Жара, к которой привык только Волго-Донской судоходный, как артобстрел очистила улицы городка от жителей, заставив их, независимо от знаков различия, искать убежища от знойных солнечных лучей.
Дома и столбы казались обворованными - тени почти не было. Дежурный по роте с двумя дневальными выдерживал в столовой бой за чашки-ложки и очередь к горячим борщам, один вид которых вызывал желание разделить судьбу замерзших во льдах арктических экспедиций.
Казарма дивизиона, третий год терпящая мое присутствие, была почти пуста - за малым исключением весь личный состав сдавал нормы военно-спортивного комплекса на раскаленном, как чилийские мостовые, стадионе. В числе немногих счастливчиков, минувших сей чаши, я возлежал на не разобранной койке, наслаждаясь правом отдыха после суточной смены.
Все окна на втором этаже были распахнуты, с восточной стороны порядком надоевшие за два летних месяца ультрафиолетовые волны норовили проникнуть сквозь бамбуковые жалюзи.
Сон ускользал. Не испытывая особого желания, я извлек из помятой пачки пересохшую сигарету и подошел к открытому окну.
Внизу, на квадрате кафельного крыльца, окруженного, как полуостров, пыльным асфальтом, скучал дежурный по части старшина Блинов, в неслужебной обстановке - просто Ильич.
В руке он держал суконную фуражку, и если бы старый оригинал старик Хоттабыч превратил ее сейчас в кружку холодного пива, число жертв инфаркта увеличилось бы на единицу.
Рядом прислонился к дверному косяку дневальный - мой дружок Валерик Богатырь, которого даже офицеры иногда называли БГТО. Воротничок гимнастерка, как обычно, расстегнут, пилотка - под погоном, а отодвинутый на уставную ширину ладони от пряжки штык своей правильностью казался исключением.
Блинов посмотрел на Валерика, как на надоевшую муху, и обречено вздохнул:
Валера, глядя на приближающегося со стороны почты солдата, невозмутимо изрек:
- Я тоже светлую память о вас сохраню в своем сердце навечно.
Беззлобная перепалка трансформировалась в своеобразный КВН, где мне была отведена роль невидимого жюри.
Старшина Блинов, решив, что разминка капитанов затянулась, взглянул на урну и приступил к домашнему заданию:
А ты мусор так и не вынес? Точно, лень раньше тебя родилась.
Валера, рассчитывая на баллы за сообразительность, вытянулся стрункой:
- Никак нет, мы с ней близнецы!
Старшина хотел что-то ответить, но удержался, отвлекаясь на стоявшего перед ним солдатика с фанерным ящиком подмышкой.
- Это, - начал тот, отдав честь, - меня командир отделения отпустил, ну, на почту получить, это, посылку. Можно открывать?
Вопрос никому не показался странным. По официальному приказу "бати" старшины подразделений были обязаны взять на себя функции таможенников. Блинов, по-моему, любопытством никогда не отличался, но сейчас, радуясь хоть такому, пустячному развлечению, оживился:
Давай-давай, посмотрим, кто нашу роту водкой снабжает.
Шутка прозвучала вполне качественно: рядовой Лебедев, это было известно каждому, не пил, не курил, а при разговорах о женщинах вообще краснел, как пойманный на горячем...
Он, приговаривая "ну, что вы, это мне мама прислала", неловко поддел крышку и стал выкладывать на верхнюю ступеньку содержимое посылки. Сверху лежали какие-то печенья-варенья, шерстяные носки, консервы, а внизу, как обличение - бутылка марочного вина.
Настроение у меня испортилось вконец: я вспомнил, как старший лейтенант Круподеров в аналогичной ситуации вылил в унитаз грелку первосортной "чачи" и банку "Цинандали". На "гражданку" потянуло с силой, отступающей только перед страхом дисбата.
Бедняга Лебедев, не веря своим глазам, вертел злополучную посудину и готов был расплакаться. Наконец, он, жалобно глядя на старшину, умолил его никому не рассказывать о своем "позоре" и ушел к себе на объект совершенно расстроенный.
Блинов долго рассматривал с тоской яркую наклейку и мучился, как студент-медик, впервые делающий укол ребенку.
Валера, предчувствуя беду, трагически зашептал:
Неужели разобьете, Ильич?
Ильич, не отрывая взгляда от гипнотического предмета обсуждения, горестно выдавил:
- Жалко, даже не знаю, что делать...
- Не знаете? - Валерик, подпрыгнул от нетерпения и почти выхватил бутылку из рук растерявшегося от неожиданности старшины. - А я знаю!
В следующее мгновение произошло нечто неожиданное для всех нас троих, включая и Валерика. Как потом выяснилось, автоматически он сделал то, к чему привык. Не успел старшина и глазом моргнуть, как белая "бескозырка" слетела с бутылки, а половина ее содержимого перекочевала в Валерика.
Ошеломленный таким нахальством, Блинов принял емкость от Валерика и видно было, что он просто растерялся. Затем негодование на его лице сменилось чем-то другим: он посмотрел по сторонам, отчаянно махнул рукой, крякнул, запрокинул голову и показал мне дно бутылки.
Когда из нее вытекали последние капли, он, наконец, заметил меня:
Ты что, а?.. Куришь в казарме? Совести нет?
Я захлопнул рот и вдруг снова открыл его, чтобы огласить знойную тишь мальчишески азартным криком: