Артефакт существовал как минимум в двух измерениях. В одном из них он воспринимался жителями в виде прямоугольного пятиэтажного здания, выполненного из бетона и стали, высотой в сто и шириной десять метров. Этажи, с первого по четвертый, были заселены воинствующими гуманоидами, закованными в доспехи. На самом верхнем - пятом, жили правители. Территория вокруг здания представляла собой выжженную пустыню. Каждые сто-двести лет её заполняли вооруженные отряды из артефакта и начиналась война. Во время битвы, над пустыней правители взрывали ядерные заряды, превращающие воинов в радиоактивный пепел, а пустыню - в озеро расплавленной породы. Война останавливалась, ожидая следующего поколения бойцов.
В другом измерении артефакт представлял собой циклопическую сороконожку длинной двести и высотой пять метров. Её ткани из металла и пластика блестели на солнце, когда она со скоростью двести пятьдесят километров в час неслась по пересеченной местности, с невероятной быстротой перебирая стальными ногами.
Внутри насекомое было полым и разделено на секции. Каждая секция представляла собой помещение с мебелью и удобствами. В них редко кто путешествовал. Если бы современный человек попал внутрь этой сороконожки, он бы непременно решил, что оказался в вагоне скорого поезда.
Тетка спала в купейном вагоне и видела сны. Раннее утро радовало ярким солнцем, вполне миролюбиво полыхающим в синеве небес. По обычаю, в это время все должны были усердно дрыхнуть, ибо поезда и командировки только для этого и придуманы. Однако, её сосед не спал. Соседа мучил голод. И голод этот яростным зверем вгрызался в молодой организм Бориса Семеновича Факинштейна.
Оголодавший тихонько встал, достал из под стола желтый пакет с едой и начал, яростно шурша, доставать из его недр продукты. На столе появилась корейская лапша 'Доши-рак' и батон полукопченой колбасы 'Таллиннская'.
Тетка что-то булькнула во сне, задрыгала ногами под одеялом и притихла. К лапше и колбасе присоединилась булка хлеба, пакет с острым кетчупом и майонез. Тетка заворочалась, приоткрыв один глаз. Борис Семенович замер с ножом в руке и робко взглянул на тетку. Тетка смотрела на Факинштейна, ненавидя его через зеленый глаз всей душой. Борису Семеновичу на мгновение захотелось воткнуть нож в это око, пылающее зеленой ненавистью, и три раза повернуть его против часовой стрелки, но сдержался. Вместо этого он по-христиански пожелал тетке доброго утра, всадив нож по самую рукоятку в батон колбасы. В купе кроме них никого не было.
Тетка вздрогнула и открыла второй глаз, который оказался тоже зеленого цвета, с красными прожилками. 'Ого!' - подумал Факинштейн - 'их уже двое...' Оба глаза, горя изумрудным огнем, уставились на Бориса Семеновича, не любя его, и желая ему мучительной смерти от самых гнусных болячек. 'Тетка-то, симпатная, вроде... Грмммм.... Вчера она была, кажется, пострашнее. Или это не она?... Не помню' - думал Факинштейн потихоньку.
Борис Семенович отсандалил от колбасы большой кусок и проглотил, не жуя, словно раптор какой-нибудь. Острый нож впился в булку хлеба, отнимая ломоть, и не останавливаясь, вновь атаковал колбасу. Факинштейн, повизгивая от нетерпения, нанес слой майонеза на хлеб, уложил на него кружочки колбасы и торопливо завершил бутерброд слоем кетчупа. Тетка мрачно зевнула. Борис Семенович протянул ей свое творение и вежливо прокаркал 'приятного аппетиту!'
Тетка, отворачиваясь от Факинштейна, принялась жаловаться на прерванный сон, шуршание и прочие непотребные звуки, совершенно осквернившие утро рабочего дня. Факинштейн радостно вонзил острые зубы в бутерброд и, жуя, принялся объяснять тетке, что голод всему виной. Что, он бы не вжисть не шуршал, если бы не зверь, живущий внутри него. 'Сущий чужой!' - жаловался Борис Семенович тетке - 'грызет меня изнутри, скоро дыру в грудной клетке прогрызет и удерет через неё, скатина такая. Побыстрее бы уже прогрыз.... И тогда бы я избавился от паразита навсегда!'
Тетка смотрела только любовные телесериалы. Фантастику же, а тем более ужасы она не глядела и не одобряла. Вероятно, поэтому она пуще прежнего принялась жаловаться хриплым голосом, обзывая Факинштейна исчадием ада, которое уже второе утро не даёт ей как следует выспаться. В конце своего монолога она все же смягчилась и классифицировала Бориса Семеновича как недалекого примата, отягощенного грехом чревоугодия.
Факинштейн молча выразил протест и, на всякий случай, покинул поле битвы, унося в руках коробку с сухой лапшой. Возвратился он обратно уже с лапшою, заваренной кипятком. Купе наполнилось ароматом импортных пряностей. Тетка судорожно хрюкнула и задрыгала ногами.
- Как вы можете кушать эту гадость - ведь это жутко вредная пища... У вас скоро рак будет, - бубнила тетка из под одеяла.
Борис Семенович, наматывая на вилку лапшу, похожую на бледных аскарид, радостно закивал, и бешено вращая глазами, сообщил:
- Да-да, это замечательно! Ваистену, рак будет не только у меня, но и у чужого! Этот монстр, наконец, перестанет, терзать моё тело! Он покинет меня! Или помрет во мне... А я буду ему гробом, могилой, усыпальницей и по совместительству - катафалком!
Открывая очи, полные холодной ненависти, тетка повернулась к Борису Семеновичу и предупредила:
- Чужие раком не болеют! У них вместо крови кислота и весь ваш рак в ней растворится словно сахар в кипятке. И не останется от вашего рака у чужого даже и следа! А вот у вас след останется - в виде прободения желудка и гнойной язвы двенадцатиперстной кишки! - тетка села на кровати, размахивая руками.
- Да-да! - хрюкал Факинштейн, пожирая 'Доши-рак' - это мои самые любимые болячки! А еще мне нравится чума и лепра. Ведь не даром же, замечательную голландскую trash-death metal группу нарекли Pestilence - не зря, ибо название переводится как эпидемия чумы, мор. И попрошу заметить, не даром группа Death записала в 1988 году альбом Leprosy. Да, мало ли, команд и групп, названных в честь недугов. А когда у меня случится прободение желудка, чужой вывалится из дырки, я его поймаю и откушу ему голову. Без головы он шибко то бегать не будет! Небось, сразу станет послушным, даааа... И вообще, прекратите махать руками - вы ими ветер создаете, и мне в уши надует. Кстати, откуда вы знаете про чужих?
Тетка встала и, склонив голову набок, предупредила:
- Оттуда! - и вновь рухнула на кровать.
- Оттуда... - согласился Борис Семенович, сооружая еще один бутерброд - а как вас, к примеру, зовут?'.
- Ахура Девадорис - ответила тетка.
- Ух ты, как приятно! Очень красивое русское имя, - гудел Факинштейн, поедая лапшу, - а меня - Борис Семенович.
- А сколько, к примеру, вам лет? - поинтересовался Факинштейн, делая могучий глоток из пивной банки. Тетка сердито полезла под одеяло и Борис Семенович ответил сам себе:
- Вероятно, сорок пять, плюс-минус пять лет, - затем, наморщив лоб, уточнил, - или, к примеру, сорок. Ну может быть, плюс два года.
Из под одеяла донеслось:
- У вас, вероятно, от пива и от метала мозг умер, а вы даже сами этого не заметили. - Ну почему же, заметил, - думал Факинштейн, - но не сразу. Это случилось лет пять назад. И правильно сделал, что не сказал жене - не стал пугать её. Тем более что, ни она, ни окружающие ничего не заметили. Странно жить мертвым. Впрочем, как это в песенке поётся? Ярко солнце светит, щебечет воробей, мертвым жить на белом свете веселей...
- Чудовищные стихи, чудовищная музыка и чудовищный характер у вас, Борис Семенович. Но это нормально, ибо в наше время по другому не выживешь, - поделилась Ахура.
- Уууууу... ведьма, - мысленно заскулил Факинштейн, - мысли мои читает.
- Кстати, - вякнул Борис Семенович, - в средние века ведьм жгли довольно часто и по многу.
- Знаю, - мрачно ответила Ахура Девадорис.
- ...Атомная бомба плющит не как обычный тротиловый заряд, - увлеченно развивал свою мысль Факинштейн, - условия, возникающие при ядерном взрыве совсем другие. К примеру, мощность взрыва плутониевой бомбы по крайней мере в семь тысяч раз больше аналогичной тротиловой. Температура в эпицентре достигает десяти миллионов градусов и более, а давление - в миллиард атмосфер.
- С военной точки зрения, - подхватила Ахура, - намного перспективнее выглядит термоядерное оружие, ведь там нет ограничивающего условия критичности. Да и энерговыделение в четыре раза больше, при прочих равных условиях. Поэтому теоретически, можно изготовить термоядерный заряд сколь угодно большой мощности. Уже давно не делают чисто атомное оружие, основанное на распаде тяжелых радиоактивных ядер. Делают комбинированное - небольшой плутониевый триггер с одним или несколькими водородными бустерами.
Факинштейн перестал жевать и удивленно спросил:
- А откуда вы это знаете?'
Ахура сделала страшные глаза и громким шепотом предупредила:
- Попробуй догадаться!
- Уууу... ведьма... - вновь мысленно завыл Борис Семенович, - читает меня словно открытую книгу. В слух же он обратился к Ахуре:
- Это типа, я сам с собой разговариваю, да?
- Ага, - кивнула Ахура.
Так прошел день, и наступила ночь.
Факинштейн крепко спал. Но чужой в нем уже проснулся и начал шевелиться. Беспокойно рыская в поисках еды, паразит обнаружил, что все уже усвоено организмом хозяина. Высунув зубастый язык он ласково куснул Бориса Семеновича за печень и за левую почку. Факинштейн охнул и проснулся.
Вагон мотало на поворотах, колеса бешено стучали, локомотив тоскливо выл вдалеке, будто раненый зверь. В лунном свете Борис Семенович какое то время созерцал желтый шуршащий пакет с едой, и слушал как внутри него скребется и рычит чужой.
Затем, он протянул руку к пакету и попробовал вынуть из него что-нибудь подходящее. Пакет тут же громко возмутился, и Факинштейн испуганно отдернул руку. Повернув голову, Борис Семенович вдруг увидел в лунном свете Ахуру Девадорис, которая склонилась над его внезапно оцепеневшим телом. Падающие с её головы рыжие волосы казались совсем седыми, глаза горели холодным зеленым пламенем.
Она подняла над головой руки, вооруженные длинными когтями и вонзила их в брюхо Факинштейна. Борис Семенович почувствовал, как его тело пронзил адский холод - но он не мог ни вскрикнуть, ни пошевелиться. В следующее мгновение Ахура Девадорис вырвала из Факинштейна гнусное существо, лязгающее острыми зубами и пытающееся вырваться из цепких когтей ведьмы. Она поднесла чужого к лицу и откусила ему голову. Зеленая кровь брызнула в стороны, прожигая в стенах купе дымящиеся дыры. Ахура вскочила на стол, открыла окно и, шипя, выпрыгнула в кромешную тьму.
Борис Семенович потерял сознание.
Проснулся Факинштейн только после полудня, ощущая себя крайне разбитым. События прошлой ночи казались кошмаром. Солнце вновь ярко светило, наполняя купе теплом. Ахура Девадорис сидела на соседней полке в позе лотоса и потихоньку вязала. Борис Семенович вяло позавтракал, толкая в себя варенные яйца и бутерброд.
Аппетита не было.
- Что, не кушается? - весело спросила Ахура.
- Не голоден я, - видимо, за два предыдущих дня наелся.
- Или чужой покинул вас, или помер внутри вас, сделав вас своей могилой и катафалком, - засмеялась Ахура. Сегодня она выглядела намного моложе - ей можно было дать лет двадцать, не больше.
- А зачем вы откусили ему голову? - испуганно спросил Борис Семенович.
- Больно надо... Он выпорхнул в окно этой ночью, когда время пришло, и скрылся в неизвестном направлении, - парировала Ахура Девадорис.
Факинштейн начал разглядывать стены купе, пытаясь найти дыры от ожогов кислотой, но все было чисто - ни следа от крови чужого. Ахура от души хохотала, наблюдая, как Борис Семенович усердно вертит башкой по сторонам:
- Я точно помню, как она откусила ему голову и выпрыгнула в окно... Точно помню! - думал Факинштейн.
- Ничего вы не помните. Насмотрелись кошмаров во сне, и плетете всякую чушь, - заявила Ахура Девадорис.
- Вот уж дудки, меня не проведешь, - сказал Борис Семенович.
- Ну как хотите, - ответила Ахура.
- Ага, как хочу, - подумал Факинштейн.
Сенсоры межконтинентальной ракеты 'Тополь Д-10' зафиксировали цель с расстояния полутора тысяч километров. Проанализировав координаты, скорость и направление движения объекта, ракета сделала крутой вираж и пошла на сближение.
На высоте пятисот метров от земли интеллектуальная оболочка 'Тополь Д-10' дала команду на подрыв термоядерной боеголовки мощностью в девятьсот килотонн. Два взрывателя, расположенные на плюсах полой, эллипсоидальной сферы плутониевого триггера, сработали одновременно, сжимая ядро в точку. Бетатрон дестабилизировал жестким рентгеном ядра компактного плутония - началась неуправляемая цепная реакция распада. Излучение мгновенно заполнило внутреннее пространство бомбы, поджигая первую водородную ступень. Оболочка из природного урана сжала дейтерий-тритивую плазму водородного бустера к центру, туда, где находился плутониевый стержень. Нейтронный поток от триггера и первой водородной ступени, нарабатывая тритий из лития, разрушил ядра центрального стержня, высвобождая энергию и формируя вторичный имплозионный толкатель. Перегретая водородная плазма оказалась сжатой между двух сходящихся сфер и вспыхнула.
Мгновенно, межконтинентальная ракета превратилась в многократно ионизированную плазму, которая начала расширяться с гиперзвуковой скоростью. Излучение взрыва обожгло ядерным огнем кожу гигантской сороконожки и та в агонии изогнулась. Еще через мгновение её тело закипело, испаряясь в аду термоядерного пекла. Огненный шар взрыва коснулся поверхности земли, превращая ландшафт в огромное озеро расплавленной породы. Пустой скорый поезд, несущийся в тоскливой ночи, исчез, испарился, будто и не было его никогда.
Ядерный гриб, клокоча, поднимался всё выше и выше.