Нинон сидела на огромном валуне, обхватив руками коленки, и смотрела на водный поток, стремительно сбегающий вниз по каменистому ложу.
- Боги! Чем я разгневала вас, чем не угодила? За что? Почему? - спрашивала себя девушка, не решаясь задать свои вопросы вслух, чтобы не навлечь гнев богов за отсутствие безропотной покорности их воле, чем испортить все окончательно.
На следующей неделе, сразу после окончания праздников, посвященных Богу Света, должна была состояться свадьба Нинон, дочери Орфелата-ваятеля, и Лисиппара-младшего из рода Парфения-каменотеса. Свадьба, о которой отцы договорились еще восемнадцать лет назад, через день после рождения будущего жениха и за несколько месяцев до появления на свет прекрасной невесты. Свадьба, которая должна была навеки скрепить узы дружбы и совместных трудов двух семей, возводивших самые прекрасные дворцы и храмы, украшенные памятниками великим божествам и их наместникам на этой земле. Свадьба, которую столько лет ждали, надеясь объединить мастерство двух обласканных богами родов и тем самым упрочить могущество будущего потомства. Свадьба, которой не будет.
Потому что Лисиппара-младшего нашли вчерашним утром мертвым на дне ущелья. Накануне он поехал к мастеру-ювелиру, чтобы выкупить и забрать давно заказанный подарок своей будущей жене - драгоценное ожерелье со своим именем на звеньях, с причудливым замочком сзади и ушком для ключика спереди. Одно из двух важных в свадебной церемонии украшений, которое жених одевает невесте на шею, чтобы окружающие знали, что отныне эта красавица - не свободная женщина. А новобрачная замкнула бы ключиком дорогую цепь на шее молодого мужа в подтверждение его нового статуса. И поклонились бы супруги гостям, попросив всех присутствующих в храме быть свидетелями их добровольного желания принять эти оковы. И Верховный Жрец призвал бы Великое Божество, способное осветить сердца молодых, дабы разглядеть в них ростки возможной измены, злобы, лжи или иной скверны, грозящей несчастьями будущему роду. Ведь только всепроникающий Свет может указать на затаенную внутри молодой поросли болезнь, испепелив ее своим огнем до того, как она заразит все дерево паразитами или мерзостной гнилью.
А теперь, вместо того, чтобы проводить молодых к их общему семейному ложу, через два дня на утренней заре, родственники и друзья уложат столь рано покинувшего их юношу на погребальный костер. И если чист и светел он перед богами, взовьется высоко пламя, чтобы вознести его душу в обитель Великого Света. И никто уже больше не взглянет и не улыбнется приветливо девушке, навлекшей страшное несчастье на жениха.
"За что?! Боги всемогущие, за что?! В чем я провинилась перед вами? - спрашивала мысленно Нинон, - ведь не было в душе моей непристойных желаний. Ведь я была такой старательной и такой послушной..."
Юного жениха нашли рано утром, и уже к вечеру по городу расползлась молва, утверждавшая, что Нинон проклята Богами. Ведь если бы выкупленное ожерелье пропало, то могли бы свалить на грабителей, изредка промышлявших в горах, но подарок целехоньким лежал в дорожной сумке жениха. Ведь если бы конь был молодым, плохо объезженным жеребцом, и прискакал без своего седока, то могли бы все списать на неловкость наездника, но мертвый гнедой лежал рядом со своим молодым хозяином. Ведь если бы трещина зияла в земле, или осыпалась бы кромка дороги, или камнепад преградил бы путь... Но не было ничего, что указывало бы на причину несчастья.
Взбудораженные трагедией, обрушившейся на два столь знатных семейства во время Божественных торжеств, жители недолго ломали головы. Неизвестно, кто из них первым вспомнил Гефеона-кузнеца, охромевшего сразу после того, как попытался приударить за просватанной Нинон. И еще сломал себе руку юный отпрыск Диостаса-виноградаря. Ту самую руку, которой сжал он девичий локоток, добиваясь поцелуя от чужой невесты. А еще был заезжий купец, так заглядевшийся на девушку, что чуть не свернул себе шею, споткнувшись о камень, невесть откуда выскочивший на ровнехонькую мостовую.
"Поделом вам, нечестивцы, нечего заглядываться на чужое яблочко, - посмеивался Орфелат-скульптор, - просватана моя дочь. Еще до своего зачатия обещана. Я Великой Богиней поклялся, что отдам ее Лисиппару".
Великая богиня Светлых Чувств была покровительницей рода Орфелатеев. Именно к ее милосердию воззвал дальний предок Орфелата-скульптора - Орфелеон, забросивший ремесло ради встречи с девушкой своей мечты, явившейся ему во сне и лишившей покоя. В сладкой ночной грезе красавица улыбнулась нежно и протянула юноше руки, клянясь в вечной верности. И очарованный юный гончар дал ответный обет - любить и беречь. И в том сне их клятву осветил Великий Свет. И уже собрался Орфелеон - младший сын гончара - взойти с ней на ложе, но проснулся. И померк для него свет. И потух огонь во взоре. И пропал вкус к еде и питью. И исчезло желание вертеть гончарный круг и месить глину, придавая ей форму прекрасных сосудов, так нужных людям. В каждом кувшине, вазе или бутыли он видел только изгиб ее бедер, линии высокой груди, очертания плеч, грацию манящих рук и призыв шеи. И тотчас бросал работу и неделями бродил по городу юный сын гончара, заглядывая в лица всем встречавшимся ему на пути девушкам и женщинам, надеясь увидеть ту единственную, поклявшуюся разделить с ним жизнь. Ту, которой и сам он обещал вечную верность. И каждый раз впадал в пучину отчаянья, так ее и не встретив.
"Может быть, твоя красавица живет в другом городе или даже в другой стране?" - пожал плечами отец в ответ на сетования сына. И ушел с торговым караваном Орфелеон, чтобы отыскать свою любимую. И странствовал без малого двадцать пять лет, посетив все, какие есть, страны этого Поднебесного мира. Но тщетными были его поиски. Не было на белом свете девушки, которую он любил.
И тогда решил Орфелеон отправиться за ней в мир Тьмы, но напоследок, зная, что из царства Вечного Мрака еще никто не возвращался, захотел младший сын гончара оставить память о своей любви. Он взял самую дорогую глину, из которой делали лишь драгоценную утварь для богов да владык, и вылепил из нее статую, вложив в работу всю свою неутоленную страсть, всю нерастраченную нежность, все бессонные ночи, все мечты и все надежды. Орфелеон работал без отдыха и устали, лаская глину, как кожу своей возлюбленной, согревая своим теплым дыханьем ночью, чтобы не дать луне превратить столь страстно желанное им тело в холодное закаменевшее изваяние, орошая влагой своих слез днем, чтобы не позволить солнцу покрыть морщинками дорогое для его души и сердца лицо. Когда работа была закончена, он рухнул от усталости к ногам своего создания, и впервые за все годы странствий крепко заснул.
И приснилась Орфелеону дорога в царство Вечной Тьмы, которая вела в замок, где жила богиня Ночь. Звездоглазая. Величественная. Всесильная. От ее бездонно-черного взора невозможно было укрыться никому. И горе тому, на кого падет ее гнев. Леденящий Страх и Безграничный Ужас - ее верные слуги - накрепко скуют тело провинившегося и медленно, до дна, вычерпают всю душу.
Тени подданных пугливо прижимались к стенам дворца, прячась в углах и дрожа за колоннами тронного зала, в который внесла свою добычу чернокрылая стража, схватившая Орфелеона тотчас, как только он вступил во владения Тьмы.
--
Что тебе нужно, человек? - спросила Повелительница Ночи, - зачем ты явился?
--
Я ищу свою любимую, - ответил младший сын гончара.
--
А с чего ты взял, что найдешь ее здесь? - с усмешкой поинтересовалась царица Тьмы. И придворные тени, предвкушая скорую расправу над глупцом, имеющим наглость явиться без приглашения к их повелительнице, обнажили блестящие клыки и приготовились атаковать непрошеного гостя.
--
В мире Света ее нет. Значит, она здесь, - сказал Орфелеон, не обращая внимания на трепетавших вокруг него служителей звездоокой Владычицы.
--
Тогда найди ее, - с усмешкой сказала Ночь, - обойди весь замок и все мое царство. Если, конечно, ты не боишься...
--
Не боюсь, - не дрогнул влюбленный.
--
Проводите его, - приказала она слугам. И, взглянув в глаза своему гостю, расхохоталась.
Орфелеон почувствовал легкий толчок в спину. Он почтительно поклонился богине, развернулся к выходу и увидел темную толпу придворных, тянущих к нему свои крючковатые тени-пальцы и клацающих острыми кривыми зубами. Мириады маленьких глаз алчно поблескивали во мраке, сгущавшемся вокруг несчастного влюбленного. Казалось, что еще мгновение, и вся эта свора накинется на него и растерзает в клочья. Смех Владычицы Тьмы раздавался уже отовсюду: послушное эхо старательно разносило его по всем закоулкам царства и возвращало обратно в тронный зал. Орфелеон сделал шаг, и плотная масса придворных расступилась перед ним, образуя темный коридор.
- Показывайте дорогу, - скомандовал он, поняв, что без приказа свыше, никто не посмеет его тронуть, - да осветите мне чем-нибудь дорогу, здесь не видно ни зги!
В то же мгновение над его головой засияла полная луна. Орфелеон, разглядев в светло-желтом диске отражение наблюдающей за ним богини Тьмы, поблагодарил ее и двинулся в путь по лабиринтам дворца Вечного Мрака. А за ним по пятам последовала толпа придворных, жаждущих расправиться с ним по первому знаку своей госпожи.
Никто не ведает, сколько продолжалось это путешествие по галереям замка Тьмы и закоулкам царства Ночи. В этом мрачном мире даже могущественному богу Времени страшно, поэтому он предпочитает обходить его стороной, предоставляя Владычице править в своем царстве так, как ей заблагорассудится. Орфелеон вначале пробовал считать помещения, в которые заводила его Луна и куда следовала за ним по пятам покорная своей царице свита, но коридоров, покоев и залов у дворца было так много, что, в конце концов, влюбленный сбился со счета. Не раз Ночь испытывала мужество своего гостя. Не раз выскакивали ему навстречу из непроглядной тьмы огромные чудовища, рыча, ухая, лая и угрожая разорвать на куски. Не раз выплывали тускло-светящиеся призраки, стеная, завывая и пытаясь затянуть в свой отдающий холодом струящийся саван. Не раз простиралась перед ним бездонная пропасть, наполненная до краев шипением невидимых глазу ползучих гадов, скрежетом когтей неведомых тварей и их смрадным дыханием. И каждый раз, стоило лишь слегка вздрогнуть Орфелеону, как сзади начинала волноваться свита придворных теней, подступая все ближе и ближе. И каждый раз влюбленный, не увидев той, кого искал, продолжал идти дальше, пока вновь не оказался в тронном зале дворца, где восседала Владычица мрачного мира.
--
А ты, оказывается, бесстрашный, человек, - милостиво кивнула она, - и ты достоин награды.
--
Но я не нашел ту, что искал, - поник головой уставший путешественник.
--
Ну и что, ты же увидел всех живых обитателей моего царства, человек, неужели тебе никто из них не понравился? - удивилась Ночь.
--
Может быть, я все-таки не всех видел? - усомнился Орфелеон.
--
Остались только мертвые да слуги, - пожала плечами Звездоокая, - если хочешь, я могу их позвать.
Отчаявшийся влюбленный воспрял духом: оставалась еще маленькая надежда. Он кивнул. И Богиня Тьмы хлопнула в ладоши. На звук в тронный зал сбежались смутно различимые тени, среди которых была одна, заставившая забиться сердце Орфелеона быстрее.
- Она! Это она, я нашел ее, - он кинулся к едва видимому силуэту, пытаясь заключить возлюбленную в объятья, но неуловимая красавица растворилась в его руках, словно дым или туман.
- Это Грезалатея - младшая дочь моей служанки - Ночной Грезы. Она бесплотна, как любая мечта и исчезает при любой попытке к ней приблизиться, - пояснила Ночь, а затем добавила, - я сожалею, но тебе не повезло. Ты не можешь ее увести с собой, она бестелесный дух, ею нельзя обладать, можно лишь любоваться, да и то издали.
Враз обессилев от такого известия, Орфелеон опустился на пол и разрыдался. Все напрасно! Столько лет, столько сил, и все напрасно!
-Но ты можешь, - вкрадчиво продолжила Повелительница Мрака, - остаться здесь, для тебя найдется работа в моем замке...
- Останься со мной, любимый, - прошептала Грезалатея, - помнишь, мы ведь поклялись...
Орфелеон поднял заплаканные глаза на свою прекрасную возлюбленную, и уже готов был кивнуть в знак согласия, но в этот момент тьму разрезал яркий луч света:
- Они мои, Владычица Ночи. Отпусти их в мой мир.
Орфелеон зажмурился, а потом осторожно открыл глаза. Солнечный диск неторопливо катился по небесному своду. Царство Тьмы исчезло. Он лежал у ног своего прекрасного изваяния, так похожего на живую девушку, что казалось, еще минута, она очнется, взглянет на него, заговорит с ним, улыбнется ему и протянет к нему руки. Но - увы! - его возлюбленная стояла все так же неподвижно.
--
Боги! - взмолился несчастный ваятель, не надеясь быть услышанным, - буду служить вам верой и правдой, если вы соедините нас.
--
А сможешь изобразить и меня такой же прекрасной? - вдруг услышал он чей-то ласковый голос.
Орфелеон оглянулся на звук и увидел светящуюся женскую фигуру.
--
Если смогу передать такую красоту, - ответил он, заслоняя рукой глаза от слепящего света.
--
Льстец, - довольно засмеялся сияющий силуэт, - а если я помогу, поклянешься?
--
Клянусь, - выдохнул мужчина.
--
Смотри, ты пообещал, - с этими словами Богиня Светлых Чувств протянула свои лучики, коснулась ими влюбленных, от чего неведомое доселе тепло наполнило их тела, и исчезла.
Орфелеон взглянул на ту, чей образ лишил его покоя и сна на долгие годы, и увидел, что красавица улыбается ему.
--
Я люблю тебя, Грезалатея, - прошептал он.
--
И я тебя, Орфелеон...
И вернулись влюбленные в отчий дом Орфелеона, и поклялись они перед людьми в своей вечной верности. И осветил их сердца Бог Вечного Света, а Богиня Светлых Чувств закрепила за всем их будущим потомством свой чудесный дар. Так было положено начало новому роду - роду Орфелатеев-ваятелей, владеющих секретами мастерства создавать статуи, подобные живым существам и способные оживать по милости Богов.
Эту легенду, высеченную на мраморном постаменте памятника покровительнице рода, рассказала маленькой Нинон бабушка, обучавшая внучку всем премудростям рукоделия. В семье Орфелата-скульптора все женщины тоже были знатными мастерицами. Нити, которые они пряли, были нежнейшими, словно лунный свет, ткани из такой пряжи ценились на вес золота, а кружевам и вышивке - и вовсе не было цены. И поэтому завидными невестами были девушки из рода Орфелатеев, и не было у них отбоя от женихов. Знатный род, умелые мастерицы, хорошие хозяйки, да к тому же красавицы - всякий почтет за честь и великое счастье взять в дом такую жену. И особенно старшую из трех сестер - зеленоглазую мечтательную Нинон, из-под чьей стремительной иголки, казалось, начинали струиться ручьи. И порхали как живые бабочки над нежными луговыми цветами, расточавшими удивительный аромат.
"Ты дочь Великой Богини, Нинон. - восхищались все, кто видел девушку, а взглянув на ее вышивку, задумывались, - А, может, ты и сама Богиня..."
И вот, низвергнутая с пьедестала "богиня" сидела на камне у небольшого водопада и мучительно размышляла, в чем провинилась, чем прогневала могущественных покровителей.
Давно жрецы предупреждали о гневе Пресветлого, давно пророчили беды Поднебесному миру. "Боги сердятся", - воздевали руки слуги Пресияющего при раскатах грома. "Боги покарают нас за неверие и непокорность!" - кричали они, когда начинала колыхаться земная твердь, угрожая разрушить поселения и уничтожить все живое.
- Эй, красавица, не тебя ли все ищут? - вдруг услышала она и обернулась на звонкий голосок, раздавшийся за ее спиной.
На тропинке, ведущей в город, стояла чернявая девочка-метэчка и весело улыбалась. Что-то знакомое, но давно забытое, показалось Нинон в ее фигурке.
Метэками коренные горожане презрительно называли приезжих, не имевших статуса граждан города, и потому не пользовавшихся уважением. Иногда нагловатые, суетливые и самоуверенные, и почти всегда плохо знающие язык и обычаи местности, в которую переселились, они вызывали настороженное неприятие взрослых горожан, и насмешки детворы над их речью, одеждой и манерами. Кто ж его знает, какие в их странах и городах обычаи? Надо бы к ним приглядеться повнимательнее. Может, они воруют детей? Или крыс едят? Должно было пройти немало времени, чтобы членам очередной семьи метэков начали доверять и считать своими, такими же добрыми знакомыми, как и все остальные соседи.
- Ну, что ты так уставилась? Ты что ли проклятая Нинон?
Нинон вздрогнула, как от удара молнией.
--
Беги скорей, сюда идут за тобой. Чтобы отвести к жрецам в храм вашего Великого Света, - продолжала метэчка.
--
Куда?! - ахнула дочь Орфелата-ваятеля.
--
В храм Света. Чтобы подвергнуть испытанию. Или казнить. Я не поняла. Торопись. Они скоро будут здесь.
С этими словами незнакомая девчонка скрылась в роще, а Нинон услышала многоголосый шум приближавшейся толпы.
Глава 2.
Голоса приближались.
"Бежать? - задумалась Нинон, - Но куда? И зачем? Я же не сделала ничего дурного. За что меня в храм Света?! Что ж, пусть Боги рассудят".
Девушка слезла с валуна, распрямила спину, гордо вскинула голову и двинулась навстречу согражданам.
- Вот она! Вот! Хватайте ее! - закричали люди, кинувшись к Нинон, но, увидев, что девушка не собирается прятаться или убегать, а напротив спокойно идет им навстречу, остановились.
Она протянула руки Верховному жрецу, но тот не стал их связывать, а лишь заглянул в зеленые глаза. Нинон выдержала пытливый взгляд:
--
Я готова, слуга Великого Света.
--
Тогда следуй за мной, Его несчастное дитя.
Жрец развернулся и пошел назад в город. А девушка молча последовала за ним, краем глаза заметив в расступающейся толпе заплаканную мать, испуганно прижавшихся к ней сестер, державших за руки маленького брата, и встревоженного отца.
"Переживают, - мелькнула мысль в голове Нинон, но беспокойство за родных неожиданно вытеснил образ ее недавней чернявой собеседницы, - Где я ее видела, эту метэчку? Она дочь Симсеона-мясника? Нет, Фаизу я знаю. Или, может, она дочь Абадала-плотника? Нет, у него только сыновья. Но я точно ее видела когда-то раньше. Или не ее, а похожую?"
И перед мысленным взором девушки мелькали, сменяя друг друга, картинки уходящей юности и быстро промчавшегося детства: маленькая сестричка смешно лопочет в колыбельке... весело сверкающий ручеек... зеленая листва деревьев... опускающийся на землю туман... и вдруг в тумане всплыла лужайка, озаренная розовым светом закатного солнца... бабочки и пчелы, кружащиеся над разноцветным лугом... там произошло что-то важное... Где же находилась эта лужайка? Кажется, рядом со старым храмом, разрушенным до основания несколько лет назад...
Занятая этими размышлениями Нинон не заметила, как они прошли через весь город и приблизились к храму.
--
Ты должна провести здесь ночь, несчастное дитя Света, - произнес жрец, указав девушке на вход в главное светилище, - а утром тебя ждет встреча с Великим Отцом.
--
Ночью же в храме холодно, - всхлипнула женщина в толпе, и Нинон узнала голос матери.
--
Сегодня самая короткая ночь, - напомнил служитель Божества.
--
Дайте ей хотя бы еды, она не ела ничего со вчерашнего вечера, - хрипло сказал Орфелеон.
--
Не надо ничего, - покачала головой девушка и вошла в храм. За ее спиной кто-то заплакал, но она не оглянулась.
В светилище, сложенном из искусно обтесанного Парфением камня, было тепло и тихо. Нинон увидела всевидящий и всесияющий взор Пресветлого Божества и вспомнила, как их с Лисиппаром отцы работали над созданием этого храма, а малолетние жених и невеста бегали наперегонки или попеременно прятались за огромными глыбами камней, привезенных издалека специально для строительства этого величественного сооружения, ныне чествующего и прославляющего Великий Свет.
По преданию Пресияющий получил во владение несколько прекраснейших миров, на одном из которых создал из земной пыли людей, а его жена - Богиня Светлых чувств - вдохнула в них жизнь и одарила каждый род талантами. И с тех самых времен ежедневно Пресветлое Божество посещает своих детей, которым завещано хранить искру божественного огня в своей душе и своих очагах, не давая им погаснуть. И в каждом доме утро начиналось с того, что солнечный луч зажигал очи маленькой статуи Пресияющего, сделанные из особых прозрачных кристаллов - окаменевших Божественных слез, сохранивших связь со своим Светлым Хозяином, следящим за тем, чтобы никто не посмел нарушить Его Порядок.
Старики сохранили для потомков предание о том, как однажды, накрыв своим черным покрывалом желтый диск луны, царица Ночи, взяв в соратники нескольких младших Богов, захватила Поднебесный мир и, заслонив его от лика Пресияющего толстым слоем мрака, заполнила ледяной стужей. Владычица заковала Плодородного Бога в черные цепи и дала волю его жестокой многорукой жене, принявшейся косить все живое. И тогда полегли, сраженные беспощадными лезвиями, и растения, и звери, и люди. Лишь немногим удалось спастись и укрыться от ее острых лап. Погибель, Тьма и Ужас, почувствовав неограниченную власть, свободно разгуливали по земле, выискивая тех, в ком еще теплилась жизнь.
Когда Пресветлый смог прорвать оборону темной стражи, Его Божественному взору открылся почерневший от горя Поднебесный мир, скованный толстым слоем льда и снега. Тщетно пытался Великий Свет растопить холодную окаменевшую толщу, коварные глыбы отражали удары Его Сияющих Лучей. И заплакал тогда Пресияющий. И заплакала Его жена - Богиня Светлых Чувств. И под их горячими слезами дрогнула снежная оборона Темной Владычицы, Эти огненные слезы вобрали в себя всю крепость льда, и, превратившись в сияющие кристаллы, помогли вернуть жизнь в Поднебесный мир.
Еще не раз с тех пор Повелительница Мрака пыталась похитить Божественный Огонь, хранимый в душах человеческих и горящий в их очагах, чтобы утвердить свою власть и навести особый - холодный и мрачный - порядок в Поднебесной, но каждый раз Пресветлый заставлял сестру отступать, сохраняя жизни тем, кто сберег в домах и душах искру Его Божественного Дара.
Глаза Пресветлого Божества загадочно мерцали, отражая блеск ярких звезд, заглядывающих в светилище сквозь цветные стекла затейливого витража. Завтра утром свет солнца, входящего в полную силу, миновав прозрачные пластины, к полудню насытится золотом центрального круга, и засияет алмазный взор Великого Отца, и загорится от этого взгляда огонь в жертвеннике. И если будет на то Его воля, то в этом огне сгорит проклятая богами Нинон - старшая дочь Орфелата-ваятеля.
- О Великий Свет! - опустилась на колени перед жертвенником девушка и, продолжая произносить слова Обращения, встретилась глазами с испытующими очами Божества, - К тебе взываю, Пресветлое Божество, не покидай нас! Будь с нами! Будь в каждом из нас! Я клянусь не погасить в своей душе Твой Божественный Огонь, пока Ты сам не призовешь меня к себе.
Нинон закрыла глаза, и вновь перед ней замаячили картинки ее прошлого, только на этот раз они были более отчетливыми: розоватый свет закатного солнца... лужайка у рощи... дети бегают в круговоде ... и маленькая Нинон вместе со всеми.... А в середине вертится ведущий... "Орешник, орешник, кинь мне свой орешек..."
- Нет, это не то, это было раньше, а как там дальше?... Не помню! О, боги! Я не помню! Только знаю, что потом мне было очень-очень страшно! Так страшно, что я боюсь вспомнить. Что же я такого сделала? Неужели тогда погас свет в моей душе? - от отчаяния девушка закрыла голову руками. До того, как свершится суд, ей нужно было вспомнить все, что случилось тогда. Поэтому она выпрямилась и постаралась напрячь память, - Дерево! Да, да! Страшное дерево! Оно росло в заброшенном саду за храмом. Оно было ужасным. Серое, безжизненное, покрытое густой паутиной, а по его стволу и веткам ползали отвратительные черви. Лисиппар мне еще сказал тогда, что это проклятое богами дерево! А я никак не могла вспомнить, когда я видела его раньше. Боги! Я виновата! Родители запрещали мне ходить к тому старому храму, а мне было так любопытно, и в тот день я побежала вместе со старшими, потому что у меня родилась сестренка, и взрослым было не до меня...Что же случилось тогда на этой лужайке? Я должна знать, за что... Я должна это вспомнить!"
В тишине раздался петушиный клич, Нинон вздрогнула: через час-другой начнется рассвет, сначала солнце протянет свои первые лучи, а затем и само покажет свой светлый лик из-за горизонта, и тогда...
"О Великие Боги! Но что же было дальше? Надо сосредоточиться - подумала Нинон, а ее сердечко сжалось от страха, - итак, храм, а перед ним лужайка. Почему же все мы любили там играть? Потому что она была очень удобной, ровной, как мостовая, но мягкой из-за выросшей на ней травы, а вокруг были камни, за которыми так легко прятаться. А откуда камни? Собственно и тогда это был не храм, а лишь его руины, от которого остались только полуразвалившиеся стены и несколько осыпающихся колонн. Родители боялись, что кого-нибудь из нас придавит глыба или засыплет камнями остатки ненадежного свода, едва державшиеся. Поэтому и сровняли его с землей. Но никто не знал, когда и кто возвел этот храм. И никто не помнил, какому божеству в нем клялись, кого восславляли. Но старики утверждали, что в самую длинную ночь на его руинах собираются какие-то темные существа, а иногда даже можно увидеть, как мечутся их тени в диких разнузданных плясках..."
Тем временем петухи разбудили ворон. Те стали грубо просить певунов заткнуться и дать поспать еще немного, но тут, услышав перебранку, проснулись легкокрылые птахи и зачирикали, закашлялись, прочищая свои горлышки: нужно было распеться как следует, чтобы встретить Великое Светило достойным Его Пресиятельства многоголосым гимном, восславляющим Ясноликое Божество.
"Старики говорили, что внутри храма на полу осталось полустертое изображение лика Пресветлого, и что его топчут служители Тьмы и Вечного Мрака, стремясь уничтожить полностью..."
--
Нинон, ты здесь? - в светилище вошел Верховный жрец.
--
Да, - отозвалась она, а внутри все похолодело: "Уже!"
Девушка взглянула на статую Великого Света, но звезды уже погасли, а солнце еще не протянуло из-за горизонта свои лучи, поэтому алмазные очи поблекли, и казалось, что Божество задремало перед рассветом.
- Мы будем готовить все к Встрече, - сообщил старик, - сиди пока там, где сидишь.
Нинон кивнула, хотя в предутреннем сумраке никто не мог увидеть ее слабого движения. Светилище постепенно наполнялось запахом ароматных масел и благовонных трав. Храмовники двигались в полумраке, выучив каждый дюйм светилища настолько хорошо, что могли ориентироваться в помещении даже с закрытыми глазами. Девушка чувствовала легкое дуновение каждый раз, когда кто-нибудь из служителей проходил мимо. Ежегодно родители брали ее с собой на торжества в честь Великого Света, но никогда еще до этого она не была допущена в храм на главную церемонию Возжигания Божественного Огня, на которой могли присутствовать только взрослые граждане Города. Детвора томилась дома и ждала часа, когда воздух наполнится душистым дымом, и родители внесут в жилище факел, зажженный от жертвенного огня, который необходимо беречь и поддерживать в печах, каминах и светильниках до следующего лета. И иначе обрушит свой гнев Пресияющий на тех, кто не сохранит в семье свидетельство его Милости и Любви.
А вечером все горожане соберутся на площади у огромных жаровен, чтобы восславить Великого Отца за дарованное им Благо.
"И вот теперь я, наконец-то, приглашена на взрослое торжество, - с горечью подумала Нинон, - где меня зажарят на костре из ароматных трав и специй, как праздничного барашка. Боги! Что же я натворила тогда? Мне было всего пять лет. Родители возились с маленькой Эврилеей, мне сказали, что я теперь старшая дочь, и, значит, взрослая. А я решила, что наконец-то имею полное право поиграть вместе со всеми старшими там, куда мне раньше было запрещено ходить. И я побежала на лужайку к развалинам, где все уже собрались. Сначала мы играли в прятки, а потом решили устроить круговод".
- Вставай, несчастное дитя Света, - Верховный Служитель Божества коснулся плеча Нинон, - и да будет с тобой наш Великий Отец, и да укажет виновного, и да свершит свой справедливый суд.
Она очнулась от воспоминаний и, поднимаясь с колен, огляделась. Светилище, украшенное цветами было заполнено совершеннолетними горожанами, среди которых находились, Нинон знала это наверняка, и ее родители, и семья ее погибшего жениха - Парфений-ваятель и его жена.
- О Великий Свет, - начал Обращение к Пресияющему Верховный Жрец, а окружающие тихо и стройно подхватили слова, знакомые всем с младенчества, - к тебе взываю, Пресветлое Божество, посети нас в этот смутный час....
Заканчивалась самая короткая ночь, и начиналось утро самого длинного дня, возможно, последнего в недолгой жизни Нинон, старшей дочери Орфелата-ваятеля.
Фиолетовым цветом налились глаза просыпающегося на своем троне Божества, освещая помещение храма. И девушка увидела перед собой круг жертвенника, заполненного поленьями, душистыми травами и засушенными цветами благовоний, и зачем-то обложенного по периметру тонкими деревянными пластинками, на которых обычно горожане записывали истории, легенды, сказания или просто делали заметки о запасах, хранимых в амбарах и погребах.
"Орешник, орешник, кинь мне свой орешек", - дружно кричала детвора, держась за руки и бегая по кругу, в котором вертелся бойкий водящий, сжимавший мячик, сделанный из ярко окрашенного плотного войлока.
"Кому-кому орешек, - дразнил всех водящий, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, - если кину я орешек, сможешь ли поймать?"
"Да-а", - кричали дети, которым нельзя было разжимать рук, пока не кинул мяч озорник в центре круга.
--
Воцарись на своем троне. И освети наш сумрачный мир. И наши души, в которых горит твой огонь ...- разносило многоголосое эхо.
Синие искры засверкали в очах Всесветлого Бога. Храмовники подхватили Нинон под руки и медленно повели к центру жертвенного круга. От душистого аромата у девушки кружилась голова, она машинально повторяла за всеми жесты и слова клятвы старинного обряда.
... "А я буду яблонькой!" - закричала юркая чернявая метэчка, поймавшая яркий мячик.
"Яблонька, яблонька, кинь мне свое яблочко..."
--
Сверши свой справедливый суд, Великий Свет. И укажи нам виновного...- гремело под сводами храма.
Девушка взошла в центр жертвенника, когда синее пламя охватило тело Божества, а из глаз его полился голубой свет, заполнивший собой все помещение светилища.
"Яблочко! Я поймала яблочко! - приплясывала маленькая Нинон на зеленой лужайке: "Вот ведь какая удача! Вот ведь какая я ловкая!", - ой, да это и, правда, яблочко. И здесь буквы! А я умею читать..."
Девушка взглянула на статую Всесияющего Божества и, заметив, как голубые алмазы его глаз вновь меняют свой цвет, становясь изумрудами, вспомнила, как отец рассказывал домашним о том, сколько времени было потрачено на огранку камней и на точные расчеты, чтобы добиться нужного эффекта:
"... затем изумруды становятся топазами, которые нагреют поленья, а когда цвет глаз Всесветлого станет совершенно золотым и начнет превращаться в оранжевый, тогда, если ничего не произойдет, то от отраженного луча в жертвеннике вспыхнет огонь..."
А в глубине изумрудных очей Великого Божества уже плясали желтые блики...
"Скоро, - отрешенно подумала Нинон, - бедный папа, ты и не предполагал, что твоей дочери суждено сгореть в этом огне..."
И в этот миг дружное многоголосье сменилось возгласами удивления и ужаса. Стремительно надвигалась темнота. А глаза Вечного Света отчаянно замигали, ежесекундно меняя свой цвет.
- Смотрите, смотрите, Всевеликий посылает нам знак! Он пишет! Это буквы! Нет, он рисует! Это круг! Нет, это не круг, это...Яблоко! Да, это точно яблоко!
Нинон присмотрелась к символам на зеленых блестящих боках и зашевелила губами, вспоминая бабушкины уроки.
"Нет, это не считается! - закричала насмешница, - Вслух давай, тогда поверю!"
"Я, - медленно начала складывать буквы в слоги Нинон, - кэ ... лэ... яа... - кля - нэ...уу...сэ...- нус. Я кля-нусь..."
--
Буквы! Появились буквы! - кричала толпа.
--
КЛЯТВА ДАНА! - успел прочесть Верховный жрец перед тем, как померкло солнце.
"...сэ..лэ...уу... -слу-..., - медленно продолжала складывать буквы пятилетняя Нинон, - жэ..ии..т.. - жить. Служить. Я клянусь служить...."
Мрак окутал храм, и лишь фигура Божества светилась в полной темноте, словно Великий Свет внял мольбам и сошел к своим детям с высоких небес.
"...бэ...оо...- бо-... гэ...ии...- ги. Боги-... нэ...еэ.. -не. Бо-ги-не. Я клянусь служить Богине..."
- Великий Свет, ты с нами, - выдохнули испуганные люди, опускаясь на колени.
"...Нэ.... Оо... чеэ.. ии..."
--
Слава тебе, Всесияющий, - затянул Верховный Служитель, но властный женский голос оборвал начало молитвы:
--
Она моя, Светлейший Брат!
"Я клянусь служить Богине Ночи!" - громко произнесла маленькая дочь Орфелата-ваятеля, и свет померк в ее глазах.
- Не-ет! - закричала мать Нинон, различив в эпицентре надвигающейся тьмы черный силуэт, протянувшей руку к дочери, - Пресветлая Богиня! Защити мою дочь.
И на отчаянный зов матери явилась Богиня Светлых Чувств:
--
Сестра, взгляни на горе матери, пощади ее.
--
Не-ет, моя милая, вспомни-ка, ты обещала, - засияли гневом звездные глаза Темной Повелительницы, - вы оба мне обещали. Ты и тот человек. Что вы отдадите мне девочку, добровольно пожелавшую вернуться ко мне. Обещания нужно выполнять.
--
Но ты обманом выманила клятву, - возразила Светлейшая Богиня, - ей было всего пять лет.
--
Обмана не было, - рассмеялась царица Ночи, - ты же видела, наш Всесиятельный Брат подтвердил: клятва дана! Она моя.
--
Клятва была дана, - блеснули алмазные глаза Сияющего Божества на троне, - но ребенком.
--
Значит, она моя, - сверкнули торжеством звездные очи.
--
Нет, это значит, что клятву нужно отменить, - живо возразила Светлая Богиня, - мы договаривались, что ты получишь девушку из этого рода, согласившуюся по доброй воле придти к тебе. Малышка не понимала, что она делает.
--
Отменить клятву?! Сестра! Опомнись, что ты говоришь! Отменишь сначала эту клятву, потом другую... и все покатится в никуда! Все начнут нарушать данные обеты.
--
Клятва дана, - повторил Великий Свет, погрузившийся в раздумья, - дана при свидетельстве луны и свете солнца.
--
А как же наша клятва? - вдруг выступил вперед Орфелат, - я поклялся отдать дочь за сына Парфения.
--
А сына моего за что? - эхом откликнулся горестный отец Лисиппара.
--
Ого, да они еще смеют спрашивать нас, - расхохоталась Темная Владычица, - а вспомни-ка, человек, что именно ты обещал?
--
Клянусь Великим Светом, что моя дочь будет женой твоего младшего сына, друг мой Парфений, - с готовностью отчеканил ваятель.
--
Вот именно, - засияли звездные очи Богини Мрака, - когда у тебя родилась вторая девочка, старшая поймала моё яблочко.
--
Вы решили обойти мои заветы, - укоризненно покачала сияющей головой Светлейшая, - и связали детей обетом без взаимного чувства. Пресияющий все равно не одобрил бы этого брака.
--
А как же мой Лисиппар? -снова всхлипнул Парфений.
--
Моей вины в этом нет, - пожала плечами Повелительница Ночи, - он сам выбрал свой путь, о котором мечтал.
--
Что с ним произошло, сестра? - полюбопытствовал Пресияющий.
--
Он захотел подняться в небо, - усмехнулась Темная царица.
--
Он всегда просил меня научить его летать, - вздохнула Богиня Светлых Чувств, - родство - великая сила. Мальчика тянуло к своему предку - Легкокрылому Бризу. Его могла остановить только любимая, но увы, его сердца еще никто не успел занять. А обет отцов не оставлял ему надежды...
--
Сынок, - застонал Парфений, - это я убил тебя....
--
А наши сыновья? - осмелели кузнец и виноградарь, - их за что? А купца?
--
Ох уж эти мне люди, - вздохнула Ночь, - все им расскажи. Совсем потеряли почтение к Богам. Я давно тебе говорила об этом. Ты не хотел верить. Так, что мы решим, наш Пресияющий Брат?
Великий Свет замерцал в темноте:
--
Клятва дана, но без доброй воли и зрелого раздумья. Поклялся ее язык, но не ее сердце. Даю вам обеим год. И если ты сделаешь так, что до конца года она сделает выбор в твою пользу и вновь повторит свою клятву, но уже сознательно, тогда она твоя.
--
Хорошо, пусть так и будет, - усмехнулась звездоокая Царица, - Пожалуй, мне пора. До скорого свидания, моя девочка. Я найду тебя позже.
Темнота начала отступать, а Богиня Ночи таять, кутаясь в свой звездный плащ.
- Ты свободна, дитя моё, - обратилась Светлейшая Богиня к Нинон, и подтолкнула к обессилевшей девушке служителей, - помогите ей. Она невиновна.
- А как же наши сыновья? - повторили вопрос отцы покалеченных детей, видя, как растворяется в воздухе Богиня Светлых Чувств.
- Работать надо было, а не чужих дочерей лапать, - весело засмеялся Орфелат, обнимая чудом спасшуюся дочь.
И в этот момент полыхнули рыжим пламенем глаза Великого Света, зажигая дрова в жертвеннике.
- Слава милости твоей, Всесияющий, - затянул торжественную Чественницу Верховный жрец, и взволнованная толпа сограждан подхватила, - Будь с нами! Не покидай нас...
Глава 3.
Когда очертания родного города скрылись в туманной дымке за горизонтом, Нинон вздохнула. Месяц, прошедший с того памятного утра, показался девушке длиннее, чем вся ее недолгая жизнь.
Мучительно было видеть заплаканные глаза домочадцев, невыносимо слушать тихий шепот горожан за спиной. Вчерашние подружки избегали ее общества, а парни, еще недавно призывно улыбающиеся, проскальзывали мимо, стараясь не смотреть в сторону той, что имела неосторожность дать обет служить Владычице Тьмы. Богине, которой сызмальства пугали непослушных детей. И лишь заезжие купцы, свободно странствующие по всему Поднебесному миру, приветливо улыбались зеленоглазой красавице. Что с них взять, с иноверцев, у них свой бог - легконогий Геркурий - Повелитель Ветров и Покровитель странников.
Один из торговцев, Мермелий, узнав о случившемся с дочерью старинного приятеля, не раз привечавшего под своим кровом многих владельцев караванов, пожал плечами:
--
Не понимаю, что так переживать?! Это же хорошо. Иметь родственника, служащего такой могущественной Владычице... Знаешь, что я скажу тебе, друг-Орфелат, Темная Богиня милостива. Сколько раз приходилось нам ночевать под открытым небом... Сколько раз могли сбиться в темноте в пути, не дойдя вовремя до ночлега... Она нас всегда выручала. То звезды зажжет, то луну пришлет. Каким бы ни было Божество, его всегда нужно уважать. У вас в почете Великий Свет, у нас - Ветер (да пребудет он вечно Попутным!), у кого-то - Великая Ночь. Да мало ли Богов в этом Поднебесном мире?!
--
Так-то оно так, - вздохнул хозяин дома, - да у нас-то попасть к царице Ночи - это хуже, чем умереть. Соседи Нинон бояться стали, может, говорят, погас в ней Великий Свет, вдруг накличет беду на наших детей и на весь наш город...
--
Ваша семья гордится должна, - возразил купец, - это ж надо, какая честь вашей дочери выпала - ее призвала к себе на службу сама Богиня, из-за нее три Великих Божества спустились на землю! Да я бы полкаравана отдал, чтоб хотя бы увидеть такое чудо! Такое ж не каждую луну... да что там! ... сколько путешествую по Поднебесному миру, даже древние старцы такого не помнят! Чтобы три Божества спустились и поспорили из-за человека! Да еще из-за молоденькой девушки, пусть даже умелицы и красавицы!
--
Да что же делать нам теперь после этого?! Хоть из города уезжай! Все же боятся, что Ночная Владычица снова сюда явится за Нинон и накроет тьмой город! И дочь наша спать боится! Жена извелась: старшую жалко, а младших моих девчонок никто теперь замуж не возьмет. Раньше очередь из женихов, а теперь - никого!
--
Друг Орфелат, - вдруг произнес после молчания путешественник, - а ведь дочь твоя мастерица ткать да вышивать...
--
Да, - кивнул расстроенный отец, - умелиц равных Нинон, не сыскать. И не только в нашей округе.
--
Слышал я, - задумчиво произнес торговец, - что через две страны отсюда, ежели ехать по дороге на закат, живет где-то в заповедном лесу за городом Ткачей парочка старых ведуний. Я сам не видел... Слышал только...
--
И что? - с надеждой спросил Орфелат-ваятель.
--
А то, что называют их Старыми Пряхами, - почесал бороду Мермелий, - потому как связаны они с вечно живущими Творительницами Судеб и Великими Богами. Не знаю, каким образом. То ли они им служит, то ли наоборот... Но говорят, что эти Старые Пряхи могут помочь изменить судьбу человека, который им угодит. Вот кто может помочь твоей девочке...
На семейном совете, состоявшемся наутро, было решено отправить Нинон вместе с караваном Мермелия, в город Ткачей к Старым Пряхам. Измученная страхами и бессонницей девушка лишь устало кивнула. И спустя два дня, попрощавшись с семьей, уложив пожитки и провизию в корзину, она заняла место в повозке, отправившейся по дороге в сторону заката.
Несколько первых дней пути Нинон, расстроенная разлукой с родным домом, которого никогда до этого не покидала, страшась предстоящих испытаний и неизвестности, была погружена в свои мысли и не обращала внимания на меняющийся пейзаж. По ночам девушка с ужасом вглядывалась в окружавшую темноту, в любой момент ожидая увидеть приближающуюся Повелительницу Мрака. А весь следующий день после бессонного привала Нинон дремала в повозке, резонно считая, что Великий Свет убережет свое дитя от страшных посягательств. Но на четвертое или пятое утро заметила, что за горами, окружавшими отрекшийся от нее город, расстилается, словно цветастый платок, степь. Яркие краски этой бескрайней шали затмили все неприятности и беды последних декад. Девушка улыбнулась алым лепесткам невиданного раньше лохматого цветка, и по заведенной с детства привычке потянулась за грифелем и тонкой дощечкой. Она всегда сначала рисовала то, что потом превратится в узор вязания или вышитой картиной. Отец восхищенно и вместе с тем сокрушенно цокал языком, разглядывая эскизы старшей дочери:
"Жалко, что ты не мальчик. Твоим скульптурам не было бы равных. Они были бы живее живого. Но не женское это дело... Боги! Если бы я умел так рисовать, как ты!"
При воспоминании об отце Нинон снова загрустила, но ненадолго. Слишком красива была степь, слишком ярки краски, слишком необычны лепестки цветов и узоры на крыльях бабочек. И грифель легко порхал по светлой поверхности, повинуясь умелой руке, запечатлевая все детали, замеченные острым взглядом юной художницы.
Через пару дней караван въехал на пограничную заставу, и Нинон увидела город, дома и храмы которого спервоначалу показались ей непривычно уродливыми. Лишь, приглядевшись к ним повнимательнее, девушка поняла, что ошиблась. В ее городе круг и шар считались идеалом совершенства и гармонии, поэтому все здания уподоблялись сфере солнца - огненного вестника Великого Света. А здесь все было подчинено другим канонам красоты. Прямоугольные и кубические строения разных размеров и пропорций причудливо чередовались, создавая впечатление непрерывных ступеней лестниц, ведущих то вниз, то вверх.
--
Это Страна Четырех Стихий, - шепнул девушке Мермелий, всю дорогу заботившийся о ней, как о родной дочери, - здесь поклоняются четырем Богам. Видишь вон там огромный куб? Самый высокий с квадратными прорезями во все стороны. Это главный храм.
--
А почему нигде не видно статуй? - удивилась дочь Орфелата-ваятеля, привыкшая к свидетельству мастерства мужчин своего рода, чьими работами были заполнены площади ее родного города.
--
А здесь другие статуи, - улыбнулся купец, - видишь там большую квадратную площадь, а на ней слева прямоугольную стеллу, из которой струится вода? Это - Стихия Воды. А вон в правом углу площади та прямоугольная поверхность-чаша - Стихия Воздуха. Если подойти ближе, то видно, как теплый воздух поднимается вверх с гладкой плиты. А во-о-он там низкий квадрат с дыркой наверху - это Стихия Земли. А памятник Стихии Огня отсюда не видать. Потом увидишь. Мы пробудем здесь полдекады, но сначала обязательно зайдем поклониться всем местным Божествам. Таков порядок. Иначе у нас ничего не купят. И вообще ни на один порог не пустят.
Нинон послушно кивнула и весь день старалась не отставать от Мермелия, повторяя за ним все жесты приветствий и выказываемых знаков уважения местным законам и обычаям. Ей очень хотелось подольше задержаться у чаши Стихий Огня. Ровное немеркнущее пламя напомнило девушке о Великом Свете, чей благодатный дар было принято бережно хранить в своих домашних очагах и душах. Этот яркий огонь согревал в непогоду и освещал тьму, сгущавшуюся по ночам, грозящую бедой и нападением на мирно спящих горожан со стороны служителей Богини Мрака, несущих смерть и разрушение. При воспоминании о Темной Повелительнице леденящий холод ужаса сжал сердце Нинон, она ухватилась за крепкую руку Мермелия, не устающего расточать сладкие улыбки и почтительные поклоны окружающим. Бормоча слова приветствий, купец увлек девушку к чаше Стихий Воздуха, окутанного ароматом благовоний. От пряного запаха корицы и муската веяло домашним очагом, кухонным шкафом и добрым утренним завтраком. Бабушка всегда добавляла в сладкие булочки душистые специи, от чего выпечка казалось необычайно вкусной. Нинон с наслаждением вдыхала ароматы Воздушных Стихий, разгонявшие холодный страх, охвативший ее душу. К тому времени, когда Мермелий повлек спутницу к следующим Стихиям, ужас перед будущей встречей с Богиней, предъявившей свои права, рассеялся как утренний туман в свете яркого полуденного солнца.
После посещения столь необычного Храма купцы - товарищи Мермелия - и он сам вместе с Нинон отправились с визитами к знатным горожанам. Каждому из которых в знак уважения необходимо было поднести загодя подобранный подарок, чтобы обменяться новостями, получить приглашение на ночлег и разрешение на следующее утро начать торговлю привезенными издалека товарами. От непривычного изобилия впечатлений у девушки кругом шла голова. Вдобавок она никак не могла взять в толк, что же так ее поразило на Храмовой Площади. Нинон рассеянно улыбалась новым знакомым, машинально отвечала на вежливые расспросы и никак не могла отвязаться от ощущения, что чего-то столь привычного, важного и необходимого, не хватало на месте поклонения Великим Божествам. И лишь когда солнечное колесо укатилось за горизонт, погрузив мир в сумрак ночи, она огляделась в поисках жертвенников Богу Света, и поняла, что отсутствовало в этом странном городе. Здесь не приносили жертв.
"Наверное, Стихии сами забирают того, кого захотят," - подумала юная путешественница.
Добравшись до комнаты, которую ей отвели в доме одного из знатных семейств города, девушка без сил рухнула на постель и сразу же крепко заснула.
Проснувшись утром, Нинон с удивлением оглядела свою небольшую освещенную солнцем обитель, вспоминая, как здесь очутилась, и обнаружила на невысокой лавке кувшин с водой и лохань, принесенные вероятно еще вчера кем-то из домочадцев.
"Боги! Вот она кочевая жизнь, - ужаснулась девушка, - я ведь даже забыла умыться перед сном. Если бы об этом узнала моя бабушка, то ей бы очень это не понравилось..."
С удовольствием умывшись и приведя в порядок свою запылившуюся от долгого пути одежду, Нинон подумала, что теперь неплохо было бы позавтракать. Ведь накануне вечером у нее не хватило сил не только на умывание, но даже и на ужин. И словно услышав желания девушки, в дверь постучали:
--
Избранная Богиней Госпожа, вас ждут в Едальной зале.
--
Иду, - откликнулась Нинон, удивившись столь необычному обращению: Избранная госпожа. Она вышла в коридор и увидела перед собой маленькую девочку, очевидно дочь какой-нибудь служанки, с любопытством уставившуюся на гостью.
--
Ну, и где эта Едальная зала? - улыбнулась юной служанке девушка.
--
Идемте за мной, - махнула ручкой та и, развернувшись, побежала вприпрыжку по квадратному коридору.
За уставленным снедью прямоугольным столом в квадратном помещении с высоким потолком, действительно, собрались все обитатели дома. Удивительное дело, но никто из присутствующих еще не приступал к завтраку. Казалось, все кого-то ждали. Когда Нинон появилась на пороге, хозяин дома, дородный мужчина, привстал со своего кресла и поклонился ей с почтением, указывая на центральное, похоже, самое почетное место за столом:
- Прошу вас, Избранная Богиней Госпожа, окажите нам честь...
Оторопевшая от такого неожиданного приема девушка отыскала глазами довольно улыбавшегося Мермелия, показывавшего ей знаками, что все происходящее в едальной в порядке вещей. "Он все рассказал обо мне! - мелькнула у нее мысль, - зачем? зачем он это сделал?"
- Благодарю вас, господин, - учтиво ответила дочь Орфелата-ваятеля, с достоинством прошествовав на предложенное место за столом. И, занимая кресло, стоявшее напротив хозяина, произнесла принятую в их городе ... - да не оставит благодать Вечного Света очаг вашего дома.
Увидев, что слова приветствия, - не вполне то, что от нее ожидали, Нинон помедлила, и услужливая память подсказала нужное:
- И да не покинет вас сила и мощь Четырех Стихий...
Собравшиеся облегченно вздохнули и весело застучали-заскребли прямоугольными плоскими ложками-лопаточками по квадратным емкостям, наполненных кушаньями, которые девушка видела в первый раз.
"Надо осторожно попробовать всего понемногу, - подумала Нинон, - чтобы не обидеть хозяев. Интересно, а как этим пользоваться?"
Привыкшая оперировать двумя тонкими цилиндрическими палочками гостья повертела в руках необычный предмет сервировки и пригляделась к тому, как ловко с ним управлялись хозяева. Мермелий, улыбаясь, показал, как держать лопаточку, и девушка, повторив его движения, легко зацепила кусочек ближайшего к ней блюда, напоминавшего по вкусу печеное яблоко.
"Вкусно, только немного странно, - думала Нинон, пробуя то одно яство, то другое, - вообще-то, это очень интересное и увлекательное занятие - путешествовать из страны в страну. Интересно, что Мермелий рассказал обо мне и зачем? Надо будет спросить у него об этом. Попозже".
Купец не стал ничего скрывать от дочери своего друга:
--
Понимаешь, красавица моя, - пустился он в объяснения по дороге к торговой площади, - нам нужно привлекать к себе внимание, чтоб торговля шла бойко. А еще наше Великое Божество - Геркурий - (он, кстати, считается родственником местного Божества Стихий Воздуха, поэтому мы здесь желанные гости), является еще и Богом Новостей. А такая новость, что три могущественных Божества спустились в Поднебесный мир, чтобы разрешить спор и определить участь юной девушки - это очень радостная новость. Значит, что Боги не обходят наш мир своим вниманием. И, поверь, теперь каждому захочется посмотреть на тебя. И каждый сочтет своим долгом посетить нашу лавку и купить что-нибудь.
--
И что же мне делать? - осторожно спросила Нинон, представив толпы любопытных зрителей, которые целый день будут пялиться и указывать на нее пальцами.
--
Ничего не делай, - махнул рукой Мермелий, - улыбайся. У тебя великая миссия. Ты - Избранница Богини. Какое тебе дело до остальных? Это для них честь тебя увидеть.
--
Так ты, наверное, хорошо заработаешь на этом? - улыбнулась Нинон.
--
Надеюсь, - расцвел купец.
Ожидания опытного торговца сбылись. Все дни, проведенные в стране Четырех Стихий торговля шла очень бойко. Всем не терпелось взглянуть на Избранницу Богов, которая сидела в лавке Мермелий, склонившись над вышивкой. По вечерам в доме именитого горожанина, давшего приют Нинон и ее спутнику, собиралась местная знать, стремившаяся во что бы то ни стало рассмотреть девушку получше, чтобы рассказывать о встрече с ней домочадцам, и, как знать, возможно, таким образом самим остаться в памяти потомков.
В конце декады довольные купцы подсчитали барыши, закупили местный товар, и караван снова тронулся в путь. Путешественники, чтобы заполнить время, развлекали друг друга историями, вскоре наскучившими девушке своим однообразием, потому что заканчивались, как правило, одним и тем же: кто-то покупал у рассказчика товар по той цене, которую вначале счел непомерной. Пейзаж, радовавший Нинон своими яркими красками, изменил свой пестрый облик, и теперь по обе стороны дороги тянулся ровный зеленый ковер с серо-белыми заплатами цветов клевера. А поздно вечером ночь распахивала над степью свой сначала синий, затем черный бархатный полог, усыпанный мириадами драгоценных камней, переливающихся и манящих в недосягаемой высоте. И Нинон, еще недавно страшившаяся уготованной ей участи, представляла себе, как по густо усыпанной звездным песком Великой Бриллиантовой Дороге скачет на невидимом черном скакуне гордая Темная Владычица.
Через несколько дней путешественники прибыли в Страну Волн, обитатели которой жили дарами моря и поклонялись Владычице Глубин и Повелителю Водной Глади. По установившейся традиции торговцы сначала посетили храм, принеся дань уважения ластоногим Божествам, а затем отправились с визитами к знати. Девушка с любопытством разглядывала дома-раковины и кораблеобразные здания дворцов, поэтому поначалу не обратила внимания на шушукающихся за ее спиной прохожих. И лишь когда один из них, заглянув в ее лицо, остановился, как вкопанный, дочь Орфелата-ваятеля поняла, что что-то с ней не так. Она дернула за рукав своего провожатого:
--
Мермелий, ты что, уже успел рассказать обо мне?
--
Нет, я тут не при чем, - покачал головой купец, - все дело в цвете твоих глаз. Ты обратила внимание в храме на глаза Владычицы?
--
Ну да, - кивнула Нинон, вспомнив жутковатую статую многорукой женщины с огромной круглой головой, - они у нее сделаны из изумрудов.
--
По местному поверью, - пояснил Мермелий, - Богиня и все ее дети имеют зеленые глаза. Как у тебя.