Жили-были!.. Как бы хотелось сказать так о своей жизни, наверное, любому. Начать рассказ о принцессах и принцах, о любви и верности, достатке и сопутствующей удаче, и закончить его признанием в том, что это все о тебе, о твоей жизни. Вот так тебе повезло. Саше Богатырёвой далеко не так повезло. И принцессой ее никто никогда не считал, и любящих родителей, пусть даже и не королевской крови, у нее не имелось, да и вообще, жизнь мало походила на сказку. Зато у нее была сестра, которую вполне можно было признать принцессой и красавицей, и близким родством с нею гордиться. И Саша гордилась, и любила. Но еще больше полюбила человека, которого сестра когда-то выбрала в свои верные рыцари. Разве это можно посчитать счастливой судьбой? Любить со стороны, любить тайком, а потом собирать свое сердце по осколкам и склеивать, после того, как ты поверила, что счастье пришло и в твою жизнь. Сказка со страшным концом, и такое бывает. И когда рыцарь отправляется в дальнее странствие, спустя какое-то время, начинаешь считать это благом. С глаз долой - из сердца вон. Но проходят годы, и рыцарь возвращается. Все идет по кругу, даже сюжет сказки... Но каков будет финал на этот раз?
1.
Этот разговор начинался, как обычно, то есть, ничем изначально не напугал и ничего ужасного не предвещал. Алёна Каравайцева, главная заводила институтской компании, появилась в бутике нижнего белья, где Саша работала, и после минутного осмотра и парочки многозначительных взглядов и хмыканья, оторвалась от созерцания кружев и атласа, и начала вещать (то есть, конечно, рассказывать, "вещать" Саша от себя добавила и мысленно) об очередной встрече выпускников. Воспользовавшись тем, что посетителей в магазине в этот момент не было, облокотилась на стойку, наклонилась к Саше и заговорщицки подмигнула. Что выглядело в её исполнении немного глупо. Алёнке вообще не шло подмигивать. Она была идеальной толстушкой-веселушкой, и, глядя на неё, без всяких подмигиваний, всегда казалось, что она что-то замыслила. А уж когда подмигивать начинала, и вовсе хотелось рассмеяться, но уже в следующую секунду за голову схватиться. Но самое интересное, что Саша вообще не должна была ни за что хвататься, и даже отношения ко всему этому иметь, ведь она не училась вместе с Алёнкой и своей двоюродной сестрой. Она была младше на четыре года, у неё не было высшего образования, иначе, что бы она делала здесь, в бутике нижнего белья, на должности продавца-консультанта? Все эти мысли промелькнули в её голове, но Алёнка снова ей подмигнула, видимо, для усиления эффекта, и Саша сдалась. Отложила новый комплект белья, тоже наклонилась и посмотрела Каравайцевой прямо в лицо. Правда, предупредила ту:
- Мне страшно тебя слушать.
Алёнка, кстати, мать троих детей, восторженно хлопнула в ладоши.
- И правильно! Я превзошла саму себя!
- Разве это возможно?
Алёна гордо задрала нос, одёрнула короткую курточку на крутых бёдрах и приосанилась.
- Смейся, смейся. Что бы вы, вообще, без меня делали? Потерялись бы все давно, похоронили бы себя на работе.
Саша с пониманием покивала.
- Ты права. Так что происходит?
Алёна тут же заулыбалась.
- Я же говорю, я превзошла саму себя. Собрала почти всех. Ну, кроме Елфимова и Карповой, из Питера и Риги они точно не поедут. И Новиков артачится, занятой наш налоговый инспектор. - Алёнка рукой махнула. - Ну и чёрт с ним. Он считает, что если перевёлся от нас на третьем курсе, то мы ему уже и не товарищи. А остальные все будут.
- Очень за вас рада, - ответственно заявила Саша.
Алёнка нахмурилась, наблюдая за ней.
- А ты чего куксишься? Скажи ещё, что не придёшь.
Саша посмотрела на неё с явным намёком.
- Алёна, я с вами не училась.
- И что? Тебя всё равно каждая собака знает.
- Какой-то сомнительный комплимент.
- Да ладно тебе, Сань. Мы последние пять лет всегда одной компанией встречались, и ты всегда приходила. Если так разобраться, то там половина наших уже чужие. Но всё-таки такая дата, пятнадцать лет с поступления. Вот я и постаралась. - Алёнка ей деловито кивнула. - Анжелика тебе разве не звонила?
- Звонила, - с лёгким вздохом призналась Саша, припомнив вчерашний телефонный разговор с двоюродной сестрой. - Правда, она не сказала, что будет куча народа. Я думала, опять посидим у Старикова на даче, шашлыки пожарим...
- Она сама ещё не знала, у меня только вчера всё так удачно сложилось. Кстати о Старикове. Он обещал помочь с кафе, у него знакомый есть. Так что, готовь платье.
Саша глаза закатила.
- Начинается.
Алёна постучала пальцем о псевдо-мраморную стойку.
- Надо, Саня, надо. - И следом улыбнулась. - Представь нас в красивых платьях, с причёсками. - Алёна схватила кружевные трусики-стринги, и со смешком потрясла ими у Саши перед носом. - Вот в этом.
Саша выхватила у неё алую вещицу.
- С ума ты совсем сошла, Каравайцева. Это кто на тебе увидит? К тому же, у тебя муж есть. Забыла?
- Не забыла, - передразнила её Алёна. - Может, для него и прикуплю.
- Ты только обещаешь каждый раз.
- Ну, так что, договорились? В следующую субботу, гуляем, танцуем и пьём водку.
Саша поневоле рассмеялась, но затем решила ужаснуться:
- Водку?
- А что? Помнишь, как на Восьмое марта классно было?
- Не помню, Алёна, в том-то и проблема. И Старикову передай: я больше с ним не пью.
- Да ладно тебе выделываться, Богатырёва. Оставь это Анжелике, у неё куда лучше получается. - Алёна посмотрела на часы и заторопилась. - Всё, я побежала, мне ещё нужно с кафе разобраться. Увидимся в субботу. И не вздумай больной притвориться! Помни, я знаю, когда ты врёшь.
Отвечать на это Саша сочла ниже своего достоинства, лишь фыркнула чуть слышно, но рукой подруге на прощание махнула.
Странно, что теперь, спустя десять лет, Алёна Каравайцева (правда, сейчас она уже не Каравайцева, а Степанова) на самом деле считалась её подругой. А когда-то Саша была слишком мала, чтобы дружить с кем-то, кто учился в институте. Она была лишь младшей сестрёнкой Анжелики Потаповой, красавицы и модницы, а её саму воспринимали, как обузу, неотвратимое зло, как говорила сама Лика. И Саша, находясь в окружении взрослых, как она считала, людей, студентов, чувствовала себя дурным несмышлёнышем, по большей части молчала и наблюдала, зато, сама того не желая, знала о группе студентов очень многое. Кто с кем встречается, кто в кого влюблён, кто с кем расстался, а кому изменили. На неё, мелкую и почти прозрачную, внимания особо не обращали. Зато внимание обращали на Лику, приглашали на свидания, на тусовки и вечерние посиделки (не было тогда ещё такого слова, как вечеринка), а сестра повсюду таскала её за собой. Не из-за того, что они были с детства невообразимо дружны, они даже похожи не были - ни внешне, ни по характеру, просто, если Лика брала с собой Сашу, тогда её родители пребывали в уверенности, что девочки просто гуляют и ничего запретного не происходит. У Анжелики достаточно строгие родители, жалко, дяди Игоря уже в живых нет, но её мама, Валентина Николаевна, до сих пор уверена, что её дочь - самая порядочная женщина в этом городе. Правда, не догадывается, что репутацию порядочной Лика себе как раз на имени Саши построила. Та всегда пребывала в курсе её амурных дел и обеспечивала алиби, если понадобится. Правда, несколько лет назад постаралась свести влияние сестры на свою жизнь к минимуму. По мнению Саши, у Лики была слишком бурная жизнь, что личная, что общественная, и угнаться за ней с некоторых пор стало затруднительно. Да и не особо хотелось, если совсем честно, никогда не хотелось гнаться за двоюродной сестрой, просто не было выбора. И, кстати, это вынужденное присутствие в жизни Лики, ничего кроме неприятностей Саше не принесло. Она отлично это помнила, и поэтому в последние годы старалась держать дистанцию.
Она ещё помнила, как Анжелика разводилась. Шумно и со всем доступным ей пылом, демонстрируя обиду всем знакомым. А в знакомых у неё ходила добрая половина их немаленького города. Сашу тогда тоже пытались привлечь к переживаниям и творящейся несправедливости, и ей с трудом удалось держаться в стороне. Но тётка, кажется, до сих пор на неё за это обижается. Но Саша, поддавшись своей душевной слабости, свалила всё на болеющего Митьку, который очень вовремя слёг с ангиной. Хотя, говорить про родного ребёнка, что он весьма вовремя объелся мороженого, не слишком хорошо, да?
Но эта встреча в субботу отчего-то беспокоила. Она была далеко не первой, и Алёна права: все давно привыкли к Саше и, кажется, уже и не помнили о том, что она с ними не училась. Она была неотъемлемой частью их воспоминаний об институте, и с годами перестала быть "мелкой и помехой", превратилась в полноценного товарища, взрослого и всё осознающего. Но последние годы они всегда собирались узкой компанией, на встречи приходили всегда одни и те же, человек десять-двенадцать, и встречались зачастую семьями, собираясь на даче Старикова, которая не была шикарной и далеко не просторной, но находилась в очень живописном месте и недалеко от города. И даже Лика, хоть фыркала и ворчала, облачаясь в спортивный костюм, но ни одной встречи за последние года четыре не пропустила. А в этот раз шашлыки отменяются. Будет зал в кафе, будет торжественная обстановка, куча народа, почти чужих людей, и пусть Саша помнит практически всех, большинство из них, как правильно сказала Каравайцева, давно стали чужими. И в их памяти она, наверняка, всё та же незаметная младшая сестрёнка Анжелики Потаповой, и придётся как-то объяснять своё присутствие, улыбаться и делать вид, что для неё-то ничего странного в том, что она находится на встрече их курса, нет. Вот уж не было печали.
Весь оставшийся день Саша думала, как ей от приглашения отказаться. Снова объявить своего ребёнка больным, совесть не позволит, а объяснений толковых у неё нет. И если получится соврать Анжелике, то Каравайцеву так просто не проведёшь. Она вцепится в неё, как клещ. Хотя бы по той причине, что они с Сашей на самом деле дружат, перезваниваются, ходят друг к другу в гости, и теперь разница в возрасте им совсем не мешает. Конечно, когда тебе семнадцать-восемнадцать лет, то разница в четыре года кажется существенной, словно ты являешься представителем другого поколения, так Саше всегда и казалось, когда она общалась с друзьями сестры, они казались взрослыми и умудрёнными опытом. А вот когда тебе ближе к тридцати, а твоей подруге тридцать с малю-юсеньким хвостиком, это никому незаметно. И тот же Мишка Стариков, который когда-то поддразнивал и дёргал её за хвостики, которые Саша в юности так любила себе делать, сейчас разговаривает с ней серьёзным тоном, и с её мнением считается, что Саша очень ценит.
Все повзрослели, что сказать. Кто бы мог подумать, что прошло пятнадцать лет. И она большую половину своей жизни знает этих людей. И Алёну, и Старикова, и всех остальных... Они все выучились, получили дипломы факультета менеджмента, кто-то стал крутым специалистом, кто-то открыл свой бизнес, кто-то даже прогореть успел. А кто-то выйти замуж, родить детей, развестись... И она рядом с ними повзрослела, выросла, тоже стала матерью, вот только специалистом не стала, ни в какой области. Если только в продаже нижнего белья в последние два года здорово поднатарела. Но это точно не повод для гордости.
Когда часы показали ровно три пополудни, взяла мобильный телефон и набрала номер сына. Уроки должны были закончиться двадцать минут назад, и этого времени Мите как раз должно было хватить для того, чтобы собрать портфель, переобуться, съесть банан и дойти до раздевалки.
- Привет, мам, - бодро отозвался сынуля уже после второго гудка. Саша поневоле улыбнулась. У них всё чётко по графику.
- Привет, солнце. Как у тебя дела? Как уроки?
- Нормально. Только задали много. И опять читать.
- Какой кошмар, - посмеялась над его печалями Саша. - Ты уже одеваешься?
- Да. Только куртку застегнуть.
- Замечательно. Тогда иди домой, обедай и садись за уроки. Митя, когда я говорю "домой", это значит домой. Не к Лёше, не к Максиму, не за школу носиться, а домой. - Постаралась добавить в свой голос побольше строгости. - И прочитай всё, что задали. Я вечером проверю.
Митька вздохнул. Помолчал, затем мрачно поинтересовался:
- А гулять когда?
Саша невольно взглянула на окно, апрельское небо было серым и хмурым.
- Митя, дождь моросит. Что ты собираешься делать на улице?
- Мама, ты ничего не понимаешь, - заявил её восьмилетний сын, и в его голосе было уверенности в этом, хоть отбавляй.
- Куда уж мне... На холодильнике тарелка с пирогами, бабушка Валя передала. Погрей и ешь.
- А можно Лёшку к нам позвать?
- Чтобы вы не учили уроки, а играли в компьютер?
- Ну, мам!
Саша мысленно махнула рукой.
- Ладно. Выбираем меньшее из зол. По крайней мере, не придёшь весь грязный с улицы. Ешьте суп и пироги, я приду в шесть. - Заметила покупательницу, что вошла в магазин, и поторопилась с сыном проститься. Только попросила: - Будь умницей. Пока.
Вот так вот. В последний год Саша всё чаще замечала, что сдаёт одну позицию за другой. У Митьки всё удачнее получалось настаивать на своём, и уверенности, чисто мужской твердолобости, в нём с каждым годом прибавлялось. А она совершенно не знала, как с этим бороться. Когда сын был маленьким и постоянно в ней нуждался, было куда проще. Не было времени, порой кончались силы, иногда хотелось всё бросить хотя бы на час, вновь почувствовать себя свободной и лёгкой, но всё равно было проще. А теперь Митя становится всё более самостоятельным и решительным, и как с этим справиться, Саша пока не придумала. Как говорила тётя Валя, мать Анжелики: мальчику не хватает мужского авторитета. А где его взять? Раньше у них хотя бы Петя был, муж Лики, и хотя, как уверяла сама Лика, толка от него не было вовсе, но в их семье присутствовал взрослый мужчина, а теперь одни женщины, и среди этого бабьего царства растёт Митька. Тревожащая ситуация, если честно. И практически не решаемая. Правда, есть шанс, что Лика снова замуж выйдет. Надо поинтересоваться, что у сестры на личном фронте. Вдруг уже претендент появился?
Правда, тётя Валя развеяла её ожидания уже этим вечером. Саша забежала к ней после работы, как и обещала, тётка накануне слегла с давлением, только и успела, что пирогов напечь, совершенно непонятно для кого, и, забрав у неё пироги, потому что Лика мучное не ест ни под каким видом, пообещала вечером зайти по дороге домой, и принести кое-что из продуктов. А оказавшись у тётки на кухне, выпила чашку чая, и вот тогда, будто невзначай, поинтересовалась жизнью Анжелики. Что у той новенького, может, сестра что от неё скрывает. А тётя Валя лишь горестно отмахнулась.
- Этот развод убил в ней последнюю надежду. Честное слово. Саня, ну, вот сколько она выбирала? Ведь поклонники табунами ходили, выбрала Петечку. А ведь он казался очень порядочным молодым человеком, сама помнишь. Очень перспективным. - В этом месте тётка поморщилась и созналась: - Это Лика так про него говорила. А в итоге? Со всеми своими перспективами принялся по бабам бегать. Кобель.
Саша сочувственно покивала и развернула очередную конфетку. Вдруг почувствовала взгляд тётки, глаза на ту подняла и вопрошающе взглянула, не понимая, что ту заинтересовало.
- Что?
- Вся ты в мать, Санька. Маленькая, худенькая, и лопаешь всё подряд.
Саша не сразу решила, как реагировать, плечи расправила, задумалась: обидеться или нет, но затем решила, что тётке свои обиды демонстрировать бестолку. Она всё равно не проникнется. Но всё же решила расставить все точки над "i", а чтобы эти точки были очевиднее, грудь выпятила.
- Какая я худенькая?
- Ну, за это Митьке спасибо скажи. А так-то, в чём только душа всегда держалась. Лика с юности тебе завидовала: ешь всё, что хочешь, и не толстеешь.
- Ага, - отозвалась Саша, но без всякого восторга. - И расти перестала лет в шестнадцать.
Саша на самом деле считала себя маленькой, особенно на фоне сестры, которая к восемнадцати годам вытянулась до ста семидесяти пяти сантиметров, и своими длинными ногами сводила с ума всех встречающихся ей на жизненном пути мужчин. А ей, можно сказать, повезло дорасти до ста шестидесяти сантиметров, и поэтому поражать чужое воображение, особенно мужское, было сложновато. Да всем и без того ясно, что красавица в их семье - Лика. У неё и имя к внешности подходящее, Анжелика. А она Санька и Санька. Её всегда так звали все вокруг. И родственники, и одноклассники и друзья. И вот ей двадцать девять, а она до сих пор в Саньках ходит, и как всех отучить от этой мальчишеской клички по отношению к ней, не представляет.
- Да ладно, - отмахнулась тётка, всё в соответствии с её ожиданиями, - что тебе рост? Тебе же не с шестом прыгать. Ты конфеты-то ешь, ешь, вкусные. А ты котлетку не хочешь?
- Хочу, - призналась Саша. - Но мне домой надо. Митька друга грозился привести, боюсь в квартиру заходить. Предчувствую погром.
- Ты скажи ему, у меня вот давление нормализуется, я его из школы забирать буду. Каждый день.
- Думаю, он очень обрадуется, - стараясь быть серьёзной, проговорила Саша, и поднимаясь из-за стола. К тётке подошла и поцеловала ту в щёку. - Я пойду, а ты ложись. Тебе же нельзя вставать, а ты чем занимаешься?
- Чем? Холодец варю. Там же ничего не надо делать. Поставил и вари себе, часов пять. Эти пять часов я и лежу.
Саша глаза закатила, но говорить ничего не стала. Дошла до прихожей, надела сапоги, сняла с вешалки пальто.
- Завтра позвоню, - пообещала она.
- Саня, - крикнула тётка, когда та уже в подъезд вышла. На весь подъезд она и крикнула. - Котлеты-то возьми! Мальчишку покормишь.
Саша поморщилась, подумав о соседях, которые теперь всё об их семейных котлетах знают, и поспешила заверить:
- У меня свои есть.
Тётя Валя оправила халат на полной груди, выглядела недовольной, затем рукой на неё махнула.
- Иди, ладно. Завтра холодца тебе дам.
Из подъезда Саша вышла с улыбкой на губах, ничего не могла с собой поделать. Думала о холодце и котлетах, а ещё о тёткином желании её раскормить. Раз уж родную дочь не получается, то хотя бы племянницу.
С тёткой Саше определённо повезло, это было понятно ещё в детстве. Её родители умерли рано, отец, родной брат тёти Вали, погиб в аварии, когда Саше едва исполнилось три, а мама, погнавшись за личным счастьем, спустя несколько лет оставила дочь на мать погибшего мужа, а сама уехала в Самару, к новому мужу. Но что-то у них там не сложилось, дочку она забирать не спешила, а в год, когда Саше исполнилось двенадцать лет, утонула, так и не успев встретиться с дочерью до её взросления. Нельзя сказать, что Саша маму совсем не помнила. Помнила, но все воспоминания были какими-то неважными, и уж точно не судьбоносными. Не помнилось объятий, поцелуев, каких-то наставлений. Возможно, всё это и было, но чтобы запомнить или сделать выводы, Саша была слишком мала. А всё остальное, что казалось важным и запало в душу, происходило с ней уже при бабушке, с которой она прожила почти до двадцати пяти лет, пока та не умерла. В памяти была тётя с дядей, которые, по сути, и являлись для неё родителями, хотя формально Саша с ними и не проживала. Но они о ней заботились, они её любили и были заинтересованы в её благополучии, наравне с родной дочерью. И Саша это очень ценила. Сильно любила тётку, хотя та порой и действовала на её психику сокрушительно, но Саша знала, что это не от пустого желания её пожурить, это искреннее беспокойство. Тётя Валя - единственная родственница, которая у неё осталась. Не считая Анжелики, конечно. Но на ту особо рассчитывать не приходилось, Лику больше волновало собственное благополучие и устроенность. Лике недавно исполнилось тридцать три, и это было поводом впасть в отчаяние. Хотя, видимых признаков этого самого отчаяния сестра не подавала и никогда бы не допустила. Выглядела сногсшибательно, больше двадцати пяти ей ни за что было не дать. К тому же, Петечка, уходя, оставил ей приличное приданное, в надежде, что с ним Лике будет проще найти нового мужа, да поскорее, и всё это приданное Анжелика вот уже год тратила на поддержание своей красоты и молодости. Жила в квартире бывшего мужа, которую он тоже оставил после развода ей, Саша подозревала, что желая избежать скандала, попросту откупался, как мог. Да и особо бедным человеком Петя не был, поэтому это был широкий жест, с барского плеча, и именно это Лику, на самом деле, и злило. То, что муж не просто посмел её бросить, он ещё смел жить в своё удовольствие, и деньги теперь зарабатывал и тратил не на неё, а на более молодую любовницу. Когда разговор об этом заходил, Саша предпочитала замолчать и сочувственно кивать сестре. Ей точно было нечего сказать, нечему научить и советов для обустройства личной жизни сестры, у неё точно быть не могло. Тот, у кого нет личной жизни, не может давать советов по этому поводу. Разве не так?
Переступив порог собственной квартиры, Саша помедлила, прислушиваясь. В квартире было тихо, и это внушало определённые надежды. Саша сняла пальто, наклонилась, чтобы расстегнуть сапоги, и тогда уже крикнула:
- Митя, я пришла. Чем ты занимаешься?
В маленькой комнате послышался грохот, что давно перестало удивлять, от её сына всегда было много шума, с тех пор, как он ходить научился. И Саша даже вздрагивать и замирать в плохом предчувствии давно перестала. Хотя, поначалу жила в уверенности, что любой шум, любой крик в исполнении сына знаменует падение, травму и даже сотрясение мозга. Митька рос очень активным ребёнком, и Саша, при своём спокойном характере, долго не могла с этим смириться. В том смысле, что Митя был больше похож на отца - энергичный, шумный и бесстрашный. Если бы она не запрещала категорически, сын уже давно качался бы на люстре в большой комнате, и это было бы вполне нормальным в их доме. С разбегу прыгнуть на диван, а с него на люстру. Что такого? На это даже особой тренировки не надо, у её сына обезьянья проворность с рождения.
Митька выпрыгнул ей навстречу из комнаты и разулыбался. Надо сказать, что заискивающе. Саша сделала вид, что нахмурилась.
- Что наделали?
- Да ничего, мам, всё нормально. Только мы всё съели.
- Правда? Какие молодцы.
Она всё-таки притянула сына к себе, потрепала по волосам, потом наклонилась и поцеловала в макушку. Пальцы запутались в его волосах, они курчавились и уже падали мальчику на глаза.
- Надо сводить тебя в парикмахерскую, - сделала она заметку для самой себя. А когда Митя отстранился, спросила: - Лёша давно ушёл?
- В пять, ему мама позвонила.
Саша прошла на кухню, посмотрела на грязную посуду в раковине. Мысленно вздохнула, но сыну улыбнулась, ободряюще.
- А ты как, не боялся, оставшись один?
Митька фыркнул, сел за кухонный стол, то есть, почти лёг на него, обхватив руками, а на мать взглянул снисходительно.
- Вот ещё. Что я, маленький?
- Конечно, не маленький, - поторопилась согласиться с ним Саша, но особо в браваду сына не поверила. Он лишь недавно стал возвращаться из школы один, и дома до самого вечера теперь был один, и как бы сам не храбрился, и что бы себе ни говорила Саша, пытаясь усвоить мысль, что у неё почти взрослый сын, всё равно волновалась. И, конечно же, замечала и улавливала все тени и намёки на его лице. Она всё-таки мать. И как бы Митька не храбрился, когда она появлялась дома, она знала, что определённый дискомфорт, находясь в одиночестве в пустой квартире, он испытывает. Поэтому и не спорила, когда он просил разрешения пригласить к ним друга. Было понятно, что они одни в квартире больше дурачатся, чем учат уроки, но так и Мите, и самой Саше было спокойнее.
Суп и пироги были съедены. А также конфеты, все подчистую, одни фантики в мусорном ведре. Саша пока ужин готовила, Митя умчался обратно к себе в комнату и что-то время от времени ей оттуда кричал. Рассказывал про школьные дела, возмущался количеством домашнего задания, а также тем, что его заставляют - мама, заставляют! - говорить по-английски. Разве это справедливо?
- Ужасно несправедливо, - согласилась Саша, раздумывая, как сообщить сыну, что на следующий год собирается нанять ему репетитора по тому самому ненавистному английскому языку.
- А пироги были вкусные, - сказал Митя за ужином. Уплетал за обе щеки макароны с подливой и мотал ногой. За это Саша его поругала, точнее, одёрнула, и на минуту он это делать прекратил. Правда, всего на минуту. Саше иногда казалось, что в сыне энергии столько, что он даже минуту спокойно посидеть не может. Если ногой мотать не будет, у него даже пища не усвоится. - С яблоками. Надо бабушке Вале сказать, чтобы ещё испекла. С вареньем.
- Она завтра нам холодца даст, обещала.
- Фу, холодец я не хочу. Я пирогов хочу.
Саша прищурилась, к сыну присмотрелась. А потом вспомнила слова тётки, что она адресовала ей, мол, ест всё, что хочет, и не толстеет, и, кажется, сыну метаболизм от неё достался. Вот с чем - с чем, а с аппетитом у Мити проблем не было никогда. Он как волчонок, есть хочет всегда. Правда, во всём остальном - росте, силе и решительности, Митя на неё похож не был. А также в скорости сообразительности ей только позавидовать восьмилетнему сыну можно. В школу Саша ходила, как по расписанию, вот уже год. Первый класс пережили более менее спокойно, первоклашки считались несмышлёными детьми и им многое прощалось, по крайней мере, психолог, который теперь на полной ставке почти в каждой школе, призывал быть терпимее, и к детям присматриваться, стараясь выявить зачатки таланта и индивидуальности. А вот во втором классе ситуация накалилась до предела, потому что, кажется, о её сыне уже всё выяснили, и принялись вызывать Сашу в школу. Пока к классному руководителю, хорошо, что не к директору. Страшно было подумать, что будет дальше.
- Зайди завтра после школы к бабушке Вале, - подала сыну идею Саша. - Она болеет, ей будет приятно. Но пирогов не проси, Митя. Лучше принеси ей что-нибудь.
Митя стал жевать медленнее, задумался. Потом спросил:
- А что я ей принесу? Булку из столовки?
Саша улыбку спрятала.
- Это было бы мило с твоей стороны. Но лучше принеси пятёрку.
- И где, по-твоему, я её возьму?
Саша приказала себе не расстраиваться, лишь поинтересовалась:
- Почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Я думаю, мама. Когда я чего-то не знаю, я всегда спрашиваю у тебя.
Вот как можно на него злиться? Саша когда из-за стола поднялась, чтобы свою тарелку в раковину отнести, сначала к сыну подошла и поцеловала того в лоб.
- Это правильно. Не забывай меня спрашивать.
Следующие дни прошли в разговорах о предстоящей встрече с прошлым. Саше без конца звонила Каравайцева, было непохоже, что она советовалась, Алёна без всяких подсказок всё знала лучше всех, по всей видимости, ей просто нужно было выговориться, а иногда и пожаловаться. На нахальство одних, на беспечность других, и даже безнравственность третьих. Да, да, оказывается в их группе, безнравственных личностей было хоть отбавляй. Или это с людьми позже произошло? Судя по тому времени, что Алёна потратила на размышления об этом, её этот вопрос не на шутку волновал. Ещё звонил Стариков, и жаловался уже на Каравайцеву. Так и сказал:
- Сань, она меня достала. Чего ей надо?
- Чтобы ты хорошо в субботу отдохнул, - сказала Саша, стараясь быть миролюбивой и уж точно желания обсуждать подругу за её спиной, в ней не было.
Но Мишка, кажется, не поверил, потому что многозначительно хмыкнул.
- Да? Сначала доведёт меня до инсульта, а потом будет реанимировать бутылкой водки. У меня жена есть, чтобы плешь мне проедать, на фиг мне сдалась Каравайцева?
- Миша, мне тебя жалко, - сказала Саша, стараясь его поддержать, хотя повода и не находила. Но на то ведь друзья и существуют, чтобы выслушать и время от времени поддакнуть.
Стариков, видно, понял, что она несерьёзно, потому что вздохнул, после чего сказал:
- Врёшь ты всё, - и отключился.
А вот в один из вечеров пришлось встретиться с сестрой, и вот тогда уже поговорить о предстоящем серьёзно. Лика сама позвонила и пригласила вечерком её навестить.
- Приходи. Выпьем, поболтаем, - предложила она, а Саша решила не отказываться. Несмотря на некоторую дистанцию, которую Саша старалась держать, к Анжелике она относилась хорошо, искренне ценила их родственные связи, и провести иногда вечер вдвоём, за бокалом вина, в тишине, без детских криков и постоянных требований, было приятно. К тому же, Лику очень интересовало, в чём Саша собирается на встрече выпускников появиться, и что скрывать, Сашу и саму это интересовало, потому что идей пока не было, и ей необходим был совет Анжелики. Та прекрасно разбиралась в нарядах, дизайнерах и последних веяниях моды. Её это всегда интересовало больше, чем что-либо остальное в жизни, и поэтому Саша совершенно не удивилась, когда сестра с порога, вместо приветствия, ей заявила:
- Я подумала, что тебе нужно что-то жёлтое! Жёлтое сейчас на пике.
- Правда? - Саша переступила порог квартиры Анжелики, закрыла за собой дверь и принялась неспешно раздеваться.
Лика наблюдала за ней, оглядывала придирчиво, а когда Саша оказалась без пальто, в скромном форменном платье, не скрываясь, поморщилась. Она сама даже дома не допускала никакой расхлябанности, не носила банальных халатов и тапочек. Саша сколько раз поражалась, как у сестры хватает выдержки даже по дому, даже находясь в одиночестве, ходить хоть и в миленьких шлёпанцах, но на каблуках. Лика всегда была при макияже, прилично одета, будто каждую минуту ожидала визита дорогого гостя, читай: принца. Такой собранности и ответственному отношению к своей жизни можно было только позавидовать. Правда, удержать мужа ей это не помогло. Почему-то. Саше это казалось настоящей загадкой.
- Вина выпьешь? - спросила Лика, когда Саша сунула ноги в пушистые гостевые тапочки и прошла за хозяйкой в гостиную.
- Ещё бы. День был сумасшедший.
- Что у вас там с новой коллекцией? Пришла?
- Пришла. Можешь завтра заехать.
- Обязательно. - Анжелика улыбнулась. - В субботу надо быть во всеоружии.
- Смотрю, ты серьёзно настроена. - Саша присела на мягкий диван, буквально утонула в подушках, и от удовольствия зажурилась на секунду. А когда глаза открыла, невольно принялась наблюдать за сестрой. Как та достаёт хрустальные бокалы, берёт бутылку вина, выдёргивает пробку... На Анжелику можно было смотреть и смотреть, бесконечно. Она была будто само воплощение женской красоты на этой планете. Высокая, гибкая, стройная, красивая. Правда, грудь маловата, сестра из-за этого тайно комплексовала, искала спасение в специальных бюстгальтерах с поддержкой, и поэтому Саша была в курсе её озабоченности. Потому что это даже проблемой не было, Лика сама придумала себе этот недостаток, Саша была в этом уверена. Но спорить с сестрой по этому поводу... по любому поводу, было невозможно. Потому что Лика никогда не повышала голос и не выходила из себя, в этом не было необходимости. Она просто застывала, обиженная и оскорблённая, замолкала, взгляд подёргивался мутной поволокой, губы начинали дрожать, а уж когда она отворачивалась, в попытке справиться с собой и пережить обиду, любой человек, что оказывался рядом, готов был броситься ей на выручку и всё исправить, чего бы ему это не стоило. Любой, не говоря уже о мужчинах. Те попросту замирали рядом с Анжеликой и заметно глупели, прямо на глазах. Саша эту картину наблюдала с самого детства. Ещё помнила те времена, когда Лика смеялась над таким глупым поведением, но с годами научилась мужскими слабостями пользоваться, и Саша уже давно не сомневалась - сестре это нравилось. Лика перестала смеяться, перестала находить в этом хоть что-то забавное и относиться к этому легко. Она пользовалась. Но опять же, это не помогло ей удержать мужа. Совершенно непонятно, что нужно этим мужикам. Если даже от золотоволосых нимф уходят.
- Не хочется ударить в грязь лицом, - сказала тем временем Анжелика. Саша моргнула, и не сразу сумела оторваться от созерцания красоты и своих мыслей, понадобилась секунда, прежде чем сумела вспомнить тему их разговора.
Саша приняла из рук сестры бокал с белым вином.
- По-моему, ты слишком серьёзно принимаешь слова Алёны.
- Да? - Анжелика скептически на сестру взглянула, даже вздёрнула идеально выщипанную бровь. - А вот ты, по-моему, - Лика намеренно выделила это "по-моему", - слишком спокойно. Тебе всё равно, в чём идти? Каравайцева говорит, что будут все!
- И ты веришь? - Саша сделала пару глотков вина, потом даже губы облизала. - Замечательное вино.
Лика опустилась в кресло напротив, закинула ногу на ногу. Вяло отозвалась:
- Ага. - А сама казалась призадумавшейся. Спустя полминуты обратила к сестре заинтересованный взгляд: - Так в чём ты пойдёшь?
- Я ещё не решила, - созналась Саша. - Да и выбор у меня небольшой. Возможно, в красном...
- Ты была в нём на Новый год!
- И кто меня видел, кроме тебя и Алёнки?
- Мишка. Так что, это неприлично.
- Лика, ты предлагаешь мне, купить платье?
- Именно это и предлагаю.
Саша в досаде потёрла кончик носа. Затем созналась:
- Денег жалко.
- Да ты с ума сошла! Что может быть важнее первого впечатления? Или хочешь, чтобы тебя вспомнили по дурацким хвостикам? Ну, так надень старые джинсы и завяжи хвосты. - Лика фыркнула. - Сойдёшь за шестнадцатилетнюю.
Саша на сестру взглянула со значением, после чего чуть ядовито улыбнулась.
- Не завидуй.
Анжелика окинула взглядом свою гостиную.
- Чем бы в тебя кинуть?
Саша рассмеялась. Выпила ещё вина, затем поднялась.
- У тебя в доме хоть какая-нибудь еда есть? Я точно опьянею, я обедала рано.
- На кухне есть хлебцы. Ещё яблоки.
Саша даже притормозила на пороге, на сестру обернулась.
- Лика, ты доведёшь себя до язвы.
- Не успею. Мама уже завтра обещала привезти мне холодца. Вообще не понимаю, как это есть можно. Сплошной жир. Мясо и жир, мясо и жир. И пироги. И после этого она ещё удивляется, что у неё давление скачет! Если есть всякую дрянь...
Про дрянь Саша дослушивать не стала, прошла на кухню, отстранённо подивилась странной, непривычной для женщины с ребёнком, чистоте, отсутствию грязных тарелок в раковине и крошек на столе. Открыла шкафчик и достала пачку пшеничных хлебцов. Выглядели они не слишком аппетитно, ничем не пахли, и на вкус, наверняка, как опилки, но это было лучше, чем ничего. О, яблоки! В холодильнике на самом деле нашлась парочка зелёных яблок, а также упаковка греческого натурального йогурта. Практически обезжиренного. Саша в сомнении её разглядывала, затем вернула на полку. Не смогла представить, как она это ест.
Когда Саша вернулась в гостиную с хлебцами и яблоком, Анжелика презрительно фыркнула.
- Ты, конечно, с тоской думаешь о мамином холодце, признайся.
- Сейчас особенно, - не стала спорить Саша. Снова устроилась на мягких подушках, достала хлебец и откусила. Точнее, попыталась, и этот мерзавец заскрипел на зубах. Но Саша стойко его жевала.
- Каравайцева мне поклялась, что на этот раз Панкратов будет. Я слышала, он развёлся.
- Собираешься обсудить с ним эту тему? - невинно поинтересовалась Саша.
- А почему нет? У него сеть аптек по городу.
- Знаю.
- А знаешь, кого ещё она пригласила? Александра Ростиславовича. - Лика даже бокалом ей отсалютовала. А вот Саша непонимающе нахмурилась.
- Кто это?
Анжелика немного растерялась, смотрела на неё, затем рукой махнула.
- Ах, ну да. Ты же не училась. Он преподавал у нас информатику. Пятнадцать лет назад он был полон сил, задора и девчонки влюблялись в него пачками. Интересно будет посмотреть на него через десять лет. Что там с его залысинами. - Анжелика рассмеялась, и тем же смеющимся тоном добавила: - И Толя будет.
- Какой ещё Толя?
Улыбаться Лика перестала, даже брови сдвинула.
- Богатырёва, хватит тупить.
Саша перестала жевать, глаза на Лику таращила, потом поняла, что у неё полный рот опилок. Дышать она не может, говорить не может, во рту пересохло. Хорошо, что про вино вспомнила.
Допила залпом, пытаясь проглотить хлебец. И всё равно заговорить так сразу не смогла, тем более, нужно было разыграть спокойствие... Если спокойствие, вообще, можно разыграть, и если о нём речь в эту минуту идти может.
- Ефимов?
Лика кивнула с определённым удовольствием и намёков.
- Ефимов. Ума не приложу, где Каравайцева его выловила.
- Значит... он вернулся в город?
- По всей видимости. Хотя, на мой порог ещё не приползал. Будет любопытно на него взглянуть, правда? - Анжелика поднялась, отвернулась от Саши. - Выпьем ещё?
Пользуясь тем, что сестра её видеть не могла, Саша зажмурилась. То ли от шока, то ли уже от ужаса. Губы вытерла, хотя, на самом деле, пыталась понять, трясутся или нет. Вроде не тряслись, и даже в кривой улыбке получилось их растянуть, когда Анжелика подошла к ней, чтобы забрать пустой бокал.
- Мне Алёна ничего не говорила... про Ефимова.
Лика плечами пожала.
- Со мной тоже откровенничать не стала. Только сказала, что он сам позвонил, сказал, что придёт. Узнал от кого-то.
- Так может... он давно в городе?
- Может, и давно. - Лика снова устроилась напротив, но на Сашу не смотрела. Взгляд был устремлён вдаль, а на губах появилась вызывающая усмешка. - Он уезжал с наполеоновскими планами, помню, что мне говорил. И вот приехал обратно. И что-то мне подсказывает, что живёт в квартире матери.
- И что в этом такого?
Лика плечами пожала.
- Да ничего. Это всего лишь Ефимов. - Анжелика улыбнулась, отсалютовала Саше бокалом и сказала: - Выпьем. За субботу. Будет весело.
Саша ничего не сказала, но вина выпила. Сделала несколько больших глотков, а про себя сказала: за прошлое.
Но чего она точно не хочет, чего не желает больше видеть, так это того, как отец её сына, снова упадёт в ноги к её сестре. Удружила, Каравайцева, ничего не скажешь.
Но при всём душевном ужасе и сопротивлении, теперь Саша точно не пропустит субботнюю встречу. Хотя бы ради того, чтобы просто взглянуть на НЕГО... Спустя девять лет.
