Уильям Шекспир (1564 - 1616гг.), "Ромео и Джульетта"
Алуар
Сотворение Бесконечного Мира
Легенда Истинных магов
Из Летописей Академии
В Великой Пустоте тогда, когда не было еще ни Времени, ни Хаоса, ни Порядка, зародилась мысль. Она пронеслась одновременно и в Пустоте, и во Всем, и стала Силой. Сила обрела разум и стала Творцом. Творец создал Порядок, отделил его от Хаоса извилистой рекой Времени, поставил стеречь реку Великих Драконов - Альмира, Ирниава, Длирию и Дримафоара.
Далее он создал из всей любви своей шестерых учеников. Вместе создали они Бесконечный мир, и все миры в нем. Но, ученики отвернулись от него, когда он создал себе самого любимого сына - Искупителя, назвав его проводником праведности душ всякого смертного. И ушли в некие миры, став там богами, или же покровительствуя другим.
Из всей боли своей Творец ушел в Нечто, за Порядок, за Хаос, его не остановили даже пятеро Великий Драконов - Четыре Стража Времени и один - Страж Порядка и Равновесия, даже сын.
Но он не оставил "наследника" управление Бесконечного. И оно не подчинилось ни кому одному. И разрознилось, в одних мирах появились свои, "локальные боги", полные силы в них, но бессильные в остальных. В других зародились Сущности, ставшие учениками Шестерки, ставшие богами нескольких миров... Вот так, полная власть осталась Пятерым драконам, отказавшимся от нее, связанным Равновесием.
И Бесконечное осталось без Единого Властелина.
Пролог
Он стоял на вершине горы. На самом Дальнем Севере. Склон горы круто входил в Льдистое море. Оно действительно было льдистым. Под лучами заходящего солнца лед, осколками плавающий в море, сверкал, отражал небо. Как будто осколки ярко-синего неба плавали в море.
Над его головой кружил водоворот сапфирных и бирюзовых искр. Переход еще не закрылся, мир сам "штопал" свою плоть этими искрами, пытаясь как можно скорее избавиться от "дырки". Наконец, водоворот искр опал, искаженное небо выпрямилось и застыло обычной картиной.
Он стоял, расправив руки наподобие нелепого креста Искупителя. На нем была набедренная повязка, сотканная из золотых нитей, и серебряный плащ, развевающийся сзади под ледяным ветром. Но, несмотря на столь малое количество одеяний, ему не было холодно. Он выше всех этих людских чувств, он не человек. Но и не бог, но это пока что...
Он рассмеялся небу.
Короткие черные волосы, черные глаза, загорелая кожа, покрывающая не слишком большие бугры мышц - такова его людская личина. И никто не мог бы отличить его от человека, если бы на шее не было причудливого разноцветного узора, сплетающегося в невиданном рисунке. Это он не мог убрать.
Ноги его были босы, он стоял на ледяном пике, но это не доставляло ему дискомфорта. Он был готов к последнему испытанию, чтобы стать богом. Всего лишь убить несколько выскочек...
Но сначала надо поболтать со старой знакомой... Несколько веков, как ни как, не виделись...
Он расстегнул застежку плаща. Тот улетел в море. Через мгновение за его спиной поднялись два белоснежных крыла, очень похожих на орлиные.
Взмах.
Взмах.
Он поднялся над горой, повернулся на восток и полетел.
Взмах.
Взмах.
У него еще столько дел... Тут намечается большая вечеринка... Очень много кто заинтересован в этом мирке. Скоро тут и одна его старая подружка покажется со столь же меркантильной целью, как и у него...
Чтобы стать богом...
Взмах.
Взмах...
Солнце садилось, а он летел на восток, быстро и свободно, наслаждаясь высотой...
Чтобы стать богом...
Глава первая
"Небо зовет в путь"
"Сильное воображение рождает событие"
Монтень Мишель Эйкем де (1533 - 1592гг.), французский философ.
1
Она шла медленно, неторопливо, наслаждаясь всей красотой леса, вдыхая теплый еще воздух. Стоял на дворе сентябрь. Сапфирное небо высоко висело над кронами деревьев, Сбоку от зенита, уже заметно склоняясь к западному краю, висело раскаленное оранжевое солнце, золотившее листву. Если на него посмотреть - осторожно, чтобы не выжечь глаза, - то можно заметить его мягкие переливы. Золотое переливается в оранжевое, затем в красноватое, до того времени, когда прямо по центру на солнце не "появляется" бордовое пятно, незаметно исчезающее, сливающееся с золотом небесного светила.
Прямо как у мамы в ожерелье. Там такие же камушки, - подумала Кристина.
Кристина, а если быть точным, графиня Кристина Интерлионн вторая, поморщилась и остановилась. Ярко-зеленые глаза, наполненные золотыми искорками и отражением небосвода, сощурились, когда она осмотрела себя.
Зеленое изумительное платьице было усеяно иголками, на кожаных сапожках засохли пятна грязи. Она сняла с головы шляпку. Да... Она приобрела сероватый налет, видно от пыли.
Да... Миссис Сверност меня прибьет.... Хотя нет, конечно же, не прибьет, все, что она может - отчитать несносную графиню, герцогскую дочку. Ах, почему же все так глупо? У герцогов дочка - графиня! И так до тех пор, пока они или не умрут, или не откажутся от титула, или пока Его Высочество Король не дарует ей этот титул. А Король - двоюродный брат отца, ну что же, разберемся!
Кристина повернула правой рукой браслет, что на левой кисти. Две переплетенные - золотая и серебряная - лозы. На золотой вместо листьев - бордовые камни, на серебряной же лозе - синие. И явно это не сапфиры и глубины. Мама просто так не хранит безделушки в своей шкатулке. Обычно она накидывает замки на шкатулку, но, сегодня, видно, по безалаберности забыла о предосторожностях. И хорошо, что забыла, а то, как же Кристина украла бы этот милый браслетик специально для своей дневной прогулки по лесу, принадлежащему ее семье вместе со стоящим на его краю осенним поместьем?!
... По осеннему поместью Интерлионнов растекался аромат готовящегося завтрака. Непонятно как, конечно, он достигал Кристининой комнаты аж из северного крыла? Может, это ее отец играет чарами, как бы говоря
Скоро завтрак! Вставай быстрее, лежебока!
Кристина сидела на кровати, смотря в восточные окна. Она живет на втором этаже, и поэтому может наслаждаться кронами деревьев и небом из своих окон. Кроны высоких кедров, осин, берез, сосен поднимались выше даже крыши дома, но они не заслоняли ей небо. Кристина хмурилась. Какие-то размышления дорого давались пятнадцатилетней девочке.
А может, не стоит? Я же просто хочу погулять в этом лесу после завтрака, а не идти к великосветским друзьям родителей. Так зачем мен этот браслет?!
Но... Он такой красивый, такой завораживающий, как же я могу хотя бы несколько часов не поносить его. Так, для себя. Он же такой хорошенький! Наверняка его делали кто-то из Высоких Рас, гномы, а может, даже эльфы! Как же не поносить такое чудо?!
На этом она и остановила столь тяжелые для себя рассуждения. Ну, украдет у матери безделушку, да и то, если она забыла о чарах, что с ней периодически бывает, от этого еще никто не умирал, не так ли?
Она встала, и одной рукой пригладив платье, вышла из своей комнаты. Дверь за ней мягко хлопнула. Кристина ударила себя по голове.
Не могла удержать? Не хватало еще привлечь чье-то внимание! Безмозглая какая-то!
Она стала у двери и огляделась в оба конца широкого коридора с висящими на стенах портретам ее многочисленных предков, устланного темно-бордовым мягким ковром. Никого. Хорошо. Она повернулась в сторону родительской спальни. Быстрые шаги глушил ворс ковра. Ее предки, старательно (А как еще, по-другому просто уволят, если не казнят?!) нарисованные придворными художниками, казалось, наблюдали за ней. Кристина готова была поклясться, что их глаза, наполненные пафоса и утрированно прорисованной властности, поворачиваются вслед за ней. По спине пробежал холодок. Она же не знала, что воровать так некомфортно.
О своем почти ежедневном воровстве булочек и шоколадок с кухни она предпочла в эти моменты, когда выбрасывалось столько адреналина, забыть. Да и разве это воровство?! Она помогает поедать все, чтобы не портилось, и не пришлось отдавать бедным. Зачем им отдавать такие вкусности?
Чтобы дойти до родительской спальни, надо пройти библиотеку, кабинет отца, лестницу, и, разумеется, комнату для гостей, расположенную точно посередине между комнатами Кристины и ее родителей. Она прошла весь этот скучнейший для нее путь, остановившись только раз, у лестничного пролета. Вдохнула в себя запах блинов с брусничным вареньем - теперь понятно, что будет на завтрак! - и пошла дальше, осторожно и бесшумно, прижимаясь к стене.
Наконец, она дошла до дверей родительской спальни. Тетя Аэлида, графиня, а для Кристины просто "тетя Аля", как-то назвала их комнату "будуаром", чем безумно рассмешила маму Кристины. На одной створке дубовых дверей (левой) был изображен золотой вязью герб Империи - вставший на дыбы конь на фоне закатного, огромного солнца. Окаймляла его серебристая вязь непонятных рун. На правой створке серебряной же вязью изображен герб Интерлионнов - чаша, стоящая под боярышником. На чаше бордовой вязью нарисован волк, на боярышнике бордовые ягоды, серебряные листки.
Кристина всегда изумлялась обоим гербам. Руки какого гениального мастера, опять же наверняка нечеловеческого, смогли изобразить такую красоту на дверях ненавистных людей? Впрочем, сейчас не время для размышлений на эстетические темы! В бой, за Короля!
Кристина криво, совсем негоже для пятнадцатилетней девчонки, усмехнулась, вспомнив боевой клич из рассказываемых ей родственниками, а чаще нянями историй.
Она вытянула руку, крепко охватив бронзовую ручку. Металл приятно холодил кожу. Плавно Кристина повернула ее. Абсолютно бесшумно дверь открылась внутрь, как бы зазывая:
Ну, давай, войди же!
Родители что-что, а двери никогда не прикрывали замками. Да и зачем?! Кто из слуг осмелится туда войти с дурными помыслами. Потом все равно можно будет, наняв дипломированного мага, обнаружить след, а соответственно и неверного слугу, а потом... казнить. Отец редко бывает благосклонен к провинившимся слугам. А если воры... Управа найдется на все, да и защита самого поместья (без этого уже никаким герцогам не обойтись) вряд ли пустит чужого.
Под ногами скрипнул ковер, ознаменовав ее приход в родительскую комнату. Но, благо, никого рядом не было, и некому услышать этот скрип. Она аккуратно закрыла за собою дверь.
В нос ударил запах кедра. Мама обожает этот запах, радуя парфюмеров и иже с ними постоянными заказами на ароматические свечи, лосьоны, саше и тому подобное.
В комнате было темно: окна завешаны бордовыми шторами. Кристина почти ничего не видела, на ощупь, добираясь мелкой поступью туда, где, по ее воспоминаниям об этой изумительно дорогой комнате, располагалась мамина тумба с украшениями. Уткнувшись в нее ладонями, Кристина стала на одно колено и открыла вторую с верху полку. В ней была только шкатулка средних размеров. Она достала ее. Казалось, шкатулка сама источает свет. Красное дерево было видно изумительно четко, до самых мельчайших серебряных рун, увивающих ее бока, до вырезанного на крышке лежащего дракона, внимательно наблюдающего на мир яркими изумрудными глазами.
У девочки аж перехватило дыхание от этой древнейшей красоты. Но, напомнив себе, что она тут даже не должна находиться, не говоря уже о копании в маминой тумбочке, она быстро открыла шкатулку, крышка повисла на незримых петельках. На ее глубине лежал браслет. Тот, который несколько часов спустя украшал ее руку в лесу. Быстро достав его и положив в тайный карман платьица, она положила обратно шкатулку, закрыла тумбочку, и, так же аккуратно, на ощупь, двинулась из комнаты в столовую, набираться сил перед прогулкой в окрестных лесах. Мало ли, о них говорили столько всего, а ей все загадочные места как медом помазаны! Такова уж нелегкая судьба всех несчастных графинь... Ах...
2
Он бежал с самого утра. Также как и на восходе, его окружали Северные леса, только, в отличие от рассвета, горы были уже далеко. А туман, так же, как и утром, тонкой пеленой устилал землю с пожухлой травой с редкими зелеными, еще живыми травами, покрытую опавшими золотыми и бордовыми листьями. Но листьев пока что было не так много, сейчас лишь начало сентября.
Он слышал плеск воды, журчание близкой реки. Принюхавшись, он замедлил бег. Реку от него скрывали высокие деревца боярышника и можжевельника, тесно жавшиеся друг к другу. Между бордовыми листьями боярышника виднелись кровавые капли ягод.
Он пошел напролом, через заросли. Бока, покрытые густой серо-белой шерстью, царапнуло. Он глухо зарычал. Как можно было забыть об уголках, устилающих извитые стволы деревьев?
На цепких иголках боярышника зависла алая капля, так похожая на его осенние ягоды. На мгновенье она застыла, а потом сорвалась. Летела она, казалось, очень медленно, словно какой-то незримый чародей замедлил течение в реке времени.
И она упала на золотистый опавший лист. А через считанные мгновения от листа осталось лишь тлеющее нечто, раньше бывшее листом.
Но в это время он был уже у реки. Она была узкая, не больше семи-восьми футов, и неглубокая. Двухфутовой глубины дно устилала блестящая калька, растительность напрочь отсутствовала на этом дне.
Он, медленно и осторожно перебирая лапы, подошел к воде. Посмотрел в быстро бегущую зеркальную гладь. Из воды, отражающей ярко-синее небо, на него смотрел почти белоснежный волк. На левом стоящем торчком ухе зацепился какой-то листок. Он тряхнул головой, и листок медленно упал в воду, и, через некоторое время, скрылся и уплыл по течению.
Два ярко-желтых глаза волка посмотрели на небо, отраженное в воде. Потом он подогнул лапы и лег на берегу, всунув длинную узкую морду в воду, начал лакать воду. Вода приносила некоторое облегчение, отгоняла последние остатки усталости. Он не знал, что в этом мире так быстро устают, пробежав всего несколько лиг. Но вода тут была хорошая. Да, хорошая вода, не испорчена магией или еще чем-либо. Но вода там, в горах, откуда он пришел сюда, еще лучше. Там она полна сил и энергии. Что же, если он останется в живых, и выполнит все, тогда можно будет просмотреть эти горы. Изнутри. Наверняка в этом мире есть гномы или подобные им кобольды и иже с ними, кто мог бы создавать горные ходы, чтобы потом их миленько и для себя изучил он.
Но потом, потом все мысли не о том, потом! У него еще много дел!
Он должен сделать это во имя...
А собственно, во имя кого?..
Может, во имя его родителей?
Но у него нет родителей, у сотворенного их не может быть по определению!
Во имя тех, кто отправил его сюда? Тех, чьи имена он даже в мыслях не мог произнести? Нет, кто они для него?.. Что они сотворили для него?.. И не надо говорить, что это - расплата за былое...
Во имя Творца? Нет! Что Творец, он лишь создал все живое и неживое, но даже разобраться с этим не смог сам... И где он сейчас? Никто и не знает...
Во имя его любимого сына? Искупителя? Или врага его, Искусителя? Нет, нет, нет, нет!
Не во имя ни новых, ни старых богов, никого!!!
Только, может, ради своей чести, гордости? Ведь он понимает все... Или не понимает? Как можно понять необъяснимое? Увидеть незримое? Почувствовать несуществующее, по крайней мере на этом бытийном плане?
Ну, пусть во имя себя, любимого.
На морде волка появилось то, что можно было бы назвать ухмылкой, если бы это не было так устрашающе.
Он отошел от воды и посмотрел на солнце. Какое чужое... не свое...
Волк вошел в реку и направился, наперекор течению, на противоположный берег. Он должен выбраться из лесов, чтобы придумать, чем занять себя до признаков, или знамений. Как это не назови, но суть одна, но не до конца точна. Интересно, хоть в одном мире Бесконечности есть язык, абсолютно точно передающий эту самую суть? Все может быть...
Вода смывала с него грязь, капли крови, выпавшую, но зацепившуюся шерсть. Под лапами мягко перестукивала галька, подстраиваясь под его шаги, и не давая ему поскользнуться.
3
Теперь Кристина кралась. Она медленно переступала с ноги на ногу, стараясь не издавать шум. Чтобы ни веточка под ногами не хрустнула, не шишка, чтобы листья не шелестели.
Она подбиралась к боярышнику. Казалось, в этом лесу он - самое распространенное растение. Но именно этот экземплярчик, как называла симпатичных ей мужчин та же тетя Аля, приглянулся отчего-то девочке.
Графиня Кристина Интерлионн вторая вышла на охоту!..
Да, смешно, охота на фэйри! У девочки поехала крыша. Хотя, почему же?! Ее же научили кидать волшебную сеть, а из нее уж никакая фэйри не вылезет.
Собственно говоря, вся цель вылазки Кристины - поймать этих мелких. Ах, как очаровательно они будут выглядеть у нее в банке! Она представила себе переливы крылышек фэйри, прикинула, что от них у нее будет много чего необычного, у нее сердце застучалось быстро-быстро. Она, конечно же, попыталась его успокоить. Мало ли, эта мелкота, если она здесь есть, ее услышит, и все, как же она прицелит свою сеть?
Месяц училась она этому фокусу, и научилась-таки. Позволила даже назвать себя "необучаемой" этим глупым магиком. А потом, когда она заметила, что он вот-вот лопнет, и откажется ее учить этому, по его мнению, ненужному для юной графине, заклинанию, выучила-таки. Не блестяще, обойдется этот Джером...
Зато, у нее есть ЗАКЛИНАНИЕ!!! Это так звучит!.. Классно!
Да уж, о том, что она накидывает это заклинание долго, даже слишком, Кристина в этот момент не вспоминала. Да и зачем разбивать сладкие иллюзии и мечты о поимке сказочных фэйри, лесных волшебниц.
Кристина остановилась прямо у листьев боярышника. Они чуть шевелились в такт дыханию ветра. Осень тронула еще не всю листву, ей подмигивают алые вытянутые плоды, что прячутся под иголками и парусами листьев.
Прошептав про себя заученную с колыбели молитву Искупителю, чтобы ее не оставила удача, Кристина быстро запустила обе руки к спрятанному в листве стволу.
Ой! Мамочка!
С такой мыслью она наткнулась на иглу, от неожиданности накинув сеть неизвестно куда. Боль быстрыми волнами перебегалась от кончика указательного пальца к локтю, и выше, а потом возвращалась.
Она быстро достала из листвы руку. На кончике пальца застыла алая капелька крови.
В глазах Кристины помутнело. Она с детства ненавидит кровь.
Спокойствие, спокойствие, подружка! Лишь одна капля
крови,
лишь одна, все хорошо, и пусть это
кровь,
но...
Мамочка!
Усилием девочка остановила поток мыслей, сконцентрировавшись на боли, необычно яркой для такой маленькой царапинки. Именно яркой боли, не сильной, боль бывает яркой, выжигающей свой образ в сознании, но никак не сильной.
Капля сорвалась с пальца и полетела вниз, на миг, как показалось Кристине, зависнув в воздухе. Мягкий стук удара крови о лист, опавший лист боярышника.
И никаких фэйри нет и в помине.
- Ух, Искуситель тебя за ногу!.. - Кристина поспешно закрыла рот рукой. Как можно ругаться, словно кухарка?! Да еще неугодных Искупителю врагов вспоминать!
А где же ее сеть? Она точно помнит, что выкинула его куда-то. Ну вот, зря растратила заклинание, да еще и фэйри не нашла! Балда.
Она быстро огляделась, всунув палец в рот и обсасывая ранку. Слюна приносила лишь еще больше неприятных ощущений. Надо найти какую-нибудь траву, целебную. Но, что же? Здесь вся земля усыпана бордовыми и золотыми листьями, упавшими плодами боярышника, так неприятно уколовшего неаккуратную Кристину, а точнее, ее указательный палец. Она пару раз повернулась, смотря то сюда, то туда, и, наконец, облегченно вздохнула.
Наконец-то!..
Она увидела то, что хотела. Левее ее тропинки, по которой Кристина шла сюда, ярко зеленел airinuos, покачивая синими соцветиями под ветром. Скоро пара зеленых листиков уже покрывали ее палец с небольшой, но неприятной ранкой.
Она посмотрела на небо, прикидывая, сколько уже гуляет по лесу. Солнце заметно переместилось к незримым для нее горам.
Если уж я не поймала никого, да и всякое желание оставило меня, то, может, еще погулять? Отец говорил, здесь где-то недалеко есть речка. Ах, как я люблю воду! Ее мягкие отблески, переливы, журчание... Решено, я иду к речке!
Я ведь, наверное, недалеко ушла, да и, если что, к реке где-нибудь должна быть дорога, тут вокруг куча папиных деревушек, восточнее даже городок небольшой, так что, она, быть может, по какой-нибудь дороге и вернется домой...
Кристина решительно выпрямилась во весь свой немаленький рост - по крайней мере, для пятнадцатилетней девчонки, - почти пять с половиной футов! Зато есть нужная ей царственная осанка, и вполне неплохая внешность. Что же, двоюродная племянница Короля Инира, годика этак через четыре, выйдет замуж за какого-нибудь принца, станет Королевой какого-нибудь из королевств. А на свадьбе у нее будет много, очень-очень много белых голубей, и она будет в красивом платье, с венком оилиава на волосах, с вплетенными в них серебряными, сапфирными, золотыми и бордовыми ленточками.
Да! Точно, как у моей троюродной сестренки, Кенае на свадьбе, что была на прошлый праздник костров...
Погруженная в эти мечты о принце на белом коне и множестве цветов и голубей на ее с ним свадьбе, Кристина пошла к реке, на запад, в сторону садящегося солнца. Шлось легко, она как будто и не устала, пока шла весь день на свою "большую охоту". Перескакивая с ноги на ногу, она насвистывала какую-то незамысловатую мелодию, огибала деревья, часть которых она даже и не видела никогда. Но в ее сферу интересов никогда не входила природа, только если она может быть практична. Ну, хоть и это хорошо, некоторым вообще на все плевать с высокой горочки.
Кристина почему-то, а даже вполне понятно, почему, в животе заурчало, вспомнила о припрятанной в кармашке булке. Она быстро достала ее, смятую почти в блин, остывшую, но от этого, наверное, не потерявшую вкуса и сытности. На ходу укусила небольшой кусок. Да, еще съедобно, и даже вкусно.
Перед тем, как укусить второй раз, Кристина поднесла булку к аристократичному тонкому носу, конечно же без веснушек и всякой гадости, не зря же папа платит магам и знахарям, и принюхалась. Да... Вкусно, и сразу хочется целую огромную миску этих булок, а в придаток еще и кувшин компота или чая, за огромные деньги - для обычных людей, разумеется, не для герцогов, - покупаемого с Восточных островов. Для удобства ее родители называли их именно так, чтобы не захламлять голову лишними знаниями, и эту привычку у них переняла Кристина, даже никогда и не слышавшая их настоящих названий.
Ну, ничего страшного, она придет домой, и уж тогда наестся вдоволь, порадует таки ее родителей, а в большей степени кухарок. Ей почему-то кажется, что они порой ее больше любят...
Что за бред?! Конечно же, мои родители меня любят больше всего на свете, просто у них иногда плохое настроение, они заняты, или что-нибудь в этом роде! Конечно же, они меня любят! Это естественно, ведь я
(такая лапочка)
их дочь!
Кристина остановилась и с силой потрясла головой. Шляпка слетела, темные волосы спутались в один большой комок, но зато она отогнала глупые мысли.
Шляпка ее, сорвавшись с головы, полетела на большой куст, сейчас пестрящийся золотым и бордовым цветами листвы. Кристина, размеренно подышав для спокойствия, подбежала к кусту, взяла шляпку за золотую ленту, обвивающую ее, и попыталась взять. Куст шатнулся. Видно, какая-то ветка зацепила изнутри. Кристина аккуратно, правой рукой, влезла в листву почти по локоть, нащупала крепко ухватившийся за внутреннюю часть головного убора ветку, поломала ее пальцами. Благо, она не толстая. Вынув руку с веточкой она внимательно ее осмотрела. Прямая черная веточка, как обгоревшая, к концу поделилась на три, и вот этими тремя концами она и зацепила.
Веточка полетела обратно в куст, с которого уже исчезла шляпа, которая теперь, очищенная от листков и прочей грязи, была возвращена на голову Кристины.
Она продолжила свой путь, все так же посвистывая, сбиваясь с шага на скачки, и мечтая об яркой и забывающейся свадьбе. О чем же еще мечтать девчонке?!
4
- Я удивлена, - холодный голос раздавался, казалось бы, из ниоткуда, - очень удивлена и почти разочарована. Ты, Илиан, могла бы быть мне более благодарной... за все.
Девушка с черными как смоль волосами, опускающимися чуть ниже лопаток стояла на коленях у небольшого лесного озера. Вокруг серебряного пятна воды рос древний и могучий лес, но... не тот, где в это время гуляла Кристина. Древний и могучий Темный лес Инниол, вотчина темных эльфов, которыми матери пугают непослушных детей. Инниол, может быть, старейший из существующих в этом мире лесов, последний клочок некогда воистину великого леса, простирающегося от Западных гор до Моря Отражений.
В этой части Ойкумены в небе растекалась чернота, звезды, сегодня колючие, неприятные, сияли, не заслоняемые ни одним облачком. Серебряная Oilniva зависла почти над кронами высоченных, человеческим лесам такие и не снились, деревьев. На девушку, эльфийку, падали блики небесных светил от воды. На берегу озерца росли невысокие, в два-три фута высотой, кустики. Очень густые, с насыщенной фиолетовой листвой. Каждая веточка кончалась небольшим соцветием с серебряными, как бы светящимися изнутри цветами. Ни листья, ни цветы, ни ветви не были тронуты ни вредителем, ни природой. Силы эльфов хранили родные кусты asseryo непроницаемой завесой.
- Владычица, почему я? Зачем? Я же даже не знаю, зачем? Но я слышу... Я слышу неслышимые предупреждения Высот... - Илиан, совершенно непозволительно для гордой эльфийки, всхлипнула. По белоснежной гладкокожей щеке пробежала мягко мерцающая слезинка. Илиан быстро стерла ее левой рукой. Прошелестел рукав синего платья. Белоснежная рука с длинными изящными пальцами поднялась к левому виску, где, как бы обнимая бровь, черным, таким черным, какого никогда не добиться людям, он как бы мерцал серебристым, но при этом оставался черным, была изображена несмываемая эльфийская вязь. "Фирменная" вязь темных эльфов, раскрывающая их имя, положение и много того, что неизвестно никому, кроме самих же темных эльфов.
- Илиан... Дорогая... - словно из ниоткуда, рядом с Илиан появилась высокая женщина, владычица эльфов, неопределимого (что свойственно для эльфов) возраста. Белоснежные волосы мягко струились до пояса, переливаясь всеми цветами радуги. Белое платье плотно облегало стройную фигуру. Она медленно положила свою ладонь на черные волосы девушки, застывшей и смотрящей в недоступную даль.
- Пойми, Илиан, ничего может и не быть. Ведь все, то, что тебе надо - это двигаться на Запад, до Северного Леса, и, если ничто не привлечет твоего внимания, вернуться. Любую опасность для себя ты можешь уничтожить. Будь то люди, или кто еще... Ты будешь под защитой нашего леса, под защитой леса. Мы тебя соберем непобедимой. Я должна это сделать, отправить тебя. Но не спрашивай, почему, Небеса мне самой не дали полного ответа, а то, что они ответили, я не могу передать тебе, ведь через мои уста эта истина, - Владычица сделала паузу, - исказится в ложь, приобретет не то значение. Илиан, я тебя прошу. Во имя леса, Небес, Звезд и Воды. Никто еще не видел, как я, Владычица Темных эльфов, пришедшая сюда вместе со звездами, кого-либо просит о чем либо! А я прошу. Умоляю, Илиан...
Владычица замолчала, смотря на небо. У нее не было ни зрачка, ни радужки. Бело-серебристая бесконечность обратилась к горизонту, что на западе, скрытый деревьями.
Илиан поднялась с колен. Она закусила нижнюю губу так, что тонкой струйкой вниз по подбородку бежала тонная струйка алой крови. Владычица посмотрела на нее. Тотчас кровь прекратила бежать. Она вытянула руку и дотронулась губ Илиан. В этот же момент Илиан почувствовала, как бесследно исчезла ранка, оставленная ее губами.
- Ну что? Как?..
Илиан глубоко вдохнула и посмотрела в небо.
- Хорошо, Владычица, я поеду. Не знаю, зачем... но это должно быть не мое дело, а дело лишь великих. Я отправляюсь, согласно вашей воле. Вы, заменившая мне и мать, и отца, моя правительница...
Владычица улыбнулась и крепко взяла в свою руку ладонь Илиан.
Пойдем же, пойдем...
На этот раз королева эльфов не утруждала себя сотрясанием воздуха. Да и зачем говорить вслух, это ведь только звуковые колебания. Она наверняка говорила, спрашивала Илиан для того, чтобы озеро, деревья и звезды были свидетелями согласия эльфийки. И, теперь, Илиан не пойдет против обещаний, засвидетельствованных всем, что ей дорого.
А теперь, минимум несколько седьмиц, она не увидит это все...
Если вообще увижу...
5
Он уже давно не бежал, перейдя на свободный шаг. Мышцы лап наливались тяжестью, желтые глаза устало смотрели вперед. Он ничего не мог поделать с этим... С этой проклятой усталостью.
Усталость - тебе не сестра,
Не любит так, а умирает,
Лишь когда ты у костра,
И тело с духом отдыхает...
На ум само пришло глупое детское четверостишье, заученное еще в период начального обучения в Высокой Академии... Так не хотелось вспоминать то время, бывшее так давно, что и сам он забыл, когда туда поступал, забыл когда Архимаг, Магистр первой ступени, подходил к нему в последний раз, также как к его семерым "однокурсникам". Но помнил он, что это была воистину Академия Высокого Волшебства, где обучались лучшие, а не те Академии, каких много сейчас, в которых и людей, и гномов, и эльфов учат глупостям несусветным.
Все три солнца этого места зависли высоко в небе. Только меньшее, Априон, клонилось к закату, но было еще слишком высоко. А далеко, на юге, уже поднималась первая из двух лун, Лаггара, которую сам он с друзьями называл Желтухой, за ядовито-желтый цвет.
Изумрудная трава поднималась ровно по середину голени. Магистр не мог допустить, чтобы в его владениях не было порядка, на котором он помешан, как священник на Искупителе. Он улыбнулся своему примеру. Новенькая и модненькая религия, быстро и непонятно как разлетевшаяся по нескольким миркам часто применялась здесь для сравнений и шуток. Действительно, весело. Издеваться над другими всегда весело, особенно над их суждениями.
Ветер, мягкий, ровно такой температуры, как и надо, щекотал мокрое еще тело. Внизу, у реки еще плескались Рой и Авррид, обливая друг друга повинующимися им струями воды. Он, наверное, тоже мог еще покупаться с ними накануне окончания Академии, а потом высохнуть лишь своим желанием, но он, как и лежащий в траве Лик, видимо пожелал высохнуть сам, оставив хоть что-то в своем почти всемогуществе на волю природы. Иногда приятно. Даже некоторые короли, насколько знает он, иногда вместо того, чтобы заставить слуг, к примеру, сами готовят себе.
- Чего грустишь? - спросил лежащий Лик. Его оранжевые короткие волосы - его последний эксперимент с внешностью - топорщились во все стороны. Загорелые руки он раскинул наподобие креста Искупителя.
Он пожал мокрыми плечами. Сел в траву рядом с Ликом.
- Я даже не знаю. Все как-то слишком сложно. Даже не знаю, что, но все слишком сложно. Академию заканчиваем - а ты знаешь, Академия, может, единственное, что мне приносило радость. Редко, очень редко, но все же...
Лик тихо рассмеялся. Нет, он не смеялся над ним, он просто смеялся. С ним это бывает. И это так же естественно, как восход и закат. Конечно, даже с небесными светилами бывают сбои, но они, кажется, наиболее устойчивые. Постоянные.
Лик поднял левую руку и крутанул в воздухе оттопыренным мизинцем. В реке, где барахтались, словно маленькие дети, Рой и Авррид, поднялась стена воды, на миг спрятавшая их от глаз, но потом с громким "Хлюп" обрушилась на них. О том, что они целы, оповестил громкий смех. Судя по переливам высоты сего смеха, смеялся Рой.
- Лар, успокойся! - посмотрев на него, Лик сказал грозным голосом преподавателя рун. - Ларриус Севнел Биор! Не сметь хандрить! Ладно, пошли в Свободные зоны, - он встал и решительно тряхнул волосами. - Эй, балбесы, мы с Ларом погуляем!
"Балбесы" что-то неразборчиво крикнули в ответ, но Лик их понял.
Лар встал, на миг сощурившись, высушил и себя, и Лика.
- Ой, спасибо, я, было, и забыл, - он посмотрел на две кучи одежды, почти у самой реки. Через миг их уже не было.
Лар провел рукой по своему животу. Из воздуха на нем образовалась зеленая рубашка и коричневые простые штаны. С легким шелестом штаны подпоясал белый пояс, на ногах появились сандалии. Лик уже был в своей любимой лиловой мантии. Да, именно так должен так выглядеть почтенный чародей... Только... Оранжевые волосы чуть портят впечатление...
Лик повернулся к Лару:
- Ну, пошли!..
И они пошли. Лучшие друзья, не подозревающие, что уже через день они ими перестанут быть.
Хотя, может, именно это Лар и чувствовал.
Лар сильно тряхнул волчьей головой, отгоняя свои воспоминания об Академии, где он лишь два раза обращался в себя, по его мнению, настоящего - белоснежного желтоглазого волка. Неприятно ему даются эти воспоминания, Творец знает, о каких далях реки времени.
Он чувствовал неприятную тошноту, подступающую к горлу. Но он же даже поел. Поймал себе олененка. Надо отдохнуть.
Лар остановился и посмотрел в вечернее небо. Завыл. Он даже не знает, зачем, просто захотелось.
Концентрация в этом мире давалась с трудом. Он долго стоял, пока не лег, плетя заклинание оборота. Так получилось, что за многие... столетия он слишком прирос к этому волчьему телу.
Наконец, собрав чары, он запустил их.
Волк покрылся белой дымкой, а потом дымка дрогнула и вытянулась. Когда она рассеялась, на примятой листве, и, реже, траве, лежал обнаженный мужчина. Он лежал на правом боку, и, как будто всхлипывал, но нет. Просто превращения не до конца завершились, вызывая в его теле дрожь.
Никто не мог бы с точностью сказать, сколько ему лет. Но выглядел он до сих пор молодым. Ему можно было бы дать лет двадцать пять по людским меркам.
Когда дрожь унялась, он сел на листву и осмотрел себя. Да, одежду вместе с припасами срезало на входе в эту реальность. Такое случилось с Ларом впервые. Хотя, одежда для него и не большая проблема. Может, в этом мире цивилизация еще не настолько продвинулась, и все до сих пор ходят нагие? Все возможно, и, в этом случае его одежда будет лишь поводом для агрессии, но тут прохладно, и тогда вряд ли тут в округе кто-то живет... Так что, прикрытие от холода ветра и дождя ему вполне пригодится, пусть он и не планирует долго прибывать в своем исконном образе, не истинном, а исконном, в истине он ведь Сотворенный, пусть он сам даже не помнит - или отказывается помнить - кем.
На нем быстро образовалась одежда - черные штаны, высокие конные сапоги, черный камзол с, серебряной нитью вышитой, волчьей головой у сердца, черный плащ, подбитый лисьим мехом изнутри с серебряной застежкой у плеча - опять волк! Одежда не для воина, для князя. Хотя, какой воин, оружия нет, а оружие как раз входит в Алый Список - его можно сотворить, но оно будет недействительно, сиречь будет не опаснее бумаги. А насчет князя... Он по происхождению явно выше даже здешних... В зависимости от системы, ну... самых главных. Будь то короли, императоры или вожди племен...
Короткие черные волосы он прикрыл черным капюшоном. Запахнул плащ и пошел дальше на восток. Пусть медленнее, но усталости меньше. Он никуда не торопится.
До чего же тут сложно дается магия... Явно разгуляться вовсю ему не дадут здешние законы магии. А жаль... Можно было бы оказаться там, куда надо, с помощью пары заклинаний, а так... Жаль, приходится идти...
Ну, ничего, тут вполне красиво, хоть насладится природой. Надо же когда-нибудь это делать, не так ли?..
6
Еле слышная песнь лесов, играющая в ветвях деревьев, медленно таяла, уходила в великую первородную тишину. Лес тоже прощался с ней. Прощался ее же песней, спетой ей когда-то навек уплывающим собратьям-эльфам. Лес помнит многое, если не все. Даже простой, грязный, человеческий. А что уже говорить о лесе Инниол, лесе, где мечты, реальность и страхи соединяются, сплетаются в незримую единую сеть. И даже темные эльфы, кому Инниол - дом родной, жили не в центре, а со смещением к югу, вдоль Моря Отражений. Центр же Великого леса обходили стороной даже эльфы. Только Владычица иногда прогуливалась там. Нет, эльфы не боятся родного леса, нет, они лишь не будили все силы леса. Лес не менее живой, чем они, и ему надо оставить свое пространство у сердца. Только во время войн с людьми, гномами, Южными и Западными эльфами - вечными врагами темных эльфов, они даже называют себя светлыми, - эльфийские владыки раскрывали силы леса. Но вот, уже давно, сотни лет, войн не было. И это хорошо, никакие силы не бесконечны.
А лес прощался с ней, печально склоняя листву. Настоящие деревья постепенно сходили на нет, уже появлялись обычные березы, пламенно-золотые, а вот и дуб. Невысокий, раскидистый, он охватывал растущую под его кроной маленькую корявую сосенку.
Илиан сжала губы, попыталась не расплакаться.
Зачем, зачем же Владычица отправила меня неизвестно куда? Вроде бы, неизвестно чего я так волнуюсь, что такого? Проследовать до границ Северного леса, просто проехаться взад-вперед. Лиг сорок туда, сорок назад. И что?
Но зачем это надо? разведка?
Смешно. У лесов столько разведчиков, опытнейших и лучших, что не было бы нужды в отправке Илиан через весь Мивэн и Инир.
Что может быть в этом страшного? Что так тревожит меня? Леса, Небеса, Глубины и Просторы, ответьте?
Что за предчувствие вы мне посылаете? Что меня ждет?
Что? Что? Что?..
Она беспомощно посмотрела на черное небо в молчаливой молитве. Молитве не Искупителю. Пусть эта вера останется для людей, которые верят во все, что приносит им благо и процветание, и молятся тому, кто дает им новые силы... Силы оттеснять эльфов в дальние маленькие клочки лесов, силы, загнавшие гномов в далекие шахты. И пусть эльфы и гномы друг друга ненавидят, но они здесь раньше людей, раньше!.. Сила, истребившая драконов...
И это после того, как Великий владыка, последний перед тем, как эльфы разделились на темных и светлых, короновали первого короля первого человеческого королевства, после развалившегося на три - Инир, Мивэн и Аргоссана. После появились еще и Эссилир с Ирлагэнам, но это были ничейные в те времена земли.
Как же больно покидать родное место, где она выросла, пусть и ненадолго! Действительно больно.
У Илиан сложилось стойкое ощущение, что Владычица заранее знала, что девушка согласится. Когда они пришли к остальным, все было готово к ее отъезду. Владычица тогда тихо собрала ее, дала напутствие, и еще кое-то...
- Не прощайся ни с кем, не надо... - сказала тогда она, обняв Илиан, сделав то, что редко случается с грозной Владычицей Темного Леса.
Эльфийка нащупала нечто холодное и вытянутое в кармане кожаного рюкзака через плечо. Замерев на миг, она достала оттуда вытянутый сосуд, стеклянный, не открываемый, запаянный с обеих сторон. Сосуд расширялся ближе к середине. В нем была серебристая жидкость - частица первой воды темного леса, вещь могущественная и устрашающая. Сосуд, можно сказать, кулон, был длиной около полутора дюймов, в целый эльфийский врин. С одного конца с сосуда свисала серебряная цепь, тонкая и изящная. Илиан расправила цепь и повесила кулон себе на шею, спрятав под коричнево-красное платье. Сзади нее развивался синий плащ под легким ветерком. Черные волосы поддерживала черная цепочка, пробегающая по ним от уха до уха и вплетенная в них. Ветер мягко гладил их, утешая. В углу левого сапфирного глаза заискрилась в темноте слезинка. Илиан поспешно и нетерпеливо смахнула ее, точно назойливую муху.
Лес кончался, и к этому времени Илиан была уже спокойно. Он достаточно прошла пешим шагом по лесу, но здесь ее должен ждать конь. Деревья стали уже совсем редкими, настоящие давно не попадались. Наконец, когда она уже видела ночное поле, слева раздалось громкое "Фрррр". Илиан поспешно пошла навстречу таинственному "Фрррр", и вскоре увидела серого коня, привязанного к сосне веревкой. Конь был без седла - эльфийки, в отличие от эльфов, их не признавали. Черные умные глаза серьезно смотрели на Илиан. Он, как верный друг, как бы говорил:
Прокатимся, да, малышка?
- Ну, привет, Риолл, давно не виделись, - Илиан похлопала его по боку, погладила лоб, гриву. Конь был ей очень дорог. Он не был животным, он был ее другом.
Может быть, самым близким. Сколько они вместе прошли. И он ее спас... Когда-то, очень давно. Ему ведь почти столько же, сколько и ей. Она еще для эльфийки, можно сказать, молодая. Ей сорок человеческих зим, а выглядит на девятнадцать-двадцать. Да, лошади столько не живут, но это ведь особой породы, эльфийской, аниальской...
7
Кристина бежала. Бежала со всей силы. Она никогда так не бегала. Лес проносился мимо так, как если бы она скакала на своем коне - южном, дорогом, белоснежном...
Неизведанный ею ранее дикий, первородный страх пустил ее бежать. Ни с того, ни с сего. Она просто спокойно шла в сторону реки, но тут...
Что-то холодное пробежалось по ее спине. Ей так показалось. Вдалеке, со стороны поместья раздался страшный грохот, и она сорвалась. Как срываются парашютики с одуванчика, так и она резко, как от порыва ветра побежала на запад. Срываются и улетают далеко-далеко, сами не зная, куда. Непонятный страх не давал ей даже оглянуться, не то, что остановиться. Тело не слушалось разума, отмахивалась от его доводов о бесполезности и необоснованности сего страха и бега. Солнце село, а она еще бежала. И теперь, в непроглядной тьме, она медленно останавливалась, переводила дух.
Страшно... Самый страшный страх - страх слепой.
Очень страшно вот так, внезапно... Когда твое тело не слушается разума, боится само неизвестно чего. Того, что разум не в силах понять и почувствовать.
Кристина остановилась и без сил упала на мягкую листву. Мягкое "шлюп" заставил ее вздрогнуть. Руки и ноги налились свинцом. В голове раскатывалась громовая боль, концентрирующаяся у висков и лба. Медленными раскатами она вызывала неприятное ощущение во всем теле.
Что? Что случилось?.. Почему я так испугалась?.. Чему? Ой, как же я устала, Великий Искупитель...
Она закрыла глаза, бешено молясь Единому. Губы беззвучно шевелились согласно словам молитвы.
Великий Спаситель, чистейший, спаси, просвети, убереги!
Эти нехитрые слова она повторяла вновь и вновь. Они приносили какие то зачатки спокойствия, но успокаивали совсем чуть-чуть. Сердце билось. Как пойманная горлица, норовя вырваться. Кристина Интерлионн вторая уже думала, что сердце вот-вот действительно вырвется из нее, брызнет фонтан алой