ГЛАВА 3. (продолжение Мо) ЛАГЕРЬ.
Кажется я посреди леса. Но этот лес, какой-то не правильный, нездоровый. Когда у нас в огороде, яблоня начинает болеть то покрывается местами, вот таким же зеленым цветом. А здесь все зеленое, трава листья на деревьях и кустарниках, даже мох. Ну и повезло. Угодил в заразную страну. Если Великие хотят, здесь все вылечить, то я до самой смерти не управлюсь.
Меж тем я иду по широкой лесной, тропинке, а надо мной вьются, какие-то насекомые. Почему я был им интересен, я понял спустя минуту.
Бег по пересеченной местности, видимо станет моим хобби в этом мире.
Я бежал и отмахивался курткой. Прекрасно, понимая, что эти насекомые, скорее всего не опасны, тем не менее, я не мог спокойно реагировать на высасывание у меня даже капли крови. Тропинка становилась все шире и утоптаннее, к ней начинали примыкать другие, совсем узкие. Наконец, я уже бежал по большой лесной дороге. Насекомые отстали, и над головой , вилось всего несколько летучих тварей. Выйдя на развилку сразу трех лесных дорог образующих большую поляну, на которой охотились за нектаром видимо все пчелы этого леса, я задумался, по какой же идти. Ничего умного не приходило в голову. Я подошел к большому красному зернистому камню и уселся перекусить. Мамины, пышные блины с творогом, и бутылка с чаем, что может быть лучше для усталого путника? Да и думать сытому сподручнее.
--
О! Расселся. Каждый придурок, приходит и садится. Я, что скамейка что ли!?
Я подскочил как ужаленный, а камень продолжал ворчать.
--
Если Блондер, оставил меня встречать пребывающих, это не значит, что каждый, должен на меня садиться.
--
Ты. Ты кто?
--
Может быть, это вы вначале представитесь молодой человек?
--
Ал. Алкис. Алкис за именем Видор!
--
Какое большое имя...
Из земли вылезла большущая каменная ручища. В ладони было нечто напоминающее бумагу.
--
Так, так, так. Нету такого. Не-а, нету. Вали отсюда парень, ты видно заблудился, после развилки свернешь налево. По той дороге и топай. Дальше, людей спросишь.
--
Но я...
--
Иди, иди! Шляются всякие. Работать мешают. Старику покоя не дают. А еще садятся. Будто медом намазано. Эх, в молодости...рукой за ногу, раскручу и в канаву, в канаву.
Я уходил, а сзади все раздавалось:
--
В канаву вас всех. Никакого покоя. Уселся еще. Эй, молодой!
Я обернулся...
--
Алкис за именем Видор не твой родственник!?
--
Это я!
--
Так, что ж ты мне голову морочишь! Иди сюда!
Я опять подошел к красному камню. На меня, щурясь, смотрели, каждый величиной с тарелку, глаза.
--
Ты, что остолоп! Имени своего не знаешь? А? Я тебя спросил имя. Ты мне, что ответил? Совсем ополоумели. Люди называется. Имя свое сказать не могут.
--
Я вам так и сказал "Алкис за именем Видор"
--
Нет! Ты что считаешь, что я уже совсем песком стал? А? Ты сказал " АлАлкисАлкис за именем Видор"!
--
Но...
--
Все хватит! Иди не по той дороге, а по этой!
Рука указала в противоположенное направление. - Там тебя встретят. Назовешь имя не правильно, получишь стрелу в глаз. Понял?
--
Спасибо, дедушка.
--
Уже лучше. А то " Ты кто?" Совсем невоспитанная молодежь у людей пошла. Впрочем, и наши не лучше. Не полежать рядом со стариком. Не поговорить...
Продолжая отмахиваться курткой от насекомых, я пошел по дороге, которая втягивалась в новый такой же болезненно зеленый лес.
Слава Матери, хоть небо было такое же голубое...
Дорога петляла, изгибалась и никак не хотела, куда-нибудь меня вывести. Я уже оставил бесплодные попытки отгонять летучих кровопийц. Просто плотнее, натянул куртку, и засунул руки в карманы. Насекомые, казалось, обозлились на мои нечестные, по их мнению, методы и теперь злобно гудели прямо в уши. Солнце светило ярко, прямо в глаза.
Несчетные муравьиные тропки, пересекают дорогу, иногда заканчиваясь огромным лесным дворцом, расположившимся прямо у самой дороги. Хочется пить, но остатки чая, я прикончил, еще полчаса назад. Наконец, взойдя на очередной холм, вдалеке я увидел, высокий сосновый частокол - целую деревянную крепость, и заспешил вниз. По приближении, к казалось, безжизненному строению, нарастают и нарастают непонятные звуки. Вот, что-то падает, вот что-то скрепит, катится, опять падает, крики, топот, такое впечатление что за высокими крепко сбитыми бревнами идет война.
--
Кто? Имя!? - произнесли из кроны большой разлапистой ели, стоящей справа от высоких деревянных ворот.
--
Алкис за именем Видор!- заорал я, голос сорвался и закончил "Видор" тонким девчоночьим фальцетом.
--
Чего орать то ?- произнес спокойный голос за моей спиной.
Я повернулся и увидел высокого тощего человека стоящего рядом со мной. Он одет в желтую длинную тогу, из-под полы заявляют о себе ярко-красные носки сапог. В руках ничего нет, скрещены на груди. Продолговатое лицо с высоким лбом, глаза, смотрят на меня, так как иногда смотрели глаза Мо. С созерцательной отстраненностью.
--
Я Блондер.
--
Я Алкис за именем Видор.
--
Слышал уже...
Он молчал, а я начинал чувствовать себя идиотом.
--
Может быть, у вас в списках нет моего имени?
--
Может быть.
--
Может быть, я не туда пришел?
--
Может быть.
- Может быть, я могу войти?
--
Может быть.
Может быть, дать вам в лицо!? - заорал я окончательно выйдя из себя.
- Не меньше года сферы терпения... да, да, не меньше...- пробормотал Блондер, огорченно вздохнув. - Входи.
Высокие деревянные ворота со скрипом открылись.
Я начал понимать, что это были за стуки, вскрики, топот и другие, не переводимые звуки. Мне открылся внутренний вид крепости, больше всего он напоминал ярмарочную площадь развлечений. Повсюду, на сколько хватало глаз, мелкие группки людей в разной одежде и с разным цветом, разрезом глаз, видом ушей и волос занимались на первый взгляд непонятными бестолковыми вещами. Вот мужчина в одних трусах крутит и крутит над головой огромное бревно, вот женщина вертит и встряхивает руками, при этом что-то бормочет, а из земли растет голубой цветок водяного фонтана. Зачем он посреди лагеря? Есть же колодцы. Прямо передо мной бегут, обливаясь потом люди. Правда, группа какая-то странная, без всякого возрастного отбора. Здесь мальчики и мужчины, совсем юные девушки и зрелые женьшины, низкорослые и очень высокие, худые и толстые, а главное цвета их кожи варьируются от ярко белого, как лист бумаги до зеленого. Да. Да. Именно зеленого, впереди всех, бежит длинноногая девушка лет четырнадцати. Впрочем, что я могу понимать в женском возрасте, всегда путался. Она бежит, и зеленое лицо смотрит прямо перед собой, оно, оно... прекрасно, нет, не прекрасно. Оно... мне показалось, что яркая теплая, родственная звезда светит прямо в мое лицо. В груди поднялась тугая волна тоски. Такая же волна поднимается, когда мне вспоминается Мо, но сей час, все мое естество радовалось этой волне, смеялось и ликовало. То как я жил всего несколько мгновений назад, как-то потускнело, потухло, стало не значимым. Почти все стало незначимым... Только это лицо. Быть рядом. Всегда. Защищать...
Девушка, даже не взглянув на меня, пробежала мимо. За ней, пыхтя и отдуваясь, бежит мужчина лет тридцати, очень низкорослый, но неимоверно широкий в плечах. Дальше двигается вся остальная группа, пыхтя, постоянно сбиваясь с дыхания...
Она заметила меня. Я ей тоже понравился...
На мое плечо опустилась рука.
--
Твое обучение началось парень. Беги - сказал голос Блондера.
Скинув к ближайшему дереву сумку, я побежал...
Я ей тоже понравился! Мо учил не только слушать лес, он учил очень многому.
--
Видишь Ал, как у твоей мамки сегодня бедра играют? Видишь? У нее сей час очень хорошее настроение, так что иди и выпроси у нее для меня кусок ветчины, а себе конфет. Но больше двух не проси...
--
Видишь Ал. Отец пальцы сплетает. И не подходи к нему. Сей час бесполезно.
--
Видишь Ал, Серен, идет, походка расхлябанная. Сплевывает. Руки как у обезьяны свисают. Сгорблен. Идет кого-нибудь задирать. Так, что со двора не ходи, если конечно подраться не хочешь...
Ее фигура, пробегая мимо, чуть вытянулась, стала немного выше, голова вскинулась, бедра задвигались, чуть больше. Понравился!
Мы бежали уже третий час... Люди удивленно переглядывались. И посматривали то на меня, то на Блондера. Почти все перестали бежать. Нас осталось трое. Я, она и низкорослый мужик, который постоянно закрывал ее от моего взгляда, своим дурацким, нескладным телом! Я наддал...
Мо так же учил меня и бегать...
--
Ты должен бегать, как кошка Ал. Как кошка. Не прилагая никаких усилий. Переставляешь ноги легко, широко. Трудно бежать на носках. Не беги. Трудно бежать на полную ногу, не беги. Не ты бежишь, а земля вертится под тобой. Руки расслабленно шныряют туда сюда, туда сюда. Ты весь расслаблен, полностью абсолютно. Только природа вокруг и ты, ничего больше.
Впереди зеленые лопатки. Двигаются гармонично, без сбоев. Она не в чем не уступает. Сзади вскрик и грохот. Я оборачиваюсь. На земле распластался злополучный мужик. Нога явно, подвернута. Я подбежал к нему.
--
Давай помогу подняться.
--
Что!? Отвали щенок! Из-за тебя же...
Отец тоже учил меня многому...
--
Хорошо. Я хотел лишь помочь тебе человек.
--
Нет, вы слышали! Он еще помощь предлагает! Дышал, дышал в спину! Потом подло толкнул, я упал, а он теперь еще и помощь предлагает!
--
Ты лжешь.
--
Что?! Что ты сказал? Да я! Да ты! Поединок! Ты ответишь кровью за свои слова! Видит Горный Петух, я не люблю убивать, ты сам напросился.
Несмотря на подвернутую ногу, он уже стоял, бут-то бы не замечая боли, и тряс перед моим лицом огромными кулаками.
--
ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?- к нам через толпу протискивался Блондер.
--
Он! Он обвинил меня во ЛЖИ! Блондер. Меня Ооза!
--
А ты солгал?
--
Я! Я никогда не лгу. Я требую поединка!
--
Ну что ж, твое право...
--
Алкис ты можешь выбрать любое оружие. Там в оружейной.
--
Я выбираю топор и щит! - заявил Ооз, вслед мне.
Я шел в оружейную и думал, что же делать. Лук и стрелы - не честно, копье - сдохну, меч - не умею, да... Как же быстро все случилось. Как-то странно, только пришел и уже поединок. Все-таки глупо помирать в первый день обучения. Может быть, признать его правоту? Нет. Нельзя. После этого, на каком-то уважении к себе, можно ставить крест.
Пройдя мимо закованного в броню воина внутрь. Я увидел аккуратно стоящие в стойках мечи, копья, цепы и разную всячину. Здесь были сложены доспехи разных видов и расцветок, покрашенные, не покрашенные, кольчуги короткие, длинные, шлемы. Я встал, не зная, что выбрать...
Стоял я долго, так долго, что с улицы уже послышалось, оскорбительное улюлюканье...
Во внезапном душевном порыве, я схватил длинный боевой шест и вышел на солнечный свет. Улюлюканье неожиданно стихло, вообще вся площадь двора накрылась, как покрывалом тишиной. Толпа, собравшаяся в середине, потрясенно смотрела на меня. Первым пришел в себя Блондер:
--
Ты, что мальчик ополоумел, с палкой против топора и щита?!
Я как-то растерял неуверенность, и почувствовал, что все это фарс...
А еще во мне закипела неукротимая уверенность, что именно так и надо. Именно так и не как иначе...
--
Это мой выбор, мое решение, моя смерть, Блондер - ответил я.
Блондер ничего не ответил. Повернувшись ко мне спиной, растворился в толпе зрителей. Меж тем, толпа, ворча и переругиваясь, образовала огромный круг. В ней уже было много тех, кого я раньше не видел. Вот стоит высокий мужчина, в таких же темно-синих одеждах, как и у моего отца. Рыжая борода спадает до самой груди, в руках длинный, черный посох. На его вершине, переливается, постоянно меняя форму, крупная капля воды. У отца, такой не было. Впечатление, что капля висит в воздухе. Вот, какой-то старикан в одеждах огня, переговаривается с абсолютно седым стариком в белых. Они, что-то оживленно обсуждают, попеременно тыча в меня длинными молодыми пальцами. ОНА тоже здесь, только смотрит не на меня, а на Ооза. Ооз выходит в средину круга образованного толпой. Он в тяжелой длинной кольчуге, доходящей до колен, с пластинами на груди. В руках, средних размеров, круглый щит и боевой топор-секира. Глухой, с прорезями для глаз, шлем покрывает голову. Я тоже направляюсь ему на встречу.
--
Ну, что парень не передумал еще? Может быть, я сказал правду?
--
Начнем. К чему слова человек. Я не отступлю от истины.
--
Красиво говоришь мальчик. Как тебя зовут? Я хотел бы знать имя, которое стираю из этого мира.
--
Алкис. Этого вполне достаточно?
--
Да. Начнем?
--
Готов.
Закрутилась карусель. Такая, бывает на ярмарке, в праздник солнца. Мы кружим друг перед другом, как два петуха. Ооз не спешит нападать, но как он двигается, обращается с топором, держит щит! Становится ясно, что он мастер, и не просто мастер, а один из лучших.
Меня все эти годы учил отец. Особенно зимой, когда дел по хозяйству меньше. Рано утром, он выгонял меня в снежную пургу и заставлял крутить и крутить тяжелый посох мага воды до хруста в позвоночнике. А потом мы, как идиоты бегали по лесу, и я должен был ткнуть посохом в каждое проносящееся мимо дерево. Хватит, па. Надоело. Я устал. В конце концов, что я, сельчан твоим посохом бить буду?
Ооз мягко, и неожиданно, как кошка, бросается вперед. Я отпрыгиваю, наношу металлической шишкой боевого шеста удар в голову. Ооз подставляет щит и опять атакует. Отступая, я бью в голову, колени, шею, ключицу. Наношу, как учил отец, косые удары сверху в голень. Справа. Сверху. Опять справа. Тычок в голову... Ооз отражает все, и продолжает напирать.
--
Неплохо парень... Неплохо..., а так...
На меня посыпались удары со всех сторон. Казалось, топор Ооза вездесущ...
Щит в его руке постоянно пытается заблокировать мой шест... Мне с огромным трудом, удается сохранять расстояние между нами. Если боишься, беги, а не боишься, рви - так говорил Мо. Я понял, что за весь этот бой у меня может быть будет только одна возможность. И в эту возможность, надо будет вложить все силы и даже собственную жизнь, то есть, если удар не пройдет, умереть.
Ооз неожиданно перестал атаковать, он отскочил назад, яркие боем глаза сверкают из прорезей шлема.
--
Ты же видишь, у тебя нет шансов. Признай, что...
--
Отец говорил, шансы всегда есть, просто не всегда видны их рамки, например, пока мы бьемся, ты можешь умереть от старости...
Глаза удивленно сузились. Спустя пару мгновений, из шлема раздался глухой смех. Весь двор разразился хохотом, лишь маг в белых одеждах, смотрел на меня серьезно, и даже кажется с ненавистью...
--
Красиво говоришь парень - повторил Ооз, - Но я должен успеть убить тебя, до того, как умру! Мне надо спешить!
С этими словами Ооз прыгнул на меня с занесенным топором, прикрыв голову и грудь щитом. Вот он шанс...
Я не отступил. Всем своим весом, всей инерцией тела, обоих рук, я ударил в приближающееся колено. Ооз рухнул, как подкошенный. Шли мгновенья. Я стоял, а Ооз лежал. Я стоял и не знал что делать, а Ооз лежал. В эти мгновенья я понял, что убить, это, значит, переступить некую, невидимую черту. Я убил Мо, но тогда и убивал, как бы не я, а здесь убиваю... Чушь какая-то, и там и здесь убивал и убиваю именно я, а в какую оболочку одета госпожа судьба, не столь важно.
Пока я так стоял, глаза Ооза неотрывно следили за моим лицом.
Вдруг он резко кувырнулся и опять стоял на ногах. Конец шеста бессильно отскочил от кольчуги.
- Ну, хватит играть.
Несколько мгновений боя, и у меня в руках остался лишь жалкий обрубок посоха, длинной в руку. Через грудь две красных, рваных полосы крест на крест...
--
Ну, что покаемся или умрем?
Ооз подходил ко мне с поднятым топором, а я пятился. Как жаль, что придется сдохнуть среди незнакомых людей, среди больных, зараженных деревьев. Мама. Мама плачет на лавке... Отец, хмуро сидит за столом и из прокушенной губы опять стекает кровь. Небо. Здесь такое же небо, как дома.
Кинув остатки шеста в Ооза, я бросился на него: Задушить! Разорвать!
УДАР... Топор Ооза встретил меня. Мою голову. Пр..
Мое тело с раскроенной головой медленно завалилось набок, и несколько раз содрогнувшись, замерло во влажном от крови песке. Я знаю так подробно, потому что лежу совершенно невредимый рядом с ним.
--
Первый! Первый за лето! Не отступил! Качай его!- толпа зрителей взорвалась восторженными воплями, подхватила меня и стала подбрасывать.
Таскали, подбрасывали, хлопали по плечам, обнимали, совали в рот какую-то ерунду, расспрашивали. Вот этого я действительно испугался. Находясь в непонятном ступоре, после неожиданного возрождения я не мог ничего понять. Больше всего мне хотелось остаться одному. Подумать. Потом подробно расспросить кого-нибудь. А эти, как малые дети носились со мной и орали на все голоса.
--
ВСЕ ХВАТИТ!- заорал я, что было силы. - Мне кто-нибудь объяснит, что все это значит?
Все замолчали. Меня опустили на землю. Ко мне подошел тот самый старик в белых одеждах.
--
Молодой человек. А вы знаете, чем мы здесь, вообще занимаемся?
--
Нет. Я рассчитывал, что по появлении здесь мне объяснят суть задач поставленных перед этим лагерем. И передо мной.
--
Назови мне свое полное имя.
--
Алкис за именем Видор.
--
Видор. Видор. видор... А! Помню. Такой вздорный мальчишка! Учился у тебя Корн, пару сотен лет назад. Высокий мужчина с рыжей бородой сдержанно кивнул...
--
Мой лучший ученик...
Лицо старика перекосилось, от с трудом сдерживаемой досады.
--
А где твой лучший ученик?! В час опасности, он присылает нам ничего не знающего, и ничего не умеющего мальчишку!
--
Он прислал своего сына! Самое дорогое, что может быть у отца!
Старик в белом поворачивается ко мне.
--
Что ты умеешь? Что ты можешь мальчик? Может быть ты маг воды?
--
Нет, я не маг воды, но отец говорил, что я достоин стать служащим Тишины.
Толпа испустила удивленный вздох...
--
А что такое служащий Тишины ты знаешь?
--
Нет.
--
Ну, я говорил тебе Корн...
Во мне неожиданно вскипела ярость... Ярость которую я не испытывал еще никогда...
--
Мне надоело, что со мной разговаривают столь, неуважительно. Мне надоело, что надо мной ставят, какие-то эксперименты. Я ничего не умею, ничего не знаю, а по сему вы во мне не нуждаетесь. Могущественные и Великие не ведут себя, как базарные бабы!
Найдя взглядом лицо зеленой девушки, сказал...
- Я ухожу. Я найду путь, которым следовать. Моя судьба завет меня, как сказал мне отец - и направился к воротам.
Дорогу мне преградил Ооз.
--
Подожди парень, не суди нас так строго. Этот бой был проверкой твоего, мужества, отваги, уверенности в собственной правоте, а главное способности умереть за свою честь и правоту. Очень и очень не многие смогли пройти это жестокое испытание. Сюда приходили испытанные войны, могущественные маги и немногие из них оставались здесь. Тут кого, ты видишь вокруг себя, лишь те, что прошел его и учителя. Неужели из-за нескольких резких слов ты готов пройти свой путь не среди этих достойных людей? Подумай, что ждет тебя там и что здесь.
--
Я до сих пор не знаю, что ждет меня здесь. Мне никто, так и не удосужился объяснить.
--
Все просто, здесь, как ты выразился, тебя ждет, либо смерть, либо исполнение всех твоих желаний, либо безбедное существование в дальнейшем.
--
Поподробнее можешь.
--
Подробнее объясню я, сын моего друга, возможно, мой друг в будущем, - сказал рыжебородый мужчина, подходя к нам.
--
Меня зовут Корн. Я маг воды первого круга. В прошлом, учитель твоего отца.
--
Мягкой воды вам, Корн, меня, как вы уже знаете зовут Алкис за именем Видор, вы можете меня звать, просто Ал.
--
Ну что ж Ал, пойдем, поедим и я постараюсь заполнить твои пробелы в создавшейся ситуации.
Пожав сухую, сильную, и надо сказать очень черствую руку Ооза, я взглянул ему в лицо. Только здесь, я, как следует смог рассмотреть его. Обветренное лицо тридцатилетнего мужчины смотрит прямо и открыто. Полные губы прикрыты нависшими синюшно-черными усами. Живой, ясный взгляд светло-серых глаз, кажется, что-то ищет в собеседнике. Такому человеку хочется сразу доверится, стать его другом. Это одновременно, было хорошо и плохо. Посмотрим...
--
Позже поговорим, - сказал Ооз
--
Позже, - ответил я.
Корн повел меня к одному из домиков прячущихся среди листвы огромного раскидистого дерева. Домик синел в кроне, как спрятавшееся живое существо.
--
Это я, - устало сказал Корн.
Дверь бесшумно открылась, и из проема потянуло прохладой и обещанием отдыха.
--
Заходи, - сказал Корн, пропуская меня внутрь.
Мы вошли в переднюю увешанную огромным количеством плащей и шляп, синие, красные, белые, целая радуга.
--
Маги по природе своей рассеяны, вечно, что-нибудь забывают. Особенно если думают над чем-нибудь новым - сказал Корн, видя, как я рассматриваю плащи, - А в моем доме думают, все кто в него заходят, - добавил он с гордостью.
Мы прошли в столовую. Она представляла собой огромный стол, заваленный все возможными книгами, то тут, то там между ними встречались проплешины, заполненные грязными тарелками.
--
Ну.. Я живу один...- смущенно пробормотал маг первого круга.
--
Зачем вам магия, если вы не можете с помощью нее достойно поесть?
--
Да нет, могу... только, СОВСЕМ ОБЛЕНИЛСЯ ЗАРАЗА! ДАВАЙ, ЧТО Б ЧЕРЕЗ МИНУТУ ВСЕ БЫЛО ГОТОВО!- вдруг взбеленившись, заорал маг куда-то вверх. СОЖГУ К ЧЕРТЯМ И ПОСТРОЮ, НОВЫЙ!
Книги на столе тут же задвигались, несколько тарелок упало и разбилось, но в то же мгновение, были приведены опять в порядок. Книги гуськом по воздуху отправились, куда то внутрь дома, а из его недр уже плыла запеченная в яблоках кура, стаканы, тарелки, ложки, ножи и вилки. С куры, жир капал прямо на пол, а на полу исчезал в яростной борьбе с водяными потоками не известно, откуда появляющимися.
--
А В ТАРЕЛКЕ КУРУ НЕ ПОДАТЬ?! А ну тебя, - махнул рукой маг, и, подвязавшись салфеткой, уселся за стол.
--
ВИНО ГДЕ?! - Вот, так вот Ал, легче себе яичницу приготовить, чем каждый раз глотку рвать, давай ешь, небось, проголодался.
Я тоже сел, напротив Корна. Взял салфетку положил на колени и принялся за несчастную куру.
--
Отец хоть, что-то сказал тебе, отправляя сюда?
--
Да. Он сказал: "Великие нуждаются в помощи. Если выполнишь их задание, будет тебе все, но, скорее всего ты погибнешь", что-то вроде этого.
--
Что-то вроде этого и есть. Глупо, правда? Великие, а что-то сделать так смертные.
--
А что действительно не понятно, если они Великие, то зачем им мы? Какие-нибудь законы, еще более Великие, чем сами Великие, извините за каламбур?
--
Да нет. Правда, каким-нибудь вспомогательным силам, так и скажут: "Великое развеликое Равновесие и точка", но здесь другое.
Корн задумался...
- Ты, наверное, слышал от своего отца, что в мире выделено всего три не субъективных закона. Это Равновесие, Тишина и Истина. Остальные законы типа тяготения и другие, лишь их производные. Так вот маги являются служителями этих законов. Каждый из них стремится к полному постижению одного из них. Чем ближе маг к постижению одного из законов, тем он могущественнее. Великие, представляют собой таких существ, каждое из которых, в отдельности, почти идеально, постигло один из Законов мирозданья. В то же время, чем могущественнее существо в одном из законов, тем уязвимее оно для сил, оперирующих двумя другими законами мирозданья. Это понятно?
--
Не очень.
--
Это нормально.
--
Но...
--
Дело в том Алкис, что в одном из миров, а ты уже понял, я надеюсь, что миров много, и тот в котором ты сейчас находишься всего лишь один из них...
Корн задумался...
--
Так вот, в одном из миров, произошел казус, небывалый до этого времени феномен, один из гениальнейших магов того мира создал посох, в котором уместились все три Великих Закона. До этого времени такое считалось невозможным, но теперь... Ты когда-нибудь слышал, что бы маг воды бился с другим магом воды, а?
--
Нет, но они же одной масти, одной силы.
--
То есть ты считаешь, что маги воды не воюют меж собой из солидарности?
--
Ну...
--
Нет, конечно, давно бы друг другу головы поотрывали. Просто бесполезно это. Бой между магами служащими одному Закону превратится в обычную поножовщину. Да и то, каждый себе всегда рану залечит.
--
А..
--
Вот тебе и а... Заклинания просто не будут действовать. Понимаешь, имея в руках Тройной посох, как его сей час, начали называть, любой маг становиться очень сильным, а маг первого, да что там, даже третьего круга просто непобедимым. Этот гениальный маг, ставит под угрозу все: разделение сил, систему служения, а главное что Великие не в состоянии с ним справится! И это их, безусловно, бесит.
--
Ну и что? Подумали, подсмотрели, подглядели, наделали себе таких же...
--
Ты не понимаешь! Наделать, безусловно, где-нибудь лет через пятьдесят можно. НО! Но, что им это даст? Они с этим магом всего на всего станут равными! Гегемонии великих уже не будет! А за эти же пятьдесят лет Тройные посохи будут продаваться на каждой ярмарке с записью типа, " Был подмастерьем, стань мастером!"
--
Подумаешь, гегемония Великих. Я думаю и без нее прожить можно.
--
Конечно можно, но очень СЛОЖНО.
--
Почему?
--
Потому. Уж поверь мне, не все так просто. Сам подумай, существа способные создавать заклинания самых высоких уровней, существа равных которым не по силе, ни по разуму, не уж тем более, в мудрости, просто нет в межмирье. Существа, посвятившие все свое существование постижению одного из законов мирозданья, нужна ли им власть? У них очень много проблем, и еще больше обязанностей. Ты вот взрослеешь. С каждым годом обязанностей у тебя становится все больше и больше. Сначала ты подметаешь пол на кухне, потом во всем доме, через год ты уже носишь в дом воду, через десять воспитываешь детей, через сорок, нянчишь внуков, и приглядываешь за детьми. Только в случае с обычным человеком его обязанности прекращаются со смертью, а тут...
Я не буду рассказывать тебе сказок, про то, что Великие сдерживают миры, что бы те не столкнулись, просто поверь, что у каждой единицы жизни малой или неизмеримо большой силы, есть своя предусмотренная функция, если личность развивается, учится, растет, то и функция этой личности возрастает так же. И нет в этом ничего плохого или хорошего. Просто так есть.
--
А ты видел этих Великих?
--
Да. И ты видел. Один сегодня присутствовал при твоей проверке, такой старик в белых одеждах...
--
А чего старик-то, тоже мне великий.
--
Молодой и глупый ты еще. Ладно. Давай ложись спать. СПАЛЬНЮ! И ЧТОБ, ВСЕ В НЕЙ БЫЛО НОРМАЛЬНО! - опять, заорал, куда-то вверх Корн.
Утро встретило меня, громким гудением. Оно ворвалось в мой безмятежный сон, обосновалось там, а через минуту уже начало качать права. С трудом разлепив веки, в первые мгновенья я ошарашено смотрел в синий потолок, не понимая, где нахожусь. За окном кто-то громко протопал. Свесив ноги с постели я потянулся и встал. Выглянув в окно увидел потрясающую картину. В середине лагеря стоит человек и приложив к губам желтую трубку гудит. По периметру, толстенной змеей, бежит огромная толпа. Вся толпа делает непонятные движения, то размахивая руками, то неожиданно приседая...
--
Проснулся? Иди мойся и на утреннюю пробежку - сказала голова Корна на миг появившаяся в дверном проеме.
Я оделся, вышел в коридор, у самой двери увидел висящий в воздухе столб прозрачно-голубоватой воды, толщиной в две руки.
--
Давай мойся, чего стоишь? - сказал, пробегая мимо Корн, он уже одет в шорты, а по плечам и лицу вниз сбегают капли воды.
Я сунул лицо в воду.
Так начался мой первый день обучения в лагере Семи Миров. Он так назывался, потому что будущие войны или маги набирались именно из такого количества, как выразился Корн, "близлежащих" миров. Каждые полгода в неизвестность, на поиски тройного посоха уходили все новые и новые группы людей. Это мог быть отряд, состоящий из одних магов, смешанный, или войны в презрении к магии, образовывали тесную монолитную группу. Всякое было. Меня начали учить практически всему.
Изо дня в день после утренн6ей разминки, которая включала в себя кроссы на дальние дистанции, работу с мечом, топором, луком, арбалетом, Болндер собирал нас, человек пятьдесят, сажал на колени и заставлял слушать лес, природу, "суть мирозданья", как он называл.
--
Слушайте. Слушайте все. Чем больше вы сможете услышать, тем больше вы сможете увидеть. Увидеть даже не глазами, сердцем. Что ты слышишь Ал?
--
Я слышу как волнуется лес. Как кричат птицы, как ветер задувает мне в уши...
--
Плохо Ал. Плохо. Ты ничего не слышишь. Основа любого действия это тишина. Ты слышишь тишину, Ал?
--
Какая здесь может быть тишина!? Когда мы совершаем действие, мы производим звуки. Если я бегу слышен мой топот. Если я сплю слышно мое дыхание.
--
Тишина. Она всегда с нами. Всегда здесь. Это струна между звуком и не звуком, понимаешь?
--
Не понимаю.
--
Поймешь. Сосредоточься, твои глаза закрыты, твоя душа летает над лесом вместе с ветром. Почувствуй, ты ветер. Ветер свободный, безучастный ко всему и ко всем вокруг тебя нет ничего, ничто не имеет смысла, ты ветер, стихия, свободен. Ты сама Тишина. Тонкая натянутая струна, которой нет. Что ты слышишь? Что ты слышишь Ал.
--
Любовь. Страданья. Боль. Смех. Жалость. Иллюзии. Страх. Он повсюду. Страх.
--
Чего бояться.
--
Себя. Все бояться всего, но прежде всего себя. Бояться любить. Вдруг, для этого придется жертвовать. Бояться страдать. Вдруг, это будет слишком больно. Страх основа всему. Основа иллюзий, эмоций, всего...
--
Почему бояться?
--
Лес боится засохнуть. Умереть. У него своя философия. Мне кажется это великаны, которые однажды решили заснуть. Смысл их существования в созерцании. В осознании себя. Они тоже слышат Тишину. Они тоже понимают что боятся. Они тоже ищут путь спасения от страха, потерять даже не жизнь, сам смысл своего присутствия. Когда-то они отказались от эмоций, действий от всего. Заснули, созерцают...
--
Ал. Ты видишь в себе Тишину?
--
Вижу, но ее слишком мало. Слишком много страха. Слишком много иллюзий. Слишком много исключительности собственного я...
--
Если сорвать эти иллюзии, что будет?
--
Я исчезну. Испугаюсь. Умру. Сойду с ума.
--
Что же делать.
--
Их надо снимать по степенно. По чуть-чуть. Дойти до тишины.
--
Хорошо. Запомни это ощущение. Это знание. Иди.
Вновь поступивший, может претендовать на рейд за посохом лишь спустя пять лет обучения. И то происходит жесткий отбор. Спустя три месяца я наблюдал его.
На тоже место, где мне раскроили череп выходили один за другим люди. Они бились с возникающими прямо из воздуха рыцерями, страшилищами, с какими-то, уж совсем, непонятными существами. Побеждали. И с каждой победой в следующий раз существ, становилось все больше и больше. До тех пор пока боец не "погибал". Поединок судили, подсчитывали побежденных существ, их уровень, на каком количестве существ ратоборец споткнулся, присваивали степень...
- Ал пошли в кабак, выпьем! - это Ооз, он кричит мне, одновременно отмахиваясь топором от напирающего минотавра. Минотавр явно недоволен таким пренебрежением к своей персоне. Огромная, величиной с молодое дерево, алебарда летит Оозу в ноги. Ооз подпрыгнул, как мячик, сделал резкое движение топором. Минотавр завалился на землю. Между ветвящихся, золотистых рогов торчит топор.
--
Ну чего, идешь? - спросил Ооз подбегая.
- Слушай. А если б ты промахнулся с броском? Потерял топор. Он изрубил бы тебя в куски. Не проще ли победить не бросая?
--
В бросании или не бросании любого вида оружия есть одно правило. "Сомневаешься не бросай", я не сомневался, я знал что попаду, но ты в такой же ситуации, бросать не должен. Бей по рукам.
Кабак был известен по всему лагерю. Там собирались, что бы похвастать своими успехами, посмеяться, расслабиться, подраться, выпить. Я еще не был там не разу, хоть и провел здесь уже три с лишним месяца. Корн не давал мне расслабляться. Учил.
Мы вместе ходили в горы. Корн показывал мне, как слушать воду. Разговаривать с ней я не мог, но услышать смех детей ручейков, грозное бурчание водопада о приближении засухи, почувствовать спокойную созерцательную рябь озера мог. "Погладь ее, погладь... Твоя рука- это вода, почувствуй, как в руке струиться кровь, как вода питает тебя, ты это вода, ты это стихия..."
--
Хоть я и маг воды, но и у меня есть, чему научить тебя. Крас, маг огня отказался. "Учить, будущего последователя Тишины? Что может быть паcкуднее?"- сказал он.
--
Я не понимаю, что вы носитесь с этой Тишиной, как куры с яйцом. Ты же сам говорил мне, что есть три закона. Есть маги, каждый из которых служат этим законам в отдельности. Ну буду я еще одним. Буду служащим Тишины, ну и что?
--
Ты еще даже на сотую долю не представляешь, о чем говоришь. Это объяснять буду тебе не я, придет время, наступит виток в твоей судьбе, тебе все объяснят, и гораздо лучше, чем я. К сожалению гораздо быстрее, чем ты думаешь...
--
Ты здесь был хоть раз? - это Ооз, мы подходим к небольшому домику из которого доносятся ругань, крики и песни.
--
Нет.
--
Тогда я сегодня твой экскурсовод.
Открыв тяжелую, протестующе скрипящую дверь, он сделал приглашающий жест. Жест приглашал меня в дымную пучину. Сквозь завесу ничего не было видно. Закрыв глаза и перестав дышать, я шагнул в неизвестность, и тут же споткнувшись, о что-то мягкое, распластался на мокром от пива полу. Над головой пролетело нечто огненное.
--
Эй! Эй! Полегче, приятель.
Ооз двинул в это, что-то мягкое, в грязно-огненных одеждах, кулаком. Послышался стук.
--
Пошли. Пошли Ал. Там впереди стойка. Там и сядем.