Временами Василию снился сон, в котором он подходил к тёмному обрыву и елейный вкрадчивый голос говорил ему: 'Хочешь познать себя? Прыгни'. Голос доносился из-под, искрившегося в лунном свете, массивного гранитного валуна. Под камнем была нора суслика и в её темноте горели два зелёных мерцающих глаза. По началу он в ужасе убегал прочь от обрыва и просыпался. С каждым разом, изредка и внезапно, повторяющегося сна он смелел и всё больше осматривался. Ничего зловещего в окружающей обстановке не просматривалось, кроме тёмной мглы обрыва, которая скрывала в себе какое-то движение, иногда оттуда доносились неясные звуки.
Однажды, осмелев, он спросил:
- А если я погибну?
- Не погибнешь, - был ответ.
- Кто ты?
Глаза вспыхнули, моргнули и исчезли.
В другой раз он бросил туда камень. Через несколько мгновений этот же камень упал сверху и мягко лёг на тоже место, где он его взял. Как и в первый раз Василия объял необъяснимый ужас, и он убежал. После этого сон долго не снился. И вот как то, придя поздно домой с рыбалки, уставший и продрогший, он разжёг камин, сделал чай, и так вот не переодевшись, с чашкой недопитого чая заснул перед горящим камином ... и сразу попал в этот сон.
Он стоял в той же одежде, в джинсах и свитере, с чашкой чая. Обитатель норы в этот раз молчал. Озорная мысль пришла ему в голову. Он выпустил чашку с недопитым чаем в пропасть. Чашка плавно опустилась сверху и легла ему в руку, не потеряв ни капли жидкости, и тут он, не раздумывая, с весёлым удальством, понимая, что это всего лишь сон, отошёл, разбежался и прыгнул. Захватило дух, как это всегда бывало у него во время прыжков в сновидениях. Василий летел достаточно долго, за это время чашка десять раз успела бы вернуться, но лишь только тревога неопределённости стала захватывать его, он мягко приземлился. Бездна также, как и до прыжка зияла впереди, также невдалеке стоял валун, но был день и в противоположной стороне в километре от обрыва, объятый дымом, стоял город, который он не видел и не мог видеть раньше при луне. Средневековый город, обнесённый крепостной стеной, укреплённый и окружённый войсками. По всей видимости штурм был в жестоком разгаре. Тучи стрел летели, как сверху, так и снизу, огонь пылал, как на стенах, так и под ними.
- Ох, ничего себе, - достаточно пристойно и куртуазно подумал Василий.
Долго раздумывать он не успел. Стрела просвистела и, чудом не задев руки, порвала свитер. На расстоянии шестидесяти метров на него неслись два всадника. Один из них опять натягивал лук. Не размышляя дальше, Василий в два прыжка уже летел в обрыв. Потрясение было так сильно, что, приземлившись у валуна, он побежал дальше и проснулся.
Чашки в руке не было, её вообще не было, только вкус бергамота во рту, и свитер, ещё совсем новый толстый серый шерстяной свитер, порван чуть выше локтя, там, где его порвала стрела.
- Семь часов ровно, - с китайским акцентом пропела кукушка.
За окном украдкой рассветало зимнее небо. Для Василия начиналось обычное воскресное утро, если не считать бурного сновидения, таинственно пропавшей чашки и порванного свитера. Просыпаясь, Василию удалось поймать воспоминания своих младенческих безмятежных лет. В ту пору, защищённый родительской любовью, он бесстрашно вглядывался в окружающих его людей, дома, поезда, самолёты. Особенно самолёты. Всё привлекало его и всё говорило ему об оставленных где-то других родных местах, в которых всё ещё находилась большая часть его самого. По мере взросления здесь его присутствие перетекало оттуда сюда и всё реже приходило это чувство былых миров. Внешне это никак не проявлялось. Василий рос обычным, в меру послушным, в меру самовольным ребёнком. Детские же воспоминания покрылись плотной пеленой, не до конца оставив его в этом новом, яростном и интересном мире. Не до конца. Потому то, он так жадно впитывал окружающую его жизнь, так неудержимо стремился к её созерцанию, активно и даже агрессивно её изучал и завоёвывал. Прочитав как-то в книге о представлениях индусов, в которых человек только на четверть присутствует в настоящем, а на три четверти в других вселенных, он принял это, как само собой разумеющим, не забывая поддерживать спортивную форму и дать в глаз наглом Вадьке из параллельного класса. Этой ночью пелена распахнулась и открыла ему проход в тот мир. Оставаясь реалистом, он не видел ни чуда, ни тайны в пропавшей чашке и порванном свитере. Василий не был ошеломлён, он просто вспомнил, пусть не всё, но главное, о существовании темпорального портала в другие миры и понимал, что ему покрутят пальцем у виска, если расскажет об этом, но рассказать хотелось.
За стеной послышались звуки, просыпались соседи. В этой квартире он жил недавно. Теперь он мог уверено сказать, что первый сон ему приснился как раз в этом доме. Этот старый деревянный дом стоял недалеко от центра города, представлял из себя, не подлежащий сносу, архитектурный памятник позапрошлого века и вмещал в себе шесть обособленных квартир с удобствами на улице. Достопримечательностью его квартиры и был этот старый роскошный камин с хорошей тягой и прекрасным обогревом. Цена аренды, почти символическая, вполне устраивала его, студента истфака. Все случаи его странных снов происходили перед зажжённым камином. Занятый курсовой работой по истории Византийской империи, Василий не замечал этих совпадений. Теперь ему открылась полная картина. Когда-то в детстве ему очень нравилась сказка про Буратино и золотой ключик.
- Вот это да! Ай да, нарисованный очаг! Ай да, Буратино! - сдерживая радостное волнение, смешанное с тревогой, потянулся, вставая Василий.
Вставая, он чуть не шмякнулся назад. Последний красный уголёк в камине сверкнул последний раз и потух. В этот же самый миг откуда-то сверху опустилась чашка и мягко встала около кочерги. Недопитый чай был на месте.
- Портал работает безукоризненно, - рассмеялся, сообразив Василий, - правильно я говорю, кукушка?
Кукушка, подумав, через некоторое время пропела:
- Восемь часов ровно.
Как ни странно, Василий чувствовал себя отдохнувшим и хорошо выспавшимся. Он разжёг камин, заварил чай, сделал пару бутербродов с рыбой и сел продумать ситуацию.
- Значит так, имеем следующее: все материальные вещи оттуда возвращаются или со мной, или с последней искрой камина. Я возвращаюсь, когда захочу, но пока горит камин. Как только камин гаснет, я оттуда извергаюсь. Каждый раз я буду попадать там в продолжение момента из которого вышел. Если я всё это знаю, следственно, я уже пользовался когда-то порталом. Следующий вопрос...
Зазвонил телефон.
- Коллега, привет! - звонил Лёха, однокурсник.
- Привет, коллега.
- Завтра улетаю в Турцию. Может тебе привезти какой-нибудь артефакт для твоей курсовой? - Лёха явно прикалывался.
- Привези мне парочку милиарисиев времён крестовых походов.
- А... Лучше я тебе рахат-лукума привезу, а ты мне помоги с планом реферата, пока меня не будет.
- Халява, ты, Лёха. Ладно сделаю.
- Всё пока, побежал вещи укладывать.
- Приятного полёта. К стюардессам не приставай.
Лёха заржал и положил трубку. 'Вот артист. У него курсовая горит, а он по Турциям разъезжает - подумал Василий. И его озарило. - Артефакты? Да я сам достану артефакты. Как минимум, ту стрелу, что порвала мне свитер'.
Он вспомнил Сашку Болгарова с которым когда-то подрабатывал на стройке. Парень с биографией, сидел в тюрьме. Как-то он проговорился, что без проблем может достать 'ствол' и даже с запасом 'семечек' и при этом назвал цену. Парень он был простоватый, но словами не бросался. Василий нашёл его телефон и позвонил.
- Саша, привет.
- Привет, Вася, - голос у Сашки был как у человека, правильно отметившего пятницу.
- Дело есть.
- Подъезжай.
День прошёл в неторопливой суете и к вечеру Василий сидел перед камином с чёрным потрёпанным 'макаровым', который он лично проверил в лесу, с двумя обоймами, Сашка обещал подогнать ещё, если понадобится, и с мачете, которое ему подарил когда-то приятель кришнаит. К вылазке за стрелой он подготовился, но что-то весь вечер не давало покоя. Он бесцельно просматривал конспекты, перечитывал курсовую, играл сам с собой в шахматы, силился что-то вспомнить, несколько раз смотрел прогноз погоды на завтра. Позвонил Наде, поговорили не о чём, договорились встретиться. Позвонил Гера, рассказал о своей удачи с какой-то книгой, обещал заглянуть к нему на днях.
Так тягуче прошёл вечер.
---------------------------
- Десять часов ровно, - равнодушно произнесла кукушка.
Василий поудобнее расположился в кресле, поглубже засунул пистолет в карман, вложил мачете в самодельные ножны и начал мысленно произносить слова древнего текста. Несколько лет назад эти слова ему открыл тот самый кришнаит, нарушив тайну известную только посвящённым. После третьего повторения текста мысли стали сбиваться, растекаться, слова прятаться, убегать. В последнем порыве он схватил слова, '...да будет...' и предстал пред знакомым камнем. Два зелёных глаза всё также тлели в темноте норы.
- Эй, крот, Чупа Чупс тебе в рот! Что ждёт меня?
- Ты найдёшь, что не искал и встретишь то, чего не ждал, - голосом, потерявшим вкрадчивость, ответил обитатель норы.
- Туману не напускай. Скажи яснее.
На эти слова глаза моргнули и исчезли. Не дождавшись ответа, Василий поправил мачете на поясе, зажал пистолет в руке, снял его с предохранителя и прыгнул.
Стрела, порвавшая свитер, торчала в дереве. Ниже торчала вторая.
- Не метко, но кучно, - подумал Василий.
Всадники уже были ближе. Вооружены они были легко. Щит, лук, копьё, шлем и кольчуга.
В яростном возбуждении он выкрикнул:
- Хенде хох! Вашу дивизию! - и дал предупредительный выстрел.
Проскакав по инерции с десяток шагов, всадники резко развернулись и с криком, - Диаболо, диаболо- поскакали назад.
- Так то, - Василий убрал пистолет в карман и начал деловито вытаскивать стрелы из дерева, - видно слабые у них луки, или стрелки слабаки.
Стрелы он вытащил с лёгкостью и, зажав их в руке, решил, что делать ему здесь больше нечего. Возбуждение улеглось и в нём проснулся историк.
- А где я, ёлы-палы? - он вдохнул воздух, пахло жасмином.
Там, где недавно курился обрыв, лежала каменная плита. Дорожная плита в ряду с другими плитами. Отличалась от них только тёмно-серым цветом. Сама дорога одни концом упиралась в город, другим в противоположной стороне терялась между холмами. Вдыхая аромат жасмина, он услышал шум. Шум доносился оттуда же откуда и запах, с другой стороны дороги. Кто-то прятался в кустах жасмина. Он услышал приглушённый шёпот. Василий чувствовал, что за ним наблюдают из этих кустов.
- Эй, а ну выходи! - грозно крикнул Василий.
Вытащив пистолет, он двинулся к кустам. В это время со стороны города донёсся шум битвы, яростные клики сражающихся и треск, видимо, разбиваемых ворот. Василий отвлёкся на рассматривание города, но уловил краем глаза движение из-за кустов. Он резко повернулся. Перед ним стояли двое.
--------------------------
Юная девушка пятнадцати-семнадцати лет, в шёлковой далматике одетой поверх туники, в кожаных жёлтых сокках на ногах, застенчиво прикрывала лицо платком. В её серых глазах сквозили страх, надежда и нечаянное восхищение. Из-за неё выглядывал смышлёноглазый мальчуган в льняной тунике с длинными рукавами. Одежда соответствовала средневековой Византии, изученную им тщательно в курсовой работе.
- τίνα γὰρ εὐχαριστίαν δυνάμεθα τῷ θεῷ ἀνταποδοῦναι ἐπι σοὶ, ἀγαθὸς ἄνθρωπος! - нежным голосом не сказала, а почти пропела девушка.
Удивили как её певучая речь, так и полное понимание, сказанных ею слов.
- Какую благодарность можем мы воздать Богу о тебе, добрый человек? - сказала она на византийском греческом языке.
Дальнейшее удивление последовало, когда Василий с такой же лёгкостью, как будто греческий он знал, как и английский, ответил:
- Очень рад, если помог вам, милая девушка.
- Конечно помог. Эти псы хотели схватить нас.
- Кто они, - зная ответ, спросил Василий.
- Это франки. У них нет сил и храбрости воевать с агарянами, и они решили пограбить нашу страну.
- Что это за город? - не подумав, спросил Василий.
- Разве ты не знаешь, что это Никомедия? - удивлённо раскрыла глаза девушка.
Василий ещё раз увидел, как она миловидна, её благородные черты, восхитительные ямочки на щеках.
- Как вас зовут?
- Меня Лисандра.
- А меня Парамон, - прибавил мальчуган.
- Василий, - коротко сказал Василий.
- Василевс? - с благоговейным восторгом воскликнули дети и упали на колени.
Василий решил не вносить ясности и побыть василевсом, но жестом показал, чтобы встали.
- Откуда вы и куда идёте?
Дети рассказали ему, что они из семьи комита Антония Квазара. Отец остался в городе для защиты, а их отправил в Никею, где сейчас их мать. С ними был воспитатель Валерий, но при нападении отряда франков они потеряли его в толпе и теперь добираются одни.
- Скажите, о Василевс, почему Вы один? Где ваши телохранители?
- Я вышел в дозор один, чтобы не привлекать внимания и посмотреть каково положение самому, - не моргнув, соврал Василий, - моё пребывание здесь тайно, а потому обращайтесь ко мне как к простому воину.
- Ходишь ли ты в школу? - поинтересовался Василий у Парамона.
- Да, я изучаю арифметику, - важно ответил Парамон.
- И даже знаешь летоисчисление?
- Конечно, знаю.
- Какой же у нас сейчас год от сотворения мира?
- 6702-й год от сотворения мира и 1204 от рождества Христова.
- А какая седмица по Пятидесятницы?
- Не помню, мы это не проходили. - лукаво улыбаясь, отвечал Парамон.
- Молодец, Парамошка, не зря ходишь в школу.
- А что умеешь ты, Лисандра? - обратился Василий к заскучавшей сестрице.
- Я умею ... Ой, смотрите!
С той стороны, куда умчались, напуганные Василием всадники, приближался более внушительный отряд, как минимум, человек десять. Василий оценил диспозицию и решил не полагаться на 'макарова'.
- Прячьтесь в кусты, я сейчас буду, - бросил Василий и направился к серой плите.
Он плавно ухнул вниз и приземлился у гранитного валуна, пнув камень, спросил:
- Эй, крот, я ничего пока не нарушил?
- Пока ты только прикоснулся.
- К чему?
'Крот' по своей скверной привычки опять пропал.
--------------------
Василий проснулся с двумя франкскими стрелами в руке. Пистолет и мачете на месте. Открыл глаза, рядом с потухшим камином валялась гильза, в комнате стоял запах от произведённого выстрела. Мысленно он всё ещё пребывал в окрестностях Никомедии и на него неслись вооружённые всадники. Первая мысль: где взять 'калаш' или, хотя бы, охотничье ружьё.
- Шесть часов ровно, - напомнила кукушка.
Василий переоделся в спортивный костюм и побежал к речке поддерживать физическую форму. Зима в этом году задерживалась. Понедельник выдался промозглым, но для Василия это не имело значения. Размяв мышцы и позавтракав, Василий нырнул в свою курсовую работу. Карты, схемы, года - всё сходилось, даже костюмы.
Никоме́дия (греч. Νικομήδεια) - древний город в Малой Азии центр области Вифиния. Располагался на северном побережье Мраморного моря на узкой прибрежной полосе и на холмах высотой до 200 м. на подступах к Константинополю. В русских текстах до реформы 1918 года название города могло писаться как Никомидия, что связано с византийским произношением буквы 'η' (отражение древнегреческого и латинского произношения). В 286 г. н. э., когда Диоклетиан ввёл тетрархию (четверовластие), он сделал Никомедию восточной столицей Римской империи. Бурно развиваясь она становится четвёртым по величине городом империи - после Рима, Антиохии и Александрии. Никомедия оставалась восточной (и более важной) столицей империи до того, как Константин Великий разбил Лициния в 324 году. Последующие 6 лет Никомедия была фактической столицей империи Константина, пока он не провозгласил близлежащий Византий 'Новым Римом' (впоследствии Константинополь, ныне Стамбул). В это время в Никомедии было построено много христианских храмов и дворцов. Никомедия приобрела большое культурное значение, её называли 'Афинами в Вифинии'. Расположенная на путях из Малой Азии на Балканы, она была крупным торговым и ремесленным центром и сохранила своё значение даже после переноса столицы в Константинополь. Средневековый город представлял собой небольшой укреплённый посёлок на вершине холма, у подножия которого раскинулись обширные руины античного города. Относительный упадок средневековой Никомедии по сравнению с античной учёные связывают с переносом столицы в близлежащий Константинополь, в тени которого и существовала средневековая Никомедия: на реставрацию обширных средневековых стен города уже в его казне уже не хватало средств. В 1204 годах Никомедия оказалась в руках латинян. Вплоть до 1241 года между латинянами и греками развернулась ожесточенная борьба за город, который несколько раз переходил из рук в руки. Ныне это - Измит, İzmit, город в регионе Мармара, Турция, в области Чаталджа-Коджаэли (тур. Çatalca-Kocaeli Bölümü). Административный центр (центральный район, меркези) провинции Коджаэли.
Василий ещё раз осмотрел стрелы. В памяти всплыл Данила. Вдогонку пришла подсказка. Данила учился на химфаке, фейерверки и бомбы умел делать из ничего, а у Санька он мог одолжить охотничье ружьё.
Время Василия не поджимало. Он как обычно ходил на лекции, подрабатывал на стройке, веселился на дне рождения Игорька, встречался с Надей. Данила тем временем научил как делать ракеты, салюты, петарды и после долгих отнекиваний дал рецепт бомбы. Несколько штук он сделал и испытал за городом. Санька он не застал, тот уехал в командировку. Пролетели две недели, и он опять расположился перед камином, Всё повторялось, как в прошлый раз, только теперь за плечом висел рюкзак с фейерверками.
----------------------------------
- Ручная кладь не больше своего веса, - прошелестел 'крот'.
- Благодарю за своевременное напоминание, - отозвался Василий и, не замедляя шага ушёл в пропасть. Рюкзак тянул килограмм на двадцать.
Отряд находился в нескольких сотнях метрах, на том же месте, где Василий оставил его в прошлый раз. Кресты таращились на Василия со щитов, шлемов, доспехов. В полном боевом вооружении посреди прислуги и оруженосцев восседал на огромном чёрном коне серый рыцарь. Всадники двигались лёгкой рысью. Василий вытряхнул свой боезапас из рюкзака, вытащил ракету и стал зажигать. От возбуждения руки слегка дрожали, фитиль зажёг от второй спички. Ракета рванула и понеслась на неприятеля. Получилось не плохо, ракета взорвалась, не долетев до отряда, на высоте десяти метров. Мощный хлопок и на солдат посыпались красные искры. Люди растерялись, лошади шарахнулись в стороны. Конь под рыцарем дёрнулся, но рыцарь справился с ним и продолжал движение прямо на Василия. Он свирепо крикнул своим слугам, те, опомнившись, присоединились к нему. Расстояние до Василия сокращалось.
- Dieu le veut! Dieu le veut! Так хочет Бог! - разнеслось по окрестности.
- Окаянные еретики. Извратили учение Христа и думают, что так хочет Бог! И через столетия найдутся оправдывающие вас, но сам ваш Папа через 800 лет признает: 'Некоторые воспоминания особенно болезненны, и некоторые события отдаленного прошлого оставили глубокие раны в умах и сердцах людей до сего дня. Я думаю об ужасном нападении на имперский град Константинополь, столь долго бывший оплотом христианства на Востоке. Трагично, что воители, направлявшиеся, чтобы обеспечить свободный доступ христиан в Святую Землю, обратились против своих братьев по вере. Тот факт, что они были латинскими христианами, наполняет сердца католиков глубокой скорбью. Как мы можем не увидеть здесь тайны беззакония, действующей в человеческом сердце? Богу одному принадлежит суд, и потому мы вверяем тяжкое бремя прошлого Его бесконечному милосердию, прося его исцелить раны, от которых до сих пор страдает дух греческого народа',1 - всё это пронеслось в голове Василия.
Проникся ли он ситуацией, вспомнил ли он нечто, но разум его наполнился мыслью, что эти пришельцы топчут его землю, оскверняют его родину. Василий решил бить прямой наводкой. Единственно, сожалел о лошадях. Когда-то в детстве он выхаживал падшего мерина, поил его, давал прописанное лекарство. Запомнились слова ветеринара: коровы болеют часто и вылечиваются, конь, если упал, очень редко встаёт. Тот мерин так и не встал.
Три ракеты ушли под ноги коней и взорвались. Одни лошади упали, другие унесли в панике своих седоков в разные стороны. Отряда, как такового не осталось, только бесстрашный рыцарь, закрытый глухим шлемом, грозно надвигался на Василия. За ним, с трудом сдерживая коней, следовали два оставшихся оруженосца. Ещё две ракеты он выпустил в рыцаря. Конь упал, и всадник свалился метрах в двадцати.
1 - (John Paul II. Address to Holy Synod [of the Orthodox Church of Greece] // L'Osservatore Romano: Weekly Edition in English. 9 May 2001).
Вытащив пистолет, Василий устремился к рыцарю, но тоже самое сделали и два оставшихся оруженосца. Потеряв коней, охваченные священным ужасом, но тем не менее бесстрашно и мужественно они шли на выручку своего господина, как и подобает воину христову во исполнении рыцарского кодекса. Василий подбежал первый и встал над крестоносцем, тот слабо шевелился, оглушённый падением. Василий, не торопясь, оценивал ситуацию. Лица, приближающихся оруженосцев, не смотря на только-только пробивающиеся усы, выказывали полную решимость. Голубые глаза, насупленные брови, гневно сжатые губы не предвещали лёгкой развязки. Прикрывшись щитами и выставив копья, они храбро шли на Василия. 'Да, это не дрыщи, уткнувшиеся в айфоны и круто воюющие в виртуальных битвах, - подумал он, - настоящие железные франки, создавшие Европу. Но тем хуже для них'. Приближающемуся справа Василий прострелил руку, тот выронил копьё. На второго он навёл пистолет и тем остановил его. Затем приставил пистолет к груди рыцаря и крикнул:
- Ещё шаг и он умрёт.
Воины остановились.
- Кто он?
- Это рыцарь Эрве де Сэн, племянник Пьера де Браше. Войска де Браше сейчас штурмуют Никомедию.
- Я беру его в плен.
Василий приказал им бросить оружие и связать рыцарю руки.
- Теперь идите и сообщите мою волю Пьеру де Браше. Я отдаю ему Никомедию и Эрве. Он отпускает мне Антония Квазара с его отрядом. Иначе сожгу всё ваше войско.
Василий чиркнул спичкой и пустил ракету в отдалённый кипарис, стоявший между ними и городом. Ракета взорвалась подле дерева и кипарис превратился в горящую свечу, окутанную огромными клубами чёрного дыма. Без сомнения, этот дым привлёк внимание нападающих. Оруженосцы ушли. Эрве очнулся, и Василий помог ему встать, вежливо и почтительно объяснил ему, что он теперь в плену и должен вести себя соответственно. Крепкий, светлокудрый, атлетически сложенный пленник хранил молчание и только яростно сверлил Василия взглядом. На левой его щеке змеился старый, нисколько не портящий лица, возможно даже придававший шарму, след боевой раны. Василий водрузил трофейный шлем себе на голову, взял в руку тяжёлый рыцарский меч и повёл пленника к кустам жасмина. Оттуда уже в нетерпении выскочил Парамошка.
- Хочу пить, - сказал Эрве.
- Парамошка, принимай пленника и напои его.
- А кто это?
- Да, вот махнул, не глядя. Эрве зовут, - небрежно ответил Василий.
- Но у нас нету ни пить, ни есть.
- Сейчас сделаем.
- Присаживайтесь, достославный Эрве, - сказал он и пошёл к знакомой плите.
-------
Это выглядело великолепно. Василий вернулся в свою комнату и посмотрел в зеркало. В рыцарском шлеме, с мечом в руке смотрелся довольно классно. Василий предусмотрительно открыл окно и вскоре комната наполнилась запахом гари, разорвавшихся фейерверков, и куски осколков аккуратной кучкой возникли перед потухшим камином.