Аннотация: Он заснул на 50 лет и теперь не хочет быть стариком.
- Уставятся в свои устройства и сидят так часами! Я же говорю, Михалыч: как под гипнозом все. Погуляли бы, свежим воздухом подышали - так нет, серые все, а все равно свое талдычат. Где слов-то таких понабрались? Словно с другой планеты, ей-богу.
- И не говори, Вадим Степанович. Страшно жить стало.
Старик со слезящимися глазами взглянул на своего собеседника сквозь очки с толстыми стеклами и грустно покачал головой: сидящий напротив человек выглядел все хуже, и даже забота любящих детей ничего не могла поделать со временем, которое никого не щадило. Да и сами эти дети уже или стали бабушками-дедушками, или скоро ими станут. Самому младшему скоро полтинник. Эх-эх...
- Ты вот что, - он наклонился поближе к приятелю, который вытащил из кармана платок, чтобы прочистить нос, и понизил голос до заговорщического шепота, - пригласил бы к нам как-нибудь Семена. А то не по-людски как-то - сидит все время в сторонке, как прокаженный.
- Семена-то? - прокаркал Вадим Степанович, ничуть не стесняясь того, что его могут услышать посторонние. - И о чем мне с ним разговаривать? Кхе... Нет, не дело это. Не хочу.
- Ну, и пёс с тобой, - неожиданно разозлился Михалыч. - Дурак старый. У человека горе, а ты решил в нехочуху играть.
- Да какое горе-то? - возразил упрямец, не обращая внимания на обидный эпитет. - Он радоваться должен. Мог умереть, но не умер. Что еще человеку нужно? Не пойду.
Сидящий на соседней скамейке старик усмехнулся и, с трудом поднявшись, побрел прочь. Не хотят его принимать в свои ряды местные кочерыжки. Ну, и хрен с ними. В чем-то Вадим Степанович был прав - у них совершенно не осталось общих тем. Хотя, какой он, к чертям, Вадим Степанович? Вадик из соседнего двора. Когда ему было то ли шестнадцать, то ли семнадцать, решил забраться в окно к Машке и застрял там. Так и висел жопой наружу, пока решетку не распилили. Обиделся, наверное, когда он спустя столько лет напомнил ему о том случае. Не стоило этого делать...
Журналисты приезжали, фотографировали его, вопросы разные задавали. Потом один даже газету со статьей о нем занес. Хороший мальчишка, шустрый. Когда-то и он был таким. Теперь эта газета лежит на тумбочке рядом с его кроватью, каждый день напоминая ему о том, кто он и зачем. Его случай называют уникальным. История знает всего нескольких пациентов, которые вышли из комы после пятидесятилетнего сна и при этом сохранили ясность мышления. Первые несколько месяцев он учился заново пользоваться своим изменившимся телом и пытался свыкнуться с мыслью о том, что жизнь прошла. Напрасно лечащий врач, этот восторженный очкарик, убеждал его в том, что это великое счастье - заснуть в шестидесятых и проснуться не только в новом веке, но и в новом тысячелетии. Миллениум, твою мать.
- Вам ведь уже почти восемьдесят, - с глубокомысленным видом поднимал доктор наманикюренный палец, - а вы выглядите как огурчик!
Ну, разве мог он понять, почему "почти восьмидесятилетний" старик, которому еще вчера было всего двадцать семь, не радуется тому, что "выглядит как огурчик"? Он планировал сделать предложение Екатерине, даже кольцо купил, явился с цветами - ему до сих пор казалось, что он чувствует запах тех самых тюльпанов. Дверь была не заперта, и Семен вошел, стараясь ступать как можно тише, чтобы сделать сюрприз любимой. Потом был шок от увиденного, затем - дикая головная боль и пустота. И вот он проснулся спустя десятилетия в чужой постели, в чужом теле, в чужом мире. Вспоминая свою несостоявшуюся невесту - раскрасневшуюся, растрепанную и совершенно голую - в обществе незнакомого ему усатого мужика, старик горько усмехнулся. Он успел навестить ее, даже познакомился с ее правнуками. Господи, правнуками! Катя сидела в уродливом инвалидном кресле и, бессмысленно глядя перед собой потускневшими глазами, с периодичностью раз в две-три минуты пускала газы. Она так и не узнала его, а сам Семен, с волнением представлявший себе эту встречу, постарался скорее уйти. Это было ошибкой, но теперь поздно было жалеть о собственной глупости - образ юной изменщицы теперь навсегда был вытеснен пердящей старухой.
Прогуливаясь по полупустому парку, в котором лишь изредка встречались влюбленные парочки, Семен думал о том, как провести то немногое время, что у него еще оставалось. Доктора, взяв у него анализы, пожали плечами и заявили, что понятия не имеют о том, почему он впал в кому и, тем более, по какой причине вышел из нее. Журналисты тоже достаточно быстро потеряли к нему интерес. Действительно, о чем с ним было говорить? Разве что о Хрущеве. Когда он был моложе... Да какого черта? Он и сейчас молод! Просто никто этого не замечает. Да ладно, чего уж там - когда он был молод, то часто удивлялся тому, что старики вместо того чтобы стараться как можно больше уместить в оставшийся отрезок жизни, который становился все короче, зачем-то настраивают свой внутренний метроном на жуткую тягомотину. Теперь же он сам не мог ускориться, сколько ни пытался. И дело было даже не в физическом состоянии. Немощь привела с собой подружек: сгорбленную Усталость и нудное Смирение.
- Один за всех и все за одного... каналья... - невесело пробормотал Семен, которому уже успели показать "Трех мушкетеров" с Боярским.
Ему вдруг захотелось прилечь где-нибудь в укромном месте, где его бы никто не увидел, и сдохнуть. Пусть потом его найдут по зловонию, это уже не будет иметь никакого значения. Вешаться или травиться Семен не хотел - он никогда не признавал насилия над собой. Вот если бы просто...
- Деда, я потерялась!
Семен даже икнул от неожиданности. Перед ним, вытянув руки по швам, стояло крохотное существо лет четырех и изо всех сил старалось не разреветься. Существо, судя по косичкам, было женского пола, и мужчины было непонятно, откуда у этого юного создания столько выдержки. У него никогда не было детей, и он понятия не имел о том, как с ними следует обращаться, но теперь его почему-то это нисколько не беспокоило - он уже успел почувствовать те немногие преимущества, что давала ему седина. Беспричинное доверие со стороны ребятни было среди них.
- Как вас зовут, сударыня? - обратился он к ребенку, стараясь говорить как можно более ласковым тоном, отчего собственный голос показался ему слащавым до тошноты.
- Что ж, Лиза Сергеевна, - улыбнулся Семен, - давайте обо всем по порядку. Как вы здесь оказались?
- Мы с Алешкой были у папы на работе и поспорили, что я не смогу сама поехать в автобусе, потому что он сказал, что я маленькая, а я не маленькая и зашла, а потом испугалась и вышла, но это было далеко, и теперь я не знаю, как вернуться.
- Так ты как будто докладываешь командиру. Это тебя папа научил?
- Да, - с гордостью сообщила девочка.
- Ты прекрасно справилась. А где твой папа работает, знаешь?
- Так точно! - кивнула Лиза. - Он командует солдатами.
- Тогда понятно. Давай руку, отведу тебя к твоему отцу.
Несмотря на то, что город сильно изменился за последние полвека, кое-что в нем осталось неизменным. Например, расположение военных частей. Прикинув в уме, откуда могла приехать эта кроха, Семен быстро определил, что в пределах автобусной остановки находилась всего одна из них, и сразу направился к ней. Судя по тому, что солдатик на проходной чуть ли не со слезами кинулся им навстречу, мужчине сразу стало ясно, что исчезновение Лизы Сергеевны не осталось незамеченным. Великодушно отказавшись от встречи с отцом, который, судя по словам счастливого служащего, чуть с ума от переживаний не сошел, Семен помахал девчушке на прощание рукой и пошел своей дорогой.
Оказав обществу услугу, он почувствовал себя настоящим дядей Степой. Ему не хотелось думать о том, что могло случиться, не окажись его рядом. Или если бы он был молодым тридцатилетним мужчиной - решилась бы тогда подойти к нему Лиза? Не факт. Выходит, в том, что он стал таким, был какой-то смысл. Может быть, в этом и состояло его предназначение. Улыбнувшись этой мысли, Семен не заметил, как вернулся к тому месту, где был недавно. Вадим Степанович с Михалычем все так же сидели на скамейке и вполголоса общались о чем-то, но, заметив его, замолчали.
- А что, мужики, - обратился он к ним неожиданно даже для самого себя, - может, организуем шахматный турнир среди наших? Или клуб танцевальный? Что скажете?
- Ага, нам только танцевать и остается, - усмехнулся Михалыч с седые усы. - Клуб "кому за восемьдесят"...
- А с шахматами мне идея нравится, - оживился второй старик. - Думаю, человек десять наберется.
- Что так мало? - удивился Семен.
- Дык пока ты дрых, большинство наших-то поумирало, - в исполнении Вадима Степановича это прозвучало почти как обвинение. - Как раз с десяток и осталось.
- То есть вы хотите играть только с такими же старперами, как и мы с вами? - Семену это показалось это забавным, и он рассмеялся, но тут же закашлялся - его легкие уже не выдерживали внезапных приступов веселья.
Посмотрев сверху вниз на обидевшихся стариков, он вспомнил о том, как сам в свое время относился к людям этого возраста. Ему с детства внушали мысль о том, что к старшим следует проявлять уважение просто потому... Просто потому что так нужно. Вроде как седина была признаком большого ума и огромного жизненного опыта. Но вот он поседел - и что? Пусть его случай был не совсем обычным, но все же. И эти двое, которые сидели перед ним, разве они сильно отличались от своих более свежих версий? Боже мой, придумали себе какие-то статусы - и кряхтят над ними. Вадим Степанович. Да какой он Степанович?! Вадимка Голозадов, как его прозвали в округе после памятного случая. Разве оттого, что он постарел, в его прошлом что-то изменилось? Нет, конечно. Говорят, у него за плечами было три развода и примерно столько же неудачных попыток надеть на доверчивых дурочек очередное кольцо. О каком опыте идет речь? За что его уважать? Может быть, только за то, что допыхтел до этого дня. А Михалыч? Да это же Петька-Косой с Первомайки! Они с ним еще детьми за девчонками подглядывали, когда те на речку собирались.
- Что с вами стало, ребята? - только и нашелся, что спросить, Семен. - Неужели вы забыли о том, какими мы были?
- Вспомнишь тоже, - махнул рукой Вадим Степанович. - К нам, знаешь, уже гробовщики в очередь выстраиваются.
- Скажи, Голозадов, а ты Машку-то - того? Получилось?
- А то, - расплылся в щербатой улыбке старик. - И не один раз.
- Расскажешь?
- Дело давнишнее, конечно, - Вадим пригладил остатки волос и горделиво распрямился. - Хе-хе, в общем, после того случая, когда я застрял, ее родители вообще одну никуда не отпускали. Ну, я и...
Прохожие удивленно останавливались, услышав пикантные подробности личной жизни похотливого старика. Кто-то осуждающе качал головой, кто-то открыто смеялся, но большинство делали вид, будто ничего не произошло, и спешили пройти мимо. Наверное, все они готовились стать "правильными" стариками и заранее старались забыть о том, что значит быть молодым.
Читать остальные произведения Романа Казимирского: https://www.litres.ru/roman-kazimirskiy-9873082/