Козина Юлия, Коровина Маргарита : другие произведения.

Как становятся, часть 1 Гулены

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Маргарита Коровина, Юлия Козина.
   Как становятся...
   Джонни: Это называется монтаж. Ну, люди сначала целуются.
   Диана: Угу.
   Джонни: Потом проходит время. Ну, это, может, месяц, может быть, год. Проходит еще время, и у них появляется бэби. Так вот, в синематографе все это время выбрасывают - делают монтаж. Поцелуй... свадьба... и бэби!
   Диана: О Джонни, я хочу как в синематографе! Прошу тебя, сделай монтаж!
  
   "Человек с бульвара Капуцинов"
   Сценарий Э. Акопов. Режиссер А. Сурикова.
  

Часть 1

Гулены

  
   Глава 1. Как становятся...
   ... путешественницами
  
   В самолете противно пахло, заунывно гудел мотор, одним словом, было скучно. И девочка, чтобы хоть как-то развлечь себя вспоминала стихи, которые они читали вместе с мамой в том "далеком детстве", когда ей было всего пять лет. Стихотворение было длинным, наизусть она его не учила, а так, запомнила только отдельные строчки, и вот сейчас пыталась выстроить из чужих строф связный текст:
   "Что за станция такая? Дибуны или Ямская?
   А с платформы говорят: Это город Ленинград.
   Это что за остановка? Бологое иль Поповка?
   Как я рад, как я рад, что приехал в Ленинград.
   Вот какой рассеянный с улицы Басеяной".
   Нет, не так.
   "Вот какой рассейный с улицы Басейной.
   Как я рад, как я рад, что я еду в Ленинград".
   Мама когда-то часто читала ей про этого смешного дяденьку в назидание за рассеянность дочери, которая по обыкновению, мечтательно задумавшись, теряла по дороге из детского сада то варежки, то шарфик.
   - Маша, Маша, растеряша, на тебя не напасешься, - журили девочку дома, а она растерянно разводила ручками в стороны и пожимала плечами:
   - Я смотрела на птичку, а он от меня куда-то делся. Сбежал, наверное, к другой девочке.
   - Сбежал? Да как же он мог сбежать, если у него нет ножек?
   - А выросли, - догадывалась девочка. По другой версии он их прятал.
   - Маша, ну разве же так можно? Вот погоди, вырастешь, и от тебя жених убежит, если не перестанешь быть такой растяпой.
   - А ко мне другой приедет. Получше,- не унывала она.
   - Ну, конечно, ты и этого забудешь где-нибудь в парке, - комментировал кто-нибудь из близких, выжидательно глядя на девочку: "Ну, как ты теперь выпутаешься?".
   Девочка пожимала плечами в ответ, недоумевая по поводу непонятливости взрослых:
   - Как же он потеряется, если он только на меня будет смотреть?
   - В логике ребенку не откажешь, инженером будет, - констатировал отец, - ладно, мать, накрывай на стол. Пора ужинать.
   Мама вздыхала, заканчивала воспитательную беседу, и доставала из кухонного шкафа посуду. А Маруся в очередной раз задумывалась о слове инженер. Оно было похоже на противные ягоды в приторном детсадовском компоте. Хотя, кажется, там - инжир. А инженерами работали родители. Отец бегал с какими-то проводами по заводу, а мама сидела за столом в кабинете и писала всякие цифры на бумажках, которые складывала сначала в аккуратные стопочки, а затем прятала в бумажные папки с тряпочными завязками. Марусе не нравились провода, и ей не хотелось сидеть целый день в скучной комнате. Она жалела, что живет в этом маленьком уныло-сером городе, в который распределились родители после учебы в яркой солнечной Уфе.
   Каждый год они с мамой или папой приезжали в этот большой город, чтобы здесь сесть на электричку до станции Иглино, откуда ходил рейсовый "ЛиАЗ" до поселка, в котором уже много лет жила Марусина бабушка. И каждое лето Маруся, едва придя в себя после душного вонючего салона "Ан - 24", с нетерпением ждала того момента, когда городской автобус въедет на мост через реку Белая. Еще в аэропорту, девочка старалась занять место, пусть даже стоячее, но обязательно справа. Мама ворчала, но, обычно мягкая и послушная, дочь была настойчива, потому что именно из правых окон открывался вид на реку, который заставлял трепетать от восторга маленькое Марусино сердечко. После пыльных широких проспектов через стальные пролеты моста она во все глаза рассматривала реку, казавшуюся ей бескрайней после маленьких северных речушек, а потом переводила взгляд на другой берег, чтобы снова встретить его. Замирая, едва дыша, она прилипала к окну, чтобы увидеть гордого наездника, готового взлететь на своем скакуне с высокого обрыва. Он уже взмахнул камчой, чтобы стегнуть коня, ей казалось, что еще секунда, и всадник воспарит над широкой рекой... Но автобус уже громыхал по железным полосам настила, мост заканчивался, и всадник исчезал за высокими зданиями столичного проспекта. Вот таким он будет, ее отважный принц, грезилось Марусе. Вот такой смелый всадник появится однажды в ее жизни. Он остановит коня, протянет ей руку и, подхватив ее с земли, усадит рядом с собой в седло, и умчит в далекую неведомую страну. А она будет взрослой красивой девушкой, к тому времени ее коса отрастет до пола, и у нее будет длинное пышное платье, как у той куклы, которую она видела в прошлый раз в магазинчике у вокзала "Иглино", пока мама стояла в кассе за билетами. Маруся с таким восхищением тогда рассматривала яркий наряд, стараясь запомнить его фасон и детали отделки, она так просила маму купить ей эту маленькую модницу... Но уже объявили посадку на их автобус, и им пришлось поторопиться, чтобы успеть вовремя на остановку. На билетах не проставляли номера мест, а значит, если придешь поздно, то придется трястись по ухабам в самом конце салона, там, где запах выхлопных газов и бензина особенно невыносим.
   Всю дорогу маме, а потом еще два последующих дня бабушке Маруся рассказывала о красивом платье, которое было на вокзальной кукле, надеясь, что взрослые поймут, насколько велико желание девочки заполучить ... не эту куклу, а такое платье. Но мама в ответ только твердила, что пройдет время, и новая игрушка надоест также, как и старые. И что, вообще-то, Марусе уже девять лет, что пора уже прощаться с куклами, что их уже некуда девать.
  -- Маруся, отстань ты от меня с этими куклами. Представляешь, мам, - сказала она Марусиной бабушке, - сижу я на работе, проверяю наши расчеты, мы тогда как раз новый двигатель конструировали. Ох, суета была! Роман Сергеевич бегал, как заведенный, его в главк вызывали, из заводоуправления тогда бумага пришла, что опытный образец не соответствует заданным параметрам. Ну и пропесочили его на ковре по первое число, а он нас, конечно же, сразу... И мы, конечно же, сразу забегали, потому что он пригрозил нас премии лишить. Нет, ну ты подумай, какой жук! Генка наш бегает, потому что ему за кооператив платить, у Наташки очередь на ковер подходит, Галке сапоги югославские предложили, безумной красоты! Удобные такие, не передать, сидят на ней, как влитые! Мы на новый гарнитур записались. А он собрался премии нас лишать! В общем, мы все в мыле! И тут является на работу мой ребенок. И сообщает, что ей срочно надо 3 рубля пятьдесят копеек на куклу и пятачок на обратную дорогу. Мама, ты бы ее видела.
  -- А что такое? - удивилась мать.
  -- Она пришла в платье, испачканном мазутом..., - начала та.
  -- Мам, ну я же говорила тебе, что хотела сократить путь, а там трубы были испачканные, а я задела случайно, я не видела, что они грязные, - начала оправдываться Маруся, негодуя, что мама опять начала рассказывать эту историю.
  -- Коленки тоже были грязными, - продолжала Вера Егоровна, не обращая внимание на протесты дочери.
  -- Мам, ну я подскользнулась же, упала, там лужа была, - попыталась вставить девочка, чтобы в очередной раз не выглядеть дурочкой в глазах общественности, пусть и состоящей только из одной бабушки.
  -- Но самое главное не это. На ней были разные туфли. Одна нога была в босоножке, а другая в спортивном тапочке. Как она проехала весь город, не заметив, что у нее разная обувь на ногах, ума не приложу!
   Маруся поежилась, вспоминая, что, действительно, она не обратила внимания на обувь, потому что очень торопилась рассказать матери о кукле, увиденной в магазине, куда она зашла за тетрадками. Денег ей родители утром выдали только на десять тетрадей по три копейки, два карандаша по две, ручку за пятнадцать и резинку за три, итого пятьдесят копеек. Отец утром выложил тяжелую монетку на стол со словами:
   - Вот тебе рубль, сдачу принесешь домой и вечером отдашь.
   Маруся сжимала в кармане толстый кругляшок с отчеканенным профилем дедушки Ленина, думая о том, чтобы не потерять доверенные ей деньги, когда увидела на прилавке тоненькую фигурку куклы, одетую в легкое оранжевое платьице. Рядом сидели здоровые розовощекие дуры в нарядах, которые так нравятся старушкам - уборщицам. По крайней мере, Маруся не раз видела на них такие же, когда они возили шваброй с грязной тряпкой по полу, угрожая ею каждому, кто оставлял свои следы на влажной полосе. И каждый раз девочка старалась сжаться в комочек, чтобы невидимой проскользнуть мимо грозной Сциллы, сжимающей свое боевое оружие. Вот и тогда она легкой пташкой проскользнула мимо ворчащей старухи, чтобы замереть у низенькой стеклянной витрины, увидев на второй полке маленькую девчушку с белыми косичками, почти такими же, как и у самой Маруси.
   "Три рубля пятьдесят копеек, - прочла она на ценнике свой приговор и огорчилась, - а у меня только рубль. Если бы мне дали три, то я бы не раздумывая помчалась бы сейчас домой, там в копилке, наверняка, уже набралось пятьдесят копеек. Я бы разбила ее, добавила и купила сейчас эту куклу. И потом мне было бы все равно, пусть ругают, такой куклы у меня никогда не было. Я таких не видела даже никогда. Рубль - это так мало! И папе нужно отдать сдачу сегодня. Что же делать? Как я теперь без нее буду жить?".
   Девочка не отводила взгляд от той, которую захотела навсегда заполучить в свои маленькие подружки. Она просто не могла уйти без нее из магазина. И только когда грозная старуха со шваброй отогнала ее от витрины, девочке пришла спасительная мысль попросить маму. Нет, просто упросить, умилостивить, умолить купить ей эту тоненькую голубоглазую принцессу в оранжевом платьице. И Маруся побежала домой, чтобы выложить деньги и взять школьный проездной билет. Всю дорогу домой, а потом и до маминой работы, она репетировала речь, которая должна была убедить родительницу в том, что жизнь ее дочери станет невыносимо грустной и совершенно безрадостной, если... Маруся так задумалась и так торопилась, что не обратила внимания на то, во что она обулась перед выходом из дома, не заметила, что, протискиваясь сквозь вереницу труб, преграждающих короткий путь к маминой конторе, она перепачкала платье. И только лужа, в которую девочка с размаху опустилась, подскользнувшись на влажной глинистой тропке, слегка остудила ее первоначальный пыл. Подходя к зданию, Маруся решила начать разговор издалека. С пятерки по математике.
   Она легко взбежала по небольшому крыльцу и отворила тяжелую дверь. По коридорам бегали люди, многих из которых Маруся знала, потому что они приходили к маме на день рождения, но сегодня они почему-то не обращали внимания на нее, как это бывало обычно. И никакого тебе: "Привет, принцесса!" или "Здравствуй, Машенька, как же ты выросла!". Озабоченные лица не глядели в ее сторону, а рассматривали какие-то большие чертежи, заглядывая время от времени в белые бумажные папки, перебрасываясь какими-то странными названиями, из которых Марусе показалось знакомым только слово "редуктор", да и то, потому что оно напоминало "кондуктор", которым водитель всю дорогу пугал пассажиров, не оплативших проезд. Взрослые заняты, это так привычно. Она без труда нашла знакомую дверь и отворила ее. В мамином кабинете было людно и шумно. Рядом с мамой стоял мужчина...
   - И вот, представь себе эту картину, мама. Роман Сергеич мечет в нашем кабинете громы и молнии, грозя оставить нас без обещанной им же самим премии, если он не успеет доложиться в главке до конца квартала. И тут заходит такая тощенькая девочка в грязном платье в разных туфлях на босу ногу, с коленками в крови. Шеф так изумленно на нее уставился и спрашивает: "А это что за дитя подземелья?". Все замолчали, а Машка вдруг и говорит: "Мама, купи мне куклу, у нее такое платье красивое, у меня таких никогда не было. И не будет никогда. Она маленькая такая, в портфель может влезть. Я обещаю не просить у тебя деньги на мороженое". Он сразу дара речи лишился, когда услышал, что у советской девочки нет красивого платья и что она готова пожертвовать мороженым ради того, чтобы ей купили хотя бы маленькую куклу. В общем, дал он нам премию в сентябре. Потом до Нового года меня спрашивал, купила ли я своей дочери новое платье. А наши на радостях, что дали деньги, решили сброситься и купить Машке куклу. Еще одну. На ту-то я ей денег в тот же день дала. А в сентябре, когда премию в кассе получили, то все скинулись по полтиннику на самую большую, ходяще-говорящую. Твоя, сказали, дочь спасла все КБ. Даже Петрович с Гришкой Алексеевым выделили из своей заначки. Представляешь?! Эти два красавца каждый день в конце работы: "Гриша, как поживает твой карман? У меня уже горит!" Им жены обычно выдают из зарплаты по рублю на обед, так они не обедают, и к вечеру им этот рубль начинает жечь карман.
   Бабушка неодобрительно хмыкнула, она не любила пьющих. А Маруся вспомнила, как, получив вожделенную сумму, добиралась в тот день до дома, старательно пряча под сиденье свои разнообутые ноги. Ей казалось, что все только на них и смотрят, и неодобрительно качают головой, как тот дядечка в мамином кабинете. И только в магазине, протянув продавщице чек, она забыла о своем смущении, глядя, как та достает с полки ее новую маленькую подружку. Но у всех подружек, даже самых любимых и верных, рано или поздно обнаруживаются очень неприятные недостатки. У Алены, как назвала ее Маруся, хотя на этикетке было написано "Снежана", волосы оказались приклеенными к голове. Это выяснилось, когда перед балом, на который та должна была отправиться, и для чего ей сшито было специальное, бальное, платье, Алена решила сменить косички на более подходящую этому событию прическу. Отец, которого Маруся попросила приклеить чем-нибудь волосы обратно на кукольную лысину, потому что канцелярский клей ей не помог, долго хохотал, сравнивая игрушечную жизнь с настоящей, а кукол с живыми женщинами:
   - Надо же, так у кукол то же все, что и у людей. Вон, Петька Смирнов женился на красотке, домой привел, а она косметику смыла, ресницы отстегнула....
   Это было два года назад. А этой весной, как раз ко дню рождения, бабушка прислала внучке новое платье. Желтое с белыми, красными и оранжевыми цветами. Нет, не такое пышное платье до пола, виденное на вокзальной кукле, которое хотела Маруся. Оно было точь-в-точь, как платьице на Алене - Снежане, когда той еще не взбрело в голову ехать на бал.
   А потом мама сказала, что в этом году они поедут к бабушке через Ленинград, потому что ее отправляют в командировку перед самым отпуском, и грех не воспользоваться таким случаем, чтобы погулять по этому городу и не познакомить с ним Марусю, которая ведь еще нигде не была. А так как год она в очередной раз закончила на пятерки, то стоит ее наградить маленьким путешествием, чтобы дочь собственными глазами посмотрела на знаменитые во всем мире дворцы и парки. Маруся, услышавшая слово "дворцы", радостно захлопала в ладоши: "Ура! Я поеду на бал!"
  
   Бортпроводница попросила всех занять свои места и пристегнуть ремни, потому что самолет пошел на посадку. "Подлетаем", - зашелестело со всех сторон. Пассажиры заерзали в креслах, вытягивая шеи, чтобы лучше увидеть город, открывавшийся взглядам где-то там внизу.
   Маруся послушно потянулась застегивать ремень, но обнаружила, что не расстегивала его еще с тех пор, как они взлетели. Она выглянула в окно иллюминатора, но сквозь белую вату облака, в которое опустился снижающийся самолет, ничего не было видно.
   Ленинград.... Какой он? В программе "Время" часто показывали этот красивый большой город, называемый то колыбелью трех революций, то Северной Венецией - городом каналов и мостов. Маруся смотрела на особняки и памятники, которые менялись чередой, пока диктор рассказывал о погоде на завтра, и представляла себе какой-то волшебный город. Каждый раз он ассоциировался у нее с разными сказками. Один день - это был Изумрудный город, в который по дорожке из желтого кирпича шла маленькая Элли, а на другой - он казался ей Городом Мастеров, в котором жила красавица - белошвейка Марианна.
  
   "Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершил посадку в городе герое Ленинграде.... Экипаж прощается с вами... "
   У Маруси забилось сердце: "Наконец-то! Как я рад, как я рад, я приехал в Ленинград!"
   В аэропорту их встретил младший брат мамы - дядя Леня, - учившийся на четвертом курсе Педагогического Института. Яркий красивый мужчина, привлекавший к себе внимание женщин, был любимым Марусиным дядей, потому что всегда придумывал для племянницы какие-нибудь развлечения, баловал подарками, внимательно слушал ее рассказы и весело хохотал над ее проказами. Старшего своего дядю - дядю Валентина, - жившего вместе со своей матерью, Марусиной бабушкой, Маруся тоже любила, но иначе. Он был сдержанным, немногословным, а детей всегда привлекает кто-то более шумный, и восхищает кто-то более яркий. Вот и сейчас, Маруся, разглядев раньше матери в толпе встречающих, высокую дядькину фигуру, машущую им рукой, рассмеялась радостно и побежала ему навстречу, легко лавируя между пассажирами, сгибающимися под тяжестью ручной клади. Она кинулась в его распахнутые объятья и взлетела, поднятая сильными руками, наверх к его улыбке:
   - Ух ты, Маруська! Красавица моя! Выросла-то как! Я тебя скоро не смогу поднять! - засмеялся Леонид Егорович, целуя племянницу, - а мама-то где? Или ты одна? Ты ведь взрослая уже барышня, можешь путешествовать и в одиночку.
   Он поставил ее осторожно на пол и хитро прищурился. Конечно же, он видел, что сестра, зажатая с обеих сторон баулами, сумками и навьюченными пассажирами, не могла передвигаться с той же скоростью, что и маленькая подвижная девочка.
   - Нет, дядя Леня, мама сзади идет, - Маруся, не оборачиваясь, махнула рукой назад, - дядя Леня, а как тебе мое платье? Мне его бабушка сшила...
   Девочка зацепила пальчиками подол широкой юбочки, чтобы мужчина смог по достоинству оценить ее пышность, и покрутилась, чтобы продемонстрировать во всей красе вид спереди, вид сзади, и вид сбоку. Леня закрыл глаза рукой, изобразив: "Умереть - не встать!", но не успел произнести слов восхищения, потому что подошедшая Вера Егоровна, взглянув на эту трогательную семейную сцену, сказала:
   - Ну, вот, не успела приехать, а уже хвастается! Воображала ты, Машка! Привет, Ленька!
   Брат с сестрой обнялись. Он подхватил из ее рук набитую непонятно чем, (кто же его знает, что вечно таскают с собой эти женщины!), авоську, и они поспешили к багажному отделению, обмениваясь по дороге последними семейными и личными новостями. Маруся, так и не добившаяся заслуженных восторгов и комплиментов, грустно поплелась за ними.
   Она мрачно рассматривала взрослых, которые, мирно беседуя, ждали, когда же по ленте транспортера поползет, наконец-то, знакомый чемодан:
   "Вот так всегда, бабушка старалась, шила мне это платье, а он даже ничего не сказал! А платье у меня красивое, между прочим!"
   Маруся вспомнила, что сказал Вовка из соседнего подъезда, увидев ее в этом платье, когда она вышла в нем во двор, чтобы услышать заслуженную похвалу потому, что ее не устроило то, что отец только равнодушно скользнул взглядом и бросил: "Хорошо". Этого девочке было явно недостаточно, поэтому она обула туфельки и выскочила во двор, предвкушая увидеть зависть в глазах соседских девчонок. Пацан сидел на трубе теплотрассы и стругал перочинным ножиком какую-то щепку, когда девочка появилась во дворе. Он был так увлечен своим занятием, что сразу не заметил Марусю, которой пришлось три раза важно профланировать мимо него, потому что другой публики в этот момент во дворе почему-то не оказалось. Платье ярким солнечным пятном в очередной раз мелькнуло у него перед носом, поэтому он оторвался от своей деревяшки и взглянул на девочку.
   - Ну, как тебе мое платье? - спросила она немножко высокомерно.
   Он шмыгнул носом, подхватывая зеленую соплю, собравшуюся посмотреть на большой мир, и восторженно сказал: "Зашибись!"
   Услышав столь хвалебную оценку своей внешности, Маруся гордо вскинула голову и повернулась к мальчишке спиной:
   - Вот так-то!
   После чего неторопливо пошла к своему подъезду, надеясь в душе, что восхищенный поклонник провожает ее взглядом. Это чувство торжества собственной неотразимой красотой было ни с чем не сравнить.
   Вообще-то он сказал совсем другое слово, одно из тех, за повторение которых ей когда-то отец с матерью устроили большую воспитательную беседу, сообщив, что порядочные люди таких выражений должны избегать, потому что их нельзя произносить в приличном обществе. И что подобные слова позорят русский язык. И что только неграмотные заводские работяги могут использовать подобные выражения. А она, Маруся, девочка из интеллигентной семьи, дочь родителей с высшим образованием, не должна разговаривать на языке улицы.
   - Ведь ты же не хочешь стать продавщицей в магазине, когда вырастешь, - сказал ей отец, - если будешь так разговаривать, то все тебя будут звать Манькой, а не Машей или Марусей, и уж тем более никто и никогда не будет называть тебя уважительно Марией Дмитриевной, когда ты станешь совсем взрослой.
   Маруся вспомнила толстую неопрятную тетку, торговавшую овощами в их магазине. Ее необъятные телеса, с трудом охваченные тесным грязно-белым халатом, возвышались над прилавком, и иногда тряслись, расстреливая окружающих пуговицами, когда Манька, сверкая глазами, густо обведенными синими тенями, кричала на грузчиков, пересыпая свою речь теми самыми словами, которые отец только что назвал "ненормативной лексикой". Не-ет, конечно, Марусе не хотелось стать такой толстой тетенькой, перебирать гнилые овощи в коробках, и вытирать грязные руки видавшим виды фартуком на необъятном животе. Она себе уже давно нарисовала другой образ взрослой Маруси: тоненькая девушка с длинной косой в пышном красивом платье, на встречу с которой, торопя коня, мчится по дороге отважный всадник...
   Вообще-то, когда-то давно девочка мечтала стать продавщицей газировки в бане. В деревне у бабушки не было ванной, и собственную баньку во дворе дядя Валентин еще не построил, поэтому раз в неделю они собирались и шли всей семьей в общественную. А потом все дожидались друг друга у киоска, в котором пожилая женщина с очень добрыми глазами наливала каждому сначала сироп из толстых стеклянных трубок с разметкой, а потом шипучую газированную воду из крана, к которому были присоединены большие баллоны. Сироп был вишневым или клубничным, а иногда малиновым. И только вторая порция сиропа делала напиток по настоящему вкусным, поэтому девочка гордо объявила дяде Вале, покупавшему ей воду, что когда будет большой, обязательно станет продавщицей газировки, чтобы всегда пить только лимонад с двойным сиропом. Нещедрый на улыбки Валентин расхохотался, глядя на розовощекую племянницу, шумно втягивающую в себя малиновую от сиропа воду, и нежно погладил ее по голове:
   - Ты, Марусенька, вырасти сначала, а потом уже решишь, кем станешь. Ты еще столько раз успеешь передумать.
   И, действительно, через год пятилетняя Маруся, глядя на то, как ее строгий дядечка Валечка, променявший несбыточные мечты о биохимии на карьеру сельского учителя, высаживал георгины в палисаднике перед домом, объявила о своем решении стать цветоводом.
   А потом последовали игры в доктора, в учительницу, в билетершу в кинотеатре... Единственной женской профессией, помимо инженерской, о которой никогда не мечтала Маруся, была профессия стюардессы. Ее всегда так укачивало в этом вонючем тесном салоне "Ан-24", что она не могла себя представить в роли такой улыбчивой девушки. Даже этот красивый синий костюмчик не мог ее сподвигнуть на такое решение. "Тем более, - рассуждала она, - как же всадник сможет встретить меня, если я постоянно буду летать туда - сюда. И, вообще, лошадей в самолет не пускают..."
  
   И вот уже автобус мчит их на большой скорости по Пулковскому шоссе, он движется по дороге к волшебному городу так быстро, что у Маруси захватывает дух. Это совсем не то, что обычные городские автобусы, лениво переваливающиеся на разбитом асфальте ее маленького городка. Это необычный автобус, он везет их в самый волшебный город на свете. Он особенный, не такой, как все. В этот город ее привезет когда-нибудь тот самый всадник на красивом скакуне. Или именно здесь она его должна встретить? "Это мой город. Я буду жить здесь. И только здесь", - поняла Маруся, которая еще не видела ничего кроме гордых каменных букв: "Город-герой Ленинград".
  
   Леня привез их к дальним родственникам, живущим в центре города. Собственно, сами хозяева в это время уехали отдыхать куда-то на южный курорт, а в квартире оставалась только старенькая мама троюродного или даже четырехюродного брата Веры и Леонида. Марусю с мамой разместили в большой комнате, выходящей огромными окнами на набережную реки Фонтанки. Девочка сразу прильнула к стеклу, разглядывая маленькие катера и прогулочные теплоходы, катающие многочисленных туристов по каналам. Речка была значительно уже широкой реки Белая, по которой она когда-то с родителями путешествовала до бабушкиного поселка в ослепительно белой "Ракете".
   "Наверное, канал - это от слова "канава", - разочарованно подумала Маруся, взирая на темную воду Фонтанки. Назвали каналом, чтобы прилично было. Тоже мне речка!" Она вспомнила Белую с силуэтом взлетающего над крутым обрывом всадника. Здесь тоже есть памятник всаднику у реки, Маруся видела его по телевизору, но он был совсем другим. К сожалению, она не успевала его рассмотреть, как следует, потому что виды Ленинграда быстро заканчивались, и начинались панорамы Москвы, которые чередой сменяли друг друга даже во время титров под красивую мелодию, которая называлась "Песней Прощенья". Маруся слышала, как эту песню пел по радио Муслим Магомаев. Ей не нравился этот певец, хотя, впрочем, из поющих на эстраде мужчин ее никто не привлекал. Никто из них не был похож на того всадника. "И голос у него должен быть совсем другим," - думала девочка, разглядывая сменявших на экране друг друга исполнителей в передаче "Песня - 77".
   - Маруся, завтра мы идем в Эрмитаж, а потом к Медному всаднику, - сообщила ей мама за ужином.
   Маруся кивнула. Очень хорошо. Значит, завтра она, наконец-то, сможет его рассмотреть получше.
   - А Эрмитаж - это Зимний Дворец, тот самый, который штурмовали в семнадцатом году, - пояснил дядя Леня, - а до этого он был зимней резиденцией русских царей.
   - Встаем рано, чтобы успеть все посмотреть, - строго сказала Марусе мама, знавшая, что дочь очень любит утром понежиться в кровати.
   Девочка опять кивнула. На этот раз ее захватили мысли о предстоящем визите во дворец. Воображение рисовало перед ней средневековый замок, похожий на иллюстрации к сказкам братьев Гримм, которые она так любила листать с раннего детства. Вот она поднимается по роскошной лестнице в огромную красивую залу, где у стен стоят придворные в белых напудренных париках, белых гольфах и коротких смешных штанишках, обтягивающих ноги до коленок. А, она, Маруся, милостиво кивает им в ответ на их приветственные поклоны...
   - Марусенька, иди ложись спать, ты уже носом клюешь в тарелку, - мама оторвала начинавшую дремать дочь от ее сладких грез.
   Маруся, вздохнула, и поплелась в ванную умываться, а затем плюхнулась в расстеленную постель, от белья пахло стиральным порошком, нафталином и чем-то еще, наверное, горячим утюгом. Девочка положила голову на подушку и сразу уснула.
  -- Устал ребенок, столько впечатлений за один день, - объяснила Вера Егоровна брату, вернувшись на кухню.
  
   Мосье аббат, француз убогий,
   Чтоб не измучилось дитя,
   Учил его всему, шутя,
   Не докучал моралью строгой,
   Слегка за шалости бранил
   И в Летний сад гулять водил, - декламировал дядя Леня утром за завтраком. Маруся, восхищенно смотрела на любимого дядечку, расхаживающего по кухне, и нараспев читающего стихотворные строки любимого поэта.
   "Мой дядя тоже честных правил", - подумала она, глядя, как тот вдохновенно вскидывает руку вверх, подражая автору поэмы. А воображение уже унесло ее в какой-то мифический Летний Сад, похожий одновременно на парк с каруселями и аттракционами, а также на площадку для игр, которая была когда-то в их детском саду, куда воспитательница выводила гулять всю группу перед обедом. А еще там, наверное, есть всамделишная детская железная дорога с настоящим паровозом, который водят пионеры, как в Уфе, в детском парке. Она спросила об этом дядюшку, но тот, прервав декламацию, рассмеялся, сказав, что это совсем не такой парк, но в нем есть небольшой пруд, где плавают лебеди.
   - Мария, доедай кашу быстрее, нам уже давно пора выходить, - поторопила мать замечтавшуюся девочку. И та неохотно заковыряла ложкой в остывшей уже овсянке, которую не очень любила. Хотя манная каша, застывающая однородным блином на детсадовской тарелке, была на ее взгляд гораздо хуже.
   - Удивительно, но вам очень повезло с погодой, по прогнозу синоптиков все три дня, которые вы здесь пробудете, будут солнечными, - сказал дядя Леня, когда они вышли на улицу, и Маруся зажмурилась от яркого солнца, такого неожиданного и теплого после холодноватой сырости подъезда.
   - Надеюсь, что они не соврут, как обычно, - скептически отозвалась его сестра.
   А девочка, которой было не до этих глупых светских бесед взрослых, восхищенно уставилась на ограду "канавы", которую не разглядела вчера из окна. Мать потянула ее в сторону шумного проспекта, и Маруся, абсолютно не озаботившись осмотром дороги под ногами, продолжала рассматривать понравившуюся ей чугунную решетку, которая вскоре закончилась тумбами, на которой... Ого! Какой конь! А рядом мужчина, который никак не может на него взобраться. Ой, а вон там, на той стороне реки, тоже конь, а еще вон там! Да их тут целых четыре! Какие они красивые! И рядом с каждым мужчина, пытающийся удержать своего скакуна. Но только он - ее отважный всадник - смог бы легко оседлать любого из них. Но тут его нет...
   - Машка, смотри под ноги! Горе ты мое. Грохнешься! Где я здесь тебе пластырь возьму!?
   Широко распахнутыми глазами Маруся смотрела на мускулистых атлантов, с трудом держащих тяжелый свод. Она шла, задрав голову, то и дело спотыкаясь о неровные булыжники мостовой. Сплошные памятники в этом Ленинграде! Ну, и как тут смотреть под ноги?!
   Побродив по залам, сплошь уставленным скульптурами и увешанным картинами в тяжелых рамах, Маруся дернула дядю за рукав:
  -- Дядь Лень, а когда мы пойдем во Дворец?
  -- А мы уже по нему ходим, - ответил тот, чем привел племянницу в замешательство:
  -- Как, это и есть дворец?! В котором жили цари? Как же тут жить?! Одни памятники?! И коридоры сплошные. Все "руками не трогать!" Ни поесть, ни поспать негде, да и танцевать неудобно. Того и гляди, что-нибудь заденешь и разобьешь, - недоумевала слегка разочарованная девочка, обнаружившая, что вместо представительных придворных лакеев, нафантазированных ею вчера, в каждом зале сидит по старушке, зорко следящей за посетителями, оказавшимися в ее владениях.
  -- Они жили в других комнатах, - тихо пояснил Леонид.
   Маруся пожала плечами и уже собралась задать следующий вопрос: "А это все тогда зачем им нужно было?", но, увидев, что ее предыдущий возглас уже привлек к ней внимание людей, смутилась и промолчала.
   Когда они, изрядно уставшие от череды музейных залов, вышли на Дворцовую Площадь, девочка еще раз оглядела огромное здание, так не похожее на ее представления о дворцах, вздохнула и, подражая маме, сказала, повторив когда-то слышанные интонации:
   - Все равно не понимаю, как тут люди живут?! Как можно жить в таком доме?!
   Леонид, узнавший знакомые нотки в голосе племянницы, толкнул локтем сестру, и они оба рассмеялись, а Маруся вприпрыжку побежала к высокой колонне на площади, где, запрокинув голову, стала всматриваться в скульптуру наверху. Потом она обернулась на стоящих поодаль взрослых, и сообразила, что издалека разглядывать это непонятное "нечто" будет гораздо удобнее. К тому же, дядя Леня всегда сможет все объяснить ей, только если он будет рядом стоять, конечно же. Он ведь все знает об этом городе, и вообще, кажется, что он знает обо всем на свете, не то, что папа, вечно занятый своими проводами и железками! А стихи? Просто поразительно, как он все это помнит!? Вот сейчас он идет по скверу и читает очередные строки, которых Маруся никогда до этого не слышала:
   "... И думал он:
   Отсель грозить мы будем шведу,
   Здесь будет город заложен
   Назло надменному соседу.
   Природой здесь нам суждено
   В Европу прорубить окно,
   Ногою твердой стать на море..."
   - При море, молодой человек, - поправил Леонида какой-то старичок.
   Маруся оглянулась на звук чужого голоса. Ого! Оказывается, за декламирующим дядей шла уже небольшая экскурсия, внимательно слушавшая молодого красивого мужчину, который так замечательно читал своим спутницам поэму великого поэта. Леня тоже остановился:
  -- Простите, что Вы сказали? - спросил он вежливо.
  -- "Ногою твердой стать ПРИ море", - повторил старичок, - простите, молодой человек, что я осмелился прервать Ваше замечательное выступление, но у Пушкина нет ни одного случайного слова. Они все выверены до последнего звука, так же как у Росси выверены все линии его гениальных зданий.
   Леонид улыбнулся в ответ:
   - Спасибо. Конечно же "ПРИ море". Итак, дамы, - продолжил он:
   Ногою твердой стать ПРИ море.
   Сюда по новым им волнам
   Все флаги в гости будут к нам -
   И запируем на просторе.
   Процессия продолжила свой неспешный ход по Александровскому скверу, направляясь к знаменитому памятнику основателю города. Маруся, оглядываясь, видела, что бдительный старичок тоже шел за ними, внимательно следя за каждым словом, вылетавшим из дядиных уст. Когда Леня замолкал ненадолго, губы старичка начинали шевелиться, иногда беззвучно, а иногда, когда пауза слишком, по его мнению, затягивалась, он начинал подсказывать молодому человеку текст поэмы. Леня подхватывал, а старичок довольный своей значительной ролью суфлера, радостно улыбался.
   Когда они обогнули Исаакиевский собор, и перед ними на фоне голубого неба и роскоши набережной Невы появился всадник, дядя Леня как раз заканчивал первую часть поэмы:
   "И обращен к нему спиною,
   В неколебимой вышине,
   Над возмущенною Невою
   Стоит с простертою рукою
   Кумир на бронзовом коне".
   Процессия, неотступно следующая за ними, зааплодировала. Маруся тоже захлопала любимому дядечке, который раскланялся публике, надеясь, что, наконец-то, сможет передохнуть, но часть слушателей захотела продолжения, поэтому Леониду пришлось извиняться, что он не сможет порадовать их, "а вот если уважаемый...".
   Маруся не стала смотреть на расшаркивающихся друг перед другом взрослых, а побежала к памятнику, чтобы сравнить его с тем самым, дорогим ее сердцу всадником. Она разглядывала грозного царя, восседавшего на коне, отрывавшемся от каменного утеса. Здесь уже взлетел конь, а там только собирался - всадник. Там был настоящий высокий обрыв над рекой, а эта каменная скала не была такой впечатляющей, вдобавок она слишком удалена от водной глади. И этот всадник... он грозный. Он слишком подавляет своим надменным взглядом. Он какой-то... Маруся задумалась, ища в памяти подходящее слово.
   - Какой он величественный! - восхищенно произнес кто-то рядом.
   О! Точно! Вот оно это слово! Этот всадник слишком величественный. А тот восхищал своей смелостью и отвагой. Этот никогда не снизойдет до тоненькой девушки с длинной косой, никогда не улыбнется ей ласково, и, пришпоривая коня, не протянет руку. Ну, разве что вот так, как сейчас, надменно и повелительно, требуя склонить перед ним голову и покориться.
  
   Вечером Маруся, полная впечатлений, долго не могла заснуть. Когда она закрывала глаза, перед нею чередой сменяли друг друга скульптуры, картины и памятники.
   "Ну, точь-в-точь, как после похода в лес за грибами, - думала она, вздыхая и ворочаясь с одного бока на другой, - или как будто бы мы за ягодами ходили. Тогда мне тоже полночи мерещились листья в траве, которые я разгребала, чтобы найти под ними какой-нибудь подосиновик или даже белый. Тут памятников, как у бабушки в лесу грибов!"
   - Машка! Перестань ворочаться! Спи давай! - проворчала мама, которой мешала заснуть шумная возня дочери. - Завтра опять ранний подъем. Будешь весь день вареная ходить, ничего толком не посмотришь.
   - Мам, я все думаю, а как они тут живут?! - повернулась к ней Маруся, надеясь, что разговор с матерью отвлечет ее от хоровода видений, - здесь же сплошной музей...
   - Тише ты, не кричи, ночь на дворе, - зашептала та, - как живут, как живут - привыкли. Вот, и живут себе спокойно, так же, как и мы. На работу ходят, в школу, в институт.
   - И никакая не ночь, - приглушила голос Маруся, - светло, как вечером. Даже через шторы светло.
  -- Это называется - белые ночи, - пояснила Вера Егоровна, - в Ленинграде летом всегда очень светло, даже ночью. Люди специально приезжают, чтобы увидеть этот природный феномен. А еще ходят ночью посмотреть, как на Неве мосты разводят. Была бы ты постарше, можно было бы тоже сходить, но девочкам в такое время нужно спать. Так что, спи!
  -- А куда их разводят? - удивилась девочка.
   - В стороны! - отрезала мать, - вот, подрастешь, будешь взрослая, приедешь и сама увидишь. А пока...
   - А зачем? - не унималась дочь.
   - Что зачем? - устало спросила Вера Егоровна, понявшая, что зря упомянула о такой достопримечательности города. Теперь любопытный ребенок спать ей не даст, пока все не выяснит.
   - Зачем их разводят? Они же не женатые.
   - Причем здесь женатые или неженатые? Маруська, ты не путай, пожалуйста. Это просто так называется "разводят". На самом деле средняя часть моста состоит из двух половинок, которые ночью поднимают вверх, - Вера Егоровна приподнялась на кровати и показала, подняв ладони, изображая два поднимающихся пролета моста, - вот так. А в этот проем проходят корабли. Потому что днем машин много, а мосты невысокие, корабли под ними не помещаются. Они очень большие.
   - А куда плывут корабли? - упорствовала Маруся. Вообще-то, кроме невысоких теплоходов и прогулочных катеров она ничего такого не заметила сегодня.
   - В дальние страны. Машка! Хватит болтать, я спать хочу!
   Но девочка уже замолчала, потому что в ее воображении разворачивалась картинка, виденная в учебнике: бригантины с парусами скользят по водной глади. А на борту каждого, у штурвала, стоит усатый капитан в белом кителе с биноклем на груди и курит трубку. Вот один из них заметил тоненькую девушку с косой до земли в длинном красивом платье, стоящую на берегу. Вот он машет ей рукой, приглашая к себе на борт судна. А она, Маруся, (конечно же, это она, кто же еще такая красивая может быть?!) машет ему косынкой... И вот уже капитан наклонился к ней и: "Марусенька! Поднимайся ко мне на борт! Мы поплывем с тобой в дальние страны. Ты увидишь красивые города...". А Маруся смеется, потому что он щекочет ее своими длинными усами... А он ей уже почему-то дяди Лёниным голосом: "Маруся, поднимайся! Маруся! Поднимайся!"
   Конечно же, это дядя Леня пришел разбудить любимую племянницу. Маруся открыла глаза и посмотрела на него с укоризной:
  -- Дядя Леня, а ты мне так и не сказал...
  -- Что не сказал, дорогая? - удивился Леонид Егорович.
  -- Понравилось ли тебе мое платье, - кокетливо ответила девочка.
  -- Как?! Я же говорил тебе, что платье - полный отпад! - захохотал он, поражаясь в очередной раз вечному женскому кокетству. Нет, ну это надо же! Удивительные все-таки эти существа - женщины! Совсем ребенок, еще вчера он ей пеленки менял, и вот, поди ж ты! Она уже с ним кокетничает. Совсем уже взрослая барышня. Еще немного, и он станет дедушкой. Он покачал головой, - ай-яй-яй, такая взрослая девушка, а валяешься в кровати, как маленькая. Вставай. Солнце уже давно поднялось!
  -- А оно и не ложилось, по-моему. У вас же тут белые ночи, - рассудительно парировала племянница, вспомнив вчерашний разговор с матерью.
   Умывшись, Маруся появилась на кухне с вопросом:
  -- Дядя Леня, а когда мы пойдем в Летний сад?
   Взрослые переглянулись удивленно, и Леонид ответил:
  -- Ну, не знаю. Сегодня мы идем смотреть Казанский собор, а потом сходим в кафе-мороженое. Ты ведь, наверное, захочешь попробовать ленинградского мороженого? Здесь самое вкусное мороженое делают. Нигде такого нет.
  -- Конечно, хочу, - обрадовалась Маруся, но не дала увести разговор с интересующей ее темы, - а потом в Летний Сад?
  -- Нет, потом в Исаакиевский, мы вчера мимо него проходили, помнишь?
  -- А в Летний сад тогда завтра? - поинтересовалась девочка.
  -- Мария, ты завтракать собираешься? - осведомилась Вера Егоровна, знавшая, что дочь меньше сорока минут на еду не тратит. Опять она будет мечтательно ковыряться в тарелке, пока все будут нетерпеливо изнывать в ожидании.
   Леонид, тем временем, уже отвечал любознательной племяннице:
  -- Вообще-то завтра мы собирались в Кунсткамеру, но, если останется время, то, может быть, и в Летний сад. Хотя, я думал, что вам еще нужно посмотреть Петропавловскую крепость.
   Маруся обреченно кивнула и села за стол. Опять каша. И на этот раз манная. Какая гадость, кто бы знал! Она взяла ложку и начала рисовать ею узоры на белой поверхности. Круги и квадраты легко выводились на мягкой лепешке, но почти сразу мелкозернистая каша заполняла собой все углубления, поэтому создание красивых узоров не получалось. "А вот, интересно...", - подумала девочка, но в этот момент мама снова напомнила ей о том, что нехорошо всех задерживать. Маруся вздохнула и зачерпнула ложкой белую массу.
   Когда они вышли из подъезда, девочка по-новому взглянула на катер, качающийся на волнах у причала.
   "Он, наверное, тоже поплывет куда-нибудь, где проходят большие корабли, - подумала она, вспоминая вчерашний разговор и сегодняшний сон про капитана, позвавшего ее в дальние страны. Она внимательно осмотрела катер, но не увидела ни штурвала, ни усатого мужчины с биноклем на груди, - а вот интересно, куда ведет эта речка? Там за мостом с конями - город. А вот что с другой стороны?"
   Маруся повернула голову и посмотрела, куда вел канал. И увидела, что он заканчивается не так далеко, там за двумя мостиками, минуя зелень парка, он немного поворачивает влево, и кажется, впадает в более широкую реку. Или ей это только кажется? Хорошо бы проверить. И она, не задумываясь, пошла вдоль канала, совершенно забыв о матери с дядей, которые, увлекшись разговором уже подходили к Аничкову мосту.
   - Маша, нам направо, - сказала Вера Егоровна. Но, не услышав ответной реплики дочери, оглянулась. Маруси сзади них не было, - вот копуша, наверное, еще в подъезде лепниной на стенках любуется, - с раздражением сказала она брату. Тот кивнул, зная о том, как легко племянница впадает в задумчивость при виде чего-то красивого и необычного, а чудом сохранившаяся лепнина в подъезде заслуживала внимания. Минут через пять, так и не увидев выходящей из подъезда дочери, Вера Егоровна сказала с тревогой, - что-то ее до сих пор нет. Вообще-то мне показалось, что она вышла следом за нами.
   Не сговариваясь, они вернулись сначала в подъезд, а затем, не обнаружив там девочки, и в квартиру. Но Ирина Тихоновна только покачала отрицательно головой, в ответ на вопрос, не возвращалась ли Маша за чем-нибудь в квартиру.
   А в это время Маруся уже переходила мост у зеленого парка, замеченного ею раньше. Парк был огорожен, и слева решетка отделяла его от протекавшего канала, поэтому девочка решила, что лучше всего пройти вдоль него по парку, чтобы узнать, куда ведет этот канал. Маруся вошла в небольшие ворота и увидела ровные дорожки, уводящие вглубь. Одна из них огибала небольшой пруд. Подумав немного, Маруся выбрала именно эту.
   "А вот интересно, далеко отсюда Летний сад? - думала она, шагая по дорожке, - как там, наверное, должно быть весело. Примерно так же, как в детском парке, только еще лучше. Качели, карусели, игровые площадки. Жалко, что у меня нет денег, а так бы я могла покататься на каких-нибудь машинках. По телевизору показывали такие красные и синие машинки, у нас таких нет, а в этом Летнем саду обязательно такие должны быть. Ну вот, и здесь музей".
   Вдоль дорожки стояли скульптуры. Маруся остановилась, чтобы получше разглядеть полуобнаженную каменную женщину.
   "Нет, это не детский парк. У нас в парке тоже статуи стоят, но там всякие пионеры с горнами и барабанами, а голых теток у нас в парке не показывают, - вздохнула девочка, - и где же все-таки здесь этот детский сад? В смысле летний. И вообще, я шла посмотреть, куда ведет канал".
   Маруся продолжила свое путешествие, не отвлекаясь на памятники, стремясь дойти до конца парка, и увидеть наконец-то, куда впадает канал. У скульптур толпились туристы, проталкиваясь через группы которых, она смотрела, недоумевая, что они нашли в этих тетках? Наконец, дорожка привела ее к красивой решетке, за которой Маруся увидела набережную. Полюбовавшись на чугунные завитушки, девочка вышла через ворота на улицу и обнаружила оживленное шоссе, разделявшее тротуар, на котором она стояла, и гранитное ограждение широкой реки.
   "Надо искать переход", - поняла Маруся, давно пообещавшая родителям, что будет переходить улицу только в положенном месте, и только после того, как, посмотрев сначала налево, а затем направо, убедится, что на нее не мчится какая-нибудь машина. Повертев головой, она увидела недалеко светофор, и заспешила в его сторону, поглядывая время от времени на Неву, надеясь увидеть какой-нибудь парусник, запоздавший переплыть мост ночью. Но кроме знакомых ей теплоходов и катеров, никто не бороздил речные просторы. Добравшись до светофора, Маруся обнаружила, что переход ведет ее на большой мост. И если она пойдет по нему, то только по мосту на другую сторону реки. Так далеко ей не хотелось уходить от знакомых мест. По крайней мере, она точно знала, как отсюда вернуться домой. А прямо по курсу начиналась большая площадь, в центре которой стоял высокий памятник мужчине в треуголке. Если обойти эту площадь слева, то можно выйти на ту сторону набережной, и там по переходу можно будет ближе подойти к гранитному парапету, чтобы идти вдоль реки, ища глазами вожделенную бригантину, плывущую в дальние страны. Немного поколебавшись, Маруся повернула налево.
  
   Леонид ходил по кухне и старался успокоить сестру:
  -- Вера, не нервничай. Она, видимо, опозналась и побежала за кем-то другим, решив, что это мы ушли так далеко. Она же не знала, в какую сторону мы двинемся. Может быть, кто-то похожий на нас прошел в другую сторону, - рассуждал он, но Вера Егоровна, поначалу проклинавшая дочь за ее вечную рассеянность, уже впала в другую крайность, и, считая, что девочку заманил какой-нибудь злодей, ужасалась картинам, которые рисовало ее воображение:
  -- - Нет, Леня, она бы уже давно вернулась. А ее нет. Какой-нибудь маньяк утащил ее в подворотню и... О, господи! Девочка моя маленькая! Такая наивная. Леня, она же такая доверчивая! Надо идти в милицию! Пусть они обыщут все подворотни.
  -- Вера, подожди, не горячись. Сейчас вместе пойдем в милицию.
  -- О, господи! Время дорого! Я как подумаю, что он с ней сделает... Звони! А я пошла искать в соседних подъездах...
   Молодому человеку тоже было не по себе, но он старался взять себя в руки и попытаться понять, куда могла деться десятилетняя девочка, исчезнув из подъезда среди бела дня. Сразу, как только они узнали, что Маруся не возвращалась в квартиру, они с сестрой поднялись наверх, но дверь на чердак была заколочена старыми ржавыми гвоздями, а подвала в доме не было. В ближайшем подъезде и соседней подворотне они тоже не обнаружили ни одной живой души, даже кошек в них не было. Мысль о том, что ребенок может появиться дома в любой момент и внятно и просто объяснить собственное исчезновение, заставила их вернуться обратно в квартиру. Но бездействовать в кухне дома старой постройки, куда не доносился ни один звук из подъезда, было невыносимо, тем более, что в уличном шуме, вливающемся в квартиру из открытых окон, им все время мерещился тонкий детский крик о помощи.
  
   "Мама, наверное, волнуется, надо возвращаться, - подумала Маруся, - а я так уже устала ходить. Может быть, подъехать немного на транспорте? У меня, конечно, денег на билет нет, но ведь тут должно быть не так далеко ехать, и я успею добраться до дома, пока контролеры не пришли? А вдруг они все-таки меня поймают?"
   Но тут призывно застучал по рельсам трамвай. В ее городке трамваев не было, поэтому она не удержалась от соблазна, тем более, что трамвай по ее представлению шел как раз в сторону дома, в котором они остановились. Маруся зашла в салон, поискала глазами свободное местечко у окна, и, обнаружив одиночное сиденье сзади, уселась и уставилась в окошко. Они ехали как раз мимо тех мест, которые она уже обходила пешком, но из окна город выглядел совсем иначе. Вот зеленая площадь, а вот памятник мужчине в треуголке. Он совсем рядом. можно даже прочитать надпись. Ого! Да это оказывается Суворов. Надо же! И вдруг совершенно неожиданно трамвай въехал на тот самый мост, который она решила не переходить, чтобы сильно не удаляться от дома. И вот теперь она все-таки окажется по другую сторону моста.
   "А может быть, все-таки выйти и вернуться пешком?" - мелькнула мысль, но вид на реку был настолько красив, а крепость на том берегу столь внушительна, что Маруся замерла от восхищения и забыла о благоразумии, решив, что проедет на трамвае до кольца, а потом вернется. Поэтому она не стала спешить к выходу на следующей остановке, лишь взглянула мельком на входящих, чтобы не пропустить случайно тетенек с повязками на рукаве - контролеров, проверяющих билеты. То, что она увидела в этот момент, заставило ее сердце забиться со скоростью курьерского поезда. В вагон вошел негр. Вот это да! Настоящий! И у него были самые настоящие черные курчавые волосы, черное лицо, черные пальцы. Только он не носил набедренную повязку из листьев пальмы, как это было нарисовано на картинке в книжке. Он был одет в хороший серый костюм и бело-голубую рубашку, такую же, как у папы, он еще называет ее почему-то сорочкой, хотя Маруся знает, что сорочка, это то, что носит мама. Но, впрочем, это не важно. Важно то, что негр этот не нарисованный. А настоящий! Придя в себя от первого впечатления, Маруся огляделась, чтобы посмотреть, как реагируют на настоящего негра окружающие. Но все занимались своими делами: кто-то смотрел в окно, кто-то читал газету или книжку, кто-то болтал со своим спутником. И никто не обращал внимания на чернокожего пассажира. Да и тот вел себя совершенно непринужденно, как будто нет никакого события в том, что он вдруг оказался негром. Маруся, вспомнившая слова матери о том, что очень неприлично таращиться на чужих людей, опустила голову, но все же продолжала украдкой рассматривать чернокожего парня, который, впрочем, вышел через две остановки. Она проводила его взглядом, даже вытянула шею, чтобы увидеть, не удивятся ли пассажиры на остановке, что к ним из советского трамвая вышел не кто-нибудь, а настоящий негр. Но нет, на лицах людей, поспешивший зайти в вагон, не было ни капли изумления. Казалось, что они даже не обратили на него никакого внимания. Поразительно!
   Маруся сидела у окна, разглядывая дома и спешащих куда-то пешеходов, мимо которых с веселым треньканьем ехал ее трамвай. Теперь, когда перед глазами не мелькали в таком количестве памятники, она понимала, как в этом городе живут люди. Точно так же, как и в ее родном. Точно так, как говорила ей вчера мама. Ходят на работу, в школу, в магазины. Обычный город. Только красивый. И очень большой. Свой город она могла спокойно обойти пешком за полдня. За тридцать минут можно доехать из одного конца до другого. А тут она едет уже минут сорок, а дома все не заканчиваются. И они все такие разные. Одни - обыкновенные многоэтажки, каких много в каждом городе, а некоторые очень, как это вчера кто-то сказал?, величественные. Проехав мимо очередного такого особняка с колоннами, Маруся вдруг услышала, что вагоновожатый предупреждает всех безбилетных пассажиров, а значит, и ее, Марусю, о возмездии, которое их всех ждет, когда нагрянут контролеры. Мысль о позоре, который ожидает ее в том случае, когда она разведет руками в ответ на стандартное требование предъявить билет, не давала покоя. Осенью прошлого года ее приняли в пионеры, и тогда она дала клятву "перед лицом своих товарищей". Вообще-то, в перечень обязательств совсем не входило "торжественно обещаю своевременно оплачивать проезд в общественном транспорте", но там что-то было про честность. Девочке показалось, что все смотрят на нее с укоризной, потому что знают, что она не брала билета. Ей стало не по себе. На остановке она с тревогой ждала визита тех самых тетенек с повязками, но они не появились.
   "На следующей остановке точно зайдут", - решила Маруся и, решив не дожидаться заслуженного позора, выскочила из вагона, не став разглядывать входящих.
   Трамвай протрезвонил на прощанье и застучал по рельсам, увозя своих пассажиров дальше, а девочка увидела напротив остановки лесной массив, в который спешили дети, держась за руку взрослых.
   "В городе лес? Не может быть. Наверное, это он - Летний сад", - решила Маруся, и побежала следом за ними.
   Она шла по ровной утоптанной дорожке, надеясь, что вот-вот за деревьями увидит большую детскую площадку, где можно будет посмотреть на карусели или покачаться на качелях, но лес не торопился заканчиваться поляной с веселыми расписными аттракционами.
   Разглядывая деревья, стоящие вдоль дороги, Маруся вспомнила, как дядя Валентин объяснял ей, как определять по форме листьев и стволов названия деревьев, и как затем хвалила ее учительница природоведения:
   "Вот дуб, а вот это клен, - легко называла имена девочка, - а вот это боярышник, а под ним кусты шиповника. Из лепестков шиповника бабушка заваривает вкусный чай, а у боярышника собирают плоды. А шиповник по латыни Роза, потому что розы - это такой же кустарник, как и шиповник. У нас везде сажают собачий шиповник, который почему-то называется Роза Канина, как будто он конский, а на самом деле он ... ой! - от неожиданности прикусила язык Маруся, потому что увидела, что за очередным цветастым кустом стоял высокий мужчина, который мял что-то в руках и странно глядел на нее.
   Маруся огляделась, надеясь, что странный взгляд незнакомца адресован совсем не ей, но позади никого не было. Она вежливо улыбнулась и тихо сказала:
  -- Здравствуйте.
   Мужчина не ответил, лишь лицо его как-то странно дернулось, а движения рук стали судорожными, поэтому привлекли внимание девочки. Она взглянула на предмет, который он сжимал в кулаках, и поняла, что это та самая "черепашка", посмотреть на которую предлагал соседской Ирке один странный дядечка, который сразу же сбежал после того, как соседка пошла спросить разрешения на осмотр черепашки у строгой мамы. Нина Петровна тут же выбежала во двор, но, не обнаружив этого, как она сказала, "урода", вернулась к дочери и взяла с нее страшную клятву никогда не подходить ко всяким любителям юных натуралистов, а сразу звать взрослых. За это она пообещала дочери сводить ее в зверинец, где та может разглядывать настоящих черепашек, змеек и прочую живность хоть до вечера. Ирка рассказала об этом случае Марусе, а присутствующий при этом рассказе Вовка громко рассмеялся, потом сплюнул и сказал небрежно:
   - Знаю я, что он тебе хотел показать. Это самый обыкновенный мужской...
   После чего он назвал слово из трех букв, которое всегда пишут на стенках и заборах. Слово было очень плохим, поэтому девочкам сразу стало понятно, почему так рассердилась Нина Петровна. Собственно, Маруся знала, что оно означает, и что это есть у каждой особи мужского пола. И у коней, и у быков, и у собак, и у мужчин. В деревне она не один раз видела не только простую собачью свадьбу, но и заигрывания коров в пасущемся на поляне стаде.
   - Куда, шалава! - кричал обычно пастух, сгоняя молоденького бычка, пытавшегося взобраться на взрослую корову, - женилка еще не выросла, а туда же...
   Один раз Маруся повторила в классе услышанные от пастуха выражения, крикнув их мальчишке, который попытался наброситься на нее сзади, когда они играли на перемене в "догонялки". Но ее услышала строгая учительница, которая отозвала девочку в сторону и спросила, знает ли она, что значат ее слова. Маруся, не смущаясь, объяснила Анне Васильевне, откуда ей известны такие выражения. На что учительница попросила ученицу не повторять их больше, потому что... Маруся так и не поняла, почему, но кивнула в знак согласия, и в дальнейшем в подобных случаях так же, как и все стала употреблять общепринятое: "Слезь с меня, придурок!"
   И вот теперь она, распахнув глаза, смотрела на мужчину с "черепашкой", понимая, что маме эта история очень не понравится, если, конечно, Маруся расскажет ей об этом. Взрослых рядом не было, поэтому девочка медленно начала пятиться, а потом, отойдя на несколько метров от "плохого дядьки", она опрометью бросилась в спасительные кусты и тут же, столкнувшись лбом с неожиданным препятствием, полетела на землю.
  -- Ой, больно! - застонала Маруся, потирая лоб и разбитую коленку.
  -- Ну ты даешь! - закряхтел сбитый ею паренек, поднимаясь с земли, - ты что так рванула? Стояла себе, смотрела, и вдруг ломанулась... Испугалась, что ли?
   Маруся пожала плечами и, продолжая растирать ушибленные места, разглядывала своего странного знакомого, в живот которого она врезалась, убегая от грозящего неприятностями мужчины в кустах. "Это мальчик или девочка? Спросить? Нет, неудобно как-то, - думала она, глядя на странное вихрастое создание в брюках, которое по-мальчишечьи засунуло руки в карман и выглянуло из кустов:
   - Тетка с авоськами идет, а он не видит, сейчас она ему устроит...- сказало оно и обернулось к Марусе, - иди сюда, сейчас концерт будет!
   Маруся поднялась и, отряхиваясь, осторожно выглянула из кустов. Действительно, по аллее к тому месту, где она еще недавно стояла, приближалась полная женщина с двумя тяжелыми сумками, а мужчина все еще стоял в кустах, которые скрывали от него обзор справа. В ожидании приближающегося к "черепашному" мужику возмездия, которое, как они надеялись, будет суровым, ребята затаили дыхание. Но женщина, погруженная в мысли о собственных заботах, прошла мимо, не взглянув в сторону кустов, за которые успел юрко спрятаться мужчина.
  -- Не вышло, а я-то думала, что она ему сейчас сумками по башке... - разочарованно произнес Марусин знакомец.
   "Девочка", - облегченно вздохнула она.
  -- Тебя как звать? Меня Жека, - продолжила тем временем новая знакомая.
  -- Маруся.
  -- Маруся? - недоуменно спросила Жека, - это как?
  -- Полное имя - Мария, - привычно ответила Маруся.
  -- Мария - это значит Машка? - вопросительно подняла брови Жека.
  -- Машкой зовут поросенка у тети Светы, бабушкиной соседки, а меня зовут Маруся, - терпеливо пояснила девочка, в очередной раз вспоминая, как она обиделась на тетю Свету, которая, не подумав, назвала розовую хрюшку человеческим именем. И не просто человеческим, а ее, Марусиным, именем.
   "Меня теперь всегда будут путать с поросенком!" - рыдала она, узнав о непредусмотрительности соседки. Выход из положения нашла бабушка, предложив впредь называть внучку Марусей. Так и прижилось. Только мама иногда, сердясь, вспоминала о прежнем имени.
   - Ты здесь одна гуляешь, без взрослых? - продолжала расспрашивать Жека.
   Маруся кивнула:
  -- Да. Вообще-то, мы с мамой приехали в Ленинград на три дня, а я пошла в Летний Сад гулять, как у Пушкина, только одна.
  -- А-а, - протянула Жека, - ты приезжая. Понятно теперь, что ты на дядьку этого уставилась. Все приезжие здесь так на все глазеют, как будто ничего не видели до этого.
  -- А ты не знаешь, где здесь лебеди?
  -- Какие лебеди? - оторопела Жека.
  -- Ну, мне дядя Леня сказал, что здесь должны быть лебеди.
  -- Лебеди в Летнем саду. И в ЦПКиО.
  -- А мы где?
  -- В Сосновке. А ты где думала?
  -- Ну, - Маруся замялась. Она не ожидала, такого поворота событий. О Сосновке дядя Леня ей ничего не рассказывал. - Понимаешь, они пошли в музей, а я пошла в Летний Сад. А потом устала идти и решила немного проехать на трамвае. Знаешь, - вдруг вспомнила она, - а я негра видела, настоящего! Он такой черный! Как по телевизору показывают. Только живьем. А потом я увидела лес и вышла из трамвая....
   Маруся решила не рассказывать новой знакомой о том, что, на самом деле, ехала без билета и испугалась контролера.
  -- Надо же, а я негров у нас не видела, - с завистью протянула Жека.
  -- Да? - удивилась Маруся, - а мне показалось, что у вас их здесь много, потому что в трамвае на него никто не посмотрел даже.
  -- Потому что это неприлично, пялиться на незнакомых людей, - нравоучительно заметила Жека.
   Маруся слегка оробела от такого напора, поэтому не нашла достойного ответа. А новая приятельница вдруг предложила:
  -- Давай, поиграем вместе. У меня все друзья разъехались, одной скучно...
  -- Давай, - согласилась Маруся, - а во что? Нас ведь только двое. Ни мячика, ни скакалки нет...
  -- Мы будем играть в мушкетеров, - убежденно произнесла Женька, - или в Зорро...
   "Мушкетеры? Какие еще мушкетеры? Как в них играть?" - Маруся задумалась. В деревне все как-то проще. Люди проще и игры. Вот, например, игра в козла и принцессу: собирается вся деревенская детвора, живущая на одной улице, ну, может быть, еще иногда с соседних кто-то придет. Берутся за руки и начинают идти по кругу по часовой стрелке, а один в середине скачет, и поют хором:
   "Идет козел по лесу, по лесу, по лесу, искать свою принцессу, принцессу, принцессу..."
   Тот, кто в круге прыгал, то есть "козел", выбирает себе пару из хоровода - принцессу - и выводит ее в центр, где они берутся за руки и кружатся вдвоем, а все остальные начинают бежать по кругу уже против часовой:
   "Давай, коза, попрыгаем, попрыгаем, попрыгаем,
   Ножками подрыгаем, подрыгаем, подрыгаем..."
   Все поют, все танцуют, всем весело. Потом бывший "козел" занимает свое место в хороводе, "принцесса", она же "коза", становится "козлом", который опять начинает искать себе пару. И всем очень весело.
   Или игра в "двенадцать палочек". Тоже все просто и понятно. А тут какие-то мушкетеры. Непонятно. Но надо попробовать. А потом всем похвастаться. Все же будут спрашивать: "Маруся, а расскажи про Ленинград". И как она будет об этих музеях, что ли рассказывать? Так о них по телевизору лучше расскажут. Да и покажут заодно. А вот если она приедет и расскажет о том, как играть в Зорро с мушкетерами, то это будет уже совсем другой рассказ!
   - А в какие игры вы играете? - спросила Жека, видя, что ее новая приятельница задумалась над ее предложением.
   Маруся пожала плечами. Про козла и принцессу рассказывать не хотелось, как -то уж очень по-деревенски это звучало, еще на смех подымет.
  -- Ну, в штандер, в двенадцать палочек, - неуверенно произнесла она.
  -- В штандер и в палочки народу мало, - отмахнулась Жека.
  -- Ну, еще в мячик, но у нас его нет. А еще мы берем гусиное перо, привязываем к нему гайку или камешек, а потом подбрасываем вверх. Сначала оно летит высоко-высоко, а потом начинает падать. Перо вращается, как лопасти у вертолета, только всегда по-разному, и очень красиво опускается, как парашютист.
  -- Здорово, - сказала Жека как-то вяло.
  -- Хорошо, - решилась Маруся, - давай играть в твоих мушкетеров. Только я не знаю правил.
  -- Это очень просто...
  
  
   Глава 2. Как становятся...
   ...воровками
  
   Женя ехала домой в почти пустом трамвайчике и размышляла вслух:
   - Все-таки странная эта Маруся. Перепутала Летний сад с Сосновкой, и про мушкетеров ничего не знает, и про Зорро. Наверное, у них в городке кинотеатра нет. И библиотеки тоже нет. Интересно, а что же бедные жители этого городка делают после работы? Смотрят, скорее всего, телевизор.
   Женя представила несчастных жителей незнакомого городка, пялящихся дни напролет в телевизоры, и вздохнула. Подобное времяпрепровождение казалось ей сущим кошмаром. Нет, иногда, конечно, в программе встречались интересные фильмы вроде "Неуловимых мстителей" или "Четырех танкистов с собакой", но все остальное время было отдано такой несусветной чуши, что девочка начинала зевать перед экраном так, что челюсти хрустели. Женя еще раз вздохнула и покачала головой. Сидящая недалеко от нее старушка улыбнулась и спросила:
   - Что ж ты так вздыхаешь, деточка?
   Женя тут же повернулась к старушке лицом и принялась объяснять рассудительным тоном:
   - Представляете, бабушка, я сегодня в Сосновке познакомилась с приезжей девочкой. Она такая странная. Решила, что Сосновка это Летний сад и искала там лебедей. А какие же в Сосновке лебеди? Даже если бы они туда нечаянно залетели, их бы собаки сразу сожрали. И еще она про мушкетеров не читала. У нас в классе про мушкетеров только Сергеева не читала, а Ольга Семеновна говорит, что Сергееву в специнтернат отправить надо, потому что она тупая. Только эта Маруся совсем не такая, как Сергеева. С Сергеевой ужас как скучно, а с Марусей совсем не скучно было. И она, хоть про мушкетеров не читала, все равно согласилась со мной играть. Я была Д'Артаньяном, а она Констнацией Бонасье. Это любимая девушка Д'Артаньяна. И я спасала ее от гвардейцев кардинала, они хотели ее в Бастилию посадить, но я им не дала. В общем, было здорово. Только, по-моему, Маруся решила, что я мальчик, - Женя хихикнула, - меня многие за мальчика принимают, потому что я смелая и не плакса, как другие девчонки. И я с мальчишками дружу. С ними гораздо интереснее, чем с девчонками. А если бы я была плаксой, мальчишки не стали бы со мной играть. Мне вот иногда ужасно больно бывает, когда мы на шпагах деремся, или в войнушку играем, только я не реву. Знаете, как больно, когда шпагой ткнут? К нам однажды Колька Салов попросился играть, его Сашка шпагой тихонечко совсем ткнул, а Колька как разревелся, как бросился жаловаться маме. Сашкиных родителей даже в школу вызывали, и его потом отец выдрал и неделю гулять не пускал. Мы больше с Колькой не разговариваем, если уж сам просишься в игру, зачем родителям жаловаться? А еще эта Маруся все про цветы и деревья знает. И про траву. Представляете, бабушка, у каждой травинки есть название, а я раньше думала, что трава она так и называется трава. И ничего подобного. Она по-разному называется. Мне Маруся называла, но я не все запомнила. Помню только, что такая трава с огурцом на конце - тимофеевка, а куриная слепота, оказывается, лютик. Это про нее песня:
   Ромашки спрятались, поникли лютики,
   Вода холодная в реке бежит,
   Зачем вы девушки, красивых любите,
   Одни страдания от той любви.
   Женя старательно протянула последнюю ноту, еще раз вздохнула и сказала:
   - Ну вот я и приехала, до свидания, бабушка, доброго вам здоровья.
   Старушка покачала головой:
   -Спасибо тебе, деточка на добром слове, только я не поняла, с кем ты в Сосновке-то гуляла?
   Женя посмотрела с жалостью на непонятливую бабушку и пояснила:
   -С Марусей. Она с Урала.
   - А из взрослых кто был?
   - Никто.
   - И вы одни по Сосновке гуляли?
   - Ну да.
   - Это нехорошо, деточка. Ты девочка маленькая хорошенькая, тебя злые дяди обидеть могут.
   - Не переживайте, бабушка, я бегаю, знаете, как быстро? Быстрее многих мальчишек.
   - Все равно не следует ходить одной в Сосновку...
   Но Женя уже не слушала незнакомую бабушку. Двери трамвая открылись, и она выскочила на улицу. Все эти рассуждения про злых дядек в Сосновке она слышала уже на раз. И когда первый раз наткнулась в кустах на высокого дяденьку в светлом плаще и сетчатой шляпе, который остервенело дергал себя за нечто, торчащее из его расстегнутых брюк, то ужасно испугалась. Но странный дяденька не обратил на девочку никакого внимания и даже не попытался ее преследовать. Через несколько дней Женя вновь встретила его в тех же кустах, и, поняв, что совершенно ему не интересна, стала его разглядывать. Особенно ее заинтриговало то, что торчало из его брюк. О различиях полов Женя знала очень мало. Она всерьез считала, что мальчики отличаются от девочек только короткими стрижками и привилегией никогда не одевать юбку. Отца у нее не было, братьев тоже, а с друзьями мальчишками она эту тему не обсуждала. И, спрятавшись за большим кустом шиповника, она минут двадцать глазела на странную для нее картинку. Через некоторое время ей стало жалко дяденьку. У него было такое несчастное лицо. Тип в плаще был не только эксгибиционистом, но еще и импотентом, но Женя таких слов еще не знала. Просто она видела, что каждый раз, когда белый отросток выскальзывал из рук дяденьки, как рыба у неудачливого рыбака, его лицо нервно передергивалось и становилось еще несчастнее. Наконец, совершенно отчаявшись, дяденька засунул свою непослушную штуку в штаны, взял большой портфель, стоявший у его ног и ушел. А Женя нашла ближайшую удобную сосну, забралась на нее и стала размышлять. Ей вдруг пришло в голову, что мальчики отличаются от девочек не только одеждой и этой фиговиной в штанах. Они и ведут себя по-другому. Не хихикают глупо на переменах, не сплетничают по углам и не задирают нос из-за ерунды. Зато девочки не ругаются плохими словами, не дерутся до крови, не насмехаются над более слабыми. Женя долго взвешивала достоинства и недостатки тех и других, и решила, что мальчишки ей все-таки ближе. У нее, правда, не такой странной штуки, но она не стала особенно из-за этого переживать. Ну, нет и нет. Жила до сих пор без нее, и дальше проживет. И мальчишки к ней нормально относятся, гораздо лучше, чем девчонки.
   Потом она встречала таких странных дяденек еще не раз. Они были разными: высокими или маленькими, толстыми или тощими, в плащях или в куртках, лысыми или лохматыми, похожими на ученых или на работяг с завода. И фиговины в руках у них были тоже разными: у одних - маленькие и толстые, у других - длинные и тонкие, только, в отличие от скользкого как угорь шланга у дядьки в светлом плаще, они казались твердыми как копченая колбаса. И цвет частенько был очень похож. Женя копченую колбасу не любила, поэтому дяденьки с такими штуками ей очень не нравились, и она старалась держаться от них подальше. За остальными она поначалу подглядывала из кустов, а потом, поняв, что ничего нового ей уже не увидеть, бросила это занятие. И сегодня, когда незнакомая девочка остолбенело уставилась на такого придурка, с физиономией до странности похожей на морду кролика из школьного живого уголка, Женя почувствовала себя мудрой и смелой. Как Д'Артаньян. А так как доблестный гвардеец короля всегда защищал слабых, то Женя сочла нужным успокоить незнакомку:
   - Не бойся, этот придурок совсем не страшный. Подергает себя за письку и уйдет.
   Незнакомка глянула на опытную столичную девчонку своими огромными синими глазами и спросила:
   - А зачем он это делает?
   Женя растерялась. Она никогда не задавала себе этого простого вопроса. Ну, делает и делает, значит, ему так хочется. Она считала это вполне достаточным для объяснения человеческого поведения. Во всяком случае, именно ее желание или нежелание что-либо делать, было побудительным мотивом ее поступков. Но показать этой синеглазке свою неосведомленность Женя никак не могла. Поэтому она сделала важное лицо и сказала:
   - Ну, это у мужчин так принято. Ты еще маленькая, не поймешь.
   - Это все мужчины делают?
   Женя на секунду задумалась, а потом кивнула:
   - Конечно, все. Только не все для этого в парк ходят. Другие дома делают.
   - А мой папа не делает.
   - Делает, только ты не видела. Это мужской секрет, - вдохновенно сочиняла Женя.
   Хотя девочка и не знала ничего о сексе, она уже поняла, что это тот самый вопрос, в который детей стараются не посвящать, и который волнует всех взрослых без исключения. После первой встречи с извращенцем в парке малышка спросила у мамы про назначение странной штуки у дяденьки. Мама стремительно покраснела и ответила, что дяденьки ею писают.
   - И все? - спросила Женя. Во-первых, краснеть из-за этого ей показалось странным, во-вторых, тот дяденька вовсе не писал. Значит, мама что-то скрывает.
   - Да, - ответила мама, покраснев еще больше. Это окончательно убедило Женю в маминой неискренности. Значит, этот отросток нужен для чего-то важного, о чем взрослые не хотят сообщать детям. Весь Женькин жизненный опыт говорил о том, что самое важное от детей тщательно скрывают. Например, и Ольга Семеновна, и мама, и многие другие люди, с которыми Женя разговаривала, тут же начинали сердиться, если девочка спрашивала их о деньгах. Но все, что было в Жениной квартире: мебель, одежда, еда, все покупалось за эти самые деньги. Без них нельзя было получить даже стаканчик газировки. Следующий вопрос, который взрослым не нравился, это отсутствие у Жени папы. Никто не хотел говорить, почему это важно, но за маминой спиной соседские старушки качали головами и перешептывались, а мамаши одноклассников в глаза называли девочку безотцовщиной. Мол, что можно ждать от такого ребенка, только гадостей, и ничего больше. Жене было не очень понятно, что она приобрела бы, будь у нее отец. Никаких неудобств она не испытывала. Наоборот, у ее приятелей от отцов были одни неприятности. Например, Сашкин папаша чуть что, сразу брался за ремень. А Витькин из-за малейшей провинности запирал сына дома.
   А еще никто не хотел ей говорить, почему глупые американцы до сих пор терпят этих ужасных капиталистов, а не идут строем и с песнями в социалистическое будущее. Ведь даже Женьке ясно, что при социализме живется гораздо лучше. И почему дядя Ваня из сто сорок шестой квартиры все время пьет, вместо того чтобы устроиться на работу. Ведь кто не работает, тот не ест. И таких почему, о которых никто не хотел разговаривать с Женей, но которые все время обсуждались, пока она не слышит, было очень много.
   Незнакомая девочка с первого взгляда понравилась Жене. Даже не смотря на то, что Женин живот, в который впилилась незнакомкина голова, довольно сильно побаливал. Поэтому Женя решила продолжить разговор:
   - Жека, - представилась она.
   - Маруся, - ответила девочка.
   Ее речь и манеры показались Жене несколько необычными, но очень быстро выяснилось, что Маруся не ленинградка. Поэтому Женя перестала обращать внимание на странности новой подружки и скоро привыкла к певучему провинциальному говору. И даже предложила Марусе поиграть в мушкетеров, на что та - и это было самым удивительным! - легко согласилась. Женя сделала себе и подружке шпаги из веток кустарника и "лошадь" из ветки полыни, оборвав на гибком стебле все листья кроме нижних, изображающих хвост "коня", и пока не начало темнеть, девочки носились по Сосновке, изображая Д'Артаньяна и его Констанцию, спасающихся от гвардейцев кардинала. За каждым кустом им мерещились ловушки коварных врагов, и они то затаивались в страхе, то бежали сломя голову сквозь кусты, расцарапывая руки, то мужественно сражались с полчищами невидимых врагов.
  
   Домой Женя пришла часов в одиннадцать. Мамы еще не было. Впрочем, девочка особенно и не рассчитывала застать свою вечно занятую мамочку дома. Даже наоборот. Если бы Светлана Сергеевна узнала, в какое время ее дочка приходит домой, она очень рассердилась бы. И даже могла наказать. Например, не дала бы завтра денег на мороженое. Женя не была сладкоежкой, и всякие конфеты и кексы ее не интересовали, а вот без мороженого, особенно в жару, она оставаться очень не хотела.
   Напившись чаю и вымыв посуду, Женя взяла книжку, принесенную мамой из библиотеки ее НИИ и легла на кровать. Минут через тридцать ей стало скучно, и она отложила книжку. Майн Рида она не любила. По ее мнению, он слишком много внимания уделял всяким нежностям. Любовь для Жени была чем-то непонятным и далеким, из той странной взрослой жизни, о которой с ней никто не разговаривал. В любовных сценах она обращала внимание только на то, как автор описывал внешность своих героев и, особенно, героинь. И Майн Рид, и Фенимор Купер, и Вальтер Скотт, и даже Дюма так красочно живописали нежных блондинок, томных шатенок и страстных брюнеток, что в Женином воображении они вставали, как живые. С нежной прозрачной кожей, при каждом удобном случае покрывающейся румянцем, или смуглые, с кожей как мягкий бархат, с глазами всех возможных оттенков, печальными или озорными, со вздернутыми или прямыми носиками и чувственными губами, от которых герои (читай - авторы) не могли оторвать глаз. Ох уж эти писатели-мужчины! С какой любовью, с каким вниманием к мелким подробностям они описывают прекрасный пол. Впрочем, это вполне естественно, иначе они не были бы мужчинами. Но ни один из них даже не задумывался, что столетия спустя их оды женской красоте будет читать бедная чувствительная девочка. И вопреки природным инстинктам будет влюбляться в Роксан, Изабелл, Изольд, Консуэлл...
   Женя завернулась в одеяло и отвернулась к стенке. Мысли ее снова вернулись к Марусе. Но под влиянием только что прочитанной главы, она уже не думала о странностях провинциалки. Ей вспомнились огромные Марусины глаза. "С поволокой", - вдруг почему-то подумала она. Да, именно о таких глазах пишут "с поволокой". Женя никогда не понимала этого странного выражения. Слово поволока ассоциировалось у нее с проволокой. На стройке рядом с ее школой валялись разноцветные куски этой проволоки, брошенные строителями. И Женя мучительно старалась представить себе, как должны выглядеть эти самые глаза с поволокой. Получалось нечто невообразимое. Перед ее мысленным взором вставали нежные красавицы, из глаз которых торчали хвостики проводов, и Женя с досадой отгоняла дурацкую картинку. А теперь она поняла, что значит это загадочное выражение. С поволокой - это когда человек смотрит на тебя, а ты видишь в его глазах то ли туман, то ли грусть, то ли отражение неба. А еще кажется, что твой собеседник смотрит как будто сквозь тебя или даже внутрь тебя и видит твои чувства и мысли, и от этого на душе становиться так хорошо, так сладко... Женя вздохнула.
   - Все-таки Маруся красивая. Даже красивее Ольки Смирновой. И глаза у нее такие голубые и огромные. Как воздушные шарики. И волосы у нее чудесные. Легкие и пушистые. Как мои любимые одуванчики. Нет, они похожи на струи ручейка в солнечный день. Если на них дуть, они так красиво колышутся.
   Женя вспоминала Марусино лицо, представляла его до малейшей черточки и сама не заметила, как заснула. И во сне к ней снова пришла ее новая знакомая. Они играли на берегу озера, бегали друг за другом, поливали друг друга водой. А потом Маруся стала снимать свое мокрое платье и Женя, затаив дыхание, смотрела на ее хрупкое тело, на нежную кожу ее тоненькой шеи с белесым пушком, на розовые соски еще плоской груди, на голубую вязь сосудов на животе и бедрах, на маленькую округлую попку, которую не скрывали неудобные трикотажные трусики с аляповатыми цветочками... И в этот момент Женя проснулась. Сердце девочки взволновано билось, тело под тонким одеялом покрылось потом, и ей стало почти до слез жалко, что они Марусей больше никогда не встретятся.
   И, чтобы не разреветься, девочка стала представлять, что однажды она поедет на Урал. Будет темный ветреный день. Настоящий ураган, срывающий крыши с домов и сокрушающий столетние дубы. Она, Женя, будет ехать по улицам маленького городка на большой надежной машине, которой все эти ураганы просто тьфу, и вдруг увидит Марусю. Бедная девочка будет лежать без чувств под огромным деревом, готовым упасть в любую минуту. И Женя выскочит из своего автомобиля, ползком, преодолевая сопротивление ветра, доберется до подружки, возьмет ее на руки и отнесет в машину. Там она вытрет кровь с лица Маруси, снимет разорванную одежду и укроет теплым одеялом. Через минут десять раненая придет в себя, узнает Женю и заплачет от радости. И они поедут в Ленинград на Жениной машине, потому что все Марусины родственники будут погребены под развалинами дома. Женя представляла себе пыльную дорогу, по которой поедет ее машина, елки и осины по краям, цветы и травку на обочинах и темную тучу урагана у них за спиной. Маруся будет смотреть на нее из под ресниц с восхищением и благодарностью, а она, небрежно покуривая беломорину, снисходительно улыбнется в ответ...
  
   Утром на столе ее ждала записка от мамы: "Приду часов в девять. На завтрак гречневая каша с молоком. На обед борщ в маленькой кастрюльке и ежики в латке. Целую, мама". Женя вздохнула. От отсутствия папы она практически не страдала, а вот маму хотелось бы видеть чуть-чуть почаще. Хотя бы через день. Позавтракав и слегка намочив лицо (чтобы с чистой совестью отвечать надоедливым взрослым: "Я умывалась"), Женя выскочила во двор. На площадке около школы уже во всю шел футбольный матч. Дождавшись паузы, девочка выбежала на поле:
   - Я с вами.
   Мальчишки возражать не стали. Женя слыла большим спецом по забиванию голов. Футбол был одной из любимейших Жениных игр. После мушкетеров и войнушки, конечно. Девочка иногда с грустью думала о несправедливости этого мира, в котором в футбольные секции берут только мальчиков. Иногда она даже хотела прикинуться мальчишкой и проникнуть-таки в заветную секцию. Но эти зануды взрослые требовали свидетельство о рождении, в котором четко было написано: Васильева Евгения Сергеевна. Правда, в начале этого лета случилась довольно забавная история. Однажды к ним на поле пришел незнакомый дяденька, долго смотрел, как они играют, а потом подозвал Женю к себе и спросил:
   - Тебя Жека зовут?
   - Да.
   - Ты здорово играешь, Жека. Хочешь в спортивной секции заниматься?
   У Жени от восторга перехватило дыхание, но вредный Колька, так и не простивший ей истории со шпагой (хотя уж она-то была виновата в ней меньше всех), быстренько влез и спустил ее с небес на землю:
   - А она не мальчишка, она девчонка.
   Дяденька удивленно взглянул на Женю, вздохнул и сказал:
   - Жаль, ты, действительно, очень хорошо играешь. Лучше всех на этой площадке.
   Женя почувствовала, что слезы вот-вот хлынут из ее глаз, и, чтобы не опозориться, развернулась к мерзкому Кольке и врезала по его довольной физиономии. Из носа мальчишки тут же потекла кровь, он заревел и бросился домой. Женя не стала дожидаться, когда на площадку выскочит Колькина мамаша, и помчалась на трамвайную остановку. Уж в Сосновке ее точно никто не найдет, ни Колькины родители, ни милиция.
   В трамвае она уселась на заднее сиденье и уставилась в окно.
   - А ты не только здорово в футбол играешь, ты еще и бегаешь быстрее зайца.
   Девочка подняла голову и увидела около себя дяденьку из секции. Он восхищенно улыбался.
   - Далеко собралась, Жека?
   - В Сосновку, - ответила правдивая Женя.
   - Одна? - уточнил дяденька.
   Девочка отвернулась к окну, дурацкие рассуждения по поводу прогулок в парке ей уже давно надоели.
   - А ты смелая.
   - Нет, я не смелая, там просто некого бояться. Я гуляю в парке уже два года и ни разу не видела ни маньяков, ни убийц, о которых мне все время твердят.
   Дяденька хмыкнул.
   - Когда увидишь, будет поздно.
   Женя не стала ему отвечать. Она глазела в окно, размышляя о занудливости взрослых.
   - Ладно, давай лучше поговорим о футболе. Ты очень любишь играть?
   Женя повернулась к дяденьке и кивнула. Конечно, мушкетеры были интереснее, чем футбол, но для этой игры требовались ее друзья: Сашка Лобанов, Витька Стороженко и Леха Кудрявцев. Но их сейчас в городе не было. Сашка отдыхал в пионерском лагере, и должен был вернуться только в августе. Витька с родителями уехал в Крым, а Леха и его старший брат Леня были сосланы к бабушке в деревню в Брянскую область. У Жени не было бабушки, она умерла, когда девочка пошла в первый класс, на поездки на юг маминой зарплаты не хватало, а путевки в пионерские лагеря, дома отдыха и санатории в мамином НИИ давали только рабочим и начальникам. А мама была служащей, да еще и беспартийной, и путевки ей и ее дочери не полагались. Поэтому лето Женя проводила в городе. После первого класса мама пристроила Женю в городской пионерский лагерь, но ничего хорошего из этого не получилось. Воспитатели ополчились на слишком независимую девочку и постоянно над ней измывались. Когда следующей весной мама заикнулась было о лагере, Женя сказала, что ни за что не будет туда ходить, и та не решилась с ней спорить. Светлана Сергеевна знала Женино ослиное упрямство слишком хорошо. Если девочке втемяшивалось что-нибудь в голову, то изменить ее решение не могло ни что: ни уговоры, ни наказания.
   Еще когда Женя была совсем маленькой, она невзлюбила морковные котлеты, которыми потчевали ее в садике. Воспитатели сначала уговаривали ребенка, потом пытались ее ставить в угол, потом не разрешали вставать из-за стола, пока она их не съест, потом попробовали кормить ее насильно - все было бесполезно. Кончилось это тем, что девочка просто укусила воспитательницу, слишком активно старающуюся разжать ей челюсти. Скандал был страшный. Покусанная педагогиня орала на Женину маму, требовала проведения псиатрической экспертизы ребенка, и Светлана Сергеевна решила, что будет лучше забрать дочь из садика. Оставшиеся до школы три года Женя провела с бабушкой. Старушка была полупарализованной и из дому не выходила. Поэтому гуляла Женя только по вечерам, когда мама приходила с работы. Только перед самой школой девочке стали разрешать выходить одной, и то при условии, что она будет гулять под окнами квартиры, чтобы бабушка могла ее видеть. А потом под Новый год бабушка умерла, и Женя стала оставаться дома одна. После школы приходила домой, разогревала себе обед, ела, мыла посуду, делала уроки и шла гулять. У кого-то может сложиться впечатление, что Женя была очень послушной и сознательной девочкой. Ничего подобного. Она просто предпочитала идти самым легким путем. Поесть проще было дома, мытье посуды занимало гораздо меньше времени, чем выслушивание маминых воспитательных речей, а приготовление уроков в маминой компании становилось сущим кошмаром. Мама требовала, чтобы дочка красиво писала, читала с выражением, и записывала примеры по математике без помарок. С точки зрения девочки, это был лишний труд. Как ни старайся, учительница все равно не поставить ничего выше четверки. Поэтому Женя делала домашнее задание, пока мама была на работе.
  
   Трамвай вез Женю к Сосновке, а дяденька продолжал свои расспросы. Сколько ей лет, как она учится, чем еще кроме футбола любит заниматься. Девочка подробно ему все рассказывала. Она никогда не дичилась незнакомых людей. Даже наоборот, разговоры с незнакомцами в транспорте или в парке доставляли ей огромное удовольствие. Беседы с мамой частенько заканчивались нравоучениями, а чужие люди, в крайнем случае, просто журили девочку за излишнее легкомыслие. Женина одноклассница Людка Сазонова как-то раз, услышав, что Женя рассказывает о своей жизни незнакомой тетеньке, пришла в ужас.
   - Ты что, с ума сошла? А вдруг она наводчица? Вот проследит за тобой, стукнет тебя по голове и ограбит твою квартиру.
   - А что там грабить-то? Денег у мамы никогда нет, одежда у нее тоже старенькая, и телевизору сто лет в обед, - спокойно ответила Женя. Людка посмотрела на нее с нескрываемым презрением.
   - Дура ты, Женька. Воры ведь не знают, что у тебя красть нечего. А по голове ты получишь. И станешь дебилкой, как тот урод из двадцать пятого дома.
   Но Людкины слова не произвели на Женю никакого впечатления. Она считала Сазонову глупенькой, и в душе просто посмеялась над страхами одноклассницы.
   В конце концов, поток вопросов у дяденьки иссяк, и Женя решила задать свой:
   - А можно, я попробую ходить в вашу секцию? Я никому не скажу, что я девочка.
   Дяденька засмеялся:
   - Все равно ребята сами догадаются. У меня имеется предложение получше. Есть такая игра - гандбол. Ручной мяч по-русски. В ней мяч надо не ногами пинать, а кидать. А все остальное тоже самое: поле, ворота, игроки, вратарь. Только в гандбол и девочек берут. Правда, ты еще маловата для спортивной секции, но у меня есть знакомый тренер, и если я его попрошу, он тебя примет.
   Женька задумалась. В футболе ее больше всего привлекала именно возможность игры, борьбы за мяч, обводки противника, обмана вратаря и забивания гола. Если в гандболе все то же самое...
   - А можно посмотреть на этот гандбол?
   - Можно, конечно. Если хочешь, можем поехать прямо сейчас. Это недалеко отсюда.
   - Хочу.
   Через двадцать минут они вошли в серое приземистое здание. Дяденька привел Женю в большой спортзал, по которому бегали взрослые тетеньки. Гандбольный мячик был значительно меньше футбольного и в воротах он оказывался гораздо чаще, чем его собрат, которого пинали ногами. Минут через двадцать прозвучал свисток, и тетеньки уселись на низкие лавочки вдоль зала. Дяденька, судивший матч, подошел к Жене и ее спутнику.
   - Привет, Антон, какими судьбами?
   -Да вот, подобрал себе в секцию пацана, а он девчонкой оказался. Если б у нас были женские футбольные секции, не задумываясь, ее бы к себе взял. А поскольку их нет, то привел ее к тебе. Посмотри, может, подойдет.
   Тренер скептически посмотрел на Женю.
   - Сколько тебе лет?
   - Десять.
   - Маловата. Годика через два...
   - Через два годика ее либо баскетболисты, либо волейболисты к себе заманят, а ты останешься на бобах.
   - Думаешь?
   - Конечно, они постоянно по школам ходят, ребят набирают, а ты тут сиднем сидишь.
   - Ладно, давай попробуем. Видела, что делать надо?
   - Забросить мячик в ворота. Только к воротам подходить нельзя, да?
   - Правильно. Сейчас я буду кидать тебе мяч, а ты попытаешься его забить. Катя, встань на ворота, - обратился он к одной из тетенек.
   Тетенька кивнула и пошла к воротам. Тренер взял самый маленький мячик и встал посередине зала. Женя подошла к нему.
   - Готова?
   - Да.
   - Поехали, - он кинул девочке мячик. Еще наблюдая за игрой, Женя обратила внимание на высокую рыжеволосую тетеньку, которая забивала чаще других. Она делала это так красиво и легко, что казалось, будто нет ничего проще, чем закинуть мяч в ворота. Вратарь очень редко угадывал, куда полетит мячик. А все потому, что рыжеволосая использовала один прием, который был хорошо знаком Жене. Надо смотреть в одно место, а бить в другое. И сейчас, когда тренер кинул ей мячик, она схватила его двумя руками и, глядя на вратаря, со всей силы кинула его в левый угол. Тетенька на воротах слишком поздно поняла, что девчонка ее обманула. И под восторженные вопли зрителей мяч забился в сетке ворот. Тренер зааплодировал:
   - Браво, малышка. Только мячик надо кидать одной рукой. Давай потренируемся.
  
   Домой Женя в тот день вернулась в большой задумчивости. С одной стороны, гандбол - это не совсем футбол, но с другой - это тоже игра, причем всякие природные катаклизмы на нее совершенно не влияют, потому что играют в залах. Тренер записал ее данные и велел приходить осенью, так что у девочки было время подумать.
   А пока Женя отдыхала. Играла в футбол во дворе, гуляла в парке, а по вечерам, когда небо над городом из голубого становилось сине-серым, пугала дворовых девчонок страшилками собственного сочинения. Пару раз услышав страшные истории про черную руку и черного человека в черном гробу, девочка начала выдумывать свои ужастики, которые были гораздо страшнее услышанных, потому что их героями становились жители их квартала. Доверчивые слушатели испуганно ахали и жались друг к дружке, а Жене безумно нравилась эта власть над глупышками. И их испуганный шепот, когда мимо проходил мрачный дядька из точечного кораблика или толстая тетка из пятиэтажки у школы - эти двое были самыми любимыми Жениными персонажами.
   Особенно приятно было разыгрывать таким образом Ольку Смирнову. Эта девочка была на год младше Жени, и первый раз коварная выдумщица увидела свою жертву первого сентября на торжественной линейке, когда Оля пошла в первый класс. Вьющиеся каштановые волосы, светло-карие, почти рыжие глаза, маленький аккуратный носик и рот, несколько великоватый, но так красиво улыбающийся - все в первоклашке понравилось Жене сразу же. Их классы были рядом, и на переменках, когда Оля резвилась со своими одноклассниками, Женя, спрятавшись за книжку, внимательно наблюдала за малышкой. Она не задумывалась, зачем ей нужна эта слежка. Женя, вообще, редко задумывалась о причинах своих и чужих поступков. Ее девизом могли бы стать слова: "Делай то, что тебе приятно делать".
   Мама мало внимания уделяла воспитанию своей дочери, ей было просто некогда. Инженерной зарплаты едва хватало на жизнь, к тому же большую ее часть забирали выплаты за кооперативную квартиру, первый взнос за которую был оплачен из суммы, полученной от продажи бабушкиного дома в деревне, и Светлана Сергеевна хваталась за любую возможность подзаработать. Поэтому уходила она рано, а приходила поздно, и Женя росла, как трава на дороге. То есть сама по себе. И о том, что некоторые вещи, хотя и очень приятные, общественная мораль осуждает, девочка просто не знала. Как не знала и о том, что гомосексуальные интересы считаются не совсем нормальными.
   Ее приятели: Сашка, Витька и Леха частенько обсуждали девчонок, и Женя принимала в этих обсуждениях самое активное участие. Ей нравились девочки. Их нежная хрупкая красота привлекала ее больше, чем мальчишеская угловатость. Та же Оля Смирнова, едва появившись в школе, сразу стала одним из основных объектов внимания четверки друзей. После уроков они встречались на своем секретном месте и придумывали различные истории, в которых Олю необходимо было спасать то от своры голодных собак, то от хулиганов, то от бандитов, то от наводнения, то от пожара. И частенько Женины сюжеты оказывались гораздо интереснее, чем то, что придумывали мальчишки. Впрочем, Витька, Сашка и Леха проигрывали девочке и во многом другом. Они хуже учились, потому что ленились делать уроки, они хуже играли в футбол, потому что были не слишком спортивны, в состязаниях на шпагах (в роли которых выступали железные пруты диаметром полсантиметра, украденные на стройке) победителем чаще всего выходила Женя, которая совсем не боялась боли. Из рогатки она стреляла лучше, причем ее оружие было оформлено гораздо красивее, чем у парней. А уж в придумывании игр ей просто не было равных среди ровесников.
   Перед третьим классом Женя прочитала "Трех мушкетеров", и, когда осенью четверка друзей встретилась первого сентября, каждый из них получил новое имя. Сашка стал Портосом, Витька - Арамисом, Леха - Атосом, а Женя - Д'Артаньяном. А Оля Смирнова была выбрана в Констанции Бонасье. Но чтобы получить это почетное звание, ей пришлось пройти суровый отбор (о котором девочка, к счастью, ничего не узнала). Претенденток было довольно много. К тому же среди первоклашек друзья увидели удивительную красотку - голубоглазую брюнетку с губками бантиком, и ветренные мальчишки тут же предложили ее в возлюбленные Д'Артаньяна. Женя тоже некоторое время колебалась. Яркая красота первоклассницы на некоторое время увлекла ее также, как и ее друзей, но потом она увидела Олю Смирнову, за лето загоревшую и похорошевшую, и чернявая красотка была отвергнута с презрением. Да разве можно было сравнивать капризное личико незнакомой девчонки, ее белую прозрачную кожу, ее синие холодные глаза с голубоватыми белками, ее почти не улыбающиеся губы с теплой янтарной красотой Оли? Олины волосы выгорели на солнце и полыхали червонными всполохами, ее глаза светились медовым светом, а загорелая кожа казалась похожей на покрытый легким пушком бочок персика. Сходство еще больше усиливал легкий румянец, горевший на щеках радостно возбужденной девочки.
   - Вы просто ослы, если можете сравнивать эту синюшную шмокодявку с Олей. У вас глаза на жопе, а не на лице, - безапелляционно заявила Женя своим приятелям.
   - Это у тебя, Жека, глаза на жопе. Посмотри, у Ольки на ногах волосы.
   - А тебя их нет, что ли?
   - Я мужчина, мне можно.
   - Дурак ты, а не мужчина. Эта первоклашка на цыпленка похожа. По рупь семьдесят пять, - припечатала Женя бедную девочку. И надо сказать, в этот момент малышка, действительно, напоминала пресловутую птичку. Она вытянула свою тоненькую шейку, чтобы разглядеть директора школы, произносившего поздравительную речь, и отчаянно вертела головой. Мальчишки смущенно замолчали. Врагиня была повержена, и Женя уже вздохнула свободно, радуясь, что ее любимая Оля будет Констанцией. Но, как оказалось, преждевременно. Витька увидел Людку Сазонову и начал толкать своих дружков, показывая на девочку пальцем. С Людкой тоже за лето произошли определенные изменения, и под платьем у нее уже можно было углядеть зачатки груди. Мать Сазоновой обладала весьма выдающимся бюстом, чтобы отрастить такое вымя требовалось довольно много времени и гормонов, и поэтому Людка стартовала так рано. Мальчишки тут же предложили Жене новую кандидатуру на роль возлюбленной. Женя разъярилась.
   - Она же дура набитая! - вскричала она, ничуть не смущаясь, что ее могут услышать чужие, в том числе и Людкины, уши, - ей ничего сказать нельзя, она всему классу тут же раззвонит. Помните, Валька Казанкина в Соколова влюбилась и Людке по дурости сказала. На следующий день только Сергеева об этом не знала. Вы думаете, Д'Артаньян может полюбить такое трепло?
   Мальчишки опять были повержены. Но ненадолго. Потом Жене пришлось отражать атаки Олиной одноклассницы с шапкой кудрявых волос, которая отсеялась только после сравнения с пуделем. Следующими претендентками на роль Констанции стали еще две девчонки из параллельного класса, одна четвероклассница, и одна пятиклассница, ростом даже ниже Жени. К счастью, у них у всех нашлись недостатки, несовместимые со званием возлюбленной Д'Артаньяна. Тем более, что ни Витька, ни Сашка, ни Леха знать ничего не знали о мушкетерах и их возлюбленных, и Женино слово было для них решающим.
   Когда закончились уроки, вся четверка собралась в кустах на пустыре, и Женя объяснила мальчишкам все про Д'Артаньяна и мушкетеров. Пацаны тут же загорелись новой игрой и даже решили прочитать книжку. Тогда и появилось среди их забав фехтование прутами. Мушкетеры должны постоянно упражняться в искусстве сражения на шпагах, и друзья пустились обыскивать все соседние стройки в поисках оружия. Всякое усердие всегда вознаграждается, и скоро у них были великолепные шпаги. Причем совершенно одинаковые, что очень важно для честной борьбы. Потом ребята нашли место, где можно оружие прятать, ведь нести его домой было просто невозможно, родители, наверняка, вынесли бы его на помойку.
   Потом были разработаны определенные правила, по которым проходили тренировки по фехтованию. Очень быстро выяснилось, что Женя и здесь превосходит своих приятелей. И не только в самом фехтовании, но и в умении отвертеться от неудобных вопросов взрослых. Шпаги оставляли на телах фехтовальщиков странные сине-красные синяки, и родители систематически пытались выяснить их происхождение. Женя молчала, как партизан, и ее маме пришлось смириться со странными украшениями на теле дочери. А мальчишки не смогли занять такую оборону, и были вынуждены выдумывать невероятные истории, что с каждым разом становилось все тяжелее. Но тут на помощь детям поспешила природа. Пришла зима, и сквозь толстую одежду шпаги уже не могли причинить фехтовальщикам вреда. А к весне мастерство мушкетеров настолько выросло, что синяки почти не появлялись на их телах.
   Активная игра в мушкетеров началась, когда были освоены азы фехтования, а мальчишки, прочитав из книги Дюма несколько глав, вполне ориентировались в ситуации и характерах. До выхода знаменитого фильма с Боярским должно было пройти еще несколько лет, и своих героев ребята выдумывали сами. Атос был само благородство, и Леха старательно смотрел на всех сверху вниз и медленно цедил слова. Сашка-Портос постоянно дурачился и требовал вина и жратвы, а Витька-Арамис не пропускал ни одной девчонки, не свистнув ей вслед совершенно особенным заливистым свистом, которому он научился у хозяйского мальчишки на юге. Женя-Д'Артаньян была энергична и задириста, и постоянно восхищалась своей Констанцией. Из-за этого она даже однажды поссорилась с мальчишками. Начал все Атос:
   - Что ты все о своей Ольке трындишь? (Леха как раз переживал новую волну увлечения Людкой Сазоновой). Надоело. И, вообще, ты не должна так о ней говорить. Ты ведь девчонка.
   - Я не девчонка, я Д'Артаньян! - возмутилась Женя.
   - Нет, ты девчонка. Мне мама сказала, что это ненормально, что ты все время в брюках ходишь и ведешь себя, как мальчишка.
   - Сам ты ненормальный. Влюбился в эту дуру с сиськами. Не хочешь с нами играть, и не надо. Вали отсюда.
   Но неожиданно на сторону Лехи встали Витька с Сашкой:
   - Чего это ты его гонишь? Че, купила все, да? Площадка общая.
   - Если Леха уйдет, то и мы с ним.
   Женя еще не знала о мужской солидарности, и ей стало ужасно обидно. Она их своими друзьями считала, а они...
   - Ну и ладно. Я сама от вас уйду. Подумаешь, неженки какие. Сами потом ко мне приползете, а я с вами играть больше не буду. Никогда.
   Она повернулась гордо и пошла домой.
   Недели две Женя старательно не замечала своих друзей: играла с девчонками в "классики" на линолеумных квадратах в школе, ходила на каток или ездила в Сосновку. Там на одной из площадок недавно установили новую высоченную горку, раза в три больше тех горушек, что стояли возле школы. Малышню на такую высоту не пускали родители, и горка была в полном распоряжении старших ребят. Женя, в общем-то, по возрасту была ближе к малышне, но мамы рядом с ней не было, и девочка бесстрашно забиралась на горку и скатывалась с нее, млея от восторга. Сначала большие ребята пытались гнать ее со "своей" горки, больно толкали, хватали за ноги, но она не ревела от боли, не бежала жаловаться взрослым, и они приняли ее в свою компанию. И через некоторое время даже стали уважать за упрямство, с которым она старалась научиться ездить "на ногах".
   - Привет, Жека! - встречали они ее, - давай, забирайся быстрее, мы сейчас "паровозиком" поедем.
   Женя залезала на горку, хваталась за куртку последнего человека, и с гиканьем и свистом "паровозик" съезжал с горки. Заканчивалась эта забава синяками и шишками, а иногда даже и переломами, но нестись с огромной крутой горы, держась за стоящего впереди человека, не зная, что с тобой случится в следующую секунду, было восхитительно. Женя, вообще, любила опасные забавы, страх смерти был ей еще неведом, она не задумывалась о том, что прыжки с гаражей, лазанье по деревьям или купание в болотистых озерах, нашпигованных топляками, может закончиться на кладбище. И ее чудесная веселая жизнь прервется, не начавшись.
   Еще одной причиной, из-за которой Женя полюбила ездить на горку, было то, что старшие ребята держались с ней, как с равной. Девочке это очень льстило. Одно дело внимание и уважение ровесников, и совсем другое - такое же отношение от семи-восьмиклассников. У этих ребят был свой мир, такой непохожий на Женин. И, хотя мушкетеры в этом мире были никому неинтересны, девочка была рада, что ее в него приняли. Потому что там отношения между мальчиками и девочками были совсем не такими, как в ее среде. И Женя с интересом наблюдала за кокетством девчонок и несмелым ухаживанием мальчишек. В этом мире роль "своего парня" к которой она привыкла, была абсолютно неуместна, и ей пришлось искать какую-то новую, еще не очень понятную ей линию поведения, которая дистанцировала ее от мальчишек, подчеркивала ее отличие от них.
   А потом, в один прекрасный день, к ней подошел Леха Кудрявцев и, глядя в сторону, как бы между прочим, сказал:
   - Слышь, Жек, ты чего на наше место не приходишь, а?
   Женя оглядела его скептически и ехидно поинтересовалась:
   - Соскучились, что ли?
   Леха шмыгнул носом и вздохнул:
   - Мы вместо тебя Кольку взяли, а он родителям нажаловался. Сашкин папаша, как узнал, откуда у Сашки синяки, драл его пока, он не признался, где шпаги лежат. А потом их куда-то на пустырь вынес...
   Потеря шпаг так потрясла Женю, что все обиды улетучились в один момент. Надо было срочно найти их. Ведь для воина нет ничего позорнее, чем лишиться оружия!
   - А вы видели, куда именно он их выкинул?
   - Не-а.
   - Так надо было подсмотреть!
   - Мы не догадались.
   - Эх, вы. Теперь придется весь пустырь перерывать.
   - Не получится. Вчера снег выпал, все занес. Мы уже ходили искать и ничего не нашли.
   Женя задумалась. Снег, конечно, был серьезным препятствием. А Леха, тем временем, продолжал:
   - Теперь придется до весны ждать, тогда снег сойдет, и мы их найдем...
   - Ага, если кто-нибудь раньше нас до них не доберется. Дурак ты, Леха. Хочешь наши шпаги какому-нибудь дяде отдать?
   - Не-а, а что же делать?
   - Не знаю. Надо подумать.
   - Так думай.
   Где-то в самом дальнем уголке мозга у девочки мелькнула мысль, что это ребята виноваты в потере шпаг, и по-справедливости, им и следует думать, но Женя тут же отмела ее. Оружие надо было найти любой ценой.
   - Пошли на пустырь, - решительно сказала она.
   - У нас еще урок, - возразил Леха.
   - Подумаешь, пение. Пеша никогда не следит, кто к ней на уроки ходит.
   И четверка друзей отправилась на пустырь.
   Чтобы выйти на него, надо было пробраться между гаражами. Леха уже собирался протиснуться в узкую щель, сквозь которую они обычно ходили, но Женя его остановила:
   - Сквозь эту щелку даже мы с трудом пролазим, а у дяди Кости пузо, ему здесь не пройти.
   - Ну, и что? - не понял Леха.
   - А то, что он в другом месте на пустырь вышел, и шпаги там и выкинул. Или ты думаешь, он место какое-нибудь специальное искал? В снегу по колено?
   Ребята уставились на Женю сначала недоуменно, а потом с уважением. Сашка восхищенно протянул:
   - Ну, ты Жека, голова. Надо же, а мы и не догадались. Бродили тут по снегу три часа без толку...
   Женя снисходительно усмехнулась. Все-таки эти мальчишки без нее ничего не могут. Ей было с одной стороны приятно, но с другой немного обидно, что они такие глупые. Особенно по сравнению с ребятами с горки.
   Чтобы добраться до большого лаза, по которому дядя Костя мог выйти на пустырь, ребятам пришлось минут десять идти вдоль гаражей. Но едва они подошли к широкой утоптанной дорожке, ведущей в поля, как поняли, что путь был проделан не зря. В нескольких метрах от прохода из снега торчал железный прут, обмотанный красной и черной изолентой. Шпага Атоса! После недолгих поисков было обнаружено и остальное оружие. Восторгу ребят не было предела! Они тут же попробовали свое вновь обретенное оружие, а потом бросились качать Женю. Она еле от них отбилась. Ей не нравились такие проявления восторга.
   - Хватит, хватит, я вам не мячик, - кричала она на приятелей, - давайте лучше тренироваться, а то гвардейцы кардинала нас перережут, как цыплят.
   И ребята с энтузиазмом вернулись к старой игре. Классики и горка были Женей забыты. Девчоночья забава навсегда, а горка - до следующей зимы.
   А потом пришло лето, друзья разъехались, и Жене пришлось выдумывать новые игры. То, что было интересно прошлым летом, в этом году совсем ее не волновало. "Резиночка", прыжки через скакалку, "казаки-разбойники" казались скучными, а в девчоночьи "дочки-матери" она никогда не играла. Будь Женя чуть менее активна, она бы с головой ушла в книги, которые приносила ей мама. Светлана Сергеевна очень радовалась, что ее дочь так много читает. Значит, думала она, девочка не шляется по улицам, не носится с другими детьми по стройкам, не гуляет по пустырям. Ей и в голову не могло прийти, что Женя книги не читает, а проглатывает, и толстенного тома на пятьсот страниц девочке хватает на два вечера. Так уж получилась, что Жене от природы было дано много больше, чем ее сверстникам. На родительских собраниях учительница постоянно восхищалась Женей, хвалила ее ум, ее умение схватывать все на лету, ее поразительную память. Светлана Сергеевна слушала похвалы с удовольствием, радовалась, что ей достался такой беспроблемный ребенок, и даже не задумывалась о том, что обычная школьная программа, обычные детские игры могут быть ее дочери неинтересны. И, значит, девочка начнет искать новые развлечения, которые окажутся не такими уж и безобидными.
   И одним из таких развлечений стала Сосновка. Парк был больше похож на лес. Тот самый дремучий лес, в котором Натти Бампо охотился на диких зверей, Робин Гуд прятался от шерифа, а Оцеола воевал с бледнолицыми. И Женя сбегала туда, когда футболисты расходились по домам. Она пробиралась узкими тропками, выслеживая оленей или врагов, с деревянным самодельным ружьем в руках и перочинным ножом на поясе. В волосы она втыкала вороньи перья, а на лице рисовала гуашью разноцветные полосы. Случайные свидетели ее игр нервно вздрагивали, увидев странное существо неопределенного пола, с дикими воплями выскакивающее из кустов и снова в них исчезающее. Жене было все равно. Она не видела и не слышала ничего. Внешний мир переставал для нее существовать. Гадкие приспешники шерифа поджидали ее в темной чаще, на болоте прятались бледнолицые. В прошлом году она приезжала в Сосновку, чтобы покормить наглых белочек или строить замки из песка в огромных парковых песочницах, а сейчас она обходила стороной людные места и выбирала самые дальние закоулки парка. Такие, где не было слышно шума моторов, и где росли огромные грибы. Она прекрасно знала все парковые тропинки и дорожки, все канавы и озера, все полянки и болотца. Дядьки с расстегнутыми ширинками не пугали и не интересовали ее. Наткнувшись на очередного извращенца (многие из которых, как и она, любили глухие места), она спокойно обходила его стороной, даже не прерывая игры.
  
   К двум часам футбольная баталия была закончена, и ребята разошлись по домам обедать. Беспрерывная беготня в течение нескольких часов нагнала на всех бешеный аппетит. И на Женю тоже. Поэтому она налила себе супа (не тратя время на разогрев), умяла его быстренько, потом также быстро съела холодные ежики, запила все это квасом, и снова выскочила на улицу.
   На площадке никого не было, и Женя пошла на трамвайную остановку. Трамвайчик пришел быстро и совершенно пустой. Девочка устроилась на заднем сиденье и задумалась. О Марусе. Вчерашняя знакомая вызывала у нее чувства, до этого Жене совсем незнакомые. Маруся была стопроцентной девчонкой. В платье, с косичками, в белых носочках. Как Олька Смирнова. Но Смирновой Женя никогда не предложила бы играть в мушкетеров. Солнечная красота Оли сочеталась с обычной девчоночьей глупостью и любовью к сплетням. И Женя ничуть не сомневалась, что содержание игры завтра стало бы известным всему двору. А девочке этого совсем не хотелось. "Мушкетеры" были тем миром, в который допускались только избранные. Маруся же вошла в число этих избранных буквально через несколько минут после знакомства. Что-то в ней было такое... Непонятное... Она расположила Женю к себе с первого взгляда, с первого слова. Конечно, она была красива. По-девчоночьи красива. Оля была похожа на мультяшное солнце, рыжее и яркое, а Марусина красота была совсем другой. Не сверкающей, а светящейся. Не обжигающей, а греющей. И именно это теплое свечение, исходящее от Маруси, заставило Женю поверить ей сразу же и пустить в свою игру.
   Несмотря на внешнюю открытость, Женя была весьма скрытным ребенком. Она никогда и никому не рассказывала о своих тайных мечтах, даже друзья - Атос, Портос и Арамис - не были в них посвящены. Даже мама не знала, чем живет ее дочь, что ее ранит, что расстраивает, а что, наоборот, доставляет радость и удовольствие. Так уж получилась, что девочка с самого раннего возраста была предоставлена сама себе и все свои проблемы решала самостоятельно, без помощи мамы. Это и научило ее не доверять тем, кто рядом. Потому что они всегда могут воспользоваться доверенными им секретами, чтобы причинить боль или просто посмеяться. А Женя не любила, когда над ней смеются.
   Мушкетерше было грустно. Она смотрела в окно, а видела вчерашнюю игру. Ну, почему в Ленинграде нет таких девчонок? Добрых и красивых, как настоящая девочка, и верных и не плаксивых, как мальчишка. Женя представляла себе, в какие игры они бы с Марусей играли, какие книжки читали бы, как вместе ходили бы в школу...
   - Следующая остановка Политехнический институт, - объявила вагоновожатая, и Женя подскочила, как ошпаренная. Она проехала свою остановку!
   Двери уже закрывались, когда девочка выскочила из трамвая. Вслед ей неслись злые вопли старушек, которых она нечаянно толкнула. Женя не стала извиняться, все равно они не услышат, трамвай уже отъезжал от остановки. А девочка побрела назад к Сосновке.
   Путь ее лежал мимо Детского мира. Попробуйте найти ребенка, который прошел бы мимо такого соблазна и не заглянул бы полюбоваться игрушками! Ноги сами понесли Женю к стеклянной двери, а потом к прилавку с железной дорогой. Это была сокровенная мечта девочки. Та, о которой она не говорила даже маме. Потому что мама, наверняка, скажет, что это слишком дорогая игрушка.
   Женя приклеилась к витрине, на которой были выставлены маленькие локомотивы и вагоны, стрелки, мосты, станции, домики и даже невероятно похожие на настоящие елки. Ах, как было бы здорово получить это чудо в полное свое владение. Разложить по комнате рельсы, расставить домики и елочки, поставить на пути вот этот черный паровозик с пассажирскими вагонами и вон тот зеленый электровоз с цистерной и теплушками и включить ток. Составы побежали бы по паутине рельсов, а Женя переключала бы стрелки, чтобы не допустить столкновения...
   Из раздумий ее вывел толстый дядька, грубо схвативший ее за плечо:
   - Не покупаешь ничего, значит иди отсюдова, не мешай людям.
   Женя вздохнула и пошла к выходу. И вдруг взгляд ее скользнул по чему-то яркому и как будто знакомому. Она остановилась и подошла поближе к заинтересовавшей ее вещи. Это было обычное девичачье платье. Белое с огромными оранжевыми, красными и желтыми горохами. Девочка несколько минут разглядывала яркую одежку, не понимая, чем она могла ее заинтересовать, ведь платье она носила только одно - форменное коричневое с черным фартуком. И то только потому, что в другой одежде в школу не пускали. Женя пощупала ткань, потрогала блестящие оранжевые пуговицы, и вдруг поняла. Маруся вчера была именно в таком платьишке. Ну, может, и не точно в таком, но именно такой расцветки. Как Женины любимые георгины, которые высаживали в Сосновке в большие цементные чаши в конце лета.
   Жене почему-то вдруг захотелось купить это платье. Дрожащими от волнения руками она взяла картонку с ценой. Стоящая там цифра заставила ее испуганно зажмуриться. Нет, мама ни за что не купит ей это платье. Это слишком дорого. Даже если отказаться от мороженого и кваса, не есть колбасу и сыр, а также арбузы, бананы, персики, помидоры, и бутерброды делать на маргарине, а не на масле, все равно, купить эту красоту будет невозможно. Потому что Жене нужна новая школьная форма - гадкое коричневое платье и черный фартук, новые туфли и колготки. А маме нужны новые осенние сапоги, потому что старые развалились еще весной.
   Женя выскочила из магазина со слезами на глазах. Ну почему жизнь так несправедлива! Почему она должна покупать этот коричневый кошмар, называемый школьной формой, и который она ненавидит всей своей детской душой, а чудесной солнечное платье достанется кому-то другому. И в железную дорогу будет играть не она, а дети какого-нибудь мерзкого дядьки, вроде того, что толкнул ее у витрины. И на море они с мамой не могут поехать, а Жене так хочется увидеть синее Черное море. Витька всегда с таким восторгом рассказывал о своем отдыхе в Крыму! О ракушках и медузах, о кипарисовых шишках, похожих на какашки (в это Женя не очень верила, не может быть, чтобы шишки такого красивого дерева как кипарис, были похожи на эту гадость), о кораблях и дельфинах, о черных ягодах шелковицы и еще о многом другом, что заставляло девочку мучительно завидовать приятелю.
   Женя так расстроилась, что не заметила, как оказалась в самой глухой части Сосновки. Тут было тихо и темно. Девочка забралась на большую корявую сосну, и, устроившись в развилке, стала размышлять. Горечь прошла вместе со слезами, но настроение у нее было грустным. Она опять вспоминала вчерашнюю игру и Марусю. Как здорово все было! Даже лучше, чем с Витькой, Сашкой и Лехой. Постепенно от воспоминаний она перешла к мечтам. Естественно, главной героиней ее фантазий стала Маруся.
   Началась война. Маруся отдыхает у своей бабушки на Украине (как Васек Трубачев с приятелями), и тут в ее городок врываются фашисты. Марусины бабушка с дедушкой трагически погибают от пули подлого фрица, и бедная девочка остается одна в малознакомом городе. Она бродит по пустынным улицам, голодная и заплаканная. И вдруг встречает Женю. И девчонки начинают пробираться к линии фронта. Женя отдает подруге с трудом добытый хлеб и молоко, согревает ее холодными ночами и рассказывает сказки, чтобы было не так страшно засыпать под огромными деревьями украинских лесов...
   Фантазия так увлекла Женю, что она соскочила с сосны и стала пробираться сквозь кусты, воображая, что это и есть украинские леса. Как обычно, она не видела и не слышала ничего вокруг. И когда вдруг кто-то схватил ее за руку, она так испугалась, что, ничего не соображая, развернулась и как обиженный щенок вцепилась зубами в схватившую ее руку. Хозяин руки вскрикнул и отпустил девочку. Женя не стала ждать, что будет дальше, и бросилась сквозь кусты в более обитаемую часть парка. Она не слышала, гонится за ней кто-нибудь или нет, треск от ломаемых ею веток и шум крови в ушах заглушал все звуки.
   Выскочив на детскую площадку с мирно копошащимися малышами и их мамашами, Женя остановилась и села на скамейку отдышаться. И поразмышлять.
   - Интересно, это был маньяк-убийца или просто какой-нибудь придурок, решивший меня напугать? В любом случае, руку я ему прокусила. Это точно.
   Женя провела языком по зубам.
   - Это вкус его крови. Так этому гаду и надо, будет думать, к кому приставать.
   Одержанная над подлым маньяком-убийцей победа наполнила девочку гордостью. Какие же взрослые трусишки! Один хороший укус, и все дела! Женя решила, что вечером расскажет дворовой ребятне, как спаслась от рук преступника. А сейчас можно еще погулять по парку...
  
   На следующий день после обеда Женя снова поехала в Сосновку. Только на сей раз она специально проехала до Детского мира, чтобы полюбоваться солнечным платьем. Настроение у нее было прекрасное. Вчера вся ребятня, открыв рты, слушала рассказ об ее приключениях. Конечно, кое-что Женя присочинила. Так, для большей художественности рассказа. Она описала угрюмое лицо маньяка, нависшие густые брови, мрачный взгляд, узкий, как щель, рот. Ногти на его руках были желтыми от табака, и пахло от него на редкость гадко - какой-то кислятиной. Женю передергивало от отвращения, когда она описывала, как кусает противную руку с татуировками. И ее слушателей тоже передергивало. Они смотрели на рассказчицу с ужасом и восторгом. Никто из них, наверняка, не смог бы противостоять такому типу. Они просто умерли бы от страха. Девочка стала героиней всего двора, малышня восторженно пялилась на нее, ребята постарше уважительно пожимали руку. А Женя снисходительно улыбалась, в ответ на их восторги.
   Она вошла в магазин и сразу направилась в отдел одежды. То, что она там увидела, заставило ее забыть о вчерашней победе. Ее платье, ее прекрасное платье с яркими горохами, мерила гадкая девчонка с мышиными косичками и противным голосом. Женя встала у входа в отдел, и, глядя на выкрутасы девчонки, которой платье не нравилось, повторяла про себя: "Пусть ей его не купят, пусть ей его не купят..."
   Но девчонкина мама была твердо настроена купить именно это платье.
   - Смотри, Леночка, какие красивые на платье горошки: желтенькие, как солнышки, рыженькие, как апельсинки, красненькие, как клубничуи... А поясок какой! Ой, а пуговочка на пояске какая! Как конфетка!
   - Не хочу это платье, оно противное, - нудела Леночка.
   - А смотри, тут кармашек есть. Такой маленький! Как раз, чтобы положить копеечку!
   - Да не нужны мне твои дурацкие копеечки!
   - Леночка, нельзя так говорить!
   - Как хочу, так и говорю!
   - Ах, так! Девушка, мы покупаем платье, заверните его, пожалуйста, - мама решительно направилась к кассе. Леночка поняла, что переборщила, и занудела:
   - Мамочка, извини, пожалуйста, я больше не буду...
   Но мамочка ее не слышала. Она выбила чек, схватила бумажный сверток с платьем и пошла к выходу. Леночке не оставалось ничего другого, как идти за ней.
   Женя, как загипнотизированная следила за этой сценой. И когда мама с дочкой вышли из магазина, она пошла за ними. Мамаша упоенно воспитывала дочь:
   - Ты еще два вершка от горшка, а смеешь так со мной разговаривать. Тебе наплевать, что подумают о твоей матери люди! Ты позоришь меня, засранка такая!
   - Сама засранка, - отвечала дочка, поняв, что самое страшное уже случилось, и ей купили это гадкое платье.
   - Ах, ты гадина, вот только придем домой, я тебе покажу, засранку. Ты у меня получишь. На всю жизнь запомнишь, как надо с матерью разговаривать. Я для нее все делаю. Лучшие игрушки, лучшая школа, музыка, фигурное катание, поездки к морю, а она мне такое говорит! Вот я отцу все расскажу, он тебе еще добавит. И я родила это чудовище! Я с матерью никогда так не разговаривала! Мне даже в голову не могло прийти, такое маме сказать! Нахалка паршивая, сволочь...
   Монолог мамаши был неиссякаем. Она шла, не разбирая дороги, а прохожие испуганно шарахались от нее. Дочка тащилась позади мамочки и корчила гадкие рожи. Женя то обгоняла странную парочку, то шла позади, они ее не замечали.
   Они прошли почти целый квартал, а потом вдруг мамаша схватила девчонку за руку и бросилась бежать. Женя понеслась за ними. Больше всего она боялась упустить их из виду. Почему так важно следовать за этой парой, девочка не задумывалась. Просто бежала, и все. Мама с Леной вскочили в какой-то автобус, и Женя тоже, даже не посмотрев на номер. Все трое уселись на длинное заднее сиденье. Сверток с платьем оказался между мамашей и Женей.
   Леночка отрешенно смотрела в окно, из глаз ее текли слезы. Поток мамочкиных обвинений пробил ее защитную броню, и Жене стало даже жалко девчонку. А мать не унималась. Ее речь лилась сплошным гневным потоком, на плачущую все более откровенно дочь. Женя осторожно пощупала сверток с платьем. Они этого не заметили. Тогда девочка просунула пальчик в колечко веревочки, перевязывающей сверток. Это тоже осталось незамеченным. Автобус подъезжал к следующей остановке. Женя тихонечко встала, продолжая держать пальчик в кольце веревки. Мама продолжала ругаться, дочь рыдать. Двери открылись, и Женя осторожно вышла из автобуса. И встала у двери. Сверток с платьем болтался у нее на руке. Водитель закрыл двери, и автобус уехал. А Женя осталась. И платье с красными, желтыми и оранжевыми горохами, солнечное платье, как у красавицы Маруси, было в том бумажном свертке, который Женя держала в руках.
   Она развязала веревку и развернула бумажку. Яркие горохи зарябили у нее в глазах, поплыли и исчезли куда-то. Девочка не сразу поняла, что плачет. А, сообразив, что ничего не видит из-за слез, рассердилась.
   - Ну, чего разревелась, дура набитая, - заворчала она на саму себя, - сперла у девчонки платье, и стоишь, как корова. Бежать надо, пока милиционеры не поймали.
   Женя тихонечко огляделась. Никто не обращал на нее внимания. Люди скользили по ней взглядами и проходили мимо. Милицейская машина с мигалкой пронеслась по улице на бешеной скорости. У милиционеров были дела поважнее Жениной кражи. Ее проступок остался безнаказанным. Девочка приободрилась и решила поехать домой. Но, чтобы ее не нашли, сочла нужным позаметать следы. К остановке как раз подъезжал автобус. Женя глянула на номер. Девяносто четвертый. Юная воровка решительно вошла в открывшуюся дверь и села на сиденье. Этот автобус делал кольцо там, где она могла пересесть на трамвай, идущий прямо к ее дому.
  
   Дома Женя разложила платье на стуле и стала представлять, что это Маруся приехала к ней в гости. На столе появились две чашки, конфеты в вазочке, печенье и сахар. Женя чинно разлила чай, положила себе в чашку пару ложек сахара, и обратилась к платью:
   - Тебе сколько ложек?
   А потом, подражая голосу Маруси, ответила сама себе:
   - Спасибо, я пью чай без сахара. Можно я конфетку возьму?
   И уже своим голосом:
   - Конечно, бери. Вот эти с гвоздиками очень вкусные.
   Потом взяла конфету, аккуратно развернула ее и положила в рот.
   - Да, действительно, очень вкусные, - подражая Марусе.
   - Бери еще.
   После чаепития Женя показала "Марусе" свои любимые книжки, обсудила с ней своих одноклассников и учителей, немного поболтала о романе, который сейчас читает, потом предложила посмотреть телевизор. "Маруся", естественно, согласилась. По первой программе показывали мультики. Женя не любила их смотреть, но ради подруги, которая вроде бы не возражала против такого "детского" времяпрепровождения, была готова на все. Но через некоторое время похождения ленивого двоечника заинтересовали девочку, и она, комментируя "Марусе" происходящее на экране, с удовольствием досмотрела фильм до конца.
   Потом было решено пообедать. Но, только Женя погрела суп и разлила его по тарелкам, как в замке заскрежетал ключ, и в квартиру вошла мама. Украденное платье лежало на стуле в кухне, и девочка замерла от страха. Сейчас мама его увидит и тогда... Но мама, ворча что-то, пошла в ванную. Женя схватила платье и бросилась к себе в комнату. Спрятав платье среди своих вещей, она вернулась на кухню. Следом за ней вошла мама.
   - У тебя кто-то есть? - поинтересовалась она, увидев две тарелки супа.
   - Нет, я одна.
   - А кому вторая тарелка?
   - М-м-м... Тебе.
   - Мне?
   - Да, я услышала, как ты открываешь дверь, и решила налить и тебе тоже. Садись, давай обедать.
   Светлана Сергеевна улыбнулась. Замечательная у нее все-таки дочь. А она совсем на нее внимания не обращает. Надо будет свозить ребенка в Петергоф. Скоро лето закончиться, а Женя кроме своего двора ничего и не видела.
   - Чем ты сегодня занималась? - начала беседу мама.
   - Ну... В футбол играла.
   - С утра до вечера?
   - Нет, мы еще в казаков-разбойников поиграли, когда надоело мячик гонять, а потом я телевизор смотрела.
   - А книжку ты дочитала?
   - Да, почти. Там страниц десять осталось. Но уже все ясно. Генри жениться на Марион, и они будут жить долго и счастливо.
   - Тебе понравился этот роман?
   - Не очень. Про любовь слишком много.
   Светлана Сергеевна засмеялась.
   - Надо же, а мне как раз нравилось, что там про любовь...
   - А тебе сколько лет было, когда ты его читала?
   - Столько же, сколько и тебе.
   - И ты интересовалась такими глупостями?
   - Это совсем не глупости, Женя. Об этом и Пушкин, и Лермонтов, и Толстой писали.
   - Мы Пушкина в школе проходили:
   Вечор ты помнишь, вьюга злилась,
   На мутном небе мгла носилась...
   Только где же тут про любовь?
   - А ты повести Белкина читала?
   - Нет.
   - Ладно, я тебе завтра принесу из библиотеки, почитаешь, может, понравится.
   - Давай, неси.
   Утром, когда Женя проснулась, мамы уже не было. Девочка выпила чаю с остатками конфет и достала из шкафа украденное вчера платье. Несколько минут она рассматривала его яркие горохи, гладила пуговицы-леденцы и играла пояском с оранжевой пряжкой. А потом быстро стянула с себя брюки и футболку и надела свою добычу. Застегнула пуговички, завязала поясок и медленно пошла к зеркалу в маминой комнате.
   Жене было страшно. Ей казалось, что она надела чужую кожу. Марусину кожу. И в зеркале должна появиться нежная блондинка с голубыми глазами. Изящная и похожая на принцессу. Опустив голову, Женя подошла вплотную к трюмо, а потом решительно взглянула на свое отражение.
   Из глубины стекла на нее смотрела болезненно-бледная девочка с черными вихрами, торчащими во все стороны, с серыми, как будто запавшими глазами, и с тонкой цыплячьей шейкой. Платье сидело на ней как мешок, топорщилось на тех местах, где должна быть грудь и обвисало по бокам некрасивыми фалдами. Сильно затянутый пояс собрал ткань на талии в гадкие складки, и от этого фигура девочки казалась состоящей из двух квадратов.
   Женя отскочила от зеркала, как ошпаренная, бросилась к себе в комнату, стянула платье, оторвав при этом пару пуговиц, надела свои брюки и футболку, и, зажав платье в руке, побежала на лестничную площадку. Открыв мусоропровод, она с силой сунула в его вонючее нутро гадкую тряпку. Красные, желтые и оранжевые горохи последний раз ярко вспыхнули на солнце, проскользнули внутрь темной трубы и исчезли. Женя закрыла крышку и медленно вернулась в квартиру.
   - Никогда, никогда в жизни я не буду носить платья. Никогда, никогда... - шептала она себе, стараясь удержать слезы, подступающие к глазам.

  
  
  
  
  
  


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"