Кети Бри : другие произведения.

Рассказы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник рассказов. "Первый снег" Романтическое фентези. "Первый день года" Романтическое фентези "Новая эпоха" Романтическая фантастика, стимпанк. "Двадцать третий" Ужасы, мистика "Короткие рассказы" Рассказы, состоящие из максимум пятидесяти пяти слов. "Поднято-то подняли" Мистика, юмор, стеб. "Песий дом" Мистика, психологический ужас
  Глава. [ПЕРВЫЙ СНЕГ]:
  {Его величество желает в последний раз, перед тем как ослепнет, посмотреть на снег. Но зима выдалась теплая, и снега все нет, и нет... }
  Зрение Его Величества падало с каждым днём, и это сложно было не заметить. Все чаще он полагался на глаза Йирин. Она понимала это по лёгкой щекотке, пробегающей по "телепатическому каналу" - органу чувств, доступному только для магов. И все чаще на лице Его Величества проступало странное выражение тревоги и ожидания.
  Их телепатические каналы совпадали идеально, поэтому именно Йирин простой студентке третьего курса Магической Академии Гелиата, была отведена почетная и немного печальная роль - служить глазами императора.
  Помощница императора, разумеется, знала, что со временем у неё появятся сменщики, не может же она дежурить подле Его Величества круглые сутки. Только вот поиск подходящих кандидатур затянулся. Особенно после того рокового покушения, в результате которого погибли все маги, о чьей телепатической совместимости с императором было достоверно известно.
  Ну, а пока Йирин такая одна. И хотя Его Величество старается как можно меньше зависеть от окружающих, Йирин-то видит, что удаётся это императору все тяжелее и тяжелее.
  Когда девушка утром вошла в кабинет, Его Величество сидел за столом, откинувшись на спинку кресла, и вертел металлическое перо на кончике пальца. Изящная шутка и сложный фокус для почти слепого. Император обернулся на звук шагов, черные длинные пряди скользнули вдоль совершенного лица - эльфийская кровь. Глаза - бездонные, черные, смотрели прямо и рассеянно.
  - Йирин? - спросил Его Величество и тут же подключился к зрению своей помощницы. Та присела в реверансе.
  - Не наклоняйтесь так резко. У меня начинает кружиться голова.
  Им предстояла ежедневная рутина - чтение не очень интересных, по мнению Йирин, отчетов. Все что от неё требовалось: сидеть и бездумно пялиться на текст, время от времени переворачивая листы по приказу. Этим она и занялась, даже не пытаясь вникнуть в написанное.
  ПисАть же Его Величество пока пытался сам, используя остатки зрения и специальный трафарет, разделяющий строчки. И каждый день он склонял голову чуть ниже, пытаясь разглядеть буквы.
  Часам к двенадцати император обычно говорил: "Хватит, Йирин, спасибо". И они шли в фехтовальный зал. Раньше повелитель добирался туда сам, но в последнюю неделю ему стало тяжело ходить по коридорам дворца, не используя донорское зрение.
  Дня через два, после того как донор и его высокопоставленный реципиент впервые объединили телепатические каналы и притерпелись друг к другу, Йирин с удивлением узнала, что император несмотря ни на что продолжает свои тренировки. До покушения он считался непревзойденным мечником да и стрелял отменно.
  Соперник Его Величества - капитан королевской охраны, был, на взгляд Йирин, весьма посредственным мастером, но девушка видела, какого труда императору стоило свести бой вничью. Кроме того, капитан нарочно шумел, давая возможность предугадать свои действия, а на лице повелителя вновь появлялись тревожное ожидание и неуверенность. Но с каждым разом он сражался все лучше. По мишеням, на которых теперь были закреплены колокольчики, стрелял почти без промаха да и магией бил точно в цель. Императору повезло. Кроме типично эльфийской внешности от матери ему достался нечеловечески острый слух, а также незаурядные магические способности. Его отец, к примеру, был довольно посредственным магом воды, а нынешний повелитель Лиатта, страны, где редкий человек рождался без магического дара, входил в десятку сильнейших огневиков.
  - Почему Вы не пользуетесь моим зрением во время тренировок, Ваше Величество? - набравшись смелости, спросила однажды Йирин.
  - А если вас не будет рядом? Если вас ранят или убьют, что я буду делать тогда? - резким голосом проговорил император, и его безупречные черты исказились на мгновение смесью ярости, боли и бессилия. - Я не могу себе позволить быть слабым. Нет. Только не теперь!
  Йирин не оставалось ничего другого, как молча поклониться.
  - К тому же у вас таким образом появляется свободное время, - уже мягче добавил император. - Не можете же вы, юная девушка, перспективный маг, всю жизнь простоять за моим плечом.
  Это было правдой. Два часа свободы - невероятная роскошь, которую начинаешь ценить, когда весь день загружен под завязку так, что остается время только поспать и поесть. Йирин тратила это время на чтение книг и конспектов. Их ей приносили друзья по Академии, с которыми она встречалась раз в неделю, в свой единственный свободный вечер.
  С другой стороны, Йирин была не против всю жизнь простоять за плечом императора. В Его Величество было трудно не влюбиться, тем более находясь так близко... Каждый раз, как девушка бросала взгляд на лицо повелителя, на его высокие, резкие скулы, темные глаза, длинные, пушистые ресницы, тонкие, но густые брови вразлет, ей становилось обидно, что судьба так несправедлива к этому человеку.
  Если за разглядыванием она забывала о телепатическом контакте, император недовольно хмурился и говорил: "Прекратите рассматривать меня, Йирин! Поверьте, в мире есть вещи, которые мне интересны более, чем мое лицо". Иногда, впрочем, он сам просил посмотреть на него со стороны, чаще всего перед приемами. А иногда просил посмотреть в окно. Вот и сегодня, во время одной из передышек в работе с бумагами, император сказал:
  - Йирин, гляньте в окно.
  Помощница послушно встала и отодвинула тяжелую портьеру. Зима в этом году выдалась аномально теплая, снега еще не было, а листья давно опали и сгнили под бесконечными дождями. Дворцовый парк был сер и уныл.
  - Что говорят маги погоды? - спросил император как-то особенно нервно, так что у Йирин болезненно сжалось сердце. - Будет в этом году снег или нет?
  Этот вопрос волновал многих, ведь до наступления нового года оставалось полторы недели, а без снега не было в городе праздничной атмосферы. Но погодники только пожимали плечами: да, аномально теплая зима, но опасности для сельского хозяйства нет, а по законам империи они не могут изменять погоду только потому, что кому-то там и праздник без снега не праздник...
  - Лекарь сказал, что после нового года совсем ослепну, - объяснил император, прокручивая на пальце массивный перстень с опалом, по которому пробегали иногда магические искры. В таких камнях хранят сложные в воспроизведении, а также энергоемкие заклинания. - Хотел последний раз посмотреть на снег своими глазами. Да, видно, не судьба.
  Больше они об этом не заговаривали. А через неделю Йирин в свой свободный вечер отправилась в Академию к господину ректору. Тот принял его без промедления.
  - Что случилось? - несколько встревоженно спросил он. - С Его Величеством все в порядке? Ваша связь стабильна?
  - Да, да, господин ректор, - ответила Йирин. - Я по другому вопросу.
  - Что случилось, моя милая? - по-отечески ласково спросил его ректор. - Ты хочешь взять академический отпуск, как я тебе с самого начала и предлагал?
  - Нет, господин ректор. Я вполне справляюсь с программой. Я хотела попросить у вас снега... Для Его Величества.
  - Для Велирия? - переспросил ректор, называя своего бывшего ученика по имени. - Что за фантазии? Зачем ему понадобился снег?
  - Его Величество любит снег, - объяснила Йирин. - А снега нет, а после нового года он совсем ослепнет и снега больше не увидит... Своими глазами. Понимаете? Это очень важно. Увидеть снег своими глазами!
  Ректор только махнул рукой.
  - Это ребячество, Йирин. Какой в этом смысл? У тебя стопроцентное зрение, а Велирий уже не видит ничего дальше своего носа... что он там разглядит своими глазами. И ради этого нарушать закон, который он сам издал?
  Йирин вскочила со стула, сжала кулаки.
  - Одна снежная туча над дворцом и магический купол вокруг него... Вам жалко такой мелочи для человека, который вот-вот ослепнет? Неужели он мало страдает? Неужели он не может получить то, что хочет, даже если это какой-то дурацкий снег?
  Ректор отвернулся и отошел к окну, казалось, он даже не слышит, как на него кричит какая-то третьекурсница. Когда студентка выдохлась, пожилой маг обернулся и сказал:
  - Я услышал тебя, Йирин. Успокойся. Я что-нибудь придумаю. Может быть, ты и права. Я знаю, что Велирий боится, хоть и не показывает этого. Может, такая малость чуть-чуть подбодрит его.
  ***
  В канун нового года первое, что сделала Йирин, проснувшись, - выглянула в окно. Свинцовые тучи собрались над дворцом, и молодая колдунья понадеялась, что снег сегодня все же пойдет. Волею природы или магов, неважно. Она быстро переделала все утренние дела, успевая при этом пролистать конспект, проглотила принесенный в её покои завтрак, нервно повертелась перед зеркалом, разглядывая свой праздничный наряд.
  Зеркало отражало ее темно-каштановые, перекинутые на грудь косы, накинутую на них расшитую серебром вуаль... У Йирин никогда не было раньше таких дорогих нарядов, как это бархатное платье, и туфелек, расшитых бисером, носки которых кокетливо выглядывали из-под тяжелого подола.
  В целом Йирин была довольна собой. Ну, может быть талия могла бы быть уже, а глаза по-выразительней. Она еще немного повертелась пред зеркалом и поспешила к Его Величеству.
  Император просыпался довольно рано, и Йирин приходилось приспосабливаться к его распорядку дня. Утром, перед завтраком, повелителя посещал личный лекарь, приставленный к нему с самого рождения. Вот и теперь он суетился вокруг своего коронованного пациента, светил зачем-то фонариком в глаза, по-стариковски кряхтел:
  - Охо-хо, Ваше Величество, нечем мне Вас порадовать. Не сегодня завтра вы уже ослепнете окончательно. Вы только не переживайте, Вы же маг, у Вас ведь есть способ видеть... Может, Вам травок успокоительных попить? У меня прекрасный сбор.
  - Благодарю, Дэрир, - ответил император, едва пожимая морщинистую руку старика, - травок не нужно, можете идти. Это вы, Йирин? Вы сегодня празднично одеты.
  Заметив фигуру своего поводыря в дверях, повелитель прищурился, пытаясь её разглядеть. Йирин знала, что тот примерно видит: яркое пятно вишневого цвета на темном фоне двери.
  - Да, Ваше Величество.
  - Отлично. Сейчас придут цирюльник и портной, поможете мне. А пока... - император махнул рукой в сторону туалетного столика. - Там стоит шкатулка. Выберите из нее две безделушки на свой вкус. Сегодня будем украшать зимнее дерево.
  Это была давняя традиция: на зимнее дерево в домах побогаче подвешивали на лентах украшения, в домах попроще - угощение. И то и другое после праздников расходилось по больницам и приютам, а то и просто беднякам. Разумеется, самое роскошное дерево с самыми дорогими дарами стояло в императорском дворце. Похитить драгоценности было невозможно: на каждом украшении был закреплен магический маячок.
  Йирин стояла у окна, сжимая в руках золотое кольцо и витую цепочку с мелкими камушками. Вещицы были изящные, тонкой работы и стоили дорого, хоть и были самыми дешевыми в шкатулке. Девушка не отрываясь, следила, как руки цирюльника убирают волосы императора в прическу, а портной с помощниками готовят тяжелые праздничные одежды черных и золотых цветов.
  Йирин снова и снова смотрела на этот гордый прямой профиль, на тень от опущенных ресниц, прикрывающих глаза. Надвигающаяся слепота почти не была заметна, манера не смотреть на собеседника во время разговора выглядела со стороны, скорее, властностью или даже высокомерием.
  Она не заметила привычную уже щекотку внутри головы. А император только усмехнулся, поворачивая к нему лицо. В такие моменты, когда он пользовался зрением Йирин, зрачки его темных глаз расширялись и делали глаза еще темнее.
  - Не насмотрелись еще? - насмешливо спросил он и кивнул, указывая на дверь. - Нам пора.
  Они шли по коридору не быстро и не медленно, и Йирин раздумывала о том, как, должно быть, сложно идти, видя дорогу не перед собой, а откуда-то из-за собственной спины и немного сбоку. Но император, кажется, уже притерпелся.
  В одном из залов дворца возвышалась огромная ель. Роскошное, удивительно пышное дерево заполнило собой едва ли не четверть просторного помещения. Приглядевшись, Йирин заметила, как среди насыщенной зелени что-то поблескивает. Некоторые придворные уже развесили свои дары на разноцветных лентах. Вечером среди ветвей зажгутся свечи, и станет еще красивее.
  Толпа перед Его Величеством расступилась, подобострастно кланяясь, а Йирин подумала, что, может быть, среди этих людей находятся те, из-за кого их господин и лишился зрения... Организаторов покушения ведь так и не нашли.
  Кто-то подал императору ленту в цветах его дома - черное и золотое. Он требовательно протянул руку, и Йирин вложила в неё кольцо, которое держала до сих пор.
  - Возьмите ленту себе со стола рядом с деревом и пристройте цепочку куда-нибудь, - тихо сказал ему император, на ощупь продевая ленту в кольцо.
  - Так это мне? - удивилась Йирин.
  Его Величество тонко улыбнулся.
  - Вряд ли у студентки есть что повесить на зимнее дерево в императорском дворце. А жалованье ваше за три месяца до сих пор лежит нетронутым.
  - Меня здесь неплохо кормят, Ваше Величество, - смущенно ответила Йирин и чуть было не бросилась к столику выполнять поручение. Император едва успел поймать её за локоть.
  - Куда? - спросил он насмешливо. - Как я без вас повешу ленту на ель? Впредь думайте, Йирин.
  Он сложил ладони лодочкой и подул на них. Изо рта его вырвались огненные икорки, которые окружили ленту с нанизанным на нее кольцом и понесли по воздуху на самую верхушку ели. Огненная левитация - красивое зрелище. Но огненные маги - воины, кузнецы и изобретатели, редко используют ее в быту, обходясь стандартной межстихийной, которой владеют даже те, кого не отметила магия. Таких людей немного - четверть от всего населения империи.
  Йирин не отрываясь смотрела, как плавно опускается лента с блестящим кольцом почти на самую верхушку ели, а затем перевела взгляд на высокое стрельчатое окно.
  - Снег пошел... - одновременно с Его Величеством выдохнула она.
  Разумеется, они не кинулись немедленно во дворцовый парк, держась за руки, как в глубине души представляла себе Йирин. Нет, повелитель ещё долго принимал послов, отдавал распоряжения, кого-то за что-то награждал. А молодая колдунья переминалась рядом с ноги на ногу, изредка бросая тоскливые взгляды за окно, где два поваренка дурачились и играли в снежки, пока их не погнал на задний двор один из караульных.
  После обеда Его Величество наконец освободился. Обычно он в это время гулял, если позволяла погода. За этим лекарь следил неукоснительно. Если же погода не располагала к прогулкам, они с Йирин читали, но теперь уже книги. Это было не в пример интересней скучных государственных бумаг, и девушка не спала с открытыми глазами, перелистывая страницы.
  Они спустились в парк, когда изнывающий от ожидания Йирин уже почти отчаялась. Душой и мыслями она был давно там, среди заснеженных статуй и деревьев, так что императору пришлось несколько раз довольно резко её одернуть и призвать к внимательности.
  Снег падал крупными хлопьями. Повелитель заблокировал телепатический канал, поймал на ладонь снежинку и поднес ее к самым глазам. Затем встряхнул головой, скидывая с головы капюшон, запрокинул к небу лицо и закружился, раскинув руки.
  - Я дождался, видишь, Йирин! - крикнул он дрожащим от радости голосом. - Я дождался снега!
  Йирин почувствовала, что у неё защипало в носу, она шмыгнула и промолчала. А потом безмятежность оборвалась со звуком лопнувшей струны. Каждому магу был знаком этот звук - с ним прекращают действие чары маскировки. Император и его помощница были окружены - три десятка магов, и столько же воинов с закрытыми лицами прятались среди сугробов и деревьев. Йирин оглянулась и растерянно, и удивленно. Маги и воины, окружившие их, были сильны, студенту третьего курса не справится было с ними даже поодиночке.
  Император грубо схватил девушку за руку и задвинул себе за спину. Йирин потянулась, подключая телепатический канал, но Его Величество заблокировал связь намертво.
  - Мне сейчас зрение только помешает, - хрипло крикнул он и активировал спрятанное в перстне заклинание. Это была Могильная тьма. Беспросветная и густая, давящая на мгновенно потерявшие свет глаза. Сделать ничего было нельзя: заклинание блокировало все виды магического зрения. Использовались такие чары редко, так как действовали на всех, в том числе и на мага, их выпустившего.
  А император захохотал, раскручивая два огненных диска - единственное, что было видно в непроглядной тьме. В их сторону посыпались заклинания, диски погасли, император снова весело и яростно засмеялся. Кто-то из магов вскрикнул, умирая, а огненный меч, пришедший на смену дискам, возник в другом месте.
  Йирин замерла, боясь помешать. Она тоже пыталась научиться сражаться вслепую, но не обладала ни острым слухом императора, ни воинскими талантами, ни, что уж скрывать, такой же сильной мотивацией.
  Ей оставалось лишь прислушиваться к крикам и шорохам да ловить взглядом отблески огненных заклинаний. Это было страшно: стоять одной в непроглядной тьме, не знать, что происходит вокруг... С пальцев Йирин срывались молнии. Она стреляла наугад, на слух, на звон доспехов, на вскрики и проклятия и несколько раз даже попала. И то помощь.
  Тьма рассеялась так же мгновенно, как и сгустилась, только снег уже был не белым, а алым. Император стоял почти в центре круга из тел, прижимая кого-то к земле ногой и острием меча.
  - Йирин, подойдите сюда, дайте мне взглянуть кто это, - позвал он.
  Йирин подбежала, путаясь в подоле, чувствуя, как вновь связываются их каналы. Она посмотрел на распростертого у ног повелителя человека и опустилась на колени.
  - Господин ректор... Он предатель?
  - Да, - ответил ей император, - предатель. Эти... - он обвел рукой вокруг себя, показывая на мертвых, - эти пожелали забрать мои земли, а этот, - он надавил носком сапога на грудь ректора сильнее, - собирался присвоить мою магию. Но жертву нужно было сперва ослепить, оглушить и лишить всех остальных чувств. Верно, господин ректор? Начало положено.
  Подоспела охрана, и Его Величество, уставший, перемазанный чужой кровью, побрел прочь из страшного круга, волоча по снегу свой тяжелый двуручный меч. Йирин помчалась за ним следом, села на снег рядом. Их обоих трясло не то от холода, не то от пережитого.
  - Там лежат дети тех, кому я доверяю, - хрипло сказал император. - Сыновья моих министров и наместников. Они решили, что я и их родители зажились на свете... Старики им мешали. И молодые, но сильные маги возомнили, что закон о подчинении магов государству унижает их. Я считал их своими друзьями, боевыми братьями...
  Он грустно усмехнулся, проводя ладонями по лицу.
  - Одно меня радует, - продолжал император. - Мне не придется смотреть в глаза их родителям. Ни лорду канцлеру, чьего любимого младшего сына я только что обезглавил, ни госпоже наместнице Лакрии, которую я лишил двоих сыновей.
  Йирин хотела было сказать в поддержку, что они сами виноваты, что они первые начали и вообще... Но император безошибочно прижал к её губам перепачканный в крови указательный палец.
  - Тшш, Йирин, тихо. Посмотри на меня, Йирин, и закрой наконец свой телепатический канал, я еще успею наглядеться на мир через него. Я хочу еще раз увидеть твое лицо своими глазами... В последний раз...
  Йирин подняла голову, с тревогой глядя в глаза повелителя. Зрачки все расширялись и расширялись, поглощая радужку, и брови хмурились все сильнее. Потом Его Величество несколько раз мигнул, глубоко вздохнул и сказал:
  - Ну вот и все. И зря я боялся.
  Йирин крепко зажмурилась, чувствуя, как соленые теплые слезы бегут по замерзшим щекам, согревая их. Сильные, сухие, горячие пальцы скользнули по её лицу, лаская каждую черточку.
  - Я запомню, - тихо сказал император. - Запомню длинные косы, и серые глаза, и румянец на щеках. Я их запомню, Йирин. Все не так плохо, правда? Я все еще могу смотреть на снег. Пусть твоими глазами, но все же...
  Йирин распахнула ресницы, но слезы все падали и падали на пальцы, невесомо ласкающие её лицо.
  - Все равно несправедливо, - всхлипнула она. - Почему не может быть все хорошо?
  - Я жив. Что может быть лучше? - спросил его император и, наклонившись, дотронулся губами до губ Йирин.
  - Ваше Величество?
  - Зови меня Велирий, - ответил он, на секунду отстраняясь и вновь начиная целовать.
  А снег все падал и падал, но им больше не было холодно.
  
  Глава. [ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ГОДА]
  ["Он живет на грани двух миров: мира смертных и мира фейри. Живет одиноко и размеренно, пока в его жизнь не врывается глупая фейри-полукровка, которой так нужна помощь"]
  Городок у нас маленький и, не побоюсь этого слова, захиревший. В нём всего две достопримечательности: церковь святого Арэлана Змееборца и старинный особняк на вершине холма, в тени которого и притулился наш городок.
  На Круглой площади у церкви статуя покровителя города, пронзающего копьем огромного змея, чье длинное тело обвивает мощными кольцами и коня, и восседающего на нём Змееборца. Конь, конечно, не простой, а настоящий Единорог, последний, павший в битве со Змеем.
  Ровно в полдень тень от единственной уцелевшей башенки особняка на холме, стилизованного под замок, достигает Круглой площади.
  Острый шпиль ее, словно копьё, пронзает тень памятника, попадая точно в грудь святого.
  Одно время наши многомудрые старейшины пытались извлечь из этих развалин пользу, сделав их привлекательными для туристов. Но у них ничего не вышло.
  В детстве я могла поклясться, что особняк цел и обитаем. Я видела, как горят огни в его окнах по вечерам, улавливала обрывки музыки, доносившейся со стороны холма. Чаще всего - голос флейты. И этим страшно пугала маму. Я перестала доверять ей свои мысли и чувства, и видения со временем пропали.
  Ах да, пожалуй, пора и представиться - меня зовут Аланна, и я самая большая неудачница в мире. И дура. И неудачница. И... ах да, я это уже, кажется, говорила.
  Я всегда была странным ребёнком, и странности мои с возрастом только усугублялись. Я была очень болезненным, очень замкнутым, очень стеснительным, вечно витающим в облаках бесполезным существом.
  Так, по крайней мере, говорила моя матушка, а ей можно верить. Она утверждала, что кроме глупостей от меня ждать ничего не приходится.
  Вероятно, робость мою и впечатлительность отчасти можно объяснить страстью матушки к пересказу местных легенд. По большей части мрачных. О фейри, живущих под холмом и ворующих человеческих детей, о Змее, который когда-нибудь вырвется из заточения и пожрёт солнце.
  Две глупости оказали на мою жизнь фатальное влияние и пустили её под откос. Впрочем, в одной из них я не раскаюсь никогда - она подарила самого дорогого для меня человека - моего сына. Вторая же не дала мне обеспечить ему счастливое и беззаботное детство, которого он, без сомнения, достоин.
  Началось всё с того, что я ограбила музей. Звучит смешно, но это так. Я как раз поступила в колледж, никуда больше с моими сомнительными знаниями школьной программы не взяли бы.
  Директриса колледжа, человек неглупый, всё грозилась сделать из нас настоящих людей, возила по экскурсиям и выставкам в выходные, не давая нам, будущим мелким служащим, парикмахерам, швеям, сантехникам и ремонтникам, окончательно погрязнуть в бытовом болоте. Однажды она вывезла нас в соседний крупный город на выставку драгоценных камней.
  В центре блистающей экспозиции на бархатной подушке лежал он. Сапфир необыкновенной чистоты и размера. Я не могла отвести от него взгляда - его сверкающие грани захватили и загипнотизировали меня.
  А потом случилось необъяснимое. Повинуясь странному порыву, я протянула руку к стеклянному кубу, защищавшему камень, и она легко прошла сквозь стекло... Клянусь! Я не знаю, как это произошло.
  Мои пальцы схватили камень, наслаждаясь твердостью граней. Это длилось всего несколько секунд, а будто прошла целая вечность. Я вытащила руку назад, через стекло, сжимая в кулаке драгоценность, и засунула сапфир в карман. Никто ничего не заметил: ни камеры, ни охранники, ни мои однокурсники.
  Всю дорогу назад я не вынимала руку из кармана, поглаживая камень. Он ластился к моим пальцам, как живой. Всю ночь я не спала, глядела на него и не могла наглядеться. А утро меня встретило репортажем о чудовищном ограблении.
  Я сглупила. Нужно было выкинуть камень и забыть обо всём, но я всегда был слишком странным человеком, честной даже в ущерб себе.
  Я пошла к директрисе и призналась ей во всём. Я рыдала у неё на плече, а она утешала меня.
  - Мы что-нибудь придумаем, - говорила она. - Что-нибудь придумаем...
  Потом был ужас. Год непроходящего кошмара. Суд, психологическая экспертиза, журналисты, штурмующие дом. Мама со мной не разговаривала и стала прикладываться к бутылке.
  Единственным человеком, от кого в то страшное время я видела поддержку, была директриса колледжа, но и она покинула меня в самый разгар боя. Женщина была немолода, вся эта история тяжело сказалась на ее здоровье. Она умерла от инфаркта.
  Я осталсь один на один со злобствующей и любопытствующей толпой... и сделала то, что умела лучше всего: заплакала и спряталась с головой под одеяло.
  Мне было восемнадцать, и я была слабой и никчемной. В этом состоянии я был готова и дальше совершать глупости, и я совершала их. Я тонула в океане глупостей, изредка выныривая на поверхность, чтобы вдохнуть воздуха и заорать: "Помогите!"
  У меня была сосед, не особенно красивый, старше меня на несколько лет, которому я вррде бы я нравилась... Что мне требовалось в тот момент, кроме пары ободряющих слов? Ничего. Он ободрял меня как мог. О приговоре и своей беременности я узнала в один день, с разницей в несколько часов.
  Мне повезло: наказание было условным, плюс к нему обязательное посещение психолога три раза в неделю. И, как клеймо, диагноз - клептомания. Кто бы взял такое никчемное, да ещё и обременённое ребёнком существо на работу?
  После скандала с драгоценным камнем путь к учёбе и нормальной работе был для меня закрыт. Всё, что мне оставалось, это мыть полы в офисах и постоянно толкаться у церкви в ожидании гуманитарной помощи.
  Наш священник был неизменно расположен ко мне, откладывал для сына детскую одежду получше, какие-никакие игрушки, конфеты. Иногда приглашал на чай, старался наставить на путь истинный, рассказывал интересные истории про наш город и его святого покровителя.
  От него я однажды узнала, что украденный мной камень называют сердцем святого Арэлана. По легенде, святой вырвал из груди сердце, которое тут же превратилось в драгоценный камень, и продал его, чтобы на вырученные деньги накормить голодных.
  Красивая легенда. Но как он потом без сердца жил? К тому же, для сердца сапфир был несколько маловат.
  Священник сказал, что сердце раскололи.
  Как бы то ни было, плохо ли, хорошо, а годы шли, мой сын, мой Бриан, рос, и я готова была сделать всё, что бы он не повторил моих ошибок.
  В двенадцать сын выиграл математическую олимпиаду и получил предложение учиться в одном из лучших лицеев-пансионов страны. Перед ним открывались умопомрачительные перспективы, а кто я такая, чтобы стоять у него на пути.
  Я продала дом, доставшийся мне в наследство от мамы, умершей к тому времени, и отправила Бриана учиться.
  Бриан не приезжал даже на каникулы, он учился, как проклятый, зубами вцепившись в возможность стать кем-то большим, чем его мать. Я лгала, что создала небольшой бизнес, что дела идут в гору, а сама устроилась в числе прочего ночным консьержем в один из домов бизнесс-класса, и урывками спала в сторожке, чтобы заработать на еду и интернет, благодаря которому могла общаться с Брианом. Ноутбук у меня был старый, подаренный мамой.
  Я поняла, что окончательно завралась, когда сын сказал, что приедет на новогодние каникулы повидать меня, ведь летом он не сможет - будет поступать в столичный Политехнический. Я, конечно, была жутко рада, но не знала, что делать со всем враньём, которое нагородила за эти пять лет.
  Ложь уже превратилась в огромный снежный ком, грозивший налететь на меня и сломать мне шею. Я наврала про бизнес, а сама жила то в клетушке под лестницей, то в ночлежке, и располагала лишь ноутбуком, небольшим набором одежды, чайником, двумя чашками и недельным запасом пакетов с быстрорастворимой кашей.
  Я призналась сыну, что продала дом, который был его наследством.
  - Ничего, - сказал он спокойно. - Ты ведь вложила деньги от бизнеса в недвижимость?
  - Да, - поспешно ответила я. - Да, конечно, вложила!
  Я выглянула из окна кофейни с бесплатным вайфаем, где мыла полы и туалет за еду и возможность сидеть сколько угодно в интернете. Окно выходило на Круглую площадь, и с моего места было хорошо видно, как ажурная тень башни особняка на холме ранит в грудь другую, от памятника.
  - Помнишь, Бриан, особняк на холме? Я выкупила его у города... - произнесла я и взвыла мысленно. Но сказанного не вернуть. - Буду реставрировать его потихоньку. Жить, конечно, в нем пока невозможно, но надеюсь, к Зимнепразднику что-нибудь да успею!
  Бриан был в восторге. Еще бы! Настоящее семейное гнездо! А я, наклонившись к монитору, заговорщицки прошептала:
  - Ты только, когда приедешь, не распространяйся на эту тему: не все здесь довольны такой сделкой...
  Бриан кивнул, он был согласен на всё. Мы распрощались. Он убежал к своим друзьям, учиться и строить будущее, а я, фиктивная владелица особняка, отправилась мыть туалет.
  ***
  ...Змей приходит на закате, обвивает меня кольцами, дарит мне свою смертельную ласку, кладёт голову мне на грудь, туда, где зияет пустота на месте сердца.
  ...Чешуя у змея сухая, теплая, приятная на ощупь. Я глажу его по голове, будто преданную собаку. Потому что Змей - это я, а я - Змей.
  ...Змей приходит на рассвете, смотрит в мои глаза своими. Немигающими, мудрыми, холодными. Я не отвожу взгляд, потому что он - это я.
  ...Он всегда здесь, со мной. Не исчезает ни с рассветом, ни с закатом. Он - моя суть, моё нутро. А сверху - слабая человеческая оболочка.
  ...Когда-нибудь Змей вырвется на свободу из моего тела, как бабочка вырывается на свободу из кокона, и уничтожит мир. Но это будет нескоро, очень нескоро.
  ***
  И вот, я плетусь к особняку. Отпросилась со всех своих работ, частично купила, частично одолжила кое-какие инструменты и теперь тащу их вверх по склону холма, пробираясь сквозь заросли пожелтевших кустов под тоскливые крики потревоженных птиц.
  Я давно бы отказалась от своего глупого плана, но... как я посмотрю в глаза сыну?
  Особняк встретил меня молчанием. Унылое зрелище и совершенно не вдохновляющее: слепые проёмы окон, отсутствие пола на двух этажах из четырёх.
  Что я смогу сделать за два с половиной месяца?
  Решив все-таки рискнуть, вхожу в двери дома. Очень вовремя. Одна из потолочных балок окончательно прогнила и обрушилась. Конечно, на мою многострадальную голову.
  Я вскрикнула, и машинально заслонилась рукой и зажмурилась. Удара не последовало. Потом открыла глаза и уставилась на самого странного человека из всех, кого когда-либо видела.
  Мужчина нависал надо мной, удерживая одной рукой тяжеленную балку. Мышцы его даже не напряглись. Он что-то говорил на неизвестном мне языке. А я смотрела, как хмурятся темные тонкие брови над синими, слишком большими глазами.
  Из расстегнутого ворота рубашки, сшитой по моде трехсотлетней давности, выглядывал кулон. Я застыла, уставившись на тот самый, украденный мною сапфир (или его двойник), подвешенный на серебряной цепочке.
  {Первым чужака, бродившего по той части моей обители, что видна смертным, заметил Змей. Поднял голову с моего плеча, заглянул мне в глаза:
  - Охота?
  - Нет, - сказал я. - Нельзя.
  Змей послушался, затих. Он был сыт и доволен, напитавшись моей плотью и моей кровью, коих не становилось меньше...
  Чужак ощущался странно. Фейри в человеческой оболочке, не отзывающийся на мой зов, бесцеремонно шатающийся по моей территории. Слишком нагл или слишком туп?
  Меня редко кто навещает, я необщителен. Лишь слуги Змея время от времени околачиваются вокруг моего жилища. Они мечтают вернуть своего господина, но пока мы связаны, это невозможно: Змей сейчас лишен разума, он всего лишь большая рептилия. А все его силы - мои.
  Иногда от прислужников Змея приходят издевательские послания с предложением найти вторую половинку моего сердца. Но они лгут.
  Слуги Змея лгут всегда.
  При ближайшем рассмотрении оказалось, что перед нами Подменыш. Фейри-жертва во имя процветания народа Холмов.
  Когда-то люди приносили нам жертвы и не подозревали, что мы делаем то же самое. Подменыши обеспечивают фейри спокойную жизнь. Все семьдесят лет отмеренного им срока они страдают в противовес беспечной жизни своих сородичей...
  Разумеется, появление Подменыша не имеет ничего общего с легендами. Мы не воруем из колыбелей человеческих детей. Та сущность, что заменяет нам, бессмертным, душу, подселяется в человеческий эмбрион до того, как там появляется душа - алмаз среди гальки.
  Я хорошо знаю, как живется Подменышам, ведь моя бедная матушка была одной из них. Добрые и хрупкие существа... Совершенно бесполезные.
  Подменыш была хороша собой, как это водится обычно. Ее не портили ни обноски, в которые она была облачена, ни затравленное выражение лица.
  Подменыш сбивчиво рассказывала мне о своей жизни. Забавно, она чуть не украла вторую половину моего сердца, что была у матушки. Я и забыл совсем про нее. Да и зачем она мне? Пусть лежит в безопасности, за стеклом. Вся жизнь Подменыша - сплошная нелепость, кто бы сомневался. Вспомнить хотя бы мою матушку и ее мытарства.
  Хотя последние десять лет своей жизни она прожила в почете и достатке. Как же! Мать святого, вечно кающаяся грешница...
  Да, да, святой Арэлан - полукровка. Сын фейри, заточенной в смрадном человеческом теле, и рыцаря, заплатившего юной посудомойке две медных монеты.
  Вообще полукровки большая редкость, далеко не каждый Подменыш доживает до возраста, когда способен завести детей. Этой удалось. Большая удача, на самом деле.
  Мне пригодится полукровка - мало ли что может случиться со мной. А Змею может понадобиться новая тюрьма и новый тюремщик. С этим справится только полукровка, тот, в ком течет и алая человеческая кровь, и серебряная кровь фейри.
  Я желаю их приручить. Подменыша из жалости, полукровку - из выгоды.
  Я выслушал сбивчивые речи Подменыша и сказал:
  - Я позволю тебе притвориться, будто мой дом принадлежит тебе. Если станешь моей.
  Он сглотнула и посмотрелв на меня непонимающе.
  - Если ты... если ты не причинишь вреда моему сыну... То я на всё согласна.
  - Я не потребую от тебя ничего, чего ты сама не захочешь мне дать. И я обещаю тебе защиту.
  Она помотала головой.
  Я достал из ножен на поясе кинжал, сделал надрезы на наших ладонях и соединил их.
  - Пусть смешается наша кровь, пусть смешается наша плоть, пусть смешается наша суть. Никто не расторгнет этой клятвы! Повторяй.
  Она послушно повторила.
  - Что это значит? - дрожащим голосом спросила Подменыш.
  - На человеческом языке самое близкое определение, которое можно применить к этому ритуалу, - брак. На самом же деле, это гораздо более глубокая и многофункциональная связь.
  Так мне легче будет передать Змея ее сыну. Без катастроф, без новых войн, без проблем. Он станет мне родственником, приёмным сыном, наша связь упрочится, и мальчишке даже не придется умирать, принимая из моих рук сонного Змея.
  Подменыш устало прикрыла глаза, и я подхватил её на руки.
  - Кто ты? - спросил она, склоняя голову мне на плечо.
  - Мое имя Арэлан, - ответил я честно. - А кличут меня Змееборцем.
  - Святой Арэлан.
  - Да, - ответил я. - А еще я Змей. }
  ***
  Бриан шел по улице, которую едва узнавал. Раньше все не казалось ему таким маленьким, или он просто вырос за прошедшие пять лет? Рядом шла мама, счастливая, словно ребёнок, в дурацкой шапочке с помпоном, неожиданно дорогой куртке и меховых сапогах.
  Похоже, дела у нее шли не так уж и плохо. Хотя раньше Бриан в этом очень и очень сомневался. Но мама все-таки смогла выбраться из вечных своих неудач.
  - Мы уже полностью восстановили левое крыло, провели свет, канализацию...
  - Мы? - переспросил Бриан.
  - Ну, рабочих я отпустила на праздники, так что Первую ночь года и весь Зимнепраздник мы проведем втроем...
  Втроем? У мамы кто-то появился? Бриан был бы только рад, узнай он, что маму заинтересовал хороший мужчина, на которую можно положиться.
  Бриан окинул взглядом мать. Сохранить такую ладную фигуру и такое свежее лицо в тридцать шесть лет удается далеко не каждой женщине. А волосы! Густые, приятного цвета спелой пшеницы... Мама красива - с этим не поспоришь.
  Не удивительно, если рядом с ней кто-нибудь вьется.
  - Ты, я и Арэлан - мой партнер... - мама странно запнулась, смешалась, покраснела и добавила. - Партнер по бизнесу.
  Бриан окончательно уверился, что дело тут не чисто. И чего стесняться? Он не имел ничего против гипотетического отчима.
  - Арэлан? - нарочито небрежно спросил он. - Его назвали в честь всемирно почитаемого святого? Бедняга!
  Святой Арэлан Змееборец, заточивший Зло, раздающий детям подарки в Зимнепраздники, был одним из популярнейших персонажей и фольклора, и литературы, и живописи, и кинематографа. Тяжело должно житься его тёзке...
  - Что? - переспросила мама каким-то испуганным голосом и добавила уже спокойно. - Да, тёзка. Конечно, тёзка. Не сам же святой Арэлан к нам с Вечных садов спустился!
  Дорога к особняку была очищена от снега и даже заасфальтирована. Если честно, Бриану было жаль тех непроходимых зарослей, в которых он когда-то играл с друзьями в рыцарей и разбойников.
  Отреставрированная часть поместья действительно впечатляла. В ней чувствовался дух времени, несмотря на современные удобства. Мама провела Бриана в просторную столовую, со вкусом отделанную под старину: серые каменные стены, тяжелая мебель из темного дерева, стол на толстенных ногах, под стать столу стулья с низкими спинками.
  Ничего инородного не было в этой большой комнате, будто по волшебству перенесенной сюда сквозь триста лет...
  У квадратного очага на одном из низких стульев сидел молодой мужчина с длинными волосами, собранными в хвост. Он выглядел совершенно естественно среди этого антиквариата, несмотря на вполне современные джинсы и вязаный свитер с дурацким Зимнепраздничным Единорогом, помощником святого Арэлана, развозящего послушным детям подарки, купленные на остатки сапфирового сердца.
  Мужчина, ловко орудуя ножиком, вырезал свирель из длинного камышового стебля, что-то напевая под нос.
  Услышав, как скрипнула дверь, он поднял голову, взглянул на вошедших и спокойно сказал:
  - Здравствуй, Бриан, очень приятно познакомиться. Аланна, ну чего ты стоишь? Снимай куртку и не забудь отряхнуть сапоги. Сейчас снег растает, и будет лужа.
  Мужчина встал, подошел к Бриану и пожал его руку. Двигался он несколько странно: легко и быстро, но при этом так, будто на его плечах лежала огромная тяжесть, которую не следовало тревожить.
  - Ты, должно быть, устал с дороги, Бриан? Пойдешь в свою комнату или предпочтешь сначала пообедать? У нас похлебка из зайца и сбитень.
  - Арэлан чудесно готовит, - вмешалась мама. - Прямо на очаге, представляешь? А вот газовая печь ему совершенно не дается!
  Арэлан только усмехнулся в ответ.
  Бриан, присевший за стол, с удивлением смотрел, как слаженно эти двое выставляют приборы и тарелки. Нет, что за глупое стеснение? Он что маленький? Не поймёт?
  ...Зимой Змей, как и положено, затихает. Поэтому, наверное, я и люблю зиму. Раньше даже отваживался спускаться в мир смертных, но в последнее время так много изменилось.
  ...Есть в этом и моя заслуга, частично. Змей скован, и некому толкать мир к пропасти. Смертные стали спокойнее, гуманнее, гораздо проще относятся к чужим недостаткам.
  ...Я и представить себе не мог, что когда-нибудь бОльшая часть человечества научится читать писать и самостоятельно мыслить. Подумать только! Человек, не верящий в Создателя, может не бояться, что его казнят!
  ...Конечно, не везде всё так радужно, но всё же лучше, чем было. И верю, что станет еще лучше.
  ...Интернет - чудесная вещь, гораздо лучше тех способов связи, что используют фейри, хотя они тоже быстры, но не мгновенны. Фейри, используя порталы и тропы на Изнанке мира, способен обойти землю за двое суток. Люди, благодаря своим самолетам делают то же самое. Я знаю как минимум двоих высших фейри, что предпочитают комфортный перелет старым тропам.
  ...Люди вплотную приблизились к нам, народу Холмов. Уверен, они и с продолжительностью жизни что-нибудь придумают.
  ...Мне нравится, как изменяется мир, хотя я многого не понимаю.
  ...И вот теперь в моей обители, в моём логове сидят двое, которые выросли в другое время, которые думают не так, как я...
  ...Они мне приятны.
  За столом в канун Зимнепраздника, разговор просто обязан был зайти о его покровителе.
  Бриана удивило то, как рассуждал о нем мамин друг. Не было ни почитания верующего человека, ни цинизма неверующего. Арэлан говорил о своем тезке, как о живом человеке, которого он когда-то знал. Наверное, он много размышлял о том, чьим именем его назвали.
  Он знал множество интересных фактов о старом времени и о Великой войне, длившейся больше сотни лет. Войне, практически не прекращавшейся долгие десятилетия, не дававшей людям ни жить в покое, ни восстановить свою численность. Войне, давшей людям Змееборца, чей путь героя начался в партизанском отряде.
  Арэлан, один из командиров подполья, внебрачный сын мелкопоместного дворянчика, внезапно убивает выстрелом из арбалета одного из основных фигурантов непрекращающейся войны.
  Попадает в плен, его пытают, он не то умирает, не то сбегает. Война после этого затихает, и вскоре воюющие стороны заключают мирный договор. Словно их запал потушили.
  Разумеется, этот партизан становится народным героем, а потом святым, его подвиг обрастает тысячами подробностей. Так появляется Арэлан Змееборец, который при других обстоятельствах так и остался бы простым пастухом. Играл бы на своей дудочке, которой усыпил Змея, коровам.
  - Круто, - говорит Бриан, жуя вкуснейший сухарь, высушенный архаичным способом над очагом. - А вы историк, да?
  Арэлан улыбается. Бриан замечает, что мама кидает на него испуганный взгляд.
  - Можно сказать так. Историк, реставратор... реконструктор, если угодно.
  После ужина мать и Арэлан в четыре руки быстро убрали со стола и помыли посуду, причем двигались партнеры по бизнесу (по бизнесу? Чем дальше, тем меньше Бриан был в этом уверен) совершенно синхронно, иногда соприкасаясь пальцами. Каждый раз при этом мама краснела, а Арэлан улыбался.
  Закончив с посудой, мама и Арэлан уселись у очага, не забыв и о Бриане.
  Арэлан продолжил вырезать свирель. Бриан заметил, что одна из стен кухни увешана флейтами, свирелями, дудочками самых разнообразных форм.
  Мама расспрашивала Бриана о его учебе, о планах на будущее. Бриан смотрел, как трещит огонь в очаге, и думал, что у него никогда раньше не было таких тихих семейных вечеров.
  Мама, должно быть забывшись, положила голову на плечо Арэлана, и тот, подняв голову, улыбнулся спокойно и нежно.
  Мать, заметив взгляд Бриана, покраснела и потупилась.
  - Ребята, - сказал наконец Бриан. - Вы того? Вместе?
  Мама опять покраснела, ее партнер спокойно кивнул и отложил недоделанную свирель на низкий столик, стоявший рядом.
  - Ты против? - тихо спросила мама.
  - Нет, - ответил Бриан. - С чего бы. Если только вы не собираетесь лобызаться при мне. Фууу... А так - совет да любовь. Вы люди взрослые.
  Арэлан засмеялся, встал, выглянул в окно.
  - Снегу намело... Как тогда.
  Мама подошла к нему, обнял за плечи:
  - Я бы с горки ледяной покаталась. Бриан любит кататься на санках.
  - Вот еще, - проворчал Бриан. - Я вам что, ребёнок маленький? У вас хоть санки или ледянки есть?
  - У нас есть медные щиты, - задумчиво проговорил Арэлан, невесомо целуя маму в пшеничного цвета волосы.
  - Щиты кстати тоже антикварные, трёхсотлетней давности.
  - Вы психи, - фыркнул Бриан, а потом, как по волшебству, обнаружил себя несущимся на одном из щитов вниз по пологому склону холма.
  Они веселились, играли в снежки, строили снежную крепость до самой полуночи.
  А потом веселье мигом исчезло. Непонятно откуда подул ветер, промозглый, ледяной. Фонари, горевшие во дворе особняка, погасли один за другим.
  Арэлан произнес чужим холодным голосом.
  - Слуги пришли за своим господином. Увидели, что я беспечен. Быстро в дом!
  - Нет, нет! - мама вцепилась в рукав его куртки.
  - В дом! - Арэлан махнул на нее рукой.
  Бриан хотел было что-то спросить, но с ужасом почувствовал, что его тело развернулось и ноги сами пошли к дому. Арэлан коротко поцеловал мать в губы и снял с шеи медальон.
  - Пусть будет у тебя. Если не вернусь утром, забирай документы и деньги, что я приготовил, и уезжайте. Вас не тронут, я позаботился об этом.
  Ветер не выл, ветер шипел, как тысяча змей. Арэлан достал из-за пазухи одну из своих свирелей и заиграл. Из его груди, из того места, где у людей сердце, поднялась голова огромной змеи, зашипела, принялась увеличиваться в размерах.
  Бриан утащил засиывшую маму в дом, закрыл дверь и впервые в жизни принялся молиться по собственному желанию.
  Мать осталась сидеть у двери, чутко прислушиваясь к тому, что происходит снаружи.
  - Ты ведь всё понял, да? - спросил она наконец Бриана.
  - Понял, - ответил Бриан. - Но не верю. Предпочитаю думать, что у меня дебют шизофрении. Мой мать - возлюбленная святого Арэлана! Ты хоть любишь его?
  - Не знаю. Как можно любить существо, которому триста лет и внутри которого заперто другое существо, которое когда-нибудь вырвется и уничтожит мир? Да, я его люблю.
  Затем мать добавила задумчиво:
  - Он рассказал мне о том, как всё было. Змей всегда вселялся в человеческое тело... Но только в теле полукровки его можно заточить. По стечению обстоятельств Арэлан - фейри-полукровка, застреливший временное вместилище Змея. Его нашли фейри, не желавшие видеть, как очередной мир рушится.
  Я - Подменыш, кстати. Чистокровный фейри. А ты - полукровка.
  Они помолчали и уснули там же, на кухне. Утром их разбудил запах сбежавшего кофе.
  Святой Арэлан безуспешно пытался освоить газовую плиту. Мать торопливо сняла с шеи кулон с сапфиром и протянула его хозяину. Тот отрицательно покачал головой. Мама снова надела кулон и спрятала его под свитер.
  - Ну, - буркнул святой, - не смотрите на меня так. Да, я безнадежно отстал от технического прогресса, и что?
  - Да ничего, - ответила мама. - С первым днем нового года!
  "С днём, который наступил благодаря вам", - подумал Бриан, но вслух ничего не сказал.
  Глава. [НОВАЯ ЭПОХА]
  [Ретеллинг сказки о короле-Дроздобороде в антураже стимпанка.]
  История эта началась с письма. Король Драммад Четвертый, коему и было адресовано послание, несколько раз перечитал его, то недоверчиво хмыкая, то озадаченно хмурясь, а на следующее утро как бы невзначай обратился к своей дочери принцессе Эрин:
  - А в одной листреннской деревушке есть прелюбопытная традиция. Пару, которая просит о разводе, запирают на две недели в небольшой комнате. С одной узкой кроватью, одним стулом, одним столом, одной тарелкой и одной ложкой. Четырнадцать дней супруги живут взаперти на воде и хлебе. И знаешь, за триста лет был зафиксирован только один случай расторжения брака.
  - Ну конечно, - мрачно ответила принцесса. - Эффективный метод, без сомнения! Не в том смысле, что он способствует разрешению проблем, которые привели к разводу. А в том, что наводит на мысль: чем торчать две недели с опостылевшим супругом, не легче ли по-тихому разъехаться, не ставя государство в известность. И все, дело в шляпе, за триста лет один зарегистрированный развод! Чего не сделаешь ради статистики!
  Король посмотрел на дочь поверх утренней газеты и поверх очков без диоптрий, которые придавали немолодому, но хорошо сохранившемуся мужчине больше солидности.
  Следует отметить, что несколько лет назад в приступе демократичности король переехал из огромного дворца в особняк попроще, оснащенный по последнему слову техники, чтобы быть, так сказать, поближе к народу. Однако ничего особенно не изменилось. Придворные массово переселились в тот же квартал, и теперь он охранялся не менее тщательно, чем покинутый и превращенный в музей дворец. Но король Драммад в любом случае обзавёлся репутацией прогрессивного правителя, соответствующего новой эпохе - эпохе пара.
  Его единственной дочери, если честно, было совершенно всё равно, где жить: в глубине души она лелеяла мечту о том, что когда-нибудь сбежит из дома. Маячившая впереди корона виделась ей терновым венцом - ни больше ни меньше. Времена сейчас такие - все меняется. Вот и монархия вскоре тоже станет пережитком прошлого!
  Пока принцесса раздумывала о радужных перспективах, которые проходили мимо неё, отцу-королю пришла в голову некая мысль. Эрин поняла это по тому, как отец отложил газету и снял очки.
  - А знаешь, ты права, Эрин, - сказал он, задумчиво покручивая в руке вилку. - Запирать супругов, у которых разладились отношения, действительно несколько поздно. А вот если до брака...
  Принцесса Эрин поперхнулась апельсиновым соком, которым запивала такую полезную и такую безвкусную кашу.
  - Не дождетесь, папенька! - прохрипела она, вытирая выступившие слёзы. - Это не поможет вам выдать меня замуж!
  Принцесса Эрин с тоской подумала о том, что сбегать уже, наверное, поздно. Эх, надо было не планы строить, а действовать. Давно бы, перебинтовав грудь, как поступали девушки в приключенческих романах, которые она запоем читала, устроилась бы юнгой на какой-нибудь корабль, идущий в Южное полушарие - там королей сроду не водилось!
  Ах, мечты, мечты!
  - Нет, ну чем тебе не нравится наш сосед, этот милый мальчик, король Рафаэль? Обаятелен, красив, неглуп, а стихи какие пишет?
  - Стихи, - Эрин потянулась к маслёнке. - Стихи на хлеб не намажешь. Он же о стране своей ничего не знает! Чем его подданные живут, даже не ведает. Им министры крутят, как хотят. Борода у него дурацкая, опять же. Король -Дроздобород. И прост, как дрозд.
  - Ну, вот возьми его и выдрессируй, за чем же дело стало?
  - Действительно, за чем? - вздохнула принцесса Эрин и вышла из-за стола.
  С королем Рафаэлем Листреннским, или, как его называли друзья, Рафом, Эрин познакомилась полгода назад на международном приёме. Он умел расположить к себе, был красив, умён, образован и вообще герой - успел удачно повоевать на море еще в свою бытность наследным принцем. Однако, по мнению Эрин, все эти несомненно положительные качества не могли перевесить два ужасных недостатка: дурацкую бороду клинышком, как клюв дрозда, и ужасное, просто отвратительное ретроградство. В прогресс король, казалось, не верил, несмотря на свою относительную молодость - он был на восемь лет старше Эрин, которой вот-вот должно было стукнуть девятнадцать.
  "Как бы чего не вышло", - сказал король Раф, когда речь зашла о новых лекарствах, изготовляемых из нефти. - "С такими вещами, как здоровье, осторожность не помешает". Затем сделал шутливый прогноз, что лет через сто человечество обязательно совершит открытие, которое его погубит.
  Принцесса Эрин же, вздёрнув свой хорошенький носик, сказала тогда:
  - Ваше величество, простите мне мою прямоту, но рождения в королевской семье совершенно недостаточно для того, чтобы стать хорошим правителем. Я не удивлюсь, если ваши подданные устроят вам революцию. Вы рассуждаете, как ворчливый старик, уверенный, что раньше было лучше.
  Король Раф смотрел на нее с улыбкой, с какой, бывает, смотрят взрослые на расшалившихся детей, и, не перебивая, слушал, как Эрин рассуждает о том, что будущее за новинками и бояться их, значит стоять на пути у будущего.
  - А разве я сказал, что против прогресса? - спросил Раф, разглядывая каштановые волосы Эрин, и то, как играет в них резкий электрический свет. - Вы очень молоды, моя принцесса, и видите мир ярким и красочным, не замечая, что все совсем не так радужно, как вам представляется. Знаете, есть на Востоке легенда о принце, который жил, окруженный роскошью и весельем, он знал только радости жизни. Принц вырос, затем женился, у него родился сын. Ничто не омрачало его счастья. Но вот как-то раз, выехав за пределы дворца, молодой принц увидел покрытого язвами изможденного больного, затем согбенного годами убогого старика, затем похоронную процессию и, наконец, погруженного в глубокие и нелегкие раздумья аскета. Эти четыре встречи, повествует легенда, коренным образом изменили мировоззрение беспечного принца. Он узнал, что в мире существуют несчастья, болезни, смерть, что миром правит страдание...
  - К чему эта притча? - насмешливо спросила Эрин. - Как связан с нею прогресс? Разве он усугубляет страдания?
  - Нет, - ответил Рафаэль, проводя рукой по своей смешной бороде. - Он переводит их в новую плоскость. Плоскость, о которой мы ничего пока не знаем. Мы не ведаем, куда новая дорога нас заведет... Поэтому я не могу рисковать, внедряя все новшества подряд без разбора.
  Он говорил еще об энергии ветра, солнца и воды, на которые нужно опираться, которые требуется развивать, но Эрин его почти не слушала. Она знала про эти сказки от ученых. Всё это слишком дорого и долго, а пар вот он - только руку протяни.
  Они долго спорили, и каждый остался при своем. Эрин до сих пор с раздражением вспоминала об этой встрече. Возможно, раздражение также было связано с тем, что отец мечтал выдать единственную наследницу за сильного соседа.
  ***
  Рафаэль Листреннский подошел к окну своего кабинета, откинул тяжелую портьеру и прищурился. Солнце било в глаза. Раф был влюблен в молодую, еще не знавшую жизни девушку, идеалистку и романтика, беспечно верящую в то, что человечество идет вперед, к счастью. Жаль её разочаровывать.
  Что сулит нам будущее? Технологии одна изощреннее другой? А ведь чем совершеннее технологии, тем опаснее они для такого убогого и дисгармоничного существа как человек. Это понимали и сто лет назад во времена Лиги Костров, которая во имя борьбы с прогрессом озарила пламенем аутодафе половину страны. Знания не горят.
  Знания - это палка о двух концах, с которой нужно быть очень осторожным.
  Король вернулся за свой стол, еще раз перечитал письмо, пришедшее от царственного соседа, Драммада Четвертого.
  Принцесса Эрин умна, в этом Раф не сомневался, но юная девушка рассуждает теоретически, а потому её рассуждения весьма далеки от реальности. Она ничего не знает о жизни простого народа, хотя воображает обратное.
  Как бы Эрин не хорохорилась, её знания о мире вокруг ничтожно малы. И Рафу предлагали доказать ей это.
  Конечно, вся эта авантюра выглядела глупым фарсом, достойным балагана ярмарочных комедиантов, или средневековой сказкой, но что-то в ней Рафа привлекло.
  Письмо, полученное благодаря новому изобретению, международной пневмопочте, в рекордные сроки, было, как и полагается при официальной переписке, длинным. Первые две страницы - перечисление титулов, приветствие и вежливые расшаркивания - никакого практического смысла не имели. А вот предложение, высказанное королём Драммадом, показалось Рафу очень заманчивым. Он заправив перьевую ручку новой порцией чернил и принялся за ответ...
  Написав и запечатав письмо личной печатью, Рафаэль вышел в приемную и, коротко кивнув секретарю, приказал:
  - Вызовите ко мне принца Габриэля, Келдон. Благодарю.
  Габриэль был младшим братом Рафа и самым близким другом. Его и только его король мог посвятить в свою авантюру. Вот уж кто сошелся бы с принцессой Эрин на почве безраздельной любви к прогрессу.
  ***
  Отец снова завел свою шарманку о замужестве. Эрин привычно вяло огрызалась, но на этот раз всё пошло не так.
  - Знаешь что? - спросил король и сам себе ответил: - Не хочешь, не надо! В самом деле, чего я тебя уговариваю? Ты уже взрослая, самостоятельная... хочешь жить современной жизнью, свободной от сословных предрассудков, пожалуйста! Выйдешь замуж за первого, кто завтра постучится в наш дом!
  Эрин вскочила с кресла, и уставилась на отца. Такого она не ожидала. А король сказал:
  - Мое слово твердо. Делай со своей жизнью что хочешь.
  - Это называется, делай что хочешь? - возмутилась Эрин. - Это не делай что хочешь, это... это самодурство! Ты мог бы просто дать мне немного денег и выслать на Южный континент! И я бы там развернулась, а не плесневела тут!
  - Ты девушка, милая моя! - ответил Драммад. - И жить без опеки отца или супруга не можешь. Уж извини, но ради тебя я не собираюсь переписывать законы. Светлое будущее, которого ты ждешь, еще не наступило.
  Эрин разрыдалась от злости. Ее препроводили в комнату и заперли до утра. Принцессe не оставалось ничего, кроме как покориться судьбе.
  Она выгребла все свои немногочисленные наличные деньги и драгоценности, часть зашила под подкладку самого теплого полушубка, часть спрятала под стельки самых скромных сапог, раскидала по карманам и, порыдав еще немножко, просто из жалости к себе, улеглась спать.
  Разбудили её с первыми лучами солнца. Должно быть, пришел тот самый первый постучавшийся.
  - Я еще покажу им, почем стоун орехов в канун Нового года! - гордо сказала Эрин своему отражению, и ей стало чуть легче.
  Девушка спустилась вниз, прижимая к груди саквояж, предусмотрительно закутанная в полушубок, и посмотрел на мнущегося на пороге альфу. На нем была промасленная кожаная куртка, грязные сапоги, а на лице - ужасный ожог, уродовавший шею, подбородок и левую щеку.
  - Знакомься, - сказал отец, нервно улыбаясь. Кажется, он сам был не рад своей инициативе. - Это Раф, углежог из Листренна. Большой поклонник прогресса, так что вы с ним найдете общий язык.
  - Раф из Листренна, - зло прошипела Эрин, тут же позабыв обо всех своих тревогах. Разумеется, как он мог только подумать, что отец действительно отдаст его первому попавшемуся проходимцу?
  Это всего лишь злой и глупый розыгрыш!
  Раф из Листренна заговорил чужим, незнакомым Эрину голосом
  - Да, я тёзка нашего доброго короля, Ваше Высочество, и даже, говорят, немного похож на него, - и неприятно хохотнул.
  Эрин почувствовала, как глаза снова наполняются слезами. Углежог, переминаясь с ноги на ногу, снова обратился к стоявшему поодаль королю.
  - Я это... на паровоз опаздываю. Мне бы поспешить, Ваше Величество.
  Король кивнул и скороговоркой произнес:
  - Объявляю вас супругами. Будьте счастливы, дети мои!
  Этого издевательства Эрин вынести не смогла. Она схватил своего новоиспеченного мужа за руку и выскочила за дверь дома, где родной отец только что продал её, как рождественского гуся.
  - Ненавижу! - сказала Эрин сам себе под нос и, оглянувшись на мужа, зло спросила. - Что смотришь? Рад небось, что молодую красивую жену за просто так получил? За тебя, урода, небось никто не пошел бы.
  Углежог только усмехнулся, от чего его изуродованная щека сморщилась, и, забрав из рук супруги саквояж, зашагал по улице.
  Королевский квартал закончился как-то совершенно неожиданно, а вместе с ним и белый снег, и чистый воздух. Эрин с удивлением разглядывала этот странный, непривычный мир. Он не читала о таком и никогда не думала о тысячах труб, из которых постоянно валит дым. О каменных домах, черных от копоти, о грязных заколоченных окнах.
  Не то чтобы она не видел всего этого во время поездок. Но из окна паромобиля или паровоза все это выглядело не таким удручающим.
  - Какой ужас, - пробормотала Эрин, оглядываясь.
  Её супруг лишь пожал плечами.
  - Ничего не поделаешь. Чем-то приходится жертвовать.
  - Но в королевском квартале... - начала было Эрин, и осеклась.
  - Королевский квартал обслуживается именно отсюда. Здесь находятся паровые котлы, греющие воду для вашей ванны. Вода и пар идут по трубам, спрятанным под землей, чтобы ничем не нарушать идеальность квартала. Маленький идеальный мир. Увы, слишком маленький. Не удивлюсь, если подданные вашего отца рано или поздно устроят революцию, глядя на этот чистенький рай для избранных.
  Эрин шмыгнула носом, но ничего не сказал.
  Потом они сели на поезд, места им достались в плацкартном переполненном вагоне.
  Мужчина, сидевший напротив, кашлял и вообще выглядел так, будто вот-вот умрёт.
  - Чахотка, - тихо пояснил новоявленный супруг. - Болезнь эпохи пара.
  - Глупости, - зло ответила Эрин. - Если бы не дым, он вполне мог бы заболеть от холода...
  - Я предпочел бы, чтобы он вообще не болел, - ответил углежог и, надвинув на глаза картуз, сделал вид, будто спит.
  Когда они пересекли границу, Раф достал из внутреннего кармана документы, завернутые в непромокаемый кусок ткани, и отдал их молодой жене.
  - Твои документы. Деньги у тебя есть. Свободна.
  - Что? - удивленно спросила она. - Ты меня бросаешь?
  - А для чего ты мне сдалася. Работать ты не сможешь. Силой требовать супружеский долг я не буду. Ты хотела свободы? Вот она.
  - Мне некуда идти, - тихо сказала Эрин.
  - Меня это не касается. Денег у тебя достаточно, сними комнату, иди учиться.
  Эрин хотела что-то сказать, но тут поезд резко затормозил.
  - Что там происходит? - спросил сам себя углежог и сказал, обращаясь принцессе: - Сиди тут, я пойду посмотрю.
  Она испуганно кивнула.
  Раф вышел из вагона, а Эрин прислонила лицо к грязному стеклу. Ей хотелось, чтобы все это наконец закончилось. Весь этот гротеск, этот кошмар...
  Кажется, она задремалаа и не сразу почувствовал, как её кто-то грубо трясёт за плечо. Это был углежог.
  - Паровой котел взорвался. Не нравится мне это... мы пойдем в ближайший город пешком.
  - Но... но нас же будут искать! Прибудет помощь!
  Он только покачал головой и повторил:
  - Не нравится мне это.
  Снег падал крупными хлопьями. Было тихо, темно и холодно. Эрин шла вдоль рельс, время от времени оглядываясь в поисках своего супруга.
  Тот стоял рядом с мужчиной в железнодорожной форме и о чем-то отчаянно спорил с ним. В руках железнодорожника покачивался фонарь, и тени создавали ощущение, будто ожог на щеке углежога шевелится.
  Наконец Раф, резко размахнувшись, ткнул рукой в которой что-то было зажато, железнодорожнику под нос и громко спросил:
  - А это ты видел? Шевелись быстрее! Каждая минута на счету!
  Железнодорожники засуетились, вывели из поезда пассажиров и едва отошли на некоторое расстояние, как паровой котел взорвался с ужасающе громким стуком. Эрин от неожиданности присела и заорала.
  Муж поднял её за шкирку, как котенка, и встряхнул, приводя в чувство.
  - Пошли, - сказал он еще раз. И добавил: - Не нравится мне это.
  Эрин тащилась вдоль железной дороги, уставшая, продрогшая, испуганная, и наблюдала за тем, как медленно движется в предрассветных сумерках их странная толпа.
  Казалось, один только Раф был полон энергии и носился вокруг бредущих по железнодорожной насыпи людей, словно пастушья собака вокруг бараньего стада.
  "Это происходит не со мной, " - устало подумала Эрин, на ходу прикрывая глаза. - " Сейчас я открою глаза и окажусь в своей постели. Этот кошмар закончится"
  Но ничего заканчиваться не собиралось.
  
  К городу они подошли, когда уже стало совсем светло, часов в девять утра. Раф сказал Эрин:
  - Я устрою тебя в ночлежке. Сиди там, пока я не приду.
  Эрин только устало кивнула. До самого обеда она спала, не обращая внимания ни на несвежие простыни, ни на тараканов, снующих по комнате совершенно нагло.
  В обед её разбудил газетчик, выкрикивавший под окном: "Крушение листреннского скорого! Ужасная трагедия! Правда ли, что среди пассажиров инкогнито находился король Рафаэль? Или это просто слухи? Читайте в новом номере "Королевских ведомостей".
  Эрин вскочила с постели, оделась и бросилась на улицу. У неё нашлось несколько медяков в кармане, купила газету и проглотила статью, занимавшую передовицу полностью, за несколько минут. Затем растерянно оглянулась, не зная что делать и куда идти...
  На её счастье Раф как раз показался из-за угла ночлежки и устало улыбнулся, глядя на принцессу. Она подскочил к нему, и со всей силы ударила свёрнутой газетой по фальшивому ожогу на щеке.
  - Обманщики! Что ты, что отец! Все вы одним миром мазаны.
  Грим смазался, перестал быть таким пугающе неприятным. Эрин отбросила газету на снег и вознамерился дать мужу ещё и пощечину. Король перехватил её руку и, глядя прямо в глаза, поднёс тонкое запястье к губам. Принцесса вздрогнула.
  - Я виноват, - честно сказал он. - Желание обладать вами во что бы то ни стало сыграло со мной злую шутку. Но предложение, сделанное мною в поезде, все еще имеет силу. Вы свободны, Эрин. Я могу помочь вам получить образование в реальном училище, где вы обретёте нужные вам знания и навыки.
  Эрин испуганно принялась ощупывать себя и наконец растерянно прошептала:
  - Я документы потеряла, пока мы шли...
  Король Раф только рассмеялся и принялся стирать с щеки остатки грима.
  - Вы подбородок не очистили, - заметил девушка, не зная плакать ему или смеяться.
  - А на подбородке и шее у меня настоящие шрамы от ожогов, - спокойно объяснил альфа, вытирая грязные от грима руки о снег. - Напоминание о войне. Я обычно ношу накладную бороду, чтоб не привлекать к ним внимания.
  Эрин стушевалась, вспомнив обидную кличку, которая благодаря её острому языку намертво прицепилась к королю Рафаэлю.
  - Извините, - едва слышно прошептала она. - Я не знала.
  - Ничего, - усмехнулся Раф. - Подумаешь, король Дроздобород. Некоторым правителям везло на прозвища гораздо меньше. Вспомни только беднягу Харальда Голубой Зуб, или Пипина Короткого.
  Эрин прыснула в кулачок, поняв, что слезами делу не поможешь...
  ***
  Через два часа отмытая и сытая принцесса Эрин сидела в одной из гостиных губернаторского дома и слушала грустный рассказ короля Рафаэля.
  Его предал родной брат, самый, как ему всегда казалось, близкий человек. Габриэль сговорился с купцами и промышленниками, которым не нравились строгие листреннские законы, касающиеся вырубки лесов, добычи и использования угля и нефти.
  Все просто, но от этого не менее больно.
  Это он послал отцу Эрин письмо от имени брата, предложив этот нелепый план. А затем поймал и Рафаэля на прочный крючок безответной любви, подкинув такое же письмо, якобы от короля Драммада.
  - Что теперь будет? - спросила Эрин. - В стране могут начаться беспорядки?
  - Нет, - ответил Раф, проводя рукой по своей накладной бороде. - Слава телеграфу, я могу контролировать ситуацию отсюда.
  Эрин встала с кресла, неожиданно для себя пересела на колени мужа и поцеловала его в кончик носа.
  - От получения образования вы все равно не отвертитесь, дражайшая супруга, - несколько хрипловато проговорил король, отвечая таким же поцелуем.
  - Даже и в мыслях не было! - Эрин снова поцеловала мужа, но уже в губы.
  Они еще долго возвращали друг другу поцелуи.
  Глава.[ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ]
  ["Малоизвестный факт No839: На сегодняшний день живых людей осталось лишь 23 человека. И Вы - один из них. Все Ваши знакомые и окружающие Вас всего лишь прикидываются людьми, чтобы отвлечь Вас от поиска оставшихся 22 человек. Вам одиноко? Вам и должно быть одиноко".]
  Нику было четыре года и четыре месяца, когда он впервые осознал свое полное и всепоглощающее одиночество. Он и раньше, казалось, с самого рождения, ощущал его, но лишь к четырем годам мозг ребенка созрел настолько, что сумел облечь неясные чувства в слова.
  Ник стоял в коридоре, тёмном и пустом, и смотрел через полузакрытую дверь на
  свою семью. Мама вязала, отец смотрел футбол по телевизору, старшая сестра Карин сидела, уткнувшись в новенький айфон. Лицо её было сосредоточенным и серьёзным.
  "Они другие", - с недетской тоской думал Ник. - "А я не такой".
  Мама подняла голову, повернулась к двери и мягко сказала:
  - Ники, милый, что ты делаешь в темноте?
  Ник вздрогнул, попятился назад, чуть не опрокинул вазон, стоявший у входной двери, опрометью кинулся на второй этаж, прикрыл дверь своей спальни. Маленькое сердце стучало, как у загнанного кролика. Он сам не знал, чего боится.
  Вскоре Ник убедил себя, что в целом мире он один-одинешенек, а рядом лишь куклы, большие и маленькие. Они умеют улыбаться и плакать, ходят в садик, в школу, на работу. Они заботятся о нём. Но они не такие, как он.
  Как и все маленькие дети, Ник был уверен, что мир существует только ради него. Так что поначалу опекающие его куклы даже забавляли. Но потом он начал тосковать по людям, по своей настоящей семье. "Быть может, - думал он, - Мама Папа и Карин улетели на другую планету, а меня оставили с роботами, потому что лететь было опасно. Но ведь они скоро вернутся?"
  Потом на смену глупым мечтам пришла глухая тоска, а с ней и безнадежность.
  Жизнь Ники ничем не отличалась от жизни его сверстников. Родители, как и положено, целовали мальчика на ночь, но он не чувствовал тепла их губ. Карин то возилась с ним, то отсылала прочь, как надоедливого питомца. Ведь именно так поступают старшие братья и сестры. Ники пошел в детский сад, потом в школу. Его считали странным, но он научился притворяться. Вот только всепоглощающее одиночество - его персональная маленькая черная дыра - всё так же угнетало.
  Подростком он много и часто думал о своем месте в этом мире, как и любой в его возрасте, задавался экзистенциальными вопросами. И поначалу пришел к выводу, что это с ним что-то не так, что он психопат или вообще шизофреник. Но наблюдая, как густая, теплая кровь толчками бьёт из правильно перерезанной вены (о способах самоубийства он прочел в интернете и сделал всё верно), чувствуя, как немеет рука, Ник понял, что с ним всё в порядке. Испугался и вызвал скорую.
  Мама и Карин плакали, отец разрывался между слезами и желанием дать сыну ремня. Ник смотрел на это равнодушно. Он не был уверен, что его семья не притворяется.
  Ник ходил к психологу, пил какие-то лекарства... лекарства, кстати, помогали. Ему становилось всё равно, кто ненастоящий: он или мир вокруг. И даже то, что, возможно, ни его, ни мира вовсе не существует, не могло взволновать парня. Потом Ник перестал пить таблетки, и гнетущее ощущение одиночества вернулось. Его снова окружали пластиковые манекены. Они старались (правда старались!) изображать чувства, но их застывшие кукольные лица не были способны улыбнуться или нахмуриться. И самое главное - у них не было сердца, которое могло бы чувствовать.
  Ник поступил в колледж. Он всё ещё метался между двумя полюсами: мыслями о собственном сумасшествии и о том, что он, быть может, единственный живой человек. Падали самолёты, террористы взрывали людей, планету сотрясали природные и техногенные катастрофы, а Ник боролся со своим всепоглощающим одиночеством и всё искажающим чувством нереальности происходящего.
  Он был мухой в медовой капле. Слиплись крылья, увязли лапки, сладкая гадость заливает хоботок, а несчастное насекомое думает о том, реальна капля или нет. Глупый и бессмысленный вопрос. Ответ на него ничего не даст.
  Сильнее всего Ник прочувствовал фальшь, когда впервые занялся сексом. Унылым подростковым сексом, о котором и говорить не стоит. Два отчаянно стесняющихся друг друга подростка, во время поцелуя несложно зацепиться скобами на зубах. Прыщавая кожа под пальцами.
  Все слишком обычно. Нику эта девушка, долговязая и в очках, почти не нравилась. Они просто были, казалось, последними девственниками колледжа. А Ник не хотел выделяться. Он старался вести себя как можно стандартнее.
  Ник тогда притронулся к живому человеку впервые за долгие годы - его раздражали чужие прикосновения. Сердце его затрепетало в такт с сердцем этой нелепой девицы. Он чувствовал пульс под своими пальцами и не мог не надеяться, что все ужасы позади: вот она, живая, рядом, дышит в такт...
  Это был обман. Маскировка и ничего более. Уже через секунду Ник привычно чувствовал под рукой холодный пластик человека-манекена, смотрел в пустые кукольные глаза. Она хорошо замаскировалась, но Ника обмануть не смогла. Он, конечно, и виду не подал, что раскусил ее.
  Девушка еще пару раз предлагала встретиться, но Ник постоянно отшучивался, и эта тема сошла на нет.
  Ник искал себе подобных. Очень-очень осторожно искал, не привлекая лишнего внимания.
  Зацепка пришла из ниоткуда, из недр социальных сетей. Всего лишь глупая "пугалка" для впечатлительных особ. Хмыкни и забудь.
  ..."Малоизвестный факт No 839: На сегодняшний день в живых остались лишь 23 человека. И Вы - один из них. Все Ваши знакомые и окружающие всего лишь прикидываются людьми, чтобы отвлечь Вас от поиска оставшихся 22 человек. Вам одиноко? Вам и должно быть одиноко".
  "23 человека", - подумал Ники. Что-то было в этом числе. Что-то точное, что-то близкое ему. В этом сообщении, написанном давным-давно кем-то ради шутки, было не больше смысла чем во фразе: "Я эльф. Нас три миллиона, а власти скрывают".
  И всё же. И всё же Ник вновь и вновь прокручивал эту фразу в голове. Двадцать три... Двадцать три... Эти цифры резонировали с его нутром, с острыми краями маленькой чёрной дыры, жившей в его груди. Был всего один способ проверить, кто свихнулся, Ник или мир, но он бы никогда на это не решился.
  Он вдруг вспомнил, как мама однажды порезала палец, а крови не было. Он точно помнил, что крови не было, только сочащаяся слизь. Мама, как всегда, мягко улыбаясь, сказала:
  - Ники, уйди малыш, я сейчас приду.
  И однажды Ник решился. Ему нечего было терять, кроме своей бессмысленной жизни, в реальности которой он очень и очень сомневался. Муха желала вырваться из капли меда, в которой увязла, даже если придётся пожертвовать крыльями и половиной ног. А может быть, и своей так тщательно спасаемой жизнью. И всё равно это лучше, чем мучительное и бесцельное существование.
  Это оказалось удивительно легко. Слишком легко - наточить все ножи в родительском доме, куда Ник приехал на каникулы. Слишком легко - подсыпать снотворное в еду. Куклы, притворявшиеся его семьёй, были слишком беспечны. Неужто верили, что он один из них? Или думали, что он слабак?
  Ник очень аккуратно связал их прямо в постелях, положил подушки на лица, подождал, пока тела перестанут дергаться. Ничего не происходило, реальность не спешила обретать ни смысл, ни полноту.
  Ник пошёл на кухню за ножами. Он решил начать с Карин, превратившейся к тому времени в привлекательную молодую женщину. Она была так безмятежна и так естественна теперь, когда ей не было смысла больше притворяться.
  Ник ласкающим движением провёл ножом по ее шее, с легкостью погружаясь в плоть, как в масло. Ник был уверен, что так быть не должно. Не мог он заточить дешевое лезвие до остроты скальпеля.
  Он легко отсоединил голову от тела, повертел в руках, отбросил. Прошёл в ванную, вымыл руки, взглянул в зеркало, усмехнулся:
  - Ну что? - спросил он сам себя. - Теперь-то ты знаешь правду?
  Отражение лукаво ему подмигнуло. Медленно подняло окровавленные руки и потянулось к лицу Ника. Пальцы натолкнулись на прозрачную преграду и со скрипом провели по ней, оставляя смазанные багровые полосы на зеркальной поверхности. Ник вздрогнул, обернулся, увидел алые следы своих ног, увидел обезглавленный труп сестры в спальне и закричал.
  Ещё до того как иссяк вопль, пронзительный и болезненный, словно крик новорожденного, Ник осознал: они люди, а он нет. Всё встало на свои места. Чёрная дыра в груди разрослась и наконец поглотила его.
  Он смотрел на своё лицо, на то, как стираются знакомые с детства черты, как сливаются радужка и зрачок. Улыбнулся, демонстрируя мелкие, острые зубы. Слизнул кровь человеческого существа с ножа. Откуда-то он знал, что свежая еще вкуснее. Он пообещал себе попробовать.
  Светало, когда существо, еще вчера называвшее себя Ником, вышло на крыльцо. Его сложно было спутать с человеком. Лицо было пусто, движения смазанны. Он поднял голову, посмотрел чёрными, лишенными зрачков глазами на занимающуюся зарю. Прогремел выстрел, снося новорожденному монстру голову.
  Из-за кустов вышел мужчина с ружьём в руках, от всей души пнул безголовое тело и с чувством выругался. А затем добавил, обращаясь к молодому спутнику, бледно-зелёному от подступающей тошноты.
  - Вот паскуда такая, кукушонок. И ведь пока не вырвется из человеческой оболочки, хрен его узнаешь. Будет под самым носом у тебя ходить, а ты и не заметишь.
  - Как некогда в разросшихся хвощах
  Ревела от сознания бессилья
  Тварь скользкая, почуяв на плечах
  Ещё не появившиеся крылья, * - продекламировал бледный спутник стрелка.
  Тот в ответ только хмыкнул и принялся затаскивать безголовый труп в дом. Его спутник пошел следом и еще сильнее позеленел в холле, наступив на чей-то палец.
  - Неплохо он тут порезвился, гад. Даже не знаю, поможет ли здесь имитация взрыва бытового газа... - задумчиво пробормотал мужчина с ружьём.
  - Здесь поможет только имитация падения метеорита, - печально сказал его спутник. - Откуда эти твари вообще берутся?
  - А шут их знает, - задумчиво почесал бороду мужчина с ружьём. - Моё дело вычислить их и заставить выйти на чистую воду. Остальное не моя забота.
  - Но... но он мог бы прожить жизнь человека... И никто не умер бы.
  - Сорвался бы, рано или поздно сорвался бы. И тогда тремя жертвами дело бы не ограничилось, уж можешь мне поверить. Они такими страховидлами вырастают, если дело на самотёк пустить. Это так, младенчик был.
  - И всё же, откуда они берутся?
  - А мне пофиг, откуда они берутся. Я умею их различать, умею уничтожать, и хватит с меня этих знаний. С этим не успел, конечно. Чуток опоздал. А то и без жертв, бывает, обходится.
  Пока они говорили, мужчина с ружьём открыл газовые конфорки, нашёл в гараже канистру с бензином, разлил его по полу, оглянулся, стараясь оценить ущерб.
  - Скольких ты уже убил?
  - Если считать этого, двадцать два, - сказал в ответ мужик и вскинул ружьё. - Ты, значит, двадцать третьим будешь.
  Его спутник перестал притворяться человеком, оскалил зубы, медленно повернулся, с неприятным звуком выпуская полуметровые когти. Пуля оказалась быстрее.
  - Тварь скользкая, почуяв на плечах ещё не появившиеся крылья... - с удовольствием повторил стрелок. - Тварь скользкая... Это ты про себя хорошо сказал. Тварь скользкая, а туда же... поэт. Поиграть со мной захотел.
  Мужчина снова оглянулся, вздохнул:
  - Как вы меня достали, выродки! Когда же вы закончитесь?
  Где-то вдалеке провыла полицейская сирена. Стоило поспешить.
  Глава. Короткие рассказы. (55 слов и меньше)
  [Верни мне мое сердце]
  Они встретились.
  Обменялись сердцами, стали жить.
  Все как у всех: работа, дом, дети. Усталость. Стук чужого сердца в груди стал раздражать.
  Расстались.
  Что-то тянет, болит, не дает дышать. Но что? Им уже не вспомнить.
  Друг другу сердца они так и не вернули.
  [Единственный враг]
  Вот он, стоит, ухмыляется, мой единственный враг.
  Все портит, до чего может дотянутся. Надоел хуже горькой редьки, и не избавишься от него никак! Даже морду не набьешь.
  Отражается в зеркалах, смотрит моими глазами.
  Мой единственный враг - я.
  [Горе]
  У ворот кладбища сидело горе.
  Оно хватало за черные одежды понурившихся людей, и те вырывались из его цепких рук.
  - Некогда горевать, - говорили они. - Некогда. Семьи, дети, работа.
  Горе вздыхало.
  Лишь один человек взял горе за руку.
  - Пойдем. Тебя тоже следует пережить. И однажды ты превратишься в светлую печаль и память.
  [Обида]
  Муж пришел домой, усталый, хмурый. Прошел мимо Наты, не взглянув.
  - Ты все еще обижен? - спросила Ната.
  Он прошел на кухню, достал водку.
  - Не обижайся! Прости, сглупила!
  Он не слышал. Налил водку в две рюмки, прошел в комнату, поставил перед портретом в черной рамке.
  Ната его не любила - на нем у нее была такая глупая улыбка.
  [Правда]
  - Говорят, правд много, а истина одна. А еще говорят, что истина в вине. Что ж, посмотрим, - сказала Правда, салютуя своему отражению полным бокалом.
  Отражение подмигнуло ей в ответ.
  [Гармония]
  Быть было нечему.
  Не зажигались звезды, не являли себя ни материя, ни дух. Не звучал звук, не рассекал тьму свет, ибо не было ни тьмы, ни звука, ни света. Не было написано, или сказано ни одного слова.
  Но гармония была нарушена. Так себя явила жизнь.
  Она слишком прекрасна что бы быть безупречной.
  [Как сосед дуба дал]
  Решил соседей разыграть - новогднююю елку выкинуть в апреле, завернув в черный пакет, чтоб на тело было похоже. Тащу к лифту. У лифта - трое таким же пакетом. Тяжелым.
  - Я елку выкидываю, - говорю.
  - Сосед твой дуба дал... - ухмыляются.
  Вспотел. Страшно.
  - Поспорили.Он вырастил дерево из желудя, а мы должны дуб из дома вынести, в таком виде. Розыгрыш.
  [Почему нас все еще на завоевали пришельцы]
  Подал сигнал межгалактический терминал связи. Левая голова, используя шестой и седьмой хватательные отростки, открыла инструкцию. Правая голова застонала.
  - Гадская связь! Двести лет сигнал идет туда-обратно! Они уже на луну слетали, а мне предлагают варианты борьбы против пушек.
  Правая голова огорченно закурила.
  - Вот потому мы их и не завоевали, что связь слишком медленная!
  [Оракул]
  Путь к оракулу долог и труден. Он не умеет предсказывать будущее, при этом никогда не лжет. Каждому кто приходит к нему он говорит правду. На всех языках, на всех наречиях можно получить от него ответ на любой вопрос. Потому, что каждому он говорит одно и тоже:
  - Это может случиться в любое мгновение.
  
  
  Прода от 01.11.2019, 17:36
  
  Глава. ПОДНЯТЬ-ТО ПОДНЯЛИ
  Аннотация: Директор банка умер, а потом воскрес. Что делать? И кто виноват?
  Он умер, а потом воскрес... или нет? Насчёт смерти он был уверен точно, насчёт воскресения - нет. Живых, кажется, не хоронят, да? А он выкопался из земли. Гроб, в котором он лежал, совсем сгнил.
  Глаз не было, но он видел кладбище, старое, заросшее сиренью. Шуршала в траве гадюка, надрывались кузнечики. Захотелось курить. Легких не было, а курить хотелось. Он мельком глянул на надгробие, полноватое лицо показалось ему знакомым.
  "А, - понял он, - это же я". Прочёл даты, имя. "Помним, скорбим" изящным шрифтом. Достойно, достойно. Со вкусом. Ему нравится. Мраморный ангел тихо плакал рядом. На минуту показалось, что крылатый оплакивает не жизнь вверенного ему усопшего, а отколотую кем-то левую руку, лежащую у его обутых в сандалии ног.
  "Виктор Сергеевич Пелег, - прочёл он ещё раз, обкатывая имя на несуществующем языке. - Ну что, Витюша! С посмертием тебя! Сейчас бы сто грамм накатить за помин, кха... души".
  Он вдруг застыл, осенённый пришедшей в голову мыслью: "Мозга-то нет! А мысли-то откуда?" Потом успокоился. Это при жизни он был материалистом... Теперь можно не напрягаться и думать тем, что есть. Костным мозгом, может. Если остался он. Или чем иным.
  Кто-то шёл по кладбищу, чертыхаясь.
  - Накидали тут, набросали... Со съёмками своими совсем с ума посходили. Лучшие маги двадцать первого века, посмотрите на них! Этот в чёрном выкобенивался: "Подниму Пелега, директора банка... Пусть расскажет, от чего да как на рабочем месте помер". Тьфу! Дурацкая передача! Людей за дураков держат. Коли бы так можно было бы, так его пятьдесят лет назад бы подняли да расспросили, пока свеженький был. А теперь что?
  
  Поднятый телевизионным магом директор банка В.С. Пелег спрятался в кусты и затрясся от смеха. Спасибо неведомому магу, что он не забыл оживить с ним вместе его знаменитое чувство юмора.
  А почему он умер на рабочем месте?
  Это он ещё вспомнит. Это он ещё разберётся...
  
  ***
  
  {Несколькими днями позже...}
  
  - Эй, мужик! Ты меня поднял, мужик, теперь Васильича поднимай, мужик! Чего пялишься, маг недоделанный? Некромант, твою ж... чего ты мычишь там? Как нашёл? Думаешь, раз я пятьдесят лет назад помер, так в компах не секу? Да у меня образование не чета нынешнему! Я еще в советские годы школу окончил! Ну, два компа сломал, пока разбирался... рука ещё отваливается. Правая. Я её скотчем прикрутил, пойдет. Может, на клей посадить? Не знаешь? А кто знает? Это ты же у нас знатный зомбовод.
  Ты мне глазами не хлопай, Васильича, начальника охраны моей, поднимай давай! Разбираться будем, как я помер. А? Куда нос делся? Так я к жене своей заглянул, к ведьме старой. Даром что с деменцией, а сковородой по лбу дала. Одно было выдающееся место, и того лишили.
  И Светочку еще подними, секретаршу мою. Посмотрел я на её надгробие - всю жизнь мне врала, на десять лет возраст свой преуменьшала. Дура.
  Эй, мужик! Чего ты там хрипишь? Как зомби поднимать, а? Я говорю: как зомби поднимать? Где записи твои, блаженный? Эй, ты чего? Помер, что ли? Да что ж ты делать будешь?
  
  
***
  
  {Месяцем позже }
  
  ... Из статьи в интернет-издании "Вестник мага"
  Из материалов дела о пропаже гражданина Василия Владиславовича Воробушкина, известного как маг некромант Герхард фон Дюстер, полуфиналиста программы "Лучшие маги 2029"
  К делу приложена записка, написанная, предположительно, самим гражданином Воробушкиным. Некоторые слова, однако, написаны иным почерком. Вот ее текст:
  "Так как я опозорился (зачёркнуто) - переоценил свои силы (зачёркнуто) - опозорился (подчёркнуто три раза) на одном из испытаний, не сумев вызвать дух В.С. Пелега, я принял решение покончить со всей этой мурой (зачёркнуто) - уделить больше внимания теории некромантского дела и духовным практикам (зачёркнуто) - не морочить людям головы (подчёркнуто три раза) и удалиться в монастырь (зачёркнуто) - не в монастырь, а на Эверест (зачёркнуто) - на Арарат (подчёркнуто один раз) - какой к хренам Арарат, идиот? - Он ближе. Там коньяк. А на Эвересте холодно (зачёркнуто) - Эверест. - Почему мы вообще переписываемся на этом клочке бумаги? Надо не забыть его сжечь перед уходом... И съесть. - Я больше ничего жрать не буду! Хватит экспериментов!"
  Также на официальной странице в одной из социальных сетей гражданин Воробушкин, известный как маг-некромант Герхард фон Дюстер, разместил следующую запись:
  "Я, маг некромант высшего уровня Герхард фон Дюстер, теперь покой... решил обрести временно. Переосмыслить жизнь, пообщаться с великим учителем, личем-некромантом высочайшего уровня, мастером Гелепом, свалившимся мне буквально как снег на голову, дабы недостойный ученик мог припасть к светочу его разума, хочет он того или нет. Ждите нас обоих на отборочных испытаниях нового сезона передачи "Лучшие маги - 2030".
  Возможно, это только пиар-ход? С нетерпением ждём нового сезона всеми нами обожаемой передачи.
  
  ***
  
  Из комментариев в интернете:
  
  [Воробушкин_лучший]: А-а-а-а, где мой любимый некромант? Как мне теперь жить?
  [Сторож]: Достали со своими некромантами! По кладбищу пройти нельзя, чтоб на какого-нибудь не наткнуться. Я думал, готов пережил, и всё в порядке теперь, но нет![Некроняшка отвечает пользователю Воробушкин_лучший]: Он тебе не Воробушкин, а Герхард фон Дюстер, тупая афца!!!
  [Воробушкин_лучший отвечает пользователю Некроняшка]: Сама такая! У него на аве фото с паспортом, а там - Воробушкин.
  [Некроняшка отвечает пользователю Воробушкин_лучший]: Да он просто прифотошопить забыл свое истинное духовное имя.
  [Воробушкин_лучший отвечает пользователю Некроняшка]: За три с половиной года он ни разу не посмотрел на свою аватарку и ни разу не заметил?
  [Некроняшка отвечает пользователю Воробушкин_лучший]: Истинным зрением он видит там свое духовное имя!
  
  ***
  
  {Год спустя}
  
  Загремел гром, закаркал ворон, засверкали молнии, и двое вошли под своды съёмочного павильона "Лучших магов двадцать первого века".
  Один был худ и бородат, другого тут же узнали пришедшие принять участие в отборочном туре ведьмы, ведьмаки и посланцы с Ориона.
  Тот, что зарос бородой, сказал второму:
  - А здорово мы Васильича отпинали, да! Давай каждый год в годовщину моей смерти его отпинывать будем, - он остановился. - Нет! В футбол его черепушкой играть будем. Там рядом с ним какой-то футболист лежит? Возьмем у него пару уроков!
  - Воробушкин! - крикнула яркая цыганка, зазвенела всем, чем можно звенеть, включая ключи от машины своего соседа по очереди. - Ты, что ли?
  - Какой я тебе Воробушкин, - сурово сказал Воробушкин. - Мое имя Герхард фон Дюстер, женщина, постарайся запомнить.
  - Герхард, так Герхард, - пожала она плечами и выронила чужие ключи.
  - Да сколько можно, Марья Николаевна? - возмутился стоявший перед ней суфий. - Третий раз сегодня!
  - Ой, ладно! - всплеснула руками цыганка. - Тренировалась я!
  В подтверждение её слов из второго рукава выпали телефон и кошелек. Телефон она ловко поймала и вернула стоявшей позади шаманке, мимо которой минут пятнадцать назад проходила в туалет.
  - Кто это с тобой, Герхард фон Воробушкин? - спросил суфий, подходя ближе. - Никак новенький?
  Герхард устало оттарабанил:
  - Это со мною мой великий, всезнающий и всеумеющий учитель, лич-некромант запредельного уровня, мастер Гелеп... Милостиво согласившийся меня сопровождать и ради этого отринувший праведное существование на вершине Эвереста...
  - Тоже некромант, что ли?
  Герхард вздохнул:
  - А кто же еще?
  Некроманты переглянулись.
  - Камер нет?
  - Вроде нет...
  Тогда всеведущий и всезнающий мастер Гелеп опустил пониже кустистую бороду, отклеил брови, снял силиконовые щёки и предъявил сборищу ведьм, шаманов и прочих экзорцистов отполированный череп.
  - И вы нам, ребята, не конкуренты!
  
  Прода от 02.11.2019, 04:52
  Глава ПЕСИЙ ДОМ
  [Песий рай]
  Кто в юности не делал ошибок? Я уж точно не из таких. Хорошо, что в те времена не было ни толкового интернета, ни по телефону с камерой у каждого придурка, иначе я бы точно загремел куда-нибудь. Может, в психушку, а может - в тюрьму.
  Я убивал собак.
  Да-да, ату меня, ату! Я живодёр, гад, урод, псих. Но это ведь лучше, чем убивать людей, правда? Это были уличные собаки, роющиеся на помойках, подбирающие всякую дрянь, опасные для людей, больные, блохастые шавки, от которых воняло гнильем и мокрой шерстью. Я избавлял город от заразы, а их самих от страданий, понимаете?
  Главное - не смотреть им в глаза, когда они идут к тебе, с опаской повиливая хвостом. Где-то в глубине души они всё ещё верят, что вот эта рука накормит, погладит, поддержит. Я избавлял их от страданий, вот что я вам скажу, и они отправлялись прямиком в собачий рай, я уверен.
  Должен же быть после такой жизни рай, правда? Я делал доброе дело, честное слово, доброе. Разве нет?
  Первого пса я помню очень хорошо, он подвернулся мне после особенно отвратительного дня в школе. Десятый класс, весна, в голове всё что угодно, кроме уроков. А они талдычат, талдычат об одном и том же. Будущее, институт, экзамены... Ненавижу!
  Особенно эту дуру, классную руководительницу, с рыбьими глазами и усами под носом. Могла бы и выдёргивать эти волоски, от них тошнит. И у этой псины, чёрной с подпалинами, были усы. Она виляла хвостом, тащилась за мной, гадина, отвратительная шерстяная мразь с печальными глазками.
  Я опустил ей руку на голову, почесал за ухом. Она вначале напряглась, потом вдруг ткнулась мне в ладонь лбом, требуя ласки. Может, у нее был дом? Когда она была не долговязой бесполезной псиной, а маленьким пушистым щенком.
  Может быть, она думала, что люди ей всё ещё друзья. Нет, глупая псина! Тебе сейчас покажу, чего я стою на самом деле. Я купил ей пирожок с мясом.
  Стал звать ее разными именами. Казбег, Дружок, Курша...
  Вот на Куршу она откликнулась. Дал ей половину пирожка, она приняла его с благодарностью. Второй половиной поманил ее дальше от людных мест, к реке, на берег, где никого не бывает, кроме бомжей и рыбаков.
  Она всё виляла хвостом, облизываясь на кусок пирожка. Я начал топить её, она визжала. Тогда я ударил камнем по её глупой башке, по её лбу, по ушам, по отвратительной морде, которая так просила ласки. У нее вытек глаз, она визжала. Мы были под мостом, по которому без остановки сновали туда и обратно машины, а она визжала. Я представлял на её месте эту дуру классуху с рыбьими глазами.
  Она перестала визжать.
  В будущем я не раз прибегал к этому средству. Староста группы, преподы, девушка, родители, младший брат, умевший визжать без всяких камней на шее.
  А люди оставались живы. Я думаю, они должны быть мне благодарны за это. Я мог смотреть на них, мог им улыбаться, притворяться им сыном, другом, сотрудником, возлюбленным. Я позволял им оставаться живыми. Я думаю, это честный и справедливый обмен. Разве нет?
  Быть может, позже у меня нервы стали крепче, или я просто перерос подростковую агрессию. В любом случае со временем перестал выделяться, женился, смотрел футбол, завёл детей. И, конечно, учил их не обижать животных. И в этом не было лицемерия - я был уверен, что им это не понадобится. Они-то сумеют держать себя в руках...
  Умер я так же прозаично: сказались любовь к жирному, алкоголю, нелюбовь к спорту, если не считать спортивных каналов, и нервная работа. Много мужчин умирает именно так.
  Умер для того, чтобы очнуться в теле собаки. Той самой, первой своей псины, с подпалинами и усами. И долговязый юноша с пакетом, в котором лежат тетрадка, ручка и половина пирожка, зовёт меня к реке.
  И я иду.
  И меня топят. И бьют по голове камнем. И вытекает глаз. И я визжу. И это, должно быть, честно и правильно. Я был хорошим отцом, и мужем, и другом, и работником, успел побыть даже хорошим дедом, пусть и недолго. Разве плохо быть хорошим для людей и плохим для собак? Разве лучше, если наоборот? И быть псом, которого убиваешь ты сам, наверное, всё же лучше, чем быть в шкуре знакомого человека, глядящего в момент смерти в собственное молодое лицо? Что ж, если меня наказывают за собачьи смерти, значит, ничего более страшного я в жизни не совершил.
  А та, настоящая псина, нашла ли она свой рай? Вот что меня на самом деле интересует.
  Пирожок доеден. Впереди - смерть и боль.
  А потом это повторится. И раскаиваться я не готов.
  
  [Песий друг]
  Вероятно, последней соломинкой, переломившей хребет верблюду, стала смерть собаки. Собака была не моя, дворовая. Я подкармливала её, разговаривала с ней. Она меня сопровождала, когда я осмеливалась выйти прогуляться поздним вечером, чтобы никто не увидел моего лица. Того, что от него осталось после пожара...
  Я научила собаку отзываться на имя Курша, и иногда мне казалось, что у неё, как у мифической собаки, спутницы прикованного к скалам Амирана, тоже растут крылья.
  И я пела ей, как пела мне бабушка в детстве:
  "У Курши уши и морда
  Из золота вылиты.
  Курши глаза, глаза
  С луною схожи, с луною.
  Курши лай, лай
  С громом небесным схож.
  Курши лапы, лапы
  С гумно величиной, величиной.
  Курши прыжок, прыжок
  С большое поле, поле".
  Это очень глупо, наверное, соседи считали, что я совсем с ума сошла. Но Курша слушала меня внимательно, и мне было легче.
  Потом Курша пропала. Я не сильно переживала, что может случиться с дворняжкой? Не переживала, пока не нашла её недалеко от дома, под мостом, куда я забрела случайно в поисках пустых бутылок. Пенсии мне хватало очень не на многое.
  Не помню, что было потом. Я, кажется, плакала и обнимала её. А потом, вероятно, покончила с собой. По крайней мере, наказывают меня здесь именно за это.
  Меня заставляют смотреть в глаза своим страхам снова и снова. А я так давно не видела себя в зеркале.
  И не хотела видеть.
  А тот, кто сидит рядом, безликий, безглазый и безротый, всё приказывает смотреть в глаза своим страхам. Как мне предлагал психолог. Тогда, давно, когда я ещё пыталась реабилитировать себя хотя бы в своих глазах.
  Проблема в том, что у меня нет страхов. Можно мне просто не быть?
  Пожалуйста?
  Курша, миленькая, надеюсь, хоть тебе хорошо.
  [Песье ожидание]
  Я - собака-поводырь. Совершенно невидимая собака. Ещё не пришло моё время.
  Я люблю людей. Кто-то ведь должен их любить, сами они не справляются. Вот и ту женщину, которая пела мне песни, моего друга, мучают теперь её собственные страхи. Один страх, ставший высоким, безликим кем-то без запаха и жизни.
  
  {Я здесь! Я защищу тебя!}
  
  - И вы даже не предложите посмотреть своему страху в глаза? - снова и снова спрашивает он, и мой старый друг (ее зовут Алиса) дрожит. Ее страх выпрямляется в кресле ещё больше, хотя куда ещё? Луч света скользит по его гладко выбритой щеке.
  Алиса чувствует, как пересыхает горло, и я чувствую это вместе с ней. Страх очень хорошо умеет притворяться человеком.
  - А это имеет смысл?
  - Предыдущий психолог советовал мне именно это.
  - И где он теперь?
  - Полагаю, там же, где и вы сейчас, - в голосе страха нечто, похожее на усмешку.
  
  {Я здесь. Я защищу тебя! Тебе только надо перестать слушать тех, кого слушать не стоит.}
  
   Алиса всё же наливает себе воды в узкий высокий стакан, мне тоже хочется пить. Я слышу её мысли очень чётко. Я учусь думать как человек. Её кабинет - образцовое место работы психолога. Типовое. Собранное по маленьким кусочкам из всех фильмов, где когда-либо мелькали кабинеты психологов.
  - Если бы я могла, я бы взглянула своим страхам в глаза...
  Пациент усмехается.
  - В вашем распоряжении вечность.
  - Это бессмысленно, - говорит Алиса дрожащим голосом. - Я отказываюсь верить, что...
  - А с чего вы взяли, что у чего-то должен быть смысл? А какой смысл вы вкладывали в свой поступок, Алиса? О каком смысле вы думали, дипломированный психолог, когда убивали себя. У вашего поступка был смысл?
  - Нет, - шепчет она. - Смысла не было.
  - Отчего он должен появиться теперь?
  Она закрывает глаза.
  
  {Я здесь, слышишь? Обрати на меня внимание.}
  
  - Курша, Курша... - говорит она. - Надеюсь, тебе хорошо.
  Пальцы подрагивают.
  
  {Ну же! Положи их мне на голову. Почеши мне за ухом.}
  
   Страх уходит, оставив дверь приоткрытой. Какое-то время спустя мы, наконец, выходим в коридор. Тусклые лампы, обшарпанный пол... И этот образ склеен из тысячи попсовых фильмов и книг. Я слышу ее мысли, она не видит меня и не слышит. Ещё не готова. Викинги представляли себе загробный мир ледяной пустыней, потому что холод был им хорошо знаком. Лава и жар в христианском аду для тех, кто знает, что значит умереть от жары. У Алисы ад - бесконечный коридор, тусклый свет, потёртый линолеум. И много-много дверей. А за каждой - её смерть. Очередной сценарий её самоубийства. О половине из них она и подумать не могла...
  И каждый раз после, помня о своих разбрызганных мозгах или сожжённых внутренностях, она снова и снова появляется в знакомом кабинете напротив своего пациента. Своего страха.
  И он снова и снова предлагает взглянуть страхам в глаза, проводя пальцами по гладкой коже лица там, где у человека должны быть глаза.
  Алиса мертва. Алисе ничто не может помочь, даже встреча с собственным страхом. И у неё впереди вечность.
  Но когда-нибудь Алиса поймет, что смотреть надо не на свои страхи, а вокруг. И тогда она увидит меня. Она почешет мне за ухом. И я выведу ее отсюда.
  Я - собака-поводырь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"