Аннотация: Город - огромное живое существо. Не злое, не доброе. Иногда его убивают...
Четыре комнаты
История, рассказанная домом N12
Иногда перед смертью дома говорят правду...
Женщина была неимоверно старой. Она стояла в дверном проеме, придерживая сухой рукой облупившуюся коричневую дверь и зимний день за ее спиной рисовал ее фигуру - тень жизни в высохшей оболочке плоти.
- Марфа Никитична, вы же разумный человек, вы должны понимать... - забубнил первый мужчина. Он был одет в рыжую дубленку с белым воротом и белыми же отворотами рукавов, свою ондатровую шапку он сжимал в руках. Второй мужчина, одетый в дорогое серое пальто и с кожаной папкой подмышкой, молча стоял за спиной у первого.
- Именно разумный, сударь, - подтвердила старушка и промокнула носовым платочком слезящиеся выцветшие глаза.
- Завтра приходит техника, - бесцветным голосом произнес мужчина в пальто. - И если вы разумный человек, то...
- Именно разумный, - с достоинством сказала старушка. - И именно поэтому я никуда не поеду.
Она захлопнула дверь. Гул пронесся по пустой лестнице, ему вторило эхо закрывающегося замка "шшак-клац!"
- Сумасшедшая старуха! - с досадой сказал первый мужчина. - Десятый раз, наверно, прихожу. Уже и машину выделил - скарб ее нищенский перевезти, квартиру хорошую, как вдове участника Великой отечественной дали... а эта!.. - он безнадежно махнул рукой.
- Сколько ж ей лет? - поинтересовался мужчина в пальто.
- Девяносто. И живее всех живых, понимаешь!
- Значит завтра потихонечку, с милицией, грузовичок подгони к подъезду... слушай, а она одинокая?
- Вроде и муж, и дети у нее погибли очень давно, - призадумался мужчина в дубленке.
- Ну... как-то мы это все решим...
Они пошли вниз и лестница нехотя вторила их шагам. Эта квартира осталась последней заселенной в аварийном доме постройки 1924 года.
Завтра дом должны были снести.
***
Марфа Никитична аккуратно защелкнула замок, накинула цепочку, повернулась к двери спиной и сделала несколько шагов по коридору вглубь квартиры.
Мир изменился мгновенно и стал таким, каким ему должно было быть.
...Половицы еле слышно скрипнули, когда она вошла в мамину комнату. В окна бил июнь, солнце плясало в стеклах, доносились с улицы голоса играющих детей. Зелено было за окнами, зелено, сине и празднично.
Мама сидела у окна, прямо в солнечном луче, и вышивала кота. Кот у нее тоже получался праздничным - на ярко-желтом фоне рыжий кот с огненно-алым бантом. Кот сидел на зеленой травке, под его лапками виднелись цветы, правда, пока только нарисованные карандашом.
- Кто-то приходил, Мара? - спросила мама.
- Галюшка, - Марфа подошла к трюмо и придирчиво окинула себя взглядом.
Хороша она была, хороша в своем новом летнем наряде. Платье в горошек подчеркивает ладную фигурку, черные вьющиеся волосы завязаны голубой, в тон платью, ленточкой. Глаза карие сверкают, как драгоценные камни...
- Странно, - мама лукаво улыбнулась. - А голос вроде мужской...
- Да что ты, тебе послышалось, наверное, - беспечно сказала Марфа.
Мама улыбнулась и снова склонилась над вышивкой. Марфа подошла к ней, села рядом на корточки и заглянула ей в глаза, снизу вверх, как в детстве.
- Что ты говоришь, фантазерка, - мама нагнулась к Марфе и поцеловала ее в лоб. - Ты еще скажи, что не вернешься никогда.
- Никогда, - эхом повторила Марфа.
- Иди, Маруся, только попроси этого "никогда" привести тебя домой к восьми вечера.
Марфа кивнула. Когда тебе семнадцать, лучше не спорить с мамой. Куда как проще согласиться. И сегодня, двадцать четвертого июня 1929 года, она как всегда согласилась. И на душе ее стало легко-легко, и она встала, поцеловала маму и сказала, что никогда-никогда не оставит ее и что они всегда будут вместе...
И они улыбались друг другу в солнечном луче, улыбались не веря, но надеясь на правду...
Мама прожила долго и счастливо до 84 лет - ее не коснулись репрессии, ее пощадила война, ее минули болезни. Только доживала она свой век не в этом доме. Мама после войны, в возрасте 53 лет (небывалый случай!) вышла замуж и уехала в Ленинград. Марфе тогда было 33 года и она еще пару лет жила одна. В 35 лет она, наконец, вышла замуж за Павла.
***
Ветер ударил в стену, жахнул со всей силы по железным листам крыши. Он был силен, этот ночной ветер, силен и зол. Ос стремился разрушить дом, и он преуспевал. Со стены сорвался кусок штукатурки, рухнул наземь. Ветер выл. Он врывался в выбитые окна, влетал в покинутые хозяевами квартиры. Он нес с собой ночь, темную декабрьскую ночь, лишенную снега. Тревога обуяла дом и деревья в сквере. Тревога и знание того, что эта ночь последняя. Все они, и дом, и деревья останутся в этой последней ночи навсегда.
***
Дверь второй комнаты открылась легко и беззвучно - хозяйственный Павел каждый месяц смазывал петли. Данила и Маша еще не вернулись из школы - они всегда предпочитали делать уроки там, а не дома. За окном стоял вечер марта 1960 года.
Марфа прикрыла форточку и поставила на стол сумку с продуктовым заказом. Через минуту послышалось тихое царапанье, дверь медленно приоткрылась и в комнату вбежала Стаська.
Вертя хвостиком, Стася подлетела к Марфе и негромко гавкнула. На ее узенькой лисьей мордочке появилось виноватое выражение.
- Что, Стасенька, пропустила хозяйку? - Марфа присела на корточки и Стаська тут же очутилась у нее на коленях. Больше всего, с самого детства, Стаська любила сидеть на ручках. Несколько минут Марфа почесывала Стаське ушки, поглаживала шелковистую спинку, а в это время Стаська вылизывала ей свободную руку.
Потом Марфа со Стаськой на руках подошла к окну. Синий мартовский вечер опускался на город, днем снег таял, но теперь лужицы покрылись тонкой корочкой искристого ледка. Мир просыпающейся весны становился по вечера волшебным и в этот вечер Марфа была абсолютно счастлива.
Да, она не особенно любила мужа, да и дети были к ней равнодушны, но у нее, кроме них, было еще столько всего!.. Весна, вечер, обожаемая Стаська на ручках, и эта комната, в окно которой по вечерам заглядывал праздничный фонарь.
Когда Стаське было пять лет, у нее на мордочке, над глазом, появилась маленькая шишечка. Марфа поехала со Стаськой к врачу и тот предложил шишечку вырезать. Но Марфе стало вдруг так страшно, что она отказалась.
И оказалась права. Стаська прожила долго и счастливо до 18 лет, и маленькая шишечка над глазом ей нисколько не мешала.
***
Дом погибал. Ночь трепала его, как бурное море треплет парусник. Трещало и жаловалось дерево, стонали стены. С крыши сорвало лист жести и он выбил стекла в окнах третьего этажа. Двери срывало с петель бешеным ветром, по коридорам тащило клочья бумаги, обрывки старых газет. Падала с потолков штукатурка, обнажая темную гнилую дранку, признаки разрушения проявлялись там, где их раньше не было - проседали лестничные пролеты, лопались трубы. Дом уходил в небытие, в вечную ночь...
***
Третья комната оказалась, как всегда, заперта и Марфе пришлось постучать, а потом подождать, пока Игорь откроет.
Открыл он не сразу, ему тяжело было идти, да и с кровати он всегда поднимался долго. Он умирал, ее первый последний любимый, умирал от рака, но смерть была еще не на пороге, и они оба об этом знали.
- Зачем же так, Игорек? Я же просила - ну не запирай, не надо, - Марфа шагнула к нему, они обнялись и минуту стояли неподвижно.
- Мне это в радость, Марусь, ты же знаешь. Пока я в силах - я всегда открою. Такое вот у меня счастье - встретить тебя. Каждый раз как будто впервые.
За окнами стояла осень 1972 года. Этой странной осенью Марфа забыла, что ей шестьдесят, ей вдруг снова стало максимум двадцать пять. Игорь был моложе ее на двадцать лет - немыслимый срок, но почему-то они, случайно увидев друг друга в районной поликлинике, вышли из нее вместе, взявшись за руки, как подростки.
В августе и сентябре Игорь еще мог выходить, и они много гуляли. Гуляли так, как мог он, медленно, подолгу сидели в скверах на лавочках. В сентябре Игорь переехал к ней - ему становилось хуже, ремиссия кончилась.
Он, как и Марфа, был одинок - родители его умерли давно, жена ушла. Марфа, похоронившая детей и мужа, разбившихся на машине по дороге с дачи, тоже уже несколько лет жила одна.
Оба они понимали, что это - ненадолго, что Игорь не дотянет до весны, но этот факт словно был размыт мелким моросящим дождем за окнами комнаты, в которой они сейчас находились.
- Я курочку купила, - тихо сказала Марфа. - Как лучше сделать?.. В духовке или супчик сварить?
- Марусь, не говори мне неправду, - попросил Игорь. Он подошел к Марфе и взял ее за худенькие плечи. - Это... это за нами приходили?
- Да, - помолчав секунду, ответила та. - За нами. Но ведь ты не боишься, правда?
- Я не боюсь, - ответил он. - И ты не бойся, ладно? Пока я жив, я буду защищать тебя от всего, маленькая моя. То, что у нас с тобой есть - оно ведь больше смерти, больше разрушения, больше даже, чем сама любовь, - дождь за окнами вторил его словам, повторяя и повторяя "да, да, да", "так, так, так". - И даже если меня не будет, я все равно буду с тобой...
Марфа стояла, прижавшись к нему, слезы бежали у нее из глаз, но она не смела поднять руки, чтобы вытереть их.
- Я люблю тебя, милый, - прошептала она. - Только... это почти навсегда, наверное...
"Да, да, да, так, так, так" - вторил ей дождь.
- Ты все равно не сумеешь уйти насовсем, - серьезно сказал он. - Маленькая сильная женщина. Твоя сила способна повелевать самой жизнью.
- Я знаю, - прошептала Марфа.
Игорь дожил до весны, вопреки всем прогнозам врачей. Умер он летом, в июле, и врач тогда сказал Марфе, то это она подарила ему несколько месяцев жизни.
- Если бы не вы, - сказал этот врач, - он умер бы еще зимой. Это я заявляю со всей ответственностью, как специалист.
- Он умер бы зимой, - эхом повторила его слова Марфа. - Но он не умер...
***
Ветер рушил кирпичную кладку. Они решили убить дом вместе - декабрь, ночь и ветер. Марфа прошла в темную кухню, подошла к окну и положила руки на стекло.
Дом дрожал, как живое существо - ему было страшно умирать и, что самое плохое, он все помнил. И свою юность в двадцатые, и зрелость пятидесятых и старость девяностых. Он не ждал, что его убьют так быстро, до самого конца он верил, что кто-то что-то изменит.
- Не бойся, милый, - прошептала Марфа. - Потерпи. Я обещаю, тебе не будет больно...
***
Дверь последней комнаты открылась сама. Марфа немного постояла на пороге, потом нерешительно вошла.
Это была ее комната. Вот она сама - фотографии на стенах - с мамой в двадцать девятом году, обе красивые, молодые, лица серьезные, а в глазах - озорные искорки. А вот она с Павлом и детьми - в свое время Павел решил "увековечиться", и они всей семьей и со Стаськой отправились в фотоателье. Стаська, как всегда, на руках у Марфы. И на этом снимке сразу видно, кто кого любит. Марфа Стаську, а Стаська - Марфу. И больше никто и никого. На следующем снимке - она и Игорь. Снимок делал их друг-фотограф на последнем дне рождения Игоря. Марфа и Игорь выглядят ровесниками - то ли ее пощадили годы, то ли его состарила болезнь... но от этой фотографии почему-то всегда веяло таким теплом, что Марфе постоянно хотелось ее погладить.
И она погладила сначала Игоря, осторожно, одним легким движением, потом погладила Стаську, потом маму...
А потом она подошла к странному перевернутому зеркалу и, наконец, посмотрела на себя.
Жизнь... Что есть жизнь? Перед огромной любовью - ничто. Марфа смотрела на свои высохшие руки, на бесплотное тело, на седые волосы и думала о том, что всему в этом мире приходит конец, и что можно дожидаться его и молить о нем, а можно... можно просто ходить из комнаты в комнату - и тебе снова будет семнадцать, сорок восемь, шестьдесят, и тебе будет, в сущности, все равно, что отражают зеркала вне этих комнат. Ее сердце разрывалось от любви к ним, от огромного горя, что сейчас переполняло ее, от сознания, что ей уже больше никогда не войти туда, к ним, не услышать июнь, не ощутить март, не понять сентябрь...
Марфа вышла в коридор, еще раз подошла к каждой двери и прислушалась. Тихо напевала, вышивая, мама; вздохнул во сне Игорь; тявкнула Стаська...
Марфа открыла входную дверь, спустилась по лестнице на улицу и встала между домом и ветром, раскинув руки. Подняла глаза к небу, глубоко вздохнула...
...и мир изменился.
***
- Чертовщина какая-то, - сказал мужчина в дубленке своему товарищу в сером пальто. - Открыто. А где бабка?
Они вошли в квартиру и стали поочередно открывать двери в комнаты.
- Ну и разруха, - заметил мужчина в пальто, пиная лежащий на пороге полуистлевший коврик с вышитым котом. - Словно никто и не живет...
Из последней комнаты донесся какой-то шум, сдавленное оханье, потом в коридор пулей вылетел мужчина в дубленке и заорал:
- Милицию вызывай, там такое!..
...Через два часа оба они сидели и курили в сером "Опеле", принадлежавшем мужчине в пальто.
- Страсть какая, - мужчину в дубленке все еще трясло. - Что врач сказал?
- Что она уже несколько лет там лежит... мумифицированная... - с трудом выговорил его напарник. - Офонареть можно...
- А с кем же мы с тобой вчера разговаривали?.. - шепотом спросил мужчина в дубленке. Второй не ответил.
Молчало все вокруг - спокойное серое небо, тихий ветер, принесшие с собой снежные тучи, молчал мертвый дом и деревья.
В этом мире много вопросов без ответов.
***
- Женщины в нашей семье заколдованные, - сказала мама как-то маленькой Марфе.
- Как принцессы? - спросила тогда Марфа.
- Нет. По-другому. Мы живем восемьдесят четыре года, не больше, но и не меньше.
- А если я хочу больше, то можно? - спросила Марфа.
- Только если ты будешь любить так сильно, что сумеешь не заметить смерти, - серьезно ответила мама. - Если чужая жизнь станет тебе дороже, чем твоя.
- Я постараюсь, мама, - сказала Марфа, глядя на маму снизу вверх. - Я очень-очень постараюсь. Я тебя очень люблю, мама.