Не так давно встретил человека, который увлекается военной историей. Человек этот был вполне адекватным, даже интересным в разговоре. Знания его по событиям Второй Мировой войны я счел достаточно высокими. Но в то же время, он с предубеждением относится к советским архивам, отдавая предпочтение архивам немецким.
- Немцы более правдивы - говорил он мне.
В конце нашей беседы тот человек произнес коронную свою фразу:
- Немецкий ас Эрих Хартман сбил более трехсот самолетов противника, в то же время когда самый результативный советский летчик - шестьдесят четыре.
Говорил он это убежденный в своей правоте и готовый предоставить мне какие-то доказательства своих слов. Проблема заключалась только в том что все его доказательства основывались исключительно на вере в правоту немецких мемуаристов и некоторых архивных источниках.
Почему же так происходит? Почему сейчас в сознании людей вымысел немецких генералов, проигравших ту войну куда более походит на истину, нежели вымысел советских мемуаристов?
Теперь, когда война от нас уходит все дальше и дальше, раскрываются архивы того времени, переиздаются мемуары полководцев, а на экранах телевизоров мелькают старики в немецких мундирах, которые маршируют в парадном строю по площадям. И огромная масса людей верит в то, что Сталин привел СССР к победе завалив немцев трупами наших отцов, дедов и прадедов.
- Мы не умели воевать, - говорят сегодня нам. - Мы драпали от немцев до самой Москвы сдаваясь в плен миллионами, не желая воевать за Сталина. При том, что сами немцы расстреливали из пулеметов наступающих на их позиции, через минные поля красноармейцев, а после сходили с ума от осознания того, сколько сотен людей они убили за час, два, или три...
Нет, я не хочу сейчас опровергать большую часть вымыслов, которую нам пытаются внушить всякого рода журналисты и псевдоисторики, ни разу не взглянувшие на архивы тех лет. Не хочу даже касаться той лжи, которую пытаются нам внушить почитатели творчества Резуна, Соколова, Латыниной, Франца Куровски и иже с ними. Коснусь сейчас всего лишь одного болезненного для российских историков вопроса - подсчета потерь и побед советских и немецких асов той войны. И может быть, на этом основании каких-то архивных документов и воспоминаний участников тех событий мне удастся отделить зерна от плевел.
"Русские - отличные истребители, но они не подготовлены вести бой слаженно, эскадрильями..." - так говорил Гюнтер Ралль, немецкий ас, одержавший 275 побед. Но так ли это на самом деле? Может быть, спорить не стану. Но если коснуться причин по которым сами немецкие летчики набирали такое большое количество побед, то можно прийти к нескольким выводам:
1. После первой мировой войны итальянский генерал Джулио Дуэ выдвинул идею, что победу в будущей мировой войне определят только военно-воздушные силы. Та страна, которая сумеет уничтожить авиацию противника и разбомбить его города, будет победительницей. Люфтваффе изначально ставило своей целью на Восточном фронте именно господство в воздухе. И приоритетом для себя асы Геринга считали уничтожение самолетов противника. Истребительные подразделения, такие, как эскадры Мельдерса и Рихтгофена состояли из опытных летчиков, имевших больше число налетов. Таких летчиков брали из рядовых частей, выполнявших второстепенные задачи - прикрытие наземных частей. А так же из них создавали отдельные эскадрильи, главная цель которых состояла в том чтобы вывести из строя боеспособные авиационные части противника.
2. Вполне прииемнимым для себя немецкие асы полагали "Свободную охоту". Такая охота за вражескими самолетами заключалась в том чтобы произвести быструю атаку со стороны солнца и уйти из под удара используя скоростные качества своих машин. Немецкие асы решали какую цель атаковать для себя сами, учитывали все риски потерь и могли навязывать противнику невыгодные условия боя. Нужно сказать, что эта тактика себя оправдывала в годы войны.
Наиболее результативный немецкий ас, Хартман писал после войны в своих воспоминаниях следующее: "Моя тактика - ждать момента, шанса для атаки. Я сближался на большой скорости, подходил как можно ближе и, когда самолет противника закрывал переднюю сферу фонаря, выпускал короткую очередь - экономил боезапас. Неподготовленный летчик сближается до 100 м и открывает огонь, а тренированный подходит еще ближе, жмет на гашетку и сбивает. Стрельба с такого расстояния связана с большим риском. Я сам 16 раз пролетал через обломки сбитых мной самолетов, восемь раз спасался на парашюте".
К слову сказать, уже в сорок третьем году советские летчики сами начали выходить на "Свободную охоту" и в воздухе зазвучало: "Внимание! В Воздухе Покрышкин!" .
3. По воспоминаниям советского военного летчика Голодникова Николая Герасимовича, утверждались немецкие победы и таким образом:
- У немцев довольно легко победы подтверждались, часто было достаточно только подтверждения ведомого или фотоконтроля. Собственно, падение самолета их не интересовало, особенно к концу войны.
То есть, если какой-нибудь ас Геринга производил несколько попаданий в разные самолеты противника и это зафиксировал фотопулемет, или успевал заметить ведомый, те самолеты уже могли считаться условно сбитыми. Таким образом немцы могли "сбивать" до пяти "Ил-2" за один воздушный бой. И "сбивали"...
4. Немецкие летчики считались самыми "уставшими" летчиками Второй мировой войны. Они совершали по нескольку вылетов в день. К примеру, тот же Хартман, начавший свою войну с 1942-го года, за весь период той войны участвовал в 825 воздушных боях. А Кожедуб - всего лишь в 120. При этом и количество сбитых самолетов у обоих воздушных асов в процентном соотношении оказывается равным.
5. Если верить словам ведущего специалиста Пензенского краеведческого музея Геннадия Тамбовцева: "Если у немцев учитывались не только сбитый самолет, но если это бомбардировщик, у которого 4 мотора, то по количеству сбитых моторов летчику причислялись 4 сбитых самолета. Относиться к этой информации нужно, безусловно, осторожно. Не просто голые факты, а с пояснением каких-то специалистов".
Считаю это вполне возможным, поскольку сбить такую "Летающую крепость" как B-17 немецким истребителям было очень сложно и требовало не одного захода на атаку. Если же такие бомбардировщики идут в плотном строю, да еще и при поддержке нескольких эскадрилий истребителей, то сбить эти громадины могло бы кому-то показаться невозможным.
Немецкий ас, Вальтер Крупински, которому доводилось встречаться в воздухе с четырехмоторными американскими бомбардировщиками в своих воспоминаниях отзывается об этих самолетах так:
Драться с американскими бомбардировщиками и истребителями сопровождения было гораздо труднее, чем воевать в России. В-17 было трудно атаковать из-за его мощного защитного огня пулеметов 50-го калибра, а американские истребители еще более усложняли задачу приблизиться к ним, поскольку они превосходили нас численно примерно 10 к 1. Я был обескуражен всем этим и изменил свое мнение о происходящем. Мы постоянно теряли опытных экспертов - нас просто подавили числом.
6. Немецкие летчики даже в "Свободной охоте" летали по наводке. Их передвижение постоянно отслеживали и контролировали наземные службы.
Из воспоминаний немецкого летчика:
"Мы летели над Черным морем на высоте примерно 1000 метров, когда наземный пост наблюдения передал сообщения: "Индейцы в гавани Сева, ханни 3-4" (Русские истребители в районе Севастопольской гавани, высота 3000-4000 метров).
Мой ведущий продолжал набирать высоту, а я прикрывал его сзади и внимательно высматривал русские самолеты. Вскоре мы набрали высоту 4000 метров и с запада вышли к Севастополю. Вдруг мы заметили истребители противника, они были чуть ниже нас. В моем шлемофоне раздался голос ведущего: "Ату их!"
Мы снизились и атаковали противника. Это были "Яки", мы кружили вокруг них минут десять, но не смогли сбить ни одного истребителя. Вскоре противник отступил. Наземный пост наблюдения передал новый приказ: "Направляйтесь к Балаклаве, там большая группа Ил-2 и истребителей".
Bf 109 сбавил скорость, и его пилот показал мне, чтобы дальше пару вел я. Теперь я шел впереди, а "Мессершмитт" прикрывал мой хвост. Вскоре мы добрались до Балаклавы и увидели в воздухе разрывы снарядов нашей зенитной артиллерии. Начался новый бой с "Яками", на этот раз мне удалось сбить одного. Объятый пламенем истребитель противника врезался в землю".
В отличие от них советские летчики, в первые годы войны летали "на авось", то есть, надеясь на свою удачу. Более менее нормальный контроль за передвижением истребителей в советской авиации появился после того как американцы начали поставлять по Ленд-Лизу качественные средства связи.
А теперь обратимся к подсчетам сбитых самолетов в советской авиации. Для этого обратимся к воспоминаниям советских летчиков -фронтовиков:
Горелов Сергей Дмитриевич
- Сбитые самолеты засчитывались так: я, прилетев с задания, докладывал, что в таком-то районе сбил такой-то тип самолета; туда оправлялся представитель, который должен был привезти подтверждение от наземных войск, что действительно такой тип самолета там упал. И лишь после этого тебе засчитывали сбитый самолет. А если самолет падал на вражеской территории, все было сложнее. Чаще всего не засчитывали. В некоторых случаях, когда территорию освобождали, еще можно было привезти подтверждение. А без подтверждения не засчитывали. (Напротив, у немцев все было иначе. В отличие от пилотов пилоты люфтваффе, действовавших над территорией своих войск, "свободные охотники", залетающие глубоко в тыл противника, увеличивали свои счета невероятными темпами. Все их победы подтверждались, по большей части, собственными ведомыми, - К.А.) Даже в конце войны, когда у нас стояли фотокинопулеметы, все равно требовалось подтверждение наземных войск. Вообще я редко видел, как падают сбитые мной самолеты - только если загорался или терял управление. Сейчас часто спрашивают, были ли приписки к личным счетам. Трудно сказать. Могли быть ошибочные приписки. Умышленно, по-моему, нет. Конечно, летая парой, теоретически можно было договориться приписать сбитие, но, если б об этом узнали, житья таким летчикам не было бы. Потерять честь легко, а вот восстановить почти невозможно.
Клименко Виталий Иванович
- В общем, так. Прилетаешь на аэродром и докладываешь командованию полка, что вели воздушный бой в таком-то районе, сбил один самолет противника, который упал там-то. Если это на нашей территории, то от войск, расположенных в этом районе, должно прийти подтверждение, а если у немцев, то должны партизаны подтвердить или экипажи самолетов, которые мы сопровождали, или летчики, с которыми делали вылет. Мне кажется, что приписок в боевых счетах не было. Это было не принято. Все ж на виду! Что значит сбил в группе? Поначалу было так: я атакую, сбиваю, но ведь ведомый меня прикрывает. Я пишу, что мы сбили в группе. Кто тогда считал? Все равно, тысячу-две в шапку кладут.
Шварев Александр Ефимович
- Это очень сложный вопрос. Я вам говорил, что, сколько я ни сбивал, практически никогда не было возможности до конца досмотреть, упал враг или нет. Надо было смотреть за теми, кто в воздухе остался, чтобы тебя не сбили, или за теми, кого ты прикрываешь. Я просто докладывал, что я стрелял. А сбил или нет - это уже ведомые говорят, им было виднее. С их слов говоришь, куда именно враг упал. Туда посылают человека. И если кто-то там из пехотинцев дает подтверждение, то самолет тебе засчитывают.
Конечно, самолет, упавший на немецкой территории, засчитывать таким способом не было возможности. Здесь уже верили словам летчиков. И то у нас был командиром корпуса Головня, так его прозвали Фомой неверующим. Базанов сбил три самолета в одном бою. Головня говорит: "Не верю". Мол, раз сбил над территорией противника, то как угодно можно сказать. Но Базанов не сдается: "Полетели, я вам покажу, где упали". И вот они полетели, Головня увидел, тогда только засчитали.
Числов Александр Михайлович
Знаете... Вообще я сбил больше, чем записано. Но это знаете как? Приходит лётчик, зелёный, день летает. Два летает. Неделю летает. Становится жалко его. И вот, два сбил, один ему отдаёшь. По моим подсчётам, 33 самолёта у меня, около того. Но - что записали, то записали. Не вырубишь топором.
Кукин Алексей Алексеевич
- Были ли случаи приписки сбитых самолетов?
Я знаю про такие случаи. Но имя его не назову. Были... У меня есть фото одного Героя, так я все материалы в музей обороны Ленинграда отнес, а его фотокарточку оставил - стыдно нести...
Но и наоборот были. Ведь как записывали? Например, я считаю, что сбил восемь штук. А мне записали три. А потому, что уже приказ был: надо, что бы подтвердили, партизаны, например, и все такое...
Ну, сбил 8 штук, а поди докажи. Ну, слава Богу, что записали мне из восьми хоть три. И то хорошо - дали Орден Боевого Красного Знамени.
Нужны ли тут комментарии? Я думаю что нет...
И напоследок, скажу что только по официальным данным, в первый же день войны на восточном фронте Люфтваффе потеряло 69 боевых самолётов. За месяц же боев безвозвратные потери Люфтваффе составили - 849 машин, отправлено в ремонт - 532 самолета. Таким образом, устилая украинскую, прибалтийскую, белорусскую и российскую землю землю покореженными крыльями с крестами, Гитлер начал свой поход на восток...