Ли Кэрри : другие произведения.

Оглядываясь назад

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Закулисье 19 ДБЯ года. Взгляд на происходящее с мест в партере и заброшенный в прошлое Люк Скайуокер.
  
- 1 -
  
  Внешнее Кольцо, планета Татуин, ферма Ларсов.
  
  
  
  Открыв глаза, Люк Скайуокер подумал, что слишком сильно приложился головой о приборную панель малыша Крестокрыла, и теперь у него наблюдались явные проблемы. У Крестокрыла на пути к Корусканту отказал гиперпривод, и его тряхнуло так, что Люк, вскочивший с кресла пилота, чтобы устранить утечку и не задохнуться, - а это оказалось бы наиглупейшей смертью для такого как он - рухнул на приборную панель, разбил локтем плановый навигационный прибор, а головой ударился о штурвал и радар. Очень хорошо ударился, потому как, что было после, он помнил обрывочно, звезды за стеклом смешались в кучу, и полноценно очнулся Люк уже... здесь.
  
  Локоть и лоб болели. Но для Люка это была сущая мелочь, потому что тетя Беру, убитая пять с лишним лет назад, без седины и морщинок ласково спросила у него, как он себя чувствовал.
  
  - Вы очень сильно ударились головой, а ваш корабль при падении сломал крыло корабля нашего гостя. Вы что-то помните? - участливо спросила Беру.
  
  Люк моргнул, отгоняя видение. Он не должен был сойти с ума, всего лишь разок стукнувшись головой. Он должен был сойти с ума там, в Облачном городе, когда Дарт Вейдер, тогда - враг, сказал ему об их тесном родстве, но уж точно не в кабине собственного корабля.
  
  - Вам плохо? - Вопрос отозвался эхом, словно слышал его Люк уже в тысячный раз. Беру никуда не делась, и Люк рвано выдохнул, чувствуя, как в голове зашумело.
  
  - Бе... ру? - Губы слушались плохо, но слово прозвучало отчетливо. Люк не произносил его так давно, что оно резануло по ушам и нервам. Он додумался не добавить 'тетя'.
  
  - Да, Беру Ларс. Вы на Татуине, на ферме Ларсов. Нам кому-нибудь сообщить, что вы здесь? Ваш комлинк, к сожалению, сломался. Мой супруг пробовал его починить, но, по секрету, он не так уж хорошо разбирается в технике. - Беру мягко улыбнулась.
  
  - Я... разбираюсь, - Люк заикался.
  
  - О, не стоит. Его пробовал починить даже сводный брат мужа, но, увы. - И Беру развела руками.
  
  Люк слышал только об одном сводном брате Оуэна Ларса, и фамилия его была точно такой же, как у Люка.
  
  Голова заболела сильней, и Люк поморщился. Беру засуетилась, обвинила себя в плохом самочувствии 'пострадавшего' и предложила еще поспать. У Люка глаза слиплись еще в тот момент, когда Беру говорила.
  
  
  В следующий раз Люк просыпался осторожно. Он постарался дышать ровнее, чтобы вновь не очнуться в собственной голове, однако светлый потолок его старой комнаты никуда не делся, и Люк долгое время смотрел на него, стараясь утихомирить бешено колотящееся сердце.
  
  Очнуться в том месте, которое до сих вспоминалось дымом и сгоревшими телами... Люк не знал, что и кому он сделал, чтобы его бросили в эту камеру пыток и вынудили беседовать с тетей Беру, которая понятия не имела, что за будущее ее и ее мужа ожидало лет через двадцать.
  
  Прошлое... Люк всю жизнь смотрел назад, не мог не смотреть, так как от прошлого всегда зависело настоящее. Он не умел жить завтрашним днем, как это делала Лея. У Леи не было такой тесной связи со своим прошлым, какая была у него. В этом они слишком сильно отличались и из-за этого расходились во мнениях.
  
  Он уже мало чему удивлялся. Мир преподнес ему столько сюрпризов, что места на очередной виток изумления иногда не хватало. Мало кто мог похвастаться такой жизнью, какая была у Люка.
  
  Если бы Ларсы были живы сейчас и имели радость видеть своего повзрослевшего на войне уже двадцатичетырехлетнего племянника, они бы удивились, как сильно он изменился. От беспечности остались только следы, а ее место заняла зрелость. Люк не считал себя зрелым пять лет назад, когда бросился вдогонку за сбежавшим Р2Д2, но теперь...
  
  Механическая рука отозвалась легким покалыванием в месте соприкосновения с живой плотью. Люк отделался малой кровью, проходя через те битвы, в которых пришлось участвовать. Отсеченная рука и сломанный нос - мелочь и ничто по сравнению с теми, кто отдал свои жизни в борьбе за свободу. В голове возник образ Биггса - в детстве они думали, что будут жить вечно, но Биггс сломался о битву при Явине, оставив на сердце Люка глубокую царапину.
  
  ... - Ты как всегда любезен, Оуэн. Что б я без тебя делал? - зло произнес кто-то.
  
  Голоса Люк не узнавал.
  
  - Да я понять пытаюсь, как у такой светлой женщины мог родиться такой сын!
  
  - Будешь пятнать память моей матери...
  
  - И что ты сделаешь? Вынешь свою джедайскую штуковину и прикончишь меня?
  
  - Это называется меч! И нет, я всего лишь отрежу тебе язык, Ларс.
  
  - Послушайте, - послышался голов Беру, - давайте... Энакин, ну зачем, оставайся. Спать на корабле, когда есть место в доме, неправильно.
  
  - Он бы улетел прямо сейчас, если бы не крыло, да, Скайуокер? - крикнул Оуэн.
  
  - А ты так сильно жаждешь моего общество в своей норе? Да, улетел бы. Я прилетаю сюда ради матери, а не для того, чтобы полюбоваться на тебя.
  
  - Я знал твою мать лучше, чем ты, бросивший ее сынок! Все, что ты можешь, это делать вид, будто спасаешь мир, а на деле не можешь собрать своих друзей-джедаев и освободить от хаттов хотя бы часть рабов. Забыл, кем был, Скайуокер?
  
  - Послушайте! Оуэн...
  
  - Я никогда не забуду, кем был. Это ты родился в довольстве, тебе ничего не пришлось делать, чтобы стать тем, кто ты есть. Все, что было нужно, это дождаться смерти отца - и вот тебе ферма.
  
  - Энакин, прошу...
  
  На время воцарилась тишина. Люк не заметил, что привстал с постели, увлеченный поимкой каждого произносимого из глубины дома слова.
  
  - Извини, Беру. Мне жаль, что приходится меня терпеть, - Энакин говорил уже почти спокойно. Почти - потому что Люк слышал звенящее напряжение в его голосе. - Но я, правда, посплю у себя. Так будет лучше.
  
  Оуэн ничего на это не сказал, Беру тоже промолчала, и вскоре стало еще тише, чем было. Затем Люк услышал осторожные шаги по направлению к его комнате и поспешно лег так, чтобы казаться максимально незаинтересованным и едва проснувшимся.
  
  - Ну как вы? - спросила Беру, увидев, что Люк не спал.
  
  Она натянуто улыбалась, мыслями пребывая на месте недавних разборок мужа с его сводным братом. Люк понятия не имел, как сильно на самом деле не любили друг друга Энакин и Оуэн. Дядя рассказывал о разных взглядах на жизнь, орал, когда в Люке проявлялась Сила, но никто и никогда в семье Ларсов не упоминал о стычках, в ходе которых сыпались оскорбления и угрозы.
  
  - У вас все в порядке? - вместо ответа, спросил Люк, не став делать вид, будто не слышал криков.
  
  - А... Не обращайте внимания. Так каждый раз. Энакин дважды в год прилетает на могилу матери и начинается. Просто, - Беру пожала плечами и виновато улыбнулась, - они очень разные. И я не уверена, что нахожусь на стороне Оуэна... Мы так и не знаем, кто вы. Ваш астродроид отказался называть ваше имя, словно вы в бегах от закона. Это ведь не так? Вы не похожи на преступника.
  
  Люк рассмеялся. Собственный смех в этой комнате, на этой планете, в компании этой женщины показался ему до боли знакомым. Как дежавю.
  
  - Нет, я не преступник. Мое имя - Люк Скайуокер, и, кажется, я однофамилец вашего гостя. Удивительно.
  
  - О! - поразилась Беру и подняла брови. - И верно. Я никогда не встречала других Скайуокеров, кроме тех, кого уже знаю.
  
  - Это не самая распространенная фамилия. Я с Альдераана.
  
  - Чудесная планета. Не то, что у нас.
  
  В голосе Беру звучала легкая грусть. Люк знал, что та не летала по иным мирам - редко-редко, настолько редко, что ее можно было считать коренным жителем Татуина - от рождения и до самой смерти. Люк бы с ума сошел, живя здесь всю отведенную ему жизнь: песок-ферма-песок-роботы-влагосборники-песок. Но порой охватывала тоска, когда Люк вспоминал дом. Он любил свое дело, ему было по душе летать там, далеко, глядя на другие планеты и звезды, но двадцать лет жизни трудно было выбросить из головы, и Люк вспоминал Татуин куда чаще, чем думал он будет его вспоминать. Здесь он провел большую часть своей жизни, здесь с ним произошло много хорошего, здесь закончилось в меру счастливое, какое только бывает у ребенка без родителей, детство.
  
  Если бы кто-то спросил, какую планету Люк любил по-настоящему, он бы ответил: 'Татуин', - и сам себе поразился. Потому что он не любил Татуин.
  
  Лея никогда не говорила, как страдала из-за потери Альдераана. Она вела себя так, словно все в порядке, улыбалась и не заговаривала о прошлом, но Люк видел, как напрягалась ее спина, стоило кому-то где-то упомянуть название ее родной планеты.
  
  Люк не знал, где они с Леей родились, и до сих пор не мог понять, почему потребовалось разлучать их. Ответ 'чтобы император не нашел' звучал слишком туманно и расплывчато. Лея тоже не понимала, а потому с призраком Оби-Вана говорила чуть жестче, чем Люк, если вообще говорила.
  
  'Ты слишком легко прощаешь тех, кого любишь, Люк, - вздыхала она. - Я так не умею. Я политик'.
  
  'Отца так и не простила?', - уточнял Люк.
  
  'Чтобы я хотя бы задумалась над прощением, должно случиться чудо. И перестань произносить его имя, пожалуйста. Дарт Вейдер - вот имя, он сам его выбрал. Он не нас выбрал, Люк'.
  
  Люк был и согласен, и не согласен с сестрой. Его глаза не затмевала обида, потому что он прочувствовал на своей шкуре, что это такое - стоять у самого края. Люк едва не убил отца от ненависти, смешанной с любовью к друзьям. Одна угроза - и он помнил вспышку ярости, которая потухла при взгляде на отрубленный протез отца. Отец не только спас его от Императора, он спас его убийства самого себя. Люк не знал кодекса джедаев, но был уверен, что убийство безоружного да еще и родителя - это не тот путь.
  
  Беру сходила за подносом, на котором стоял стакан и две тарелки. Люк жадно проглотил все до последней капли и крошки. Беру похвалила его, будто он не поел, а человека спас, и поправила ему одеяло. Она так делала, когда маленький Люк болел.
  
  В глазах защипало.
  
  - Вы - чудесная женщина, - сказал Люк. Как же редко говорил он подобное раньше!
  
  - Спасибо. - Беру обернулась у самой двери. - Спите спокойно.
  
  Люк не стал вытирать глаза - его все равно никто не видел, а он заслужил право, даже будучи взрослым, на сентиментальность.
  
  
  Центральные миры, планета Корускант, здание Сената.
  
  
  
  Когда Шив Палпатин видел препятствие, он устранял его и перешагивал через останки. Однако, и для этого требовалось мастерство и силы, а Палпатин чувствовал, что выдыхался. Порой.
  
  Преступному синдикату было куда проще убирать неугодных - на то они были и преступники. Шив Палпатин же был Верховным Канцлером и совершенно лучезарным человеком, что любил Республику и поклонялся демократии. Во всяком случае, он любил ту Республику, которую видел, закрывая глаза и погружаясь в медитацию. Не только джедаи могли видеть будущее.
  
  Мас Амедда покорно замер в дверях комнат Палпатина в здании Сената. Он стал много молчать. Палпатин чаще говорил с собой, нежели с собеседником.
  
  - Органа меня нервирует. - Палпатин усмехнулся и оперся на столешницу. - Мне кажется, он не такой идиот, каким казался.
  
  - Валорума вы убили. В чем дело теперь?
  
  - Валоруму не верили, а Органу любят, - фыркнул Палпатин. - Я не могу убивать каждого, кто косо на меня смотрит. Тогда я потеряю всяческое доверие. Ты совсем не понимаешь, как это работает? Стоит мне начать убирать одного за другим, как начнут шептаться. Нет-нет, я должен быть добр к Органе в любом случае. Что бы он ни делал.
  
  Мас Амедда ничего не ответил. Палпатин вздохнул. Ему катастрофически не хватало достойных собеседников. Искренность - конек джедаев, имеющих по паре друзей в каждом углу. Палпатин не имел права быть честным - только с собой, и от этого в груди иногда что-то чесалось. Тащить на себе груз объемной, с целую жизнь, лжи было неудобно. Скидывать ее Палпатин себе позволял только рядом с учениками, да и там приходилось держать легкую завесу отстраненности. Ситхи не умели привязываться к кому либо, потому вести себя открыто с другими людьми Палпатин не мог никогда. Это угнетало.
  
  - Оставь меня, - бросил он Амедде.
  
  Тот ушел, легко качнув наверняка тяжелой головой. От его присутствия все равно не было никакого толку.
  
  Палпатин еще раз вздохнул. Театр одного актера его утомлял. Он был уже не в тех годах, когда в душе царила страсть. Долго, он слишком долго шел к своей цели, чтобы иметь право свернуть с протоптанного пути сейчас. Он слишком много сил потратил на свой образ.
  
  Когда Республика падет, он уйдет в тень, станет незаметен, чтобы не быть постоянно обязанным присутствовать на всех собраниях и тянуть губы в доброй улыбке. Когда Республика падет, он станет свободен. Он будет абсолютно и бесконечно могущественен, словно черная дыра. Даже звезды упадут перед ним на колени, а он наконец-то расслабится и сможет обмякнуть в кресле единственного на Галактику правителя. В конце концов, он заслужил это.
  
  Он заслужил право на отдых. Но перед отдыхом нужно еще немного как следует поработать.
  
  
  
- 2 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  
  
  В апартаментах Падме Наберри как всегда было слишком светло и слишком пусто. Ничего лишнего, что говорило бы о личности той или тех, кто в них проживал. Бейл Органа тронул подушки на диване и едва заметно скривился, полагая, что Падме была слишком зациклена на сокрытии личной жизни, отчего ее дом выглядел так шикарно и никак, словно являлся, хоть и королевским, но перевалочным пунктом.
  
  - Это только подозрения, Бейл. - Падме была холодна и спокойна - годы правления давали о себе знать. Бейл помнил ее в те времена - девочку, которая вела себя ответственно и взросло не по годам. Он восхищался ей. - Мы... Да как ты себе это представляешь? Мы придем к канцлеру и скажем, что подозреваем его на 'интуитивном', как ты выразился, 'уровне'? Когда он засмеется, Бейл, я тоже буду вынуждена, потому что это смешно.
  
  - Ты слышала джедаев и слышала Дуку! - взвился Бейл Органа. - Что-то неправильно, Падме. И ты это чувствуешь.
  
  - Война - это всегда неправильно. Война означает, что что-то пошло не так. И виноват не один человек. Если ты собираешься обвинить в войне призрачного ситха, мне придется показать тебя медикам.
  
  Бейл беззлобно и от всей души рассмеялся, а Падме чуть нахмурилась, не понимая причины такого неуместного веселья от человека, пришедшего к ней домой, чтобы поговорить о заговорах и хитрых интриганах.
  
  - В чем дело? - не выдержала она.
  
  - В том, что ты живешь с джедаем и не веришь в темную сторону.
  
  Падме моргнула и мигом растеряла свою напускную отрешенность. Бейл взглянул на ее заалевшие уши и подумал, что бросаться такими словами нужно было как-то помягче. Падме хоть и была сенатором, но еще она была женщиной, которая любила.
  
  - Я... не живу ни с кем. И даже если живу, тебя не должно это касаться! - разозлилась она.
  
  - Извини. Но ты так спешно убрала его рубашку с дивана, когда я пришел...
  
  Падме метнула бы в него что-то, если бы под рукой это что-то было - Бейл прочитал это в ее глазах. Ему повезло, что она была сдержанным человеком и сумела успокоить свой антисенаторский порыв.
  
  - Если об этом кто-то узнает, Бейл...
  
  - С каких пор мы стали врагами? - обиделся Бейл Органа.
  
  - С тех пор, как ты стал лезть в мою жизнь. Я заслужила право на личное счастье. У тебя есть жена. Почему у меня никого не может быть? Я знаю, что ты сейчас подумал о его кодексе, но знаешь... - Падме выдохнула. - Если хочешь быть моим другом, не нужно произносить вслух то, чего не надо произносить. Договорились? Я не хочу, чтобы ему что-то угрожало.
  
  Бейлу мгновенно стало стыдно. Он не имел ничего против Скайуокера, с которым видел Падме несколько раз, но ему показалось, что в шутке на эту тему не будет ничего опасного, и Падме расслабится. Однако, вместо этого Падме напряглась еще больше и была уязвлена тем, что ее уличили в связи с джедаем и выставили глупой влюбленной девчонкой.
  
  Бейл этого не хотел. И, разумеется, он собирался молчать до смертного одра, потому что Падме действительно заслужила право быть счастливой.
  
  
  Внешнее Кольцо, планета Татуин, ферма Ларсов.
  
  
  
  Люк думал, что заслужил право познакомиться с отцом. С тем отцом, который умел хмуриться, бунтовать, шутить и изрыгать из себя проклятья сквозь зубы, пока придумывал, как починить крыло звездолета.
  
  В одном из проклятий Люк разобрал желание посжигать все вокруг, а корабль просто купить новый. Но у Энакина не было денег, поэтому он обреченно чинил раненое крыло.
  
  Люк не решался заговорить с ним уже второй день. Голова в вертикальном положении перестала кружиться, равно как и перестал двоиться мир, стоило ему напрячься.
  
  От мыслей, что тот, кто забросил его сюда, может с такой же легкостью и вернуть обратно, ноги сами несли Люка по направлению к покореженному кораблю и своему Крестокрылу, который носом ушел в песок. Однако, Люк выглядывал из-за угла, смотрел на затылок с русыми волосами, на закатанные рукава, и не решался. Пойти прямиком к Императору он решился, а выйти из-за угла не мог.
  
  Люк много, даже слишком много, думал о том, как он сумел сюда попасть, почему именно он и почему именно сюда, но не находил ответа. Сила оставалась глуха к вопросам, хотя Люк старался, умолял и немного злился.
  
  На второй день бесплотных попыток довести свой поток вопросов до ума, Люк махнул на них рукой и решил пользоваться шансом. Раз его забросило настолько далеко от дома, хотя и угодил он прямиком в него - парадокс! - значит так было для чего-то нужно, а для чего, Люк должен был однажды узнать.
  
  Зачем человек мог попасть в прошлое? Посмотреть, поменять, помочь, осознать? Йода сказал бы, что осознать. Люк выбрал бы ответ 'поменять'. Много чего можно изменить, когда есть козыри и знание. Только вот... Люк читал рассказы о бравых путешественниках во времени и знал, чем чреваты даже крохотные попытки изменить историю.
  
  Выходило, что выигрывал предполагаемый ответ Йоды. У Люка не было причин не доверять мудрости магистра. Хотя руки что-то сделать зудели. И язык зудел. Люк мучился в четырех стенах, бродил по комнате и боролся с желанием выйти к Энакину, проникновенно заглянуть ему в глаза и выложить все как на духу.
  
  Его останавливало множество причин и рыдания Беру, которые он подслушал. Не нарочно. Беру говорила, что никогда не сможет иметь детей, а Оуэн ее успокаивал и обещал, что в их жизни появится ребенок.
  
  Люк в это время стоял у полок, на которых через несколько лет должны были появиться игрушечные модели кораблей, и остервенело кусал губы, потому что он оказался прав в первый день пребывания в этом доме - это была камера пыток. Люк, видимо, сделал что-то ужасное, раз его вынудили это услышать, когда он спокойно мог изменить угол, под которым развивалась история прямо сейчас, одним махом дать себе и Лее родителей, одним махом лишить ее встречи с Ханом, одним махом лишить Беру самого себя, одним махом перерубить и перевязать множество нитей. И никто тогда не смог бы сказать, что бы стало с будущим. Оно бы стало светлым и безоблачным? Люк уже не был наивным фермерским мальчиком, он знал, что зло никогда не имело только одно обличье, и на место знакомому вполне могло прийти ранее неведомое.
  
  Потом Беру пришла к нему и позвала обедать сорванным голосом. Люку кусок в рот не лез, но он согласился.
  
  Его отец был чем-то похож на него: цветом волос, глазами, ямочкой на подбородке, улыбкой. А еще они оба молчали. Только если Люк молчал, чтобы не ляпнуть чего-то эдакого, то Энакин упрямо игнорировал Оуэна, который обиженно и сердито орудовал прибором.
  
  - Люк, чем вы занимаетесь?
  
  'Недавно был пленником, дуэлянтом, свидетелем краха Империи и хоронил отца, который был правой рукой тирана. А вы?', - хотел сказать Люк, но вместо этого сухо ответил:
  
  - Пилот. Я... пилот, да.
  
  - Пилот, который не проверил исправность корабля перед полетом и угробил его, угробив при этом мое средство передвижения тоже, - подал голос Энакин.
  
  - Я торопился к сестре. - Люк и без подсказок знал, что идиот.
  
  - Правильно, о родственниках не нужно забывать, - пробурчал Оуэн, встревая в разговор.
  
  Люку было стыдно за дядю, использующему память Шми Скайуокер, чтобы поиздеваться. Он помнил Оуэна куда более гуманным, хотя и точно таким же строгим.
  
  К чести Энакина, тот сделал вид, что никто ничего не говорил и продолжил обедать. Беру, ожидавшая вспышки, со вздохом облегчения расслабилась.
  
  Рассматривать отца было невежливо и глупо, но Люк ничего не мог с собой поделать, украдкой поглядывая на того и подмечая кое-какие вещи: они одинаково держали в руках приборы, одинаково отхлебывали из стакана, одинаково благодарили Беру за сытный и вкусный обед.
  
  В груди у Люка бушевал пожар, но он вспоминал Лею и изо всех сил старался выглядеть невозмутимо. Его отец был молод - даже шрам на брови не делал его старше, когда он не хмурился. Его отец был... Люк иным представлял его в молодости. Совершенно иным.
  
  
  - Ну, чего тебе надо, а, беда на мою голову? - спросил Энакин, не оборачиваясь, когда Люк снова не решился подойти.
  
  Люк никогда не был душой компании, но и особой стеснительностью не отличался - даже наоборот, иногда самоуверенность и прыжки в омут очертя голову удивляли его самого. Но сейчас, когда Энакин буднично вытирал грязные руки о штаны и смахивал с лица прилипшие к нему волосы, Люк вдруг вообразил себя глупой бантой, топчущейся на месте.
  
  Знать отца Люк хотел всегда, но теперь засомневался, а голову посетила неожиданная мысль - 'А надо ли?'. Люк боялся; детские мечты о мудром и добром родителе стали лишь пеплом от того костра, где сгорели останки Дарта Вейдера - оправдалась лишь та вера в последний лучик света, но об отце Люк так толком ничего и не знал. Для него было важно раскопать побольше сведений о родителе, и если повезет, то найти мать. Но одно дело - рыться в старых архивах и Голонете, искать очевидцев краха Старой Республики, и совсем другое - брать у отца интервью, говоря с ним с глазу на глаз. Люк сомневался, что ему хватит выдержки. Он знал, что ждало этого человека, стоящего неподалеку от него. Смотреть и молчать - тяжело, но говорить еще и опасно.
  
  - Эй, ты в порядке? - спросил Энакин, рассматривая Люка. - Люк, да? Скайуокер? Забавно, я никогда не встречал других Скайуокеров.
  
  - Я тоже, - вздохнул Люк и постарался не выдать волнение голосом. После Звезды Смерти, где Вейдер прочитал его страх за сестру, он стал более внимательно относиться к тому, что и в чьем присутствии думать. - Ни одного.
  
  'И моя сестра носит другую фамилию. Я - единственный Скайуокер из остатков нашей семьи. Это угнетает, отец'.
  
  Энакин не обратил внимания на интонацию.
  
  - Да, занесло тебя, пилот с Альдераана, - сказал он.
  
  Оба солнца Татуина были в зените, оба палили и жарили и без того сухой песок. Энакину было жарко, и он часто облизывал губы, с неприязнью поглядывая на горизонт.
  
  Песок пылили сапоги. Люк посмотрел на ноги, порадовавшись, что летал в обычной одежде пилота, а световой меч был надежно спрятан в астродроиде - Р3Б3, с которым полетел Люк, оставив верного Р2 с Леей. Как много мелочей могло бы его выдать! Люк поразился, насколько удачно сложились обстоятельства.
  
  Звездолет Энакина был простейшим однопилотником старого образца, что было естественно, учитывая разницу во времени, где жил сам Люк. Часть крыла была повреждена наткнувшимся на него при падении Крестокрылом. Люк прикинул, что падал он с небольшой высоты, иначе попросту не стоял бы здесь сейчас.
  
  - Законцовку снес, - поделился Энакин, увидев, что Люк уходить не собирался, - и элероны. Корпус поцарапал, но это ерунда.
  
  - Помочь? - спросил Люк раньше, чем подумал.
  
  Энакин оценивающе прошелся по Люку цепким взглядом, от которого у второго мурашки прошлись табуном от макушки и до копчика, прищурился, задумавшись, и кивнул.
  
  - Не откажусь. Больше в этой глуши помочь мне некому.
  
  Фюзеляж можно было добыть только что-то разобрав. Как и элероны. Нужно было не так много запчастей, но все, откуда их можно было добыть, - это Крестокрыл либо лавки в Мос-Айсли. Денег у Энакина так и не появилось, а значит, надежды на покупку не было никакой. О краже тот, видимо, даже помыслить не мог.
  
  Люк не собирался оставаться на Татуине, но... Крестокрыл покорежило и поломало. Люк сомневался, что тот сможет взлететь - только если после долгого и основательного ремонта.
  
  - Позаимствуем запчасти у моего корабля? - предложил Люк.
  
  Если бы такое предложили ему, Люк бы благородно отказался и предложил найти иной выход, чем уничтожение чужого средства передвижения. Однако Энакин кивнул, не скрывая довольной улыбки, словно этой идеи и ждал.
  
  - Извини, подбросить не смогу, - заметил он.
  
  Люк с тоской посмотрел на небо, что с детства звало его окунуться в свои черные дали. Его определенно прислали в прошлое не для любования на ферму, не для уборки за бантами или сбором грибов с влагосборников. Сидеть на Татуине, когда была возможность воочию убедиться, как вершилась история, было, по меньшей мере, глупо.
  
  - Да ничего. В конце концов, крыло - это моя вина.
  
  И Крестокрылу был подписан приговор превратиться в запчасти. Корабль умер жестокой смертью - не в поединке, а в песке, зная, что уже не взлетит.
  
  За один вечер Люк и Энакин сделали большую часть работы, взмокли, почти одновременно выругались на 'треклятую жару'. Энакин тогда усмехнулся, проследив, как Люк, копируя его, вытер лоб. Некрасиво усмехнулся; Люк старался не смотреть на снисходительно искривленные губы.
  
  Заботливая Беру не забывала их подкармливать и напоминать Люку, что бойко скакать после травмы головы не рекомендовалось.
  
  Люк же, возможно, впервые после Эндора чувствовал себя на редкость живым.
  
  
  
- 3 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  
  Падме Наберри жила в крайне цивилизованном мире. От отравлений в нем умирали только в кантинах на Нижних уровнях Корусканта - науке было неизвестно, какой химический состав был у пойла, подаваемого клиентам. Более того - наука и знать этого не желала. Нижние уровни были чем-то вроде печальных, но закономерных последствий перенаселения. Если Верхние были забиты жителями и гостями, то Нижние ими кишели, словно паразитами.
  
  Падме жила на Верхних уровнях, но тошнило ее так, будто она стабильно посещала те самые кантины с пойлом.
  
  С-3ПО заботливо перечислял возможные причины ухудшившегося самочувствия и методы их лечения под дверью, нагоняя монотонным бубнежом тоску, а Падме вытирала лицо полотенцем и с ужасом смотрела на подглазины, что отражало идеальное зеркало. Бледная, растрепанная - и это Падме?
  
  - Госпожа, могу я чем-то помочь? Стоит ли мне послать запрос на неймодианских лягушек? Они успешно справляются...
  
  Догадка пронзила голову острием иглы. Падме зажмурилась, опираясь руками о раковину. Такому любая женщина обрадовалась бы, но Падме о подобном не думала. Точнее думала, но как о чем-то далеком, что случится потом, когда она и Энакин станут полноценной семьей без отлучек того из дома на месяцы. Беспечными глазами Падме на мир не смотрела, а потому прежде всего мысли занял холодный расчет - долгое купание в политическом болоте и ее сумело очернить. Кое-какую грязь Падме стряхивала, кое-какую - не успевала. Политика не умела не заляпать, когда к ней прикасались. Падме давно вращалась в кругах сенаторов и королей, она привыкла вычленять опытным глазом лицемерие, безрассудство, глупость, мудрость и пустую болтовню.
  
  Иногда нужно было уметь банально смотреть так, как подобало, - не то, что говорить. Слова Падме пропускала внутри себя через несколько фильтров. Не умей она этого - давно бы отправилась вслед за теми сенаторами, что не сумели приспособиться.
  
  Энакин не понимал силы взгляда и нужной интонации. Его мир строился на принципах, и порой Падме это тревожило. Она редко поднимала в разговоре с ним далекие от него темы дипломатии и конфликтологии, нахождения выхода из катастрофической ситуации, шантажа и поиска консенсуса с преступниками. Энакин консенсус бы не стал искать - он бы просто махнул мечом и четко провел грань между 'я прав' и 'ты мертв'. Он был отличным воином, но их поля деятельности почти не подходили друг другу по размерам, а потому повседневная жизнь либо обходилась без обсуждения рабочих тем, либо наполнялась спорами. Падме в них всегда проигрывала - свою точку зрения Энакин менять не умел.
  
  Эта проклятая его упертость и сжатые губы бесили неимоверно, но никакая пара не могла быть идеальной. Падме помнила об этом, вспоминала свои грешки и закрывала глаза. Они оба были далеки от безупречности.
  
  Падме в очередной раз вытерла лицо. Труба зашумела. Падме нахмурилась и вздохнула, думая, что нужно будет велеть осмотреть трубопровод на предмет засора. И лучше пусть это будет она, чем Энакин, который кого-нибудь обязательно заморозит взглядом.
  
  - Госпожа! - С-3ПО подскочил от радости на металлических ногах, когда Падме покинула ванную комнату. - Госпожа, я заказал лягушек!
  
  - Что?
  
  - Лягушек, госпожа. Неймодианских.
  
  Падме подумала, что ее нельзя было поразить выходками 3ПО, но она ошибалась. Это был самый странный дроид из всех, кого когда-то встречала Падме.
  
  - Они помогут мне справиться с беременностью? Я думаю, лягушки - это не выход.
  
  С-3ПО так и остался стоять с приподнятыми руками, когда его переклинило. Микросхемы в голове стали переваривать понятие 'беременность'. Падме втайне понадеялась, что процесс обработки полученной информации займет дня два, но С-3ПО очень быстро оклемался и несколько раз охнул в своей привычной нервной манере, прежде чем выдвинул новую идею:
  
  - Это чудесно! Примите мои поздравления, госпожа Падме! Я немедленно сообщу господину Энакину, он будет рад услышать, что...
  
  - Скажешь хоть слово, - Падме угрожающе шагнула вперед, и дроид испуганно умолк, - и я попрошу Энакина тебя переплавить. Это не то, что должен сообщать протокольный дроид, понимаешь? Я сама скажу, когда... когда он вернется обратно... Не понимаю, зачем патрулировать Внешнее кольцо, когда самый бедлам царит здесь, рядом?
  
  Последний вопрос Падме задала сама себе, но С-3ПО решил ответить:
  
  - Дальние рубежи - места дикие и опасные. Госпожа, это приказ Совета джедаев и...
  
  - ... канцлера, да. Почему-то мнение одного канцлера стало основополагающим в Сенате. Странно, не находишь?.. О, нет, не отвечай.
  
  Падме ушла в спальню. Без Энакина дома было немного одиноко, но не сказать, чтобы Падме не привыкла жить одна. Командировки, вечные отлучки, собственные миссии Падме по другим мирам. Семейный ужин был редкостью.
  
  Падме скинула платье и надела рубашку Энакина. Та совершенно им не пахла, она была чистая и выглаженная, но с ее поддержкой стало чуть спокойней. Все-таки только с Энакином Падме чувствовала себя женщиной, а не только хладнокровным политиком.
  
  Их любовь совершенно не была сказочной. Падме могла найти не один пример более ровных отношений хотя бы из ее собственного окружения.
  
  Она могла бы говорить, что была не в силах дышать без Энакина, но ее грудь спокойно поднималась и опускалась, наполняя легкие кислородом.
  
  
  Внешнее Кольцо, планета Татуин, ферма Ларсов.
  
  
  'Это ваша сестра', - написал Р3 и включил Голосвязь. Лея быстро и эмоционально говорила о необходимости присутствия Люка на Корусканте - публике было полезно знать героев в лицо, и Лея собиралась организовать пресс-конференцию с отличившимися военными.
  
  Потихоньку нормализовывалась ситуация в Галактике. Лея с прочими сенаторами разгребала последствия правления Империи, едва не седела, листая статистические данные по зарплатам в мирах, особо пострадавших от тирании. Если в начале Империя развивалась прямо и стабильно, то на момент попадания Леи в гущу событий были лишь расшатанная экономическая система, кризисы, голод, осоловевшее от покровительства общество Корусканта, ограбившееся от тарифов и налогов прочее общество, чья зарплата уходила в Империю с целью обеспечения постоянной и огромной армии и на разработку оружия, уничтоженного повстанцами.
  
  Теперь все требовалось собрать в кучу, заново протоптать дорогу для нового Галактического Сената - и Лея хваталась за голову, но упорно шла напролом. Люк, не смысливший в экономике, помощником был плохим.
  
  - Ты прилетишь? И Люк, если ты твердо решил с джедаями, я только рада. Ты не можешь быть единственным миротворцем, а армия - это армия. И знаешь... - Лея замялась. - Сенат - это, конечно, сотни голосов. Я только сейчас понимаю, как тяжело жить в Республике, но Империя - это еще хуже.
  
  - Тебе тяжело? Лея, отдыхай хоть иногда.
  
  - Мне очень-очень тяжело, - согласилась Лея и беззащитным жестом закрыла лицо рукой. Люк бы очень хотел сейчас быть рядом, чтобы обнять ее. - Когда бывает особенно плохо, я вспоминаю, что раньше все лежало на плечах Императора, и трусливо думаю сбагрить на кого-то часть своих обязанностей. Это низко.
  
  - У всех бывают минуты слабости. Ты не одна. Неравнодушных - целая очередь.
  
  - Я - дочь Бейла Органы, я не должна реветь от усталости в туалете.
  
  - А так бывает?
  
  - Да, Люк, - сказала Лея. - Кошмар. Прилетай, пожалуйста. Твое выступление наберет достаточно кредитов, а деньги очень нужны.
  
  - Завтра буду у тебя. - Люк улыбнулся сестре, и та радостно улыбнулась в ответ.
  
  Иногда Люку казалось, что им уже далеко за сорок.
  
  Он часто думал, почему вообще все получилось именно так, а не иначе. Их с Леей отец был ответом и ключом. Люк не знал, в какой именно момент тот сломался, и был ли такой момент в принципе, но он хотел бы узнать. Увидеть. Понять. Ответить на мучающий его по ночам вопрос: 'А был ли иной выход?''.
  
  
  Люк проснулся от воплей, сотрясающих стены скромной обители Ларсов. Он вспомнил, что сегодня собирался улететь наконец таки Энакин, разобравшийся со своим кораблем.
  
  - Тебе всегда было плевать! Ненавижу вас, джедаев. Ходите с видом мудрецов, а на деле - ленивые трусы и пустозвоны.
  
  - Не. Ори. Ларс.
  
  - Они мучают людей, и ты, обладающий силой, чтобы бросить им вызов, просто скорбно улетишь в этот свой Храм? Бросишь рабов? А Шми говорила, что ее сын освободит их всех.
  
  - Ларс, не смей обвинять меня в грехах других джедаев. Я - не они. Я не сижу сложа руки.
  
  Слова прозвучали резко. Люк, распахнутыми глазами смотревший в потолок, вздрогнул, как от удара. Энакин не был в восторге от джедаев - это легко было понять всего по одной фразе, что Люк и сделал. Становилось непонятно, что тогда Энакин делал среди них.
  
  - Ты... Вы все одинаковы. Плащи, понимающие глаза и полная бездеятельность! - разорялся Оуэн.
  
  Люк прикрыл глаза, призывая дядю остановиться, но Оуэн не слышал его немой мольбы.
  
  - Ларс, скажи, у меня понимающий взгляд?
  
  Оуэн замешкался, а Люк вспомнил лицо Энакина - упрямство, упорство, гордость, смекалка, жесткость, но ни крохи понимания.
  
  Вейдер тоже не отличался особенным сочувствием и эмпатией.
  
  Меньше всего Люк хотел сравнивать Энакина и Вейдера, но не сравнивать не мог. Он знал Вейдера - не Энакина, однако в тихом стальном голосе второго слышал отца, того отца, которого помнил. У него был всего один отец с двумя именами, но имя не меняло сути. Дарт Вейдер - это Энакин, так же как принцесса - это Лея Органа, а Бен - это Оби-Ван Кеноби. Название не играло роли: назови рыбный пирог мясным, мяса в нем не появится.
  
  - Значит, почаще молчи - и не будешь выглядеть глупо. Вернусь через несколько часов.
  
  - Энакин, ты же не пойдешь туда, верно? Это очень опасно, особенно в одиночку. - Засуетилась Беру. - Оуэн, перестань, скажи ему, что был неправ! Ну как же так?
  
  Люк выскочил из постели быстрей, чем опытный наемник нажимал на спусковой крючок, запрыгнул в одежду и выскочил из комнаты, перешагнув через упавшую на пол деталь от влагосборника, которую не видел.
  
  Энакин с непреклонным видом уверенного в своих действиях человека садился на лэндспидер Оуэна.
  
  Люк на мгновение застыл, глядя на Энакина с каменным выражением лица и воинственной осанкой.
  
  - А ты чего выскочил, пострадавший? - Уголки губ Энакина дрогнули, но выражение лица не изменилось.
  
  - Ты поехал к хаттам? Верно?
  
  - Их гадюшник давно ждет чистки, а у меня плащ - лица не увидят.
  
  - Ты же джедай, хранитель мира. Разве вы можете устраивать резню?
  
  - Наш кодекс далек от совершенства. - Энакин убедительно посмотрел на Люка. Его глаза достались сыну до последней крапинки на радужке. Люк точно так же смотрел на Лею в деревне эвоков, когда убеждал ее, что в их отце осталось добро. - А то, что Храм не узнает об одной из моих вылазок, не страшно. И не советую распространяться на эту тему. Им полезно спать спокойно, особенно... Не важно.
  
  - Послушай, - начал было Люк, понятия не имея, что собирался сказать.
  
  - Что? Будешь цитировать Беру? - Энакин мотнул головой. - Я сам решаю, что и как мне делать. Сила - это могущество, Люк, и Оуэн, хотя я его терпеть не могу, прав в том, что сидеть, когда есть возможность вмешаться, неправильно. Я всего лишь покажу хаттам их место. И не вздумай мне мешать.
  
  Энакин был настроен более чем решительно. Люк вспомнил нежелание Вейдера слушать кого-то, кроме себя самого.
  
  - Я могу пойти с тобой? - без особой надежды спросил Люк.
  
  Он был уверен, что его отец предпочтет справиться в одиночку.
  
  - Предпочту справиться в одиночку, - ответил Энакин.
  
  Между бровей Энакина пролегла складка. Больше вступать в полемику он не был намерен.
  
  Люк проводил взглядом рванувший вдаль лэндспидер.
  
  Энакин сказал про одну из вылазок, одну из. Люк задался вопросом: 'А сколько таких вылазок было?'.
  
  Татуин был скучным местом. Люк присел на корточки, взял в кулак горсть песка и раздвинул пальцы, позволяя песку скользнуть обратно. Он ненавидел Татуин, но с трудом мог представить иной дом, иных опекунов, иную жизнь. Он вообще не мог ее представить.
  
  - Люк, вы будете завтракать? - прошептал он себе под нос, рассматривая пустое однородного цвета пространство впереди.
  
  Приближение Беру он почувствовал - не услышал. Нити Силы позволили себе обвиться вокруг него, вплестись в руки, грудь, голову, окружить коконом. Рядом не было ни одного джедая, чтобы ощутить это. Люк разрешил себе расслабиться и ослабить контроль.
  
  - Люк, - позвала Беру, - вы будете завтракать?
  
  Люк вздрогнул. Не иначе как Сила странным образом подсказала ему следующие слова Беру. Только она была бы на такое способна. Или... Это было обычным совпадением. Люк прожил с Ларсами большую часть своей жизни, он мог предугадывать их слова.
  
  - Нет, спасибо, - отозвался Люк.
  
  - На самом деле, это еще не самая плохая планета, - заметила Беру. - Бывают и хуже. Мустафар, например.
  
  - Я знаю. - Люк обернулся. - На Хоте холодно. И вампы водятся. Один из них меня чуть не прибил.
  
  - На Дагоба - болота, - подхватила Беру, - а Джакку - это помойка.
  
  Люк и забыл, как сильно он скучал по Беру и Оуэну. Безумно скучал, пусть они и были совершенно разными да и к тому же не кровными родственниками. Но, к сожалению Люка, тот человек, что был одной с ним поля ягодой, однажды выбрал не свою семью, как любила повторять Лея. И она не со злости это говорила. Люк нечасто слышал в голосе Леи острую обреченность. Лея всегда была стойкой - годы войны закалили их всех, - но и ее голос давал трещину, когда особенно сильные эмоции вырывались наружу. Обреченность Люк ненавидел - уж лучше бы ярость, чем такое смирение.
  
  
  Энакин вернулся скоро, как и обещал. Оуэн больше не ворчал на бездействие того.
  
  Люк не хотел видеть следов бойни на одежде Энакина, а они должны были быть. Хотя бы пятно на штанине.
  
  - Спасибо, Беру, что приютили. Я улетаю.
  
  - Еще вернешься? - Люк чувствовал, что Беру улыбалась.
  
  - Да, разумеется.
  
  Люк все-таки обернулся. Энакин ему кивнул, а Люк увидел пятно на штанине.
  
  - Джабба улизнул с прихвостнем. Все прочие кремированы.
  
  Беру сглотнула и побледнела.
  
  Справа появился Оуэн. Он молчал, а Энакин вдруг глянул на него со жгучей ненавистью, как на заклятого врага. Люк старался не думать об этом, но на память пришло то, что сделают штурмовики с Ларсами через несколько лет. И наверно, Вейдеру будет жаль только Беру.
  
  
  
- 4 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, здание Сената.
  
  
  Ведомое племя пожирало его глазами со своих мест. Шив Палпатин обожал это племя. Он был их лидером, пастухом, предводителем. Они верили его словам, чувствовали харизму и внутреннюю мощь и поклонялись ей, как джедаи поклонялись Силе.
  
  Стоило научиться искренне, когда с надрывом, когда со страстью, когда блестя глазами, а когда делая трагичные паузы, говорить, красиво складывая слова, словно плетя гигантскую и воистину великолепную паутину, - ниточка к ниточке! - как ведомое племя аплодировало, скандировало его имя и покорно шло следом. Главное - знать, что говорить, и верить собственным словам.
  
  Как просто было управлять теми, кто сам жаждал управления! Они искали того, кто смог бы взвалить на свои плечи груз их проблем, они искали мудрого наставника, умело жонглирующего кнутом и пряником, они искали того, кто мог бы прорубать им ход через джунгли или вести через пески, не боясь сделать шаг первым. Они хотели, как и большинство жителей любых систем, просто лениво тащиться за ним, легко побеждая чужими руками.
  
  Шив Палпатин готов был предоставить свои руки для победы. Кто много и трудолюбиво работает, получает с лихвой.
  
  Еще Палпатин твердо усвоил со времен бытности простым сенатором: если хочешь грамотно решить серьезную проблему, эту проблему следует создать самому. Когда жертвой и кукловодом выступает одно лицо, куда как проще контролировать процесс со всех сторон. Не организуй он осаду Набу, смог бы он сменить Финиса Валорума так скоро?
  
  Ведомое племя, затаив дыхание, ждало кульминации его речи. Племя верило ему, любило его. Не все, конечно, но те единицы, что трезво смотрели на мир, только доказывали факт: большая часть Галактического Сената - сердобольные тупицы. И именно эти тупицы давали Палпатину столько голосов, сколько было необходимо.
  
  ... - И пока мы сидим, сложа руки, пока джедаи, жалея мир, не приступают к полномасштабным действиям, имея под рукой армию, наши враги: убийцы, предатели, нарушители спокойствия - готовятся! Они нанесут удар, я уверен в этом. И вы уверены тоже! - Племени всегда нужно было подсказывать, что думать. - Мы так устали жить в ожидании нападения.- Трагичная паузы была очень к месту. - Я не хочу войны, но, если она останется единственным средством, придется защищаться. Каждый из нас имеет право на жизнь и безопасность! Я надеюсь, что и джедаи, наши могущественные союзники в борьбе со злом, не проигнорируют мой призыв. Я умоляю их помочь нам, найти врага и уничтожить его прежде, чем он доберется до нас!
  
  В зале было тихо, а чуть позже он взорвался аплодисментами небывалой мощности. Легкая задачка. Палпатин послал заряд, и тот не мог не аннигилировать, вступив в контакт с каждым, находящимся здесь представителем своего народа. Почти с каждым.
  
  Палпатин кинул быстрый взгляд на Органу и Наберри. Альдераанский баран, прищурившись, о чем-то напряженно думал, а Амидала обводила острым взглядом окружающих ее прочих сенаторов, будто сомневалась в их адекватности. Она была умной девочкой, но Палпатин знал: у всех было слабое место, слепое пятно. Главное - это правильно ткнуть в него пальцем.
  
  Палпатин притворно посочувствовал брошенной жене одного очень интересного ему джедая. 'Ну ничего, - мысленно сказал он ей, - твой герой скоро объявится. Надо же кому-то будет спасать меня от коварного графа Дуку'.
  
  Падме Наберри, словно почувствовав взгляд, посмотрела прямо на него, но опоздала: Шив Палпатин благосклонно улыбался публике.
  
  
  Внешнее Кольцо, планета Татуин.
  
  
  Если биться головой о стену, мыслей не прибавится. Умных и дельных, во всяком случае. Люк собирался попробовать, но его остановила бесполезность занятия и возможные очередные проблемы с сотрясением. Утруждать Ларсов своим присутствием больше не хотелось: лишний рот, как-никак. Это они были для него родными, он же для них - упавшим с неба нечаянным гостем.
  
  Люк так и не понимал, зачем его послали/послал/послало в прошлое. Он не понимал, что конкретно ему нужно было делать, и никто не собирался давать ему подсказок или хотя бы загадывать первую букву этого слова. Люка просто бросили в пески и оставили купаться в нем и собственных предположениях.
  
  В итоге, Люк, разбирая Крестокрыл на запчасти, решил, что было бы разумно полететь на Корускант, где, как сказал Оуэн, находился Храм джедаев. Слово 'храм' было произнесено дядей, как ругательство.
  
  
  Запчасти от Крестокрыла Люк поехал продавать в Мос-Айсли. Больше, собственно, было некуда. Лавок было много, но потащило Люка, словно цепями, в сторону одной неприметной.
  
  - Мальчик молодец! - воскликнул тойдарианец, которого Люк увидел, стоило перешагнуть порог. В лавке было людно: сам тойдарианец, один человек, забрак, невесть откуда здесь взявшийся эломин и парочка дагов. Люк остановился, рассматривая контингент, дроидов на полках, и усиленно думая, кто здесь был хозяином. - Вырос здесь, а стал джедаем! И уже Канцлера спас. Слышали, как трещал Голонет?
  
  Слушатели вяло закивали, а тойдарианец почесал одну ногу другой.
  
  - Вы о ком? - спросил Люк, вмешиваясь в разговор и привлекая к себе хоть какое-то внимание.
  
  - О малыше Эни, - ответил тойдарианец и тут же спохватился: - То есть, об Энакине Скайуокере. Это мой мальчик, рос у меня на глазах. А я всегда знал, что из него выйдет толк.
  
  - Ага, только освобождать не спешил. Видимо, чувствовал, что за ним прилетят именно к тебе, - фыркнул человек.
  
  - А ты, Китстер, не лезь. Прохиндей.
  
  - А ты не указывай, Уотто. Я не раб. И Энакин не раб. А ты до сих пор заправляешь свалкой.
  
  Тойдарианец погрозил тому, кого назвал Китстером, и что-то недовольно пробурчал. Люк заинтересованно посмотрел на человека.
  
  - Раб? - спросил он тихо.
  
  Китстер услышал и обернулся к Люку, смерив того оценивающим взглядом.
  
  - Ну да, раб. Что, никогда не слышал о таком явлении? Брось, на Татуине полно рабов. И я им был.
  
  - Это мне известно . -Люк не стал хамить в ответ, хотя ироничная ухмылка этого типа была неприятна. - Я просто не знал, что Энакин Скайуокер был рабом.
  
  - Знаешь его? - протянул Китстер.
  
  'Ты не поверишь...'.
  
  - Мало кто новости не смотрит. - Люк придал лицу безмятежное выражение. - Скайуокер - герой. Вы и сами это пару минут назад обсуждали.
  
  Китстер вдруг улыбнулся.
  
  - Он был моим лучшим другом, когда жил здесь. Он всегда выделялся. Почти никто, кроме его матери, не верил, что все, о чем он мечтает, сбудется. Я помню... Он был совершенно сумасшедшим, гонял на карах, смотрел всегда так...
  
  Китстер задумался, ища нужное слово. Люк решил помочь:
  
  - Непреклонно?
  
  - Да, точно - непреклонно. Брови сведены и прет по четко заданной траектории.
  
  В голове Люка раздалось эхо чего-то далекого. Эта лавка вдруг почудилась странно знакомой, хотя Люк не бывал в ней. А еще он знал, просто знал, что его отец не просто гонял на карах, а выиграл гонки, когда ему было девять лет. И Люк мог поклясться, что никогда не слышал ничего подобного, потому что ему никто и никогда не мог этого рассказать.
  
  - Энакин выиграл гонки в девять, - сказал Китстер.
  
  У Люка похолодели пальцы. Он точно не слышал о гонках. Не слышал, но знал.
  
  
  Хозяином лавки оказался Уотто, и он заплатил Люку достаточно, чтобы тот смог расплатиться с Ларсами за пищу и кров, купить себе место на чьем-нибудь корабле и несколько дней жить в тепле и сытости. Дальше нужно было что-то придумывать.
  
  Все вокруг было непривычным. Люк ненавидел войну, но привык к ней, к Империи, и ее полнейшее отсутствие на данном этапе сильно путало. Ощущение свободы - это прекрасно, но Люк чуял надвигающуюся бурю.
  
  С Ларсами прощаться не хотелось. Люк неприлично долго для случайного знакомого рассматривал тетю Беру, зарождающиеся в уголках ее глаз морщинки, что со временем станут заметны сильней. А красивые русые волосы однажды утратят блеск.
  
  'Мы скоро увидимся', - собирался сказать Люк. Потому что это было правдой. Судя по датам, он должен был попасть к дяде с тетей месяцев через шесть.
  
  Люк мотнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Существовать в одном времени в двух обличиях - от этого можно было сойти с ума. А ведь Люк даже не знал той женщины, что была его матерью и сейчас носила в своей утробе его и будущую принцессу Лею!
  
  - Ну что, в путь? - спросил Оуэн, вызвавшийся подвезти Люка на своем лэндспидере. Он поцеловал Беру в щеку. Люк подумал, что эти двое были неидеальной, но подходящей друг другу парой.
  
  'Они жили долго и умерли в один день', - пришло на ум из старых историй, рассказанных тетей Беру.
  
  На самом деле, ничего приятного в насильственной смерти в один день не было. Это была уже не романтика, а драма с элементами криминала. Дурно пахнущая - Люк помнил то зловоние - драма.
  
  Люк кивнул Оуэну и тут же вскинул голову.
  
  - Ох, Энакин так же делает, когда собирается сказать что-то важное, - засмеялась Беру.
  
  Оуэн на это ничего не сказал, но громче обычного выдохнул.
  
  - Да, я собирался. Это прозвучит дико, но я хочу, чтобы вы знали. Однажды в вашей жизни появится ребенок. И он никогда не будет этого говорить, но, - Люк сглотнул противный ком в горле, - знайте: он будет вас любить. Очень.
  
  Беру нервно подергала за рукав белой туники и посмотрела на поднявшего брови мужа.
  
  - Прозвучало и правда дико. Надеюсь, это не последствия травмы головы?
  
  - Я тоже надеюсь. - Люк усмехнулся.
  
  - Но спасибо, - сказала Беру. - Я буду иметь в виду.
  
  Тогда, годы назад, Ларсы были для Люка обыденным явлением, столь же привычным, как песок в сапогах или ночные вопли тускенов. Как же просто та жизнь, что казалась пресной и унылой, стала добрым и горьким воспоминанием, отзывающимся тяжестью в груди! Маленький Люк думал, что дядя и тетя вечны. Взрослый же Люк думал, что никогда не перестанет вспоминать вонь от сгоревших тел.
  
  ***
  
  
  Татуин был обителью воспоминаний. Люк брел в кантину, чтобы найти там пилота, и видел то место, где продал старый лэндспидер, место, где их с Беном остановили штурмовики, место, где он и Биггс подрались с парочкой ботанов. Как давно это было и как нескоро это будет!
  
  А там, у угла того дома, тетя Беру купила ему на десятилетие модель гоночного кара. Модель была потрясающей - все детали тщательно изготовлены и выкрашены, ручная работа. Люк обожал тот кар, оберегал, но однажды, пытаясь сделать дроида, запнулся о ящик с инструментами - и кара не стало. Продавец же, помнится, говорил, что это была модель кара, на котором однажды выиграл гонки Бунта-Ив ребенок.
  
  Люк остановился посреди дороги. Какая ирония! У него была модель кара, на котором гонял его собственный отец.
  
  - Ой! - В Люка врезалось чье-то тело.
  
  Тот посмотрел вниз и увидел ползающего по песку ребенка, собирающего рассыпавшиеся деньги.
  
  - Эй, ты не ушибся? - спросил Люк.
  
  - Нет, все хорошо, - ребенок поднял голову и посмотрел на Люка глазами Хана Соло.
  
  Люк опешил, а издалека раздался вопль:
  
  - Ах ты мелкий ворюга!
  
  - Это да, - согласился десятилетний Хан. - Не говорите ему, что видели меня, ладно?
  
  Люк только помотал головой, во все глаза смотря на юного будущего друга, который выглядел как космический бродяга или сирота.
  
  - Ты вор? - спросил Люк, когда Хан махнул ему рукой.
  
  - Лучше пусть краду я, чем у меня, - невозмутимо ответил тот и убежал, скрываясь между домами.
  
  - Еще увидимся, - пробормотал Люк.
  
  Для поиска корабля Люк выбрал ту же кантину, куда ходил с Беном и где - Люк снова потряс головой и выдохнул - познакомился с Ханом и Чубаккой. Это злачное место просто притягивало проходимцев и прочую не самую честную публику. Можно было, конечно, попасть на Корускант обычным транспортным судном, но тот заглядывал на Татуин редко, и его нельзя было винить в таком графике - в Галактике были планеты куда поинтересней, чем гигантская пустыня.
  
  Р3 предостерегающе просигналил Люку, сообщая, что выбранное им место не отвечало стандартам безопасности, и Люк усмехнулся: вся его жизнь была инструкцией под названием 'Как небезопасно! Стоп! Не делайте так!'.
  
  Кантина была забита почти до отказа самыми разношерстными посетителями. Люк вместе с Р3 зашел внутрь и едва не запнулся о салластанца, который обозвал Люка 'слепым человеческим идиотом'.
  
  И снова то ли Сила нашептала, то ли в Люке пробудился дремавший до этого дар предвидения, но он буквально видел блестящие глаза родианца и предлагаемый им выгодный полет.
  
  - Ты не поверишь, Р3, но я просто убежден, что это не мы найдем судно, а судно найдет нас.
  
  Р3 скептически пропищал. Он был похож на старичка Р2Д2, но смелости суждений ему все же недоставало: Р2 бы уже сказал Люку, что о нем думал.
  
  - Эй! - Люк не успел добраться до столика, как его схватили за руку. Это был родианец с блестящими глазами и подбитым лицом. - Корабль не ищете? Доставлю куда угодно всего за тысячу кредитов.
  
  На сей раз пищал Р3 удивленно, а не скептически. Люк же очень хотел знать, откуда в нем взялся дар предсказания будущего.
  
  
  
- 5 -
  
  Центральные миры, планета Альдераан, Королевский Дом.
  
  Гуляя по садам, Бейл Органа впервые не чувствовал никакого наслаждения. Солнце грело планету так же, как всегда; так же к небу тянулись цветы, взращенные кропотливыми садовниками на зависть другим; так же приятно пахло вокруг. Альдераан нельзя было перепутать ни с чем, однажды подышав местным воздухом. Во всяком случае, Бейл, изрядно попутешествовав по мирам, не встречал другой такой планеты. Альдераан пах водой и травами, пах свежестью, сладостью, свободой. Если бы всех сирот мира переместить сюда, в мире не осталось бы несчастных брошенных детей - Альдераан исцелял одним своим существованием.
  
  Бейл Органа не мог перестать думать о том, во что превращалась их Галактика. Мысль была слишком глобальной, но Бейла не оставляло ощущение, что что-то незаметно, но неустанно двигалось куда-то в темноту, подгоняемое чьей-то рукой. И интуиция Бейла знала, чья это была рука.
  
  Рассказать было некому. Даже сенатор Падме Наберри не поверила в домыслы Бейла, посчитав, что то, что не было доказано, не имело право на огласку. Без улик преступника не существовало, а улики Бейл найти не мог. Он не знал, где искать. Он боялся искать.
  
  Привыкший к упорядоченной жизни, Бейл представить себе не мог, что что-то поменялось бы, круто повернуло в сторону, вывернулось на изнанку. Бейл хотел бы сохранить все, как есть, поэтому он закрывал глаза и представлял, что все домыслы ему почудились.
  
  Какая трусость!
  
  Если бы Бреха узнала, что ее муж утешал себя тем, что 'не видно - значит нет', она бы ушла от него. Бейл сам бы ушел от себя.
  
  ***
  
  
  Она снова нервно кусала губы и бегала глазами по экрану. Бейл знал, что она читала. Бреха давно хотела ребенка.
  
  - Удочерим - не страшно, - сказала она, почувствовав его приближение.
  
  - Я считал, что это лечится.
  
  - Теперь мы знаем, что не лечится, - Бреха ответила резче, чем хотела бы.
  
  - Считаешь, это я виноват в том, что у нас нет детей?
  
  Бреха устало посмотрела на него. Бейл пожалел о вспышке. Королева не имела права выставлять свои личные беды на обозрение публике, а потому все, что ей оставалось - это реветь у него на плече, когда выдавалась возможность.
  
  - Я не знаю, кто виноват, но я не могу больше. Правда, не могу. Обещай, что мы удочерим ребенка в ближайший год. Обещай мне, Би.
  
  - Обещаю, - ответил Бейл.
  
  Бреха улыбнулась, а Бейл подумал, что не имел права закрывать глаза. Даже если у него не было доказательств, он обязан был выяснить правду. Пока не стало поздно для него, его друзей и его семьи. Иначе он просто не смог бы зваться достойным этой женщины мужчиной. А свою жену Бейл любил.
  
  Центральные миры, планета Корускант.
  
  Люк подозревал, что вел себя, как ребенок, но не мог остановиться. Он то задирал голову к верху, рассматривая плывущие в несколько рядов кары, то вертел ею по сторонам. Глаза не успевали за впечатлениями, мечась из стороны в сторону. Хорошо, что чудаков здесь хватало и без Люка: никто не обращал внимания на парня, запинающегося о бордюры, и, открыв рот, бредущего куда-то.
  
  Люк не увидел никого, кто смотрел бы за порядком, а потому смело прошелся по газону, цветным и живым пятном выделяющемуся в этом каменном великолепии. Газон просигналил что-то: на ноги Люка, топчущего траву, среагировали датчики, и Люк поспешил спрыгнуть обратно на тротуар.
  
  - Идиот, - прокомментировал эту выходку обогнавший Люка высокий человек с кучей барахла в тюке за спиной.
  
  Люк ничего не ответил. Да, может и идиот, но ему было можно. Он находился на самом Корусканте в дни его прошлого величия! После все будет не так. Взять хотя бы тотальную слежку во всех направлениях и снующих повсюду штурмовиков. Спрятаться можно, если захотеть, но этого духа великолепия уже не станет.
  
  Мимо пробежали несколько девчонок разных рас. Люк заулыбался еще шире, взобрался по широкой дороге чуть выше и замер.
  
  Путеводитель, одолженный в космопорте у заснувшего пьяного ботана, говорил, что он двигался к Храму джедаев, но Люк и помыслить не мог, что столкнется с ним так скоро. Да и каким был этот Храм!
  
  Люк почувствовал, как в груди что-то болезненно сжалось при виде двух юных ребят в джедайских одеждах.
  
  Храм был архитектурным памятником, возвышающимся над мирскими суетами. Он был огромен и ужасающе восхитителен. Башни стремились вверх, утопая верхушками в свете звезды Корусканта.
  
  Ноги Люка, сперва прилипшие к одному месту, сами понесли его вперед. Люк должен был увидеть Храм, должен был. Он имел на это право. В конце концов, кроме него, джедаев больше не осталось.
  
  Последний джедай - это звучало тоскливо и горько. Люк предпочитал не думать о себе в таком ключе.
  
  Люк не видел никого и ничего вокруг, ведомый Силой, что буквально искрилась в этом месте. Чем ближе Люк подходил, тем ярче чувствовал джедаев. Их здесь были сотни - не меньше. Люк задыхался от обилия Силы, облизывал пересохшие губы и всем своим существом стремился туда, где был дом для таких, как он.
  
  Стоп! Это не было его домом.
  
  Люк моргнул и вновь замер неподалеку от лестницы, ведущей в Храм. Он вновь цепко взял под контроль Силу, усмирил, осадил, велел ей сидеть тихо и не высовываться.
  
  Переполнившее его ощущение счастья и принадлежности затерялось среди каменных стен, улетучилось, словно его и не было. Люк снова ощутил, как поддувал ветерок, гуляющий между зданиями, как откуда-то тянуло жженой резиной.
  
  Тот, кто отправил его сюда, был отъявленным садистом.
  
  Люк поправил сумку с хилыми пожитками и горсткой кредитов на плече. Как жестоко: он стоял рядом с местом, где мог бы однажды учиться, но не смел даже войти внутрь.
  
  - Заблудились, юноша? - послышался голос позади.
  
  Люк обернулся и столкнулся взглядом с темнокожим джедаем. Тот выглядел миролюбиво и доброжелательно, но Люк на всякий случай собрался и еще дальше упрятал все мысли, что связывали его с джедаями, с Силой и всем тем, что могло его выдать. Джедай чуть прищурился, словно почувствовал попытку Люка скрыть сокровенное, и пробежал изучающим взглядом по его лицу.
  
  - Вам помочь?
  
  - О, нет-нет. Я... Я с другой планеты. Прилетел посмотреть, как здесь все. В путеводителе вот было написано, что стоит полюбоваться на знаменитый Храм джедаев. Не зря. - Люк усмехнулся, пытаясь подражать манере общения Хана.
  
  Это более или менее помогло. Темнокожий джедай перестал сканировать его взглядом и кивнул. Кажется, не впервой он сталкивался с бродягами, что колесили туда-сюда и забредали к Храму.
  
  - Не умеете лгать, юноша. - Джедай улыбнулся.
  
  Люк замялся. Лея любила повторять ему то же самое. Люк считал неумение лгать признаком простофили и своим главным минусом. Сейчас же, рядом с джедаем, он и вовсе почувствовал себя глупым мальчишкой.
  
  'Ты победил Императора. Ты - сын Скайуокера. Успокойся'.
  
  К слову, Люк считал, что Императора победил его отец, а в том, что он был сыном Дарта Вейдера, не было ничего почетного, однако эта мантра нередко помогала обрести почву под ногами.
  
  И сейчас помогла.
  
  - Да, возможно. Но я считаю глупостью быть откровенным с незнакомцем. А вы - незнакомец. Прошу простить.
  
  И, развернувшись, Люк пошел прочь, хотя все его существо тянулось назад: взойти по лестнице, пройтись по залам, увидеть учеников и их мастеров, увидеть Йоду и, возможно, Оби-Вана. Дотронуться до стен того места, что хранило память о сотнях прошедших через него учеников, будущих хранителей мира, злодеев, предателей, героев. Увидеть отца еще раз. Увидеть его таким, каким после он не сможет увидеть его никогда.
  
  ***
  
  
  Ночевать пришлось идти на Нижние уровни. Помойка - это было льстивое название для такого места. Люк не видел переулков более зловонных. Хотя, сколькими путешествиями он мог похвастаться?
  
  Люк не был привередой, но, проходя мимо одного из рынков, где продавали все, что могло продаваться, он прикрыл нос рукой. Задохнуться от вони нестираного белья? Люк был более высокого о себе мнения.
  
  Одна из самых дешевых гостиниц выглядела соответствующе. Люк посмотрел на полустертое название и вздохнул.
  
  - Я хочу номер на пару ночей, - сказал он дроиду, сдающему комнаты постояльцам.
  
  - Чем оплачиваете? - вежливо поинтересовался дроид.
  
  - Кредиты.
  
  Люк уже полез в сумку за оплатой, когда до ушей донесся шепот.
  
  - Да, я хочу как можно больше шпионов. Мне нужно знать, куда он ходит, с кем говорит, сколько раз моргает. Понимаете? Мне нужно знать все, каждую мелочь. Если он посмотрит в окно, я должен знать, с каким выражением лица он это сделал.
  
  Ответом на столь странную просьбу служило рычание и клацанье.
  
  - Именно. Совершенно не важно. Я заплачу сколько скажете. Любая сумма.
  
  Люк тряхнул головой. Всякое бывало. Не его это было дело - кто и за кем собирался шпионить.
  
  Не его.
  
  - Его зовут Шив Палпатин. Верховный канцлер Республики, - закончил голос.
  
  Люк уже расплачивался, когда имя резануло по ушам. Все хоть немного любопытные знали, кем был Император до восшествия на трон. Это имя в годы войны снилось Люку так же часто, как родной дом.
  
  Люк уставился на проем, когда оттуда вышел человек в плаще. Якобы дешевые наряды не могли скрыть аристократизма в каждом шаге.
  
  А как выглядел приемный отец Леи, было бы странно не знать.
  
  
  
- 6 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Нижние уровни.
  
  - Какие у вас были отношения с отцом? - спросил ее Люк как-то. Это был один из немногих моментов, когда мир не трещал по швам, когда не нужно было спешить куда-то, жалея о невозможности раздвоиться, когда можно было насладиться таким прекрасным времяпрепровождением, как сидение на траве под аккомпанемент кузнечиков, и встречать рассветные лучи. Иногда такая малость казалась самым ценным подарком.
  
  Лея медленно и лениво плела себе незамысловатую косу. Сонная, она выглядела совсем девчонкой со своими щечками и манерой деловито сжимать губы.
  
  - Ты спрашиваешь, словно интервьюер, - заметила Лея. - Я любила его, он любил меня. Вот такие у нас были отношения. Обычные.
  
  - Ты ведь знала, что приемная, верно?
  
  - От меня никогда этого не скрывали. - Лея поморщилась. Она не любила эту тему и предпочитала молчание и игнорирование.
  
  - Я тоже был в курсе, что те, с кем я жил, не были моими родителями.
  
  - К чему ты ведешь, Люк?
  
  - Ты никогда не чувствовала, что тебе не хватало родителей? Настоящих? Зов крови, например, м? Не было такого, чтобы ты чувствовала себя чужой в родном доме?
  
  Лея не ответила. Она продолжала плести косу и отказывалась смотреть на Люка. Тот поразглядывал сестру и тоже отвернулся. Наверно, иногда он залезал слишком далеко, куда дальше, чем имел право залезать брат, особенно недавно приобретенный.
  
  Люк думал, что Лея так и продолжит молчать, а после сделает вид, что этого разговора не было, но она вдруг сказала:
  
  - Я ужасная дочь. Я любила своих приемных родителей, но меня никогда не тянуло к ним так, как к настоящим, пусть я тех и не знала. А когда появился ты... Я никогда не чувствовала такого. Ты стал для меня другом, братом. Смешно, ты ведь и так мой брат. - Лея усмехнулась и тепло посмотрела на Люка. - Но я полюбила тебя сразу, понимаешь? Тебе не нужно было делать что-то героическое, чтобы стать частью моей семьи. Ты просто был собой и... Со Звезды Смерти меня спасли вы с Ханом, но моей семьей стал ты, Люк. Хан - тот, к кому меня влекло, но дом - там, где ты есть.
  
  - Поэтому ты не говоришь о Бейле и Брехе? - догадался Люк.
  
  - Да, мне стыдно. Потому что если бы Бейл Органа был подлым предателем, я бы навсегда разочаровалась в нем, а тому чудовищу, который родил меня, я нахожу оправдания. Я злюсь на него, ненавижу, но наедине с собой понимаю, что тряпка внутри меня простила бы родного отца. Но не надейся, будто я встану на твою сторону и тоже прощу его. Я буду ненавидеть его до конца своих дней. А если не получится, я буду убеждать себя, что ненавижу его. Потому что мои родители заслужили право на уважение, и если я не хочу марать память о них, мне нужно презирать Вейдера. Он выбрал не меня. Я тоже выбираю не его.
  
  
  Люк помнил этот разговор так хорошо, словно он был вчера. На самом деле, говорили по душам они с Леей до ее полета на Корускант.
  
  Люк вспомнил разговор из-за неожиданной встречи с Бейлом Органой, которого он прежде не видел. Никаких ассоциаций с Леей эта встреча не вызвала - просто констатация факта: приемный отец его сестры. Сила не воспринимала Бейла кем-то близким. Лея, такой же форсюзер, как он, наверняка с детства чувствовала эту пустоту к, вроде бы, знакомцу.
  
  Бейл торопливо вышел на улицу, оглянулся и пошел вперед. Люк выглянул из-за угла, следя за ним, и почувствовал, что Бейл сейчас обязательно наткнется на фоллинца.
  
  Дар предвидения, появившийся у Люка с того дня, как тот затерялся в этом времени, еще не подводил, поэтому Люк быстро пошел вперед. Р3, пища что-то предостерегающее, покатился следом за ним.
  
  - Тихо, Р3.
  
  Дроид замолчал, но перед этим обиженно пискнул.
  
  Бейл Органа никогда не работал в шпионском подразделении, не воевал и точно не попадал во вражеские лагеря с целью разведки и побега. Он был политиком от макушки до пят. Причем, честным политиком. Только честный политик мог додуматься о встрече в полупустой гостинице на Нижнем уровне, где у бесчестного Императора - будущего Императора, разумеется, - водились свои уши и носы. Кантина - вот место. Или рынок. А еще лучше под носом, где-нибудь на Верхних уровнях, возможно, даже в здании Сената.
  
  Люк обогнул лавку, торгующую средствами связи, чуть не столкнулся с двумя громко спорящими вуки, стараясь не выпускать Бейла Органу из вида.
  
  Сенатор успел дойти до обветшалой стены жилого дома, возле которого курила запрещенные препараты стайка гуманоидов различных рас, споткнуться об опрокинутый кем-то большим или неуклюжим мусорный контейнер, когда ему на встречу вышел фоллинец. То, что он был враждебно настроен, Люк почувствовал моментально.
  
  - Шив Палпатин просил передать привет любому, кто решит копать под него, - услышал Люк слова фоллинца: голос прозвучал как в голове, так и в реальности. А после Бейл Органа должен был упасть замертво, пораженный клинком прямо в сердце.
  
  Бейл не успел испугаться, а Люк не успел придумать ничего лучше, чем Силой отшвырнуть фоллинца навстречу стене. Та жалобно треснула и простилась с одним из грязных окон. Бейл упал на землю, держась за сердце, которого он без Люка точно лишился бы, а Люк подскочил к фоллинцу, готовясь просить Р3 дать ему световой меч. Не потребовалось. Фоллинец просто и незатейливо сломал шею и теперь лежал в неестественной для живого позе.
  
  На их троицу даже не взглянули. Только курившие сплюнули, потому что им помешали. Люк подумал: насколько часто должны были совершаться драки и убийства, чтобы местное население не прекратило жевать и даже не моргнуло лишний раз.
  
  - Я... Я... Спасибо вам, - поблагодарил Бейл, поднимаясь с асфальта. - Спасибо... Я был бы уже мертв, если бы не вы.
  
  - Да уж, - Люк огляделся. - Надо уходить.
  
  - Он мертв?
  
  - На ваше счастье.
  
  Оттаскивать тело фоллинца они не стали, просто быстрым шагом двинулись прочь от него. Тащить куда-то труп было делом куда более рискованным, чем драка в переулке. Их могли заметить, и тогда сокрытие улик стало бы уликой номер один.
  
  Бейл первым зашел в кантину, на входе в которую висел плакат с рекламой, чуть подожженный снизу и испачканный в середине.
  
  - Кто вы? - спросил он, упав на стул.
  
  Двое торгут громко рассмеялись, заглушая ответ Люка.
  
  Тот на всякий случай привычно осмотрелся. Годы отшлифовали это действие до блеска. Живя на Татуине, Люк был простым, как сапоги. Последующие события заставили его пересмотреть свои взгляды как на жизнь, так и на свое к ней отношение. Люк, может, и не умел лгать, на всю жизнь оставшись мальчишкой с фермы, но мозгов у него в голове определенно стало больше. Наверно, Вейдера стоило поблагодарить за воспитание сына, которого он заставил стать старше и умнее за экстремально короткий срок. Хотя отрубание руки у собственного отпрыска было перебором.
  
  - Меня зовут Люк. - Фамилию Бейлу называть не хотелось. - Просто Люк.
  
  Так однажды он представился С-3ПО. Да, точно так же.
  
  - Хорошо, просто Люк. Ты... Вы джедай? Или кто?
  
  - Не хотел бы об этом распространяться. Но я вам не враг, так что...
  
  Бейл закивал. Люк снова прощупал Силу и снова не увидел ничего общего с Леей. Видимо, политический талант у нее был от других людей.
  
  - Как вы узнали о том фоллинце? Вас кто-то послал? - не унимался Бейл.
  
  - Нет, я... - Люк не знал, как это объяснить самому себе. Как это объяснить Бейлу, он даже думать не хотел. - У меня свои каналы связи. Надежные.
  
  Надежные каналы - это голос и образы в голове, которые откуда-то знали, что произойдет в будущем, бывшем на самом деле прошлым, где Люк еще не жил. Если начать об этом думать, то можно сойти с ума. Люк думал, но в глубину мысли уйти не могли в силу отсутствия источников информации. Новую черпать было неоткуда. По сути, в этой Галактике более одинокого человека трудно было бы найти. Люк был не просто один - он был чужим для этого мира. Во всяком случае, ему так казалось.
  
  - Я вас знаю? - спросил Бейл. - Знаете, вы кажетесь знакомым, хотя...
  
  - Нет, вряд ли, - торопливо ответил Люк. - Меня часто с кем-то путают. Такое лицо, наверно.
  
  - Нет, я не про лицо, а про... Да, может, и лицо. - Бейл устало прикрыл глаза и потер лоб. - Я могу что-то сделать для вас?
  
  Люк понятия не имел. Хотелось найти работу ближе к отцу. Хотелось найти смысл всего этого путешествия, которое могло закончиться сейчас же, а могло продолжаться до старости. Хотелось попросить Бейла помочь ему связать Энакина Скайуокера и не дать ему совершить самую ужасную ошибку.
  
  Последнее было невыполнимо, и Люк это осознавал. Ошибка уже могла быть совершена. Во всяком случае, вмешательство в дела прошедшие - ход неразумный. Лея не одобрила бы. Да и никто, кроме романтиков и мечтателей, не одобрил бы.
  
  Но разве сейчас он не вмешался в прошлое?
  
  Люк честно размышлял над предложением Бейла сделать что-то в качестве ответной услуги, когда мысль ударила его в спину. Бейл Органа должен был быть мертв. Люк знал, что никто не успел бы его спасти. Но Люк спас. А Люка здесь вообще не должно было находиться.
  
  - Эм... Люк?
  
  - Да, - Люк ответил сам себе. - А? Прошу прощения?
  
  - Я говорю, может закажем что-нибудь и поговорим о том, как я смогу отблагодарить вас?
  
  - Устройте меня на Верхние уровни. Я могу работать почти кем угодно.
  
  Бейл задумался, но только на секунду, а после кивнул.
  
  - Да, разумеется, нет проблем. У меня много связей.
  
  - А в Храме или в Сенате?
  
  Лицо Органы вытянулось, но он быстро взял себя в руки.
  
  - Боюсь, что...
  
  - Я не враг вам, Бейл. Клянусь.
  
  - Это невозможно. Это - святилища Корусканта. А Храм... Вы про Храм джедаев?
  
  Люк никогда не кичился таким, и ему было безумно стыдно, когда он, чуть наклонившись вперед, сказал:
  
  - Я вам жизнь спас, Бейл.
  
  Наверняка дядя и тетя отвесили бы ему по очереди подзатыльники за такие слова. Спасение жизни - поступок, который невозможно оплатить, а назначая цену, принижаешь чужую жизнь. Что Люк и сделал. Попасть наверх было необходимо.
  
  Лицо Бейла окаменело, но он взял себя в руки. Привык, видимо, к тому, что все имело свою цену, и даже то, что ее иметь не могло в принципе.
  
  - Да, конечно, Люк, я вам помогу. Как с вами связаться?
  
  Бейл ушел почти мгновенно.
  
  Люк крутил в руках кружку с коррелианским элем, совершенно недурственным для такого места. Совесть поворчала и успокоилась, а вот Люк не мог перестать думать о том, как была выращена Бейлом Лея, если ее приемный отец должен был умереть около часа назад.
  
  Когда он выходил из кантины, Нижним уровням не давало погрузиться во мрак только искусственное освещение, режущее глаза. Свет звезд был уникален и удивителен. Люк посмотрел на окружающих, что были заняты своими делами. Как они могли жить там, откуда не было видно неба? Люк не мог, и его фамилия была наглядным тому примером.
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  Радостно визжать, подпрыгивая или хлопая в ладоши, а также ругаться на хаттском, Падме не умела. Сперва она не имела на это права, закованная в титул, как в цепи, а после возраст и статус не позволяли. Пусть королева Амидала осталась в прошлом - в учебниках набуанской истории и в личном портфолио Падме, - сенатор двадцати восьми лет от роду выглядел бы невменяемо, если бы вел себя, словно невоспитанная девочка с захолустной планеты Внешнего кольца, что о нормах приличия не слышала.
  
  Иногда Падме очень хотелось побыть такой вот девочкой, но она осаждала себя. 'Нет' было основополагающим словом большей части ее жизни.
  
  Ей бы очень хотелось радостно запеть что-то, когда она клала руку на живот, но воспитание велело сдержанно улыбаться. Энакина это сердило, хотя он и подмечал, что у Падме краснели уши, когда он дотрагивался до ее живота. Он требовал больше эмоций, Падме требовала больше ответственности.
  
  ***
  
  
  С-3ПО был рядом с ней куда чаще, чем ее собственный муж. Падме старалась не раздражаться, уговаривая себя быть мягче и терпимее, но порой выходило лишь сохранять безмятежный вид, пока внутри извергался вулкан. Энакин требовал эмоций, но он не был бы рад, вырвись они наружу, потому что положительных среди них было в разы меньше прочих.
  
  - Я занят, Падме, - ответил Энакин в очередной раз. - Прости, я правда занят.
  
  В его голосе было сожаление, но не в том количестве, в каком Падме желала бы услышать. Джедай Скайуокер любил быть занятым. Дома ему было скучно. Падме знала, что Энакин тосковал по ней, находясь в отдалении, но и рядом он быстро угасал. Их квартира не была его квартирой тоже. Он любил в минуты плохого настроения повторять, что то место, где они жили, не было домом.
  
  Падме думала, что они могли бы делать что-то вместе. Заниматься чем угодно! Говорить о чем угодно!.. Наверно.
  
  Лгать Падме умела блестяще. Себе - по мере необходимости. Порой на ложь не хватало сил, и правда, кислая и благоухающая отнюдь не цветами, вырывалась наружу, просачивалась в поры зеленой отравой, лилась по венам, артериям и капиллярам, жаля сердце. Порой правда била в спину предательским ударом. Порой она заключалась в том, что Падме любила Энакина, а Энакин любил Падме, но вместе они быть не умели настолько, что вся Вселенная правдами и неправдами отдаляла их друг от друга. Они не умели быть вместе без политики, без Силы, без войны - всех этих связующих звеньев.
  
  'Все хорошо', - говорила себе Падме, чтобы заснуть ночью в пустой постели, и не могла, закрыв глаза, представить себе их с Энакином совместную жизнь. Ее как будто не существовало. Ее забыли прописать.
  
  - Тебя напрягает мое круглосуточное общество, верно? - спросила Падме впервые за три года.
  
  Энакин не ответил сразу. Падме могла вообразить себе его, уставившегося в пустоту, чтобы там найти верный ответ. Ее пугал тот факт, что она не знала его наперед. А ведь должна была. Сколько они вместе? За это время они должны были изучить друг друга вдоль и поперек, но, раз уж Падме решила повременить с ложью, они этого не сделали. Падме любила поцелуи Энакина и искренне ждала его с очередной миссии, однако, не далее как позавчера, посмотрев на него, собирающегося в Храм, она подумала: 'Я совершенно не знаю, о чем думает этот человек'.
  
  - Падме, ты устала. Ты придумала себе очередную проблему. - Энакин вздохнул в комлинк. - Я без ума от тебя, и ты это знаешь. Давай не будем создавать сложности там, где их нет. Ладно? Их и так хватает.
  
  Падме погладила живот и посмотрела в окно. Не город, а тоска смертная. Падме хотела на Набу, лечь в траву, вдохнуть запах родного дома, забыть обо всем мире.
  
  - Эни?
  
  - М?
  
  - Мы же всегда будем любить друг друга? Или это только в сказках так?
  
  - Почему ты спрашиваешь? - насторожился Энакин.
  
  - Потому что мне кажется, что мы совершенно не подходим друг другу.
  
  - Ну отлично... - Энакин застонал. - Падме...
  
  - Это дико звучит, признаю.
  
  - Я люблю тебя. Я чувствую тебя за десятки парсеков! Это не ответ? Как тогда мы должны быть связаны, чтобы тебе нравилось?
  
  Возможно, он был прав. Падме посмотрела в сторону Храма, где сейчас был Энакин, и на секунду ей показалось, что он смотрел прямо на нее.
  
  Он говорил, что сделает ради нее что угодно. А знал ли он, чего она хотела?
  
  
  
- 7 -
  
  Центральные миры, планета Корускант.
  
  Дешевые гостиницы Нижних уровней обладали всего одним преимуществом - ценой, но недостатков содержали в себе неограниченное количество пунктов. Люк за ночь в местной помойке выделил два основных минуса, из-за которых поспать ему не удалось, хоть он и пытался. Во-первых, насекомые, вытравить которых никто отчего-то не додумался, и Люку приходилось сперва брезгливо, а после обреченно трясти ногами, скидывая оттуда обнаглевшего паука или таракана, которых завезли с Кашиика. Во-вторых, сама комната представляла собой коробку с едва работающей вентиляционной системой. Дышать было нечем, и Люк боролся с искушением прорубить в стене дыру световым мечом. Однако, вентиляция, словно чувствуя его эмоции, начинала работать, стоило Люку приподняться с кровати, а после непродолжительного исправного функционирования снова сбоила, и так всю ночь.
  
  Под утро Люку все же удалось задремать, но лишь на пару часов, после которых он проснулся разбитым, злым и дезориентированным. Голова весила с банту, и Люк, чистя зубы, несколько раз проезжался щеткой по щеке и едва не тыкался в зеркало носом.
  
  Бейл Органа обещал объявиться с ближайшие дни, но, когда именно, он не уточнил. Люк понятия не имел, чем себя занять. Сидение в номере не было смыслом его жизни, и Люк поплелся на улицу. Завтракать в этом месте было еще опасней, чем спать. Люк собирался найти местечко, чтобы перекусить, а после следовало проветрить голову и, возможно, побродить где-то по Верхним уровням.
  
  Люка тянуло к Храму. Вполне естественно, учитывая, какой энергетикой обладало это место. Оно сверкало для Люка праздничным салютом и манило к себе, как голодного - кусок ароматной лепешки. Люк, проглотив две порции рагу, более сыто смотрел на мир и был готов встречать новый день в полной готовности.
  
  Он мало бывал на Корусканте, поэтому один раз заблудился, а после непродолжительных скитаний оказался в богатой части планеты. Кажется, это был Сенатский Комплекс, хотя Люк мог ошибаться. Дешевый навигатор, который прикупил Люк в лавке с вполне вероятно что украденным содержимым, работал согласно стоимости и с определением местоположения помогал неохотно.
  
  Здесь было безумно красиво! Люка не очень привлекали постройки из камней, он млел от вида трав и речек, но Корускант не скупился на себя и демонстрировал прелести любыми возможными способами. Люк рассматривал здания, уходящие в небо, жмурился, ловя глазами оконные блики. Мимо проходили люди в чуть ли не королевских нарядах. Люк искоса поглядывал на лица, хотя подозревал, что вряд ли кого-то сможет узнать.
  
  Он нашел лавочку и присел на нее, глотнул захваченной с собой воды. Р3 скромно остановился рядом.
  
  - Эх, Р3, если бы я только знал, что делать дальше...
  
  Ответа Р3 он не услышал. Перед глазами встало лицо. Знакомое до боли. Люк моргнул, присмотрелся и с удивлением узнал Мон Мотму, губы которой пошевелились, произнося незнакомое Люку слово 'Падме'. Мон Мотма исчезла, а Люк посмотрел на тунику, куда пролил от неожиданности воду. Р3 недоуменно спросил, что случилось, но Люк покачал головой.
  
  Это был очередной сигнал от дара предвидения. Странный сигнал. Люк понятия не имел, кто это - Падме. И имя ли это? Вдруг название?
  
  Интуиция говорила, что имя.
  
  Люк снова посмотрел по сторонам и потер мокрую тунику, словно мог высушить ее одним прикосновением.
  
  - Ох, Падме! - произнес неподалеку женский голос, и Люк облился повторно.
  
  Мон Мотма была молода, но не узнать ее было невозможно. Люк поддался вперед, поедая глазами ту, кого хотя бы знал. Мон шла рука об руку с красивой женщиной с замысловатой прической. Женщина была невысока, но гордая осанка выделяла бы ее из толпы. Люк не знал ее. Он не помнил, чтобы когда-то видел эту Падме, потому что такую женщину забыть можно было только после удара тяжелым предметом по голове. И то - не факт. Он не знал ее, но чувствовал притяжение. Как к Лее в одно время. Она не была джедаем, определенно, однако Сила чувствовала ее, и Люк отчетливо понимал: он мог повторять, что не знал ее, миллионы раз, но он ее знал. Он знал эти глаза, он знал эту родинку на щеке.
  
  - Простите! - Люк подскочил со скамейки и рванул к уже продвинувшимся дальше женщинам.
  
  Та, что была Падме, приподняла брови, и было в этом жесте что-то родное. Словно он видел такое выражение лица уже неоднократно.
  
  Люк знал, что Падме заговорит первой.
  
  - Что-то не так? - спросила она.
  
  - Кто вы?
  
  - Не поняла.
  
  - Кто вы такая? - Люк подозревал, что выглядит как псих.
  
  Лицо Мон Мотмы подтвердило эту догадку.
  
  - Меня зовут Падме Амидала Наберри. Я - сенатор от Набу.
  
  - Молодой человек, что вам нужно? - встряла Мон.
  
  Люк увидел, как рука Падме скользнула к поясу, где определенно было припрятано оружие. Напугал.
  
  Люк приподнял руки и отошел.
  
  - Извините. Все в порядке. Я... Все хорошо.
  
  Он уже шел к Р3, когда его догнал голос Падме:
  
  - Мы с вами знакомы?
  
  - Нет, - Люк обернулся и улыбнулся, - не думаю.
  
  Это была ложь, но объяснить незнакомой женщине то, что они были знакомы, хотя Люк не знал, откуда, он бы не смог.
  
  
  Бейл Органа объявился в этот же день, хотя Люк и не ожидал такого скорого появления. Он еще раз поблагодарил за спасение и заявил, что пристроил Люка в Храм джедаев. Работа была простой: чинить, если что-то сломалось, помогать юнлингам относить что-нибудь тяжелое в залы для тренировок.
  
  - Почему в Храм? - спросил Люк.
  
  - Мне показалось, что вам бы хотелось туда. И я помню, что видел. Знаком с джедаями, знаете ли. Вы не так просты, как пытаетесь показаться.
  
  Люк в последнем утверждении сомневался. Все же, он до сих пор оставался немного фермером, а оттого и с политикой не ладил, зная только преданность людям и дому и войну ради этой преданности. У него все было чуть проще, чем у Леи, которой приходилось выслушивать делегации и искать в словах потаенный смысл.
  
  Лея... Люк посмотрел на Бейла, которому жить оставалось около двадцати лет. Люк мог поиграть в предсказателя судеб и назвать точную дату смерти этого человека.
  
  Бейл не знал, что его ждало. Он пребывал в счастливом неведении и собирался в нем оставаться. Он оглянулся назад, потер кисть большим пальцем. Он не подозревал, что в шаге от него стояла энциклопедия следующих лет.
  
  Люк понял, что завис, когда Бейл посмотрел на него и многозначительно приподнял брови.
  
  - Что-то не так? - поинтересовался он.
  
  - Нет-нет, - спохватился Люк. - Просто одна знакомая мне о вас рассказывала, вот я и... Неважно.
  
  Бейл учтиво и немного отстраненно улыбнулся. Он был видной персоной, а потому явно привык к тому, что его узнавали те, кто хоть изредка смотрел новости по Голонету. Люк видел по глазам, что Бейлу было неинтересно, что его знала какая-то знакомая.
  
  Люк очень хотел бы попросить Бейла Органу через двадцать лет оказаться где угодно, кроме Альдераана. Где угодно. Ради Леи. Но Люк не был уверен, что ему дозволено было ворочать чужие судьбы на свое усмотрение. Природа не потерпела бы вмешательства. Признаться, Люк удивлялся, как она дозволяла путешествия во времени, если любой неверный шаг того, кто этому времени не принадлежал, мог стать фатальным. Об этом говорила физика и элементарный здравый смысл. Люк верил в чудеса. Чудо помогло ему вернуть отца к свету, чудо спасло мир от тисков окончательно слетевшей с пути Империи, сажающей за оскорбительный чих. Но путешествие во времени трудно было отнести к разряду чудес. Это был не акт милосердия, не волшебные последствия загаданного желания, это случилось по определенной причине. Мир играл по своим правилам. Сила играла по своим правилам.
  
  Люк не знал всего могущества Силы и сомневался, что хоть кто-то знал. Но она была физически осязаема, ее можно было использовать тем, кто ее ощущал, а следовательно, как любой материальный объект с колоссальной энергией, Сила вполне могла делать невообразимые вещи. Теоретически, разумеется. К Силе всегда относились, как к религии, как к фокусам. Так говорил Бен. Поэтому Люк сомневался, что где-то смог бы найти научные труды по данной теме. Философские - наверно, но Люк сейчас предпочел бы покопаться в формулах, чтобы понять, могла ли такая штука как Сила создавать временные петли.
  
  Люк рассеянно кивнул Бейлу Органе.
  
  - Спасибо вам большое. За Храм.
  
  - А вам большое спасибо за то, что я до сих пор жив, - не остался в долгу Бейл. - Удачи. Думаю, еще увидимся.
  
  'Вряд ли, Бейл', - подумал Люк в ответ.
  
  
  Центральные миры, планета Корускант, здание Сената.
  
  В последнее время у Шива Палпатина преобладало два вида настроения: либо он был готов сворачивать горы и поворачивать время вспять, либо откровенно наслаждался собственными успехами, которым было отчего кружить голову в радостном предвкушении скорой победы.
  
  Сегодня легкая эйфория внутри заставляла приветливо улыбаться коллегам, врагам и завистникам. Шив Палпатин втягивал носом запахи, царящие в здании Сената, чувствовал, как со специфическим естественным 'ароматом' вуки не справлялась вентиляция, но ему даже нравилось. А все оттого, что вонь шерсти вуки была ничем по сравнению с витающим в воздухе благоуханием светлого будущего.
  
  Палпатин даже к Силе мог не обращаться, чтобы узнать, что его ждало в скором времени. Его последователь, сам того не зная, был фактически уже на одном с ним корабле. Годы выкормки только отборными удобрениями дали свои плоды: деревце, посаженное Палпатином, кроной закрывало небо, было выше всех построек, всех самых высоких башен. Оно однажды стало свободным от рабства и не заметило, что попало сперва в одну кабалу, после - в другую. Первая была назойлива, как муха; она диктовала свои правила и условия, бесила и раздражала бесконечным уставом, не давала жить так, как хотелось. Вторая была ненавязчива и раскрывала дружелюбные объятия, предлагала равенство, справедливость, оплетала чувством власти и упоением от нее же.
  
  Деревце росло своевольным, упрямым и горделивым. Последнее было особенно хорошо. Шив Палпатин любил эгоистичные натуры, с ними было проще работать. Фанатики - чушь, святоши - бред, а те, кто может самоуверенно и себялюбиво задрать голову - тот самый сказочно удобный материал для вылепки нового ситха.
  
  Джедаи были слабыми. Палпатин говорил это совершенно объективно. Чтобы оставаться джедаем, требовалась беспредельная сила воли, направленная на терпение к ублюдкам, которым проще было голову отрубить, чем перевоспитать, и угнетение самих себя. Палпатин думал, что джедаи - это пример извращенного мазохизма. Любить нельзя, бросать все ради друга нельзя, выбирать того, к кому привязан, нельзя. Если бы у Палпатина было время выслушивать бессмысленную лекция о самоотречении ради мифического блага всех, он бы обязательно задал магистрам-джедаям главный грызущий его вопрос 'Зачем?'. Зачем нужно было лишать самих себя радости от обретения семьи? От этого где-то в системе кто-то умирал? От этого Сила обижалась? Если человек хотел перейти на темную сторону, он мог на нее перейти и с привязанностью, и без.
  
  
  Шив Палпатин неторопливо брел по коридору, когда наткнулся на супругу своего личного живого символа победы.
  
  - Сенатор, вы с каждым днем все очаровательней, - отвесил он комплимент.
  
  Падме смутилась, но виду не подала. Палпатину и не нужен был вид, чтобы понять это.
  
  - Спасибо, господин Верховный Канцлер.
  
  - Воистину на великие чудеса способна любовь, - сказал Палпатин.
  
  - Не вполне понимаю.
  
  - Нет-нет, не обращайте внимания.
  
  Он ушел, оставив недоумевающую и наверняка нервничающую Падме позади.
  
  Любовь и правда могла совершать великие и ужасные дела. А любовь с примесью ревности, озлобленности и гордыни была чудовищным коктейлем, способным взорвать звезду.
  
  Энакин Скайуокер носил в себе этот коктейль. Папатин знал, что с каждым днем смесь становилась все опасней, благодаря его собственным стараниям и чуткой помощи джедаев, которые умели пинать Энакина по больному так, чтобы после он болтался на улицах Корусканта, чтобы остыть.
  
  'И чем ваши правила и законы помогали? И помогали ли хоть когда-то вообще?', - мысленно спросил Палпатин у джедаев и сам себе удовлетворенно ответил.
  
  
  
- 8 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  Шпион, нанятый Бейлом, сообщил всего две новости, которые для сенатора звучали так же непонятно, как язык дроида-астромеханика без панели с переводчиком. Во-первых, Верховный канцлер тайно летал на Камино, откуда происходили все клоны нынешней республиканской армии. Во-вторых, он встречался с двумя клонами-командующими и проверял их на исправность встроенных приказов. Что первая, что вторая новость не имели для Бейла Органы никакого смысла. Палпатин был политиком, а не воином. Зачем ему клоны?
  
  Шпион больше ничего дельного сказать не мог, получил еще один гонорар и отправился добывать новые сведения, а Бейл принялся расшифровывать уже полученные.
  
  Разумеется, в обязанности Верховного Канцлера входило руководство армией. На то он был и Верховный Канцлер. Но, насколько знал Бейл, раньше Палпатин так рьяно в дела военные не вмешивался. Или все дело было в непрекращающихся боевых действиях против сепаратистов?
  
  Бейл улыбнулся своей наивности. Он чувствовал, не как джедай, но как человек, повидавший и трусов, и героев, и предателей, что дело с Палпатином было нечисто. Этот человек был слишком скользким, а в глазах Бейл отчетливо видел ложь.
  
  Палпатин притворялся. У Бейла не было доказательств, чтобы предоставить общественности всю степень лицемерия того, кого они избрали, по всей видимости, на веки вечные.
  
  Кем нужно было быть, чтобы притворяться так долго? Зачем нужно было притворяться так долго?
  
  ***
  
  
  Мон Мотма только кивнула, когда выслушала череду путанных мыслей Бейла.
  
  - И это все? Что нам делать? Он... Мон, он - зло. Не смейся, я серьезно. Я понять не могу, почему джедаи этого не видят. Почему Скайуокер, который ошивается возле него часами, этого не видит. Он связан с чем-то темным... Да клянусь, что происходящий бедлам - это не случайность, не стечение обстоятельств! Война - маневр. Сколько ты видела войн, которые не имели под собой злободневной политической подоплеки?
  
  Бейл горячился, сердился, злился и зря кричал на Мон Мотму. Та не была виновата в чужой слепоте.
  
  - В Сенате есть люди, которые думают почти так же, как ты, Бейл, но никто ничего не знает наверняка. Палпатин не давал повода усомниться в себе.
  
  - Так если я не один такой, почему мы все это не обсудим?
  
  - У Палпатина серьезная поддержка. За него - тысячи голосов. Кто нас послушает? - Мон Мотма постучала пальцами по столу. - Так дела не делаются. Твои обвинения слишком серьезны и пахнут галактической изменой.
  
  В этот же момент в дверь тоже постучали. Бейл подпрыгнул в своем кресле, Мон Мотма вздрогнула, а после пригласила стучавшего войти.
  
  Это была раскрасневшаяся Падме Наберри.
  
  - О, Бейл, и ты здесь. О теории заговора рассказываешь?
  
  - Меня на днях чуть не убили, Падме. - Бейл невесело улыбнулся. - Спас один паренек.
  
  Падме изменилась в лице.
  
  - Заказное убийство? Кто?
  
  - Убийца не успел ничего сказать. Он успел вынуть нож и открыть рот. Чудо какое-то.
  
  Падме медленно кивнула, переваривая новость.
  
  - Я... Мне жаль, Бейл. Я рада, что ты жив.
  
  Мон Мотма согласно кивнула, и вновь воцарилась тишина. Бейл с отчаянием подумал, что их было слишком мало, чтобы противостоять Палпатину. Тот ни на покой уходить не собирался, ни прекращать войну. После его речи в Сенате взорвался Голонет и головы большинства людей, которые были 'за' решение воевать до победного. В конце концов, эти люди ничего не теряли. Воевали-то не они, а клоны, а им оставалось только радоваться, что на Корусканте царил мир.
  
  Война всегда оставалась войной, где бы она ни происходила. Бейл слышал, что творилось на Ремсо, какие там были условия. Клонов собирали по частям, гибли гражданские. Сидя в отдалении от места стрельбы и смерти, легко было соглашаться с предложением Верховного канцлера, заботящегося о народе.
  
  Зачем Палпатину была нужна война? Чего он хотел? Чего в принципе можно было хотеть, воюя против...
  
  У Бейла открылся рот, когда неторопливая мысль осенила голову.
  
  - А что если нет никаких сепаратистов? Что если это выдумка либо чей-то план? Что если он не просто в кресле усидеть хочет?
  
  Бейл внимательно посмотрел на Падме.
  
  - Хочешь сказать, что думаешь, будто Палпатин собирается захватить власть? Это же невоз...
  
  - Невозможно? Армия - под рукой. Поддержка народа - то, чего у Палпатина с лихвой. Остается-то только стать непоколебимым авторитетом Сената и...
  
  - Нет-нет, - Падме приподняла руки, - довольно. Это уже ни в какие ворота не лезет. Это фантазии, Бейл, отвратительно смешные фантазии. У нас есть благоразумие, есть... У нас есть джедаи, которые не допустят такого! Ты мыслишь слишком глобально. Палпатин - своеобразный и хитрый человек, но ты думаешь, он мир собирается захватить? Это дикость какая-то.
  
  Бейл Органа не нашел, чем парировать. Только позже, через несколько часов, сидя в квартире в одном из небоскребов, Бейл подумал, что Падме была права и не права одновременно. У них были джедаи, да. Джедаи, в которых все упиралось. Джедаи, которые были негласными самопровозглашенными хранителями мира.
  
  Джедаи, которых было слишком мало и которые не лезли в политические интриги.
  
  А что, если джедаев вдруг не стало бы?
  
  
  Центральные миры, планета Корускант.
  
  
  Люк самозабвенно водил рукой по стенам Храма. Ему чудилось, что он впитывал в себя мудрость прошедших по этим коридорам когда-то джедаев, что прикоснулся к памяти тысяч, дотронулся до каждой души, хоть раз побывавшей здесь.
  
  Это место успокаивало. Не зря его назвали Храмом. Он был оплотом для джедая, его личным спасением. Люк хотел бы возвращаться сюда после заданий, взбегать по ступенькам вверх, встречаться с отцом, который гордился бы им. Он бы хотел, чтобы Лея по-сестрински ругалась с ним, а после вместе шла к родителям на обед. Он бы хотел, чтобы жизнь повернула туда, где была бы жива семья Скайуокеров, где был бы дом, где слово 'отец' было бы привычным и не таким чудесно-тоскливым, где была рутина и бытовые мелочи.
  
  Мимо пробежала стайка юнлингов различных рас. Самый последний бежавший споткнулся и полетел носом вперед, заплакал.
  
  Прежде чем Люк успел спохватиться, в широком коридоре объявился сонный и несущий плащ на руке Энакин Скайуокер. Он хмуро смотрел вперед. Люк подумал, что тот поможет малышу подняться, но Энакин спокойно обошел вытирающего глаза ребенка.
  
  Люка он не заметил.
  
  Видимо, отец редко обращал внимание на остальных обитателей Храма. Люк видел Энакина уже в третий раз и мог с сомнением заявить, что в Храме тому не очень нравилось. В нем не было ни крохи умиротворения. Энакин порой казался выпущенным зарядом бластера. Он мог делать что-то слишком резко, спешил, досадливо отмахивался, если спорил о чем-то с Оби-Ваном, при виде которого сердце Люка совершило сальто. Он умел быть рассудительным, но Люк, подслушав пару бесед, заметил, что Энакин был замкнутым и слишком взрослым для своих лет.
  
  Люк не знал, что чувствовал, когда видел отца. Вроде бы, хотелось подойти и попросить не губить мир, а вроде бы, Люк не знал, что сказать. Кто они друг другу? Случайные знакомые, оказавшиеся близкими кровными родственниками. В детстве Люк грезил отцом, но после Беспина розовые очки беспощадно взорвались, еще будучи надетыми на глаза. Люк любил отца, однако вернуть былой восторг и слепое обожание был уже не в силах. Да и он сомневался, что хотел. Трезвый взгляд на жизнь был куда надежней каких-то там мечтаний.
  
  ***
  
  
  Энакин заметил Люка, когда тот этого не ожидал. Он тащил инструмент, чтобы поставить взамен износившейся новую трубу, когда его окликнули.
  
  - Пострадавший? - в голосе Энакина звучало удивление.
  
  Люк оглянулся, глупо улыбнулся и подумал, что его отец, кажется, делать того же не умел в принципе.
  
  И Вейдер под маской вряд ли улыбался.
  
  'Зачем ты сделаешь это с собой?', - подумал Люк.
  
  - Привет. А я тут устроился. Подрабатываю разнорабочим.
  
  - Как ты вообще сюда попал? - Энакин подошел ближе и скрестил руки на груди.
  
  Его плащ свисал до пола. Зловеще, особенно на фоне грядущего заката. Люк снова подумал о Вейдере.
  
  - Знакомый помог. Я искал работу.
  
  - Зачем тебе работа, пилот с Альдераана? - Энакин прищурился.
  
  Говорил он с подозрением в голосе и стальными нотами в нем же. От тона Люка едва не передернуло, потому что это здорово напомнило отцовское 'Но ты еще не джедай'.
  
  - Что-то не так? - спросил Энакин.
  
  - А... Слушай, я не враг тебе. Что за допрос?
  
  Энакин чуть смягчился.
  
  - Да, верно.
  
  - Если тебе нечем заняться, то ты всегда можешь мне помочь. Я сегодня сантехник. Как насчет...
  
  Энакин помотал головой прежде чем Люк успел закончить. Он посмотрел на Корускант за окном. Люку показалось, что тот глядел не просто так, а прямиком на определенный объект.
  
  - Я сегодня занят, извини, - сказал Энакин окну.
  
  - Уходишь? Я думал, джедаи живут в Храме.
  
  Энакин скептически изогнул бровь и посмотрел на Люка как на болвана.
  
  - Чудак. Мы взрослые люди, и я имею полное право не отчитываться в своих ночных прогулках. Жить здесь - не цель моей жизни.
  
  'Да, верно. Твоя цель - бескрайний космос и дом в виде каюты на Звездном разрушителе. Давай, скажи, что предпочел бы жить в межзвездном пространстве', - подумал Люк.
  
  - Я бы предпочел жить в межзвездном пространстве, - вздохнул Энакин.
  
  К дару предвидения Люк сомневался что когда-то привыкнет: тот его откровенно пугал. Люк не должен был знать, что собирались сказать другие люди, это было неестественно.
  
  Энакин на задумчивости Люка заострять внимание не стал. Он думал о своем и мыслями пребывал далеко отсюда.
  
  Люк смотрел на него и не мог представить отцом семейства, играющим с детьми. В голову закралась шальная, но не лишенная основания мысль: 'А что, если Энакин никогда не должен был стать счастливым семьянином? Что, если сама судьба не давала ему на это прав?'. Люк не особенно верил в то, что все их деяния уже были прописаны, но порой, как сейчас, ему отчетливо казалось, что судьба была, просто ее называли иначе. Судьба - это выбор. Люк знал, что всегда выбрал бы полет в Облачный город прямиком в западню, Люк всегда сдавался бы Вейдеру на Эндоре, Люк всегда выбрасывал бы меч во время дуэли. Разве с другими все обстояло не так? Человека определял его выбор. Возможно, и Энакин не мог выбрать иную от той, которую знал Люк, судьбу. Возможно, его действия всегда должны были быть одними и теми же, и именно это делало его самим собой.
  
  Вейдера не существовало. Был Энакин, всегда один только Энакин. Вейдером звалась маска, но не ее хозяин.
  
  Люк медленно прошелся глазами по силуэту отца. Возможно, они всегда должны были быть такими вот странными отцом и сыном.
  
  Энакин смахнул со лба волосы, взглянул на Люка, почти дружелюбно кивнул ему в знак прощания и двинулся к выходу из Храма.
  
  'Запнется и одернет плащ', - подумал Люк.
  
  Энакин споткнулся по пути, раздраженно одернул плащ. Люк печально улыбнулся, хотя улыбаться здесь было нечему, а после непродолжительных раздумий припустился вслед за отцом.
  
  Будучи повстанцем несколько лет подряд, Люк, однако, ни разу не играл в шпиона. Пилотировать корабли под обстрелом, нестись в гущу событий, вытаскивать приятеля из-под огня без прикрытия - это Люк умел, но разведчиком никогда не был.
  
  Отсутствие практики давало о себе знать.
  
  Сперва Люк потерял Энакина из виду. Потом, когда нашел, так увлекся слежкой, что чуть не сбил с ног дежурившего на входе в высокое здание в Сенатском комплексе охранника-человека. Энакин уже поднимался на лифте, а Люк, кусая губы от досады из-за неуклюжести, внушал охраннику, что имел полное право пойти вслед за Энакином.
  
  Сила тащила его вслед за отцом, как поводок. Люк запомнил, на какой этаж поднялся Энакин - а тот зачем-то уплыл на лифте аж под крышу, - и убежал за спидером. Спидер был чужим, ядовито-зеленым, но Люк не угонял, он одалживал. Сигнализации, к счастью, на спидере не было, и Люк смог безнаказанно подняться к облакам, туда, где терялся последний этаж высотки.
  
  Следить из спидера за окнами было ужас как неудобно. Он, как нормальная машина, просто висеть в воздухе не мог, дрожал от работающего мотора, а Люк вжимал глаза в бинокль, пытаясь уловить хотя бы тень за жалюзи.
  
  Удача улыбнулась ему только спустя час, когда руки у Люка от усталости готовы были отвалиться в области плеч. Жалюзи подняли, и у Люка отвисла челюсть, а сердце принялось в истерике биться о грудную клетку. Люк врос в бинокль. Он был готов рвануть вперед, к тем окнам прямо по воздуху. Лишь мысль о гравитации не давала ему попытаться полететь без крыльев.
  
  Падме. Это была Падме.
  
  На ней было легкое небесно-голубое домашнее платье, волосы густой волной лежали на груди и спине. Она что-то убирала с дивана и протягивала Энакину, стоявшему в дверном проеме и улыбающемуся ее словам. Люк не слышал ее голоса. Может, виной тому было расстояние между его спидером и зданием, может, он не слышал из-за грохота в груди.
  
  Щекам было мокро. Люк недоуменно провел ладонью по лицу и мимолетно подумал, что дождя не было.
  
  Падме аккуратно придерживала виднеющийся даже в свободном платье живот.
  
  Кому еще выпадал шанс увидеть нерожденного себя?
  
  Его мать была безумно красива. Лее досталась ее осанка, глаза, волосы, взгляд. Лея была бы рада познакомиться с такой женщиной. Люк был уверен, что сестра вмиг растеряла бы холодную уверенность и, прямо как он сам, села бы рядом с биноклем, стерла влажные подтеки под глазами и всю ночь мерзла на ветру, рассматривая дом, где жила ее неудавшаяся, чужая семья.
  
  
  
- 9 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Храм джедаев.
  
  Сидеть в стороне было невыносимо. Под носом творилась великая и ужасная Империя. Люк слышал ее в каждом звуке гигантского живого существа по имени Корускант. Тот рычал ею в моторах, смотрел ею через окна и иллюминаторы, хрустел ею в кантинах, звенел ею в барах. Каждый день приближал миг падения Республики.
  
  Люк видел это, потому что знал, но, глядя на людей вокруг, лишь удивлялся их беспечности. И в Храме джедаев, где даже воздух был мудрее, жизнь текла привычно и неторопливо. Один раз Люка нагнал слух о видении магистра Йоды, где тот говорил о наступающих темных временах. Однако, слух, так же быстро, как появился, исчез. Пшик - и нет.
  
  Люк не понимал. Неужели переворот и впрямь случился гладко и естественно, словно масло растекалось по тосту? Хотя... Чему было удивляться? Люк отлично помнил времена Империи. Там сто человек были на передовой, а большинство - в тени, дома у экранов, в меланхоличном ожидании объявления, кто же победит. Люк помнил межпланетную радость от свержения Императора. Радовались неисчислимо больше человек, чем воевали. А пока они радовались, хлопая в ладоши выигранной войне, в которой не принимали участия - разве что мысленно, - Люк хоронил отца, убившего главного злодея той эпопеи. И Вейдер оставался в умах всех мерзким прихвостнем диктатора. Люк не оспаривал злых деяний отца, но хотел обратиться к нескольким миллиардам трусов с вопросом: 'Что лучше: жестокость или лицемерное равнодушие? Что лучше: быть никем или пусть на краю жизни совершить то, что перевернет ход долгой войны?'.
  
  Люк не знал, что ему нужно было делать. Он хотел подойти к отцу и убедительно попросить его не разрушать мир, но не знал, как и что сказать. У Энакина не было причин верить ему, а у Люка не было доказательств, кроме своего честного-пречестного слова, которое, как он думал, на вес было легче перышка.
  
  Но ведь делать что-то было нужно!
  
  Его мать заслуживала жизни, долгой и счастливой, а его отец обязан был выбрать семью. Он был должен! Люк в свое время выбрал.
  
  Люк должен был посоветоваться с кем-то гораздо более сведущим в таких делах, чем он сам, двадцатичетырехлетний мальчишка, еще недавно играющийся с макетами кораблей в доме дяди и тети.
  
  Выбор пал на единственную кандидатуру.
  
  
  Магистр Йода тушил свет в зале после занятия с юнлингами. Он был совершенно стар, ходил медленно, опираясь на палку. Впечатление он производил довольно однозначное, но Люка было не обмануть показной беспомощностью. Он знал, что магистр Йода стоил нескольких лучших джедаев.
  
  - Магистр, - позвал он.
  
  Уши Йоды дернулись.
  
  - Люк Скайуокер, да. Что-то хотел ты?
  
  Люк хотел много чего. Сперва он хотел спросить, почему именно Дагоба, но Йода еще не знал ответа, а после было поздно.
  
  Поэтому пришлось остановиться на вопросах насущных.
  
  - Мне нужен совет. Это касается будущего.
  
  Йода заинтересованно кивнул, веля продолжать.
  
  - Итак, я... Мне кажется, что я предчувствую некую беду, что знаю, откуда она исходит. Могу ли я попытаться предотвратить ее?
  
  - Сделать будущее таким, каким хочешь его видеть, желаешь, м?
  
  - Хочу сберечь одного человека.
  
  - Близкого тебе?
  
  - Да.
  
  - Туманно будущее, Люк. Осторожен ты должен быть. Изменять течение у потока опасно. Не знаешь ты, к чему привести может твое вмешательство.
  
  Люк хотел выругаться.
  
  - То есть, мне ничего не делать? Смириться и ждать исхода?
  
  - Отпустить ты должен то, что потерять боишься. Таков путь джедая. Немногим дано видеть будущее, но для тех, кто видит, это предупреждение лишь, не приказ. Изменчиво будущее.
  
  - А вы... Вы же видите будущее? У вас бывают видения, магистр?
  
  Йода оперся о палку и внимательно посмотрел на Люка. Тому показалось, что маленький Учитель знал больше, чем показывал, существенно больше.
  
  - Бывают. И не в силах моих вмешаться, я могу лишь дать подсказку. Выбирать другой будет.
  
  После разговора Люк в очередной раз убедился, что все было завязано на выборе. На выборе одного, другого, третьего, на цепочке этих выборов, и создающих в конечном итоге реальность.
  
  'Опустить ты должен...', - говорил Йода.
  
  Отпустить - значило малодушно остаться в стороне, но Люк не принимал такой выбор. Это был не его выбор. Так же, как убийство отца было бы не его выбором. Его выбор - смирение и подача своей судьбы в руки родителя. Его выбор - попытка, хоть какая-то попытка исправить то, что еще не свершилось. Он не собирался вмешиваться, но дать подсказку, как Йода, просто обязан был. Кем он будет, если бросит мать умирать, бросит сестру хоронить приемных родителей?
  
  Нет, Лея определенно попыталась бы. Значит, и Люк не имел права отказываться от такой возможности. Ведь зачем-то он сюда попал!
  
  ***
  
  
  Время для беседы Люк явно выбрал неподходящее, потому что Энакин сердито шагал вперед, едва не сжигая взглядом попадавшиеся в поле зрения предметы.
  
  - Энакин, можно тебя? - позвал Люк.
  
  - Что? - рявкнул отец, резко останавливаясь.
  
  Время шло. Времени было катастрофически мало. Если Люк умел считать - а он умел - до падения привычного мироустройства оставались считанные недели.
  
  - Поговорить, - промямлил Люк.
  
  - Давай быстрей. У меня совершенно нет никакого желания задерживаться в этой обители предателей.
  
  - Предателей? - Люк приподнял брови. - Что-то произошло?
  
  Энакин замялся. То, что он был расстроен и разочарован, Люк ощущал физически. От этих чувств становилось холодно и страшно.
  
  - Я... Просто понял кое-что.
  
  - Что?
  
  - Что джедаи не такие святые, как я думал раньше. Знаешь, подлость заразна, а я не хочу заразиться. О чем ты хотел поговорить?
  
  Люк уже сомневался хотел ли.
  
  - О Палпатине, - осторожно сказал он.
  
  Лицо Энакина окаменело, а потом он сжал руку, и стекло позади Люка лопнуло. Тот подскочил, а Энакин, сквозь зубы выговаривая слова, поинтересовался:
  
  - И что же с Палпатином? Тебя Совет подослал, да?
  
  - Совет? - не понял Люк. - Нет! Меня не подсылали, я сам.
  
  - Знаешь, ты казался мне лучше, чем многие из тех, кого я знаю. Давай не будем о Палпатине, иначе, клянусь, я все здесь разнесу.
  
  Люк охотно верил в такой поворот. Его отец уже не единожды доказывал, что слова у него с делом не расходились. Особенно это было заметно, когда он приказывал убивать прочих повстанцев.
  
  Люк не хотел об этом думать, но перед ним стоял будущий серийный убийца. Уже в конце этого года он станет тем, кого будут ненавидеть миллионы и Люк до определенного момента в их числе.
  
  Энакин нетерпеливо посматривал по сторонам, а Люк не желал его отпускать.
  
  - Прошу, - вздохнул он, - послушай. Палпатин не самый добрый друг. Оби-Ван - вот, кто всегда тебе поможет. Я слышал...Слышал, Канцлер назначил тебя своим представителем в Совете джедаев, да? Он... Он делает это для тебя не из благих побуждений.
  
  С каждым новым словом лицо Энакина мрачнело все больше. Люк понимал, что то, что он говорил, до отца не долетало. Энакин носил на себе толстенную броню из гордыни и самоуверенности. Он слышал себя громче, чем остальных.
  
  А будь он добрым и понимающим, стал бы он Дартом Вейдером?
  
  - Эти... люди не сделали меня магистром. Нельзя быть в Совете без этого звания. Ты хоть представляешь, какое это унижение?
  
  - Это честь! - возмутился Люк. - Все только и говорят, что ты самый молодой член Совета. Младшие вообще в восторге от тебя. Знаешь?
  
  Энакин скривился, словно съел что-то кислое.
  
  - Честь, - выплюнул он. - Я знаю, что такое честь, и то была не она. Не нужно меня учить, Люк.
  
  - Самоуверенность тебя погубит, - огорченно произнес Люк.
  
  Энакин недобро усмехнулся.
  
  - Или возвысит. А по поводу Палпатина ты очень верно уточнил: он сделал это для меня. Он хоть что-то делает для меня в отличие от прочих.
  
  Энакин развернулся и зашагал прочь.
  
  Люк смотрел вслед до тех пор, пока Энакин не скрылся за поворотом. Плащ отца темной мрачной тенью развевался за его спиной.
  
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  Живот стал причинять Падме определенные неудобства, но вместе с неудобствами росло и необычайное ощущение умиротворения внутри. Не хотелось выслушивать очередные заявления в Сенате, не хотелось отчитываться перед королевой Набу каждую неделю, не хотелось бежать вперед очертя голову. Падме впервые в жизни задумалась о том, что больше всего мечтала улететь домой, в мир тишины и спокойствия, и чтобы война скорее самоуничтожилась, чем коснулась ее и малыша.
  
  Она отчего-то не думала, что Энакин подорвется вслед за ней. Его образ плохо вязался с реальностью без войны и вечных катаклизмов. Он словно был с ней един. Нет войны - нет Энакина. Но Падме кривила бы душой, если бы говорила, будто не хотела, чтобы он подошел и сам с присущей ему убежденностью велел им обоим убираться из бедлама, в который превратился Корускант. В который превратился их мир.
  
  Падме хотела быть матерью, хотя с трудом видела себя таковой. Наверно, с этим сталкивалась любая женщина, для которой беременность стала неожиданностью и странным фокусом судьбы.
  
  Падме хотела быть счастливой.
  
  ***
  
  
  У нее было хорошее настроение, и она спешила поделиться им с вернувшимся раздраженным Энакином. Тот выпил горячего шоколада, немного расслабился и с затаенной радостью в глазах дотронулся до ее живота. Она видела, что он еще не понимал, кто именно жил внутри нее. Для Энакина ребенок был пока что неким странным существом, родным, но безликим. Он, наверно, пока даже не любил его, но собирался это сделать.
  
  Какой они собирались стать семьей? И собирались ли вообще?
  
  Падме пыталась представить себя, Энакина и малыша за общим обеденным столом. Она видела себя, видела ребенка, мальчишку, светловолосого и ясноглазого, но вместо Энакина было темное пятно. Никак.
  
  Она взглянула на мужа. Тот со вздохом убрал руку с ее живота и кривовато улыбнулся. В последнее время он часто так делал.
  
  Падме подумала о Канцлере. Ей не нравилось, как Энакин реагировал на Палпатина. Эти двое были близки, и Падме, которая не верила в доброту от политика без корысти, особенно доброту, длящуюся годами, не была в восторге от их тандема. Палпатин не усидел бы в кресле Канцлера, если бы был мягким, как игрушка, и чутким, как мать родная. Палпатин был хитрым и изворотливым человеком. В политической среде эти качества были более чем выгодны - Падме и сама страдала уклончивыми ответами и обещаниями, которых не сдержала, - но не в дружбе. Зачем вообще такому человеку, каким являлся Палпатин, мальчишка вроде Энакина?
  
  Падме не понимала причин заинтересованности Канцлера, и ей это не нравилось. Она обещала себе, что не будет бесить Энакина безпричинно, но тот разговор с Бейлом... Человека пытались убить, и он грешил на Палпатина, сидящего выше всех. Бейл Органа был кем угодно, но не паникером. Он обладал неплохой интуицией, которая не раз и не два помогала ему в Сенате. Теперь у него не было доказательств вины Палпатина, однако подозревать того никто не запрещал.
  
  Падме было страшно подозревать Верховного Канцлера. Если бы он оказался предателем, принять это было бы крайне тяжело, и еще тяжелее было бы убедить в этом Энакина, который не заслужил того, чтобы человек, которому он верил, оказался лицемерным подонком. Энакин был далек от интриганов, он был прямолинеен, и, если лгал, то делал это просто, как мечом рубил.
  
  Поэтому Падме, говоря о Палпатине, произносила вслух только то, что считала нужным, обходя стороной подозрения некоторых своих коллег. Падме не знала, что Шив Палпатин делал с Энакином, какие слова использовал, но на свою сторону он его не просто поставил - там был заложен фундамент, а постамент Энакина надежно забетонировали. Падме полагала, что дело было в банальном уважении. Палпатин давал Энакину то, чего не мог дать ни один джедай - положение равного, сильного, уникального. Подпитывая эго другого человека, можно было крепко подсадить его, сделать зависимым. Падме надеялась, что до этого дружба с Палпатином у ее мужа не дошла. Все-таки Энакин не был глупцом.
  
  - Эта война характерна нежеланием слышать, - мягко сказала Падме. Она не собиралась давить на Энакина и не собиралась весь свободный вечер посвящать разговору о политике, но раз он сам поднял эту тему, молчать Падме тоже не хотела. Слова Бейла застряли в голове. - Ты близок к Канцлеру как никто. Нам надо убедить его прекратить войну и вернуться к дипломатии.
  
  Падме поняла, что сказала что-то не так, когда Энакин взвился:
  
  - Не проси меня об этом! Внеси предложение в Сенат, это в их компетенции!
  
  Энакин так редко раскрывался перед ней, что Падме терялась в догадках, что произошло и как это можно было исправить. Ясно было только, что она затронула Канцлера, а тот оказался больной темой. Как Канцлер и его дружба могли быть важнее собственной жены?
  
  - Что случилось? - решила она попытать счастье.
  
  - Ничего.
  
  Падме не верила этому ответу. 'Ничего', сказанное таким тоном, говорило, что, по крайней мере, что-то да случилось.
  
  - Не надо так. Не отстраняйся, я хочу помочь. - Энакину нужно было вернуть то расположение, в котором он пребывал, когда сидел рядом с ней на диванчике. Падме вообще жалела, что ляпнула слово 'канцлер', резанув Энакина.
  
  Она так устала быть сильной и хладнокровной! Она хотела успокоить мужа и успокоиться самой.
  
  Энакин обнял ее, и целую вечность Падме пребывала в заблуждении, что короткая беседа выветрилась из памяти супруга. Она думала о Набу и будущем малыше, о матери и дивном садике у ее дома.
  
  Она хотела бы узнать, но не знала, о чем в те же минуты думал Энакин.
  
  В голове мелькнуло, что нужно было растормошить Энакина, вывести его на откровенный разговор. Почему-то это казалось важным, самым важным из всего, что происходило сейчас где бы то ни было. Почему-то казалось, что Энакину нужен был друг, пусть тот и сам того не знал.
  
  Но Падме не решилась.
  
  
  
- 10 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, здание Сената.
  
  Шпиона, которого купил недальновидный и, по всей видимости, отчаянный Бейл Органа, звали Дорни, и у этого Дорни были жена и малютка-сын. Дорни сам рассказал об этом, воя и скуля, когда наемник Палпатина сдирал у бедолаги ногти с пальцев. Дорни махнул на достоинство рукой уже на втором ногте.
  
  Палпатину было почти жаль шпиона, который был мастером своего дела. Не виноват же он, что у Палпатина был количественный перевес!
  
  Дорни просил отпустить его домой, на родную Кореллию. Он плакал и умолял, обещал забыть все, что откопал, как страшный сон. Он клялся, что никогда не слышал про планы некой Звезды смерти, что не слышал, с кем были связаны Дарт Мол и Дарт Тиранус, что Дуку действительно пленил Палпатина, и что сообщения генерала Гривуса никогда не отсылались какому-то Сидиусу, чья личность, как говорил Дорни, не будет установлена во веки веков.
  
  Палпатин охотно верил, что Дорни никому ничего не скажет. Мертвые малоразговорчивы. Если, конечно, они не джедаи.
  
  ***
  
  
  Шив Палпатин долго раздумывал, что ему стоило делать с Бейлом Органой. Тот был личностью заметной и обществом признаваемой. Его смерть вызвала бы резонанс на Альдераане, а Палпатин меньше всего сейчас хотел бы шумихи вокруг Сената.
  
  Потом, может быть, он и велел расстрелять Бейла, но пока что...
  
  Нет, пока что Бейл должен был оставаться любимчиком родной планеты. Он должен был жить и радовать глаз своим существованием. Шпион не успел передать ни толики дельной информации своему нанимателю, а потому Бейл был практически безвреден. А если еще и припугнуть, то можно было из высокоморального идиота сделать идиота послушного. Палпатин любил, когда его слушались.
  
  Вот Энакин Скайуокер был другим делом. Когда он шел против системы, Палпатин был практически счастлив. В нем отлично сочетались упрямство, злость и верность. Палпатин даже готов был прослезиться от столь идеального соотношения в своем протеже. Лучшая кандидатура! Целеустремленный, энергичный, эмоциональный, влюбленный и въедливый!
  
  Палпатин знал, что Темная сторона, если Энакин - точнее не если, а когда, - поддастся ее заманчивому шепоту, сделает с его верностью и злостью, как она распорядится его влюбленностью. Первая превратиться в жадность и зависть, вторая станет верной яростной ненавистью к бывшим друзьям, а влюбленность отравится ревностью и жестокой жаждой обладания. Энакин станет послушным и гибким, он разочаруется в своем любимом наставнике, но не сделает ничего, чтобы убить его, потому что наставник - это все, что у него останется. А те крохи доброты, которые будут напоминать о прошлом, станут для Энакина невыносимой ношей, которую он будет пытаться не замечать. Ступив на темный путь, он не сойдет с него, потому что Энакин боится ошибок, и понимание того, кем он стал, уничтожит его. И он будет идти и идти в ногу с Палпатином, чтобы позже потерять остатки воспоминаний и превратиться в истинного ситха.
  
  Такой, как Энакин, мог бы быть отличным джедаем. Как жаль, что на пути ему попался хороший друг, поднявший из глубин подсознания тягу к большему могуществу. В самый низ падали те, кто забирался выше всех. Самые яркие звезды сгорали быстрей своих более маленьких собратьев в ослепительной вспышке, чтобы стать еще одной черной дырой, ужасом галактики.
  
  ***
  
  
  Бейл Органа нервничал, когда смотрел на него. Простофиля и дурак плохо умел притворяться, а такому как Палпатин лгать было бессмысленно. Он чувствовал больше, гораздо больше, чем рядовой джедай, чем Йода. Он владел Силой, прячущей его от любопытных глаз, от заглядывал вглубь людей лучше рентгена, он ни капли не сомневался в том, что мир должен был пасть к его ногам в агонизирующем танце. Идиоты те, кто верил в зло, разгуливающее по улицам в специальном костюме с табличкой на лбу. Да и не был Палпатин злом. Разве могущество - это зло? А стремление к самому верху - зло? Нет. Палпатин был ситхом, пока что единственным, но это ненадолго. Темная сторона, светлая... Их так прозвали, чтобы добрые джедаи могли проповедовать силу любви и терпения и объяснять детям, где хорошо, а где плохо. На самом деле, светлая сторона просто использовала для достижения целей то, что якобы считалось гуманным. Темная была куда изысканней. Она позволяла, как спорт без правил, действовать так, как требовали обстоятельства. Вот и вся разница.
  
  Палпатин улыбнулся сенатору с Альдераана, а тот на секунду раздул ноздри, словно втягивал в себя смелость, затесавшуюся между молекулами кислорода и азота.
  
  - Как поживаете, Бейл? - спросил Палпатин.
  
  - Хорошо, благодарю, - скованно ответил Бейл, и его пальцы чуть залезли под тунику. Бейл прятал там бластер, который, как он еще не мог знать, для Верховного канцлера был не опасней обиженного взгляда.
  
  - Как вы думаете, Бейл, зачем мы с вами здесь?
  
  - Потому что вы меня пригласили? - Бейл все-таки был не трусом, но дурачком, потому что сарказм в его голосе звучал оскорбительно.
  
  Шив Палпатин заранее предусмотрел возможность любого вида записи их разговора. Он мог бы вынуть световой меч и перерезать Органу пополам, избегая никчемной траты времени, но это был бы импульсивный и неправильный поступок.
  
  - А зачем я вас пригласил, Бейл?
  
  - Не имею понятия.
  
  Палпатин улыбнулся еще раз. Он специально готовил эту фразу, зная, что получит невообразимое удовольствие от вытянувшейся физиономии Органы.
  
  - Думаю, что это было как-то связано с Дорни Яусом. Помните? К сожалению, бедняга скончался на днях, но просил передавать вам свои благодарности.
  
  Лицо Бейла и впрямь вытянулось, а после побледнело и посерело. Добрые идиоты всегда чувствовали себя виновными за чужие ошибки.
  
  - Вы ублюдок, - прошипел Бейл.
  
  - Нет-нет, я его и пальцем не тронул. Но я с радостью навещу вашу супругу и ее драгоценных родственников на Альдераане, если вы попробуете копнуть снова. Это не угроза, Бейл, и не предупреждение. Я ставлю вас перед фактом, потому что мне некогда заниматься выскочками. Думаю, вы не такой тугодум, каким пытаетесь казаться, и мы друг друга поняли. Можете идти, Бейл.
  
  Органа все же был тугодумом. Он не понял, выхватил бластер, пальнул...
  
  Когда синие лучи швырнули его об стену, он не сразу осознал, что произошло, и в ужасе уставился на Палпатина. Тот подумал, что, возможно, Бейл, хоть и подозревал его во всех грехах, но до самой сути Канцлера докопаться не смог, и сейчас у него полностью открылись глаза.
  
  Органа был в шоке и хватался руками за стену, чтобы стоять ровно.
  
  - Еще раз: я не потерплю, чтобы такой червяк переползал мне дорогу.
  
  - Что ж ты не убьешь меня? - Вскинул подбородок Органа.
  
  - А зачем мне вы или кто-то еще из Сената? Живите, пока я от вас не устал. Или возражаете, Бейл?
  
  Последняя фраза произнеслась вкрадчиво и попала в цель. Бейл Органа хотел жить и ради гордыни и чести не собирался умирать в чьем-то кабинете, бесславно и бесполезно.
  
  Палпатин не стал мешать сенатору открывать дверь и выскакивать за порог. Стоило Бейлу Органе скрыться с глаз, как Канцлер потерял к нему всяческий интерес.
  
  
  Центральные миры, планета Корускант, Верхние уровни.
  
  Она часто моргала, глядя на небо. Она выпрямляла складки на одежде, когда проводила по ним ладонью неизменно три раза. Она волшебно улыбалась, оглаживая живот рукой, когда была дома и думала, что ее никто не видел. Она любила брать комм-линк и какое-то время держать его рядом, в надежде что кто-то позвонит, но ее надежда осуществлялась через раз. Она могла накинуть на платье мужскую рубашку и бродить в ней по дому, одиноко сидя у фонтанчика и потягивая сок.
  
  Люк превратился в сталкера, и ему не было стыдно. Смотреть на Падме издалека - это все, что он мог, потому что стучать в дверь и пугать ее безумными историями о сыне из будущего он не собирался.
  
  Он мог смотреть часами. Наверно, и столетиями смог бы, будь у него в запасе столько времени.
  
  ***
  
  
  Люк столкнулся с Падме, когда та выходила на прогулку. Она несла в руке темную шаль, которая упала и, легкая, отлетела в сторону.
  
  Люк кинулся за шалью, как хищник за жертвой, и нагнал ее у самого края дома. Падме, скрывающая свое положение под слоями одежды, была не в силах носиться, хотя и пыталась.
  
  - Ох, спасибо, - поблагодарила она Люка, и в ее газах блеснуло узнавание. - А мы... Мы, кажется, встречались.
  
  - Да-а, - потянул Люк, - я подскочил к вам с вопросом, кто вы такая. Извините, что напугал тогда. Мне... Мне просто показалось...
  
  Падме улыбнулась.
  
  - Знаете, мне тоже показалось, что я вас знаю. Хотя, может быть, это из-за внешности. Вы мне одного человека напомнили. А вас зовут...
  
  - Люк. Люк Скайуокер.
  
  Услышав фамилию, Падме подняла аккуратные брови.
  
  - Вы не шутите? О, то есть, ничего такого, я не думала, что за свою жизнь повстречаю столько Скайуокеров.
  
  - Ну... Это обычная фамилия.
  
  - Да, но... А, неважно.
  
  Люк топтался на месте и не мог уйти. Его приморозило, приклеило, притянуло. Перед ним стояла мать, которую он раньше никогда не видел и имени не знал, а она вот, была живее всех живых, говорила с ним, смотрела на него. Как тут уйти?
  
  - Я хотела прогуляться, - сказала Падме, намекая.
  
  - Да-да, конечно. Вы... - Люк хотел сказать хоть что-то, чтобы продлить момент близости. - Детям нужен свежий воздух.
  
  - Детям?
  
  - Я заметил, - Люк кивнул на живот. - Чудесно, поздравляю.
  
  Падме смутилась:
  
  - Спасибо, я тоже считаю, что это чудесно. Вот, гуляю в поисках имени.
  
  - Удачи, Падме.
  
  Падме пожевала нижнюю губу и поинтересовалась:
  
  - Посоветуете что-нибудь?
  
  - Имя? А... Для девочки - Умбрина.
  
  Падме засмеялась.
  
  - Боюсь, она потом не будет со мной разговаривать.
  
  'И со мной', - подумал Люк.
  
  - Но спасибо. Я выберу любое имя, кроме предложенного вами.
  
  Падме кивнула ему и ушла, а Люк почувствовал себя таким счастливым, будто проснулся дома и понял, что все произошедшее с ним - страшный сон, и мать с отцом ждали за дверьми.
  
  ***
  
  
  Было бы проще исправлять ошибки отца, зная, где эти самые ошибки крылись.
  
  Люк не знал, вспоминал советы Йоды, но не понимал, с какой стороны подходить к Энакину, чтобы ненароком подтолкнуть его к правильному решению. Он не знал, где и что надломилось в его отце, не знал, почему. У него было так мало информации о самых близких своих родственниках, что Люк иногда не спал и смотрел на закат, провожая день и прося и Силы подсказки.
  
  Сила, спокойная и тихая, молчала, игнорируя мольбы. Она не учила, это у нее учились.
  
  'Отпустить ты должен', - говорил Йода.
  
  Отпустить на самотек? Сидеть и изображать статую? Как исправить что-то, неизвестно где кроющееся? И возможно ли исправить? Как дать совет человеку, который многие из них воспринимал в штыки? Как дать именно тот совет, который изменит все?
  
  Люк не был гордецом, он бы попросил помощи, если бы было у кого. Но мир был холоден и равнодушен. Забросившее его в прошлое что-то не собиралось ни помогать, ни наставлять. Оно наблюдало и ожидало финальных аккордов.
  
  Финал же приближался со сверхзвуковой скоростью.
  
  ***
  
  
  Энакин Скайуокер за один вечер переругался с двумя магистрами. Первым был темнокожий по имени Мейс Винду, который однажды встретился Люку у Храма. Он Люку отчего-то не нравился, и, видимо, это было генетическое, потому что Энакин тоже не был от него в восторге. Мейс Винду назвал Энакина мальчишкой с амбициями, тот огрызнулся, слово за слово, и вот уже вмешался Оби-Ван, успокаивающий Энакина, трясущегося от еле сдерживаемого гнева.
  
  Может, Оби-Вана Энакин и смог обмануть заверениями, что все было хорошо, он осознал и более не собирался ругаться, но Люк чувствовал той особой связью сына со своим родителем, что Энакин был совершенно не спокоен и буквально ненавидел магистра Винду.
  
  Люка покоробило, что Оби-Ван не сказал ничего магистру. Сделал вид, что тот имел право выплевывать в лицо его бывшему ученику методичное 'Вы слишком легко увлекаетесь, Скайуокер. Джедай не должен выставлять напоказ эмоции да еще на Совете'.
  
  Люк бы тоже выставил напоказ эмоции, если бы захотел. А у Энакина были проблемы с управлением гневом, и, вместо того, чтобы не провоцировать, некоторые так и тянулись продемонстрировать свое превосходство. Видимо, даже в Храме джедаев можно было встретить социальное неравенство.
  
  Вторым, с кем поругался Энакин, стал сам Оби-Ван. Не то, чтобы они грызлись, но неприятный осадок после беседы остался у обоих, потому что у того и другого имелось мнение, и они его активно проталкивали вперед. Оби-Ван не сдавался, потому что считал себя правым, Энакин - потому что считал Оби-Вана неправым.
  
  После такого отвратительного вечера Энакину приспичило уйти из Храма, что он и сделал с превеликим удовольствием. Люк, не долго думая, увязался следом.
  
  Энакин прошелся по Аллее памяти, свернул к жилым кварталам, миновал массу выстроенных в ряд заведений, сверкающих ночных клубов для не обделенной кредитами публики, дошел до оперного театра, постоял какое-то время там, задрав голову к небу, а после, когда Люк уже тенью нырнул вслед за ним в проулок, ведущий к входу на Нижние уровни, резко обернулся. Спрятаться Люк не успел и принял покаянный вид.
  
  - Следишь? - спросил Энакин, уже зная ответ.
  
  - Есть такое.
  
  - Повод?
  
  - Ты м... - Люк сцепил руки за спиной. На улице было довольно прохладно, а он не захватил никакой накидки. Пальцы мерзли.
  
  - Я - что?
  
  - Нет, ты... Я подумал, что ты расстроен, и решил... Вот же ситх!
  
  Лицо у Энакина, бывшее сперва просто холодно-сердитым, стало любопытствующим. Интерес в глазах отца был куда предпочтительней стали.
  
  - Зайдем в кантину? - предложил Энакин вдруг.
  
  Люк редко куда-то ходил с дядей Оуэном. Тот был строгих нравов, а потому вылазки в злачные места Люк совершал в компании друзей и периодически получал по ушам за самоуправство, когда дядя узнавал, где ошивался племянник. Хорошие были времена.
  
  Теперь Люк шел вслед за отцом в помесь кантины и клуба. Энакин, видимо, часто сюда приходил, потому что сразу нашел свободное место и уселся туда, в уголок, откуда отлично просматривался весь зал в случае нужды, но где было тише и спокойней.
  
  Он заказал у робота-официанта эль и расслабленно опустил напряженные плечи.
  
  Люк взял то же, что отец. Он не злоупотреблял алкогольными напитками, но сам случай велел выпить вместе с Энакином Скайуокером. Кто знал, что там будет дальше!
  
  - Ты часто бываешь здесь? - спросил Люк.
  
  - М? - Энакин, рассматривавший стену, встрепенулся, вспомнив, что был не один. - А, нет. Порой заглядываю, когда хочется подумать. Чаще на 'Крыши' заглядываю.
  
  - Крыши? - переспросил Люк. - Это что?
  
  - Там открытое пространство в виде кантины. Можно прямо под небом сидеть. Там лучше, но они уже неделю закрыты, так что приходится сюда забегать.
  
  - Девчонок клеишь? - Люк смотрел в сторону, когда спрашивал. Он наслушался про Кодекс джедаев и сомневался, что тот не позволял заводить интрижки. Все же Храм не был тюрьмой строгого режима.
  
  Энакин только фыркнул в ответ и покачал головой.
  
  - Не нужны мне девчонки.
  
  Ответ - как бальзам. Люк улыбнулся в эль и подумал о Падме. Значит, он и Лея не просто так появились на свет, не в результате случая. Значит, их хотели.
  
  Энакин поводил пальцем по столу.
  
  Люку было самую малость неуютно, но еще больше - приятно. Сидеть вот так в компании отца было хорошо. Даже когда тот носил маску, Люк чувствовал в нем родителя и был не против кататься в лифте на Эндоре сутками напролет, лишь бы Вейдер продолжал называть его сыном с той же горечью в механическом голосе. Горечь - это раскаяние, раскаяние - это свет.
  
  - Кто ты такой, Люк Скайуокер? - спросил Энакин, наконец. - Где ты пилотируешь корабли, если Альдераан о тебе не слышал?
  
  Люк покрепче сжал кружку.
  
  - Я... летаю частными рейсами. Мы нелегальны.
  
  - Серьезно?
  
  - Да.
  
  - Ты отвратительно врешь, пострадавший, но я буду делать вид, что верю. Ты бежишь от закона, да? Или еще что похуже?
  
  - Нет! То есть... - Люк задумался. - На самом деле в одно время я был очень разыскиваемым преступником, но те, кто меня искал, сами были тиранами и злодеями, поэтому это спорный вопрос. Сейчас смело могу заверить тебя, что я не опасен и очень миролюбиво ко всем настроен.
  
  Энакин кивнул, отхлебнул эля. Люк заметил, что отец держал кружку так же, как он. Интересно, в чем еще они были похожи?
  
  - Почему ты прилип ко мне? Ты славный парень, но, знаешь, у меня, вроде, и друзей-то нет.
  
  - А Оби-Ван Кеноби не друг?
  
  Люку не понравился отведенный в сторону взгляд светлых отцовских глаз, пока еще не скрытых черными безучастными линзами.
  
  - Да, - протянул Энакин, - друг.
  
  - Он любит тебя. Ты, наверно, как брат ему. Младший.
  
  - Он до мозга костей принципиален. С ним нельзя совершить что-то... тайное, но правильное. Он обо всем доложит Совету, потому что большего зануду, по правде, я не встречал. Так что, да, он мне друг, но вот у меня с дружбой проблемы. А у тебя много друзей?
  
  Здесь они с отцом отличались, как Татуин от Набу. У Люка друзей, приятелей, знакомых было море. Люк не успевал здороваться с каждым, когда заходил в помещение, поэтому здоровался с порога и со всем скопом. Люк был веселым - раньше гораздо больше - и довольно открытым для контактов. Энакин же по жизни был одиночкой. Он мог работать в команде, но, наверно, один действовал ничуть не хуже.
  
  - Хватает, - уклончиво ответил Люк.
  
  - И где они все?
  
  - Не могут пока со мной связаться.
  
  - А со мной ты как связан?
  
  Люк подавился элем и закашлялся. Энакин, криво усмехнувшись, перегнулся через стол и похлопал Люка по спине.
  
  - Спа - кха! - сибо.
  
  - Я не слышу ответа.
  
  - А что ответить? Я никак...
  
  - Врешь, Люк.
  
  Последние слова были сказаны мирно, мягко, но Энакин в них был уверен. Люку стало неловко. Отказываться от родителей он не собирался, какими бы эти родители ни были, а сам сию секунду сказал отцу, что тот никем ему не являлся. Стыдно.
  
  - Ладно-ладно, мы связаны, да. Прости. Мы родственники? Да, родственники. - От напряжения Люк терялся и нес околесицу. Он скосил глаза на Энакина, но тот околесицу внимательно слушал.
  
  - Родственники, - повторил Энакин. - У меня никого из родных не осталось. Одна мать была, но...
  
  - Но мы все равно родственники.
  
  - Знаю, и это странно. Я чувствую в тебе знакомого, будто бы брата или еще кого. Меня это нервировало сперва.
  
  - А теперь? - спросил Люк.
  
  - Я уже говорил: ты славный парень. - Энакин отсалютовал ему кружкой с элем. - По второй? Расскажешь, кто ты и откуда?
  
  Люк виновато передернул плечами, потому что не был уверен, что мог сказать. Энакин странно посмотрел на него, с досадой и тоской, но не стал настаивать.
  
  Они просидели в кантине всю ночь.
  
  
  
- 11 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Храм джедаев.
  
  Пытаться прогнуть под себя историю - все равно что останавливать вражеский истребитель сачком для бабочек. Слишком много 'если' и 'но', слишком много нюансов и деталей, которые никак не предусмотреть и не предугадать. В становлении Империи не один человек сыграл свою роль, и Люк был бы идиотом, если бы считал, что связывание Энакина по рукам и ногам что-то даст. Возможно, он затормозил бы процесс, но ненадолго. Сачок и истребитель вещи несовместимые.
  
  Люк не мог понять некоторых вещей. Он видел, что Энакин мнил себя выше и лучше прочих. Этого мог не заметить только слепой и глухой дурак. Он видел так же, что тот был влюблен, пусть и не без памяти, но серьезно. Первое откровенно тянуло Энакина на скользкий путь высокомерия и мерзости. Второе - тормозило. Энакин был словно звезда, которую сжимала гравитация, но которой не позволяло умереть внутреннее давление. Все вокруг было гравитацией, Падме и совесть - давлением. Так как же такой парень, как Энакин, мог изменить своей любимой с Темной стороной? По-че-му он не выбрал Падме, если она была настолько важна для него, что он до сих пор оставался джедаем, хотя, как узнал Люк, общался с Императором чуть ли не с пеленок? Люк мог допустить, что Энакин был неплохим человеком, и Императору требовались годы и мастерство, чтобы перетащить на свою сторону нового ученика. Но Падме-то как? В какой момент он бросил ее? Или разлюбил? Или что?
  
  Люк ломал голову, но та не поддавалась. Ребус оставался ребусом. У Люка же был только один не самый логичный ответ: Энакин не так уж любил Падме.
  
  Только беда была с этим ответом. Если Энакин в один момент стал равнодушен к Падме, какая сила во Вселенной толкнула его на смерть ради своего ребенка в будущем? Одни лишь отцовские чувства? Нет, Люк в это не верил. Момент раскаяния Вейдера был искренним, сильным. Такого не приходится ждать от главнокомандующего имперской армией, у которого на противоположной стороне объявился ненужный сын от женщины, к которой он давным-давно охладел. Такого приходится ждать от человека, который вспомнил, кого и как сильно любил, который собрал все силы в механический кулак и решился сделать то, чего не решился сделать когда-то. Вот такой ответ Люка устраивал, но создавал в голове изначальную дилемму.
  
  Спросить у отца не предоставлялось возможным. Тот мог быть интересным и адекватным собеседником, но, когда дело касалось личных тем, Энакин замыкался и начинал сверкать глазами, словно спрашивал: 'Ты какого в мою душу лезешь? Язык лишний?'.
  
  Влиять на Энакина тоже не выходило. Негативного тона в адрес будущего Императора тот не терпел и не далее как вчера послал Люка к Ордену джедаев, сказав, что кружок ненависти к друзьям Энакина находился именно там. Пришлось спешно извиняться и делать вид, будто изначальная формулировка 'Палпатин - зло', не была верной.
  
  Можно было просто пойти и прикончить Императора. Люк правда собирался, он даже сходил в Сенат, чтобы разыскать этого человека, но... В телохранителях рядом с ним ошивался отец либо перед дверьми стояла охрана. А один раз Шив Палпатин и Люк встретились взглядами, и Император снисходительно кивнул, словно предлагал броситься на него и увидеть, что будет. Люк бы бросился, если бы не куча людей и не всплывшее предупреждение Йоды о вмешательстве в маячившее перед глазами будущее. Не верить Учителю причин не было, и Люк решил попытаться чуточку иначе. Ситх с ним, с Императором и прочими нелюдями! Если Энакин любил Падме, значит его можно было попытаться уговорить не делать гадостей ради нее. В ноги упасть, если понадобится.
  
  Однако, странно дело. Обычно Люку приходилось вылавливать отца, чтобы исподтишка поговорить о планах на ближайшие дни, а в этот раз он пришел сам.
  
  То, что у него что-то было не так, не заметить было трудно и практически невозможно. Энакин был более раздражительным, чем обычно. А еще уставшим и перевозбужденным..
  
  Люку это не нравилось.
  
  - Что? - спросил он первым же делом. - Ты выглядишь ужасно.
  
  - Я не сплю.
  
  - Почему? - Встрепенулся Люк. - Что не так? Я могу помочь.
  
  - Чем? - вяло огрызнулся Энакин. - Ударишь, чтобы вырубить? Так не пойдет.
  
  Энакин сел - почти упал - на стол и провел рукой по измученному лицу.
  
  День 'Х' приближался. Наступал на пятки. Дышал в затылок через маску Вейдера.
  
  Но Люк, не знай об этом, никогда бы не сказал, что что-то было не так. С его отцом все было почти нормально, не считая сегодняшней усталости. Он не был похож на человека, который через оставшуюся неделю с небольшим вскочит и заявит, что решил пасть во тьму. Он был тем же Энакином. И у него в покрасневших от бессонницы глазах пылала какая-то дикая надежда, угасающая, но все еще теплившаяся.
  
  - Энакин, - позвал Люк, присаживаясь рядом.
  
  Отец сидел, отпустив голову: то ли дремал, то ли думал.
  
  - Мне нужно кое-что поискать. Можешь помочь?
  
  - Поискать что? - спросил Люк.
  
  Энакин поднял голову, проморгался, чтобы сфокусироваться.
  
  - Знание, Люк. Банальное знание. Я хочу найти ответ, как вернуть человека к жизни, если тот умрет. Или как сделать так, чтобы он не умирал.
  
  Люк чуть со стола не свалился. Он во все глаза смотрел на Энакина, но тот был совершенно серьезен. Он глядел на Люка и ждал ответа, а Люк не знал, что сказать отцу. Знание, как спасти от смерти? Вернуть? Люк никогда не слышал о таком, он вообще сомневался, что подобный ответ существовал.
  
  Кого Энакин собирался спасать?
  
  Кажется, Люк задал вопрос вслух.
  
  - Есть человек, которому нужна моя помощь, - туманно ответил Энакин и добавил: - И поверь, Люк, я скорее нырну в лаву, чем отступлю.
  
  - А... Может быть, стоит поговорить с Оби-Ваном или еще с кем-то из магистров? Йода знал бы, если бы нужный тебе ответ был, а Оби-Ван всегда...
  
  Энакин поднял брови и заулыбался, нехорошо и с легким презрением.
  
  - Оби-Ван настолько идеальный и послушный, что тошно бывает. Мне нечего у него спрашивать. Мне нужно найти какую-нибудь информацию об одном темном владыке, и у джедаев вызовет вопросы такая заинтересованность. Меня обязательно притащат на Совет и будут пожирать мозг долгими нравоучениями. Им не понять. Они... - Энакин оглядел помещение. - Мы разные с ними. Точнее, служим одной цели, но они считают, что не все средства ее оправдывают. А я считаю именно так. За то, ради чего стоит жить, можно и умереть.
  
  - И убить?
  
  - Скорее да, чем нет, - сказал Энакин и поднялся со стола. - Так ты поможешь?
  
  Люк не знал, кто помог бы Энакину, не попади он в прошлое. Кому отец говорил эти слова? С кем сидел так же в закрытом зале для тренировок?
  
  Люк знал, что скажет Энакину еще до того, как согласие сорвалось с его губ.
  
  ***
  
  
  Они провели бок о бок четверо или пятеро суток. Энакин продолжал почти не спать и рыться в Голонете. Люк прошаривал секции в архиве со старинными рукописями, к которым страшно было прикасаться. Несмотря на то, что листы бумаги, на которой раньше печатали книги, были обработаны специальным раствором, помещающим страницу в своеобразную безопасную среду, Люк переворачивал их с осторожностью, боясь что вот-вот книжка рассыпется в его руках.
  
  Не найдя ничего в Голонете, Энакин перебрался к Люку.
  
  Они ели бутерброды и то, что удавалось стащить на кухне. Энакин жевал быстро и не сводил глаз со страниц. Вечером он выключался на несколько минут, чтобы после вскочить и умчаться домой. А утром приходил обратно, принося Люку завтрак. Тот ходил за ужинами.
  
  - Ненавижу читать. Вот ненавижу, - признался Энакин как-то, разлегшись на полу и положив на лицо книжку.
  
  Люк только улыбнулся краешком губ. В этом они с отцом тоже были похожи.
  
  
  В один из дней в архив заглянули двое мальчишек и одна тви'лека. Они хихикали и вырывали что-то из рук друг друга. Энакин на детей не отреагировал, закопавшись в книги, а Люк успел поднять голову, прежде чем его ослепили вспышкой.
  
  - Что за?.. - Энакин потряс головой и посмотрел на детей. - Что вы делаете?
  
  - Голокарточка! - Тви'лека, робко улыбаясь, протянула Энакину изображение, где он подпирал рукой голову, а Люк с удивлением смотрел прямо в объектив. - Мы починили его! Совсем починили!
  
  Энакин повертел карточку и сунул ее в карман плаща.
  
  - Молодцы, - буркнул он. - А теперь не мешайте.
  
  Ребята переглянулись и убежали.
  
  Люк хотел попросить отдать ему карточку, но Энакин вдруг коротко выдохнул, размахнулся и молча швырнул книгу точно в полку. Та сбила нескольких собратьев и упала на пол.
  
  Энакин закрыл глаза.
  
  - Все это бред. Откуда ж он знал? Откуда?!
  
  Люк, подскочивший от внезапных эмоций отца, уставился на того снизу вверх.
  
  - Эй, ты как? Кто он? Что знал?
  
  - Да ничего. - Энакин открыл глаза и с обреченностью посмотрел на книжку, которую Люк держал в руках. - Выброси, там нет ничего полезного. Спасибо, что... Спасибо. Я рад, что у меня есть хороший родственник. Жаль только, что ты мне не доверяешь, как и прочие. Но я почти привык.
  
  Люк недоуменно смотрел на то, как его бывающий крайне импульсивным отец встает и направляется к выходу. Про голокарточку он успел забыть.
  
  Почему-то похолодели пальцы. Казалось, что Энакин только что для себя что-то решил. Просто взял и решил. Переступил через важную линию. Но ничего не произошло! Неужели и в прошлый раз он взял и так же яростно, как кинул книгу, отрекся от всего?
  
  Люк вскочил.
  
  - Стой!
  
  - До завтра, Люк, ладно?
  
  - Ты мой отец! - крикнул он быстрее, чем успел сообразить.
  
  Энакин остановился и повернулся спустя несколько томительных секунд со страшным выражением на лице.
  
  - Повтори! - угрожающе прорычал он.
  
  - Ты... - Второй раз говорить то же самое было неловко. - Я знаю, как это прозвучало...
  
  Люку было важно сказать это. Энакин всего лишь кинул книгу, а Люку показалось, будто тот уже шагнул в распахнутые объятия тьмы. И отчего-то внутренние часы начали тикать слишком громко, демонстрируя, как мало оставалось времени. Будто Люк и без них не знал.
  
  - Ты сейчас издеваешься?
  
  - Нет. Нет!
  
  - А мне кажется именно так.
  
  - Правда! Послушай...
  
  - Я лучше пойду, Люк. А ты поспи и обдумай свои слова. Мне не нравятся такие шутки.
  
  Люк не шутил, но Энакин, как он и думал, не собирался верить.
  
  Почему Энакин не спросил про мать? Люк думал, что тот просто обязан был спросить про Падме. Он же любил ее, верно? Он должен был сказать что-то такое, Люк кожей чувствовал. И это было крайне важно. Так важно, что образ Падме занял все сознание, раздулся до размеров галактики.
  
  Энакин остановился возле дверей.
  
  - Сын! - фаркнул он. - Ну надо же. И где твоя мать, сын? Если ответишь так, чтобы я поверил, сделаю вид, что последние пять минут стерлись из памяти.
  
  Энакин уставился на Люка, а тот открыл было рот, но тут же захлопнул. Ответить было просто, но Люк смотрел на растрепанные волосы отца, в его горящие болезненным гневом глаза, и совершенно не хотел отвечать. Казалось, что ответ станет выстрелом в голову, взрывом в центре мегаполиса. Люк не хотел говорить. И в то же время не мог не ответить, потому что Энакин ждал его слов.
  
  - Моя мама... Она умерла. Давно.
  
  - При родах? - Энакин почему-то заулыбался.
  
  - Да.
  
  Люк вздрогнул и почувствовал, как поползли по телу мурашки, когда Энакин засмеялся. Смех в архиве отдавался эхом. Чудилось, будто смеялся каждый стол, стеллаж, поворот, стул. Смеялось все вокруг. Само мироздание смеялось.
  
  Люк услышал, как время на секунду остановилось, чтобы перевести дух и выбрать новый путь, а после рвануло, как взбесившийся шаак.
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  
  Бейл никогда не пил. Пригубить мог, а так, чтобы всю бутылку в горло опрокинуть - такого не случалось. До сегодняшних дней.
  
  Это была, к слову, вторая бутылка беспинского вина. Отвратительное пойло стоило кучи кредитов, но Бейл был слишком занят заливанием пустоты внутри себя, чтобы думать о деньгах.
  
  Если забыть, что он был уважаемым сенатором и принадлежал Королевскому дому Альдераана, то можно было сказать, что он нажрался, разве что не похрюкивал и не поскуливал.
  
  Бейлу со дня первого вдоха не было так плохо, как теперь.
  
  Бреха додумалась позвонить, когда Бейл с депрессией и воющим ужасом под ребрами рассматривал виды Корусканта из окна квартиры. Он был облит дрогнувшей рукой: на штанах пятно, на тунике - целая лужа. Бейл хотел швырнуть бутылкой в стекло, но то было непробиваемым, а потому жест выглядел бы глупо.
  
  Бреха звонила и звонила, а Бейл не мог поговорить с супругой, потому что он даже смотреть на себя не мог, не то что слышать свой голос.
  
  Он струсил и проиграл. Он струсил!
  
  Бейл никогда не был героем. Он был политиком. Его стихией были переговоры и собрания, взвешенные решения и обсуждение, но никак не вражда с чудовищем, носящим на себе маску доброго отца всего мира. Он не был ни героем, ни воином. Он не умел сражаться или плести заговоры.
  
  Наверно, все это были жалкие оправдания. Он струсил - вот, что имело значение. Бейл знал, что проиграл бы, бездарно сдох бы, раздавленный сапогом Палпатина. Но, возможно, он и должен был сдохнуть, а не сбегать из кабинета монстра. Проклятый инстинкт самосохранения! И зачем теперь нужен был живой Бейл умирающему миру? В чем было его предназначение? Смотреть из окна, как власть прибиралась к рукам? Отличное занятие.
  
  Бейл мог корить себя, ругать, грызть, кусать, но он знал, что добровольно на амбразуру не бросится. Даже до смерти пьяный, он не хотел бы пойти к Палпатину и просить героически его уничтожить, чтобы была спокойна совесть. Смерть - это неприятно. Во время жизни еще можно было как-то искупить вину, а вот смерть поставит финальную точку.
  
  Бейл думал, что до его финальной точки было еще далеко, но светлым будущее теперь точно не казалось. Мутным и грязным - да.
  
  Бейл допил остатки вина. Ему нужно было поспать. Вечером звонила Мон Мотма - в то время, когда Бейл еще не стал подобием человека, - и говорила что-то про тайное собрание. Она назвала его 'Делегацией 2000' и уверяла, что это могло бы помочь снять незаконные регалии с Палпатина. Бейл уже сомневался, что хоть что-то, кроме луча бластера в лоб, могло остановить Палпатина, но сам же себе посоветовал подавиться сарказмом. Если были возможности сопротивляться зарождающейся диктатуре, Бейл намеревался участвовать. Всегда. Даже если дело заранее выглядело как проигрышное.
  
  
  
- 12 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Верхние уровни.
  
  Люк два часа потратил на то, чтобы посидеть около дверей комнаты Энакина в Храме. Некоторые джедаи и юнлинги странно на Люка косились, другие предлагали помощь, решив, что ему было плохо. В какой-то степени они были правы. Внутри Люка творилось нечто невообразимое. Тело словно находилось под высоким напряжением. Случалось так, что нервы рвались на части, и ждать чего-то не было никаких сил. Вот и Люк не мог. Он сказал первую букву общегалактического алфавита, а раз начал, следовало продолжать. Пока он сидел у дверей, перематывая свои дни и недели в этом времени, он все больше понимал, что великая Сила изначально не собиралась ему помогать. Кажется, ей не было никакой разницы до того, что Люк делал и зачем. Она не могла творить чудес, тех вообще не существовало. Чудо - это удача для кого-то, вызванная цепочкой благоприятных событий и приведших к такому результату. Сейчас цепочка событий была испачкана и измазана, и Люк не мог стряхивать грязь от начала и до конца, хотя бы потому что цепочка событий была длинной, очень длинной, складывающейся из лет жизни. Протирать всю ее, поправляя звенья, - на это и вечности не хватило бы.
  
  Чем ближе подкрадывался день рождения Люка, по счастливой случайности совпавший с днем рождения Империи, тем сильней становилось желание махнуть на все рукой: на предупреждения, на невмешательство, на естественный порядок. Хотелось встряхнуть Энакина за грудки и вывалить ему на голову просьбу. Не менять ход истории? Не играть с судьбой? Люка подмывало рассмеяться, потому что, если бы время было столь суровым и непоколебимым фундаментом, оно бы ни за что не позволило вмешаться в свое течение. А раз оно позволяло, раз оставляло лазейку и развязывало Люку руки, значит тот был обязан. Да и что такое - обязан? Люк был плохо знаком с этим словом. Гораздо ближе ему были веление сердца, зов интуиции, сила принципов. Наверно, ему повезло, что и Энакин отличался подобными чертами... Наверно...
  
  Энакин в Храм не возвращался. Люк в попытке найти его обшарил Храм вдоль и поперек, заглянул к Оби-Вану, спустился в Архив.
  
  Решив попытать удачу, он слетал к Падме. Там он наткнулся на опущенные жалюзи и полное отсутствие жизни в квартире.
  
  Куда дальше?
  
  Люк уставился в пространство. Пролетали кары всех возможных цветов, управляли ими водители всех возможных рас. Люк растерянно провожал взглядом желтый кар, неуверенно виляющий в воздухе, и не понимал, куда ему следовало метнуться, чтобы было правильно. Плюнув на все, он даже дошел до квартиры родителей и какое-то время колотил в дверь. Никого не было. Именно тогда, когда было нужно, никого не было.
  
  Отчаявшись, Люк добрался до Сената. Он был там гунганом среди эломинов, но сегодня его это не волновало. Слишком близко был конец.
  
  В голове привычно мелькнуло предупреждение, и Люк вильнул вправо, уходя от столкновения с одним из сенаторов, который выворачивал из-за угла. После Люк увидел, как по лестнице сбегал человек, который смотрел в пол и пребывал мыслями где-то далеко.
  
  Дар предвидения оказался кстати. Люк нашел взглядом ту лестницу и остановился на ковре возле него. Он встал с краю, чтобы не быть приметным, однако, увидев почти через мгновение Энакина, был уверен, что, и встань он посередине, тот не заметил бы его.
  
  - Эй! Привет! - окликнул отца Люк и почти подбежал к нему.
  
  Энакин поднял голову, узнал в говорящем Люка и предостерегающе поднял руку.
  
  - Извини, я опаздываю на Совет, мне не до бредней. Ты проспался?
  
  Энакин стремительно шел вперед, и Люк подстраивался под темп отца, чтобы не отставать.
  
  - Нет, я все еще твой сын.
  
  - Сын из будущего?
  
  - Да, именно.
  
  - Люк, это... Я много чего слышал, поверь, но твои слова бьют все рекорды абсурда.
  
  Обижаться было некогда, поэтому Люк проглотил язвительно-покровительственный тон отца и 'абсурд', которым Энакин охарактеризовал свое будущее отцовство.
  
  - Мне все равно, как ты к этому относишься. Но это правда. И ты знаешь, да? Давай, загляни в себя и скажи мне в лицо, что я лгу.
  
  Энакин не стал ничего говорить, но резко остановился, глядя на колонну за спиной Люка.
  
  - ДНК-экспертиза. Как тебе? - предложил Люк.
  
  Энакин покачал головой.
  
  - Я джедай, - сказал он. - Мне не нужны дешевые трюки с кровью, чтобы узнать, где мой родственник, а где самозванец. И... Не своди меня с ума хотя бы сейчас. Мне совершенно некогда об этом думать, своих проблем по горло.
  
  Люк всплеснул руками.
  
  - Так скажи мне! Я помогу!
  
  - Ты уже помог, - сказал Энакин просто.
  
  Фраза заставила Люка отшатнуться. 'Ты уже спас меня, Люк', - говорил умирающий Энакин Скайуокер на второй Звезде смерти над Эндором с той же интонацией.
  
  - Чем? Чем я помог? Ты от Палпатина идешь? Пожалуйста, не верь этому человеку. Я даже не уверен, что он вообще человек.
  
  Энакин вздохнул и качнул головой, словно стряхивал с себя очередное негодование от очередного негодующего.
  
  - А кому верить? Тебе? Да, я знаю, что Канцлер - политик. Но он мой друг. Он единственный слушает, помогает и доверяет.
  
  - Палпатин хочет поработить галактику. У тебя есть друзья джедаи. Оби-Ван!
  
  - Ах, да, точно. Оби-Ван лучший друг, который попросил переступить через мою веру и принципы, чтобы Совету было хорошо и спалось спокойней. Канцлер, к слову, до такой низости еще не опускался. - Энакин пропустил мимо ушей фразу про порабощение.
  
  Люк отругал себя, что снова заговорил об Императоре. Чтобы выветрить его пропаганду из ушей Энакина, требовались годы и вечный двигатель. У Энакина из-за Палпатина на глазах красовались очки, а мозг отказывался признавать порочащую друга и наставника информацию.
  
  - Ладно, не будем о Палпатине, это бесполезно, - согласился Люк. - Поговорим о Падме.
  
  Энакин ужалил Люка сердитым взглядом.
  
  - Откуда ты... - прошипел он.
  
  - Без угроз, хорошо? Мне не страшно. Я просто-напросто хочу мира и не хочу, чтобы моя мать умирала. Я не хочу, чтобы ты умирал. И сиротой я расти не хочу.
  
  В горле встал ком, огромный, давящий. Люк как наяву видел лицо Леи, уставшей от войны, разрушающей все на своем пути: планеты, дома, судьбы. Если бы история двинулась по иному пути, Лея определенно не встретила бы Хана Соло, но Хан бы понял. Любой бы понял.
  
  - Предположим на секунду, что я верю абсолютно каждому твоему слову, - заговорил Энакин, отказываясь смотреть на Люка. - Чего ты хочешь от меня? Если ты пожаловал аж из будущего, чтобы... Чтобы что? Что тебе нужно?
  
  Эти же слова прозвучали в голое Люка. Он знал, что Энакин задаст этот вопрос, и у него давно был припасен ответ, который он не готовил.
  
  Люк помнил слова Леи: 'Он выбрал не меня. Я тоже выбираю не его'. Выбор - вот ответ. Всего лишь один верный выбор, чтобы Люк не оглядывался назад с мыслью могло ли все сложиться иначе.
  
  - Если бы я знал, когда и как ты... В общем, я не знаю. Независимо от меня, но этот момент настанет, и ты должен будешь выбрать.
  
  - Выбрать что?
  
  - Я понятия не имею, что будет на чашах весов, но... Выбери семью, прошу, выбери Падме. Она заслужила, чтобы ты выбрал ее.
  
  Энакин заулыбался с неверием.
  
  - Так, стоп. Люк, но я и без твоего совета в любом случае выбрал бы ее. Это нормально.
  
  - Видимо, однажды нормально не получилось. Выбери на этот раз свою семью. От этого зависит все, вообще все.
  
  Энакин серьезно кивнул. Он внимательно прошелся глазами по лицу Люка, задержался на ямочке на подбородке и кивнул во второй раз, но уже себе.
  
  Люк надеялся, что ему станет спокойней после высказывания такой простой просьбы, но это чувство, если и было, выглядело искусственно. Энакин не казался сумасшедшим, однако Люк думал, что что-то было неправильно, что-то шло не так. На шероховатой поверхности существовал изъян, не особо выделяющийся, но уникальный, и этот изъян грозился стать трещиной, готовой обрушить всю конструкцию.
  
  Что же было неправильно? Люк силился понять, но тревожный звон в ушах не подсказывал, лишь раздражал и не давал расслабиться. Люк попросил, Энакин пообещал; Люк был уверен в просьбе, Энакин - в своих словах.
  
  Почему же тревога покалывала пальцы, когда Энакин провожал Оби-Вана, улетающего на Утапау? Почему хотелось попросить Оби-Вана остаться, или Энакина - улететь вместе с учителем?
  
  Оби-Ван Кеноби отправился на поимку некого Гривуса, Йода находился на Кашиике. Энакин был в Храме.
  
  По тому календарю, который помнил Люк, послезавтра был последний день мира.
  
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  Ей никогда не снились вещие сны, как Энакину, но в ту ночь она сорвала голос и сбила одеяло. Она чувствовала, как ее толкали, звали, трясли, успокаивали, но не могла вырваться. Кошмар запер дверь и выбросил ключ.
  
  Ей снился человек-машина в черном. Он убивал ее, сжимая руку. Падме хваталась за горло, но не чувствовала пальцев чужака, только хватку, не дающую кислороду наполнить легкие.
  
  Человек в маске был жесток и безумен. В его груди билось живое сердце, но оно было отравленным и червивым. Человек делал ей больно, а Падме, задыхаясь, знала, что его можно было спасти, ослепить ярким светом. И одной звездочки хватило бы. Человек в маске боялся света и бежал от него, но свет мог его исцелить, позволить снять маску с лица, прячущегося от взглядов и отражений.
  
  
  Когда Падме смогла открыть глаза, хватка все еще чувствовалась. Она прижала собственную руку к горлу, инстинктивно глотая воздух, а Энакин, взмокший и напуганный, облегченно выдохнул.
  
  - Это сон, просто сон, - пробормотала Падме.
  
  В квартире было тихо, не считая их загнанного дыхания. Падме зачем-то сжала рукой постельное белье, убеждая себя в реальности мира, который ночью мог показаться фантастическим.
  
  - Ты меня напугала, - сказал Энакин. Он упал рядом и обнял ее, целуя в висок.
  
  - Я и себя напугала, - попыталась пошутить Падме. - Эни?
  
  - М?
  
  - Я боюсь.
  
  - Чего?
  
  - Не знаю, на самом деле. Просто страшно боюсь.
  
  Энакин вздохнул и поцеловал ее еще раз. Падме на мгновение почудилось, будто и Энакин чего-то смертельно боялся, но молчал. Когда он заговорил, его голос был ровным.
  
  - Я обещал, что я тобой ничего не случится. Ты не умрешь, Падме.
  
  - А я и не этого боюсь.
  
  Энакин не ответил. Он медленно перебирал ее кудри.
  
  Он нередко слушал, но не слышал, уходя в себя и забываясь в собственных мыслях. Падме ненавидела эту сторону Энакина. Она подумывала повторить последнюю фразу, но увидела, что Энакин прикрыл глаза. Разговоры могли подождать. Энакин и так бешено волновался за их будущее и грозящие Падме несчастья во время родов, что тревожить его, когда он наконец решил отдохнуть, не поднялась рука. Сон - это только сон. Не более.
  
  
  
  
  
  
- 13 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Верхние уровни.
  
  Волнение подбрасывало на месте, не давая ни уснуть, ни забыться в бреду, который порой заменял сон. И лекарство, вытребованное у целителя в Храме, не помогало успокоиться. Беспокойство и страх разъедали внутренности, и Люк с тревогой и паранойей поглядывал на кожу рук, думая, что вот-вот на той вздуются пузыри, и вылезут источающие гнилую вонь язвы.
  
  Ночь перед последним мирным днем проходила у Люка в кабине кара, взятого в Храме. Тот был с крышей, но внутри все равно было прохладно. Ночь на Корусканте не были жарким временем, особенно для тех, кто проводил их на открытом воздухе. Люк зябко кутался в плащ и с умирающей надеждой тыкал на черную кнопку, отвечающую за отопление в кабине. Та не реагировала на манипуляции, а Люк припоминал отрешенное лицо ответственного за джедайский транспорт, что спокойно и без лишних вопросов дал ему эту рухлядь, гудящую и готовую развалиться от любого мало-мальски резкого движения. Люк не был силен в определении возраста железа, но подозревал, что его кару было лет так сто.
  
  Он не спал всю ночь, пребывая попеременно то в состоянии бодрости, то вяло глядя на запоздалых путников. Один кар в три часа ночи, летя мимо, вилял и ухал вниз. Люк представил, сколько выпил водитель, и пожелал ему удачно добраться до дома, не врезавшись при этом в сам дом.
  
  В пять часов утра Люк вспомнил Лею и их мирные посиделки на Соколе. Хан тогда уверенно пилотировал, споря с Чубаккой, а Люк и Лея, предоставив командирам Сокола несколько минут чистого главенства на корабле, уселись в каюте. Лея откуда-то взяла мерзкий кофе, в космосе после скудного дорожного пайка кажущимся самым волшебным на свете напитком, и несколько хлебцов со сладкими орешками.
  
  '- И как оно было? - вдруг спросила Лея.
  
  - Что? - решил уточнить Люк, хотя последние дни мысли новоявленной сестры были заняты одним-единственным человеком, и Лея постоянно балансировала между апатией и раздражающе активной деятельностью.
  
  - Как быстро ты смирился с тем, что твой отец - в смысле, наш отец, - тот самый человек, что ответственен за миллионы смертей? Как быстро эта мысль ужилась в твоей голове? В какой момент ты понял, что думаешь о нем, как об отце?
  
  Люк пожал плечами. Лея пыталась выглядеть незаинтересованной, но он видел, что его ответ был крайне для нее важен. Пришлось вспоминать Беспин.
  
  - Знаешь, - и Лея вздохнула, уставившись в кружку с ароматной жижей, - я кричу о том, что ненавижу его, что он мне никто, что... Да ты сам прекрасно знаешь, о чем я говорю, когда речь заходит о Вейдере. Я готова врать себе, что мы с ним не имеем ничего общего, однако я понимаю, что это ложь. Я смирилась, представляешь? Я его терпеть не могу, и от этого тошно вдвойне, потому что он мой отец, и я это знаю, принимаю и ненавижу. Так... нелепо. Противно от самой себя.
  
  - Лея, - Люк присел рядом и обнял сестру одной рукой. - Он мне руку отрубил, а я через несколько минут уже звал его отцом. Кому ты говоришь про скорость принятия? Он был нашим отцом всегда, а не стал им внезапно в последние годы. Нам даже смиряться не требовалось. Ты всегда знала, кто ты, просто не понимала. Как и знала, что я твой брат.
  
  - То есть, - Лея по-девчачьи шмыгнула носом, - это не считается за подлость по отношению к погибшим? Я не ужасное порождение злодея и предателя?
  
  - Нет, - Люк улыбнулся, - ты дочь наших родителей. И так было всегда, независимо от того, когда и при каких обстоятельствах ты об этом узнала'.
  
  Люк едва вспомнил это, как Сила всколыхнулась, ужалила в сердце предупреждением и чьим-то животным страхом, от которого можно было задохнуться. Люк скорчился на своем месте, чувствуя чужое отчаяние, как свое собственное, но боль ушла быстрее, чем он смог заглянуть в себя и понять, откуда она исходила. Люк тревожно взглянул на окна родительской квартиры, но там, кажется, все было тихо.
  
  Сглотнув, Люк по-новому запахнул плащ.
  
  Сила зря не вопила, ее кто-то потревожил. Кто?
  
  Люк помнил, как однажды поплохело Бену, когда взорвали Альдераан. Воспоминание словно из другой жизни, эпохи; будто с тех пор прошли долгие и долгие годы. Как ловко война умудрялась манипулировать биологическими часами, ускорять процесс взросления. Несколько лет были тождественны десятилетиям. Порой Люк забывал, сколько ему было.
  
  Люк обещал себе не засыпать. Он сомневался, что возведенная в абсолют тревога позволит ему прикрыть глаза надолго. Но в девятом часу утра он все же уснул.
  
  ***
  
  
  Мимо с гулом и воем пронесся кар, и Люк заорал в кабине, просыпаясь. Он ударился макушкой о стекло, отшвырнул плащ и только тогда вспомнил, где находился. В кровь сразу же плеснуло адреналином, и Люк остервенело ударил кулаком в панель, которая показывала нечто нечитаемое вместо времени. Панель мигнула раз, другой, а после сказала, что Люк проспал до обеда.
  
  Жалюзи в квартире Падме и Энакина были подняты. Люк всматривался в окна до рези в глазах, но увидел только С-3ПО.
  
  Он пропустил отбытие Энакина!
  
  Люк бы ударил себя, если бы не подумал, что это верх странности. Он потянул за рычаг, и кар, опасно скрипнув, сорвался с места.
  
  Сила рябила: не пенилась, не бурлила, не топила. Однако уже сама рябь не давала Люку расслабиться. Глаза ныли от недосыпа, а в голове словно сверлили дыры. Жалеть себя времени не было.
  
  Сознание зачем-то выцепило фразу Энакина: 'Есть человек, которому нужна моя помощь'. К чему было это воспоминание? Люк тряхнул головой, а в нее тем временем пробрались старые мысли про то, что он влиял на ход истории, оказываясь внутри нее.
  
  Люк выскочил из кара и рванул к Храму.
  
  - Эй, вы Энакина Скайуокера не видели? Скайуокера? - Люк спрашивал у всех, кого встречал.
  
  Информация, даваемая в ответ, была противоречивой. Энакина видели. Энакин был в Храме. Энакин ушел. Энакин находился у магистра Винду. Энакин ночевал в Храме.
  
  Люк метнулся к комнате Энакина, предсказуемо пустой, после приударил к залу Совета. Ни души.
  
  - Магистр! - Люк увидел темнокожего джедая. - Магистр Винду, простите, а вы не видели Энакина?
  
  - Был здесь минуту назад. Вы разминулись, - ответил джедай. - Что-то случилось?
  
  - Нет, пока нет, - Люк замялся. - Он вернется? Где он?
  
  - Ушел с отчетом по важному делу, - уклончиво ответил недоверчивый Винду. - Должен вскоре вернуться.
  
  - Хорошо. - Люк кивнул. - Не скажете, да, куда он направился?
  
  - Вас это не касается. Вы не джедай и тем более не магистр. Это наши заботы.
  
  Люка подмывало сказать какую-нибудь гадость, но Сила зарябила сильней, а Люка толкнула вязкая, густая темнота.
  
  Винду настороженно осмотрелся.
  
  - Сегодня неспокойно, - заметил он.
  
  - Так! - Люк почувствовал наплыв паники. - Где Энакин?
  
  - Не забывайтесь! - грозно ответил Винду и развернулся.
  
  Люк понял, что ответа здесь он не добьется. Иногда о чужую принципиальную твердолобость можно было сломать пальцы, но так и не достучаться.
  
  Р3 послушно стоял в комнате Люка, когда тот ввалился внутрь.
  
  - Где он, Р3?
  
  Дроид не знал. Люк выругался сквозь зубы, но вариантов у него было не так много. Если Энакина не было в Храме, значит, он мог быть у врага в логове.
  
  ***
  
  
  'Оставь меня в покое сейчас! Мне нужен покой!', - орал голос Энакина в голове Люка.
  
  Тот зажмурился от слишком громкого крика и остановился на мгновение, прежде чем рванул вверх по ступеням в здании Сената. Где был офис Палпатина, он знал, но перед дверьми стояла охрана. Внутрь путь, естественно, был заказан.
  
  - Энакин! - заорал Люк прямо в коридоре, надеясь, что стены пропускали звуки снаружи.
  
  Охрана возле дверей Палпатина была в точности такой же, какой ее помнил Люк.
  
  'Есть человек, которому нужна моя помощь'.
  
  - Энакин!
  
  Видимо, стены звуки не пропускали. Люк мог рвать голосовые связки весь день, но толку от этого было мало. Брать крепость штурмом не было смысла. Или был?
  
  Люк уже тянулся к световому мечу, который он забрал у Р3, когда та волна омерзительной, липкой темноты толкнула его вновь, на этот раз ощутимей и больней. Она никому не подчинялась, она просто вырывалась из-под контроля. Волна накрыла Люка и упала вниз, разбиваясь о пол в коридоре Сената черными брызгами. Люк жадно вдохнул воздух, а из офиса Палпатина вышел Энакин.
  
  - Что это было? - накинулся на него Люк. - Стой, подожди, я хотел...
  
  - Оставь меня в покое сейчас! Мне нужен покой! - рявкнул Энакин Люку в лицо.
  
  - Нет-нет, стой, прошу! Ты ведь помнишь, что пообещал мне?
  
  - Отлично помню! - прорычал Энакин. - Когда ты родился, Люк?
  
  - Что?
  
  - Когда. Ты. Родился? - процедил он сквозь зубы.
  
  - За-завтра.
  
  Лицо у Энакина вдруг стало потерянным. Раз - и исчезла ярость и спесь. Остался голый, ничем не прикрытый шок.
  
  - Нет, нельзя, еще рано. Завтра?
  
  Он устало оперся головой о стену, а Люк, сам не зная зачем, положил ему руку на плечо. Энакин ее скидывать не стал.
  
  Отцу было больно, жутко больно, как при агонии. Люк не видел физических повреждений, значит боль шла не от них, значит, она скрывалась глубже.
  
  Энакин что-то прошептал. Люк прислушался.
  
  - Даже звезды умирают, - говорил Энакин самому себе.
  
  - Что?
  
  Энакин посмотрел на Люка больными глазами.
  
  - Звезды, Люк, они тоже могут умирать. Но не сегодня и не завтра. Понял?
  
  Люк ни слова не понимал. Энакин, еще пару секунд назад бывший живым и возбужденно-обозленным, ссутулился и, опустив плечи, побрел к выходу.
  
  Люк готов был рвать волосы.
  
  - Что случилось, Энакин? Ты что-то узнал?
  
  - Я узнал, что время не на моей стороне. Люк, дай мне тишины, я хочу подумать.
  
  - Но...
  
  - Тишины. Мне нужно сказать магистру. И... - Энакин провел рукой по лицу, зачем-то взглянул на ладонь, словно мог увидеть то, что стирал. - Проверь Падме. Ты ведь знаешь, где я живу?
  
  Люк не собирался никуда уходить. Не сейчас, когда Энакин опирался рукой о стену и с несвойственной ему потерянностью смотрел вперед. Энакин Скайуокер был сильным человеком! Люк помнил его как гром и молнии в тысячи ампер, как неколебимую ярость и стойкость, этой яростью подпитывающейся. Энакин Скайуокер не должен был походить на смертельно больного, на инвалида, у которого отняли последнюю радость в жизни.
  
  - Энакин, постой. Ты должен сказать мне. Я не понимаю. Я помогу. Что не так? Ты ужасно выглядишь, - забормотал Люк.
  
  - Канцлер... Он не так прост, как я думал, - сказал Энакин и горько усмехнулся. - Мне нужно идти, Люк.
  
  - Канцлер зло! Не верь ничему из того, что он говорит.
  
  - А ты знаешь, что он говорил?
  
  Люк приоткрыл рот и помотал головой. Откуда ему было знать? Но он точно был уверен в лживости каждого произнесенного Императором слова.
  
  - Я не оставлю тебя, когда ты в таком состоянии, - непреклонно заявил Люк.
  
  - Мне просто нужен покой. Я хочу подумать, Люк.
  
  - Ты обещал мне! Пообещай снова! Несмотря ни на что, выбери семью.
  
  Энакин кивнул полу, не оборачиваясь на сына. Люк, неудовлетворенный таким ответом, занес ногу, чтобы сделать шаг вслед за отцом, но его легко и ощутимо отшвырнуло в сторону, приложив о верхнюю ступень лестницы, по которой спускался Энакин. Люк охнул и скривился, а Энакин бросил:
  
  - Не ходи за мной. Я сказал, что мне нужно подумать.
  
  Люк сердито и разочарованно уставился на удаляющегося отца. Дар предвидения молчал. Сила больше не плевалась темными выбросами.
  
  ***
  
  
  Падме была дома. Люк висел на излюбленном месте, глядя на окна. Глаза чесались и закрывались от слишком пристального рассматривания матери.
  
  С ней пока все было в порядке. Один раз она подходила к окну, постояла возле него какое-то время, а потом ее отвлек С-3ПО. Люк не знал, как начинались у женщин роды, но предполагал, что его мать не была похожа на без нескольких часов роженицу.
  
  Ему звонил Энакин. Он твердым голосом потребовал остаться караулить Падме, за которую переживал, и пообещал, что все будет хорошо. Что именно будет хорошо, Энакин не уточнил.
  
  Люк караулил, хотя все его существо тянулось к отцу. Тому явно нужна была помощь. Он пообещал выбрать правильно, когда настанет минута, но Люк не мог успокоиться. В день 'Х' он не должен был отходить от отца, однако, сомневался, что тот будет рад, если Люк оставит свою беременную мать без надзора. Мало ли что. Люк бы сам не был рад, потому что Падме выглядела немногим лучше Энакина.
  
  Люк оторвался от рассматривания окон. Ему не давала покоя фраза отца: 'Есть человек, которому нужна моя помощь'. Мельком брошенная фраза весила тонну, как чудилось Люку. Она значила куда больше, чем могло показаться на первый взгляд.
  
  Человек, которому нужна помощь Энакина. Энакина, который провел несколько дней в Архиве, выискивая информацию по какому-то Темному владыке, спасающему от смерти. Темному владыке...
  
  'Даже звезды умирают'.
  
  'Но не сегодня и не завтра. Понял?'.
  
  'Отпустить ты должен'.
  
  'Моя мама... Она умерла. Давно'.
  
  'Ты мой отец!'.
  
  'Слишком поздно для меня, сынок'.
  
  'Я могу лишь дать подсказку. Выбирать другой будет'.
  
  'Он выбрал не меня. Я тоже выбираю не его'.
  
  'Твои мысли тебя выдают, отец. Я чувствую в тебе добро, борьбу'.
  
  'Ты должен принять Темную сторону. Только так ты сможешь спасти своих друзей'.
  Воспоминания калейдоскопом проносились в голове, не задерживаясь на каком-то конкретном. Все вместе они рисовали картину, неуклюже, грубо.
  
  Вот Дарт Вейдер открывает Люку правду, вот предлагает свергнуть Императора и править вместе. Свергнуть Императора... Так просто... А Люк думал, что Вейдер - правая рука своего господина, верный раб. Вейдер думал иначе. Что его могло держать рядом с Императором так долго? Не верность и не преданность. Что его покалечило, из-за чего он был вынужден носить свой костюм?
  
  Люк помнил, как увидел Вейдера в первый раз. Тот был скорее машиной, чем человеком, и только последующие встречи с сыном проявили в нем, вынули наружу, швырнули, как кусок сырого мяса, истинную сущность. Энакин Скайуокер, двадцать лет пробывший послушным тираном, убил хозяина ради сына, которого практически не знал. Или...
  
  В голове что-то щелкнуло, сердце провалилось в пятки. Люк схватил бинокль, и увидел, что Падме стояла возле окна, глядя в сторону Храма. Потом она зарыдала, прикрыв рот рукой в немом ужасе.
  
  Люк тоже повернулся к Храму.
  
  На Корусканте начинало темнеть рано из-за времени года, но дым Люк видел.
  
  А Сила, до того молчавшая, заложила ему уши воплями десятков голосов.
  
  ***
  
  
  - Нет-нет-нет! - Люк говорил это, когда летел к Храму, когда выпрыгивал из кабины, когда активировал меч и несся вперед, видя клонов, видя стрельбу и тела совсем молодых джедаев.
  
  Он отбил несколько выстрелов, убил нескольких клонов. Он запутался. Он был в шоке и не мог ни считать, ни думать. Еще недавно все было в относительном порядке!
  
  - Отец! - закричал он, не зная, что искал.
  
  Он бежал по Храму, отбивая заряды, прятался за колонны и стены, из которых вылетали куски камня, раздробленного выстрелом. Он попытался вдохнуть поровней, но рядом вскрикнули, и из-за угла упал мальчишка лет пятнадцати, смотрящий в потолок стеклянными глазами.
  
  Люк снова побежал. Он не думал, что в один момент его могли убить, потому что силы противника превосходили.
  
  Люк знал, кто привел их. Не мог не знать.
  
  - Отец! - снова закричал он.
  
  Машинально орудуя мечом, он пробивал себе путь вперед. Сила вела его? Интуиция?
  
  Справа изрешетили еще одного джедая. Люк на него не смотрел. Он много чего повидал, но от зрелища рушащегося дома его мутило.
  
  Сила собиралась надрывно кричать до последнего дышащего джедая.
  
  - Отец, - шепнул Люк.
  
  Он увидел его. Энакин Скайуокер, вытирающий влагу под глазами, выходил из зала Совета. Люк не знал, в какой момент успел пробежать несколько этажей.
  
  Энакин уже не был похож на тень от самого себя. Он твердо держал в руках включенный световой меч. Пока еще голубой.
  
  - Ты обещал! - у Люка перехватывало дыхание, кричать не получалось, и он выдохнул эти слова с примесью истерики в голосе. - Ты сказал, что выберешь нас! Падме! Ты обещал выбрать мою мать!
  
  Энакин посмотрел на Люка, и тот без ответа понял.
  
  - Это что, и был верный выбор? Выбор... Выбор семьи и должен был выглядеть так?
  
  - Да, Люк, - Энакин улыбнулся. Он походил на отчаянного психа, что секунду назад сжег все мосты за спиной, спасая мнимое будущее. - Теперь все будет хорошо. Я спасу Падме, она не умрет при родах. А после мы свергнем Канцлера и станем править вместе! Мы! Наша семья!
  
  Мир начал расплываться. Лицо Энакина стало походить на лицо призрака Силы.
  
  - Нет-нет-нет, - шептал Люк, - ты не должен был этого делать.
  
  - Я выбрал Падме, Люк. Все просто.
  
  - Не так ты должен был ее выбрать, не так!
  
  - Она не умрет, Люк! Только это мне и нужно! Я все сделаю, все сделаю!
  
  - Почему я вообще решил, что могу что-то изменить?!
  
  - Я выбрал семью, - процедил Энакин. - Я все сделал правильно.
  
  Люк хотел поправить отца. Тот ошибался в одном из утверждений. Он выбрал семью, своеобразно, глупо, не думая о последствиях, думая только о себе; выбрал семью, и это было самым верным и самым отвратительным решением в его жизни.
  
  Энакин все растворялся и растворялся. Звуки войны затихали в далеком прошлом.
  
  Люк заметил, что Энакин нахмурился и протянул руку, чтобы коснуться его, но не успел. Люк моргнул и увидел, что стоял в старом, почти полностью развалившемся Храме джедаев, среди обломков и нескольких слоев пыли на полу.
  
  Кроме него, в нем никого не было.
  
  
  Внешнее Кольцо, планета Мустафар.
  
  Оглядываясь назад туда, где не было брызг лавы и сумасшедшего взгляда Энакина, где она планировала мирную жизнь у водоемов Набу, Падме Наберри видела, что где-то оступилась, не сказала всего, что должна была. Оглядываясь назад, она понимала, что были шансы заметить тонущего в трясине из страха и самоуверенности Энакина, помочь ему выбраться, но она где-то проглядела, выбрала молчание, возложила на мужа большую ответственность, чем он мог нести.
  
  Он всегда был порывист и горяч. Кто, как не она, был ближе всех, чтобы рассмотреть, растрясти, выпытать, спасти?
  
  Падме любила Энакина, но вокруг стояла жара Мустафара, на душе лежала груда все прибывающих камней, и Падме с безысходностью осознавала, что они и впрямь были странной парой, совершенно не созданной для того, чтобы долго и счастливо жить вместе. Но, вернись она в прошлое, Падме вновь выбрала бы Энакина, потому что не видела никого вместо него. Энакин подтверждал то же самое, потому что был здесь, предавший все на свете ради иллюзий. Падме подтверждала это, потому что прилетела сюда за тем же.
  
  - Я люблю тебя, - сказала Падме. Зачем? Он знал. Было чуточку поздно, всего на сутки или даже меньше того. А может, было поздно на целую жизнь. Плакать и молить нужно было раньше, а сейчас Энакин не слышал. Он выбрал за двоих и ринулся снимать ей звезды с неба, когда она просила совершенно иного.
  
  Скайуокер - лучшую фамилию для безрассудного мальчишки придумать сложно. Только вот безрассудство стало безумием, а 'небо' испачкалось в грязи и кровавых росчерках.
  
  Теряя сознание под рык Оби-Вана 'Не тронь ее, Энакин!', Падме вспомнила свой последний сон прошлой ночью. Ее душила та же рука человека, который запутался, пал так низко, что перестал видеть солнечный свет. Но его можно было спасти. Энакин всегда стремился ввысь, и он должен был выбраться из той ямы, куда рухнул. Падме не знала когда, но была почти уверена, что не сегодня. Сегодня был Мустафар и - словно отражение ее мужа - огненные всполохи. Но кто знает, что случится завтра?
  
  
  Центральные миры, планета Альдераан, Королевский Дом.
  
  Оглядываясь назад туда, где были дни Республики и демократии, где щупальца тьмы не опутывали мир, Бейл Органа видел, что не сделал всего, что мог был, должен был сделать. Оглядываясь назад, он понимал, что были шансы изменить ход истории неоднократно. Если бы он только знал! Наверно, он был сделал другой выбор в тот или иной момент... Наверно...
  
  Магистр Йода сказал бы: 'Неисповедимы Силы пути. Разными дорогами ведет нас она, но приводит именно туда, куда должны прийти мы'.
  
  Бейл, возможно, предпочел бы знать все наперед, убить Палпатина, сесть за государственную измену. И тогда Бреха умерла бы от горя, а Бейл никогда не оказался бы на этом корабле, несущем ее и новорожденную Лею - не Скайуокер - Органу в ее новый дом.
  
  Малышка смотрела на него глазами Падме и хмурила брови как Энакин. Бейл невесело улыбнулся будущей дочери, несколько часов как сироте, и подумал, что никому никогда не скажет, как испугался угроз, и как один неверный выбор привел его на Альдераан подальше от центра Империи, к становлению которой Бейл косвенно приложил руку.
  
  Бреха встретила его понимающей улыбкой и глазами, полными слез. Она была счастлива в тот день.
  
  - Где ее родители, Би? - спросила Бреха, прижимая к себе ребенка, внимательно ее рассматривающего.
  
  Бейл посмотрел на небо. То было чистым, сверкающе-голубым, высоким.
  
  - Заблудились в межзвездном пространстве, Бреха.
  
  
  
  
  
  
- 14 -
  
  Центральные миры, планета Корускант, Сенатский Комплекс.
  
  Лифт поднимал Люка и Лею на верхний этаж одного здания в бывшем республиканском Сенатском Комплексе. Это место уже почти два десятка лет называлось иначе.
  
  Лея большую часть времени молчала. Она успела выкричаться и выплеснуть килотонны энергии, когда неделю назад объявился пропавший без вести Люк. Его не было около двух месяцев, и за это время Лея успела известись сама и извести остальных. Поиски ничего не давали. Люк просто исчез.
  
  На самом деле, он уронил Крестокрыл на Татуин двадцатичетырехлетней давности, но ищущие его люди не могли об этом знать.
  
  Лея так до сих пор до конца и не поверила, что ее брат все то время, что она не слышала и не видела, находился на одной с ней планете, но годами ранее. Она то смеялась, то с серьезным лицом требовала, чтобы Люк обратился к медикам. Лежа бессонной ночью на постели и рассматривая потолок, Люк и сам думал, что, возможно, свихнулся.
  
  А потом Лея вдруг предложила брату наведаться в ту квартиру, где жили их родители. Она узнала у Люка адрес и через свои каналы выведала, что квартира была выкуплена имперским чиновником много лет назад, однако, после Падме и Энакина в ней никто не жил.
  
  - А дверь мы как откроем? - спросил Люк, рассматривая магнитные замки и прикидывая, сможет ли он, обойдя сигнализацию, поступить просто и прорубить им вход мечом.
  
  Лея вместо ответа показала магнитный ключ - находку для вора - и стукнула им Люка по плечу.
  
  - Можно и без грубой силы, умник.
  
  Люк еще не был внутри, но видел это место через бинокль. Пока Лея блуждала по квартире, открывая шкафы и с изумлением сообщая о женских платьях и джедайской робе в них, Люк вышел на открытый балкон с неработающим фонтанчиком и посмотрел на то место, откуда не так давно наблюдал, ворочаясь в каре и задевая коленями рычаги и руль.
  
  Лея ходила по спальне, а Люк вернулся в комнату и провел рукой по диванчику. Здесь сидела Падме. Люк знал, что это бред, но он почти чувствовал ее тепло, словно она встала с дивана совсем недавно. Для него она на самом деле сделала это дни назад.
  
  В глазах защипало, и Люк, пока не видела сестра, вытер лицо. Он не жалел, что смог побыть с родителями хотя бы немного, но воспоминания были еще свежи. Сейчас было время горевать, а не ностальгировать. Потом, позже он будет с щемящим сердцем припоминать те несколько фраз, что сказала ему мать, те часы, что он провел с отцом, роняющим крошки от бутербродов на колени. Потом. Сейчас было слишком рано.
  
  Смог бы он что-то изменить? Оглядываясь назад, Люк с заминкой и огорчением отвечал, что нет. Как и его отец не смог бы предать Падме. Как иронично! Люк не хотел терять Энакина, но в итоге все его поступки привели к тому, что он наблюдал падение отца; Энакин не хотел терять Падме, но в итоге сам же и поспособствовал ее скорой кончине.
  
  Люк думал, что изначально не имел возможности как-то повлиять на прошлое. Тот дар предвидения вовсе и не даром был, а воспоминаниями будущего. Люк долго размышлял над ними, обращался к различным научным теориям, копаясь в Голонете, и пришел к выводу, что не был гостем в том времени. Он был его частью. Он попал туда, потому что должен был там оказаться. Он должен был задержать Энакина на Татуине и увидеть ссору отца с дядей; должен был спасти Бейла Органу, чтобы тот вырастил его сестру; должен был узнать Энакина и сказать ему, что его жена умрет при родах в ближайшее время, чтобы день становления Империи произошел именно в тот момент, который помнил Люк. Он был винтиком в механизме и не имел над ним власти.
  
  - Я ведь ничего не мог исправить, с самого начала не мог, - сказал Люк тихо, но Лея услышала. Она появилась в комнате, держа что-то в руках.
  
  - Он должен был стать тем, кем стал? Да, я тоже думала об этом. - Лея присела на диван. - Твой рассказ был странным, особенно в моменте про моего приемного отца. Я еще тогда подумала, что, возможно, ты обязан был спасти его, чтобы обеспечить мое будущее. Это было бы логично.
  
  - А себе - свое?
  
  - Видимо, - согласилась Лея. - Ты попал в прошлое, чтобы понять, а не спасти.
  
  Люк кивнул. Он попал в прошлое, чтобы помочь создать то будущее, которое видел сейчас. Возможно, когда-нибудь Люк будет думать об этом без желания потребовать вколоть ему снотворное.
  
  - Смотри, что я нашла. - Лея протянула Люку голокарточку и письмо.
  
  - Сила! - выдохнул Люк, вертя старую голокарточку. Это был их с отцом снимок тогда, в Архиве, единственный снимок. Наверно, единственное оставшееся изображение джедая Скайуокера. - Отец. - Люк выдавил из себя печальную улыбку и ощутил знакомое покалывание в глазах.
  
  - Это лежало на столе. Наверно, он рассчитывал на то, что ты придешь сюда однажды. Вот еще.
  
  Лея протянула Люку запечатанное письмо. Она в волнении облизывала губы и вообще не пыталась скрыть нервозности. Люк хотел ее приободрить, но сомневался, что в нем наскреблось бы с чайную ложку оптимизма.
  
  - Просто читай, - попросила Лея.
  
  Люк отрыл письмо. То было, само собой, написано не от руки, но в каждом напечатанном слове Люк видел Энакина, которого помнил.
  
  - 'Я узнал тебя, Люк, не сразу, но узнал. Я никогда не смогу понять, как ты попал в последние дни Республики, потому что ты не помнишь меня; это стало ясно после нашей встречи на Беспине.
  
  Не помню, в какой момент все изменилось и когда сломалась судьба мира. Я ошибся, но, оглядываясь назад, думаю, что не поступил бы иначе. Не могу смотреть в прошлое, для меня оно мертво, и нет никакой надежды.
  
  Мы обязательно встретимся снова. Ты будешь пытаться спасти меня, я знаю, потому что ты Скайуокер. Всем нам суждено лелеять несбыточные и высокие мечты. Не пытайся, Люк, мне некуда идти. Мой дом давно похоронен на Набу рядом с останками твоей матери.
  
  Прости меня. Ты не хотел расти сиротой. Могу уверить тебя, что никогда не убью собственного ребенка. Скайуокеры выбирают семью независимо от того, что стоит на противоположной чаше весов'.
  
  Тишину, возникшую после того, как Люк замолчал, можно было комкать и подбрасывать: она обрела вес и давила на плечи.
  
  Лея открыто плакала, не прячась за маской ненависти и презрения.
  
  Люк посмотрел на письмо. Скорей всего, оно было написано незадолго до Эндора.
  
  - Это Вейдер? - Лея водила большим пальцем по голокарточке, не сводя глаз с человека, сидящего рядом с Люком.
  
  - Не было никакого Вейдера, - откликнулся Люк. - Это написал Энакин Скайуокер, наш отец.
  
  
  Среднее кольцо, планета Набу, Тид.
  
  Хан с сомнением посмотрел на черный сундук, который держал в руках Люк, и спросил:
  
  - А вы уверены?
  
  Лея, поправила черную ленту на голове, и кивнула в тысячный раз - равноценно количеству повторяющих друга вопросов.
  
  Похороны родителей, пусть и с запозданием, это не то, в чем можно было быть неуверенным.
  
  Где покоилась сенатор Падме Амидала Наберри, узнать оказалось делом простым. 'Тид', - сказал первый попавшийся абориген.
  
  Люк и Лея нашли склеп с телами известных политиков Набу почти сразу. Тот был усеян цветами снаружи, хотя внутри сохранял неброскость и строгость. Могильный камень Падме был высеченными в стене именем и небольшим отступом в полу. Люк поставил в этот отступ сундук с тем, что осталось от его отца после кремации, а Лея опустила сверху сорванный по дороге цветок.
  
  - Он бы хотел быть здесь, да? - спросила Лея.
  
  - Думаю, очень. Наверно, он никогда не прилетал сюда, не мог.
  
  Они постояли возле могилы отца и матери еще немного и вышли наружу. Люк знал, что сестра думала о том же, о чем и он: они вернутся сюда еще не раз.
  
  На Набу было тепло и пахло свежестью и жизнью. Над головами пролетела стайка ярких птиц.
  
  Лея взяла Люка за руку, и тот улыбнулся.
  
  - А какими они были? - спросила Лея.
  
  Люк задумался. Отчаянными, сумасбродными, гордыми, злыми, добрыми, потерянными, смелыми, умными и совершенно глупыми.
  
  - Они были людьми, - ответил он.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"