Мы с Зиги сразу были настроены на одну волну. Оба из одного города
-Шпиталь на Драу, у обоих одинаковые успехи в учебе, одинаковый юмор -черный. Мы просто обречены были стать близкими друзьями. Мы постоянно разговаривали по телефону, чаще всего, ночью, обмениваясь идеями, мнениями и переживаниями. Если что-то стоящее было по телевизору, я сразу же хватался за телефон, чтобы обратить на это внимание Зиги. Когда же у меня раздавался телефонный звонок, то телевизионный пульт был уже наготове. Оба мы были референтами-информационщиками австрийского
студенческого союза и издавали университетскую газету. Эта работа доставляла огромное удовольствие. Члены союза стремились высказать свое мнение в газете. Я помню оживленную дискуссию, разгоревшуюся на одном из заседаний, где речь шла о том, на каком языке, немецком или словенском должны заполняться олимпийские кольца, изображенные на титульном листе Наше с Зиги предложение употребить оба языка, было сразу же отклонено: по-немецки и по-словенски исписанные кольца ни в коем случае не должны пересекаться.
В отличии от меня у Зиги была подруга. Ее звали Марион. После того, как они поженились, я стал крестным отцом их дочери Анны. Наша дружба стала еще более крепкой.
Как-то Зиги предложил: "Мы могли бы на Новый Год вместе поехать в Мюнхен в казино". Отличная идея, посчитал я. Возможно, за время долгой поездки я найду мужество сказать другу, что у меня на сердце. До тех пор я не смог этого сделать Решено. 31 декабря 1992 года мы сидели в моем Renault Clio и катились по автостраде в Мюнхен. Я выжидал подходящий момент, но он не приходил. Настроение было слишком хорошее, чтобы
испортить его неприятной новостью. Мы оживленно беседовали и строили планы, что будем делать с нашим выигрышем.
Но как найти в Мюнхене казино? Люди, которых мы спрашивали, только качали головой. Мы решили остановиться и Зиги пошел в ближайшее кафе, чтобы, наконец, выяснить это. Когда он вышел оттуда, его лицо было совершенно бледным. В Мюнхене вообще нет казино. Что же теперь делать? Хозяин кафе посоветовал Зиги ресторан "Kleine Lowenbrau". Там можно хорошо поесть, и уж точно, прекрасно провести вечер. Мы последовали его совету, нашли этот ресторан и Зиги, закутанный в пальто, прошел туда. Вернулся он сияющий: "Там есть два свободных места". Казалось, вечер, был спасен.
Но, когда мы вместе вошли в кафе, оказалось, что свободных мест нет. Все заказано. Возможно, дело было в моей коляске или в Зиги, на котором под снятым пальто вместо костюма была надета самовязанная кольчуга. Я в своем пуловере тоже выглядел не слишком элегантно.
"Но это невозможно" - возбужденно возразил Зиги - "пять минут назад было два свободных места".
Скрипя зубами, кельнер указал нам на два места за угловым столиком. Ресторан быстро заполнялся изысканно одетыми людьми. Мы все больше чувствовали неловкость. Может, стоит переодеться? В машине же висели наши костюмы для казино. Но нет, мы все-таки решили остаться в том, в чем пришли. Другие вольны думать, что хотят! Вскоре каждый столик в ресторане был занят, только за нашим было еще три свободных кресла. Кто из обладателей галстуков займет их? Может быть, никто? Но нет, за наш столик все-таки сели гости: один пруссак и юная парочка. Все трое сначала удивились нашему виду, но уже скоро мы дружно смеялись, перешли "на ты" и точно стали самой шумной компанией в зале. В середине ночи мы любовались фейерверком, которые устроили на улице и закончили веселье в баре, где были единственными без масок, серег или дыр на одежде. Вместо ожидаемого выигрыша в казино мы пережили приключение, о котором и сейчас вспоминаем с теплотой.
Только на обратном пути, после всех хождений вокруг да около, я нашел в себе мужество сказать Зиги, что было у меня на душе. " Зиги, я уезжаю из Клагенфурта и переезжаю в Вену". Давящая тишина.
Тысячи мыслей проносились в моей голове. Не слишком ли я прямолинеен? Не поставил ли я на карту нашу дружбу?
Действительно ли, я готов поменять друга на Вену?
После минутного молчания Зиги сказал: "Что ты ждешь от Вены? Как ты будешь в этом сером городе без меня?" Я сжал губы. Этого я тоже точно не знал.
"Может, в Вене у меня будет больше возможностей работать журналистом" - ответил я. "Ты можешь поехать со мной".
Зиги покачал головой. Было ясно, что его семья, его работа, и его будущее были связаны с Клагенфуртом. Мы быстро сменили тему разговора.
Было ли мое решение, действительно правильным? Я успокаивал себя тем, что дружба из-за моего переезда в Вену не разрушится. Но я все-таки решил сделать последнюю попытку найти в Клагенфурте подходящую работу.
На следующий день я уже был в бюро по трудоустройству. Сотрудница очень удивилась, когда я заявил ей, что хочу работать журналистом и ищу место. Она постучала по клавиатуре компьютера и ответила, что в этой области в Клагенфурте свободных вакансий нет.
"А как в других местах Австрии?" - спросил я - "Для меня нет проблемы переселиться". Женщина наморщила лоб и высказала предположение:
"С вашей инвалидностью менять место жительства, вероятно, трудно". Я не согласился. Она опять постучала по клавиатуре.
"К сожалению, в области журналистики на территории Австрии вакантных мест нет". Меня это очень удивило. "Что вы можете мне предложить? Я изучал германистику и публицистику и в ближайшее время заканчиваю учебу".
В этот раз она даже не стала смотреть в компьютер, а сказала прямо: "Мне очень жаль, но с такими физическими ограничениями вы не можете быть востребованы. Но вы можете ходатайствовать о назначении инвалидной пенсии"
Я не верил своим ушам. Есть многое, чем я мог бы заниматься, но пенсионером я себя не представлял. Не для этого я учился. Оставалось только развести руками.
Мое решение уехать в Вену и самому заняться своим будущим стало окончательным.
В Вене я начал с поиска жилья, что оказалось непростым делом. В конце концов, общество инвалидов предложило мне удобную, недорогую квартиру в рабочем районе Фаворитен. Я сразу же поехал туда
Из окон дома курящие люди с интересом наблюдали, как я на своих костылях направляюсь к дому. К лифту вели семь ступенек. Можно было выбирать: садиться на первом этаже или в подвале. Ступеньки были в обоих направлениях. Слабость в руках все еще чувствовалась. По крайней мере, преодолевая ступеньки, я буду сохранять форму.
Квартира находилась на пятом этаже в конце длинного коридора. В ней была кухня, ванная, спальня и жилая комната. Чего еще можно желать! Я подписал договор и попросил родителей обставить квартиру необходимой мебелью.
Вскоре я узнал "золотое сердце Вены". Во время одной из поездок по городу мне срочно понадобилось в туалет, и я остановил машину у маленького кафе.
Входная дверь была на пружине, я открывал ее с большим трудом. Мужчине, сидевшему недалеко от двери и внимательно наблюдавшему за моими потугами, даже не пришло в голову, встать и помочь мне. Это меня необычайно удивило, до сих пор я не встречал такого отношения к себе.
Я спросил, где здесь туалет, на что владелец кафе коротко буркнул: "Внизу в подвале". Спросить, нужна ли мне помощь, чтобы спуститься вниз, он не посчитал нужным. "Ничего, справлюсь сам" - подумал я и направился к лестнице, ведущей в подвал. Как назло, у лестницы не оказалось перил.
Я посмотрел вокруг. К счастью, за столиком сидели трое на вид крепких мужчин. На своих костылях я отправился к ним и объяснил, что мне срочно нужно в туалет. Они не реагировали. Тогда я высказался еще точнее. "Я не могу один спуститься. Не могли бы вы мне помочь?"
Один из них взглянул на меня и коротко бросил: "нет". Я решил, что неправильно понял его. Такого со мной еще не случалось. Второй же пробурчал "Не хватало еще, чтобы он здесь обмочился.
Если бы моя "нужда" была не так велика, я тут же покинул бы кафе. Но, сжав зубы, я все-таки воспользовался помощью этих трех "джентльменов".
Один из моих друзей, выросший в Вене и изучавший психологию, объясняя такое поведение, заметил: "Золотое сердце Вены. Венцы любят животных, но не любят детей и инвалидов". И я хотел здесь жить? В этом я уже был не совсем уверен.
Итак, отныне я курсировал между Клагенфуртом и Веной. Если моя квартира в Клагенфурте была уютным гнездышком, то венская оставалась холодной недружелюбной, к тому же скудно обставлена.
В это же время разрушилась еще одна моя любовная связь, не успев даже толком и начаться. Моя возлюбленная жила в Граце, куда я к ней заезжал по дороге в Вену и на обратном пути. Сначала частые, эти остановки становились все более редкими. Слишком велико было различие между нами: она - альпинистка, я антиспортсмен, она носилась по жизни стрелой, я же скорее ползал по ней. Она не была уверена в своих чувствах, а я по уши
влюблен. Она просила дать ей время подумать, но этого понять я не мог. Если нужно разобраться в ситуации, то обоим не следует избегать этого или откладывать.
Вскоре я с болью я вынужден был признать, что вновь потерпел фиаско, и все свалил на свою инвалидность. В то же время я понимал, что инвалидность - часть моего "Я". Моя личность формировалась через мое физическое состояние, и кто хочет меня, должен принимать меня целиком, таким, как я есть.
Боль от разлуки была сильной. Разбередились старые раны. Я переехал в венскую квартиру и обрек себя на добровольное одиночество. Никаких звонков, никаких встреч с друзьями. Утром меня будил своим отхаркивающим кашлем мой курящий сосед. Я шел в кухню, делал себе кофе и доедал остатки холодной пиццы, которую заказывал каждый день по телефону.
Потом садился за компьютер и писал дипломную работу. Работа помогала не думать ни о себе, ни о жизни.
Целый месяц я писал об "Упразднении времени в субъекте на примере романа Томаса Бернхарда "Ausloschung". Я занимался постановкой вопросов в германистике, феноменом времени, а в конечном счете, и своими опозданиями.
Так вместо большой любви я, по крайней мере, получил магистерскую