Аннотация: Рассказ предназначался для сборника "Зона", который делал Андрей Чертков. Пусть тут полежит.
Утреннее солнце светило сквозь кроны, грело затылок и спину. Сразу стало легче идти и дышать. Ночью было холодно - зверски, до судорог в мышцах, будто сентябрь, а не июль на дворе. Или, может, Вит так ослаб после всего, что случилось с деревней и с ним.
С тех пор как он надел кольцо, прошло много времени, полночи и утро. Но он не рискнул уходить, пока небо не забелело. Знал, что к деревне псы не сунутся - чуют беду, сволочи, и боятся. Сидел под дубом, сжавшись в комок, сунув руки под мышки и натянув на колени меховую безрукавку, и все равно трясся крупной дрожью. На ходу ему полегчало, зато пальцы от холода занемели. А потом и солнышка дождался. Вот и ладно. Ноги у Вита длинные, впереди целый день. За один день с голоду помереть нельзя, а вечером он будет у входа. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Между стволами берез завиднелись густые заросли отравника. Вит обрадовался, будто поляне с грибами. Когда он выспрашивал у Айгена, как добираться до того входа -на всякий случай, мало ли, - Айген десять раз ответил, что Виту ходить туда не надо, и не будет надо, и не может быть надо, а на одиннадцатый фыркнул, махнул рукой и сказал: "Ну уж если, чего доброго, придется, двигай вдоль Бурого ручья, это самое простое. То есть не вдоль, там берег отравником зарос, а рядом. Вниз по течению. Ручей выведет".
Натянув рукава рубахи на кулаки и стараясь дышать пореже, Вит проломился сквозь отравник. Зубчатые листья закрывали небо, зеленая стена казалась непреодолимой, но толстые мохнатые стебли, если их придавить ногой, с хрустом ломались. Главное, чтобы по лицу не хлестнуло.
Точно, вот он, Бурый ручей, катит прозрачную воду по ржавым камешкам, посверкивает на солнце. Вит сначала напился - во рту, оказывается, пересохло, - потом сорвал травинку, бросил в ручей. Ага, туда.
Из зарослей он выбрался благополучно, не обжегся ни разу, и в груди не зачесалось. И под ногами появилось что-то вроде тропинки: пролысины в траве. Значит, люди ходили! А что редко ходили, так это понятно.
Вит прибавил шагу. Над головой у него то и дело перелетали стайки синичек, перезванивались, будто денежки пересыпают из горсти в горсть. Он не то чтобы повеселел, но как-то забылся на ходу и чуть было не запел в голос: "Кора-аблик поднял якоря..." И тут же осекся. Спятил, что ли - петь в Хозяйском Лесу.
Справа от тропы начался малинник. Спелые, налитые соком ягоды попадались редко, больше было зеленых и розовых, но Вит обрывал все, какие отделялись от стерженьков, и горстями запихивал в рот.
Впереди, совсем близко, что-то прошуршало. Хрустнула ветка.
Забыв дожевать малиновые зерна, Вит замер и прислушался. Все было тихо, только ветерок шелестел и птички как ни в чем не бывало продолжали петь. Но кто-то там все-таки есть! Волк или пес, или... еще кто-нибудь. А я, считай, голый, как демонская задница, всего оружия - нож в кармане.
Вит прочистил горло и громко, отчетливо произнес первый ключ. Он не было уверен, работает ли здесь первый или пришло уже время для других. - "А чего ж не проверил, болван?" - поинтересовался ехидный голосок в голове.
- Не надо! - тоненько вскрикнули впереди. У Вита отлегло от сердца.
- А ты вылезай, нечего прятаться! - строго приказал он. - Ну?
- Куда вылезать?
- На тропинку.
- Куда?!
- К ручью, от тебя вправо.
В малиннике снова захрустело. Выбравшись первым, Вит посмотрел, как она продирается сквозь колючие стволики, и не сдержал ухмылки. Наконец девчонка встала перед ним. Глядит настороженно, руки тянут вниз подол безрукавки из пестрого кошкиного меха. Юбка бурая, рубашка тонкого полотна, в мелкую складочку. Ткачихи у пореченских - мастерицы. "Были", - уточнил поганый голосок.
- Ты кто?
- Яна. Из Поречного.
- Ваши тоже это... под землю?
- Да. Ночью. А ты кто?
- Вит с Южного Холма. Нас - в полночь. Я один остался.
- И я. Наверное. Я в лесу была.
- Ждала кого-нибудь?
- Нет, - Яна нахмурилась, и он смутился. - Травы собирала.
- А ваш Хозяин что же?
- Не знаю. Может, он не смог ничего сделать. А ваш?
- А нашего убили! - отрезал Вит. И отвернулся, потому что губы у него задергались и в носу стало горячо.
- Так это ваши сделали?! - голос у девчонки стал другой, низкий и резкий, будто молотком о железо ударили.
- Нет! Не знаю. Какая теперь разница.
Он врал. Половина Южного Холма слышала, все поняли, что случилось, а толку-то?! Леха-башмачник как раз напротив них жил, так что Вит еще и видел, как это было. Леха застал свою Вету с кузнецовым подмастерьем. Леха был хворый, его в детстве прокляли, а жена у него была стерва. И что она гуляет, все давно знали, кроме мужа. А может, и он давно знал, просто в этот раз конец пришел его терпению. Подмастерье убежал, а Леха стал орать на Ветку-стерву. Она тоже не молчала. Визжала как резаная, на всю деревню разобъяснила, почему Леха сам виноват. В ответ им собаки залаяли, тетка выбежала, стала Вету стыдить. И тут Леха, саданув калиткой о забор, вывалился на улицу, рухнул на колени и принялся орать запретные Слова. И раз проорал, и два, и про Ветку кричал, и про ее мужиков, и опять... Главное, трезвый был. Он вообще не пил. Вит и дядька ринулись за ним, дядька дал Лехе поленом по затылку, тот упал и замолчал. Да поздно было. Если бы сразу, до второго раза или хотя бы до третьего, тогда, может и обошлось бы.
Вит передернул плечами, вспомнив, как оно было. В сумерках не сразу и разглядишь, но вот этот шорох в ушах и дрожь земли... улица превратилась в зыбучий песок, закачалась и провалилась сама в себя, и рвалась гнилой тряпкой зеленая шкура травы... прямо под ногами у дядьки, и дома начали валиться и рушиться, и Вит, не помня себя, несся вдоль тележной колеи - трава между колеями, будто шов на тряпке, еще держалась, бежал на голос Айгена, который не его звал, а орал противоклятья...
Он перевел дыхание и взглянул на девчонку. Она не плакала, смотрела куда-то через его плечо, совсем спокойно, только тонкие пальцы, бурые от загара, вырывали клочья шерсти из безрукавки.
- Ваших никого не осталось? - спросил он.
- Не знаю. А ваших?
...Страшный вопль, заглушаемый землей; и кто-то визжит, еще не засыпанный, падает в провал - человек или лошадь? Нет, перед этим, еще до того, как он с разбегу перемахнул через трещину в земле, - в обычное время он и на краю-то побоялся бы встать, а тут как бежал, так и прыгнул, и оказался на островке, который прежде был пригорком по пути к лесу... вот тогда - он слышал, как батюшка Олег через две улицы кричит, вызывает людей из домов...
- Не знаю. Может, кто и ушел.
- Так мы ваших пойдем искать?
- Где их искать? И зачем, главное?!
- Все-таки с людьми... проще, если что.
- С людьми проще, если что, снова в беду вляпаться, - зло ответил Вит. - Здесь тебе не твой огород, а Хозяйский Лес.
- А ты, что ли, Хозяин?! - Наверное, она хотела спросить насмешливо, а получилось - с надеждой. - Слова знаешь, и вот... - она показала на кольцо.
Вит отвел глаза.
- Не совсем. Ученик.
Если честно, то и не совсем ученик. Айген никогда не называл его учеником, да и дядька никогда не отдал бы племянника в ученики к Хозяину. Но Айген его учил. А теперь у Вита и кольцо было. Лучше бы не было.
...Он допрыгнул, и островок накренился и зашатался, пригорок под ногами поплыл обратно к лугу, как тонущая лодка, оседая с каждой пядью, и Вит снова прыгнул, теперь вверх, изо всех сил оттолкнувшись, и вылетел на надежный берег. И упал ничком, рядом с Айгеном. Только Хозяин Южного Холма лежал наоборот, головой к трещине, и руки его вцепились в оборванный травянистый край земли, будто Айген пытался стянуть разрыв. Вит разглядел рану у него на лбу. Охотничьим топором, наверное, но сам топор свалился в пропасть.
Кому померещилось, что Хозяин может не отвращать, а кликать беду... или просто от злости, что у него-то земля под ногами не расползается... и верно: какая теперь разница. Кто бы ни был тот дурак, метнувший топор, Айгена он пережил ненадолго.
Трогать землю Словами Вит не решился. С собой у него был только дядькин ножик. Перед тем, как началось, Вит выскочил во двор в его безрукавке. Ножик оказался в кармане, маленький - лезвие с палец - и не больно острый. Могилу таким не выкопаешь, а сбрасывать учителя в глубокую трещину Вит не хотел. Нашел другую, узкую и короткую - она концом упиралась в корни дуба, и стенки ее уже начали осыпаться. Кольцо снялось неожиданно легко: Айген носил его на мизинце, Виту пришлось на средний. И тут-то, когда он сжал в ладонях холодную руку Айгена и растопыренные пальцы не сжались в ответ, - тупое удивленное внимание сменилось болью... Было бы время плакать. Он чуть не сломал нож, вырезая на стволе дуба крест и имя, а Хозяйский знак так и не получился - грубые куски коры мешали, и это почему-то было очень досадно.
- Так что же делать? - снова заговорила девчонка. - Может, землянку выроем?
Женский ум, что с нее взять.
- Где ты хочешь землянку рыть? - с ласковой яростью спросил он. - Здесь?! Вырыли нам уже... на две деревни.
Увидел ее глаза и пожалел о сказанном.
- Нельзя тут землю трогать, - продолжил он мягче. - То есть не знаю, можно или нет, но пробовать не хочу. Отсюда уходить надо.
- Куда?
- Туда, - он показал вдоль ручья. - Там, к западу, за Лесом, живет один... сам себе Хозяин. Он мощный очень. Захочет - поможет, и если кто живой из наших или ваших остался - найдет. Хозяева должны друг другу помогать, такой у нас закон.
- Как найдет? - недоверчиво спросила Яна.
- Он знает как.
- А если не захочет помочь?
- А хуже не будет, - успокоил ее Вит. - Ночь, псы... демоны... Это холм наш был спокойный, там Слова полной силы не имели, а тут Лес. Мы уже далеко в него зашли. Нелюдское место, поняла?
Почему-то теперь, объясняя этой бестолковой девице, что к чему, он сам почти перестал бояться. И в самом деле - если бы он сдуру в Лес сунулся, как некоторые, тогда бы да, тогда верная гибель. А он-то ведь понимает...
- А далеко он живет? Ну, этот... сам себе Хозяин?
- День, ночь и еще день. Может, меньше.
- Ночь?!
- Не трусь. Ночь переночуем в надежном месте. Там, ниже по ручью, вход есть.
- Куда вход?
- Куда надо, - важно сказал он. - Идешь со мной?
- Иду, если зовешь.
- Тогда пошли.
Он обошел ее и двинулся дальше по еле заметной тропинке. Услышал, что она идет за ним, и улыбнулся.
Солнышко пригревало все жарче. Синички смолкли, тихо стало в лесу, только кузнечики пели в траве да какая-то птичка посвистывала, будто звала Вита по имени. Лес был смешанный, перепутанный: под березами лежала хвоя и куски оранжевой сосновой коры, в колючих ветвях одиноких елей висели сухие березовые прутики. Радостно цвели в тонкой лесной траве иван-да-марьи, летние цветы.
От ручья прилетали стрекозы, пахло таволгой. Сладкий запах усиливал жару. Спина у Вита под безрукавкой стала совсем мокрой. Яниных шагов позади он почти не слышал, несколько раз оглядывался - девчонка не отставала, каждый раз улыбалась ему. Молча улыбалась, говорить не смела.
- Устала? - наконец спросил он с надеждой.
- Нет, ничего, - шепотом ответила она.
Как это так ничего, про себя возмутился он, я уже еле ноги тащу, а ей ничего... Но пригляделся и заметил, что лоб у нее вспотел, платок с шеи она стащила и несет в руке.
- Устала, - сказал Вит. - Ты не бойся, времени у нас много. До заката дойдем. Давай посидим в тенечке, передохнем. Вон там.
Потом тяжелее будет. На голодный желудок отдыхать - затея дурацкая, лучше бы идти, пока идется... однако ноги уже двигались с трудом, и в голове мутилось, а это было плохо.
Яна не стала спорить, сразу уселась на поваленную сосну. Перед сосной было кострище - маленькое, плоское черное пятно, вбитое в землю дождями; трава начала прорастать сквозь черноту. Но значит, и тут еще люди ходят?
Вит произнес запирающий ключ, обвел чертой кострище, сосну и их обоих - не в воздухе, а сучком по земле, засыпанной хвоей, чтобы видно было.
- Теперь можешь говорить.
Присел рядом, искоса посмотрел на Яну. Губы у нее бледные, чуть розовые, как давешняя малина. Волосы в тени вроде бы русые, а на свету вспыхивают рыжим. Веснушки, если и были, утонули в загаре. Но брови и длинные ресницы - не черные, а того же цвета, что волосы. Стало быть, все-таки рыжая.
- У меня хлеб есть.
- Хлеб?!
- Немного, два куска. И еще вот.
Она развернула платок: на нем лежали четыре крупных подберезовика.
- Ну ты сильна, - Вит и обрадовался, и немного обиделся. Он-то шел первым, и тоже, между прочим, думал о грибах - если с вечера не есть, поневоле задумаешься, - но ни одного не увидел, а она шла второй, и в сторону не отходила, и не отставала... Правду сказать, такая история с ним повторялась каждый раз, как шли по грибы. - Ты сама не Хозяйка, часом?
- Не, ты что! - она так замотала головой, что он засмеялся. - Женщины не бывают Хозяевами!
- Бывают, только редко, - ответил он. - Айген, ну, мой учитель, рассказывал про одну.
"Рассказывал" - это было преувеличение. На самом деле про ту женщину-Хозяйку Айген сказал ровно два слова: "Жуткая баба". Хотя вообще поговорить любил - хлебом не корми. Про того же Ника, самого себе Хозяина, что живет в доме с башнями у озера, мог рассказывать часами. Он тысячу историй знал. И правдашних, и придуманных. Вит будто наяву услышал голос Айгена... в темном доме, при одной лучинке, он глядел на камень в кольце и читал его отблески, алые брызги в темноте, они складывались в слова, а те - в песню... Не будет больше этого никогда. Проклятый Леха. Проклятый дурень с топором. Ну хватит, перестань...
- А ты можешь огонь добыть? - спросила Яна. Вит мотнул головой. Хватит, на самом деле. Огонь?..
- Запросто. Раз плюнуть. Хочешь их поджарить?
- Ага. Подожди, я веток соберу.
Слова Огня не из сложных и работают почти везде, если, конечно, вам не нужен особый огонь, который горит без дров и дыма. Но Вит старался вовсю - произнес полное, большое заклятье, неторопливо указал пальцем точку в воздухе. На один удар сердца испугался, что ничего не получился и он выйдет дураком... но воздух тут же послушно заструился, сжался в сияющую каплю, она упала вниз, на сложенные ветки, и оттуда поднялся дымок, мелькнул прозрачный язычок пламени. С кольцом получилось куда быстрей, чем с голой рукой. Яна ойкнула, Вит ухмыльнулся. Не видала ты чудес, красавица. Подожди, вот доберемся до входа...
Отобрав у нее платок, он расстелил его на травке и начал другие Слова. Договорив, рассудил, что много им не надо, поднял белую тряпицу, перевернул, сложил и мелко потряс. Три-четыре щепоти крупной соли были тут как тут. У, какие большие сделались глаза у рыжей! Она нагнулась к земле, разворошила траву, но, конечно, ничего не нашла. На Вита взглянула, однако, без должного восхищения, даже без улыбки. Уж эти деревенские суеверы! А с солью-то вкуснее будет.
Горячие кусочки хлеба на сосновой веточке и вправду были невероятно вкусными, жаль - мало. Вит заметил, что она, хотя каждому отделила по шесть кусочков, на его ветку нанизала те, что побольше. И лучшие ломтики грибов тоже норовила подсунуть ему. Это было приятно, но странно: дома за столом ему всегда наливали последнему.
А что, так и получается: я теперь старший. Для нее. Защитник и всякое такое.
- А у тебя родители?.. - Яна умолкла на полуслове. А у тебя родители были? - понял Вит.
- Не. Они давно умерли. Я у дядьки с тетей жил. А ты?
- У меня отец был.
И замолчала.
- А жених? - спросил Вит, чтобы она не начала плакать. Дядька у всех девчонок всегда спрашивал про женихов, они либо смешно смущались, либо сами начинали хихикать. Прежде чем он понял, что теперь и этот вопрос совсем не веселый, Яна молча помотала головой.
- А меня дядька сговорил за одну, - зачем-то соврал он. - Почти сговорил. А теперь вместо свадьбы... вот.
Тонкие рыжеватые брови над серыми глазами удивленно приподнялись:
- А Хозяевам разве можно жениться?
Вита обдало жаром, словно костер вспыхнул ярче.
- Так я же еще не... Дядька вообще не хотел, чтобы я Хозяином стал. У него своих детей не было, так он думал, я... Ему самому почти пятьдесят было, он уже кашлять начал...
Яна поглядела на него. По-прежнему без улыбки, но под этим взглядом он сразу вспомнил, что потерял шнурок, которым связывал волосы, и теперь они болтаются нечесаной вороной гривой, и что безрукавка дядькина не сидит на нем, а стоит вокруг него, будто короб, и даже что штаны у него на коленях грязные.
- А девушка у тебя была?
- Что?..
Яна сорвала желто-лиловый цветок ивана-да-марьи:
- Ну, ты гулять водил какую-нибудь девушку? Так, без свадьбы?
Тьфу! Вот за что не люблю девчонок: сидит такая, будто она ангелица с неба и никогда в жизни даже себя саму голой не видала, а потом ка-ак ляпнет...
- Это неважно, - пробурчал он, и еще добавил: - Тебе о таких вещах знать не следует.
Тут она, разумеется, захихикала. Раздумала, значит, реветь. А между прочим, ничего смешного.
Это было прошлым летом, когда он отпросился пожить у Айгена. Однажды вечером, запивая ужин пивом, которое им подарили за лечение, он набрался храбрости и спросил, правда ли, что за Хозяина не пойдет ни девка, ни баба. Айген усмехнулся в бороду и подтвердил, что да, не пойдет, разве если сыщется больная на голову. Вит спросил дальше: как же тогда быть, неужели никогда... ну, это... Айген долго хохотал, клонясь ко столу и утирая глаза мосластыми пальцами, а потом сказал:
- Хороший вопрос, парень. Главное, ко времени: что-то я сам о том же задумался. Я мог бы тебя спросить: а что общего между свадьбой и "этим", но как бы твои родичи не решили, что я тебя учу плохому. А потому буду учить тебя хорошему. Давай доедай, что в миске, остальное складывай в мешок. Завтра пойдем искать ответ.
Шли они долго. Сначала к западу, потом, не доходя до Бурого ручья, вдоль безымянного длинного холма - к северу, пока не начали попадаться грубо отесанные плиты, торчащие из травы. Вит приставал к Айгену с расспросами, но тот только посмеивался. Как дошли до камней, Айген запретил говорить.
Наконец спустились в сухой овражек, заросший орешником. Айген походил туда-сюда, посвистел, опробовал несколько простых ключей. Все Слова здесь имели силу, чаша с водой явилась в один миг, толстая ветка упала, будто срубленная мечом - только серебро мелькнуло в воздухе, потом прямо на земле соткалась шкура, вроде медвежьей, но желтая. Айген покивал задумчиво, размотал свой плащ, бросил поверх шкуры.
- Слушай и запоминай - пригодится.
А дальше вместо ключа произнес... такое, за что тетка хлестала Вита прутьями по чему попало. Ну, то слово, которое нельзя слышать ни бабам, ни девкам, ни малым детям.
И перед ними явилась голая девка. То есть, понятно, демоница, но выглядела она как девка. Если не считать того, что кожа у нее была цвета голубики и блестящая, масляная. А глаза зеленые, не такие, как у обычных людей, а в самом деле зеленые, как листья подо льдом. А волосы - пышные, длинные и красные, будто глина.
Вит замер на месте: и страшно, и стыдно, и невозможно не смотреть. Демоница, хотя и синяя, была настоящей раскрасавицей, лучше всех деревенских. (По крайней мере, Трина, Таська и старостина дочка, за которыми Вит однажды подглядывал на реке, ей в подметки не годились.) И шла к ним так спокойно, будто вовсе не голая. Подошла и молча опустилась на плащ. И улеглась животом кверху, и колени раздвинула. Айген ухмыльнулся, подмигнул Виту обоими глазами, взялся за пряжку ремня и... и тут Вит зажмурился и отбежал в сторону.
Далеко, однако, убежать побоялся, уши заткнуть постеснялся - глупо. Сел на траву неподалеку. И как только понял, что ему уже без разницы, какого она цвета и какова ее природа, за спиной раздался довольный голос Айгена:
- Твоя очередь. Запомнил Слова? Или за тебя говорить?
Вит не понял, сколько времени они провели тогда в овражке. Но вернулись в деревню к закату. В ушах у Вита звенело, ноги вязли, будто в снегу. Было ему радостно и спокойно, даже близкая ночь и Лес казалась нестрашными, и он наконец поверил, что вправду Хозяин. Ну хорошо - скоро будет Хозяином. Что бы там ни говорили дядька с теткой и батюшка Олег, как бы ни измывались пацаны - чего бояться тому, кто отымел демона? И снова отымеет, когда захочет и как захочет?
Про эту сговорчивую демоницу Айген ему все рассказал, все ключи, которым она повинуется. Обещал и других показать, у него их несколько было... Эх, зараза. Как же ты так, учитель? Все на свете мог, а от дурацкого топора не отбился?
И вот теперь он не знал, как отвечать на вопрос, была ли у него девушка. Сказать "нет" - обидно и неправда, сказать "да" - так ведь демоница не девушка, не человек вообще, рассказать как было... Нет. Рассказать девчонке, как это было, совсем нельзя. Не поймет.
- Жарко, - сказал он и стащил безрукавку, чтобы она не спросила, почему он покраснел.
Он встал и подошел к березе по другую сторону тропы. Затылком он чувствовал, что Яна смотрит на него, и снова мысленно поблагодарил Айгена.
Взявшись ладонями за ствол, он произнес первые Слова. Выждал, считая в уме до ста, а потом коснулся пальцем белой коры и Словом же проткнул ее. Мутноватая капля заполнила ранку, поднялась над краями, потекла вниз. Пить хотелось ужасно, но Вит сделал шаг в сторону и пропустил девчонку первой.
Он смотрел, как она прижимается губами к дереву, как косая тень от ствола скользит по волосам, и там, где солнце, волосы светятся медом и медью, и в них блестят радужные искорки, будто на спинке жука...
Пила она недолго, почти сразу уступила ему. Ранка в березе была теплой и влажной, сок - сладким, и его становилось все больше.
Напившись, он вытер рот ладонью и поманил Яну: мол, хочешь еще? Она кивнула и снова обняла дерево, ее губы накрыли родничок на стволе. У Вита вдруг перехватило дыхание. Ох не вовремя вспомнил про демоницу... Он шагнул обратно за черту и сказал, ухмыляясь:
- Как будто из одной кружки пьем. Извини, надо было два надреза сделать.
Вредная насмешница поперхнулась и покраснела, как краснеют рыжие, - всем лицом. А вот неповадно будет всякие вопросы дурацкие задавать.
- Будешь еще пить?
- Нет. Останови его.
- Что? А-а. Сейчас.
Как останавливать сок, Вит не знал. Попробовал наугад, применив Слово, каким останавливают кровь из мелких ран у человека, - не получилось.
- Сам остановится, - буркнул он. - Пошли.
- Погоди.
Яна наскребла ногтями щепотку золы из кострища, втерла темнеющий порошок в надрез на стволе.
- Теперь пойдем.
Сок тут же перестал течь. А может, это все-таки заклятье подействовало?
Солнце клонилось к закату, да и сам лес стал темным - сплошной ельник, березы и сосны исчезли. Различать тропу на усыпанной хвоей земле было все труднее, под ногами росла нетоптаная кислица, глянцевые темные листья копытня. Спасибо, ручей никуда не делся.
Вит пару раз оборачивался, строго глядел на Яну, прикладывал палец к губам. В третий раз понял, что напоминать нет надобности. И так боится.
Бояться в Хозяйском Лесу тоже плохо, не лучше, чем наглеть. И глазами по сторонам шнырять - совершенно лишнее. Взгляд - он не Слово, но в сумерках, да еще неподалеку от входа зря не зыркай. А то как раз увидишь краем глаза что-нибудь, и оно тебя увидит. Вот между толстыми бугристыми корнями шевелятся иголки, будто муравейник, и в земле открывается блестящий глаз... Или - навстречу ползет что-то, похожее на змейку, только змейка не может так быстро катиться... поползло и исчезло. Зато лишайник на стволе впереди пришел в движение, и уже ясно, что это не просто лишайник, а отвратительное лицо улыбается губастым ртом... все, прошли, идем дальше, ничего не было. И тяжелые шаги позади, реже и куда тяжелее Яниных, тоже кажутся...
Деревья вокруг стали живыми. Стволы вздувались и опадали, что-то бежало по ним от ветвей к земле... только не смотреть, простите, господа хорошие, я ничего не видел, дайте пройти... хвоя шевелилась уже везде, и вблизи, и вдали, и вдруг ему будто плеснули за шиворот ледяной водой: между темными листьями высунулись белые пальцы, зашарили вслепую... Он удержал крик, но сердце заколотилось как бешеное. Ничего, ничего, идем.
...То ли и вправду нет ничего, просто сумерки, видно плохо, мухи стеклянные плавают в глазах? Вит и при свете-то вдаль видел неважно. Но, понятно, не мог спросить, видит ли Яна то же, что и он. Об этом говорить нельзя ни в коем случае. Айген объяснял, что если малые ужасти привидятся, нужно идти мимо как ни в чем не бывало. "А если не получится... если не получится, тогда просто зажмурься. Несколько шагов пройдешь, глаза откроешь, а оно уже сгинуло". Вит очень надеялся, что учитель не шутил. С него бы сталось.
Когда между деревьями замаячило вечернее небо, Вит сам себе не поверил. И не верил до тех пор, пока ели не сменились березовым подлеском и впереди не открылся луг. Ручей катился вниз, к пруду, а возде пруда над кустами поднималась старая яблоня - крона в ширину больше, чем в высоту. Все точно! Вит подмигнул через плечо Яне и припустил бегом. Теперь не страшно.
И они побежали через луг, уже не ища тропинки. Бежать получалось медленно, хоть и под горку, трава была выше колен, от нее поднималось душистое тепло. Вокруг мелькали белые солнышки поповника, синели колокольчики, справа проплыло огромное малиновое облако иван-чая... Вит с разбегу ухватился за толстую яблоневую ветку, пролетел под ней, подогнув ноги, и шлепнулся на землю: его разбирал смех.
- Всё! Здесь ночуем! Эй, ты чего?
Яна села на корточки, оперлась одной рукой, потом опустилась на землю. Ее трясло, и дышала она, будто всхлипывала. Вит только теперь понял, что рыжая девица, ни слезинки не проронившая всю дорогу, испугалась Леса всерьез. Больше, чем он сам.
- Эй, ну ты чего, правда? Я же говорил, не надо бояться. Все хорошо, мы дошли...
- Я п-подумала... они за нами погнались... когда ты побежал... - Губы у нее расползались в стороны, как у маленького ребенка.
- Кто - они? - спросил он, будто у ребенка, и с удивлением заметил, что сидит рядом и обнимает ее за плечи. - Кто погнался-то? Я ж объяснял тебе, там не было никого... это так просто, ужасти... они Хозяев не трогают... и вообще никого не трогают, если не бояться...
- А ты сам их боялся! - она всхлипывала у него на груди, цепляясь за пропахшую дядькиным куревом безрукавку. - Я видела!
- Я?! Не то чтобы боялся... Конечно, если они вот эдак, в сумерках, выползают, мало приятного, тут ты права. Особенно если один идешь. Но настоящего вреда от них нет... Ну, успокойся. Сейчас ужинать будем.
Он осторожно вытер Яне лицо ее собственным платком. Захотелось поцеловать ее в красную от слез щеку, но как-то упустил нужный миг. Отдал ей платок и встал. Прошелся под яблоней туда и сюда, размял пальцы, оглядел ясный, не затянутый ряской пруд, отражающий заросли рогоза у дальнего берега. Опробовал первый ключ - и всей кожей почувствовал, как вздрогнул мир вокруг, и земля под ногами, и ветка над головой, и вода в пруду. Хороший вход.
Для начала что-нибудь простое, но со смыслом. Огонь ей уже показывал, родник тоже... А вот!
Яна забыла и плакать, и смущаться, что плакала. Потрогала кончиками пальцев желтую шкуру на траве, подняла глаза на Вита.
- Садись, а то простынешь, - спокойно сказал Вит. - Теперь займемся ужином... Нет, ты сиди! Здесь я угощаю. Только, я тебя прошу, не бойся ничего. Что бы ты ни увидела. Договорились?
Дождался ее кивка и принялся плести Слова. Знал он их хорошо, нарочно разучивал с Айгеном, но сам применял в первый раз. Закончил и принялся за другие - тем, чтобы подействовать, нужно было время.
В кустах зашуршало, шорох становился все громче. Вит, не прекращая говорить, ободряюще поглядывал на Яну. Но она все равно подпрыгнула и зажала рот руками, когда шорох сменился хрустом, и ветка ивняка подломилась, выпуская медведя. Огромный зверь встал на дыбки, в передних лапах у него был поднос.
Мишка подошел ближе, прямо как переодетый человек - так мягко косолапил, что и кубки не покачнулись. Приглядевшись, Вит даже сам поразился: совсем настоящий, и шерсть бурая, густая, и нос мокрый, с дырками, слышно, как сопит, и когти на лапах... Медведь опустил поднос перед замершей девочкой и на четвереньках удалился. Та только проводила ошеломленным взглядом бурый зад со смешным коротким хвостом.
- Та-ак, что тут у нас? - как ни в чем не бывало спросил Вит. Наклонился, упираясь локтями в колени. Тут были две большие тарелки с золотистыми печеными рыбинами в ломтиках картошки, хрустальная миска с каким-то месивом, две толстых румяных пышки, с кулак каждая, хрустальная же бутыль и два пустых кубка. - Ладно, для начала сойдет. А теперь оглянись, посмотри, где мы спать будем.
Пока он разглядывал поднос, за спиной у Яны соткалась кровать под белым вышитым шатром. Обычная такая кровать, ножки резные, столбики золоченые, шестерых уложить можно. Хоть вдоль, хоть поперек.
Да, таких фокусов Хозяева по деревням не показывают. И хорошо, что не показывают.
- Вот видишь? Места надо знать, тогда и в Хозяйском Лесу не пропадешь.
- А это все... настоящее? - шепотом спросила Яна. Вит усмехнулся.
- Еду есть можно, если ты об этом.
- А медведь?
- Медведь нас не обидит. Считай, его уже нет. Понадобится - снова вызову.
- Не надо.
- Хорошо, как скажешь. Чего еще хочешь? Скатерть нужна?.. Я тоже думаю, что нужна.
Скатерть была его гордостью. Не очень большая, алая, с черно-золотыми птицами и цветами, с длинными бисерными кистями, которые красиво поблескивали в траве. И ровная, где бы ни лежала. Яна подвинулась к самому краю шкуры, но он, улыбнувшись ей - сиди, мол, спокойно, - сдернул с кровати одну из многочисленных подушек, зеленую в желтые цветы, и уселся на нее.
- Давай так: сначала по вину, потом по рыбке, а разговоры потом.
Он выдернул из бутыли граненую пробку. Горлышко с тихим звоном ударилось о край кубка.
Вино было золотое, не пенное, но с мелкими пузырьками. Не сладкое, но и не кислое, вроде бы не пьяное, но веселое. Айген, счастливого ему пути, всегда такое вызывал, когда они вместе ходили по Лесам. Во всем огромном рыбьем боку попалось две-три косточки, поджаристая шкурка была соленой, мякоть - белой. Что намешано в миске, так, с ходу, и не поймешь: огурцы или другие какие-то овощи, зеленые, желтые и алые, пряные травки и розовые душистые кусочки вроде мяса, хрустящие на зубах. Вит забыл обо всем, выпал из мира. А когда поднял глаза на Яну, она улыбнулась. Наконец-то. И ее тарелка тоже была пуста.
- Ну что? Все хорошо?
- Да. Спасибо тебе.
Ни радости, ни благодарности в тихом голосе не было слышно.
- Я же говорил, прорвемся, а ты не верила.
Айген всегда повторял, что нерешительность губит Хозяина. А потом добавлял: и не только Хозяина. Известно же: угостил девчонку, накормил-напоил - можешь поцеловать. Но когда она сидит такая тихая, будто вот-вот заплачет... она об отце горюет, а я с поцелуями полезу? И сам, между прочим, только что похоронил Айгена, дядьку с теткой... Дрон, кузнецов младший, сказал бы с ухмылкой, что до ста лет все равно никому не дожить и что девки нарочно прикидываются грустными, чтобы их утешали. И еще уточнил бы, как именно следует утешать... Эх, и где сейчас сам-то Дрон? Нет, не буду я ничего такого делать. И вообще, нам еще завтра идти.
...А потом что? Допустим, дойдем мы до этого Ника, о котором сам Айген говорил, что он хоть и великий Хозяин, сильнее всех здешних, но со свистом в голове. Допустим, не прогонит он нас обратно в Лес. А дальше-то что?! А вдруг ему Яна самому понравится? Скажет: оставайся при мне, красотка, а ты, малый, катись куда покатит... Ладно, с ожесточением сказал он себе. Зато жива будет.
- Ты что? Случилось что-то?
Виту и тетя говорила, что у него все мысли на лице нарисованы.
- Огонь надо развести, - озабоченно сказал он. - Сиди-сиди, отдыхай еще, а я займусь. Давай еще попить сделаю... без медведя, не бойся!
Вит небрежно хлопнул по бутыли, звякнув кольцом о хрусталь, и дважды прищелкнул пальцами.
- Сейчас будет.
- Что будет?
- Ничего страшного. Сама приползет.
Яна смотрела, как по траве сам собой, будто камешек по льду, скользит поднос с новой бутылью. Нахмурила красивые брови.
- Непонятно. Рыба из пруда, вино - из яблок. А остальное? Вот это? - она показала на миску с остатками овощей.
- Из пруда? - Вит усмехнулся. - А ты прикинь, если бы тебе сказали поджарить рыбки, сколько бы времени ты ее чистила да жарила?
- Но... Значит, тут где-то есть печь, и рыба в ней уже сидела, горячая? Нас дожидалась? А если бы мы не пришли?
Вит покрутил головой. Вот девчонка! Все-то ей объясни на пальцах.
- Понимаешь, - рассудительно сказал он, - это вход. Мощный вход. Мир, он не везде одинаков. Некоторые Слова везде действуют, и без ключей даже, и без колец. Лучше их не говорить вообще. А возьмем, к примеру, Хозяйский Лес - там Слова сильнее, но точно не известно, какое как подействует и получится ли противоклятие. Потому и сказано: нам не дано предугадать, как Слово наше отзовется.
- Знаю.
- Умница. Так вот, в каждом Хозяйском Лесу есть входы.
- Куда входы?
- Господи! Никуда. Просто так называются. Там, где вход, Слова действуют как надо. Что захочешь, то и получишь. А которые не надо - не действуют. Только добраться до входа трудно.
- А почему...
- Погоди, дай я с огнем закончу. Сделаю кольцо во-от такое, - он очертил пальцем круг, охватывая и яблоню, и пруд. - И те кустики захвачу.
- А трава не загорится?
- Не должна, - серьезно ответил Вит. - Смотри!
Здесь, у самого входа, да еще после еды и вина, он почувствовал себя абсолютно всемогущим. Даже и мысли такой не было, что огненное кольцо может у него не получиться. И вправду: желтые язычки пламени заплясали в сумеречном воздухе, над самой травой, держась друг за друга и более ни за что, отразились в Яниных глазах. Огненная лента вытянулась, изогнулась дугой, стянулась в петлю, конец сросся с началом.
- Вот. Они всю ночь будут гореть. Никто нас не тронет.
- Ой. А что горит?
- Воздух.
Яна недоверчиво покачала головой.
- Ну ладно, не знаю что. Это волшебный огонь. Он не очень горячий. (Вит быстрым движением захватил в горсть один огонек, тут же тряхнул рукой и подул на ладонь.) Нет, вообще-то горячий. Но не такой, как настоящий. Главное, псы не сунутся. Что ты спросить хотела?
- Почему здесь никто не живет? Если тут все можно получить вот так, запросто?
- Ну ты спросила. - Вит мотнул головой, отмахивая волосы с лица. - Кто же тут будет жить? Сюда через Лес надо добираться, а это - ты сама видела, как. Кто сюда сунется?!
- Другие Хозяева?
- Это да, мы такие. Но Хозяева в одном месте редко живут. Когда все есть - это, конечно, хорошо, но ты представь - каждый день одно и то же... и рядом никого... (Он осторожно пододвинулся к ней вместе с подушкой.) И поговорить не с кем... даже Хозяину грустно станет...
Она будто не слышала.
- Сеном пахнет. Ты не чуешь?
- Сеном? Да нет, тебе кажется. Это цветами, с луга. - Но теперь он тоже почувствовал упоительный запах скошенной травы.
- А тут точно никто не живет?
- Точно. Из людей никого. Демоны - есть, конечно. Которые ключам повинуются.
- А раньше ведь жили.
- Почему ты так думаешь?
Яна посмотрела на него, как на недоумка.
- Яблони кто-то сажал. Пруд этот - выкопанный. И там, где мы бежали, иван-чай растет.
- И что?
- Он на пожарищах растет.
Виту стало страшновато. Но не очень. Устал он бояться за последние сутки, да и чего бояться у входа, в огненном кольце?
- Ну, может быть. Айген говорил, входы иногда перемещаются. Может, раньше здесь обычное место было. И Леса не было... - Он зевнул. - Давай-ка спать. Завтра вставать рано.
Раздеваться Яна не стала, только стащила с ног башмачки. Они лежали на огромной мягкой кровати, как на стогу. Дурак, и зачем такую большую кровать вызвал?! Хоть крестом руки раскинь - и то ее случайно не коснешься...
Вит посмотрел в щель между занавесями: черная масса яблоневых листьев, два яблока, будто две луны... Поднял палец, указал точку - в черной кроне вспыхнула белая звездочка. Потом еще одна, синеватая. И еще одна...
- Красиво.
- Нравится? Я потом их погашу, чтобы спать не мешали.
- Нет, оставь пока.
- Ладно.
- Вит?
- М-м?
- А правда, что раньше весь мир был, как эти... входы? Что везде можно было колдовать?
- Сказки, - лениво ответил Вит. - Все наоборот: сначала никаких входов не было, а потом они появились. И входы, и Леса вокруг них. Кто-то из Хозяев зарвался, призвал демонов, а прогнать не смог. Так они в нашем мире и остались.
- А еще говорят, что в Лесах живут духи мертвых... что это их владения. Это правда?
- Враки, суеверия. Нет тут никаких духов, только демоны. Жалко, яблоки еще кислые. Хочешь яблочко?
Яна уже спала. Пошевелилась, пряча локоть под атласное одеяло.
Вит отодвинул полог, выглянул наружу: огненное кольцо отражалось в черной воде, за ним ничего не было видно. Поразмыслив, он поднял с земли шкуру. Мех промок от росы, пришлось бросить и вызвать новую. Самому же надо чем-то укрыться, ночь холодная.
Полог над его головой светился солнцем, по нему плясали тени яблоневых листьев, покачивалось круглое теневое яблоко. А второе где? Упало, что ли?..
Вит повернул голову и уткнулся носом в девичью косу. Ореховые пряди не растрепались, поблескивали, туго сплетенные. Коса тоже спала, замерла на подушке, как неживая.
Ох, если кто-нибудь разболтает Дрону, что я всю ночь проспал - вправду ПРОСПАЛ! - в одной постели с девчонкой...