Киселёва Ирина Валентиновна : другие произведения.

О любви, которой не было...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
   О любви, которой не было...
  
  
   Насколько можно быть близко далеко? Разница в возрасте? Нет, дальше. Другие женщины? Нет, это уже не волнует. Недопонимание? Только не это! Расстояние протянутой руки. Вот насколько далеко!
   Ты сидишь на краешке нижней полки, покачиваясь в такт песни и оттого, что мерно покачивается поезд, набирая ход, и между нами - только столик с недопитым кофе в стаканах, только протянуть руку...
   Я сжимаю руку до боли, зажимаю изо всех сил между коленями и все-таки невольно подпеваю: " С добрым утром, любимая..."
   С добрым утром! Я знаю, это - для меня. Хотя и для неё тоже. Для нашей соседки по купе, попутчицы, которую ты видишь впервые, но уже успел очаровать, сразить наповал. Ты знаешь, как это сделать: гитару - в руки и - мягко, вкрадчиво-тепло, прямо в глаза ей, всегда столь доверчивой: " С добрым утром, любимая..."
   Любимую провожал на перроне муж? Неважно! Мы уже так далеко! На расстоянии вытянутой руки. И поезд катит не куда-нибудь, а в Крым!
   Сколько лет я тебя знаю? Десять? Или больше? Знаю ли я тебя?
   Сейчас ты будешь собирать поклонников. Вон, уже заглядывает пожилой мужчина из соседнего купе... Станешь всех удивлять и интриговать. Своими загадками, историями, всевозможными каламбурами и песнями, песнями, песнями...
   Это - наваждение, гипноз, всё, что угодно! Но каждый раз я смотрю на твои руки, зажимающие струны, чтобы не смотреть в твои глаза...
   Она смотрела ему в глаза... Что она могла увидеть там, наивная девочка, верящая в сказки? Он ей пел, ему это доставляло удовольствие. Её сердце таяло, восторженно замирала душа, но когда он пытался приблизиться, становилось страшно! Он такой взрослый, умный, сильный! " Хочешь одной рукой подниму?" И поднимал легко, а потом усаживал на колени, и сердце стучало отчаянно... А он всё время шутил. " Не говори со мной так!" - "Как так?" - " Как с маленькой..."
   Поговори со мной! Так, не так - как хочешь! Но только поговори!
   Говорят колёса, жёстко, бесчувственно, железно по стыкам рельсов: " ту-дух, ту-дух, ту-дух..."
   " Ты всё усложняешь в жизни, придумываешь проблемы, повторяешь одно и то же по сто раз, ты стала нервная, злая!"
   Это ты повторяешь одно и то же по сто раз про свои компьютеры! Я нервная? А ты знаешь, как невыносимо тяжело удерживать постоянно внутри себя то горячечное, сумасшедшее, что тем сильнее рвётся наружу, чем ближе ты! А необходимо удержать, иначе...
   Иначе, иначе... А что иначе?
   Пожалуйста, скажи, что будет? Ты ведь такой умный!
   А если ничего?..
   Страшнее всего или легче?
   " Ты добилась, чего хотела?"
   Я тогда не знала, что хотеть можно столь сильно столь невозможного...
   Колёса стучат ровно и жёстко. Время обеда, ты уже спел, наверное, весь репертуар Митяева, отложил наконец-то гитару, тебя слушал несколько часов подряд весь вагон, чертовски приятно! Ты - в центре внимания, ты здесь один такой, всё умеющий, всё знающий: от компьютера до подводного мира, от бардовских песен до туристического снаряжения, от филологических нюансов до нюансов женских желаний...
   А женских нежеланий? Почему я, собственно, должна кормить тебя обедом?
   М-м-м! Вкусно? Еще бы, моя фирменная жареная курица! Но ты ведь даже "спасибо" не сказал! Принял, как должное.
   - Принеси чайку!
   " Вот ещё Я тебе что, служанка? Не пойду!!!"
   Иду и несу. Рабыня, служанка - кто угодно, только подольше бы смотреть, как ты ешь, быстро, много, с аппетитом, как ест настоящий мужчина... Как ест одинокий мужчина, когда после торопливой "сухомятки" его вдруг угощают домашним, женским, теплым...
   Ты весел и доволен. Но что-то явно не так: слишком весел, слишком взбудоражен и слишком небрежен ко мне. Впрочем, я привыкла и даже благодарна тебе: столь почтительно-сухо: " Это - коллега..." Но сейчас я точно знаю: что-то не так.
   А, вот оно!
   - Я должен встретить одну девушку, она едет со мной...
   Ещё одна "коллега". И - полная противоположность: тёмные живые глаза, короткие волосы, уверенный и чуть заносчивый взгляд, изящная и маленькая и в то же время крепкая: ещё бы, таскать запросто по твоим колючим скалам вот этот вот огромный рюкзак! Что ж, она в твоем вкусе! Не нытик, не пессимистка. Главное - покорная: торопливо-услужливо поддакивает каждому твоему слову, заискивающе-влюблённо заглядывает в глаза, так трогательно заботится: " Ему пора спать, ведь завтра придётся тяжело, такой рюкзак..."
   Тут же против воли срабатывает какой-то бессмысленный, нелепый со стороны, чисто женский рефлекс: хочется быть ужасно язвительной и злой. Только бы не занесло!
   - Что, тяжелее меня твой рюкзак?
   - Ну, я не знаю, сколько ты весишь.
   - Как, уже забыл? Как одной рукой поднимал?
   У неё всё-таки едва уловимо обиженно дрогнули губы. Зачем я так? Слишком явно и слишком глупо. Всё-таки занесло. Залезаю на верхнюю полку. Носом в стенку. Нет, плохо. Лучше в окно. Как в детстве, когда возили в пионерский лагерь, в Анапу, и мы торчали подушками в окна, несмотря на запреты вожатых, и вдыхали как самый чудный аромат на свете горьковатый воздух шпал, паровозного дыма и сухих пыльных степей.
   Ревность - глупейшее чувство. Особенно, когда она бессмысленна. Ведь я - только попутчица, в лучшем случае - коллега, а она будет с ним все эти дни. Там, на его скалах, под его любимыми соснами с длинными иголками, возле его моря. Все дни и ночи. И ей не надо будет лгать самой себе, не надо будет ничего скрывать. Удерживать всеми нечеловеческими силами внутри себя неуправляемого сильного зверя, рвущегося наружу...
   Бред какой-то. Что я делаю? Придумываю себе проблемы, вызываю боль и наслаждаюсь этой болью, иссушиваю свою душу вместо того, чтобы просто...
   Просто пришла ещё одна ночь в пути. В вагоне уже зажгли тускло-жёлтый свет, стало тихо и уютно: размылись и растеклись по грязному полу тени, все как-то сразу угомонились, даже шептаться перестали. А вот мне хотелось петь! И смеяться. Не от той ли боли? Или от той нелепой бессознательной злости? К ней, которую ты всё-таки устроил в нашем вагоне, хоть и на "боковушке", но так близко: всего лишь через купе. "Он мужчина разведенный, и она разведена, что тут говорить..." А у меня впереди - добровольное одиночество на северном берегу Крыма. А у тебя - сосны с длинными иголками, песни у костра и рыба, зажаренная её руками на южном...
   Но всё равно, это самый удивительный день в моей жизни - день, проведённый с тобой, хотя и так далеко близко: в одном купе, в разных измерениях.
   Кажется, я не смогу уснуть, настолько взбудоражены эмоции. Из плохо прикрытой оконной рамы сквозит тонко, неприятно... А вот ты спишь спокойно, тебе, наверное, уже снится прозрачная бирюзово-зелёная вода, снятся твои рыбы и медузы...
   И сейчас я, свесившись с верхней полки, могу смотреть на тебя долго, не таясь. Это так необходимо: хоть иногда, хоть изредка видеть тебя, слышать, даже чувствовать твою прохладу... Мне это необходимо! Вот сейчас насмотрюсь на тебя вволю, побуду ещё немного рядом и можно опять какое-то время жить воспоминаниями, что-то придумывать, фантазировать, то, чего никогда не было и не будет... Может, это всё кому-то другому пригодится? Сказки всегда были необходимы, люди почему-то нуждаются в самообмане, в красивой лжи... Лишь благодаря тебе рождаются эти сказки, эти красивые и немного печальные истории. А ты спокойно спишь и не знаешь ничего. Тебе снится твоё море.
   Там какая-то станция: разрывается чернота ночной степи, из моря темноты выныривают резко-оранжевые блики огней, скачут по подушке, по твоим волосам... Огни дрожат, поезд замедляет ход, плавно, тихо, вот уже почти невесомо...
   Я, кажется, всё-таки заснула. Или это был не сон? Какие-то люди ходили в темноте, поезд снова качался и плыл куда-то вбок, в пыльных рамах то гудело, то свистело, квакающе объявляли что-то на полустанках...
   Нет, я всё время смотрю на стрелки часов, а сердце всё мельче стучит, всё сильнее подступает к горлу то ли тошнота, то ли тугой солёный комок: скоро Симферополь. И мне выходить. А вы с ней поедете дальше, в Севастополь.
   Руки и колени предательски дрожат, но я механически-сосредоточенно собираю вещи. Вот так, кажется, всё. Ты просил разбудить за полчаса, но я почему-то не могу, обессиленно опускаюсь на краешек твоей постели, смотрю...
   Двадцать минут до... Пятнадцать.
   Как тебя разбудить? Позвать по имени? Тихо тряхнуть за плечо? А если коснуться губами твоих губ?
   Господи! Да это же полное безумие!
   Десять минут.
   Я ещё не знаю наверняка, но чувствую: она тоже не спит. Я весомо ощущаю её ревнивое присутствие, взгляд через купе сквозь полумрак.
   Неважно! Уже ничего неважно. Откуда такое гнетущее чувство, будто мы расстаёмся навсегда?
   Пять минут. Мы идём строго по расписанию, поезд уже сбавляет ход.
   Я просто кладу свою холодеющую ладонь на твою руку.
   Ты мгновенно просыпаешься, поднимаешься и через минуту уже легко подхватываешь мою сумку.
   - Который час?
   Но поезд уже сильно со скрежетом тормозит, и отвечать не надо, да я и не могу. Соседка-попутчица прощается, я иду покорно за тобой, волоча свой дурацкий зонтик от солнца...
   Я ничего не хочу. Слышать, чувствовать, понимать. Я вижу перед собой только твою спину, всё внутри дрожит... Вот же не знала, что так бывает!
   В Симферополе, оказывается, выходит чуть ли не пол вагона: возле купе проводника, в тамбуре толпятся - не пройти. Чемоданы, коробки, сумки на колёсиках...
   Нестерпимый скрежет тормозов врезается в сознание, поезд постепенно, нехотя останавливается.
   - Симферополь! - как из небытия доносится голос проводницы.
   Всё.
   Мне всё равно, где мы, кто вокруг, но если я этого не сделаю, я умру. У меня просто остановится сердце.
   Я обессиленно-сильно прижимаюсь всем телом к тебе, к твоей спине, только на миг, только на мгновение! И тут же чувствую спокойный холод, страшнее которого ничего нет.
   Отпрянула быстро, как отрезвела, ругая себя бесконечно...
   Я не помню, что мы говорили на перроне. Как всегда что-то шутливо-бессмысленное. Просто: "спасибо тебе", просто: "счастливого пути".
  
   Нестерпимо душно. Воздух раскалённо-тяжёлый, он отказывается входить в лёгкие, давит блестящим слоистым золотом марева. Кажется, это всё уже когда-то было со мной. Или с моей героиней?
   После обеда - спать, спать, жара выматывает, мысли в голове словно спекаются, двоятся, троятся, сплетаются в клубок... Голова на подушке - стопудовая. А, вроде, купалась всё утро...
   В доме - тишина. Только там, на соседней улице, занудливо брехает собака...
   Комната сужается, опускается и наплывает почему-то сбоку потолок, в шторах путается полумрак, я чувствую вдруг, что ты рядом и почему-то немного пьян.
   Этого не может быть в принципе! Но в школе какой-то праздник, ну да, весна, Масленица, накрыты столы, всюду горы блинов, бесконечные угощения родителей. Неужели кто-то напоил и тебя?
   Но почему ты рядом теперь, здесь, в моей спальне, возле кровати? Какие жаркие, сильные руки! Как давно я не чувствовала их прикосновений!
   - Нет, не надо...
   И - всей - до основания, до предела - окунуться в этот всепоглощающий водоворот, в этот огонь твоих губ, которых я никогда не знала, которых я так боялась раньше и так всегда хотела потом!
   И - всей - со всей силой - отпрянуть, вынырнуть из безграничного, иначе - утону, погибну!
   Пусть погибну! Отказаться от этого мгновения нет воли! Что будет потом - неважно! Какие долгожданные руки, я знаю их давно, а они ещё совсем не знают моего тела: ног, бедер, еще выше... Как жарко! Незыблемый мир разбивается вдребезги, это уже не на Земле! Собрать все последние силы, капли, крохи! Там ещё что-то осталось? Разум!
   - Нет!
   - Но почему? - вкрадчиво, ласково: - Ты же знаешь, что я тебя люблю...
   - Ты не знаешь, как сильно я тебя люблю, поэтому - нет!
   Я вырываюсь отчаянно, ты мгновенно трезвеешь, хотя неизвестно, был ли хмель и чей хмель был сильнее. Ты ошеломлён, удивлён. Ты никогда не встречал такого отчаянного сопротивления в таком отчаянном огне желания?
   Меня бьёт, как в лихорадке. Закрыть глаза и снова отдаться без сил и без остатка твоим рукам!
   Дрожащими руками поправляю одежду. Ты быстро приходишь в себя, подходишь сзади, осторожно обнимаешь за плечи...
   - Ну, хорошо, давай сделаем так, будто ничего этого никогда не было.
   Я порывисто разворачиваюсь и прижимаюсь к тебе всем телом:
   - О, как же это было бы просто и тяжело, если этого бы не было! Но это невозможно! Дело в том, что я никогда не смогу этого забыть...
   Я мгновенно просыпаюсь и ошеломлённо сажусь в постели, глотая судорожно воздух и унимая с трудом колотящееся сердце. Закрываю глаза. Возникает вновь и вновь то, чего не было. Словно крутится бесконечно, по кругу одна и та же киноплёнка...
   Уже ночь. Абсолютно чёрная и немая южная ночь подглядывает за мной в окно. Там, над морем - низкие, непостижимо-крупные звёзды и широкий Млечный путь. По стеклу вкрадчиво стучат ветки абрикосового дерева, бьётся в сетке на форточке жук... Бьётся сердце, неровно, неверно...
  
   Вот и всё. Покупалась, отдохнула, приключений особенных не нашла, по дороге домой в поезде я напишу очередную сказку. Пожалуй, она будет называться "Возвращение Золушки".
   А осенью снова загорится свет в твоём окне. Так близко далеко...
  
  
   Сентябрь 2003 г.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"