Аннотация: "Она лежит в луже собственной крови на полу. На ее ногах вырезано мое имя. Но она мне не нужна, совершенно не нужна" Суицид имеет место быть. Писалось под одноименный трек группы Slashgore.
- Уходи! Уходи прочь! - закричала она, швырнув тарелку на кафельный пол нашей с ней кухни. Осела вниз, прикрыла глаза рукой, на которой виднелись множественные белесые шрамы-порезы, и беззвучно заплакала.
Я развернулся на каблуках своих до блеска начищенных лакированных туфлей и вышел, напоследок хлопнув дверью так, что едва не вырвал ее из петель.
Я более чем уверен в том, что скоро на ее запястьях появятся новые кровавые полосы.
***
Тихо открыл дверь в ванную. Она сидела на полу с ножом в руках и задумчиво вырезала мое имя на своих ногах. Ее кровь заливала белую плитку, на ногах бесчисленные порезы, формирующие "КИР". Из ее глаз текли слезы, окрашивающиеся в алый из-за того, что она сделала по три вертикальных надреза на каждой из щек. Ее светло-фиолетовые волосы были спутаны, из-под прядей виднелись уши с серьгами-крестами, вставленными в хрящ.
Ее присутствие здесь - величайшая моя ошибка.
Заметив мое присутствие, она подняла голову и посмотрела на меня своими абсолютно белыми глазами, лишь маленькая черная точка-зрачок свидетельствовала о том, что она все-таки человек. Затем она заговорила своим хриплым, надтреснутым голосом:
- Ты думаешь, что я тебе не нужна. Ты думаешь, что ты меня не любишь. Но ты ошибаешься. Все эти порезы сделаны лишь ради тебя. Красота может быть лишь внутри, и эти порезы - раны на твоей душе.
Я промолчал, впрочем, как всегда.
Она горько усмехнулась, покачала головой и вновь начала высекать мое имя по незаживающим ранам.
Меня посетила безумная идея оставить ее вот так. Я знаю ее больные помыслы,следует просто бросить ее здесь. Разворачиваясь и ухожу прочь, но лишь для того, чтобы вновь вернуться. Я всегда возвращаюсь.
***
Она лежит на полу, под ней растеклась лужа крови, обагряя когда-то белоснежный пол. Кровь везде, кажется, она снова перерезала артерию. Кривой нож выпал из руки и лежит рядом, свидетельствуя о том, что все происходящее - не сон.
Мне не нужна ее любовь, она продала мою душу ради славы.
Затем изрезала себя, и теперь мое имя у нее на ногах.
Я разрешил ей быть рядом, это мое безумство.
Боже, она ненастоящая, она всего лишь мое тщеславие...
Подхожу к распростертой девушке, приседаю рядом на корточки. Убираю пряди с ее лица, обнажая татуировку в виде черной розы с шипами на шее. Ее черное платье резко контрастирует с мертвенно-бледной кожей, на которой проступают синеватые полосы-вены. Поднимаю почти что невесомое хрупкое тело, по сути, лишь скелет, обтянутый кожей. Она словно тряпичная кукла в моих руках, такая же безвольная. Лишь прерывистое дыхание свидетельствует о том, что она все еще жива. Сколько недель она ничего не ест? Две, три, больше?
С девушкой на руках я шел по пустынным улицам заброшенного города, куда несколько месяцев назад она предложила переселиться. Нашли квартиру в более-менее приличном виде, без выбитых стекол, вытерли пыль и стали жить в ней. Жить ли? Я усмехнулся. Не проходило ни дня без того, чтобы она наносила себе длинные уродливые порезы, навсегда приобретая белые шрамы на теле. А сейчас направлялся в сторону городского кладбища.
Веки ее затрепетали, она посмотрела на нее затуманенным взглядом и робко улыбнулась. Затем подняла глаза на небо.
Я должен уже сказать ей все, да?
- Ты мне совершенно не нужна. Все, что я чувствую по отношению к тебе - жалость и бесконечное презрение. И да, на этот раз я не собираюсь спасать тебя.
Она шепчет одними губами:
- Я всегда это знала. - и все тот же взгляд, устремленный в бесконечное стальное небо. Дыхание ее становится прерывистым, но на лице цветет блаженная улыбка. Она медленно умирает на моих руках, ее глаза уже навсегда закрываются. Прощай. Наконец-то ты меня покинула. Какое облегчение.
Ее любовь не имела цены, но я позволил ей умереть.
Я всегда был зол, она всегда плакала.
Ее сердце не выдерживало, но я не расстраивался.
Мне не нужна, мне не нужна ее любовь, это не наяву.
Мне не нужна, мне не нужна ее любовь, она всего лишь мое тщеславие.