Кирсанова Вероника Валерьевна : другие произведения.

9

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  ~9~
  
  В
  торое заседание суда началось со всеобщего вдоха изумления - Марина Титова нарочито припозднилась, чтобы войти вместе с генмодом после того, как судья поприветствует присутствующих и займет свое место. Землянин с Антоном, как и в прошлый раз, сидели в первом ряду, а Марик устроился за ними. Он, как и остальные, оглянулся в сторону распахнувшихся дверей.
  Сияя улыбкой, Марина прошла мимо скамей к своему месту. Каждый удар ее каблука по паркету звучал как гром, а шаги генмода, наоборот, шаркали, как у старухи. Он брел, опустив голову. Вряд ли ему было стыдно. Скорее, его нервировало всеобщее внимание, и он пытался спрятаться от взглядов, зная, что в ближайший час его не оставят в покое и будут рассматривать, прожигать в нем дыры. Генмод так и не взглянул ни на Антона, ни на остальных.
  - Простите за опоздание, ваша честь, - звонко произнесла Марина.
  - Садитесь, - судья нахмурился.
  Все считали генмода мертвым. Марина, все так же улыбаясь, сочла нужным рассказать, что Принц Ллуэлин в поисках защиты обратился к ним, и программа по охране свидетелей позволяла ей держать его чудесное воскрешение в тайне от всех, кроме полиции. Законники, в свою очередь, были связаны нормами конфиденциальности. Она протараторила все это за полминуты, и по залу снова разнесся удивленный вздох. На этот раз на скамьях не осталось ни одного пустого места, набились зеваки, многие остались в коридоре, подслушивая через дверь.
  Заседание было решающим, и каждый хотел получить информацию из первых рук.
  Судья зачитал материалы дела, напомнил исход прошлого заседания и добавил, что все показания записаны. Если кто-то из присутствующих захочет внести в них корректировки, то...
  - Свидетель со стороны обвинения хочет уточнить свои слова, - Марина вскочила на ноги.
  Вот как. Теперь он их свидетель. Марик не сводил глаз с генмода. Тот все так же смотрел вниз, себе под ноги, до упора придвинувшись к спинке стула.
  - Господин Ллуэлин, - позвал судья, видя, что генмод так и не сдвинулся с места.
  Марина тронула его за плечо, словно пробуждая от сна, и генмод заторможено поднялся и медленно пошел к кафедре. Ему ставили микрофон.
  Марик, подавшись вперед, шепнул:
  - Можно проверить, не опоили ли его чем? Он как будто не в себе.
  - Я сделаю запрос в токсикологию, - тихо ответил Евгений. - Только, боюсь, уже поздно будет.
  Антон, напряженно следивший за генмодом, буркнул:
  - Готов поспорить, что он делает это по собственной воле.
  Он разглядывал генмода, словно ожидая увидеть на нем следы побоев и принуждения, но слова Антона говорили об обратном. Марик и сам знал, что генмод не сдался бы без боя и скорее бы умер, чем сделал что-то против воли. Марик вновь пожалел, что рогатый урод не сдох на самом деле.
   Генмод потрогал микрофон, набрал воздуха в грудь и сипло заговорил:
  - Мой создатель называл меня Творением, потому что создал меня из ничего. Собрал по атомам. Вся моя внешность была для него игрой, а триггеры для причинения боли - средствами контроля. Я неоднократно подвергался пыткам и испытаниям. Мой дар... - он запнулся. Все слушали, затаив дыхание. Генмод сглотнул. Красные глаза на секунду остановились на Антоне, и это словно придало ему сил - Принц вспыхнул яростью и ожесточенно продолжил: - Мой дар чувствовать эмоции людей исследовался со всех сторон, а когда эксперименты себя исчерпали, доктор обращался со мной хуже, чем с лабораторной крысой. Мне не позволяли покидать клетку. Мне удалось сбежать на двадцать втором году жизни при помощи шестнадцатилетней девушки. Она поплатилась за это разумом и едва сохранила жизнь. Сейчас она находится в больнице. Уверен, будь она здесь, она бы поведала о моих злоключениях куда красочней, но я не люблю жаловаться. Все это я рассказал лишь с одной целью: чтобы убедить присяжных, что Сфера лишена элементарных нравственных норм. Ее жители мнят себя богами. А те, кто не пробился к власти, загибаются от бедности. Самым милосердным решением будет переселить людей в колонии, проведя суровый суд над оставшимися Искателями и учеными Поднебесной. У меня все, ваша честь.
  Генмод, не дожидаясь решения, спустился с кафедры и вернулся на свое место.
  - Госпожа Титова? - коротко спросил судья. За стеклами очков не было видно его глаз. Марик подумал, что судья тоже под впечатлением, хотя и пытается этого не показывать. Генмода ожидают официальные тесты, чтобы проверить, действительно ли он - Творение, каким назвался, и какого рода его дар, и когда все подтвердится, его подвергнут остракизму и станут бояться. Но пока все пребывали в шоке.
  - У стороны обвинения остались вопросы к Евгению Обухову.
  Землянин коротко выдохнул и твердым шагом пошел к кафедре.
  Марика кольнуло нехорошее предчувствие. Он даже почти догадался, что сейчас произойдет, и впоследствии он оказался прав. Только корил себя, что не понял этого три дня назад, когда еще мог отговорить Евгения от его затеи. Пусть даже и в ущерб Сфере. В ущерб самому себе.
  Марина, опершись ладонями о стол, сладким голосом спросила:
  - Знают ли ваши подопечные, что среди людей, запустивших проект "Сфера" втайне от правительства и населения Земли, среди этих авантюристов и международных преступников был ваш прямой родственник по отцовской линии?
  - Нет.
  В лице Евгения не дрогнул ни один мускул. Бледный, осунувшийся и явно больной, он смотрел на Марину уверенно. Не демонстрировал, что на самом деле растоптан и находится в сильнейшем отчаянии.
  - Почему же вы не сказали им, Евгений Александрович? - притворно поразилась Марина.
  - По личным причинам. Я хотел сделать заявление, ваша честь, - он повернул голову к судье.
  Тот жестом заставил Марину замолкнуть, хотя у нее еще оставались вопросы.
  - Прежде чем вы озвучите ваше намерение, - вкрадчиво произнес судья, - хочу напомнить, что у вас всегда остается выбор.
  - Я знаю, - взволнованно ответил Евгений. - Я все взвесил и принял окончательное решение. Я, Евгений Александрович Обухов, отрекаюсь от своих отцов, отдаю право носить фамилию и прошу позволить мне продолжить работу под именем или государственным номером.
  Марик прошептал:
  - Ничего не понимаю.
  Антон прошелестел в ответ:
  - Тоже.
  Они смотрели на Евгения. Голос судьи, прежде строгий и безучастный, смягчился:
  - Прошу вас подумать еще раз, господин Обухов. Вы обрекаете себя на забвение. Все ваши открытия будут сохранены без указания авторства, вы лишитесь права видеться с семьей, любая попытка приблизиться к оставшимся в живых родственниках будет караться штрафом или заключением под стражу.
  - Вам бы дали условный срок, - бросила Марина. - Это опрометчивое решение.
  - Могу я высказаться? - спросил Евгений судью. Тот кивнул. - Я хочу, чтобы вы все поняли, почему я выбрал именно этот путь. Госпожа Титова... ваша честь... - Евгений посмотрел на Марика с Антоном и кивнул им. - Я не хочу быть ответственным за грехи моих отцов. Более того, я отдаю себе отчет, что моя работа по дипломатическим связям с нелюдями и установлению контактов важнее, чем принадлежность к роду Обуховых. Я никогда не ставил себе целью остаться в истории. Если результаты моих трудов в будущем принесут людям пользу, то я буду счастлив, и неважно, останется мое имя на форзаце учебника или нет. Кроме того, на мне лежит ответственность за связь с народом люменов в трех колониях, и я физически не успел бы как следует подготовить приемника до оглашения приговора и до отстранения меня от работы пожизненно. К тому же... - он улыбнулся. - Мне не хочется в тюрьму. Благодарю за внимание.
  Какое-то время сохранялась тишина, а потом Марик захлопал в ладоши. К счастью, остальные последовали его примеру, и уход Евгения удалось скрасить аплодисментами. Если Марина и хотела добить его вопросами, то не смогла перекричать поднявшийся шум.
  Судья взглянул на часы и объявил, что удаляется для обсуждения приговора. Все происходило быстро. На Земле решали чужую судьбу в течение часа, будь это один человек или целая планета. Едва судья покинул зал, Марик вцепился Евгению в плечо и прошипел:
  - Как тебе в голову пришло отречься от семьи?
  - Марик, вы не могли бы отпустить...
  - От прабабки с прадедом? А? От отца? - Марик только сильнее сжал пальцы.
  - Меня тоже интересует это, - Антон уставился на Евгения.
  - Вы не слушали меня? - уныло спросил землянин. - Все это время я был подсудимым наравне с вами. Сегодня мне бы сказали, что я должен отсидеть за преступление моего пращура, лишили бы меня работы и навсегда запретили работать в госструктурах. Мне пришлось бы попрощаться с Роскосмосом и полетами. А без них моя жизнь - ничто.
  Марик медленно отпустил плечо Евгения. Фотографии его родных стояли перед глазами так явно, словно он их рассматривал долгое время, а не пару секунд.
  - А что скажет твоя мать, когда узнает, что больше не увидится с тобой? - Марик пытался поймать взгляд землянина.
  Тот только усмехнулся.
  - Я всегда был никудышным сыном. Она не станет долго горевать. Судья сочувствует нам, мальчики. Я бы на вашем месте радовался. Может быть, вам повезет.
  - А тебе? - спросил Антон.
  Землянин улыбнулся. Улыбка вышла жалкой.
  - Все должно было пройти по-другому... - задумчиво сказал он. - Я бы свалил всю вину на Сферу, оградив Землю от порицания нелюдей. Потом очернил бы первую экспедицию, сказав, что по всем законам они были сферянами, и ничто их уже не связывало с Землей. В том числе и моего пращура. Вас бы переселили, предварительно проведя чистку рядов, а меня оставили бы в прежней должности и с правом носить фамилию. Правда, совесть болела бы. Так что я не жалею.
  Интонации его говорили, что Евгений жалел, и жалел очень сильно. Марик молча похлопал его по плечу. Судья вернулся в зал.
  Процедура растянулась на час. Судья долго и муторно зачитывал приговоры. Начал с Евгения. Предложил лишить его фамилии. Присяжные проголосовали почти единогласно, только один из людей был против. Затем судья вынес приговор Сфере: расформировать поселения и расселить людей по колониям. Марик с замиранием сердца следил, как возле каждого присяжного загорается лампа - зеленая или красная. Семь против пяти. Четыре нелюдя и три человека хотели, чтобы сферяне нашли себе новое место жительства.
  - И последнее... место Земли в этом процессе, - судья кашлянул, будто оттягивая время. - В соответствии с межзвездной Конвенцией суд постановил следующее. Учитывая, что Земля берет на себя все расходы, связанные с переселением Сферы, а человек, ответственный за ошибку с ее заселением людьми, раскаялся и отрекся от самого важного - от своего рода, - учитывая все вышесказанное, суд постановил, что Земля невиновна, и нет основания выносить ей приговор.
  Первым звуком было бурление.
  Огромная кальмарица, октолини по имени О-берд-ини, зашевелилась в своем цилиндре, пуская пузыри. Приставленный к нему переводчик зачастил:
  - Раса октолини не согласна с решением судьи и требует пересмотра, предлагая высшую меру наказания.
  - Раса люменов поддерживает октолини, - зычно сказал огромный викинг Белл Грисс по прозвищу Око Бури.
  - Раса игридов воздерживается... - робкий писк Берто Бодо потонул в стрекоте огромного кузнечика Гвейна Ияна:
  - Раса несттторттто тттребуетт пересмотттра приговора Земле!
  Расы ксави и крус почти в один голос потребовали немедленного изменения решения.
  Судья взмахнул рукой, и все замолкли.
  - Мне остается только взять паузу для повторного ознакомления с делом и обдумывания приговора, - сказал он. - Вам сообщат о третьем заседании.
  Под возмущенный говор, стрекот и бурление он вышел из зала.
  - Уходим, - выпалил Евгений, - немедленно уходим, пока на нас не накинулись нелюди...
  К ним уже размашистым шагом шел Белл Грисс. Евгений ввинтился в толпу, с соседней скамьи встали восемь охранников. Расчищая дорогу, они подталкивали Марика и Антона вперед, а Евгений сам несся прочь от зала суда. Со всех сторон прорывались репортеры и просто интересующиеся, на этот раз про сферян забыли - видимо, отречение от своего рода было столь редким случаем в истории Земли, что всех взволновал только Евгений. О генмоде благополучно забыли до поры до времени, или же рассчитывали подкараулить его парой минут позже.
  Марик не думал. Он прокладывал себе путь, с обеих сторон его ограждали охранники. Антон шел следом, Марик это чувствовал. Он оглянулся, но один из телохранителей пихнул его в спину, как заключенного. Марик едва не врезал ему, но сдержался и вышел из здания суда.
  - Сюда, - потянул его в сторону охранник.
  Марик быстро приблизился к серебристой машине и сел на заднее сиденье. Охранник устроился рядом, наклонился к водителю и спросил:
  - Евгений Александрович уже отъехал?
  Водитель молча указал на машину спереди. Ее облепили зеваки, столпились даже у капота, не позволяя автомобилю начать движение. Марик бросил взгляд в сторону. Охранники Антона посадили его в третью машину, стоявшую по ту сторону обочины дороги, и пробивались сквозь людей на помощь Евгению.
  Один из них, припозднившийся, открыл дверь сбоку от Марика и сел рядом с ним.
  Все произошло так быстро и спокойно, в порядке вещей, что Марик не успел среагировать. Он не мог предположить подобного развития событий, хотя стоило бы предугадать, что их с Антоном возненавидят за разрушение часовни. Он знал не понаслышке, в какое бешенство и безумие впадают фанатичные люди, когда кто-то оскорбляет то, во что они верят - Марик знал это на примере Искателей. Часть его сокурсников была настолько уверена в существовании Земли, что избивала сомневающихся, хотя их делом было охранять людей Сферы, а не прививать им любовь к изначальной планете.
  А здесь... здесь последователи обоих Иисусов и Марии столь трепетно относились к иконам, что готовы были порвать любого голыми руками, кто покусился на святыню.
  Охранник сел по правую сторону от Марика. Его рука совершила одно плавное движение - быстрое, он даже не успел закрыть дверь, и вряд ли он хотел это сделать, скорее, только прикидывался. Марика пронзила острая боль. Он не посмотрел вниз, но понял, что в животе у него торчит нож. Он сглотнул. В горле запершило. Боль, несносная, как бешеная сука, как ошалевший от ярости мар, перехватила на себя все внимание, перетянула все мысли.
  Фальшивый охранник так же невозмутимо вновь открыл дверь. Марик хрипло выдавил:
  - Ты...
  - Присмотрю за Антоном, - спокойно сказал он. Пиджак его от движений приподнялся, оголяя торчащий из кобуры пистолет.
  Водитель ничего не заметил - его взгляд был прикован к машине Евгения. Ее облепили, раскачивали, кричали. А настоящий телохранитель уже ушел разгонять людей.
  Марик принял единственное доступное ему решение. Преодолевая огненную боль, он протянул руку, выхватил пистолет из кобуры фальшивки, наставил ее в спину мара и выстрелил.
  И в тот же миг он ослеп и оглох, огонь перекинулся на лицо, и Марик заорал так, как никогда в жизни не кричал.
  
  ***
  
  Антон обернулся на звук как раз вовремя, чтобы увидеть, как пистолет взрывается в руке Марика. Забитое дуло, пронеслось в голове. Антон двинул по двери ногой (та, разумеется, не поддалась), выругавшись, открыл ее и бросился на человека, шедшего на него.
  Антон на чистых рефлексах отразил удар - человек замахнулся на него блеснувшим серебряной чистотой ножом. Гнев придал сил, и Антон сломал запястье ему за считанные секунды, схватил нож и всадил его между ребер. Отбросив человека, он кинулся к Марику. Водитель уже заводил мотор и кричал, что срочно требуется врач, ожоги лица...
  - Ножевое ранение в живот, - рявкнул Антон и упал на колени перед машиной. Марик распластался на сиденье, лежа на боку.
  Лицо превратилось в месиво.
  - Марик? Марик! - посетило дурное чувство дежавю - совсем как в ночь, когда Марик вскрыл вены, и Антон думал, что не успеет дотащить его до врача, не зажмет что-то важное, потеряет, будет сидеть над белым трупом. Совсем как тогда. Только теперь еще и бесконечно страшно. Антон держал Марика за виски и затылок, боясь коснуться лохмотьев кожи на щеках, подбородке и лбу. - Говори со мной!
  Марик чудом не упал на живот, иначе бы вогнал себе нож еще глубже.
  - От... вали, - выдавил он.
  Антон наконец вспомнил о времени. Он, придерживая Марика, влез в машину и положил его голову себе на колени, содрогаясь - словно сам чувствовал эту боль. Из руки Марика выскользнул злосчастный пистолет. Он так и не выпустил его после выстрела. Привычка сражаться до последнего и ни за что не терять оружие была сильнее боли.
  Водителю не требовалось приказов - он вдавил на газ и, сигналя, чтобы люди расступились, помчал к больнице.
  Антон смотрел лишь на Марика и пытался удержать его в сознании.
  Если бы он обернулся, то через заднее стекло увидел бы застывшего посреди проезжей части Принца. Он увидел бы, как Марина Титова пытается сдвинуть его с места и шипит, что им нужно убираться как можно скорее, а Принц не может отвести взгляда от стремительно удаляющейся машины.
  Конечно же, Антон не мог знать, что в тот же день Принц ураганом накинулся на Марию, твердя, что она обещала сохранить его друзьям жизнь, какими бы никудышными они ни были и как бы он их ни ненавидел. Мария спокойно отвечала, что может заставить маров полюбить его, Принца, но не в силах удержать их от отмщения за разорение часовни. Никому не под силу доказать, что это не расстроило и не оскорбило Иисуса-сына и его шлюховатую избранницу. И даже если бы Антон мог присутствовать при этом разговоре, он все равно не поверил бы своим глазам, когда Принц ушел в свою комнату и заплакал.
  Нет, Антон оставался в машине с Мариком все время, что они ехали, и умолял его прийти в себя. Даже когда Марик отключился, Антон продолжал говорить с ним и требовать, чтобы он сейчас же перестал притворяться. У него даже сердце не там, где у нормальных людей! Он может не разыгрывать смерть - во второй раз Антон ему не поверит! Но Марик не двигался, и под ним растекалось огромное, как океан, багровое пятно.
  Посреди автострады приземлился компактный вертолет медиков. Они подбежали с каталкой и капельницей, перегрузили на нее Марика и бросились обратно к вертолету. Антон пытался влезть вместе с ними, но его оттолкнула одна из медсестер и грубо сказала, чтобы он не мешался под ногами.
  Антон смотрел, как взлетает вертолет. Водитель звал его и просил вернуться в машину. Заторможено обернувшись, Антон спросил:
  - Зачем?
  Водитель опешил.
  - Я думал, вы хотите попасть в больницу.
  - Все кончено, - Антон невидящим взглядом следил, как их объезжают автомобили. Наверняка люди возмущаются, что два кретина перегородили дорогу. Они и не знают, что на этот раз он воочию видел, как умирал его человек, и не было никаких шансов, что его смерть окажется фальшивой.
  - Отвези меня в штаб, - пробормотал Антон.
  - Но...
  - В штаб! - прорычал Антон и посмотрел на водителя.
  Тот зло стиснул зубы, но приказ выполнил. За всю дорогу он ни разу не заговорил с Антоном.
  В штабе уже все знали. Люди расступались и сохраняли скорбное молчание, пока Антон поднимался по лестнице вверх. Он зашел в комнату Марика, открыл шкаф и взял его черную водолазку. Он захочет, чтобы его в такой хоронили. Точно захочет. Костюмы - не для него. Помедлив, Антон провел ладонью по остальным вещам Марика. На глаза попался шелковый шарф.
  - Он умирает, - сказал Антон, сам не поняв, чего ждет. - Если хочешь попрощаться, Алексей... то сейчас самое время.
  Мысль отдавала безумием, но если Алексей подкинул подслушивающее устройство Жене, то почему бы не оставить такое же Марику? Комкая водолазку в руках, Антон спустился обратно в холл. Водитель негромко пересказывал всем желающим, как все было - как неожиданно появился мар, как взорвался пистолет, и как Марик без единого стона переносил агонию.
  - В машину, - коротко приказал Антон. Кто-то подставил под сканер руку, разрешая им выход. Водитель тут же обогнал его и даже открыл дверь.
  Антон поймал себя на том, что не думает. Попросту ни одна мысль не посещает его голову. Он лишь смотрит на водолазку, и в голове его черным-черно. Он сел в машину на переднее сиденье, пристегнулся и попытался вспомнить о чем-то, кроме черного цвета. Перед глазами встали события десятилетней давности - Марик, две лужи крови, рассеченные вены и белизна кругом - кожа Марика и цвет плитки сливались, попадали в один оттенок. Сегодня Марик не был таким меловым - вместо лица у него были рытвины и взгорья, шматы кожи и кровь. Глаза остались целыми, Антон ясно это помнил, потому что смотрел в них и просил не закрывать. Марик его не послушал. Опустил веки и отбыл в другой мир. Может, хоть там он будет счастлив.
  - Почему вы бросили его? - угрюмо спросил водитель. Он въехал на территорию больницы.
  - Потому что он умер, - прошептал Антон.
  И неважно, что Марик был жив, когда он взял прямо противоположное больнице направление. Все было и так ясно. Марик скончался в вертолете. Странно, что он не испустил дух в машине. С такими ранами счет идет на секунды.
  Антон вышел из автомобиля, как сомнамбула. Добрел до входа в больницу, подошел к стойке информации. Оттолкнул спорящую о чем-то с сотрудницей женщину и спросил:
  - Марик Павор, привезли недавно. Где он?
  Сначала Антон хотел спросить, где морг, но подумал, что его могли еще не успеть перевезти из операционной. Или из вертолета. Он не знал, как здесь все работает.
  Женщина, которую он толкнул, взвизгнула:
  - Что вы себе позволяете? Вы что, не видите, что здесь очередь? Не вы один...
  - Замолчи, - равнодушно сказал Антон, но, видимо, что-то в его лице испугало женщину. Она притихла.
  Сотрудница за стойкой, сверившись с планшетом, осторожно, будто ожидая, что он убьет ее за плохую весть, произнесла:
  - Третий этаж, седьмая палата. По коридору налево, - крикнула она ему в спину.
  Лифт Антон проигнорировал. Взлетел по лестнице, нашел палату... Остановился. Услышал за дверью голоса.
  Впрочем, чего ждать? Он открыл дверь. В маленькой комнате белые шторы были задернуты. На кровати, укрытый одеялом до пояса, лежал Марик. Лицо было перебинтовано, оставили только узкую прорезь для глаз, ноздрей и губ. В носу торчали трубки, в вене сидел катетер. К нему по прозрачному жгуту сбегала кровь.
  Антон поднял глаза. Капельницу поправляла медсестра, а врач негромко давал ей указания. Аппараты для поддержания жизни ритмично пищали.
  - Он жив? - хрипло спросил Антон. Надежда разгорелась в нем, как костер, и причиняла такую же боль, какую доставили бы языки пламени, лижущие изнутри.
  - Пока - да, - врачу хватило одного взгляда на него, чтобы безмолвно разрешить остаться с Мариком. - Зашили селезенку, лицо не трогали, не до того было. Но патологоанатом сможет загримировать как следует... Дважды наступала клиническая смерть. На ИВЛ. Прогноз...
  - Самый худший, - Антон и сам догадался. Он заметил в углу стул, взял его и сел возле изголовья постели Марика. Водолазку так и мял в ладонях, растягивая горловину.
  Он не знал, сколько просидел так. Врач ушел. Медсестра, последив за показаниями приборов, тоже покинула палату. Антон смотрел на Марика, но узнавал его только по ставшим тонкими рукам (а может, ему мерещилось), рукам с длинными продольными шрамами. Он отдал бы многое, чтобы не присутствовать в тот момент, когда писк приборов сменится на протяжный вой, но, оказавшись рядом с Мариком сейчас, уже не мог уйти. Должен был пробыть с ним до конца. Марик бы остался, если бы умирал он.
  Спустя какое-то время Антон оставил водолазку в покое и бросил ее на кресло, стоявшее по ту сторону кровати. Он сжал прохладную безвольную ладонь Марика. Его кольнуло - показалось, что Марик двинул пальцем в ответ, но это был самообман. Он оставался таким же недвижимым. Доживающим последние минуты или часы.
  За окном стемнело. Антон поднялся со стула, покрутил шеей и размял затекшие плечи.
  - Дождись меня, хорошо? - попросил он. - Марик, дождись.
  Он побрел в коридор. Во рту пересохло. Антон заметил автомат в углу, но не понял, как им воспользоваться, и просто со всей силы ударил по стеклу, за которым лежали бутылки воды и сладкие батончики, кулаком. То треснуло, но не вылетело и не раскололось.
  - Я помогу вам, - к нему тихо подошла медсестра и провела по окну на панели карточкой. - Что вы хотели?
  - Воды.
  Она нажала на кнопку, и снизу выкатилась бутылка. Нагнувшись, медсестра взяла ее и отдала Антону. Он наконец перевел на нее взгляд. Старше Эоны, но младше его. Со светлой челкой, выглядывающей из-под белой шапочки.
  - Хотите, я побуду с вами? - спросила она тоненьким голосом.
  Антон пошел к палате Марика. Взявшись за ручку, он подумал, что компания ему не помешала бы. Как он будет звать на помощь, когда Марик забьется в агонии? Он, скорее, впадет в ступор, схватит его за плечи и будет орать, чтобы он не смел подыхать, не смел оставлять его одного на этой проклятой планете, не смел... Антон приоткрыл дверь, собираясь принять предложение медсестры.
  - Нет, - сказал он, глядя в глубь палаты. - Не надо.
  И зашел внутрь прежде, чем в нее успела заглянуть медсестра.
  Сначала ему показалось, что Алексей просто расслабленно сидел в кресле, раскинув руки, но теперь он заметил, что конец пластиковой трубки, раньше крепившийся к капельнице, теперь тянется к вене Алексея.
  - Что ты делаешь? - Антон опустился на стул.
  Он не стал спрашивать, как Алексей тут оказался. И без того понимал, что тот мог проскользнуть незамеченным где угодно.
  - Спасаю его, - Алексей посмотрел на Антона из-под полуприкрытых век. Очки его выглядывали из нагрудного кармана рубашки. На плечи он накинул водолазку Марика.
  - Кто ты?
  Алексей смерил Антона взглядом, решая, достоин ли тот ответа. Потом посмотрел на Марика. Видимо, счел, что, раз Марик был к нему привязан, то можно и поделиться тайной.
  - Больше, чем человек. С такой далекой планеты, до которой вы все еще не долетели. И вряд ли когда долетите.
  Алексей опять скосил глаза на Марика. Антон испытал острое желание снять бинты с его головы, будто все это было бутафорией, и под слоями ткани крылось лицо Марика - такое же идеальное, как и всегда, без единой царапины.
  Тот мар прекрасно просчитал их. Разобрался в психологии Искателей, не будучи с ними знакомым. Видишь оружие - схвати и стреляй. И специально забил ствол, чтобы пистолет взорвался при попытке спустить курок. Как, должно быть, он веселился, когда проделывал это, и как надеялся, что один из Искателей воплотит его замысел в жизнь. И он не прогадал. Марик поступил именно так, как того хотел мар. Жаль, что Антон не смог сдержаться и убил его сразу же. Лучше бы он ответил перед законом и отплатил за свой поступок сполна.
  - Ты услышал, как я тебя звал? - спросил Антон.
  - Я посмотрел новости, - лениво ответил Алексей.
  Он был непривычно молчалив. Это угнетало еще больше.
  - Я думал, ты подсунул ему свой "жучок", как Жене.
  - Может, и подсунул... Спи, Антон. Я прослежу, чтобы он был живым к твоему пробуждению.
  - Ты останешься?
  После слов Алексея Антон действительно почувствовал, что хочет спать. Точнее, вспомнил - до этого он просто забыл о потребностях организма. Бутылка воды все еще была у него в руках, и он сделал несколько глотков.
  Потом скрестил руки на груди, прислонился к стене затылком и закрыл глаза. Всего на пару минут, чтобы передохнуть.
  А когда он их открыл, то за окном снова было светло, в капельнице вместо крови уже была прозрачная жидкость, а Алексей исчез, словно его здесь и не было.
  Черная водолазка тоже пропала.
  Антон быстро коснулся запястья Марика - едва теплого, и несколько долгих мгновений никак не мог нащупать пульс. Но наконец под пальцами что-то дрогнуло, и Антон выдохнул: сердце Марика перегоняло кровь. Теперь уже не только его, но и Алексея... Вопреки прогнозам врача, Марик был жив. Его недолгое знакомство с человеком с далекой планеты принесло свои плоды, и Антон впервые за долгое время поблагодарил небеса - он уже почти отвык обращаться к ним, пустым и холодным, но сейчас он приносил благодарность всему на свете. Мужчина, которого он знал всю жизнь, с которым ссорился многие годы подряд, продолжал дышать, и Антон чувствовал облегчение, ни с чем не сравнимое.
  Он встал, размял плечи, походил по палате. Спина ныла из-за неудобного положения, в котором он пребывал во сне, голова гудела от напряжения и нехватки кислорода. Антон поднял жалюзи, выглянул в окно и попытался его открыть, но рама была запаяна намертво. Он прислонился лбом к прохладному стеклу.
  По ту сторону окна шел снег. Большие пышные хлопья падали, устилая землю, и люди порой останавливались, чтобы запрокинуть голову и подставить ладони под снежок, больше похожий на комочки ваты. Вдалеке на чьей-то крыше (наверняка магазин) виднелась елка, сверкающая разноцветными огнями. Все ждали праздника. Выходных. Отдыха.
  За спиной послышался стон.
  Антон мгновенно обернулся, опустился перед постелью на колени, чтобы находиться с лицом Марика на одном уровне.
  - Пить... - невнятно сказал тот. За повязками едва угадывалось движение губ.
  - Сейчас. Сейчас... - Антон торопливо обошел кровать кругом, поднял бутылку воды (на дне осталось всего ничего) и, открутив крышку, прижал горлышко к губам Марика. Он осторожно наклонил бутылку, не уверенный, что не убьет сейчас друга вместо того, чтобы утолить его жажду.
  И его опасения оправдались: Марик закашлялся. Антон бросил бутылку в сторону.
  - Не двигайся, - взмолился он, осторожно удерживая Марика от попытки встать. Антон положил ладонь ему на грудь, чтобы Марик не вздумал забиться в судорогах, обернулся и крикнул: - Сестра! Кто-нибудь!
  Марик застонал.
  - Мария, я так хочу умереть, - прошелестел он. - Не ори. Антон?
  - Да, - Антон сжал его ладонь. - Я здесь.
  - Почему я ничего не вижу? - Марик опять закашлялся. Кашель явно царапал ему горло, Марик пытался его сдержать, но тот лишь больше расходился.
  - Бинты, должно быть, сползли... - Антон замер. Он уже слышал приближающиеся шаги. Марик что, не помнит, как он?.. - Пистолет в твоей руке взорвался, и...
  Марик странно всхлипнул - то ли хотел зарыдать, то ли, что вероятнее, переживал очередной болезненный эпизод першения в горле и старался его унять. А потом звуки прекратились. Антон сильнее стиснул ладонь Марика, рискуя переломать ему пальцы, и напряженно спросил:
  - Марик? Не вздумай опять сдохнуть. Я тебе больше не поверю. Марик. Марик! - рявкнул он и едва не схватил его за плечи и не начал трясти.
  К счастью, в палату уже влетела медсестра и врач следом за ней. Незаметно помещение наполнилось людьми, Антона оттеснили к дверям. Одна из девушек и вовсе вытолкнула его со словами, чтобы он не мешал. Он тупо стоял перед запертой дверью и слушал, как твердый мужской голос командует, требуя то апомифин, то еще что-то... И непрестанно думал, что это может быть третья клиническая смерть, и на этот раз никакой Алексей не прилетит ночью, чтобы влить в Марика свою чудодейственную кровь. А еще этот короткий разговор, это минутное включение сознания могло быть не намеком на улучшение и скорую поправку, а последним рывком организма в сражении за жизнь перед тем, как проиграть и уйти в бесконечную тьму.
  Прошла целая вечность. Дверь в палату наконец открылась. Марика вывозили на каталке.
  - Что с ним? - Антон схватил врача за отворот халата.
  Врач сверкнул улыбкой:
  - Поразительно, но жив, даже дышать сам стал. Организм ослаблен, и начался гипотонический криз, но сейчас все пошло на лад. Мы последим за ним этот день, а дальше посмотрим, - деловито сообщил врач. Антон шел за ним. Медсестры катили Марика по коридору к лифту.
  Этот доктор, без сомнения, считал, что Марик выжил благодаря ему. Антон не знал, насколько велик вклад Алексея в чудесное исцеление, но был уверен, что без него ничего бы не вышло, и к утру он остался бы наедине с окоченевшим трупом. Антон спросил:
  - Мне можно с ним остаться?
  Они остановились возле лифта. Врач кивнул медсестрам, чтобы они завозили Марика внутрь, а сам остался.
  - Господин Медный, - мягко сказал он, - это совершенно ни к чему. Отправляйтесь домой. Примите душ, как следует позавтракайте и отдохните. Приведите нервы в порядок. Возвращайтесь вечером, или даже завтра - уверяю, пациент не сбежит за это время.
  - А если он очнется? - уцепился Антон за последнюю тревожащую мысль, хотя все его тело мечтало об отдыхе и еде. - Он придет в себя и спросит, что с его лицом.
  Врач склонил голову набок и расплылся в обезоруживающей улыбке. Должно быть, она действовала на взбалмошных родственников, но Антона она не успокоила.
  - Проблема шрамов легко решаема. Если Роскосмос возьмет на себя расходы, то через месяц господин Павор выйдет отсюда без единой царапинки, и даже не вспомнит, что когда-то получил множественные ожоги и раны.
  - Вы не понимаете, - Антон бросил взгляд на лифт. Тот уже оставил Марика с медсестрами на седьмом этаже и спускался обратно. - Его внешность... он всегда ею дорожил. Он очнется и будет в отчаянии.
  - На этот случай у нас в арсенале есть мощные седативы, - врач похлопал его по плечу. Двери лифта с мелодичным звоном открылись. - Меня зовут Григорий Валко, найдите мое имя на сайте. Там указан телефон. Можете звонить по нему в любое время, мои люди будут держать вас в курсе состояния господина Павора. А теперь возвращайтесь домой и ни о чем не думайте.
  Григорий ловко ускользнул от Антона, и его пальцы сомкнулись в воздухе вместо плеча врача.
  Антон из чистого упрямства хотел последовать за ним и следить за Мариком, пока тот не очнется. Но потом поразмыслил и решил послушать совета. Он вернется в штаб, приведет себя в порядок и приедет в больницу после обеда. Заодно успеет продумать речь, которую скажет Марику, когда тот обнаружит, что тот лишился своего главного козыря.
  Антону и самому было не по себе. Красота Марика была незыблемой константой. Теперь она исчезла. Может быть, это было страшнее смерти: Марик мог лишить себя жизни запросто, но никогда бы не порезал острой бритвой себе лицо.
  
  ***
  
  Выйдя на улицу, Антон глотнул свежего воздуха и подставил лицо падающим хлопьям снега. Немного так постояв, он почувствовал себя значительно лучше и направился к серебристой машине - водитель сменился, но номера были прежними. Люди из Роскосмоса ждали, пока он вернется. Неудивительно. После произошедшего он бы приставил постоянную охрану к единственному оставшемуся свидетелю... Ах да, ему же и так выдавали телохранителей, и он дважды от них уходил, а на третий раз они крупно облажались. Антон постучал по стеклу двери со стороны пассажирского сиденья. Водитель встрепенулся и разблокировал замки.
  Сев внутрь, Антон спросил первым, пресекая все расспросы:
  - Где Евгений?
  Его удивляло, что Женя не появился ни вчера, ни сегодня, и даже не попытался выйти на связь.
  - Скрылся, - мрачно ответил водитель и завел мотор. На заднем сиденье валялись картонные упаковки от еды из соседней забегаловки, а в подстаканнике стоял недопитый кофе. - Уехал, сказав, что у него все под контролем, и отключил все телефоны. Понятия не имею, где он.
  - С ним все в порядке? - волнение коснулось Антона. Какие у маров могут быть претензии к Жене? А нужен ли им вообще повод, чтобы напасть?..
  - Руководство не хватилось его. Видимо, он согласовал с ними свое исчезновение. Нашел время, - буркнул водитель.
  Антон искоса посмотрел на него.
  - Не выспался?
  - Да выспался! - неожиданно рявкнул водитель. - В голове не укладывается, что допустили, чтобы этот ублюдок просто сел рядом и ножом его пырнул! Если б я был там, я бы первым делом все двери заблокировал, а теперь... теперь поздно, - водитель резко крутанул руль, закладывая крутой поворот.
  Антон удивился. Мужчина переживал и реагировал так эмоционально, словно Марик был его другом.
  - Люди гибнут, - продолжил водитель, - калечатся. И что мы получим в итоге? Женя потеряет все, вы осядете здесь, никому не нужные, а нелюди будут насмехаться и радоваться, что избавились от экспансии землян. А все из-за наших законов, понимаешь? Мы согласились принять межзвездные стандарты - нельзя заселять планеты с развивающейся жизнью...
  - А если бы вы их не приняли, вас бы в космос не пустили.
  Водитель сник.
  - Нас бы разбомбили тогда. Нечестно это, Антон. Кто-то живет тысячи лет. Кто-то избороздил всю вселенную. А мы только выбрались, и нас тут же загоняют в угол. Космос - бесконечен, а мы жмемся, теснимся, как в желудках рыб...
  Они остановились возле штаба.
  - Вы заходите как-нибудь, - предложил Антон. - Когда все утрясется. Посидим, поболтаем.
  Водитель посмотрел на него и усмехнулся. Видимо, не поверил, что Антон всерьез предлагает ему, простому наемному рабочему, даже без права допуска в штаб, зайти в гости. Антон пожал плечами и вышел из автомобиля. Его уже ждали у входа. Может, тоже с плохими вестями? Скажут, что Женю убили, Принца изловили и уничтожили, и он волен отправляться на все четыре стороны...
  Он бы не против. Сбежать, забыть обо всем. Прихватить с собой Эону. Да только он приносит несчастья, и ей жизнь разрушит. Марик знал, как уйти от проблем, знал еще в шестнадцать лет, когда сел на пол в общей душевой и вскрыл себе вены. Не самый плохой способ, и достаточно эффективный, если не найдется горе-спаситель, который, не вникнув во все мотивы и предпосылки, потащит в больничное крыло.
  Нет. Антон принял бы смерть от чужой руки, если бы посчитал это справедливым. Но сам бы никогда не смог лишить себя жизни. Признак слабости это или силы? Ответа не было. Скорее, это просто выбор. Его делаешь вне зависимости от стоицизма. И сейчас нужно собрать волю в кулак и продолжить существовать, тянуть на себе вожжи, тащить плуг. Все бесполезно, и земля неплодородная, но это лучший выход из имеющихся.
  И самый простой.
  Что ни говори, но продолжать в том же духе, когда стоишь на перепутье, - самое легкое решение.
  Антон махнул рукой двум встречающим его.
  Он ожидал чего угодно, но его обняли, и все, мимо кого он проходил, обнимали его, хлопали по плечам и спине, одобряли, говорили - мужик, ты молодец, ты держался, - но он не понял, почему они так гордятся им.
  Когда он поднялся к своей комнате, он все же обернулся и спросил:
  - Почему вы так встречаете меня? - на него смотрели четыре техника, которые в обычное время с ним даже не здоровались. - Я что-то сделал?
  Они переглянулись друг с другом. Тот, что был за старшего, взял слово:
  - Мы думали, что вы с Мариком друг друга не перевариваете. - Антон кивнул, отчасти соглашаясь с ним. - И попрощались с ним вчера. Думали, все... А вы вытащили его, - техник улыбнулся. - Это правильно. Нужно уметь переступить через вражду в определенные моменты. Так и поступают у нас, на Земле. Сегодня бьем друг другу морды, а завтра закрываем грудью.
  - Я ничего не сделал, - Антон качнул головой. - Просто просидел с ним всю ночь. Он сам выкарабкался. Чем он вам так полюбился? - Антон отчаянно не понимал, почему люди были привязаны к Марику. Почему сожалели о нем.
  Техник, говоривший с ним, пожал плечами. Они разошлись, оставив Антона в одиночестве.
  На Сфере все было по-другому, подумал он, заходя в свою комнату. Снимая на ходу одежду, он думал, что на Сфере уважали его, а Марика всегда недолюбливали, сторонились. Марик вел себя здесь так же, как и всенда, - язвил, издевался, а обитатели штаба переживали о нем. Заходя в душ, Антон вспомнил, что ни разу ни с кем здесь не поздоровался и не заговорил. Жил по маршруту комната - столовая - спортзал - комната. Не узнал ничьего имени. В то время, что он был затворником, Марик слонялся по зданию. Видимо, болтал с людьми. Может, даже дружелюбно.
  И может, он только пытается казаться злым и вредным до крайности, казаться нелюбимым и язвительным, а на деле не так уж плох.
  Да вот поздно об этом думать, когда Марик лежит на больничной койке с ранением, которое имеет все шансы переменить его личность навсегда. Антон действительно боялся, что вместе с красотой Марик потеряет важную часть самого себя и изменится необратимо.
  Спустя четыре часа Антон вновь обнаружил себя в больнице. Недосып был ни при чем, сознание меркло от мыслей о том, что все катится в трамтарарам, и он ничего не может сделать. Когда-то он тешил себя иллюзией, что в силах что-то изменить, что он способен поменять ход событий, а теперь перед ним встало ясное понимание: он бессилен. Он крупинка в море. Он не может уберечь от предательства и смерти тех, кто рядом с ним, чего говорить о целой планете? Стоит к этому добавить, что он еще утопил и Землю.
  Антон узнал, в какую палату перевели Марика и поднялся к нему, не взирая на протесты девушки за стойкой регистрации - она утверждала, что посещения разрешены с четырех вечера. Антон вспомнил имя врача и с ноткой злорадства посоветовал:
  - Свяжитесь с Григорием Валко. Он мне разрешил хоть поселиться тут.
  И пока девушка действительно пыталась выйти на связь с Григорием, Антон быстро проскользнул в лифт. Он был один в жестяной коробке. Он поймал себя на мысли, что отсутствие пространства и подъем все выше его не пугает, хотя в его прошлой жизни он не встречался с лифтами. Но они вошли в его жизнь легко, непринужденно. Во многом благодаря книгам, в которых неизменно присутствовали многие атрибуты земной жизни. Они не устарели даже несмотря на то, что литература, присланная на Сферу, отставала от реальности на век-другой.
  Антон нашел палату Марика, кивнул медсестре, дежурившей на посту (похоже, ее предупредили, что он будет здесь шататься, и она не стала препятствовать его визиту), и скрылся за дверью. На голове Марика по-прежнему были бинты, но капельница больше не тянулась к нему своим тонким и длинным щупальцем, а грудь Марика мерно вздымалась.
  - Кто? - слабым голосом спросил Марик.
  - Это я, - Антон сел возле его постели на стул. - Я.
  Он на мгновение сжал ладонь Марика, приветствуя его.
  - Меня размазало, - выдохнул Марик. - Вообще...
  - Они обещали залить тебя до макушки седативами, - улыбнувшись протяжным интонациям Марика, Антон оглядел палату.
  Она была немного больше прошлой, и на стене напротив постели висела плазма. Маленькое окно не открывалось, но по палате тянуло свежим воздухом. Антон заметил в углу вентиляционную решетку. Из нее и дуло. Он машинально натянул одеяло Марику до горла. Не хватало ему еще простудиться.
  - Возьми меня за руку, - прошептал Марик. - Я ничего не чувствую. Ничего. Ни пальцев... ни груди... ни ног.
  - Я скажу медсестре, - встревожился Антон. Помедлив, он опять сжал ладонь Марика. Тот мягко, почти ненавязчиво переплел с ним пальцы, они скользнули, словно измазанные маслом, и Антон опять подумал о щупальцах.
  Его самого словно сжимал в тисках огромный осьминог, и воздуха не хватало.
  - Я уже жаловался. Сказали, просто передозировка лекарств. Это даже хорошо.
  - Прости меня, - выдавил Антон. Он обхватил ладонь Марика обеими руками и прижал ее ко лбу. - Прости.
  - За что? - голос Марика почти не было слышно.
  - Если бы... если бы я не потащил тебя в эту часовню, то ничего бы не случилось. Ты здесь из-за меня. Все это должно было случиться со мной.
  Глаза горели и были катастрофически сухими, но Антон не мог заставить себя сомкнуть веки, будто они оцарапали бы мягкое глазное яблоко и стерли его в порошок. Он смотрел перед собой, взгляд утыкался в кажущиеся с такого близкого расстояния расплывчатые руки - его и Марика.
  - Я бы не отпустил тебя одного, - Марик ощутимо вздрогнул - и вряд ли от холода, подумалось Антону. Точно не от холода.
  - Я должен был послушать тебя и успокоиться. Остаться в отеле. А я вместо того закусил удила. Я тогда решил, что сломаю тебя и прогну, но заставлю идти со мной.
  Марик легонько толкнул его в лоб костяшками ладони. Словно очнувшись, Антон медленно опустил руки и освободил его ладонь. Марик пару раз сжал и разжал кулак - не полностью, лишь двинул пальцами, пытаясь их согнуть, но так и не смог дойти до конца.
  - Тебе не было нужды заставлять меня, Антон. Не нужно было просить. Промолчи - и я бы все понял по твоим сжатым губам и пошел за тобой.
  Марик глубоко вдохнул и растекся по постели, словно эти несколько фраз вымотали его. Может, так оно и было. Антон не спускал с него взгляда. Некоторое время они молчали. Потом Марик спросил:
  - Что со мной? Мне говорили про клиническую смерть, но ни слова про голову. Я помню, как схватил пистолет... как лежал на заднем сиденье и сгорал от боли... и очнулся уже здесь, в этой палате.
  - Ты не помнишь? - осторожно поинтересовался Антон. В голове зазвучали слова Григория Валко - достаточно только заплатить, и Марику вернут прежнюю внешность. Сглотнув, Антон сказал: - Просто царапины. Они боятся, что занесут заразу, и поэтому забинтовали. Не до них сейчас. Бинты снимут, немного обработают, и все заживет.
  - Да?.. - растерянно отозвался Марик. Антон замер. Сейчас Марик поймет, что он соврал, и разразится криками или слезами, ударит его или отключится, и все приборы запищат - никогда не знаешь, чего от него ожидать. - Оно не болит... Я так и подумал, - он явно все еще колебался, но его ощущения говорили в пользу доводов Антона, и Антон с облегчением выдохнул.
  Марик ему поверил. На волне откровенности, чтобы хоть как-то компенсировать вопиющую ложь, Антон сказал:
  - Отец нас с самого раннего возраста собирал и говорил, чтобы мы не смели бить тебя в лицо. Запугивал и говорил, что Марик - особенный, не то что ты, курносый, или ты, квадратноголовый... - он усмехнулся. - И собирал нас регулярно лет до тринадцати, пока не убедился, что мы его поняли и приказа не нарушим. Он дорожил тобой, Марик.
  Марик тихо рассмеялся.
  - Это мой худший кошмар, - тихо сказал он. - Я всегда опасался, что отец запретил вам портить мне лицо. Это проклятие, дорогой, и оно стало причиной моего отчуждения.
  Видимо, морок от лекарств потихоньку проходил. Речь Марика становилась все более ясной, и он словно выныривал из вязкого болота, в котором дрейфовал, пока лежал в этой комнате в одиночестве, без сна и без возможности спросить, что с ним.
  - Отец однажды обнял меня, - надломлено произнес Марик. Антон навострил уши и склонился ниже, чтобы лучше слышать. Марик, почувствовав это, или увидев сквозь прорези в бинтах, рывком поднял руку и положил ее на шею Антону, притягивая его ближе. Он зашептал: - Он обнял меня, Антон, когда я пришел в себя после... после неудачной попытки. - Антон будто воочию увидел оскал Марика. Едва ли тот он сейчас мог такой изобразить, но Антон знал, что Марик именно так бы и сделал. - И я в тот миг сломался. Я и так был слабым, а тут еще и проявление любви, которой мы все от него добивались... Теперь я понимаю, что это был расчет. Голый расчет. После того момента я стал ему безгранично предан. Больше, чем когда-либо. А он всего лишь сделал вид, что любит меня. Привязал фальшивой заботой и теплом. Это так просто, Антон... Создать Искателя и заставить его служить.
  Рука Марика соскользнула вниз и безвольно упала на одеяло. Антон неторопливо выпрямился. Ему тоже было, что сказать о воспитании Искателей. О том, какими податливыми они становились в руках старших. О том, сколько ошибок наделали, не сумев вырваться из охвативших их пут лжи.
  - Может, Принц прав... - Марик, устав, снова едва говорил. Его клонило в сон. - Надо тоже предать это все, и будем квиты. И будем вольны поступать со своей жизнью так, как заблагорассудится...
  - Я уже не знаю. Я больше ничего не знаю, - признался Антон, и это действительно было так. Цели уже не разглядеть за горизонтом, не понять, к чему стремишься. Все окрашено в черное и красное. Просвета нет. - Спи. Тебе нужно набираться сил.
  - Останься, - пробормотал Марик. - Тогда посплю.
  - Я буду здесь, когда ты проснешься, - пообещал Антон.
  Марик постепенно соскользнул в дрему, а затем и в глухой сон без сновидений. Антон снова коснулся его руки, проверяя пульс, и расслабился. Все в порядке. Марик выкарабкается и будет и дальше портить ему нервы. Осталось вернуть Принца и убедить себя, что это для его же блага.
  Дверь палаты тихонько открылась, и внутрь заглянула медсестра. Прижимая к груди смарт, она бросила взгляд на Марика, проверяя, как он, и посмотрела на Антона.
  - Господин Медный, - шепотом сказала она, - звонят из Института нейронаук и психических болезней. Они сперва пытались связаться с вашим куратором, но не дозвонились, поэтому нашли вас.
  Больница Эоны. Она говорит про больницу Эону.
  - Что случилось? - Антон торопливо вышел из палаты вместе с медсестрой. - Говорите же.
  - Все хорошо, - она улыбнулась. - Сегодня день выписки Эоны Ллуэлин, и ее лечащий врач рассчитывает, что вы поможете ей добраться до дома. Она ждет вас.
  - Еду, - Антон кивнул и почти уже сделал шаг в сторону лифта, как обернулся. Его вновь кольнуло чувство вины, но он убедил себя, что Марик все равно ничего не соображает из-за лекарств и не так уж нуждается в компании. - Не говорите ему, что его лицо... - Антон запнулся. - Постарайтесь пока молчать.
  - Завтра ему все равно снимут бинты, - девушка разом превратилась из улыбчивой милашки в строгую медсестру. - Он сам увидит.
  - Во сколько? - Антон глянул в сторону лифта. В ногах скопилось возбуждение, хотелось уже бежать, но он должен был узнать, иначе... иначе Марик может найти способ выброситься из окна, даже если то не открывается.
  - Обход запланирован на десять...
  - В девять я буду тут, - Антон попятился к лифту спиной и договорил на ходу: - Без меня ничего не начинайте!
  Он вбежал в лифт и выдохнул. Завтра ему придется вытерпеть истерику Марика и привести его в чувство. Или удержать от суицида. Кто его знает.
  Но эти путаные мысли быстро затмила одна-единственная: Эона выписывается из больницы. Хоть кого-то из них Земля не лишила здоровья или рассудка, а наоборот, исцелила. И за это Землю можно было любить.
  До больницы добирались долго - застряли в пробке. Антон постукивал пальцами по колену. Мысли метались от Эоны к Марику, от Жени к Принцу. Он пытался подсчитать, каковы потери в самом худшем варианте развития событий. Марик будет деморализован, когда увидит шрамы, но если он ничего с собой не сделает в тот же миг (а Антон будет рядом и позаботится об этом), то с ним все будет в порядке. Вряд ли они могут рассчитывать на компенсацию от Роскосмоса по полному праву - все-таки Антон сам сошелся в конфликте с марами, и они отомстили ему за действия, от которых приставленная охрана пыталась его удержать. Но они не откажут. Антон повторял, убеждал самого себя, что они не откажут. Молчание Жени его напрягало немного меньше, но нет-нет, да и закрадывалось сомнение: действительно ли у их землянина появились неотложные дела, или он лежит с простреленной головой? И еще больше Антон боялся за Принца. Смена стороны чревата последствиями, даже если он будет верен марам до конца. Они - сумасшедшие. Им ничего не стоит ритуально спалить его и провозгласить ад на земле, в пламени которого самым первым сгорит рогатый.
  Все его опасения и страхи как рукой стерло, когда Антон зашел в больницу и увидел в вестибюле на диване Эону. Волосы были забраны в небрежную косу, на плечах висела куртка, великоватая ей по размеру. Эона равнодушно смотрела на экран плазмы перед ней, но ее бесстрастное лицо уже не напоминало то, которое Антон видел на Сфере. Нет, теперь и в моменты покоя Эона оставалась самой собой.
  Голос на мгновение пропал. Антон откашлялся, приближаясь к ней, и позвал ее по имени. Эона мигом обернулась и просияла улыбкой. Она вскочила на ноги, порывисто обняла Антона. Он вдохнул запах ее волос и прижал ее к себе крепче. Приветствие затягивалось. Эона с легким смущением отстранилась. Она взяла было сумку, стоявшую на полу, но Антон галантно понес маленький легкий саквояж сам. Он не мог найти слов, кроме поздравлений с выпиской, и Эона, похоже, испытывала те же затруднения. Чтобы не тревожить ее напряженным молчанием, Антон открыл перед ней заднюю дверь автомобиля, а сам сел на переднее сиденье.
  По пути он кое-что вспомнил и обернулся к Эоне:
  - Принц не связывался с тобой?
  Она покачала головой. Антон уже почти отвернулся обратно, как Эона спросила:
  - Он заодно с марами, Антон? С теми, кто напал на нас в первый день на Земле?
  В ее круглых глазах стояла тревога. Антон кивнул. Эона тоже кивнула, но своим мыслям. Вряд ли ей требовалось его подтверждение. Она и так уже обо всем догадалась. Разочарования в ней не было - либо она не понимала, насколько серьезен проступок Принца, либо уже привыкла к осознанию, что он больше не на их стороне.
  Они доехали до штаба. Антон взял Эону за руку, в другой руке он нес ее сумку, и неожиданно все стало проще. Вот она, вот девушка, которую он должен защищать. Сейчас ей ничего не угрожает. И он позаботится, чтобы так было и впредь. Их без проблем пропустили внутрь. Эона здоровалась со всеми со смущенной улыбкой - люди опять высыпали в холл, разглядывая новую посетительницу. На Антона кидали заинтересованные взгляды. Некоторые - неодобрительные; видимо, потому что он бросил Марика в больнице одного. Иные - скользкие, с пошлой ухмылкой, явно намекая, что между ним и Эоной что-то есть, и Антону стоило немалых сил просто пройти мимо, а не припереть всех наглецов к стенке и рявкнуть, чтобы они уткнулись в пол и держали свои домыслы при себе.
  Один из ребят проводил их до комнаты Эоны - соседней с Антоном - и принес комплект постельного белья и полотенец.
  - Поможешь? - спросила Эона у Антона, глядя на него снизу вверх.
  Он, на миг растерявшись, кивнул. С чем помочь? На корабле Принц помогал ей принимать водные процедуры, но теперь ей это ни к чему. Разве что она хотела соблазнить его... Впрочем, эту догадку Антон отмел сразу. Не поверил, что Эона стала бы так поступать. Но все же...
  Помощь оказалась нужна в заправке белья. Эона призналась, что больше всего на свете хочет смыть с себя больничный запах. Хотя у нее там и был личный душ и мыло в избытке, ей все равно не терпелось избавиться даже от призрачного присутствия больничной койки. Антон понимал ее. Эона, в последний раз глянув на него, взяла полотенце и скрылась за дверью ванной комнаты.
  Он, не торопясь, заправил ее кровать. Устала ли она? Голодна ли? Может, дождаться ее здесь? Он попытался вспомнить, брала ли Эона с собой в ванную чистую одежду, и так и не вспомнил. Он смутит ее, если она выйдет обнаженной. У него была любовница на короткий срок, которая всегда покидала душ голой, и ему это нравилось. С любой другой девушкой он бы не упустил возможности проверить, какой она появится, но Эона... Эона что-то значила для него. В последний раз глянув на дверь ванной, за которой шумела вода, Антон тихо притворил дверь (замок щелкнул, отрезая от него возможность вновь попасть в комнату Эоны) и ушел к себе.
  Он стянул свитер через голову и остался в футболке. Самое время было вернуться к Марику и сдержать обещанное слово - быть рядом, когда он вновь очнется. Антон зашел в ванную, придирчиво посмотрел на себя. Зарос рыжеватой щетиной. Выглядит неопрятно. Под глазами - тени. Ругнувшись себе под нос, Антон включил воду. Бреясь, он думал, что он любым выглядит ослепительно для кого угодно, но вдруг Эона сочтет его недостаточно привлекательным? Нет, он не рассчитывает ни на что, ни в коем случае, ей всего семнадцать лет... И она такая хрупкая, что он может сломать ее. И она такая красивая.
  Антон плеснул водой в лицо. Все в порядке. Он подождет, как Эона закончит, и спустится вместе с ней в столовую. А потом уедет в больницу к Марику. Подальше от искушения.
  Искушение пришло к нему само. Эона постучала в дверь - он понял, что это она, по деликатности стука, так бы не стал к нему проситься ни один из местных мужиков. Ничего не оставалось, кроме как открыть.
  Она стояла на пороге в белой сорочке, заканчивающейся чуть выше колен, с едва мокрыми после душа волосами, и Антон не смог отказать - сделал шаг назад, приглашая Эону к себе, хотя не собирался оказываться с ней в одной комнате наедине.
  Эона закрыла дверь и, встав на цыпочки, обхватила ладонями лицо Антона и поцеловала его в губы. Все произошло без единого слова, будто они и так понимали, для чего происходит эта встреча - а может, и действительно знали, что не смогут убежать друг от друга.
  Антон обнял ее за осиную талию, дотронулся до спины, где выступали лопатки. Мягкие губы Эоны свели его с ума. Свели давно, пусть он и пытался сопротивляться своему влечению, своей резко вспыхнувшей мании, и лишь сейчас он получил шанс к ним прикоснуться. Эона прижалась ближе, и под ее тонкой сорочкой чувствовалось все: упругая выпуклость маленькой груди, биение сердца, вытянувшееся в струну тело. Все заходило слишком далеко. Антон, с трудом переборов себя, отстранил Эону, взяв за плечи. Она вскинула на него взгляд - не обиженный, нет. Испуганный.
  - Прости, - выдохнул Антон. - Мне нужно...
  - Это ты прости, - Эона прижала ладони к горящим щекам. - Я думала... о, небеса, я так ошиблась, - она мотнула головой. - Я думала, что ты тоже что-то чувствуешь, а во мне жила эта любовь словно с самого первого дня, мне так стыдно! - она не кричала, а наоборот, понижала голос с каждым словом, и это ставило в тупик.
  Антон привык к визгу, потоку слез, обвинению... Эона часто и поверхностно дышала, ее лицо покраснело, а глаза бегали.
  - Прости, я все не так поняла, - скороговоркой добавила она, пока Антон, как зачарованный, смотрел на нее. - Я так и знала, что эта болезнь все исказит...
  - Нет, - Антон взял ее за руку. - Она ничего не исказила. Ты поняла все верно.
  Эона с недоверием смотрела на него. Ей было проще принять отказ, проще уйти - он видел это в ее глазах, чувствовал, и то же самое мог бы сказать про себя. Нужно совершить маневр уклонения, пока не поздно, и оставить между ними все, как есть. Отношения с любимыми - не для него. Она - сама чистота, а он замарывает ее белую рубашку своими алыми по локоть руками.
  - Тогда почему ты прогоняешь меня? - тихо спросила Эона. - Скажи, я пойму. Мне надо знать.
  - Мне нужно... - Антон запнулся. Взгляд Эоны не отпускал его. В груди колотилось сердце, и его бы он еще вытерпел, но сильное, сводящее с ума желание, такое, какого он не чувствовал уже много лет, заставляло забыть обо всем. И на мгновение ему стало страшно: неужели это - любовь? Он однажды познакомился с ней, когда была жива Лайла, еще одна самоубийца из его коллекции, и потом лишь жалел об этом. - Я не прогоняю, - бросил он и подхватил Эону на руки.
  Она плавно скрестила ноги на его талии. Теперь она оказалась выше него, и уже Антону приходилось запрокидывать голову, чтобы ее целовать. И в нем проснулось забытое, похороненное чувство: сумасшедшая нежность. Он ласкал Эону, как будто мог ранить неловким движением, касался ее едва ли не кончиками пальцев, и в голове звенело - это ее первый раз, веди себя достойно...
  Сложно было дать самому себе оценку - оплошал он или нет. Но Эона обнимала его, устроив голову на груди, и улыбалась, и это, наверно, служило точным знаком, что он сделал все правильно и не разочаровал ее. Ее тонкие пальчики скользили по обнаженному животу Антона, почти щекотно, но все равно возбуждающе, и он гладил ее в ответ по спине, путался в локонах волос и целовал. Они выбрались из номера только к ночи, когда интенсивность света была сведена к минимуму, и встречающиеся по пути красные лампы тревожно извещали, что это не отель, а правительственный объект - не самое подходящее место для прогулок. Сжимая ладонь Эоны в своей, Антон повел ее на кухню в обход столовой - есть хотелось зверски. Хихикая, они украли несколько пачек печенья и сока и с топотом побежали наверх, обратно в постель.
  С Эоной было так легко, так беззаботно, как никогда не было.
  
  ***
  
  Марик проснулся от холода, прогрызшего его до самого позвоночника. Внутренности заледенели, пальцы превратились в камни, но это уже было что-то: раньше он их попросту не чувствовал. Проклятые лекарства уходили из его крови, и он снова мог ощущать себя цельным и пока что живым. Он повернул голову. Даже сквозь косые прорези, лишавшие почти всего поля зрения, он видел, что лежит в палате один. Марик не позволил даже коснуться себя надежде - надежде, что Антон просто вышел за водой или еще за чем... Нет, чудеса случаются единожды. Стоит быть благодарным, что Антон торчал рядом с ним первую ночь в больнице и даже зашел сегодня днем. Большего требовать от него не следует.
  Марик попытался принять сидячее положение. Его все еще штормило, голова досадно ныла, а от движений становилось больно весь живот - начиная от мышц и заканчивая внутренностями. Весь этот букет ощущений возвращал его в славное детство, когда он ходил избитым почти всю неделю, а как только синяки подживали, его опять отправляли на ринг колотить мальчишек.
  Он усмехнулся. Губы оцарапал слой бинта. Это так разозлило, что Марик взялся просунул под марлю пальцы и почти уже рванул ее, чтобы грубо снять, как от двери раздался голос:
  - Не советую этого делать.
  Он поднял взгляд. Понял, что сейчас как раз время вечернего обхода, и к нему нагрянул его врач. Григорий Валко в прошлую встречу так вдохновенно рассказывал, что спас Марика от повреждений, не совместимых с жизнью, что Марик даже запомнил его имя. А еще он подумал, что человек, уверенный в себе, не стал бы так яро убеждать его, что спасение Марика - исключительно его рук дело. Было здесь что-то еще, о чем Марик не догадывался. Но он узнает, обязательно узнает.
  - Я хочу снять это, - выплюнул Марик. - Почему я в бинтах?
  Валко неторопливо приблизился к нему.
  - Я планировал снять с вас бинты завтра. Сегодня вы еще нестабильны...
  - Боитесь, что опять попытаюсь сдохнуть? - Марик следил, как Валко натягивает перчатки.
  Он решил, что непременно добьется освобождения от бинтов сегодня же. В противном случае врачам придется привязать его к кровати, чтобы он не снял их самостоятельно. Впрочем, едва ли это удержит его. Он должен знать, что прячут от него. Он не привык ходить с замотанной мордой. Под бинтами, в конце концов, попросту жарко: разительный контраст между постоянным холодом из-за обезумевшей вентиляции, из которой дуло, как из самых глубин ледяного космоса, и пламенем, словно лижущим его лицо, был таким невыносимым, что и без того дурной характер Марика портился еще больше.
  Валко обиженно сказал:
  - Все показатели стабильны. У меня, конечно, процент летальных случаев и так мал, но на вас я потратил особенно много сил, с другим врачом вы бы вообще не выжили...
  - Снимайте бинты. В последний раз требую.
  Марик хотел сказать, что просит, но язык понесся вперед него. Он ожидал, что Валко найдет способ воспользоваться своей властью - заколет седативами до невменяемого состояния, или опять примется трепаться о своей огромной роли в выздоровлении Марика, но тот неожиданно согласился:
  - Хорошо. Я сейчас вернусь. Но знайте, что я снимаю с себя ответственность за дальнейшее, потому что вы сами потребовали изменить ход реабилитации.
  - Не вернетесь через пять минут - сдеру их сам. И вас обвиню, что не помешали мне.
  Марик неотрывно смотрел на Валко. Его посетило нехорошее предчувствие. А может, снятие бинтов действительно чревато заражением? Или еще чем-нибудь? Он не знал, что происходит с его лицом, но боли не чувствовал. Зуд, неприятная стянутость кожи - да, разумеется, и отвращение от того, что сальные волосы прижимались ко лбу, и прибавить к этому не чищенные зубы - о, у него был целый список причин отвращения к себе, и не забыть самое главное - его слабость, эту жалкую слабость. Но еще больше его убивало неведение.
  О порванной селезенке ему сказали сразу. О травме головы не обронили о слова.
  Валко вышел. Марик снова просунул палец под бинт, прорезанный напротив губ. Сами губы были в порядке - такие же пухлые, как и всегда. На подбородке - щетина и... Марик не понял. Он потер еще раз гладкую полоску, не понимая, что налипло на кожу. По ощущениям - как застывший лак, или глина... Так. Зубы все на месте. Марик бы не дождался Валко, промедли тот еще хоть минуту, но врач появился в палате, держа под мышкой зеркало.
  Марик постарался дышать спокойно, но что-то в четко отлаженном механизме сбилось, и ему стало недоставать воздуха. Он попытался воссоздать в памяти события двухдневной давности, вспомнить, что сделал... В голову приходили только люди, окружившие машину землянина, и подсевший к нему охранник, и резкая боль... И снова боль, боль, и ничего за ней. Сразу после этого он вспоминал, как жгло вены, мучительно выжигало его изнутри, но он не мог прорваться через черную пелену - видимо, был без сознания и бредил. И лишь потом короткий всплеск - Антон рядом, но не вспомнить, о чем говорили, а потом опять тишина, и после нее - врачи, медсестры, пустая болтовня.
  Валко опустился на стул и положил зеркало к себе на колени. Не дав Марику возможности взять его, врач склонился к нему, вынуждая опустить голову. Неторопливо снимая слой за слоем, Валко заговорил:
  - В ваших руках взорвался пистолет. Обо всем остальном вам расскажет следователь, который ведет ваше дело, но про пистолет я могу сказать. Из-за него вы и получили повреждения лица.
  - Пистолет...
  Марик начал вспоминать. Выходит, боль была не только из-за ножа в животе. И если у него в руках взорвался пистолет... Он сжал и разжал кулаки. Пальцы и ладони были целы. Только небольшой, уже почти заживший ожог на внутренней стороне правой ладони. Он и не заметил его толком. Весь удар пришелся на лицо. Желудок сжался из-за осознания, что ему предстоит увидеть.
  Валко разматывал бинты, а Марик старался контролировать дыхания. Полоса за полосой становилось легче - воспаленной кожи касался холодный воздух, и впервые Марик обрадовался стылости своей палаты.
  Последний слой спал. Марик потянулся к овальному зеркалу. Валко поймал его за запястье:
  - Не делайте преждевременных выводов. Все можно испра...
  - Отстаньте, - огрызнулся Марик, - я не полоумная девка, чтобы резать себе вены из-за сломанного ногтя.
  Но вообще-то, подумал он, именно таковой я и являюсь. И переломал все ногти по нескольку раз. А в этот раз все куда серьезнее: у меня испортился макияж.
  Валко отпустил его руку. Марик крепко взял зеркало с двух краев и поднял его на уровень лица. Руки подрагивали, словно две ночи лишили его всех сил.
  Сначала Марику показалось, что ему подсунули изуродованную фотографию. Он дотронулся до лица левой рукой, и изображение в зеркале сделало то же самое. Выходит, он действительно смотрел на себя, и... Его резко затошнило. Сглотнув, Марик подавил рвотный позыв.
  Его лицо стало ужасной маской. На подбородке, щеках и скулах, и на лбу засели глубокие шрамы, каждый из них был омерзительного светло-розового цвета, в белых перетяжках. Он насчитал девять уродств, одно на лбу, одно под губой, все остальные полосовали щеки, а край одного из них так близко подобрался к глазу, что еще немного - и Марик лишился бы зрения.
  Может, он бы смог это пережить. Может, он бы глубоко вдохнул и заставил себя смотреть в стену - гладкую, серую, не то что его обезображенное лицо. Но Валко опять принялся болтать:
  - Мы ускорили процесс заживления, вы знаете, как это работает?
  - Угу, - Марик его почти не слушал. Все внимание было приковано к его ставшей пожизненной маске.
  - Подождем неделю, и уберем все шрамы, пусть Роскосмос только даст знак - и мы начнем выращивать клетки на замену поврежденным...
  - Не надо, - Марик не узнал свой голос.
  Да что там голос - он и самого себя не узнавал...
  - Простите? - Валко, похоже, не понял, что Марик ответил. И он повторил:
  - Не надо.
  - Но почему? - изумился Валко. - Это не такая уж сложная процедура, нужно только немного времени на создание культуры, и вы будете как новенький. Забудете все, как страшный сон.
  - Не трогайте мое лицо, - прошипел Марик. Выражение его исказилось, и от проявляемых эмоций маска становилось еще уродливей, хотя ему казалось, что она и так была самым отвратительным слепком в мире.
  - Понимаю, вы в шоке, но...
  - НЕ ТРОГАЙТЕ МОЕ ГРЕБАННОЕ ЛИЦО! - заорал Марик.
  Он с швырнул зеркало в сторону. Он пролетело мимо головы Валко (он машинально уклонился и закрылся руками, не догадываясь, что это не помогло бы, захоти Марик действительно попасть в него) и разбилось о дверь.
  - Я пришлю к вам медсестру, - холодно сказал Валко, явно обиженный в лучших чувствах.
  - Не надо! Оставьте меня в покое! - рявкнул Марик. - Я о многом прошу? - он рывком сел и сбросил одеяло.
  - Куда вы? - напрягся Валко. В дверь уже стучали, беспокоясь из-за шума.
  - В туалет. Отлить. Помешаете - убью уткой, а я хороший убийца, очень хороший! - взвился Марик. Сбежать, быстрее, как можно дальше отсюда! Глотнуть воздуха и забиться куда-нибудь в угол, чтобы осознать, что все это происходит с ним.
  Одеяло запуталось вокруг его лодыжки, и он рухнул на пол при попытке встать.
  А, ему нечего терять... Марик приподнялся на ослабевших руках и со всей силы направил голову на встречу с полом.
  - На помощь! - крик Валко донесся как издалека.
  В ушах зазвенело. Из носа лилось теплое. Ага, он сломал его, наверняка сломал... Какая жалость, что здесь нет никого, кто раскроил бы ему череп и выбил оба глаза, а следом за ними и зубы! Он - олицетворение уродства, он - больше не тот человек, которым был, и он всегда придерживался одного правила: все или ничего. Но он начал забывать о своем принципе, и за это поплатился. Надо довести все до абсурда, и это будет правильно. Они зачем-то заживили ему открытые раны, он не просил об этом!
  Марик попытался еще раз удариться лицом о пол, но его схватили за локти, за плечи, за ноги. Он брыкался, стараясь вырваться, орал, угрожал (ни одного слова он не вспомнил на утро), а его все не отпускали, и он соскользнул в беспамятство, успев только подумать - опять укол, как бешеному зверю...
  Он очнулся ночью. Вот теперь лицо болело - отек расплывался от носа и даже, казалось, закрывал глаза. Марик со стоном положил ладони на закрытые веки. От резкого движения из катетера выскользнула игла капельницы. Голова кружилась. Нос почти не дышал, и Марик хватал воздух ртом. Он сел, в глазах потемнело, но на этот раз он действовал аккуратнее. Памятуя о ватных коленях, он осторожно слез с кровати. Ему неожиданно стал мешать катетер в вене - одно его присутствие выводило из себя, и Марик, отлепив слой пластыря, вырвал его и бросил прочь.
  Он подозревал, что дверь может оказаться запертой, но, видимо, врачи решили, что его убьют седативы на всю ночь. Несмотря на туман в голове, чувствовал себя Марик сносно. Он вышел из палаты и побрел по коридору. Он понятия не имел, где здесь туалет, но зов природы был уже нестерпимым. Марик прошел мимо поста медсестры. Она, до того сонно подпиравшая щеку кулаком, встрепенулась. Не обратив на нее внимания, Марик пошел дальше. Девушка побежала за ним.
  - Стойте... господин Павор! - она попыталась схватить Марика за руку, но он ловко ушел в сторону, не сбавляя шага. - Вам нельзя! - в отчаянии сказала медсестра. - Я вызову охрану!
  - Я всего лишь хочу посетить уборную, - Марик обернулся к ней. - В правильном направлении иду?
  - У вас в палате есть утка!
  - Да, и мочиться в нее - ни разу не унизительно, - язвительно отозвался Марик.
  - Я не имею права позволить вам одному разгуливать по больнице.
  - Но я не один, я с вами.
  С каждым словом разум прояснялся. Дышать становилось легче. Он восстанавливался - в медленном темпе, но, тем не менее, с каждым ударом сердца кровь текла быстрее, и он приходил в себя.
  - Вы должны были проспать до утра и не беспокоить меня, - нудела медсестра. - Я ведь правда охрану позову!
  - Можете возвращаться на пост. Я беспокоить вас не буду.
  Марик наконец наткнулся на дверь с нарисованным на ней человечком и зашел внутрь. Медсестра осталась снаружи. Помочившись, Марик долго мыл руки - смотрел в зеркало перед собой. Здесь, в отличие от его полутемной палаты, ярко горели лампы. И все его маска была выставлена в самом неприглядном свете. Нос ему весь заклеили. Марик взмолился, чтобы последствий от перелома не было. Он не выдержит, если еще и его идеально прямой нос сместится в сторону.
  Чем он думал, когда бился головой о пол? Что хотел доказать? Кому?
  Единственное, что он доказал - так это то, что он ничего не значит без своего лица, и без своей красоты он не выживет. И доказал он это самому себе. Сколько часов он провел, размышляя, как сложилась бы его жизнь, будь он заурядным парнем, не отличающимся от других... Будь он человеком, которого не жалко ударить по лицу - все равно и так не красавец. И каждый раз он считал, что был бы только счастливее без идеального лица. Теперь он знал, что это не так. Он обманывал себя все эти годы.
  И он лишился самого дорогого, что в нем было. Слезы потекли по щекам. Из-за перелома отеки расползлись под глазами, кожа стала багрово-синей. Марик впился ногтями в щеки, словно мог снять безобразную маску, но лишь оставил на бледном лице отпечатки полукружий ногтей. Он сполз на колени и заплакал, прижавшись лбом к холодной раковине.
  Беспокойство медсестры все-таки перевесило перед смущением - она нарушила табу и зашла в мужской туалет. Так она и нашла Марика - плачущим, растоптанным, жалким.
  - Ну, что вы, - пробормотала она, помогая ему подняться. - У нас и не такое исправляли. К тому же шрамы украшают мужчину, слышали поговорку?
  Она смягчилась и ворковала всю дорогу до палаты. Марик успокоился - точнее, слезы сами высохли, как только у него появился свидетель. Он мог кричать и выть при посторонних, но только не плакать. Этому он научился лучше всего.
  Медсестра, словно невзначай взяв его под локоть, нащупала вену, казавшуюся без катетера голой, и укорила его:
  - Придется ведь заново руку дырявить.
  - Не впервой... - пробормотал Марик.
  Кровь, поначалу текшая из сгиба локтя, уже остановилась. Истерика прошла. Он попытался вспомнить, сколько уже раз за свое короткое пребывание на Земле срывался, и не смог. Его шатало, бросало из одной стороны в другую, и он постоянно находился на грани. Он должен что-то с этим сделать.
  К тому же Антон... Антон сдался. Это знание морозило не хуже, чем вентиляция в палате. Если Антон падает, то Марик обязан его подхватить. Он не помнил, когда Антон отступал. Антон всегда шел к цели, чего бы это ему ни стоило. Он мог смириться с поражением лишь после того, как не останется шансов завоевать победу. Земной воздух отравил его - он уже сложил руки, хотя до финальной битвы еще есть время.
  Марик лег в постель.
  - Здесь холодно, - пожаловался он медсестре.
  - Это легко исправить, - улыбнулась она.
  Под вентиляцией оказался незаметный сенсор. Воздух сменился на теплый.
  - Еще я хочу принять душ, - сказал Марик. - И перейти на нормальную еду, а не размазню из трубки. И мне нужна моя одежда.
  - Я учту ваши пожелания, господин Павор, но дать добро может только доктор Валко, - она наклонилась, поправляя его подушку.
  Взгляд Марика зацепился за бейдж. Алла. Теперь он знает, как ее зовут. Но это знание ему ни к чему.
  Поначалу сон не шел. Марик таращился в потолок. Но постепенно тепло его разморило, и он спустил одеяло в ноги, оставшись в одной сомнительной больничной рубашке, похожей на халат, застегивающийся сзади. Он свернулся в позу эмбриона и закрыл глаза. Порезанные мышцы пресса отозвались болью, но он не обращал на них внимания. Он засыпал, и все события казались ему далекими, произошедшими не с ним... Его разума касались сны, в которых он был счастлив. Наутро он помнил их первые минуты после пробуждения, а потом забывал, и он дорого бы отдал, чтобы никогда их не вспоминать - потому что все они несбыточные.
  
  ***
  
  Антон хотел беззвучно улизнуть, но Эона проснулась и отказалась отпускать его одного. Он попробовал убедить ее, что Марика разозлит ее присутствие.
  - Тогда уйду, - пожала плечами Эона.
  Отчасти Антон был против совместного визита. Эона видела по плазме, что произошло с ними, и это отдаляло ее от реальности. Столкновение с Мариком, с тем, что стало с ним, обязательно ее испугает. Она может стать тем фактором, который доведет его до истерики, и он наговорит гадостей.
  Но одновременно Антону не хотелось расставаться с Эоной ни на минуту. Он чувствовал себя счастливым - редкое для него состояние. Он наблюдал, как она пьет кофе с молоком, как то и дело поправляет волосы, убирая длинную прядь за ухо, и в груди его поднималось тепло. Антон поймал Эону за руку, когда она вновь потянулась к волосам, и поцеловал ее изящные пальцы. Эона улыбнулась, опустив взгляд к чашке.
  К девяти утра они были в больнице - как Антон и рассчитывал. Оставив верхнюю одежду в гардеробе на первом этаже, они поднялись в палату Марика. Недолго постояв перед ней, Антон наконец решился и открыл дверь.
  Первое, что он заметил - было теплее. Второе - Марик не спал. Он сидел, подбив под спину подушку, и со скучающим видом таращился в планшет с поцарапанными краями. Самое ужасное - бинтов на нем уже не было.
  - Доброе утро, - с фальшивой бодростью поприветствовал Антон.
  - Здравствуй, Марик, - голос Эоны стал немного выше, выдавая, что ей тоже не по себе.
  Марик поднял голову. Под глазами у него были синяки - не привычные тени от недосыпа и бесконечной тоски, а настоящие синяки, как будто Марик с кем-то подрался. Нос был залеплен - такую конструкцию Антон узнал, это она в юности помогла ему вправить сломанный нос на место.
  - Какая неожиданная встреча, - буркнул Марик, уставившись на Эоны. Шрамы расползались по его лицу, точно насекомые с жирными брюшками. - Уже выписали?
  - Только вчера, - ровно ответила Эона. - Надеюсь, ты тоже скоро поправишься.
  Марик издал нечто среднее между смешком и всхлипом.
  - Что у тебя с... носом? - Антон едва не сказал "лицом", но вовремя спохватился.
  Марик мимолетно коснулся переносицы.
  - Сражался за свое право пойти в уборную, как настоящий мужчина, а не мочиться под себя, как овощ. Битву выиграл с небольшими потерями.
  Антон хмыкнул. Марик вел себя как всегда. Выходит, он зря боялся, и его товарищ оказался гораздо крепче... Или он попросту еще не до конца свихнулся, хотя миг, когда безумие Марика заискрит всеми цветами радуги, уже не за горами, в этом Антон не сомневался.
  Марик отложил планшет. Посмотрел на Эону, перевел взгляд на Антона. Спросил:
  - Уже трахнул ее, дорогуша?
  Кулак Антона полетел ему в лицо и остановился на полпути - вспомнил, что Марика и так контузило. Марик даже не дрогнул. Так и таращился на Антона.
  - Я подожду в коридоре, - Эона попятилась, словно боялась поворачиваться к Марику спиной, и вышла из палаты.
  Дождавшись, пока она закроет дверь, Антон процедил:
  - Обязательно было обидеть ее, да?
  Марик взвился:
  - А чего она на меня глазеет?! Что, в музей пришла? Ей не говорили, что разглядывать убогих - неприлично? - зазвенел он.
  Антон сразу все понял.
  - Все, все... никто на тебя не смотрит и никаких убогих тут нет, - он положил ладони Марику на плечи. Тот, дрогнув, успокоился и расслабился.
  Первое впечатление оказалось ложным: Марик не смирился со своими шрамами. Ему понадобится много времени, чтобы перестать бросаться на всех, кто на него смотрит.
  - Когда сняли бинты? - спросил Антон. Он сел рядом с постелью Марика.
  - Вчера. Я настоял. Психанул, - отстраненно ответил он. - На меня перестали действовать их успокоительные, Антон, - вдруг сказал Марик. - Мне их столько влили, что я должен был до самого нового года валяться в забытьи, а я очнулся ночью. И сейчас бодр и весел. Есть что-нибудь, о чем я должен знать? - он перевел взгляд на Антона.
  Поколебавшись, Антон кивнул:
  - Мне сказали, что ты умрешь. Я на минуту вышел, вернулся - возле тебя Алексей сидит и свою кровь тебе вливает. Сказал, что спасает тебя.
  Марик прикусил губу. Губы у него остались прежними. Хотя бы губы... И глаза - такие же синие, в частоколе ресниц. Ресницы длиннее и пушистей, чем у любой другой девушки. Антон поймал себя на том, что ищет черты прежнего Марика, как будто ожидает, что все станет прежним, стоит только найти за маской шрамов его настоящее лицо.
  - Он говорил, что он человек... - сказал Марик. - И в этом я ему верю. Может, он выше нас эволюционно?
  Антон пожал плечами.
  - Вряд ли мы когда-нибудь узнаем.
  - Да, вряд ли... - согласился Марик. Он поднял с одеяла планшет: - Выпросил у медсестры. В этом отделении все либо спят, либо пускают слюни в подушку, я один томлюсь и прошусь на волю. Она сжалилась и дала мне свой планшет, чтобы не так скучно было.
  - Тебе назначили дату операции? - спросил Антон. Марик заговаривал ему зубы, это было ясно, как белый день.
  - Операции не будет, - Марик окаменел.
  - Ты с ума сошел? То есть, я знаю, что ты чокнутый, но не настолько же, - Антон поймал Марика за подбородок, заставляя посмотреть на себя.
  Марик выглядел ужасно, и Антон никак не мог отделать от этой мысли.
  - Я сказал это Валко, и говорю тебе: оставьте меня в покое с моим лицом. Оно останется таким. Все мои шрамы остаются со мной.
  - Сейчас мне понять тебя сложнее, чем обычно.
  Антон медленно отпустил подбородок Марика. Тот усмехнулся, и насекомые расползлись по его лицу, сделав еще хуже. Оставалось лишь надеяться, что отвращение и ужас, первобытный ужас не отразились на лице самого Антона.
  - У меня всегда есть лишь два выхода из любой ситуации: суицид или стоицизм, - сказал Марик. Он смотрел Антону в глаза, словно проверяя, как долго тот сможет смотреть в ответ. Не сползет ли его взгляд на шрамы. Не захочет ли он отвернуться. Антон пообещал себе, что выдержит эту проверку. - С суицидом не задалось.
  - Но ты все равно можешь облегчить свою участь. Почему отказываешься?
  Марик оскалился.
  - А это уже называется приспособленчеством, дорогой.
  - И это не для такой сильной натуры, как ты...
  Марик, все так же скалясь, отвернулся и глянул в сторону окна. Антон поднялся и обошел кровать, думая, что прошел проверку. Удалось. Постепенно он привыкнет. Он поднял жалюзи.
  - Скоро Новый год, - сказал он. - Как думаешь, тебя отпустят?
  - Мне без разницы, - равнодушно сказал Марик. - У меня не бывает праздничного настроения лет с десяти.
  - У меня тоже нет желания веселиться. Но можно попробовать себя перебороть.
  - Не вижу смысла.
  Они провели в молчании еще несколько минут. Потом Антон сказал, что ему нужно идти - в полиции желают взять его показания. Он сам об этом узнал только утром, по пути сюда, от водителя.
  - Один вопрос напоследок, Антон. Так ты переспал с ней?
  Антон раздраженно обернулся к нему, но не увидел ни скабрезности, ни желания уязвить.
  - Зачем тебе? - огрызнулся Антон.
  Марик, не глядя на него, взял планшет. Его экран загорелся ровным белым светом.
  - Просто интересно, прошла ли ее симпатия после выздоровления, или ваши чувства взаимны.
  - Взаимны, - нехотя ответил Антон. - И если ты еще хоть раз...
  - Да не буду я ей хамить, - оборвал его Марик. - Передай, что мне жаль. Я не хотел ее обидеть. Просто...
  - Просто она косо посмотрела, - хмыкнул Антон. - Самому слабо извиниться?
  - Зови ее. Без проблем.
  Марик удивил его - согласился попросить прощения без шипения, даже не выделывался. Вел себя буднично. Может, он только прикидывается сейчас милым, а при Эоне устроит сцену? Но Антон все равно пошел за ней. Он нашел Эону у елки неподалеку от лифта. Она, болтая с медсестрой, развешивала игрушки.
  - На пару слов, - позвал Антон.
  Эона улыбнулась медсестре:
  - Я вернусь вечером.
  - Зачем вернешься? - ревниво спросил Антон по пути к палате.
  - Нужно привезти Марику вещи, - ответила она. - Скоро его переведут в другое отделение.
  - С чего вдруг такая симпатия к нему?
  - Может, я и боюсь его, но не ненавижу.
  Антон остановил ее и взял за руку.
  - Не бойся. Я защищу тебя. Он не посмеет тебя тронуть.
  Эона подняла на него глаза:
  - Не надо. Я знаю, что он не нападет. Но он умеет внушать страх. И я сейчас не говорю о его шрамах.
  Ее ладонь выскользнула из ладони Антона, и Эона зашла в палату, ловко закрыв за собой дверь. Антон остался снаружи. Он хотел войти следом, но вместо этого отступил на пару шагов, чтобы даже случайно не услышать разговор. Эона ясно дала ему понять, что не нуждается сейчас в его присутствии.
  А в палате, в палате Марик уставился на Эону, не понимая, почему она вернулась одна. Разве Антон не хотел удостовериться, не наговорит ли он его зазнобе гадостей? Или это какой-то хитрый способ проверки?
  - Я хотел извиниться, - медленно начал Марик.
  Эона сделала вид, что он уже извинился, а не только изъявляет свое не слишком страстное желание это сделать. Она подошла к постели Марика.
  Она боялась его. Марик точно это видел. Боялась и... и что-то еще. Эона заговорила:
  - Я хотела поблагодарить тебя. За то, что ты спас Антона, и не один раз. Я знаю, что ты от меня не в восторге... Но я люблю его. И... пусть я не могу стать для него такой же защитницей, как ты, но я буду заботиться о нем. Но ты и этому не рад, - констатировала она.
  - Отдать его в руки маленькой девочки - предел моих мечтаний, - криво ухмыльнулся Марик. Он неприязненно оглядывал Эону. Все такие же глаза-плошки, такие же лишенные блеска волосы и полное отсутствие краски на лице - она бледна, как выпавший в Сибири снег. Но в ней не было ответной злости.
  Она благодарила его от всего сердца за то, что он следил за ее любимым. Как можно быть такой наивной и чистой? Как можно отвечать на антипатию этим глупым смирением?
  - Прости, - прошептала Эона. - Так получилось.
  Она протянула Марику руку. Словно предлагала зарыть топор войны. Он оттолкнул ее ладонь.
  - Мы не друзья. И никогда ими не станем, - высокомерно ответил он, надеясь, что хотя бы его спесивый тон заставить Эону разозлиться.
  Но она только кивнула:
  - Да. Прости. Мне действительно жаль, Марик.
  И она ушла.
  Марик помотал головой. Ему это не привиделось? Блаженная. Она - блаженная, и все в ней, должно быть, искусственное. Не может человек жить без низменных страстей. Нельзя с таким спокойствием стоять рядом с человеком, который тебя презирает, и протягивать ему руку.
  Но если бы она была всего лишь актрисой, устроившей спектакль в надежде завоевать доверие друзей Антона, то он бы ее не полюбил. Он бы точно ее не полюбил.
  
  ***
  
  Наступил последний день декабря. Женя все рассчитал, но все равно толком ничего не успел. Он расписался в листе экспедитора, забравшего его вещи, схватил сумку и почти бегом отправился к остановке. Транспорт, конечно же, ходил с перебоями, но он надеялся поймать такси. Искусственные ели сверкали повсюду, от них уже глаза болели.
  Ему, разумеется, было не по себе, и он, безусловно, был виноват. Но они должны понять его. Здесь каждый сам за себя. Кто угодно на его месте поступил бы так же.
  Одна из машин сбавила ход, проехала мимо Жени, не успев затормозить. Он быстрым шагом нагнал ее и сел на заднее сиденье.
  - Во вторую больницу, - сказал он.
  Он стащил с головы шапку - стало жарко, да и зимы давным-давно перестали быть холодными, а он кутался по глупой детской привычке. Мама всегда ему говорила, что лучше вспотеть, чем замерзнуть, и он каждый раз думал, что она глубоко ошибается, но было уже поздно - он сидел мокрым и пыхтел, пытаясь размотать теплый шарф.
  Только сегодня не было привычного раздражения от советов родительницы, а стояла в горле такая грусть, что хотелось расплакаться. Но он переживет и это. Он все переживет. Если только раньше не свихнется...
  Такси затормозило у высоких стальных ворот с завитушками. На них были нанизаны огоньки цветной гирлянды. Расплатившись, Женя вышел на улицу. На пути запихивая шапку в сумку, он надеялся, что его догадка верна - он даже не стал звонить никому из штаба, чтобы уточнить. Потому что, если бы ему сказали, что он ошибся, ему пришлось бы делать выбор, и в результате Новый год он справлял бы в гордом одиночестве в своей квартире, заставленной коробками из прошлого.
  А может, так и следовало поступить - развернуться и уехать. Но, говорят, как встретишь Новый год - так его и проведешь, а он не хотел провести следующие двенадцать месяцев в унынии и в компании бутылки. Впрочем, в судах он тоже его не хотел бы проводить...
  Но он уже зашел в больницу, и поздно было сдавать назад. Женя поднялся на лифте. Времени было без двадцати двенадцать - он протянул слишком долго. Он ворвался в палату без стука и выдохнул: все его подопечные были в сборе. Марик сидел на кровати, подтянув колени в груди, Антон устроился в кресле, а Эона - на его подлокотнике. Все взгляды поднялись к Жене.
  Он развел руками и закрыл за собой дверь.
  - Ты где был? - с угрозой спросил Антон.
  Женя бросил сумку на кровать в ноги Марика и взял из угла стул.
  - Прощался с родными. Приговор вступил в силу в тот же день, и мне дали пять дней, чтобы забрать все вещи, оформить документы и сказать последние слова. Я бы пришел раньше, но мама рыдала и выла, что никуда меня не отпустит, пока не наступит полночь. Еле вырвался, - он неуверенно улыбнулся.
  - Лучше бы остался, - заметил Марик.
  Выглядел он еще хуже, чем ему рассказывали, но Женя не подал виду, что хоть как-то заметил его шрамы.
  - И что, никак не оспоришь это решение? - спросил Антон.
  - Давайте не будем об этом, - мягко попросил Женя. - Все-таки праздник.
  Праздник его совсем не волновал, он просто боялся расплакаться и сказать, что любит и маму, и бабушку с дедом, и свою бывшую жену, с которой ему тоже запретили видеться, и особенно сестренку. Ее слезы разбили ему сердце. Сначала слезы, а потом обвинения, что ему работа важнее людей.
  Женя словно сам себе доказывал, что люди ему важны - поэтому и приехал сюда. Поэтому, а не потому, что боялся оставаться в одиночестве.
  - Рад видеть тебя, - улыбнулся он Эоне.
  Она просияла:
  - Я тоже! Я помню, как мы вместе пришли в эту больницу...
  И тут же сникла: ведь с ними тогда был Принц.
  - Так, - засуетился Женя и открыл сумку. - Мандарины. Разбирайте и начинайте чистить. И каждому по бокалу.
  - Благородный землянин одаривает туземцев - это какой-то психологический эксперимент, Евгений?
  - Что вы, Марик. Это просто традиция.
  Марик усмехнулся и покачал головой. Эмоции преобразили его, и Женя перестал замечать шрамы, он вновь видел за ними только Марика. Значит, эти раны не разбили его, а сделали сильнее. Женя так и думал. Это тот редкий тип человека, которого потери лишь закаляют. Ему нужны такие.
  Когда каждый почистил по три мандарина и свалил их в глубокую тарелку, которую Женя тоже принес с собой, стрелки часов подобрались к полночи. Женя включил плазму, но выкрутил звук до минимума. Президент говорил о нелегком годе - как и всегда, и обещал, что в следующем году все будет гораздо лучше. Женя, как и всегда, верил.
  Он обвел своих подопечных взглядом. Эона, наверно, так и думала о Принце - в руках мандарин, а на лице - отсутствующее выражение. Антон крутил бокал за ножку и нет-нет - да и поглядывал на Марика и наверняка внутренне содрогался. Марик смотрел на плазму с показным равнодушием, и ему досталось больше, чем всем остальным.
  Женя вздохнул и включил звук: речь Президента закончилась - вместо нее забили куранты. Женя торопливо открыл шампанское с громким хлопком и разлил его по бокалам. Вышла одна шипящая пена - натряс бутылку, пока вез, и все руки теперь липкие - половина пены из горлышка оказалась на нем.
  Но они все равно чокнулись. Все замерли, ожидая тоста. Куранты пробили в двенадцатый раз.
  - Ну, мальчики и девочки... - Женя обвел их взглядом. - С Новым годом. С новым счастьем...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"