Когда сознание окончательно покинуло меня - не знаю. Оно вспыхивало, мигало, как будто электропроводка моего тела была не в порядке. Нервы-провода. Помню - белое, черное, крики. Помню - я в центре внимания. Вот и все, вот и добился. Лица в масках. Сменились. Не миротворцы.
Потом - хорошо, дымно, как будто туман вместо крови. И все.
Очнулся здесь. Светло, просторно, на окнах - решетки. Ну и что, главное, что окна в принципе есть. Больница.
Я дернулся. Горло оцарапала трубка, чуть не вырвало. Взмахнул руками, чтобы сообщить, что я ожил. Ага, расчет верный: запищал монитор. Все, снимайте это, я могу жить без костылей, без систем, которые дышат за меня, которые заставляют сердце качать кровь, желудок - всасывать жидкую пищу.
Я - Оливер Дивар, и меня никто не может убить. Даже я. Моя жизнь - бесконечна.
В этом-то и заключается мое наказание.
Врачи оказались приятным контрастом миротворцам. Лица такие же равнодушные, но движения - заботливые, мягкие, даже к преступнику они относились как к нормальному человеку.
- Какой сегодня день? - прохрипел я, когда трубку извлекли из моего горла.
Склонившаяся надо мной женщина недоуменно посмотрела на меня.
Ладно, спрошу позже. Пока еще моя речь напоминает свист пара из прохудившейся трубы. Ничего, восстановлюсь, зато мозги хорошо работают.
Укол в вену меня отрезвил. Пыл пришлось поумерить. Глаза высушила сонливость. Постойте, я только проснулся, а вы снова хотите погрузить меня в сон?..
...Очнувшись во второй раз, я больше не обнаружил возле себя никаких признаков аппаратов жизнеобеспечения. Уже неплохо.
Приподнявшись на кровати, я завертел головой. За мутным матовым стеклом угадывались силуэты. Меня охраняют - на другое и не стоило надеяться. Пейзаж знакомый. Логотип на стене - больница Ника, сюда-то мне и нужно было попасть.
Спустив ноги с кровати, я прислушался к ощущениям в теле.
День первый после показательной попытки самоубийства, полет нормальный, дыхание частое, жадное, сердцебиение - чуть испуганное.
Ладно, стоит признаться: смерть была от меня далеко. Я не дурак, чтобы погибнуть в душевой тюрьмы управления. Кровь, потеря сознания - да, клиническая смерть - нет. Я снова жив, а то, что было между бодрствованием, меня не касается. Воспоминания о мире, где холодно и темно, уходят на второй план. Задвинуть их как можно дальше. Это знание я приберегу на самый черный день.
А голова-то кружится. Я поднялся на ноги, покачнулся. Неуверенно прошелся по палате, выглянул в окно. Здесь выпрыгнуть не получится: частокол решетки позволит мне разве что руку высунуть. Ничего, больница большая, я найду из нее выход.
Я обернулся по наитию. Интуиция не подвела: силуэты за стеклом задвигались, начали смотреть в палату. Заметили, что я очнулся, о чем-то коротко переговорили.
Привалившись к подоконнику, я принял самое независимое положение, на какое только был способен. Если б еще ноги не подкашивались, было бы совсем замечательно.
Дверь распахнулась. Вошел незнакомый миротворец.
- Прыгнешь из окна? - тут же зло произнес он. - В кровать. Быстро.
- Я уже належался, - огрызнулся я. Как он ко мне - так и я к нему.
- Не зря тебя отправили в психушку, - заговорил миротворец, приближаясь ко мне.
Наручники. Отлично. Пусть еще дубинкой изобьет едва очнувшегося человека.
- Думаешь? - я вжался в подоконник. Стрельнул глазами по сторонам - спрятаться некуда. - А тебе не кажется, что это как раз она сделала меня психом? С кем поведешься, от того и наберешься. Ты водишься с бандитами, верно?
Голос взлетел вверх, наплевав на мое желание держать себя в руках. Отлично. Меня снова загнали в угол. Кажется, это повторяется слишком часто. Кажется, я скоро действительно сойду с ума.
Миротворец, застыв в десятке сантиметров от меня, заиграл желваками. Хочет ударить. Как пить дать - прикидывает, можно ли вмазать мне кулаком в живот.
- Руки.
Все-таки справился с животным порывом. Только в наручники залезать я тоже не собираюсь.
- Как будто я могу сбежать! - Вскарабкавшись на подоконник, я прижался к решетке.
Ни разу не носил больничную рубашку. Короткая, задирается, из плюсов - проветривание, из минусов - выглядит как платье со всеми вытекающими последствиями...
- Ты - заключенный, - миротворец снова сократил между нами расстояние, подошел почти вплотную, я едва успел сдвинуть колени в сторону. - А заключенным полагается подчиняться приказам и сидеть в наручниках! - рявкнул он, схватив меня за ворот рубашки и притянув к себе.
Я улыбнулся. Глядя в его глаза, оказавшиеся от меня в двух, может, трех сантиметрах, я рассматривал неаккуратные заросшие брови, поры на носу, полоску мимической морщины на лбу и улыбался.
- Я лежу, - ласково произнес я. - Можно мне полежать без наручников?
Лицо миротворца преобразилось из недоуменного в разъяренное, злость проступила красными пятнами. Я крепче вцепился пальцами в решетку за моей спиной. Буду сопротивляться до последнего. Хватит меня окольцовывать. У меня уже на горле сотня слоев бинта намотана, шеей даже не повертишь, мне достаточно и этого подарка.
Миротворец, дернув за ворот рубашки меня к себе, со всей силы приложил меня о решетку. Больно, ублюдок! Он кинулся отдирать мои пальцы. Я крепче вцепился в тонкую сталь. Где тот, второй миротворец?.. Или ему плевать, что его товарищ творит беспредел? Это нормально?
Я вскрикнул. Указательный палец пронзила боль, он разжался. Вся ладонь предала меня следом за ним, размякла, послушно поддалась напору чокнутого охранника.
- Ты сломал мне палец!!! - заорал я.
Все, я был дружелюбным долго. Чересчур долго. Люди - не такие как ты, Олли, они не ответят тебе тем же. Обычно их реакция на твои улыбки выходит с точностью до наоборот.
Пытался же сделать все по-человечески!
Подтянув колени к груди, я выбросил вперед ноги, ударил ступнями миротворца в грудь. Руку дернул на себя, вырывая второе кольцо наручника из чужой ладони. Хорошо, дорогуша, этот браслет я возьму в качестве подарка. Пока миротворец не успел опомниться, за долю секунды я соскочил с подоконника, прыгнул за спину миротворца. Придушить его?.. Нет, неприемлемо. Я рванул вперед, к выходу из палаты.
Послышался хруст ткани. Ох, неловко, рубашка моя расходится по швам, но мне не жалко оставить ее у миротворца в руках, раз он так крепко за нее держится.
Чего я не учел - так это своего плачевного состояния. В другой раз я бы уже стремглав несся по коридору, и никто бы не смог меня догнать, а теперь - ноги подкашиваются, перед глазами темнеет, в проеме двери меня поджидает еще один миротворец, а тот, что позади, уже дышит в спину.
Поднажав, он повалил меня на пол, придавив всем своим не маленьким весом.
- Слезь, придурок, - захрипел я. Воздух из легких выбило начисто, сейчас задохнусь. Задохнусь, чтоб тебя!
- Что здесь происходит? - зазвучал строгий женский голос. - Пропустите, я его лечащий врач!
Я приподнял голову. Женщина с шоколадными локонами в салатовой униформе. Как хорошо контрастирует с темно-синими миротворцами... Лежащий сверху ублюдок ткнул меня носом в пол.
- Слезьте немедленно с пациента, - ахнула доктор. - Уйдите!
- Он пытался сбежать, - буркнул миротворец, все же поднимаясь с меня.
- Ты сломал мне еще и пару ребер, - зашипел я, попробовав встать следом. Но миротворец заломил мне руки, от плеча до самой ладони промелькнула боль.
Подхватив под мышки, он вздернул меня на ноги. Неудачно вышло. В следующий раз не буду импровизировать, продумаю побег получше. Я все равно убегу. Будучи вне стен управления, найду способ исчезнуть.
- Отпустите моего пациента.
Я исподлобья уставился на миротворца, стоящего в дверях. Казалось, он никакого интереса к происходящему не проявлял. Но мне одного взгляда хватило, чтобы понять: этот рыжик здесь главный. Снисходительно пустил коллегу попугать меня, с насмешкой наблюдал за нашей возней. Обойти амбала, успевшего меня основательно помять, - как нечего делать. А этот, рыжий... Хорошо, что у него оттенок волос светлее, чем у Васты. А то мне было бы совсем неприятно на него смотреть.
Амбал подтолкнул меня к кровати. Не время сопротивляться. Время играть на публику. Ахнув, я споткнулся. Дошел до постели, прихрамывая. Страдальчески поморщился, ложась. Поднял дрожащую руку к лицу, рассматривая неестественно вывернутый палец. Вот это действительно неприятно. Хорошо, что на левой руке.
Звякнули наручники.
- Нет нужды пристегивать его к кровати, - напряженно произнесла доктор.
- У нас другие соображения по этому поводу, - впервые за все это время заговорил рыжий. Голос у него - что труба гудит. Желание спорить у кого угодно пропадет.
Амбал вздернул мою руку вверх, пока искал, куда прикрепить второй браслет наручника. Прищурившись, я глядел на него.
- Ты любишь делать людям больно? - спросил я. Посмотрел на него одним глазом, зажмурился, посмотрел другим. - Поэтому и стал миротворцем? Скрытые садистские наклонности? Проблемы родом из детства?
- Если у кого они и есть, то у тебя, - зарычал миротворец. Злость значительно ускорила процесс: он сдернул одеяло вместе с матрасом в сторону и защелкнул браслет на перекладине кровати.
Громко топая каблуками по кафелю, амбал вышел. Рыжий, на пару мгновений задержав на мне взгляд, сделал шаг назад и прикрыл дверь.
Доктору явно стало легче. Она вздохнула и подошла ко мне. Присев на край постели, попросила:
- Покажите руку.
Я приподнял ладонь. Цепь натянулась, наручники звякнули о балку кровати.
- Перелом, - заключила она. В ее интонациях читалось недовольство. Я бы тоже рассердился, если бы мне прибавили работы. - Зачем вы нарываетесь? Вам стоило бы помолчать. Ничего бы тогда не случилось. А так - вы все равно оказались в наручниках, только еще и настроили против себя охранников, и получили травму.
Она, открыв тумбочку, вытащила бинт.
- Нарываться - мой авторский стиль. Если я разозлю этого идиота, у меня будет больше шансов сбежать от него.
- Гипс наложим позже. Травматолога пока нет на месте. - Вскрыв упаковку бинта, она сделала несколько кругов на запястье, прежде чем обездвижить четыре пальца. - А того, другого, вы тоже будете злить?
- Нет, с ним такой фокус не получится, - задумчиво ответил я. Первейшая задача - расположить к себе эту милую женщину. Наручники им все равно придется отстегивать. Хоть раз, но я окажусь без них. Взломать их не выйдет, перерезать - тоже вряд ли, инструментов для этого нет. Крайний вариант - оторвать от кровати балку и использовать ее в качестве оружия - мне претил, мое преимущество в скорости и хитрости, но никак не в грубой физической силе. Значит, нужно или ждать, или попытаться заполучить ключ. Но сначала - доктор. Ее я не помню. То ли ее не было в последние дни рядом, то ли память при моем первом пробуждении работала из рук вон плохо. - Как вас зовут?
- Джеймина Перкс. - Она завязала конец бинта.
- Доктор Перкс, какой сегодня день?
- Двадцать девятый от звезды Полона. Завтрак через час, но, если вы голодны, я могу принести вам что-нибудь сейчас.
Я покачал головой. Не хочется что-то. Горло до сих пор болит от трубки, а желудок прилип к позвоночнику, и это на удивление комфортно. При мысли о еде тошнит.
- А сколько я здесь лежу?
- Вас привезли позавчера ночью.
Картина выходила плачевная. В управлении я провел полтора месяца. Мне казалось - от силы недели три, не больше.
- Вам придется поесть, - сосредоточенно произнесла доктор Перкс, обдумывая что-то свое. Ладонь мою она так и держала в своих руках. Я украдкой посмотрел на кудряшки цвета горького шоколада возле ее скул. Прядки выбивались из пучка на затылке. - Преодолейте первые рвотные позывы, и дальше станет проще.
- Как меня привезли?
Отпустив мою руку, она встала, оправила незаметные складки на униформе.
- Мне пора на обход к остальным пациентам, господин...
- Просто Оливер, - перебил я ее. - Я привык к такому обращению. Просто скажите, у меня была возможность умереть?
Застыв, я глядел ей в глаза.
Поведется. Если бы я спросил о риске умереть, то отношение было бы другим. А возможность - это слово настроит доктор Перкс на жалость. Не сочувствие - какое сочувствие к пациентам. Расходовать на всех свою душу - глупо, перегоришь мгновенно. Жалость - чувство совсем иное. Оно не требует затрат. Наоборот - оно возвышает над неудачником, который не может вынести своего бремени.
Поколебавшись, доктор Перкс смягчилась. Может быть, дело не только в моем выборе вопроса, но и в том, что я действительно к ней отношусь неплохо. Я люблю врачей. Они мне уже помогали. Не лечили, но выручали из неприятностей липовыми справками.
- Если бы вас не доставили так быстро, то вы могли бы не выжить. Но, по правде, - она понизила голос, - рана не смертельная. Вы легко отделались.
- Спасибо, - в голос - вся грусть, на которую я только способен. Здесь и уныние от сложившегося положения, и извинение за то, что доставил хлопоты, и тоска от неудачной попытки. И, пожалуй, стоит спровоцировать доктора еще на толику жалости. - Меня привезли в наручниках? - я усмехнулся.
Доктор Перкс кивнула.
- Что вы сделали? - наконец она не справилась с любопытством.
- Украл несколько безделушек.
Она хмыкнула. Не поверила. Я бы тоже не поверил.
- Несколько дорогих безделушек, - уточнил я. - Только и всего.
- На фоне событий последних лет - не так уж и много, - согласилась доктор.
Мне на руку играло отсутствие синяков и шрамов. Это исключало возможность моей принадлежности к последователям Тайлера. Религиозных экстремистов никто не любит.
- Мне пора, - с ноткой решительности сказала доктор Перкс. - Я предупрежу дежурную медсестру, чтобы она пришла, если станет... шумно.
Слабо улыбнувшись, я откинулся на подушки.
Если она еще не мой союзник, то скоро таковым станет. Располагать людей к себе - мой любимый талант из множества прочих.
К вечеру я узнал распорядок дня. Наручники открепляли с кровати только для того, чтобы прикрепить их к массивному запястью амбалу. Похоже, рыжик его немного вразумил, потому что теперь он на мои вопросы не реагировал, только краснел и пыхтел. Что неприятно - он сопровождал меню повсюду, даже в кабинку туалета. Разыграть приступ у меня вряд ли получится, теперь за мной следят неотступно. Из козырей - только доктор Перкс, но ее я не видел с самого утра. Придется подождать ее повторного визита, чтобы уточнить ситуацию.
Что злит до чертиков - у меня снова никаких занятий, даже книги - и той нет. О том, что Фиц пропал, и думать не хочется. С его исчезновением у меня нет никаких шансов на мирное урегулирование сложившихся обстоятельств. Придется пробиваться с боем, в одиночку, как я привык. Только трудно это порой становится.
Откровенно говоря, со стороны судьи Клештара было бы верхом вежливости проявить ко мне расположение, но я уже понял, что благодарным он быть не умеет. Соответственно - у меня по-прежнему всего один козырь, да и тот действует на ограниченной территории, распространяется только на больничные корпуса, в случае, если мне тотально не повезет - то лишь на эту палату.
Но - я в больнице Ника, и спасибо этому неизвестному мне парню по имени Ник за то, что он создал госпиталь с хорошим персоналом. Узнаю, работает ли здесь мой старый приятель, и смогу сложить картинку. Соберу все элементы ключа. И тогда побег станет делом техники.
Следующим утром доктор Перкс заглянула ко мне после завтрака, всплеснула руками и посетовала, что из-за наплыва пациентов персонал перегружен и невнимателен. Медсестра забыла проводить меня к травматологу.
А я-то уже подумал, что это все-таки не перелом и можно обойтись без гипса.
В кабинете травматолога амбал так внимательно следил за процессом, что я всерьез расстроился, что даже не попытался ничего спрятать под гипс.
Настаивать на избавлении от наручников было еще рано. Единственное, что я мог, - это попытаться ранить браслетом запястья еще сильнее. Спустя пару дней мне это удалось, и доктор Перкс сердито заговорила, что она никогда не выпишет меня, если методы миротворцев продолжат наносить вред организму.
- Они не снимут с меня это, - я невесело улыбнулся, звякнув браслетом. - Не заслужил. Не доверяют. Видимо, из-за Васты они боятся всех.
- Васты? - мигом уловила ее имя доктор Перкс.
Приехали. Кажется, я кое-чего не уловил в действиях миротворцев.
- Васта Лока, - медленно проговорил я. - Та, что стоит за всеми взрывами.
- Один человек? - переспросила доктор Перкс.
- Так они скрывают правду... - ее слова подтвердили мелькнувшую догадку. Понизив голос, я почти шепотом произнес: - Васта Лока. Неуловимая девушка. Никто не знает, чего она добивается.
Доктору пришлось склониться ко мне, чтоб расслышать, что я говорю. Кудряшки защекотали мне щеку.
- Я видел ее. Поэтому меня не отпускают. Но мне нечего сказать им.
- Почему я должна верить вам? - доктор отстранилась от меня, выпрямившись.
- А почему вы верите им? - я коротко кивнул на дверь. - Какие доказательства предоставили они? Видео взрывов? Так вы и сами видели уходящий в небо столб дыма. Обещали выяснить, что за взрывчатое вещество использовала Васта Лока? Они сами до сих пор не знают. Не нашли даже следов привычной взрывчатки. Миротворцы с таким рвением наводят порядок, что ограждают людей от правды, забывая о том, что лучшая защита - это знание.
Задержав взгляд на моем лице, доктор Перкс опустила глаза. Взяв меня за руку, она рассеянно распутала полоски сбившегося бинта на запястьях. От этих язв я еще больше похож на самоубийцу.
- Зачем вы сделали это? - она так резко сменила тему разговора, что я на секунду растерялся и не понял, о чем она спрашивает.
Интересно, с чего доктор решила побыть врачевателем душ?
- Не мог больше находиться в заключении.
В хорошей лжи должна быть капля правды. А здесь я даже почти и не соврал.
- Вы ведь чего-то хотите от меня, - доктор снова принялась бинтовать мне запястье, хоть в ее обязанности это и не входило.
Я выдержал паузу. Рано еще ее о чем-то просить, спугну... А, ладно, живем один раз. Не согласится - найду другой способ.
- Доктор Сэни Коль. Он еще работает здесь?
- Я узнаю. Какое отделение? - доктор Перкс нахмурилась.
Я едва удержался, чтобы не просиять от радости. Прекрасно. Полдела сделано. Дальше - ерунда. Кто выгонит с работы старика Сэни? Он помогает с получением алиби и даже свидетельств о смерти всем, кто заплатит. Даже классу А. Теневой мир стоит за него горой. Мне осталось только попросить устроить с ним встречу. Надеюсь, он поможет мне в долг...
Если смотреть на вещи трезво - в больнице мне нравится гораздо больше, чем в изоляторе, несмотря даже на отсутствие одной-единственной книги. Плазма тоже не предусмотрена. Но зато можно прислушиваться к звукам из открытого окна и думать о свободе. А самым главным развлечением являются визиты к докторам. Днем сосредоточенный хирург усадил меня на серую кушетку и, придерживая мою голову, принялся разматывать все слои повязок на горле.
- Может, оставить? - заволновался я. Снимут с меня все боевые регалии - и что дальше? Отправят обратно в изолятор как пить дать. Меня это не устраивает.
- Не разговаривать, - отрывисто приказал хирург.
Какой-то он совсем не дружелюбный.
- Шрам останется, но его почти незаметно, - сообщил хирург. - В следующий раз режьте глубже. Чтобы наверняка.
Не хочу я глубже. Лучше бы он и дальше молчал.
Амбал-миротворец, сидевший в углу кабинета, уставился на меня заинтересованным взглядом. О-ой, вот это не к добру. Раз у него защелкали в голове мысли, быть беде. Особым интеллектом он не обезображен, додумается до чего-нибудь максимально мне неудобного.
По пути обратно в палату мне никак не удавалось растравить раны на запястье. Где-то в затылке стучали молоточки, предупреждали о грядущей опасности. Пусть замолкают. Сэни поможет мне сбежать раньше, чем миротворцы соберутся меня перевозить.
Во время обеда кусок в горло не лез. Организм послушно поддавался волнению, подводил меня. Где же доктор Перкс с добрыми вестями? Они мне нужны сейчас как никогда. Срочно нужны.
Она появилась только к вечеру.
- Вы направите меня к Сэни? - выпалил я, едва за ней закрылась дверь.
- Два года назад его уволили за халатное отношение к своим обязанностям, - резко ответила доктор Перкс. Оглянувшись, она быстро приблизилась ко мне и присела на край кровати.
Я глянул в сторону двери, за матовое стекло. Так уже было не два силуэта. Три.
- Тогда помогите вы мне, - взмолился я. - Помогите сбежать. С меня сняли ошейник, они уже сегодня хотят перевезти меня обратно. Ведь так? Я не выдержу, Джеймина, - впервые я обратился к ней по имени. - В следующий раз я буду резать наверняка, - кстати вспомнился совет хирурга. - Найду способ, который не даст осечки.
Она, скорее всего, мне не верила. Или не считала нужным рисковать ради меня своей незапятнанной репутацией. Боялась, что ее с позором уволят так же, как моего приятеля Сэни.
Все в один миг стало не в пример сложнее и серьезней. В изоляторе мне не дадут ни единого шанса повторить этот трюк. Сейчас мне мешают наручники.
Сейчас мне мешает недостаток веры в себя.
Сам-то я верю, что спасусь. А вот доктор Перкс... Мне нужна ее помощь. Без нее ничего не выйдет.
- Как ты хочешь, чтобы я помогла? - тихо спросила она.
Сломалась! Наконец-то.
- Первое - наручники. Мне нужен ключ.
- Я не буду... - она замотала головой.
- И не надо, - я и не надеялся, что доктор сама вытащит ключи из кармана амбала. - Просто придумай что-нибудь, подведи его к кровати с правой стороны, я сам справлюсь. И скажи, сколько их там, в коридоре...
- Было три, когда я сюда пришла.
Миротворцев всегда слишком много. Но с тремя я могу справиться.
На секунду мелькнула безумная надежда, что третий - это Фиц, и он пришел вызволить меня отсюда. Но глупую мысль я сразу же отогнал. Третий силуэт принадлежал никак не Фицу.
- Мне будет больно, если я ударю кого-нибудь загипсованным пальцем? - осведомился я, пока доктор Перкс раздумывала, как заманить сюда миротворца. - По шкале от одного до десяти.
- Семь.
Прекрасно, терпимо, лучше, чем я ожидал. Олли снова рвется в бой, Олли снова в игре, вокруг меня происходит масса событий, я - в самом их эпицентре, я несу эту бурю в мирный город, чего еще желать?
- Если гипс расколется, то десять, - уточнила доктор Перкс. - Что мне делать?
- Просто позови того амбала. Ключи у него. И отходи в сторону, не рискуй, - я глянул на силуэты. Не вовремя, ох как не вовремя они решили меня транспортировать. Уже понятно, что они не просто так пригласили сюда третьего. Вполне вероятно, что их на самом деле больше, просто не всех привели к моей палате. Не думают, что я могу выкинуть фортель. А если и могу, то что-нибудь безобидное, хватит и троих, чтобы сдержать мои творческие позывы. - Впрочем, - опомнился я, - попробуй поднять шум. Чем больше людей в коридорах - тем лучше. Я птица не того полета, чтобы за мной гнались с оружием, поэтому никто не пострадает. Но люди их задержат, дав мне фору.
Доктор Перкс прикусила губу. В другой раз бы я не упустил случая, чтобы попытаться с ней сблизиться... Хотя сейчас я к ней уже ближе, чем мог бы стать, просто переспав с ней.
- Я совершаю ошибку, - пробормотала она, поднимаясь с постели. Разгладила несуществующим складки на форме - эту привычку я за ней подметил с первого дня.
Мне неожиданно представился теплый вечер первого дня звезды Адама, теплый ветер, треплющий юбку алого платья, берег океана и Джеймина с распущенными волосами. В этот миг доктор Перкс стала для меня олицетворением свободы. Единственной дверью, ведущей из заточения на волю.
- Пожалуйста, - одними губами произнес я, но доктор услышала. Коротко кивнув, она пошла к двери.
Подобравшись, я сел в постели.
Плана у меня нет. Импровизация не всегда получалась удачно, но сейчас мне повезет. Я точно это знаю. Везение мне сопутствует всегда. Особенно в самых сложных ситуациях.
Безвыходных, если быть честным. Как эта.
На секунду подступила паника, подкатила тошнотой к горлу. Олли, тебе давно не везло, не замечаешь? Даже последний побег из здания суда - сущая ерунда, после которой подстерег еще больший провал.
Тайлер Бессмертный, удача меня покинула давным-давно, а я этого не заметил.
Кудряшки доктора Перкс мелькнули возле двери. Я остался наедине с моими демонами. Только не сейчас. Мне нужно стопроцентно чистое зрение, ясный разум, мне нужно держать себя в руках, только не голоса, только не эти, чтоб им провалиться, голоса, поющие колыбельную, только не этот дым по углам, я как будто жарюсь в клетке, я как будто...
Оливер. Соберись. Оливер.
Я подтянул колени к груди, глубоко вдохнул. Дверь распахнулась. Я поднял голову, улыбаясь от уха до уха. Лицо миротворца-амбала перекосилось, в глазах Джеймины мелькнул страх на одно мгновение.
Я сам бы испугался моей улыбки, милая. Ты не знаешь, что стоит у меня перед глазами. Ты даже не догадываешься, что поет у меня в ушах.
- Снимите наручники, - зазвенела доктор Перкс, - я требую этого как лечащий врач. Господин Дивар принимает медикаменты, он не представляет никакой опасности для общества.
- Полагаете? - ухмыльнулся амбал. - Джеймина, дорогая, боюсь, вы не знаете, что это за человек.
О, только что он совершил непростительную ошибку.
Врач всегда стремится наладить хорошие отношения с пациентом. Верит, что лечить нужно не только тело, но и душу. Ищет подход. Я попросил доктора Перкс называть меня по имени, но она не позволила мне ответную любезность. Крепко держится за свое положение и возводит стену между собой и остальными людьми. Почему? Потому что знает за собой грешок склонности к убеждению. Иначе бы не согласилась мне помочь.
Но если проявить терпение и подобраться к ней поближе незаметно для нее самой...
- Меня зовут доктор Перкс, - ледяным тоном ответила она.
О чем я и говорил. Он разозлил ее. Это не просто гнев. Это холодная ярость. Температура - абсолютный ноль.
Амбал не спеша подошел ко мне. Не с той стороны, не с той...
Доктор Перкс, осознав свою ошибку, подбежала к нему.
- Если вы не согласны с моим решением, поищите для него другого врача.
Амбал посмотрел на нее, приподняв брови.
Лишь сейчас я заметил, какие у него глаза. И кто из нас еще сумасшедший?
- Отлично, - согласился амбал, - насколько я понимаю, жизни Дивара больше ничего не угрожает. Он может продолжить выздоравливать в изоляторе.
- Вы сможете обеспечить ему достойный уход?
Доктор Перкс подошла к амбалу опасно близко. У меня перехватило дыхание: я понял, как дальше развернутся события. Мне на руку, но... Почему вокруг меня всегда страдают хорошие люди? Виноват ли в этом я?
- Доктор Перкс, - негромко произнес я, - не стоит...
- Стоит! - вскрикнула она. - Я давала обет Варфея, я должна...
Амбал коротко дал ей пощечину.
Стало так тихо, то слышно было лишь дыхание доктора Перкс. Схватившись за пылающую щеку, она подняла полный ненависти взгляд.
А, была не была! Он ударил беззащитную женщину, ударил врача - и кто я такой, чтобы оставаться в стороне?
Перенеся вес на одну руку, я сделал подсечку, крутанувшись на кровати. Повалить амбала, конечно, не получилось, но я выиграл время. Взвизгнув, доктор Перкс прыгнула на него сзади, впившись ногтями в щеки. Нас уже заметили. Осталась секунда, не больше, прежде чем сюда забегут остальные.
- Джеймина! - крикнул я.
Амбал отбросил ее. Отлетев к стене, она всхлипнула.
Выдохнув, я ударил амбала ногами в челюсть.
- Олли! - сорвавшимся голосом ответила мне доктор Перкс. В воздухе что-то сверкнуло.
Умница, умница! Я поймал ключи, тут же отстегнул наручники.
Амбал кинулся на меня всем весом. Изо рта у него текла кровь. Следующий миг - удар о кафель, спиной, затылком, до искр. Урод...
Я ткнул ему в глаз загипсованным пальцем так сильно, что думал, сломаю гипс о его глазницу.
Пока амбал выл, я спихнул его с себя, рыча от боли, прострелившей всю руку (хрустнувший гипс, казалось, крошился с оглушительным грохотом), и кинулся к двери. Всхлипывая, доктор Перкс прижимала ладони к лицу.
Дверь распахнулась. Рыжик и еще один, незнакомый... Быстро кинув взгляд в сторону, рыжик поднял, подхватив за подмышки, доктор Перкс на ноги. Тут же перехватил одной рукой ее за горло, сжав локтем.
О, я недооценил его, очень недооценил... Доктор уже не всхлипывала. Плакала. Слезы градом катились по ее лицу.
Да что я за человек такой... Я поднял руки вверх.
Довольно игр. Хватит. Мне не сбежать. Единственное, что я могу сделать, - это попытаться не подвергать людей опасности. Миротворцы из управления - не те ребята, к которым я привык. Этим плевать на гражданских. Хорошо, что у меня есть хоть немного сострадания.
Для кого хорошо - вот это вопрос...
Отпустив доктор Перкс, рыжик шагнул ко мне, развернул спиной. Щелкнули наручники. Тугие, браслеты располагаются почти вплотную друг к другу, никакого пространства для маневра. Ладно. Заслужил. Неужели рыжик ничего не скажет в назидание?
- Так и будешь молчать? - зашипел я. - Не стыдно?
- Он не ответит тебе, - шепеляво произнес амбал. Усевшись на полу, он держался за глаз. - Он глухой, а по твоим губам ничего не прочитаешь, ублюдок. Тебе все это не сойдет с рук.
Прекрасно. Он открыто меня оскорбил фактом моего рождения.
- А ей? - я отвернулся от него. Хочу в окно посмотреть напоследок.
Молчание. Долгое. Наверняка миротворцы переглядываются, беззвучно решая, что делать с доктором-пособником...
- Ничего. Врачей и так мало, - глухо ответил третий миротворец. - Уходим, машина уже ждет.
Вот и все, кончились мои приключения. Пора возвращаться. Теперь - точно навсегда. Амбал затаил злобу. Я мало того, что не оказывал содействия следствию, так еще и сделал попытку к побегу. Дважды. И более того - подстрекал к правонарушению законопослушную гражданку. Весь этот список тянет на пожизненное.
Рыжик грубо дернул меня за руки и развернул к двери. Когда я проходил мимо доктора Перкс, она вскочила на ноги, кинулась ко мне и обняла за шею. Ее никто не остановил.
- Я верю тебе, - шепот ворвался в мое сознание. Джеймина говорила прямо в ухо, и казалось, что это тоже галлюцинация. - Во всем, что ты говорил.
Поцеловав меня в щеку, она сделала несколько нетвердых шагов назад.
Меня вывели прочь.
Коридор, лифт, коридор, машина... Рубашка больничная глупо развевается на ветру. Мне представлялась Джеймина в платье и теплый вечер, а все, что я получил, - это жалкую пародию на эту картину. И пародист, он же клоун, - я.
Моя жизнь начиналась не так уж плохо. На Астре тысячи, миллионы детей не знакомы со своими родителями. Еще столько же знают, кого можно называть мамой и папой, и даже верят, что однажды они их заберут, но все равно сидят в детдомах и ждут своего счастливого билета до совершеннолетия, пока их не вышвырнут из приюта во взрослый мир. Чаще всего их надежды разбиваются лет в пятнадцать, когда дитя озлобляется и становится из милого ребенка неуравновешенным подростком.
Мне повезло - у меня никаких надежд не было. Я воспринимал все стоически. Кровать есть, еда в избытке - жизнь мне улыбается. Кровать сломана, еды хватает только чтобы ненадолго утолить голод - жизнь все равно улыбается, потому что я живу и что-то делаю. Учусь. Имею возможность узнать новое, подслушать разговоры о дверях. Тогда они еще были в диковинку. Их боялись до жути. Сплетничали. Рассказывали небылицы. Их еще не научились чувствовать, их было слишком мало.
Может быть, двери были всегда, просто мы их не чувствовали. Не выросло еще то поколение, которое с легкостью проникает на изнанку мира. Может быть, двери предназначены специально для нас, еще молодых, не уставших от беготни. А постареем - устанем, ослепнем, передадим двери детям и внукам.
А пока - мы ими пользуемся.
Ну, как "мы"... Все, кроме меня.
Задумался: так когда же моя жизнь пошла под откос? Когда я сбежал из детдома, не дождавшись двух лет до выпуска, прошел первой в своей жизни дверью и попытался начать жить самостоятельно? Когда впервые столкнулся лицом к лицу с теневым миром, миром криминала? Было просто. Я ловко крал все, что плохо лежит, машинально прихватывал безделушки, продавал, особо не торгуясь: мне все доставалось легко. Может быть, все началось, когда я влюбился в антиквариат? Тогда на меня обратили внимание миротворцы - я позарился на слишком дорогие цацки. Проще всего обвинить во всем Фица. Он виноват в прошлом моем заключении, он виноват и в этом. Видимо, у него тактика была такая: втереться в доверие, притвориться другом, воспользоваться этим. А я осознал эту стратегию лишь сейчас.
Следовало раньше пораскинуть мозгами. Работа Фица выполнена - он забывает обо мне. В прошлый раз он просто исчез, даже до суда не дошел. На этот раз, похоже, он подозревал, что я миротворцам еще пригожусь, поэтому подкинул нелепую записку. Написать послание на листе петрушки - в духе того Фица, которого я знаю.
А тот, который для меня оказался загадкой, тщательно проработал свою маску и знает, чего я от него жду.
Подло.
Все это доказывает, что верить нельзя никому.
А порой так хочется.
Что ж, однажды меня должен был погубить какой-то недостаток. И на солнце бывают пятна.
В прошлый раз я не верил всерьез, что заточение никогда не закончится. Сейчас - последние сомнения пропали. Стоило бы смалодушничать, закрыть глаза на страдания доктора Перкс, исхитриться сбежать. Оставил бы у нее самое худшее обо мне впечатление, но мне к этому не привыкать. Зато был бы свободен. Какое-то время. Только, думается, я успел бы побыть свободным недолгое время, примерно то, которое нужно, чтобы добраться до центрального входа в больницу.
Возле главных дверей ждала кавалькада машин. Одна, полностью закрытая, предназначалась для меня. Пять экаров - сопровождение. По бокам и один сверху... Серьезно. Начинаю верить, что я и вправду опасный государственный преступник.
Все, в чем я повинен, - так это в том, что Васта откуда-то узнала мое имя и захотела меня видеть. Хотел бы я знать, что взбрело ей в голову.
Изолятор мне дали тот же. Я молчал всю дорогу до него.
Удивительно - ни единого слова не хотелось проронить. У меня впереди достаточно времени, чтоб полюбить молчание.
Книга была на месте. Свалившись на кровать, я схватил "Искупление" и, задрав его над головой, принялся за чтение.
...Я ожидал, что будет хуже. Охранники со мной не заговаривали, я тоже не рвался с ними общаться. Бритву мне больше не давали. Щетина угрожала стать рыжеватой бородой. Вроде в конопатости не замечен, а борода все равно сверкает и провозглашает любовь к Тараксу. Раздражает - жуть как. Попросить, что ли, чтобы меня кто из миротворцев побрил? Можно не бояться, что они воспользуются этим, чтобы вскрыть мне горло. Я им зачем-то нужен.
День за днем ничего не происходило. Книгу я с завидным упорством перечитывал раз за разом. Потом мне подкинули еще парочку дешевых романов, сладких и глупых. В порыве раздражения я вырвал несколько листов и, скомкав их, подкидывал полдня на манер мяча. Это оказалось даже увлекательнее чтения.
Впрочем, когда перечитываешь книгу раз этак в сотый - все покажется интереснее.
Потом ко мне пришел усатый миротворец. Прямо в изолятор.
Он не закрыл за собой дверь, и я выглянул наружу. С кровати так и не встал, остался сидеть. Что, будем сквозняк пускать?
Встав передо мной, усатый чего-то ждал. Он молчал. Я тоже не спешил заговаривать.
Ему принесли стул. Дверь так и оставалась открытой. Грузно сев, усатый загородил собой проход.
- Попытаешься сбежать?
Я не отвечал. У меня что-то вроде небольшого обета молчания. Пока не припрет - ни слова не скажу. Бытие мне не изменить, так хотя бы попробую перестроить сознание. Негласный свод правил в моей голове. Чем только не займешься, чтобы скоротать вечность.
- Мне доложили, что ты перестал говорить, - понимающе кивнул усатый. - Что ж... - он, расстегнув пиджак, вытащил из-за пазухи газету. Развернув ее, он показал мне передовицу.
Ну... Что могу сказать. Я немного изменил этот мир. Всего за один день. Представляю, как много я смог бы сделать на свободе за то время, что здесь провел.
Загвоздка в том, что это мне не нужно.
- Полагаю, информация просочилась не от нас. Вот здесь, в самом центре, твоя знакомая из больницы? - он ткнул толстым пальцем в лицо доктор Перкс.
Она и десятки женщин вокруг нее держали плакаты и смотрели вдаль. Плакаты разномастные. Один настаивал на разглашении всей правды, другой молил Васту пощадить мирное население. Обещали выполнить все ее требования.
Люди вцепились в последний шанс.
- Вижу, тебя это не слишком интересует, - вздохнул усатый и спрятал газету обратно.
Я проводил ее взглядом. Главное, не выдать сейчас разочарования, не выдать разочарования... Как бы мне хотелось, чтобы он оставил эту газету.
- Многие предлагали повторно допросить тебя, - усатый, сцепив пальцы в замок, склонился ко мне. От него пахло потом, неумело прикрытым ароматом одеколона. - Я отказался. Думаю, ты все сказал, и с Вастой действительно не знаком.
Я продолжал молчать. Что толку подтверждать то, что ему и так известно?
- У тебя есть соображения, что ей нужно? Оливер, - позвал усатый. Я нехотя поднял на него взгляд. - На кону тысячи жизней. Она скоро нанесет еще один удар. Раз в три-четыре месяца - вот интервал нападений. Ты был наедине с ней несколько минут, ты видел ее, как меня сейчас. Неужели никаких мыслей?
Как будто я спрашивал ее о планах на будущее. Миротворец источал враждебность, ее не спрячешь под флером покровительственного тона. Просто он сменил тактику. Не стал, как прежде, допрашивать, прячась за стеклом.