Я нашел новую тему для репортажа: "Special Olympics" . В ORF идею одобрили, и зимой я поехал в Шладминг, где пританцовывая на своих костылях на холодном снегу, брал интервью у зрителей и спортсменов-инвалидов. В передачу о "Special Olympics" должно было быть включено и интервью с их инициатором Арнольдом Шварцнегером. Но у меня что-то не заладилось, и я просто не смог приблизиться к мировой звезде. Моя попытка попасть в пресс-центр тоже потерпела фиаско из-за ступенек при входе туда. На журналиста-инвалида никто не рассчитывал даже на "Special Olympics". Но что-то у меня должно было получиться.
Пока же я посещал спортсменов и брал интересные интервью. Радость их от соревнований была необычайна. Соревнования стали радостным отвлечением от нудной работы в мастерских для инвалидов. Тот кто изо дня в день собирает держатели для туалетной бумаги, счастлив, когда однажды став звездой, восходит на пьедистал.
Я решил, что после Игр встречусь со спортсменами на их рабочих местах.
Как будет выглядеть их возвращение в будни? Эта тема сама напрашивалась мне.
Взяв интервью я вернулся в отель. Когда я выходил из машины, произошло неожиданное. Понос! Что делать? Если бы я был дома, в своей квартире, то устранил бы проблему приняв ванну, как я обычно и делал в таких случаях.
В моем же номере была только душевая кабинка, войти в которую я не мог. Я находился на грани отчаяния. Надо было срочно что-то придумать. В ванной я опустил крышку унитаза и сел. С большим трудом я стянул с себя брюки и с помощью включенного душа, на сколько это было возможно, выстирал брюки и вымыл себя. Утомительная процедура длилась более двух
часов. Более-менее удовлетворенный, я лег спать. Можно даже было сказать, что я принял ванну. На следующий день за завтраком я колебался, стоит ли рассказывать о случившемся официантке или хозяину отеля. Я решил оставить все, как есть. Было очень неловко. Вечером я нашел ванную вычищенной, ничего не напоминало о неприятности, произошедшей накануне. Однако, в последующие дни за завтраком официантка и хозяин отеля вели себя по отношению ко мне иначе: они не были столь любезны, как раньше и, казалось, дистанцировались от меня. Я не связывал их изменившееся поведение со случившимся. Но когда я съезжал из отеля, хозяин, взяв меня за плечо, вручил еще один счет. "За дополнительную уборку ванной комнаты. Уборщица целый час вымывала загаженный пол, такого она еще не видела. Мы должны были выкинуть два полотенца". Что я мог сказать? Смутившись, я пробормотал какие-то извинения и все оплатил. На прощанье хозяин отеля примирительно сказал: "С каждым может такое произойти. Все мы люди".
Эти слова достаточно разозлили меня. Я тоже был человек! Как же иначе?! Я воспомнил, как однажды в Клагенфурте у меня закончился бензин. Прохожий, которого я попросил о помощи, заявил: "С такими, как Вы, такого как раз не должно происходить!" Да, я был человек, и сталкивался со всеми теми проблемами, которые возникают в жизни каждого. Такая нарочитость ставит для инвалидов под вопрос само понятие "Быть человеком".
Я покидал Шладминг с тяжестью в желудке, - но, слава Богу, что не в кишечнике. Но мне все-таки удалось взять интервью у Арни, правда, не эксклюзивное, а на одной пресс-конференции, куда на второй этаж меня втащили коллеги журналисты.
Репортаж "Special Olympics" был передан на радио "Австрия 1", в нем было много юмора, рассказывалось о проблемах, возникающих у инвалидов-
спортсменов, когда они возвращаются в обыденную жизнь. Я был ошеломлен записанным службой внешних связей звонком одного возбужденного
слушателя, который возмущался тем, что вынужден был слушать какое-то бормотанье о душевнобольных, да еще и за субботним завтраком.
"Конечно же, это тот" - подумал я - " кто не знает, как выключается радиоприемник".
Однако мой сарказм лишь слегка притупил возникшую во мне горечь.
Я был и остаюсь доброжелательным к людям. Но, возможно, я просто наивен.
Следующим летом меня поразили телевизионные ролики с залитыми солнцем лугами, зелеными лесами, журчащими ручейками и порхающими бабочками. Вслед за этими красотами появилась фраза: "Инвалид, но все же человек".
Удивление переросло в возмущение. Вновь мне напоминали, что несмотря на свою инвалидность, я все же человек! Рекламщики, вероятно, имели в виду что-то другое, но я воспринял это так.
На дискуссии, на которой инициаторы кампании по поддержке инвалидов с гордостью представляли свою кампанию, собрались люди, не скрывавшие своего возмущения. Я сидел в первом ряду и тут уж дал волю своей досаде, закончив выступление, тот час же вновь тянул руку, чтобы еще что-то добавить. В президиуме сидели один рекламщик и член городского совета Вены Мария Раух-Каллат, которая, будучи членом комиссии по делам инвалидов при совете общин и инициировала эту имиджевую кампанию.
Ее выступление удивило меня честностью заявления по поводу намерений и целей кампании. И хотя я не мог ни в чем с ней согласиться, она все-таки восхитила меня своей активностью и упорством, с которыми проводила эту медиакампанию.
Это была ее первая встреча со мной, как критически настроенным пробивным членом движения инвалидов. После горячей дискуссии нам с
друзьями хотелось культурно провести вечер. Волнений нам уже было достаточно. Вчетвером мы решили пойти в Бургтеатр. На эспериментальной сцене шел спектакль Табори по Кафке "Беспокойные сны", в котором участвовал актер инвалид Петер Радтке, страдающий болезнью стеклянных костей.
Мы купили билеты в казино на Шмарценбергплатц и радостно предвкушали удовольствие от увлекательного представления. Оно и состоялось, хотя и в неожиданной для нас форме.
Мужчина уверенно направился к нам, перегородил собой дорогу, и секунду подумав, сказал: "Подождите, пожалуйста", после чего исчез под лестницей, ведущей в зрительный зал. Вскоре он вернулся уже в сопровождении двух человек. "Вы не можете пройти. На экспериментальную сцену в колясках нельзя". Нас было четверо: трое в колясках и один сопровождающий. Мы не могли понять, в чем дело. Билеты у нас были. "Почему?" - удивленно спросили мы.
"Это для вашей же безопасности" - вмешались в разговор пожарник и полицейский. "В любое время может возникнуть пожар, кто тогда будет вас вытаскивать?"
Уже точно не пожарник, это мне было понятно. Возникла оживленная дискуссия. Но мужчины были тверды, ссылаясь на закон правительства Вены, по которому людям в колясках не разрешен доступ в помещения, где есть больше одной ступеньки. Подобных мест много. А это означало одно: инвалиды в колясках, желающие приобщиться к искусству, постоянно попадали в схожие ситуации. Этот закон претендовал на то, чтобы защищать интересы людей с ограниченными возможностями и заставить устроителей сделать помещения доступными для инвалидов. Но так как речь часто шла о старых зданиях, являющихся памятниками архитектуры, в которых запрещено проводить какие-либо изменения (даже пандусы мешали часто
эстетическому восприятию защитников архитектуры), то на практике закон работал против людей с ограниченными возможностями. Девиз: мы ничего не можем перестраивать - значит: ты не войдешь. К сожалению, и сегодня, несмотря на реформу административного закона, ситуация мало изменилась.
Наши аргументы на охранников не действовали. Даже то, что в спектакле участвовал инвалид, ничего не изменило в акции по недопущению зрителей в колясках. Слезы наворачивались на глаза. Было больно видеть, как в зал по лестнице поднимались другие зрители. Один из них позже сказал: "Я думал, что это часть представления".
Устав, в конце концов, от бесполезной дискуссии, мы смирились и выехали из здания: возможно, стоило бы попытаться сдать билеты. Дверь за нами захлопнулась, и мы почувствовали себя отверженными.
Но в этом дискриминационном спектакле был еще эпилог:
двери вновь открылись и из них начала выходить публика. "Актеры рассказали нам о происходящем" - сказал один мужчина "Мы единодушно решили: или все уходят домой, или вас пропускают"
Под бурный протест охранника ("Я еще раз обращаю ваше внимание, что вам сюда нельзя") нас по лестнице пронесли наверх. Раздались аплодисменты. Человечность победила.
В Каринтии чувствовалось отсутствие движения инвалидов. У меня не было соратников, и я с двойным упорством взялся за дело, чтобы улучшить положение людей с ограниченными возможностями. Мне не удалось создать мобильную службу персональной помощи инвалидам, как в других федеральных землях, но зато удалось создать сильное объединение "Взаимопомощь", представляющее интересы людей с ограничениями по здоровью.
Наряду с этим, я основал инициативную группу "ARGE BIK" (Общество по интеграции людей с ограниченными возможностями Каринтии), которая особенно много сделала для школьной интеграции. Активисты общества, учителя и родители детей-инвалидов через диспуты, конференции,
информационную работу среди общественности добились, чтобы в Каринтии появлялось все больше интеграционных классов.
Однажды мне позвонила член "ARGE BIK", социальный работник из Шпитталя на Драу и сказала, что хотела бы мне что-то показать. На следующий же день я отправился в Шпитталь. Дорога лежала в отдаленную деревню. Добравшись туда, мы остановились у небольшого уютного дома.. Встретили нас очень радушно. Сначала приветствия, потом кофе с горячим молоком. Через какое-то время дверь в соседнюю комнату открылась. Мы увидели скромно обставленную комнату: стол, два кресла, сундук и в углу огромная без ножек самодельная кровать с решеткой. На ней лежал молодой мужчина с болезнью Дауна. Ходить он не мог, никогда не учился. Разговаривать не умел, но был ухожен.
Его вид вызывал глубокое сострадание. У него было свое место в семье, за ним нежно ухаживали и не хотели отдавать. Но выходить с ним за пределы дома в семье не хотели. Этот "позор" надо было скрывать. В воздухе витали беспомощность и отчаяние.
Никто из соседей не знал о сыне инвалиде. Молодой мужчина был спрятан в задней комнате. Приходившие не могли и предположить, что там кто-то живет. Я особенно остро осознал, как важна информационная и разъяснительная работа для создания другого представления о людях с различными ограничениями по здоровью.
Случаи, когда детей с физическими и другими изъянами скрывают, не редки и сегодня, и это толкуется, как ошибка или уж совсем нелепо, как "Божье наказание".
Эта встреча еще раз убедила меня, как важно поддерживать семьи детей инвалидов и помогать им. На следующей неделе я встретился в Вене с Карлом и Петером, которые показали мне свои рабочие места в "Medienservice" министерства образования. Исключительно симпатичные люди. Я рассказал Карлу о встрече в каринтской деревне. Он решил, что из этой истории мог бы получиться хороший образовательный фильм, и предложил мне написать его концепцию. Благодаря этому проекту наши встречи участились.
И возникла еще одна идея: "А почему бы тебе не работать в министерстве?" - спросил Карл. "Нам еще нужны сотрудники".
Предложение меня обрадовало. Очевидно, что я здесь буду востребован, а моей инвалидности здесь не придавали значения.