Аннотация: Рассказ написан на конкурс "Будущее время", тема конкурса - бессмертие.
Уведомление разбудило меня в пять утра. Телефон пискнул и замигал неоновой синевой. Да что ж за человек такой, никак выспаться не даст!
Гладкий бок серебристого ХуФона приятно холодил ладонь. На экране высвечивалось привычно-тревожное:
"Ну когда?".
- Валентин Петрович, я сплю, - честно признался я. - У нас пять утра вообще-то.
ХуФон замигал, перестраиваясь из текстового режима в голосовой.
- Все бы вам спать, Сашенька, - ворчливо заметил он. - А я не молодею!
- Да Разум с вами, Валентин Петрович! Вы и не стареете! - о том, чтобы лечь спать дальше, речи уже не шло.
Я свесил ноги с кровати, вслепую стукнул ладонью по ней, надеясь, что попал по правильной кнопке, и приедут тапочки, а не робопылесос.
- Сашенька, - ядовито проговорил Валентин Петрович. - Вы посидите с мое в телефоне устаревшей модели, а потом уже говорите...
- Валентин Петрович, еще немного, и вы возомните себя джинном из арабских сказок, - хохотнул я. - А когда Процесс будет завершен, вы предложите Научному Комитету исполнить три желания?
- Скорее Научный Комитет исполнит три моих!
Да, у Валентина Петровича Кацмана и при Первой жизни характер покладистостью не отличался, чему же я удивляюсь теперь? Хоть бросай работу над Процессом и садись за диссертацию о том, что характер человека напрямую связан с его разумом. И портится со временем.
Я включил свет в студии, набрал на панели комбинацию, открывающую шторы и окна, и впускающую неоновый свет Столицы. Столица давно находилась под энергетическим куполом, так что за солнышком все ездили в Краснодарское Капище (ненадолго), а в Столице наслаждались результатами труда Научного Комитета. Зато живы! А то, говорят, больше месяца под солнышком никто еще не выдерживал. Поэтому, пока Процесс не будет завершен, и первые подопытные не подтвердят успех всей операции, мы не рискуем.
Сам я вот уже три года не был в отпуске, и как-то не стремлюсь. В Столице найдутся симуляторы на любой вкус, понадобится - схожу туда. Пока необходимости не возникало. Процесс выходил на финишную прямую, и я не мог думать ни о чем, кроме будущего успеха.
Пока варился кофе, я наскоро запустил капсульную скороварку. Не то, чтобы я любил современные безвкусные завтраки, но возиться с чем-то настоящим не было ни желания, ни сил.
Висящая на стене панель угрюмо молчала, только мерное перемигивание зеленых лампочек указывало на то, что компьютер в спящем режиме, и всю ночь работал над вычислениями. Короткой комбинацией я запустил панель, и компьютер пробудился с низким гулом, выдав на экран результаты ночных трудов. С чашкой в руках я застыл перед панелью, изучая датчики и показатели.
- Ну, что там? - проворчал ХуФон из моего кармана.
Я спохватился и выложил Валентина Петровича на стол.
- Подождите, - цыкнул я. - Имейте терпение, Валентин Петрович! Вроде профессор, доктор биологических наук, а туда же. Я, в отличие от вас, живой человек, смертный... Пока еще. Мне завтракать надо.
- Поставь меня на подзарядку! - выдал новое требование ХуФон. - Мне тоже надо есть. Энергию.
Зуб даю, это он из вредности. Датчики показывали, что все у него нормально с зарядкой, но я все равно открыл настройки беспроводной сети и активировал зарядное устройство. Телефон замигал и успокоился.
Внизу экрана на панели мелькнуло новое уведомление. В тот же миг Валентин Петрович заявил нарочито механическим тоном:
"У вас. Одно. Новое. Сообщение."
- Спасибо, Сири, - хмыкнул я и вывел сообщение на стенную панель.
Я знал, что Валентин Петрович все равно его прочитает, но должно же у меня было оставаться хоть немного личного пространства? У меня не могло быть другого телефона: по правилам Процесса куратор находился с ХуФоном постоянно, и не мог отвлекаться на посторонние факторы. Как тамагочи, ей-богу...
"Саша! У тебя еще есть шанс передумать. Ничего не потеряно! То, что вы делаете - неэтично. Противоречит всякой морали и человечности! Подумай, во что превратится мир, если вы добьетесь успеха! Или во что тебя превратит поражение. Господь Бог и Эволюция создавали мир не просто так по определенным законам. Нельзя обмануть смерть! Все, кто пытались, потерпели крушение. Надеюсь, ты прислушаешься ко мне наконец."
Аня...
Разуму известно, чем только была забита ее голова. Ведь такая талантливая девочка, способная. Умная даже. Но слишком медленная. В нашем деле медлить никак нельзя. Технологии развиваются стремительно. Раньше один шаг занимал век, потом полстолетия, потом год, потом счет пошел на месяцы, и потом - почти на дни. Человечество бросилось вперед, в поисках единственного пути к спасению. Конечно, Первый Солнцеворот только подтолкнул нас к действию. Когда температура поднялась до уровня, мало пригодного для жизни, мы уже были готовы. Оттого можно сказать, что Земля не сильно изменила своим привычкам за последние восемьдесят лет.
Но катастрофы всегда случаются в пиковый, переломный момент. Лишь оказавшись на краю гибели и чудом устояв мы поняли, что готовы. Готовы еще раз рискнуть и выиграть у Разума джек-пот на главную тайну человека. На бессмертие.
Потому мы начали Процесс. Начали его с выдающихся, величайших умов прошлого десятилетия. Процесс дал возможность извлечь разум человека и перенести его на цифровой носитель, сохранив все, что делало человека человеком: образ мысли, характер, привычки, манеру речи, базовые потребности... Смертные тела перестали иметь значения с тех пор, как первые цифровые носители впитали в себя Человека. Это еще не было вечностью... но стало шагом к ней.
А теперь мы стояли на пороге настоящего переселения души! Тела, что изготовил Научный Комитет, должны стать идеальными носителями для разума. Выносливые, нестареющие, прекрасные тела. Это будут ангелы. Это будет легенда! Если только все пройдет успешно. Пока Процесс проходил так гладко, что это давало мне повод для тревоги. Когда что-то дается очень просто, жди подставы.
Вот от таких, как Аня, подставы можно ждать запросто. Аня так и не смогла смириться с существованием Процесса. В ее голове научное образование и знание о Разуме необъяснимым образом сочеталось с устаревшими догматами о боге и душе, к тому же она считала, что следует жить по законам эволюции. Словом, одна какая-то пресная каша была у нее в голове. Таким, как Аня, дай волю - и мы бы все остались еще в Солнцевороте. Планета-котлета, мать ее...
Я скрипнул зубами и стер сообщение.
- Хм, - глубокомысленно отреагировал Валентин Петрович. - Может, ты перестанешь сожалеть об ограниченности людского разума и вернешься к вычислениям? Мой разум, знаешь ли, весьма устал быть ограниченным картой памяти айфона...
- ХуФона, Валентин Петрович! - я закатил глаза. - Если бы вас занесли в айфон, мы бы переговаривались картинками.
- Да какая разница!
- Большая! - пришла моя очередь для занудства. - ХуФоны были разработаны специально для интеграции человеческого сознания. От телефона в них только базовые функции, все остальное направлено на возможность вашего комфортного существования...
- Комфортного?! - телефон перешел на вибрацию и запрыгал по столу. - Сашенька, вы следующий в очереди на бессмертие! А я буду носить вас в кармане и фотографировать сендвичи!
- Я думал, вы скучаете по сендвичам...
- А душу зачем травить старику? - скрипнул Валентин Петрович.
Это он капризничал. В ХуФонах налажен полный синтез вкусов, запахов и даже тактильных ощущений, так что Валентин Петрович имел возможность наслаждаться жизнью поболее некоторых.
Я отставил чашку в сторону и с головой погрузился в работу. Валентин Петрович перестал кривляться и тоже включился в работу. В этом заключался главный плюс моего кураторства. Великие люди - они в разных областях великие. И я слышал много жалоб от куратора Великого Музыканта Кантиловского, например. Кантиловский будил куратора прекрасными мелодиями, но абсолютно ничего не смыслил в биоэнергетике, роботехнике и робобиологии. Профессор Кацман же, при всех его видимых недостатках, был выдающимся специалистом именно в нашей области. Мы вместе работали над Процессом и добились огромных успехов. Не будет преуменьшением заметить, что столь быстрый переход на новый уровень Процесса стал возможен только благодаря его находкам.
Просто Валентин Петрович очень хотел перестать быть телефоном.
За моей спиной зашипела кофеварка. Я удивленно обернулся и увидел, как неоново переливается экран ХуФона.
- Валентин Петрович?
- Ну, ты же живой человек, - смущенно промямлил он. - Тебе кофе нужен.
Вот это я понимаю - командная работа!
***
К концу дня позвонили из Научного Комитета.
- Третий Солнцеворот входит в активную фазу, - поспешно проговорил координатор Дмитрий.
За годы работы в Процессе я научился различать координаторов по голосу.
- И что это значит?
- Нам бы ускориться, Александр Маркович. Сейчас всех в темпе отзывают с курортов, даже из Капища рекомендуют возвращаться в столицу. Прогнозы резко ухудшились. Министерство возлагает на Процесс большие надежды, и...
- Нельзя. Торопить. Процесс! - я побледнел и до боли впился пальцами в стеклянную столешницу.
Тупые бараны в Министерстве опять взялись за свое!
- Я все понимаю, Сашенька, - залебезил Дмитрий. - Но им-то не объяснишь. Они хотят поскорее увидеть результаты Процесса, чтобы запустить его на общедоступном уровне...
- Боюсь, это совершенно невозможно, - отрезал я.
- Сами отчитывайтесь перед Министреством в понедельник, - поторопился сообщить Дмитрий. - Я только координатор, я в ваши дела не лезу.
- И правильно делаешь!
У Дмитрия мозги так же были запудрены идеями этики и человечности. Угроза нового Солнцеворота не пугает, что ли?
- Когда сообщат о Солнцевороте?
- Не сообщат, - помявшись, ответил Дмитрий. - То есть, по всем прогнозам в этот раз он будет слабенький. Если не вылезать за пределы защищенных территорий, никто и не заметит ничего.
Сволочи... Трубка задрожала у меня в руках. Снова танцуют на тех же граблях. В прошлый раз, когда Второй Солнцеворот наступил, погибла девочка. Просто гуляла на границе защищенной территории, играла с друзьями то ли в салки, то ли в жмурки, и вышла за край барьера. Мать рыдала с обгорелыми костями на руках, а призвать к ответу вроде бы и некого. Предупреди людей об угрозе - начнется паника. Умолчи - будут жертвы.
Когда Процесс станет общедоступным и мы избавимся от человеческих тел... Все это перестанет иметь значение.
- Сашенька, вы меня слышите?
- Слышу, задумался просто... - пробормотал я. - Что еще?
- Научный Комитет назначил первую ступень на воскресенье.
- Что-о-о-о?...
- Сами понимаете, раз в понедельник слушания, так надо представить что-то Министерству, и...
- Вы отдаете себе отчет, что мы не готовы?
- Ну...
- Так отдаете или нет?
- В воскресенье в двенадцать вам стоит быть на площадке, - вздохнул Дмитрий. - Я всего лишь координатор. Что сказали, то и передал.
- Всего доброго, - процедил я и отключился.
Вот ведь удобно устроился человек! А то, что мы рискуем... Всем рискуем, его не интересует. Я подошел к окну и уставился на пролетающие мимо таксолеты, переваривая полученную информацию.
Третий Солнцеворот уже близок. Так скоро... Вопреки всем прогнозам. А значит, что сбываются самые худшие, самые безнадежные предположения. Третий Солнцеворот уничтожит то, что еще оставалось от пригодной для жизни атмосферы и человечество не выживет. Если только Процесс не позволит переселить большинство - хотя бы большинство! - в искусственно выращенные тела с устойчивостью к радиации и высоким температурам. Но даже для этих тел нужны защитные экраны.
По моим подсчетам, оставалось не больше года. И если Процесс не запустить в эксплуатацию прямо сейчас, рискуем просто не успеть. Все это ясно, ясно... Но в этот момент вся моя тревога, ощущение грядущей беды и страх перед обманчивой ровностью течения эксперимента свились в холодный свинцовый ком в животе.
-- Са-аш? - позвал Валентин Петрович. - Может, водички попьешь?
- Все слышали?
- Все, - вздохнул Валентин Петрович. - И вот что я тебе скажу... Правы они там.
- А если что-то пойдет не так? А если вы?..
- А я, Сашенька, уже принес свое тело и разум в жертву науки, - хмыкнул Валентин Петрович. - И если даже я лично не перенесу Переход, я смогу помочь многим другим.
- Ох, доктор Кацман, доктор Кацман, - я сокрушенно покачал головой и вернулся к работе.
Про сон можно было забыть. Времени до воскресенья оставалось до обидного мало.
***
Таксолет остановился прямо перед Главным зданием Научного Корпуса.
Прозрачные двери бесшумно разъехались в стороны, просканировав меня с ног до головы. И пропустили внутрь. Робот-дознаватель проверил состояние ХуФона, мне выдали белый халат и пропустили внутрь.
В большом зале, полном стекла и тонких металлических перегородок, собралась уже большая толпа. Кураторам была отведена отдельная секция со столом, кофемашиной, синтезированным завтраком и личными планшетами. Научный Комитет всегда старался обеспечивать своих сотрудников всем необходимым, справедливо полагая, что сытый и мотивированный сотрудник приносит лучший результат.
По левую руку от меня сидел Васнецов, куратор музыканта Кантиловского, и, судя по отрешенному взгляду и мигающему в ухе динамику наушника, слушал очередное великое произведение. Остальные кураторы тоже были заняты своими ХуФонами. На лицах читалось сонное раздражение и общее непонимание, чего ради нас сюда всех согнали раньше срока. У меня зародилось подозрение, что с Дмитрием и его инициативностью мне просто-напросто повезло. И что я знал больше, чем многие в этом зале.
- Выше нос, Сашенька, - подбодрил меня Валентин Петрович. - Сегодня великий день!
- Наконец-то, да?
- Наконец-то!
Мне показалось, что голос Валентина Петровича энтузиазмом не пылает. Впрочем, кто из нас пытался что понять по искаженному голосу из динамика маленькой машинки? Вот когда доктор Кацман получит свое новое, бессмертное идеальное тело, тогда и поговорим как люди. В кафе сходим. Или в кино, на худой конец.
Тем временем зал стремительно заполнялся людьми. Каждому на входе выдавали стерильный белый халат, поэтому со стороны сложно было отличить ученого от спонсора или журналиста. Вокруг нестерпимо нарастал гул обсуждающих все вокруг голосов. Я не выдержал и тоже засунул в уши наушники, попросив Валентина Петровича вкратце повторить мне итоговые результаты.
Я не выспался, был раздражен и напуган, и даже у чашки относительно хорошего кофе не вышло меня взбодрить.
Однако показания прогнозов казались весьма обнадеживающими.
Мимо нашего стола прошла Аня. Лицо ее было сердитым и сосредоточенным, она выглядела погруженной в себя - такая замкнутость проявляется на лицах людей, склонных подолгу пережевывать одну и ту же мысль. Задержавшись рядом со мной, Аня бросила гневный взгляд на ХуФон в моих руках и сложила руки на груди.
- Ты получил мое письмо? - резко спросила она.
Я вздохнул.
- Получил. Скажи мне, вот что толку сотрясать воздух? Думаешь, я отступлюсь от проекта всей своей жизни, у истоков которого я стоял, только потому, что ты пришлешь мне записку с парой громких слов?
Аня посмотрела меня с таким сожалением в глазах, словно я был тяжело больным ребенком.
- Я думала, ты умнее. Надеялась на это, - вздохнула она, и нахмурилась еще сильнее. - Ну ничего, ты сам все поймешь.
Я хотел уточнить, что еще я должен понять, или хотя бы рассказать ей про прогноз на Третий Солнцеворот, но тут ее отвлек доктор Белов, подхватил за локоть и увел куда-то в лаборатории. Я проследил за ней взглядом. Аня что-то эмоционально рассказывала ему, Белов сочувственно кивал головой. Ох уж эти этики... Еще и доклад про бесчеловечность подготовили. Я прямо чуял, что так и есть - и не ошибся.
Доклад доктора Белова содержал в себе избитые формулировки о том, что человек должен оставаться человеком, что переселение сознания в роботов ни к чему хорошему не приведет, и что, если человечеству суждено погибнуть, то пусть эта гибель будет достойной. Я слушал его речи с равнодушным видом, хотя внутри все кипело, а у куратора музыканта Кантиловского, сидевшего рядом со мной, нервно дергалась бровь. Хотя мы оба прекрасно знали, что доктор Белов имел в Научном Комитете репутацию странного человека, и вряд ли его слова будут иметь какой-то вес перед лицом общей угрозы. Но уже сам факт того, что ему позволили выступить, приводил меня в ярость.
Мы стоим на пороге великого открытия, меняющего судьбу человечества. Здесь нет места устаревшей морали.
Тем временем доктора Белова сменил другой докладчик, со стороны Научного Комитета, который вкратце обрисовал достижения в области переселения разума и пригласил к микрофону руководство Процесса. На кафедру поднялся профессор Людин, и я на время отвлекся от мрачных мыслей, приготовившись слушать доклад. Профессор Людин был тем человеком, благодаря которому я попал на проект, и поэтому мне было важно услышать его напутствие.
- Мы переступили черту. Это - последний рубеж! - вещал профессор Людин, и его глубокий звучный голос широко разносился по всему залу. - Все предыдущие тысячелетия развития человеческой цивилизации в конечном итоге привели нас сюда. Мы в шаге от раскрытия последнего секрета бытия: смерти. Бессмертие - вот великая цель, к которой стремились сотни ученых во все времена, но только в нашу эпоху, в эпоху цифровых технологий и роботроники, в конечном итоге бессмертие стало реальностью. И я горд и счастлив тем фактом, что именно я удостоин чести представить вашему вниманию будущие тела, сосуды для человеческого разума!
Его речь встретили громом аплодисментов. Под их аккомпанемент профессор Людин нажал на кнопку, и блестящая белая панель в стене поехала вверх, открывая семь сосудов с телами. Сосуды выехали вперед, представляя на всеобщее обозрение серебристую сталь корпуса и голубоватый свет, заливающий идеальные тела, хранящиеся внутри. Еще одно нажатие кнопки - и крышки сосудов поползли вверх.
- Это - ангелы! - с благоговением произнес профессор Людин. - Идеальные люди, новое поколение, первые из тех, кто принесет в мир радость и мир. Наше будущее. Наше настоящее - потому что уже сегодня эти семь тел наполнят сознания, сохраненные в течение всего Процесса. И это выдающее, уникальное событие произойдет на ваших глазах!
Еще один гром аплодисментов. Я заметил краем глаза, что доктор Белов стоял в стороне, поджав губы, и не присоединялся к общественному веселью.
- Я хочу пригласить сюда, - продолжил тем временем профессор Людин. - Тех людей, что работали над Процессом в течение долгих лет, выдающихся, самоотверженных ученых, Кураторов Проекта!
Под очередной град хлопков и восторженных выкриков я поднялся на кафедру, вместе с шестью своими коллегами. Профессор Людин представил нас по очереди, озвучив, за кем нам выдалось присматривать, и дал каждому из нас право выступить с короткой речью. Я не готовился к этому выступлению, потому что уже много лет знал, что я хочу сказать.
- Александр Искрин! - представил меня профессор Людин, когда подошла моя очередь.
- Этот день очень важен для нас, - коротко сказал я, и почувствовал, что дыхание сбивается от волнения. - Мне выпала великая честь быть куратором доктора Кацмана: идеолога нашего проекта, пожертвовавшего всем собой ради науки и будущего нашей цивилизации. Мы с доктором Кацманом провели большую работу и сегодня для нас великий день. День, когда доктор Кацман снова обретет тело и сможет вернуться в Научный Комитет, чтобы помогать всему человечеству - так же, как он делал всю свою Первую жизнь. Спасибо! И... Удачи всем нам!
- Удачи, Сашенька, - пробормотал Валентин Петрович у меня в наушниках.
Я смотрел в лица собравшихся и видел возбуждение, предвкушение и чистую радость. Счастье наполняло меня.
Когда торжественная часть подошла к концу, я быстрее всех оказался у сосуда с именем Валентина Петровича Кацмана, и был готов немедленно начинать Переход.
***
Прозрачные непроницаемые перегородки опустились с потолка, отрезая нас от публики. Я прекрасно понимал, что сделано это в целях нашей же безопасности, но все равно ощутил неприятный холодок по спине. Никому не приятно вдруг оказаться лабораторной мышью в клетке. Сотни заинтересованных глаз следили за каждым шагом и действием, отчего и без того нервная ситуация Первого Перехода становилась еще острей.
- Сашенька, не нервничайте, - прозвучал в наушнике голос Валентина Петровича. - Мы же так долго этого ждали. Еще немного - и человечество, наконец, совершит тот существенный рывок, которого ждали целые столетия! Остался один шаг. Один шажочек... И его надо сделать вам, Сашенька.
- Спасибо, доктор Кацман, - через силу улыбнулся я. - Скоро увидимся, и я смогу, наконец, пожать вам руку, коллега.
- Удачи, - шепнул Валентин Петрович и отключился.
Я достал ХуФон и встал напротив тела, изготовленного для доктора Кацмана,и каждый куратор занял свое место. Профессор Людин набрал новую комбинацию на экране и перед нами открылись панели управления, вмонтированные в сосуды. Я медленно опустил ХуФон в предназначенный для него слот. Руки у меня тряслись. Дрожащими пальцами я набрал несколько цифр, и экран ХуФона неоново замерцал. Сосуд загудел, переливаясь мерцанием неоновых ламп, по экрану замельтешили бесконечные ряды цифр - человеческий код, уникальный и незаменимый, оцифрованный с помощью новейших робобиологических технологий, переписывался из ХуФона в тело.
Пройдет не больше пяти минут - и ХуФон, с которым я так долго был неразлучным, превратиться в бесполезный кусок железа. А мы с моим дорогим другом Валентином Петровичем пойдем в кино и на симуляторы... Не отвлекаться, Сашенька, не отвлекаться. Мои руки летали над сенсорной панелью, корректируя код.
Тихо, низко загудели процессоры.
Переход начался.
С замиранием сердца я следил за тем, как медленно тянется вверх полоска жизни. В прозрачной клетке царила тишина, изредка перебиваемая вздохами ученых и пиликаньем кнопок. ХуФоны, погруженные в свои отсеки, неоново сверкали и переливали жизнь в новые тела.