Аннотация: Эпиграф был написан в две колонки, они почему-то слились при загрузке, разделить не смог. Читайте как получится:)
Б Е С
Эпиграф.
"КОРРИДА".
Восторга пьяный трепет На черном сверкает полоса
Я испытал, (КРАСНОЕ),
Танцуя с ним на равных. Вздымаются усталые бока
Он знал! Он чувствовал! (ЧЕРНОЕ),
Мой гонор, кровь и запах, Копыта бьют в песок
И поступь с разворотами, (ЖЕЛТОЕ),
Когда мелькает сталь, И гул над нами замер
Опасная, как смерть сама. (ГОЛУБОЕ),
Кричат: я жажду посмотреть И золото костюма -
На кровь твою, Вот мои цвета!
Шипящую в песке. Он знал, он чувствовал,
Я жажду испытать, Свои последние секунды,
Как ты силен, И вот - несется!
Зной твоего дыхания, Сабля!
Когда ты пронесешься мимо. Рвет мясо, режет жилы
Услышать - И протыкает сердце.
Грозный топот, Смотрят
Запах пыли, Багровые глаза быка,
Радости и смерти. Чьи вспарывают
Увидеть! Плоть мою рога
Ага! Ты получил еще! И плачут.
- Что же ты наделал, Боря.
Шеф грустно смотрел мне в глаза. Он сидел рядом с моей койкой, широко расставив ноги, и медленно перебирал полу белого халата, накинутого поверх его вечного темно-синего костюма.
- Работа такая, Саня.
- Какая к чертям работа! Что ж ты, сволочь, ничего мне не сказал? Ни разу... Доктор говорил, если тебя вовремя прооперировать...
- Доктор говорил, доктор говорил... Ладно, Саня. Дело прошлое. Теперь уже ничего не поделать.
- Выходит, ты целых полгода терпел эти боли, не лечился, не обращался... А как же медкомиссии?
- А что медкомиссии? Там сидят такие же люди, как мы с тобой. Надо - значит надо.
Шеф задумчиво кивал головой.
- Врач сказал, это были очень сильные боли...
- Я постоянно принимал аналгетики.
Саня отвернулся к окну. Его глаза подозрительно блестели, руки автоматически шарили в карманах в поисках пачки сигарет.
Я по-новому смотрел на него. С удивлением обнаружил пепельные виски, резко контрастировавшие с черной вьющейся шевелюрой, глубокие морщины у рта и на лбу, второй подбородок. Он сильно изменился за последнее время.
- Сколько тебе осталось, - бесцветным голосом тихо спросил он, продолжая смотреть в окно.
- Если не будет осложнений - пару месяцев.
Когда я уговорил наконец своего лечащего врача сказать, сколько я еще протяну, я почувствовал облегчение. Я подозревал, я боялся, я предвкушал все полгода, и, наконец, я узнал это. Не надо было больше бояться. Не было больше неопределенности. Все просто и ясно: два месяца.
Без малого двадцать лет мы работали с Саней в одном отделе. Он понемногу рос и выбился в начальники. Я не был способен и к малейшему росту. Там, где Саша тактично молчал, я ругался матом. Там, где я стучал кулаком, Саша ловко оправдывался. В результате я до сих пор бегаю по улицам за всякой швалью с пистолетом, а Саша, шеф нашего отдела, говорит по телефону, за кем и когда мне бегать.
Но я все же свое отбегал. А Саня, похоже, останется на своем посту до пенсии. Претензий на большее у него нет. Не тот возраст.
Саня, старый друг. Наверное, я поступил не только глупо, но и подло. Я думал только о себе. Что им до моих проблем, думал я тогда, у них хватает своих. Видимо, я ошибался.
Полгода назад, когда я собирался обследоваться по поводу постоянных болей в животе, убили мою Свету. Я забыл обо всем, кроме своего горя. Я жил горем, я вставал с черными рассветами и не спал черными ночами. Мне было наплевать на все.
Хорошо, что у вас не было детей, сказал мне кто-то тогда. Я наорал на него. А теперь думаю - да, будь у нас ребенок, все могло быть хуже.
Я забыл обо всем, кроме своей боли. Рак уже тогда сжирал меня изнутри, прорастал метастазами печень и средостение, а я убивал свою физическую боль силой воли и таблетками, принимая ее как искупление. Вот и сейчас, когда мой друг сидит рядом, зная, что через два месяца я умру, что ничего уже нельзя сделать, она раздирает меня, жует и кусает желудок, разъедает корень легкого и подбирается к аорте.
Саша молчал и смотрел в окно, за которым ледяной ветер гнал низкие свинцовые облака. Дождь, который шел два дня не переставая, обессилел и стих к сегодняшнему утру. Мерзкая погода. Под стать настроению.
Шеф задумчиво достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и, спохватившись, спросил:
- Здесь, наверное, нельзя?
- Кури. Мне медсестра как-то раз сказала, что каждые восемь минут весь объем воздуха в этой палате полностью обновляется на стерильный.
Мне и самому разрешили здесь курить. Я выбил себе эту привилегию в долгих спорах с Анатолием Владимировичем - моим лечащим врачом.
Дым крепких сигарет короткое время плавал в воздухе и затем быстро всасывался в стены через невидимые вентиляционные поры.
Я перешел в наступление.
- Саша, выслушай меня внимательно. То дело, которым я занимался в последнее время...
- Убийство Бестера.
Николай Бестер, технарь из ЗАСКАа, наш информатор, был застрелен в своей домашней лаборатории месяц назад.
- Да, так вот: помнишь пальчики на клавиатуре "Макинтоша"? Ты знаешь, чьи это оказались пальцы? Макса Дивана.
Макс Диван, если вы не знаете, это руки Лазаря (о нем-то вы наверняка слышали - подпольный монополист "хавки"), правая и левая, которыми он творит свои самые грязные дела.
Отпечатки пальцев Дивана на клавиатуре компьютера Коли Бестера говорит о многом: о том, что в последнее время Бестер копал Лазаря, о том, что Лазарь узнал об этом, о том, что Бестер накопал очень много, потому что его пришил лично Диван, и, наконец, о том, что пришло мое время.
Именно он, невидимый и неуловимый Макс Диван, повинен в смерти моей жены - я был почти уверен в этом. Я полгода бил морды разной мрази, чтобы это узнать. Еще полгода я безуспешно пытался отыскать его. Это стало моей идеей фикс. Я видел сны о том, как я нахожу его, о том, как убиваю его всеми мыслимыми способами. Я мечтал об этом, я постоянно думал об этом. Не знаю, как я вовсе не подвинулся.
Наконец Макс прокололся. Прокололся, как двоечник на экзамене, как "Запорожец" на ржавом гвозде. Оставить пальчики на месте преступления! Это что - небрежность мастера своего дела, кураж профессионала (это мой автограф - найдите, если сможете!). Может быть, кусочек сыра в мышеловке (эй, Боря, я здесь!) - ведь я их порядком достал за последний год. Два покушения на мою ничтожную жизнь за последние три недели - надо же! Какая честь!
- Лазарь вконец обнаглел, Саня. Он мешает всем: нам, ФБР, Интерполу, и даже своим - Сохатому, Сене Бутырскому. С ним надо кончать. А мне осталось два месяца. Ты понял, о чем я прошу?
- Боря, да ты с ума сошел, - Саня пораженно смотрел на меня.
- Саша, это как раз тот случай. Ты сам это знаешь. Дай мне умереть красиво. Или ты хочешь смотреть, как я буду бледнеть и сохнуть, лежа в этом гробу?! - Я с силой ударил кулаком в кровать. - Как я буду гадить под себя? Умирать от кровотечения? - Меня аж трясло всего. - Да ты знаешь, что это такое - лежать здесь и знать, что эти скоты стряпают свои дела на чужой крови! Они...
Я грязно выругался. Перед глазами стояла врезавшаяся навсегда в мельчайших деталях картина: тонкая и хрупкая, ОНА лежала в неестественной позе, закинув одну ногу на стул и неудобно поджав правую руку. Голубое платье было покрыто красными гвоздиками с рваными дырками в середине - в нее всадили двадцать три пули! Двадцать три пули в мою маленькую Свету, которая не умела ругаться, никогда не повышала голоса и любила гладиолусы. Которая так любила жизнь...
Я закрыл ладонями лицо, потому что по щекам текли слезы, и я не мог их остановить.
Мне было стыдно, но они текли помимо моей воли. Мне было стыдно, но Саня понимал меня.
Обида и злость на все, на всех - вот что переполняло меня до краев. Детская обида на этот несправедливый мир, в котором все получается не так, как мне хочется. Злость на ухмыляющиеся морды воров...
Ведь я поклялся найти ее убийц. Я выворачивался наизнанку - и ничего! Ни-че-го! А Лазарь улыбался с обложек газет и журналов: он купил новый особняк в Монако - как это изысканно! Он финансирует съемки очередного блокбастера - как это мило! Он строит детский дом - как это благородно!
Саня обнимал меня за плечи, а я плакал ему в жилетку. Такого со мной еще не бывало.
Я отстранился. Очень неловко.
- Прости. Сорвался.
Помолчали. Потом я тихо, но твердо произнес:
- Я хочу стать Бесом.
* * *
О них знают только из народных легенд - никто ничего не знает точно. Большинство сотрудников ФСБ тоже о них только наслышаны: их было слишком мало.
Необходимо редкое сочетание условий и обстоятельств, чтобы медики переделали человека в Беса.
Я спрашивал как-то, откуда взялось это слово. Некоторые склонялись к мысли, что это аббревиатура: Бешеный Солдат, Боевая Единица Страха и подобная комиксная чушь.
Врачи мне поведали, что это слово- порождение фольклора. Никаких аббревиатур. Научно это называется "Система Временного протезирования жизненно важных функций организма путем искусственной инкреторной стимуляции" - вроде правильно запомнил.
Бес - пожалуй, единственное, чего боится весь преступный мир. Братва по пьяне обменивается историями о том, как один Бес за три минуты покрошил в винегрет 25 боевиков Коли Белого или как другой Бис, в которого всадили три обоймы из "Босса", оторвал голыми руками голову Профессора Василевского (вы, наверное, слышали об этой смерти: "загадочная смерь в офисе одного из своих банков", "скряга Профессор выплатил наконец своим дружкам по счету").
Я, сотрудник оперативно-следственного отдела ФСБ, проработавший здесь 18 лет, сам знал о них только из таких легенд.
Смертельное заболевание или ранение, личная заинтересованность кандидата, особо опасные задания, связанные, как правило, с ликвидацией мафиозных "верхов" - вот некоторые из обязательных условий для создания Беса.
Да, я мог бы прожить два месяца, возможно, даже больше. Но что это была бы за жизнь?! Я с радостью променяю это медленное затухание на семьдесят два часа жизни, полной действий, чувств и смысла.
* * *
Они решились на это.
Да, сказали они, взвесив все "да" и "нет".
Да, сказали они, тщательно просчитав "за" и "против".
Кому Лазарь дает, у кого берет, кому помогает, кого обирает - наши аналитики подумали обо всем. Лазарь оказался бесполезным человеком. Вдобавок он приносил много зла. Помните взорвавшийся девятисотый "Мерседес" на Обухова? В нем погиб управляющий "Red Bars"-а - он не выплатил Лазарю вовремя стомиллионный долг. Вместе с ним в тот мартовский день погибли пятеро детей из проезжавшего рядом школьного автобуса. Разве окупит эти смерти постройка нового детского дома?
Помните взрыв в универмаге "Объем"? Нужного Лазарю человека в нем вообще не оказалось. Двенадцать убитых ни в чем не повинных людей.
Все это дела Лазаря.
Откуда я это знаю? Это моя работа. И вместе с тем, возьмись я что-нибудь доказывать, все бы осталось на своих местах - только прибавилось бы трупов: исчезнувшие и мертвые свидетели, пропавшие материалы - вы, журналисты, лучше меня знаете, как это происходит. Лазарь кичился своей безнаказанностью. Он зарвался. Его уже ничего не могло остановить.
* * *
- Эта коробочка даст тебе семьдесят два часа жизни, плюс-минус десять часов, - говорил Сергей Михайлович, стуча пальцем по лежащему перед ним на столе хромированному пятиугольному плоскому контейнеру, размером с чайное блюдце.
Я сидел в его кабинете, уже полчаса, где он знакомил меня с особенностями поведения "спецагента-ликвидатора" (по его же определению Беса).
Медучреждение, в которое меня перевели два дня назад, не имело названия.
- Потом будут выраженная слабость, перебои в работе сердца, чувство нехватки воздуха - смерть будет очень мучительной.
Он сделал паузу и долгим тяжелым взглядом сверлил мне лоб. Я выдержал его взгляд. Сергей Михайлович расслабился.
- Я не хочу тебя запугать. Ты знал, на что шел.
Я кивнул. Так оно и было. Не пойму, зачем он со мной с гляделки играл.
- Поэтому остальные предпочитали это, - Сергей Михайлович щелкнул чем-то на торце контейнера, и ему на ладонь выкатилась горошина красного цвета, - мгновенный летальный исход.
Далее выяснилось, что эпиблок - так на самом деле называется этот пятиконечный контейнер, похожий на звезду шерифа из вестернов, играет роль искусственного "гормонального сердца", что-то вроде смеси из гипоталамуса, эпифиза, надпочечников, щитовидной железы и прочее. Он жестко соединен с ребрами, грудиной и включен в артериальную кровеносную систему. Микропроцессор эпиблока улавливает изменения в составе паракрови, изменения гемодинамики и корригирует их выбросами в кровь биоактивными агентами: гормонами, эндорфинами, энкефалинами, активинами, модуляторами, простогландинами, и еще черт знает чем - всего около двухсот пятидесяти различных видов активных веществ. Часть из них непосредственно влияет на деятельность органов. Часть опосредованно стимулирует выброс необходимых веществ железами внутренней секреции. Длительность работы эпиблока обусловлена запасом в нем этих активных веществ и скоростью их затрат.
В моих жилах, оказывается, будет течь паракровь, или "фторуглеродный буферный коллоид SPS-42", способный переносить кислород, углекислый газ, питательные вещества. К особенностям этой паракрови относится свойство забирать кислород из любой "кислородсодержащей субстанции, что обеспечит жизнедеятельность организма при условии постоянного притока свежих объемов этой субстанции". На нормальном языке это означает вот что: если, например, легкие зальет вода, и я буду совершать дыхательные движения под водой, я смогу спокойно прогуливаться по дну любого водоема, как по парку, не замечая разницы.
Кроме этого, при непосредственном контакте с воздухом паракровь быстро коагулирует, что препятствует ее истечению из поврежденных тканей и сосудов.
- Психика Беса находится в определенном состоянии, трудно дающемуся описанию, - продолжал Сергей Михайлович, - ты не будешь чувствовать боли. Болевая чувствительность подавлена мощным эндорфинным влиянием и частично хирургическим вмешательством. Проприорецептивная чувствительность, наоборот будет находится в состоянии надпорогового возбуждения... то есть все твои органы чувств будут работать значительно лучше. Общее суммирующее действие биоактивных агентов на психику - наркотикоподобное, вроде как под хмельком. Должно быть, приятное состояние.
Организм Беса остается боеспособным при условии сохранения целостности костно- суставного аппарата, головного мозга, сердца и эпиблока. Эпиблок не так легко уничтожить. Сердце защищено бронепластиной передней панели эпиблока. В общем, тебе нужно беречь голову и кости.
Готовься. Завтра операция.
* * *
Я еще когда родился, был готов. Сейчас тем более. Всем сердцем, всей душой и телом я желал быстрее взяться за дело, быстрее совершить то, на что решился. Это было последнее дело в моей жизни и я обязан сделать его как следует.
Мне сделали какой-то укол перед операцией, и я засыпал в своей палате. Мысли в голове путались, в памяти всплывали давно минувшие события.
Все было, как в плохом кинофильме. Пустая квартира с включенным светом, работающим телевизором. Полный порядок, если не считать одного опрокинутого стула.
И записки.
"Мудила, оставь в покое Лазаря, иначе у твоей суки случится насморк".
Корявый почерк, но без орфографических ошибок. Записка была прибита отверткой к разделочной доске на кухне.
...В тот день я был у Лазаря. Он со своими ребятами и своими шлюхами сидел в "Кактусе" и что-то там праздновал. Разряженный, как новогодняя елка. Ну, вы знаете - строит из себя этакого Джокера: фиолетовый костюм, зеленые волосы, желтые перчатки, белое лицо с веселыми глазами - комиксное воплощение злого гения. Всегда воротило от такой самодельщины.
Иду прямо к его столику, расталкивая всех с дороги, и метров с двух бросаю дипломат, полный "хавки" прямо ему на стол.
Посуда вдребезги, крики, визг, его амбалы вскакивают, суетятся, машут жидкостными пушками, его клоунский костюм в салате с креветками, сверх-компактдиски разлетелись во все стороны - смех, да и только.
Стою, молча жду.
Лазарь рукой остановил своих дебилов и говорит ласковым голосом, улыбаясь, но со злыми сверкающими глазами:
- Так не поступают джентльмены, Боря.
- А я не джентльмен.
- Зачем швыряться этой гадостью, сели бы и поговорили, как люди.
- Я что-то не пойму, ты этой гадостью, что, купить меня хотел, что ли?! - Я действительно был очень удивлен, обнаружив у себя в квартире кейс, полный дисков "хавки", да еще плюс сорок тысяч кредиток. На такой "подарок" был способен только Лазарь. Я схватил кейс и тут же пошел его искать.
Как выяснилось впоследствии, мне здорово повезло: Лазарь меня элементарно подставил. Один из информаторов ФСБ передал, что я фарцую "хавкой". Я, столько лет проработавший здесь!
Тем не менее едва я вышел из квартиры, ее почти сразу оцепили мои коллеги - доверяй, но проверяй.
Тогда, в "Кактусе", я ничего этого не знал.
Направив свой указательный палец прямо в нос Лазарю, я раздельно произнес:
- Я тебе голову откушу, дьявол ты е..., если еще что-нибудь подобное приключится.
Развернулся и ушел.
* * *
Прочитав записку, я бросился из дома. Сыграла эта дурацкая привычка: ноги с руками работали быстрее головы. Саня в таких случаях удивлялся, как с такой способностью я вообще попал в оперативники ФСБ.
Времени, чтобы растеряться, подумать над тем, как правильно поступить, не было. Из меня, наверное, адреналин брызгал во все стороны, когда я, сжав в обеих руках по "пээмэсу", ворвался в апартаменты Лазаря, что в престижном Зеленом Городе.
Лазарю повезло - его там не было. Как потом выяснилось, он был в этот момент в своей конторе и занимался бизнесом с чертовой кучей свидетелей. Не повезло всем остальным, кто был в этот момент в его огромном Хаусе а-ля "нью модерн".
За те бабки, которые он огребает, производя и продавая "хавку", Лазарь мог бы нанять и более толковых телохранителей.
Их было трое. Может быть, это были и не телохранители (что им делать в пустом доме?). Во всяком случае, все они попытались вытащить пушки, когда увидели меня. А мне больше ничего и не надо было.
Первого почти перерезало пополам моей очередью из ПМС-а, второму отстрелило голову, третий чудом остался жив - тогда я думал, что убил его.
Я не оставил ни одного целого стекла в доме, поломал мебель. А картины... Бедные картины. В чем провинились Прот, Риман, Шателье? Я разнес в клочья их творенья. Я вел себя как бешеный павиан, у которого отобрали банан и заперли в посудном магазине.
Что я добился?
Меня схватила милиция.
Вот так.
Если бы у меня остались патроны, я бы перестрелял и их.
Много позже я думал, зачем ФСБ такие психи, как я? Сколько тогда было возни со мной. Они отмазывали, защищали, покрывали и вытаскивали меня.
Сотрудник ФСБ напал на дом мирного гражданина, убил двух охранников, тяжело ранил третьего, устроил грандиозный погром. С какой целью? Кто такая Света? Заложница? Не смешите. Записка? Где она? Химическая деструкция через два часа? Значит, ее не было. Бар "Кактус"? Впервые слышу. В тот день я был на деловой встрече. А где свидетели?
(Действительно, где они?)
Хавка? А что это такое? Компьютерный наркотик? Надо же.
Почему меня оставили, ума не приложу.
А Света... Ее нашли в другом месте при других обстоятельствах.
Неделей позже.
Мертвой.
* * *
Смутно помню чьи-то лица, склонявшиеся надо мной, теплые руки, поднимающие мне веки, яркий свет. Потом я спал. Потом медленно просыпался.
Удивительно радужное чувство. Будто я альпинист, наконец добравшийся до вершины, будто я именинник, которого завалили подарками, будто я прожженный картежник, взявший джек пот.
Казалось, я порхал над кроватью. Белые стены медленно качались в такт вальсу, который слышали только мои уши.
- Боря, ты слышишь меня? - Странный голос прямо внутри моей головы.
Нет, он исходил справа. Я повернул туда голову и увидел полузнакомое лицо.
Знакомое.
- А-а, Сергей Михайлович... - мой голос тоже звучал очень странно: буквы этих слов были яркими цветными шариками, которые складывались в цепочки и поочередно лопались, создавая фразу.
Я смутно понимал, что это все ненормально. Когда-то в молодости я баловался травкой. Просто потому, что хотелось узнать, что это такое.
Похожее чувство.
- Попробуй встать.
"Встать... встать... встать..." - отозвалось эхом в моей голове.
Я попробовал. Движения давались легко, свободно, почти без усилий. Казалось, я был на Луне. Огромная сила наполняла мои мышцы.
- Н-не та-ак быс-стро...
Как он интересно разговаривает.
Мне стало немного смешно.
Лицо Сергея Михайловича было зеленого цвета с плавающими по нему синими пятнами.
Я хихикнул.
- Как - как де - дела?
- Я как Карлсон, - ответил мой язык.
"Просто чума, как весело", - думалось мне.
Сергей Михайлович улыбнулся большим - большим ртом и похлопал меня по плечу. Ткань моей рубашки под его ладонью шуршала, как двенадцать с половиной тысяч целлофановых пакетов.
Все мои чувства работали по-другому. Я находился в новом, непривычном мире.
- Че-через па-ру мин-нут-т будет лег-че-че, - говорил чудно Сергей Михайлович.
"Мне и так не тяжело", - ответил я мысленно.
Что-то кольнуло в груди. Я положил руку на сердце и почувствовал под ладонью и тканью рубашки гладкую пластину эпиблока.
В комнату зашел человек лет сорока и уселся напротив меня. Я видел его раньше, но он мне тогда не представился. Кто-то из "верхов".
- Слушай и запоминай - начал он мрачным голосом, - Лазарь сейчас находится в яхт-клубе, на своей яхте "Зыбь", регистрационный номер 02712, - его речь воспринималась теперь мною более-менее хорошо, и каждое слово отпечатывалось в моем сознании раскаленным клеймом, - ликвидацию нужно провести по возможности незаметно, тихо и без последствий, - он сделал паузу, - но, конечно, детали - на ваше усмотрение. Вы уже оформили завещание?
Да, они подходили ко мне: что бы вы хотели сделать со своим имуществом, деньгами?
Завещание. Мне некому, да, в сущности, и нечего завещать. Родителей уже нет. Близких... тоже. Как-то раз, проходя по Пешковой, я увидел маленькую девочку с небольшим плакатом "Спасите китов: общество Оверэнимэлз" и металлической банкой с щелью в крышке. Вот я и заявил им: переведите все на счет "Общества Оверэнимэлз". Мне тогда казалось, что я здорово пошутил.
Я кивнул.
- Через час вы выберете оружие и начнется отсчет вашей жизни. Желаю удачи.
На его смену пришел Саня. Он встал напротив меня и долго молча смотрел в глаза.
Я не сказал ему ни слова. А что говорить? Ну что мне говорить?! Что я сожалею о содеянном? Чтобы он мне простил грехи мои?
Так только в кино бывает. Я все знаю, он все понимает.
Пусто.
Тяжело.
* * *
У меня есть цель. Вот он - смысл оставшихся семидесяти двух часов моей жизни: чужая смерть.
Я всю свою жизнь делал то, что мог делать хорошо - ловил всякую мразь. Я действительно хорошо это делал. Можно сказать... Да, точно: я не завалил ни одного дела. Наверное, этим я заслужил то внимание, которое оказывала наша организация после того погрома в доме Лазаря. Отличный оперативник с отвратительным личным делом.
Лазарь всю свою жизнь также делал только то, что мог делать хорошо - ставил подножки, обирал партнеров, устранял конкурентов - экономически и физически.
У нас обоих это хорошо получалось - делать свою работу. Мы трудились от души, самозабвенно и с полной отдачей. Это нас роднило.
Но на этом наши родственные отношения и заканчивались.
Он решил, что может распоряжаться чужими судьбами и жизнями, как ему вздумается. За это всегда наказывали. На этот раз мечом Фемиды буду я.
* * *
"Ликвидацию нужно провести по возможности тихо, незаметно и без последствий", - вспоминал я, гремя ботинками по подмосткам яхт-клуба. Сильный ветер гонял по воздуху сухие листья и раскачивал массивные шаровидные фонари. Люди шарахались от меня в стороны и оглядывались - видимо, у меня на лице было написано "всех убью!"
"Тихо и без последствий..." Так оно и будет, если мне никто не помешает. А вот в том, что мне никто не будет мешать, я не был уверен.
Тем хуже для них.
Тот парень, наверное, думал, что я должен Лазарю подсыпать цианида в вино. Или спрятать в его вечернем костюме ядовитую змею. А может, подвести к его стульчаку электричество?
Нет, я хочу видеть его глаза, когда буду его убивать.
УБИВАТЬ... Я шел убивать, выполнять свою работу, как палач. Меня всего передернуло от этой мысли. Убивать, как убивали мою Свету...
К черту такие мысли.
"Детали - на ваше усмотрение..."
Вот он, плавно качается в пепельных волнах - катер "Зыбь". Не знаю, как там с водоизмещением - он был просто большим.
Не останавливаясь, я быстрым шагом направился к трапу, доставая на ходу два ПМС-а - по одному в каждую руку.
"Сейчас я вам покажу - детали", - думал я, ступая на палубу.
Первый из них обернулся на звук моих шагов. Я видел, как округлились его глаза. Да, он обернулся и округлил свои глаза - большего он не успел сделать. Я ударил носком ботинка в голень, и почти сразу - рукояткой пистолета по затылку. Затем подхватил обмякшее тело и аккуратно уложил на пластик палубы.
Второй стоял на мостике и возился с электроникой. Он даже не обернулся, когда я подходил к нему сзади и заносил над головой пистолет (бог ты мой, кому он платит деньги?).
Третий был в каюте, с Лазарем и двумя стильными красотками, похожими друг на друга, как две чашечки бюстгальтера: прически "сатра", пушистые сверкающие юбки и светофорный макияж.
Я миновал одним прыжком пять ступенек, что вели в каюту, с грохотом приземлился и, вытянув в их сторону пистолет, громко произнес:
- Эй, Джокер, Бэтмен пришел!
Метнувшегося было за своей пушкой мордоворота я остановил одним движением, повернув ствол ПМС-а в его сторону. Тот медленно развел руки.
Лазарь с досадой ударил ладонью по столу, да так сильно, что с него, покачнувшись, упал и разбился бокал с пойлом.
- Ну что ты ко мне привязался, Боря? Что я тебе сделал?
Он вел себя как ребенок, которому не дали досмотреть мультик. На его лице совсем не было страха.
Та красотка, что сидела у него на коленях, попыталась встать, но Лазарь силой удержал ее на месте.
- Тебе же просто еще раз влетит на работе. Ну где твой ордер, где твое обвинение? - Продолжал Лазарь недовольным голосом. - Весь смак сбиваешь мне своими корявыми понтами... Бокал из-за тебя разбил... Может, ты ко мне не равнодушен? Может, тебе нравятся мои губки?
Он призывно чмокнул.
Меня не надо было заводить. Я и так был заведен до предела, того и гляди пружина лопнет. Во мне все клокотало, кипело и фырчало, но я сдерживал себя, и, пока Лазарь ерничал, знаками уложил телохранителя, забрал его пистолет и в два движения скрутил за спиной руки его же собственной курткой. Потом подошел вплотную к сидящему Лазарю, отпихнув грубо столик на колесиках: с него попадали фужеры, бутылки, закуски.
Лазарь, вздрогнув, замолчал.
Я нагнулся, так, чтобы мои глаза встретились с его глазами.
- Посмотри на меня, Лазарь.
Тут с ним произошла разительная перемена. Он был нагл, он не был напуган моим приходом. Удивлен - да, но не напуган. Он терялся в догадках, зачем я пришел, но надеялся избавиться он меня, как от назойливой мухи. Потом он услышал мой охрипший от ярости голос, он увидел мои глаза. Теперь он знал, зачем я пришел. Выражение его лица изменилось. Рот приоткрылся, в глазах метался страх.
Я хотел этого. Он должен был это понять.
Красотки заволновались, почувствовав смертельную опасность, но они боялись и рта раскрыть.
- Отпусти телок.
Девушки испуганно зашевелились, но Лазарь вцепился в них, будто они могли его спасти. Они пытались вырваться, а Лазарь с расширенными от ужаса глазами продолжал хвататься ха юбки и ноги. Одна из проституток завизжала, ее тут же поддержала другая. Тогда я молча приставил срез ствола ко лбу Лазаря, и он перестал дергаться.
Красотки убежали.
"Что я тебе сделал, Боря?"
Он знал, что нас объединяло: смерть Светы. Но прежде чем убить, я должен был узнать еще кое-что.
- Где Макс Диван?
- Макс... Макс... , - потрясенно повторял Лазарь, и внезапно закричал, - Боря, ты ведь на будешь меня убивать, а?
Прямо кино. Мне даже смешно стало.
- Ну конечно, не будешь, - заметив перемену во мне, обрадовано заговорил он, - ведь ты - рыцарь закона... ты... Бог ты мой, Боря как ты меня напугал...
Лазарь вытер рукой в атласной лиловой перчатке шею. На ней появилось несколько мокрых пятен.