Патрикий Калокир был, конечно, той еще сволочью)) А еще он был...
Посол кагана ромеев молод и смазлив. Как женщина, что нарядилась в мужскую одежду и изменила голос. И от него пахнет пряными, дурманящими разум мазями, что бек-хану встречать доводилось лишь в хазарских гаремах, в разоренных его ордою городах.
Бек-хан Товлыз Куарчи-Цур наблюдает за сладкоречивым ромеем молча, полуприкрыв глаза, почти не слушая. Да и что ему в тех словах? Разве не знал он заранее, с какими речами переступит порог его юрты василик владыки Кустадинии? Еще до того, как тот соскочил с примчавшего его коня, и ноги его коснулись земли.
Бек-хан коротким взмахом руки останавливает бесконечный поток слов ромея. Посол умолкает, склоняясь в почтительном полупоклоне.
- Калкир-эльтебер, - роняет наконец Товлыз, медленно поднимаясь с подушек, - не ты ли был тем послом кагана ромеев, сыном тудуна Корсуни, что в прошлом году приезжал к брату моему, кагану Святослябу?
- Да, о, могучий, - пряча улыбку в уголках губ, еще ниже склоняется патрикий Калокир. - То был я, твой недостойный слуга. Я действительно сын стратига Херсона Таврического.
- Именно тогда, - Товлыз останавливается в шаге от внимательно изучающего мыски его сапог ромея, - мой брат отошел от меня. Повернул бег своих коней на запад, к Болгарии. Преступил через нашу общую клятву на крови.
- Я исполнял волю базилевса Никифора Фоки, о, бесстрашный, - не поднимая глаз отвечает патрикий. - Навлек беду в лице архонта Росии Сфендослава на презренных мисян, о, непобедимый.
- А теперь, когда эта беда обрушилась на вас самих же, ромеи, - усмехнается бек-хан, опускаясь на пол перед послом и за подбородок поднимая его лицо к себе, - вы хотите купить уже сабли кангаров, чтобы обрушить их на головы урусов, не так ли?
- Сфендослав слишком дерзок, - вызывающе улыбается ромей, глядя прямо в глаза бек-хану. - Он не пожелал удовлетвориться уже полученным от императора золотом и военной добычей, и удалиться прочь из Мисии. - Василик сокрушенно качает головой, и ноздри степняка широко раздуваются от тонкого терпкого аромата, распространяемого его черными, мягко ниспадающими на плечи кудрями. - Базилевс искренне сожалеет, о, доблестный хан, что, выбирая из вас двоих со Сфендославом, выбрал наименее достойного. То золото, что год назад твой презренный слуга привез архонту росов, должно было стать твоим. И...
- А в после каган Инкфор не ошибся? - внезапно усмехается бек-хан, накрывая большим пальцем руки губы ромея, сминая их, скользя по ровным гладким зубам, будто нового жеребца, для личного табуна приобретаемого, проверяет.
- О, могу... - начинает уже было посол, но толчок ладони в грудь опрокидывает его на спину, и кряжистая фигура кочевника угрожающе вырастает над ромеем.
Посол кагана ромеев и в самом деле похож на женщину. И отдается он как женщина, как опытная наложница из гарема хазарского эльтебера. Горячо, страстно и громко. Обхватив крепкими ногами мерно поднимающегося и опускающегося на него мужчину. Хриплым стоном, восторженным возгласом или же сдавленным девичьим всхлипом приветствуя каждый новый толчок сильного тела. Комкая в пальцах разбросанные вокруг подушки, запрокидывая голову и подставляя губам хана длинную белую шею с часто-часто бегающим вверх-вниз острым кадыком. А затем, закусив губу, ловит взгляд начинающего уставать любовника и молча, одними глазами да плавными движениями соблазнительного тела, распростертого на взбитой кошме, просит, молит о продолжении, о новом приступе. И весь распахивается навстречу мужчине, когда тот, взрычав, вновь обрушивается на него.
Чтобы встретить развязку пронзительным тягучим криком сквозь зажавшие его рот пальцы хана. Застывшего над ним, выгнувшегося назад, словно кибить лука, и долго спускавшего в распростертого под ним юношу.
Свежий утренний ветерок из-за приоткрытого полога юрты приятно холодит разгоряченное тело. Бек-хан обнаженным замер на самом пороге, устремив взгляд прищуренных черных глаз к далекому, теряющемуся в опустившемся на степь тумане, горизонту. Его терзают сомнения.
- О-о-о... - доносится откуда-то сзади охрипший за эту долгую ночь голос сладкоречивого посла кагана ромеев.
Товлыз поворачивается на звук, и первые лучи солнца, ворвавшиеся в юрту, отчетливо вырисовывают на фоне подернутого зарницей неба низкий широкоплечий силуэт хана.
- Следующей луной кангары будут поить своих коней под стенами Куявы, города брата моего Святосляба, - бросает он взлохмаченному заспанному ромею, выползающему из вороха одеял и шкур, что служили им этой ночью ристалищем для любовных поединков. - Можешь передать это своему кагану, Калкир-эльтебер.
Улыбка скользит по тонким губам патрикия.
- Но не потому, - качает головою хан, приближаясь к послу, - что кангаров можно купить. - Его губы презрительно кривятся. - И не потому, что так пожелал сидящий в большом каменном городе трусливый паук Инкфор Фока.
Взгляд ромея опускается от лица бек-хана вниз и останавливается на чем-то, расположенном на одном уровне с ними. Губы посла медленно складываются буквой "о", тонкие, липкие от чужого семени пальцы протестующе упираются в бедро надвигающегося мужчины. Тщетно.
- Но потому, что моему брату нужно напомнить о том, что ждет отворачивающихся от своих друзей и соратников. - Ладони печенежского владыки легли на голову патрикия. - А своему кагану, из уст в уста, передай от меня вот что...
И с этими словами Товлыз яростно нанизал рот лишь беспомощно булькнувшего патрикия Калокира Дельфина, василика императора Фоки, на свой член.