Аннотация: Сказка-метафора. Женский взгляд на жизнь в браке.
В теплом южном лесу, где в густых зарослях с деревьев причудливо свисали лианы, а по птицы в ярком оперении пели на тысячи разных голосов, где бабочки кружили над цветочными полянами, где солнце светило ярко и согревало жизнь радостным теплом, стоял огромный раскидистый баобаб.
На его большом и крепком теле жили гусеницы, жуки и божьи коровки, и много всяких других существ.И не было у них забот, кроме сегодняшнего дня, и не знали они ураганов и жгучего солнца, и был у них кров, еда и общество друг друга.
Но вот закончилась цветущая весна и отгремели первые грозы, и лето стремительно убегало прочь, первыми холодными дождями напоминая каждому живому существу, не успевшему по какой-то причине научится жить в непогоде, о том, что надо торопится. Вот и осень плавно начала наступать на лес, делая дни короче, а ветры прохладнее, и солнечный свет уже не согревал своим теплом каждую травинку, а лишь безмолвно свисал над лесом, доставаясь только самым высоким деревьям.
На баобабе еще с весны поселилась гусеница. И это гусеница - была не хуже остальных, и не глупее, и даже не безобразнее других таких же, как она. но почему-то она все лето откладывала свой переход, то ли боясь осуждения тех, кто жил с нею рядом и привык видеть ее такой, то ли боялась оказаться беспомощной в своем коконе, а может она просто не могла поверить, что в ее природе тоже заложена возможность стать бабочкой, но когда наступила холодная осень и тело ее начало замерзать, а силы убавлять, она начала плести свой кокон на подобие тех, что плели другие гусеницы. Но прожив на яком солнце в теплом лесу все лето, гусеница стала большой и взрослой, и совсем не помнила, как положено плести кокон природой. Она заматывалась в паутинку, и ей становилось тепло и неудобно, и очень хотелось вернуться к своему привычному гусеничному состоянию.
Надо сказать, что рядом с нею, на одной ветке, жил большой и практичный жук и маленькая божья коровка. Жук с утра до вечера долбил древесину баобаба, что бы достать еды для всех троих: и себя и гусеницы и божьей коровки, которой приходилось хуже всех. Она не умела летать под холодным дождем не могла добыть себе даже немного тли. А до весны было еще далеко.
Увидев. что гусеница решила все-таки окуклится, практичный жук заметил, что она выбрала для этого плохое время: впереди дождливая зима, и нет причин превращаться зимою - в бабочку. Гусеница пыталась объяснить ему, что ей холодно, страшно зимовать без кокона, и что вообще-то - она же рождена быть бабочкой! Последнее она говорила скорее оттого, что надеялась, что жук поддержит ее и развеет ее смутные сомнения в своей полноценности.
Но жук только махнул рукой: кто вас, гусениц, разберет! Сначала такими родитесь, потом другими станете, а потом и вовсе на себя не похожими! И для чего? - Красиво конечно, но посмотри на меня: я жук, и так живу: долблю древесину с утра до вечера, что бы нам всем было, что есть, меня все уважают и я могу подточить любую твердь. Я родился Жуком, я вырос Жуком, и я останусь Жуком, - в этом мое постоянство, которым я горжусь и так ценю в других.
Горько и больно было слушать гусенице его слова, тем более, что она сама не понимала, как ответить Жуку на его вопросы. Ведь слова его были чистой правдой и были сказаны искренне, а значит они и были правдой.
Но гусеница все равно чувствовала, что жук не прав. Об этом говорило ей ее замерзшее тело и поникшие волосинки на маленьком тельце, и то уныние, которое грызло ее... словно жук древесину.
Так, наполовину окуклившись она прожила еще немного. и Жук преданно носил ей еду, а она собирала опавшую с выдолбленного дерева тлю и относила божьей коровке - хотя в таком полукоконе ей было очень неудобно работать.
Но дни становились холоднее и короче, и холод мучил ее неприспособленное тело, вгоняя в беспощадное уныние. И, взглянув в последний раз на мир своим живым и юрким по-детски гусеничным взглядом, она погрузилась в спячку.
Заметив, что гусеница ему больше не отвечает и полностью обросла непрозрачным липким коконом, Жук по-настоящему испугался. Он, безусловно знал, что так происходит с другими гусеницами, но что бы такое произошло с той, которая живет с ним на одной ветке, да еще и надвигающейся зимой, когда надо кормить божью коровку и утеплять их жилище от ветров и дождей?! Нет, это было выше его понимания.
Но жук - он на то и был Жуком, что бы не думать и не страдать над случившимся - не зря, он гордился, что сможет выдолбить любую твердь. Он просто продолжал делать то, что делал и добывал тлю божьей коровке и утеплял их жилище, и лишь изредка подходил посмотреть на свою сбрендившую гусеницу - так он теперь ее про себя называл.
Через какое-то время кокон стал прозрачен, и стало заметно, что от прежней гусеницу не осталось ничего подобного. Теперь это было потрясающе красивое существо непонятной формы, свернутое тонкой прозрачной паутинкой само в себя. Жук с изумлением смотрел на это превращение и показывал чудо божьей коровке, в надежде, что та сможет ему ответить. Но божья коровка не знала, что гусеница превращается в бабочку и не стремилась этого понять. Она лишь чувствовала, что в этом есть что-то хорошее, прекрасное и красивое, которое останется навсегда. И в этом превращении - безумные перемены, которые последуют совсем скоро. Весной.
И действительно, в один прекрасный день, бывшая переросшая гусеница с поникшими волосинками и унынием на душе, вышла из своего кокона, отбросив его как ненужную и отгородившую от жизни шелуху, и полетела. Полетела над полянами, над камнями, над рекой, высоко над лесом. Кружа над цветами и наслаждаясь пьянящей свободой, радуясь весеннему ветру, солнечным лучам и той легкости, которая у нее теперь была. Она подлетела в гладкому озерцу, чтобы посмотреть на свое отражение.
Если бы ей кто-то сказал прошлым летом, или даже зимой - что она может быть такой красивой! Если бы кто-то ей мог тогда сказать - что это она. Наверное, невзрачная гусеница бы просто не поверила ему, а может - горько заплакала, потому что нет большей горечи чем насмешка над невозможностью стать собой. А еще, еще она бы наверняка попыталась окукливаться еще тогда, ведь любые, даже самые безумные слова, стоит проверить, когда есть надежда, что они станут ключом к исполнению настоящих желаний и обретению счастья в себе самой.
Когда бабочка налеталась над лесом и полянами, когда напилась пьянящего нектара с вечерних цветов, и сладкая усталость легла на ее молодое тело, то она полетела к тому самому баобабу, который столько времени был ее домом. Полетела к жуку, который столько сделал для нее, полетела к божьей коровке, которая уже возмужала и кружила над травинками, разглядывая букашек и пытаясь сама поймать муравьев.
Чужим и странным показался ей смешной тесный тенистый баобаб. Ее встречал как всегда твердый и правильный жук при всем своем весеннем параде, и юная божья коровка, неловко кружащая вокруг, и старое дерево, со старым дуплом, которое было им таким хорошим и теплым домом.
И Жук сказал Бабочке - ты такая красивая, я и не знал, что ты можешь быть такой. Хочешь, я принесу тебе мягкого мха в наше дупло и надолблю нам всем праздничный ужин?
И чем дальше он это говорил, чем грустнее смотрела на него бабочка. Ей больше не нужны были ни трухлявая древесина, ни мох в дупле, ни это тенистое, заброшенное угрюмое место. Все это стало чуждо и нелепо, и от этого становилось грустнее и светлее одновременно: ведь это означало, что она и вправду была наделена прекрасной природой и смогла стать тем, кем так сильно мечтала стать.
И только божья коровка... Бабочка не хотела оставлять ее здесь, в этом теплом, спокойном, но таком затхлом месте... Ведь она тоже рождена летать, и она тоже может со временем увидеть и реки и озера, и высокие леса и цветущие поляны...
И бабочка решила взять ее с собой. В большую жизнь: над лесом, над горами... И кормить ее тлей, которая собирается на трухлявых пнях, и укрывать от дождя и ветра под могучими листьями деревьев.
И тогда она сказала об этом Жуку, но он не понял. А бабочка и так знала, что он не поймет... На то он и жук, чтобы долбить и быть постоянным в своих убеждениях. И тогда она улыбнулась и сказала, как многое он для них сделал и поблагодарила за все, что было хорошего, и не вспоминала прошлых обид.
Приунывший жук слушал ее молча, понурив голову и постепенно светлел...
- Ну что ж. - Сказал он. - Видно это судьба. летите над своим лесом, над полянами, над горами и реками, где я никогда не был и даже не знаю о них... Я никогда этого не пойму, ну, да мне туда и не нужно. Но просто знайте, что если вам понадобиться вернуться, то этот баобаб будет стоять здесь почти вечность, и на его ветвях хватит места для всех...
И бабочка улетела, держа на своем маленьком крепком и еще так непривычном тельце, свою крошечную божью коровку, навстречу первым солнечным лучам над большим лесом.