Человек не может не спать. Эта истёртая истина  сидела у меня уже в печёнках.
Почти каждую ночь меня уносило в очередной сон... Сравнивать их мне было не с чем,
я давно уже привыкла к ним таким, какие они есть. Но читая и слушая чужие
описания снов, я медленно и неотвратимо приходила к мысли, что с моими снами
что-то не так. Последние лет двадцать пять, как минимум.
   Началось всё так давно, что я уже только логическим путём могу определить,
что было явью, а что выдумкой, грёзой или сном. Я тогда не испугалась, наверное
была слишком мала для этого. Чётко помню, что небо для меня в том возврасте
казалось серым. Я вежливо соглашалась с тем, что оно голубое, считая, что серый и
голубой  - одно и тоже. Вот тогда мне это и пригрезилось.
   Стоя у дома, спиной к солнцу, я грелась в утренних лучах. Иногда поворачиваясь,
впитывала пронизывающий свет и ласковое тепло пробуждающегося дня. Было уже
почти семь - птицы уже притихли, а люди в домах, напротив, начали просыпаться.
Дальше я почти не помню звуков, только "картинку":  чёрные штанишки до колен,
белая рубашка, босые ноги на сантиметр утопают в бархатной глиняной пыли. Уже
заживающие ссадины на коленках, ещё свежие царапины на руках - последствия
ежеутреннего поиска созревших ягод в стелящейся вдоль поребрика клумбы плетях
ежевики.
   Почему-то я очень резко развернулась, так резко, что перед глазами всё смазалось.
Вместо привычной картинки увидела залитую солнечным светом долину, всю
поросшую так любимыми мною ирисами.  Я не стала оборачиваться назад,
проверять, тоже самое там или нет, и просто пошла вперёд. Осторожно,
стараясь не помять хрупкие цветы, раздвигая жёсткие листья руками, выбирая,
куда поставить ногу. Помню, что не склонялась, чтобы их понюхать - воздух и так
благоухал ими - хоть нарезай и ешь, как некое восхитительное пирожное... Смутно
помню, что спустившись с очередного холма,  оказалась на тропинке, уходящей в лес.
   На подходе к лесному пологу я увидела прямо перед собой зависший над тропинкой
трёхгранный зеркальный  коридор - обе стены и пол выглядели так, будто туман,
сгущаясь, твердел в этих странных зеркалах. Стараясь идти тихо, я прошлась по
нему насквозь, скользя кончиками пальцев по стенам - казалось, что надо мной, в
этих странных зеркалах идут ещё две меня, и пальцы наши касались друг друга.
Почему-то там я выглядела гораздо старше своих тогдашних гордых четырёх лет,
и вышла оттуда девушкой лет так, двадцати пяти, в светлом платье да ещё и в
тройном экземпляре.  На мгновение мелькнула мысль о том, как я буду это обьяснять
бабушке, и узнает ли она меня вообще. Потом мы сказали друг другу несколько слов,
каких, я уже не помню, но они были подтверждением того, что сознание наше едино
и мы - одно целое. После этого мы взялись за руки, соприкоснулись лбами и что-то
сказали одним голосом на троих. Затем я оказалась одна, повернулась к лесу и, сделав
шаг, счутилась рядом с домом, метрах в ста от того места, откуда шагнула на
ирисовые просторы. Мне снова было четыре года...
   Следующая же ночь порадовала меня, наверное самым длинным по субъективному
времени сном. Семнадцать лет... Вынырнув я полчаса вспоминала и доказывала себе
кто я и где.