Аннотация: В психиатрии есть такая методика - "погружение в бред". Я воспользовался ее принципами, и вот что получилось. Я даже с жанром не мог определиться. Пусть будет "ужастик". Видел таких людей, это в самом деле страшно.
В С А Д Н И К И.
Я не знаю, что теперь делать, не знаю! Мне никто не верит, я не могу никому ничего рассказать! Единственный человек, которому я доверял, и которой я пытался рассказать, обозвала меня психом. Мне некуда пойти, мне негде спрятаться. Они меня найдут везде, и я перестану быть человеком.
Вадим Владимирович просил, чтобы я все-все рассказал. Вот сюда, в диктофон. Это необходимо сделать, говорил он, чтобы больше обо мне узнать. Нет. Не поэтому.
Я говорю все это сюда, в эту дырочку, с одной надеждой: кто-нибудь, более сильный, чем я, услышит это, поверит, и что-нибудь придумает... что-нибудь сделает... не знаю... Надежды на самом деле мало.
Я все расскажу. По порядку. По порядку. С самого начала и до самого конца.
Все началось 8 июня.
Нет, не так.
Я педант. Да-да. Я настолько люблю порядок, что это граничит с психиатрией. Я живу один. Все в моей двухкомнатной квартире лежит на своих местах. У всего есть свое место. У всего. Так должно быть везде. Разве нет? Это нормально. Не совсем нормально, например, то, что когда я утром одеваюсь, я всегда, всегда одеваю вначале правый носок. Не знаю, с чего так повелось, но меня физически нельзя заставить одеть вначале левый. Наверное, я с ума сойду, если это когда-нибудь произойдет.
Но я понимаю, что это не вполне нормально. Понимаю, но живу ведь как-то...
Нет, я не смогу вначале одеть левый носок, хоть убейте.
Вот, например, Маша. Она хорошая девушка. Но я не понимаю, почему нельзя утром положить тюбик с зубной пастой в правый стаканчик, там, у зеркала, а щетку в левый. Это что, так сложно? Я объяснял, показывал. Если она это специально сделала, ну, не знаю - пошутила... Так ведь это не смешно. Или смешно? Тогда не понимаю.
Наверное, это на самом деле не совсем принципиально, где лежит тюбик, и зря я на нее так орал. Я вначале долго сдерживался. Долго. Я думал- другой человек, другие привычки, а тут я со своим долбаным порядком...
Но меня нервирует... Очень нервирует, когда этот тюбик лежит в левом стаканчике. Я в первый день сделал вид, что не заметил этого, и даже не переложил его в правый стаканчик.
Но потом, на работе, весь день думал про этот сраный тюбик "Колгейта", что он лежит там, дома, в ванной, не на месте. А еще больше меня разозлило, что я так убиваюсь из-за такой ерунды. Дико разозлило. В 16.45 - хрясь кулаком по стойке с канцпринадлежностями! Вот здесь и здесь порезал. Виктор из соседней кабинки выскакивает: что случилось? Еще.
Педант - это слабо сказано. Настоящий псих.
Понимаю, но ничего с собой поделать не могу. Это как-то лечится, я знаю. Но я не хочу. Мне кажется, так правильно. Хотя бы у меня дома. Вот только девушкам не нравиться. Вика, например, она свою одежду разбрасывала, а мой плащ не на тот крючок вешала. Или вот пульт от телевизора... Я потом его найти не могу!
Я почему все это рассказываю. Чтобы было понятно. Когда восьмого июня папка с файлами, зеленая, 60 листов, с исходниками, оказалась на окне, на подоконнике - так у меня не бывает. Никогда. Она всегда лежит в правом верхнем углу, на столе. В то время я уже жил один. Совсем. И я отлично помню, что папку с файлами, зеленую, положил вечером на место. Утром я ее нашел на подоконнике. Я крепко сплю. Я не вставал ночью. Я не страдаю сомнабулизмом. Как получилось, что она за ночь оказалась на подоконнике? Проверил дверь - закрыта. Окна проверил, хотя живу на четвертом этаже. Непонятно. Я долго об этом думал, весь день. Все равно непонятно. Такого просто быть не может. И сразу на следующий день - тарелки. Это уже вечером, я не спал. После ужина расставил тарелки, как обычно. А перед сном зашел на кухню воды попить, а они не в сушилке, они на столе! Расставлены кругом, плотно друг к другу, шесть штук. А в середине моя красная чашка.
Я НЕ МОГ так сделать, понимаете? Это не просто непорядок, это противоречит всем моим... И красная чашка в середине - это просто издевательство какое-то тонкое, надо мной.
Сижу за кухонным столом, думаю. О том, КТО мог потихоньку проникнуть на кухню, пока я читал эти три часа в гостиной.
НИКТО. Я бы увидел. Или услышал.
О том, что так, возможно, сходят с ума, думал. Да, я, наверное, странный человек. Да-да. Но не более того. Меня нельзя назвать сумасшедшим. Я хороший специалист. Шеф при всех в офисе сказал: я лучший. Все вовремя, все скрупулезно. Никаких замечаний.
Утром будильник, квадратный, стоит вверх ногами. Он не мог так упасть. Его нужно было для этого перевернуть.
Это выбивает из колеи, я теряю чувство реальности...
И потом: для чего? Для чего все это? Чья-то шутка не может быть столь сложной и извращенной. Для этого нужно скопировать мой ключ, о-очень незаметно проникнуть в квартиру, и... перевернуть будильник. Потом о-очень тихо уйти, чтобы я не заметил.
ВСЕ?
Шизофрения.
Но это было сделано. Я в этом уверен.
Голову сломал. НЕ ПОНИМАЮ.
Это происходило неделю. Я находил вещи в других местах, однажды даже передвинули диван, метра на полтора. В пятницу я нашел на книжной полке барометр. Дорогая вещь, в дубовом деревянном окладе. У меня его не было.
Сидел, смотрел на него целый час. 756 миллиметров ртутного столба. Черт.
В четверг уже волосок на двери наклеил на ночь, как в шпионском романе. Утром проверил - целый. А из люстры три лампочки выкручены. Лежат на полу, в рядок сложены. В пятницу и субботу не спал, караулил. С газовым ключом. Ну и что? В пятницу барометр, в субботу - черное пятно.
Мне до субботы не было страшно. Я ни о чем потустороннем не думал. Я гадал о том, кто мог быть этим шутником, и для чего он это делал. Про Вику, например, думал. Она смеялась надо мной, над моими привычками. Но не по злому. И ключ я ей два раза оставлял. Но мы расстались полгода назад. Да-да. Уже полгода живу один.
Черное пятно, в гостиной, в полуметре от выключателя. На уровне лица. даже не пятно, пятнышко. Диаметром сантиметра полтора. Появилось в субботу, в семь вечера примерно. Я поужинал, возвратился из кухни в гостиную, а оно там. Сразу в глаза бросилось. Потому что обои светло-бежевые. Посмотрел поближе - неясно, чем напачкано. Потрогал пальцем. Что-то теплое и вязкое. Такой на ощупь, наверное, будет гудрон, если его хорошо разогреть. Но это пятно не было горячим, нет. Только теплое. И вот еще: если мазнуть по стене гудроном, такое пятно будет выступать над поверхностью. А это пятно было совершенно плоское, будто нарисованное черным карандашом. Круглое.
Так вот, я потрогал его пальцем, а когда почувствовал, какое оно теплое, вязкое, мерзкое, я отдернул палец и вот... так... Ну, это пятно потянулось за моим пальцем, вытянулось из стены... Я и подумал, что гудрон. Но оно крепко пристало к пальцу и не отставало... И главное - стена тоже потянулась за пальцем, ну, не вся стена... Конусом - с обоями, как резиновая... Я отвожу руку, а эта дрянь пристала и тянется, тянется... Наконец, оторвалась беззвучно и выровнялась, и... как бы волны по стене пошли, будто это поверхность вязкой жидкости, в которую уронили банку варенья, прямо по обоям. На пальце нет ничего...
Меня колотить начало, сердце стучит... Я взял карандаш и еще раз осторожно поковырял это пятно. А он, карандаш, провалился в эту черную мразь, как в дыру. Я толкаю его туда, а он медленно погружается. И тут, когда он ушел внутрь стены наполовину, у меня его из руки выдернули! Резко, сразу! Туда, вовнутрь! Я от стены отпрыгнул от неожиданности. И потом... Меня ужасом таким накрыло...
Накатила вся абсурдность, невозможность происходящего. Паника настоящая... Стою, смотрю в эту точку, в голове пальба какая-то вместо мыслей и страх, страх... Такая жуть... Это ведь не игры с перестановкой вещей. Это просто необъяснимо, так просто не бывает, это невозможно! Они, кто бы там не был, у них получилось! Суки! Да, я плачу. Мне страшно, офигеть, как страшно! Я испугался. Стою в комнате, вою, за голову держусь. А это пятно... Оно не ОТСЮДА. Что оно делает в моей квартире?!
Сидел на диване напротив полночи, уставившись на это пятно... Время от времени на кухню бегал, осматривал стену с другой стороны.
Когда долго смотришь на него, кажется, что оттуда тоже на тебя смотрят. Молча, напряженно, ожидающе.
НАБЛЮДАЮТ.
Кому рассказать? Я не мог никому рассказать. Может, я сижу тут один и просто тихонько глюкую? Пятнышко на стене! Надо же! Классный глюк!
Я Виктора привел, на следующий день. Мне страшно одному было домой идти. Посидим, говорю, поговорим. Он: ага, понял! Я потом тоже понял, что спиртное забыл купить. Вернее, даже не подумал. А Виктор - он без этого не может.
Посадил его на диван, а сам нервничаю, хожу по комнате. Кошусь на стену. Он говорит, говорит какую-то чушь. Я хотел ему все рассказать, а потом задумался - как это сделать? Скажет - чокнутый. Про пятнышко. Он потом замолчал, изучает меня внимательно. И говорит: "Ну давай, колись. Чего тебя так трясет?"
И я решил, не буду ему всю предысторию рассказывать, покажу пятно. Пусть все увидит сам.
Встань, говорю, подойди сюда. Ближе. Посмотри, пожалуйста, на это пятно. На меня смотрит, не на пятно, улыбается. Фокус, что ли? Смотрит на пятно. Ну и что, говорит, маркером нарисовал... И - раз! Пальцем колупнул. Я крикнул: "Осторожно!" Он палец отдернул от неожиданности... и ничего. Ничего за пальцем не потянулось, пятно на месте осталось. Я карандаш протянул, говорю: "Потрогай еще раз". Он, на меня оглядываясь, осторожно поковырялся. Стена как стена. С черным кружком. Никаких глюков.
Он молчит, на меня смотрит. И в чем, спрашивает, прикол? А я... Я волнуюсь. Я боялся. Не знал, что будет.
В чем прикол. Теперь ни в чем. Что мне ему сказать? Как из этого пятна вчера черная дрянь за моим пальцем тянулась? Ну уж нет.
Меня постепенно отпустило. Я рад, что теперь это просто стена. Честно. Кружок, правда, остался. И я все же не решился сам его потрогать. Но я почти успокоился.
"Ну-у, и что?" - Это Виктор так, со значением сказал: "Ну-у, и что?" И мне в глаза заглядывает.
"Ничего, - говорю, - забудь".
"И все?"
"Все".
"Женя, ты меня пугаешь".
А чуть позже добавляет: "Ну, хорошо. Давай, доставай".
"Чего, - спрашиваю, - доставать?"
Мне в самом деле в голову не приходило, я думать об этом забыл.
Я к спиртному отношусь с опасением. То есть, выпить могу, конечно. Но вот тот праздничный ажиотаж, с ним связанный, мне не близок и непонятен. Не получаю того удовольствия, которое бы заставляло снова пить. С опасением отношусь, потому что выпив хорошо, совершаю странные поступки. Совсем неадекватные. И плохо помню. У Мурзика на дне рождения, в коттедже, на втором этаже, стол распилил. Аккуратно, пополам. Говорят, сделал линейкой разметку, и ровно... Сам только помню, что злой был. У Вики на Рождество набрал потихоньку ванную горячей воды и утопил всю обувь, какую нашел...
"Что есть", - Виктор говорит.
"В смысле?" - переспрашиваю.
Он помолчал, на меня глядя, и осторожно просит: "Водку доставай".
"А у меня нет",- отвечаю, а сам думаю, какая нафиг водка?
Виктор поставил руки в бока, вот так. Потом стал кричать на меня. Обзывал сильно. Я не обижался, потому что не мог понять, отчего он так рассердился на меня. Потом понял, когда он уже в прихожей обувался. И очень его обидел - стал смеяться. Ну правда же смешно получилось. Я увидел все это как бы со стороны: настойчиво приглашал в гости, чуть не насильно притащил, заставил карандашом потыкать в черное пятнышко... "И все?" "Все". Водки нет. Грандиозный облом у Виктора сегодня. Да еще и смеюсь...
Дверью хлопнул, я в тишине хохочу один. Даже удержать его не смог. Ему слышно там, в коридоре. Вернулся, пнул в дверь. Я еще сильнее засмеялся. Накатило. Давно так весело не было.
Неделю с Виктором мирился. Пока с ним семизвездночный "Жюсси" не распил, разговаривать со мной не хотел.
У меня неделю ничего не пропадало, я жил, как обычно, пока снова не началось.
Только это пятно... Я его заклеил лейкопластырем. Крест на крест. Мне неприятно было на него смотреть, а трогать я его... все равно боялся. Еще через пару дней я заклеил это место квадратным куском обоев,15 на 15 сантиметров, у меня после ремонта остались такие, светло-бежевые. Песочные. Потому что этот крест из лейкопластыря постоянно напоминал мне про пятно.
Хорошо было неделю. Да-да, хорошо. В кино ходил, в галерею "Цефалика" на выставку, в кафе с Викой.
Потом неприятность на работе. Неприятность на работе. У шефа годовой отчет испачкали. Сильно испачкали. Вымарали. Он оставил в кабинете, на столе. Каждую страницу, сорок шесть листов вымарали черной типографской краской. Ни одной буквы, ни одной цифры не видать.
Вымарали.
Евгений Николаевич сильно не ругался, нет. Он был в недоумении. Ходил, всех спрашивал, показывал. Бессмыслица, говорил. Он его снова отпечатал, и все. В компьютере же был отчет. Все вместе смотрели эти черные бумажки. Решили, что этот шутник, да, шутник, вначале лил краску на лист, а потом чем-то размазывал. Побазарили. Ну и разошлись по рабочим местам. Да.
Сижу, в Майкрософт офисе колонки заполняю, отпечатал сводку, полез в ящик за степлером и нашел это вот... Ребят зову. Набежали, смотрим. Пузырек с черной штемпельной краской лежит, пустой, вылилось немного на дно ящика (карандаши испачкало, коробку с компостером, хорошо не было документов), и много испачканных бумажных полотенец. Из нашего туалета. И линейка еще, моя. Испачканная. Опять постояли, побазарили, как птицы. Разошлись. Ничего не придумали.
Виктор только не унимается. Здорово, кричит, ты, Женя, шефа подколол, какая фантазия. Злой гений Евгения Николаевича, профессор Мориарти нашего отдела! Теперь ему даже в туалет с отчетом не сходить, вся жопа будет черная. В следующий раз, говорит, тебе ему нужно в тапки нассать, и так далее. Виктор так у нас шутит.
Только почему-то все смеются. На меня смотрят. Я делаю вид, что работаю. Не люблю, когда так грубо. Не умею ответить.
Как же ты так лопухнулся, продолжал Виктор, вещьдоки оставил, в парке ночью не закопал. А, понимаю, говорит, специально в свой ящик сунул, как будто это не ты сделал. А где знак Зорро оставил?
В этом месте я не выдержал. Неужели вы думаете, что я мог это сделать, кричал я. Ну и что, что эта краска лежит в моем ящике, кричал я. Да я сам для этого отчета помесячную статистику сводил, да зачем мне это нужно, да пошел ты к черту, Виктор. И вы все к черту пошли, если вам смешно, кричу.
Ногой топнул, как в детском садике. И пошел в туалет умываться. В тишине.
Виктор пришел следом, извиняться. Но не сразу. Потом, когда я немного успокоился, вывел в офис, при всех назвал себя ослом, пообещал, что завтра же сам шефу в тапки нассыт. Леночка обнимала меня и гладила по голове, обзывая Виктора, а Петр Васильевич говорил: "Евгений Германович, никто и не думал, что вы могли сделать такое. Виктор Павлович перегнул палку. Это была просто неудачная шутка". "Очень неудачная", - повторил он и выразительно посмотрел на Виктора. Выразительно.
Понемногу все вернулись к работе. И я тоже. Я нервничал, но вскоре, за работой, успокоился. Пишу, считаю, печатаю... Потом... Знаете, то самое чувство, будто кто-то на тебя смотрит. Осмотрелся - Леночка.
Она делала вид, что печатала. Да, ее пальцы шустро бегали по клавиатуре, но при этом она смотрела на меня. Искоса. Невозможно же печатать и одновременно смотреть в сторону. Вернее, возможно, но Леночка так не умела. У нас в отделе вслепую могут печатать только Данила и Верочка. Поэтому я и понял, что она только делала вид. Стукает наугад по клаве и смотрит на меня.
Не мигая. Странное поведение. И как она так долго может не мигать? Сижу, думаю всякое. Потом не выдержал, подошел к ней и спросил: "Ты что-то хочешь мне сказать?" Смотрит на меня вроде как удивленно: "Нет, а что?". "Ничего". Сажусь на место. Леночка пару раз оглянулась на меня и дальше работает, больше не косится. Встал, огляделся внимательно. Петр Васильевич, через кабинку, тоже на меня косится. И Лиза. Она у окна сидит. Перебирает бумаги, голова к ним повернута, а глаза на меня смотрят. Тоже не мигая. Черт. Сел опять, думаю. Что за прикол. Не следят же они за мной. Наверное, думают обо мне просто? Все равно странно. Если чего-нибудь не ясно, подойди и спроси, так ведь?
Посмотрел на Леночку, а она снова смотрит так же, искоса! Конечно, я стал волноваться, а как же? Пошел в туалет, в зеркало смотреться. Нет, все нормально. С лицом все нормально, с прической, одеждой. В чем тогда дело? Иду обратно, на рабочее место. Навстречу Евгений Николаевич. Идет и на меня косится! Я остановился в центре офиса, огляделся. ВСЕ! ВСЕ СМОТРЕЛИ НА МЕНЯ. Одинаково, искоса. Не прямо в глаза, а вот так, исподтишка.
Схватил сумку и убежал оттуда.
Буквально убежал. Я спешил домой. Осмысленно я стал рассуждать только там. Пока добирался до дома, в голове все скакало и путалось.
Вот к чему я пришел, подумав. Это все придумал Виктор. Да-да. Больше некому. Все еще злится на меня. Несмотря на выпитый вместе коньяк. Когда я выбежал в туалет, он всех подговорил так на меня смотреть. Чтобы довести. Так вот утонченно вывести меня из равновесия и посмотреть, что из этого получится. Вполне в его стиле. Грязные шутки. Да-да. Потом я понял, что это он вымарал отчет шефа, а краску подкинул в мой ящик, чтобы все подумали на меня. Но остальные... как они согласились подыгрывать Виктору? Даже Леночка... А шеф? Как он мог?
Они все меня ненавидят. Вот почему. Да-да. Давно. И скрывали это.
Потом меня пронзила еще одна догадка. Это ОН таскал вещи в моем доме. Крался в темноте и переставлял вещи, гнусно хихикая. Конечно, как я сразу не догадался? Я же ему давал ключ, год назад. Дал себя уговорить. Устроил у меня в квартире дом терпимости!
Он скопировал ключ, а потом целый год придумывал, как меня извести.
На меня обрушилась вся подлость его замысла. Боже мой, это же сколько зла нужно в себе накопить, чтобы такое провернуть! Чем я это заслужил?
Грязно, низко, подло!
А как он... проделал этот трюк с черным пятном?
Я подбежал к стене и стал лихорадочно сдирать наклеенную заплату. Отклеивается с трудом. Я постарался, заклеивая. Появляется что-то черное...
Я почувствовал, что такое мороз по коже. Оно выросло! Квадрат заплаты едва его прикрывал. В диаметре оно достигало сантиметров 12. Края дыры выглядели слегка размытыми. А в центре притаилась... кромешная тьма. Она... смотрела на меня! Мы молча созерцали друг друга. И еще... эта дыра... пульсировала. Как бы. То есть, геометрически она не менялась... Из нее что -то излучалось ощутимое. Похоже на то, когда ставишь ладонь перед низкочастотным динамиком, ее слегка толкает спрессованным воздухом. Па-бах, па-бах, па-бах! Пульс какого-то великана.
Глазу не за что было зацепиться в этой тьме, она была абсолютной. Былой страх мгновенно вернулся ко мне. Но теперь во мне была решимость, откуда- то взявшаяся решимость. Возможно, от злости на Виктора. И я оставил эту дыру как есть.
Да! А сейчас я пойду выяснять отношения с Виктором.
Я ушел с работы в 12 дня. Значит, сейчас еще застану его там.
Что-то неладное я почувствовал, пройдя метров 200 по улице. Да, черт! Они все, ВСЕ так на меня смотрели!! Косым взглядом! Вот эта парочка, они разговаривали друг с другом, а косились на меня! И та бабушка, которая сидела на скамейке, и даже ребенок лет пяти, что шел с мамой, они тоже косились на меня! Даже водитель "Шевроле", который проехал мимо! Я отчаянно крутил головой. Я был растерян и напуган. Я уже не хотел никуда идти.
Потом я низко опустил голову и решительно пошел на работу. Быстро, почти побежал. Однажды я даже столкнулся с кем-то, так низко я опустил голову. Почти ничего не видел вокруг. И не хотел видеть, потому что подняв ее, тут же ловил на себе эти косые взгляды. Они все, все, ВСЕ смотрели на меня.
Двадцать пять минут ходьбы. Я всегда хожу на работу пешком. Это полезно. Да-да. Я очень хорошо помню всю дорогу. Вот здесь кусты заканчиваются и потом знак "Стоп" перед светофором. Высокий поребрик...
Бог ты мой! Как, как это получилось?! Что вокруг меня происходит? Я медленно и верно схожу с ума?
ВСЕ вокруг медленно и верно сходят с ума?
Почему я? Нить, потерялась тонкая нить реальности, за которую я держался эту неделю, что-то опять происходит страшное. Страшное и необъяснимое.
Эта моя гипотеза, про Виктора, она плод больного воображения. Не мог же он подговорить весь город, вот этого ребенка, того деда ТАК на меня смотреть... Виктор не при чем, да-да, Виктор не причем. Тем более я должен поговорить с ним. Я устал все это носить в себе. Я должен с кем-то поделиться. Иначе я сойду с ума, по настоящему сойду с ума.
Что? Я говорю вслух? Вот это да. Тише. Тише. Чтобы никто не слышал.
Серые и светло-красные фигурные плиты, Вавилова -15, ступеньки, офис.
Виктор, Виктор, пойдем, пойдем, надо поговорить. Да, срочно. Я не обижаюсь, Виктор, нет. Ерунда. Вот туда пойдем, в кафешку. Надо поговорить.
Хорошая кафешка. Недорогая, совсем рядом, через дорогу. Мы все сюда обедать ходим. "Огонек". Эскалопы вкусные, греческий салат и пирожные "крокус". Седьмого марта отмечали восьмое марта, корпоратив. У нас восемь женщин и шесть мужчин. Хорошо, душевно погуляли. Не так давно гуляли, 22 мая, у главбуха Нины Аркадьевны юбилей. Все внутри желтое и фиолетовое. Женское какое-то кафе.
Кушать не хочу. От волнения, наверное. Виктор взял кофе с выпечкой. Сидит, на меня смотрит, прямо в глаза. Правильно смотрит. Не то, что все остальные. Ждет.
Я стал все ему рассказывать. По порядку. По порядку. Все-все.
Он был удивлен. Очень удивлен. Перестал кофе пить, рот раскрыл. Слушал очень внимательно. И вот когда... Когда... Черт, мне страшно! Когда я ему стал рассказывать, как на меня все смотрят, у него... блин... У него над головой мелькнуло что-то темное... Такая тень... Я помолчал, стал дальше про взгляды, а у него над макушкой, вот здесь, над затылком, опять появилось... Было хорошо видно на фоне желтых обоев или что там у них в кафе... Как будто кто-то выглянул из-за его головы. Я приподнялся, чтобы лучше увидеть, потом встал и увидел ЭТО.
Черный округлый предмет за его головой, размером с небольшую дыню. Почти черный. Темно-серый. Со слегка размытыми краями. Когда я подошел ближе, я увидел остальное. Это была тварь. У нее были конечности. Руки и ноги. Похожий на маленького человечка, гнома. Маленькие ножки крепко обвили шею, а тонкие темные ручки... были засунуты в рот Виктора, как удила, и торчали из углов его рта. У него не было лица, но оно следило за мной, поворачивая ко мне одну сторону своей ужасной, невозможной черной головы, пока я обходил Виктора. Это было видно, потому что голова была чуть сплюснута с боков. Маленькое тельце этой мрази мерзко подергивалось.
Меня стало трясти. Меня переполнял страх, испепеляющий ужас. Несоответствие того, что я видел, своей прежней, нормальной жизни сметало все остатки моей логики, моих попыток трезво оценить увиденное. Меня пожирал ужас.
Виктор тоже смотрел на меня и что-то говорил.
Я обошел его и сел на свое место.
"Жень, что с тобой?" - Наконец услышал я. Странно и страшно было видеть его таким, с торчавшими из углов рта черными подрагивающими полосками ручек, с темным воротником обвивающих шею ног, с выглядывающей из-за его головы отвратительной мрази.
Потом... произошло вот что. Эта тварь погрузила свою голову в голову Виктора, совсем исчезнув, будто была сделана из воздуха. Виктор резко пригнулся и смотрел теперь на меня снизу вверх. Губы его растянулись в стороны, глаза зажмурились, и он произнес жутким, не своим, таким сдавленным каркающим голосом: "Ты знаеш-ш-шь... Убирайся!!"
Я вскочил, уронив стул, и бросился вон из этой кафешки, подальше от того, что я видел, от этого...
Я бежал домой, зажав голову руками, опустив глаза вниз и глядя только на асфальт. Кажется, я что-то кричал. Я с кем-то сталкивался на бегу, пару раз даже упал, но тут же вскакивал и бежал снова. Мелькали чьи-то ноги, металлические трубы... ограждения, сухие листья, строительный мусор... это перед моим домом. Лестница, четвертый этаж... дверь... Она открыта!
Я пробежался по комнатам - пусто. Возможно, я не закрыл ее, когда пошел на встречу с Виктором, не помню.
Упал на диван, лицом вниз, накрыл голову диванной накидкой, чтобы не видеть ничего.
Что, что это такое?!! Я видел его! Это существо! Что со мной происходит?!
Что делать? Надо кому-то рассказать об этом... Происходит что-то страшное, какая-то катастрофа... И никто не знает...
Что-то шумит.
Я сел.
Пятно на стене.
Оно стало огромным. В обхват диаметром, около 60 сантиметров. И глухо пульсировало: "Пу-бум-м! Пу-бум-м! Пу-бум-м!" И тьма в глубине.
Я съехал на пол и вжался в угол.
Мы смотрели друг на друга.
Эта тварь... она как-то связана с этой дырой. Со всем, что со мной происходит. Эта дыра и тот... всадник на Викторе, они не из этого мира. Эти черная тварь пришла сюда, чтобы сделать что-то плохое. Со всеми нами.
И мы смотрели друг на друга.
Не знаю, сколько прошло времени. Я очнулся от дверного звонка. Я осторожно, бочком, прошел в прихожую.
"Кто?! Кто там?!"
"Женечка, это я, Вика. Открой!"
Это была она. Да. Такая, как всегда. Смотрела на меня прямо, правильно. Я так...был рад, увидев нормальное лицо. Так рад! Я обнял ее крепко.
И заплакал.
Мне становилось легче, у меня проходил страх. Я ей все расскажу, она что-нибудь придумает, думал я. Она нормальная, совсем нормальная. Что-нибудь придумает. Да-да.
Она обняла меня, что-то говорила. А я плакал.
Взял за руку потом, повел в гостиную. И показал ей пятно. Она смотрела на стену, а я рассказывал. Про то, как они переставляли вещи в моей квартире, как появилось и стало расти пятно, как все люди в городе изменились, и, наконец, как на Викторе поселилась тварь.
Она слушала и удивлялась, я видел это по ее глазам. Она не перебивала. Она слушала и все понимала, думал я. Сейчас она скажет мне, что делать дальше, думал я. Она выслушала меня и медленно произнесла: "Боже мой, Женя, ты же полный псих!"
Она стояла ко мне лицом, спиной к стене с дырой. Когда Вика сказала это: "Боже мой, Женя, ты же полный псих!", из этого черного пятна на стене выпало что-то, а потом... все было очень быстро... Из этого округлого сгустка тьмы, который упал на пол, выросли четыре тонких ножки и оно быстро побежало к Вике, ей не было видно. Оно вскочило ей на ногу и резво вскарабкалось на шею. И... запихнуло ей в рот свои гадкие омерзительные ручки, а ногами обвило ей шею. Я ничего не успел сделать, как оно внедрило свою голову в голову Вики... Она сразу присела, развела вот так в стороны руки, зажмурилась, оскалила зубы, отчего красивое лицо Вики стало незнакомым и отвратительным, и просипела: "Выродок! Выродок! Выродок! Проч-щ-щ!!"
Я смотрел на это чудовище, в которое превратилась моя Вика и орал в полный голос. Весь страх, который преследовал меня эти последние дни, вложил в этот крик.
И тут, в какой-то момент, его голова вынырнула, вылезла из головы Вики. Я не думал, когда черная башка этого дьявольского отродья поднялась над ее головой. Я нащупал рукой хрустальную вазу (на журнальном столике, всегда в центре) и с силой ударил по ней. По голове. По черной голове.
Странно. Ваза не разбилась, даже когда упала на пол. Откатилась и лежит. Переливается красиво.
Вика тоже упала. Она смотрела в пол, упершись в палас нижней губой. Ее лицо разгладилось и снова стало красивым. А эта черная тварь лежала рядом с ее рукой, свернувшись клубком. Не шевелясь. Я...
Я убежал оттуда. Из своего дома. Да-да. Мне там нечего было делать. Я снова бежал. Бежал, бежал... Остановился на перекрестке Полетаева и Строителей. Потому что понял, что не знаю, куда бежать. Остановился у скамейки и думаю. И еще огляделся.
Они появились не сразу. Они как бы проявлялись. Вот идет мужчина. Лет 35. светлая рубашка с короткими рукавами, в мелкий узор, широкие льняные брюки, русые волосы. Смотрит на меня косо, проходя рядом. Вглядываясь в него, я замечаю темные разводы на углах рта. Они чернеют, быстро растут по направлению к ушам. Я замечаю маленькое подергивающееся тельце, оно густеет прямо на глазах, окончательно оформляясь. Становятся видимыми ноги, и, наконец, дынеобразная голова. Этот уродливый карлик обернулся и посмотрел на меня своим черным лицом.
Я присматривался к остальным людям. И почти на всех видел черных всадников. Люди проходили мимо, искоса глядя на меня, слегка скаля зубы. И почти сразу над ними густела тьма и появлялись эти злобные гномы. Их было много, но не на всех людях. Вот прошла симпатичная девушка, весело помахивая сумочкой. Она смотрела по сторонам, задерживая взгляд на витринах, вот она посмотрела на меня и улыбнулась. Девушка из другой жизни.
Только Я видел их. Да-да. Только я.
Остановил одного мужчину лет сорока пяти. Он был без черного наездника. Я хотел с ним заговорить. Он казался нормальным, обычным.
"Послушайте", - сказал я.
Его губы стали растягиваться в стороны, обнажая зубы. Потому что края рта тянули маленькие черные ручки.
Я отошел в сторону. Затравленно озираясь. Везде. Везде. Все были с всадниками за спиной. У маленьких детей - маленькие, у взрослых - большие.
Я стоял возле этой пустой скамейки и видел, как все они подбирались ко мне. Они шли отовсюду, стекаясь из подворотен, выходя из останавливающихся машин, перелезая через ограду маленького сквера. За головой каждого из них темнела чужая голова. На этот раз все они смотрели прямо на меня, в мои глаза. Первые из них остановились шагах в пяти от меня. Остальные подходили и останавливались позади них, образуя плотное кольцо со мной в центре. Их было много много много.
Они смотрели смотрели смотрели смотрели смотрели смотрели на меня. Да-да-да. Молчали и смотрели. Вокруг меня. Некуда убежать.
Когда эти паразиты, все вместе, одновременно, стали погружать свои головы в головы хозяев, я решился.
Рядом со мной стояла скамейка, а возле нее мусорный бак. Она в баке торчала, эта палка. В метр длиной, на конце гнутый металлический треугольник, из жести, и пара торчащих гвоздей. Видимо, этот брусок раньше был частью упаковочного ящика.
Это последние мои минуты, решил я. А раз так, я успею захватить с собой парочку этих тварей. Я размахнулся и ударил, потом еще и еще раз. Я бил этой железякой с гвоздями, чтобы было больнее. Да, я ударил три раза, и больше не успел. Они повалили меня, завернули назад руки, навалились так, что я не мог вдохнуть полной грудью. Все делали молча, в тишине, только звон в голове стоял. Потом понесли меня на руках, затем везли в машине... Я был живой. Все пытался понять, нет ли на мне всадника. Не было никаких необычных ощущений. Я мыслил и ощущал себя, как обычно. Может быть, я и не должен был ничего ощущать, а может быть, у меня было что-нибудь вроде иммунитета...
В машине было темно, руки и ноги закованы в наручники. Я лежал лицом вниз, а сверху меня удерживало несколько рук. Мне сделали укол в левую ягодицу. Через некоторое время мне стало все равно, куда меня везут, что со мной сделают, абсолютно все равно. Лежал, как плюшевый мишка, набитый ватой. Потом меня привезли, вели коридорами, открывая и закрывая множество дверей, и заперли наконец в пустую комнату без мебели, с мягким ковровым покрытием. Но не надолго.
Пришел хороший человек Вадим Владимирович и ВСЕ мне объяснил. Вначале он долго меня расспрашивал, и совсем не перебивал меня, когда я говорил. Терпеливо отвечал на мои вопросы и все объяснил. И теперь я ЗНАЮ, что произошло со всем миром, что случилось со мной. Да-да. Я знаю.