1.


Где-нибудь и нигде,
рано, до света, встав,
свет собирая в ладонь - матовый до зари, -
тихо выходишь за дверь, тихо шепчешь устав 
счастья, пускаешь плыть мыльные пузыри
в воздух, цветущий днем,
в светом больной эфир -
тонкая стенка утра, лопнув, скользит по коже.
Видимо, все равно, даришь ли миру мир
или хранишь в себе, столь на мир непохожей.
Наша слива цветет. Вся в кружевном белье, 
вся в ожиданье того, что снизойти не может.
Что это? Тишина? Или опять биенье
в веках, висках и ветках, под корой и под кожей?
Радужкой пойманный луч,
в зренье скользнувший винт
крылышек стрекозиных,
треск упругого утра.
Лучшее - вот оно, вид из окна и вид
вдаль улетающих радуг в шариках из перламутра.
После придя в себя, где-нибудь - все равно,
за закипаньем чая или мытьем посуды, -
будешь тайно любить подсмотренное давно, 
в накипи мыльной пены - радуговое чудо.
Тайной улыбкой луч, брошенный мне, сберегу,
отсветом на сетчатке. Вот, навстречу лучу
я продолжаю пускать в воздух движеньем губ
то, что станет свободным, как только я замолчу.

2.

Я снова пытаюсь коснуться слов.
Хочу взрослеть и не знать, 
как гул заполняет жемчужное небо,
как серый утренний свет
ложится на стекла балконной двери,
а в небо - голубизна,
как в горле, пробившись, твердеет речь,
как горлинки пробуют петь.

Вот лодка, вот целый шаг пустоты, 
прозрачный шар. В никуда
взлетают мыльные пузыри, цветут пылающие кусты,
неостывающая вода
зовет безмолвно,
вот летний день, вот целый мир - посмотри,
как в небо восходят,
пытаясь плыть, 
пытаясь петь
п у - з ы - р и
как что-то лопается вот тут,
как молча твердишь мольбу,
как прячешь то, что не нужно прятать, 
а только плести и прясть -
венок из словечек,
начало мира,
а дальше - ладонь ко лбу
не надо, не надо
отводишь прочь, 
как ветра густую прядь.

апрель - август 2007.