Гейл Джинн : другие произведения.

Грешники, книга первая, главы 1-7

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Это - фанатский (читай - некоммерческий) перевод романа Джинн Гейл (Ginn Hale) Wicked Gentlemen. Общий рейтинг первых пяти частей - PG-13.
   Не читайте, если вам противны м/м отношения, если вас оскорбляют упоминание религии, обилие крови и прочие ништячки.
   Персонажи и мир принадлежат Джинн Гейл.
  
   Перевод выполнил Элайджа Бейли (killwebromance@mail.ru || http://keissy.diary.ru/)
  
   Часть первая.
   Глава первая.
   Ночь.
  
   Ночь опадала на город пыльными хлопьями.
   Газовые лампы въедались в уличную темноту, в заляпанных грязью окнах напротив тускло горели огоньки свечей. Тяжелые багровые тучи вытянулись за шпилями дымовых труб и покрыли небо уродливыми бархатными клочьями. Где-то в углу кружилась пара светлячков.
   Именно они пытались разогнать мрак моей комнаты. Я наблюдал за ними: они замерцали, бросаясь в омут своих, светлячковых, страстей, покружились почти у самого моего лица и опустились, в конце концов, на сгиб моего локтя.
   Светлячки подобрались совсем близко друг к другу; в темноте я мог различить их мелко дрожащие усики. В конце концов, самка подмяла самца под себя, вгрызаясь жвалами в его голову. И пока она пожирала его, мерцание их тел создало идеальный ритм.
   У некоторых любовных историй не бывает счастливых финалов.
   Самочка оказалась потрясающе аккуратной: она старательно уничтожила все улики и устроилась на моей рубашке с таким невинным видом, что ей смог бы позавидовать любой инквизитор. Я вынужден был стряхнуть её, чтобы закатать рукав; моя личная маленькая смерть не могла ждать дольше.
   Тонкие мышцы руки покрывали сотни крохотных шрамов - они поднимались вверх от груди, занимая каждый сантиметр тела с почти механической точностью. Цветом отметины никак не выделялись, но они слегка блестели и немного выдавались вперёд. За годы шрамы сильно выцвели, так что в темноте посторонний и не совсем трезвый человек вряд ли разглядел бы священные строки, вырезанные на моей коже.
   А вот метки на внутренних сторонах локтей сложно было не заметить: бледная кожа и линии синеватых вен скрывались под росписью синяков и свежих проколов. Их не мог скрыть даже мрак, но меня это мало тревожило: я просто хотел уйти, погрузиться во тьму и раствориться в тишине. Я не жаждал сбежать в вечное блаженство; я хотел просто сбежать.
   Игла вошла в полузатянувшуюся рану; было больно, но боль эта длилась не дольше секунды и была не такой сильной, как ломка без офория. По телу прошлась волна тёплой, сладкой истомы, разлилась по венам, добралась до сердца и забрала меня прочь из реальности. Руки легли на подлокотники, шприц выпал из пальцев. Я закрыл глаза.
   На мгновение я почувствовал себя так хорошо, словно был совершенно другим человеком.
   Я открыл глаза и взглянул в небесный водоворот за окном. Сиреневые сполохи и ярко-синий ветер полностью скрыли темнеющее небо; между трубами на крышах сновали стайки крохотных летучих мышей. Тяжёлый, терпкий аромат роз и магнолий мешался с запахом жареных сосисок, и эта дикая смесь напомнила мне шлюх с Золотой Улицы, выливавших литры духов на свои загноившиеся тела.
   Я думал о том, что принесёт мне эта летняя ночь.
   Чаще всего моё ожидание пропадало втуне. Люди приходили сюда редко, и у каждого были свои причины для визита к демону из Хэллз Бэлоу. Некоторыми из них двигало отчаяние, остальные просто не могли придумать ничего омерзительнее посещения моей квартиры. В любом случае, мне было всё равно. Всё равно до тех пор, пока они давали мне деньги.
   Стук в дверь меня не удивил. Я поднялся с кресла и двинулся через комнату, очень медленно, словно шёл через вязкую жидкость. За первым стуком последовал второй, нетерпеливый, но мне не было смысла торопиться. Я втянул воздух в лёгкие, прислушиваясь к запахам: от двери тянуло берёзовым мылом, кожей, бальзамирующей жидкостью и оружейным маслом; запахи сплетались, но явно принадлежали разным людям. Я помедлил, открыв дверь только после третьего стука, и сейчас же отступил в сторону - в комнату хлынул яркий свет. На пороге стояли двое мужчин.
   Первым моё внимание привлёк капитан инквизиции - одна его форма заставила расслабленные от наркотика мышцы напрячься. Я с трудом подавил зверское желание захлопнуть дверь и запереть её изнутри, но, пользуясь секундным ступором, повод перехватило моё упрямство: я окинул капитана таким взглядом, словно он был одним из самых заурядных созданий в моей жизни.
   Он был худым, и чёрная форма это подчёркивала. На руках у него были перчатки - как будто он не хотел оставлять отпечатков пальцев, чтобы никто не смог за ним проследить. Волосы были спрятаны под фуражкой.
   Со стоячего чёрного воротника на меня смотрели два глаза из литого серебра - символ Дома Инквизиции. Металл отбрасывал холодные блики на стену.
   Второй мужчина был одет в белый медицинский халат и выглядел порядком встревоженным. Его руки были сцеплены впереди в защитном жесте, словно он пытался от меня отгородиться. Один из его пальцев обхватывало золотое обручальное кольцо.
   Мне нравилось, что врач чувствовал себя неуютно. У него были идеальные черты лица и сильное, здоровое тело от природы красивого человека, а эта нервозность делала его уязвимым: так было проще приблизиться к нему, проще его обмануть. Догадка добавила мне сил, невзирая даже на присутствие капитана инквизиции в непосредственной близости.
   - Вы - мистер Бэлимей Сайкс? - Капитан заговорил первым. Моё имя он прочитал с потрёпанной, почти прозрачной от времени визитки.
   Бумажный уголок оторвался от карточки и опал вниз, как кусочек засохшего листка.
   Я с трудом помнил тот день, когда их заказал. Неужели мне хватало наивности верить, что с семидесятью визитками, бутылочкой отбеливателя для ногтей и хлопковым костюмом я смогу влиться в нормальное общество? Кстати, этот костюм всё ещё валялся в ящике моего шкафа. И я был бы рад забыть, в котором именно.
   Мне было чудовищно интересно, где капитан достал эту визитку, и как долго он таскал её с собой. Инквизитор аккуратно положил кусочек картона обратно в тонкую серебряную коробочку, сунул её в нагрудный карман и замер, ожидая моего ответа.
   - Да, Бэлимей Сайкс - это я, - наконец, согласился я. - А вы?..
   - Капитан Уильям Харпер, брайтонский отдел инквизиции. - Он повернулся к врачу. - Это мой сводный брат, доктор Эдвард Тэлботт.
   - Приятно познакомиться. - Доктор Тэлботт протянул мне руку, и в глазах его мелькнул страх: хорошие манеры неожиданно подвели его, заставив подать мне обнажённую ладонь для рукопожатия.
   Доктор отчаянно пытался не смотреть мне в глаза. Возможно, он впервые видел живого потомка демонов, но, никаких сомнений, отрезанные части тела моих собратьев на своём анатомическом столе он лицезрел довольно часто. И он почти наверняка держал в руках небольшое чёрное сердце кого-нибудь из заблудших. Однако, куски плоти - это одно дело, а живой экземпляр - совершенно другое: было заметно, что чёрные когти и смертельная бледность произвели на него меньшее впечатление, чем горячее дыхание и внимательный взгляд.
   Я улыбнулся доктору Тэлботту. Его нервозность притягивала; когда-то мои предки забирали души у людей таких же светловолосых и красивых, как он.
   - Может, зайдёте? - предложил я.
   - Да, разумеется. Спасибо. - Врач опустил руку и шагнул в мою квартиру.
   Капитан немного помедлил, затем последовал за своим братом. Я закрыл дверь, обрубая доступ яркому свету из коридора. Двое мужчин стояли во мраке моей комнаты; я прошёл к своему любимому креслу, прекрасно зная, как сложно им разглядеть меня в темноте.
   - Итак, господа, чем я могу вам помочь? - спросил я.
   - Моя жена... - начал было доктор Тэлботт, но инквизитор его перебил.
   - Мне необходима уверенность в том, что вы возьмётесь за это дело. - Он, несомненно, и раньше имел дело с заблудшими.
   История сделок между двумя нашими расами насчитывала многие века; история обманов и жульничества немногим ей уступала. Времена могли меняться, но профессиональная этика - никогда.
   - А мне необходимо знать, что именно вам от меня нужно, прежде чем я дам своё согласие, - отозвался я.
   - Нам нужна помощь в расследовании, - сказал капитан.
   - Всего лишь расследование? - удивился я. Много воды утекло с тех пор, как меня просили о чём-то подобном. Очень много.
   Интересно, почему я? Где они достали эту несчастную визитку? Природный страх перед всем, связанным с инквизицией, был беспощадно задавлен любопытством и офорием.
   - Ладно, - кивнул я. - Даю слово, что расскажу вам всё, что смогу узнать. Считайте, что вы меня наняли.
   - Кроме того, мне нужно быть уверенным, что вы не станете ничего предпринимать, не согласовав предварительно действия со мной. - Капитан Харпер сделал шаг в мою сторону. Всего один, но это тоже дорогого стоило.
   Я замолк. Нет, в его словах не было ничего удивительного, но... у него были основания полагать, что я что-то предприму. Эта мысль меня заинтересовала. Сердце забилось чуть быстрее, чуть глубже; любопытство распахнуло бездонную пасть.
   - Клянусь именем и кровью, что буду спрашивать разрешения на любое своё движение, - сказал я, - пока вы будете мне платить.
   - Прайс есть в вашем резюме? - поинтересовался Харпер.
   - Ага. - Возможно, в детстве я и был идеалистом, но даже тогда я не оценивал себя дёшево.
   - Мы согласны, - сказал доктор Тэлботт.
   Похоже, деньги его мало заботили - он был заметно богаче своего спутника: об этом говорили запах его одеколона и дорогой покрой костюма. А приятный цвет лица и вежливость добавляли, что доктор Тэлботт найдёт другой способ расплатиться, если денег у него всё-таки не окажется. И мне чертовски понравилась эта его отчаянная жертвенность.
   - Прекрасно, - заключил капитан и бросил на стол три золотые монеты. Конечно, он мне не доверял, но это было в порядке вещей. Я нехороший человек. Я лжец по своей природе. Со стороны инквизитора было весьма разумным исчислять степень моей исполнительности золотом.
   Но такая проницательность не могла не злить.
   - Присядьте и расскажите, чем я могу быть вам полезен, - проговорил я.
   В темноте им было неуютно, но я не собирался включать свет. Это была своеобразная маленькая месть за те сотни раз, когда меня слепили яркие лампы их кабинетов.
   Доктор Тэлботт опустился на зелёный диван, инквизитор сел в стоящее рядом дубовое кресло. Он двигался с раздражающей лёгкостью - должно быть, запомнил расположение мебели, когда свет из коридора заливал комнату.
   И его наблюдательность тоже здорово выводила из себя.
   - День назад, - начал доктор, - мою жену похитили.
   - Искать людей - задача инквизиции, - отозвался я.
   - Мне бы не хотелось начинать официальное расследование, - подал голос Харпер. - Это довольно щекотливое дело.
   - Ясно. - Я откинулся на спинку кресла. - Если хотите, чтобы я вам помог, не пытайтесь ничего скрыть.
   Мои слова были адресованы Тэлботту. Мне нравилось, как тщетно он всматривался в темноту, пытаясь понять, где именно я нахожусь.
   - Ничего плохого не случилось. - Доктор сцепил пальцы в замок. - Мы просто хотим защитить Джоан. Она погибнет, если кто-то узнаёт, в чём она замешана.
   - Замешана?
   - Именно, - выдохнул инквизитор. Судя по голосу, он не слишком любил выдавать информацию. - Моя сестра всегда требовала равных прав для людей и для заблудших. До брака Джоан была членом Общества Защиты Добропорядочных Граждан: писала стихи, раздавала листовки - в общем, ничего серьёзного. Она ушла пять лет назад, но до сих пор оставалась на связи с одним из членов этой организации.
   - Ясно.
   - Здесь довольно темно, вам не кажется? - неожиданно проговорил доктор Тэлботт.
   Я пожал плечами. Мрак давал мне преимущество перед ними, но доходить до физического дискомфорта я не хотел. Не сегодня, когда мне было нужно, чтобы они говорили со мной откровенно.
   Я бесшумно поднялся и шагнул к кремниевой лампе, стоявшей рядом с доктором Тэлботтом; он продолжал смотреть на моё пустующее кресло. Одного щелчка хватило, чтобы искра взвилась вверх, под абажур, и подожгла фитиль.
   Доктор Тэлботт вздрогнул так, что чуть не свалился с дивана.
   Капитан Харпер просто наблюдал за мной. Его зрачки всё ещё привыкали к свету, из-за чего он не мог видеть меня отчётливо, но это не мешало ему знать, где именно я нахожусь. Должно быть, он очень внимательно слушал.
   Я подумал, что к воротнику у этого инквизитора должны быть пришиты не глаза, а уши, и сам улыбнулся своим мыслям.
   - Вы меня напугали, - нервно усмехнулся Тэлботт.
   - Простите. Я решил, что со светом будет лучше. - Я вернулся на своё место.
   - Да, спасибо... так действительно лучше. - Он оглядел комнату. - У вас интересная квартира. Так много книг. Вы что-то изучаете?
   Разумеется, он не ожидал, что комнаты заблудших набиты теми же сувенирами из жизни, проведённой в уединении, что и комнаты любого нормального человека. Мои шкафы ломились от бумаги для рисования, газетных вырезок, перьев и книг.
   - Нет. - И мне совершенно не нравилась смена темы. - Возможно, вы расскажите, при каких обстоятельствах пропала ваша жена?
   Мгновение доктор Тэлботт казался страшно подавленным - я мог ощущать его тоску почти физически. Ему хотелось думать о чём-нибудь другом. Он молча уставился на свои руки, и вместо него заговорил капитан Харпер.
   - Вчера в начале третьего Эдвард и Джоан приехали в Церковный Банк, чтобы открыть инвестиционный фонд. - По холодным интонациям инквизитора сложно было вообразить, что он знаком с кем-то из этих людей лично. - Сотрудник банка подтвердил, что они покинули здание спустя час. Они вернулись к своему экипажу и обнаружили, что кто-то ножом взломал замок и украл сумочку Джоан. Эдвард решил отправить Джоан домой в экипаже и пойти в ближайшее отделение инквизиции, чтобы доложить о взломе...
   - Миссис Тэлботт поехала домой в экипаже с взломанной дверью? - перебил я.
   - Да, - тихо ответил доктор. - Она сказала, что ей нужно ехать немедленно, а меня отправила разбираться с взломом. Меня беспокоил замок, так что я запер его снаружи. У Джоан был запасной ключ. Я думал, с ней всё будет в порядке... - Тэлботт замолк и закрыл глаза.
   Капитан Харпер наклонился и сжал его плечо. Движение вышло совершенно неестественным, словно инквизитор видел его где-то когда-то и неловко попытался повторить.
   - Прошу прощения. - Доктор Тэлботт выпрямил спину и откашлялся. - Когда я вернулся домой, Томас, наш водитель, встретил меня у ворот. Он сказал, что Джоан не отвечала, когда они её звали. Томас и Роллинз, конюх, решили, что ей стало плохо, и выломали дверь. Но внутри Джоан не оказалось. Она просто исчезла из запертого снаружи экипажа.
   - Водитель останавливался где-нибудь по пути? - спросил я.
   - Нет. - Тэлботт качнул головой. - Он отвёз её прямо домой. От нашего дома до Церковного Банка минут пятнадцать езды через парк Святого Кристофера.
   Дело становилось всё интереснее.
   - Вам присылали письма с требованием выкупа?
   - Нет, - ответил доктор. - Нам приходили только письма от мистера Роффкейла.
   - Мистера Роффкейла? - Имя казалось мне смутно знакомым. - Он - тот самый член Общества, с которым поддерживала связь ваша жена?
   - Да. - Доктора Тэлботта, казалось, удивила моя сообразительность. - Мистер Роффкейл слал Джоан письма. Она говорила, что в них нет ничего особенного, только пара строк о старых знакомых из Общества. Я никогда особо не интересовался. Но после её исчезновения нам с Уильямом пришлось их прочитать.
   Рассказ продолжил капитан Харпер.
   - В одном из них было предупреждение, что Джоан могут похитить. В другом - красочное описание пыток. Роффкейл умолял её вернуться, потому что только так, по его мнению, он мог её защитить.
   Харпер поднялся и расстегнул пальто, так что я успел заметить колоратку на его шее и пистолет в наплечной кобуре слева.
   И то, и другое шло инквизитору безмерно. Белый воротничок говорил о власти судить и наказывать, данной капитану свыше, а пистолет очень доступно объяснял, как именно это будут делать. Спасение души становилось куда более заманчивым, когда словосочетание "вечные муки" обретало материальность.
   Капитан Харпер вытащил из внутреннего кармана пальто стопку писем и протянул их мне. Затянутые в кожу пальцы коснулись моей руки, и я ощутил лёгкое покалывание из-за освящённых масел, которыми он натирал перчатки.
   Он наклонился так близко, что я мог видеть его глаза - тёмно-карие, с глубокими кругами под ними, - и чувствовать его дыхание. От него пахло сигаретами и кофе. Наверное, он не спал и не ел уже чёртову уйму времени.
   - Эти. - Харпер отступил в сторону.
   - Есть идеи, где сейчас может быть мистер Роффкейл? - Я повертел письма, разглядывая почтовые марки и обратный адрес. Все они были отправлены из Хэллз Бэлоу.
   - Он под стражей в брайтонском отделе инквизиции, - ответил Харпер.
   Меня передёрнуло. Не слишком приятное место для любого человека, но хуже всего там было заблудшим. Орудия пыток священников - это сущий ужас. Шрамы на моих руках и груди заболели от одних только воспоминаний.
   - Не понимаю, зачем вам, в таком случае, нужен я. Вы в состоянии самостоятельно вытянуть из него всю информацию.
   - Пока он просто задержанный. Если бы дознаватель работал с ним, все его слова уже были бы в протоколе. А мне не хочется, чтобы эти показания пятнали репутацию Джоан, - ответил капитан.
   - А если иначе нельзя?
   - Мы сделаем всё возможное для того, чтобы Джоан вернулась домой невредимой. - Низкий голос доктора Тэлботта подрагивал от волнения.
   Харпер некоторое время разглядывал зияющую темноту открытого окна, потом перевёл взгляд на меня.
   - Мы хотим, чтобы вы поговорили с Роффкейлом. Он будет откровеннее с одним из своих. Надеюсь, он скажет вам что-то, чего не сказал мне.
   - Вы заплатили мне столько за то, чтобы я его разговорил?
   - Я дам больше, если этих денег недостаточно, - ответил капитан.
   Он почти наверняка хотел, чтобы я сделал что-то ещё. Я отвернулся и посмотрел в окно. Мрак разрезали слепящие огоньки преследовавших друг друга светлячков.
   - Вы хотите, чтобы я пошёл с вами в отделение? - Я знал ответ на вопрос, но всё равно спрашивал - со смутной надеждой, что меня разуверят.
   Капитан Харпер начал застёгивать пальто.
   - И лучше всего прямо сейчас.
   - Хорошо.
   - Огромное вам спасибо, - вставил доктор Тэлботт.
   Я кивнул и взял со спинки кресла своё пальто. Пока я надевал его, мне в голову пришла мысль об оброненном ранее шприце, и я быстро взглянул себе под ноги, гадая, заметил его инквизитор или нет. К счастью, шприц закатился под кресло. Единственной вещью, которую мог разглядеть на полу капитан, было одинокое, потрёпанное крылышко светлячка.
  
   Глава вторая.
   Серебро.
  
   У Доктора Тэлботта появились какие-то неотложные дела, поэтому он покинул нас недалеко от станции Бэйкер. К брайтонскому отделению инквизиции я и капитан Харпер добирались вдвоём.
   Громадное каменное здание было освещено ослепительно ярко. Отовсюду - с дверей, стен, потолков - на посетителей смотрели серебряные, отливающие холодным металлическим блеском глаза. В каждый из них были встроены кремниевые лампы, придавая зрачкам сходство с прожекторами.
   Я пытался скрыться от них, от отблесков белого пламени, в которое превращала любой свет литая поверхность, но он пробивался даже сквозь мои плотно закрытые веки. Мне пришлось прислонить ко лбу ладонь, чтобы хоть как-то осмотреться.
   Стерильное серебряное освещение лишало цвета все окружающие предметы. Чёрная форма капитана Харпера казалась мне мрачными крыльями ночного мотылька, а вот лицо его было почти невозможно разглядеть: оно казалось призрачным бледным пятном. Тень от фуражки отбрасывала на его лоб и глаза тёмную вуаль.
   - Серебро, должно быть, обжигает, - сказал он, и в голосе его не было ни радости, ни сочувствия. Словно о погоде говорил.
   - Да уж, - отозвался я. - Подозреваю, что так и было задумано.
   - Яркое освещение помогает контролировать преступников-заблудших. Здесь направо. Осталось немного.
   Он повернул, и я слепо поплёлся за ним. Можно было представить, каким могущественным чувствовал себя капитан Харпер в обществе совершенно беспомощного меня. Чего бы мне это не стоило, я найду повод сходить вместе с ним в Хэллз Бэлоу - сразу же после разговора с Роффкейлом. Пусть пройдётся по влажному, душному мраку и ощутит на собственной шкуре, что значит выражение "не в своей тарелке".
   Мои глаза застилала мутная пелена. Свет жёг каждый обнажённый сантиметр моего тела; тыльные стороны ладоней уже начинали неприятно краснеть. Я бывал в этом месте раньше, и боль, которую я испытывал сейчас, была ничем по сравнению с тем, что я пережил тогда. Эта напоминала неприязненный взгляд: да, он обжигал и ослеплял, но не убивал.
   Смерть приходила в комнату для дознаний, к жёстким металлическим столам, приходила медленно, но необратимо, приходила с простыми вопросами и бесконечной терпеливостью. Листовки лгали: стены там не были забрызганы кровью и завешены проржавевшими крючьями. Дома инквизиции были священными местами - тихими, чистыми и светлыми. В пресловутых комнатах для дознаний всегда царила приятная прохлада, а инквизиторы никогда не насмехались и не пытались запугать. Они просто спрашивали. Вежливо спрашивали.
   Они даже серебряные ножи и гвозди редко брали в руки. Самым верным их оружием была абсолютная искренность.
   Внутри Домов Инквизиции таился чистый, незамутнённый ужас, везде, в каждой паре зорких, недремлющих глаз. Они выворачивали наизнанку, они заново открывали все достоинства и недостатки твоего голого, дрожащего тела, они вытаскивали на поверхность все твои страхи, всё, чего ты стыдился: личные тайны, почти забытые проступки, любую, даже самую мелкую ложь, - от них ничего нельзя было скрыть. Дознаватели вытягивали твои мечты и желания, как гнилые зубы.
   Наверное, именно тогда ты и умирал.
   Некоторые признания сделать гораздо проще, чем остальные.
   - Сюда. - Харпер остановился. - Мы держим его в изоляторе.
   Он отпер дверь, и мы шагнули в прохладный полумрак приглушённых кремниевых ламп. Кто-то обрызгал комнату розовой водой. Она облегчала безумное жжение моей воспалённой кожи, но только частично скрывала отвратную вонь мочи и крови, исходившую от развороченного трупа Роффкейла.
   Харпер потрясённо замер. Я резко повернулся на каблуках и шагнул прочь из камеры.
   Кремниевые лампы были куда лучше лежавшей в темноте кучи кишок.
  
   Глава третья.
   Кровь.
  
   Выпотрошенное тело молодого и красивого мужчины напрочь отбило у меня всякое желание задерживаться в этом месте, но я не мог ничего сделать. Пришлось просто закрыть глаза и терпеливо ждать, пока Харпер доложит об убийстве и проверит журнал.
   В нём было указано, что перед нами Роффкейла никто не посещал.
   Из другого конца коридора доносились голоса Харпера и кого-то из помощников. Я расслышал только окончание разговора. "Чёрт возьми, - шипел инквизитор, - он не мог сделать такое с собой САМ. Кто-то точно сюда приходил ".
   Вонь изуродованного тела - страшное смешение запахов крови и дерьма из развороченных кишок - была приглушена душным ароматом розовой воды. Рядом суетились служки: они обматывали то, что когда-то было Роффкейлом, кусками ткани и уносили - бережно, словно новорождённых детей. К моему горлу подступил тугой комок тошноты.
   - Капитан. - Я перехватил Харпера, когда он широкими шагами направлялся к камере. - Мне нет смысла тут оставаться. Не думаю, что Роффкейлу всё ещё требуется разговор по душам.
   - Не требуется, - помрачнел он. - Пойдём отсюда, пока с тебя не слезла вся кожа.
   Я кивнул и последовал за ним.
   Из ослепительной белизны Дома Инквизиции мы нырнули прямо в ночь.
   - Знаешь, - неожиданно сказал Харпер, - я просто обязан угостить тебя выпивкой после такого.
   Мысль о джине показалась мне привлекательной, да и трезвым сегодня я точно не смог бы уснуть: зрелище забрызганной чужой кровью камеры до сих пор стояло у меня перед глазами.
   Он шёл по хитросплетениям уличного лабиринта так быстро и ловко, словно был вором, а не офицером инквизиции, а я тащился следом, радуясь возвращению в привычный для меня мир.
   Вдоль тротуаров разливались океаны мутной дождевой воды, запах которых мешался с запахом лошадиного навоза. Это марево повисло над дорогой как ночной туман, такой густой, что сквозь него невозможно было рассмотреть очертания домов. Харпер резко свернул в сторону, к груде покрытых копотью кирпичей, и растворился в темноте. Там была лестница, и на стене справа я сумел разглядеть почти выцветший рисунок - оскаленную морду мастиффа. Такая же собака была на двери, к которой мы подошли.
   Сполохи пламени охватывали шею мастиффа как ошейник.
   Бар пропах сигаретным дымом, разлитым пивом и потом. Здесь было так много людей, что воздуху просто не оставалось места, и всё свободное пространство заполнял тяжёлый, вязкий звериный смрад. На стенах тускло блестели капли конденсата, сквозь глухой монотонный гул иногда пробивались отдельные голоса, лица, выхваченные взглядом из толпы, казались широкими и грубыми, словно высеченными из камня. Никто даже не посмотрел на нас, когда мы переступили порог и прошли к дальнему столику.
   Некоторое время мы пили молча. Алкоголь делал наши отношения проще, а нас - ближе, но ни я, ни Харпер не находились здесь ради друг друга. Мы были здесь ради выпивки - точно так же, как все окружавшие нас люди. Меня радовало чувство, что ты здесь никому не нужен - ни как собеседник, ни как жилетка, в которую можно поплакаться.
   Полный бар людей, друг в друге совершенно не заинтересованных.
   Харпер допил первую пинту эля и сразу же взялся за следующую. Он немного наклонился вперёд, прижавшись лбом к затянутым кожей костяшкам пальцев, и уставился в свой стакан.
   - Легко выбраться из экипажа, если у тебя есть ключ, - сказал он.
   Похоже, он вообще не ко мне обращался, поэтому я промолчал и плеснул себе джина из бутылки.
   - Можно было выбраться из экипажа до отправления. Если она успела открыть дверь, пока Эдвард запирал другую ... - Харпер повернулся ко мне. Он опустил свою фуражку так низко, что я мог видеть только его подбородок. - Но Роффкейл...
   Не знаю, была ли это вина алкоголя или моей дурной натуры, но мне вдруг чертовски сильно захотелось снять эту проклятую шапку с его головы. Я немного подался вперёд.
   - Не говори Эдварду о Роффкейле, ладно? - попросил Харпер.
   - Не говорить? - Я склонил голову набок, ровно настолько, чтобы заглянуть под козырёк его фуражки. Тёмные глаза Харпера были почти закрыты.
   - Я плачу тебе. Я взял с тебя слово. В конце концов, ты работаешь на меня, а не на него.
   - Вот как?
   - Вот так. - Он вздохнул и опустил веки. Я подумал даже, что его сейчас вырубит, но вместо этого он быстро выпрямился. - Нам нужно будет пройтись по парочке злачных мест, и мне не хотелось бы вмешивать в это Эдварда.
   - Как скажешь.
   - Что ты делаешь? - неожиданно спросил он.
   - Примеряю. - Я стащил фуражку с его головы и косо нацепил её на свою собственную. - Ну что, я похож на офицера инквизиции?
   - Нет, - улыбнулся Харпер. Его волосы были чуть длиннее и светлее, чем я ожидал. - Тебя выдают эти кошмарные чёрные когти.
   - Перестанут, если я надену перчатки. - Я многозначительно покосился на его руки.
   В ответ он только рассмеялся и допил эль одним длинным глотком.
   Я налил себе джин в стакан и посмотрел сквозь стекло на лицо Харпера. Жидкость исказила его, и этих смазанных чертах было что-то завораживающее. Что-то очаровательное было и в самой мысли о том, что нужен лишь лёгкий сдвиг, крохотный изгиб стекла для того, чтобы их сломать.
   - Итак, - сказал я, продолжая разглядывать его сквозь стакан, - ты полагаешь, что твоя сестра сбежала из экипажа сама?
   - Я думал об этом, но... - Харпер опустил голову и уставился на свои руки. - Случившееся с Роффкейлом всё меняет.
   - Зачем ты задержал Роффкейла, если знал, что её похитил не он?
   - Я думал, что она собирается сбежать с ним. - Харпер взял мою бутылку. - В Обществе они были любовниками. Эдвард об этом не знал. Я не хотел ему говорить. - Инквизитор покачал головой. - Я решил, что Джоан вернётся сама, если я его задержу.
   - Кажется, дело всё-таки не в этом. - Я протянул свой стакан Харперу.
   Говорят, синий джин способен растворить краску.
   Некоторое время он просто разглядывал бледно-голубую жидкость, омывавшую стеклянные стенки, а потом выпил её как лекарство - медленными глотками. Затем налил ещё и вернул стакан мне. Я невольно вздрогнул, вспомнив Роффкейла, части его тела, разбросанные по камере, сваленные в кучу обрывки кишок.
   Харпер разливал джин аккуратно, размеренно, почти осторожно.
   - С ним сделали то, что могли сделать с Джоан - как он описывал в письмах. Наверное, он на самом деле пытался её предупредить. - Он снова закрыл глаза. - Кто знает, что с ней случилось.
   - Пей.
   Харпер мрачно посмотрел на джин.
   - Обычно я не пью крепкие напитки.
   - Потом пойдёт лучше, - заверил его я.
   - Знаю, - ответил он. - Поэтому и не пью.
   - Поверь, я - последний, кто осудит тебя за это.
   - Верю.
   Он всё-таки выпил и прокатил пустой стакан по столешнице ко мне.
   - Наверное, у меня сложилось неправильное представление о тебе, когда мы только познакомились, - сообщил ему я, подвигая к себе бутылку.
   - Да ну?
   - Думал, ты будешь... суровее, что ли, - пояснил я.
   Харпер ухмыльнулся и наклонился ко мне так близко, что я почувствовал исходивший от его губ слабый запах эля.
   - Мистер Сайкс, не дайте колоратке обмануть себя. Инквизиция имеет дело с демонами чаще, чем все шлюхи Хэллз Бэлоу вместе взятые.
   - Если вдруг когда-нибудь мне понадобится партнёр, я буду иметь вас в виду, капитан Харпер. - Я опрокинул в себя джин и передал стакан инквизитору. Он наполнил его, выпил и вернул мне.
   - Мы и так в некотором роде партнёры, верно, мистер Сайкс? - спросил он.
   - В некотором роде, - согласился я.
   - В некотором роде, - повторил он, словно в этих словах был скрыт какой-то сакральный смысл.
   Мы медленно, но верно допивали бутылку, проваливались в беспроглядный алкогольный туман - глоток за глотком, стакан за стаканом. Налил - выпил - налил - передал.
   Так пьют не для удовольствия. Так пьют, когда мысли превращаются в болезнь, в опасные гноящиеся раны, и алкоголь становится единственной панацеей, которая только может быть.
   Харпер поднялся медленно и осторожно, словно его тело превратилось в сложный механизм, управление которым требовало полной концентрации. Он тесно прижался ко мне и следовал за моими шагами, пока я вёл его прочь из спасительной темноты бара на улицы города.
   Ночь отступала. Я кожей ощущал первые предрассветные солнечные лучи.
   За нами вышел владелец бара, отчаянно делавший вид, что он просто запирает двери. Видимо, ему было страшно интересно, что общего может быть у заблудшего вроде меня и офицера инквизиции.
   - Знаешь, капитан, - прошептал я, - прогулка в обнимку со мной может скверно сказаться на твоей репутации.
   - К чертям, - невнятно выдохнул Харпер и снял с моей головы свою фуражку.
   Когда он повис на мне, его дыхание задело мой затылок, а губы - кожу на шее.
   Неожиданно для себя я осознал, что не спал ни с кем уже много месяцев. Я осознал, как чудовищно давно это было, и с лёгкостью поддался соблазну - в конце концов, я был тем самым существом, в чьей природе идти на поводу у своих желаний.
   А Харпера в тот конкретный момент вообще мало что волновало.
   Я провёл его в свою квартиру и стащил с него пальто. Гораздо медленнее я снимал его перчатки, обнажая длинные бледные пальцы. Ногти оказались светло-розовыми и гладкими, как обратная сторона ракушки, - практически идеальными. Всё тело Харпера было идеальным - таким, каким моё не будет никогда.
   Я прижался губами к тёплой коже его руки и осторожно вытащил из наплечной кобуры пистолет. Меня не заботило следующее утро, не заботила ложь, которую мы говорили друг другу.
   На один вечер джин излечил нас от наших мыслей, и этого было более чем достаточно.
  
   Глава четвёртая.
   Старые чернила.
  
   Страницы, исписанные неуклюжим детским почерком Роффкейла, пахли засохшей кровью и дешёвым одеколоном.
   Роффкейл был очень юным и до невозможности темпераментным. В каждое слово он с идиотской страстью вкладывал всего себя, с каждой буквой влюблялся заново, с каждой строкой - сходил с ума от бесконтрольной ярости, а его оды неземной красоте Джоан Тэлботт были самой настоящей пощёчиной вкусу. Он громоздил штамп на штампе, отстраивая целые башни простодушного благоговения. Единственная причина, по которой жалкие стихи Роффкейла могли заслуживать внимания, - это потрясающая убедительность, с которой он всё это сочинял.
   Предостережения просто сквозили отчаянными попытками защитить женщину, с которой ему даже нельзя было выйти в люди. Джоан Тэлботт была девушкой из приличного общества, а когти Питера Роффкейла отливали ночной чернотой.
   Я листал страницы, притрагиваясь к бумаге в тех местах, где её касались руки Джоан.
   Здесь Роффкейл с силой прижимал лист к столешнице, чтобы он не мялся от письма, вот тут - подчёркивал ногтём сложные слова, проговаривая их про себя. Джоан тесно прислоняла страницы одна к другой, чтобы никто не смог прочесть, что в них. Некоторые места казались сухими - она много раз проводила по ним пальцами, и каждый крохотный обрывок бумаги бережно хранил её прикосновения. Многие из писем были покрыты размазанными розовыми пятнами - Джоан целовала подпись Роффкейла.
   От этой тошнотворной сладости мне стало дурно и - совсем немного - завидно.
   Я дошёл до деталей, о которых говорил Харпер. Описывать кровавые убийства у Роффкейла получалось куда лучше, чем сочинять любовные стихи, - видимо, на своём веку он успел повидать десятки разодранных трупов шлюх и попрошаек. Он упоминал всю эту дрянь с той же лёгкостью, с которой нормальные люди составляют список покупок.
   Её живот был распорот от рёбер до самой промежности. Всё внутри было изрезано и перемешано. Многие куски её тела исчезли. Её кишки вытащили наружу. Ублюдок, убивший её, рылся в ней, словно в поисках запрятанного сокровища. Роуз была третьей, и я не хочу видеть, как подобное случится снова. Мерзко было просто смотреть на неё. Возвращайся.
   Я умоляю тебя, вернись.
   Эта несчастная женщина была убита так же, как и Роффкейл. Я чувствовал лёгкий холод, исходивший от строк, что-то, отдалённо похожее на предчувствие. Он боялся, что сам умрёт подобным образом.
   Нет. Он знал, что умрёт именно так.
   Я вернулся к первой странице, на полях которой он набросал несколько строк - поначалу я спутал их со стихами. Теперь же я понял, что они были написаны после самого письма, на единственном свободном месте. Эта графомания была ещё кошмарнее, чем обычно.
   У меня был сон,
   что я стал четвёртым,
   лежащим здесь,
   изрезанным на части,
   вместе с Лили и Роуз.
   Вернись.
   Странно, что он постоянно просил её вернуться в Хэллз Бэлоу - место, где происходили убийства. Почему он умолял Джоан прийти туда, под его защиту, когда куда безопаснее для неё было оставаться в доме Эдварда? И если Роффкейл не был уверен, удастся ли ему сохранить свою собственную жизнь, как он мог предлагать помощь кому-то ещё?
   Я нахмурился и вгляделся в росчерки старых чернил.
   Умоляю. Вернись.
   На самом деле, это слабо походило на желание защитить - скорее наоборот. И неожиданно я подумал: что, если Питер Роффкейл не предлагал свою помощь, а умолял Джоан помочь ему? Я посмотрел на дату, письмо было отправлено совсем недавно - за день до исчезновения миссис Тэлботт.
   Я сложил страницы и сунул их обратно в конверт. Почтовая марка на нём гласила, что пришло оно следующим утром, значит, Джоан прочитала его примерно за несколько часов до происшествия с экипажем.
   - Ну?
   Голос Харпера меня напугал. Я едва не шарахнулся в сторону, так близко он подошёл ко мне.
   - Что "ну"? - проговорил я настолько невозмутимо, насколько вообще мог, и медленно обернулся.
   Харпер отыскал свои вещи и оделся - не хватало только шляпы. Я заметил, как озадаченно он посмотрел на вешалку, и улыбнулся: ночью я собственноручно засунул его фуражку в один из кишащих пауками ящиков под кроватью.
   Волосы спадали вдоль его лица, спутанные, как ветви шиповника, глаза казались красными, с тёмными кругами под ними: стоило сказать спасибо вчерашнему вечеру. Без фуражки, скрывавшей половину лица, он выглядел совсем молодым, страшно измотанным и безмерно уязвимым. Ощущение не портили даже строгие линии инквизиторской формы. Это здорово меня удивило.
   - Что думаешь? - спросил он.
   - Думаю, что нам нужно сходить домой к Роффкейлу. - Я встал, взял пальто и затемнённые очки, затем взглянул на Харпера. - Есть хочешь?
   - Нет, - ответил он.
   - Похмелье? - Мой голос звучал почти радостно, но Харперу, казалось, не было до этого дела. Наверное, он считал насмешку чем-то обычным для таких, как я, даже после проведённой вместе ночи.
   - Нет. - Харпер запустил пальцы в свои волосы. - Нет аппетита в последнее время.
   Ну разумеется. Его сестру похитили, может быть, даже убили. Неудивительно, что мне так просто удалось его напоить - он же не ел чёртову уйму дней.
   - Будет хуже, если ты не поешь. - Я бросил ему свою чёрную шерстяную шляпу. - Зайдём в "Миг", у них неплохие говяжьи пироги.
   Харпер повертел шляпу в руках, прежде чем надеть её. Она ему шла, так же, как та, которую я спрятал, разве что моя была более потрёпанной.
   Ещё от неё пахло моими волосами. Интересно, заметил он или нет.
   - Прежде, чем мы пойдём... - Харпер сдвинул шляпу так, чтобы тень снова скрыла его глаза.
   Я уже стоял у двери, держась рукой за ключ.
   - Да?
   - Насчёт прошлой ночи. - Он шагнул в мою сторону. - Я подумал, что будет лучше, если мы сразу всё проясним.
   - Я не собираюсь никому рассказывать об этом. - Я широко улыбнулся, демонстрируя Харперу заострённые клыки. - Да и ты, судя по всему, не собираешься хвастаться на каждом углу. О чём нам говорить?
   - Нет, я имею в виду, между нами... мы оба здорово набрались. Я хотел бы, чтобы ты понял, что это был... - Харпер замолк.
   Пауза затянулась, превратившись в напряжённую тишину. Судя по всему, он вообще был не в состоянии говорить о прошедшей ночи, - меня это позабавило, но ничуть не удивило.
   - Что это был пьяный перепих? - сжалился я.
   - Я бы использовал другие слова, - ответил Харпер.
   - Это был хороший секс, капитан. Но я не собираюсь сходить по тебе с ума, так что просто забудь. Займёмся делом.
   Я провернул дверную ручку, ощутив, как защёлка отъехала в сторону и сразу же встала на место. Разговоры после секса почти всегда превращались в нечто чудовищное. Или сентиментальное, что было намного хуже. Я провернул замок, дверь легко щёлкнула.
   - Я просто хотел убедиться, что мы придерживаемся одной точки зрения, - вздохнул Харпер.
   - И как, придерживаемся? - поинтересовался я.
   - Да, - ответил он.
   - Тогда закроем тему.
   Харпер кивнул, я мысленно выдохнул с облегчением и открыл дверь.
   Мне было приятно, что я нашёл человека, который, переспав со мной, не околачивался в квартире сутками, не тыкал меня носом в разбросанные вокруг стола шприцы, не заявлял, что я скоро сдохну в мучениях, и не пытался спасти мою грешную душу. Обычно меня оплакивали, били и таскали по церквям люди, решившие с чего-то вдруг, что я - их судьба.
   И никто из них даже не подозревал, что вся моя ласка была чистейшим офорием, что всё, принимаемое ими за любовь, шло из ненавистных ими игл. Тот, кого они вожделели, был иллюзией, причудливой игрой света на уродливом камне. Они все влюблялись в мою зависимость, влюблялись в офорий так же сильно, как любил его я, поэтому их призывы бросить выглядели призывами завязать с добротой, спокойствием и беспечностью. Наркотики сделали меня идеальным, стерев того, кем я являлся на самом деле.
   Офорий смывал все мои тревоги и дурные мысли, и это было даже лучше, чем оргазм.
   Я сомневался, что Харпер чувствовал то же самое, но ему, в конечном итоге, было просто наплевать.
   В вечернюю темноту мы спускались вместе, но на приличном расстоянии друг от друга.
  
   Глава пятая.
   Призраки.
  
   Солнце повисло над самой линией горизонта, разметав по улицам горячие рыжие лучи. Они грели лошадиное дерьмо и грязь, превращая запахи в тошнотворную мешанину, а мухи, псы, дети и экипажи довершали начатое, размазывая навоз по мостовым. Несло так, что не помогали ни веера, ни надушенные носовые платки.
   Свет подчёркивал всю мерзость, которая только могла быть в этом городе. Меня выворачивало от такого откровенного уродства.
   Я шагнул к лестнице и посмотрел вверх, на гранитную громаду, прикрывавшую широкие каменные ступени - один из тринадцати ходов, ведущих во влажную темноту гетто заблудших. Сами ворота давно убрали, но на арке ещё можно было разглядеть гравировку: "Потерянные да обретут себя".
   Я почему-то подумал, что написавший эти строки жаждал "обретения" сильнее, чем все, жившие здесь и проходившие через врата сотни тысяч раз.
   Какой-то оптимистично настроенный епископ окрестил подземелье Градом Надежды. Любой, хоть раз посещавший гетто, называл его Хэллз Бэлоу. Уже это говорило о многом.
   Наверное, здесь было очень красиво лет триста назад, когда Договор об Искуплении вытащил моих предков из адских глубин вечных мук. Они бросили своё царство тьмы в обмен на спасение собственных душ и душ своих потомков.
   Стены вдоль лестницы были украшены мозаикой, изображавшей Великое Обращение. Асмодей, Сариэль, Сатанэль, вся красота и гордость ада приехали сюда в одежде из чистого пламени, на позолоченных, объятых огнём колесницах, изукрашенных драгоценными камнями и отполированными костями сражённых ангелов.
   Все они пали на колени перед серебряным распятием и приняли крещение из рук инквизиции.
   Искрящаяся глазурь давно покрылась слоем копоти от ламп и фабричного дыма, но изображения всё ещё можно было разглядеть. Где-то среди блистающей толпы демонов стоял и мой предок, но все они выглядели настолько свирепыми и прекрасными, что я с трудом верил в родство с ними.
   Теперь наша кровь ни на что не годилась.
   Вырезанные в скалах ниши и катакомбы, которые должны были стать городом надежды, превратились в промозглые трущобы. Сквозь Хэллз Бэлоу проходили сотни тоннелей, вырытых для прокладки городских коллекторов и газовых труб, - они заняли всё свободное место, собирая под собой лужи конденсата. Решётки давно развалились, огромные площади подземных пещер заняли многоквартирные дома и бурильные установки для добычи руды.
   Дети величайших королей ада выродились в жалкую кучку шахтёров.
   Согласно законам столицы, некоторым заблудшим запрещалось покидать Хэллз Бэлоу. Они всегда оставались внизу, где у них, во всяком случае, была компания и мягкая темнота подземелья. Только худшие из нас жили наверху - в основном, это были наркоманы, изгнанники и преступники. Временами я попадал во все три категории сразу.
   - Ты отдал мне этот пирог с какой-то важной целью? - спросил Харпер.
   - Решил, что ты всё ещё голоден, - ответил я.
   На самом деле мне просто было лень его нести.
   - Одного было более чем достаточно.
   Он неожиданно шагнул в сторону ступенек, на которых стояла женщина, вручил ей пирог и вернулся ко мне.
   - Ей он нужен больше, - сказал мне Харпер.
   - Заблудшая? - Я обернулся, но солнечный свет не позволил мне увидеть почти ничего. Я разглядел только многочисленные плетёные платки, в которые были замотаны её спина и руки, и то, что двигалась она как-то странно, словно была или очень старой, или очень пьяной.
   - Ярко-жёлтые глаза и когти чернее твоих, - сказал Харпер. - Я не видел её ушей, но, бьюсь об заклад, они были заострённые. Как и зубы. Она на меня нашипела. - Похоже, инквизитора это позабавило.
   - Наверное, решила, что ты подсунул ей яд. - Я многозначительно посмотрел на серебристые эмблемы по обеим сторонам воротника Харпера.
   - В инквизицию идут не только для того, чтобы уничтожать заблудших. Мы следим за порядком, и рано или поздно вам придётся это признать.
   - Не стану спорить. - Я отвёл взгляд, чтобы он не заметил злость в моих глазах. Я прекрасно знал, как поступали с заблудшими инквизиторы, - мне самому пришлось пройти через их пытки однажды. Но это было давно и не имело к Харперу никакого отношения. - Мы умеем быть потрясающе упрямыми.
   - Точно, - улыбнулся в ответ Харпер.
   Мы шагнули в тяжелую, обволакивающую темноту гетто. Запахи заблудших тесно сплетались, насыщая воздух вокруг резким химическим смрадом, странным смешением ароматов ночных цветов и удушающей вони серы, мочи и масляных ламп. Дышать было тяжело, каждый вдох больше походил на долгую затяжку сигаретой. Я успел позабыть, насколько всё это было мне знакомо.
   Харпер закашлялся. Ему пришлось несколько раз коротко вдохнуть и выдохнуть, чтобы привыкнуть к воздуху.
   Я заметил, что кожа на его щеках порозовела, словно обожжённая солнцем, а глаза начали слезиться. Но Харпер просто опустил шляпу ещё ниже на лицо и продолжил идти, как будто непривычная атмосфера Хэллз Бэлоу не причиняла ему никаких неудобств. По сути, это место казалось ему таким же знакомым, как бары Брайтона.
   Он ориентировался в гетто с лёгкостью человека, который бывал тут раньше, выбирая самый короткий путь интуитивно, даже не глядя на номера домов и названия улиц.
   - Часто здесь бываешь? - поинтересовался я, когда мы вышли на узкую боковую дорогу.
   Газовый свет уличных ламп мерцал, со скалистого полога на нас падали капли конденсированного дыхания, чужого пота и пара.
   - Удивлён? - Харпер бросил на меня косой взгляд.
   - Нет. - Мне категорически не понравилось самодовольство в его голосе. - Просто подумал, что ты должен знать Брайтон лучше, чем Хэллз Бэлоу.
   - Первые три года в инквизиции я патрулировал это место. - Харпер шагнул на устланную широкими досками аллею, я последовал за ним. Когда мы ступили на дерево, сквозь его щели проступила какая-то маслянистая жидкость.
   - И как, обзавёлся толпой друзей-заблудших? - спросил я, заранее зная, что он ответит.
   - Разумеется, нет. - Харпер посмотрел в мою сторону. - Ты задал вопрос просто для того, чтобы услышать это, так?
   - Вполне возможно. - Я оскалился, показав инквизитору длинные белые клыки.
   - Вы достаточно своеобразны, верно, мистер Сайкс? - пробормотал он.
   Эти слова меня порадовали. Если бы он отметил что-то по поводу моих чёрных волос или жёлтых глаз, я бы решил, что он насмехается, и возненавидел бы его. Если бы он назвал меня испорченным или извращённым, я бы страшно захотел врезать ему в челюсть. Но он каким-то образом сумел угадать, что нужно сказать, чтобы доставить мне удовольствие.
   Я демонстративно проигнорировал Харпера, уставившись в табличку с названием улицы, прикрученную к серому глиняному дому.
   - Этот. - Я указал на громадное синее здание прямо перед нами.
   - Похоже на то, - ответил Харпер.
   Женщина, открывшая дверь, несколько секунд пристально нас разглядывала и только потом посторонилась. Она была высокой, бледной и очень сердитой, а кожа её казалась такой прозрачной, что ламповый свет почти просвечивал её насквозь. Отбрасываемые ею тени были почти незаметными.
   Она провела нас по узкому коридору в большой зал без окон в абсолютной тишине. Даже её бледно-жёлтое платье не шелестело в такт шагам.
   Наверное, когда-то этот зал выглядел очень хорошо. Теперь же... кресло, в котором я устроился, довольно ощутимо качнулось, а с обитых подлокотников поднялись облачка пыли. Харпер сел на диван с высокой спинкой напротив меня; красная обивка этого дивана была перепачкана чем-то розово-бурым. На тяжёлом дубовом столе в центре комнаты громоздились дюжины свечных огарков, воск которых облепил всю столешницу и верхнюю часть толстых резных ножек.
   Здесь пахло чем-то очень знакомым, вроде подогретого вина, - и я совершенно точно встречал этот запах раньше. Я глубоко вдохнул, пробуя воздух на вкус; он был тёплым и едким, как дым.
   Как магия демонов.
   В моё сердце закралась тревога.
   Женщина заперла за нами дверь, провернула ключ в замке и повернулась к Харперу. Раздражение на её лице сменилось дикой злобой.
   - Что, капитан, привёл этого парня взамен Роффкейла? - Она ткнула в меня пальцем. - Ты думаешь, этого хватит, чтобы выбраться отсюда живым?
   - Это Бэлимей Сайкс. - Харпер закрыл глаза; его лицо утратило всякое выражение. - Он частный консультант. Я нанял его, чтобы расследовать обстоятельства пропажи Джоан.
   - А как же Питер, ты, ублюдок? - Она подняла тонкие бледные руки - в отсвете ламп её чёрные когти блеснули, как кремниевые стружки. - Ты обещал вернуть его домой утром. Ты говорил, что с ним всё будет в порядке.
   - Мне очень жаль, Мика. - Голос Харпера был ровным, как в тот раз, когда он впервые со мной говорил. - Мы проводим внутреннее расследование. Мы выясним, что произошло. Все виновные будут наказаны.
   - Что, ещё одно обещание, капитан? - прорычала она.
   - Я могу дать тебе только своё слово, Мика. - Харпер подался вперёд, оперевшись локтями о колени, и положил подбородок на затянутые в кожу костяшки пальцев. - Ты прекрасно знаешь, что я не убивал Роффкейла.
   - Откуда мне знать? - спросила Мика.
   - Если бы я его убил, меня бы здесь не было. - Инквизитор устало выдохнул. - Мика, кто-то приходил в тюрьму к Роффкейлу. Кто-то похитил Джоан. Я должен узнать, кто это. И мне нужна помощь.
   - Я разорву тебя на куски, - пообещала она.
   - Помоги нам найти убийцу, - тихо сказал Харпер. - А потом можешь сделать со мной всё, что пожелаешь.
   - И что тебе нужно? - Она посмотрела на него, потом отвела взгляд в сторону. - Ещё заблудших, чтобы принести их в жертву своей сестре?
   Харпер проигнорировал обвинение.
   - Мне нужно поговорить с Ником.
   - Ты всерьёз думаешь, что он сделает что-нибудь для тебя после всего этого? - поинтересовалась она.
   - Я - меньшее из двух зол. Если он не поможет мне, убийства могут случиться снова.
   - Ты бессердечная тварь, Харпер.
   Он промолчал. Мика встала и отперла дверь.
   - Я приведу его, - сказала она и вышла.
   - В баре было веселее, - шёпотом сообщил я Харперу.
   - Ты сам сказал, что нам следует сюда прийти. - Он откинулся на спинку дивана.
   - Ты не упоминал, что все демоны Хэллз Бэлоу спят и видят, как бы тебя прикончить.
   - Что наша жизнь без сюрпризов? - Он махнул в мою сторону рукой. - Молчи. Это был риторический вопрос.
   - Не могу понять, ты всё ещё пьян?
   - Нет. - Харпер улыбнулся. - Просто... угрозы всегда кружат мне голову.
   - Кружат голову?..
   - Пытаюсь радоваться тому, что есть.
   - Не сказал бы, что всё происходящее выглядит радостно. - Я содрал с подлокотника кресла подсохшее пятно воска.
   - Вам следует терпимее относиться к чужим слабостям, мистер Сайкс.
   Слабая улыбка исчезла с его губ, лицо снова обрело привычное равнодушное выражение.
   - В этом нет ничего хорошего. Я дал ей слово, что Роффкейл будет в безопасности, и он должен был быть в безопасности.
   - Да, должен был.
   Мы с Харпером повернулись одновременно и уставились на замершего в дверном проёме незнакомца, причём я смотрел на него куда дольше, чем требовали приличия и банальное любопытство. Я испугался. Не его неожиданного и беззвучного появления, а того, насколько знакомыми мне казались черты его лица и голос.
   Мне следовало догадаться, только переступив порог этого дома. Здесь пахло магией, мускусом и маслами для втираний в кожу, чтобы придать ей золотистый оттенок. И всё это могло принадлежать только одному существу во всем свете - Николасу Сариэлю.
   Он почти не изменился за прошедшие годы: те же глаза цвета опийного мака, те же огненно-рыжие волосы с красными и белыми прядками - как языки пламени, разве что когти стали длиннее, но затачивал и полировал он их с прежним тщанием.
   Я заметил, как коротко он выдохнул, стоило ему меня увидеть. Наверное, я всё ещё пах свежими чернилами и старыми книгами, но между мной прежним и мной настоящим сейчас лежала бесконечная тёмная пропасть.
   - Бэлимей? - удивлённо прошептал он, подойдя чуть ближе.
   Был момент, когда я почти сказал ему "да". Но потом священные строки, вырезанные на моём теле, пронзила боль, и я отвёл глаза.
   - Нет. Боюсь, вы меня с кем-то перепутали.
   Вот и всё.
   Сариэль не стал переспрашивать. Он развернулся к Харперу.
   - Капитан? Вам нужна моя помощь?
   Харпер несколько секунд молчал, глядя то на меня, то на Сариэля, потом качнул головой и сказал:
   - Мне нужно, чтобы ты установил контакт с Джоан.
   - Вы просите меня как офицер Общества или как частное лицо? - Сариэль скрестил руки на груди. - Если второе, то вы должны знать, что я оцениваю свою работу очень высоко. Я не собираюсь работать бесплатно. Только не для вас.
   - Ты не первый демон, с которым я имею дело. - Харпер покосился на меня, но Сариэль даже не взглянул в мою сторону. - Я знаю расценки.
   Он вытащил из кармана несколько золотых монет и бросил их в протянутую ладонь.
   Я задумался, где Харпер берёт деньги. Наверное, все эти поиски финансировал Тэлботт, или же он платил из своей собственной инквизиторской зарплаты. В любом случае, меня раздражало, что я не знал Харпера хорошо настолько, чтобы судить, способен ли он распоряжаться чужими деньгами или у него не хватило бы на это совести.
   Сариэль старательно пересчитал монеты, потом покачал головой.
   - Не думаю, что этого достаточно, капитан.
   Харпер отдал ему часы и цепь и все деньги, которые у него были, причём сделал это как нечто само собой разумеющееся. Единственной эмоцией, которую можно было заподозрить в его абсолютно непроницаемом лице, было едва заметное веселье.
   - Это всё, что у меня есть, - наконец, сказал он. - Хочешь большего - жди конца месяца.
   - Мне и нужно было всё, что у вас есть. Этого достаточно. - Сариэль положил монеты на стол, не считая. Зато их посчитал я. В десять раз больше, чем сумма, которую получил от Харпера я.
   - Установлю контакт прямо здесь. - Сариэль плотно прикрыл дверь.
   Он обошёл несколько раз стол, негромко что-то нашёптывая, и расставил свечи так, чтобы они образовали пару внешних и внутренних кругов. Я распознал некоторые слова из заклинаний: их Сариэль разучивал за спинами менторов из школы Святой Августины.
   - ...Асмодей, твоё пламя... - Он поднял руки над кольцами свечей, и фитили вспыхнули, подчиняясь заклятью. - Сариэль, отец моей крови, твоя сила...
   Огоньки свечей обратились в небольшие фонтаны бушующего пламени. Сариэль продолжил ходить кругами - его глаза были широко распахнуты, но совершенно расфокусированы. Он шептал слова так быстро, что я мог расслышать только негромкое шипение. Каждый раз, когда Сариэль произносил новую строку, огненные язычки взмывали вверх, словно подхваченные ветром.
   Харпер сидел совершенно спокойно и смотрел на него, прижав к губам пальцы.
   - Люцифер светоносный, владыка мудрости.
   Сариэль остановился в нескольких шагах от меня, вскинул вверх руки и сомкнул вокруг своего обнажённого правого запястья длинные когти. Вдоль вен вспыхнули глубокие царапины, кровь из которых, смешавшись с огнём, наполнила комнату сильным запахом камфары.
   - Покажи мне эту женщину. Моя воля сильнее твоей. - Он выхватил из сплошного полыхающего марева отдельную огненную ленту и потянул её на себя. - Покажи мне её.
   Огни свечей обернулись в искры. Лента пламени, вытянутая Сариэлем, стала слепяще-белой; она закружилась, свернулась в кольцо, становясь с каждым мгновением ярче. Постепенно она образовала бледные очертания женской фигуры - дым вокруг неё замкнулся, бросая на призрачное тело тени.
   Силуэт поднялся над протянутой рукой и занял свободный угол комнаты.
   - Джоан! - Харпер поднялся на ноги и бросился к краю стола.
   Девушка была очень красива: большие тёмные глаза, длинные чёрные волосы, ниспадающие крупными завитками. Она пыталась сказать что-то, но из её рта вырвалось только колечко белого дыма.
   - Она жива? - резко спросил Харпер.
   Сариэль промолчал. Его глаза были плотно закрыты, от попыток сконцентрироваться всё тело мелко трясло. Наконец, он медленно кивнул, не поднимая век.
   - Где она?
   - Там мужчина... заблудший... - Сариэль с трудом выталкивал слова между сомкнутых зубов. - Он мёртв... как остальные... везде кровь и осколки стекла... кто-то ещё...
   Неожиданно воздух вокруг изменился. В мои лёгкие ворвался резкий, похожий на гашёную известь, горьковатый запах, и я узнал его. Так пахла демоническая ярость. Почти в то же мгновенье силуэт сестры Харпера пошёл тёмной рябью, что-то чёрное разорвало его и хлынуло наружу.
   Я рванулся вперёд, закрывая собой Сариэля. Он рухнул вниз, и я почувствовал, как сотни крохотных лезвий впились в мою спину, легко пройдя сквозь пальто и рубашку. Я упал на колени и глубоко вдохнул воздух, пропитанный запахом горящей плоти - моей собственной плоти.
   Спину обожгло ледяной жидкостью, и зверская боль прекратилась. Я хрипло застонал и ощутил на губах вязкий металлический привкус.
   Вода стекала по моей спине, мешаясь с кровью. Осколки, разбросанные вокруг кольцом, шипели и таяли, образуя маленькие лужицы.
   Харпер опустился около меня на колени.
   - Ты в порядке?
   - Что это? - прохрипел я.
   - Серебряная вода,- ответил он. - Всегда ношу с собой несколько фляг на случай, если дела пойдут совсем скверно. Прости, если сделал тебе больно. Уж лучше это.
   - Да, пожалуй, - согласился я.
   Сариэль, прижатый к полу моим телом, открыл глаза и закашлялся. Я посторонился, чтобы он смог подняться и прислониться к стене - так он и провёл несколько минут, глядя в потолок и тяжёло дыша.
   - Полагаю, - наконец, проговорил Сариэль, - с этим мы закончили.
   - Что с Джоан? - спросил Харпер.
   - Если у тебя ещё есть хоть какие-то мозги, ты оставишь всё так. - Он прижал к груди обожжённую, окровавленную ладонь. - Видел, что случилось?
   - Но она жива, - возразил инквизитор.
   - Да, - кивнул Сариэль. - Но ты и представить себе не можешь, какой силой обладает демон, вызвавший такую атаку.
   - Где она?
   - Не знаю, - качнул головой Сариэль. - Но если ты собираешься продолжать в том же духе, пожалуйста, не вмешивай в это дело меня. Думаю, за твою сестру и так погибло слишком много заблудших.
   Харпер выпрямился.
   - Благодарю вас за потраченное время, мистер Сариэль. - Он шагнул к двери, затем остановился и посмотрел на меня.
   Боль в моей спине была такой, что я с трудом мог соображать. Я попытался подняться, но Сариэль перехватил мою руку, и это прикосновение на мгновение приглушило все остальные чувства.
   Его пальцы были очень тёплыми и почти нежными. Наверное, я мог бы найти в этом какое-то утешение, но нет. Не теперь.
   - Я простил тебя годы назад, - прошептал он.
   - Знаю, - отозвался я. - И это самое худшее.
   Сариэль отпустил мою руку и отвернулся. Он никогда и ни за что не стал бы умолять или оправдываться.
   Я ушёл вместе с Харпером.
  
   Глава шестая.
   Офорий.
  
   Глубокие порезы на спине и жжение от серебряной воды слились в сплошную непрекращающуюся боль, из которой я никак не мог вырваться. Мне почему-то не удавалось разделить в своём сознании новые, кровоточащие раны и раны старые, давно затянувшиеся - они словно цепляли друг друга, соединяясь в бесшовный кусок ткани, который опутывал всего меня целиком.
   Я не принял предложение Харпера помочь мне с перевязкой, более того, я развернул его лицом к двери и вытолкнул прочь на лестничную клетку.
   Дорогу из Хэллз Бэлоу я помнил с трудом. Мне удалось выловить из смутных огрызков памяти то, что Харпер вроде как смыл с моей спины пенящуюся кровавую массу. Весь остальной мир тогда был для меня потерян.
   Боль окутала меня собой, возвращая прошлое в настоящее. Обрывочные воспоминания, которые я с таким тщанием прятал внутри себя, неожиданно явились во всей своей паршивой красе, со всем своим неистовством прошили мою несчастную, изодранную плоть.
   Я вошёл в комнату, рухнул на колени и прижался лицом к холодному дереву пола. Мне не удавалось подняться - слишком сильно сводило мышцы, но я, пожалуй, и не смог бы в тот момент коснуться израненной спиной подушек или спинки кресла. Мне оставалось только лежать на полу, позволяя памяти накатывать на меня, как морскому прибою.
   В руках инквизиции мне приходилось куда хуже, но тогда я и представить себе не мог, что это всё меня сломает. Я верил в себя - в своё мужество и свою волю, думал о себе, как об очень сильном человеке, неспособном на предательство.
   А потом их орудия начали кромсать моё тело: серебряная вода разливалась по коже, по кровоточащим порезам, выжигая и вырисовывая каждую врезанную на плоти священную букву. Паутина из тысяч крохотных белых шрамов до сих пор оплетает мои руки, грудь, спину и пах - отметки о трусости, оставленные на мне, словно водяные знаки на бумаге.
   Я думал, что я сильнее боли. Даже распластанный на столе, истекающий кровью и пылающий изнутри, я полагал, что никогда не выдам имени Сариэля. Но, как оказалось, я плохо знал себя и плохо знал инквизицию - впрочем, они очень быстро мне всё разъяснили. Они умели работать с такими, как я, - тысячи заблудших прошли через их пыточные приспособления. Я не стал для них исключением - они пропустили меня через свои механизмы и открыли так же просто, как открывают створки устрицы.
   Их иглы не всегда были наполнены серебряной водой. Агония сменялась болезненным наслаждением - они вливали в моё тело офорий. Они заставили меня осознать, как сильно я полюбил такие передышки. В конце концов, им даже не нужно было меня запугивать - достаточно было не дать мне наркотик.
   Я сказал им имя Сариэля.
   Теперь, стоя на полу на коленях, я не мог думать ни о чём, кроме этих игл, входящих в мои вены. Кровь срывалась с рёбер и падала на пол, спина исходила болью от серебряной воды Харпера и от памяти о месяцах в пыточных комнатах инквизиции.
   Я ненавидел всё это - ненавидел каждое чувство моего тела и каждую мысль в моей голове, ненавидел и хотел сбежать - прочь в прошлое, чтобы там забыть о себе всё.
   Я медленно подполз к столу, где лежали, дожидаясь меня, шприцы с офорием.
  
   Глава седьмая.
   Пламя.
  
   Два часа спустя ночь окончательно вступила в свои права.
   Небо развернулось бархатным фиолетово-синим полотном, ветер пронёс сиреневые ленты сквозь непроглядную темноту, крохотные точки переливающихся звёзд обернулись ослепительно-яркой иллюминацией.
   Я распахнул окно и выглянул наружу, ощущая на лице и обнажённой груди лунный свет. Ветер бросился мне в лицо, мягко прошёлся по коже, - раньше, когда я был ребёнком, каждая ночь казалась мне такой же невероятно-волшебной, как эта.
   Я обернулся и бросил взгляд на комнату - на обрывки окровавленной одежды, которые когда-то были моей рубашкой, на использованный шприц, плавающий в чашке с водой вместе с увядшим георгином. Выбор между ночной прохладой и духотой квартиры был очевиден. Я подался вперед, сел на край подоконника, свесив ноги, и глянул вниз, на улицу. Она выглядела совершенно пустой - казалось, даже бродячие кошки в это время предпочли прогулкам сон.
   Глубоко вздохнув, я прыгнул вперёд, прямо в открытое окно, и почувствовал, как упруго ударил в грудь воздух, как ветер растрепал мои волосы. От земли резко пахнуло грязью, и волна привычного весёлого ужаса подхлестнула меня изнутри; я изогнулся, взмыл ввысь, от грязной земли - к необъятному небу. Меня охватила невероятная, болезненная радость, и я взлетел выше, на крышу фабрики, вцепившись в одну из её оловянных труб. Я даже не сумел вовремя остановиться - движущая сила заставила меня дважды обогнуть металлическую трубу волчком.
   Я был над мясницким районом, когда прилив силы исчерпал себя, и мне пришлось мягко спланировать вниз на тёплых ночных ветрах. На какое-то время я просто перевернулся на спину и поднял глаза на луну и звёзды. Они выглядели настолько близкими и доступными, что, казалось, протяни руку - и сможешь выцарапать на их сияющих поверхностях свои инициалы.
   В раннем детстве я сбегал из Хэллз Бэлоу, чтобы полетать ночью под открытым небом. Я думал, что всё это - моё личное царство, и, может быть, я на самом деле - подброшенный маленький ангел. Я парил меж холодных дымчатых облаков и воображал, что луна, сверкающая над моей головой, - это и есть обещанная нам когда-то благодать.
   Когда мама заметила мои обмороженные уши, она сразу всё поняла. На следующий день она пришила к моей ночной рубашке свинцовые вставки. Небеса, сказала тогда мама, не для тебя. Мы, заблудшие, были созданы из языков раскалённого пламени глубоко под землями людей. Тот факт, что некоторые из нас умеют летать, - это всего лишь неудачная шутка Господа, пытающегося свести весь наш род в могилу.
   Но я так и не смог отказаться от неба.
   Низкий ветер повёл меня в сторону распахнутого окна какого-то многоквартирного дома. Я взглянул внутрь комнаты, различив в темноте две белые кроватки - и даже лица спящих в них детей, - и взмыл выше, мимо подоконника к козырьку крыши. Снизу отчаянно залаяла собака, потом раздался резкий мужской окрик и грохот захлопнутого окна.
   Над крышами я снова бросился в воздух, заглушая напряжение и страх восторгом от полёта, промчался над рекой Уайт, почти задевая поверхность воды, и снова вверх, чтобы взглянуть на город: сверху он казался сплошной тёмной массой. Производственный район выглядел уродливой сыпью, проступившей на поверхности Земли; даже запах от него шёл болезненный.
   Но над рекой звёзды бросали сверкающие отражения на поверхность воды. На этих же волнах покачивались и причаленные рыболовецкие лодки. Ветер понёс меня в сторону моста Краун Тауэр, и я ощутил неожиданный и странный приступ боли: именно здесь, на западном берегу, и была похищена Джоан Тэлботт.
   Мне было, в общем-то, всё равно, ведь моё общение с ней происходило не напрямую, а через окружавших её людей. Я читал письма Роффкейла, слушал отчаянные мольбы Эдварда Тэлботта и согласился помочь Харперу отыскать её. Всё, что я чувствовал, - это следы присутствия Джоан в том месте, где она пропала. А теперь Роффкейл умер, Эдвард Тэлботт был готов отдать последний грош за то, чтобы её вернуть, а Харпер почти перестал есть и спать. Я гадал - чем же она заслужила такую любовь? Каким человеком она была?
   Я вспомнил её яркие глаза и длинные, шелковистые волосы. Тогда Джоан была лишь завитками дыма - и всё равно она показалась мне поразительно красивой. Возможно, любить такую женщину - совершенно нормальная человеческая реакция?
   И почти сразу я почувствовал вспышку презрения и зависти: наверное, её жизнь была лёгкой и приятной. Припомнив растерзанный труп Питера Роффкейла, я злорадно предположил, что уж теперь-то ей несладко - если, разумеется, она ещё жива. Это было мелочно и мерзко с моей стороны, но благодаря подобным мыслям мне стало куда лучше.
   На западной стороне города - от одного края до другого - тянулись шпили соборов и богато украшенные здания. Неожиданно мой взгляд выхватил вспышку света со стороны одной из наблюдательных башен: кто-то зажёг прожектор. Мгновением спустя узкий луч прошёлся по тёмному городскому пейзажу.
   Я стремительно бросился вниз и прижался всем телом к одной из балок, поддерживающих мост Краун Тауэр. Последнее, что я хотел, - это быть пойманным инквизицией.
   Луч прожектора скользнул мимо меня к парку Святого Кристофера, куда за ним последовали два других: свет натыкался на свет и рыскал меж деревьев. Я оттолкнулся от металлических брусьев, спланировал вниз, к западному берегу реки, и нырнул под карниз одного из домов. Луч промелькнул совсем рядом со мной. Я знал: мне нужно всего лишь спуститься на землю и пойти домой пешком.
   Но вместо этого я подлетел ближе к парку Святого Кристофера, потому что ничего не мог с собой поделать. Мне было чертовски интересно: вдруг другие заблудшие рискнули и поднялись сегодня в воздух? На самом деле, летать могли немногие - такие, как я и Сариэль, были редкостью, и с каждым поколением нас становилось всё меньше. Раньше мы с ним летали просто ради удовольствия, веря, что никто никогда не сможет нас поймать. Ни я, ни он не знали, как ускользнуть от прожекторов или сетей. И я, и он, в конце концов, оказались в реабилитационной школе заблудших имени Святой Августины.
   Один из лучей выхватил изящный дом в южной стороне парка, и на секунду я увидел тёмную фигуру, пойманную в кольцо света. Она застыла, тесно прижавшись к окну, а потом резко ушла вниз. За первым прожектором последовали четыре других, но заблудший увернулся от них и затерялся среди деревьев в глубине парка. Я заметил нескольких инквизиторов, продирающихся сквозь кустарник со своими кремниевыми фонариками. Свет, вспыхивающий то здесь на ветках деревьев, то там - на клумбах с цветами, разорвал темноту в клочья.
   Я осторожно опустился на карниз и побежал по крышам, перепрыгивая с одной на другую. Ближайшая наблюдательная вышка была всего в трёх домах от меня - то есть, стоит мне её пересечь, как я сразу же окажусь в кольце света. Это было страшно непривычно: бежать и спасать какого-то малолетнего идиота, но я всё равно мчался вперёд - так, словно моя собственная жизнь зависела от этого.
   Инквизиторы были уже далеко в парке. Они здорово меня обогнали, но моим преимуществом была ночь сама по себе: я мог видеть сквозь темноту, которую они принимали за ветви или кусты.
   Я точно знал, куда мне нужно идти, и это была единственная причина, по которой я рискнул броситься наперерез дюжине инквизиторов с зажжёнными фонарями.
   Меня захватила волна возбуждения. Я шёл сразу же за одним из мужчин, точно наступая в его следы, а как только он свернул - подкрался к другому. Он был так близко, что я мог рассмотреть короткие волосы на его затылке - в конце концов, я даже мог перерезать ему глотку до того, как он сообразил бы, кто это был. Как только ушёл он - я встал позади следующего. Я двигался за ними, за каждым из них, незаметный и быстрый, как распространяющаяся болезнь.
   Когда ушёл последний, я остановился и опустился на колени. Маленькая заблудшая была достаточно умна, чтобы понять: инквизиторы будут искать её в кронах деревьев; именно поэтому она припала к земле, спрятавшись в тенях между ирисами и тюльпанами.
   Она совершенно закаменела, стоило мне сесть рядом с ней, - крохотная и грязная, с короткими, перепачканными волосами и одеждой, от которой пахло гнилыми листьями. Она выглядела как одна из тех девиц, которые, не моргнув глазом, выламывают взрослым мужчинам пальцы.
   Я протянул руку, позволяя рассмотреть мои длинные чёрные когти, а потом прижал палец к губам и отступил в сторону. Всё остальное зависело только от неё: захочет - пойдёт за мной, захочет - останется там, где пряталась до этого. Я предложил девчонке помощь, но не собирался принуждать её к ней.
   Позже я оглянулся через плечо, чтобы увидеть, как она идёт следом. Я не стал ждать, пока она подойдёт ближе: в конце концов, каждый из нас заботился только о себе. Моё внимание было всецело поглощено тем, чтобы не попасться кому-нибудь из инквизиторов или не оказаться в луче прожекторов; я метался меж тенями, перескакивая из одной на другую прежде, чем они пропадали под светом.
   Я мог только научить эту девочку, как выбраться наружу, всё остальное она должна была сделать сама - сама должна была пробраться по теням тихо и быстро. Одно неверное движение - и она окажется под дюжиной инквизиторских сетей. Второго шанса не было ни у кого из нас.
   Около собора Святого Кристофера я нырнул в одну из ниш со священными статуями. Стайка потревоженных голубей сорвалась со своих насестов и бросилась вверх, под карниз; я же скользнул вниз, устроился рядом с полуразваленной фигурой ангела и оттуда начал следить за поисками. Лучи прожекторов продолжали шарить по парку и безоблачному небу.
   Честно говоря, я не думал, что девчонка до сих пор идёт за мной. Когда она прыгнула в трещину рядом, я ничего не сказал, просто продолжил смотреть на парк, гадая, живёт ли Харпер в одном из этих домов.
   - Я тебя знаю? - спросила девушка.
   - Сомневаюсь, - ответил я.
   Она была действительно маленького роста, но куда старше, чем я решил поначалу. Лицо её светилось злостью и подозрительностью, а ещё я разглядел нож, пристёгнутый к её поясу. Она посмотрела на меня, и кончики её пальцев скользнули ближе к рукояти.
   Я поднял глаза на тёмное небо над нами: звёзды всё ещё сияли на нём, как драгоценные камни, искажаясь и смазываясь на сильном ветру. Ночь по-прежнему казалась бескрайней и прекрасной, но я уже упустил её.
   Летучая мышь пронеслась в воздухе и схватила светлячка.
   - Почему ты мне помог? - поинтересовалась девушка.
   Я не стал отвечать - в конце концов, её это не касалось. На самом деле, я не хотел вытаскивать её из сетей, а доброта моя была всего лишь эгоистичной попыткой заглушить боль собственного прошлого. Никто не пришёл на помощь мне, когда я оказался пойманным инквизицией. Никто не пришёл на помощь Сариэлю. А теперь, годы спустя, я спас её, словно этот поступок мог искупить наш с Сариэлем общий долг.
   Мне стало противно от своей сентиментальности.
   Я оцарапал когтём кончик ангельского крыла. На нём осталась длинная белая линия.
   - Ты - член Общества? - спросила она. Прожилки красного пламени в её глазах стали чуть шире.
   Упоминание Общества свело на нет все мои попытки потеряться в офории и ночи. Я больше не мог ограждать себя от окружающего мира, не мог обойти его стороной. Он словно напал на меня со спины; я бездумно сосредоточился на красоте вокруг и взглянул на Полярную Звезду, которая сияла ослепительно-синим где-то невероятно высоко.
   - Посмотри на неё. - Я ткнул пальцем вверх. - Всё, что ей нужно, - это светиться. Просто висеть в небе и светиться.
   - Это что-то типа игры? - предположила девушка.
   - Нет.
   - Ты пьян? - неожиданно спросила она.
   - Если бы, - отозвался я.
   - Так ты не с Обществом? - не отставала она.
   Я сдался. Видимо, эта девица действительно не собиралась уходить. Я совершил страшную ошибку, когда выручил её. Теперь она решила, что между нами существует какая-то связь.
   - Я помог тебе, - проговорил я, - потому что должен был помочь другому заблудшему в своё время. Никаких других причин нет.
   Я мрачно покосился на одного из соборных ангелов: на его плечах и лице лежал густой, многолетний слой голубиного дерьма.
   Девушка некоторое время задумчиво разглядывала меня, а потом отпустила многострадальную рукоять ножа. Она посмотрела вглубь парка, где инквизиторы всё ещё рыскали между деревьев, и улыбнулась.
   - Знаешь, зачем я сюда пришла? - обратилась она ко мне.
   - Чтобы причинить кому-то зло, - ответил я.
   - С чего ты взял? - Её глаза расширились.
   - Один нож пристёгнут к твоему поясу, второй засунут в ботинок. - Я осторожно втянул носом воздух. Пахло чем-то, похожим на палёные лимоны: сладко, горько и горячо. - От тебя несёт жаждой мстить. Но что на самом деле тебя выдаёт - так это глаза. Они треснули, и сквозь трещины рвётся красное пламя.
   Девушка потрясённо поднесла руку к своему грязному лицу, потом сразу же её опустила - знала, что теперь бесполезно скрывать. Она медленно отвернулась от меня и уставилась на статуи в парке.
   Я снова поднял глаза на небо. Офорий почти выветрился из моей крови: полёт и нервное напряжение очень быстро его исчерпали. Теперь мне было удивительно холодно, и всё вокруг казалось безумно уродливым.
   Ветер принёс со стороны реки вонь тухлой рыбы и нечистот; луна пожелтела, сравнившись по цвету с гнилыми зубами. Даже сияние Полярной Звезды стало вызывающе-безвкусным.
   - Они убили моих друзей, - тихо сказала девушка. - Одного за другим. И Лили, и Роуз, и Питера...
   - Питера Роффкейла? - мягко переспросил я, точно зная, что это не мог быть никто другой.
   - Да. Ты его знал?
   - Немного. Мимоходом.
   - Они придушили его и выпотрошили. - Красное пламя почти перекрыло тёмные зрачки её глаз. Из уголков по щекам потекли кровавые слёзы. - Выпотрошили, как рыбу. Как зверя... И то же самое они сделали с остальными. С Лили и Роуз. - Она стёрла слёзы, и на тыльной стороне её ладони остались багровые разводы. - Сегодня я пыталась их остановить, но опоздала. Они убили Тома. Он был ещё совсем мальчиком.
   Слёз стало больше, они текли и текли по её щекам, и она продолжала зло оттирать их руками.
   - Соболезную, - сказал я, но она едва ли меня услышала.
   - Они заплатят. Я заставлю их заплатить, даже если мне придётся спуститься ради этого в преисподнюю. Я убью их всех.
   Она поднялась и опустила глаза вниз, в парк, где были инквизиторы, потом медленно перевела взгляд на дома на южном берегу реки. Я вспомнил силуэт напротив окон одного из тех зданий.
   - Кто-то из них там? - Теперь я тоже всматривался в темноту.
   - Нет. - Выражение её лица мгновенно смягчилось. - Человек, который там живёт, не сделал ничего плохого. Единственный его грех в том, что он женился на трусихе.
   Сквозь её голос начала прорываться ярость.
   - На слабой, лживой сучке, которой лучше было бы вообще не рождаться. Её следовало стереть с лица Земли ещё в младенчестве.
   Я почувствовал, как изменился воздух вокруг: к аромату жжёного лимона примешалась тошнотворная кислая вонь. Меня бросило в дрожь от того, каким знакомым показался мне этот запах: точно так же пахло в комнате Сариэля прямо перед нападением.
   - Если хочешь сделать по-настоящему доброе дело, убедись, что инквизиторы спасли его из пожара.
   Она вытащила один из своих ножей, плюнула на лезвие - на чёрном металле мгновенно заплясали языки пламени - и швырнула его куда-то в ночное небо. Нож рассёк воздух и влетел в окно второго этажа; мгновением спустя оттуда вырвался огонь, сминая стёкла и прорываясь сквозь кровельную дранку. От сиренево-чёрного дыма стало трудно дышать.
   Я повернулся к девушке, но она уже спрыгнула с собора и умчалась в небо.
   Инквизиторы бросились к пожару, я остался на месте. Они вытаскивали из огня мужчин и женщин, по большей части слуг, когда крыша обвалилась с оглушительным хлопком. В небо ударила огромная струя огня, которая едва не отшвырнула меня в сторону.
   Даже сквозь жирный дым и волны жара я разглядел мужчину, которого спасли из пламени последним.
   Надо мной прожекторы продолжали бессмысленно водить лучами по пожарищу, и в их свете стоял Эдвард Тэлботт, глядя на то, во что безжалостная стихия превратила его дом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Хэллз Бэлоу (Hells Below) - дословно "Ад Внизу"
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"