Пустой переулок одиноко распят. 
В наушниках тихо насвистывает фолк. 
Идешь вдаль и не видишь, как на тебя
из темноты глядит потрепанный волк. 

Твои ноги вязнут в надоевшей грязи,
а по лицу хлещет косой бритвенный дождь. 
Ты не слышишь дороги, не чуешь стези,
и даже не знаешь, зачем, но идешь. 

На линии видимости нет людей,
и рядом нет страхующего плеча. 
Вокруг - одна толпа постаревших детей,
которые стоят и безмолвно кричат. 

Тебе претит это государство рабов,
пастельно-голубых мундиров и господ,
и твой скелет, твой воспаленный остов 
с пронзительным скрипом прогибается под. 

Ты сам медленно становишься цвета стен,
ото всех прячешь свой головной бардак,
стараешься не гадать, что будет затем,
все реже смотришь в небо. И сбавляешь шаг. 

Но где-то внутри у тебя теплится луч,
ты даже, наверное, любишь эту страну;
и меж бесконечных замасленных туч
ты видишь родную луну.