Бледное подобие луны. Хруст сухого ночного воздуха. Было бы, по меньшей мере, нечестно остаться здесь еще хоть на час - воровать мгновения у одиночества, быть застигнутым врасплох слабостью длительного отчуждения.
Что может быть прекраснее кровавого заката на мысе Бурь, кто воспоет хвалебную оду первобытному хаосу здешних мест? Развернуться - и пять шагов по дороге, в траншеи собственных невеселых мыслей. Утро, день, вечер, ночь - от начала времени, когда люди придумали себе стальных колоссов и погрузились во внутреннее море выживания, закрыв свое сердце в стальной же скорлупе от внешнего назойливого мира, не обещавшего им ничего, кроме страдания. Все действия просты: восход - закат, восход - закат. Гигантский механизм давным-давно разладился, но делает вид, что исправен, латаный-перелатаный, грозит безоблачной выси, и в трепещущей солнечной дорожке на воде - расплавленное золото.
Чувствуешь себя неуютно в пустых пространствах мертвого мира, выдуманного безумным смотрителем маяка, что каждый день зажигает на верхней площадке костер. Маяк, который напомнит вам постаревший бивень допотопного чудища с островов далеко за океаном времени. Если б было средство, хоть малейшая надежда была б - что все это кончится, что есть порог... Если есть комната, должна быть и дверь, и порог, и замок от двери, верно? И тысячу дней брести в потемках собственных представлений, и не обрести утешения, а лишь разочарование. Выращивать герань на подоконнике собственного неуютного дома в горах забвения - вот наш удел; и круг замкнулся, и остается лишь злоба и равнодушие. Они перетекут в одинокие рассветы, и ночи будут казаться длинней, чем есть на самом деле... Детка... Ты. Одна. Единственная.
Бег к последнему морю, с безумной улыбкой на губах. Игра на скрипке без струн, которая (быть может!) рассмешит старого смотрителя маяка. Он даст тебе ночлег и пищу, чтобы утолить пустоту, а наутро мираж рассеется, и ты окажешься посреди пустыни. Ты. Я. Он. Они. Будешь разговаривать с загадочными кочевниками, закутанными в белые одежды, на языке, забытом до ящеров красных скал. Будут вращаться шестерни и коленчатые полированные валы - караван странствует по пустыне, и ты вместе с ним. Пройдут годы, покажутся тебе секундами, пройдет мгновение - и в нем уместится вся твоя никчемная жизнь. В стеклянной клетке, поднятой выше облаков, под палящим солнцем, ты - рыба, выброшенная прибоем на берег. И нет людей, чтобы уничтожить медленный холод, поселившийся в тебе. Потом захочешь пожить в гнезде, в горах, уподобившись гордым орлам, и совьешь себе гнездо из канализационных труб, бумаги, бетона, стекла. Приручишь молнии и расщепишь кислород на алмазы. И горы содрогнутся от ужаса и растают подобно сахару, бессильные. А ты будешь
все так же слаб.
Жизнь запутывается в тлеющей кинопленке дней, и ты отправляешься в еще одно бесконечное путешествие. На этот раз ты идешь к корням земли, в страну пепла, где будешь искать то, чего найти нельзя, среди призрачных трупов, от которых остались одни лишь контуры, и нет мыслей.
Расправив плечи - в самое логово драконов с рубиновыми шкурами и жарким дыханьем летних ураганов. И вихри их улыбок будут жалить тебя...
Там, на горизонте, в багровой дымке - города, плывущие над серой равниной. Хрупкие столбы света осветят твой нескончаемый путь, рассыплются в насмешку, как только ты их достигнешь. Голод будет терзать тебя, жар. Когда попытаешься напиться воды из древних колодцев или из фонтанов на площадях городов, принесенных с седых звезд, вода испарится. Будешь идти по проспектам, обсаженным чудными пальмами, их плоды обратятся в сгустки слизи и грязи, стоит лишь раскусить.
И упадешь, бессильный, сжимая в руке медный меч с черными кристаллами вместо рукояти.
За мной, читатель! В подводное царство мрака и отчаяния, где шкурой ощущаешь давление неизмеримой толщи вод над тобой. Здесь блеклые тени и совсем нет смеха, зато есть рыдающие монстры глубин, желающие говорить с тобой на языке расстроенного фортепиано. Мечом! По щупальцам, тянущим на глубину, мечом - по чудовищным присоскам, мечом - по ненавидящим ртам! Прекрасные русалки с нежной кожей заманят на глубину, туда, где нет дна и одна только усталость. Коварные духи тяжести будут искушать тебя, и захочется прилечь отдохнуть; но не сдавайся - сомкнешь глаза и потеряешься в круглом лабиринте без конца и существования воли. А там, наверху, будут ждать, но вскоре забудут о тебе. Поэтому не сдавайся. Кричи. Разгони духов тяжести, духов обманчивого тепла.
Возвращение на поверхность будет долгим и болезненным; сожмут со всех сторон тяжестью гранита и остротой солнечных лучей, задохнешься и растворишься в боли. А потом будешь приходить в себя, собирая головоломку растерзанных легких.
И обретешь: сбережешь в себе холодные лепестки пламени из невидимых нитей. Перейдешь по мостам, арками перегнувшимися на глубокими пропастями, на дне которых дремлет недвижный раствор огня. Пройдя заслоны из полчищ врагов, которых ты выдумал сам. И вернешься торжественно. И скажешь: "Да будет так!"
Ощутишь себя на возвышении перед безликим племенем, и вместо тщетного Мы прозвучит громкое Я!
И в ту же секунду обретенное Я перестанет быть тобой, и ты распадешься, погрозив кулаком низкому небу. Ты станешь силен, страшен и чужд им, как многорукое существо речных глубин, вытянутое рыбачьей сетью на поверхность. Они будут сторониться тебя, толкая в одиночество, шептать: "Он!" И уйдешь молчаливо. Рассыплешься как древний никому не нужный механизм. По шахматной доске жизни раскатишься. Твои детали суровый вороний народ унесет в далекие уголки скрытого траурным полотнищем от болезненных глаз мирка, оставив только необходимое и достаточное. И в прямоугольных пространствах, скованных стенами, крышами, Они будут помнить и чтить твой подвиг. Но пройдет время, и осенние дожди смоют твое посеребренное Я сквозь ржавые решетки Архо в безумие пепельного царства. Ты. Я. Он. Они. Оно.
И будешь заточён в стеклянной клетке ожиданьем следующего храбреца. Пережди время в стеклянной клетке выше облаков - он придет. Ты жди. Он придет.