Проблема методологии социального познания в творчестве Никласа Лумана.
Введение.
Процесс перехода к новой познавательной парадигме "напоминает реконструкцию области на новых основаниях, реконструкцию, которая изменяет некоторые наиболее элементарные теоретические обобщения в данной области, а также многие методы и приложения парадигмы". [1, 121] Понятие парадигмы, прочно вошедшее в методологию науки благодаря трудам Т. Куна, имеет несколько расплывчатые очертания. "Местами слово парадигма принимает еще более широкий смысл, обозначая общее метафизическое видение мира". [2,77] Данная ситуация побуждает Н. Лумана открещиваться от сдвига парадигмы по Куну, как "бессмысленной задачи" [3,4]. Однако, предположу, что вышеозначенное понимание новой парадигмы, как "реконструкции на новых основаниях" и "изменения некоторых наиболее элементарных теоретических обобщений" могло бы удовлетворить немецкого социолога и философа. Сам он на место "оснований" и "элементарных теоретических обобщений" вводит понятие "ведущие различия". Русское слово "ведущие", на мой взгляд, весьма удачно передает искомый смысл. Во-первых, ведущие - те, которые ведут, служат проводниками в пути. Во-вторых, ведущие - как главные, основные. В-третьих, ведущие - в связи со словами ведать, изведать, поведать - в смысле знающие, содержащие важный источник познания.
Роль главного проводника в системе Лумана играет различие система/среда, которое, во многом благодаря психофизиологу Людвигу фон Берталанффи, заняло место, традиционно отводимое различию часть/целое. Данный сдвиг позволяет говорить о новой парадигме, где ключевым становится понятие системной дифференциации. Которая есть ничто иное, как повторение внутри системы различия система/среда. Согласно "Структуре научных революций" Куна любая парадигма должна содержать определенную ценностную составляющую. И понятие системной дифференциации обладает для Лумана самодовлеющей ценностью. В главе 7 "Социальных систем" "Индивидуальность психических систем", которую сам Луман называет "маргинальной" (наверное, потому, что в переводе на классический философский язык ее название должно звучать "Что такое человек?"), проводится любопытный историко-философский анализ. Его предметом является соотношение целого и части, универсального и частного, социального и личного (индивидуального), необходимости и свободы. В рассматриваемой цепочке выделяются две фигуры. Первый - Г.В.Ф. Гегель. Его отношение к рассматриваемой проблеме, в роде как (в общих чертах), хорошо известна. Универсальное проявляет себя посредством частного. Частное есть момент саморазвития универсального. На самом деле соотношение частного (индивидуального) и универсального в системе Гегеля довольно запутанно. "Всеобщность" воли Гегель представляет как всеобщность "я", тем самым, полагая, что всеобщность заключается в способности "я" интегрировать все экзистенциальные условия в свое самотождество. Результат парадоксален: всеобщее полагается в самой обособленной стихии человека, в его "я" [4, 246]. Можно смело утверждать, что вся работа Г. Маркузе "Разум и революция" представляет собой развитие той мысли, что соотношение универсального и частного (необходимости и свободы) в системе Гегеля гораздо сложнее, чем это пытаются представить (в первую очередь те, кто видит лицо Гегеля в фашистских бомбах). Для Лумана проблема свободы не существует как таковой. Существует проблема системной дифференциации. Можно было бы сказать, что проблема свободы является частным случаем проблемы социальной дифференциации в применении к соотношению психической и социальных систем. Но, к сожалению, она слишком тесно увязана с неприемлемыми способами описания.
Другой значимой фигурой является Ю. Хабермас. В его теории вступающий в понимающе-ориентированную коммуникацию индивид способен свободно исследовать возможность взаимного обозрения универсально связанных оснований. Но действительно ли это так? Каким образом "я" и "другой" создают общее коммуникативное поле, находят общий язык? На эти вопросы Луман не находит ответы в концепции Хабермаса. Далее последует небольшой набросок взглядов Хабермаса. В первую очередь касающийся как раз проблем языка и коммуникации. Затем, я проведу некоторые сопоставления позиций Хабермаса и Лумана по тем же проблемам. После чего последует движение от Лумана "далее в том же направлении". А именно, будет представлен совсем небольшой набросок концепции Гваттари, в которой осуществлена еще более радикальная де-онтологизация субъекта, чем у Лумана. Наконец, вторая часть работы посвящена характеристике некоторых важных для понимания системы Лумана концептов.
1.Теория социальных систем Лумана в контексте социально-теоретических конструкций Хабермаса и Гваттари.
1.1.Ю.Хабермас. Язык, жизненный мир и пространство действия.
В теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса язык выступает как основа (в смысле среды, почвы) для координации (согласования) взаимодействий. Язык суть взаимопонимание. Структурно, язык представляет собой триединство:
--
Выражения (я понимаю, что я говорю и слышу себя)
--
Обращения (я понимаю себя с другими)
--
Изображения (я понимаю, о чем я совместно с другими говорю)
Жизненный мир рассматривается Хабермасом трояко:
--
как нечто принципиально нетематизируемое, чистая спонтанность
--
как тема рассмотрения
--
как нечто частично тематизируемое. Этот подход и будет нас интересовать далее. Ибо именно он лежит в основании теории коммуникативного действия.
Итак, жизненный мир в теории коммуникативного действия предстает как часть, способ существования (в смысле самовоспроизводства) самого себя. Как то, что лежит в основании жизненных форм. В качестве жизненных форм (способов репродукции жизненного мира) Хабермас выделяет:
--
языковые нормы, реализующиеся через коммуникативное действие (символическая репродукция)
--
институциональные подсистемы. В частности экономика и государство (материальная репродукция)
Далее, перейду к прояснению соотнесенности понятий языка и жизненного мира. Достижения этой цели необходимо требует введения одного из ключевых для понимания позиции Хабермаса понятий -- понятия идеальной речевой ситуации. Если жизненный мир в целом можно охарактеризовать, как перспективу самопонятности того, что нужно делать, то идеальная речевая ситуация суть всегда в сейчас (взаимодействии) присутствующая возможность выговоренности этой самопонятности. Что мешает реализации этой возможности самопонятности в действительности? Расчленение жизненного мира на символическую и материальную составляющие. Другими словами конфликт между символической и материальной репродукциями. В то же время именно этот конфликт вызывает к жизни организованные языковые процедуры - дискурс. Для дальнейших рассуждений необходимо остановиться на важном различении. Язык, как взаимопонимание выступает в 2-х смыслах:
--
сильный - согласие с исходной позицией собеседника.
В случае со "слабым" взаимопониманием мы имеем дело лишь с ретенциальным (но не протенциальным) стягиванием жизненного мира. Здесь уместно указать на принципиальное отличие коммуникативного действия Хабермаса от стратегического действия. Противостояние коммуникативной рациональности Ю.Хабермаса и целерациональности М.Вебера в значительной степени можно свести к противостоянию классической трансценденталистской модели мира (связанной с философскими системами Р.Декарта и И.Канта) и феноменологических усмотрений Э.Гуссерля и М.Хайдеггера. Другими словами речь идет о противостоянии субъективистского (центрированного на Я) и интерсубъективистского (децентрированного) подходов. В первом случае язык, очевидно, понимается как средство, позволяющее состояться субъект-объектному отношению. Во втором как цель, содержащаяся в самом себе. И именно этот цельный подход только и позволяет говорить о различиях в стягиваниях при сильном и слабом взаимопониманиях.
Процедура коммуникации у Хабермаса проходит в 3 этапа:
--
Акторы заинтересовываются некой проблемой, которая занимает их время. Некоторое время.
--
Происходит взаимное принятие перспектив. Обеспечивается слабое взимопонимание.
--
Происходит взаимная ориентация перспектив. Обеспечивается сильное взаимопонимание. Если тому не помешали деньги или власть.
Далее перейду к прояснению различий между понятиями языка, дискурса и социального взаимодействия в системе Хабермаса. При этом под социальным взаимодействием в данном контексте следует понимать тематически связную совокупность выходящих из языка изменений в материальной репродукции жизненного мира. Эти изменения суть поступки. У Хабермаса граница между вышеозначенными понятиями обозначена достаточно четко. И это обозначение осуществляется благодаря соответствующим различениям. Во-первых, это уже упоминавшееся разграничение между слабым (пониманием) и сильным (согласием) взаимопониманиями. Во-вторых, это различие между первым (рефлексивная достоверность) и двумя другими (нормативная правильность и истинность) ценностными притязаниями, присутствующими в языке. Первый тип притязаний не присутствует непосредственно в дискурсе. В том смысле, что искренность (рефлексивная достоверность) не обязательна для достижения дискурсивного взаимопонимания (для того, что бы стороны договорились, пришли к некому решению проблемы). Два других типа притязаний доказываются, проясняются непосредственно в дискурсе. В отличие от них первый тип притязаний доказывается только в последующем действии, в поступке. "В отношении притязаний на истинность и правильность говорящий может соблюсти свои гарантии дискурсивным образом, то есть посредством приведения оснований, а в отношении притязаний на правдивость - соответствующим поведением. (Увериться в том, что человек думает то же, что и говорит, можно только из последовательности его поступков, а не по приводимым для них основаниям)"[5,92]. Поступок же находится в поле языка только, если мы понимаем язык, как сильное взаимопонимание. То есть, если язык это согласованность действий. Отмечу, что "всеобщие предпосылки коммуникативного опыта связываются Хабермасом с системой трех "мироотношений" (отношений к объективному, социальному и субъективному) и системой соответствующих притязаний на значимость, которые мы выдвигаем своими речевыми актами (на пропозициональную истинность, нормативную правильность и субъективную искренность)"[6,24]. Таким образом, можно проследить следующие соответствия:
--
Языковому притязанию на истинность соответствует пространство культуры (культура для Хабермаса - суть совокупность знаний).
--
Языковому притязанию на нормативную правильность соответствует пространство общества.
--
Языковому притязанию на рефлексивную достоверность соответствует пространство личности.
Дополнив эти соответствия языковых притязаний и пространственных структур процессами их воспроизводства и не-воспроизводства (распада) получаем:
--
Истинность - культура - воспроизводство схем значимого знания - утрата смысла
--
Нормативная правильность - общество -- социальная интеграция, путем интерперсонального нормирования - аномия
Далее, введу оперативное предположение-различение. Необходимо различать язык, как место (пространственный аспект) и язык, как речь (временной аспект). В первом случае мы имеем дело с простертой в прошлом апперцептивной структурой, подобной habitus Бурдье (Здесь может возникнуть возражение, что габитус у Бурдье носит подчеркнуто конструктивный характер. Но эта конструктивность задана. Габитус принципиально историчен. "Habitus, продукт истории, производит индивидуальные и коллективные практики -- опять историю -- в соответствии со схемами, порождаемыми историей. Он обусловливает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в каждом организме в форме схем восприятия, мыслей и действия, гарантирует "правильность" практик и их постоянство во времени более надежно, чем все формальные правила и эксплицитные нормы"[7].
Во-втором случае речь идет наброшенной в будущее из прошлого. При чем это "из" обладает потенцией саморадикализации. Таким образом, снова подчеркну важность различия между притязаниями на истинность и правильность (сферами культуры и общества) с одной стороны и притязаниями на искренность (сферой личности) с другой. В пространственном языке не может быть никаких притязаний на искренность. В том смысле, что подобные притязания будут импотентными. Если ситуация аномии или утраты значимых когнитивных схем неизбежно ведут к дезавуированию языка, как взаимопонимания, то психопатология сама по себе никак не мешает коммуникации.
1.2. Ю. Хабермас и Н. Луман. Пространство, жизненный мир и средства массовой коммуникации.
Функцией СМК у Хабермаса является оформление властных координаций. В качестве координаторов общественной жизни выделяются:
--
Экономика
--
Государственное управление
--
Экспертная власть
Экономика и государственное управление осуществляют колонизацию жизненного мира. Соответствующие процессы обозначены Хабермасом как монетаризация и бюрократизация. Данные формы колонизации находятся в состоянии динамического противостояния. Общество, таким образом, находится в состоянии неравновесия. В этом смысле его можно изобразить в виде весов, на одной чаше которых находятся деньги, а на другой указы и инструкции. Когда перевес на стороне денежных купюр мы имеем дело с капитализмом. Если же перевешивают "распоряжения сверху", то перед нами этатизм. Масс-медиа в этой ситуации должны стремиться к поддержанию равновесия между нашими чашами. Но что позволяет СМК играть эту роль? Согласованность с третьей властью. Властью, выходящей за пределы социальной сферы. Властью экспертного дискурса. Экспертная власть находится в сфере культуры, что позволяет ей осуществлять стороннее (очищенное от заложенных в языке колонизационных влияний) наблюдение над участниками повседневных коммуникативных практик. Забегая чуть вперед отмечу, что у Лумана подобная ситуация невозможна в силу принципиального отсутствия участников действия как таковых.
Итак, СМК, согласуя колонизированные и чистые языковые формы жизненного мира, осуществляют координацию общественной жизни. Вместе с тем достаточно просто включить телевизор, дабы убедиться, что действительная ситуация выглядит несколько иначе. Эта проблема решается Хабермасом при помощи конструирования еще одних весов. На этот раз, находящихся в сфере культуры. Таким образом, наряду с социальной неравновесностью: этатизм - капитализм, существует культурная неравновесность: элитаризм -- популизм. Соответственно речь идет о разделении культуры на элитарную и профанную. И, здесь, на мой взгляд, кроется центральная для всей системы Хабермаса проблема. Отношение между элитаризмом и популизмом описываются Хабермасом как взаимонаправленные процессы:
--
Обучения грамматике жизненных форм
--
Политического протеста, идущего из глубины жизненных практик.
Что касается политического протеста, то его актуальность в постмодерных обществах находится под большим вопросом. Для прояснения этого положения достаточно обратиться к трудам Ж.Бодрийяра. Обучение грамматике в свою очередь наталкивается у Хабермаса на отсутствие легитимирующего обоснования.
В качестве примера проблем, возникающих в ситуации скрытого доминирования профанной культуры у Хабермаса, рассмотрим одну из его последних работ "Будущее человеческой природы", в которой он проблематизирует возможность и необходимость либеральной евгеники. Однако возникает вопрос: возможна ли в рамках системы Хабермаса подобная проблематизация? Очевидно, что возможность генетического программирования существует (иначе не было бы проблемы). Но в таком случае, каким образом мы (точнее - процедура дискурса) можем не допустить эту возможность в социальную реальность? Только сокрытием. То есть исключением ее из культурного поля значимых смысловых схем, посредством цензуры в СМК. Но Хабермас призывает основываться на коммуникативных дискурсивных процедурах (см. соответствующий анализ, исходящий от линии Кант-Пиаже-Кольберг в работе "Моральное сознание и коммуникатвное действие") и, следовательно, отрицает легитимность решений, основанных на непосредственном феноменологическом усмотрении (например, на переживании естественного отвращения и т.п.). Но проблема заключается в том, что подобный дискурс может существовать только на поле языка-пространства. Вне темпорально организующейся речи, исходящей из глубинных миропереживаний. И, тем самым, обречен на проблемы с будущим, возникающими при попытках манипулирования возможностями. Возвращаясь к будущему человеческой природы, замечу, что коммуникативная процедура предполагает (в имплицированном виде) свободу доступа к информации всех членов общества. Соответственно эксперты должны при принятии решений исходить из этой свободы. Соответственно ни о каком сокрытии не может быть и речи. Но если возможность не скрывается, а лишь не допускается в действительность, то участники экспертного дискурса должны учитывать также и позиции будущих генетически измененных личностей. "В любом случае мы не можем принять никакой нормативной оценки, пока не займем позицию, которая учитывает перспективу личности, подвергающейся генетическому вмешательству"[8,65]. Тогда перестает быть понятным и очевидным проводимое Хабермасом различие между:
--
переживанием личностью не случайности (запрограммированности) своего генома.
--
переживанием личностью случайности (не запрограммированности; "Ах, почему вы не сделали мне голубые глаза и пару лишних рук") своего генома.
В системе Н.Лумана, как уже отмечалось выше, отсутствуют участники коммуникативного или любого другого взаимодействия. Луман заявляет о недопустимости любых проявлений антропоморфизма в социальной теории. Язык у него выступает, как посредник, связующее звено между индивидуальной и общественной самореференциями. Сознание и социальный мир выступают, как специфические аутопойетические системы (АС). Их специфика описывается Луманом при помощи категории смысла. Смысл, как вычлененное и усмотренное поле возможностей, представляет собой временной продукт. Основание для лумановского понятия смысла можно попробовать усмотреть в философской системе М. Хайдеггера. В терминологии близкой Хайдеггеру лумановский смысл можно описать, как закрепление наброска возможностей. Для прояснения ситуации (а любое смысловое прояснение, к слову, возможно только на пути вариации) обратимся к соотношению языка и смысла у Хайдеггера. "Место сущности языка--просвет целостной понятности бытия и мира".[9,36] Другими словами, речь находится в истине. Истина у Хайдеггера коренится в свободе, которая есть "экзистентное, высвобождающее допущение бытия сущего".[10] Что охватывается этим допущением? "Допущение бытия сущего как настроение проникает во все переплетения открывающихся в нем отношений и забегает вперед".[10] Теперь попробуем пройти по дороге от свободы, как исходно разомкнутого бытия к языку. О разомкнутости можно говорить в двух аспектах. Во-первых, как о разомкнутости самостно-экстатичной, в которой происходит исцеление (неосуществимое осуществление целостности) моих возможных экзистентных способов действий. Во-вторых, как о разомкнутости экстатично-горизонтной, которая обеспечивает мою встречу с внутримирно сущим, то есть с вещами. Соитие этих двух измерений образует смысл и порождает его членение.Смысл выступает как "формально-экзистенциальный каркас принадлежащей к пониманию разомкнутости"[11,151]. Изначальное членение понятности есть речь. Членение разомкнутого смысла формирует целое значений. В процессе самовыговаривания целое значений обретает слово. Оплодотворенное телесностью слово выходит в озвучение, где слышится в качестве подручного.
Теперь возвращаемся к Луману. Изначально смысл у него выступает, как продукт актуального моментального различия, осуществляемого Наблюдателями. В качестве наблюдателей можно выделять как сознание, так и общество. Впрочем, они же являются и тем, что наблюдается. Итак, мы выяснили, что АС различают из себя смысл (закрепляют набросок возможностей). АС (в аспекте того, что наблюдается) рассматривается Луманом одновременно как среда и как форма. При этом важно отметить, что среда ни в коей мере, ни есть нечто пространственное. Ей можно сопоставить самостно-экстатичную разомкнутость Хайдеггера. В то время как форме экстатично-горизонтную разомкнутость. У Лумана форма - суть присутствующая возможность строгой организации (комплексизации) элементов системы. До сих пор мы говорили об АС в аспекте того, что наблюдается (при этом, разумеется, это "что" необходимо понимать в смысле "как", если исходить из хайдеггеровского категориального-экзистенциального различения). Теперь необходимо перейти к собственно какнаблюдения АС. А именно к тому, что было обозначено как закрепление(в хайдеггеровской терминологии - каркасу, или точнее каркасизации). Для прояснения механизма этого закрепления Луман использует семиотическую прагматику (отталкиваясь от трудов Д.С. Брауна). Итак, смысл, как основная "у.е." АС проходит следующие стадии:
--
Различение. Актуальное изначальное различие, сродни гуссерлевской интенции. Можно сказать, что речь идет лишь о намерении различия. Различение предполагает момент указание на что-то. Это некий позыв к закрепляющему наблюдению. Не в смысле временного предшествования, а в смысле нахождения вне формальной организации (вне горизонтной разомкнутости).
--
Обозначение. Стабилизация различения. Появление формальной организации.
--
Маркирование. Стабилизированное различение помечается как то, с чем можно иметь дело. Как то, что может себя рассматривать, исходя из обозначения.
--
Смена сторон. Наблюдаемое начинает наблюдать. Но уже не само себя, а свое обозначение.
--
Переозначение. Смена сторон приводит к необходимости нового обозначения произошедшего из означиваемого обозначения.
--
Самонаблюдение. Наблюдение следующего (2-го) порядка.
"Мы исходим из того, что каждый наблюдатель должен использовать различение, ибо иначе он не сможет обозначить то, что наблюдает. Обозначения возможны только на основании различения обозначенного, а различения служат тому, что бы дать возможность обозначать одну или другую стороны различения. В отношений этих принципов мы следуем исчислению форм Джорджа Спенсера Брауна и поэтому по возможности говорим о "форме", когда имеем в виду различение, разделяющее две стороны и требующее операций (а значит, и времени) - то ли для того, чтобы повторить обозначения одной из сторон для конденсации тождества, то ли чтобы пересечь границу и, начиная со следующей ближайшей операции, исходить уже из другой стороны. Мы выбираем этот исходный пункт вместо обычной методологии, будь то методология причинности или статистическая, ибо мы намерены исследовать различения, а различения суть не что иное, как различенные обозначения"[12,9].
СМК понимаются Луманом предельно широко и фактически совпадают с языком. То есть именно СМК обеспечивают взаимодействие двух смысловых АС. Для начала рассмотрим взаимодействие СМК и действующего индивида. Классическое различение сознания на alter и ego описывается Луманом как различение производящего знак (alter) и воспринимающего знак (ego). Воспринимающее сознание прагматизирует свою изначальную интенцию. Механизм этой прагматизации можно описать следующим образом:
--
осуществляется селекция (деление в биологическом смысле) схваченной в знаке коммуникации на:
--
Информацию (сообщаемый факт). Различение.
--
Сообщение (+информация о том, кто с кем коммуницирует). Обозначение.
--
Понимание (+различие между информацией и сообщением). Маркирование.
2. понимание превращается в мотив к действию. Мотив здесь, по сути, есть возможность. Само же действие суть наблюдение.
3. Если действие не совершается (мотив не значим), данная коммуникация дезинтегрируется (социальное отношение не состоялось).
4. Если действие совершается, социальное отношение состоялось. Произведенный alter знак начинает сам себя наблюдать. Происходит смена сторон.
5. Новое социальное отношение получает переозначение, которое интегрирует его в систему. Эта интеграция путем переозначения осуществлется СМК. Влияние СМК на индивида можно описать следующим образом: СМК указывают индивидуальному сознанию что возможно, а что нет. Или менее радикально (более дифференцированно во временном смысле) что сложно, а что просто.
Далее, обратим себя на функционально-дифференцированные подсистемы Лумана и роль СМК в их существовании. Замечу, что Луман не ведет речь о функциональной дифференциации индивидов. Общую схему действия, выделяемой наблюдателем социальной подсистемы (подсистемы у Лумана плюралистичны и их количество принципиально бесконечно в силу бесконечной потенции поворачивания взгляда наблюдателя) опишем следующими замечаниями:
--
Потенциальное поле коммуникаций создает веер возможностей эволюции подсистемы.
--
Система выбирает (селектирует) возможности согласно существующим в ней синтаксическим и семантическим правилам.
--
Стабильность системы зависит от максимизации вариабельности ее элементов. В случае с экономикой эта зависимость может быть продемонстрирована феноменами конкуренции, открытости национальной экономики, концепцией сильных слабых связей и т.п.
--
Синтаксические правила представляют собой код доступа к состыковке возможностей. Возвращаясь к примеру экономики, можно говорить о платежеспособности как о подобном коде.
--
Семантические правила представляют собой программу, которая задает область возможного применения кода. В случае с экономикой речь видимо может идти об экономической политике, что предполагает переход на высший уровень самонаблюдения системы.
--
Кроме семантических и синтаксических правил важную роль в функционировании социальных подсистем играют симбиотические механизмы, позволяющие осуществлять симбиоз продуцируемых социальной системой правильных (в смысле нормативных) возможностей с возможностями (в смысле - мотивами), продуцируемых индивидуальными сознаниями. В случае с экономикой подобная роль отводится рекламе, или более широко - маркетингу.
Далее обратимся к проблеме взаимодействия подсистем. Структурная состыковка подсистем происходит согласно Луману на следующих путях:
--
Кодовая состыковка. Самонаблюдающая часть (в смысле высший наблюдающий способ существования) подсистемы селектирует возможности кодовой дифференциации. В качестве примера из сферы экономики можно привести изменение учетной ставки Национальным банком (Центробанком). Очевидно, что данное изменение влияет на коммуникативные возможности различных подсистем. При этом важно подчеркнуть выход НБ (ЦБ) в данной ситуации за пределы собственно экономики.
--
Программная состыковка. Если кодовая состыковка может исходить из внутренних возможностей некой частной подсистемы, то программная необходимо должна обеспечиваться системой в целом. Она должна происходить из самого характера элементов (связей элементов в традиционной терминологии) системы. И соответственно этому только один модус системы может ее обеспечить. Речь идет о СМК (или языке, как таковом). Именно СМК, как система принятых языковых (в определенном смысле культурных) норм продуцирует программные связи, обеспечивая легитимацию тех либо иных подсистем. При этом нельзя забывать, что речь идет о возможностях. То есть СМК смущают, ставят вопрос о будущем социальной системы.
Но проблема для Лумана состоит в том, что в современных обществах СМК не состыковываются с самой сущностью АС - протестом. Тем самым АС рискуют остановиться в своем самотворении, что может привести к пространственно-временному коллапсу. Напомню, что у Хабермаса жизненный мир (в данном контексте он будет выступать, как основа эволюционного существования системы) фактически совпадает с языком. У Лумана ситуация выглядит принципиально отлично. Жизненный мир находится вне сферы СМК (языка). СМК сковывают жизненный мир. И именно протест суть то, что может его освободить. И тем самым обеспечить эволюцию (временность) АС. В прагматико-семиотической методологии протест можно обозначить как таковой, но нельзя маркировать. Протест лишен всякой функциональности. По сути, он есть обозначение чистого различения, не-таковости (в смысле не-языковости, не-связности). Протест суть возможность невозможности. Возможность не-падения времени в пространство (речи в язык). В современном обществе протест, по мнению Лумана, лишен возможности обратиться к программе, к семантике. И потому ему остается лишь возможность обращения к коду. Код, по своей сути бинарен, схематичен. И эта бинарность заложена в языке (коммуникации). И редуцировав комплексность коммуникации протест способен вернуть, высвободить жизненный мир, сведя язык к простым вопросам, которые уже по сути вне языка (а точнее вне языка-пространства, но не вне глубоководной речи, воплощение которой Хайдеггер видит в поэзии).
1.3. Ф.Гваттари. Машины, пространство и язык.
"Большая часть последних системных концепций оставляет категорию аутопойезиса для живых машин, тогда как способ философствования позднего Хайдеггера доверяет techne, в ее оппозиции к современной технике, миссию "раскрытия истины"[13,13], пишет Ф.Гваттари. И тем самым позволяет вписать себя в проведенные чуть выше параллели между Хайдеггером и Луманом. В рассматриваемой здесь статье "Machinic Heterogenesis" Гваттари по сути присоединяется к фундаментальному философскому вопросу Хайдеггера: Что значит мыслить? Или, приближаясь к терминологии Лумана: Что есть смысл, как основная единица аутопойетических систем? Гваттари расширяет традиционное понимание машины (в том числе и определение Ф.Варелы: "машины - это ансамбль взаимодействий компонентов, независимых от собственных составляющих"[13,16]), включая в свою концепцию различного рода функциональные ансамбли. А именно:
--
Материальные и энергетические компоненты
--
Диаграммы и алгоритмы
--
Социальные компоненты, относящиеся к организации труда, эргономике, денежному обращению и распределению экономических благ (проще говоря - сферу экономики)
--
Органы, нервные импульсы и другие компоненты человеческого тела
--
Индивидуальные и коллективные информацию и ментальные репрезентации
--
Субъективность, продуцируемую "машинами желания" (один из центральных концептов Гваттари. Желание противостоит традиционным потребностям в том смысле, что они принципиально неудовлетворимы, ибо не имеют опоры в объективном мире)
Таким образом "машины" Гваттари представляются сложной активной хронотопной структурой. Эта машина по своей сути есть технология. Но технология, воплощенная во времени и пространстве. Кроме того, эта технология вбирает в себя жизненность. "In order to acquire more and more life, machines require more and more abstract human vitality as they make their way along their evolutive phyla"[13,15]. Сопоставляя машинистический аутопойезис (МА) Гваттари и аутопойетические системы (АС) Лумана можно сделать следующие наблюдения:
--
Как МА, так и АС характеризуются неравновесностью. "...machinic autopoiesis is based on disequilibrium"[13,15]
--
И те и другие основываютя на том, что Гваттари называет желанием отмены (в англ. вар.--desire of abolition). В этом смысле Гваттари противопоставляет машинистический аутопойезис структуралистскому анализу, который основывается на желании вечности (desire of eternity), встроенном в структуру. Схожий подход присутствует у Лумана в понятии протеста, освобождающего жизненный мир. Однако если протест Лумана находится в системе и служит ее интересам, то желание отмены Гваттари стремится к устранению социального порядка.
--
МА Гваттари собирает вместе АС Лумана. Но в какого рода месте происходит это собирание? Ситуация осложняется тем, что Гваттари выводит свои машины за пределы различий энергии/пространства/времени. Искомое место можно описать, как atopos, не-место. И в то же время как схваченное простирание, сглаженное пространство. Для прояснения своих положений Гваттари обращается к понятию диаграммы. "Абстрактные машины не имеют физической или телесной природы, они диаграмматичны. Они оперируют материей без субстанции, функцией без формы". [14, 156] Полагаю, речь идет о схваченной взглядом системе отношений (в такой трактовке обнаруживается влияние Лакана на Гваттари, которое следует иметь в виду связи диаграмм с субъективирующим желанием). "Знаки не-знаковых смысловых машин это "знаки-точки"[13,23]. Отчасти они суть семиотический порядок, отчасти они направленно вмешиваются в серии материальных машинных процессов (например, цифровой код кредитной карты, активизирующий банкомат)" Диаграмма у Гваттари суть отражение континуума, включающего беспредельно широкий диапазон возможностей. Для прояснения данных положений Гваттари использует метафору ключа и замка. В смысле технологии открытия. Искомое место описано как наблюдаемое место, которое есть диаграмматическая форма. И здесь, на первый взгляд, можно попробовать провести аналогии со смыслом Лумана. Но дело в том, что система Гваттари не самонаблюдается в том смысле как это происходит у Лумана. Система Лумана онтологична, тогда как Гваттари основывается скорее на топологии (не на что, а на где). Место наблюдения занимает пафос (pathos). Нет различаемого и его закрепления. Есть сгущение желания. Таким образом, если у Хабермаса мы имеем дело с участниками и наблюдателями, у Лумана с наблюдателями и самонаблюдателями, то у Гваттари с детерриторизирующимися (уходящими отсюда) сгущениями желания. То же диаграмматическое сюда, которое может выступать аналогией смыслу Лумана и от которого уходит сгущение желания, представляет собой пересечение машинных универсумов. Мыслить (или действовать) нормально (в пределах заданной территории) означает осуществлять это пересечение машинных универсумов. Наблюдая за динамикой социального развития со стороны нормальной онотологической позиции (позиции 3-го лица, наблюдателя) мы, по мнению Гваттари, увидим связь, узел (Nexus) машинных универсумов, технологий. При этом можно выделять универсумы самой разной величины и значимости: от ковки молотом, путешествия на сверхзвуковом самолете, музыки Бетховена, сидения на стуле или игры в шахматы до психоанализа, секса или письменности.
4. Характеристика основных концептов теории социальных систем Н. Лумана.
Действие понимается Луманом, как приписывание (атрибуцию) происходящему в системе характера внутреннего. И, в этом смысле, противопоставляется опыту, как приписыванию внешнего. Обращаю внимание, что неверно было бы сказать: противопоставляется опыту, как внешнему по отношению к системе. Опыт наряду с действием принадлежит системе. Ибо любая система закрыта, замкнута. Внешнее и внутреннее неотъемлемо принадлежат знаковым системам, как их составляющие. В отличие от опыта (служащего исключительно воспроизводству знакового движения самореференции), действие позволяет состояться движению социальной самореференции. Существуя на пересечении временного и социального измерений, действие сопряжено с механизмом селекции в условиях двойной неопределенности. Основополагающим свойством действия является ожидание коммуникации. Если традиционная теория действия (в первую очередь я имею виду М.Вебера) подразумевала в качестве вопроса: "Для чего я буду это делать?", то для Лумана здесь таковым выступает "Примет или отвергнет партнер коммуникацию?" [3,112]. Для того, что бы состоялась коммуникация (социальное взаимодействие в традиционном смысле) необходимое разделяемое смысловое поле. Это положение очевидно для большинства предшествующих Луману социально-теоретических конструкций. Например, символического интеракционизма или теории Т. Парсонса. Но что лежит в основании конституирования этого поля? Прошлое. Культура. Социализация. Именно такой ответ замечает Луман на временном, социальном и личностном планах соответственно. И этот ответ его не устраивает. Будущее. Контингенция. Риск. Вот те ответы, которые предлагает Луман.
Автопойезис--процесс самовоспроизводства однородных элементов. В частности, "системы действия всегда воспроизводят действия, а не клетки, макромолекулы, идеи и т.д."[3,35] Самовоспроизводство однородного при этом нельзя понимать, как "репликацию того же, но как постоянное обновление потенциально взаимосвязанных событий."[3,189] Автопойезис обеспечивает возможность дифференциации систем. Дифференциацию здесь следует понимать во временном (диахронном), а не пространственном (синхронном) аспекте. Пространственным аналогом дифференциации выступает понятие комплексности, к которому мы обратимся чуть позднее. А сейчас, нападающий наносит удар по воротам противника. Это событие дифференцирует систему футбольного поединка на ряд возможностей. Голкипер может пропустить мяч в ворота, поймать намертво или отбить перед собой. В свою очередь, событие отбивания мяча голкипером вызывает возможности попытки добить мяч в ворота, отчаянно воздеть руки к небу и т.п. Кроме того эмоции расположенных на трибунах наблюдателей по поводу забитого мяча могут перейти в беспорядки, что приведет к прекращению матча. Н. Луман подчеркивает, что автопойезис системы всегда сопряжен с возможностью ее дезинтеграции. "Наиболее впечатляющим следствием теории темпорализации является обнаружение взаимозависимости дезинтеграции и воспроизводства". [3,48] В "Социальных системах" после обсуждения роли дезинтеграции, Луман вводит понятие энтропии. И характеризует его в двух аспектах. С точки зрения наблюдателя, как характеристка его способности (или, точнее, неспособности) заключать от одного элемента к другому. И, исходя из свойственного самой системе уровня равноценности (равновозможности) любых последующих элементов\событий. К сожалению, несмотря на соседство в тексте, взаимоотношение дезинтеграции и энтропии не совсем ясно. Однако выскажу мнение, что согласно Луману рост энтропии уменьшает возможность дезинтеграции системы. Чем выше уровень энтропии в системе, тем более она жизнеспособна. Футбольный матч интересен нам своей непредсказуемостью. Узнав о его договорном характере, мы дружно говорим фу, и уходим со стадиона. В качестве более серьезного примера, демонстрирующего убедительность предлагаемой зависимости, обратимся к взглядам выдающегося австрийского экономиста Ф.А.фон Хайека. Как известно, основным объектом критики для Хайека выступает государственное планирование экономики. В своей работе "Индивидуализм" Хайек говорит о недопустимости "убеждения, что только синтетическая система нравственности, искусственный язык или даже искусственное общество имеют право на существование в век науки, равно как и растущего нежелания подчиняться любым моральным нормам, чья полезность не доказана рационально, или соблюдать обычаи, чьи разумные основания не видны". Все это не более чем проявления "исходной установки, требующей, чтобы любые виды социальной активности выступали как части единого согласованного плана". Как сказано выше, согласно Луману, смысл энтропии с точки зрения наблюдателя заключается в неспособности заключать от одного элемента диахронной автопойетической системы к другому. В этом смысле "единый согласованный план" предусматривает и задает низкий уровень энтропии. Здесь, правда, может возникнуть вопрос, в обоих ли аспектах лумановская энтропия -- одна и та же энтропия? И не конструирует ли точка зрения наблюдаемое? Почему плановая система неэффективна? Так как она задает наблюдаемой системе низкий уровень энтропии? Или, так как она не способна справиться с высоким уровнем энтропии, присущем экономике? Но на самом деле подобное противопоставление незаконно. Любая автопойетическая система неизбежно предполагает самоописание и самонаблюдение. Теория систем "подразумевает, что системы способны дифференцироваться только посредством само-референции"[3,9]. Само-референция же предполагает процессы самоописания и самонаблюдения. В рыночной экономике роль наблюдателя играет система цен. И только она задает необходимый для эффективного функционирования экономики уровень энтропии. В логику возрастания энтропии, как основного фактора экономической эффективности удачно вписывается и известная работа Хайека "Частные деньги". Напомню, Хайек здесь выступает с идей отказа от государственной монополии на право эмитировать платежные средства. Несомненно, подобное событие резко увеличило бы уровень энтропии в экономической системе. Но, по мнению Хайека, это привело бы не к краху, а существенному подъему экономики. В качестве другого интересного примера, можно привести "Маятник Фуко" У. Эко, где "план", "способность заключать от одного элемента к другому" (вспоминаем определение энтропии Лумана) становится символом разрушения, дезинтеграции жизни.
Граница (системы со средой)- основополагающее свойство любой системы, позволяющее ей удерживать себя как таковую. "Поддержание границы суть поддержание системы".[3,17] Понятие границы указывает на изменение характера (условий протекания) процессов (информационных, энергетических или др.) при ее (границы) пересечении. Таким образом, граница выполняет как функцию разделения системы и среды, так и их связи. Граница разделяет элементы, но не отношения. Событие принятия предпринимателем решения о производстве определенного количества пар обуви 50-го и более размера есть элемент экономической системы. Событие взросления большеногих людей не является элементом экономической системы. Изменение в технологии производства обуви также не является элементом экономической системы. Но непринадлежность данных событий/элементов единой системе не отменяет значимость отношений между ними. Массовое желание большеногих получить подходящую обувь само по себе никак не влияет на принятие экономического решения. Данная информация должна на входе в экономическую систему изменить свой характер, превратиться в платежеспособный спрос, фиксируемый (наблюдаемый) ростом цен на соответствующую продукцию. Здесь важно указать на тесную взаимосвязь границы с понятиями различия (системы от среды) и самореференции. Граница основывается на процедуре маркирования (см. выше, п.2) и позволяет состояться процедуре наблюдения.
Причинность - разновидность организации самореференции. Но при этом она же всегда характеризует отношения элементов системы со средой, а не внутри системы. Луман не употребляет понятие причины для описания взаимосвязи элементов системы. Воспроизводство элементов системы основано на селекции возможностей, не на причинности. Общение (коммуникация) нашего предпринимателя с большеногими обусловлено их желанием ходить в приличной обуви. Но указанная причинная взаимосвязь существует, имеет действенный смысл лишь постольку, поскольку она зафиксирована в присущей экономической системе самореференции. Под действенным смыслом я имею в виду соучастие в процессе автопойезиса системы. Собственно процесс селекции (в нашем примере выбор между коммуникациями предприниматель/большеногие и, скажем, предприниматель/любители мороженого) осуществляется исходя из принятых в системе синтаксических правил (см. выше, п.2).
Коммуникация - процесс конституирования социальной реальности, посредством селекции возможностей ее развития. Можно сказать, что коммуникация является базовым элементом социальной реальности. Однако, произнося это, необходимо держать в голове важную особенность исследовательского подхода Лумана. В классической кантианской философии сложное (множественное) онтологически предшествует простому, фундирует его. "Без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта...". [15,41] Но, что есть опыт, как не множественность, сложность. Подлежащие упорядочению, упрощению, унифицированию в процессе рассудочной деятельности. "Кант начинает с предположения, что множественность (в форме чувственных данных) задана, и что единство должно быть конституировано (синтезировано)". [3,28] Теория систем не нуждается в подобном противопоставлении. Ибо она не нуждается и в самом субъекте, осуществляющем синтез. Нет субъекта, нет и возможности говорить о рационально планируемых и совершаемых им действиях, ориентированных на других субъектов. Как это делает М. Вебер. Соответственно нет и возможности говорить о коммуникации, как результате социального взаимодействия, сопровождающегося информационным обменом. Итак, уходя от классической социологии, теория социальных систем Н.Лумана заменяет социальное действие коммуникацией в качестве основы социальной реальности. Коммуникация не выводится из социальных действий. Но это не значит, что коммуникация лишилась почвы под ногами и зависла в воздухе. Луман перебирается на новую землю. Он перестает быть социологом и становится философом. М.Вебер и Т.Парсонс не могут помочь нам разобраться в природе коммуникации и социальной реальности. На помощь приходят Э.Гуссерль и Ж.Деррида. Новая земля - это земля смысла (значения) и его измерений.
Референция - операция, состоящая из указания и различения. Указывается нечто, различаемое от чего-то иного. И, в этом моменте указания содержится отсылка к чему-то, отличному от намеренного (интендированного) в указании. "Понятие "референции" должно быть определяемо в тесной связи с понятием наблюдения"[3,439]. Сотрудничество понятий референции и наблюдения в контексте замкнутости систем позволяет Луману избегать традиционного конфликта презентации и репрезентации при конституировании смысла.
Значение - функция регулирования движения референции (самореференции) в социальных и психических системах. Употребленное мною слово "функция" не должно заслонять того обстоятельства, что значение является образующим элементом указанных систем. Употребляя же слово элемент, не должны забывать о стремлении Лумана покинуть образец описания мира, как "схемы вещей". [3,64] Референция актуализирует (задействует, проявляет в настоящем событии) себя, как некая "точка зрения реальности" [3,60], выхватывающая важное для системы (заинтересовавшее систему) различие. Это различие сопряжено с уходящим в необозримую даль горизонтом жизненного мира, горизонтом возможных опыта и действий. Но системы существуют во времени. И в этом времени необходимо ориентироваться. Необходимо выбирать пути следования. Кроме того, необходимо нечто побуждающее системы сделать "следующий шаг" .[3,60] Эту роль выбора (селекции) возможностей берет на себя значение. Я могу выпить стакан чая или стакан воды. Что мы можем сказать об этом загадочном целерациональном субъекте, принимающем решение о способе утоления жажды? Ничего. Мы можем выявить значимое различие чай/вода. Возникнув в границах определенной психической системы, оно вызовет либо некое действие (включить чайник), либо обращение к новому элементу опыта (чайник работает/чайник сломан). Если бы значения (значимого различия) не существовало, система не сдвинулась бы с места, прекратила быть (быть во времени). Эта мысль, особенно в применении к психической системе, может показаться несколько странной. Но обратимся к такому известному исследователю психических систем, как Л. Выготский. В главе второй "Истории развития высших психических функций" он обращает свое внимание на старинную философскую проблематику "буриданова осла". И задается вопросом, как поведет себя человек в ситуации безразличности стимулов? Эксперименты над животными показали, что "собака отвечает на трудную встречу противоположных раздражителей срывом, патологическим возбуждением или торможением, она впадает в невроз"[16,272]. Мы видим, что психика животного фактически разрушается в данной ситуации. Или, по меньшей мере, деятельность психики прерывается и дезорганизуется. Правда, в случае с человеком, ситуация по мнению Выготского будет несколько иной: "Человек, находящийся в буридановой ситуации, прибегает к помощи искусственно вводимых вспомогательных мотивов или стимулов. Человек на месте буриданова осла бросил бы жребий и тем самым овладел ситуацией" [16,273] Для подтверждения данного предположения Выготский обращается к антропологическим исследованиям Л. Леви-Брюля. " Л. Леви-Брюль описывает множество способов решения той или иной альтернативы с использованием искусственных стимулов, не имеющих никакого отношения к самой ситуации и вводимых примитивным человеком исключительно в качестве средства, помогающего сделать выбор из двух возможных реакций". [16,274] Выготский видит здесь начало сознательного самоконтроля собственных действий. Общий ход логики "Истории развития высших психических функций" Выготского во многом определяется понятием "интериоризации", превращения внешних операций во внутренние. В процессе культурного развития магические действа (разумеется под "способами решения..." имеются в виду именно они) превращаются в рациональный расчет и волевое принятие решений. Но словосочетание "примитивный человек" внушает подозрение. В терминологии Лумана различие между способами принятия решений людей магической и технологической цивилизаций возможно описать без излишнего перфекционизма. Значение всегда содержит момент неопределенности. Выбору всегда сопутствует излишек возможностей, неуверенность. Акт гадания и т.п. позволяет психической системе эффективно темпорализировать себя. Современные исследования показывают, что в ситуации сенсорной депривации деятельность (темпоральность) психической системы нарушается, подобно описанному выше случаю с собакой. Психическая система существует неотъемлемо от значения. Значение всегда описывает (шифрует) взаимодействие со средой. Взаимодействие со средой характеризуется сложностью (комплексностью), которая нуждается в редуцировании. Акт гадания позволяет осуществить данную редукцию с минимальными энергетическими затратами. Поле возможностей всегда необозримо. Любые значения выхватывают некий пучок возможностей. Любой опыт проявляется в психической системе, как значение. Знаки, изображенные на каких-нибудь рунах, проявляются в психической системе, как значение, стимулирующие ее движение, ее самовоспроизводство. Причем, не забываем, что речь идет о воспроизводстве значений, которое может быть как воспроизводством опыта (актуализация заложенного в памяти или замечания чего-то в поле восприятия), так и воспроизводством действий. Мое предпочтение чая воде или наоборот основывается на тех же принципах. В психической системе, которую мы по привычке называем "Я", могут появиться самые различные значения. Например, "чай вкуснее", "воду выпить быстрее", "чай вреден", "вода холодная", "давай чайку!" и т.д. Однако появится лишь одно из них и именно оно предопределит дальнейшее протекание процесса.
Комплексность - чрезмерность потенциально взаимосвязанных элементов, побуждающая к действию механизм селекции. Данное определение подразумевает, во-первых, комплексность "до селекции", как совокупность всех элементов (системы или среды). Во-вторых, комплексность "после селекции", как контингент элементов. В-третьих, как собственно чрезмерность, "мера неопределенности или недостаток информации" [3,27] , не позволяющие системе полностью обозревать себя и свое окружение. Одним из основных вопросов теории систем в этом контексте становится: Как возможна организованная комплексность? Редукция комплексности посредством механизма селекции представляет собой основополагающее свойство системы. Собственно, это свойство и есть система. Вспоминая Канта, когда наша познавательная способность упорядочивает хаос чувственных ощущений, мы имеем дело ни с чем иным, как редукцией комплексности. Психическая система слагает (пойетирует) себя, выбирая (селектируя) отношения со средой в форме опыта. Тот же механизм действует и в отношении элементов внутреннего характера, в отношении значимых (обладающих значением, основанных на значении, укорененных в смысле) действий. Когда этот механизм психической системы прекращает эффективно функционировать, ее границы перестают самонаблюдаться, внутри системы перестает воспроизводиться различие система/среда, и мы имеем дело с психопатологией, безумием. Та же ситуация и в случае с социальными системами. Основой устойчивого развития общества является системная дифференциация. В окружении (среде) экономической системы присутствуют иные социальные субсистемы. И отношения с ними наблюдаются экономикой. Предположим, государство приняло решение о закупке кукурузы для нужд вооруженных сил. В экономической системе поднимется цена на данный продукт, затем произойдет перераспределение ресурсов, увеличится производство кукурузы, цена пойдет вниз и т.д. Мы можем описывать данную ситуацию, как влияние государства на экономику. Но это влияние ни в коей мере не нарушило границы экономической системы. Экономика сама описывала (наблюдала) ситуацию. Она сама выбирала, как реагировать на изменения в окружающей среде. Сама селектировала возможности своего развития. Иное дело, когда Н.С.Хрущев едет в США, восхищается заморским растением, и, по возвращении его персоны на Родину, советская экономика перераспределяет свои ресурсы на выращивание кукурузы. И проблема здесь совсем не в том, что Хрущеву (психической системе) нравится кукуруза. Проблема в том, что он, как глава государства имеет возможность (как элемент социальной субсистемы, коммуникативный узел) навязать свое решение экономическим агентам (экономической субсистеме). Редукция комплексности предполагает, кроме того, контингенцию и риск. Которые являются неотъемлемыми характеристиками системы. Если бы предприниматель Никита Хрущев по прибытии из Америки начал сеять кукурузу, то его мотивы могли остаться элементами психической системы (конечно, если бы он был плохим предпринимателем), но риск был бы экономическим.
Элемент -оформляемое системой функциональное единство (унитарность, от лат.-unit). Элемент это отношения, которые необходимы, для определенного существования системы. Элемент суть то, что система наблюдает в качестве такового. Когда мы говорим, что автопойетические системы Лумана закрыты, замкнуты, то нельзя забывать о функциональной и релятивистской природе их элементов. Речь идет о закрытости открытого. Точнее, о закрытости, пребывающего в-мире, при-вещах в феноменологическом смысле. Одним из последствий подобного понимания элемента является то, что "система более высокого (эмерджентного) порядка может обладать меньшей комплексностью, чем система низшего порядка". [3,22]
Ожидания - форма ориентации, благодаря которой система сканирует контингенцию своего окружения в отношении к самой себе. Совокупность свершившихся и не свершившихся ожиданий психической системы формирует опыт, который структурирует репертуар поведенческих возможностей. Опыт, как "история себя" делает невозможным формирование ожиданий, противоположных актуальным. Что приводит к появлению социально стандартизированных типов, задающих характер ориентации психической системы. По мере увеличения схватываемой контингенции ожидания конденсируются в притязания. "Ожидания организуют эпизоды автопойетического существования и притязания реинтегрируют эти эпизоды в психическую систему". [3,270] Таким образом, мы можем наблюдать существующий социальный порядок внутри психической системы.
Генерализация (символическая) - функция оперативного схватывания множественности в символической среде. В качестве таковой, символическая генерализация является специфическим способом самоорганизации психических и социальных систем. В рамках исследования психических систем понятие генерализации проявлялось классическими психологическими теориями в связи с проблемой несоответствия возможностей сенсомоторной системы необходимости оперативно реагировать на стимулы внешней среды (например, описание 2-ой сигнальной системы в построениях И.П.Павлова). В рамках исследования социальных систем понятие символической генерализации присутствует, например, у Т. Парсонса, как необходимый элемент, сопутствующий включению единичных действий в социальные системы. Теория самореферентных систем предлагает на своей основе своеобразный синтез подобных теоретических разработок. Ключевой функцией символической генерализации становится обеспечение вновь доступности нынешних элементов системы. Схватываемому "может быть обеспечена доступность снова в (более или менее) различных ситуациях, в другие моменты времени. С другими возможными партнерами по социальной коммуникации". [3,93] Символическая генерализация тесно связана с ожиданиями. Генерализации конденсируют референциальную структуру каждого значения в ожидания, которые указывают на подразумеваемое в данной ситуации. С другой стороны, реквизит ожиданий управляет и корректирует генерализации. Таким образом, генерализация ожиданий выполняет двойную функцию. Во-первых, обеспечивает пространственные ограничения. Помогает селектировать тотальность возможностей, и тем самым репродуцировать комплексность системы. Во-вторых, конструирует временные переходы, темпоральные туннели в континуально разворачиваемые системы. Все это происходит в нашем мире благодаря языку, "может быть включено в наполненный значениями мир только благодаря языку" [3,94].
Заключение
Обозначенное выше понимание языка имеет важные последствия для эпистемологии. В последней главе "Социальных систем" с соответствующим названием ("Последствия для эпистемологии") Луман указывает на необходимость для любой выдвигающей универсалистские притязания теории осознавать устроенность себя в объекте исследования. Это требование, видимо хорошо известное специалистам в квантовой механике, еще более значимо для знания гуманитарного. Если в первом случае речь, наверное, идет (трудно рассуждать о совершенно незнакомой сфере знания) об учете искажающего эффекта. То гуманитарное знание, имеющее дело с системами, основанными на значениях (социальные и психические системы), обязано осознавать всю полноту своей устроенности в том, что оно наблюдает. Какого рода исследования мы бы не проводили, мы обречены говорить. Язык же, со скрытым в нем логосе, "вечно живым огнем, мерами затухающем, мерами возгорающемся", содержит в себе все богатство саморазвития. Язык не принадлежит исследователю. Исследователь обитает в нем. Язык--дом бытия. В его значениях обнаруживается вся сложность (комплексность) мира, все богатство возможностей (контингенция) его развития. Ведущие различия выходят из самих систем (как побуждающая необходимость упорядочения комплексности) и возвращаются в них (как символические генерализации). Но эти выходы и входы (re-entry в терминологии Спенсера Брауна) происходят внутри самих систем. Различия "пере-проявляются внутри области своих объектов". [3,488] Видимое противоречие между "выходят из" и "происходят внутри" не более чем кажимость, обусловленная привычно-визуально-пространственными характеристиками нашего восприятия/мышления. В диалектическом (сопряженном, временном и языковом) континууме "любое противоречие или парадокс имеет значение. И это единственный путь, на котором возможна логика". [3,95]
Список литературы:
--
Кун Т. Структура научных революций. М.: ООО "Издательство АСТ", 2002.
--
Блауг М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют. М.: НП "Журнал Вопросы экономики", 2004.
--
Luhmann N. Social Systems. Stanford University Press, Stanford, California, 1995.
--
Маркузе Г. Разум и революция. Гегель и становление социальной теории. С-Пб.: "Владимир Даль", 2000.