В середине декабря я начал постепенно входить в парламентскую работу. "Помощь жизни" пригласила меня принять участие в дискуссии на заседании правления организации. Следует ли мне туда ехать? Смогу ли я выступить? И я решил попытаться. После приветствия президент "Помощь жизни" предоставил мне слово, но говорить я не мог. Во рту все пересохло, язык прилип к небу.
Повисла напряженная тишина. Все в ожидании смотрели на меня, некоторые, смущенно отведя глаза, уставились в стол. Тут вмешалась сопровождавшая меня Юдит: "Сегодня его первое публичное выступление. Он еще никогда не выступал перед аудиторией с аппаратом искусственного дыхания". Я пролепетал ей, что мне нужен глоток воды. Юдит порылась в моем чемоданчике и к счастью, нашла соломинку. Я сделал маленький глоток, достаточный для того, чтобы увлажнить рот. Язык отклеился от неба, и я наконец-то смог говорить. Извинившись, что поначалу отказал голос, я начал свою речь с важнейшего положения "Поддержи жизнь". Нельзя убивать эмбрион, имеющий патологию. С двадцатой недели жизни эмбрион способен выживать вне материнского тела. Эмбрионов с изъянами убивают в утробе матери уколом в сердце. "Для меня невыносимо это неравное отношение к ценности жизни, имеющей патологию и не имеющей ее" - сказал я, и эти слова поддержали все присутствующие.
Еще перед Рождеством 2006 состоялись коалиционные переговоры OVP и SPO. В первом раунде переговоров будущие партнеры по коалиции искали совпадение намерений в вопросе улучшения жизни людей с ограниченными возможностями. От OVP выступали Мария Раух-Каллат и я, напротив нас сидели тогдашний советник земли Зальцбург Эрвин Бухингер и мой пандан в SPO Кристина Лапп. Дополнительно каждая партия выдвинула еще по два представителя, которые тоже сели за стол переговоров.
В этот раз я говорил лучше, хотя голос оставался еще тихим и прерывистым. Было отмечено совпадение позиций по многим пунктам, но такие щекотливые темы, как увеличение числа занятых инвалидов путем повышения компенсационной таксы или путем отмены положения о защите от необоснованного увольнения вызвали долгие споры и дискуссии.
Я очень устал и попросил Катю принести из буфета кофе. Отослать ее было ошибкой, которая мне дорого обошлась. Я вдруг заметил, что количество подаваемого воздуха уменьшается. Дыхательная канюля засорилась засохшей мокротой. Ища помощи, я посмотрел на свою сотрудницу Клавдию. Она тот час поняла всю серьезность положения.
"Что случилось?" - спросила она.
"Не поступает воздух, засорилась канюля" - с трудом ответил я. Теперь уже и другие участники переговоров заметили, что у меня проблемы с дыханием. Клавдия бросилась в буфет за Катей. В зале заседаний повисла тревожная тишина. Я дышал с большим трудом. Все растерянно переглядывались. Раух-Каллат и Бухингер быстро завершили переговоры. Не произойди этот инцидент, вряд ли удалось так быстро прийти к общему соглашению. В тот момент, когда
дыхательный аппарат начал подавать сигнал тревоги, и мне грозило удушье, в зале, наконец, появились Клавдия и Катя. Катя быстро со знанием дела удалила мокроту, и воздух начал вновь поступать, так что переговоры закончились счастливо для всех участников.
Этот случай послужил мне уроком: я больше никогда не отсылал ассистенток. Теперь, как бы я ни уставал, я все равно отказывался от кофе. Жизнь была мне дороже. Больше я не позволял себе оставаться одному.
В январе 2007 президент привел к присяге новое коалиционное правительство OVP и SPO. Я позвонил Кристине Лапп, представителю инвалидов в SPO и предложил созвать совместную конференцию, на которой будут представлены узловые моменты нашего коалиционного соглашения в части "Положение инвалидов".
Собралось много журналистов. К этому времени речь
моя заметно улучшилась, и я уже мог понятно излагать свои позиции.
Днем по радио передали отрывки из моего выступления. Первая об этом мне сообщила Юдит "Ну и как это было? Меня можно было понять?" - интересовался я. "Голос был слышен, но твой дыхательный аппарат был еще слышнее". Аппарат завывал, действительно, ужасно.
Мой тесть находил все новые и новые сравнения для этих звуков: то были слышны завывания бури у креста, стоящего на вершине, то пугающий вой приведения, то стенания русских плакальщиц. И в телевизионной программе "Высокий дом" при показе отрывков интервью мой голос соревновался со звуками, издаваемыми аппаратом искусственного дыхания. Мы вынуждены были поменять его, и тогда, наконец, стало понятно, кто из нас двоих имеет право голоса.
Предстояло первое выступление на пленуме. Я был полон сомнений, смогу ли достаточно громко говорить, и не засорится ли вдруг дыхательная канюля. Ужасно, если вдруг придется очищать ее перед телевизионными камерами и депутатами. Юдит тоже пришла в парламент, чтобы помочь мне. Чемоданчик стоял рядом с трибуной и, если произойдет самое неприятное, она сразу же сможет сделать все необходимое. Ее присутствие обеспечивало мне двойную поддержку.
Но все прошло хорошо. Юдит держала микрофон у моих губ и, к удивлению коллег, я говорил громко и четко, как никогда раньше.
Я входил в ритм деловой жизни парламента. Благодаря дыхательному аппарату у меня прибавилось сил и энергии, и необходимости в послеобеденном сне больше не было.
В семь часов утра приходила ассистентка, а около половины девятого я уже сидел в коляске и работал, практически не отвлекаясь, до ужина. Правда, долгое сидение меня утомляло и я старался по возможности рано ложиться. Ассистентка уходила около восьми, а я лежал в кровати и смотрел телевизор.
Проблемы со зрением не уходили, но видеопроектор, передававший телевизионную картинку на стену, давал мне возможность смотреть все телевизионные программы.
В парламенте я знал все места, где находятся розетки, ведь моя жизнь была неразрывно связана с ними. Если дыхательная канюля засорялась во время заседания клуба, ассистентка очищала ее на глазах у всех. Такая ситуация, будучи поначалу сенсационным событием, превратилась со временем в обыденную и привычную. Если ассистентка вводила через желудочный зонд воду, кто-то из коллег мог спросить: "Ты опять что-то ешь?" - "Нет, я всего лишь пью" - добавляя при этом: "Преимущество желудочного зонда на лицо: я могу одновременно и пить, и говорить". Коллегам оставалось только завистливо улыбнуться.
Весной 2007 года в Зальцбурге состоялся большой партийный съезд OVP. Я считал, что председателем партии должен стать Вильгельм Мольтерер, которого я знал, как шефа клуба, сторонника моих идей и как человека, поэтому хотел участвовать в выборах. Но для этого надо было стать членом OVP. Я обратился в федеральное бюро партии и, ко всеобщему удивлению, заявил, что хочу вступить в нее.
Путешествие в Зальцбург было первой долгой поездкой с аппаратом искусственного дыхания. Так как именно он, а не увлажняющий прибор подключается к автобатарее, то во время долгих поездок может возникнуть опасность, что произойдет засорение дыхательной канюли. Но все прошло гладко, и я смог занять свое место в зале заседания партийного съезда.
После выступления Вильгельма Мольтерера состоялась открытая дискуссия. Я взял слово, в котором среди прочего подчеркнул: "OVP занималfсь проблемами людей с ограниченными возможностями и результаты этой четырехлетней деятельности очевидны. Это закон об уравнивании в правах инвалидов, признание на государственном уровне языка жестов, повышение занятости инвалидов, введение интеграционного профессионального обучения.
Из законов исключены такие дискриминационные понятия, как "неспособность к обучению", "физическая пригодность".
Люди с ограниченными возможностями могут стать судьями и учителями. Еще четыре года назад такого невозможно было представить.
Сегодня я убежден, что OVP действительно отражает мои интересы и интересы людей с ограниченными возможностями. Она высоко ценит многосторонность, индивидуальность и человеческое достоинство. Поэтому я и вступил в эту партию. Добровольно! Хотя четыре года назад я не считал это возможным для себя.
Георг Паулмихль, так называемый "умственно отсталый" писатель из южного Тироля, писал: "Миру не нужны инвалиды, но все-таки они есть".
Народная партия -- это моя партия еще и потому, что она не выступает, как другие партии за выдачу больничного листа по причине аборта. Мы говорим: "Поддержи жизнь" Умирать не от рук другого, а на руках другого", это слова кардинала Кенига, и я, как новый член OVP подписываюсь под этим.
Европейским дебатам по поводу эвтаназии мы противопоставляем
паллиативную медицину и условия для достойной жизни до последних дней в профессионально обслуживаемых хосписах.
Генотехнологии, дородовое растровое отслеживание патологий эмбриона, инвазивная диагностика оскорбляют достоинство человека. Достоинство человека должно быть закреплено в Конституции.
Мы не должны бояться дискуссии об исключении евгенической индикации. Тот факт, что при подозрении на патологию плод можно убить, является нетерпимой оценкой жизни и дискриминацией человека-инвалида. Равноправие и многообразие в обществе являются основой христианского социального учения и оно не должно ограничиваться школой. Мы не имеем права оставлять родителей детей-инвалидов наедине с их бедой. Интеграция детей инвалидов не должна заканчиваться в 14 лет.
Стихотворение Георга Паулмихла заканчивается словами:
"Инвалиды нашли место в коляске.
Найдут ли они вход на небеса?
Знает только Бог"
Но вход в клуб OVP они найдут в любом случае!"
Говорить было легко, голос звучал громко и четко. Было видно, что речь взволновала слушателей. Зал аплодировал стоя. Позже ко мне подошел Вольфганг Щуссель. "На моей памяти, такого еще не было. Обычно зал аплодирует стоя, когда кто-то заканчивает свою политическую деятельность, или в случае чьей-то смерти, но никак ни при вступлении в партию". Эта речь меня окончательно вернула в политику.