о дворца я добрался спустя пару часов. Киото - большой город, его не пересечь пешком за день, даже остров здесь разросся до немыслимых размеров. Что самое удивительное, я так и не понял, как им хватает воды, чтобы обеспечить все дома. Я заметил две больницы, несколько школ, огромный участок законников. Было в Киото и топливо - мне встретились четыре машины. Припаркованные, прикрытые брезентом, но все-таки они были. На моей памяти средства передвижения собирали только для управителей, и то не для всех. И для Олеха, конечно... он мог выпросить что угодно и у кого угодно.
Дворец сиял. Все три этажа искрились панелями из белого горного камня, и тот ловил весь доступный свет на себя. Собирал серую морось с неба, выхватывал отсветы костров, а по ночам, я уверен, он казался огненным благодаря уличному желтому свету.
Я дошел до ограждения, пару раз толкнул ворота. Те не поддались.
Пнув по ним ногой, я огляделся. Рядом с металлической - неужели чугун так отполировали? - колонной устроился колокол размером с мою голову. Придется известить о моем визите всех желающих.
Я дернул за язычок колокола, качнул его. Гулкое "бом, бом, бом" быстро утихло, но первый удар показался мне оглушительным, в ушах зазвенело. Поморщившись, я сложил ладони козырьком над глазами. Сияние дворца всерьез било по глазам. Чем дольше смотришь, тем хуже видишь. Уверен, что просители, стоящие в очереди в четко определенные дни, входят на прием к управителю почти слепыми. От дворца ко мне шли два законника. Какая беспечность. В Граде у дворца выставили военных, опасаясь повторного покушения на управителя. А здесь - добро пожаловать, всего два человека... Впрочем, я несправедлив к ним. Будь здесь толпа, наверняка бы вышла ее встречать целая армия. Не знают же они, что я один могу сойти за один батальон законников.
Приблизившись к воротам, законники остановились. Тот, что повыше, неприязненно произнес:
- Чего надо?
- Экскурсий по дворцу больше нет, - добавил второй.
Ну да, а я разве рассчитывал, что дворец так украсили просто из любви к прекрасному? Разумеется, его подновили, чтобы с гордостью показывать жителям. Правда, о такой практике я еще не слышал.
- Скажите Эмилу, что его хочет видеть друг детства.
Законники переглянулись. Похоже, я все-таки угадал, и в Киото прислали Эмила вместо старого, уже плохо соображающего Крейга.
Высокий законник подошел чуть ближе и принюхался. Алкоголя он не учуял, но произнес все равно безапелляционно:
- Иди трезвей, друг. Закрыто. Нет тут ничего для тебя.
Я посмотрел на него. Я уже говорил, что чрезмерная безалаберность и уверенность в себе до добра не доводит? Просунув руку между прутьями, я схватил законника за отвороты форменной куртки раньше, чем он успел среагировать, и приложил его лбом о ворота. Второй выхватил пистолет, направив его на меня, и отскочил.
Высокий осоловело моргнул и сполз вниз.
- Я не советую тебе стрелять, - предупредил я и опустился на корточки. Подтянув упавшего законника поближе, я залез в карманы его куртки в поисках ключа.
Второй законник так и не опустил пистолет. Руки его подрагивали. Видимо, предыдущей его должностью была охрана коллекции столового сервиза управителя от пришедшего на экскурсию люда... Он подхватил правую руку левой, но оружие плясать не перестало.
Я наконец нашел ключ и распрямился.
- Позови управителя.
В голове законника, похоже, что-то перемкнуло. Он опустил пистолет и бегом бросился к дворцу. И что-то мне подсказывает, что припустил он не доносить Эмилу о дружеском визите, а за подмогой.
Я расправился с замком, переступил через законника, зашевелившегося, едва на его лицо легла моя тень, и пошел вперед.
Пули в спину я не боялся. Чутье подсказывало, что никто в меня палить не будет. Потому что на задворках сознания живет страх: а вдруг этот мужик говорит правду, и Эмил нас высечет за убийство друга детства?
Не сомневаюсь, что Эмил отнесется к моей смерти прохладно, но законники об этом не догадываются.
Я успел как раз зайти внутрь дворца, ступить в широкий холл, как меня обступили законники. Постарше, чем те двое, которые вышли встречать к воротам. Видимо, случайные гуляки, позванивающие в колокол, здесь не редкость, и разбираться с ними высылают самых неопытных. Тех, которых еще можно гонять, пользуясь своим авторитетом и чуть более высоким положением на служебной лестнице.
А сейчас меня окружили зрелые мужчины, все примерно одинакового телосложения. С дубинками, а не огнестрелом.
Один из них зашел мне за спину и дернул за рюкзак.
- Эй, - обозлился я, - руки!
- У него оружие! - сообщил он всем законникам.
Я приподнял ладони.
- Вы всех так встречаете? - я огляделся.
Если бы я приготовил винтовку заранее, то я бы перестрелял их всех. Если бы я взял пистолет у того законника, которого вырубил возле ворот, я бы перестрелял почти всех, а оставшихся уложил бы в рукопашную.
Но я не собирался заливать кровью этот светлый паркет, у которого наверняка каждая доска подобрана и обстругана вручную, со всей внимательностью и любовью. Произведение искусства, а не паркет...
Эмила никто звать не собирался. Передо мной располагалась лестница, с обеих сторон ведущая на второй этаж, выступающий балкончиком. Законники встали плотнее, угадав, что я вполне могу рвануть вперед, раскидав их в стороны, и добиться аудиенции грубой силой.
Опять мелькнула мысль, что все было бы гораздо проще, скажи я, откуда пришел, но каждый раз слова комком вставали в горле. Меня хорошо выучили. Не признаваться даже союзникам, кто ты такой.
Я уже рассчитывал, как лучше отклониться от удара дубинки в затылок, но меня спасла случайность.
У случайности был строгий голос и шаркающая походка.
- Что здесь... Отойдите от него немедленно!
Я вскинул голову синхронно с законниками. Посередине балкончика стоял Эмил в халате и тапочках. Пряча руки в карманах, он щурился и разглядывал меня.
Один из законников робко заметил:
- Он прячет что-то в рюкзаке... покушение...
- Знаю я, - отмахнулся Эмил. - Он вечно что-то прячет. Будете проходить мимо кухни, скажите, пусть приготовят нам завтрак.
Законники неуверенно разбредались, все еще кидая на меня взгляды. Через дверь просочился тот, которого я ударил о ворота, и опасливо поковылял от меня подальше. А Эмил, дождавшись, пока они все уйдут, неторопливо спустился по лестнице вниз.
Я топтался на месте.
Между нами повисла неловкость - мы никогда не были друзьями. Просто жили в соседних комнатах. И мой визит вряд ли обрадовал Эмила.
Он приблизился ко мне, неловко запустил руку в волосы.
- Ну... привет, - он все-таки протянул мне ладонь.
- Только проснулся? - я ответил на суетливое рукопожатие. - Где мы можем побеседовать?
Эмил даже не потрудился скрыть облегчение от того, что не придется расшаркиваться и искать способ тактично подойти к цели моего визита. Хороший он все-таки парень. Будил иногда меня ночью своей игрой на гитаре, всегда держался сдержанно и вежливо, и я ни разу не слышал, чтобы с его губ сорвалось бранное слово - ни разу, даже когда ему было очень больно или когда он отчаянно злился. Но, видимо, за внешней утонченностью крылось нечто большее, раз отец поставил его управителем.
Впрочем, после деспота Городу порой нужен мягкий лирик...
Он махнул рукой, предлагая следовать за ним, и мы поднялись на второй этаж.
В коридоре, ведущем к угловым залам, были вывешены портреты прошлых управителей Киото, пейзажи площадей и улиц. Под каждым изображением располагалась табличка с описанием.
- Я подумал, - заговорил Эмил, так и не повернувшись ко мне, но безошибочно уловив мой интерес, - что будет неплохо пускать граждан небольшими группами во дворец, показывать, как мы тут живем. Собрать городские истории в одном месте. У нас есть комната с легендами... ты слышал о Возлюбленной Рек? Сюда, - Эмил остановился, открыв одну из последних дверей.
Я, ненадолго задержав взгляд на портрете самого Эмила, улыбающегося и с гитарой в руках, вошел в кабинет. В нем не было ни книжных шкафов, ни сервантов с благодарственными грамотами и канцелярскими диковинками. Только массивный стол с одним креслом, а в углу - еще один столик, круглый, кофейный, с легкими стульями. К ним Эмил и направился.
- Что за Возлюбленная? - я поддержал разговор.
Эмил опустился на стул спиной к окну. Я сел напротив. Эмил неторопливо заговорил, и с каждым словом он возвращал себе уверенность, успокаивался. Скорее всего, он в первую очередь при виде меня подумал, что отец решил положить конец его реформам, прислав убийцу, но теперь отмел этот вариант и расслабился.
- Каждый в Киото тебе скажет, что видел во сне девушку, которая льет воду из кувшина, а она все не заканчивается. Хотя бы раз в жизни, но видел. А после все утро шел дождь, и на земле всходили цветы. На грядках вырастал картофель и спасал семью от голодной смерти.
Я с сомнением уточнил:
- На берегах, где купол дырявый?
Эмил улыбнулся. Дверь приоткрылась, и вплыла, выставив вперед поднос, темноволосая девушка. Она безмолвно, не нарушив тишины даже звяканьем чашки о блюдце, поставила перед нами кофе и тарелку с печеньем. Эмилу она подала сигару и услужливо чиркнула спичкой.
Я поморщился. То ли от привычки Эмила, то ли от угодливости его слуг. Даже Олех звал своих людей работниками, хотя он никогда не питал ни к кому пиетета, и странно, что не прозвал своих ребят рабами. Но вот так вымуштрован у него точно никто не был. Олех любил внимание, но подобострастие на дух не выносил.
Девушка испарилась так же беззвучно, как и вошла. Это ее свойство напомнило мне умение появляться и исчезать Марика. И в целом... Марика она внешне напоминала. Было что-то в ее миловидности от его изысканной красоты. Мне стало горько.
- Видимо, - Эмил затянулся, - люди полагают, что купол отключили из-за дождя.
- Но дождь мог быть кислотным! Зачем его отключать?
- Уймись, - Эмил хмыкнул. - Это просто легенда. Когда у тебя все плохо, и твои дела в плачевном состоянии, во сне к тебе приходит Возлюбленная Рек, чтобы тебя утешить. И с собой она приносит дождь, все ее слезы из-за разлуки с Реками падают на землю и дают жизнь цветам.
Я покачал головой и взял в ладони чашку кофе.
Зря Принц не пошел со мной. Его бы тоже угостили.
- Самое удивительное вот что, - продолжил Эмил. Он прервался и вальяжно выдохнул дым в потолок. - Удивительно то, что у меня в музее есть засушенный букетик тех самых цветов. Я нигде больше таких не встречал. Приглашал даже ботаника из Поднебесной, чтобы он сказал, что это за вид, но он не смог дать мне ответ. И предложил назвать их Слезы Возлюбленной. И таких легенд, которым нет объяснения, у меня целая комната. Жаль, что пришлось прекратить все эти экскурсии полгода назад, - загрустил Эмил. - Если бы не эта история с оружием...
Тошно. Сладкая у Эмила жизнь до оскомины, до отвращения спокойная, будто сцена из книжек. Он играет в аристократа посреди войны в пустыне. Для него утечка оружия и революционные настроения - всего лишь досадный пустячок. А кому-то это стоило жизни.
Даже не так.
Многим это стоило жизни.
- Говорят, в этом как-то замешан Олех? - осторожно поинтересовался Эмил. Заметив, что мне не по душе дым сигары, он срезал с нее тлеющий кончик и оставил его вместе с ножницами на тонком белом блюдечке.
Эмил весь невольно подался назад, словно ожидая, что я обезумею и брошусь на него, как зверь.
- Да, - коротко ответил я, - и Олеха больше нет.
Эмил помолчал и тихо произнес:
- Мне жаль. Я всегда вас вдвоем видел... никогда поодиночке.
Я пожал плечами.
- Лес рубят - щепки летят. Так ведь?
- Сложно согласиться с тобой, тем более что леса ни ты, ни я никогда не видели, и уж тем более не рубили... - Эмил потянулся за своей чашкой. - Люди для тебя никогда ничего не значили, но... знаешь, я, оказывается, люблю людей. Мне хочется, чтобы они были счастливы. Каждый в моем городе. То, что предлагает им Тильда, - ложь. Но они ей верят. Наверно, поэтому отец и отправил меня сюда. Догадывался, что я смогу увлечь людей за собой и заставить поверить в то, что жизнь может стать лучше и без ее сказок.
Я прищурился.
- А что ты сделал, кроме как предложения других сказок взамен?
Эмил просиял, и я пожалел, что спросил.
- Я нанял людей... У меня давно были подозрения касательно Киото, и они подтвердились. Я нашел реку, новую подземную реку. У нас есть вода даже на берегах. Тильда сюда пришла со своими людьми не просто так, понимаешь? - Эмил широко раскрытыми глазами смотрел на меня, ожидая одобрения, и я кивнул. - Она тоже знала, что в Киото больше ресурсов, чем в остальных Городах, и она тоже напала на эту жилу. У меня хватает воды на всех.
- А отец знает?
Эмил помотал головой и приложил палец к губам, словно отец мог нас услышать. Не поминай лихо...
- Он бы использовал это в своих интересах, - едва слышно сказал Эмил. - А я не хочу. Честно говоря, - Эмил заговорил с прежней громкостью и беззаботностью, - я иногда спрашиваю себя: а не послал ли отец меня сюда в качестве шута? Шут может разрядить обстановку. Я ведь периодически выхожу на балкон, сажусь с гитарой и пою песни. А люди стоят под окнами и подпевают. Смеются.
Эмил заулыбался. Он вторил моим недавним мыслям, но мои настроения были окрашены черным цветом, а он радовался своей промежуточной роли. Еще немного он попоет с балкона - и отец уберет его, прижмет расслабившихся было людей к сухой земле, а затем сметет ураганом Тильду и ее Глубину. А пока - пой, птичка, конечно, пой, для этого тебя и поселили в этой сияющей клетке. Я припомнил, что частенько через стенку слышал, как Эмил что-то напевает, и стихи были дрянными, но зато голос - приятным, по-настоящему сильным, интонации трогали и заставляли слушать дальше, пусть даже и слова, которые он произносил, были непонятным месивом безо всякого смысла.
Если как следует подумать, то слова песен Принца ничем не лучше, но вот они мне пришлись по вкусу.
Похоже, Эмил нашел свое место. Какими бы мотивами ни руководствовался отец, он сделал правильный выбор - как и всегда. Даже не будь в Киото воды, Эмил все равно завоевал бы симпатии горожан.
- Такое ощущение, что вы все сибаритствовали, пока я носился между Городами, - я показушно всплеснул руками, но Эмил принял все за чистую монету. - Что ты, что Олех...
Эмил засмеялся.
- Ты не так уж далек от истины. Почти все мы осели в каком-нибудь одном месте. Я до Киото был на базе, со мной еще несколько ребят, кто-то отправился в армию, кто-то на пограничье... Но по Сфере так мотало только тебя. Для отца ты всегда был любимчиком.
- Что-то незаметно...
- Послушай, - Эмил вдруг посерьезнел. - Ты не встречал Марика?.. Он писал мне, что у него будут кое-какие дела в Граде, а потом, может быть, он заскочит ко мне...
- Зачем? - я спрятался за удивлением. - Я думал, вы рассорились незадолго до выпуска насмерть.
Эмил едва заметно пожал плечами.
- Пока мы с ним куковали на базе, мы сдружились обратно. Да и, в общем-то, я всегда считал его своим другом, что бы он ни думал об этом. Ты его не видел?
- Может, и видел... - пробормотал я. - Но я к тебе пришел по делу.
Эмил явно хотел расспросить меня подробнее, но наверняка догадывался, что ответ его не порадует.
- Хорошо, - напряженно согласился он, - сначала дела. Так что тебе надо?..
***
Киото всегда славился своими управителями: они менялись так часто, что один среднестатистический горожанин мог застать пятерых или шестерых людей, занимавших дворец. Обычно управители уходили сами: Киото, как ребенок, требовал постоянного эмоционального отклика, заботы и внимания. Горожане часто подавали жалобы, приходили толпами просить и требовать. Но если управитель хотя бы пытался выполнить их пожелания, то Киото отвечал любовью. Подростки выбирались на берега и за пределы Купола, чтобы нарвать цветов или собрать камней. Они мастерили из них поделки, собирали объемные картины и несли ко дворцу. Несколько семей, содержащих животных, приносили управителю мясо и молоко. Какое-то время во дворце даже жил выводок ручных койотов в сшитых одним авантюристом намордниках.
Управители всегда или отдавали всех себя Киото, или прятались, не в силах выдержать народной любви и ненависти. Полумер здесь не бывало.
Крейг относился ко второму типу. Он слыл затворником. Его нельзя было заметить на балконе, лишь изредка, в те дни, когда с неба сыпался колючий снег и разбивался о Купол. Но и тогда глаза Крейга были устремлены ввысь, куда угодно, но никак не на горожан.
Но при этом Крейг не оставался глух к просьбам. Он принимал их в письменном виде и зачастую сам продирался через ошибки и диалектные словечки вместо того, чтобы заставить этим заниматься подчиненных. Он заботился о Киото, но отказывался дать ему хоть частичку своего тепла.
Может быть, благодаря этому он и продержался так долго - почти шестьдесят лет. В день, когда он ушел, ему стукнуло восемьдесят три. Он отправил сигнал о том, что складывает свои полномочия, собрал вещи в наплечную сумку и вышел из дворца незамеченным. Он прошел по улицам, но никто не узнал его. Он вышел с острова, но его никто не проверил. Он покинул Киото на автобусе, доверительно сказав водителю, что возвращается домой.
Дома Крейг так и не появился. Началась буря, и водитель автобуса не заметил скалы за песком. Он врезался, да так сильно, что погибли почти все пассажиры. В том числе и Крейг.
Дворец пустовал неделю. После Крейга был пятидесятилетний Ёшики, но он продержался всего год.
И вместо него прибыл править Эмил.
Дворец поразил его своей библиотекой. Она была не меньше той, что располагалась на базе, а он всегда считал, что на ней самое большое скопление книг. Но Крейг собрал впечатляющую коллекцию. Эмил не слишком любил читать, каждую книгу растягивал на полгода, и сокровищница Крейга простаивала.
А теперь пришел я, и нам обоим стало ясно, что Крейг вовсю пользовался своим положением управителя, чтобы собрать лучшую коллекцию книг на всей Сфере.
Что, к слову, весьма похвально. И я даже понимаю, почему он о ней и словом ни разу не обмолвился: отец тут же приехал бы, чтобы изъять особо ценные экземпляры.
Видимо, и Тильда прознала, что Крейг был библиофилом. Знала ли она наверняка, что здесь будет Кодекс? Сомневаюсь. Но попробовать стоило.
И она прекрасно понимала, что ее никто и близко к дворцу не подпустит. Ее знали в лицо и законники, и Эмил, и никто не питал к ней теплых чувств.
Я повертел в руках опустевшую чашку. Эмил, закинув ногу на ногу, смотрел на меня, смущенный перспективой прочесывания огромного зала в несколько тысяч шагов в поисках книги, которую мы в глаза не видели.
- Сделаем вот что, - решил я. - Сначала оденься, - я указал чашкой на махровый халат Эмила. - А потом приведи меня в эту библиотеку и занимайся своими делами. Я справлюсь сам. И... - я вспомнил фотографию Эмила на стене коридора славы. - У тебя, случаем, не завалялось гитары, которую ты можешь подарить?..
Эмил улыбнулся, поднимаясь:
- Разве играешь?
- Не мне, - я направился к выходу. - Так... порадовать одного человека.
Встреча с Олехом меня все-таки кое-чему научила: держать язык за зубами, даже если уверен, что человеку можно доверять. Хорошо, что Принц сам заявил, что не пойдет со мной никуда, если только это путь не в Поднебесную. Меня резко прошило предчувствием, но в то, что Эмил может предать, я не верил. Ему незачем. Дело в чем-то другом. Хорошо, что рогатого со мной нет, иначе бы он стал еще одной мишенью.
Эмил проводил меня в библиотеку и ушел, оставив посреди высоких шкафов, доверху забитых книгами.
Прикрыв дверь, я постарался прикинуть, с чего начать.
Сперва я прошел между шкафами, разглядывая их в целом. Часть книг стояла сериями, от первого тома до последнего, с корешками одинаковых цветов. Многое я читал. Иные книги были совсем ветхими, их было страшно даже вытаскивать, того гляди рассыплются, и вот из них некоторые оказались для меня внове, даже названий таких не слышал. Похоже, после того, как базу пришлось перенести из-за народных волнений и переворота, что-то было безвозвратно потеряно... И нашлось здесь, в сокровищнице старого управителя, так и не попавшего домой.
Я взял лестницу, прислонил ее к первому шкафу и полез наверх.
Кодекс должен быть самым ветхим. Его первым открыли, заселив Сферу, им пользовались, его передавали из рук в руки. Этот Кодекс последний, остальные утеряны. Если они вообще были.
На вершине шкафа располагалась все та же литература, но никак не Кодекс.
Взгляд зацепился за одну из книг.
Конечно... Как я не догадался? Ведь он говорил почти прямым текстом. Я вытащил книгу и наугад раскрыл ее посередине, но попал на повесть, а не на короткую детскую историю. Теперь я знал, почему Принц так назвался.
Думаю, если я ему признаюсь в этом, он выколет мне глаза...
Пальцы безо всяких команд со стороны разума заскользили по корешкам. Книги всегда были моей слабостью.
Соблазнительно провести несколько дней во дворце и собственноручно проверить каждую полку, но эту идею придется отложить до лучших времен, а сейчас нужно выработать хоть какой-нибудь план.
Я спустился обратно, походил вокруг шкафов. В самом конце библиотеки на приличном расстоянии от книг обнаружился небольшой камин. Взяв лежавшие на нем длинные спички, я развел огонь.
Будь у меня на руках Кодекс, я бы в первую очередь обеспечил ему сохранность. Отсутствие доступа воздуха, защитил бы от влажности, а главное - от чужих рук. Раритетными изданиями не пользуются, их кладут под стекло и любуются ими издалека.
К слову, очаг в библиотеке - не самое умное решение. Но стены здесь каменные, дверь дубовая, и холод зверский. Если Крейг проводил здесь много времени, то его можно понять. К тому же с возрастом мерзнешь все больше. Приходится жертвовать безопасностью книг ради собственного комфорта.
Но я бы так делать не стал.
В чем-то Эмил прав - люди никогда не значили для меня так много, как книги, но из этого не следует, что я не люблю людей.
Я люблю Сферу.
Все мои действия направлены на высшее благо.
Все, что я делаю, лишь ради того, чтобы люди и дальше могли жить.
Ради толпы можно пожертвовать одним человеком. Ради планеты можно спалить один Город...
Куда бы я спрятал Кодекс, куда бы я спрятал Кодекс... Ноги сами бродили вокруг шкафов, пока мозг работал.
Разумеется, Кодекс в библиотеке. Здесь самые толстые стены, и библиотека выдержит любое нападение. Это первый этаж, а значит, устойчивость при природных катаклизмах выше, чем у остальных комнат дворца. Но где именно в библиотеке?
Я осмотрел и ощупал стены, походил возле очага - а вдруг он здесь не просто для того, чтобы греться, и я уже спалил единственный экземпляр Кодекса? Нет, не похоже на то.
Пришла очередь пола. С ним времени потребовалось больше, но кое-что я обнаружил.
Одна паркетная доска поскрипывала. Я стукнул по ней ногой, и ответом мне стал едва отличающийся звук от удара по соседней доске.
Я опустился на одно колено и попытался поддеть доску. Короткие ногти соскальзывали, а подручных средств не было - рюкзак остался в кабинете Эмила. Провозившись с доской несколько минут, я махнул на нее рукой, встал и пошел к выходу.
Одолжу ножик.
Взявшись за дверную ручку, я замер, прислушиваясь.
Нет, мне не показалось.
И предчувствие меня не обмануло.
За дверью хаотично стреляли и кричали, но в библиотеке это было чуть слышно, приходилось изо всех сил напрягать слух.
И почему мне постоянно везет на перестрелки? Почему везде, где я, творится невообразимое? Почему, в конце концов, кто-то отсиживается на базе или во дворце, а я работаю в поле и разбрасываю, как семена, отрубленные головы?
Приоткрыв дверь, я выглянул наружу. Передо мной упал законник, и под ним растеклась алая лужа. Я машинально пригнулся и кинулся вперед - бледный парень с пистолетом в руке почти выстрелил, но я оказался быстрее. Ударив его под дых, я выбил пистолет и сломал ему попутно три пальца. Напоследок пнул в ребра.
Потом разберусь, что здесь происходит. Сейчас нужно вытащить Эмила. Убийство управителя спровоцирует беспорядки.
В моей погоне за головой гидры можно и забыть, что по всей планете активизировались щупальца, жаждущие сбросить власть и занять ее место.
По пути мне встретились еще четверо. Никто из нападающих не скрывал лиц. Все мужчины, возраст - от двадцати до пятидесяти. Я старался стрелять в руки, чтобы лишить возможности сражаться, но оставить жизнь. Тогда Эмил сможет провести над ними суд.
Дверь в кабинет Эмила я распахнул пинком и сразу же отшатнулся в сторону. Однако реакция Эмила оказалась лучше, чем я рассчитывал. Он сидел за перевернутым столом, используя его как щит, а перед ним лежало два тела. В меня Эмил не выстрелил, вовремя остановился.
- Пошли, - мотнул головой я, - здесь бункер есть?
- Ничего здесь нет, - сердито ответил Эмил.
- А мне кажется, что есть, - пробормотал я, оглядываясь.
Эмил сменил магазин в пистолете и прихватил по моей просьбе нож для разрезания писем. Выглянув из кабинета, я двумя выстрелами снял парочку захватчиков.
За Эмилом почти не приходилось смотреть. Форму он не потерял. Я начал забывать, что это - слаженная работа, когда за спиной следить не нужно. Эмил прикрывал меня, я прикрывал его, и я словно оказался вместе с Олехом в Либерне, когда мы перестреляли весь штаб горе-революционеров.
Но мы тогда еще не знали, что можно было этим и ограничиться, а не заходить дальше, гораздо дальше.
До библиотеки мы добрались без приключений. Эмил, выстрелив в последний раз, закрыл дверь на широкую защелку и обернулся ко мне:
- Нашел?
Его ничуть не взволновало нападение на дворец. Я заподозрил неладное.
- Это которое нападение за год?
Бойня затихала. Охрана Эмила работала на совесть. Значит, более опытных и тренированных людей он держал подальше от чужих глаз.
- Третье, - нехотя ответил Эмил. - В первый раз собственноручно всех перебил, у них оружия почти не было. Во второй уже в основном отсиживался за баррикадами. Глубина снабдила их дробовиками.
- На этот раз они почти все с пистолетами... - я размышлял вслух. - Значит, все лазейки Варгеса в Долонне зачистили. Все идет по плану, - я посмотрел на Эмила.
Тот неприязненно разглядывал библиотеку, то и дело кося глазами в сторону противоположной стены, которую раскрашивали отсветы огня.
- Давай нож, - я протянул руку.
Эмил, весь в своих мыслях, протянул мне его ручкой вперед и побрел за мной, к той паркетной доске.
Я присел возле доски и поддел ее кончиком. Эмил, маяча за спиной, сказал:
- Надо было догадаться, что Крейг такой же книжный червь, как ты. Знаешь, - он сделал паузу, - я подумал, что твои поиски растянутся надолго и послал сигнал на базу. Мне ответили, что Марика там нет.
Я вспомнил, что возле стола Эмила валялся кусок тонкой бумаги с точками и тире. Надо было сразу обратить на него внимание. Сказал ли кто-нибудь, что я нарушил все приказы, почти сорвал сроки и уже отстранен от работы за неповиновение приказам? Если так, то у Эмила есть все основания всадить мне пулю между лопаток.
Доска наконец поддалась. Я подковырнул ее, подхватил пальцами и отложил в сторону. Под ней обнаружилась шкатулка. Безо всяких украшений. Просто металлическая коробка, серебристая крышка в желто-синих разводах образовавшихся оксидов. Я приподнял ее.
Внутри и впрямь был Кодекс.
Но не такой, каким я его себе представлял.
Это не толстая книга с тисненными буквами на обложке. Никаких прошитых страниц. Просто стопка прошнурованных желтых листов толщиной с мой палец.
Я аккуратно, боясь, что они рассыплются от прикосновения, поднял их и сдул пыль.
- Кодекс?.. - Эмил, похоже, забыл о Марике и обо всем на свете. Он присел рядом со мной на корточки. - Ты не... не боишься? - он протянул было руку к стопке страниц, лежавших на моей ладони, но не дотронулся на них.
- Боюсь.
Я понял его безо всяких пояснений. Оба мы опасались, что наша вера окажется ошибочной, и на пожелтевших от времени листах будет написано, что Земли не существует.
- Давай посмотрим, - шепотом предложил Эмил.
Помедлив, я перевернул первый лист, на котором простым черным шрифтом было набрано "Кодекс". Лишь бы не порвать...
Мы уставились на первую строку и почти физически почувствовали, как напряжение отпустило.
"1.1. Мы, люди Земли..."
Ни одно слово не шло вразрез с тем, чему нас учили. Земля заселяет безжизненную планету и наказывает нам быть такими же справедливыми и самоотверженными, как они, без устали возделывать наш край, бросать всех себя на поддержание жизни на Сфере, чтобы она стала густонаселенной и преуспевающей планетой.
Прости, Земля, но в космос нам не выйти в ближайшие тысячелетия. Но мы ждем твоего родительского визита.
Эмил сглотнул и резко выхватил у меня Кодекс, смяв листы. Он подскочил, поднимаясь на ноги. Я сцапал его за лодыжку. Эмил рухнул на пол, но Кодекс из рук не выпустил.
- Я с тебя кожу живьем сдеру! - Я бросился на Эмила, придавливая его всем своим немаленьким весом к полу, и потянулся за Кодексом.
Эмил ударил меня затылком в челюсть, но я толком этого не заметил и впечатал его носом в пол. Раздался гадкий звук, и Эмил тут же захлюпал потекшей кровью. Сжав запястье Эмила одной рукой, чтобы не ерзал, второй я потянулся к Кодексу.
Блеск лезвия был похож на молнию, и правую ладонь прошило болью, а пальцы разжались.
Спихнув меня на пол, Эмил бросился бежать. Я вытащил нож, насквозь прошедший через середину ладони, и кинулся следом. Эмил оказался возле очага, так и не погашенного, в несколько шагов. Занеся Кодекс над огнем, он прозвенел, глядя на меня:
- Еще шаг - и я его спалю.
Я замер возле последнего стеллажа с книгами и поднял ладони в примирительном жесте. С правой капала кровь и затекала под рукав, но боли не было. Кодекс. Я смотрел только на него.
- Стой на месте! - крикнул Эмил и мотнул Кодексом, едва не подпалив его.
И лишь тогда я осознал, что так и шел к нему сомнамбулой, не отдавая себе в этом отчет. Я остановился и процедил, с усилием переводя взгляд на перекошенное лицо Эмила:
- Ты с ума сошел?
- Что с Мариком? Ты убил его?
Руки Эмила дрожали. Я боялся, что он уронит Кодекс. Даже я бы держал его крепче. Даже продырявленной рукой.
- Антон! - вновь крикнул Эмил.
От звука имени я вздрогнул. Отвык от него. Отвык так, что оно бьет пощечиной. Эмил, конечно же, все заметил.
- Что, не по себе? - заговорил он уже спокойнее, но голос его подрагивал. - Думал, вместе с именем и все твои ошибки исчезнут? И Либерн пропадет? - опять считав все мои мысли по едва дернувшемуся уголку губ, Эмил выплюнул: - Да, я про это знаю. Все про это знают. Все-таки стыдно, да?
- Отдай Кодекс.
- Марик. Ты убил его.
- Я не хотел, - прорычал я. - Случайно вышло. Зато он убил Олеха. Квиты?
- Невелика потеря. Олех тебя всю дорогу обманывал и тобой пользовался.
Договорив, Эмил, похоже, наконец понял смысл моих слов. Но Кодекс он так и не отпустил.
- Как ты не поймешь, - прошептал он. - Надо помогать людям, а не выполнять приказы отца. Заведенный порядок можно и нужно менять. Но ты никогда сам не думал.
Я постоянно думаю. Но пока что лишние мысли меня приводили лишь к ошибкам. Я приблизился к нему - осторожно, чтобы не спровоцировать. Или чтобы макнуть головой в огонь, если он все-таки додумается сжечь Кодекс.
- Марик всегда поддерживал тебя, - Эмил захлебнулся словами, - выгораживал, прикрывал спину, а ты его убил.
- Поверь, меня это не радует. И если бы не случай, то к тебе пришел бы Марик. И никто бы ни о ком не сожалел. Эмил. Отдай Кодекс.
Он заторможено начал опускать Кодекс все ближе к верхушке огня, глядя мне в лицо.
- Мне жаль, - сказал я. - Мне очень жаль, - повторил я. - Но уже ничего не изменишь.
Эмил закрыл глаза. Мне подумалось, что он заплачет, но Эмил вновь посмотрел на меня, уже совладав с чувствами, и сделал шаг навстречу. Я перехватил левой рукой его за запястье, пока Эмилу не пришло в голову опять посушить Кодекс над огнем.
Расцепив пальцы Эмила, я взял Кодекс - стопка измятых и испачканных несколькими каплями крови листков. Вернулся к выломанной доске и положил Кодекс обратно в коробку. Она ведь, наверно, и вправду серебряная, а не только с напылением сверху. Я закрыл крышку. Эмил доплелся за мной.
В дверь стучали уже несколько минут, пока мы возились с Кодексом.
- Я ненавижу тебя, - отчетливо произнес Эмил, - и всегда ненавидел. Ты отвратителен мне, Антон. Надеюсь, ты дойдешь до конца, и отец убьет тебя, как бешеного пса.
Поднявшись вместе с коробкой и уложив ее за пазуху, я пожал плечами. Мне нет никакого дела до его проклятий.
Эмил открыл дверь. Начальник его охраны отрапортовал, что дворец зачищен, все оставшиеся в живых захватчики связаны, а его отряд готов к распоряжениям. Скользнув взглядом по мне, охранник напрягся. Эмил мотнул головой:
- Его не трогать. Он и сам сдохнет.
Я хмыкнул.
Забрав рюкзак и чехол с новенькой гитарой, я пошел к берегам.
Неприятный осадок от встречи остался, но Эмилу сейчас во много крат хуже. Даже такие змеи, как Марик, кому-то дороги, и потеря друга - всегда трагедия. Словно жизнь на несколько секунд остановилась. Все остальные продолжают существовать, а ты торчишь в своем пузыре и не видишь цветов, не слышишь звуков. Потом это все проходит, конечно. Но сейчас Эмилу не позавидуешь.
Из ладони так и текла кровь. Устроившись на самой дальней лавочке на площади, я достал упаковку бинтов и наскоро замотал рану. Лезвие прошло между костей, но порвало мышцы или сухожилия. Боль, которую я поначалу не заметил, усиливалась с каждой минутой. Левой рукой я управляюсь гораздо хуже. Из пистолета плохо целюсь. Ножом орудую сносно. А пальцы правой при каждой попытке движения словно разрывает пополам.
Не беда. Привыкну. Сам виноват.
При мысли о том, что моему пути конца и края нет, рука заболела еще больше. В горячке я почти не обратил на нее внимания, а теперь поднималась злость. Эмил знал, что моя жизнь - одна бесконечная схватка. И он нарочно лишил меня маневренности. Я почти мог понять его: в Граде и в моем разуме личное возобладало над общественным. Но гнев затапливал с головой.
Я смотрел на праздник, слушал доносившиеся со сцены отголоски песен и злился.
И лишь спустя час, когда толпа выросла до необъятных размеров, и мне пришлось уйти из-за возникшего соседства на лавке, до меня дошло, что злился я не за удар ножом, не за угрозы сжечь Кодекс, а за то, что Эмил прекрасно понял, почему я постарался забыть свое имя.
Я пытался снять с себя ответственность, скинуть вину за то, что в Либерне решил пойти по пути наименьшего сопротивления.