидел исход зимы...
   Мне снилось... - я сошёл с ума...
   Покинув Крит, отправляйся в святой храм...
   Солёный сон. Улыбка сентября...
   Через тень свою перешагнуть...
   Не надо тайны за семью печатями...
   Срочно смеётся, медленно прячет...
   Эх, я завтра рано встану...
   В этот край пришли мы как виновники...
   Когда пространство и время догонят друг друга...
  

Людмила ШАФРАЙ (г. р. 1974)

  
   БОГАТСТВО И РАВНОДУШИЕ: Крестился нищий и божился...
   Честному трудно на свете прожить...
   УПОРСТВО И УПРЯМСТВО: Упорство говорит: "Возьму я...
   БЕРЕЖЛИВОСТЬ И ЖАДНОСТЬ: Словно хлопотливая сорока...
   ОБЫЧНАЯ СКАМЕЙКА: Вот попробуй-ка, сумей-ка...
   ВСПОМНИ МЕНЯ: Вспомни меня просто так, мимолётно...
   ПЛЕННИКИ: Все мы - пленники разных страстей...
  

Елена ГРИЦЮК (г. р. 1974)

  
   ЭТЮД: Мне твой приют ещё невидим...
   Я не выберу тебя...
   Хочу домой, хочу в Чернигов...
   ЧЕРЕЗ ЧАС ЧЕРНИГОВ: Леса, леса, да в небе тучи...
   Благодарить за чашку чая...
   НИТИ: Дарю вам! Ловите!..
   Постный день хлебаю ложкой...
   СОНАТИНА: Andante: Не броди по листьям...
   Vivo: Смейся-смейся...
   Adagio: ...Ещё один нелепый разговор...
   Presto staccato: Нарезана морковь...
   Где-то руки твои обнимают пространство...
  

Наталья МУХА (1975 - 2002)

  
   Встречаем праздник. Пьём со дна...
   Артур сказал: о, если я король...
   С тех пор, как ты под гнётом крови...
   Закутана луна...
   Отважен день и ласков полустанок...
   За мёрзлую кашу кухонных столов...
   Мы пьём за вино...
   Вдрязг напившись...
   ЦЕРКОВНЫЙ ПРИХОД: Великая паперть рождала собор...
   Вертолётная ночь...
   Здравствуй, Ригведа, нам было печально...
   Между "было" и "будет"...
  

Алёна ГАЛЕНКО (г. р. 1976)

  
   Бреду вдоль улиц в одиночестве...
   Мимо проходя, задену взглядом...
   Мы притворялись так умело...
   Приторный вкус ненастья...
   Глазами звал, просил, молил...
   Я в безысходности тону...
   Живу. Взахлёб усталыми глазами...
   О, Господи! Я не умею жить...
   ГРОЗА: От сердца с болью оторвала крик...
   Источник чистых помыслов иссяк...
   ТОСКА: Невыразимая тоска...
   ПОД ШУМ ДОЖДЯ: Под шум дождя так сладко засыпать...
   Слова... К чему они, слова?..
  

Ирина КУЛАКОВСКАЯ (г. р. 1976)

  
   АКТРИСА: Картинно ломая руки...
   СЛУЧАЙНОЙ ВСТРЕЧЕ: Пятница. Сумерки. Город. Ноябрь...
   Любила - не любила...
   Крылья бабочки - тень рассвета...
   ТИШИНА: Тишина - она белокаменна...
   Эта осень - дама в кринолине...
   Не утону. И дождь - лишь шарж...
   Был снег. И я смотрела Вам в глаза...
   Оплывшего неба вскрытые вены...
   Она читала нараспев...
   Это дождь о стекло или сердца биенье...
   ЗАПОЗДАЛОЕ: Я так и останусь случайной прохожей...
   От костра - запах прелой ольхи...
  

Оксана КУРИНСКАЯ (г. р. 1983)

  
   Завядший букет несбывшихся снов...
   КЛАССИКА: Дни бегут с немыслимою скоростью...
   Я живу, осознавая - этот миг неповторим...
   Мне не ведомо, сколько веков...
   Во дворе моём большая лужа...
   Мы с тобою друзья по закону...
   Друг дружку обгоняя, сбегают по стеклу...
   Город, умытый весенним дождём...
   Ты тот, что понарошку, но всерьёз...
   Есть у нас на полдник долька осени...
   Солнце заплетается в ресницах...
   Я знать не хочу, что ждать будет завтра меня...
  
   Алфавитный указатель авторов и биобиблиографические справки
   3
   4
  
  
  
   9
  
  
  
   10
   11
   12
   13
   14
   15
   16
   16
   17
   18
   19
  
  
  
   20
   20
   21
   23
   24
   27
   27
   28
   30
   31
   32
   33
   34
   38
   38
   39
   40
   40
   41
   42
   42
   45
  
  
  
  
   46
   46
   47
   47
   48
   49
   49
   50
  
  
  
   52
  
  
  
   53
   53
   54
   55
   55
   56
   56
   57
   57
   58
   59
   59
  
  
  
   60
   60
   61
   61
   61
   62
   62
   63
   63
   63
   64
   64
  
  
  
   65
   65
   66
   67
   68
   68
   69
   69
   70
   70
   70
   71
   71
  
  
  
   72
   72
   72
   73
   73
   73
   73
   73
   74
   74
   74
   74
   74
  
  
  
   75
  
  
  
   76
   76
   77
   77
   78
   79
   79
   80
   80
   81
   81
   82
  
  
  
   83
   83
   83
   83
   84
   84
   84
   85
   85
   86
  
  
  
   87
   88
   88
   88
   89
   89
   89
   90
   91
   91
   91
   92
   92
   92
   93
   93
   94
   94
   94
   95
   95
  
  
  
   96
   96
   97
   97
   97
   98
   98
   98
   99
   99
   99
   100
   100
   101
  
  
  
   102
   102
   103
   103
   104
   104
   105
   105
   106
   106
   107
   107
   107
   108
   108
  
  
  
   110
   110
   111
   111
   111
   112
   113
   113
   113
   114
   114
   114
   115
   115
   116
   116
   117
   118
   118
   118
   119
  
  
  
   120
   120
   120
   121
   121
   121
   122
   122
   122
   123
   123
  
  
  
   124
   124
   124
  
  
  
   125
   126
   127
   127
   128
   129
   130
   131
   133
   134
   135
   136
   136
   137
   138
   139
   139
   140
   141
   142
   142
   143
   143
   144
   145
   145
   146
  
  
  
   147
   147
   147
   148
   148
   149
   149
   149
   149
   150
   150
   150
   151
   151
  
  
  
   152
   152
   153
   153
  
  
  
   155
   155
   156
   156
   157
   157
   158
   159
   159
  
  
  
   160
   160
   161
   161
   161
   161
   162
   162
   162
   162
   163
   163
   163
   163
   164
   164
   164
   165
   165
   165
  
  
  
  
  
   166
   166
   166
   167
   167
   167
   168
  
  
  
   169
   170
   170
   171
   172
   172
   173
   174
   174
   175
   175
   176
   176
   177
   177
   178
   179
   179
   180
   181
   181
   182
  
  
  
   183
   183
   184
   185
   185
   185
   186
   186
   187
   187
   188
   188
   189
   190
   190
   191
   191
   192
   192
   193
  
  
  
   194
   194
   195
  
  
  
   197
   197
   198
   198
   199
   199
   200
   200
   201
   201
  
  
  
   202
   202
   203
   204
  
  
  
   205
   205
   205
   206
   206
   206
   207
   207
   208
   208
   209
   209
   210
   210
   210
  
  
  
   211
   211
   212
   212
   212
   213
   214
   214
   214
   215
   215
   216
   216
  
  
  
   217
   217
   218
   218
   219
  
  
  
   220
   220
   220
   221
  
  
  
   222
   222
   223
   223
   223
   224
   225
   225
  
  
  
   226
   226
   227
   227
   227
   228
   228
   228
   229
   229
  
  
  
   230
   230
   231
   231
   233
   233
   234
   235
   235
   236
   236
  
  
  
   237
   237
   238
  
  
  
   239
   239
   240
   241
   241
   242
   242
   243
   243
   244
   244
   245
  
  
  
   246
   246
   247
   247
   248
   248
   249
   249
   249
   250
   250
   250
   251
   251
   252
   252
   253
   253
   254
   254
  
  
  
   255
   255
   256
  
  
  
   257
   257
   257
   258
   258
   259
   259
   260
   260
   261
   261
   262
   262
   262
   263
   264
   264
   264
   265
   265
   265
   266
   266
   267
   267
  
  
  
   269
   269
   270
   270
   271
   272
   273
   273
   274
   275
   275
   276
   277
   278
  
  
  
   279
   279
   280
   280
   280
   281
   282
   282
   282
   283
   283
   283
  
  
  
   284
   284
   284
   284
   285
   285
   285
   286
   286
   287
   287
   287
  
  
  
  
   289
   289
   290
   290
   291
   291
   291
   292
   292
   293
   293
   294
   294
   295
   295
   296
   296
   297
   297
   298
   298
  
  
  
   299
   299
   299
   300
   300
   301
   301
   302
   302
   302
   303
   303
   303
  
  
  
   304
   304
   305
   305
   306
   307
   307
  
  
  
   308
   308
   308
   309
   309
   310
   310
   310
   311
   311
   311
   312
   312
   313
   313
   313
   314
   314
  
  
  
   315
   315
   315
   316
   316
   316
  
  
  
   317
   317
   317
   317
   318
   318
   319
   319
   319
   320
   320
   320
   320
  
  
  
   321
   321
   322
   323
  
  
  
   324
   324
   325
   325
   325
   326
  
  
  
   328
   328
   329
   329
   330
   331
   331
   332
   332
   333
   333
   334
   334
   335
   335
   336
   336
   337
   337
   338
   338
  
  
  
   339
   339
   339
   340
   330
   341
   341
  
  
  
   342
   342
   343
   343
   343
   344
   344
   344
   345
   345
   346
   346
  
  
  
   347
   347
   348
   348
   348
   349
   349
   349
   350
   350
   351
   351
  
  
  
   352
   352
   352
   353
   353
   354
   354
   355
   355
   356
   356
   356
   357
  
  
  
   358
   358
   359
   360
   360
   361
   361
   362
   363
   363
   364
   364
   365
  
  
  
   366
   366
   366
   367
   367
   368
   368
   369
   369
   369
   369
   370
  
   371
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Литературно-художественное издание

Антология:

Русская поэзия

Чернигова

(двадцатый век)

  
  

Редактор Святослав Хрыкин

Художественное оформление - Леонид Петровский

Компьютерный набор и вёрстка - Клавдия Литвин

Корректор Раиса Товстуха-Новицкая

Подписано в печать 13.XII. 08. Формат 70х90/32

Бумага офсетная. Гарнитура Times New Roman

Тираж 1000 экз.

Издательство "ЭСХА"

14037, г. Чернигов, ул. 50 лет ВЛКСМ, 44/14

тел. 72-30-15

   1
  
  
   391
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"