Когда к Сократу явился молодой человек, чтобы научиться красноречию, философ, послушав его, заявил, что требует двойную плату, так как обучать придётся двум искусствам: красноречию, но сперва - умению молчать.
Попик то болтлив, как глухонемой, то удручающе молчит. "У всякого своя пружина", - говорит Серафим. Попик то явится с тугим заводом, то с раскрученной пружиной.
Болтунов и в городе много. Придут незвано в гости и мелют ни о чём. Слушаешь, а ничего не слышишь. Думаешь о своём, маскируя скуку и дрёму. Но в городе мы все же защищены спасительными дверями. В лесу дверей нет. Любой может сесть у костра и торчать пока ему не надоест. И неоткуда его выпроводить, нет границ дома твоего.
Говорит попик моросяще-длинно и ни о чём. А это уж верный признак глупости. Умный сокращает сокращения.
Серафим молчун. Если уж скажет, то кратко, отсекая словесную шелуху, словно рассчитывая, что и собеседник много думал об этом и поймёт его с полуслова.
Молчалив был и Иван Иванович, у которого несколько лет назад мы с сыном жили под Вологдой. Я спросил его:
- Ты что ж всё молчишь, Иван Иванович?
- Врать не люблю, - отрезал он.
Помнится, пришло на ум тютчевское "мысль изреченная - есть ложь", талейрановское "язык нам дан, чтобы скрывать свои мысли". Ясное дело: молчи, не действуй - лжи и ошибок не будет.
Но умный Серафим как-то заметил:
- Не соврёшь, так и правды не скажешь...
Это мудрее и шире. Это обо всём искусстве. От малой до большой сказки. От "Красной Шапочки" до "Войны и мира".
Иное произведение правдиво до неправдоподобия. И уже антиискусство. Как эксперимент Станиславского с живой свиньёй на сцене.
На одной из венециановских выставок какой-то новатор вместо скульптур посадил в зале живых людей. Сидят они смирно, на посетителей глядят. Рядом с ними таблички "Каменщик", "Бедный рыбак". Уж правдоподобно - более некуда. А по сути - фокус. Но вовсе не искусство.