Что-то освежающе-прохладное нежно коснулось лица. Сначала пробежалось по груди, затем достало до подбородка, тронуло щеки, прокралось к ушам и напоследок шевельнуло спутанные волосы. Коснулось и исчезло. Он глубоко вздохнул, открыл глаза. Сел в постели и зевнул. Сон был яркий, насыщенный, как кисель, но выветрился из головы так же быстро, как и легкая испарина. Прохладный ветерок вновь тронул кожу, заставил покрыться мурашками. Шафранового цвета занавески лениво колыхались и опадали. Снова поднимались, словно ожившие, и опять опускались. Как волны на берегу моря. Редкие пылинки плясали в дорожках солнечного света.
Он осмотрел смутно-знакомую спальню, и каждая вещь, казалось, говорит ему: "Привет!". Да, все эти солидные шкафы и стулья на фоне кремовых обоев, все эти статуэтки и картины - его давние приятели. Они стояли здесь вчера, неделю назад, а может и год. И будут стоять. Уверенно, незыблемо. Дверная ручка повернулась, в комнату вошла женщина с подносом. На подносе был завтрак: что-то горячее и вкусное.
- Доброе утро, Виталий Георгиевич, - мило улыбнувшись, сказала женщина.
- Доброе утро...
- Наташа, - подсказала она.
- ...Наташа, - кивнул Виталий, припоминая: да, все верно, иначе и быть не может. Он - Виталий, она - Наташа.
Женщина деловито поставила поднос на столик и разложила приборы.
- Право, не стоит, - слабо сопротивлялся Виталий. - Я же не какой-нибудь инвалид, я сам...
- Ну разумеется, сами. Я не собираюсь кормить вас с ложечки.
Он убрал спутанную прядь со лба.
- Какое ясное сегодня утро, правда?
- Да, очень. Воздух, как будто в горах, - он покосился на дверь в ванную комнату. Наташа все поняла:
- Позовете меня, когда все сделаете. Вот колокольчик.
И выпорхнула прочь. Виталий перевел дух. Если женщина ему знакома, почему он чувствует себя так... потерянно? Это из-за сна, решил он и отправился умываться.
Завтрак оказался превосходен. Все было приготовлено именно так, как он любит: душистый мятный чай, три ломтя слабо прожаренного бекона, сыр, свежеиспеченная булка с изюмом, яйцо всмятку. Виталий жевал и чувствовал, как тело наливается жизненной силой, как краски становятся гуще и сочнее. Настроение поднималось: день действительно обещал быть замечательным.
- Виталик? - в щель от приоткрытой двери просунулась чья-то голова.
Он внимательно уставился на гостя. Знакомые черты, где-то он уже видел этого человека.
- Можно к тебе?
Он торопливо кивнул, еще работая челюстями.
- Ты не отвлекайся, - успокоил парень, стремительно влетев в спальню с зажатой под мышкой папкой, по краям которой торчали уголки листов. - Ух! Мне пора уже сменить имя "Федор" на "Дживс", честное слово! Как у Вудхауса. Так, что тут у нас...
Федор? Ах, да, конечно же! Виталий готов был хлопнуть себя по лбу, но этому помешала чашка чая в одной руке и намазанный маслом бутерброд в другой. И как он мог забыть? Федя, его самое доверенное лицо, первый помощник. Интересно - его внешность сразу показалась знакомой, а вот имя словно вылетело, как сквозняком сдуло.
- Здорово, Федя!
Помощник так и просиял. Ну прямо джинн из лампы.
- Вот! Теперь узнаю своего босса Георгича! Та-ак... На сегодня у нас с тобой две встречи и один круглый стол. Заседает комитет по экологии. Это из скучных: всякие старые пердуны и шишки из правительства. Дальше повеселее: надо будет появиться на открытии спорткомплекса, произнесешь небольшую речь, я уже подготовил черновик. Ну, о здоровье нации и все такое. Опробуешь тренажер для журналистов. Потом заедем...
Федор продолжал говорить, со скоростью шулера тасуя листы, добытые из папки. Виталий восхищенно наблюдал за его манипуляциями и прихлебывал со дна чашки. Постепенно, из отдельных слов и предложений перед ним складывалась целостная картина. Все проступало наружу, как вещи в темноте, стоит только осветить их фонариком. Ты знаешь, что они есть в комнате, что они расставлены в определенном порядке и каждая как-то связана с тобой: твой старый футбольный мяч, твой рабочий стол, компьютер, кем-то подаренный фикус, который забываешь поливать, гитара в чехле, полка с книгами. Правда, Виталия преследовало ощущение, что он очень давно не бывал в комнате и от вещей остались только силуэты. Сейчас, при помощи Федора все становилось на свои места. Чем больше говорил помощник, тем уверенней, по-хозяйски себя чувствовал Виталий. На звон колокольчика сразу же вбежала Наташа. Словно специально ждала сигнала. Виталий отдал поднос, принял костюм и встал перед зеркалом. Возможно, его голова работала со скрипом, зато тело точно выполняло годами отработанные движения; пальцы сами ловко заплели галстук, одернули пиджак, провели расческой по волосам. Виталий переминался с пяток на носки, осматривая себя. Заметил тронутые кое-где ранней сединой волосы, сеточку морщин по краям глаз, шрам. Короткий, но выразительный - как автограф. Все это казалось естественным, разумеющимся. Чего-то не хватало. Не оборачиваясь, он вытянул правую руку - в ладонь легли изящные очки. Водрузив их на переносицу, он сделал помощнику знак прерваться и спросил:
- Какой сегодня день недели?
- Четверг, шеф.
- Я как будто в отпуске нахожусь, честное слово.
- Так вы и есть в отпуске, - засмеялся Федор. - Работа у вас такая, что неделя отпуска после недели работы - нормальное явление.
- Так точно, шеф! "Симтекс" обещали дать ответ в пятницу.
- Да-да. "Симтекс", - кивнул Виталий, и какой-то дымный образ заклубился перед глазами. - Там этот... как его... Андрианов.
- Захар Андрианов, он самый.
- Тот еще жлоб, - подмигнул Виталий.
- Ага! - радостно отозвался помощник.
Затем кто-то внезапно включил в темной комнате свет, а может солнце заглянуло в окно, и тогда застывший перед собственным отражением Виталий увидел все вещи разом - четко и ясно. Словно фотоаппарат навел картинку на резкость.
- Вот теперь-то я проснулся! - провозгласил он. - Звони в лабораторию, мне обещали продемонстрировать опытные образцы еще в середине месяца. Встречу с пожарниками отмени. Надоели эти взяточники. Общение с министерскими нужно свести до получаса. А где... Лиза?
- Вы договорились встретиться на благотворительном концерте, - учтиво напомнил Федор.
- Точно. Верно. Спасибо... Гм, ну что же?
- Все готово, шеф. Машина уже ждет, - подобрался Федор.
- Наташенька, - Виталий ласково улыбнулся горничной, - завтрак просто чудо. До вечера!
- И вам счастливо, Виталий Георгиевич!
Они прошли по коридору в холл особняка, и ему больше не понадобилось осматривать интерьер, чтобы восстановить в памяти все детали. Перед порогом была ступенька, следовало чуть выше поднимать ноги. Чтобы спуститься на крыльцо, нужно завернуть вправо. Петли, когда их поворачивают, сильно скрипят, а водосток от прошлогодней грозы погнулся и в дождь льет воду прямо на ступени. Это знание было того же рода, что и знание о впадении Волги в Каспийское море.
Он впустил в легкие утренний воздух, вдохнул полной грудью, прищурился на солнце. Хотелось закричать от эйфории, от чувства, что живешь.
- Мы должны радоваться каждому дню, Федя.
- Знаю, Георгич. Ты все время это твердишь.
- Ладно, поехали.
Они нырнули в чрево большого серебристого автомобиля.
И марафон стартовал.
На протяжении дня перед Виталием пронеслась длинная вереница самых разных людей: женщины и мужчины, дети и старики, чиновники, бизнесмены, служащие, рабочие, директора и менеджеры, люди умные и глуповатые, скромные и наглые, вежливые и хамовитые, веселые и печальные, интересные и скучные; люди в костюмах, как и он - темных, светлых, серых тройках с разноцветными галстуками, тощие доходяги и толстяки с животами-дирижаблями, туго обтянутыми рубашкой, работяги в униформе с ясными и честными глазами, холеные клерки с потными ладошками, от которых несло дорогим парфюмом за версту, женщины в платьях разной степени открытости и изящности, девушки с наивными лицами и заученными текстами на устах, желчные личности среднего пола, каждое слово которых звучало резко и обвиняюще, молчаливые скептики, задумчиво вертящие авторучку тонкими пальцами, прожектеры, захлебывающиеся от избытка непроизнесенных слов и сами же себя перебивающие. Все они чего-то хотели от Виталия и все они что-то пытались ему втолковать, убедить, отговорить, посоветовать, предложить. Каждый из них почему-то был убежден, что именно его слова должны стать решающими, что именно от их совета проблема решится и наступит благодать.
Легче всего было с обычными гражданами - те, по крайней мере, не атаковали, держались в стороне, да поглядывали с любопытством мещанина на заезжий цирк.
Как и следовало ожидать, чиновники из правительства призывали к сотрудничеству, что в переводе с казенного на нормальный язык значило: опомнитесь, иначе будут последствия. Виталий слушал их и кивал, поглядывая на постные рожи коллег-промышленников. С таким видом свидетель ждет, когда его наконец отпустят из зала суда. Но следствие все длится и длится, с нудными допросами и перерывом на обед. Виталий понимал, что придется терпеть. Пока что он зависим от власти, но партия уже разыгрывается и исход близок.
Следом шла встреча с инвесторами из Германии. Иностранцы, поразительно схожие внешностью, с картонными улыбками требовали гарантии исполнения обязательств. Все, что пожелаете, сказал он. Мы выполним любые ваши условия в разумных пределах. Только снабдите нас финансами. Господин Шульц видел опытные образцы и не даст соврать: мы активно работаем. Конструкторские работы вошли в решающую фазу. Господин Шульц важно подтвердил, что да, это так. Под конец встречи Виталий понял, что инвесторы напоминают ему слепых кротов из старого мультфильма про Дюймовочку. "Мы удовлетворены", - сказал немец и обе стороны распрощались в наилучшем расположении духа.
В полдень состоялось открытие спортивного объекта. Виталий лично перерезал ленточку у входа, произнес емкий "спич" и прошел по всем ярусам, осматривая каждый зал, бассейн, комнаты отдыха. Около сотни зевак плелись в арьергарде. Здесь же, в столовой пообедали. Повара угостили супом из перловки и разнообразными салатами. Все блюда были вкусны и очень сытны. Журналисты увивались за его командой, словно слепни. Щелкали фотоаппараты. Он дал пару комментариев и отослал страждущих прочь.
После обеда руководители отделов отчитывались о выполненных работах. Виталий слушал и помечал важное в блокноте. Каждый человек - орех. Расколоть, вынуть начинку, шелуху в сторону. Гнилушки тоже. Он работал быстро. Трое были понижены в должности, один повышен. Иногда по глазам было заранее видно, что скажет человек. Где-то ближе к концу в зал ворвался рабочий с криком о беспределе на заводе. Мужчину успокоили. Виталий сразу же выяснил причину и устроил экзекуцию начальнику. Объяснения, признания, клятвы. И двух орешков один попался пустой. Федор передал дело в службу безопасности. Виталию понравилось, что выпал такой случай - весьма показательно, пусть остальные смотрят и мотают на ус.
Далее - за город, в лаборатории! Время дорого.
Научный комплекс встретил его идеальной чистотой и белыми халатами. Руководитель проекта Грановский семенил рядом, вдохновенно рассказывал об успехах, возбужденно жестикулировал. Видно было, что главный принимал душ последний раз с неделю назад, не брился месяц, а на его свитере живописным узором налипли крошки от чипсов. По большому счету Виталию было все равно, даже если главный вдруг стал бы ходить на руках. Любая странность простительна, когда человек - выдающийся специалист в своем деле, а возможно даже и гений. Потому что собрал в гараже буквально из лома первый в мире антигравитационный ускоритель.
Это случилось год назад. Грановский поступил мудро: решил найти спонсора из коммерсантов в обход государства. Так, на летном авиасалоне они и повстречались. Виталий сразу увидел перспективы и выделил ученому все необходимое. Работников, площади, оборудование. Конечно же, солидный гонорар. Сейчас, после стендовых испытаний, предстояло впервые опробовать двигатель на антиграве в полевых условиях. Процессия вошла в ангар, где стояла опытная модель - отечественная легковушка марки "Лада". Для постороннего обычное ничем не примечательное авто. Но присутствующие отлично знали, что это не так.
- День и ночь под ней ползал, - гордо заявил главный. - Все проверили до последнего винтика. И перепроверили еще раз пять. Так что техника к полету готова.
Какое-то время все разглядывали машину. Казалось, зрители притихли в зале театра, ждут, когда поднимется занавес и начнется представление. Даже работавшие в ангаре сотрудники замерли, наблюдая за происходящим.
- Пожалуйста, - Грановский протянул ему ключи зажигания. В гулкой тишине ангара слово прозвучало непривычно громко.
Виталий рассеянно посмотрел на брелок.
- Эта честь принадлежит вам по праву, - уступил он. - Я буду рядом.
Главный оценил комплимент.
- Всегда мечтал это сделать!
Они сели в машину и Грановский повернул ключ в гнезде. Двигатель проснулся, заурчал зверем. Рык под капотом перешел в песнь на высоких нотах, и машина атакующей пантерой прыгнула вверх. Перед Виталием завертелась карусель из лиц, стен, приборов, ограждений. Грановский вел резко, дергано. Запустил машину под потолок, сделал крутой вираж, лег на бок, завис в метре над полом. Пространство ангара внезапно оказалось тесным и "Лада" забилась в нем, словно птичка в клетке. Виталий чувствовал, как голова, словно боксерская груша, мотается из стороны в сторону, стукается о потолок, грозя распрощаться с туловищем. Желудок и прочие внутренности били тревогу, но вместе с тем его охватило странноватое ощущение, будто все под контролем и аварии не будет. Будто все расписано и отрепетировано заранее.
- Пусть откроют вход! - крикнул он на ухо главному.
Грановский что-то ответил, но расслышать не удалось. Однако металлические жалюзи уползли вверх, и машина рванулась на волю. Эскорт из наблюдателей прыснул следом. Виталий оглянулся; взрослые исчезли, их место заняли очарованные мальчики и девочки, с разинутыми ртами, бегущие со всех ног. Куда им! Люди быстро превратились в чернявых муравьев, беспорядочно рассыпавшихся по поверхности аэродрома. Грановский испустил победный клич и вдавил педаль газа в пол. Ускорение отбросило их назад, а машина стрелой понеслась навстречу облакам, небу и солнцу.
- Получилось!! - орал ученый.
- Маневрируй! Маневрируй!
Грановский послушно свернул направо, налево, опустил руль. Автомобиль завис над равниной. Где-то внизу, под клочьями облаков угадывались кубики зданий и ленточки взлетных полос. Еще дальше - квадраты пашен, нитка дороги, ползущие по ней грузовики.
И тут машина неумолимо полетела вниз. Перехватило дыхание. Земля страстно неслась к ним навстречу - готовилась заключить в жесткие объятия. Какое-то страшное мгновение Виталию казалось, что двигатель отказал. Может, утренний сон продолжается? Тогда сейчас самый подходящий момент, чтобы проснуться! Но нет, Грановский плавно, по широкой параболе вывел транспорт из пике, и они направились в ангар, словно космонавты после длительной миссии на орбите.
Когда оба очутились на твердой поверхности, Виталий первым делом попросил бумажный пакет. Отдышавшись, он сказал главному:
- Вы проделали гигантскую работу. Это принесет свои плоды. А еще... вы отличный пилот!
Их окружила гомонящая толпа подчиненных, наблюдателей, обслуживающего персонала. На старинном подносе вплыло шампанское. Бойкий помощник раскупорил бутылку и наполнил чаши.
- Мы на пороге новой эры, господа! - заявил Виталий и обвел окружающих взглядом. Поболтал шипучий напиток в бокале. - С этого дня мир изменится. И мы должны сделать все, чтобы изменился он в лучшую сторону. Новый технологический рывок позволит нам решить многие проблемы: транспортные, экологические, экономические... Однако это мелочи в сравнении с главным. Я верю: новое изобретение сделает лучше само человечество.
Люди захлопали в ладоши. Раздалось "Ура!". Виталий чувствовал, как бешено колотится в груди сердце. Во рту был сладкий привкус победы. Вот оно - счастье. Он поднял бокал, залпом осушил его, а потом разбил посуду о бетонный пол. Раздался дружный звон и смех.
- У меня маленькая просьба, - сказал Грановский в общей суете. - Я хотел бы оставить себе первый образец.
- Это самое малое, чем я могу вас отблагодарить!
Бизнесмен и ученый заключили друг друга в объятия.
День таял. Виталий запросто мог бы отменить оставшиеся мероприятия, перенести все на пятницу. Благо, срочных дел не планировалось. С другой стороны, оставалось всего-то две встречи, да и те носили частный характер. Одна с лечащим врачом, вторая - с ней.
По пути к врачу Виталий ответил на звонок старого друга. Тот признался, что давно хотел позвонить, да откладывал и забывал, закруженный в карусели повседневных забот. А время шло. Узнал, как обстоят дела, как складывается жизнь. Вспомнили несколько старых историй. Договорились встретиться, посидеть где-нибудь за кружечкой пива. Виталию стало приятно - будто нашел в страницах книжки давнишнюю заначку. Хотя со временем деньги имеют свойство выходить из оборота, его это не покоробило. Все равно здорово. Эскорт подъехал к клинике, расположенной в старом особняке 30-х годов XX века. Усадьбу окружали парки и разные подсобные сооружения. Молчаливыми стражами по периметру замерли косматые деревья, а у самого дома стояли гипсовые изваяния. Местами гипс растрескался, и чудилось, что с истуканов слезает кожа. Это живописное место казалось тихим и спокойным островком в море бурной современной жизни.
Доктор, профессор Грапов сидел вместе с каким-то парнем прямо в саду, за столиком. Оба предавались чаепитию и размеренной беседе. Один преклонных лет, с проседью, в фетровой шляпе, другой - молод, с густой шевелюрой и маленькими глазками. Один говорит вкрадчиво, с паузами, второй тараторит, нарочито громко выплевывая слова, как снаряды. Два знака, думал Виталий, шествуя к ним по дорожке. Плюс и минус. Один исключает другого. И все-таки вместе, объединены какой-то общей целью.
Церемония приветствия: сидящие встают, вновь прибывший протягивает руку, пожимает. Грапов представил Виталию своего собеседника, коим оказался репортер из медицинского вестника, он специально прибыл сюда, чтобы взять интервью и написать статью о случае поразительно быстрого восстановления после травмы. Надеюсь, господин Симонов не возражает? О, что вы, конечно же не возражает! Более того, охотно расскажет уважаемому репортеру подробности.
Сели. Профессор сам налил Виталию из чайника.
- Благодарю.
- Итак.... Чем порадуете? - спросил Грапов. Несмотря на угрюмые интонации, в его взгляде ощущалось тепло. Зато у репортера, несмотря на елейный голосок, глаза поблескивали расчетливо и равнодушно.
Виталий развел руками:
- Чувствую себя прекрасно!
- Как ваши ребра? Побаливают? Дышать трудно?
- Я почти не замечаю этого, доктор.
- А ваше колено, то, что на правой ноге? Сустав сгибается нормально?
- Да, - Виталий отведал чаю, куснул печенье за бок. - Никакого дискомфорта.
- Коленная чашечка искусственная, - отметил доктор для справки. - Сложнейшая операция.
Медики переглянулись; лицо Грапова оставалось бесстрастным, физиономия же парня вытянулась в изумлении. Можно подумать, он ляпнул какую-то пошлость.
- Да, у нас Машенька занимается стряпней, в свободное... время. А как плечо? - продолжал доктор.
- Плечо слегка ноет, - признался Виталий. - Но самую малость.
Профессор покивал, отсекая гильотинкой конец у вынутой сигары.
- Это нормально. Ну а что же голова, дорогой мой? Боли есть?
Тут Виталий задумался. Начал медленно, подбирая слова.
- С утра голова была как будто ясной. Но к обеду слегка кружилась. Знаете, покачивало, но так, еле-еле, как лодку посередине озера в безветренный день.
- Ага, - доктор пошевелил выгоревшими усами.
- Но болей нет. Никакого намека на боль.
- Угу, - доктор раскурил сигару и выпустил облачко сизого дыма. Какое-то время репортер и бизнесмен почтительно наблюдали за тем, как он курит. - Головокружение, значит. Вам что-нибудь снилось сегодня?
- Да, я видел сон.
- Вы запомнили, о чем был сон?
Виталий покачал головой.
- Жаль. Но сон оставил хорошее или плохое впечатление?
- Думаю, нейтральное.
- Питаетесь нормально?
- У меня волчий аппетит.
- Чудесно. А как ваше настроение в целом, Виталий?
- Превосходное, Владислав Владиславович. Сегодня у меня был по-настоящему удачный день. Я очень доволен проделанной работой.
- Это радует. Как говаривал старина Фрейд, все, что нужно человеку для счастья - это интересная работа и взаимная любовь.
Мужчины засмеялись.
- Вам ведь нравится ваша работа?
- Разумеется, иначе я бы оставил ее!
- Ну и замечательно. Человек должен заниматься тем, к чему у него душа лежит. Это я так спросил, для галочки. Видите, - обратился Грапов к репортеру, - до каких высот человека доводит целеустремленность и желание жить?
- Действительно, это достойно уважения! - выпалил репортер. - Вам на редкость повезло, господин Симонов!
- Случайность, не более, - отмахнулся Виталий.
- Это как посмотреть! История вашего фантастического спасения довольно известна.
- В этом заслуга уважаемого доктора. Моя жизнь полностью зависела от него и его коллег. Именно они вытащили меня с того света. Я навсегда у вас в долгу, доктор.
Грапов сморщился:
- Пустое. Каждый делает то, чему обучен. Мы выполняли свои обязанности. В конечном счете выкарабкивается сам пострадавший. Все зависит от его воли к жизни. Если воля есть, человек способен победить любую хворь - калека достанет протезы, немой заговорит, а паралитик приручит непослушное тело. Вопреки боли, вопреки насмешкам. Вам любой врач скажет. А слабак, даже если его жизни ничего не угрожает, угаснет, как цветок, вырванный с клумбы.
- Полагаю, мне следует перейти к делу. Расскажите пожалуйста о вашей нынешней жизни, - попросил репортер, включая диктофон. - О работе, семье, об отдыхе, увлечениях. Все, что пожелаете нужным сказать.
- Хм, ну что ж, попробую. - Виталий смущенно улыбнулся.
Следующие полчаса он сумбурно излагал им свою историю. Репортер усердно кивал, доктор отстранено курил в сторону.
- ...ну вот и все, что могу сказать, - закончил Виталий.
- Отлично! - репортер, похоже, готов был выпрыгнуть из одежды от старания. - Спасибо! Мы обязательно пришлем вам экземпляр вестника с материалом.
Раздался телефонный звонок. Виталий ответил. В трубке послышался знакомый женский голос - этот мягкий, гипнотический голос, от которого в груди у Виталия начинали петь на высоких нотах струны.
- Привет...
- Здравствуй.
- Заждалась тебя. Давай увидимся на часок раньше, где-нибудь в кафе. Перекусим. Сможешь приехать?
Он представил, как она сейчас выглядит. Какой рукой держит трубку. Куда смотрит. Наверняка она где-то на улице, идет в легком платье, и волосы сверкают расплавленным золотом под ласковым вниманием солнышка.
- Да, - сказал он. - Буду. Уже еду.
Она назвала место и дала отбой.
- Господа, мне надо идти. Прошу прощения.
- Само собой, дорогой мой, - доктор понимающе улыбнулся, впервые за разговор. - Только не забудьте наведаться через недельку.
- Слушаюсь и повинуюсь, Владислав Владиславович.
Виталий торопливо распрощался, бормоча какие-то любезности, и ушел к своей машине.
Они наблюдали за тем, как бизнесмен шагает по дорожке к своему акульему авто и вышколенным помощникам - уверенно, с безупречной осанкой, сохраняя достоинство. И чуть прихрамывая. Легкий диссонанс в общем хоре. Отклонение, на которое не хочется обращать внимания. Возможно, даже наоборот, едва заметная хромота подчеркивала грацию молодого мужчины.
Симонов помахал им издалека, они помахали в ответ. Хлопнула дверца, кортеж с тихим урчанием отъехал.
Какое-то время они молчали. Каждый думал о своем. Доктор приправлял этот процесс сигарой, репортер - чаем. Наконец, репортер сорвался первым:
- Поразительный случай, Владислав Владиславович, феноменальный, я бы сказал. Но у меня есть кое-какие вопросы. Кое-что в этой истории мне непонятно.
Доктор смотрел в пространство невидящим взором. Лишь веко подрагивало на глазу.
- Задавайте, - проговорил он.
Репортер сплел и расплел пальцы, сложил губы бантиком, наклонил голову набок.
- На уровне мелких деталей. С Майклом Джексоном он вас точно не спутал бы, - заверил Грапов.
Репортер отчего-то покраснел.
- Э-э-э... но я так понял, операция имела успех?
- Какая операция? - оживился доктор. - Хирургическая? О да, она несомненно была успешной. Парня заштопали лучшие спецы, мои давние друзья. Вы и сами могли убедиться только что. В иных обстоятельствах инвалидность ему была бы гарантирована.
- Конечно, это впечатляет, но я несколько о другом...
- Ах, вы об этом. Ну, по-моему, из его рассказа и так ясно, что стирание подействовало: кратковременная память работает в пределах суток. Долговременная работает выборочно.
- Вы представляете, каков будет резонанс, если об этом узнает общественность?
- Все засекречено. В процедуре заинтересован, прежде всего, сам клиент, хотя бедняга об этом не знает: ирония судьбы в том, что эту информацию мы тоже убрали. Видели, как он принял меня за хирурга?
- Мда. Замкнутый круг получается.
- Как раз то, чего он добивался.
- Разумеется, нынешнее его имя - фиктивное.
- Конечно. Даже не пытайтесь выведать настоящее. Думаю, вы знаете, что такое врачебная тайна.
Репортер помедлил, прополоскал горло чаем.
- И каковы ваши дальнейшие действия?
- Это покажет наблюдение. Почти год он живет новой, режиссированной жизнью, а я наблюдаю состояние. Еще год без эксцессов - и можно будет говорить о положительных результатах.
- Я уже давно вышел из возраста, когда тщеславие заставляет гнаться за почестями и известностью, - отрезал доктор, еле сдерживая раздражение.
- Извините.
- Ничего, бывает. Сам так же говорил когда-то.
- И тем не менее?...
- Если все будет нормально, - вздохнул Грапов, - я введу операции по стиранию памяти в практику. Уверен, после первого желающего пойдут другие.
- Но что же толкнуло его на этот опасный шаг? Что с ним стряслось?
Вместо ответа доктор внимательно посмотрел на визави, с видом человека, который не может понять, издеваются над ним или разыгрывают. Репортер был умен, и поэтому догадался.
- Явно не от хорошей жизни он это сделал. В противном случае надо быть полным идиотом или бесшабашным авантюристом, чтобы уничтожить прежние воспоминания.
- Логично, - сухо прокомментировал доктор.
- На дурака он не похож. На игрока тоже. Остается только одно - беда, какое-то несчастье. С ним случилось что-то очень серьезное... что-то, что навсегда перевернуло его жизнь. Вы, конечно, не скажете мне, что?
- Конечно, нет. Но вы двигаетесь в правильном направлении. Происшествие потрясло его мир до основания.
- Все-таки это глупо, взять и уничтожать свою память, даже при таких обстоятельствах. Всегда нужно суметь найти силы, чтобы выстоять.
- Если цепляешься за прежнюю жизнь и готов жить с призраками из прошлого, во скорбях и в тоске. А если терять уже нечего - вы не рассматривали такой вариант?
Репортер озадаченно молчал.
- Поставьте себя на его место. Люди бывают разные. Сильные и слабые. Кто-то теряет близких, кто-то здоровье, другой - работу или дом. Слабый опускает руки и катится вниз - спивается, превращается в развалину. Сильный упорно, сжав зубы, закусив удила, пытается как-то наладить жизнь, двигается вперед. Но и того, и другого будут преследовать воспоминания о пережитом до самой смерти. Эти воспоминания будут следовать везде и всюду, как тени. От них не убежать и на край света. Они способны испортить будущее, отравить любую радость. Это тяжкий груз, и не каждому человеку он по силам.
- Допустим.
- И вот теперь представьте, что у вас есть возможность избавиться от бесполезной ноши, сбросить ее на обочину и идти по дороге дальше - уже налегке. У вас есть возможность начать все с чистого листа. Вы жертвуете своими средствами, отказываетесь от каких-то удовольствий, лишь бы возродиться из пепла, как феникс, но уже обновленным. Ваша воля к жизни настолько велика, что вы чувствуете себя свободным от обязанности быть несчастным. Так распорядилась судьба: вас постигло несчастье, но сами-то вы живы. Дышите, видите, чувствуете. Я не собираюсь ни осуждать, ни поощрять выбор этого человека. Он попросил о помощи, и я помог. Да, у меня здесь есть свой научный интерес - Виталий в своем роде уникален. Но совесть моя чиста: все происходило добровольно.
- Он был состоятельным человеком. Так что после события Икс он мог позволить себе дорогостоящую медицинскую помощь. Мы могли бы поступить просто - стереть эпизод и он начал бы все с нуля. Однако этот Виталий оказался слишком проницательным и заранее осознал бесполезность операции.
- Бесполезность? В каком смысле?
- В том, что с ним обязательно случилась бы новая беда. Ведь жизнь - штука жестокая, устраивает сюрпризы в самый неподходящий момент. Это доконало бы его окончательно. И тогда он спросил меня. Помню, как он задал тот вопрос. Он спросил: "Доктор, вы сможете сделать так, чтобы каждый день я проживал, как последний в своей жизни? Чтобы я не знал, что со мной было вчера и что со мной будет завтра? Чтобы наслаждался настоящим моментом?" Он уступил свое состояние родственнику в обмен на пожизненное содержание и обещание хранить секрет. Он придумал себе сценарии на каждый день, на все семь дней. Родственник нанял команду актеров, имитирующих его окружение. Пространство, в котором он живет - декорации. Остальное вы знаете.
Репортер кивнул.
- Скажите-ка мне одну вещь, - попросил доктор. - Только честно.
- С готовностью.
- Ваше первое впечатление. Как Виталий выглядит со стороны?
- Как счастливый и успешный коммерсант, - признался репортер.
- Спасибо, - Грапов отпил давно остывшего чаю. - Я вам еще нужен на сегодня?
- Нет...
- В таком случае прошу извинить, у меня клиенты записаны.
Репортер, имя которого не столь важно, и доктор мнемологии, профессор Владислав Владиславович Грапов распрощались под сенью раскидистых деревьев.
Вечер наполняло волшебство. Виталий готов был взлететь, вверх, выше и выше, как подхваченный ветром бумажный самолетик на восходящих потоках. Лиза походила на древнегреческую богиню. Прекрасная. Бессмертная. Всемогущая.
Они встретились в парке, и пошли в итальянский ресторанчик. До концерта оставался час - целая вечность. Они заказали себе лазанью, фруктов и соку. Мир был прекрасен; Виталий смотрел на людей вокруг, на машины и дома, на птиц и на цветы в горшочках и все, казалось, источало внутренний свет. Отчего-то он твердо знал, что сейчас все в мире хорошо, что каждый прохожий по-своему счастлив, каждый при деле, любит, любим, и это правильно, это единственное возможное положение вещей во вселенной, иначе зачем же все это существует? И их милый ужин, и весь этот прекрасный день - все это эффектные узоры в одной большой красивой мозаике. Каждое слово, каждое движение уместны, ожидаемы, радостны.
Виталий чувствовал каждой клеточкой легкость. А стоило только найти ее глаза - он окунался в их изумрудную бесконечность без остатка.
Ближе к концу ужина Лиза нарезала апельсин ровными кружочками, а Виталий забавлялся с зубочисткой. Они успели поделиться впечатлениями, и сейчас обоих окутало бархатное молчание спокойствия.
- Знаешь, у меня весь день какое-то странное ощущение...
- Какое? - очередной кружок отделился от апельсина и лег на тарелку.
- Глупо конечно звучит, но... будто, я - это не я, а какой-то другой человек. То есть я словно бы играю чью-то роль, снимаюсь в фильме. Или участвую в "реалити-шоу". Стоит только обернуться - и ожидаю, что увижу за спиной камеру.
- Да ты что? - нож на секунду замер, ее проницательные глаза заглянули в самую душу.
- Ну да. И я, вот эта личность, которая сидит перед тобой, - на самом деле выдумка. Меня написал сценарист. А человек, который меня играет, он живет совершенно другой жизнью.
- В таком случае выходит, что я тоже актриса, - она обнажила ровные, жемчужные зубки.
Он не нашел, что ответить и смущенно засмеялся.
- У Шекспира есть выражение: весь мир театр, а люди в нем актеры. Наверно, он имел ввиду то же самое, что и ты? Учти, этот парень кое-что смыслил в жизни.
- Наверно. В любом случае, это же просто фантазия. Я - это я, а ты это ты, моя хорошая. Иначе и быть не может.
Последний кружок лег на тарелку, и в руках Лизы осталась попка от апельсина. Она откусила кусочек и протянула ему.
- А почему ты пришел к этому выводу?
- Дело в том, что все слишком... гладко, - он отведал апельсиновой мякоти. - Такое только в фильмах и бывает.
- И, по-твоему, это плохо?
- Нет, что ты! Все идет как раз так, как и хочется. Просто мечта!
- Тогда может быть лучше и не думать о шоу? Главное, что нам с тобой хорошо.
Они взялись за руки, почувствовали живое тепло и пульс друг друга. Виталий думал о произнесенных ею словах. Даже если на секунду допустить искусственность ситуации, хотя это совершенно немыслимо, какая, в конце концов, разница? Он счастлив, она тоже, их чувства взаимны. Глупо требовать от судьбы чего-то еще.
- Ты права.
- Я знаю, милый.
- Лиза, я... счастлив.
Она слегка прикрыла глаза, веки дрогнули, щеки порозовели.
- Я тоже.
Виталий знал, знал шестым чувством: она говорит правду.
- Неважно, что было вчера и что будет завтра. Важно то, что есть сейчас.
- Пойдем. Скоро концерт начинается.
Они вышли на бульвар. Лиза взяла его под локоть, прижалась так тесно, словно боялась потерять навсегда. Было в этом жесте что-то отчаянное. Остаток вечера они слушали классическую музыку в большом зале филармонии. Давали Штрауса, его знаменитые вальсы - "Голубой Дунай", "Сказки Венского леса" и другие. Оркестр исполнял музыку на редкость вдохновенно.
Лиза осталась у него на ночь.
Заснув в ее объятиях, Виталий увидел сон.
Этот сон повторялся уже не первый раз, являлся ему, словно старый знакомый и растворялся бесследно каждое утро, но по какому-то наитию Виталий решил, что доку об этом лучше не рассказывать. Сон был кошмарный. Виталию снился сюжет из прошлого. Он сам и его семья: молодая жена, двое детей. Мальчик и девочка. Брат был старше трехлетней сестренки на целых два года. Снились отец и мать, родные. Было торжество в узком кругу - то ли Новый год, то ли чей-то юбилей. Потом был взрыв - яростный и сметающий все на своем пути. Все заволокло дымом. Уцелевшие метались по дому, как звери в клетке. Потолок обвалился, окна и двери пробками вылетели на улицу. Виталий видел разбросанные по полу части тел и лужи крови. Раненый, он искал близких, кричал, а когда нашел, захотел умереть. Будь под рукой заряженный пистолет, он бы без колебаний приставил дуло к виску и спустил курок.
Жена еще могла говорить. И сказала одно слово. Потом была койка, Грапов, кресло с электродами, люди в масках. И прыгающая кривая энцефалограммы на мониторе.
Прежде, чем события минувшего дня безвозвратно исчезли, отторгнутые клетками мозга, Виталий в короткой реверсивной вспышке вспомнил, почему он такой.
Она сказала: "Живи". Нет - приказала. А он исполнил приказ.