Никогда нельзя расставаться с мечтой! Это я должен был бы знать.
Однажды, это было 5 декабря, в моей квартире в Майдлиндере зазвонил телефон. "Это из министерства. Почему вас нет на рабочем месте?" - раздался грубоватый мужской голос. "Вы должны были быть здесь уже
1 декабря". "Но я не получил уведомления". Оказалось, что извещение было послано на мой старый адрес. Оно теперь либо потеряно, либо до сего дня где-то ходит в поисках меня.
Сразу же на следующий день я "вступил в должность". Сначала мне надо было в главное здание на Миноритенплатц, и я мог даже проехать во внутренний двор и припарковать свою машину рядом с машиной министра. Очень приветливый сотрудник помог мне перебраться из машины в коляску, и мы поехали с ним к лифту. Я попытался извиниться: "Мне очень жаль, все это занимает время, а я сама медлительность".
В ответ чиновник улыбнулся: "Ничего. С момента вашего появления все будет засчитываться в рабочее время".
После улаживания всех формальностей я направился на Плункергассе, где располагался подчиненный министерству "Medienservice".
Там меня встретили приветственными возгласами, к которым добавилось кофе с пирожными, потом даже появилась бутылка шампанского. Пробка, хлопнув, отскочила в потолок и упала на стол прямо в мою чашку, рядом с которой лежал мой университетский диплом с другими документами. С того времени все мои документы украшены кофейными пятнами. "Теперь уж я не смогу больше куда-нибудь подавать документы" - засмеялся я - "навсегда останусь в министерстве".
Я быстро влился в нашу рабочую команду. Отношения были очень теплыми, и их отличал черный юмор, который вряд ли был бы понят человеком со стороны. Мне же он был близок, и я очень ценил возможность с помощью такого юмора открыто реагировать на вещи и проблемы.
Каждое утро около девяти я парковал свою машину перед министерством на спецстоянке для инвалидов. Потом по мобильнику я звонил в отдел, и мой коллега Герхард получал счастливую возможность встретить меня у машины. Эти утренние встречи сопровождались, как правило, безобидными подкалываниями.
Так мой коллега, еще стоя за стеклянной входной дверью, мог приветствовать меня табличкой с надписью: "Франц, go homе!" (уходи домой), - деликатный намек на испытание, которое ему предстоит. На самом же деле он так не думал. Дружески поздоровавшись, он открывал заднюю дверь моей машины и театрально постанывая, вытаскивал мою коляску. Я пересаживался в нее, и он вез меня вперед спиной к входной двери. Потом происходило одно и то же. Герхард наклонял коляску назад и толкал ее на задних колесах со ступеньки на ступеньку наверх к лифту, при этом он, громко кряхтя, выкрикивал: "Я не буду больше этого делать! Ты слишком тяжел! Что ты ел опять на завтрак? Камни?" Чтобы усилить драматизм, я тот час съезжал на пару ступенек вниз, и меня опять медленно поднимали наверх.
Все это было отчасти весело, хотя временами улыбка у меня не получалась.
Но я очень благодарен Герхарду. Каждый день он помогал мне подниматься по ступенькам, а вечером провожал до машины. Без его помощи мне пришлось бы работать дома, что мне и предлагали, но я отказался. Между тем я ценил все то, что давала мне новая работа. Я приучился рано вставать, стал членом команды, познакомился с людьми, с которыми мог осуществлять совместные проекты, научился разделять личное и работу.
А вот пунктуальностью я, как и прежде, не отличался. К началу работы в девять часов прибавлялись "академические четверть часа", потом еще "четверть часа Франца Иосифа" и только в половине десятого, а то и половине одиннадцатого, я въезжал в бюро. В министерстве на это закрывали глаза, считая "инвалидным бонусом".
Работа в "Medienservice" была интересной. Я занимался образовательными фильмами, принимал участие в их создании и продвижении. Наш отдел был островком свободного мышления и творческих людей. Уже над входом в наш коридор висела красно-бело-красная табличка "Внимание! Сейчас вы покидаете территорию Австрийской республики!" Бюро нашего шефа находилось в другом коридоре. В отличии от своих сотрудников он всегда был в пиджаке и при галстуке. К тому же он настаивал, чтобы творцы креативных идей излагали их в виде формальных канцелярских отчетов - все-таки "Medienservice" орган министерства.
Шеф был человеком старой школы: вежлив и официален, но шутки понимал. Накануне праздников Рождества, Пасхи или фашинга он любил собирать сотрудников и показывал сатирические видео, где главным действующим лицом был он сам.
Поначалу у него были проблемы с тем, какими словами дать определение моего состояния. Он все время искал правильные с его точки зрения слова. Однажды мы принимали участие в заседании представителей средств массовой информации по теме: "Школьная интеграция детей инвалидов" в Нижней Австрии, где он должен был выступить приветственной речью. В первом ряду сидел его главный начальник, федеральный министр Рудольф Шольтен. В своей речи наш шеф хотел подчеркнуть, что в его отделе сейчас работает инвалид. Но слово "инвалид" он произнести не отважился, фраза "прикованный к коляске" казалась ему тоже не совсем подходящей. В конце концов, немного помедлив, он произнес, обращаясь к министру: "Благодаря участию федерального министра Шольтена в нашем отделе работает сотрудник, личность которого прикована к коляске". С большим трудом мне удалось подавить хохот. В перерыве я поблагодарил министра за его участие в моем устройстве на работу. Он только коротко заметил: "Иногда и в министерстве все же что-то работает".
Того, чем я занимался в "Medienservice" мне вскоре стало мало. У меня появилась идея собственного образовательного фильма, и для ее реализации я привлек своего коллегу и бывшего оператора Петера. Фильм должен был показать жизнь Мартины - молодой женщины-инвалида, которая из-за судорог не могла говорить. При общении с ней надо было использовать алфавит: при нужной букве она качает головой, и так слово за словом, предложение за предложением. Самым удивительным было то, что у Мартины был двухлетний сын, и мне хотелось показать в этом фильме, как это быть матерью-инвалидом.
Съемочные работы шли напряженно. Бывшая учительница Мартины рассказала, что это именно она обнаружила, что Мартина нормальный, разумный ребенок. До этого никто не мог понять, как с ней общаться. Мартина же смогла экстерном сдать экзамены на аттестат зрелости.
Меня шокировал тот факт, что лишь случайно и так поздно - только в средней школе узнали, чем страдает Мартина.
Когда фильм был готов, у меня появилась новая идея: эта история идеально подходила для документальной серии австрийского телевидения "На смотровой площадке". Загоревшись этой идеей, я написал письмо Христиану Шулеру, заведующему редакцией, и стал ждать. Напрасно. Тогда я начал звонить в редакцию. Тоже безуспешно: Христиан Шулер всегда был на съемках. Я решил оставить свою идею, но как оказалось, слишком рано. Однажды вечером мы с Юдит в метро ждали поезд, и вдруг она воскликнула: "Посмотри, там впереди Христиан Шулер, которого ты ищешь целый месяц". Поезд уже выезжал на перрон и Юдит, толкая впереди коляску, помчалась на другой конец. В последний момент мы все-таки успели вкатиться в вагон, где был Шулер. Теперь деться ему было некуда, и я смог рассказать о своей грандиозной идее. Шуллер проявил горячий интерес и пообещал прийти ко мне в Министерство. Мы так заговорились, что проехали нашу остановку.
Шуллер, действительно, пришел. Два часа мы рассуждали, можно ли сделать получасовую ленту о том, с кем нельзя общаться обычным образом, ведь беседа с помощью алфавита длится долго и не укладывается в телевизионный формат. Работа с титрами тоже не казалась мне выходом из положения. Героиня все-таки должна была сама говорить, и ведущий не должен истолковывать ее высказывания. Это было особенно важно для меня.
Шулер включился в проект. Я написал план с возможными местами действий, темами и вопросами для интервью. Потом начались первые съемки у Мартины. Ассистентка Мартины искупала в соответствии с указаниями матери ребенка. Было интересно наблюдать, как общались мать и сын. В два года ребенок, конечно, не мог знать алфавит, но он задавал вопросы, а мать кивком головы отвечала утвердительно, или, тряся головой, отрицательно. Малыш понимал малейшее движение головы матери и правильно толковал звуки, издаваемые ей. Я и Шулер с камерой следили за семейной жизнью. Это были прекрасные съемки.
Съемочный день закончился, и мы покинули квартиру. Я быстро ехал по тротуару, идущему под гору. Сзади шел Христиан Шуллер. Мне казалось, что я еду так быстро, потому что меня подталкивает Шуллер. Но ему было не до того - руки его были заняты кассетами. Скорость не уменьшалась, и когда я заметил, что меня никто не везет, было уже слишком поздно. Передние колеса коляски переехали через край тротуара, коляска накренилась, и я упал.
Как раз в этот момент из-за угла показался знакомый профессор, который показывал группе своих студентов "приспособленную для инвалидов Вену". Тут он и увидел меня, лежащего на земле: "Привет, Франц, что ты здесь делаешь? Может, мы тебе поможем?" Все с осуждением смотрели на Христиана Шуллера. Он, как парализованный, стоял посередине тротуара с грудой кассет в руках. Лучшей сцены для фильма придумать было бы трудно.
Потом, когда я подвозил Шуллера в своей машине на студию ORF, я заговорил о случившемся. Ему надо было об этом поговорить, иначе он сам мог бы получить травму. Он признался, что не понимает своего поведения. "Я хотел бросить кассеты, чтобы помочь тебе, но...". Сцена была настолько комичной, что мы и потом не могли без смеха вспоминать о ней. Так началась наша дружба.
Фильм об "особенной матери" был показан на ORF и получил только положительные отзывы. Совместно с Христианом Шуллером мы сделали еще два фильма серии. Фильм о Марио, ученике интеграционного класса, и Кевине, слышащем ребенке глухих родителей.