Вариация на тему известной истории с белгородским киселем во время осады Белгорода печенежской ордой в 997 году
Печенежские беки смотрели хмуро. Опасливо косились на молча высящихся по обе стороны от группки степняков гридей, теребили длинные отвислые усы, да время от времени, покуда их вели через примолкший в напряженном ожидании город, негромко о чем-то перешептывались, бросая быстрые цепкие взгляды по сторонам.
- Вот, гости дорогие, извольте сами испытать! - наконец торжественно заявил белгородский тиун Будята, останавливаясь возле большого, под широким тесаным навесом колодца у самого входа на просторную площадь, что в центре городка, как раз напротив единственного в Белгороде храма нового бога.
Телюк-бек недоверчиво заглянул за край колодца. Внизу в полумраке угадывалась матово поблескивающая поверхность. Пахло деревом, характерной для любого колодца сыростью и... чем-то еще. Чем-то странным и непривычным. И на удивление сладковатым. Степняки рядом с ним озадаченно повели носами в воздухе, словно тоже учуяли этот запах.
- Да вы не стесняйтесь, - усмехнулся воевода Горыня и протянул печенегу деревянную кадку на веревке.
Тот с сомнением хмыкнул, еще раз покосился на подозрительно веселых урус-беков и прямо-таки пышущих здоровьем урусских батыров, хотя осада города длилась уже без малого пятый месяц, и пора бы было тем подъесть большую часть своих припасов, если не все, что у них были, и уронил кадку в колодец. Заскрипело, вращаясь, бревно-ворот, снизу раздался громкий всплеск.
Телюк-бек ухватился за рукоять подъемного механизма и принялся крутить его, чувствуя, как с каждым рывком заполненной содержимым колодца бадьи вверх кисловатый запах становится все сильнее и сильнее. Нет, он вовсе не был склонен верить в глупые россказни Аргаз-батыра и Гузы-хана, очутившихся после недавнего неудачного штурма городских стен в плену у урусов, и, будучи накануне отпущенными на волю, поведавших в ставке осаждающих о дивных колодцах, снабжавших защитников Белого Города всем необходимым. Но этот запах!
Наконец, кадь показалась из колодца. Телюк кивнул стоявшему рядом с ним Ысмет-батыру, и тот торопливо подхватил ее обеими руками, поставив на краешек колодца. Широко раздув ноздри, втянул в себя теперь уже вне всяких сомнений хорошо ощутимый кислый аромат, поднимающийся над нею, и удивленно посмотрел на своего господина. Бек приподнял кадку, чуть наклонил ее на себя и сделал маленький осторожный глоток темной густоватой жидкости. Озадаченно пожевал губами.
- Кисель, - подсказал Будята. - Этот колодец у нас родит овсяный кисель. Есть еще два таких же. Два, что родят кашу. И один - сыту. - Обернулся к Горыне. - Я ничего не забыл?
- Да, все верно, - кивнул тот. - Даже беда с этими колодцами, - всплеснул руками. - С простой водой один только и остался. Тот, что на княжьем дворе, где раньше капище поганое было. Нам-то, людишкам, ладно - мы и киселька похлебаем, да сытой позабавимся. А вот лошадок жалко - им воды не хватает. - Воевода огорченно покачал головой. - Вы бы уж, князья печенежские, вошли б в наше положение, разрешили нам раз в день спускаться вниз к реке за водой? А мы бы вас за этой каждый раз парой ведер сыта да киселя баловали. Ась? - заискивающе улыбнулся урус. - А то чего это мы уже который месяц попусту сидим да друг на дружку через стены пялимся? Ну право, вы к нам на городьбу все одно не залезете - нет у вас, степняков, той сноровки в сей ратной науке. Раз попытались давеча, да только сотню своих зазря положили. И пересидеть нас не пересидите - нас, сами видите, по благословению нового бога нашего, - Горыня быстро перекрестился, - что много сильнее старых богов деревянных, сама земля кормит. Но и мы вас прогнать прочь не можем - воев всего-то и ничего в городе. А когда уж там князь на выручку придет, того и ведать не ведаем. А так, всем хорошо будет!
Телюк отставил бадью назад и бросил на урус-бека недоверчивый взгляд. В происходящее верилось слабо, но и в чем состоял обман, он пока понять не мог. Бек еще раз заглянул в колодец и нахмурился - никакого подвоха, колодец, как колодец. Таких и в степи полно.
- Нет, если вы нам не верите, - всплеснул руками Будята, заметив колебания старшего из печенежских посланников, - можете и остальные все колодцы проверить. Пожалуйста.
Телюк-бек переглянулся с товарищами и, вновь повернувшись, к тудуну Белого Города, согласно кивнул.
Так и сделали.
На тиуновом дворе отведали еще овсяного киселька из колодца. Кадку печенежским гостям подала лично супружница княжеского управителя - дородная женщина внушительных форм в дорогом праздничном платье и серебряном монисто, на которое, как отметил наметанный взгляд Телюк-бека, можно было бы купить с десяток породистых скакунов. Впечатления голодающей жертвы тяжелой осады она совершенно точно не производила.
Из колодца у низкого длинного здания гридницы зачерпнули овсяной же каши. Жидковатой, но вполне съедобной. На страже у колодца стоял дюжий, как бы не здоровее тех батыров, что сопровождали степных гостей в их прогулке по осажденному городу, урус. Бек даже усомнился - найдется ли в его табунах лошадь, способная выдержать такого великана? И вновь - никаких следов недоедания или же истощения на розовощеком лице молодца!
Подобная картина повторялась вновь и вновь, от колодца к колодцу. Странная процессия из четырех степняков, полудюжины охраняющих их гридей да воеводы с тиуном, прогуливалась по опустевшим улицам города, отведывая все новые и новые чудесные дары земли, ниспосланные, если верить урусам, им по воле их нового, совсем недавно призванного на Русь Валадмир-каганом, бога.
Наконец, они остановились у последнего из колодцев, в самом конце улицы, отведенной для скорняков и прочих кожевенных дел мастеров, упиравшейся в северную стену города. Будята открыл дверцу небольшой деревянной будки, венчавшей колодец, и опустил туда стоявшее рядом на земле ведро. Телюк-бек даже отшатнулся назад от неожиданно прянувшего из распахнутого зева колодца дурманящего аромата.
- А отсюда мы добывает сыту, - пояснил тиун. - То есть мед, разведенный водою. Самое то после доброго обеда! На Руси кисель всегда сытой заедают. Вот, извольте, - и протянул печенегу наполовину полное ведерко.
Тот уже привычно принял бадью и отхлебнул на пробу. Глаза бека широко распахнулись, едва не вылезая из орбит. Он поспешно сделал еще один глоток, побольше, и молча сунул ведро в руки стоявшему рядом Байдар-беку. Будята и Горыня с несколько озадаченным выражением лиц переводили взгляд с одного степняка на другого, торопливо передававших ведро с сытой друг другу. Наконец, уже опустевшее оно вернулось назад к тиуну. Будята озадаченно покрутил ведерко в руках и посмотрел на растеряно утирающего усы Телюк-бека:
- Так что скажете, уважаемые? Согласны вы раз в день пропускать нас к воде? А взамен вот, - и он кивнул на пустую бадью. - А то и вовсе шли бы вы отсюда... - закончил тиун с затаенной надеждой в голосе.
- Урусы услышат решение ханов, - веско кивнул Телюк. - Сегодня же вечером. Но для большей убедительности мне нужно... - его взгляд был неотрывно прикован к ведру в руках у Будяты.
- А, это? Да пожалуйста, - улыбнулся тот и вновь отправил ведро в невидимое нутро колодца. - Давайте сюда все ваши баклаги, сейчас их до краев заполним! И киселя прихватить не забудьте. Вот как вернетесь к своим князьям-ханам, как выставите перед ними киселька да с сытою...
***
- А если все-таки не сработает? Если они не поверят? Не снимут осады и не уйдут прочь? - разом растеряв всю свою демонстративную уверенность, бормотал Будята, глядя вслед удаляющимся в сопровождении Горыни и его гридей печенежским бекам.
- Да ладно тебе, тиун, - окликнул его голос сзади, и Будята обернулся навстречу сноровисто выбирающемуся из колодца через узенькую, явно не предназначенную для того, чтоб через нее люди лазали, дверцу тощему белобрысому мужику. - Все будет хорошо. Дед Летко дурных советов никогда не давал.
Тиун тяжело и неуверенно вздохнул:
- Мы на эти киселя да каши, на эти поддельные колодцы, выскребли все, все, что еще оставалось у нас в закромах, последний овес из конюшен На то, чтоб одурачить сначала тех двоих степняков, а теперь и этих их набольших. Да откормить как следует за пару дней тех немногих, кто и так поздоровее, и кто должен был попасться им сегодня на глаза в городе. И если хитрость твоего деда не сработает... - Он совсем поник. - Прастень, ты хоть понимаешь, что в городе сейчас две с половиной сотни мужиков и в три раза больше баб да детишек. А из еды, вот, только те слезы, что наскребли на эту дурацкую обманку. А ее уже не хватит и на день на какую-то сотню человек. Остальным даже сегодня к вечеру нечего будет есть. Последнюю лошадь приговорили три дня тому. Еще и колодцы эти треклятые пересохли, а без воды хуже, чем без еды...
Прастень беззаботно покосился на залитое солнцем небо, прищурился и сунул в рот невесть откуда взявшуюся травинку.
- Все будет хорошо, тиун, - повторил он. - Ты лучше сам-то отведай, чем гостей дорогих потчевал. - Мужик усмехнулся и протянул Будяте ведерко, на дне которого плескалось немного сыта. - Остатки уже.
Тиун махнул на него рукою и пригубил через край. И тут же зашелся в оглушительном кашле. Прастень хлопнул себя ладонями по ляжкам и весело засмеялся.
- Что это?! - прохрипел, откашлявшись Будята. - Ты что натворил, дурья твоя башка?
- А на что это похоже? - сквозь смех поинтересовался Прастень, и сам же немедля ответил: - Первач, тиун, чистейший первач. Вы медка-то раздобыли с пол корчаги. Да и тот засохший. А развели, почитай, на два ведра воды. Пустая сыта-то получилась, совсем слабенькая. И мало - как с киселем пыль в глаза степнякам не пустишь. Потому меня туда и посадили, чтоб я из ведра в ведро переливал, пока вы тут наверху им глаза отводите. А я вот, внизу сидячи, да вашу сыту опробовав, решил ее слегка разбавить. - Он снял с пояса баклажку, выдернул из нее пробку и перевернул, нарочито встряхнув. - Отборнейший был первач, тиун. С дедом Летко еще весной гнали, до начала осады. А какая забористая у нас брага выходит, весь город о том знает! Я ее, родимую, как зеницу ока хранил, на самый, понимаешь, крайний, последний в непутевой моей жизни случай. Думал, как ворвутся печенеги в город, тут-то и залужу все разом. И уж тогда помирать совсем не так грустно будет. - Прастень закрыл баклагу и убрал ее назад на пояс. - А тут вдруг думаю - а чего уже терять-то? Так и так, если не степняк через день-другой здесь будет, то не сегодня-завтра сами друг дружку жрать начнем. Ежели только хитрость дедова не выгорит. Вот и вылил я все, что было, в сыту вашу. Чтоб, значит, покрепче она была, поядренее!
- Ты... ты... - потеряно качал головою тиун, не в силах найти нужные слова. - Ты с твои дедом...
- Расслабься, тиун, - хмыкнул Прастень и, отобрав у того ведерко, залпом допил оставшееся. - Помяни мое слово - они наш белгородский кисель надолго запомнят!
- Ох и велик новый бог урусов, - бурчал себе под нос Телюк-бек, наблюдая за тем, как воины его рода сворачивают раскинувшийся в четырех перестрелах от стен Белого Города лагерь. - Велик и могуч, если способен творить такие чудеса. - Рука бека потянулась к баклаге. - Должно быть, правду говорят, что Валадмир-каган отверг учение мулл из Итиля и Булгара потому, что Магомету не угодны вино и мед. - Он сделал короткий жадный глоток и довольно облизал губы. - А бог из Кустадинии дарует урусам воистину божественную росу! Воистину!