По вечерам меня охватывало чувство полнейшего одиночества.
Буду ли я когда-нибудь любим? И люблю ли я себя сам? У меня были большие проблемы с тем, как относиться к себе, такому, как я есть: маленького роста, горб, парализованные тонкие ноги. Будь я женщиной, то в такого мужчину вряд ли смог бы влюбиться. Сознание этого причиняло боль.
К тому же у меня начали выпадать волосы. Еще одно потрясение. Я покупал все средства от выпадения волос, какие только можно было купить, чтобы пытаться спасти то, что еще оставалось на голове. Но ничего не помогало: на подушках, а раковине, в ванне, на письменном столе, над которым я размышлял о своей жизни - повсюду были волосы.
И все же я намеревался нагнать упущенное в период полового созревания, когда все другие набирали опыт в любовных делах, а я просиживал целыми вечерами дома. Робкие попытки сблизиться с девушками приносили только разочарование. В 21 год любовные неудачи воспринимаешь значительно тяжелее, чем в пятнадцать. К счастью, у меня был веселый, жизнерадостный характер и мой жизненный принцип был "жить и надеяться".
В самом начале учебы я влюбился в сокурсницу. Думаю, она до сих пор даже не подозревает об этом. Все случилось на лекции по коммуникационным средствам массовой информации. Любовь с первого взгляда. Я долго бросал на нее томные взгляды, прежде чем решиться заговорить. Правда, в любви я ей так и не признался. Через другую сокурсницу я узнал ее адрес, и каждый вечер ездил в Ферлах, где она жила с родителями. Сидя в машине перед ее домом, я мечтал о нашем совместном будущем.
Моя пассия была из двуязычной местности. До этого времени я не очень задумывался о двуязычных территориях или двуязычном образовании. В школе мы всегда торжественно праздновали День Десятого Октября, и гордились борьбой Каринтии за свое единство. Теперь же я вдруг понял, что не имею никакой политической позиции.
И если уж моя любовь не имела перспектив, то, по крайней мере, стоило выработать собственную точку зрения. И я пришел к выводу, что мне и в дальнейшем не мешает, если на въезде в город будет стоять надпись на двух языках: "Клагенфурт-Целовес".
Студентка словенка канула в лету, и появилась другая подруга, в этот раз германистка из Санкт-Файта на Глане.
Мы подружились, и она даже пришла в гости в мою студенческую квартиру. Я сварил кофе и подал мамин пирог. Сердце мое бешено колотилось, я очень нервничал и все время что-то говорил, не особенно заботясь о смысле сказанного. Она была столь мила, что потом вымыла не только наши две чашки, но и гору засохшей грязной посуды, которой была забита раковина, и от которой уже начал исходить неприятный запах. Вот это настоящая хозяйка! Но, казалось, что она вовсе не замечает, что я в нее влюблен. Я сел за письменный стол и написал сентиментальное любовное стихотворение. Я хотел написать и любовное признание, но у меня ничего не получалось. Я исписал кучу бумаги, пока меня не осенило, что надо записать любовное признание на аудиокассете. Так я и сделал. Потом вместе со стихотворением положил кассету в конверт, сел в машину и поехал в Санкт-Файт. Там бросил конверт в почтовый ящик и вернулся домой в ожидании своей участи.
Мой замысел потерпел фиаско. Через день она пришла ко мне узнать, как это я додумался до такого. Не проще ли было написать обычное письмо? А что изменили бы написанные строчки, подумал я. Такого, как я, любить нельзя. Но все это не помешало мне вскоре отдать свое сердце другой. С ней мы много ездили по окрестностям, пили кофе, много болтали и все время смеялись. Однажды когда она была у меня, в дверь постучал мой сосед, и ухмыляясь поинтересовался, нет ли у меня гостей. Разумеется, из окна своей квартиры он прекрасно видел, как мы вошли в дом. Сосед был высокого роста, спортивного телосложения и пользовался успехом у женщин. Он изучал географию, но это было его второстепенным занятием. В основном же он занимался изучением противоположного пола. Я его терпеть не мог и не понимал, что в нем находят женщины. Он вошел и нахально уселся за стол, хотя прекрасно понимал, что мешает мне. Но на это ему было наплевать.
Внимание девушки переключилось на него. Вечером я вновь в одиночестве сидел в своей квартире и через открытое окно мог слышать, как сосед развлекался с моей подругой, объясняя ей в постели, как ранее и всем другим свое видение мира. Было слышно, что эти объяснения ей нравились. Мне было больно, и свою скорбь я перенес на бумагу, в стихи.
И все-таки я продолжал любить. Чтобы как-то обогатить свой любовный опыт, в этот раз я написал классическое любовное послание и в ту же ночь отправил его. Оставалось только ждать. Интересно, как быстро в Австрии доставляются письма? Какова будет реакция? Позвонит ли она мне? А, может, я должен сам позвонить ей? Томительное ожидание казалось бесконечным. Наконец мы встретились на семинаре по психологии средств массовой информации. Я был смущен, она же дружески улыбнулась. После семинара она подошла ко мне. Я покраснел и уже пожалел о том, что отправил это злосчастное письмо. Она держалась спокойно и уверенно. Я спросил, могу ли отвезти ее домой, что, как мне показалось, ее обрадовало. Во всяком случае, она согласилась. Припарковаться было негде. Я поставил машину во втором ряду и включил аварийные огни.
В машине стояла тишина, слышно было только щелканье блинкеров.
"Приехали " - сказал я, наконец. Она кивнула, но продолжала сидеть.
Потом она робко поблагодарила меня за письмо, за мои слова, которые ее глубоко тронули. Я молчал. Она сказала, что ценит меня, ей хорошо со мной,
и вообще, я хороший человек. Но смысл всей ее речи сводился к одному: разве обязательно должна быть любовь, ведь можно остаться хорошими друзьями. Эти слова только больно ранили меня, я не хотел их принимать. Но что другое мне оставалось?