Одна.

    Она вскрикнула и... проснулась.
    "Живу", - подумала сразу с недоумением. Потом то же самое с отвра-
щением. Потом с тоской...
    За окном потянулась береза и стукнула в черноту стекла.
    - Вот вчера то же. И позавчера. - проговорила вслух и поморщилась:
голос хриплый, низкий со сна.
    - Ау!  Ау, ау, - пропела на разных высотах и тонах, потянулась, на
мысочки встала,  вслед за березой.  Показала в зеркало сама себе язык.
Глаза остановились.
    Тишина. Темнота.
    - Где ты...  еле различимый шепот. - Где?! - крик сквозь срывающи-
еся рыдания.
    За окном  заплакал дождь.  Забарабанил по стеклу,  и листья березы
повисли, как уши обиженного щенка.
    Успокоилась. легла снова в остывающую было постель. Носом в подуш-
ку. И стала ее грызть.  Но дождь не перестал, а еще настойчивее засту-
чал, заплюхал по железу подоконника.
    Устала.
    Принялась раздумывать  лихорадочно.  А от чего?  От безделья.  Да,
только от безделья.  Но делать больше ничего не хочется.  Нет сил. Нет
веры. Ничего нет в пустых холодных днях. И ночах. Устала.
    Перевернулась рывком,  легла на спину и открыла  широко  в  бездну
темноты глаза. Медленно и внятно произнесла:
    - Я хочу любить. Тебя.
    Поднялась легко и плавно.  Подошла к зеркалу.  Белое привидение из
длинной простыни в лунной дрожащей дорожке.  Дрожащей под струями дож-
дя. Нет,  так не бывает,  чтобы луна и дождь вместе. Обиженно вытянула
губы трубочкой.  Ну, конечно, это не луна, а прожектор со стройки нап-
ротив светит прямо в окно. Поэтому береза так хорошо видна вся со сво-
ими поникшими ушами.
    Вытянулась в струнку в конусе света, сбросила простыню. Испугалась.
Руки непроизвольно  потянулись   сами   крест-накрест   вверх.   Потом
бессильно упали.
    -Мымра. - твердо сказала своему отражению и втянула живот. Вот так
лучше. А теперь - выпрямить плечи, спину...
    Белый свет заплясал тонкими иголочками на волосах,  волной накаты-
вающихся на чуть приподнятые, словно от удивления, плечи, скользнул по
тонкой, словно из белого мрамора шее. Ох., да ведь она красавица!
    Чуть подумав,   подбежала  к  окну,  распахнула  балконную  дверь.
Взвизгнула, когда пятки лизнул, обжигая, ледяной и мокрый бетон.
    Широкий луч  прожектора  светил  прямо через ее окно и отражался в
зеркале. "А с улицы отлично меня видно", - мелькнуло в пугливом созна-
нии.
    - Ну вот и хорошо!  Ну и пусть! - сказала вслух громко и как можно
развязнее.
    Мелкая морось,  брызги дождя долетали до нее и  кололи  иголочками
озноба тонкую шею,  грудь, живот, она хмурилась  сначала, охала, потом
расслабилась и стала с упоением,  даже какой-то жадностью ловить  ртом
воздух. Подняла руки, вытянула вперед: полечу - не полечу?...

    В комнате  было душно.  Мимо зеркала прошмыгнула как можно скорее.
Пробралась на кухню,  села за стол. Пустой стол. Пустая кухня, и - хо-
дики на  стене.  Старинные,  медленно отстукивающие время жизни:  тук,
тук, тук, тук...
    С горечью обняла себя за плечи. Обхватила крепко-крепко. Еще силь-
нее! Так,  чтобы завтра там синяки остались от цепких худых пальцев  с
длинными, как у кошки, ногтями.
    Глаза остановились. Тишина. Темнота.
    - Одна. - медленно и внятно произнесла и вдруг испугалась собствен-
ного голоса.