Чтобы не гореть нам, грешникам, в мире в том - в аду.
Странны мне догматики. Догмой преклоненные,
Стоя на коленях, они не скажут - нет.
Ученьем все расписано, ученьем все проверено,
В учении все истинно - в том сомненья нет.
В мире здесь негласно правит лозунг страшный -
Если ты не с нами - значит, против нас.
Правда - это наше, кривда - у другого,
И победим любой ценой, лишь наступит час.
Как бы мне от этого душу уберечь.
Правду и неправду впопыхах не сплесть.
Я хочу смотреть на мир мудрыми глазами,
С благодарностью каждый день новый открывая.
То, что Богом создано, то, что нам подарено -
Как сравнить все это нам с людской молвой?
Наши все учения, наши все теории -
Прахом рассыпаются пред вечною листвой.
Марш оловянных солдатиков
Геополитика - важное слово.
Мы карты расстелим, расставим войска,
И в бой поведем - раз и готово.
Мы горы добудем, и город добудем,
И все героями Родины будем.
К чертям пацифистов, сомненья излишни -
В оловянных солдатиков играют седые мальчишки.
Вперед, батальон, ура, батальон,
Мы вражий заслон атакой сметем.
И где-то в далеких горах, где-то на юге,
Подставляют солдатики свои оловянные груди.
Свинцовые пули рвут оловянное тело,
Но почему-то живая душа к небесам отлетела.
И в опустевшей чьей-то квартире
Оловянные матери в скорби застыли.
Им, оловянным, такая уж выпала доля,
Но сердце живое стонет от боли,
И жгучих слез живых никак не унять,
И мысли живой никак не понять
В чем перед Богом грех,
За какую провинность
Должна хоронить любимого сына.
Пап оловянных своих оловянные ждут сироты.
Когда ж этот папа вернется с работы?
В их оловянных глазах живая ноет тоска -
Ну когда же он приедет, ну когда же, ну когда?
Дурашка малый никак не поймет.
Что папа с работы уже никогда не придет.
И оловянные сгорбились вдовы.
Черного горя одев стальные оковы.
Им оловянным, теперь в одиночку брести,
И нет опоры уж больше на долгом пути.
Только живая душа плачет в ночи -
Не отзовется никто -
Кричи не кричи.
Вперед, батальон, ура - батальон,
Мы вражий заслон атакой сметем!
К чертям пацифистов, ничто нам не слишком -
В оловянных солдатиков играют седые мальчишки.
* * *
Дух мой, бродяга,
С цепи сорвался.
Не зная часа, не ведая границ,
Гулять отправился,
Витая в облаках,
Сквозь время и пространство,
Вдруг, налетев на что-то,
Был повержен ниц.
Освенцим, год сорок четвертый.
На карте точка и в вечности миг.
Что же увидел поверженный дух.
Дух пораженный,
Отчего ужас в сердце возник?
Неторопливый бульдозер
Деловито урчал,
Снежный ком
Мертвых тел человеческих
В гору большую - до неба - сгребал.
Руки сплетенные, ноги сплетенные,
Мертвого голого тела корявый изгиб,
В мертвых глазах кошмары запечатленные,
Мертвого рта рвущийся крик.
Люди, послушайте,
Как вы не видите -
Мертвые руки тянутся к вашим сердцам,
Судорогой мертвой пространство скорежено,
Все это здесь,
Это не в прошлом, не - там.
Страшный ком катится, катится, катится,
Подминая собою села и города,
Не отвернется, не остановится,
Скоро тебя он возьмет в собой навсегда.
Нет нам спасения,
Поскольку нет нам прощения.
Нет нам прощения
За наше забвение.
За то, что забыли мы,
За то, что мы предали
Те миллионы, что сгорели в печах,
За то, что бульдозеры смерти не остановлены,
За то, что огонь боли в сердце угас.
Реквием дому на Каширском шоссе
На мне девять этажей - мне некуда бежать.
Такая тяжесть на груди - я не могу дышать.
Весь дом - в развалинах, а я - под ним,
Сто двадцать убиенных, в живых - один.
Слезы - похоронены.
Чувства - похоронены.
Жизни - похоронены.
Люди - похоронены.
Во мне сто двадцать смертей - я не могу встать.
Сто двадцать раз мне умирать и воскресать опять.
И сердцу нечего сказать - безжизненно оно,
Сто двадцать раз, сто двадцать раз убили вы его.
Слезы - похоронены.
Чувства - похоронены.
Жизни -похоронены.
Люди - похоронены.
Вы не качайте головами, руки вам не подам,
Всего лишь призрак перед вами, а я осталась там.
Кто выжил, тот меня поймет, и пусть пройдут года,
Из дома того он не уйдет, он будет там всегда.
Слезы - похоронены.
Чувства - похоронены.
Жизни - похоронены.
Люди - похоронены.
Зеркало
Христианские приняв догмы,
О набожности своей трубя на весь свет,
Перед зеркалом спросим себя - кто мы?
И каков же будет ответ?
Веруя в святое воскресение,
Душе своей покупая бессмертие,
Молимся мы по расписанию
И раскаиваемся только на исповеди.
Полные тщеславия и стяжательства,
Рыщем по миру, как голодные волки,
И людей расставляем по полезности
На предназначенные для них полки.
Считая, что лицемерие к лицу,
С улыбкой подаем мы руку подлецу.
За спиной поносим тех, кто познал успех,
Злословие не почитая за грех.
Друзей своих душевно понимает
И в спину нож из-за угла вонзаем.
И бьем своих, чтоб чужие боялись
И бороться с нами не брались.
Бьем в душу, не в тело:
Что тело - было и сгорело,
Чтоб боль была на века -
Бьем по нетленному, наверняка!
Кто же может сказать, что совесть чиста -
Сотни раз мы в себе предавали Христа.
И за тридцать монет, и за двадцать монет,
И вообще без монет - лишь за то,
Чтоб удобней был наш малый свет -
Ведь дешевле расплаты нет.
И крестные муки Его
Нужны нам, как звон разбитой посуды.
Не заблудшие мы и не грешники,
И не разбойники -
Всего лишь Иуды.
А, впрочем, добрые люди.
* * *
Замесила я тесто на горечи.
Испеку пирог черной полночью
На горючих слезах,
На вещих снах.
На обидах жгучих,
На словах колючих.
Я скажу над ним слово тайное,
Слово тайное, заклинальное.
Никому того пирога не дам -
Ни гостю званому,
Ни гостю незваному,
Ни большому, ни малому,
Ни дружочку милому,
Ни сыночку родимому -
Дам пирог черным воронам.
Улетайте, вы, черны вороны,
Уносите пирог на четыре стороны
В ночные небеса,
За темные леса,
За высокие горы,
За синие просторы.
Схороните тоску мою кручину
В самую глубокую морскую пучину,
В болота таежные,
В тайники надежные,
В пропасти бездонные,
В пещеры потаенные,
Чтоб ей там навеки сгинуть!
Старик
Вечерело.
Падал закат золотой.
Подошел ко мне старичок
с белой седой бородой.
Спросила - Ты кто? Ответил - Бог.
Устал, пройдя долгий путь,
присел на часок отдохнуть.
И так поведал мне:
- Что человек?
Хоть слаб он
и болен мирской суетой,
Но все ж гениален бывает порой.
А остальное все преможется,
Перемелется, подъитожится.
И будет мука, а не мука,
И будет искусство, и будет наука...
- Что грех?
Он есть у всех.
Да я б и сам грешил.
Коль на земле бы жил.
Главное - сердцу тревожиться,
А остальное все приложится,
Отпустится, в душе уложится.
Раскаянье - сильная штука,
Не было б сердце глухо.
- Что род людской?
Ведь из зверей созданы вы мной.
Вот и слышу я звериный этот вой.
Когда друг на друга лезете гурьбой.
И хоть вы в том не признаетесь,
Но все же дикими зверями остаетесь.
На что ж, деритесь, коли вам неможется,
Уж как-нибудь история сложится.
И Господи вас всех прости!
Ну, а мне уже пора идти.
Встал и пошел.
Маленький, с деревянной клюкой,
Подпоясан веревкой простой,
Шел он в свет солнца угасающий,
Усталый, мудрый, все и всех прощающий.
И травы стелились на его пути,
Чтоб легче было ему идти.
И мир с любовью к нему приник,
И чудный звук в душе возник.
* * *
Правда и ложь встретились где-то случайно,
Вместе сошлись, так что не разольешь,
Минус и плюс соединились нечаянно,
Кто из них кто - не разберешь.
Подругами стали, совсем одинаковы.
Прически похожи, и лик их равно хорош,
В одежды друг друга нарядились, лукавые,
Лживая правда и правдивая ложь.
Ложь обнимает, правда тут морщится,
Ложь улыбается, правда отводит свой взгляд,
Ложь обаятельна, сладка и приятна,
Правда трезва и горька, словно яд.
Будешь ко лжи ты тянуться душою,
Льстивым речам бездумно внимать,
Сладкого пойла ее испробовав,
Отравленный, скрючившись где-то лежать.
И, полумертвый, с душою истоптанной,
С трудом поднимаясь, цепляясь за свет,
Поймешь ты, что лучше напитка,
Чем горький настой правды, нет.
И сердцем своим, не веря улыбке,
Будешь ты чувствовать издалека
Запах отравы сладчайший из кубка.
Каким тебя ложь привлекла.
И будешь знать от того дня,
Как правду от лжи отличить -
По аромату напитка янтарного,
Что в кубке у каждой искрит.
* * *
Параллельные миры, конечно же, реальны.
В параллельные миры мечтой мы улетаем.
Мысль игрива и вольна, бродит, где захочет,
И из жизни этой в вымысел прескочит
просто между прочим.
Если здесь тебя порой постигла неудача -
В параллельном мире, знай, было все иначе.
Друг не предал, враг бежал, была тревога ложной,
Даже ты счастливым стал - в параллельном мире
чудеса возможны.
В параллельном мире не бывает бед.
И войска не празднуют кровавых там побед,
Там любовь взаимная, и судьба добра,
И подруга верная навсегда верна.
Ты спросишь - как туда пройти,
.И где оно, географическое чудо?
Две дороги ведут - туда и оттуда.
Мечтою зовется дорога туда,
Надеждой дорога оттуда,
И каждый носит в себе это светлое чудо.
* * *
Не боюсь быть зла, не боюсь быть добра,
Из какого-то странного меня создал Бог ребра.
Может быть, это и не был Адам?
Может, жизнь мне зверь лесной дал?
Или птицу Господь поймал в свою сеть-
Отчего мне так хочется в небо взлететь?
Может, была я листом на ветру,
Что изумрудом горит поутру,
Или травою, или росою,
Или прохладной струей ключевою.
Почему, когда вижу родные края,
В сердце тайна живет, что все это - я.
Я и небо, и лес, и вода.
Я была здесь и сесть, и буду всегда.
Я и солнечный свет, и ночной небосвод,
Я и молнии блеск, что в ярости бьет.
Я и бура, и дождь, и луна.
И туманный рассвет. И звезд тишина.
* * *
Птичий клин пролетел
и исчез в облаках.
Вслед ему посмотрев,
сказала я - Ах,
Куда ж вы, куда,
быстрокрылые птицы,
Ваш полет мне во сне
сладкой сказкою снится.
Тоже птицей взметнусь,
полечу вместе с вами
И огромное небо
обниму я руками.
Свежим ветром упьюсь.
над землею витая,
Безрассудно помчусь -
к аду иль к раю?
Ветер птицу свою
подхватит, подкинет
К сверкающим звездам
в заоблачной сини.
Только сердце где взять,
Чтоб в груди не взорвалось?
Только душу где взять,
Чтоб с землей не рассталась?
* * *
Я деревом росла в лесу.
Проснувшись на заре, стряхнув с себя прозрачную росу,
Потягивалась тонкими ветвями,
Мне солнце проливалось сквозь листву
Прохладными зелеными лучами.
Пугливый приходил олень.
Он, замерев, стоял, рогатую роняя тень,
Потом щекотно мягкими губами
С моих ладоней листья обрывал,
И, осторожно переступив ногами,
Меня своим дыханьем согревал.
Набегавшись,
В ветвях моих качаясь после праведных трудов.
Дружок мой, ветерок, нашептывал мне небылицы,
И, заливаясь трелями на сто ладов.
Веселым галдежом ему поддакивали птицы.
Светило солнце.
Пчел жужжанье навевало дрему.
Порхали бабочки среди кустов,
И сквозь полуденную истому
Вдыхала я аромат лесных цветов.
День своею жизнью жил.
Куда-то с важным видом трудяга муравей спешил.
Из-за жучка подрались две синицы.
Разбуженный их криком, сонный еж решил
С ворчанием подальше удалиться.
На лесной поляне
Лисица -мать лисят охоте обучала.
Увидев жабу под кустом, они схватить ее пытались,
Но жаба прыгнула на них, сопротивляясь,
И храбрецы в испуге разбежались.
Могучими телами
Друзья мои, деревья, мир мой охраняли.
Радость и покой я ощущала под их надежной сенью.
Скользя между стволами, мир этот озаряя,
Вечерний свет игрался в прятки с тенью.
Час бежал.
Уж звезды появились на потускневших небесах,
Послышался их перезвон хрустальный.
Возлюбленный мой, солнца луч,
дарил мне поцелуй прощальный,
И день счастливый угасал.
* * *
Что есть любовь? Ноша тяжкая,
Пальцы, подушку сжавшие в бессонной ночи,
Мысль к тебе, как кресту, привязанная,
Голос твой во мне все время звучит.
Ты улыбнешься - солнце мне светит,
Ты отвернешься - жизнь не мила.
Кто же придумал муки мне эти,
Кто же в ответе за такие дела?
Что это? Болезнь, наваждение?
Сердце рвется на волю, о пощаде моля,
Выпила кубок, зельем отравленный,
Я - это будто бы вовсе не я.
В чувство свое, как в тюрьму, заключенная,
Куда я ни кинусь - клеткой мне ты.
Цепи стальные нести обреченная,
Освободиться - пустые мечты.
Где справедливость? Суд свой неправедный
Вершишь одним лишь движеньем брови,
И приговор твой суров, окончательный -
Приговорена к распятью любви.
Воспоминания о Венеции
Надо мною века, века, века...
Я сквозь века проплываю.
Глубина подо мной темна и мутна.
И тайны свои охраняет.
Гондольер мой тих,
Тихо плещет весло,
Струится вода,
И время струится,
И тишина.
Сумрак канала.
Темной стеной дома над водой.
К шершавой их коже прикасаюсь рукой,
Влажность боков ощущая.
Солнечный путь на воде тускло мерцает.
Я проплываю,
Дома проплывают,
И тишина.
Гондола качается.
За поворотом опять синева.
Прошлого лента никак не кончается.
В воспоминанья уводит она.
Зыбкие их очертанья в воде отражаются.
Я вспоминаю,
Вода вспоминает,
И тишина,
И узкое небо над нами.
* * *
Ясный день. Иду я старой Прагой.
Город мне симфонией звучит.
Город свой родной оберегая,
Грозный Вацлав на коне сидит.
Как снежинки, вьюга закружила,
В беспорядке бросила дома.
И они смешались прихотливо,
Господи, какая кутерьма!
То с горы они бегут вприпрыжку,
То на месте топчутся все в ряд,
То вдруг изогнулись и с усмешкой,
На меня, хитрющие, глядят.
В вашу чехарду я не играю,
Верный путь прямой я здесь пройду,
Но дома упрямо заставляют
Начинать дурацкую игру.
В прятки мы играем или в салки -
Не могу никак понять,
Это странное круженье
Я не в состоянии унять.
Вместе в танце кружим, кружим-
Я, дома, деревья, окна надо мной,
Этот танец мне совсем не нужен -
Прага забавляется глупою игрой.
А когда устану, страшно злая,
Оттого, что нужный дом я не найду.
Прага, сжалившись, мне позволяет,
Отыскать жемчужинку свою.
Прага меня водит площадями:
-Ты вначале это посмотри!
Полная легенд, воспоминаний,
Ждет признаний от меня в любви.
Скверами ведет, мостами,
Улочкой ведет брусчатой не спеша,
- Ну, скажи-ка, ну признайся,
Что ведь я и вправду хороша.
Старая кокетка улыбается.
Влтавой подпоясанный,
Бок ее томно изогнут,
-Ну-ка, соглашайся,
не сопротивляйся,
Свое сердце ты оставишь тут.
Истина не будет кривдой.
Чародейке не страшны года -
Буду я всегда красива,
Ослепительно буду молода.
Очарована магическою силой.
Я, как зеркальце, должна ей дать ответ:
-Вы, мадам, красивы,
Вы - прекрасны,
Вас, мадам, прекрасней нет.
Согласно проведенным социологическим исследованиям,
80% людей внушаемы настолько, что способны делать любые глупости, которые никогда не стали бы делать сами, если лицо, пользующееся у них безусловным авторитетом, приказывает или даже просто рекомендует им сделать эту глупость. Опытные медсестры были готовы ввести больному смертельную дозу лекарства, когда им велел это сделать известный профессор. Но если в группу людей попадает хотя бы один "бунтарь", не согласный с мнением авторитетного лица, процент бездумно-послушных снижается до 20.